Банлон остановил поезд, проверил надежность тормозов, зафиксировал их, устало протер лоб тряпкой и повернулся к Рэфферти, который стоял полуприслонившись к стенке кабины, полузакрыв глаза от крайней усталости.
— Хватит, — прохрипел Банлон.
— Да, хватит, просто умираю от усталости, — отозвался Рэфферти.
— Мы уже трупы! Пошли, найдем нашего полковника!
В это время полковник сидел у топившейся топки. Рядом с ним съежившись и теснясь поближе друг к другу, сидели губернатор, О'Брайен, Пирс и Марика. У каждого в руке находился стакан с каким-нибудь напитком.
Дикин сидел на полу в дальнем углу, дрожа от холода. В его руке, разумеется, не было никакого стакана.
Дверь на первую площадку открылась и в вагон ввалились Банлон и Рэфферти. Вместе с ними ворвалась струя холодного воздуха и снега. Они быстро прихлопнули за собой дверь. Лица их были бледные и изможденные.
С трудом подавив очередной зевок, Банлон сказал:
— Такое дело полковник: либо мы должны поспать, либо мы просто свалимся.
— Вы прекрасно потрудились, Банлон! Что касается вас, Рэфферти, то я горжусь вами. Можете лечь на мою койку, Банлон, а вы Рэфферти — на койку майора.
— Благодарю, — Банлон еще раз зевнул. — Одна деталь, полковник...
Кто-то должен все время поддерживать пар. Если этого не сделать, то вода в конденсаторах замерзнет, а до форта Гумбольдт еще далековато.
Дикин с трудом поднялся на ноги.
— Я не любитель пеших прогулок и берусь поддерживать огонь.
— Вы? — Пирс подозрительно уставился на Дикина. — Откуда вдруг такая сознательность?
— Сознательность? Меньше всего я желаю сотрудничать с любым из вас.
Но мне холодно — в этом углу здорово дует, а в кабине машиниста мне будет тепло и уютно. Кроме того, мне не хотелось бы провести здесь остаток ночи, Пирс. Чем дальше я буду от вас, тем спокойнее буду себя чувствовать. Я ведь единственный человек, которому можно доверять! Или вы забыли, что я остался единственным среди вас, на кого не падает подозрение.
Дикин повернулся и вопросительно посмотрел на Банлона, который в свою очередь глянул на полковника. После непродолжительного колебания, тот утвердительно кивнул.
— Подкидывайте дров столько, чтобы стрелка манометра оставалась между синей и красной отметками, — подсказал Банлон Дикину.
Дикин кивнул и вышел. Пирс с беспокойством проводил его взглядом и повернулся к полковнику Клэрмонту.
— Не нравится мне это! Что помешает ему отцепить паровоз и удрать? Мы же знаем, на что способен этот подонок!
— Ему помешает вот это, шериф! — Банлон взял ключ из кармана и показал его Пирсу. — Я запер тормозное колесо. Хотите взять ключ на хранение?
— Конечно хочу! — Пирс взял ключ, откинулся на спинку кресла и потянулся за стаканом. В этот момент О'Брайен поднялся с сидения и обратился к Банлону и Рэфферти:
— Я покажу вам, где можно поспать. Пошли!
Все трое вышли. Майор провел их в конец второго вагона, водворил Банлона в купе Клэрмонта, а Рэфферти — в свое собственное. Пока Рэфферти осматривался с должным почтением, О'Брайен ловко вытащил из шкафчика бутылку бурбона и поставил ее в коридоре на видном месте.
— Большое спасибо вам, сэр! — поблагодарил Рэфферти.
— Ну и прекрасно! Спокойной ночи! — майор закрыл дверь и, захватив с собой еще одну бутылку, направился обратно. Дойдя до походной кухни, он, не постучав, вошел и закрыл за собой дверь.
Карлос приветствовал его ослепительной улыбкой, а Генри — мрачным, безнадежным взглядом живого покойника.
О'Брайен поставил бутылку на крошечный кухонный столик.
— Вам это может пригодиться! Ночь предстоит очень холодная.
— Пожалуй, да, мистер О'Брайен, — Карлос широко улыбнулся и показал горячую плиту. — Зато у нас есть вот это. Самое теплое место во всем поезде.
* * *
Другим теплым местечком была, несомненно, кабина машиниста. Дикин не ощущал холода: лицо его блестело от пота, когда он подкидывал дрова в огонь.
Забросив последнюю порцию, он выпрямился и взглянув на циферблат манометра, удовлетворенно кивнул и прикрыл топку. Затем снял с крючка один из фонарей и отправился с ним в тендер, который еще был заполнен дровами на две трети. Он поставил фонарь на пол и принялся перекладывать дрова с правой стороны на левую. Пятнадцать минут спустя лицо его не просто блестело от пота — пот лил с его тела ручьями. Он устало выпрямился, вернулся в кабину и посмотрел на манометр. Стрелка приближалась к синей отметке. Дикин открыл дверцу топки, помешал головешки, подбросил еще дров в жаркую печь и даже не взглянув снова на манометр, вернулся к изнурительной работе на тендере.
Он перебросил более двадцати охапок дров, потом внезапно прекратил работу и стал внимательно вглядываться в оставшуюся груду дров. Затем отбросил еще несколько поленьев и снова взял в руки фонарь. Он медленно опустился на колени и его, обычно безразличное, лицо озарила горькая печаль и гнев.
Два человека, лежавшие бок-о-бок, были несомненно мертвы и буквально превратились в ледяные статуи. Дикин сбросил еще несколько поленьев, освободив их тела до пояса. У обоих на голове зияли страшные раны, на обоих была форма офицеров американской кавалерии, на одном — капитана, на другом — лейтенанта. Сомнений не было: это были два офицера, которых безуспешно разыскивал полковник Клэрмонт — Оукленд и Ньювелл.
Дикин выпрямился, передохнул, а затем стал быстро укладывать дрова в том виде, в каком их обнаружил. Из-за усталости, которая теперь граничила с изнеможением, он потратил на это вдвое больше времени, чем на разборку.
Покончив с этим страшным делом, он опять проверил показания стрелки манометра и обнаружил, что она далеко ниже синей линии. Открыв топку он убедился, что головешки уже догорают. Преодолевая усталость, он снова стал загружать топку дровами, пока не забил ее до отказа, затем поднял воротник, надвинул на лоб шапку и спрыгнул с подножки в белую мглу, которая уже переходила в буран.
Дойдя до конца второго вагона, он остановился и прислушался, после чего осторожно выглянул из-за угла вагона.
На передней площадке третьего вагона, там, где хранились провизия и боеприпасы, на подножке сидел человек и пил прямо из горлышка бутылки.
Дикин без труда узнал в нем Генри.
Дикин прижался к стенке вагона и осторожно перешел к задней площадке третьего вагона. Словно на посту, тут стоял еще один человек. Хотя на лице его на этот раз не было улыбки, ошибиться было невозможно — Дикин видел перед собой черное и круглое, как луна, лицо Карлоса.
Повторив свой обходной маневр, Дикин пробежал к задней площадке первого вагона с лошадьми. Он забрался в вагон и закрыл за собой дверь.
Когда он пробирался в переднюю часть вагона, одна из лошадей нервно заржала. Дикин быстро приблизился к ней, потрепал по загривку и ласково шепнул ей что-то в ухо. Лошадь обнюхала его лицо и успокоилась. Достигнув передней части вагона, Дикин осторожно посмотрел в дверную щель. Карлос, который находился сейчас всего в нескольких футах от Дикина, угрюмо созерцал свои совсем закоченевшие ноги. Дикин подошел к ящику с сеном, осторожно снял верхний слой, достал передатчик и привел ящик в первоначальный вид. Потом он вышел через заднюю площадку и осмотрелся по сторонам. Видимость все еще была нулевой. Он спрыгнул в снег и быстро добрался до конца состава.
Ярдах в пятидесяти от последнего вагона он наткнулся на телеграфный столб. Размотав телеграфный провод, он закрепил его конец у себя на поясе и начал взбираться на столб. Это было тяжелое испытание, так как мороз и снег покрыли столб толстой коркой льда. Когда после больших усилий он, наконец, достиг верхушки столба, то минуты две растирал кисти рук, пока сильная боль — признак возродившегося кровообращения — не убедила его, что опасность обморожения миновала. Тогда он отцепил от пояса конец провода, прикрепил его к телеграфным проводам и скользнул вниз.
Затем он открыл ящик, вынул передатчик и, склонившись над ним, заслоняя его по возможности от леденящего снега, приступил к передаче.
* * *
В комендатуре форта Гумбольдт находились Кэлхаун, Белая Рука и еще двое бледнолицых.
Открылась дверь и вошел человек. По его лицу — насколько это позволяли покрывавшие его усы, борода и снег — было заметно что произошло что-то важное.
Кэлхаун и Белая Рука переглянулись, вскочили и быстро направились в телеграфную. Картер сидел на приеме и что-то записывал. Кэлхаун взглянул на него и на второго пленного — телеграфиста Симпсона, кивнул часовым и уселся за свое обычное место за столом. Белая Рука остался стоять.
Картер бросил записывать и вручил листок Кэлхауну. Лицо Сеппа тотчас же исказилось от бессильного гнева.
— Неприятности, Кэлхаун? — спросил Белая Рука.
— Вот послушай:
«Попытка уничтожить вагоны с солдатами не удалась. Жду указаний...»
— Как же эти проклятые идиоты не сумели...
— Слова не помогут, Кэлхаун... Мои люди и я, мы поможем...
— Уж очень плохая сегодня ночь, — Кэлхаун подошел к двери, открыл ее и вышел. Белая Рука последовал за ним. Через несколько секунд их фигуры побелели от густо падающего снега.
— Ты же сказал, что сильно вознаградишь за это. Таковы твои слова, Сепп Кэлхаун.
— Значит, ты готов рискнуть? Даже в такую ночь? — Белая Рука утвердительно кивнул. — Отлично! У восточного входа в Ущелье Разбитых Надежд с одной стороны утесы, с другой — склон, покрытый камнями, за которыми ты и твои люди смогут надежно укрыться. Лошадей можешь оставить в полумиле...
— Белая Рука сам знает, что делать и как.
— Прошу прощения! Пошли! Я прикажу, чтобы они устроили остановку именно в том месте. Справиться с ними тебе не составит большого труда.
— Знаю. И мне это не нравится. Я воин и живу, чтобы сражаться. Резня мне не по душе.
— Вознаграждение будет щедрым.
Белая Рука кивнул, не сказав ни слова.
Оба вернулись в телеграфную. Кэлхаун написал краткий текст для передачи и поручил часовому передать его Картеру.
Картер отстукал текст и Кэлхаун обратился к Симпсону:
— Ну, что он там отстукал?
— "Инструктируйте Банлона остановить поезд через двести ярдов после въезда в Ущелье Разбитых Надежд".
Кэлхаун одобрительно кивнул в сторону Картера.
— Пожалуй, ты доживешь до старости.
В наушниках послышался шум морзянки. Послание было кратким и Картер тут же расшифровал его:
«Принято. Заканчиваем прием».
Кэлхаун благосклонно кивнул вождю пайутов и произнес с довольной улыбкой:
— Теперь они в наших руках!
* * *
Судя по довольному выражению на лице Дикина, он был несколько иного мнения на этот счет. Сняв наушники, он рывком сдернул телеграфный провод и сильным толчком скинул передатчик с насыпи, так что тот, кувыркаясь, сразу исчез в ночной мгле. Затем он быстро вернулся в кабину машиниста, стряхнул с себя снег и взглянул на стрелку манометра.
Она стояла ниже синей линии. Дикин открыл топку, увидел едва тлеющие огоньки и стал быстро подбрасывать дрова. На этот раз то ли от усталости, то ли от избытка добросовестности, он не спешил отойти от топки и следил за стрелкой почти хозяйским взглядом, пока она не доползла почти до красной линии. Наконец, он захлопнул дверцу ярко пылающей топки, взял банку со смазкой, кое-какие инструменты из ящика Банлона и, подняв воротник овечьей куртки, вновь спустился вниз.
Обходным путем он добрался до задней площадки вагона с припасами.
Карлос, сгорбившийся и дрожащий от холода, все еще стоял на том же месте.
Дикин опустился на четвереньки, подлез под вагон и добрался до буферов между багажным и первым вагоном с лошадьми. На площадке багажного вагона, всего в пяти футах от него, маячила фигура Карлоса. Очень осторожно, пытаясь не произвести ни звука, Дикин попытался отцепить вагон с лошадьми, но с первой попытки ему это не удалось. Тогда он поднял банку со смазкой и щедро вылили ее на сцепление. В этот момент до него донесся какой-то звук.
Осторожно поставив банку на снег, он обернулся и посмотрел в сторону Карлоса.
В этот момент тот выпрямился и начал расхаживать по площадке, притоптывая ногами и прихлопывая в ладоши, чтобы хоть немного согреться.
Но через несколько секунд он отказался от этих малоэффективных приемов согревания и вернулся к начатой бутылке бурбона.
Дикин тоже вернулся к своей работе, однако и на этот раз результат не обрадовал его. По сравнению с металлическими частями сцепления, инструменты показались ему почти горячими. Действуя ими, как рычагами, он добился некоторого положительного результата, но раздавшийся при этом тихий скрип, заставил его застыть на месте. Он взглянул на Карлоса. Тот шевельнулся, поднял голову, огляделся без всякого энтузиазма и снова припал к бутылке.
Дикин терпеливо приступил к работе. Через некоторое время, орудуя попеременно то банкой со смазкой, то инструментами, он наконец добился своего — цепи разомкнулись и провисли, разомкнув вагоны. Карлос даже не шевельнулся. На локтях и коленях Дикин выбрался из-под вагона и возвратился в кабину локомотива. Как он и ожидал, стрелка манометра вновь скатилась к синей черте. Через некоторое время после того, как Дикин вновь наполнил ненасытную утробу топки, стрелка вернулась к красной линии. Дикин устало опустился на сиденье в углу и закрыл глаза.
Трудно сказать спал он или бодрствовал. Если и спал, то несомненно, в его мозгу работало нечто вроде часового механизма, так как через определенные промежутки времени он открывал глаза, вставал, подбрасывал дрова в топку и снова возвращался на свое место. Когда Банлон и Рэфферти вернулись в сопровождении О'Брайена в кабину, они увидели, что он сидит сгорбившись, опустив голову на грудь и закрыв глаза. Казалось, он спал.
Внезапно он вздрогнул и открыл глаза.
— Так я и знал! — презрительно выпалил О'Брайен. — Спите на посту, Дикин!
Тот ничего не ответил, а просто указал на манометр. Банлон проверил показания.
— Смею доложить, майор, если он и спал, то недолго. Все в порядке, он обернулся и посмотрел на тендер. — И топлива потратил сколько нужно не больше, не меньше. Хорошая работа! Конечно, имея такой опыт обращения с огнем, как поджег в Лейк-Кроссинге...
— Довольно, Банлон! — О'Брайен жестом приказал Дикину встать.
Ступайте за мной!
Дикин с трудом поднялся и посмотрел на часы.
— Уже полночь... Я тут просидел семь часов, а вы говорили четыре.
— Банлону необходимо было выспаться... Чего вы от меня хотите, Дикин?
Сочувствия?
— Чего-нибудь пожрать.
— Карлос приготовил ужин... (Дикин в душе удивился: когда же он успел?) ...в походной кухне. Мы уже поели.
— Еще бы не поели!
О'Брайен и Дикин спустились вниз и дошли до первого вагона.
Поднявшись на площадку, майор подал знак Банлону. Тот махнул в ответ рукой и скрылся в кабине. О'Брайен открыл дверь в офицерское купе.
— Входите, что ли...
Дикин потер лоб.
— Минутку... После семичасового пребывания там, у меня голова, как тыква.
О'Брайен внимательно посмотрел на Дикина и, очевидно, решив, что тот ничего не выкинет, оставшись один на несколько минут на площадке, кивнул и вошел внутрь.
В этот момент Банлон нажал на рычаги. Колеса завертелись на обледеневших рельсах, паровоз шумно запыхтел, из трубы вырвались клубы дыма и состав медленно тронулся. Ухватившись за поручни, Дикин перегнулся и взглянул назад. Оба вагона с лошадьми стояли на линии неподвижно, становясь с каждой секундой все меньше и призрачней в мутной ночной пелене.
Дикин выпрямился. Хотя на первый взгляд его лицо было хмурым и замкнутым, как обычно, но в нем все же можно было заметить едва уловимое выражение удовлетворения. Он нажал на ручку двери и вошел в вагон.
Губернатор, Клэрмонт, Пирс и О'Брайен сидели у печки со стаканами в руках.
Марика расположилась чуть в стороне, скромно положив руки на колени. Все посмотрели в его сторону, а О'Брайен проронил:
— Еда в походной кухне.
— А где мне можно поспать?
— Могли бы хоть «спасибо» сказать!
— Что-то не припомню, чтобы мне кто-то сказал «спасибо» за те семь часов, что я просидел в кабине паровоза. Так где же мне спать этой ночью?
— Здесь, на любом ложе, — сказал Клэрмонт. — Вам пришлось изрядно потрудиться. Я думал, все будет проще и легче. Замерзли?
— Как видите, выжил.
Клэрмонт кинул взгляд на губернатора. Тот в некотором колебании небрежно кивнул. Клэрмонт вынул бутылку бурбона и протянул ее Дикину, который нехотя взял ее.
— По словам мисс Фэрчайлд, вы являетесь невиновным, пока суд не признал вашей вины. Надеюсь вы меня поняли? — осведомился полковник.
Согрейтесь немного, Дикин.
— Спасибо, полковник.
Дикин взял бутылку бурбона и вышел из купе.
* * *
Каким-то чудом все трое — Дикин, Карлос и Генри разместились в маленькой кухоньке. Карлос с Генри с удовольствием разделили с Дикином содержимое бутылки, а потом Дикин принялся за еду, которая, если и не была вкусной, то в количественном отношении ее было вполне достаточно. После окончания ужина, он снова поставил бутылку с остатками бурбона на стол.
— Никогда не был мастаком пить. Может быть, вы докончите ее за меня?
— Постараемся, мистер Дикин! — просиял Карлос. — Постараемся!
Дикин направился в офицерское купе. Когда он вошел, Марики там уже не было, а остальные собирались разойтись по своим спальным купе. Никто даже не взглянул в его сторону и Дикин ответил им тем же. Он подкинул в печку немного дров, растянулся на кушетке и взглянул на часы. Они показывали час ночи.