Граф, поганец, опять остановил время, как тогда, в полицейском участке, только теперь уже для меня, а не для других.

Я похолодела и с деланой небрежностью спросила:

— Рио вас раздражала, да?

Он наклонил голову:

— Предпочитаю проводить время в вашем обществе, дорогая. — И снова предложил мне руку. — Идемте.

— Мне кажется, это не такая уж хорошая мысль... извините, просто бронза меня, честно говоря, не очень интересует, понимаете? А ведь вы меня пригласили именно ради этого...

— Разумеется, — ответил он, не замявшись ни на секунду. — Но сначала, Женевьева, я должен сделать вам комплимент. — Он взял меня за обе руки. — Вы прелестны. Такая красота, как ваша, услаждает взор и бодрит сердце. — Он улыбнулся ехидно и лукаво. — Хотя в моем случае, пожалуй, ваша красота бодрит... другие мои части.

От неожиданности я рассмеялась. А я-то думала, Граф не склонен к скользким шуточкам.

— Что ж, по крайней мере, вы говорите честно.

— Как ни банально это звучит... — Он склонился над моей рукой, потом перевернул ее и поцеловал в ладонь. — Мне всегда казалось, что честность — лучшая политика.

Когда он поднял голову, рядом полыхнула фотовспышка.

— Но простите меня, я опережаю события. Думается, прежде чем переходить к таким интимным материям, мы должны познакомиться поближе.

Многообещающе. Впрочем, речь всего лишь о том, чтобы договориться о терминологии, не так ли?

— Да-да. — Я слегка улыбнулась, вздрогнув от следующей вспышки, — это японская туристка вскинула миниатюрную камеру.

Граф просунул мою руку под свой согнутый локоть.

— К сожалению, в наши дни не все разделяют подобное мнение. Мир несется вперед все быстрее и быстрее, и люди то ли не могут, то ли не хотят размышлять об отдаленных последствиях своих поступков, стремясь лишь к удовлетворению сиюминутных желаний.

— По-моему, в данный момент эти желания удовлетворяет целая толпа ваших подданных-вампиров.

— Чтобы по-настоящему понять, что готовит нам грядущее и что следует делать ради его безопасности, нужны время и опыт. — Граф сокрушенно вздохнул и отечески похлопал меня по руке. — Молодежь не способна осознать, что наша планета измучена хищнической эксплуатацией ее щедрых даров.

— Угу, — выдавила я.

Великолепно, то, что доктор прописал: экологически озабоченный вампир читает мне лекцию о несовершенствах современного мира.

Снова сверкнула вспышка, и рука Графа напряглась, а по лицу пробежала тень раздражения. Тогда рядом с туристкой возник вампир в местной униформе — темно-синие брюки и рубашка того же оттенка в серебряную полоску, — взял ее за локоть и вынул фотоаппарат из безвольных пальцев.

— Мои извинения, Женевьева, — прошептал Граф. — Служащие проследят, чтобы снимок был уничтожен. Иногда нашим гостям не удается уяснить себе некоторые правила, принятые в «Голубом сердце».

— Если вам не нравится, когда вас фотографируют, к чему вся эта реклама? — Я показала на плакаты с вампирами из календаря, которыми были увешаны стены фойе.

— Вы совершенно правы. В этом действительно видно противоречие. — Граф повел меня вглубь фойе. — Однако таковы коммерческие требования сегодняшнего дня и нынешнего века, а мы, как и любой биологический вид, непременно должны приспосабливаться к изменчивой среде, если хотим сохраниться.

Мы шли, и толпа расступалась перед нами, словно ей дали знак нас пропустить. Наверное, Граф расчищал нам путь при помощи каких-то легких вампирских чар.

— Некоторые из нас потратили долгие века на то, чтобы создать себе новый образ сообразно положению дел, — продолжал Граф. — С изобретением фотокамеры и появлением фоторепортажей нам стало все труднее избегать тех людей, которые поставили себе цель нас уничтожить. Именно поэтому у нас появилось обыкновение уклоняться от фотосъемки, и изменить эту привычку нелегко, как и любую другую.

Видимо, солировать в разговоре тоже вошло у него в привычку... правда, я все равно была не расположена болтать.

Зато была расположена выяснить, зачем я ему понадобилась.

Мы остановились у вертящихся дверей, которые вели во внутреннюю часть старого кинотеатра. По одну сторону на высоком хромированном табурете восседал сторожевой гоблин в синем комбинезоне, украшенном пятью одинаковыми значками — голубыми стеклянными сердечками, — наверное, это были какие-то знаки благодарности от начальства. Гоблин качнул залакированным голубым ирокезом в сторону Графа, поприветствовал меня, а потом с глухим стрекотом поднял ладонь.

— Вам придется показать ему приглашение, дорогая. — Граф говорил очень тихо. — И позволить ему до вас дотронуться. — Он выпустил мою руку, так что сам он теперь до меня не дотрагивался. — В нашей лицензии прописано условие, что все гости входят в клуб добровольно.

Я ответила на приветствие гоблина и протянула ему серебряное приглашение.

Гоблин поглядел на прямоугольник, а потом быстро пожал мне пальцы. Он постучал ногой по ножке табурета, и на кроссовках у него зажглись голубые огоньки.

— О'кей, мисс, желаю повеселиться.

Он протянул руку и нажал кнопку вызова частного лифта. Раздался звон, двери лифта раздвинулись, и Граф подтолкнул меня в спину.

Лифт был маленький, такой маленький, что между двумя телами почти не оставалось промежутка. Я помедлила. Не то чтобы я страдаю клаустрофобией, но ведь мы, как-никак, ввели в уравнение вампира, и соотношение сил мне не понравилось.

Граф сильнее нажал мне на спину:

— Мне бы хотелось показать вам наш бар для почетных гостей, дорогая. — Граф улыбнулся. — Лифт позволяет нашим избранным клиентам избежать толпы. Так легче скрыться от посторонних глаз.

Зар-раза! Я же сделала ставку на то, что Кэти правильно поняла, зачем меня пригласили, что дело именно в убитой девушке, а не во мне лично. Я стиснула зубы и шагнула в металлический ящик. Пол под ногами подался, и сердце у меня ёкнуло вместе с ним. Я отодвинулась в сторону и прижалась спиной к стенке.

Граф встал ко мне лицом, и, когда дверь закрылась, отгородив нас от шума фойе, глаза его остались бесстрастными. Внутри лифт был отделан темным металлом, покрытым узором из мелких трещинок, словно старое потускневшее зеркало. Множество отражений глядело на нас в жутковатом молчании. Потом я поняла, что странного в этом молчании: Граф не дышал, сердце у него не билось. Как будто его и вовсе не было. А у меня сердце заколотилось быстрее. Он что, проголодался? Я глянула в распахнутый ворот его рубашки, но увидела там только бледную кожу и дымку светлых волос, которые все равно были темнее кожи.

Словно уловив мои мысли, Граф улыбнулся с прежней веселостью, впервые показав мне клык:

— Дорогая Женевьева, наконец-то мы одни.

Он достал ключик, вставил его в скважину в стенке лифта и повернул. Лифт остановился, электричество погасло, остался лишь неяркий свет аварийной лампочки.

— Ну вот, теперь нам никто не помешает.

Я стиснула в пальцах серебряное приглашение и похлопала им по подбородку, сосредоточившись на легком жжении.

— У вас есть на то особые причины? — Сердце у меня скакало перепуганным кроликом, но голос остался спокойным, и на том спасибо. — Или это глупый вопрос?

— Прошу вас, не тревожьтесь. Все это, — он успокаивающе поднял руки ладонями вверх, — лишь для того, чтобы наша беседа осталась между нами.

Прищурясь, я повертела в голове его слова и усилием воли заставила сердце утихомириться, или по крайней мере честно постаралась. Проклятый джи-зав.

— Вы не хотите, чтобы кто-нибудь узнал, что вы интересуетесь погибшей девушкой, да?

Глаза его вспыхнули одобрением.

— Вот именно, хотя интересует меня не девушка как таковая, а то, как она погибла.

«В очередь, в очередь!» — едва не выпалила я.

— Как я уже упоминал, я делаю ставку на честность. — Граф посмотрел на меня в упор. — Смерть девушки наступила из-за колдовства, из-за каких-то чар. Этот инцидент — беззастенчивая попытка очернить нас в глазах общественности.

— Судя по толпам желающих попасть в ваше заведение, попытка не удалась.

— Одну смерть могут счесть трагической случайностью, как у нас говорят — «внутренним делом». — Он развел руками. — Но у меня есть все основания полагать, что будут и другие.

— А при чем здесь я?

— Чуть позже у вас назначена встреча с мистером Хинкли в полицейском участке. Если все сложится благополучно, вам разрешат взглянуть на тело. Мне бы хотелось, чтобы вы выявили, какое использовалось заклятие, и по возможности сняли его. И я буду признателен, если вы сообщите мне о результатах. — Он поправил манжеты. — А пока мне бы также хотелось, чтобы вы проделали некоторые разыскания в клубе, опираясь на свой опыт в области магии, и выяснили, нет ли еще чего-нибудь, что пролило бы свет на эти события.

Я не стала говорить ему, что я не сыщик. Все равно никто мне не верит.

— Это вы меня так нанимаете?

Граф кивнул:

— Я бы предпочел, разумеется, официально обратиться к вам через «Античар», но, если учесть некоторое недоверие, возникшее между вампирами и ведьмами, это был бы не самый целесообразный путь. Разумеется, я поделился своими опасениями с инспектором Крейн. — Он смахнул с рукава пылинку. — Однако, к сожалению, наша славная мисс Крейн молода и неопытна и, вероятно, более заинтересована в том, чтобы избежать потенциально болезненного стечения обстоятельств, нежели в том, чтобы обнаружить истину.

Кто бы говорил насчет болезненности!

— А кто этот прибабахнутый французик, которого вы притащили с собой вчера?

— Виноват, ошибся в расчетах. — Он снова поправил манжеты, затем повернул сердцевидную запонку нужной стороной кверху. — Вестман — прекрасный адвокат, однако, поскольку они с Луи влюблены друг в друга, он, к несчастью, не всегда может сосредоточиться на деле. Что касается нашего заморского друга, я не меньше других удивлен его интересом к инспектору Крейн. — Он сокрушенно улыбнулся. — От души надеюсь, что это не настроит вас против меня.

Я переступила с ноги на ногу — мышцы уже начали ныть. Шестидюймовые шпильки не предназначены для того, чтобы на них подолгу стояли.

— Вы ведь знаете, что полиция не нашла в теле девушки никаких следов магии?

— Инспектор Крейн была так любезна, что сообщила мне об этом. И ведь она не просто полицейский офицер, но и ведьма.

Да-да, к вопросу о доверии и недоверии.

— Даже если я обнаружу чары, — сказала я, — мне вряд ли удастся разобраться, кто их наложил; объясните, пожалуйста, что вы намерены предпринять, чтобы подобное не повторилось?

— Дорогая, главное — найти чары. А последствиями мы займемся потом.

Я пристально посмотрела на него и прищурилась:

— Вы знали Мелиссу?

— Она здесь работала. — Вид у него снова стал бесстрастный. — Я не сомневаюсь, что нам с ней случалось беседовать.

— Вы знали, что она фея?

— Как я уже сказал, нам с ней случалось беседовать, но знакомы мы не были.

— Вы ее убили?

— Насколько мне известно, нет.

Я оторопела:

— Или убили, или нет!

— К несчастью, всегда остается вероятность, что мое случайное слово или невольный жест в неудачное время могли поспособствовать ее гибели. — Он еле заметно пожал плечами. — Я всегда считал, что правду говорить легко и приятно.

Мне стало интересно, насколько он честен на самом деле, — нет, конечно, он не говорил неправды, такие старые вампиры, как он, не лгут. Они очень серьезно относятся к понятию «слово чести». Но даже я могла при необходимости поколдовать над словами так, чтобы они приняли нужные очертания, а у Графа передо мной было добрых восемьсот лет форы. Поэтому я засомневалась, чтобы его честность была такой уж «правдой, только правдой, и ничем, кроме правды».

К тому же мой проклятый локатор верещал, словно вампиришка последнего разбора, обуянный жаждой крови.

Я поджала губы:

— Можете ли вы сообщить мне еще что-нибудь полезное?

Он покачал головой:

— Полагаю, нет.

Я подалась вперед и уставилась ему прямо в глаза. На шестидюймовых шпильках я была с ним почти одного роста.

— Даже не скажете, какого вампира вы подозреваете?

Он улыбнулся:

— Дорогая, я не говорил, что кого-то подозреваю.

— Вам незачем было говорить. — Я оперлась о стену, обхватив себя руками. — Ни для кого не секрет, что мистер Хинкли считает, что Мелиссу убил вампир с помощью магии. И всем известно, что мистер Хинкли меня нанял. Вы просто подтвердили, что согласны с ним.

Как и Деклан, когда я ходила в «Кровавый трилистник». Похоже, никто, кроме, конечно, полиции, не верил, что Мелисса погибла не из-за магии.

Я топнула ногой и продолжила:

— Единственная причина нашего маленького тет-а-тет очень проста. Здесь негде спрятаться и подслушать, что вы мне скажете. А если все, что вы хотите, — это чтобы я нашла ваши так называемые чары, значит, вы прекрасно знаете, кто за них в ответе. — Я снова поджала губы. — Приглашение якобы полюбоваться вашей коллекцией бронзы никого не обманет.

— Хотя коллекция у меня и в самом деле выдающаяся. — Граф оглядел меня с одобрением. — Как и вы.

— А значит, вы или собираетесь сказать мне, кто это, или хотите, чтобы все считали, будто вы мне это сказали. — Я прикусила губу, еле сдерживаясь, чтобы не влепить ему оплеуху, — лишь бы согнать с его лица это покровительственно-одобрительное выражение. — Кто это?

— В этом-то и сложность, дорогая. — Граф со вздохом повернул ключик. — Пусть я и подозреваю кого-то, но без чар у меня нет ни малейших доказательств.

Загорелся свет, лифт дрогнул и ожил. Я пошатнулась, протянула руку к стене, чтобы не упасть...

Воздух вокруг пошел рябью, и у меня опять закружилась голова.

Лифт уже остановился. Дверь была открыта.

Я выглянула. Там был бар, заполненный народом, и все смотрели на меня.

— Дорогая... — Граф приобнял меня за талию и подтолкнул к выходу.

Я шагнула в бар, и лифт со звоном закрылся у меня за спиной.

Зачем этому вампиру опять понадобилось останавливать время? Нахмурившись, я обернулась, чтобы потребовать объяснений. Граф исчез, и я осталась одна.