Глава первая

Это люди придают облик планетам, на которых живут, или же это планеты оставляют отпечаток на своих обитателях? Жители Мордиана меланхоличны и замкнуты, граждане Катачана — прагматичны и жестоки. Следствие ли это сурового климата и условий, усложняющих выживание? Или же те, кто поселился на этих мирах, изначально обладали необходимыми качествами? Может ли характер мира повлиять сразу на все население, или человеческая душа сильней какой-то там географии?

Может ли сторонний наблюдатель предположить, что люди, без опасений за свою жизнь разгуливающие под золотыми арками планеты-святилища, менее предрасположены к насилию и обладают более добродушным нравом, нежели те, кто вынужден таиться в тенях миров, охваченных войнами и мятежами?

Как бы то ни было, безлюдные вересковые пустоши, одинокие горы и терзаемые внутренними распрями города Салинаса могли предложить массу интересного материала для этого наблюдателя.

С хмурого серого неба сплошным потоком лил дождь: сквозь плотную завесу воды все было видно точно в густом тумане, зато богатые кварцевыми отложениями горы блестели и сверкали. Группки каких-то лохматых травоядных животных паслись в высокой траве на заливных лугах, а на востоке, над высокими скальными пиками, собирались темные грозовые тучи.

Стремительные водопады с оглушительным грохотом обрушивались с черных утесов, и те немногие уродливые деревья, что еще росли на холмах, окружающих мертвый город, раскачивались, словно танцоры, и трясли кронами под неистовыми порывами ветра, слетавшего с обложенных тучами вершин. Но над самим обезлюдевшим городом повисла тишина, подобная неловкой паузе в разговоре, точно природа боялась нарушить его уединенную скорбь. Заваленные обломками улицы пролегали среди почерневших зданий, чьи разрушенные стены удерживали только куски перекрученной стальной арматуры; пустынные проспекты поросли кустарником с листьями цвета ржавчины и крови.

Ветер выглаживал камни и обломки изъеденного коррозией металла, которые по-прежнему лежали там, где когда-то упали, и стенал в разбитых окнах и пустых дверных проемах — казалось, будто город издает долгий, протяжный предсмертный хрип.

Когда-то здесь жили люди. Они любили, ссорились и прощали в тысячах личных драм, одновременно величественных и интимных, знакомых любому другому городу. Пышные празднества, скандалы и интриги, жестокие преступления — все эти сцены разыгрывались здесь, но тот театр безвозвратно канул в историю, хотя так и не стерся из памяти.

Сотни улиц, проулков, проспектов и магистралей пересекали пустынный город, прокладывая себе путь через этот печальный пейзаж, и словно пытались найти тех, кто захотел бы снова воспользоваться ими. Незапертые двери грохотали, раскачиваясь на петлях, и оставленные жилища, казалось, призывали безымянных гостей поселиться в них, вновь дав домам смысл существования. Дождь лил не переставая, и бурлящие ручьи бежали по потрескавшимся тротуарам, заливая даже решетки водостоков и собираясь в огромные лужи.

Среди руин горделиво возвышалась высокая церковь, чей каменный фасад почернел от копоти и сажи. Издали казалось, что, какая бы беда ни обрушилась на покинутый город, величественное сооружение она по большей части обошла стороной. Высокие башни отбрасывали длинные тени, а большой орлинокрылый фронтон, прежде горделиво венчавший арочный вход, теперь словно признавал поражение — крылья перекосились и покрылись зелеными пятнами.

Оконные витражи, некогда прославлявшие Императора и Его многочисленных святых, были разбиты, лишь осколки цветных стекол, подобно клыкам, торчали из рам. Тяжелые металлические двери, когда-то защищавшие главный нартекс церкви, были искорежены и лежали на раскрошившихся плитах двора. Рядом виднелись обломки рухнувших с крыши священных статуй, так и брошенных обрастать мхом.

Ветер, казалось, стремился именно сюда, словно влекомый некой незримой силой, и играл на открытой площадке перед церковью. Он приносил с собой клочья тумана, шуршащие обрывки ткани, бумагу и листья — все это кружилось миниатюрными вихрями, становившимися все больше, пока ветер набирал силу.

Зияющий чернотой зев входа поглощал последние солнечные лучи заканчивающегося дня, и, хотя становящийся все более свирепым ветер гонял мусор туда и сюда по площадке, ни единого листочка не залетело внутрь заброшенного здания.

Из нартекса донесся глухой стон, хотя там определенно никто не мог жить — как, впрочем, и во всем остальном городе, — и на площадь перед церковью вырвался поток воздуха холодней самого космоса.

Возникнув вначале как крошечные пятнышки света в темноте, под стрельчатым сводом вспыхнули яркие огни, прочертившие на земле два призрачных параллельных луча. Прежде церковь казалась неколебимой и несокрушимой, но теперь ее материя, казалось, пошла волнами и стала таять, будто от немыслимого жара.

Стенание становилось громче — ранее доносившееся словно издалека, теперь оно звучало намного ближе и казалось истошным криком неведомой агонизирующей твари, пытающейся удержать собственные внутренности, которые из нее выдирает каждая проходящая секунда.

Темнота вспучилась и вылилась наружу, подобно чернилам, растекающимся из лопнувшего пузырька. Но затем она отступила обратно, сползая по бортам чего-то огромного, что прорвало пространство и время, чтобы прибыть в этот мир, — чадящий, шипящий механизм, реликт, созданный в незапамятные времена.

Состоящий из железа и многочисленных поршней, он напоминал огромную махину-джаггернаут, чьи поблескивающие бронзой бока пульсировали сверхъестественными энергиями. Спустя мгновение машина с грохотом вырвалась из дверей церкви. Из-под каждой помятой заклепки с головкой в виде черепа струился пар, пока ржавые, разрушающиеся от старости железные колеса скрежетали по сияющим, подобно ртути, путям.

Возможно, по сути разваливающаяся конструкция когда-то была древним паровозом, но неведомые энергии и извращенные силы превратили его в нечто совсем иное.

Чья бы воля ни создала этот кошмарный плод союза технологии и темных энергий, но он уже начинал разрушаться. Сияющая аура сползала с него слоями, словно луковая шелуха. Сам воздух здесь, казалось, был для него ядовит, и от каждой поверхности машины поднимались шипящие облачка зловонных светящихся испарений.

Жуткая машина завывала, подобно огромному раненому зверю, но в ее вопле, полном невыносимой боли, звучало также и облегчение, ведь вечные муки наконец-то должны были завершиться. Машина начала сбавлять ход, постепенно останавливаясь, точно подстреленное животное, дошедшее до предела своих сил и уже не способное убегать от охотников.

В глубине изуродованного локомотива, если напрячь слух, можно было различить чьи-то голоса, в которых не было и намека на страдания, испытываемые машиной. С каждой проходящей секундой они звучали все громче, словно их обладателей только-только выпустили из какого-то все еще весьма далекого от этих мест помещения.

Часть борта локомотива отвалилась, открыв миру все уродство залитых красным светом внутренних помещений, где стоял смердящий морозильник для мяса, хранивший память о бесчисленных убийствах и истязаниях, о реве пожаров и целых эпохах кровопролития.

В этом красном зареве кто-то двигался… несколько фигур, скорчившихся, точно младенцы или пьяные, вывалились из утробы умирающей машины. Высокие, широкоплечие, похожие на людей, они скребли пальцами по земле, стремясь как можно скорее укрыться от света, словно тот причинял им боль.

Существа, прибывшие на бронированном левиафане, были окутаны клубами дыма. Поднявшись, они двигались неуверенной походкой, словно в лихорадочном бреду, но даже эти первые шаги доставляли им радость, поскольку уводили все дальше от разрушающейся машины.

И чем больше становилось расстояние, тем более материальными и отчетливыми становились их тела, хотя тому самому стороннему свидетелю небывалого прибытия, существуй он, вряд ли бы это понравилось.

Незваные гости оказались настоящими чудищами — «бескожими».

Мерзкая насмешка над природой, отвратительные плоды колдовской хирургии, неудачных экспериментов и пугающих, противных естеству сил. Не было среди них и двух похожих друг на друга; их лишенные кожи тела были массивными и гротескными, а головы являли собой раздутые черепа с оползшими лицами и скрежещущими клыками.

Большинство людей, увидев перед собой подобных тварей, просто обезумели бы от страха, но тот, кому хватило бы смелости приглядеться пристальнее, смог бы различить за деформированной плотью нечто иное, более важное, что, без сомнения, напугало бы его куда сильнее: блеск человеческого разума и понимания.

Следом за чудищами высадились еще двое, столь же ошарашенные и с трудом передвигающие ноги, но эти гости не несли на себе пугающих уродств. Оба обладали могучими, созданными генетиками телами Астартес, но один был несколько шире в плечах и крепче сложен, а его правая рука отсутствовала ниже локтя.

Один из них носил синий доспех; второй — только отдельные его части. Светлые волосы первого были коротко подстрижены, а черты его широкого лица казались добродушными, в то время как второй, темноволосый, сероглазый и поджарый, точно волк, был мрачен и источал властность.

Оба воина — ибо следы от ран и оружие в руках явственно свидетельствовали, что пути войны им вовсе не чужды, — пошатываясь, отошли от разваливающегося локомотива, а затем упали на землю, с наслаждением втягивая в легкие прохладный воздух.

Когда пассажиры высадились, со стороны поезда донесся скрежет металла о металл, и пылающие железные колеса повлекли таинственную и пугающую машину прочь от этих мест.

Столь долго работавшая в реальностях, лежащих далеко за пределами материальной вселенной, она оказалась совершенно не готова встретиться со стихиями, служившими основами этого бытия, и грубость этого мира разрушала удивительную, рожденную варпом машину с той же легкостью, с какой пламя плавит лед.

Бывшие пассажиры еще несколько мгновений стояли, наблюдая за происходящим, а затем, вначале медленно, но после все быстрей, устремились прочь от сильней и сильней разгорающегося локомотива. Казалось, будто в его котле некий инфернальный источник энергии достиг критической массы. Сияние стало невыносимым даже для тех глаз, что были специально усовершенствованы при помощи генной инженерии. С мучительным криком — никто бы не смог сказать, был ли это просто предсмертный вопль или радость освобождения, — живой паровоз исчез, скрывшись в яркой вспышке.

Этот взрыв не стал причиной ни разрушений, ни пожара, но ослепительный световой дождь наполнил воздух, свидетельствуя о том, сколь великая мощь была выпущена в этот мир.

Как только отзвенел последний аккорд гибели — или же бегства — огромного внематериального локомотива, сумерки и мрачность мертвого города вновь возвратились, и ливень окутал измученных и грязных путников холодным, липким одеялом.

Оба воина нашли друг друга в этой сплошной мокрой пелене и обнялись, словно братья, радуясь уже тому, что смогли вернуться в мир, где атмосфера не состоит из химического супа ядовитых испарений и не смердит палеными костями, расплавленной сталью и войной.

Более крупный Астартес провел рукой по волосам и нахмурился, оценивая окружающий их печальный пейзаж.

— Хвала Императору, — произнес он. — Мы точно не на Медренгарде!

Его спутник улыбнулся и запрокинул голову назад, позволяя холодному дождю омыть его лицо, словно это было редкое и незабываемое удовольствие.

— Нет, Пазаний, — повторил космодесантник, — мы определенно не там.

— Но где же тогда?

— Думаю, друг мой, что уже почти дома, — сказал Уриил Вентрис.

Хотя уже смеркалось, но глаза Уриила с легкостью смогли проникнуть сквозь темноту, окутавшую город, когда погасли последние следы разрушения или отбытия Омфала Демониума. Не осталось ни малейшего намека на то, что локомотив вообще был здесь, и Уриил радовался избавлению от жуткого порождения демонов.

Когда-то оно служило личным транспортом могущественного воителя варпа, и тот использовал его, чтобы перемещаться между кошмарными реальностями Хаоса, бороздить пространство и время, неся скорбь смертным по всей галактике. Тот демон погиб, пав от руки своего же злобного собрата, что и позволило Пазанию с Уриилом бежать с Медренгарда на пропитавшемся кровью локомотиве.

— Как думаешь, куда он исчез? — спросил Пазаний, лаская ладонью рукоять трофейного болтера.

Пусть правая рука воина и отсутствовала ниже локтя, но Уриил знал, что его товарищ и левой убивает ничуть не хуже. Сам Уриил также не был безоружен, он сжимал пальцы на позолоченном эфесе меча, который некогда принадлежал капитану Идею, его наставнику и прежнему командиру четвертой роты Ультрамаринов.

— Понятия не имею и не особо интересуюсь, — ответил Уриил, вдыхая холодный ветерок и наслаждаясь свежими, первобытными ароматами, доносящимися из леса, кольцом окружающего высокие горы. На склонах он видел пасущиеся стада и радовался тому, что может наконец разглядывать что-то безопасное. — Я могу только порадоваться, что мы от него избавились.

— Да, с этим не поспоришь, — согласился Пазаний. — Теперь бы еще понять, где же нас высадили. Я, точно скажу, за рулем не стоял, а ты?

— И я. Но сомневаюсь, что Омфал Демониум вообще мог бы послушаться кого-нибудь вроде нас с тобой.

— Значит, он мог завезти нас куда угодно, — заметил Пазаний.

— Именно, — подтвердил Уриил, не меньше друга озабоченный вопросом того, где они очутились. Хотя он не имел ни малейшего представления, что за мир выбран демонической машиной в качестве конечной остановки, но потратил уйму времени в глубинах кошмарного локомотива, заставляя себя представлять, словно видеть воочию, Макрагге и родную планету — Калт, против всякой надежды надеясь вынудить локомотив изменить курс и направиться туда.

Попытка не удалась. Этот мир нисколько не походил на загаданные: небо имело свинцово-серый цвет; мрачные тучи кружили над высокими изломанными скалами, взиравшими на странный заброшенный город, раскинувшийся в их кольце.

Уриил отвернулся от гор, чтобы внимательнее рассмотреть более близкий пейзаж — широкую, вымощенную мрамором площадь, ныне заваленную мусором и затянутую бурьяном. Дома, расположившиеся вокруг, обратились в руины под властью времени и, без сомнения, ожесточенной войны. Каждый дюйм их поверхности был отмечен пулевым отверстием, лазерным шрамом или прометиевым ожогом, а в воздухе висела тягостная аура смерти.

— Вот мне и интересно, где же это мы? — произнес Пазаний, прокручиваясь на пятках. — Во всяком случае, в Империуме.

— С чего ты взял?

— Посмотри туда, — кивнул Пазаний в направлении постройки за спиной Уриила.

Проследив за взглядом товарища, тот увидел печально поникшего двуглавого бронзового орла, взирающего на них с высокого почерневшего здания. Стрельчатые табернакли и скульптуры, пусть разрушенные и разбросанные в полном беспорядке, выдавали в строении имперскую церковь. Бескожие собрались под орлом и задрали головы, взирая на этот символ Императора в восторженном обожании.

— Ну, во всяком случае это был имперский мир, — уточнил Пазаний. — Сейчас город мертв.

— Верно, — заметил Уриил. — Мертв этот город, но на планете есть и другие.

— Уверен? — спросил Пазаний. — Хотелось бы верить, что ты не заблуждаешься.

— Не беспокойся, — произнес Уриил. — Не понимаю как, но я точно знаю, что прав.

— Очередное из твоих предчувствий? — поинтересовался товарищ. — Да хранит нас Император, до сих пор они всегда предвещали неприятности.

— Так или иначе, где бы мы ни оказались, здесь все-таки лучше, чем на Медренгарде.

— Ну, это-то несложно, — ухмыльнулся Пазаний. — Я не много припомню мест, где не было бы на порядок приятнее, чем в мире, расположенном в Оке Ужаса.

Уриил был вынужден признать справедливость этого утверждения, поскольку никак не мог выдавить из своей головы воспоминания об огромных заводах, занимающих целые континенты Медренгарда, о невероятных крепостях, необъятных облаках горячего пепла, обжигающего легкие при каждом вдохе, и злобных мертвых тварях, паривших в тепловых потоках, поднимающихся над трубами адских фабрик.

Исполняя свою смертную клятву, они повидали на Медренгарде всевозможные ужасы, но, что бы ни пытался противопоставить им родной мир Железных Воинов, Ультрамарины одержали победу и спаслись.

Однако где же они оказались в результате?

Раздумья Уриила были прерваны, когда он увидел, как те из бескожих, кто был на это способен, опускаются на колени перед церковью Императора. Другие, чья анатомия оказалась слишком сильно изменена для такого действия, просто стояли, склонив головы. Из их изуродованных ртов раздавался тихий, скорбный стон. Уриил мог только гадать, что сейчас чувствуют эти несчастные, жалкие создания.

Словно ощутив спиной его любопытный взгляд, самый огромный из бескожих повернулся к Ультрамарину и шаркающей походкой направился к нему; при каждом тяжелом шаге на влажно поблескивающем теле вздувались чудовищные мышцы. От приближающегося предводителя бескожих, а это был он, исходил мускусный, животный запах, а с его багрового, сочащегося сукровицей тела, становясь алыми, скатывались капли дождя.

Как всегда при виде этого создания, Астартес овладели смешанные чувства: опасение, жалость, гнев и стремление защитить, не позволить, чтобы с ним обращались так, как заслуживала его внешность, ведь предводитель бескожих был монстром во всех смыслах этого слова.

Будучи выше даже Уриила, он обладал раздувшимся могучим телом и силой превосходил любого космического десантника. Когда-то, еще совсем недавно, он был простым ребенком, пленником, захваченным жестокими Железными Воинами и оказавшимся на Медренгарде, где посредством демонической магии и мерзкого мастерства Свирепых Мортициев превратился в чудовищного зверя.

В своих стремлениях взрастить новое поколение бойцов дьявольские хирурги, повиновавшиеся кузнецу войны Хонсю, помещали похищенных детей в безобразные демонические матки, в которых и откармливали их, и изменяли при помощи генетического материала, полученного от погибших Железных Воинов и геносемени плененных Астартес.

Весьма капризный и непредсказуемый алхимический процесс куда чаще приводил к неудачам, нежели к успеху, и те жалкие, изувеченные мутациями узники, что больше не годились в работу, просто смывались лабораториями, словно обычные экскременты.

Большинство из них вскоре погибало в кошмарных, зараженных пустошах Медренгарда, но кое-кому удавалось и уцелеть, превратившись в лишенного кожи монстра, погруженного в самые темные пучины безумия и отчаяния самим фактом своего существования.

Впервые Уриил и Пазаний познакомились с бескожими, как их окрестили другие обитатели Медренгарда, когда те уничтожали измученных узников в откормочном лагере Железных Воинов. Тогда Ультрамарины были потрясены жестокостью этих чудовищ, но впоследствии поняли, что они — такие же жертвы космодесантников Хаоса, как и все прочие потерянные души, над чьими телами издевались в множестве подобных лагерей смерти.

Когда Уриил узнал всю правду о бескожих, он был потрясен и преисполнился жалости к этим огромным существам, созданным из плоти и крови героев Космического Десанта.

Раздутые тела, всей своей уродливой анатомией наводящие на мысль о карнавальном гротеске, кутались в драные накидки из кожи мертвецов, словно это могло хоть как-то скрыть измененную варпом плоть. Рот одной из тварей навечно застыл в раскрытом положении, поскольку ему не давали закрыться огромные, похожие скорее на острые обломки костей клыки. Другой был проклят иссохшим, но все еще живым телом брата-близнеца, растущим из его груди. У третьего структура скелета изменилась настолько, что теперь он мог двигаться с проворством и скоростью, недоступными не только человеку, но даже зверю.

— Это мир Императора? — спросил предводитель бескожих; его негибкий язык с трудом формировал слова, двигаясь между плотными рядами острых как бритва клыков.

Уриил кивнул, видя боль в глаза существа, и произнес:

— Да. Точнее, один из них.

— И много таких?

— Миллионы.

Увидев смущение в глазах вожака, Астартес понял, что тот, скорее всего, просто не знает таких чисел.

— Существует очень много таких миров, — объяснил Ультрамарин, показывая на темнеющее небо, где уже зажглись сотни звезд. — Каждый из этих огоньков — один из них.

Честно сказать, это было не совсем правдой, но предводитель посмотрел наверх, и на его лице появилась слабая улыбка.

— Небо черное.

— Да, — усмехнулся Уриил, только сейчас осознав, насколько ему не хватало привычной смены дня и ночи обычного населенного мира. — Сейчас оно черное, но поутру вновь посветлеет.

— Станет таким, как у железных людей?

Уриил поежился, вспомнив мертвое, никогда не меняющееся небо Медренгарда и немигающий черный глаз солнца, царившего над всем миром.

— Нет, совсем не таким, как у железных людей. Здесь солнце золотое и теплое. Оно вам понравится.

— Хорошо. Мир железных людей плохой, — произнес предводитель бескожих. — Здесь тоже противно пахнет. Не так противно, как там, но тоже плохо.

— Здесь плохо пахнет? — слова мутанта пробудили у космического десантника любопытство. — Что ты хочешь этим сказать?

— Что-то нехорошее здесь произошло, — ответил предводитель, окидывая площадь оценивающим взглядом. — Кровь пролилась. Много крови. И не вся еще впиталась. Ее запах пробуждает у бескожих аппетит.

Уриил обменялся взглядами с Пазанием; оба воина прекрасно знали, насколько опасен может быть проголодавшийся бескожий.

Конечно, они сражались с ними плечом к плечу на Медренгарде, объединенные грубой необходимостью и отчаянными условиями, но Уриилу совсем не хотелось выяснять, как долго продержится этот вынужденный союз в противостоянии с чудовищными потребностями этих существ.

Он посмотрел в сторону гор, где еще можно было различить стада диких животных. Затем космодесантник показал на них и произнес:

— Можешь разглядеть зверей на горе?

Предводитель бескожих кивнул, и Уриил еще раз напомнил себе, что хотя бы отчасти эти создания обладают теми же способностями, что и космические десантники, и одна из них — как раз усовершенствованное зрение.

— Охотьтесь на них, — произнес Ультрамарин. — У них хорошее мясо. Но ни на кого больше, понятно?

— Да.

— Человеческое мясо — плохое, — добавил Ультрамарин. — Его есть нельзя. Император больше не разрешает вам есть людей.

— Мы понимаем, — проговорил вождь бескожих. — Мясо людей не есть.

— Если увидите незнакомых людей — прячьтесь. Не позволяйте им себя увидеть, — напомнил Пазаний.

Предводитель качнул массивной головой — с длинных клыков закапала слюна, и Уриил понял, что мутант уже предвкушает свежее мясо и горячую кровь. Не произнеся больше ни слова, существо отвернулось и проревело несколько рычащих команд своим товарищам, которые тут же прервали молитву под имперским орлом и следом за предводителем побежали в сторону гор.

— Как думаешь, сумеют они выжить своими силами? — спросил Пазаний.

— Не знаю, — ответил Уриил. — Да поможет мне Император, но я очень надеюсь на это.

Десантники наблюдали за бескожими, пока те не скрылись из виду, растворившись во тьме мертвого города.

— Что теперь? — поинтересовался Пазаний.

— А теперь, — произнес Уриил, поворачиваясь к своему сержанту, — настало время поговорить.

 

Глава вторая

Пока Ультрамарины искали защиты от вездесущего дождя и пронизывающего ветра, на город опустилась ночь. Пазаний все еще носил заляпанный грязью синий доспех, а вот Уриил теперь был практически обнажен. Основную часть брони с него содрали грубые руки хирургов Мортициев, и хотя большинство фрагментов нагрудника уцелело, но без всех прочих силовые доспехи были практически бесполезны.

Лишенная источника энергии, который питал искусственные мускулы, делавшие их обладателя сильнее, броня стала чрезмерно тяжелой и неудобной, затрудняя движения там, где должна была помогать.

Движимые одними инстинктами, оба космических десантника зашагали в направлении церкви Императора. В отличие от всех прочих строений, окружавших площадь, она казалась относительно целой и наиболее пригодной для удержания обороны.

На первый взгляд город казался мертвым и заброшенным, но они знали, что не следует доверять столь поверхностным впечатлениям. С рассветом надо было изучить эти места более внимательно, а пока первоочередной задачей для Уриила являлся поиск безопасного убежища, где можно будет как следует отдохнуть. Осмотрев лежащие на полу искореженные двери, Ультрамарин увидел характерные борозды, свидетельствовавшие о подрыве мелта-заряда.

— Кто-то здесь пытался забаррикадироваться, — произнес Пазаний, проследив взгляд друга.

— Похоже на то, — согласился Уриил.

— Но зачем и кому это понадобилось?

— Скажи, вот если бы ты был простым горожанином и твой город подвергся бы нападению, куда бы ты побежал?

— Я бы не побежал, — заметил Пазаний. — Я бы сражался, а не прятался, пока другие проливают за меня кровь.

Уриил ничего не сказал в ответ на это простое и столь очевидное утверждение, поскольку слышал в голосе друга точно то же самое непонимание страхов, подвластных обычным людям, какое было свойственно большинству боевых братьев. Настолько возвысившись над простыми смертными, они все подвергались риску стать высокомерными и самовлюбленными, но если эгоизм других Астартес был ему привычен, Уриил никогда прежде не видел, чтобы так себя вел Пазаний.

В холле церкви было холодно так, что даже у Уриила начало покалывать кожу.

Космодесантнику не раз доводилось бывать в церквях, от самых величественных и до самых скромных, но в стенах каждой из них всегда ощущалось присутствие божественного, чего-то могущественного. Это же здание было лишено его.

Оно казалось совершенно пустым.

Уриил распахнул изрешеченные остатки дверей, ведущих в неф, и эхо его шагов метнулось навстречу, словно к нему приближался призрачный двойник. В воздухе повисли лохмотья пыли, но глаза Ультрамарина легко пронзили мрак, царивший внутри церкви. Сводчатый потолок изгибался высоко над головой, а к перевернутому алтарю вели плотные ряды резных колонн.

На каменных плитах пола лежали поваленные, покрытые скверно пахнущей плесенью знамена, все пространство между входом и амвоном было завалено обломками деревянных скамей. Последние лучи дневного света озаряли тысячи бумажных листков, покрывавших, казалось, каждый дюйм выложенных облицовочным камнем стен.

Заинтригованный, Уриил подошел ближе, чтобы выяснить, в чем причина столь необычного зрелища. В этот момент слабый порыв ветра ворвался в пустое окно, и стена словно зашевелилась в нетерпении. Бумага была старой, выцветшей, и многие листки давно сгнили или осыпались на пол, образовав некое подобие снежных наносов. Но и того, что осталось, хватило, чтобы Уриил понял: все они содержали смешение написанных неразборчивым почерком молитв за упокой погибших, отрывков из поэм и простеньких литографий улыбающихся мужчин, женщин и детей.

— Что это? — тоже подойдя и уставившись на печальные изображения и слова, прошептал Пазаний, но голос его все равно прозвучал слишком громко в полнейшем безмолвии церкви.

— Стена памяти, — произнес Уриил. — Молитвы о потерянных родных и любимых.

— Но их так много… тысячи. Неужели они все погибли одновременно?

— Не знаю, — ответил капитан. — Похоже на то.

— Кровь Императора, — прошипел Пазаний. — Да что же здесь произошло?

Уриилу вдруг показалось, будто его шеи коснулось чье-то холодное дыхание.

«Ты был там».

Астартес мгновенно развернулся на пятках, потянувшись к мечу.

— Что? — спросил Пазаний, когда клинок его друга вспорол воздух.

— Ничего, — отозвался Уриил, увидев, что никакой опасности нет.

Они с Пазанием были единственными нарушителями покоя заброшенной церкви, но в какое-то мгновение капитан был готов поклясться, что кто-то стоял прямо у него за спиной. Сумрачные пределы зала были совершенно пусты, и все же…

Уриил обладал чутьем опытного воина, закаленным в тысячах сражений, и вряд ли прожил бы столь долгую жизнь, если бы не доверял ему, когда оно предупреждало об опасности. Хотя он ничего не видел и не слышал, но со всей определенностью мог сказать, что они в церкви не одни.

— Что-то увидел? — спросил Пазаний, зажимая коленями болтер и передергивая затвор, который издал резкий звук, словно выражая неприязнь к новому владельцу. Они добыли оружие на полях сражений в Медренгарде. Прежде болтер принадлежал одному из Железных Воинов. И хотя Пазаний держал его сейчас в руке, Уриил видел, что друг вовсе не горит желанием использовать оружие врага.

— Нет, — ответил капитан, — кое-что почувствовал.

— И на что это было похоже?

— Не уверен. Показалось, будто кто-то стоит прямо у меня за спиной.

Пазаний обвел внутренний зал церкви взглядом, но, не найдя целей, опустил болтер. Уриил заметил явное облегчение на его лице, а затем почему-то отступило и ощущение чужого присутствия.

— Нет здесь никого, кроме нас, — произнес Пазаний и зашагал вдоль стены к алтарю, однако рукоять болтера по-прежнему сжимал крепко. — Должно быть, тебя просто еще не отпустило после Медренгарда.

— Может, и так, — согласился Уриил, следуя за товарищем мимо улыбающихся лиц, оставленных жертвоприношений и шелестящих листков бумаги.

Слишком многие погибли и поминались здесь. Пазаний был прав, речь шла действительно о тысячах людей, и все это было невыносимо печально. Противоположная стена была украшена точно таким же скорбным образом, и кучи бумаг лежали у основания каждой колонны.

Космодесантники подошли к алтарю, и Уриил вложил меч в ножны.

— Стоит изучить эти бумаги, — произнес капитан, устанавливая на место поваленный алтарь, а затем принялся стаскивать с себя и укладывать на него остатки брони. — Они могут подсказать нам, где мы находимся.

— Очень надеюсь, — откликнулся Пазаний, опустив болтер на пол и отпихнув от себя ногой.

— Ты в порядке, дружище? — спросил Уриил, отстегивая жалкие остатки своего нагрудника. — Мы же возвращаемся домой.

— Знаю, но…

— Но?

— Что будет, когда мы туда доберемся?

— О чем это ты?

— Подумай сам, Уриил. Мы побывали прямо в Оке Ужаса. Никто еще не возвращался оттуда, не изменившись. Кто поручится, что на Макрагге нам будут рады? Скорее уж нас просто пристрелят, как только увидят.

— Нет, — сказал Уриил. — Ничего они нам не сделают. Мы сдержали смертельную клятву. Тигурий и Калгар сами отправили нас туда и будут горды тем, что мы справились.

— Думаешь? — покачал головой Пазаний. — Мы сражались, объединившись с космодесантниками-отступниками. Заключили союз с мутантами-каннибалами. Освободили демона. Тебе не кажется, что у Тигурия может быть весьма скептическое отношение к таким поступкам?

Уриил вздохнул. Он и сам не раз думал обо всем этом, но в сердце своем понимал, что каждое принятое ими решение было исполнено наилучших намерений и продиктовано чувством справедливости.

Руководство ордена должно было понять.

Или нет?

Именно добровольное и осознанное отступление от написанного рукой Робаута Жиллимана Кодекса Астартес и привело к тому, что их с Пазанием отправили в изгнание. Сочиненный примархом Ультрамаринов десять тысяч лет тому назад, кодекс содержал доскональные предписания, касавшиеся всей жизни орденов Космического Десанта, образованных из могущественных легионов времен Великого крестового похода.

Все, начиная от знаков различия, проведения парадов и до того, как воины должны действовать в бою, все это было изложено на священных страницах, и не было другого ордена, который бы следовал этим наставлениям с той же скрупулезностью, как Ультрамарины.

Быть верным принципам своего примарха — вот главный идеал каждого Ультрамарина, и то, что один из капитанов ордена пошел против них, было абсолютно неприемлемо. Уриил спокойно принял свое наказание, но вот то, что вместе с ним осудили и Пазания, ранило его сердце все то время, пока они нарезали километры по поверхности Медренгарда.

За те дни, что они провели в том адском мире, Уриил не раз сомневался, можно ли его все еще называть героем, но после разрушения цитадели Хонсю и уничтожения демонических тварей, породивших бескожих, он осознал, что они с другом все-таки по-прежнему оружие в руках Императора, служащее Его победе. Теперь же, исполнив смертельную клятву, они возвращались домой.

Что в этом могло быть плохого?

— Мы сделали все, что от нас требовали, — произнес Уриил, — и даже больше. Тигурий поймет, что в нас нет и следа влияния Губительных Сил.

— А как насчет этого? — Пазаний помахал в воздухе обрубком руки. — Что если во мне осталось что-то от Несущего Ночь?

— Не осталось, — ответил Уриил. — Хонсю же все забрал.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

— Не могу, — согласился капитан, — но апотекарии все проверят, как только мы доберемся до крепости Геры.

— А потом меня казнят.

— Возможно, — допустил Уриил. — В конце концов, ты скрывал ксено-инфекцию от вышестоящих офицеров. Но, какое бы решение ни приняли старшие магистры ордена, ты очень скоро вернешься в четвертую роту.

— Интересно, как она там без нас, — произнес Пазаний.

— Леарх обещал присмотреть за парнями в наше отсутствие, — сказал Уриил. — И я уверен, что мы будем им гордиться.

— Это точно, — согласился Пазаний. — Если кого и можно считать образцовым сержантом, так это его. Тот еще сухарь, конечно, но знает, как командовать бойцами.

— Угу, теми немногими, кто вернулся с Тарсис Ультра, — произнес капитан, вспомнив кошмарную бойню, в которой полегло слишком много воинов четвертой роты, защищавших имперскую планету от нашествия тиранидов.

— Да, там было жарко, это точно, — сказал Пазаний, наблюдая, как Уриил укладывает последний кусок своих доспехов на алтарь. Капитан остался одет только в потрепанный и грязный облегающий нательник цвета хаки, чья прочная ткань сверкала отверстиями, благодаря которым системы брони подключались к внутренним механизмам, встроенным в тело Астартес.

— Уверен, что в ауксилии скаутов хватает талантливых кандидатов и что Леарх постарался вырастить из них достойную замену, — сказал Пазаний. — Сейчас четвертая наверняка уже снова в полной силе.

— Надеюсь, — согласился Уриил. — Мысль об Ультрамаринах без четвертой роты меня совершенно не вдохновляет.

— Как и меня, но если ты прав и мы скоро вернемся, думаешь, тебе позволят снова ее возглавить?

Уриил пожал плечами:

— Тут уж от меня ничего не зависит, пусть магистр Калгар решает.

— Если он действительно понимает, что необходимо ордену, то восстановит тебя в звании в тот же день, как мы вернемся.

— Уж поверь, он прекрасно понимает, что нужно ордену, — заверил Уриил.

— Знаю, просто меня почему-то не оставляет дурное предчувствие. Как бы объяснить… Ведь мы не можем сказать даже, сколько времени отсутствовали. Насколько мне известно, легко могли пройти и сотни, и даже тысячи лет. А эта планета…

— Что с ней?

— Предводитель бескожих… он прав, что-то очень плохое случилось с этим городом. Я тоже чувствую.

Уриил промолчал, поскольку и сам ощущал это слабое дуновение в воздухе, будто та ужасная трагедия, которая обрушилась на город и заставила обитателей покинуть его, оставила отпечаток на самой атмосфере этих мест.

— И, кстати, о нем еще одно, — добавил Пазаний. — Что, во имя примарха, ты собираешься делать с этими чудовищами?

— Они не чудовища, — возразил Уриил. — В их венах течет кровь Астартес.

— Может, и так, но выглядят они как самые настоящие монстры, и сдается мне, что каждый, у кого в руках окажется оружие, откроет пальбу тут же, как их увидит. Стоило оставить их на Медренгарде. Ты же и сам это понимаешь, верно?

— Я не смог, — сказал капитан, присаживаясь рядом с Пазанием. — Ты видел, как они жили. Быть может, они и выглядят страшно, но чтут Императора и хотят только его любви взамен. Я не мог их бросить. Я должен хотя бы попытаться… даже не знаю, может, показать, что существование — это не только боль и страдания.

— Ну-ну, удачи, — с кислым видом произнес Пазаний.

К тому времени, как вернулись бескожие, уже взошла луна и вокруг мрачной церкви расплескались призрачными лужами пятна бриллиантово-белого света. Уриилу претило использовать жертвоприношения и бумагу со стен поминовения, поэтому костер они развели из обломков деревянных скамей, которые сложили в большую железную жаровню, обнаружившуюся в задней части церкви.

Бескожие волокли за собой три окровавленные туши горных животных, истерзанных когтями и клыками. Убитые звери были покрыты грубым мехом, имели головы, похожие на коровьи, с вытянутыми, явно приспособленными для рытья земли мордами и толстой кожей. Ноги их были довольно тонкими и мускулистыми, так что Уриил позволил себе предположить, что скачут эти существа на своих копытах весьма резво.

— Что ж, они хотя бы уже поели, — произнес Пазаний, глядя на вымазанные в крови рты бескожих.

— Судя по всему, — согласился Уриил, наблюдая, как предводитель подтаскивает самую большую тушу к алтарю и бросает ее прямо ему и Пазанию под ноги.

— Мы поели в горах, — сказал монстр. — Это мясо для вас.

Не дожидаясь ответа, кошмарное создание отвернулось и повело вокруг взглядом тусклых, безжизненных глаз. Обеспокоенный таким поведением, Уриил протянул руку и коснулся предплечья вожака.

Едва он успел дотронуться, как бескожий отдернулся и, зашипев от боли, вновь повернулся к нему. Уриил вздрогнул от столь неожиданной реакции и той злобы, которую увидел в глазах командира мутантов.

— Не трогай, — прошипел вождь бескожих. — Боль. Этот мир ранит нас.

— Ранит? О чем это ты?

Существо помедлило, словно силясь найти подходящие слова, чтобы выразить свои мысли.

— Воздух другой. Мы чувствуем себя иначе. Слабее. Тело не работает, как раньше.

Уриил кивнул, хотя понятия не имел, почему бескожие чувствуют себя хуже именно на этой планете.

— Попытайтесь немного отдохнуть, — сказал капитан. — Когда солнце взойдет, мы сможем лучше все разглядеть и решим, что делать дальше. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, — кивнул предводитель. — Император доволен нами?

— Да, — ответил Уриил. — И вы сейчас находитесь в месте, посвященном ему.

— Посвященном?

— Оно принадлежит ему, — пояснил Уриил. — Как то место, где вы жили раньше.

— Дом Императора?

— Именно так.

— Тогда мы останемся здесь. Император позаботится о нас, — произнес предводитель бескожих, и капитан нашел это столь простое утверждение удивительно трогательным. Эти существа хоть и являлись отвратительной насмешкой над человеческим геномом, но веровали в Императора с детской наивностью и искренностью.

Прихрамывая, предводитель бескожих побрел прочь, чтобы воссоединиться со своими последователями, а Уриил отвернулся к алтарю, возле которого Пазаний уже начинал разделывать подаренную тушу, чтобы поджарить ее на огне. Конечно, космические десантники вполне могли есть и сырое мясо, получая даже больше питательных веществ, но после всех лишений, перенесенных на Медренгарде, оба воина просто мечтали о горячей пище.

Уриил посмотрел на бескожих, расположившихся возле стены и с удивлением разглядывающих бумажные листки на ней. Некоторое время спустя Пазаний протянул ему большой кусок мяса, одновременно располагая собственный над жаровней.

— Как просто это забыть, — пробормотал Уриил.

— Что именно?

— То, что на самом деле они самые обычные дети.

— Бескожие?

— Да. Подумай сам. Их схватили совсем крохами, и мортиции придали им чудовищное обличье, но ведь внутри-то они остались детьми. Я сам был помещен в одну из демонических маток и знаю, что она пыталась со мной сделать. Но поступить так с детьми… представь себе, что однажды ты проснешься и обнаружишь, что стал монстром.

— Думаешь, кто-то из них еще помнит прежнюю жизнь?

— Не знаю, — произнес Уриил. — Отчасти даже надеюсь, что нет; было бы слишком жестоко, если бы они понимали, что было ими потеряно. Но все-таки мне кажется, что именно фрагментарные воспоминания не позволили им окончательно превратиться в чудовищ.

— Тогда следует надеяться, что сейчас, выбравшись с Медренгарда, они вспомнят как можно больше.

— Возможно, — сказал Уриил, подвешивая ломоть мяса над огнем. — Понимаю, выглядят они жутко, но случившееся с ними — не их вина. Они не заслуживают, чтобы их загнали в угол и убили только за то, что выглядят не так, как мы. Может, тела их нам и не спасти, но в наших силах спасти их души.

— Как?

— Обращаясь с ними, как с людьми.

— Тогда, надеюсь, тебе удастся убедить в этом окружающих, пока они их не увидели.

— Со временем именно это я и собираюсь сделать, но давай разбираться с проблемами по мере их поступления.

— И раз уж ты об этом заговорил, — сказал Пазаний, снимая мясо с жаровни и пробуя его на вкус. — О! Вкуснотища. Так что мы намереваемся делать утром?

Уриил тоже снял кусок с огня и впился в мясо, наслаждаясь его ошеломительным запахом и благородным вкусом после долгих дней, проведенных на сухпайке и переработанной питательной пасте. Мясо было довольно жестким, но все равно восхитительным. Горячий сок побежал по подбородку космодесантника, и тот с трудом подавил в себе желание проглотить свою порцию не жуя.

— Завтра, — с набитым ртом проговорил Уриил, — мы осмотрим город, определимся с его географией, а потом подумаем, как бы нам выйти к жилому поселению.

— А дальше?

— Дальше мы представимся первому же попавшемуся на глаза имперскому чиновнику и свяжемся с орденом.

— Думаешь, все будет так просто?

— Может, да, а может, и нет, — сказал Уриил. — Думаю, мы выясним это уже завтра, но сейчас нам следует отдохнуть. В моем теле болит каждая кость, и мне нужна хотя бы одна ночь здорового сна, прежде чем разбираться с делами.

— По мне, так звучит просто замечательно, — согласился Пазаний. — Всякий раз, как я пытался закрыть глаза на этом чертовом паровозе, так начинал видеть реки крови и освежеванные трупы.

Уриил кивнул, ведь и сам прекрасно помнил кошмары, всплывавшие в его сознании, когда он пытался поспать в Омфале Демониуме. До встречи с Несущим Ночь он и вообразить себе не мог подобные ужасы, не говоря о том, чтобы поверить в возможность их существования в реальности.

В течение всего того не поддающегося исчислению времени, которое космодесантники и бескожие провели внутри безумных глубин адского локомотива, они непрестанно подвергались атакам этих безумных снов, и Уриил понимал, что его разум уже был готов сломаться, ведь кто может день за днем переживать кошмары и остаться в своем уме?

Из всех чудовищных видений о смерти и кровопролитии, посещавших Мезиру Бардгил, не было никого, кого бы она боялась так же, как Плакальщика. Она никогда не видела его лица, только слышала всхлипывания, но глубина боли и страданий, заключенная в этих звуках, была просто невыносимой.

Казалось немыслимым, что кто-то может испытывать подобные муки и скорбь и все-таки продолжать жить. И все же темные очертания Плакальщика, вырисовывающиеся на фоне белых, выложенных керамической плиткой стен пустой комнаты, определенно выдавали в нем живое существо.

При виде Плакальщика по ее щекам начинали катиться слезы, ей передавалась капелька его скорби, и тогда предательски подкашивающиеся ноги несли ее прямо к железной койке, на которой тот сидел. Кровать эта служила единственным предметом мебели в абсолютно пустом помещении.

Мезира понимала, что все это только сон, но от осознания ее страх нисколько не умалялся.

И хотя она смешала листья кхат с половиной бутылки раквира, прежде чем нехотя залезть в постель, видения о Плакальщике ее все-таки настигли.

Шаг за шагом она приближалась к стенающему существу, чьи плечи неистово тряслись от судорожных всхлипываний. Когда расстояние стало совсем незначительным, Мезира вдруг ощутила, как скорбь сменяется гневом, и как бы женщина ни старалась, но рука против ее воли поднялась и протянулась к Плакальщику.

Едва ее ладонь легла на его плечо, обоняние Мезиры наполнилось вонью паленого мяса, а перед глазами заплясали образы: горящие дома, кричащие люди и огненный шквал, раздувающийся и шевелящийся, точно живой.

— Нет, — прошептала она. — Только не снова.

Плакальщик прекратил рыдать, словно только сейчас заметил ее.

Без всякого предупреждения его тело внезапно окуталось пламенем, пожирающим и руки, и лицо.

— Ты была там, — произнес Плакальщик, совершенно не обращая внимания на уничтожающий его огонь.

— Нет, я!.. — закричала Мезира, отшатываясь прочь от смертоносного жара.

— Ты была там, — повторил Плакальщик, и в голосе его прозвучал приговор.

Еще несколько секунд, и тело его обуглилось до черноты, и женщина начала задыхаться от запаха горелой плоти.

— Мертвые наблюдают, и ты будешь наказана.

— Пожалуйста, скажите, — принялась умолять Мезира, — почему я?

— Ты была там, — произнес Плакальщик, словно эти слова все объясняли. — Ты была там.

— Но я же ничего не делала. Это была не я, — зарыдала женщина.

— Ты была там.

— Я…

— Ты была там, — сказал Плакальщик, глядя прямо на нее, — и заплатишь. Вы все заплатите.

Мезира Бардгил, вопя от страха, выпрыгнула из постели, сражаясь с простыней, из которой никак не могла высвободиться. Она с грохотом повалилась на пол, лягаясь и завывая, словно безумная. Затем, зарыдав, свернулась в позе эмбриона, прижимая ладони к вискам и вонзая в кожу изломанные ногти.

Спустя несколько секунд она впилась зубами в собственную ладонь, чтобы приглушить крики, и начала кататься по полу.

Ее глаза все это время были плотно закрыты, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы поднять веки.

В комнате господствовал полумрак; ее освещал только пробивающийся сквозь тонкие занавески свет тусклых люмосфер, беспорядочно разбросанных на улице. Тихо капала вода в нержавеющей раковине и унитазе, притаившихся за перегородкой, возле которой стоял стол с наваленной кипой бумаг.

Мезира не поднималась с пола, пока ее дыхание полностью не восстановилось, а сердечный ритм не пришел в норму. Затем она встала, но, чтобы удержать равновесие на трясущихся от страха ногах, ей пришлось опереться о кровать. Ее жилистое тело била дрожь; женщина наклонилась поднять простыню и закуталась в нее.

Сон все еще был свеж в ее памяти, и, утерев слезы, Мезира направилась к столу и доверху наполнила раквиром высокий бокал. По всей поверхности стола были разбросаны листы бумаги — наполовину законченный доклад Верене Каин, описывающий эмпатические слепки, сделанные во время встречи между губернатором Барбаденом и общественными лидерами. Конечно, это было нарушением мер безопасности — оставлять документы валяться вот так, но сегодня Мезира только ранним утром смогла покинуть имперский дворец, хотя вовсе не желала проводить в обществе Барбадена ни единой минуты больше, чем было необходимо.

В окно влетали звуки города: дребезжание ветхих автомобилей, сиплые голоса пьяниц, выбирающихся из окрестных баров, и время от времени — чья-то отчаянная брань. Мезира могла бы прочесть чувства и эмоции, стоявшие за всеми этими звуками, но предпочла отстраниться, приглушив свои способности очередной порцией раквира.

А потом налила себе еще, зная, что этой ночью ей поспать уже не удастся, и не желая вновь увидеть кошмары, показанные ей Плакальщиком.

Во сне он повернулся к ней лицом, чтобы она увидела, как плоть плавится и сползает с его почерневшего черепа, пока пламя вокруг него становится все более слепящим. Ей хотелось отвести взгляд. Она была уверена, что, увидев его лицо, обязательно сойдет с ума, но голова ее оказалась надежно зафиксирована на месте, и тогда Мезира посмотрела ему прямо в глаза — холодные и белые, словно сердце мертвой звезды; в них она увидела такие ужасы, каких не знала даже Зона Поражения.

Грязные, наполненные трупами вагоны катились за грохочущим и источающим кровь демоническим локомотивом, бегущим по рельсам из костей. Целые леса младенцев, нанизанных на раскачивающиеся мясницкие крючья. Планеты, погибшие под натиском визжащих демонических орд, и галактики, чьи звезды погасли после того, как их энергия была выкачана, чтобы снабжать тот мир с безумной геометрией, какой являл собой чудовищный поезд.

Погибшие души корчились в муках в его омерзительных демонических глубинах, и Мезира ощущала мощные излучения варпа, исходящие от локомотива, отравлявшего воздух и землю Салинаса самим своим присутствием. Чем бы ни была эта кошмарная машина, но она стала свидетельницей бесчисленных убийств и несла с собой внушающие ужас воспоминания о каждой капле крови, пролившейся в ее присутствии.

И псайкер увидела все: как каждую из этих душ вырывали из тела, как все мыслимые и немыслимые злодеяния вершились над безвинными, как невыносимый кошмар охватывал живых существ.

Так ясно, словно действительно присутствовала при этом, она видела, как могущественный демонический локомотив возникает на главной площади Хатуриана возле церкви, над которой красуется бронзовая позеленевшая аквила, накренившаяся после бомбардировок, — это самое строение «Клекочущие орлы» в свое время вначале обстреляли из мелтаганов, а затем штурмовали, обрушивая шквальный огонь винтовок и рубя мечами все живое.

Мезира прикрыла глаза, пытаясь защититься от воспоминаний о воплях, отрывистом лае автоматического оружия и жутком, не прекращающемся гуле огнеметов. Оттолкнувшись от стола, она подошла к окну и взглянула на мощеные улицы Барбадуса, рассматривая немногочисленных смельчаков, рисковавших проходить прямо под ее окнами. Все они шли, стараясь не поднимать глаз, ведь не было на планете такого человека, который не знал бы, что здесь живет ручной псайкер Барбадена, и никто не хотел навлечь на себя ее проклятие.

Гнев овладел Мезирой, и она выпустила свои силы, позволив им призраками пронестись над улицами и коснуться умов тех, кто населял грязные лачуги и бытовки, созданные из остовов бронемашин, некогда способных обеспечить техникой целый полк Ачаманских Фалькат.

Барбадус вырос на останках того, что оставила за собой Имперская Гвардия.

В завершение кампании по приведению к миру мятежной системы планета Салинас была подарена Фалькатам, и полку разрешили оставить себе всю бронетехнику, поскольку все равно не было никакой выгоды ее эвакуировать. Вот только без достаточного числа технопровидцев и техножрецов практически весь автопарк стремительно пришел в полную непригодность, и лишь отдельные роты все еще поддерживали на ходу свои танки и БТР.

Те, кому это не удавалось, просто бросали машины, и уже в скором времени оставленной техникой завладели предприимчивые граждане Барбадуса. Целыми семьями они поселялись внутри и вокруг этих машин, превращая в дома былые орудия войны.

Танк «Леман Русс» мог запросто стать пристанищем для семьи из пяти человек, стоило только извлечь из него все лишние детали, а «Химеры» оказались даже более вместительными. Множество других машин было растерзано на куски ради запчастей и листов металла. Так что целые кварталы Барбадуса отстроились благодаря боевой технике, либо проржавевшей насквозь, либо сломавшейся, либо еще по какой-либо причине оставленной солдатами.

Сознание Мезиры тут же уловило колеблющуюся трясину недовольства, зревшего сразу за дверьми каждого без исключения жилища, и псайкер прекрасно понимала его причину, ведь вторжение Ачаманских Фалькат было жестоким и кровопролитным.

Новый губернатор даже переименовал столицу мира в свою честь.

«Неудивительно, что нас ненавидят, — подумала Мезира. — Мы отвратительны даже мне».

Хотя обычно ее эмпатические способности были ограничены только чувствами людей, сегодня она ощущала и нечто совсем иное, словно ей вдруг удалось уловить неистовый гнев самой планеты. В воздухе повисла странная наэлектризованность, назревающее предчувствие важных событий и неизбежности — ничего подобного Мезира прежде не испытывала, и это напугало ее до полусмерти.

Что-то очень и очень значительное изменилось на Салинасе, но точное понимание ускользало от псайкера.

Были ли те образы, что она увидела в глазах Плакальщика, отражением реальности или простыми аллегориями?

Она не была обучена интерпретации видений и могла только надеяться, что личные астропатические предсказатели губернатора Барбадена сумеют хоть что-нибудь понять из ее описаний.

Едва она успела вспомнить о бывшем полковнике Фалькат, как ощутила на своей шее холодное дыхание.

Поежившись, Мезира резко развернулась, одновременно вскидывая руку к виску.

В дальнем углу комнаты стояла маленькая фигурка, окутанная светом, — девочка, протягивающая к ней руки.

«Ты была там».

Как бы ему ни хотелось отдохнуть, но Уриил так и не сумел уснуть, поскольку где-то на заднем плане непрестанно маячило ощущение, что они здесь не одни. Как следует набив желудки мясом, они с Пазанием обследовали пустующие помещения церкви: осыпающуюся ризницу, заброшенные кладовые и даже монашеские кельи в трансептах.

Так и не найдя ничего предосудительного, они решили пройтись патрулем вокруг, перебираясь через завалы и пересекая накренившиеся плиты дороги. Всего лишь вдвоем они, разумеется, не могли и надеяться по-настоящему контролировать окрестности, но все равно ничто вокруг не говорило о том, что в городе есть еще хоть одна живая душа помимо их самих.

Пазаний заснул сидя, прислонившись спиной к стене, и, слыша его тихое посапывание, Уриил не смог сдержать улыбки, ведь с лица друга впервые после Павониса сползло напряженное выражение. Но, хотя Пазаний и провалился в глубокий сон, капитан знал, что его спутник готов прервать свой отдых и тут же схватиться за оружие, едва это потребуется.

Бескожие жались друг к другу, точно дикие животные, образуя кольцо тел со своим предводителем в самом центре. Их дыхание казалось какофонией хрипов, влажного кашля и свиста, вырывавшихся из тех уродливых щелей, что заменяли им рты и ноздри.

Понимая, что сегодня ему уже не уснуть, Уриил поднялся и прошелся вдоль нефа, время от времени останавливаясь и изучая очередной трепещущий листок на стене, несущий на себе молитву или изображение. На Астартес смотрели многочисленные улыбающиеся лица — мужчины и женщины, старые и молодые.

Что же все-таки случилось со всеми этими людьми? И кто устроил поминальную стену?

На многих листочках была проставлена дата, и хотя ее формат оказался неизвестен Уриилу, оставалось совершенно очевидным, что в каждом случае она одна и та же. Какая бы беда ни постигла город, она промчалась над ним одним стремительным порывом.

Капитан продолжал свою прогулку по боковому приделу и никак не мог избавиться от ощущения не то чтобы чьего-то постороннего присутствия, но того, что за ним кто-то или что-то наблюдает. Уриил не убирал руки с золоченого эфеса меча, придававшего ему уверенности той аурой героизма, который олицетворяло это оружие. Капитан Идей выковал этот меч еще до Коринфской кампании и прославил его задолго до того, как вручил клинок Уриилу на Фракии перед своей смертью. Уриил поклялся быть достойным памяти своего наставника и его оружия, и клятва эта помогла ему пройти через долгие месяцы невзгод и испытаний.

Уриил вышел из церкви, и глаза его моментально адаптировались к рассеянному свету и настроились так, чтобы их обладатель мог видеть не хуже, чем ясным днем.

Если раньше город навевал меланхолию и казался полностью заброшенным, то теперь его руины прямо сочились угрозой, словно скрытую под ними ненависть выпустили свободно разгуливать во тьме. Все органы чувств заверяли космодесантника, что он здесь совершенно один, но чутье подсказывало, что далеко не все тайны этого города доступны глазу.

Пыль, покрывавшая площадь, шевелилась, словно потревоженная шагами невидимки, а в разбитых окнах и выломанных дверях стенал ветер. Лунный свет отражался от осколков стекла и металла. Где-то вдалеке перекатывались мелкие камушки, и звук их напоминал смех.

Постукивая пальцами по золотому навершию эфеса, Уриил зашагал в город, выбрав направление наугад.

Разрушающиеся здания окаймляли вымершие улицы, заваленные мусором, оставшимся от прежнего населения: коробками, сумками, цветочными горшками, памятными альбомами и тому подобным. Чем больше капитан вглядывался и запоминал, тем четче его разум, обученный подмечать последовательности и сходства, осознавал, что весь этот хлам расположен вовсе не в случайном порядке, но в соответствии с неким скрытым планом.

Это были не просто вещи, брошенные и позабытые своими владельцами. Они также служили тайным памятником. Расположенные в видимом беспорядке, предметы были уложены на свои места со всей тщательностью: монетки на земле образовывали идентичные узоры, на кусках торчащей арматуры красовались ленточки, а цветочные горшки стояли, точно дожидались, пока за ними возвратятся их хозяева.

Все выглядело так, словно те, кто расставил и разложил здесь все эти вещи, очень не хотели, чтобы кто-нибудь еще знал, что о погибших все еще помнят и скорбят.

Что ж, еще один фрагмент головоломки, но, не имея дополнительной информации, Уриил ничего не понимал. Стены домов по обе стороны от него были иссечены попаданиями из мелкокалиберного оружия, то тут, то там виднелись воронки от взрывов артиллерийских снарядов. Сквозь город явно прошла чья-то армия, паля во все стороны и истребляя все живое.

Ржаво-коричневые разводы на стенах могли быть только следами крови, и Уриил остановился, безошибочно определив в лунном свете блеск кости. За перевернутым ящиком он обнаружил кружок камней, в центре которого лежал маленький череп, размерами не больше детского.

Между камнями была закреплена потускневшая фотография, заключенная в полиэтиленовый пакетик, чтобы защитить ее от непогоды. Стерев росу и грязь с поверхности, Уриил увидел юную девочку с длинными светлыми волосами в простом белом платье до колен. Она стояла рядом с высоким мужчиной, предположительно — отцом, обнимавшим ее с родительской гордостью. Снимок был сделан на фоне здания из одноцветного камня с двумя окнами, закрытыми ставнями.

Астартес повернул фотографию. На обороте печатными буквами было выведено: «Амелия Тоуси».

— Как же ты умерла? — спросил Уриил, и его голос отразился от стен так, словно он не шептал, а кричал.

Ошеломленный громкостью звука, капитан огляделся и в дальнем конце улицы успел что-то заметить… ему показалось, будто там стоит девочка в белом платьице.

 

Глава третья

Уриил удивленно моргнул, и девочка исчезла, словно никогда и не существовала.

Тогда он вскочил на ноги и побежал к тому месту, где она недавно стояла.

Добежав до самого конца улицы, Уриил начал озираться по сторонам. Ничто не указывало на то, что девочка была здесь, и он даже подумал, что зрение обмануло его. Видение было столь мимолетным, что он просто не мог быть уверен, что его воображение не разыгралось после взгляда на фотографию. Но все-таки ребенок показался ему действительно реальным.

Уже начиная убеждать себя в том, что его чувства сыграли с ним шутку, Уриил услышал тихий вздох, едва слышное дыхание и вновь заметил мелькнувшую где-то впереди белую ткань. Осторожно, каждым органом чувств выискивая опасность, он обнажил меч и зашагал по улице в том направлении, откуда донесся звук. Дома вокруг были почерневшими и словно готовыми сложиться внутрь себя.

Он прошел мимо нескольких ящиков, но решил не останавливаться возле них, поскольку тональность вздыхающих звуков изменилась. Теперь он слышал вовсе не дыхание, но всхлипывания невыразимого детского горя.

Уриил сбавил шаг, поняв, что звук неожиданно прервался, и обнаружил, что стоит перед простым каменным зданием с двумя окнами. Ставни давно провисли на проржавевших петлях, а часть постройки оказалась изрешечена пулями и осколками, но не узнать дом с фотографии было невозможно.

Неужели его специально привели сюда?

Эта мысль несколько встревожила космодесантника, хотя страха эти места не внушали.

Все звуки умолкли, даже ветер утих, когда Уриил, держа меч наготове, шагнул в пролом в стене и оказался внутри здания. Отчасти он понимал, что следовало бы вернуться к церкви и позвать Пазания, но пока капитан не чувствовал никакой угрозы, только звенящее во тьме дома глубокое одиночество.

Глаза космодесантника вновь мгновенно адаптировались к изменившимся условиям освещения, и он увидел перед собой небольшую комнату с порушенной мебелью, лежащей на полу. Почерневшие, опаленные огнем стол и стулья были разбиты разве что не в щепки. В помещении стоял едкий запах застарелой гари, и, проведя пальцами по ближайшей стене, Уриил ощутил на них маслянистый осадок прометиевого топлива.

Осмотревшись, космодесантник увидел последнее печальное напоминание о жизнях, прервавшихся в одно мгновение, — два выжженных на дальней стене силуэта, вскинувших руки в ужасе или же в финальной бессмысленной попытке защититься от убивавшего их огня.

Уриилу не составило труда представить себе эту комнату, когда она была охвачена пожаром и наполнена страхом и болью. Он мог только надеяться, что смерть этих людей оказалась быстрой. Под его сапогами заскрипели осколки стекла и посуды, и капитан наклонился, чтобы подобрать небольшой металлический предмет, замеченный им среди прочего мусора, — пустую гильзу, судя по всему, от автоматического оружия, со штампом в виде имперского орла и серийным номером Департаменто Муниторум.

— Стреляли нападая или защищаясь? — пробормотал Уриил, разглядывая оплавленный и почерневший корпус автогана, лежащего в дальнем углу. Ствол его был прямым и поблескивал серебром, хотя и был уже тронут мелкими пятнышками ржавчины. Как же эта деталь оружия смогла избежать испепеляющего жара, уничтожившего все остальное в жилище?

Вспомнив о необычных памятных приношениях на улицах, Уриил решил, что в расположении автогана также есть потаенный смысл, посмотрел туда, куда указывал его ствол, и увидел проход в заднюю комнату.

Как и основное помещение, она тоже почернела от копоти. В тех местах, где пламя не достигало своей пиковой температуры, со стен оползала пузырящаяся краска. Здесь было не только темно, но еще и пусто, если не считать ржавого остова железной кровати в углу.

Уриил прошелся по комнате, пытаясь найти что-нибудь, на что мог указывать ствол автогана. Чувствуя себя несколько глупо, он уже собирался покинуть дом, когда увидел слова, выведенные на стене.

Отчасти скрытые под слоем пыли, они все равно были предельно разборчивы для его генетически улучшенного зрения. Слова, скрытые от посторонних глаз, но все же доступные тому, кто их ищет.

«Сыны Салинаса восстанут вновь!»

Уриил нахмурил брови, прочитав это и попытавшись понять, что же означает сей лозунг.

Кто такие Сыны Салинаса?

Какой-нибудь культ? Движение сопротивления? Проимперская фракция?

Кем бы они ни были, они постарались как следует скрыть свои мятежные настроения, и уже одно это вызывало у Уриила сомнения в их верности Императору.

Был ли Салинас человеком или же так называлась планета?

Заметив тень, неожиданно возникшую перед ним на стене, Уриил обернулся. Скрипучие тяжелые шаги и прелый животный запах тут же подсказали Астартес, кто преследует его, и космодесантник опустил меч.

Он вернулся в основное помещение дома и уже из прохода увидел предводителя бескожих, присевшего на корточки возле стены, на которой отпечатались два силуэта. Существо склонило огромную голову, чтобы принюхаться, и его зрачки расширились, когда оно уловило запах.

— Эти люди?.. — произнес предводитель.

— Что?

— Это место… много семей?

— Да, — подтвердил Уриил. — Это был город.

— А эти люди? — спросил вожак бескожих.

— Они жили здесь, — объяснил Астартес.

— Они умерли здесь.

Уриил кивнул, убирая меч в ножны:

— Так и есть, но я не понимаю почему.

— Этот мир пахнет неправильно, мерзко. Не думаю, что мы будем здесь счастливы, — прошептал огромный монстр. — Те, кто убили этих людей… они плохие… такие же, как железные.

— Почему ты так думаешь? — спросил капитан.

Предводитель только пожал плечами, словно ответ казался ему очевидным, а затем отвернулся от стены, переключив внимание на детские игрушки, разбросанные в одном из углов. Он присел рядом с ними и поднял с пола оплавленную куклу в обгоревшем платье, а потом коснулся кубиков, с которых прометий сжег изображения.

Слабый намек на то, что должно было олицетворять в его случае улыбку, проступил на лице существа, и Уриил почувствовал, как защемило сердце. Какая судьба была бы уготована тому ребенку, который превратился в вождя бескожих, не похить его подлые Железные Воины?

— Плохие люди захотят убить нас, — сказал бескожий, не оглядываясь.

— Почему ты так говоришь? — спросил Уриил, хотя и понимал, что его собеседник более чем прав.

— Я знаю, что мы — чудовища, — произнес мутант. — Плохие люди, убивавшие семьи, будут бояться нас.

— Нет, — сказал Уриил. — Я этого не допущу.

— Почему?

— Потому что вы заслуживаете шанса на жизнь.

— Думаешь, бескожие смогут здесь выжить?

— Не знаю. Но была ли у вас надежда на Медренгарде? Мне ничего не известно об этом мире, мне неведомо даже, как он называется и где расположен, но обещаю — я сделаю все возможное, чтобы здесь вы нашли лучшую жизнь. То, что с вами произошло… это чудовищно, но вы не заслужили того, чтобы вас обвиняли в этом. Сейчас вам надо потерпеть еще немножко и не высовываться, пока я не сумею выбрать подходящий момент, чтобы рассказать о вас другим людям. Выдержите?

— Бескожие хорошо прячутся. Не найдут, пока мы сами не захотим. Научились этому в мире железных людей.

— Тогда оставайтесь пока здесь, прячьтесь, а когда придет время, мы с Пазанием придем за вами. И тогда вы снова ощутите тепло солнца на своих лицах и больше не будете вспоминать о железных людях.

— Лучшая жизнь, — произнес вожак бескожих. — Обещаешь?

— Лучшая жизнь, — кивнул Уриил.

— И Император полюбит нас?

— Обязательно, — сказал капитан. — Он любит всех своих подданных.

Предводитель бескожих кивнул и повернул к Уриилу массивную голову. Лицо мутанта было просто не способно на лживые эмоции, и космодесантник почувствовал огромный груз ответственности, увидев, с каким доверием отнеслось существо к его словам. Да, он обещал им лучшую жизнь и был обязан сделать все возможное, чтобы сдержать слово.

Неожиданно мутант вскинул голову, и складки плоти над его челюстями запульсировали.

— Приближаются люди, — сказал бескожий. — Люди на машинах.

Полковник Верена Каин подавила зевок и потерла рукой, затянутой в кожаную перчатку, усталые глаза; ее откровенно убаюкивало ровное движение «Химеры». Сидя в командирском кресле, она имела возможность обозревать холмистый предутренний пейзаж, протянувшийся вдоль реки, убегающей к разрушенному Хатуриану.

Каин уже видела впереди неровные очертания города, четко вырисовывающиеся на фоне мрачных скалистых гор и угрюмого неба, чей цвет вполне соответствовал этому Императором проклятому часу. Двигаясь своей неповторимой широкой походкой, впереди шли шесть разведывательных «Часовых», время от времени выныривая из предрассветного сумрака; двуногие машины должны были удостовериться, что во время этого дурацкого путешествия, в которое их отправило предостережение Мезиры Бардгил, патруль не угодит в засаду Сынов Салинаса.

Похожая на тощую курицу псайкерша заявилась во дворец глухой ночью и потребовала, чтобы о ней доложили губернатору Барбадену, что только подтверждало отсутствие у нее мозгов. Бардгил уверяла, что прибыла с новостями первостепенной важности, а как только губернатор ее принял, принялась распускать сопли и пищать что-то про чудовищ и океаны крови, изливающиеся с Зоны Поражения.

Хорошая пощечина от Каин помогла прекратить эту истерику, и полковник даже улыбнулась, вспомнив ошарашенное выражение разбитого лица Мезиры. Когда-то та была санкционированным псайкером, приписанным к «Клекочущим орлам», но оказалась среди предателей, оставивших полк после частичной демобилизации Фалькат, последовавшей за Днем Восстановления. У Каин не было времени на подобных трусливых крыс, так что она не долго раздумывала, прежде чем поставить Бардгил на место.

Мезира была псайкером, и по правилам ее следовало передать Комиссариату сразу после демобилизации, но по причинам, ведомым лишь ему одному, Барбаден позволил ей покинуть полк без лишнего шума. Почему он так поступил, оставалось за гранью понимания Каин, но она не стала поднимать этот вопрос, потому что обладающий бритвенно острым умом Лито Барбаден мог покончить с ее карьерой с той же легкостью, с какой выдвинул ее на свою прежнюю должность.

Когда Бардгил успокоилась достаточно, чтобы выражаться без напыщенных гипербол, она поведала о мощном выбросе варп-энергии в разрушенном городе Хатуриан. Яницепсы подтвердили ее слова, и тогда Барбаден распорядился, чтобы одно отделение отправилось к Зоне Поражения и все разведало.

Позади Каин, двигаясь строем, напоминающим стрелу, ехали еще одиннадцать «Химер», несущих более сотни «Клекочущих орлов». Ветераны, прошедшие десятки битв, самые почитаемые и дисциплинированные солдаты Ачаманских Фалькат — на кого еще положиться, если порядок требуется навести со всей мыслимой быстротой и тщательностью?

Когда стала приближаться окраина мертвого города, Каин посетило дурное предчувствие, но полковник отмахнулась от него. Последний раз, когда она была здесь, все вокруг было охвачено пожарами, и теперь воспоминания об увиденном и услышанном тогда вновь всплывали в ее голове.

Она неожиданно для себя поняла, что не думала о той ночи долгие годы, но вернувшиеся картины прошлого не действовали на нее так же, как на кое-кого из ее полка. Тогда они сделали то, что были должны, и навели на планете порядок. Полковник не только не испытывала сожалений, но и бессознательно протянула руку к медали в виде орла, прицепленной слева на груди ее мундира.

«Химера» запрыгала по кочкам, и Каин поднесла к глазам побитые магнокуляры, изучая руины, пока «Часовые» осматривали ограждение из колючей проволоки, окружающее мертвый город.

Все поле зрения заполнили разрушающиеся здания, окрашенные в зеленый и молочно-белый цвета системами видоуловителя, но больше смотреть по существу было не на что. Дальше дорога уже не была такой ровной и пролегала по заросшим лесом холмам, так что Каин прижала руки к бокам и сползла внутрь «Химеры».

Следовало проявлять осторожность. Сыны Салинаса продолжали вести партизанскую войну, и хотя маловероятно было, что они осмелятся открыто атаковать столь хорошо вооруженную группу, на подобной местности вполне могли поджидать снайперы. К тому же выезд мог быть спровоцирован с одной лишь целью — выманить и уничтожить имперского офицера.

Внутри машины было душно и шумно. Сзади рычал двигатель, наполняя воздух запахами горящего топлива и священной смазки. Полковник в очередной раз порадовалась своей стройности, располагаясь в узком железном вместилище среди опасных подвижных частей.

— Есть что-нибудь, мэм? — спросил Баском, ее флигель-адъютант, оглянувшись от своей вокс-станции.

— Ничего там нет. — Полковнику пришлось закричать, чтобы ее голос можно было расслышать за рокотом мотора.

— А мысли насчет того, что нас может ожидать? — продолжил Баском.

Каин и сама не знала, чего ей ожидать после предельно расплывчатого и сбивающего с толку предсказания Бардгил, но полковник не имеет права демонстрировать свою неосведомленность перед младшими офицерами.

— Возможна небольшая активность Сынов Салинаса, — сказала она. — Также есть вероятность, что мы встретим очередных глупцов, рискнувших пробраться в зону и оставить свои подношения среди кучки камней.

Баском покачал головой:

— Помнится, вы полагали, что они вряд ли теперь сюда полезут, особенно после того, как мы прикончили тот последний сброд.

Каин не ответила, вспоминая троих мужчин, стоящих возле дворцовой стены перед расстрельным отрядом за то, что пролезли за заграждение, окружающее Хатуриан. Проникновение в город было строжайше запрещено и каралось смертью, что почему-то никак не доходило до некоторых тупоголовых, раз за разом рисковавших собственными жизнями, чтобы обновить поминальные знаки.

Если бы Барбаден прислушался к советам Каин, то приказал бы сровнять руины массированным огнем «Василисков» уже через час после Дня Восстановления. Вот только новый губернатор решил, что такой шаг лишь заново раскочегарит пламя недавно подавленного восстания.

Но последние десять лет очень хорошо показали, насколько оно «подавлено»: непрекращающиеся взрывы, мятежи и недовольство населения, обладающего непробиваемой тупостью и неспособного принять свое поражение. Власть Империума простерлась на этот мир, и Сыны Салинаса были бессильны что-либо изменить, сколь бы харизматичной персоной ни был Паскаль Блез.

Личность предводителя Сынов Салинаса обросла множеством слухов: поговаривали, что прежде он служил в Гвардии, и что он был главным инфорсером Барбадуса до того, как эту должность получил Дарон Нисато, и даже то, что он не кто иной, как мятежный инквизитор. Но кем бы он ни был в своей прошлой жизни, Каин уже прикончила достаточно его солдат, чтобы понимать — командир он никудышный.

— Надеюсь, это и в самом деле Сыны Салинаса, — произнес Баском. — Давненько мы не сталкивались в настоящем честном бою.

Каин не могла не согласиться со своим адъютантом. Со Дня Восстановления Фалькатам почти не представлялось возможности обновить свои боевые навыки. Ни напряженных перестрелок с ксеносами, ни стычек с воинами Губительных Сил, только толпы протестующих гражданских да неблагодарная работа по патрулированию районов, выросших на месте собственных же бронеколонн, где тебе могло оторвать руки и ноги импровизированным взрывпакетом и где поджидали снайперы, только и мечтающие прострелить котелок зазевавшемуся солдату.

Самой Каин все происходящее казалось полной бессмыслицей. Не они ли освободили эту систему от Губительных Сил? Конечно, на Салинасе не успел вспыхнуть открытый мятеж, но ведь, учитывая, что другие три мира этой системы погрузились в дремучую ересь, было только вопросом времени, когда и эта планета поддастся влиянию Великого Врага. Неужели эти люди не могли понять, что им несказанно повезло?

Фалькаты прибыли сюда со всей возможной помпой и церемониями, как того требовал командующий Крестовым походом генерал Шерми Виго (человек, ненавидевший Лито Барбадена и столь же презираемый в ответ), но их появление только разожгло пламя народного гнева и привело к трем годам жестокой, никому не нужной войны.

В результативности приведения к миру никто на самом деле и не сомневался, ведь Ачаманские Фалькаты уже прошли сквозь изменчивый ад сражений за еще два мира этой системы и вовсе не были настроены на проявление милосердия. Но сколь бы ожесточенными и неизбежными ни были привычные им бои, мало чести было в отстреле мирных жителей, полагавших, будто, взяв в руки оружие, они становятся настоящими солдатами.

— Не слишком-то надейся, Баском, — предупредила Каин. — Сомневаюсь, что мы сегодня увидим хоть что-то необычное.

— Что скажешь? — спросил Пазаний.

— Похоже на моторы «Химер» и «Часовых».

— Мне тоже так показалось, — согласился Пазаний. — Гвардия?

— Скорее всего.

— Надеюсь, что они окажутся дружелюбными.

Уриил кивнул и провел рукой по бритому затылку, прислушиваясь к приближающемуся гулу машин. Усовершенствованный слух позволял капитану различать технику по тому, как исходящий от нее звук отражался от холмов, и с точностью определять разделяющее их расстояние.

Судя по всему, боевые машины пехоты находились не более чем в двух километрах и должны были появиться в зоне видимости в самом скором времени.

Уриил побежал по улицам, ощущая, как в очередной раз изменяется окружающая атмосфера, — ветер завывал, словно каждым своим порывом пытался предупредить о приближающихся людях. Предводитель бескожих давно обогнал Астартес благодаря размашистой походке и длинным, гибким конечностям, позволявшим ему бежать по заваленным строительным мусором улицам с немыслимой быстротой и ловкостью.

Пазаний оставался на месте и ждал своего командира, пока тот не появился, и тогда они вдвоем принялись собирать скудные пожитки, прежде чем направиться к южной окраине города. Кем бы ни были люди на машинах, Уриил и Пазаний собирались встретиться с ними не таясь.

Когда все вещи были собраны, Уриил повернулся к вожаку бескожих и протянул руку, но остановился, вспомнив, какую боль прикосновение вызвало в прошлый раз.

— Вы понимаете, что надо сделать? — спросил Ультрамарин.

Огромное создание кивнуло, и все его уродливые последователи повторили тот же жест:

— Спрятаться.

— Именно, — сказал Уриил. — Вам необходимо спрятаться, но, обещаю, ненадолго. Нам просто нужно поговорить с этими людьми и разузнать побольше об этом мире.

— А потом вы вернетесь? Расскажете им, что не надо нас бояться?

Уриил помедлил с ответом, поскольку не знал, что сказать, и не хотел обещать что-то заведомо невозможное.

— Я вернусь и заберу вас, как только это будет безопасно, но до тех пор вам лучше не высовываться. Заберитесь повыше в горы. Судя по всему, там достаточно еды и воды, чтобы вы могли спокойно жить, если не станете приближаться к поселениям.

Предводителю бескожих потребовалось некоторое время, чтобы осознать все сказанное Уриилом, а затем мутант вдруг как-то съежился. Астартес понял, что существо боится, и каким бы забавным это ни казалось, но было вполне объяснимо. Все последние дни, проведенные на Медренгарде, вожак смотрел на Уриила, как ребенок на умудренного опытом отца.

Теперь он лишался этой поддержки, и Уриил видел страх одиночества в белесых с кровавыми прожилками глазах монстра.

— Вы будете в безопасности, — сказал космодесантник. — Даю слово. Я не позволю, чтобы с вами что-нибудь случилось. А теперь вам пора уходить, и быстро.

Предводитель бескожих развернулся и повел свое племя в глубины разрушенного города. Уриил же провожал их взглядом, очень надеясь, что мутанты сумеют выжить на этой планете.

Но, глядя на колючую проволоку, судя по всему, окружавшую кольцом весь город, он не был в этом слишком уверен. Во время прогулки прошлым вечером они не забредали настолько далеко к югу, и наличие кордона наводило на весьма тревожные мысли.

— Похоже, что едут все-таки свои, — заметил Уриил. — Техника, захваченная еретиками, обычно не работает настолько хорошо. За моторами ухаживают специалисты, это сразу слышно.

— Что ж, у тебя слух всегда был получше, чем у меня. — Пазаний старался изображать спокойствие, но Уриил понял, что товарищ чувствует себя не в своей тарелке. — Ну а что будем делать с колючей проволокой?

Капитан посмотрел налево и направо, проследив взглядом за цепью высоких деревянных столбов, глубоко вбитых в землю, и подвешенными между ними кольцами проволоки с опасно острыми шипами.

— Тут они не поскупились, — произнес Уриил. — Любой, кто попытается пробраться через изгородь, превратится в кровавые ошметки.

— Угу, — согласился Пазаний, непринужденно помахивая болтером. — Судя по лоскуткам ткани и следам крови, здесь нет недостатка в тех, кто пытается прорваться.

Они подошли к самой черте города и направились по дороге к широким воротам, увешанным разноцветными лентами и гирляндами увядших цветов. Еще больше ленточек украшало колючую проволоку, что придавало пейзажу почти праздничный вид.

— Так как будем действовать? — спросил Пазаний.

— Осторожно, — ответил Уриил. — Другого варианта просто нет. Хотелось бы быть откровенным с этими людьми, но я не стремлюсь стать жертвой ретивого гвардейца, у которого и без того палец на спусковом крючке дрожит.

— Мудрая мысль. И лучше не упоминать, где мы побывали.

— И в самом деле, — согласился Уриил. — Во всяком случае, не сейчас.

— А вот и они, — кивнул Пазаний, указывая в сторону горизонта.

Уриил смотрел, как три угловатые двуногие машины пересекают холмистую местность и приближаются к городу скрежещущей механической походкой. Все они были выкрашены в ржаво-красный цвет и, к великому облегчению космодесантников, несли на носу изображение золотого орла. Две машины были оборудованы смонтированными по бокам автопушками, в то время как третья демонстрировала миру лазерную пушку, гудевшую от накопленного электрического заряда.

— Их тут несколько больше, чем просто три, — заметил Пазаний, чуть наклонив голову набок.

— Знаю, — откликнулся Уриил. — Еще одна справа и две в лесу слева.

— Автопушки и лазерное орудие… от нас только мокрое место останется, если они откроют огонь.

— Значит, не будем давать им повода, верно?

— По мне, так звучит неплохо.

Уриил остановился и стал наблюдать, как три видимые ему машины сбавляют скорость и с преувеличенной осторожностью начинают приближаться к обнаруженным космодесантникам. Их оружие было приведено в готовность и нацелено. Гидравлические затворы шипели, а заслонки на стволах обнажали духов войны.

— Ведем себя тихо, — прошептал Уриил.

Все три «Часовых» замерли, нацелив на них орудия.

— А если они начнут стрелять… — произнес Пазаний, сильнее сжимая рукоять болтера.

— Спокойно, — сказал Уриил, заметив жест товарища. — А теперь очень и очень медленно положи пушку на землю.

Пазаний посмотрел на свое оружие так, словно совсем забыл, что держит его, а затем кивнул. Потом, подняв вверх обрубок руки, опустился на одно колено и положил болтер. «Часовой», вооруженный лазерной пушкой, внимательно следил за его движениями.

Две другие машины стояли неподвижно, вполне удовлетворенные тем, что космодесантники и без того будут накрыты их огнем.

— Почему они ничего не предпринимают?

— Полагаю, сейчас они советуются с командующим офицером.

— Будь я проклят, если все это мне нравится, — проворчал Пазаний.

— Я тоже не слишком рад, — отозвался Уриил, — но есть ли у нас выбор? Рано или поздно все равно пришлось бы встретиться с имперскими властями.

— Верно. Только я бы предпочел, чтобы мы при этом не стояли под прицелом пушек, которых и на целую роту хватит.

«Часовые», стоявшие перед Астартес, не двигались, но Уриил различал гул сервоприводов других, невидимых сейчас, машин, делавших круг и проверявших, что, кроме Ультрамаринов, здесь больше никого нет. Уриил очень надеялся, что вожаку бескожих хватило ума увести своих людей подальше от города, ведь если командир гвардейцев хотя бы наполовину разбирался в своей работе, то приказал бы сейчас обшарить все руины.

Наконец Уриил услышал рокот гусеничной техники, и в зону видимости вползла неровная колонна «Химер». Как только боевые машины пехоты приблизились, «Часовые» включили ослепительно яркие поисковые прожекторы. Уриил даже заморгал, стараясь избавиться от темных пятен перед не успевшими адаптироваться глазами.

Хотя рассвет уже позолотил восточный небосклон, но лучи прожекторов оказались настолько яркими, что даже Уриил с трудом мог различить хоть что-нибудь позади них. Простого смертного наверняка бы ослепило, но модифицированное зрение космодесантника позволяло подавить большую часть негативных воздействий.

Приглядевшись, Ультрамарин увидел, как «Химеры» рассредотачиваются вокруг них; прямо на Уриила и его сержанта были нацелены тяжелые орудия целого эскадрона бронемашин. С грохотом распахнулись люки, и по сходням сбежало несколько десятков солдат.

— Должен признать, свое дело они знают, — прошептал Пазаний, и Уриил вынужден был с ним согласиться.

Солдаты были облачены в броню, состоявшую из сверкающей красной стальной пластины на груди и отороченной мехом кольчуги, и в короткие алые плащи, наброшенные на левое плечо. Стволы винтовок неотрывно следили за двумя космодесантниками; каждый солдат двигался стремительной, текучей походкой, позволявшей не терять прицел.

На головах новоприбывших красовались конические шлемы цвета бронзы с наклонными нащечными пластинами и кольчужной бармицей. Кроме того, каждый воин имел при себе тяжелый изогнутый меч, и ничто в облике этих людей не позволяло Уриилу предположить, что это старинное оружие им нужно только для красоты.

— Не слишком ли много сил они тратят на нас двоих? — шепнул Пазаний.

— Это точно… и как они узнали о нашем появлении?

— Ну, это мы, видимо, скоро выясним, — отозвался Пазаний. — Похоже, они идут сюда.

Сержант с глазным имплантатами, встроенными в шлем, махнул рукой, отправляя вперед два отделения солдат. Они установили в воротах массивное квадратное устройство, и от головной «Химеры» с кабелем в руках к нему побежал облаченный в рясу техножрец, на спине которого располагалось нечто вроде тяжелого ранца, где виднелись посвистывающие поршни и выкрашенные в бронзовый цвет механизмы.

Вокруг устройства, которое подключили к воротам, возникла мерцающая аура, а затем раздался треск, и по колючей проволоке пробежал электрический разряд. Не успел свет от вспышки погаснуть, как солдаты устремились в проход, распахнув закрытые на магнитный замок ворота ударом ноги.

Одетые в красную форму бойцы рассредоточились, двигаясь парами, чтобы образовать перекрывающиеся секторы обстрела.

— Чисто! — крикнул один из солдат, и через секунду эхом откликнулся другой, стоявший на противоположном конце их строя.

Теперь, имея возможность рассмотреть их вблизи, Уриил уверился, что перед ним опытные ветераны. Они удерживали безопасную, точно выверенную дистанцию между собой и целью, которая в то же время была достаточно небольшой, чтобы с гарантией не промахнуться, если дело дойдет до драки. Никого из них, похоже, не смущал тот факт, что их оружие сейчас было нацелено на двух незнакомцев, чье телосложение определенно указывало на принадлежность к Астартес.

Сержант с глазными имплантатами выступил вперед, обнажая меч, и Уриил увидел, что оружие выполнено в виде фалькаты — изогнутый клинок односторонней заточки сужался к кончику. Такие мечи были довольно тяжелыми и позволяли наносить рубящие удары с силой топора, но в то же время ими можно было фехтовать с точностью и стремительностью сабли. Эфес имел форму крюка, а крестовина была сделана в виде распростертых орлиных крыльев.

Кончиком клинка сержант отбросил в сторону болтер Пазания и жестом приказал одному из солдат забрать его. Уриил проследил взглядом за тем, как боец сгибается под тяжестью оружия космического десантника и тащит его к явно заинтересовавшемуся техножрецу.

Затем сержант оглядел Уриила с головы до ног, но выражение лица командира красных солдат было неразличимо под маской вокса-ребрифера и бионическими имплантатами. Поскольку огнестрельного оружия у Ультрамаринов больше не было, обступившие их люди немного расслабились, что несколько опустило их в глазах Уриила, ведь меч-то все еще был при нем. К тому же опытный военный должен был знать, что космический десантник смертельно опасен, даже если сражается голыми руками.

Все замерли в неподвижности, пока не откинулся верхний люк одной из «Химер» и в нем не показалась стройная фигура, облаченная в офицерскую униформу. Насколько Уриил мог судить, это была женщина — высокая и длинноногая, она спрыгнула с брони с уверенным изяществом человека, привычного к боевым условиям.

Стащив с головы шлем, она провела рукой по темным, коротко остриженным волосам. Лицо ее имело острые, резко очерченные черты. Когда она строевым шагом направилась прочь от своей «Химеры», за ней тут же заспешил невысокого роста человек с переносным воксом на спине.

Как и каждый из ее солдат, офицер была вооружена покоящейся в ножнах фалькатой. На груди мундира ярко сияла медаль в виде золотого орла.

Женщина остановилась возле своего сержанта, и при виде двух огромных воинов на ее лице отразилось удивление. Но, к ее чести, женщина сумела восстановить самообладание буквально за долю секунды.

— Кто такие? — спросила офицер.

— Уриил Вентрис и Пазаний Лисан, — ответил капитан.

— Вы Адептус Астартес?

Вопрос показался ему риторическим, но Уриил все равно кивнул и сказал:

— Мы Ультрамарины.

Он снова увидел, как на какое-то мгновение на лице его собеседницы мелькнуло удивление, но она быстро его скрыла.

— Ультрамарины? Далеко же вы забрели от дома. И что вас сюда привело?

— При всем уважении, — произнес Уриил, — мы даже не знаем, где находимся. Что это за планета?

Словно пропустив этот вопрос мимо ушей, офицер сказала:

— Вы проникли в запретную зону, Уриил Вентрис. Нахождение в Хатуриане карается смертью.

Уриил обменялся с Пазанием изумленными взглядами. Огромной физической мощи и окутывавшего их ореола легендарной славы космических десантников, как правило, хватало, чтобы большинство простых смертных лишились дара речи от благоговейного трепета и почтительности, но эту женщину, похоже, нисколько не волновал тот факт, что она общается с элитными воинами Императора.

Начиная впадать в гнев, Уриил шагнул вперед.

В ту же секунду стволы винтовок вновь вскинулись, а с солдат слетела расслабленность.

— Мы — космические десантники Императора, — прорычал Уриил. Эмоции, накопившиеся за время изгнания, все-таки вырвались на поверхность. Он сжал рукоять меча и добавил: — Мы — воины четвертой роты ордена Ультрамаринов, и вам, черт возьми, следует проявить должное уважение!

Женщина, казалось, осталась совершенно безучастной к его разъяренной речи, но рука легла на эфес фалькаты.

— Попытаешься вытащить ее, обещаю, что прирежу тебя, пока твой клинок еще наполовину будет в ножнах, — предупредил Уриил.

— А ты сдохнешь секундой позже, — парировала женщина.

— Возможно, но твой нахальный язык укоротить успею, — отрезал капитан.

Неожиданно он ощутил ладонь на своей руке и, оглянувшись, увидел Пазания, в глазах которого читался сдерживаемый смех.

— Помнишь, я тебя спросил о том, как мы будем действовать? — спросил Пазаний. — Ты тогда ответил: «Осторожно». Мне кажется или твое поведение несколько не соответствует этому определению?

Гнев Уриила рассеялся, и капитан даже улыбнулся, осознав, насколько абсурдными были его действия, учитывая количество нацеленного на него оружия. Он убрал руку с эфеса меча и снова встретился глазами с офицером, сверлившей его яростным взглядом и все столь же судорожно сжимавшей эфес фалькаты.

Пазаний встал между ними и произнес:

— Послушайте, пока все это не вышло из-под контроля и никто не поранился, я предлагаю всем выдохнуть и начать беседу заново. Так вот, мы случайные гости на вашей планете и понятия не имели, что находиться в этих местах запрещено. Сейчас нас интересует только возможность связаться с орденом, и в этом нам бы не помешала ваша помощь. Не могли бы вы сказать хотя бы, что это за мир и кто здесь всем заправляет?

Женщина позволила себе немного расслабиться и убрать ладонь с оружия. Затем она сделала глубокий вдох, разгладила полы своего мундира и сложила руки за спиной.

— Что ж, — произнесла она. — Я полковник Верена Каин, командующий офицер Ачаманских Фалькат, а мир называется Салинас.

— И кто здесь главный?

— Губернатор Лито Барбаден является назначенным имперским командующим этой планеты, — сказала Каин.

— Вы можете проводить нас к нему? — спросил Уриил.

— Вам придется ехать в сопровождении вооруженного эскорта, поскольку ваши личности еще необходимо установить.

— Установить? — удивился Уриил. — Вы не верите, что мы — Адептус Астартес? Неужели ослепли?

— Вам следует знать, — отрезала Каин, — что я уже не первое десятилетие сражаюсь с врагами Императора и иные из них практически ничем от вас не отличались. Так что уж извините, что не спешу довериться одному только вашему внешнему облику.

Уриил уже собирался снова возмутиться, но Пазаний заговорил первым:

— В чем-то полковник Каин права, командир. Да и вообще, какая разница? Главное, что нас подбросят туда, куда надо.

— Очень на это надеюсь, — произнес Уриил.

— Поедете в заднем отсеке «Химеры», — сказала Каин, оценивая их габариты. — Будет тесновато, но втиснуться вы вроде бы должны.

— Не сомневайтесь, — отозвался Пазаний и под прицелами лазганов и пристальными взглядами гвардейцев потащил за собой Уриила к машинам, но напоследок оглянулся на полковника Каин. — Совсем забыл спросить, — произнес космодесантник. — Какой сейчас год?

 

Глава четвертая

Утренний свет, пробивающийся сквозь старые шторы, и звуки начинающего оживать города пробудили Паскаля Блеза задолго до того, как он услышал грохот распахнувшейся металлической двери его дома. Он тут же сел на кровати и выхватил из-под подушки пистолет, который никогда не держал дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Уже проверив боекомплект и сняв оружие с предохранителя, он услышал веселые голоса, доносящиеся с лестницы.

Судя по интонациям и отсутствию пальбы, это были вовсе не инфорсеры Дарона Нисато, обычно входящие в предварительно выбитые двери. Но все равно Блез не спешил убирать пистолет. Времена стояли неспокойные, а те смертельно опасные игры, в которые он играл вместе с остальными Сынами Салинаса, требовали предельной осторожности.

Он провел рукой по выбритому затылку и пробежался пальцами по расчесанной на две косы бороде, как всегда поступал, когда задумывался. Теперь он узнавал голоса, звучащие внизу; один принадлежал Коулену Харку, верной тени и телохранителю самого Блеза, а другой — Рикарду Устелю, сборщику информации.

Паскаль покачал головой от плеча к плечу, разминая затекшие за ночь мышцы шеи. Сегодня он спал один в комнате, пропахшей машинным маслом; запах этот было ничем не вывести, поскольку дом был обшит пластинами брони, снятыми с ржавеющего остова танка «Леман Русс».

Решив, что непосредственная опасность прямо сейчас ему не грозит, Паскаль выскользнул из постели и натянул на себя домашний комплект одежды, состоявший из потертой серой робы и широкого кожаного ремня. Затем он сунул ноги в ботинки и как раз шнуровал их, когда в его дверь дважды простучали.

— Заходи, Коулен, — произнес он уверенным, властным тоном. Обладателю такого голоса стоило бы раздавать приказы войскам, но куда чаще ему приходилось диктовать коды налоговых выплат, номера банковских счетов и проводить деловые встречи.

Коулен Харк отворил дверь и уважительно поклонился; движения телохранителя были четко выверенными, начисто лишенными суетности. Он был довольно крупным, широкоплечим мужчиной с угрожающе выглядящей мускулатурой. Сама природа постаралась, чтобы его облик не вязался ни с какой работой, если та не предполагала насилия. Как и Паскаль, Коулен носил простую робу, но, помимо этого, через его плечо был перекинут лазерный карабин, а в набедренных ножнах покоился кинжал.

— Прибыл Рикард Устель, — доложил телохранитель.

— Слышу, — отозвался Блез. — Что ему надо?

— Он собирается доложить о передвижении войск.

— И для этого он решил поднять меня в такую рань? — с некоторым раздражением спросил Паскаль.

— Речь идет о «Клекочущих орлах», — произнес Коулен. — Численностью в полную роту.

Раздражение слетело с Паскаля вместе с сонливостью. Никакие имперские войска не вызывали такой ненависти у граждан Салинаса, как «Клекочущие орлы». Они по праву заслужили славу жестоких и беспринципных убийц, и не было на планете никого, кто не мечтал бы отомстить им за произошедшее в Хатуриане.

— Дальше еще интереснее, — заметил Коулен.

— Чем же?

— Их ведет Каин.

Паскаль закончил шнуровать ботинки и выпрямился.

Верена Каин.

— Да, неплохо было бы отловить эту бессердечную суку.

— Мне тоже так показалось, — согласился Коулен, кровожадно усмехнувшись.

— И где они?

— Рикард сообщает, что они отправились на север, — сказал телохранитель. — По его словам, все выглядит так, словно они решили навестить Зону Поражения.

— У нас там кто-нибудь есть?

— Нет; во всяком случае, никого, о ком бы я знал.

— Тогда с чего она отправила туда свою роту?

— Кто знает? Но Рикард говорит, что они не брали с собой машин обеспечения, а стало быть, собираются скоро вернуться. Надо успеть выставить стрелков.

Паскаль кивнул:

— Отправьте гонцов к засадным группам. Потребуется шесть отрядов, вооруженных ракетами. Собираемся у Железной Ангелицы и выдвигаемся оттуда. Приступай.

Коулен кивнул и выбежал из комнаты, оставив Паскаля одного.

Лидер повстанцев почувствовал, как сильнее забилось его сердце при мысли о нанесении «Клекочущим орлам» ответного удара. Но он заставил себя сдержать ликование, понимая, что сейчас необходим холодный разум. Под властью эмоций люди склонны совершать глупые ошибки, и Паскаль не любил давать волю чувствам, считая это пустой тратой сил.

Он принялся мерить комнату шагами, обдумывая ситуацию и обращаясь к своему дару аналитика, столь хорошо служившему ему в те дни, когда он еще работал в Администратуме. Теперь казалось, будто это было в другой жизни.

Паскаль Блез был надзирающим за писарями при кабинете губернатора Шаары и по факту являлся простой шестеренкой в никогда не замирающей машине имперской бюрократии, пока на Салинас не явились Ачаманские Фалькаты. Хотя на всех прочих планетах системы было неспокойно и регулярно вспыхивали мятежи, но Шаара сумел удержать Салинас от беспорядков и вычистить всех подстрекателей, полагая, будто это поможет планете пережить без неприятностей тревожные времена.

Но, как в итоге оказалось, он серьезно ошибался.

Не делая различия между ними и другими мирами системы, молот Имперской Гвардии обрушился на Салинас с ничуть не меньшей яростью. Ачаманские Фалькаты казнили губернатора Шаару уже в день своей высадки, а всю его администрацию и офицеров согнали в концентрационные лагеря, чтобы дать время представителям Департаменто Муниторум решить их судьбу.

Паскаль Блез входил в делегацию, собранную из уцелевшего управляющего персонала и направившуюся, чтобы выразить свой протест и объяснить бесполезность столь жестких мер, на встречу с полковником Лито Барбаденом, возглавлявшим действовавшие на поверхности Салинаса имперские войска.

Воспоминания Блеза о том дне были все еще свежи. Не успели они пожаловаться на жестокость Фалькат и рассказать о лояльности прежнего губернатора, как делегацию окружило подразделение солдат, которых, как позднее узнал Паскаль, называли восьмой ротой, также именуемой «Клекочущими орлами».

Полковник Барбаден произнес речь о заразе предательства, поразившей всю систему, и о том, что точно такие же уверения в невиновности он слышал и от других вожаков мятежников на взбунтовавшихся мирах.

А потом началась пальба.

Паскаль провел пальцами по сморщенному шраму на груди — туда ударил первый лазерный импульс. Второе попадание прошло вскользь по виску, и будущий лидер сопротивления словно провалился в черную яму, полную боли и забвения. Придя же в себя, он обнаружил, что лежит в заваленной трупами глубокой траншее, свежевырытой под стенами дворца. Глядя в лица мертвецов, он узнавал тех, с кем отправился на встречу, и ужасная несправедливость их убийства придала Блезу таких сил и воли, каких он никогда в себе прежде не замечал.

Истекая кровью, едва живой, он выбрался из братской могилы, растворился в наполненной криками и звуками выстрелов темноте и шел, пока не добрался до ближайшей клиники, где силы его и оставили.

О нескольких последующих днях он не помнил ничего, кроме боли и галлюцинаций, вызванных подавляющими ее медикаментами. Неделю спустя после расстрела он сумел встать с кровати, чтобы услышать рокот танков Имперской Гвардии, катящихся по городским улицам, и грохот сапог облаченных в красные одеяния солдат Ачаманских Фалькат, выискивающих предполагаемых предателей.

В ту минуту ненависть наполнила его сердце, и тогда в его душе навсегда умер клерк Администратума и родился тот воин, каким он стал. Уже через месяц после прибытия Гвардии недавно организованные Сыны Салинаса впервые совершили акт неповиновения, взорвав бомбу, убившую нескольких старших офицеров Фалькат.

Под управлением харизматичного и пылкого Сильвана Тайера повстанцы добились первых успехов и изрядно усложнили Фалькатам работу по удержанию Салинаса.

Но долго так продолжаться не могло.

Сынам Салинаса нечего было противопоставить неистощимой мощи Имперской Гвардии и безжалостности Лито Барбадена. После кошмара Зоны Поражения Сильван Тайер повел своих одержимых жаждой мести людей в короткое и ожесточенное сражение… сражение, которое они не могли даже надеяться выиграть, и в тот день планета лишилась самого цвета своих граждан.

Паскаль умолял Сильвана не вступать с Фалькатами в открытый бой, объяснял, что Хатуриан специально уничтожили, чтобы заставить их действовать необдуманно, но охваченный яростью и ненавистью предводитель Сынов Салинаса не слышал его.

И все ушедшие с Тайером погибли, накрытые огнем артиллерии, перемолотые гусеницами танков и добитые пехотой.

Люди называли Сильвана Тайера героем, но Паскаль знал, что этот человек был глупцом. Ослепленный ненавистью и жаждой мести, прежний предводитель Сынов Салинаса не сумел разглядеть западни, устроенной Барбаденом. А если и сумел, то не придал этому должного значения.

Паскаль Блез собрал всех уцелевших и научил их действовать с осторожностью, тайно. Объяснил им, что они вовсе не всемогущая армия мстителей, как проповедовал Тайер, а тоненький и слабый ручеек, который медленно, но верно крошит камень.

Так Сыны Салинаса сумели продолжить свою войну.

Больше они не устраивали масштабных акций неповиновения, зато регулярно совершали небольшие вылазки, изматывавшие силы оккупировавших их города войск, чей бывший полковник теперь прятался в губернаторском дворце.

Стук в дверь выдернул Паскаля из его горьких дум, и, подняв взгляд, он увидел, что Коулен Харк опять стоит в проходе.

— Так ты идешь? — спросил телохранитель.

— Да, — ответил Блез, беря со стула свой пепельно-серый плащ.

Спустя мгновение он улыбнулся, отбросил этот плащ, подошел к металлическому ящику, стоявшему возле кровати, и, щелкнув удивительно хитроумным замком, открыл потайную нишу. Сняв фальшивое дно, он достал из-под него с особой тщательностью сложенное одеяние из зеленой и золотой ткани.

Развернув и расправив плащ Сынов Салинаса, он закрепил его застежками на плече и на груди.

Коулен оценивающе посмотрел и кивнул.

Паскаль же убрал пистолет в кобуру и улыбнулся своему телохранителю:

— Раз уж мы намереваемся прикончить Верену Каин, будет только лучше, если она узнает, кто стал ее палачом.

Высоко в горах над мертвым городом вожак бескожих сидел вместе с собратьями в чаще густого леса. К земле лип предутренний туман, и его влажные прикосновения к обнаженной мускулатуре казались странными и необычными. Мягкость почвы под ним доставляла радость, а прохладный ветерок казался сладчайшим эликсиром.

Никогда прежде он не знал о существовании подобных вещей, каждый его вдох раньше был отравлен токсичным дымом из чадящих заводских труб, усеивавших мертвые долины мира железных людей.

Бескожие поймали еще двух зверей, пасшихся на лугу под высоким утесом, и затащили их в лес. Сейчас их разорванные на окровавленные куски туши лежали в кругу мутантов. Предводитель поднял к лицу могучий кулак, в котором сжимал заднюю ногу животного, и зубами оторвал от кости основательный шмат мяса.

Он никогда не пробовал ничего настолько вкусного: свежее, пропитанное кровью, напоенное здоровьем. Прежде-то им доводилось питаться разве что гнилой мертвечиной да изуродованными химией жирными тушами тех, кого находили на человеческих фермах железных людей.

Мысль, что жизнь может быть совсем иной, никогда не посещала вожака, ведь разве он знал другую? Время от времени в его сознании всплывали разрозненные кусочки воспоминаний о том, что было до плена, но походили они на отражения в осколках разбитого зеркала, и он не обращал на них внимания.

Порой, когда боль и изнуряющая усталость, сопровождавшие его существование, становились невыносимыми, вождь бескожих уходил далеко в покрытые сажей горы и там, греясь на окутанных едкими, отравленными облаками пиках, погружался в глубокий сон, где его посещали странные прилипчивые образы.

Пока его тело отдыхало, он видел во сне картины другой жизни, другого способа ее вести.

Были ли это воспоминания? Он не знал, но ему нравилось думать, что были.

В тех снах он видел лицо женщины, доброе и полное ничем не обусловленной любви. Ему хотелось надеяться, что это его мать, но никаких других воспоминаний о ней, кроме этого, у него не осталось. Она что-то говорила, но он никогда не слышал ее слов. Вожак знал только то, что она прекрасна, и то, что она удивительно заботлива по отношению к нему.

Когда навевающие сон испарения уносили его дальше в мрачные глубины истерзанного сознания, предводитель бескожих видел высокие дома из белого камня, восхитительные разноцветные окна и пьедестал, на котором возвышалась окруженная сияющими ангелами статуя золотого воина с нимбом из звезд над головой.

Из всех лихорадочных видений, посещавших вожака, это обладало наибольшей властью над его разумом, к тому же он четко мог сказать, кому посвящен памятник.

Это был Император, и Император любил вождя бескожих.

Его любовь была вечной, но вот золотые видения вскоре разбивались, точно стекло, сменяясь отвратительными картинами, полными ужаса и крови, и они были настолько чудовищны, что вожак во сне начинал бить кулаками по земле, ломая камни.

Он видел огонь. Видел взрывы и частые вспышки выстрелов.

В их стробирующем свете он различал воинов в серой, как сталь, броне с шевронами, выкрашенными в черный и желтый цвета.

К нему протягивались тяжелые тисненые латные перчатки, отрывая от окровавленного тела той прекрасной женщины, и он кричал, но уши пленителей оставались глухи к его мольбам, и прежний мир рушился навсегда. Дальше были только разрозненные картинки последовавшего ужаса: темнота и страх, неистребимый привкус крови во рту, вооруженные пилами твари и гигантские слюнявые лица чудовищных «матерей».

Потом — только боль и ощущение пустоты внутри, пока он лежал в непроглядной темноте внутри влажных складок плоти.

А затем — долгожданный свет.

Но и тот оказался обманом, служившим лишь одной цели: показать пленнику его уродство.

Он стал чудовищем и душой, и телом и был смыт вместе с грудой гниющего мяса в не прощающую слабости пустыню под цитаделью железных людей.

Отвращение к собственному кошмарному существованию всякий раз помогало ему вырваться из объятий токсичных испарений, и тогда он спускался с гор, чтобы воссоединиться со своими жалкими друзьями — никому не нужными, отвергнутыми и не знающими любви.

Большинство тех завывающих мешков беспорядочно перекрученной плоти и костей, что падали сверху, были слишком бесформенны или же оказывались лишенными рассудка.

Таких племя просто съедало, но те, кто обладал достаточно подвижным и сильным телом, становились новыми воинами в растущей армии предводителя бескожих.

Да, такой была его жизнь, и другой он не знал, пока не появился тот воин.

Вожак наблюдал за тем, как свежие отбросы цитадели железных людей падают в водоем, и уже предвкушал вкус плоти тех, кто, силясь выбраться на берег, бултыхался в черной воде. Но голодное ожидание сменилось изумлением, поскольку те вовсе не были такими же чудовищами, как он сам. Главарь уже готов был приказать сожрать их, но в последнее мгновение почувствовал запах материнской плоти, исходящий от воина, руководящего новоприбывшими.

Тогда вожак отвел их в просторную пещеру под землей, где и обитало племя, и представил воина статуе могучего Императора, которую они изваяли из обломков, иногда падавших сверху. Император счел человека, именовавшего себя Уриилом, достойным, и новоприбывшие влились в племя, а затем помогли совершить нападение на железных людей, живших в крепости на вершине неприступной скалы.

Много крови тогда пролилось, много железных людей погибло, а крепость была разрушена. Конечно, бескожих тоже убили много, но воспоминание все равно было приятным и стало одним из тех якорей, за которые цеплялся вожак, пока они удирали с жуткого мира в омерзительном чреве демонической машины.

Предводителю бескожих совсем не нравилось вспоминать о времени, проведенном в зловонных, пропитавшихся кровью глубинах локомотива, поскольку ему стоило немыслимых усилий удержать свое племя, чтобы они не вцепились друг другу в глотки острыми клыками и когтями.

Но путешествие, к счастью, закончилось, и они вступили в этот мир. Воздух был чистым, а земля — мягкой, но что-то все-таки было не так. Вожак не мог точно сказать, что именно, и даже не сумел бы подобрать нужных слов, чтобы выразить эту «неправильность», но вся атмосфера искрила от присутствия великого гнева.

Он ощущал это столь же отчетливо, как кровь, что стекала по его лишенному кожи лицу.

Мяса на тушах животных почти не осталось. Один из воинов племени — существо с влажно поблескивающими внутренними органами, под которыми проступал скелет, и уродливой вытянутой мордой с мелкими острыми зубами — принялся колоть кости и высасывать из них мозг. Другой копался в кишках, выискивая последние съедобные кусочки.

— Нет, — прорычал предводитель бескожих. — Мы больше не должны так жить.

Все племя уставилось на него, на уродливых лицах проступило явное непонимание.

— В этом мире нам будет лучше, — сказал он. — Уриил обещал это. Нам незачем бояться, Император любит нас.

Вожак увидел надежду, затеплившуюся в глазах его воинов, когда первые лучи рассвета, просочившиеся сквозь листву древесных крон, позолотили траву. Он почувствовал их приятное покалывающее прикосновение к телу, и по подставленной солнцу влажной красной руке стало расплываться мягкое тепло.

Тогда вожак поднялся и направился прочь из лесной тени, пригибаясь под ветвями, а солнце взбиралось все выше над горами, разливая вокруг золотой свет. Племя последовало за предводителем, зачарованное этим теплом, распространяющимся по стремительно светлеющему небосклону.

Двигаясь так, словно только пробудились от долгого сна, бескожие вышли из-под защиты деревьев на открытое место. Их лица сияли в предвкушении чуда; слепящий шар в небе казался чем-то невероятным и новым, но в то же время удивительно знакомым.

Воспоминания о более счастливых днях стали пробиваться на поверхность сознания вожака, и он почувствовал, как в его груди зашевелилась нарождающаяся надежда. Возможно, здесь и в самом деле им будет лучше, и они сумеют начать новую жизнь в мире, где их не станут презирать и преследовать.

Солнечное тепло усиливалось, и мягкое покалывание стало чем-то совсем другим, чем-то болезненным. Все племя начало стонать, почесывая конечности, словно пытаясь избавиться от назойливого зуда.

Вожак ощутил, что все его мышцы начинают гореть от боли, как если бы он вдруг вздумал искупаться в зараженных водах мира железных людей.

Он зарычал, понимая, что жжение только усиливается, что его обнаженная плоть совсем не приспособлена к свету этого странного солнца. По телу стали расползаться черные пятна, растекающиеся, точно капли нефти в воде. Боль становилась невыносимой, и предводитель бескожих закричал, когда его пальцы случайно сковырнули одну из пузырящихся отметин и из ранки брызнула липкая сукровица.

В мире железных людей солнце излучало отчаяние и безнадежность, но это… это светило причиняло боль.

Бескожие завыли, вонзая когти в собственные тела, силясь понять, что же с ними происходит. Их крики становились все более жалобными, пока палящий свет сжигал их, и вожак зарычал в гневе и ранящем осознании того, что его предали.

Этот мир вовсе не был хорошим. Он должен был сразу понять это, но позволил себе забыть, что вся вселенная ненавидит их.

Даже солнце мечтало убить его людей.

— Племя! — взревел вожак. — Назад! Возвращаемся в тень!

Он повернулся спиной к смертоносному солнцу и бросился бежать, чтобы укрыться под защитой деревьев, но даже там обжигающий свет находил их, пробиваясь сквозь кроны острыми лучами, словно пытающимися разрезать незащищенную плоть их тел. Бескожие смотрели на своего вождя в надежде на спасительный совет, которого он не мог дать.

Это вовсе не была лучшая жизнь… не для таких, как они.

Несчастные орали от боли и били себя кулаками в грудь, и сам вожак выкрикивал в небеса проклятия. Через листву он увидел высокий скальный выступ — почти отвесную темную каменную плиту, с которой обрушивались многочисленные водопады.

На фоне общей ее черноты предводитель бескожих заметил заплату еще более черную — выемку в поверхности плиты — пещеру.

— Племя должно бежать! — закричал он. — Убежище в скале! За мной!

Не оглядываясь и не пытаясь проверить, следуют ли за ним остальные, вожак вырвался из жалкого укрытия, которое даровал лес, и побежал вверх по холмистому склону, направляясь к скале. Могучие ноги легко несли его вперед, позволяя перепрыгивать через огромные валуны; он даже сумел на время отвлечься от обжигающей боли, грозившей одолеть его.

Позади раздавались мучительные вопли, но предводитель слышал влажные, шлепающие шаги и скрежет деформированных костей, трущихся друг об друга, — племя бежало следом.

Черные волдыри продолжали вздуваться на теле, пока он бежал, но вожак заставил себя не обращать внимания на боль, всецело сосредоточившись на том, чтобы добраться до спасительной прохлады в темноте пещеры. Наконец он перелез через последний валун и, сбавив скорость, скользнул в тень. Жжение прекратилось, но все его тело по-прежнему было пронизано всепроникающей болью.

Он оглянулся, чтобы увидеть, как самые быстрые из его соратников завершают безумный марш-бросок к пещере, завывая и скрежеща зубами. Вождь бескожих остановился, чтобы проследить за тем, как остальные проделают тот же полный страданий путь через открытое пространство под золотым солнцем, с каждой секундой все сильнее обжигающим и заставляющим чернеть их плоть.

Один из бескожих, создание с не сгибающимися в коленях ногами и чрезмерно массивным телом, поскользнулся на округлом камне. С агонизирующим криком монстр упал на землю, и из многочисленных ожогов, вскрывшихся при падении, потек гной. Воспаленная, покрытая волдырями мускулатура начала лопаться, когда бедняга попытался подняться. Ему не хватало ловкости, и потому встать он так и не сумел. Могучие руки судорожно искали точку опоры, но овладевшая им паника и агония оказались сильней.

Наконец он испустил последний вой и рухнул наземь под взглядом своего вождя, наблюдавшего за тем, как чернота распространяется по телу товарища и безжалостное солнце выжигает последние остатки его жизни.

— Он умер, — провозгласил предводитель, и остальные столпились вокруг него, глядя на обугливающийся труп. Бескожие обоняли аромат мяса, и вожак ощущал их смущение и голод, но никто не рискнул вновь подвергнуть себя пытке палящими лучами.

Тогда вождь бескожих отвернулся от света и начал спускаться в пещеру. Темная, сырая, со стенами, исчезающими вдалеке, она была удивительно уютной после жестокого солнца. Вожак, не останавливаясь, уходил все глубже во мрак, погрузившись в тревожные размышления об этом новом испытании.

Они опять оказались чудовищами, рыщущими во тьме пещер, где чудовищам и было самое место.

В душе предводителя бескожих взрастал гнев.

Задний отсек боевой машины пехоты класса «Химера», если верить заявленным характеристикам, должен был вмещать до двенадцати человек вместе с боевой экипировкой. Конечно же, что типично для армейских стандартов, эти бойцы, набившись внутрь, не должны были, с точки зрения разработчиков, иметь возможности даже почесаться. А когда в отсек загрузились два космических десантника, пространства стало настолько мало, что пятерым бойцам пришлось возвращаться на броне.

— А я-то еще жаловался, что в «Носорогах» места мало, — сказал Пазаний. — Напомни мне, чтобы я больше никогда не спорил на этот счет с Гарком.

Уриил предпочел промолчать, внимательно изучая пейзаж, проносящийся за крохотными смотровыми блоками, проделанными в бортах машины и позволяющими хоть какому-то естественному свету проникать внутрь. Конечно, на потолочной части были размещены лампы, но они могли создать только тошнотворный красноватый полумрак.

Внутри «Химеры» расположились еще четверо бойцов из Ачаманских Фалькат — троица не снимавших шлемов солдат, держащих на коленях свои лазганы, и сержант, присвоивший оружие Пазания. Сержант оказался единственным, кто решился избавиться от бронированного головного убора, и только теперь Уриил понял, что глазные «имплантаты» крепились именно к шлему, но не были хирургически встроены в череп этого человека.

Сержант был мужчиной средних лет, но на его обветренном лице под копной рыжеватых волос пролегли глубокие морщины. Взгляд его был жестким, но не лишенным тепла, и смотрел он на Уриила и Пазания со смесью благоговения и несколько нервозного восторга.

— Так вы Ультрамарины? — спросил он.

— Они самые, — кивнул Уриил.

— А я — сержант Иона Тремейн, — сказал мужчина, протягивая ладонь для рукопожатия. Судя по тому, что та, обтянутая перчаткой, оказалась твердой и негибкой, Уриил предположил, что это аугметический протез.

Его подозрения подтвердились, когда Тремейн поднял руку и произнес:

— Потерял в схватке с эльдарскими пиратами. Поймал рикошет, и какой-то странный осколок вошел под шкуру. В итоге — заражение крови. Так что медики отхватили мне лапу от сих и до сих.

— Мне тоже доводилось встречаться с эльдарами, — заметил Уриил. — Быстрые и беспощадные убийцы.

— Что есть, того не отнять, — согласился сержант. — Такова их натура. Да только полковника тоже размазней не назовешь. Он провел обманный маневр, и уже никакое трюкачество не могло спасти тварей, когда им в спину ударили его «Клекочущие орлы».

— Его? Боюсь, я несколько запутался.

— Ах да. Полковник Каин теперь вместо него возглавляет только тех, кто остался в полку после Дня Восстановления, — пояснил Тремейн. — До нее Фалькатами руководил Барбаден.

— Это тот самый Барбаден, который теперь губернатор?

— Он, — подтвердил сержант. — Мы заполучили эту планетку по всем правилам. Отбарабанили свои десять лет службы, прошли через ад на Лосгате и Штейнхолде и заработали право поселиться здесь, как только вернем этот мир Императору.

Уриил оценивающе посмотрел на молчаливых солдат, сидевших возле тяжелого стального люка в задней части машины, — все они были суровыми и неразговорчивыми, поэтому словоохотливость сержанта показалась ему несколько противоестественной.

— Ну а вы сами-то как сюда попали? — поинтересовался Тремейн.

— В город или на планету?

— А и то, и то, — с улыбкой произнес сержант, но Уриил прекрасно слышал, что благожелательность в голосе этого человека — фальшивая. — Уверен, получится увлекательная история. Сами понимаете, гостей-то у нас мало бывает, не говоря уже о визите Ультрамаринов. Ну, давайте, расскажите же, что там с вами приключилось?

Космодесантник почувствовал не высказанное вслух предупреждение Пазания, что не следует открывать слишком многое, и задумался, а не шпионит ли сейчас за ними полковник Каин? Не подсадила ли она к ним Тремейна специально, чтобы они разговорились с дружелюбным сержантом?

— Это долгая и… содержащая военную тайну история, сержант, — ответил Уриил.

— Вы же где-то там бросили свой корабль. Ну, в смысле, вы же не могли попасть сюда без него?

— Нет, корабля у нас не имеется, — сказал Уриил.

— То есть вы телепортировались вниз? — надавил Тремейн. — Ну, с корабля на орбите? Или высадились на одной из десантных капсул? Ультрамарины же используют их, да?

— Используем, — согласился капитан, — но сюда спустились не в ней.

— Тогда как?

— Как уже говорилось, история долгая, и я предпочту поведать ее непосредственно губернатору Барбадену. Пока же могу сказать только то, что мы не менее преданные служители Императора, нежели вы сами. Мы находимся здесь по особому поручению нашего ордена и сейчас мечтаем только о том, чтобы вернуться домой и воссоединиться с остальным боевым братством.

— Просто странно, что из всех мест на планете вы выбрали именно это, — заметил Тремейн.

— Это вы о Хатуриане? Ведь так называется город, верно?

— Да, именно так и называется, — подтвердил сержант, и Уриил заметил, что собеседник явно не горит желанием продолжать.

— А что с ним приключилось? — спросил капитан. — Почему за его посещение полагается смертная казнь?

— Просто полагается — и все, — отрезал сержант. — И больше я не намерен говорить о Зоне Поражения.

— Зоне Поражения?

— Я же сказал, что не стану о ней говорить, — предупреждающим тоном сказал Тремейн, явно нимало не заботясь, что сидящий напротив него воин может убить его раньше, чем сержант успеет что-либо сообразить. Какова бы ни была правда о Хатуриане, или же, как его назвал этот человек, Зоне Поражения, но рассказывать ее Фалькатам было крайне неприятно.

Как только Тремейн осознал, что ничего значимого он от космодесантников не услышит, его говорливость тут же иссякла, и последующие несколько часов поездки они провели в напряженном молчании. Сержант больше ничего не собирался рассказывать ни о планете, ни о людях, ее населяющих. Впрочем, Уриил и не пытался втянуть его в разговор, а просто переключил все свое внимание на те картины пейзажа, какие мог разглядеть за выставленными в амбразуры стволами стационарных лазганов.

То малое, что ему удалось увидеть, говорило о пышных полях, высоких горах, густых лесах и чистых небесах. Смотреть на все это после кошмарных пейзажей демонического мира из Ока Ужаса было настоящим наслаждением, и Уриилу не терпелось осмотреть здесь как можно больше, прежде чем вернуться на Макрагге.

Мысль о том, что он снова ступит на родную землю его ордена, согревала душу, и капитан ощутил, как отступает тень, лежавшая в последнее время на его жизни.

Ультрамарины выполнили смертельную клятву и возвратились на территорию Империума. Правда, сейчас они оказались кем-то вроде добровольных пленников, но вряд ли могли оставаться в этом положении слишком долго, так что Уриил был готов немного потерпеть и простить неуважительное отношение. Он не мог винить Фалькат за подозрительность, ведь разве космодесантники не оказались на их планете нежданно-негаданно, да еще и не понятно как и откуда? Случись кому так заявиться на Макрагге, незваного гостя вначале бы скрутили и бросили в самое глубокое подземелье крепости Геры, прежде чем подвергнуть безжалостному допросу.

Ах… крепость Геры: огромные, ломящиеся от знаний библиотеки, Храм Исправления, где в стазисе покоится тело Робаута Жиллимана, Зал Героев, ущелье Лапонис… столь много там чудесных мест.

Уриил решил, что, если ему все же выпадет шанс вернуться домой, посетит их все.

Его мечтательное настроение было разрушено скрипучим голосом, раздавшимся из старенького громкоговорителя.

— Всем занять боевые позиции, — приказала Верена Каин. — Хватайте оружие, мы подъезжаем к Барбадусу.

Уриил снова переключил внимание на Тремейна.

— Барбадус? — спросил космодесантник. — Это город?

Тремейн кивнул, одновременно подгоняя остальных солдат, устраивающихся возле лазганов.

— Ага, столица, — произнес сержант поднимая над металлической крышей трубу перископа, заканчивающуюся испещренным царапинами пикт-планшетом. Устройство замерцало, включаясь, и на экранчике возникло полное статических помех изображение приближающегося города.

Хотя оно было довольно размытым, очертания домов на окраине показались Уриилу весьма странными, хотя малое разрешение картинки и не позволило ему определенно сказать почему.

Над городскими окраинами возвышалась огромная конструкция или даже статуя, которая, несмотря на помехи, показалась капитану похожей на крылатого ангела.

— А это что такое? — спросил Уриил, когда колонна машин подъехала ближе.

— Это-то? — отозвался Тремейн. — Железная Ангелица.

Паскаль Блез пригнулся за низким парапетом на крыше глинобитной развалюхи, наблюдая за приближавшимися «Химерами». Он уже отчаялся понять, в какой машине едет полковник Каин, поскольку ни на одной из них не было ни антенны вокса дальнего действия, ни других отличительных признаков, указывавших, что на борту находится высокопоставленный офицер.

Увы, Фалькаты научились не допускать столь элементарных ошибок.

Три «Часовых» вышагивали впереди колонны, еще три замыкали строй, и Паскаль испытывал тревожные чувства, думая о том, какой огневой мощью обладает это войско.

Позади него баюкал видавшую виды пусковую трубу Коулен Харк; ракета была уже заряжена и подготовлена. Вдоль улицы, по обе ее стороны, укрываясь на крышах и за обгоревшими танковыми остовами, залегли еще пять ракетных групп и тридцать стрелков, вооруженных кто старинным лазганом, а кто и вовсе примитивной винтовкой с поворотным, продольно-скользящим затвором.

Людей собирали на скорую руку, но, хотя подобная поспешность и отсутствие четкого плана действий противоречили всему, чему Блез учил своих сторонников, возможность разделаться с Каин была слишком привлекательной, чтобы ее упускать.

«Химеры» на полной скорости въезжали в грязный пригород, где многие дома давно разваливались и отчасти ушли под землю. Прямо в эти минуты те, кто поддерживал Сынов Салинаса, уводили отсюда мирных жителей. Паскаль Блез был очень щепетилен в том, чтобы не подвергать население своего мира ненужной опасности, а вот Фалькаты вряд ли станут осторожничать, когда откроют ответный огонь.

Сам лидер повстанцев надеялся, что к тому моменту, когда это случится, и он, и его бойцы уже успеют раствориться в лабиринте руин и брошенных машин.

— Готов? — прошептал он.

Рокот гусеничной техники с каждой проходящей секундой становился все громче.

— Как никогда, — отозвался Коулен.

— Пусть шагающие машины пройдут мимо, а потом вышибай головную «Химеру», — сказал Паскаль. — Остальные отряды будут ждать твоего выстрела.

— Помню, — прошипел Коулен. — Верь не верь, но опыт в таких делах имеется.

— Да, конечно. Прости, — извинился Блез, борясь с привычкой контролировать каждый шаг подчиненных.

Будучи уверенным в том, что Коулен Харк заставит западню захлопнуться в нужный момент, Паскаль позволил себе посмотреть на Железную Ангелицу — хранительницу и счастливый талисман Сынов Салинаса.

Она возвышалась над городом — огромная конструкция, сваренная из снятых с брошенной техники деталей. Крылья ей достались от разбившегося «Грома», основу тела составляли куски фюзеляжа, а черты лица были изваяны при помощи моторных частей.

Она была довольно примитивной и еще не до конца завершенной, но все равно — прекрасной.

— Присмотри за нами сегодня, наша прекрасная леди, — прошептал Паскаль.

«Химеры» вкатились в зону поражения.

Коулен Харк встал на колени и уложил пусковую трубу на парапет, нацеливая ее на катящиеся по улице машины.

— За Сынов Салинаса! — закричал он и нажал на кнопку пуска.

 

Глава пятая

Взрыв, услышанный Уриилом, был приглушен бронированной шкурой «Химеры» до глухого хлопка, и взрывная волна заставила машину откатиться на гусеницах назад. В смотровых блоках мелькнула вспышка, а потом раздался быстрый стук пылающих осколков, посыпавшихся сверху на корпус.

Прогремел второй взрыв; на сей раз откуда-то сзади. Внутренние динамики неожиданно ожили, разразившись криками и отрывистыми командами.

— Засада! — крикнул космодесантник еще до того, как затихло эхо первых ударов.

В бок их «Химеры» вдруг словно ударили огромным молотом, и машина встала на одну гусеницу. Солдаты закричали, а Уриил поспешил схватиться за поручни, когда она вновь начала падать на землю. В месте попадания броня «Химеры» прогнулась внутрь. Пассажирский отсек наполнился дымом и искрами, и капитан почувствовал запах крови.

Один из бойцов был мертв — определенно сломал шею. Еще один, чье лицо превратилось в жуткую красную маску после удара о стенку корпуса, кричал от боли. Два других получили массу ссадин и лежали на полу, но в целом остались невредимы.

Уриил вскочил со своего места и метнулся через весь отсек, чтобы ударить кулаком по рычагу, отпирающему десантный люк. Лишившись подвижности, «Химера» стала смертельной западней.

В машину ворвался жаркий ветер, и капитан уловил в нем едкую вонь горящего топлива и обугливающейся плоти. Снаружи утреннее солнце подсвечивало пылающую машину; языки огня вырывались из пробитых бортов, и к небу столбом поднимался густой, черный как смоль дым.

— Подъем! — закричал космодесантник. — На выход!

Пазаний подхватил раненого солдата, пока Тремейн помогал подняться двум другим и подгонял их к люку подбитой «Химеры». На земле вокруг нее валялись изувеченные тела и куски человеческого мяса — останки тех, кому пришлось ехать на броне и кто в итоге погиб в огне взрыва.

Опять услышав гулкий рев, Уриил успел оглянуться, чтобы увидеть, как очередная ракета врезается в крышу еще одной «Химеры» полковника Каин. Этот выстрел угодил в менее защищенную верхнюю часть, и снаряд разорвался внутри, заставив бронемашину заходить ходуном. Над затянутым дымом полем боя раздался треск ружейных выстрелов — прежде прятавшиеся на крышах мятежники наконец показались.

Уриил оттащил еще одного раненого солдата подальше от огня, распространяющегося по оставленной ими машине. Мотор уже горел, и оставалось только вопросом времени, когда детонируют боезапас и энергоустановка.

Пули и лазерные импульсы вгрызались в землю вокруг них, пока Уриил и раненый гвардеец пытались найти укрытие. В стену рядом с Астартес ударило разом несколько выстрелов, осыпав его каменным крошевом, и капитану пришлось активно заморгать, чтобы избавиться от попавшей в глаза пыли.

Вскоре к ним присоединился и Пазаний, укрывший своего солдата за грубой каменной стеной развалин. Огонь вели с обеих сторон улицы, дома на которой, как теперь мог видеть Уриил, представляли собой либо примитивные постройки из необожженного кирпича, либо остовы брошенных танков.

Брезентовые навесы и покосившиеся веранды со стенками из гофрированного железа были пристроены к ржавеющей бронетехнике, и таких удивительных жилищ было гораздо больше, нежели тех, при строительстве которых были использованы более традиционные материалы.

— Мы не должны отсиживаться, — сказал Уриил.

— И чем мы будем вести бой? — призывая к разуму отозвался Пазаний. — К тому же ребята Каин, похоже, знают свое дело.

Это и в самом деле было так. Уцелевшие «Химеры» закрыли собой поврежденные машины, а на дома вдоль улицы обрушился плотный град ярких лазерных импульсов.

Солдаты вели огонь из машин, чья броня прекрасно защищала от мелкокалиберного оружия и чьи башенные мультилазеры посылали в противника шипящие, мощные лучи. Мимо, расшвыривая комья грязи и чадя двигателем, прокатилась одна из «Химер», спешащая на помощь подбитой товарке.

Раздался громкий, разносящийся эхом лай установленного на машине тяжелого болтера, и выпущенные им заряды начали перемалывать каменный парапет на крыше одного из домов. Уриил увидел, как там взорвалось алое облачко, и даже сквозь неутихающий грохот выстрелов расслышал чей-то крик. Мятежники умело спланировали засаду, но укрепления, за которыми они были вынуждены укрываться, могли быть с тем же успехом сделаны из бумаги, раз уж речь зашла о болтерном огне.

На глазах Уриила один из движущихся подпрыгивающим шагом «Часовых» дал очередь из автопушки, накрыв группу людей, бегущих среди развалин. Крупнокалиберные снаряды взорвались прямо в ее центре, и все мятежники до единого рухнули на землю, изуродованные до неузнаваемости, а их кровь окрасила бледные каменные стены алыми дугами.

Раздался одиночный выстрел — отчетливый и звонкий — и голова пилота, управлявшего «Часовым», откинулась назад с образовавшейся в затылке неровной дырой. Снайпер.

Уриил проследил направление выстрела и сквозь дым сумел различить размытый силуэт убийцы. Уцелевшие «Химеры» уже почти полностью окружили подбитые, и теперь солдаты помогали своим пострадавшим товарищам выбираться из горящих обломков; на первый взгляд нападение начинало казаться сорвавшимся.

Астартес рискнул высунуться из-за иссеченного пулями угла, за которым укрывался. Стоять вот так и спокойно наблюдать за сражением для него было просто немыслимо, и он знал, что не сможет отсиживаться, пока остальные умирают за него.

Капитан повернулся к Пазанию, но не успел даже открыть рот, как друг произнес:

— Я все понял, ты все-таки встрянешь. Действуй. Я прикрою.

Уриил кивнул и выскользнул из проулка, устремившись к поврежденной «Химере», опасно завалившейся набок. Ее корпус был покрыт потеками крови и машинного масла, а изнутри вырывался дым. Главное орудие машины оказалось поврежденным, но космодесантник видел, что турельное оружие все еще цело.

Воздух рассекали выстрелы — Уриил слышал их близкий свист и отчетливое шипение. От брони «Химеры» срикошетила пуля, и Астартес ощутил, как что-то горячее и острое прочертило полосу на его лодыжке.

Он прыжком ушел под защиту накренившейся машины, перекатился и поднялся на ноги уже в ее тени. Затем схватился за верх кузова «Химеры», перебросил себя на ее крышу, подполз к турели и, выбив предохранитель, развернул оружие к цели; положение не слишком годилось для ведения огня, но Уриил обладал достаточной силой, чтобы выдержать тяжесть отдачи.

Снайпер высунулся, чтобы прицелиться по следующему «Часовому», и тогда космодесантник надавил ладонью на гашетку. Оружие стреляло с оглушительным, беспощадным лязгом, который, казалось, наносил урона не меньше, чем выпущенные им снаряды. Тяжелые тупоносые пули покидали ствол в ослепительном снопе искр. Мишень Уриила разлетелась в клочья мяса, во все стороны фонтаном брызнула кровь.

Тогда капитан вновь повернул тяжелый стаббер, осыпая градом пуль парапеты зданий на противоположной стороне улицы. Под ударами сверхзвуковых снарядов глиняные кирпичи рассыпались в пыль. Орудие обладало невероятной отдачей, но сила космического десантника легко позволяла с ней справиться.

Лазерный импульс опалил плечо Уриила, и воин поморщился от неожиданной боли, но смог удержать оружие нацеленным на боевые позиции на крышах. Из окна затвора сыпались, прочерчивая в полете бронзовые дуги, дымящиеся гильзы.

— Уриил! — закричал Пазаний снизу. — Слева!

Капитан посмотрел в ту сторону, куда указывал обрубком руки товарищ, и заметил движение между двумя почерневшими остовами танков, превращенных в дома. Группа из трех человек намеревалась выпустить по нему ракету, и Уриил, стремительно развернув оружие, дал по ним очередь.

Пули прочертили дугу и, забарабанив по металлу остовов, зазвенели, словно тысяча колокольчиков. Один из противников отлетел назад и упал с зияющей дырой во всю грудь.

К их чести, ни один из двух оставшихся не испугался ужасной гибели своего товарища; более того, они уже нацелили пусковую установку прямо на ту «Химеру», на крыше которой стоял Уриил. Космодесантник попытался дать по ним еще одну очередь, но оружие в его руках только сухо закашлялось, когда боек застучал по опустевшему патроннику.

Уриил увидел триумф на лице прищурившего один глаз мятежника.

А затем голова ракетчика взорвалась.

До капитана донесся отчетливый звук болтерного выстрела, и, оглянувшись, он увидел Пазания, бегущего к нему по проулку и, что радовало, сжимающего в руке свой пистолет. Сержант Ультрамаринов выстрелил снова, и последнего противника сбило с ног. А затем над тем местом, где он стоял, взметнулся грибок взрыва — это заряд, выпущенный Пазанием, заставил детонировать запасные ракеты, лежавшие в джутовом мешке на спине мятежника.

Вылетевшая из рук повстанцев пусковая установка бешено закружилась на земле, прежде чем взорваться. К небу взмыли тонкие усики черного дыма.

Услышав приближающийся рокот гусениц и гулкий равномерный ритм коротких очередей, Уриил выпустил из рук захваты тяжелого стаббера. Солдаты полковника Каин полностью овладели ситуацией, и для космодесантников работы уже почти и не осталось.

Затем капитан заметил, как на крыше мелькнуло что-то зеленое, и, подняв взгляд, увидел облаченного в плащ мужчину с выбритой головой и разделенной на две косы бородой, смотревшего на него через пробоину в парапете. Человек что-то прокричал, но его слова были неразличимы за грохотом выстрелов и бешеным ревом моторов, и даже усиленный слух Уриила не позволил ничего разобрать, но смысл сказанного стал очевиден, когда с крыш стали исчезать стволы винтовок. Плотность выстрелов стремительно снижалась; мятежники отступали, чтобы скрыться среди беспорядочного нагромождения руин.

Человек в зелено-желтом плаще рискнул в последний раз оглянуться и встретился глазами с Уриилом.

Ненависть в чужом взгляде капитан узнавал безошибочно. Он на всю жизнь насмотрелся ее на Медренгарде.

И человек, смотревший на него с крыши, ненавидел его и желал ему смерти, и не только ему, но всем и каждому на этой залитой кровью, задымленной улице: Фалькатам, Уриилу, Пазанию, любому солдату, который отстреливался и пытался помочь своим раненым товарищам.

Затем мужчина исчез, и Уриил спрыгнул с «Химеры».

Он приземлился в грязи рядом с Пазанием.

— Спасибо, что предупредил, — сказал капитан. — Та ракета могла здорово подпортить мне день.

— Не за что, — отозвался Пазаний. — Все равно бы он, скорее всего, промахнулся. Эти глупцы даже не способны понять, что проигрывают, пока не становится слишком поздно.

Уриил был вынужден согласиться с этим утверждением друга. Фалькаты понесли серьезный урон, когда угодили в засаду, но ответили на удар с завидной скоростью и спокойствием. Солдаты действовали, словно на тренировке, приняв бой без всякой суеты или паники, которые вполне могли бы даровать нападавшим победу.

Мятежники же, вместо того чтобы своевременно отступить после начального успеха, задержались на месте дольше разумного и потому понесли в столкновении тяжелые потери, поскольку не обладали ни дисциплиной, ни огневой мощью хорошо обученной Имперской Гвардии.

— Заметил того парня в желто-зеленом плаще? — спросил Уриил.

— Да, — ответил Пазаний, не оставляя неуклюжих попыток перезарядить свое оружие. — Вожак, как понимаю. Глупо с его стороны носить столь приметный наряд.

— Мне тоже так показалось, — согласился капитан, забирая из руки товарища болт-пистолет и вставляя свежий магазин. — Ты где эту штуку раздобыл?

— У него взял, — кивнул Пазаний в сторону мертвого сержанта Фалькат, лежащего на краю улицы с торчащим посреди лба осколком металла размерами с хороший наплечник. — Мне показалось, что оружие ему уже не понадобится и что будет неплохо позаимствовать пистолет и отомстить за бедолагу.

— Весьма неплохо, — согласился Уриил.

— К тому же так мне не придется снова пользоваться тем проклятым болтером…

— Кстати, где он сейчас?

— Там, — указал Пазаний на обломки «Химеры», из которой они выбрались не более пяти минут назад. — Пускай сгорит.

Уриил понимал, что чувствовал его друг: в использовании оружия, затронутого Губительными Силами, не было никакой чести, зато сплошной риск. Лучше уж бросить его в огне, чем дожидаться, пока оно обратится против тебя самого.

Рядом с ними остановилась еще одна «Химера», и из люка возле турели штурмболтера, ухватившись за держатели, высунулась Верена Каин. Стволы орудия все еще дымились, и лицо полковника было черным от грязи, с отдельными розовыми росчерками там, где с ее лба скатывались струйки пота.

— Забирайтесь, — рявкнула она. — Они могут вернуться.

— Это навряд ли, — заметил Уриил, но все равно поднялся с земли и помог сделать то же самое Пазанию. Кормовой люк «Химеры» распахнулся, и вниз спрыгнули сержант Тремейн и два сопровождающих его солдата. Все они разглядывали крыши через прицелы лазганов.

Тремейн поманил космодесантников, и Уриил с Пазанием подбежали к грохочущей «Химере».

Улица была затянута дымом, на ней догорали пять уничтоженных боевых машин пехоты, брошенных прямо на месте. Тел видно не было: уцелевшие экипажи забрали с собой и раненых, и мертвых. «Часовой», пилот которого погиб на глазах Уриила, повалился на землю, когда его ногу сломала неуклюжая «Химера».

— И куда теперь? — спросил Уриил, ладонью защищая глаза от солнца.

— К казармам, — ответила Каин. — До них ближе всего, а у нас много раненых.

У капитана накопилось множество вопросов, но раненые — превыше всего, а сейчас даже секундное промедление могло стоить жизни некоторым из них. Тремейн забрался внутрь машины, но Уриил, уже схватившись за края люка, увидел, что отсек полон стенающих пострадавших, лежащих на грязном полу. Капитан знал, что остальные машины выглядят сейчас точно так же и пропахли страхом, болью и кровью.

Солдаты сидели, прижимаясь плечом к плечу, набившись во внутренний короб куда плотнее, чем могли рассчитывать самонадеянные военные инженеры, и теперь в их глазах Уриил видел уважение к космодесантникам и восхищение, чего прежде не было, — известие о том, как Ультрамарины повели себя в бою, достигло ушей даже тех, кто не видел этого собственными глазами.

Гвардейцы зашевелились, стараясь освободить для них место.

Здоровые бойцы, разместившиеся в освещенном тусклыми красными лампами отсеке, старались оказать своим раненым товарищам всю возможную в этих условиях помощь, и Уриил чувствовал исходящую от каждого, кто находился на борту, усталую, готовую вырваться наружу злобу.

— Мы поедем на броне, — сказал Уриил. — У вас тут и без нас тесно.

«Химеры» помчались по Барбадусу, и Уриил получил возможность впервые как следует рассмотреть местную столицу Империума. Выглядело все так, словно город вырос на останках давнего масштабного сражения. Повсюду, насколько хватало глаз, космодесантник видел лишь руины да обломки военной техники. Целые кладбища бронемашин, брошенных разрушаться под властью стихии или же превратившихся в жилища обитателей планеты.

Дома из неотесанного камня, кирпича и металлических пластин опасно кренились, удерживаемые только железными опорами, некогда представлявшими собой главные танковые орудия. Но чем дальше колонна «Химер» углублялась в город, тем чаще начинали встречаться более надежные и пригодные для жизни постройки, появлялись окруженные высокими стенами башни из розового камня и выбеленного дерева.

Здания из темного металла и закаленного стекла, определенно имевшие имперское происхождение, пребывали в сомнительном соседстве с глинобитными и кирпичными хижинами, и все более-менее старые постройки, какие попадались на глаза Уриилу, носили следы, оставленные войной за этот мир: лазерные опалины, пулевые выбоины. Но стихия уже начинала стирать их.

То там то сям Уриил замечал зелено-золотые вымпелы, развевающиеся на высоких столбах и провисших бельевых веревках, — в те же цвета был одет человек с раздвоенной бородой. Более того, многие памятные ленты в мертвом городе имели ту же расцветку, и космодесантник задумался, что бы это могло означать.

— Кровь Императора! — прошипел Пазаний, воззрившись на вершину холма, вздымающегося к западу от столицы.

— Что там? — насторожился Уриил, опасаясь очередной засады.

— Может, сам посмотришь? — отозвался Пазаний. — Я никогда такого не видел.

Проследив за взглядом товарища, капитан обнаружил, что на гладкой вершине холма возвышается постройка удивительной формы. В ее очертаниях было нечто знакомое, но Уриилу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что именно.

Жители города были весьма изобретательны в том, что касалось использования брошенной техники, и многие машины даже превращали в дома, но то, что видел сейчас капитан, казалось просто верхом дизайнерского искусства местных сборщиков военного мусора.

Три высоченных «Капитоль Империалис», могучие левиафаны в мире военных технологий, применявшиеся, чтобы размещать командование и контролировать протяженные линии фронта, были выставлены борт к борту и превращены в нечто совсем новое. Когда-то внутри каждой из этих невероятных боевых машин располагались сотни операторов и офицеров, направляющих в бой целые полки артиллерии, многие десятки тысяч солдат и роты бронетехники. Даже один такой колосс нечасто можно было встретить на поле боя, а уж чтобы увидеть сразу три, да еще и брошенных на произвол судьбы? Это было просто неслыханно.

Да, они определенно были брошены — ржавчина и коррозия на их броне свидетельствовали, что эти гиганты уже давно не в строю. Крайние машины оказались лишены имперских орлов, хотя и сложно было сказать, произошло это по вине стихии или же так и было задумано. Между гигантами кто-то перебросил шаткие мостки, а на нижних этажах были возведены соединительные тоннели.

— Как думаешь, что это? — спросил Пазаний.

Уриил и сам уже гадал. Изучив странное сооружение повнимательнее, он заметил над командной палубой центральной машины некий истершийся рисунок, который вполне мог изображать крылатый посох, обвитый двумя переплетшимися змеями.

Кадуцей?

— Может, учреждение медикае? — предположил Уриил.

— Мне кажется излишней роскошью использование в таких целях «Капитоль Империалист».

— Согласен, но вполне возможно, что больше они уже ни на что и не годятся.

— О чем это ты?

— Оглядись вокруг, — сказал Уриил. — Да всей этой брошенной техникой можно было бы целую армию вооружить. Половина города живет в ржавых остовах, оставшихся от танков Имперской Гвардии. Похоже, что, когда Фалькаты решили здесь остаться, командование сил Крестового похода, в котором они участвовали, не выделило им достаточных средств, чтобы поддерживать все это в порядке.

— А значит, техника превратилась в бесполезные железяки?

— Да. Со временем.

— Какой позор, — произнес Пазаний. — Нехорошо это — проявлять подобное неуважение к тому, что не раз в бою спасало твою жизнь.

— Да, нехорошо, — согласился Уриил, вспоминая, сколь грубо обошлись с его собственной броней на Медренгарде.

Капитан мечтал вновь оказаться заключенным в боевые доспехи Астартес, вновь ощутить себя полноценным и верным слугой Императора, облаченным в мощнейшую броню и вооруженным самым смертоносным оружием. Экипировка Космического Десанта была не просто средством ведения войны, но и инструментом, через который воплощалась воля самого Императора.

У подножия холма, на котором расположилось удивительное медицинское учреждение, сиял купол многоярусного, украшенного колоннадами здания, определенно являвшегося не чем иным, как храмом Экклезиархии. Величественное в своем великолепии, оно явно возводилось с расчетом на то, чтобы возвышаться над всеми окрестными домами и демонстрировать могущество Империума. Но и тут война не прошла стороной — два из четырех шпилей, расположенных по сторонам света, были разрушены и торчали каменными пеньками.

Затмевая даже этот храм в олицетворении имперского могущества, над нищим городом, раскинувшимся у его подножия, подобно холмам вокруг огромной скалы, вздымался высокий дворец, увенчанный мрачными шпилями. Резко вырисовывающийся на фоне неба, он казался удивительно аскетичным, лишенным богатых украшении, какие Уриил привык видеть на подобных зданиях.

— Имперский дворец? — уточнил капитан.

Пазаний кивнул и добавил:

— Своей мрачностью он вполне соответствует этим местам.

Уриил так же ответил кивком на высказывание друга. Дворец обладал весьма суровым видом: грозные цилиндры башен, наверху которых под навесами прятались тяжелые орудия; сверкающие электрическими разрядами антенны; приземистые закрытые ангары — все это более чем подчеркивало безрадостный пейзаж, но, кроме того, строение, казалось, излучало ауру грубой силы, лишенной всякого сострадания.

Губернатор Барбаден определенно не был человеком, склонным к показной роскоши. Это обязательно следовало учесть в будущем, и Уриил задумался, пытаясь представить себе бывшего имперского командующего.

Барбаден совершенно точно не пользовался популярностью, о чем недвусмысленно свидетельствовало поведение местных обитателей на улицах.

Коренные жители планеты оказались статными, высокими людьми, носящими, словно общую униформу, пепельно-серые комбинезоны и длинные плащи.

Когда «Химеры» проносились мимо, горожане спешили прижаться к стенам, и в глазах этих людей Уриил видел всю ту же с трудом сдерживаемую враждебность, какую недавно заметил на лицах гвардейцев.

Победа Фалькат в борьбе за владение Салинасом явно оставила раны… раны, которые так и не удалось заживить.

Куда бы ни посмотрел Уриил, повсюду он видел свидетельства того, что местное население активно использует технику, брошенную Гвардией: лотки городского рынка были сварены из помятой листовой стали, содранной с танков; телеги и фургоны оказывались переделанными прицепами от грузовиков снабжения; на ручки для хозяйственных тачек пошли выхлопные трубы.

Колонна машин полковника Каин стремительно мчалась по улицам, совершая резкие, неожиданные повороты.

— Не хочет давать мятежникам второго шанса, — заметил Пазаний, озвучив собственные мысли Уриила, и вцепился в борт «Химеры», когда броневик вильнул за очередной угол.

Капитан посмотрел на прохожих и увидел на лице каждого из них неприкрытую ненависть.

— Не могу ее за это винить, — сказал он.

Путешествие с «Клекочущими орлами» по удивительным улицам Барбадуса продолжалось еще десять минут — десять долгих минут, во время которых Уриил ежесекундно ожидал услышать выстрел или рев выпущенной по ним ракеты. Но ничего подобного так и не произошло, и с каждым новым поворотом колонна уходила все глубже в город и все дальше от имперского дворца.

Вскоре «Химеры» прибавили ходу, устремляясь к возникшим впереди высоким стенам, отстоящим от ближайших домов на весьма приличном расстоянии. Уриил отметил, что постройки здесь расположены более свободно и куда менее населены, но лишь по прошествии нескольких секунд, когда их машина выкатила на открытое пространство, стал понимать причины этих отличий.

Вокруг стен раскинувшихся перед ним казарм лежала свернутая кольцами колючая проволока, а мощные железные ворота базы охраняли приземистые укрытия из мешков с песком и древесных стволов. По обе стороны от них красовались бронзовые орлы.

Колонне пришлось сбавить скорость, чтобы проехать мимо огромных бетонных плит, препятствующих быстрому приближению техники.

— Должен признать, они весьма осторожны, — произнес Пазаний, отмечая тот факт, что за колонной неотрывно следят орудия, установленные на углах крепостных стен.

— Они напуганы, — сказал Уриил, не прекращая думать обо всех тех враждебных лицах, мимо которых они проехали по пути сюда. — А еще — вынуждены прятаться за этими стенами. Что-то я не заметил на улицах ни единого патруля, а ты?

— Я тоже, но ведь не обязательно же в городе должно быть военное присутствие, — ответил Пазаний. — Наверняка за порядком следят какие-нибудь местные силы, а не Гвардия.

— Таковых тоже не наблюдается, — заметил Уриил.

— И то правда. Странно, да?

— Более чем.

Беседу пришлось прервать, поскольку ворота загрохотали, открываясь и уходя вглубь стен, а затем колонна вкатилась на пыльный внутренний плац. За укреплениями обнаружилось несколько строений барачного типа и стандартной для Империума конструкции: изогнувшиеся аркой стены из рифленого металла и покрытые рубероидом крыши. Одинаково унылые, эти здания расположились через равные промежутки вдоль всего двора. Различалось только назначение: столовая, ремонтный цех, топливный склад, хранилище экипировки, лазарет.

Высоко над крепостью взметнулось знамя, изображающее выпустившего когти золотого орла, и со всех сторон к потрепанным в бою «Химерам» устремились встревоженные солдаты. Начали перекрикиваться выбирающиеся из машин бойцы, на них в ответ заорали медики, требовавшие освободить место для раненых.

Уриил спрыгнул с крыши «Химеры», ловя обращенные на него и Пазания удивленные взгляды. Затем он увидел полковника Каин, чьи отрывистые приказания легко пробивались сквозь всю эту суету и гомон голосов, возмущенных недавним нападением. С уверенным спокойствием она подгоняла врачей, совершенно не обращая внимания на их недовольство вмешательством в их работу.

Уриил кивнул Пазанию, и вдвоем они направились к полковнику.

— Мы можем чем-нибудь помочь? — спросил капитан Ультрамаринов.

Каин оглянулась, отвлеченная от раздачи приказов. Ее лицо уже было начисто вытерто.

— Нет, — ответила она, — и буду крайне признательна, если вы не станете отходить от сержанта Тремейна. Вы все еще находитесь под стражей.

— Даже после всего того, что произошло? — удивился Уриил, одновременно наблюдая за тем, как со спины к ним заходят Тремейн и еще трое гвардейцев, облаченных в свежую форменную одежду и сжимающих в руках нацеленные на космодесантников лазганы.

— Особенно после этого, — подтвердила Каин. — Учитывая, что нападение Сынов Салинаса состоялось сразу после вашего прибытия… мне одной кажется, что не заподозрить тут некоторую взаимосвязь с моей стороны было бы преступной глупостью?

— Сынов Салинаса? — спросил Уриил. — Кто они? Это название было нацарапано на стене одного из домов в Хатуриане.

— Еще одна проблема, добавляющая мне хлопот, — произнесла полковник.

— Но кто они такие? — продолжил настаивать Уриил.

— Ничтожества, — отрезала Каин, и в глазах ее засверкала ярость. — Предатели, пытающиеся убедить людей в том, что вооруженные силы Империума — захватчики, каждому решению которых следует сопротивляться. Эти «сыны» просто террористы, убийцы и еретики, не заслуживающие ничего, кроме полного уничтожения.

Уриил не был удивлен пылкости полковника, в конце концов, слишком многие из ее людей буквально только что либо погибли, либо оказались ранены. Но тем не менее в ее обычно стальном голосе прозвучала ненависть куда более глубокая, нежели простой гнев.

Верена Каин ненавидела Сынов Салинаса со всей страстностью религиозного фанатика.

— У вас есть мысли о том, как им удалось организовать это нападение? — спросил Пазаний.

Полковник пронзила его ядовитым взглядом, даже не пытаясь сдерживать глубину своего раздражения.

— Весь этот треклятый город снабжает их информацией, — процедила она. — Стоит нам сделать хотя бы шаг, как обязательно найдется кто-нибудь с переносным воксом, чтобы сообщить об этом мятежникам.

Еще примерно тридцать минут ушло на то, чтобы позаботиться о раненых, отправить в цех поврежденные машины и перевооружить солдат, каждый из которых за время сражения успел израсходовать большую часть боекомплекта. Несколько нервозный комиссар случайным образом — насколько показалось Уриилу — выхватывал вернувшихся из общей толчеи и выслушивал их доклады. Каин вновь принялась выкрикивать распоряжения с такой яростью, словно боялась, что если прервется хотя бы на мгновение, то уже не сможет справиться с грузом недавних событий.

Каждое ее приказание исполнялось с поразительным рвением, свидетельствовавшим о том, что непослушание влекло за собой весьма серьезные последствия, и Уриил понял, что видит перед собой офицера, который не только отменно разбирается в своем ремесле, но и не позволяет забыть об этом подчиненным.

Тем временем оба космодесантника расположились на земле, прислонившись спинами к одной из «Химер»; металл ее брони тихо потрескивал и постанывал, остывая. Солнце уже проделало половину своего пути к зениту, и Уриил прикрыл глаза, наслаждаясь игрой теплых лучей на своей обнаженной коже.

Поскольку им все равно теперь нечем было заняться, кроме как ждать, пока полковник Каин прикажет выдвигаться, Уриил решил воспользоваться неожиданно представившейся возможностью и отдохнуть. Космический десантник в течение всей своей службы практически не имеет времени ни на что, кроме подготовки к грядущим сражениям. Боевой тренинг, укрепление мускулатуры, биохимический контроль и всевозможная армейская муштра — вот с чего начиналась и чем заканчивалась для него жизнь.

Жизнь во имя служения, жизнь, принесенная в жертву, жизнь ради битвы.

Какой слуга Императора мог просить о большем?

Ответ на этот вопрос явился сам собой в виде воспоминания об Ардарике Ваанесе.

За время, проведенное на Медренгарде, Уриил успел усомниться в своем праве называться космическим десантником, но сумел пройти через все испытания и даже стать сильнее. Но не все побывавшие на проклятой планете проявили ту же стойкость характера, и капитан с горечью вспоминал об Ардарике Ваанесе, повернувшемся спиной к Императору и своему долгу перед Ним.

Некогда Ваанес был воином из Гвардии Ворона, но по так и не понятым Уриилом причинам отрекся от своего ордена и вступил на путь вероотступничества. Капитан предлагал ему возможность вернуться на стезю праведности и найти искупление, но Ардарик предпочел позор и бесчестие.

Уриилу оставалось только гадать, что случилось с ним дальше. Скорее всего, тот уже был мертв, и его побелевшие кости валялись где-нибудь на усыпанных пеплом пустошах демонического мира.

Понимая, что начинает проявлять излишнюю сентиментальность, капитан заставил себя выбросить воспоминания об Ардарике из головы и повернулся к Пазанию.

Им не требовалось даже говорить друг с другом, достаточно было просто молчаливого присутствия товарища, познавшего вместе с тобой жизнь, смерть и все такое прочее. Они могли просто наслаждаться тишиной…

Тишиной, которую вскоре нарушило приближение полковника Каин.

Уриил посмотрел на нее.

— Губернатор Барбаден готов вас принять, — сказала женщина.

— Хорошо, — ответил Уриил. — Полагаю, что я тоже готов встретиться с ним.

«Из маленькой искры должно разгореться большое пламя».