В кабинете главного детектива-суперинтенданта Роуза Марк Лэпсли пристально вглядывался в мягкие карие глаза Мартина Гехерти. Лицо Гехерти было спокойным, почти безучастным, когда он смотрел на Лэпсли.

Гехерти вел себя так, словно кабинет Роуза принадлежал ему. Возможно, если учитывать его более высокий статус, так оно и есть. Похоже, Роуз не собирался поддержать своего подчиненного. Лэпсли, не в первый раз за службу, оказался предоставленным самому себе.

— Мы не оставляем вам выбора, главный детектив-инспектор Лэпсли, — с удивительной мягкостью произнес Гехерти. — Вы можете прекратить расследование сейчас, по собственной воле, или же вас заставят. Однако в любом случае мы берем дело в свои руки и намерены отыскать Мэдлин Поул сами.

— А почему вы думаете, что можете заставить меня прекратить расследование? — спросил Лэпсли, хотя уже знал ответ.

— Вы и без того известны своей нестабильностью в связи с состоянием вашей нервной системы. Мы можем сделать так, чтобы вас отстранили по медицинским показаниям. Любая найденная вами улика просто… исчезнет. Куда-нибудь запропастится. Такое постоянно случается.

Лэпсли подошел к окну и выглянул наружу. Далеко внизу черный «лексус» по-прежнему нетерпеливо пускал дым из выхлопной трубы.

— Это ведь вы сделали так, что меня выбрали для этого дела?

— Мы. Наши психологи составили список основных элементов всех преступлений, которые скорее всего могла совершить Мэдлин Поул. Исходя из ее биографии и психического состояния они сочли, что она скорее всего будет убивать пожилых женщин, напоминающих ей злую бабку, возможно, травить их при помощи чего-то естественного происхождения вроде ягод или грибов, учитывая в первую очередь то, как она убила свою бабку. Они также просчитали, что она, видимо, станет каким-то образом калечить их, возможно, отрезать пальцы — нанося им такое же увечье, какое бабка нанесла ее братьям и сестрам. Была большая вероятность того, что она будет менять имена — убегать все дальше и дальше от того ребенка, который видел все эти ужасные вещи, а также от осознания того, что она сама каким-то жутким образом повторяет преступления своей бабки. Исходя из этой картинки мы ввели ваше имя в полицейский компьютер, чтобы выяснить, не встречалось ли в вашей практике преступление, которое имело хотя бы один из перечисленных признаков. Мы хотели, чтобы вас поставили во главе расследования.

— Почему? Чтобы иметь возможность отнять его у меня в последний момент?

— Нет. Потому что у вас был наибольший шанс найти ее для нас. Вы ведь встречались с Мэдлин Поул. Беседовали с ней.

— Ваши психологи тоже.

Гехерти пожал плечами:

— Но они не могли принять участие в расследовании, не раскрывая карты. Вы были единственным, который мог искать Мэдлин Поул, не зная, что мы тоже ищем ее.

— И несмотря на это, вы постоянно пытались остановить меня… забирая людей, осложняя работу. Или вы хотели, чтобы я ее нашел, или не хотели.

— Мы хотели, чтобы вы ее нашли, но только вы. Нам не нужно было, чтобы все правоохранительные органы оказались там, где она прячется. Вам пришлось идти по узкой тропке — иметь ровно столько сил и средств, чтобы найти ее, но не подойти к ней раньше нас.

— Это безумие, — спокойно проговорил Лэпсли.

— Добро пожаловать в мой мир.

Лэпсли отвернулся от окна и посмотрел на Гехерти:

— Скользкий путь, не так ли? Вы начинаете с того, что тайно готовите убийц к возвращению в ничего не подозревающее общество, затем вам приходится прикрывать их преступления, когда они возвращаются на круги своя, а потом… Что же потом? Вы уже сфабриковали их смерть и создали им новые личности, так что вы уже не можете снова арестовать и отдать их под суд. Это раскроет вашу игру. Вам приходится убивать и их тоже, ради того, чтобы информация о программе реабилитации заключенных не выплыла наружу? Это так? Это справедливо?

Гехерти дернул плечом.

— К счастью, так далеко еще не заходило. Есть места, куда мы их помещаем, если они возвращаются к прошлому. Правительство США с удовольствием разрешает нам добавить одну или две строки к регистрационным спискам одной из находящихся у них на содержании полуофициальных тюрем. К примеру, пока мы смотрим сквозь пальцы на посадку в наших аэропортах для дозаправки их самолетов с чрезвычайным грузом. Это… удобно.

— И порочно.

— Нет, — терпеливо проговорил он. — Порочно то, что они делают. А то, что мы делаем, — это прагматично. Если бы стало известно, что мы намеренно освобождаем убийц под новыми именами, сфальсифицировав их смерть, то это привело бы к отставке правительства. Нынешний министр и бывшие госсекретари за последние двадцать лет были бы вызваны для ответа в Центральный лондонский суд. Вы не представляете последствия — и политические, и общественные. Такое нельзя допустить.

— «Пусть восторжествует правосудие, хотя бы небеса пали на землю», — тихо процитировал Лэпсли.

Гехерти поджал губы: первый знак сильного волнения, который Лэпсли увидел на его лице.

— Я изучал классическую литературу в Оксфорде, главный детектив-инспектор Лэпсли. Я тоже могу подобрать цитату к любой ситуации или мнению. И вы тратите время, которое я мог бы направить на поиски Мэдлин Поул.

— А как же те тринадцать женщин, которых она уже убила? И как быть с женщиной, за которой она, возможно, сейчас охотится? Разве они ничего не заслуживают?

Гехерти двинул головой, словно отгоняя муху.

— Они мертвы, и у них нет родных или близких. Не осталось заинтересованных лиц, и Мэдлин Поул за совершенное будет наказана нами. Что еще?

— Уже то, что вы задаете этот вопрос, доказывает, что у вас нет полномочий на него отвечать, — усмехнулся Лэпсли.

Гехерти опустил руку в карман пиджака и вытащил лист бумаги, сложенный дважды в длинный прямоугольник.

— Это адресованное вам письмо главного детектива-суперинтенданта Роуза. В нем вы отстраняетесь от ведения этого дела.

— Оно не имеет силы, пока я его не прочел, — ответил Лэпсли, повернулся и вышел из офиса.

— Не глупите, — бросил Гехерти. — Если мне придется выйти за вами, там найдется дюжина свидетелей, готовых подтвердить, что я вручил вам письмо.

— Первый шаг всегда самый трудный, — ответил Лэпсли и захлопнул за собой дверь кабинета. Повернувшись, он быстро запер дверь ключом, который ранее одолжил у помощницы Роуза.

Ручка двери дернулась — Гехерти попытался открыть ее, потом дернулась еще раз, но уже сильнее. Лэпсли слышал, как застонал замок, когда Гехерти навалился на дверь всем телом. Он не ругался, не кричал, а лишь молча старался сломать замок.

Помощница начальника полиции Роуза, открыв рот, наблюдала за происходящим из-за своего стола.

— Я не знаю, как он проник в здание, — изобразил искренность Лэпсли, — но нужно, чтобы он оставался там, пока не приедут санитары из психиатрической больницы. — Он потянулся, поднял трубку ее телефона и нажал на кнопку, которая, как он знал, должна соединить его с кабинетом Роуза. За запертой дверью, которая яростно сотрясалась, зазвонил телефон. — Пусть звонит, пока он не ответит, — продолжал Лэпсли, — а потом просто положите трубку на стол. Я хочу, чтобы эта линия была заблокирована. — Заметив недоумение в глазах помощницы, добавил: — Он известен своей привычкой делать непристойные звонки с телефонов важных персон. Постарайтесь не слушать… это лишь расстроит вас. Я иду за помощью.

Он быстро вышел, унося с собой ключ.

Когда он оказался в фойе, из лифта вышла Эмма Брэдбери.

— Босс, я как раз вас ищу.

— Что случилось?

— Запрашиваемые вами списки одиноких пожилых женщин в прибрежных районах Эссекса приходят из всех гостиниц, контор по недвижимости и прочих мест, куда направлялись запросы. Они приходят по факсу, по электронной почте, их диктуют по телефону. Я попросила одного из констеблей сверять их с именами убитых женщин. Одно совпало сразу — Дэйзи Уилсон. Она, как оказалось, сняла квартиру в Лейстон-бай-Нейз пару месяцев назад, несмотря на то что лежит на полке в морге доктора Катералл.

Лэпсли кивнул:

— Это место, где она выросла. Там все и началось. Что заставило ее вернуться?

У Эммы был такой вид, словно он только что вынул из шляпы кролика.

— Откуда вы знаете, что она там выросла?

— Нет времени объяснять. Я сейчас же туда еду. Сбросьте мне адрес, подчистите здесь все и приезжайте ко мне в Лейстон-бай-Нейз. И никому не говорите, куда я уехал и зачем.

Когда Эмма Брэдбери ушла, Лэпсли поспешил прямо к своей машине. Он рассчитывал, что у него не более пяти минут на то, чтобы покинуть парковку, прежде чем Гехерти сумеет выбраться из кабинета Роуза или же сам Роуз вернется и прикажет выломать дверь. Дойдя до машины, он выбросил ключ от кабинета Роуза, запустил двигатель и выехал с парковки.

Следующие пятнадцать минут его мобильник звонил восемь или девять раз, но он не обращал на него внимания. В конце концов, когда он находился на автостраде А12 и ехал на восток, телефон звякнул, сообщая о принятой эсэмэске, и Лэпсли почувствовал вкус горького шоколада. Это должна быть Эмма Брэдбери с адресом Дэйзи Уилсон. Или же главный детектив-суперинтендант Роуз с приказом о его отстранении. Как бы там ни было, он продолжал ехать дальше. Проверить сообщение можно позже, когда он будет ближе к цели. Пока он считает себя на службе, ему нужно найти Мэдлин Поул.

Во время езды он постоянно смотрел в зеркало заднего вида, почти ожидая увидеть черный «лексус», но погони не было. Его мысли метались от Мартина Гехерти, который, есть надежда, все еще заперт в кабинете Роуза, и Мэдлин Поул, беседа с которой состоялась у него много лет назад.

Лэпсли едва мог вспомнить ее. Он тогда работал в магистратуре над дипломом по криминальной психологии, получив отпуск в полиции, в котором доказывал, что существуют определенные ключевые черты преступной личности, которые можно выявить простыми вопросами. Он беседовал со многими преступниками, пытаясь определить, кто они такие. Ему помогала его синестезия, хотя он не признался в этом. Имелись определенные основные вкусовые ощущения, которые появлялись у него, когда он слышал голоса преступников, вроде базовых тонов в духах.

Мэдлин Поул была маленькой и вежливой, как он помнил, но ей не нравилось говорить о том, что произошло в тот день во время детского чая. Ее психическое состояние определили как пограничное с тридцатью двумя баллами по исправленной шкале Хэйра. Он помнит, как она предложила ему чай, хотя в допросной комнате на столе ничего не было. Когда он сказал «да», просто чтобы посмотреть, что будет, она налила ему в невидимую чашку из невидимого чайника, затем добавила туда невидимого молока и невидимого сахара. Он неотрывно наблюдал за ней, ожидая, что она поймет, что делает, однако Мэдлин продолжала спектакль и даже спросила, почему он не пьет.

Когда Лэпсли прочел в газете, что она умерла от сердечного приступа, то почувствовал одновременно облегчение и печаль. Облегчение оттого, что во время беседы с ней понял: она никогда не сможет жить в обществе нормальной жизнью. Печаль — потому что она была дружелюбна и коммуникабельна. И потому что предложила ему чай.

— Все мертвы, кто должен быть жив, — прошептал он, — а те, кто жив, должны быть мертвы.

Колчестер появился впереди и проплыл мимо, а машина продолжала свой путь. Лэпсли миновал указатели на Клэктон и Фринтон. Машина мчалась с минимальным отклонением от прямой линии. Местность была плоской и словно раскрашенной разноцветными полосами: коричневыми полосами вспаханной земли, зелеными — полей, оставленных под пар, и ярко-желтыми — цветущего рапса. Небо ближе к горизонту было темно-синим, в нем отражался невидимый океан. Он проезжал мимо тракторов, обгоняя их на ровных участках дороги, когда впереди не было машин. Промелькнули указатели на Уолтон-на-Нейз с рекламой спортивного центра, причала и пляжа. Впереди остался один лишь Лейстон: конец суши, конец пути.

Лэпсли остановил машину в «кармане» на шоссе и проверил мобильник. Звонки проигнорировал, сообщение от Эммы посмотрел. Это был адрес в Лейстон-бай-Нейз и предупреждение:

Вселенная здесь рушится — не отвечайте на звонки.

Автомобиль миновал вокзал и двинулся вниз по холму в сторону центра города. Внезапно справа от него не стало ничего, кроме низкой каменной стены и сурового моря, однако потом снова стали появляться дома, и Лэпсли въехал в город мимо чайной, бинго-холла и ресторана морской кухни. Он ехал по Хай-стрит, где мясные и хлебные лавки, а также газетные киоски чередовались с салонами тату и магазинчиками, торгующими надувными кругами, пляжными мячами и сахарной ватой. Он тормозил на светофорах и слышал, как под колесами хрустит песок.

Хай-стрит растворилась в россыпи лавок, где продавали рыбу с жареным картофелем, и пабов, и Лэпсли оказался в другом конце Лейстон-бай-Нейз: он проезжал мимо длинной площади и указателей на причал для яхт. Дорога теперь шла на одном уровне с набережной и параллельно ей к приближающейся громаде Нейза — неправильной формы скалы, возвышающейся над городом. Этот отстоящий от центра район был в основном жилым, застроенным отдельными, побитыми непогодой домами, которые располагались в стороне от дороги среди садов, засаженных неприхотливыми, похожими на кактусы растениями, способными выдержать соль и штормовые ветры. В этих домах обитали, наслаждаясь своей полуизоляцией, пенсионеры и побитые невзгодами люди.

Навигатор вывел Лэпсли на лежащую в тени Нейза дорогу, которая делала почти полный поворот и вела практически назад в сторону города. С моря дул прохладный бриз, смягчающий полуденное тепло.

Дом стоял на углу: побеленное двухэтажное строение с толстыми стеклами в окнах и затянутыми плющом стенами. Он прошел к нему пешком, понимая, что с ним должна быть по крайней мере Эмма Брэдбери, а лучше — группа быстрого реагирования, но осознавая, что выбора у него больше нет. Он предоставлен сам себе и пытается разрулить ситуацию, несмотря на обстоятельства.

Насколько он мог судить по двум передним дверям, дом поделен на квартиры: одна наверху, одна внизу. Звонок верхней квартиры был подписан незнакомым ему именем. Значит, для Мэдлин Поул, спрятавшейся под именем Дэйзи Уилсон, остается нижняя.

Он позвонил и стал ждать.

Поскольку ответа не последовало, он вытащил из кармана небольшой предмет, вариант швейцарского армейского ножа под названием «лизерманн», который много лет назад порекомендовал ему Дом Макгинли, осмотрелся, не наблюдает ли кто за ним с улицы, и при помощи специального приспособления на ноже вскрыл дверь в нижнюю квартиру. Он решил, что, учитывая крах карьеры, это не проступок. И если дело о взломе откроется, он всегда сможет заявить, будто думал, что совершалось преступление… Так вполне и могло быть. Где-то.

Быстро осмотрев квартиру — вдруг Мэдлин Поул спит в комнате или в саду, — Лэпсли торопливо все обыскал, при этом старался не потревожить обстановку. Хоть ему и удалось найти несколько почтовых отправлений на адрес Дэйзи Уилсон, но ничего, указывающего на Мэдлин Поул, как и на ее прежних жертв, он не обнаружил. Если Мэдлин — или Дэйзи, кем она была сейчас, — хранила что-то на память или даже какие-то мелочи, необходимые для того, чтобы создавать видимость для всего остального мира, что двенадцать прежних жертв живы, то она, должно быть, держала это где-то еще, но не в квартире.

Но он нашел стопку брошюр, рекламирующих некий Центр искусств и ремесел в пригороде Лейстона, который содержала некая Юнис Коулмэн. По каким-то причинам Дэйзи Уилсон интересовалась им, и это давало ему еще одну ниточку, чтобы попытаться установить место ее пребывания. Вероятно, Юнис Коулмэн — следующая жертва. А может, теперь убийца уже и зовется Юнис Коулмэн.

Центр искусств и ремесел находился, похоже, минутах в двадцати, как подсказывал спутниковый навигатор в его машине. Лэпсли погнал по дороге, ведущей назад к центру города.

Он обнаружил его рядом с грунтовой дорогой. Два здания: унылое, похожее на сарай, сооружение, видимо, сам центр, и массивный сельский дом из красного кирпича, сложенный сто или больше лет назад.

Лэпсли выключил зажигание и вышел из машины. Маховик двигателя покрутился несколько секунд, нарушая деревенскую тишину, а затем смолк. Слышно было лишь потрескивание остывающей машины и пение птиц.

Юнис Коулмэн заслуживала узнать об опасности. Кроме того, ей могло быть известно, где находится Мэдлин Поул, которая, разумеется, сейчас называет себя Дэйзи Уилсон. Дэйзи даже может быть здесь, а Лэпсли не в состоянии помыслить об обстоятельствах, при которых ему одному не удалось бы ее арестовать. В конце концов, она всего лишь пожилая женщина.

Он пошел к сараю. Середина дня, и, судя по расписанию на двери, центр должен быть открыт. Но он оказался заперт. Лэпсли постучал в дверь, на всякий случай, и приник к грязному стеклу. Но там никого не было. Тогда он пошел к дому. Позвонил и стал ждать. Когда он уже собирался второй раз нажать на звонок, дверь открылась. Какая-то женщина вопросительно смотрела на него. На ней был бархатный жилет, надетый поверх блузы с оборками, и бордовая юбка с кружевом по подолу.

— Миссис Коулмэн? Миссис Юнис Коулмэн?

Она кивнула:

— И никто другой. Чем могу служить?

Он ожидал вкуса личи, но ничего, кроме самого легкого привкуса, не ощутил, видимо, это был плод его воображения. Это та женщина, которая наливала ему невидимый чай в комнате для допросов в Бродмуре? Она постарела, и у нее другие волосы. Это могла быть она, но это могла быть и Юнис Коулмэн. Он не мог с уверенностью сказать.

— Главный детектив-инспектор Марк Лэпсли, — представился он. — Мне нужно с вами поговорить. Я ищу женщину по имени Дэйзи Уилсон.

Она улыбнулась:

— В данный момент Дэйзи здесь нет. Думаю, вам лучше войти. Я сварила кофе… хотите?

Лэпсли шагнул внутрь. И его сразу окружили тени. В передней ощущался тошнотворный запах, но невозможно понять, откуда он. Может, Юнис лежит наверху, умирая? Или это Юнис идет перед ним? Он никак не мог сообразить.

Она провела его в загроможденную вещами комнату, где диваны и кресла боролись за пространство с низкими столиками и растениями в горшках.

— Устраивайтесь, — сказала она. — Я на минутку. Кстати, простите, если я кажусь вам немного не в своей тарелке… Сегодня днем я видела странный сон.

Она скрылась там, где, как он предположил, находилась кухня. Лэпсли прислушался: нет ли в доме движения, но ничего не услышал. Он все же не был полностью уверен и не мог позволить себе настолько ошибаться.

Женщина, которая назвала себя Юнис Коулмэн, вернулась в комнату с кофейником и двумя чашками на подносе. Она, казалось, удивилась, увидев, что он все еще стоит.

— Вы меня нервируете, — сказала она, ставя поднос на расположенный сбоку столик и указывая на диван.

Лэпсли сел и, пока она разливала кофе, осмотрел комнату. На стенах висели картины самых разных жанров — несколько пейзажей, несколько портретов, несколько образчиков абстракционизма, а все кресла были покрыты вышитыми покрывалами.

— Молока?

По-прежнему сводящая с ума неуверенность. Есть в ее голосе вкус личи, или ему слишком хочется, чтобы он был?

— Пожалуйста.

— Накладывайте себе сахар. — Она поставила чашку на другой столик, поближе к нему, затем со своей чашкой в руке села в кресло. — Так чем могу вам помочь, главный детектив-инспектор Лэпсли?

— Относительно Дэйзи Уилсон… — напомнил он, глядя на чашку в ее руках. Она не дрогнула.

— Она такая милая, но совершенно ненормальная, — улыбнулась женщина. — Да, она помогает мне с Центром искусств и ремесел. Думаю, она ушла в аптеку. А зачем она вам?

— Мне нужно задать ей несколько вопросов. — Он поднес чашку к губам, но помедлил, глядя на нее.

— Какие вопросы?

— Вопросы о женщинах, с которыми она может быть знакома.

— Может, я могу помочь? Дэйзи не много говорит о своих подругах, но, возможно, она упоминала их имена.

— Она когда-нибудь упоминала Венди Малтраверс?

— Нет.

— Вайолет Чэмберс?

— Не думаю. Кстати, ваш кофе не остынет?

— Элайс Коннелл, Рона Макинтайр, Дейдр Финчэм, Ким Стотард?..

— Уверена, что я бы запомнила. Это очень запоминающиеся имена.

Он поднес чашку к губам. Кожу лица защекотал пар. В нем было что-то пряное. Показалось, что губам горячо, они распухли.

Юнис Коулмэн не спускала с него глаз. Она тоже еще не сделала ни одного глотка из своей чашки.

— А как насчет Мэдлин Поул? — осторожно спросил он и заметил, что рука ее дрогнула и немного кофе пролилось ей на колени.