Тихая Война

Макоули Пол

Двадцать третий век. Земля, пережившая экологическую катастрофу, обращается к идеалам доиндустриального Эдема. Политическая власть на планете поделена между несколькими влиятельными семьями, в то время как миллионы людей заняты рабским трудом по восстановлению экосистемы. Между тем на лунах Юпитера и Сатурна потомками беглецов с Земли — дальними — построены автономные города и поселения, ведутся работы по изменению генома и поддерживаются традиции демократического общества.

Хрупкое равновесие между дальними и династиями Земли нарушается выходцами из внеземных колоний, стремящимися вырваться из своего маленького искусственного рая, колонизировать другие планеты и дать человечеству новое направление развития. Земляне желают воспрепятствовать экспансии, пока не поздно. Политические махинации, диверсии, шпионаж — две ветви человечества движутся к войне…

 

Часть первая

Первые ростки

 

1

Каждое утро ребята просыпались в 6:00, когда зажигали свет. Они принимали душ, одевались, заправляли кровати и наводили порядок в спальне, после чего один из чтецов всё проверял. На завтрак давали тарелку кукурузной каши–размазни и стакан зеленого чая. Парни рассаживались за длинным столом друг напротив друга. Ели быстро и молча — только и слышалось, как скребут по дну пластиковых тарелок пластмассовые ложки. Всего четырнадцать братьев — высоких, стройных, словно молодые деревца, бледных и голубоглазых. Когда они склонялись над скудной трапезой, их наголо бритые головы блестели в холодном свете ламп. В возрасте 2600 дней они полностью развились и сформировались, хотя заметны еще были следы юношеской угловатости. Все носили одинаковые серые хлопчатобумажные рубашки и брюки, на ногах — пластиковые сандалии. Спереди и сзади на рубашках значились красные цифры. Номера шли не по порядку: на ранних стадиях программы забраковали свыше половины изначального состава.

После завтрака ребят строили перед большим монитором в окружении чтецов и аватаров их преподавателей. На весь экран транслировали изображение флага — настоящего флага, заснятого где–то там, на Земле. Он слегка колыхался, словно на ветру, а зеленый цвет от стяга заливал лица ребят и искорками плясал в их глазах. Парни стояли в два ряда, вытянувшись в струнку, каждый — прижав ладонь к груди, и произносили Клятву верности.

И так каждое утро. Одно и то же видео. Все так же колышется на ветру флаг, а в верхнем левом углу виднеется полоска лазурного земного неба.

Один из ребят — Дейв-8 — каждое утро искал глазами этот проблеск голубого неба. Порой он спрашивал себя, что думают его братья, испытывают ли они такую же непреодолимую тягу к миру, для защиты которого их создали и в котором им никогда не доведется побывать. Он ни разу не заговаривал об этом даже с лучшим другом — Дейвом-27. Любую мысль и любое чувство, которые хоть как–то намекали на то, что ты отличаешься от братьев, стоило держать при себе. Непохожесть — это слабость, а малейшее проявление слабости нужно пресекать. И все же в начале каждого дня Дейв-8 предвкушал, как он, пусть на несколько секунд, увидит полоску земного неба. Одного взгляда оказывалось достаточно, чтобы заставить его сердце трепетать от желания попасть туда.

Преподаватели и чтецы тоже приносили Клятву верности. Присутствовали отцы Алдос, Кларк, Рамес и Соломон — каждый в белой одежде, подпоясанный веревкой, рядом с ними — пластиковые оболочки аватаров, размером и формой повторяющие очертания человеческого тела, — в их визорах парили лица преподавателей: в понедельник, среду и пятницу появлялись педагоги по социологии, инженерному делу и управлению экосистемами, в остальные дни — учителя по теории войны, психологии, экономике, хинди, японскому, китайскому мандаринскому и русскому. Парни уже свободно изъяснялись на английском — лингва франка противника. Однако ряд вражеских общин все еще пользовался национальными языками предков, потому воспитанникам приходилось практиковать и их.

По утрам проходили теоретические занятия с преподавателями, день и вечер отводились под практику с чтецами. Ремонт и уход за скафандрами, создание и внедрение демонов и программ–шпионов, симуляции полетов и управления боевыми машинами, сценарии погружения, которые знакомили ребят с многочисленными аспектами жизни во вражеских городах. Они упражнялись в боевых искусствах, создании бомб, диверсиях, обучались владению мечом, посохом, ножами и любыми видами ударного и холодного оружия. На занятиях пользовались утяжеленными версиями, чтобы в реальном бою действовать было проще. Их учили разбирать и чинить огнестрельное оружие и управляться с ним в любых условиях. В темноте. В центрифуге, где их швыряло во все стороны. При экстремально высоких и низких температурах, под дождем, снегом и при сильном ветре в погодном симуляторе. В скафандрах. Под водой.

Каждые десять дней отряд строили в одну колонну и по длинному соединительному переходу вели в шаттл, который доставлял их на орбиту. В обитой мягкими материалами трубе без окон, где царила невесомость и любое движение должно было исходить из центра масс, а удар вызывал равное по силе противодействие, они обучались рукопашному бою и снова тренировались с оружием.

За малейшую ошибку чтецы наказывали ребят. Отец Соломон, проводивший занятия по боевым искусствам, чуть что хватался за электродубинку. Чтобы завоевать его расположение, Дейв-8 с братьями до изнеможения и синяков занимались боксом, капоэйрой, карате, и все же многие получали хотя бы по одному удару электрошокером на каждом уроке.

Порой практические занятия посещал аватар с лицом женщины. Чтецы относились к ней с почтением, которого не выказывали больше никому, и отвечали на ее вопросы мгновенно. Гостья обычно молчала — она могла наблюдать за ребятами несколько минут, а могла остаться на час, прежде чем ее лицо исчезало из визора аватара и тот строевым шагом покидал зал и возвращался на свою стойку. Женщину звали Шри Хон–Оуэн. Для себя парни давно решили, что она — их мать.

Отсутствие внешнего сходства ничего не значило. В конце концов, их специально модифицировали, чтобы они не отличались от противника: несколько сеансов генной терапии, изменение метаболизма, в общем, генетическая модернизация — одинаковая для всех. Когда–то, прежде чем враги подвергли себя точно таким же изменениям, они были людьми. Оттого и мальчики поначалу имели человеческий облик. Ну а раз все ребята — клоны, что объясняет номера и одинаковые имена (банальная шутка кого–то из преподавателей, которая прижилась среди их легенд), мама у всех тоже должна быть одна…

Хотя доказать, что эта женщина — их мать, не представлялось возможным, они верили, будто это правда. И вера их могла дать фору любым свидетельствам, ведь она шла от Бога, а не от людских умишек. Женщина навещала их нечасто. Примерно раз в два месяца. Ее присутствие делало ребят счастливее, заставляло трудиться усерднее и воодушевляло на много дней вперед. А в остальном жизнь текла однообразно, целиком посвященная науке убийств и разрушений. Искусству вести войну.

Вечера после мессы, ужина и сессии самокритики, на которой парни по очереди сознавались в грехах и подвергались суду братьев, отводились политике. Красочные динамичные видео, сопровождающиеся пафосной музыкой, повествовали об уроках мужества и самопожертвования в истории Великой Бразилии, показывали, как враг предал человечество, сбежав на Луну во время Переворота, как дезертиры отказались вернуться на Землю и помочь восстановить планету, а вместо этого отправились дальше на Марс, к спутникам Юпитера и Сатурна, как группа марсиан позже пыталась атаковать Землю, направив в ее сторону один из троянских астероидов, чья эллиптическая орбита вокруг Солнца пересекала орбиту Земли. План провалился, и тогда группа праведных героев отправилась с миссией смертников, взорвала водородные бомбы над марсианскими поселениями в долине Ареса и на равнине Эллада, а затем изменила траекторию движущейся в сторону Солнца кометы. При помощи водородных бомб комету раскололи — фрагменты небесного тела прострочили марсианский экватор, оставив череду огромных кратеров. Любые следы человеческого присутствия были стерты с лица Красной планеты. Однако враг по–прежнему плел заговоры в своих гнездах и логовах на лунах Юпитера и Сатурна, где вершил самое злостное преступление в истории человечества, нарушая законы эволюции и программируя собственный геном.

Ребята всегда знали, какой ролик покажут сегодня: все зависело от того, чем их кормили. Любимые лакомства, вроде сладостей и богатых жирами продуктов, давали перед просмотром фильмов об исторических фактах и героях; каша и отварные овощи появлялись на столе, если впереди их ждали видео о преступлениях против человечества.

Урвав момент, парни обсуждали, кем из героев они восхищаются больше всего, в каких битвах с радостью приняли бы участие. Размышляли над тем, какие миссии им поручат, когда завершится обучение. Войны еще никто не объявлял, но их явно готовили для того, чтобы сражаться с противником. Дейв-27 ходил на дополнительные занятия по вопросам веры и природы Геи к отцу Алдосу и считал, что, если они проявят себя в сражениях, их вновь переделают в обыкновенных людей. Дейв-8 не был в этом уверен. В последнее время ему не давал покоя простой парадокс: если при их создании использовали преступные технологии, как он и его братья окажутся способными на добрые дела? Он размышлял над этим вопросом часы напролет и в конце концов поделился своими соображениями с Дейвом-27, на что тот ответил: добродетель может родиться из зла подобно тому, как из грязи вырастают прекрасные цветы. Разве не так вершилась история человеческого рода? Все были падшими. На каждом человеке, когда–либо жившем, лежала печать первородного греха. И все же любой мог оказаться на небесах — нужно было лишь взращивать веру в молитвах, возносимых Богу, заботиться о Его созданиях и тем самым искупить свои грехи. Даже враги имели шанс на прощение, но они отрицали Бога, ведь им хотелось самим стать маленькими божками и править в созданном ими рае. Рае, который так только назывался, а на деле был обречен стать адом в наказание за гордыню его создателей. Ибо не хватало им величия, что исходило только от Бога.

— Само наше происхождение и облик грешны, но не поступки, — говорил Дейв-27. — Свои таланты мы используем во славу Господа, а не против него. Быть может, в какой–то степени мы даже ближе к ангелам, чем все остальные люди, ибо целиком посвящаем себя служению Святой Троице. Мы — священные воины, с радостью готовые сложить головы за Господа, Гею и Великую Бразилию.

Блеск в глазах Дейва-27 встревожил Дейва-8, и он предупредил брата, что тот поддался смертельному греху гордыни.

— Пусть наши жизни отданы защите Господа и Геи и Великой Бразилии, это вовсе не означает, что мы сродни героям великих событий.

— Кто же мы тогда?

— Солдаты, — отвечал Дейв-8. — И не более того.

Ему вовсе не хотелось быть особенным, и он радовался, что на занятиях и тренировках показывает результат, не превосходящий результаты братьев. Радовался, что не обладает страстью к дебатам и спорам, как Дейв-27, не отличается гибкостью и атлетическим телосложением, как Дейв-11, не проявляет больших способностей в ведении электронной войны, как Дейв-19. Он надеялся, что в отсутствии талантов кроется добродетель, ведь любое качество, выделявшее его среди остальных, могло породить гордыню, которая сбила бы его с истинного пути, и тогда он не выполнил бы свой долг.

Однажды отец Соломон застал его за рассматриванием собственного отражения. Случилось это в спортивном зале. Вдоль одной длинной стены стояли шкафы с оружием: дротиками и метательными копьями, гладиусами и полутораручными мечами, рапирами и разложенными веером ножами, посохами, булавами, дубинками, алебардами, пиками, длинными луками, арбалетами, стрелами и болтами для них, еще там лежали точильные камни, напильники, бутылочки с минеральным маслом и алмазным абразивным порошком — в общем, все необходимое, чтобы клинки оставались острыми и чистыми. Было там кинетическое и энергетическое оружие. Автоматические и снайперские пистолеты, снайперские винтовки, глазеры, луч которых мог поджарить человека изнутри, тазеры, стреляющие облаком заряженных электродов, импульсные винтовки, чьи плазменные иглы достигали той же температуры, что и поверхность Солнца. У дальней стены пещероподобного зала расположились полки, где лежали доспехи, скафандры и костюмы для дайвинга со встроенными кислородными масками. Там и сидел, скрестив ноги, Дейв-8 в окружении своих братьев. Перед ними лежали детали разобранных скафандров: у них шло занятие по ремонту и уходу за гермокостюмами.

Дейв-8 держал нагрудную пластину на расстоянии вытянутой руки, вертел ее так и сяк. На черной изогнутой полированной поверхности отражались лишь искаженные фрагменты, но это было по крайней мере хоть что–то: в делом лабиринте комнат, который мальчики звали домом, не висело ни единого зеркала. Дейв-8 разглядывал свое лицо в поисках отличительных черт. Одной детали было бы достаточно, чтобы подтвердить его подозрения, будто он мыслит иначе.

Мальчик не заметил, как отец Соломон в сандалиях с резиновыми подошвами подкрался сзади и большим пальцем расстегнул кнопку, удерживающую электродубинку на поясе.

Когда Дейв пришел в себя, его тело сотрясали судороги, а во рту был привкус крови. Отец Соломон возвышался над ним и читал ребятам лекцию о тщеславии. Дейв-8 знал, что серьезно провинился. Даже выполненное задание, которое отец Соломон дал им, закончив свою проповедь, — собрать скафандр посреди завывающей снежной бури в погодном симуляторе — не могло искупить его вину.

В тот вечер на собрании самокритики братья вставали по очереди и громко обвиняли его, как прежде поступал он сам, когда они совершали грехи, допуская оплошности или преступая правила. Он не мог объяснить, что всего лишь пытался отыскать следы скрытых недостатков в своем отражении. Любые попытки объяснить свое преступление или оправдаться запрещались — им прививали мысль, что всякое наказание справедливо. Он заслужил эту кару.

Темой для проповеди отца Кларка во время мессы послужил второй стих из главы Первой книги Екклесиаста. Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, — все суета. Чтецы любили эту тему, но Дейв-8 знал, что в тот вечер она была выбрана специально для него, и душа его съеживалась под праведным взором наставников, видящих его насквозь.

Пока он сидел и смотрел видео, запечатлевшее во всех подробностях отвратительные сцены беззакония и каннибализма, захлестнувших крупные города Северной Америки в эпоху Переворота, его терзали стыд, недовольство собой и даже ненависть к себе. Он был уверен, что показал себя с худшей стороны. Стал кандидатом на исчезновение. Пусть последний раз кто–то из мальчиков пропал больше полутора тысяч дней назад, когда они были еще совсем юными, наставники постоянно вбивали им в голову: то, что они выжили, условно, и каждый должен стремиться к совершенству ежедневно и ежечасно.

Исчезали всегда по ночам. Проснувшись поутру, ребята обнаруживали, что одного из них не хватает, на его кровати голый матрас, а шкафчик открыт и пуст. Объяснений никто не давал, да они и не требовались. Их брат исчез, потому что провалился, ошибок здесь не терпели.

Когда выключили свет, Дейв-8, лежа в кровати, изо всех сил старался не заснуть, но рефлексы вскоре взяли свое, и, несмотря на страх, он провалился в сон. Утром же он с удивлением обнаружил, что все еще находится на своей узкой койке, а вокруг него суетятся остальные, поднимаются с постелей и одеваются. Он словно заново родился. Все осталось прежним и в то же время получило новый смысл.

Преисполненный радости, он стоял подле братьев перед развевающимся на большом экране флагом и, положив руку на сердце, с особым рвением зачитывал знакомые слова Клятвы.

Я клянусь в верности флагу Великой Бразилии и делу, которое он символизирует, единой Земле под властью Геи, неделимой, восстановленной, возрожденной и очищенной от всех человеческих грехов.

 

2

Кэшу Бейкеру было всего двадцать шесть лет, когда его выбрали для участия в испытаниях однопилотников J-2. На тот момент он восемь лет отслужил в войсках противовоздушной обороны Великой Бразилии. Появившись на свет в самой

обычной семье в заштатном городишке среди неплодородных земель Восточного Техаса, он невероятно быстро поднялся по карьерной лестнице. Кэшу повезло получить хорошее, насколько это было возможно в тех краях, образование. Кроме того, один из учителей заметил его исключительные способности к математике и стал заниматься с ним дополнительно, а после посоветовал пойти в войска ПВО. На вступительных тестах Кэш получил высший балл, и его сразу же направили на базовую подготовку пилотов в академию в Монтеррее. Год спустя жарким грозовым августовским днем он маршировал во главе парада по случаю выпуска курса 2210.

Сперва Кэш доставлял грузы в отдаленные лагеря Аварийно–ремонтных корпусов к востоку от Великих озер на толстобрюхих «Тапирах-Л 4». Но его скоро повысили в чине и приписали к 114-й эскадрилье, посадив за штурвал скоростного смертоносного боевого «Раптора». Третья дивизия генерала Арвама Пейшоту проводила кампанию по зачистке бандитских поселений среди руин бывшего Чикаго, и Кэш отличился в череде миссий, оказывая поддержку с воздуха. Бандиты были хорошо организованы и в высшей степени дисциплинированны, но, как правило, плохо вооружены. Все же один раз Кэш попал в опасную ситуацию: по его машине выпустили перепрограммированную высокоточную управляемую ракету, и ему пришлось выполнять маневры уклонения до тех пор, пока боевой искусственный интеллект не взломал маленький, но мощный мозг ракеты, которая тут же взорвалась в воздухе.

Затем его перевели на большую базу возле Сантьяго. В период Холодной войны между Великой Бразилией и Тихоокеанским сообществом, в момент, когда казалось, будто вот–вот разразится война за обладание Гавайскими островами, Кэш осуществлял дальние патрульные вылеты над Тихим океаном с целью перехвата противника. По окончании Холодной войны юношу отобрали в школу пилотов–испытателей, где он работал над новым поколением «Ягуаров–призраков» — истребителей класса «земля–орбита». Не самолет, а мечта, когда он оказывался на орбите, и сущий кошмар в момент входа в атмосферу. Программу закрыли после того, как три из восьми прототипов разбились и сгорели из–за того, что во время снижения двигатели включались произвольно или, наоборот, зажигание не срабатывало вовсе, а еще два вспыхнули из–за недостатков легкосплавных тепловых щитов с алмазным покрытием.

Для Кэша, однако, шесть месяцев тестирования показались просто сказкой: ему нравилось наблюдать за тем, как под ним изгибается горизонт, как темнеет небо, а затем, когда он стрелой покидал атмосферу, появлялись звезды, нравилось испытывать ощущение безграничности и безмятежности, когда кажется, будто ты паришь над Землей, хотя на самом деле несешься со скоростью тысячи километров в час. Оттуда, сверху, нельзя было разглядеть чудовищные раны, оставленные индустриальной эпохой, антропогенными изменениями климата и Переворотом. Мертвые зоны в океанах, затопленные прибрежные территории на каждом континенте, пустыни на месте вырубленных лесов в районах Амазонской низменности и Африки, обширные выжженные пустыни Северной Америки, разрушенные города… Все это терялось на сияющем фоне бесконечно прекрасной голубой планеты. Кэша нельзя было назвать сильно верующим, но, попав на орбиту, он впервые понял, о чем говорили экопроповедники, когда называли Землю единым живым организмом.

После фиаско с «Ягуарами» Кэш снова вошел в состав боевого подразделения, но отныне все его мысли были об испытательных полетах и космосе. Он охотился за информацией о новом типе орбитального самолета, когда к нему обратились из офиса генерала Арвама Пейшоту. Командующий помнил пилота по чикагской кампании. Стоило Кэшу получить предложение поучаствовать в программе испытаний, он не раздумывая согласился.

Так что он отправился на Луну, откуда Земля казалась еще более прекрасной, — одинокая бело–голубая жемчужина, парящая в черноте небес над лунными пустошами. Сто пятьдесят лет назад часть богатейших, умнейших и наиболее влиятельных людей Земли профинансировала строительство Афины — города под куполом к востоку от кратера Архимед на границе Моря Дождей — и иммигрировала туда, спасаясь от разрушений и беспорядков, вызванных климатическими изменениями и десятками мелких военных конфликтов за дефицитные ресурсы. В карьерах из лунного реголита добывали гелий-3. Обширную территорию занимало производство солнцезащитных зеркал, которые затем выводили на орбиту в точке Лагранжа L1 между Землей и Луной. Гелий-3 использовался в термоядерных реакторах, а за счет целой армии зеркал оказалось возможным снизить объем солнечной радиации и стабилизировать земной климат в бурную эпоху Переворота, когда неконтролируемое глобальное потепление, вызванное выбросом значительного количества метана, содержащегося в клатратах антарктического льда, грозило привести к массовому вымиранию по всему земному шару. Международные команды до сих пор поддерживали зеркала в эксплуатационном состоянии на орбите. Требовалось еще по меньшей мере сто лет, прежде чем негативные последствия Переворота и глобального потепления сойдут на нет.

Когда стало очевидно, что новые, возникшие после Переворота транснациональные государства намерены захватить контроль над выработками и закрыть все остальные предприятия на Луне, отряды строителей и команды ученых, их семьи, а также частные лица со своими родными и наемными рабочими бежали на Марс, спутники Юпитера и Сатурна. Великая Бразилия заявила о своих правах на покинутые земли, и вскоре там разместились новые колонисты из семьи Пейшоту — самые ярые агитаторы за развертывание космической программы. Построив небольшую флотилию кораблей дальнего следования, они установили связи и торговые маршруты с городами и поселениями в системах Юпитера и Сатурна, а их опытные разработчики создали самые разнообразные технологические новинки, включая прототип боевого орбитального самолета.

Сразу после высадки с шаттла Кэша в компании остальных волонтеров программы испытаний отвели в комнату для брифинга, где генерал Арвам Пейшоту рассказал им о характеристиках новой машины — однопилотника J-2. Это была та еще штучка. Управляемая ракета, оборудованная новейшим термоядерным двигателем, в котором для катализа цепной реакции синтеза в микрокаплях дейтерия и трития использовались антипротоны и который являлся самым мощным из существующих на тот момент. На носу J-2 располагалась кабина с системой жизнеобеспечения, размером со скафандр. Специально для полетов в атмосфере крылья J-2 укоротили. Самолет был оснащен рентгеновским лазером с импульсной накачкой, барабаном с однозарядными лазерами, рельсовой мини–пушкой, стреляющей стреловидными снарядами с обедненным ураном, несколькими неядерными боеголовками и маневренными ракетами — выпущенные из массивной пушки, они наносили любой возможный ущерб после столкновения с целью. Система управления полетом J-2, используя радиолокаторы дальнего действия и бокового обзора, GPS и топографические карты с точностью изображения до десяти сантиметров, могла облететь Луну на средней высоте в сто метров, а затем повторить полет по точно такой же траектории. Самолет движется настолько быстро, пояснял генерал Пейшоту, что в боевой обстановке от пилота требуется нечеловеческая реакция.

Командующий был мощного телосложения, с грубыми чертами лица. Седые волосы, доходившие ему до плеч, он всегда зачесывал назад, чтобы они не падали на его рябоватое лицо. Говорил он без всякого официоза, как с членами семьи, и при этом устанавливал зрительный контакт со всеми в помещении. Когда взгляд его остановился на Кэше, молодого пилота охватили гордость и энтузиазм.

— Вы уже самые способные пилоты в войсках ПВО, — продолжал генерал Пейшоту. — Ни на Земле, ни на Луне нет никого лучше вас. Однако есть способ еще больше усовершенствовать ваши навыки. Я не слишком разбираюсь в технических деталях, но считаю, вы должны понимать: то, что от вас требуют — абсолютно справедливо. Поэтому на несколько минут передаю вас в руки доктора Шри Хон–Оуэн, которая расскажет вам о предстоящей процедуре.

Позже один из пилотов, Луис Шуарес, семья которого была связана с медициной, назвал Шри Хон–Оуэн бездушным гением, чья карьера взмыла до высот под покровительством экопроповедника семьи Пейшоту. Шуарес рассказывал, что Шри Хон–Оуэн изобрела совершенно новую систему фотосинтеза, создала множество видов вакуумных организмов, разработала различные способы продления жизни, которыми Пейшоту с радостью пользовались, и много чего еще. Однако на брифинге она не произвела на Кэша особого впечатления. Строгая, неделикатная, одетая, как и все на базе, в синий комбинезон, Шри Хон–Оуэн выглядела вполне прозаично: ее возраст невозможно было определить, бритый череп блестел на свету, а такой бледной кожи Кэшу еще не доводилось видеть. Она говорила очень быстро, обращаясь больше к контрольным перечням, диаграммам и видео, которые создавала в пространстве, чем к сидящим в зале. На вопросы женщина отвечала резко и агрессивно, как будто пилоты поголовно были идиотами, неспособными понять даже самые простые вещи.

Процедура (если выкинуть весь жаргон и демагогию) оказалась чем–то вроде перемонтажа и наращивания нервной системы, что позволило бы им напрямую подключаться к системе управления самолетом, а также повышать скорость обработки данных в нейронных сетях на короткий промежуток времени. Когда Шри Хон–Оуэн закончила, к пилотам снова обратился генерал Пейшоту — он отметил, что процедура крайне радикальна и нет никаких гарантий, что она сработает во всех случаях и пилоты останутся живы. «Если кто–то захочет отказаться от участия и вернуться к обычной службе, их никто не заклеймит позором и на послужном списке это тоже не отразится», — сказал он, а затем попросил волонтеров поднять руки.

Кэш вытянул руку. Как и все остальные. В первом ряду кто–то махал обеими руками над головой. Потому что, черт возьми, кто не желает стать лучшим пилотом?

Первую операцию проводили под общим наркозом: вдоль позвоночника Кэшу вживили искусственную нейронную сеть. Процесс сопряжения, в ходе которого новые нейроны состыковывались с периферийной нервной системой, был утомительным, а временами чертовски болезненным. Затем последовала бесконечная череда тестов — Кэшу становилось не по себе, когда его правая или левая рука вдруг начинала двигаться, а пальцы со скоростью и точностью робота порхали по голограмме, решая задачи на ориентацию и движение без какого–либо сознательного вмешательства с его стороны.

Дальше — больше. Во время второй операции, когда искусственную систему подсоединяли к проекционной и сенсорной зонам коры головного мозга, Кэш должен был оставаться в сознании: команда хирургов проверяла не только то, как прижились и функционируют его новые способности, но и то, что все остальное — от спинномозговых рефлексов до памяти — не пострадало в ходе процедуры внедрения. Кэшу сделали местную анестезию, так что боли он не испытывал, зато ощущал вибрацию, запах свернувшейся крови и распиливаемых костей, когда врачи вскрывали его череп, чувствовал, как с хлюпающим звуком отошла крышка черепной коробки, слышал комариный писк, издаваемый роботом–кустом, чьи манипуляторы, делящиеся, подобно фракталам, на тысячи режущих и записывающих отростков длиной несколько нанометров, оперировали его мозг. Размером они были не больше самих нейронов, с которыми работали. В мозгу отсутствуют болевые рецепторы, и все же Кэш ощущал, как по телу прокатывались волны фантомной боли, когда робот–куст проверял одну за другой все нейронные связи. Нестройная симфония эмоций, звуков, вкусов, разноцветных галлюцинаций накрыла его. Два последующих дня, пока проводились последние тесты, он пролежал без сознания. И только после этого для Кэша и остальных пилотов в проекте начался долгий период восстановления.

Приходилось заново учиться пользоваться собственным телом. Но они были молоды, в хорошей физической форме и полны решимости, так что прогресс шел быстрыми темпами. Пилоты всё превращали в состязание: они делали ставки на то, кто первым самостоятельно доковыляет от кровати до нужника, кого больше раз стошнит (в первые дни у всех были проблемы с вестибулярным аппаратом), кто выдаст больше мочи врачам на анализ. Позже, когда их допустили к тренировкам, они соревновались, кто больше раз отожмется, кто сделает больше скручиваний, кто дольше проедет на велотренажере или пробежит на беговой дорожке, кто больше раз выжмет штангу лежа.

Алду Руис принялся спорить с человеком–невидимкой: в праведном гневе он грозил пустому месту перед собой. После того как он стал шлепать и бить себя, его забрали, и больше никто из отряда никогда его не видел.

Спустя неделю пошли настоящие проверки. Сперва их ждал медосмотр — куда более тщательный, чем даже при приеме на службу. Затем психологическое тестирование: приходилось отвечать на кучу вопросов про гипотетические ситуации и решать задачи, в то время как шапочки с датчиками считывали активность мозга. Их же нужно было надевать и во время выполнения базовых упражнений на симуляторах J-2. На этой стадии без объяснения причин отбраковали двоих пилотов. Остальные продолжили тренировочно–испытательную программу.

Кэшу не потрудились объяснить, что будет происходить с ним после того, как впервые активизируют его новые способности. Он лежал на кушетке в окружении докторов и медтехников, как внезапно мир вокруг замедлился. Звуки стали затухать — остался лишь слабый гул; ему казалось, будто он увязает в смоле; цветовосприятие сдвинулось в сторону красного спектра, а поле зрения сузилось до размера ногтя, если смотреть на него на расстоянии вытянутой руки. Кэш не мог ни повернуть, ни оторвать голову от кушетки — лишь медленно переводить взгляд, смещая крошечное пятно фокуса, словно прожектор. Он наблюдал, как замедленно моргнул техник (один его глаз закрылся прежде другого), затем — как второй старательно выводил комментарии на планшете. А потом столь же внезапно мир вернулся в привычное состояние. Кэшу было жарко, он задыхался, словно только что пробежал двадцать километров на предельной скорости. Грудь тяжело вздымалась, когда он втягивал воздух, сердце бешено колотилось о ребра, во рту появился металлический привкус, и Кэш ненадолго потерял сознание.

Доктора и техники молчали о результатах теста, не объяснили, что с ним произошло. Даже не сказали, что обморок в этом случае был естественной реакцией. В общем, пока Кэш не вернулся в палату и не узнал, что все остальные тоже отключились после первого ускорения до так называемого гиперрефлекторного режима, Кэш не понимал, прошел он тест или нет. Той же ночью у Юдоксии Витории и Брига Лиспектора случились настоящие эпилептические припадки — обих забрали доктора, и больше никто этих двоих не видел. Чикино Браун не вернулся после второго дня тестов. Луис Шуарес утверждал, что слышал, как врачи говорили, будто Чикино умер от сердечного приступа.

То были последние потери. Спустя пять недель тех, кто выжил, сочли пригодными и полностью интегрированными. Каждый провел сто часов полетов на симуляторе как с индикатором на лобовом стекле, так и в режиме прямого подключения нервной системы к системе управления полетом. Поскольку в военной обстановке пилотам, возможно, придется неделями оставаться внутри однопилотника, им удалили зубы и заменили их на смоделированные пластиковые протезы. Еще всем вырезали аппендикс. И наконец команду допустили до прототипов J-2 — сперва пилотировали исключительно по индикации на лобовом стекле, выполняя полеты по размеченному маршруту и участвуя в простых имитациях боевых действий. Еще через две недели летных испытаний Кэш стал первым, кого выбрали для полета в режиме полного подключения.

Задача стояла на распознавание цели и боевое применение авиационного вооружения. Кэш держал курс на запад — вообще–то машина сама управляла полетом, Кэш же словно сросся с ее корпусом — над темной равниной, где более трех с половиной миллиардов лет назад лава затопила только что образовавшийся от столкновения с метеоритом кратер Моря Дождей. Когда на горизонте показался район цели — отвесные склоны гор на дальнем краю котловины, — переход от режима подключения к собственно управлению в этом состоянии прошел довольно гладко: триммер J-2 отклонился менее чем на одну сотую угловой минуты. Это не имело ничего общего с полетом на самолете. Это было — как стать самолетом. Как заниматься с ним сексом, сказал Луис позже. Хотя лично Кэш не мог вспомнить, чтобы секс был так же хорош, как тот первый полет.

Его учили визуализировать триггер для перехода в гиперрефлекторный режим в виде большой красной кнопки в центре головы. Теперь он нажал эту кнопку — и всё вокруг замедлилось, будто во сне. Он ощущал малейший толчок, когда рельсовая мини–пушка выпускала град стреловидных снарядов с обедненным ураном, которые превращали имитацию герметизированного купола в пыль. Два роллигона, пересекающие равнину, были помечены как свои, еще шесть опознаны как вражеские. Кэш навел оружие на неприятеля и всего за несколько секунд поджарил их системы управления точными выстрелами гамма–лазера, затем с помощью ракет уничтожил ряд внезапно появившихся целей. Когда зона удара осталась позади, он передал управление боевому искусственному интеллекту J-2 и вновь нажал воображаемую красную кнопку. К этому моменту он уже научился оставаться в сознании при переключении режимов и теперь принял подтверждение командующего стрельбами о поражении целей.

В тот вечер состоялось официальное торжество по случаю успеха программы. Пилоты сгрудились в одной стороне и попивали воду и фруктовые соки, пока старшие по званию, ученые и техники рюмка за рюмкой опрокидывали в себя ром, текилу, пульке, говорили все громче и вели себя все оживленнее. Генерал Пейшоту произнес короткую речь, пожал руки пилотам, все это — пока его снимали на камеру; и испарился. Офицеры и научная команда поднимали бокалы за здоровье летчиков и друг друга, демонстрируя мастерство красноречия и витиеватость слога. Опустошенные сосуды они разбивали об пол. Когда одна из специалистов по скафандрам, поддавшись уговорам, принялась снимать с себя рубашку, пилоты покинули зал, решив, что вечеринка принимает жаркий оборот: на следующий день, как обычно, с 5:30 до 6:30 утра их ждал медицинский осмотр, затем час в спортзале, ежедневный брифинг за завтраком, а после — собственно работа.

В отрядах противовоздушной обороны все верили, что грядет очередная война с дальними. Эта так называемая мирная инициатива и шаги к примирению казались не чем иным, как пустой тратой времени — необходимо было подчинить дальних, пока те не направили в сторону Земли очередную комету или не изобрели какую–нибудь ненормальную постчеловеческую генетическую мутацию, которая сделала бы их непобедимыми. Война должна была начаться, и Кэш Бейкер, выросший на историях о героических подвигах предков, не мог дождаться, когда это произойдет. Пока же он с другими пилотами продолжал работать на J-2. Они выполняли одиночные и групповые полеты. Они летали над всеми видами лунных рельефов, отрабатывали перехваты на орбите Земли и на орбите Луны, тестировали машины в разных слоях атмосферы. Когда они не осуществляли полеты в режиме реального времени, то оттачивали специфические навыки на симуляторах, посещали семинары по модернизации своих летательных аппаратов, знакомились с последними находками в теории боя, а еще проходили бесконечные медосмотры, психологические освидетельствования и подгонки скафандров…

Однажды, примерно через шесть месяцев после первого полета Кэша, традиционный брифинг во время завтрака проводил не офицер разведки, а полковник, отвечающий за программу J-2. Без всяких преамбул он заявил, что прошлой ночью умер Максимилиан Пейшоту, муж президента и главнокомандующий войсками противовоздушной обороны Великой Бразилии, и что до похорон, которые состоятся спустя десять дней, все испытания и тренировочные полеты отменяются. Он также сообщил, что согласно инструкциям должен выбрать четырех человек, которые в конце церемонии будут пилотировать J-2 над собором в Бразилиа, дабы почтить память своего командира. Среди прочих он назвал имена Кэша Бейкера и Луиса Шуареса, после чего объявил, что через час пройдет специальная месса.

Позже Луис сказал Кэшу, что в тот момент изменилось всё.

— Максимилиан Пейшоту был не просто нашим главнокомандующим. Он возглавлял Комитет Примирения, поддерживал инициативу прекращения конфликта с дальними. Тридцать лет назад он создал первые посольства во Внешней системе и с тех пор систематически устанавливал торговые связи. Ну и уж конечно он пользовался расположением президента. Теперь, когда он мертв, влиятельность его друзей поуменьшится.

— И что дальше?

— Ты и вправду абсолютно непросвещенный сукин сын, — отвечал Луис.

— Может, и так. А может, мне просто нет дела до политики, — парировал Кэш.

— А зря. Многие в правительстве считают, что дружественные шаги навстречу дальним — бессмысленное и опасное занятие. Пока что их меньшинство, но теперь они смогут в открытую выступить против мира. А генерал Арвам Пейшоту — один из тех, кто всегда яро возражал против союза. Вот увидишь. Очень скоро ему удастся добиться разрешения на производство J-2.

— То есть мы наконец–то выступим против дальних в открытую.

— Пока нет, но мы точно приблизимся к этому моменту.

— Что ж, давно пора, — заключил Кэш.

 

3

Эти похороны оказались самыми важными в Бразилиа за последние двадцать с лишним лет. Все улицы в районе собора Пресвятой Девы Марии были забиты лимузинами и флиттерами. Водители и личная охрана посматривали друг на друга с профессиональным интересом. Среди верхушек деревьев зависли беспилотники. В голубом небе в лучах палящего солнца кружили вертолеты. В длинном парке вдоль центрального проспекта Монументальная Ось рыскали волки. Половина города была парализована из–за многочисленных охранных постов.

Помещение собора наполняли прекрасные звуки «Agnus Dei», парящие над торжественным звучанием струн и сотрясающие землю рокотом органных труб, которые, подобно гофрированному стальному занавесу, поднимались позади хора и оркестра. Перед алтарем, выполненным из белоснежного известняка, среди источающих сладостный аромат лилий и орхидей стоял гроб из розового дерева. В нем покоился Максимилиан Пьетро Соломон Кристгау Флорес Пейшоту — муж президента Великой Бразилии, главнокомандующий войсками противовоздушной обороны, великий магистр Ордена Рыцарей Виридиса, наместник Северных территорий, глава Комитета Примирения, ректор университетов в Монтевидео, Каракасе, Мехико, Денвере и так далее и тому подобное — в общем, могущественная фигура на Земле. Он умер в возрасте ста семидесяти двух лет от полиорганной недостаточности. Смуглое лицо покойного выглядело величественно и спокойно на фоне белого савана. Его знаменитые усы были напомажены и заканчивались острыми кончиками. На глаза положили золотые монеты, добытые с затонувшего испанского галеона.

Гроб был поднят над каналом, пересекающим круглый неф собора по диаметру. На черной, словно нефть, воде тут и там появлялись круги, когда рыба начинала играть. В дальнем углу на широких ярусах, в роскошных похоронных нарядах, расположились прихожане, словно заседание парламента грачей. Присутствовали практически все члены семьи Пейшоту: в зависимости от степени родства они занимали один из сорока рядов в центральном секторе. Овдовевшая глава государства восседала на стуле с навесом в центре первого ряда. Она выглядела великолепно в темном наряде и то и дело подносила к глазам, спрятанным под вуалью, крошечный сосуд из искусственных алмазов, чтобы поймать слезу. Позади родственников собрались когорты сенаторов, военных командиров в блестящих церемониальных униформах, послов и политиков со всего земного шара, а также представитель города Радужный Мост на Каллисто.

Боковые ярусы отводились членам других великих семей, министрам, губернаторам, высокопоставленным чиновникам и прислуге Великого Дома. В общем и целом здесь собралось около двух тысяч людей, и еще миллионы зрителей следили за изображениями со стационарных камер.

В жилах профессора–доктора Шри Хон–Оуэн не было ни капли пейшотовской крови, и все же она и ее пятнадцатилетний сын Альдер Топаз сидели рядом с членами семьи, с самого левого края сорокового ряда в центральном секторе. На похороны они прибыли вместо одного из пожилых родственников, спонсора и наставника Шри, экопроповедника Оскара Финнегана Рамоса: в эти дни года он никогда не покидал свою обитель в Нижней Калифорнии даже ради такого важного и значимого события.

Длительное богослужение включало в себя массу замысловатых ритуалов. Месса, проповедь, воспевающая жизнь покойника, служба по усопшему, а теперь — реквием. Музыка звучала, без сомнения, торжественная, но Шри, не обладавшая музыкальным слухом, не могла оценить всей ее красоты. В такие минуты, когда профессор вынуждена была присутствовать на церемонии или встрече, где от нее требовалось лишь молча сидеть, Шри имела обыкновение погружаться в собственные мысли — вот и сейчас она обдумывала результаты последних тестов улучшенной версии стандартного препарата для борьбы со старением, которая обещала стать очень эффективной. Альдер, увлеченный церемонией, подтолкнул ее, когда хор, оркестр и орган достигли кульминационной части произведения. Архиепископ в зеленом с золотом наряде и митре степенно подошел к гробу и окропил тело святой водой, затем провел большим пальцем, смоченным в масле, по бровям усопшего. Отступив назад, он очертил знак креста и петлю в воздухе — гроб беззвучно накренился, тело, сбросив саван, устремилось ногами вперед и вспороло черную воду, которая тут же яростно забурлила. Голодные рыбы приступили к пиршеству, возвращая запас углерода и прочих элементов, которые некогда были Максимилианом Пейшоту, обратно Гее.

Спустя мгновение собор до основания сотряс грохот — низко в небе молниями промчались четыре однопилотника J-2, образуя воздушное построение «погибший пилот». Вслед за ними хор и орган исполнили «In Paradisum».

Почетное положение Шри в обществе позволяло ей покинуть собор среди первых, сразу по окончании службы, однако из–за невысокого статуса пришлось долго ждать, когда подадут ее автомобиль. Мимо вереницей тянулись люди, забирались в лимузины, которые тут же отъезжали, а их место мгновенно занимали следующие. Флиттеры приземлялись и взлетали, словно пчелы в улье.

Ротко Янг, представитель Радужного Моста, Каллисто, отделился от толпы и поприветствовал Шри и Альдера. Он сказал, что торжественная и роскошная церемония произвела на него впечатление.

— Вот только одного я никак не пойму, — признался он. — Рыбы.

— Рыбы?

— Да, ну те, что в бассейне, или рве, или как вы это называете.

На нем были шелковая пижама черного цвета и черная широкополая шляпа. Тело Ротко Янга находилось в каркасе экзоскелета, который помогал ему справиться с повышенной земной гравитацией.

— Мне стало интересно, что происходит с рыбами после. После того как они… кончают трапезу.

— Если честно, то я не знаю, — сказала Шри. — Но могу расспросить.

Ответ нашелся у Альдера:

— С ними ничего не случается. Думаю, рыбы священны.

— Священны?

— Освящены самим архиепископом, — пояснил юноша.

Из–под полей шляпы было видно, как губы Ротко Янга расплылись в улыбке. Голову его поддерживал обделанный мягкой тканью шейный воротник.

— Все люди таким образом возвращаются к Гее?

— Только важные персоны, — сказал Альдер.

— А что же остальные?

— Тех, кто может себе это позволить, хоронят на экокладбищах. В лесах, на лугах с дикими цветами. Остальных перерабатывают напрямую.

— Все ясно. Еще один пример имущественного расслоения общества. Вы кого–то ждете?

— Похоже, наш лимузин застрял где–то в очереди, — ответила Шри.

— Если вы на прием, могу подбросить в своем флиттере.

— У меня слишком много работы, — заявила Шри.

Ее не пригласили на прием во Дворец Рассвета, но Ротко Янгу она об этом говорить не собиралась.

— Конечно. Через три недели все останется позади.

— Три недели, если все пойдет по плану.

— В ближайшее время ничего не изменится. Что же до взгляда в будущее, то нам придется усерднее трудиться, дабы убедить всех скептиков и оппозиционеров.

— Разумеется, — согласилась Шри. Но она знала, что Ротко Янг в курсе дела: ситуация гораздо сложнее.

Максимилиан Пейшоту был одной из ключевых фигур, которые занимались развитием и укреплением дипломатических и экономических связей между Землей и Внешними планетами. Под его началом открывались дипмиссии во всех крупных городах на спутниках Юпитера и Сатурна. Он спонсировал программы обмена учеными и деятелями искусства, выиграл внушительный грант на разработку и строительство межпланетного корабля нового поколения. Когда же легендарный гений генетики Авернус и наставник Шри, Оскар Финнеган Рамос, выступили с идеей подарить Радужному Мосту на Каллисто биом как символ возрожденного стремления к примирению, именно Максимилиан Пейшоту провел через Сенат законопроект, по которому выделили финансирование на строительство экосистемы вокруг рифов. Он обратился ко всем, кто был ему хоть чем–то обязан, и без зазрения совести пользовался своим привилегированным положением супруга президента. В результате ему удалось добиться победы с небольшим перевесом голосов. Каких–то десять недель назад, накануне отлета строительной бригады на Каллисто, он устроил большой прием в их честь. А теперь вот его не стало. Приостанавливать проект биома было уже слишком поздно — отряд строителей прибудет на Каллисто через несколько дней, да и в любом случае закрытие проекта сильно ударит по репутации страны. И все же смерть Максимилиана Пейшоту ставила под угрозу планы установления мира между планетами. Советники Шри просчитали возможные последствия, и в большинстве случаев перспективы выглядели мрачно.

Крошечные моторчики в суставах экзоскелета на Ротко Янге загудели, когда он наклонился к Шри и ее сыну.

— Открою вам один маленький секрет. Хоть я и атеист, но все же вознес молитву за успех нашего дела. В духе пари Паскаля. Если Бога не существует, от моей маленькой молитвы большого вреда не будет. Ну а если он есть, разве не самое время попросить его о заступничестве? Мы с вами участвуем в замечательных событиях. И нам стоит приложить все усилия, чтобы довести дело до конца и пожать плоды успеха. Тебе, наверное, не терпится оказаться на Каллисто, юный Альдер?

— Даже очень, сэр, — ответил Альдер. — А еще на Европе.

Ротко Янг упомянул несколько человек, с которыми Шри и Альдер просто обязаны встретиться, когда окажутся в Радужном Мосту, а затем направился к флиттеру, клацая экзоскелетом. Люди все еще вереницей покидали собор, и мало кто обращал на Шри и Альдера хоть какое–то внимание. Профессор набрала номер своего секретаря — тот извинился и сказал, что ждать лимузина придется еще как минимум минут десять. Шри мучила жажда, накатили усталость и раздражение. Под палящим бразильским солнцем площадь пылала жаром, блики играли на капотах лимузинов и флиттеров. Над сводом собора беспрестанно кружил вертолет. Шри витала в своих мыслях, пока не прибыл лимузин. Тогда она наконец смогла откинуться на сиденье, ощутить прохладу обивки, глотнуть ледяной воды и воспользоваться защищенной линией, чтобы ответить на накопившиеся сообщения. Альдер тем временем во всех подробностях пересказывал ее секретарю церемонию отпевания.

Автомобиль медленно продвигался по проспекту, минуя один за другим блокпосты на дорогах — остановка, движение, снова торможение. Затем вдруг с той стороны, где сидела Шри, раздался легкий стук по затемненному стеклу. Она испуганно подняла глаза. Мужчина, офицер противовоздушной обороны, постучал вновь и нетерпеливо, энергично помахал рукой. Скрючившийся на откидном сиденье Ямиль Чо, секретарь Шри, дал команду — стекло опустилось, и он спросил у офицера, в чем дело.

— Генерал хочет переговорить с вами, — доложил офицер, глядя Шри в глаза.

Он резко отступил в сторону, когда женщина выходила из лимузина в царящую снаружи духоту, затем повел ее мимо бронированных автомобилей, что укрылись в тени королевских пальм. Повсюду начеку стояли солдаты, держа перед грудью импульсные винтовки. Их лица нельзя было разглядеть за черными визорами. Офицер открыл заднюю дверцу бронированной машины — Шри оказалась в своего рода кабине: по обеим сторонам висели мониторы и панели с большими кнопками, переключателями и лампочками.

На одном из невысоких сидений громоздился генерал Арвам Пейшоту. Шри села напротив.

— Не самое подходящее место для встречи, — заметила Шри. — Слишком общественное.

— Вовсе нет. Я же отвечаю за безопасность. Могу заверить, что о нашем свидании не останется ни единой записи.

— Так вот почему вы отсутствовали на службе.

— Решил, что не стоит доверять организацию кордонов посторонним. Но я все же выкроил минутку, чтобы увидеть, как тело предают маленьким голодным рыбкам.

На генерале были новенькая зеленая униформа и высокие армейские ботинки со шнуровкой. Седые волосы, резко выделяющиеся на фоне загорелой кожи, стянуты в конский хвост и завитком лежат на погоне с пятью звездами.

— Кстати, — продолжил он. — Что такого ваш разлюбезный друг Ротко Янг наговорил вам?

— Принес соболезнования, — ответила Шри.

— И все?

— А разве ваши беспилотники не записали разговор?

— Предпочитаю получать информацию из первых рук, когда это возможно. Сделайте милость.

Слушая краткий отчет Шри о состоявшейся с Янгом беседе, Арвам Пейшоту склонил голову на одну сторону. Этот обыденный жест всегда напоминал ей о богомоле. Холодный расчет насекомого, решающего, как нанести первый удар. Куда вонзить жало.

— Трудиться усерднее, — промолвил генерал, когда Шри закончила рассказ. — Неужели он и правда думает, что так можно спасти мирные инициативы? А вы?

— До сих пор они работали, — ответила Шри. — Поэтому я собираюсь отправиться на Каллисто. Или вам известно то, чего не знаю я?

— Ваше дело — будущее. — Арвам Пейшоту ушел от прямого ответа. — Вы изобретаете новые технологии и надеетесь, что они приведут нас к новой жизни. Как думаете, в каком направлении мир будет развиваться теперь? Вертикальном или горизонтальном?

— Вам точно что–то известно.

— Для вас будущее — это возрастающая функция. Постоянное совершенствование. Постоянные изменения. Но для других людей будущее всего–навсего плато на графике. Горизонтальная линия. Процесс консолидации. Не более того. Горизонталь против вертикали. Истинные люди против опасных фанатиков, которые превращают своих детей в монстров.

— Или экспрессивная пропаганда против четкого рационального мышления.

— Когда–нибудь ваши неосторожность и легкомыслие наживут вам врагов среди влиятельных людей. Что мне известно? Я скажу вам, что мне известно. А еще объясню, почему вы здесь. Дело не в смерти бедняги Максимилиана, хотя, конечно, с ней многое переменится. Я подумал, вам небезынтересно будет узнать, что через несколько недель войска противовоздушной обороны приступят к совместным маневрам с воздушными силами Европейского союза на орбите Луны.

— Почему, спросите вы. Потому что в рамках последнего торгового соглашения мы сдадим европейцам в лизинг новый термоядерный двигатель. — Арвам Пейшоту пристально посмотрел на Шри, а затем добавил: — Вы этого не знали.

— Я знала, что идут переговоры. Но в детали сделки меня не посвящали.

— Переговоры почти закончены. Остались мелочи — так, небольшие заминки, ничего серьезного. Как только закончится траур президента, в Мюнхене состоится церемония подписания. Как это связано с вами? Все просто. Европейцы вышли из проекта по строительству биома и прочей мирной ерунды, потому что к власти пришли сторонники жесткого курса. Теперь же, после безвременной кончины супруга президента, после того как приверженцы примирения с дальними потеряли самую влиятельную фигуру, противники компромисса в Бразилии постараются закрыть программу биома. Знаю, вы питаете слабость к нашему экопроповеднику и сентиментально преданы ему: как–никак он открыл и взрастил ваш талант. Но он уже старик, заперся в своей хижине на пляже. Не видит, что творится вокруг. Практически не в курсе происходящего.

Хотя в голосе генерала слышалась ирония, немигающий взгляд его слегка раскосых глаз оставался абсолютно серьезным. Экраны за его спиной передавали изображения собора, лужаек, верхушек деревьев вдоль Монументальной оси и улиц, отходящих от центрального проспекта. Люди все еще спускались по ступеням храма, садились в лимузины и прочие средства передвижения. Прислуга, чиновники. Люди вроде Шри.

Она заговорила:

— И ради этого вы пошли на столь большой риск и решили побеседовать со мной здесь? О том, что мы уже много раз тщательно обсуждали? Тогда отвечу снова. Что бы ни произошло, я останусь верной семье. Семье и Великой Бразилии.

— Семья ценит всё, что вы для нее сделали, — сказал Арвам Пейшоту. — К сожалению, в ее рядах нет единства относительно того, как поступить с дальними. Существует два лагеря. Как минимум два. Да, мы говорили об этом неоднократно. Но отныне это не абстрактная теория. А самая что ни на есть реальность, профессор–доктор. И вы в гуще событий. Ничего не изменишь. Вам придется принять чью–то сторону. Рано или поздно. Сделаете неправильный выбор — и, боюсь, ни плоды ваших трудов, ни ваша репутация не спасут от последствий.

— Понимаю. Это всё?

В ушах у Шри слегка звенело, плотно сжатые ладони, лежащие на коленях, неприятно вспотели — в остальном же она была абсолютно спокойна.

— У меня для вас подарок, — произнес генерал, после чего достал из–за своего сиденья плоскую деревянную коробку и вручил ее Шри.

Внутри поверх пары перчаток, отделанных сеточкой с тыльной стороны, лежали очки в толстой черной пластиковой оправе.

— Это спексы, — пояснил Арвам Пейшоту. — Дальние используют их вместо телефонов. При помощи виртуального света линзы проецируют изображения, текст и всякую всячину прямо на сетчатку глаза. Перчатки — виртуальные: можно набирать текст на виртуальной клавиатуре, передвигать виртуальные объекты… Не сомневаюсь, вы быстро с ними освоитесь. Прежде чем начнете меня благодарить, есть еще кое–что. Мои техники встроили сюда камеру и микрочип с высокой пропускной способностью и квантовым шифрованием. Можете загрузить на него простенький ИИ, разные программы. Увидите что–то интересное или окажетесь на особенно полезной встрече — запишите их для меня по возможности. Уверен, вы знаете, что привлечет мое внимание.

Шри тут же смекнула, о чем речь. Семья Пейшоту отправляла в Радужный Мост делегацию для ведения переговоров, но коль скоро Арвам Пейшоту не поддерживал идею примирения с дальними, он оставался за бортом. Вот генерал и просил Шри стать его шпионом, собирать данные для его аналитиков и стратегов. Информацию из первых рук — всё, как он предпочитал.

— У вас будет предостаточно времени обдумать мое предложение, пока вы летите на Каллисто, — сказал Арвам

Пейшоту. — Ну а когда вернетесь, я надеюсь так или иначе получить ответ. И бон вояж, как сказали бы европейцы.

Когда Шри вернулась в свой лимузин, Альдер поинтересовался, не грозят ли ей неприятности.

— Пока нет, — ответила Шри и попросила секретаря поторопить водителя. — У меня много работы.

 

4

Прошло много времени, прежде чем Мэси Миннот поверила, что смерть Эммануэля Варго стала первой потерей на войне. А когда она только услышала о гибели главного инженера экосистемы, то сочла произошедшее всего–навсего невезением. Нелепый сбой в медицинской программе. Несчастный случай. Ничего зловещего.

Эммануэль Варго, как и все остальные члены строительного отряда, включая Мэси, провел в глубокой искусственной гибернации двенадцать недель, которые заняло путешествие от Земли до Юпитера. Под действием специальных препаратов, замороженный в криокапсуле, он потреблял минимум кислорода и воды, пока бразильское грузовое судно преодолевало восемьсот миллионов километров залитого солнечным светом черного вакуума. Когда корабль прибыл на орбиту Каллисто — наиболее удаленного от Юпитера галилеева спутника, — а гибернационные капсулы пассажиров первого класса и грузовые контейнеры перегрузили на межорбитальный транспортный аппарат, направляющийся в порт — загроможденную плиту, установленную на консольных балках над пыльной равниной к западу от Радужного Моста, — Эммануэль Варго все еще спал. Транспортник приземлился на выжженную посадочную полосу с грациозностью бегемота, исполняющего балетную партию. Передвижной кран снял с креплений контейнер размером с грузовик, в котором находились гибернационные капсулы, и отвез его в герметичный ангар. Там капсулы одну за другой извлекли, поставили на грузовые тележки и по подземным туннелям вывезли в медицинский блок на окраине космопорта. Именно там Эммануэль Варго начал просыпаться — там он и скончался.

Собственно, выход из состояния гибернации представлял собой рутинную операцию. Для большинства единственными последствиями оказывались уменьшившийся в размерах желудок, запоры и экзистенциальное похмелье. Но, как и в любой медицинской процедуре, здесь имелись свои риски: психоневрологические расстройства, полиорганная недостаточность, нарушение метаболизма. После того как внутреннюю температуру тела Эммануэля Варго постепенно довели до тридцати семи с половиной градусов Цельсия, нормализовали состав крови и ввели коктейль из стимуляторов ГАМК-рецепторов, у него случился приступ полной рассинхронизации нейронной активности. Вместо того чтобы спонтанно и быстро перейти в режим динамической мультилокусной активности, его нейроны принялись асинхронно передавать сигналы на очень большой скорости, в результате чего нарушились сознание, координация дыхания, сердечного ритма и кровяного давления.

Обычно пострадавшие от нейронной рассинхронизации оставались живы, но у них наблюдались потеря памяти и афазии разной степени тяжести. Однако случай Эммануэля Варго оказался исключительно тяжелым. Электрохимическая активность мозга выглядела абсолютно хаотичной. Команда медиков попыталась восстановить синхронизацию при помощи микротоновой импульсной магнитотерапии, но безуспешно. Давление упало, сердце остановилось — не помогли ни дефибрилляция, ни инъекция норадреналина, ни прямой массаж сердца. Пока его подключали к системе искусственного кровообращения, у Варго случились клонические судороги. За первым приступом последовало еще два. После третьего активность клеток мозга прекратилась. Спустя тридцать минут врачи констатировали смерть мозга и отключили систему жизнеобеспечения.

Эммануэль Варго был одной из ключевых фигур проекта по постройке биома в Радужном Мосту на Каллисто. Проекта, который являлся символом кооперации и примирения между Землей и Внешней системой, значительным шагом вперед в длительной кампании, призванной разрядить напряжение между ультраконсервативной позицией зеленого движения и множеством радикальных доктрин, утопических философских взглядов городов–государств и поселений во Внешней системе. Знаменитый гений генетики из Внешней системы Авернус использовала свои громадные запасы кармы, чтобы продвинуть строительство биома, а Максимилиан Пейшоту и экопроповедник Оскар Финнеган Рамос убедили бразильское правительство выделить средства на разработку и воссоздание экосистемы. Хотя во главе команды поставили прапраправнука экопроповедника Эуклидеса Пейшоту, ответственным за планирование и организацию работ был Эммануэль Варго. Дизайном экосистемы он занимался в сотрудничестве с протеже Оскара Финнегана Рамоса — Шри Хон–Оуэн, во время строительства тента биома та поддерживала связи с командой Каллисто. Именно Эммануэлю предстояло отвечать за разработку и воссоздание экосистемы и руководить процессом от начала и до конца.

Эуклидес Пейшоту упомянул обо всем этом, как и о многом другом, в краткой речи через два дня после смерти Варго на церемонии, посвященной официальному началу работы строительного отряда. Мероприятие проходило на широкой лужайке на северной оконечности центрального острова биома. Эуклидес стоял на трибуне, позади него протянулась пустая котловина озера, над которой возвышался гигантский купол из алмазных и полимерных панелей и фуллереновых опор. Гости — среди них посол Бразилии и свита из его помощников, члены торговой миссии семьи Пейшоту, разномастная толпа представителей конгресса Каллисто и муниципалитета Радужного Моста, строительный отряд — полумесяцем расположились на складных стульях перед Эуклидесом. Стайка беспилотников, зависших на разной высоте, транслировала церемонию для жителей Радужного Моста и других городов и поселений на Каллисто, Ганимеде и Европе, а также в шахтерских поселках на далеких крошечных Гималие и Эларе.

Мэси Миннот сидела среди остальных членов команды. Приходилось признать, что Эуклидес Пейшоту очень даже соответствует отведенной ему роли. В костюме–двойке оттенка хлорофилла, который совпадал с цветом рабочей одежды строительного отряда, с черной повязкой, закрепленной на левом рукаве, он выглядел привлекательным. Его голос гулко разносился по округе и в то же время располагал к себе. Эуклидес Пейшоту вознес хвалу Эммануэлю Варго и его вкладу в проект, рассказал несколько уместных историй и завершил речь тем, что пообещал: несмотря на тяжелую утрату, все члены команды готовы работать по максимуму над созданием прекрасного и прочного биома, в том числе чтобы почтить память невероятно талантливого инженера экосистем. Инженера, которого он почитал за честь назвать другом.

С трудом верилось, что еще два дня назад этот же человек небрежно объявил о смерти Эммануэля Варго. Отряд тогда собрался в полной уверенности, что предстоит очередной брифинг, когда Эуклидес Пейшоту без всяких преамбул выдал: Максимилиан Пейшоту, супруг президента Великой Бразилии, скончался, пока они находились в гибернации на пути к Каллисто. Не успели они переварить эту невероятную новость, как Эуклидес ошеломил их вновь, сообщив, что Эммануэль Варго тоже погиб — из–за неудачи при выводе из криосна. Прежде чем Эуклидес сумел продолжить, с задних рядов донесся голос Урсулы Фрей. Урсула и Эммануэль Варго стали любовниками вскоре после того, как Урсулу взяли в команду. Невероятно бледная, вся дрожа, она заявила, что Манни — не ходи к гадалке — убили противники проекта, и потребовала немедленного расследования. Глава службы безопасности, Спеллер Твен, попытался ее утихомирить — последовала перепалка, которая не делала чести никому. Крики, насмешки, брань. Собрание превратилось в хаос. Эуклидес Пейшоту сбежал, так и не объяснив, что станет с проектом после смерти главного инженера.

Сейчас же, когда стихли аплодисменты, Эуклидес Пейшоту пригласил на сцену восьмилетнюю девочку, выигравшую в лотерею. Высокая, худенькая, в простом белом платье, она приняла из его рук пульт управления и без всяких церемоний нажала на красную кнопку. Вдоль восточного и западно–го берегов из десятков широких труб хлынули потоки воды, заполняя котлован озера. Клубились облака водяных брызг, смягчая яркий свет люстр, что висели под потолком купола, и наполняя прохладный воздух свежим металлическим ароматом. Под очередную волну аплодисментов Эуклидес Пейшоту звонко объявил, что процесс создания биома начался.

Мэси Миннот никогда не интересовала личность Эуклидеса Пейшоту. Мало того что он являлся политическим ставленником и получил должность, потому что ему повезло родиться членом семьи Пейшоту, он к тому же был самодовольным болваном, который не мог создать пищевую цепочку, зародить жизнь в мертвом иле или даже высадить в грунт растение из цветочного горшка, не говоря уже о том, чтобы насадить лес или создать болотную экосистему, пусть бы даже от этого зависела его жизнь. Однако Эммануэля Варго, который начинал с низов и поднялся до одного из лучших инженеров экосистем на Земле, она уважала. Кроме того, Варго не раз оказывал ей поддержку после того, как отобрал ее в свою команду.

Случилось это чуть больше года назад. Мэси, только что получив повышение до начальника бригады, работала в 553-м отряде Службы мелиорации и реконструкции (СМР) на озере Шамплейн, на северной границе недавно отвоеванных земель, переданных в дар семье Фонтейн. После десятилетия жестоких боев повстанцы, борцы за свободу и племена, самовольно занявшие эти территории, были выдворены, а 553-й отряд СМР смог приступить к ликвидации ущерба, нанесенного окружающей среде за несколько столетий До вмешательства отряда в озере практически отсутствовала жизнь, за исключением разве что цветущих сине–зеленых водорослей, мохнаторуких крабов, змеевидной рыбы и разнообразных водяных гиацинтов с измененным геномом — быстро размножающихся, живучих и губительных. Их ввели в экосистему пресных водоемов в середине двадцать первого века в ходе ранних неудачных попыток восстановить экологию. Традиционное в двадцатом и двадцать первом веках использование горючих материалов вроде нефти привело к образованию характерного осадка с примесью тяжелых металлов и остатков нефтепродуктов на дне озера — осадка, не содержащего кислород, вонючего, черного, словно деготь, и абсолютно безжизненного. Мэси Миннот возглавляла бригаду, в чью задачу входило превратить эту грязь в чистый ил. При помощи больших насосов они выкачивали осадок, пропускали его через фильтры, насыщенные полимерами и искусственными энзимами, которые ликвидировали тяжелые металлы и прочие высокотоксичные субстанции, а затем команда Мэси заливала смесь в баки для ферментации, где коктейль из генно–модифицированных микробов переваривал органические вещества. По окончании процесса чистый ил смешивался со сбалансированной популяцией микробов и возвращался на дно озера. Обработка дна с северной оконечности озера до залива Маллетс заняла три месяца. За это время отряд пережил несколько штормов и подвергся нападениям бандитов и борцов за свободу. Во время одного из рейдов на глазах у Мэси высокоточная управляемая ракета пролетела всего в метре от платформы с насосами. Описав большую дугу, снаряд неторопливо развернулся в воздухе и уже мчался обратно, когда в его двигателе закончилось топливо, и ракета рухнула в озеро, подняв волну и залив баржу отряда от кормы до носа.

Но по большей части работа приносила хорошие деньги. Да, она была тяжелой и грязной, но она того стоила.

После обработки осадочных пород и очистки воды в озеро запускали фитопланктон и водоросли, позже — беспозвоночных и рыб: с нуля создавалась пищевая цепочка. Мэси не слишком соблюдала ритуалы поклонения Гее, а вот восстановление умирающего озера до его первоначального состояния для нее было практически равноценно религиозному акту. Работа ей нравилась, и каждое утро Мэси просыпалась счастливая и довольная, готовая приняться за дело.

553-й отряд СМР возглавляла Рокси Пэрриш. Ей было за пятьдесят. Опытная, умная, она не терпела, когда ей вешали лапшу на уши, и требовала от подчиненных компетентности, усердия и преданности делу. Взамен она их во всем поддерживала и защищала от капризов и произвола бюрократов из клана. Примерно раз в неделю Рокси заглядывала в плавучий комплекс из барж, платформ с насосами и дамб, чтобы проверить, как продвигаются дела у Мэси, обсудить проблемы и поделиться слухами о том, как работают другие бригады СМР в регионе. Как–то раз, летним вечером, Рокси и Мэси стояли на мостике баржи, попивали пиво и любовались закатом, отблески которого играли на широкой спокойной озерной глади, протянувшейся до низких холмов. На восточном берегу виднелись неровные заплатки новых лесопосадок. По темно–синему небу, перекликаясь, летели гуси. Мэси чувствовала себя очень счастливой. Она отхлебнула пива и подумала, что в следующем году гуси найдут здесь хорошее пристанище, если решат ненадолго остановиться. Она сказала что–то на этот счет своей начальнице, а Рокси в ответ спросила, как Мэси представляет свою жизнь через год.

— Когда закончится проект? Ну, полагаю, все зависит от того, куда нас отправят, — задумчиво ответила Мэси.

Одетая в джинсовый костюм, она откинулась в парусиновом шезлонге. Рыжие волосы рассыпались по плечам, в мозолистых руках — бутылка с пивом. Ноги Мэси закинула на перила.

— У нас неплохая команда — вполне понятно, почему ты хочешь остаться. Но ты молода и талантлива — имеет смысл нарабатывать опыт, любой. Мне кажется, тебе стоит взглянуть вот на это. — Рокси достала из рюкзака планшет.

Так Мэси впервые узнала, что экопроповедник Оскар Финнеган Рамос и нашумевший гений генетики Авернус спонсируют проект постройки биома в городе Радужный Мост на втором по величине спутнике Юпитера, Каллисто, и что семья Пейшоту набирает команду, которая будет с нуля создавать экосистему.

— Почему я? — спросила Мэси. — Речь идет о создании ландшафта. Да, это большой проект в необычном месте, но не более того.

— Посмотри спецификацию, — продолжила Рокси. — Большую часть парка занимает пресноводное озеро. Им потребуются люди, способные воссоздать там экосистему, в том числе — ответственный за экологию микроорганизмов.

— Работа интересная и даст тебе шанс испытать свои силы, вырасти профессионально. Команду возглавит Эммануэль Варго — он сейчас на пике своей карьеры, да и у дальних, бьюсь об заклад, пару–тройку трюков ты могла бы перенять. Они уже больше ста лет разрабатывают и поддерживают замкнутые экосистемы. Кроме того, есть шанс, что удастся встретиться, а может, и поработать с Авернус. Она не менее знаменита, чем Дарвин, Эйнштейн или любой другой ученый, что придет тебе на ум.

— Ценю ваши старания, — ответила Мэси. — Но Радужный Мост жутко далеко, да и потом найдется сотня более квалифицированных людей для работы над проектом. Даже тысяча.

— Я так не считаю. Ты — один из лучших специалистов по микроорганизмам, какого я знаю. Да, твоя прямолинейность порой приводит к конфликтам с другими бригадирами, но ты трудяга, а еще ты молода, умна и амбициозна. Подобная возможность дается раз в жизни, Мэси. Может, сейчас тебе так и не кажется, но позже ты поймешь.

— У меня складывается впечатление, что мне ничего не остается, как вызваться добровольцем.

— Ну вот, опять твоя прямолинейность, — заметила Рокси. — Что ж, буду так же откровенна. Я надеялась, ты сразу же ухватишься за эту возможность. И не только потому, что это облегчит мне жизнь. Просто я на самом деле считаю, что для тебя это потрясающий шанс и что среди моих людей ты — лучший претендент. Так что да, если ты не подашь заявку сама, то я лично выдвину твою кандидатуру — и у тебя не будет права голоса. Пусть у нас тут не армия и не войска противовоздушной обороны, но субординацию никто не отменял. И ты находишься где–то в самом низу этой иерархии.

Мэси задумалась, глядя на исчезающий у горизонта гусиный клин. Наконец она вымолвила:

— Могу я хотя бы узнать, кто попросил вас предложить мне это?

— Губернатор региона собственной персоной.

— Луи Фонтейн?

— Он самый. Похоже, он все еще следит за твоей карьерой.

— Губернатор мне больше ничего не должен, — отрезала Мэси. — А даже если и так, едва ли я брошусь благодарить его за эту услугу.

Четыре года назад Мэси была разнорабочим в одной из команд СМР в Чикаго и помогала ликвидировать остатки зданий и дорог на берегу озера в рамках одного из крупнейших проектов по реконструкции на территории Фонтейнов. Небоскребы в центре города снесли давным–давно, однако в пригородах и окрестных поселках дел еще оставалось невпроворот. Если бы Фела Фонтейн под дозой трех различных психотропных веществ не разбила украденный флиттер, Мэси, не имеющая ни дома, ни образования, ни связей, до сих пор выполняла бы черную работу.

Небольшое воздушное судно летело совсем низко, почти задевая пеньки и валуны. Люди разбегались в разные стороны. Затем машина развернулась и пошла на второй круг, но зацепила ржавые остатки опоры линии электропередач и лишилась хвостового винта. Кружась подобно кленовому «носику», флиттер пробуравил гладь озера в нескольких сотнях метров от берега. Мэси вскочила в лодку и помчалась к месту аварии. Вокруг флиттера растеклось горящее топливо — Фела Фонтейн, получив ожоги рук третьей степени, была без сознания, когда Мэси вытащила ее из покореженной машины.

Отец Фелы Фонтейн оказался губернатором Северо–Восточного региона. Он навестил Мэси в госпитале, оплатил лечение и выбил грант на обучение в колледже, но больше никаких контактов у Мэси с ним или его семьей не было. Спустя шесть месяцев Мэси узнала, что Фела Фонтейн покончила с собой. На этом всё, как она думала, и завершилось. Да, ей предоставили возможность улучшить свою жизнь, и она считала, что за четыре года вполне доказала, на что способна. Одна из лучших в классе, диплом с отличием, усердная работа на первой должности — тогда они высаживали растения, чтобы рекультивировать территорию озера Мичиган, и Мэси пришлось решать непростую проблему с биореакторами, за что ее повысили до бригадира. Она была благодарна за предоставленный Фонтейном шанс, но теперь

предпочла бы оставить это в прошлом — ей хотелось, чтобы ее ценили за ее собственные достижения, хотелось самой пробиваться в жизни, без чьей–либо помощи или патронажа.

В общем, вмешательство губернатора вызвало у Мэси только гнев и негодование. Когда Рокси Пэрриш попыталась убедить ее, что идея хороша, Мэси заявила:

— Каким образом он вообще с этим связан? Биом — проект Пейшоту, а не Фонтейнов.

— Тебе и правда стоило бы начать следить за политикой. Когда–нибудь ты поплатишься за свое абсолютное невежество в этих вопросах.

— Я знаю про дальних. Мы воевали с ними сто лет назад. Теперь одни жаждут подмазаться к ним и сотрудничать, а другие — возобновить войну, потому что дальние уже мало напоминают людей. Может, кто–то называет это политикой. А по мне, это глупости. У нас и без того полно проблем здесь. Зачем еще пытаться раздавить группу людей, которые, как оказывается, просто живут по иным правилам, не так, как нам хочется? — сказала Мэси.

— Вот и у Фонтейнов такая же позиция, — ответила Рокси. — Мы потому и поддерживали попытки семьи Пейшоту установить мирные отношения с дальними, а заодно и проект биома. Большинство других кланов выступили против, но Фонтейны и кое–кто еще сообща провели законопроект в Сенате. Пейшоту нужны были наши голоса — теперь они готовы взять несколько наших людей в команду. Ты не единственный специалист по микробиологии, чью кандидатуру выдвинули. Там участвуют люди из разных регионов, но мне кажется, у тебя есть шанс. Я думаю, ты вполне можешь попасть на борт. Ты молода. У тебя отличная квалификация. Тот проект на озере Мичиган и то, как ты наполняешь мертвый ил жизнью, достойны восхищения. Процент реверсии в твоей работе настолько мал, что практически незаметен.

— Как вы всегда говорите, проще сразу сделать все правильно, чем по сто раз переделывать.

— Что правда, то правда, но для этого требуется мастерство, и немалое.

— Если уж меня отберут, то надеюсь, за мои навыки, — продолжила Мэси.

— Не думаю, что Эммануэля Варго интересует что–либо другое.

— Ну тогда можете сказать им, что я вызвалась участвовать.

Рокси глотнула пива.

— Сегодня утром кое–кто из моих ребят наткнулся на остатки храма борцов за свободу в подвале разрушенного здания: детали автомобилей, кости, пирамида из сотни человеческих черепов. Некоторые небольшого размера, детские… В этом мире творится черт знает что. Потребуется много времени и сил, чтобы все исправить. Поверь мне, если ты отправишься во Внешнюю систему, то по возвращении тебя здесь ждет куча работы.

Мэси старалась больше об этом не думать. Она сказала себе, что шансов попасть в команду у нее практически нет. Да и вообще проблемы надо решать по мере поступления. Пока же у нее была масса других дел. К своему удивлению, когда неделю спустя выяснилось, что Мэси не прошла первый отбор, она испытала разочарование. Девушка с головой ушла в работу. Рекультивация озера Шамплейн подходила к концу, когда Рокси вызвала Мэси к себе и сообщила, что Эммануэль Варго хочет с ней поговорить.

Конвертоплан инженера пролетел низко над деревьями и аккуратно приземлился на лугу неподалеку от озера. Эммануэль Варго оказался высоким широкоплечим темнокожим мужчиной, абсолютно лысым, в синих джинсах и дорогом, но мятом желтом шелковом пиджаке с кофейным пятном на лацкане. Он пожал Мэси руку — ладонь его оказалась шершавой — и принялся с интересом изучать девушку.

— Прогуляемся по лесу? — предложил он.

Стоял чудесный ясный октябрьский день. Они брели под роскошными багряными и золотистыми шапками деревьев. Впереди и позади них двигались вооруженные импульсными винтовками солдаты. Эммануэль Варго расспрашивал Мэси о работе, проявляя завидную проницательность,

а после заявил, что человек, который изначально должен был работать над созданием микробиологической системы биома в Радужном Мосту, покинул проект.

— Он принадлежал к клану Куперин из Европейского союза. Десять дней назад глава семейства умер. Его преемник взял жесткий курс на разрыв связей с дальними и первым делом вывел троих своих людей из проекта. Плохо для них, зато хорошо для нас — теперь мы можем назначить бразильцев на замену европейцам. Вот зачем я здесь, мисс Миннот. Предложить вам место в команде.

Они остановились на небольшой полянке. Листочки молодых кленов блестели, подобно каплям свежей крови, в лучах полуденного солнца. Воздух был чистый и прохладный.

— Могу я спросить, мистер Варго… — начала Мэси.

Улыбка на лице мужчины обнажила кривые коричневые зубы. В глазах мелькнул задорный огонек.

— О чем угодно.

— Вы здесь потому, что кто–то на самом верху клана Фонтейн порекомендовал меня?

— Я здесь потому, что вы — лучший эколог–микробиолог из всех выдвинутых кандидатур. Увы, из–за всей этой политической чепухи я был вынужден сперва выбрать другого человека. К счастью, те же политические глупости дали мне шанс исправить положение дел. У вас маловато опыта, но не меньше, чем у всех остальных претендентов: другие кланы не захотели отправлять людей из руководящего состава. Однако все это не важно. Мы работаем в новой, неведомой нам области — здесь умение куда важнее опыта. И я считаю, вы больше других подходите для этого проекта. Поэтому я лично прибыл, чтобы попросить вас оказать нам честь и присоединиться к команде.

Мэси была из тех женщин, на кого большинство мужчин не взглянут второй раз. Однако стоило ей улыбнуться, лицо ее теряло привычное настороженное выражение и полностью преображалось — так меняется наглухо закрытая комната, если в нее впустить солнечный свет. Вот и теперь губы девушки расплылись в улыбке.

— Разве я уже не вызвалась добровольцем? Когда я вам понадоблюсь? — спросила она.

— Сколько вам нужно времени на сборы?

Через час Мэси вылетела с Манни Варго, а на следующий день приступила к тренировкам с остальными членами команды. Сейчас она находилась на Каллисто. В очередной раз Мэси доказала, на что способна.

Впереди ждали трудные времена. Не только потому, что погиб Эммануэль Варго, хотя и этого было достаточно. Отныне строительным отрядом руководил Эуклидес Пейшоту. Может, он хорошо толкал речи и льстил дипломатам и представителям правительства Каллисто, но Эуклидес Пейшоту не знал ровным счетом ничего о разработке экосистем, ни разу не проявил интереса к созданию биома или подготовке команды. Это вовсе не мешало ему давать указания Эммануэлю Варго, как правильно выполнять работу. Сравниться с его невежеством в сфере экосистем могли лишь его методы управления людьми. Как и всем тем, кто по праву рождения находился в привилегированном положении и кому не страшны были последствия собственных ошибок, Эуклидесу Пейшоту некогда было прислушиваться к советам людей, которых он считал ниже себя.

Профессор–доктор Шри Хон–Оуэн, помогавшая Манни Варго проектировать экосистему биома, должна была прибыть в Радужный Мост через четыре недели на грузовом корабле, оборудованном новым термоядерным двигателем. Пока же проект имел бы больше шансов на успех, согласись семья Пейшоту передать бразды правления кому–нибудь из местных инженеров. Кому–то, кто разбирается в том, чем они занимаются. Кому–то, кто мог бы работать наравне с командой и прислушиваться к мнению людей. Однако политически это оказалось неприемлемым. Более того, в игру вступило бы уязвленное достоинство Пейшоту. Поэтому команде ничего не оставалось, как мириться с Эуклидесом и его деспотичными прихотями. Хотя он мог обратиться за советом к Шри Хон–Оуэн или к другим экспертам, была велика вероятность, что Эуклидес вобьет себе в голову, будто ему лучше знать, как действовать, поскольку он находится на месте, а профессор и прочие специалисты — в миллиардах километров от Радужного Моста. Возникни проблема, требующая незамедлительного решения, Пейшоту мог и вовсе заморозить проект, объяснив это тем, что на связь и консультацию с Землей нет времени. Или же он мог сделать неверный ход, от которого из гордости не стал бы отступать. Естественно, команда слова не могла сказать против. Клан Пейшоту был куда консервативнее клана Фонтейнов, а ведь даже у Фонтейнов считалось неблагоразумным, если член семьи вдруг изменял курс. Все же Фонтейнов можно было хотя бы хаять за глаза. С Пейшоту такое поведение считалось рискованным. Стоило попасться на критике кого–то из господ, вас обвиняли в измене. Шпионы и доносчики были повсюду. Наказание за предательство полагалось суровое. Поэтому все те, кем владели Пейшоту держали язык за зубами. Мэси практически не сомневалась, что даже Эрнест Галпа — хороший малый, двадцать лет проработавший с Эммануэлем Варго, а теперь оказавшийся старшим членом команды, человек, который заплакал, узнав о смерти Мании, — не рискнул бы перечить Эуклидесу Пейшоту, прими тот курс, угрожающий успеху проекта.

Теоретически члены команды из других семей могли выступить против Эуклидеса Пейшоту, не страшась наказания. Но Кристин Куоррик и Патрик Алан Аллард принадлежали к клану Набуко, а те считались еще консервативнее Пейшоту. Все знали, что Цезарь Пунтаренас — шпион, отчитывающийся напрямую семейному совету Фонсека. Что до Урсулы Фрей, обладавшей тридцать второй степенью родства с кланом Фонтейн и являвшейся дочерью второго кузена их единственного экопроповедника, то ее полностью поглотили параноидные фантазии о заговоре, сгубившем ее возлюбленного. Мэси оставалось только надеяться, что когда Эуклидес Пейшоту облажается (она полагала, что «когда» здесь куда уместнее, чем «если»), то это случится не в ее сфере. Поскольку, если бы Пейшоту отдал ей дурацкое распоряжение, она наверняка оказалась бы достаточно глупа, чтобы отказаться его выполнять. Тогда он унизил бы ее, очернил ее имя и отправил бы обратно на Землю, протрубив на весь мир, что она все испортила. После такого ей повезет, если она сумеет получить работу в каменоломне.

К счастью, волноваться о том, как Пейшоту способен погубить проект, Мэси было некогда: дел оказалось невпроворот, и стоило приняться за них поскорее.

Прежде всего необходимо было запустить экосистему микроорганизмов до того, как в озеро высадят растения, поселят рыб и беспозвоночных. Система представляла собой триллионы микроскопических работников с различным метаболизмом, поддерживающих циклы связывания углерода, рециклинга биогенных структур и разложения органических останков. Мэси предстояло вырастить стартовые культуры, фильтрующие воду и перерабатывающие биогенные структуры, и разместить их на территории будущих зарослей камыша и строматолитовых рифов. А еще нужно было связаться с командой, занимающейся созданием планктона, чтобы произвести смешанную культуру бактерий, сине–зеленых и диатомовых водорослей. Они очистят озеро за счет того, что будут крепиться к плавающим мелким частицам и вырабатывать цепочки мукополисахаридов, которые, в свою очередь, сформируют рыхлый, но достаточно тяжелый осадок, и он опустится на дно. Благодаря этому процессу флокуляции фотосинтез сможет осуществляться на любой глубине, а еще он приведет к образованию богатого органическими веществами слоя ила. Для этого во время официальной церемонии открытия смешанная культура в большом объеме будет выпущена в каждом секторе озера. До события оставалось тридцать два дня. К этому времени должна прибыть Шри Хон–Оуэн, а котлован — полностью заполниться водой. Отсрочить день не представлялось возможным. Однако стоило Мэси и команде по планктону приступить к работе, как они столкнулись с серьезной проблемой: темпы роста диатомовой водоросли, которую они собирались использовать, — модифицированного штамма Skeletonema costatum — оказались ниже положенных в талой воде, наполнявшей озеро. Если им не удастся достичь необходимого уровня удвоения, то не хватит нескольких сотен килограммов диатомовой биомассы, а значит, придется также корректировать скорость роста остальных микроорганизмов.

Мэси нравилось решать такие задачки. Проектирование биома больше походило на искусство, чем на науку, — своего рода запутанная игра, пазл: любой элемент системы влиял на остальные, сложность росла лавинообразно с добавлением каждого нового вида. Растения боролись за питательные вещества и свет; животные паслись на лугах или охотились на других животных; микроорганизмы разлагали мертвые тела, перерабатывая их в соединения азота, фосфора и серы, чтобы другие организмы могли их использовать. Стоило убрать или добавить новый элемент в эту сеть, отношения между остальными менялись в большей или меньшей степени, и не всегда эти перемены можно было предугадать. Мэси обладала незаменимой способностью держать в голове модели переноса питательных веществ и энергии, исследовать их с различных сторон, визуализировать взаимодействие сдержек и противовесов, предсказывать, как отразится на системе изменение одного параметра. Ей было далеко до Манни Варго, который был способен, словно дирижер, управлять одновременно огромным оркестром, хором, колоколами и органом, совместно исполняющими произведение, по сложности равное двум или трем симфониям. И все же она знала свое дело, привыкла усердно трудиться и укладываться в нереальные сроки. Город предоставил ей в единоличное пользование двух хороших ассистентов и отменно оборудованную лабораторию на западном берегу озера. Мэси ни капли не сомневалась, что преуспеет.

Лаборатория располагалась внутри и возле основания одной из гигантских арочных опор, что поддерживали купол биома. Изготовленная из фуллереновых нитей, опора внизу расширялась и формой напоминала тыкву высотой в десять этажей. Внутри находились квартиры с террасами. Структура возвышалась над площадью рядом с пустым темным резервуаром, который должен был стать неглубоким заливом, когда озеро заполнят водой. Мэси отвели помещения на первом этаже в полой части опоры, а биореакторы, где она с ассистентами выращивала чистые и смешанные культуры микроорганизмов, установили на площади. Там ее и нашли за работой начальник службы безопасности команды Спеллер Твен и самый молодой, недавно прибывший на Каллисто член бразильского дипломатического корпуса Лок Ифрахим.

Прошло одиннадцать дней после того, как в озеро пустили воду. Мэси с ассистентами — Аргайлом Холлом и Лорис Шер Янагитой — вовсю обсуждали заминку с диатомовыми водорослями, когда в лабораторию вошли двое мужчин.

— Нам необходимо поговорить с мисс Миннот, — заявил Спеллер Твен ассистентам Мэси.

Это был дородный мужчина со светлыми, коротко стриженными волосами. Глаза его смотрели напряженно и мрачно. Отрезанные рукава комбинезона обнажали мускулистые руки с наколотыми военными татуировками.

— Это касается только команды, так что почему бы вам не пойти прогуляться?

— Им надо работать, — возразила Мэси.

Хотя она ожидала чего–то подобного, во рту вдруг пересохло, а сердце забилось быстро и неровно.

— К тому же, возможно, вам захочется убраться подальше от камер, установленных здесь. Хотите верьте, хотите нет, но некоторым гражданам больше нечем заняться, кроме как следить за моей работой. Если вы хотите поговорить тет–а–тет — лучше сделать это на улице.

Мужчины переглянулись — дипломат пожал плечами: «Почему нет?»

Мэси провела их мимо биореакторов к пирсу, протянувшемуся над сухим дном залива. Она направилась к самому концу пристани, шаркая и перекатываясь с пятки на носок, так как на Каллисто с его низкой гравитацией это был наилучший способ передвижения. Она немного вырвалась вперед, оставив спутников позади: ей требовалось взять себя в руки и перестать злиться на гостей за их бесцеремонное поведение.

Обернувшись, Мэси увидела, что Спеллер Твен остановился посередине пирса и облокотился о перила, как обычный турист, а Лок Ифрахим направляется к ней. Почему бы вам не рассказать, что именно вас тревожит? — обратилась она к дипломату. — Тогда я смогу объяснить, почему не в силах помочь, и вернусь к своей работе.

Лок Ифрахим улыбнулся.

— Мне рассказывали, что вы прямолинейны.

Он был всего на несколько лет старше Мэси. Его худое умное лицо обрамляли черные волосы, заплетенные в десятки тугих кос, которые ниспадали ему на плечи, контрастируя с белым шелковым костюмом. Официально Ифрахим являлся членом торговой делегации, но все знали, что на деле он правительственный шпион.

— Извиняться за свою манеру общения я не собираюсь, мистер Ифрахим, — сказала Мэси. — Я росла, не имея ваших преимуществ.

— Честно говоря, в детстве я не мог похвастаться большим количеством того, что вы называете преимуществами, — заметил Лок Ифрахим. — Но мне хотя бы повезло не оказаться в рядах странной секты, верующей, будто истину можно отыскать в математических играх с числом пи. Право, любопытно, вы все еще верите в это, мисс Миннот?

Мэси было не привыкать к насмешкам над ее необычным воспитанием. С тех пор как она вступила в ряды СМР, приходилось мириться с подколами.

— Я свое детство переросла, мистер Ифрахим. А как насчет вас?

— О, у меня предостаточно старомодных добродетелей, и я стараюсь руководствоваться ими в жизни, — отвечал Лок Ифрахим. — К примеру, преданность семье и друзьям. А вы, мисс Миннот? Знаю, что к семье вы не привязаны: вы сбежали от них. А что друзья? Как насчет Урсулы Фрей?

Ну да. Как она и думала.

— Вряд ли ей придется по душе, если я назову ее другом, — заметила Мэси. — Мы с одной территории — вот, пожалуй, и все, что между нами общего. Кроме того, Урсула — член семьи. И она ревностно следует протоколу. В ходе подготовки она ясно дала это понять.

— Ей нравится использовать свое положение. Но уверен, окажись Урсула в беде, вы бы ей помогли.

— И что же с ней стряслось?

— Как, по–вашему, выглядит мисс Фрей? — спросил дипломат.

— Не знаю. Усталой, немного слетевшей с катушек. Как и все мы.

— Слетевшей с катушек. Хм-м. — Локу Ифрахиму явно нравилось, как перекатывались эти слова на языке. — Она говорила вам, что собирается предпринять?

— По–моему, у вас проблемы с тем, чтобы говорить по существу, мистер Ифрахим. И коль скоро секрета здесь нет, позвольте мне сказать откровенно и покончить с этим раз и навсегда. Урсула считает, что смерть Эммануэля Варго не была случайностью. Она думает, его убили, и теперь носится в поисках доказательств. Полагаю, ее поведение доставляет вам неприятности. Ну что, как у меня получается?

В лоснящиеся черные косы Лока Ифрахима были вплетены бусины различных размеров и цветов. Они застучали друг о друга, забряцали, когда дипломат отвернулся от Мэси. Оперевшись на перила обеими руками, мужчина принялся смотреть вдаль на залив — или делать вид, что смотрит. Его смуглая кожа была безупречно гладкой. На каждом пальце Лок Ифрахим носил по кольцу, а таких идеальных ногтей Мэси еще не видела (сама она коротко стригла ногти, но они все равно были неровными и ломались, а на большом пальце правой руки ноготь вообще почернел после того, как она прищемила его замком на биореакторе). В холодном воздухе витал резкий аромат его парфюма, напоминающий смесь запахов цедры и жженого сахара.

Наконец он повернулся и, взглянув на Мэси, сказал:

— А вы считаете, что мистера Варго убили?

— Если вы ищете способ, как попросить меня выяснить, что делает Урсула, то вам стоит знать: я не стукач, мистер Ифрахим.

— Я не прошу вас помогать мне. Я хочу, чтобы вы помогли ей, — заявил Лок Ифрахим.

— А вы принадлежите к клану, мистер Ифрахим?

Улыбка на лице мужчины осталась прежней, но что–то в его взгляде изменилось.

— В дипломатической службе никто не связан семейными узами с кланом, это гарантирует нашу беспристрастность.

— Вот и я нет. Зато Урсула Фрей обладает тридцать второй степенью в клане Фонтейнов. А они владеют мной с потрохами. Так что, если вам нужно убедить ее не расследовать смерть Манни Варго, вы обратились не к тому человеку. Если по какой–то причине вам не хочется говорить с ней лично, может, стоит обратиться к мистеру Пейшоту и попросить его со всем разобраться. Он член клана по крови, а кроме того, вроде как возглавляет команду.

— О, я бы не стал беспокоить его по такому поводу.

— Думаю, ко мне ситуация с мисс Фрей тоже не имеет никакого отношения.

— А вот тут вы ошибаетесь, мисс Миннот. В Радужном Мосту предостаточно людей, которые совсем не симпатизируют проекту, как и Великой Бразилии. Мисс Фрей, продолжая свое расследование, может сыграть им на руку и навредить всем нам.

— Ну так держите ее в биоме. Пусть мистер Твен посадит Урсулу Фрей под домашний арест.

— Мы могли бы попытаться ее усмирить, но мистер Твен считает, от этого станет лишь хуже, да и игра не стоит свеч, — пояснил Лок Ифрахим. — Пожалуй, в этом я с ним согласен. Ведь нам придется объяснять наши действия родственникам мисс Фрей. Кроме того, мы не можем ни запретить дальним бывать на территории биома, ни рассказать, почему им нельзя разговаривать с мисс Фрей. Правда, гораздо проще, если бы вы как соотечественница переговорили с ней с глазу на глаз. Передали бы, что нам известно о ее действиях, что мы понимаем, как она горюет, и готовы помочь по мере возможностей.

— Вы приказываете или просите меня об услуге?

— Я мог бы обратиться к мистеру Твену, и он убедил бы вас взяться за дело, — сказал Лок Ифрахим. — Но я предпочту, чтобы вы вызвались добровольно из чувства верности, по долгу дружбы. Дружбы, которая связывает соотечественников. Преданности команде и ее миссии. Урсула Фрей не прекратит свой глупый маленький квест. Тем самым она доставит неприятности всей команде. На кону не только судьба одного проекта. Ее действия способны испортить репутацию клана Фонтейн. Хоть вы и не являетесь членом семьи, ваше имя также будет запятнано, мисс Миннот. Люди станут судачить, будто вам следовало что–нибудь предпринять. Сочтут, что вы разделяете дикие и совершенно необоснованные фантазии мисс Фрей. Я сильно сомневаюсь, что семью Фонтейн порадует ваше бездействие.

— Можете подавать это в каком угодно свете. Суть в том, что вы хотите спихнуть на меня всю грязную работу.

— Побеседуйте с мисс Фрей. Мистер Твен готов дать вам два дня — я договорился. После этого ему нужен отчет о ваших успехах. Ради вашего же блага рекомендую порадовать его новостями. — Закончив, Лок Ифрахим быстро кивнул и направился к Спеллеру Твену. Начальник охраны оттолкнулся от перил, приставил кончик пальца к уголку глаза, а затем направил его на Мэси наподобие пистолета. «Я за тобой наблюдаю».

После того как Мэси сбежала из секты, ей довелось провести несколько лет на улицах Питтсбурга. Игра в плохого и хорошего полицейского была ей очень хорошо знакома. Ситуация могла показаться даже забавной, если бы Мэси не видела, как действует Спеллер Твен. Два дня назад на планерке Делми Марч, возглавлявший команду по рыбам и млекопитающим, поправил Эуклидеса Пейшоту, когда тот ошибся в сроках создания биома. Обидевшись, Эуклидес Пейшоту заявил, что не потерпит подобных уклончивых и вредительских высказываний. Тогда Спеллер Твен отделился от стены, о которую опирался, резво пересек комнату, заломил Делми руки и приставил черный шип электрошокера к уху бедняги. Делми сотрясало в конвульсиях так, что он чуть не откусил язык.

Мужчины определенно ждали, что Мэси пройдет мимо, и собирались напутствовать ее напоследок. Поэтому она перемахнула через ограду пирса, спрыгнув с четырехметровой высоты, и двинулась по дну залива. В голове у нее царила полная неразбериха — физические упражнения, как правило, помогали распутать клубок, однако сейчас больше всего ей хотелось просто убраться подальше. Достигнув широкого устья залива, Мэси перешла на бег. Она двигалась легко и плавно, быстро покрывая расстояние широкими шагами. Позади остался низкий песчаный мыс, засаженный молодыми капустными пальмами и юккой, над головой разливался белый свет канделябров и мельтешил несимметричный узор купола. Мэси направлялась к вытянутому резервуару, где размещалась самая глубокая часть озера. Чуть дальше на юг протянулась низкая черная стена дамбы: она окружала территорию, на которой возводили архипелаг. Архипелаг добавили к запланированному ландшафту в самую последнюю минуту. Из–за него выглядывали уступы центрального острова. Дно озера сконструировали из того же материала, что и дамбу, — тонкого слоя легкого, но невероятно прочного фуллерена — черного композитного материала с продольными линиями, напоминающего мышечную ткань. Фуллерен укладывали поверх изолирующего фундамента, а тот был закреплен на адамантовой ледяной платформе. Мелководье чередовалось со впадинами, канавы — с приподнятыми плоскими рифами. Все это напоминало бег в огромной, наполовину заполненной ванне.

Мэси уже вспотела. Она стянула кепку, и теперь ее волосы развевались позади, словно ржавый хвост кометы. Благодаря низкой гравитации на Каллисто бегать было удобнее, чем ходить. А вот менять направление по–прежнему оставалось непростой задачей: при той же массе сцепление с дорогой было гораздо хуже — приходилось заранее просчитывать траекторию, обходить препятствия по большой дуге и замедляться постепенно, поскольку при резкой остановке можно и землю пропахать. Имнно так Билл Хайбридж заработал ушиб нескольких ребер: врезался в один из валунов на гребне основного острова. А Пилгрим Грили так недавно упал, что сломал запястье. Однако Мэси каждое утро до завтрака бегала в котловине озера: это приводило в порядок мысли и готовило к любым трудностям, что ждали ее в течение дня. Мэси легко и плавно повернула на юг, двигаясь параллельно кромке воды, которая с каждым днем все прибывала.

Чаша наполнялась из центра, и сейчас в самой широкой точке вода разливалась на километр. Еще неделя — и она достигнет берегов с обеих сторон; тогда Мэси придется совершать утреннюю пробежку по краю дороги. Вид уже открывался впечатляющий: из труб, расположенных вдоль каждого берега, в широкий канал с коричневатой водой устремлялись быстрые потоки, волны набегали и отступали, сталкивались и образовывали белую рябь. На Каллисто нет недостатка в воде. Вся поверхность спутника целиком состоит из водяного льда — замерзший океан окружает силикатное ядро. Однако при температуре примерно минус сто семьдесят градусов по Цельсию лед по твердости не уступает граниту. Чтобы создать озеро, приходилось бурить и плавить его, затем удалять соединения серы и излишки углекислого газа, обогащать воду кислородом, после чего гнать ее по километровым трубам с подогревом в помещение биома. Одна из таких труб выходила на поверхность у дамбы в нескольких метрах от Мэси. Вода с пеной и паром вырывалась наружу, и ее запах заставлял кровь Мэси вскипать. Миллиарды лет вода оставалась в твердом состоянии, но люди дали ей энергию — и связи между атомами водорода стали слабее: вода перешла в жидкое состояние. Ощущение такое, будто оживляешь ископаемые останки.

Три гигантские машины, что бурили, обрабатывали и растапливали лед, огромный купол, да и сам расположенный в нем биом представляли собой невероятные вложения энергии, труда, инженерной мысли и изобретательности. Мэси твердо вознамерилась внести свой вклад в грандиозный проект дальних. И хотя интересные идеи так и гудели в ее голове, а руки рвались показать класс, хотя еще на Земле она сутками планировала с Манни Варго и командой по планктону всё до мельчайших деталей, с тех пор как она прибыла на Каллисто, уснуть по ночам удавалось с трудом. Расслабляющий эффект низкой гравитации, странный привкус воздуха, непривычные звуки, эхом разносящиеся под высокими сводами лаборатории в основании полой опоры, где Мэси часто оставалась ночевать, — все это способствовало бессоннице. Но главной причиной стало раздражающее беспокойство: вдруг что–то пойдет не так. Она была способна и готова выполнять порученную ей работу, желала проявить себя, но чувствовала, будто пытается удержаться на волне ликования и страха. Да, она оказалась здесь. Она сделала это. И все же один неверный шаг может ее уничтожить.

А в довершение всего ей придется разбираться с заданием, которым наградили ее Спеллер Твен и Лок Ифрахим, этот вечно улыбающийся сладкоречивый дипломат. Проблема заключалась в том, что смерть Манни Варго, вполне вероятно, разбила Урсуле Фрей сердце — она отчаялась и вела себя неадекватно. Тем не менее она по–прежнему оставалась упрямой, надменной и полной снобизма. Какой бы подавленной и одинокой Урсула себя ни чувствовала, она ни за что не воспользовалась бы советом человека столь низкого статуса, как Мэси. А Мэси понятия не имела, кто из команды мог бы ей помочь. Большинство коллег принадлежали к клану Пейшоту. Несмотря на все упражнения, призванные сплотить людей в ходе тренировок, команда быстро разбилась на небольшие группки из трех–четырех единомышленников каждая. Пол и род занятий не имели значения, а вот посторонних в такой группке не жаловали. Что же до остальных, Кристин Куоррик и Патрик Алан Аллард из клана Набуко были женаты и существовали в своем маленьком мирке, куда не пускали никого. Цезарь Пунтаренас симпатий не вызывал: уж больно ему нравилось разыгрывать из себя независимого агента.

Мэси бежала вдоль кромки плещущейся воды, пока не достигла одного из потоков, который с пеной устремлялся в канал шириной в несколько метров. Она с легкостью перемахнула через препятствие, но приземлилась неудачно и распласталась на земле. Удар оказался сильным, и у Мэси перехватило дыхание. Девушка села, размяла руки и ноги, осмотрела себя и не обнаружила серьезных повреждений — она лишь оцарапала ладонь да ушибла бедро. Правда, синяк будет знатный. Тут Мэси заметила небольшой беспилотник с камерой — в биоме их было множество. Этот завис у края озера — толстая сигара около метра длиной, — а камера смотрела прямо на Мэси. Она рассмеялась и показала самолетику средний палец. Интересно, сколько жителей Радужного Моста сейчас наблюдали за ее позорным падением? II тут Мэси осенило — она придумала, как лучше всего подобраться к Урсуле Фрей.

Вернувшись в лабораторию, Мэси обратилась к своим ассистентам, сказав, что те могут помочь ей разрешить одну проблему личного характера. Стоило им начать задавать вопросы, как Мэси приложила палец к губам и вывела их из лаборатории на пирс. Она предупредила, что факты, которые она собирается им открыть, строго конфиденциальны, а потому они должны поклясться, что не расскажут об этом ни одной живой душе.

Ассистенты переглянулись. Каждому перевалило уже за сорок, но и тот и другая выглядели не старше Мэси — стройные и изящные, они возвышались над ней, будто парочка дружелюбных жирафов. У Аргайла Холла кожа была белая, словно мелованная бумага, а голову украшал гребень ярко–рыжих волос, как хохолок у какаду. Изумрудные глаза Лорис Шер Янагиты напоминали кошачьи. Оба ассистента нравились Мэси. Она не сомневалась, что оба доносят о каждом ее шаге, но работали они усердно, дело свое знали, да и энтузиазма проявляли достаточно, пусть и каждый по–своему. Лорис больше молчала и предпочитала слушать, голос подавала, только когда ей было что сказать. Но работала пылко и увлеченно, чем–то напоминая Мэси борцов за свободу, тех, что переносили из лагеря в лагерь огонь — тлеющие угольки в глиняном сосуде. Аргайл казался более живым, сообразительным и импульсивным. Он был полон идей, не умолкал ни на минуту и постоянно интересовался тем, как те или иные вещи делаются на Земле или как Мэси относится к укладу жизни на Каллисто. Хотя Мэси старалась не подавать виду, на самом деле ее поразило, как эти дальние модифицировали свои тела. Это не укрылось от Аргайла, и он тут же поведал Мэси о том, насколько отличается от человека по земным меркам. Физиологическая адаптация к микрогравитации, механизмы усиленной клеточной регенерации при воздействии радиации, улучшенные рефлексы, чувство равновесия, как у танцора балетной труппы, изменения в мозолистом теле, которые позволили бы ему месяцы жить почти без сна или погружаться в глубокий сон сродни гибернации. Были и менее значимые модификации — от отражательной мембраны за глазным яблоком, которая повышала зоркость в ночное время, до абсолютного слуха. Когда в ответ Мэси спросила, почему дальние не пойдут еще дальше и не отрастят кисти рук на ногах вместо ступней, Аргайл пожал плечами, улыбнулся и сказал: «Когда–нибудь они, может, так и поступят». Но Лорис тут же возразила: «Ты вообще пробовала ходить на руках? Даже при нашей гравитации это трудно. Они просто не приспособлены для этого».

— Ну а как насчет хвостов? — Мэси пыталась их спровоцировать.

Спокойная, серьезная, невозмутимая Лорис на мгновение задумалась.

— Думаю, в Камелоте, на Мимасе, пробовали. Там, конечно, гравитация ниже…

Мэси рассмеялась. Лорис ей и правда нравилась. Они были так похожи.

Мэси не успела сказать, о какой услуге она собирается попросить своих ассистентов, как Аргайл перебил ее и заявил:

— Бьюсь об заклад, речь пойдет об убийстве Манни Варго.

Мэси стало не по себе.

— Вы что, подслушивали сейчас? Нас здесь могут слышать?

Лорис покачала головой.

— Мы догадались, — пояснил Аргайл. — Я хочу сказать, это вполне очевидно. О чем еще дипломат и глава охраны могли с тобой говорить? И что, есть у них мысли, кто мог это сделать?

— Они считают, что произошел несчастный случай. И я разделяю это мнение. — Мэси остановилась: в голову закралась неприятная мысль. — В городе думают, что Манни убили? — продолжила она.

— Полагаю, согласно последнему опросу, версию убийства поддерживают около шестидесяти процентов, — ответил Аргайл.

— Вы еще и опросы проводите на этот счет?

— Каждый может организовать опрос по любому поводу, — сказал Аргайл. — А как еще узнать, что думают люди?

— Лично я не считаю, что мистера Варго убили, а вот Аргайл верит в это, — вступила Лорис. — Спросите его, что пишут на форумах. Там просто раздолье для любителей заговоров.

— Мне не стоило бы рассказывать вам то, что я собираюсь сообщить. Но мне нужна ваша помощь. Поэтому пообещайте, что не станете делиться информацией с другими или на этом вашем форуме заговорщиков. Хорошо? — сказала Мэси.

Аргайл начертил указательным пальцем знак бесконечности на груди и промолвил:

— Храни надежду, ибо я бездействую.

— Он никому не скажет, — пояснила Лори. — Как и я.

— Мы хотим помочь, — добавил Аргайл.

— Тогда пора выяснить, можете ли вы быть полезны, — сказала Мэси. — Похоже, одна из моих коллег много времени проводит в городе. Мне необходимо знать, где именно она бывает, встречается ли с кем–то. Только не говорите, что вам это не под силу. Мне известно, что по всему городу расставлены камеры. Записи с них отправляются в городскую сеть.

Мэси решила, что первым делом стоит проверить информацию Лока Ифрахима, выяснить, правда ли Урсула замешана в тайных делах. Могло оказаться, что визиты Урсулы в город вовсе никакой не заговор, а история, рассказанная дипломатом, — уловка. Тогда Мэси послала бы их ко всем чертям и вернулась бы к своей работе. Но если она получит веские доказательства связи Урсулы с оппозиционерами и сторонниками жесткого курса, то сможет использовать этот козырь, дабы повлиять на бедную женщину и попытаться изо всех сил убедить ее, что она, Мэси, действует в интересах самой Урсулы.

— Всего–то? — Аргайл выглядел разочарованным.

— О ком речь? — поинтересовалась Лорис.

— Урсула Фрей, — ответила Мэси. — И прежде чем вы начнете приставать ко мне с вопросами, на которые я не могу ответить, скажу: это не имеет отношения к смерти Манни Варго. Мы просто должны помочь коллеге, которая слегка потеряла голову от горя.

 

5

Два дня спустя Мэси ехала на трамвае в свободную зону в северной части Радужного Моста. До этого она бывала в городе дважды, но исключительно на официальных мероприятиях: каком–то приеме, где ее вместе с остальной командой выставляли подобно экзотическим животным, и на театральном представлении, где были задействованы музыканты, танцоры, живые картины и проецируемые изображения. На афишах спектакль рекламировали как новую интерпретацию всем знакомых мифов о создании мира. Мэси узнала несколько фрагментов из Книги Бытия, но по большей части смысл символов ускользал от нее, а музыка напоминала крушение поезда — в общем, девушке с трудом удавалось бороться с сонливостью. Поэтому сейчас, когда Мэси оказалась в городе сама по себе, она, несмотря на дурные предчувствия, жила в предвкушении и наслаждалась свободой.

Радужный Мост представлял собой ряд вздымающихся в небо герметичных куполов и геодезических сфер разных размеров. Внутри располагались невысокие многоквартирные дома наподобие тех, что Мэси помогала сносить в Чикаго. Они тянулись вдоль улиц, расходящихся от центрального парка, торчали то тут, то там в самой парковой зоне, а в старой части города наползали друг на друга, так что сады на крышах соединялись узкими мостиками. Несколько кварталов занимали мастерские кустарных производств и промыслов. Большинство фабрик, однако, размещались в куполах поменьше вдали от основного кластера, среди ферм вакуумных организмов и заводов по переработке. Трамвай везМэси мимо лесов и лугов, по широким улицам, засаженным деревьями. Она вышла на последней остановке и надела спексы, предоставленные администрацией города сразу по прибытии на Каллисто. Аргайл научил ее пользоваться функцией навигации, и теперь на виртуальном дисплее парили толстые красные стрелки, которые гасли одна за другой, когда Мэси двигалась по указываемому двумя беспилотниками пути.

Девушка шла по белой гравийной дорожке между двух– и трехэтажными зданиями с узкими садиками на балкончиках и спрятанных в глубине террасах. Стены покрывал ворсистый ковер из мха и папоротника, а кое–где свисала цветущая лоза. Стоял поздний вечер. Поляризованные панели купола окрасились черным, несколько тусклых уличных фонарей и биоламп, подобных зеленым звездам, освещали тропинку. Люди практически не попадались, чему Мэси радовалась. Она была в мешковатых шортах и длинной бледно–голубой футболке, которую ей одолжила Лорис. Все же большинство прохожих узнавали ее, а некоторые даже останавливали и интересовались, нравится ли ей город, или просто здоровались.

Стоило девушке ступить на эскалатор, направляющийся в свободную зону, как последняя стрелка исчезла. Один из сопровождавших Мэси беспилотников развернулся и улетел. Второй, несомненно, управляемый Спеллером Твеном, завис в воздухе рядом с эскалатором и вскоре, когда она спустилась ниже, исчез из виду.

В Радужном Мосту все знали, кто чем занят. В городах- государствах и поселениях Внешней системы на небольшой территории проживало значительное количество людей, а еще там до сих пор сохранились давно забытые на Земле демократические традиции. Поэтому повсеместно царили открытость и гласность, предоставлялся свободный доступ к системе наблюдения и любой хранящейся информации. Как минимум половина населения безбоязненно выкладывала подробности своей обыденной жизни в сеть. Каждый мог выразить мнение по любому поводу. Каждый мог претендовать на государственный пост — достаточно было принять участие в состязании на популярность. Победители подобных конкурсов занимались тем, что продвигали решения, принятые в ходе публичных дебатов и последующей оценки экспертов, участвовали в регулярных прямых линиях и отвечали на вопросы касательно проделанной работы. Из–за этого обычая — обмениваться информацией открыто — у строительного отряда возникало множество проблем. В биом ежедневно приходили сотни людей. Они устраивали пикники на центральном острове, запускали воздушных змеев, любовались тем, как сантиметр за сантиметром в озере прибывает вода, захаживали в лаборатории и на рабочие площадки, засыпали команду глупыми вопросами о Земле и проекте. Только вчера, когда Мэси перед ужином отправилась на короткую прогулку вдоль дороги, к ней подошел серьезный молодой человек и принялся разъяснять, что она делает не так и как это исправить. Пока она один за другим опровергала его доводы, девушке с трудом удавалось держать себя в руках. Остальным приходилось не слаще — неиссякаемое любопытство дальних способно было свести с ума: Кристин Куоррик выдала целую словесную тираду, когда маленькая девочка спросила ее, почему Кристин так уродлива. Ребенок расплакался, а пролетавший мимо беспилотник заснял все на камеру, чем едва не вызвал дипломатический инцидент.

Свободная зона являлась единственным местом в городе, где существовало личное пространство. Тут отсутствовали камеры и прочие устройства, подключенные к сети. Здесь не действовали городские указы, за исключением тех, что гарантировали базовые права человека. После того как Аргайл запустил шпионскую программу в городскую систему камер, им удалось выяснить, что Урсула Фрей приходит в свободную зону каждый божий день. Обычно она проводила там один–два часа, после чего возвращалась в биом. Однако порой она покидала зону спустя каких–то несколько минут, в другие же дни оставалась на всю ночь. Немудрено, что Лок Ифрахим отделывался расплывчатыми фразами, когда Мэси поинтересовалась, с кем общалась Урсула. Неудивительно, что Спеллер Твен жаждал положить этому конец. Урсула нашла единственное место, где за ней никто не мог следить. Место, где жители уважали ее право на частную жизнь. Место, куда Мэси предстояло отправиться, если она хочет выяснить, что замышляла эта женщина, с кем она встречалась и о чем говорила.

Мэси удалось сбежать из Церкви Божественной Регрессии, выжить среди банд и копов в трущобах Питтсбурга, не погибнуть после стычек с борцами за свободу и бандитами в пограничных землях. Она не сомневалась, что и из этой ситуации сумеет выйти победителем. И все же, пока девушка спускалась на эскалаторе в свободную зону, ее не покидало чувство тревоги. Она очень надеялась, что происходящее не имеет никакого отношения к желанию Урсулы докопаться до правды о смерти Манни Варго, что мисс Фрей наведывается в зону в поисках простых удовольствий вроде секса и наркотиков, которые помогут справиться с поглотившим ее горем.

Там, внизу, всегда царила ночь. Широкий проспект изгибался, повторяя очертания стены купола. Расставленные на равном расстоянии друг от друга, его освещали разноцветные голограммы и светящиеся неоном рекламные щиты. Некоторые люди кутались в плащи и носили маски. Других покрывал лишь слой хамелеоновой краски, узоры и татуировки, которые перемещались по голой коже, словно облака по небу. Многие одевались во что попало — здесь так было принято. Короткие жакеты без спины, напоминающие хомуты, куртки с резиновыми шипами и бронированными пластинами, куртки из меха и перьев, оригинальные плиссированные юбки, юбки с рюшами, обрезанные кимоно, которые блестели, словно вода или ртуть, килты, мешковатые шорты, трико с нелепыми гульфиками, простые сорочки…

Порой прохожие узнавали Мэси — тогда на их лицах отражалось удивление, и они, нарушив все правила этикета, глазели на нее. Мэси платила им той же монетой. Страха она не испытывала вовсе. По сравнению с улицами Питтсбурга, где постоянно завязывались драки, зона выглядела безопасной детской площадкой. Мэси шла мимо салонов модификации тел, магазинов электроники, курилен, мясных рынков и мест, где горожане могли продать, купить или безвозмездно получить любые виды сексуальных утех. Даже на центральной улице назначение каждого второго помещения оставалось загадкой: по виду дверей в нишах догадаться, что делается внутри, было невозможно. Другие же двери, напротив, привлекали внимание броскими и вычурными вывесками. «Золотой Дворец Греха». «Бойцовский Клуб». «Корпорация Лжи». Еще повсюду встречались обычные бары и рестораны. Мэси начала свои поиски именно с них — и уже в третьем баре, «Джек Фрост», обнаружила Урсулу Фрей.

Вывеску над узкой дверью сделали в виде голограммы тающей глыбы льда, внутри которой красным горели буквы. Мэси последовала за двумя мужчинами и оказалась в коридоре. Мех тут наверняка был искусственным, и все же висящие вплотную длинными рядами шубы шокировали ее. Мэси потребовалась минута, чтобы прийти в себя и, скопировав действия мужчин, надеть мягкую тяжелую меховую накидку, а затем пробраться в тускло освещенную пещеру.

Внутри оказалось жутко холодно. Повсюду царил лед: пол из грубого черного льда, столики и кабинки, вырезанные из ледяных глыб различных оттенков красного, ребристые ледяные стены и низкий потолок, который поддерживали колонны из гигантских сплавленных сосулек. А внутри сосулек, словно далекие застывшие звезды, мерцали огоньки. В воздухе, подобно изящным клубам дыма, разносилась звенящая мелодия. Роботы в форме приплюснутых крабов ползали по потолку и вдоль сосулек, принимали заказы, семенили прочь и вскоре возвращались, спуская напитки и крохотные блюда с закусками на столики при помощи хлыстообразных щупалец. Благодаря приглушенному освещению были почти незаметны переходы от узора на стенах к встроенным дисплеям, на которых отображались окрестные лунные пейзажи.

Мэси всего лишь второй раз видела поверхность Каллисто. Девушка подошла к окну и принялась рассматривать покрытую кратерами равнину. Плато протянулось до самого горизонта, четко очерченного на фоне черного неба, где, подобно искусно сделанной броши, висел пересеченный поясами диск Юпитера. Урсулу Фрей Мэси заметила, только когда та подо–шла к ней и попала в конус света от старомодного фонарного столба (точно такой же Мэси однажды видела в первозданном районе Питтсбурга), что стоял в центре бара посреди сугроба.

— Дело рук мистера Твена, не так ли? — уточнила Урсула.

Мэси кивнула. Она решила быть откровенной с Урсулой в надежде, что собеседница отплатит ей той же монетой.

— Его. А еще Лока Ифрахима.

— Дипломат?

— Ага. Как раз он и беседовал со мной, а Спеллер Твен в это время прохаживался на заднем плане и разминал мышцы.

Какое–то время Урсула Фрей размышляла над сказанным. Они с Мэси устроились на покрытой мехом скамье в кабинке. Двое спутников Урсулы ушли, не сказав ни слова. Третий же сидел рядом с мисс Фрей — на нем был длинный белый меховой плащ с капюшоном, а лицо, как и у двух других, закрывала маска в форме остроносой мордочки лисы.

Наконец Урсула прервала молчание:

— Когда он просил поговорить со мной… это больше походило на государственные дела или что–то иное?

— Вот это меня и заботит, — отвечала Мэси. — Мне показалось, будто он намекал, что поручение не совсем официальное. Вроде как он хочет оказать вам услугу. Переговорить, сообщить, что…

— Что он хочет сообщить, мне известно. Но что именно он сказал вам?..

— Лишь то, что вы встречаетесь с людьми, которые могут причинить неприятности. — Мэси бросила взгляд через стол на персону с лисьей мордой. — Только без обид. Это его слова, не мои.

Лисья морда не ответила, но на одно жуткое мгновение показалось, что янтарные глаза вот–вот проглотят Мэси целиком. Маска выглядела пугающе реалистично — до последнего волоска (они были белыми на нижней челюсти и рыжими сверху), вплоть до каждого уса. Черные губы смыкались неплотно, обнажая краешки острых белых зубов.

— Мистер Ифрахим заявил, что я встречаюсь с людьми. Упоминал ли он что–то еще? — поинтересовалась Урсула.

— Сказал, это может навредить проекту.

— И вы ему верите?

— Я ему не доверяю.

— Вы понимаете, что за вмешательство в мою личную жизнь вас могут арестовать? — сказала Урсула. — Здесь, внизу, это вне закона. Я могу доставить вам массу неприятностей, мисс Миннот. И полагаю, поступи я так, мистер Ифрахим и мистер Твен крайней сделают вас.

— Что ж, это справедливо, — заметила Мэси, чувствуя, как, несмотря на морозный воздух, горят щеки и лоб. — Ведь прийти сюда было моей идеей. Я думала, здесь мы сможем поговорить свободно. Но если вы собираетесь лишь угрожать мне, то я, пожалуй, пойду.

— А что вы передадите своим друзьям?

— Они мне не друзья. Я им отвечу, что вы не захотели рассказать мне, чем тут занимаетесь. И что если им необходима информация, придется спуститься сюда лично.

— Думаете, их это устроит?

— Сомневаюсь. Но если они попросят меня об очередной услуге, я обмолвлюсь, что, быть может, мне сперва стоит поговорить обо всем с мистером Пейшоту и обо всем ему доложить.

— Это что, угроза?

Урсула Фрей сидела, расправив плечи, в черной шубе, ее блестящие светлые волосы, аккуратно причесанные и уложенные на прямой пробор, словно крылья обрамляли лицо — она вовсе не выглядела убитой горем или сумасшедшей. Напротив, она производила впечатление совершенно спокойного человека, который полностью владеет собой. Хотя Урсула была в два раза старше Мэси, на ее фарфоровой коже не виднелось ни единой морщинки, разве что небольшие припухлости под глазами. Урсула смотрела живо и проницательно. На Земле она могла бы отправить Мэси в тюрьму или подвергнуть телесным наказаниям за нарушение субординации. А может, и то и другое сразу. Но они сидели в сердце свободной зоны на Каллисто, где не действовали обычные правила, и это придавало Мэси смелости.

— Чем вы тут занимаетесь — не мое дело, — заявила Мэси. — И до тех пор, пока все остается в пределах свободной зоны, мне нет смысла рассказывать об этом мистеру Пейшоту или кому–то еще. Совсем другое, если ваши действия повлияют на проект, а затем и на команду.

— Вы когда–нибудь любили, мисс Миннот?

Мгновение Мэси колебалась. И все же она решила говорить откровенно, ведь, пока Урсула болтала, оставался шанс узнать что–то.

— Был один мальчик. Какое–то время нам казалось, что мы любим друг друга.

— И что произошло?

— Мне хотелось большего, а не просто выживать в уличных потасовках. Я подумывала вступить в отряд СМР. Но Джекс заявил, что ни за что не покинет Питтсбург. Он там вырос. Это был его мир. Так что…

— Вы пошли своим путем, оставив его в Питтсбурге.

Мэси пожала плечами.

— Что–то в этом роде.

В памяти всплыло, как они с Джексом спорили по этому поводу почти все лето. В конце концов он сказал, что Мэси вольна поступать, как ей заблагорассудится, только бы они перестали обсуждать этот вопрос. Она записалась на следующий же день. К моменту, когда Мэси уехала на базовую подготовку, они с Джексом уже расстались. А с началом учебы времени на то, чтобы думать о нем, просто не осталось — нужно было освоить правила СМР, научиться управляться с оружием и киркой. Порой, в короткие моменты передышки после отбоя, прежде чем уснуть, Мэси гадала, вспоминает ли ее Джекс. Но — не более того.

— Если вы его любили, то вам не следовало уезжать, — сказала Урсула.

— Мы оба были довольно молоды.

Урсула отвернулась на несколько секунд, затем нажала кнопку в центре стола и заказала у появившегося робота два бренди. Затем она взглянула на своего молчаливого спутника в маске лисы и добавила:

— А ты будешь?

Фигура мотнула головой справа налево один раз.

— Знаю одно, — обратилась Урсула к Мэси. — Мы не выбираем, когда и как влюбимся. Это просто происходит — такой счастливый случай. Я вовсе не собиралась заводить отношения с Манни Варго или кем–то еще в команде. Но так уж получилось: стоило нам один раз с ним увидеться в самом начале переговоров между моим кланом и семьей Пейшоту, и нас накрыла любовь. Начались политические проблемы. Да и мне пришлось непросто. Но так уж вышло. Люди, которых я считала близкими друзьями, кому доверяла, принялись уговаривать меня отказаться от участия в проекте, просили пообещать, что я перестану видеться с Манни. Но я не собиралась порывать с ним. Других претендентов моего ранга, кто смог бы заменить меня в проекте, не было. Мне удалось убедить тех, кто мне дорог, что я по–прежнему предана клану, что мои отношения с Манни помогут создать более прочный альянс с Пейшоту. Манни тоже хлебнул неприятностей. Хотя основной дизайн биома он уже разработал, среди Пейшоту нашлись те, кто хотел выкинуть его из проекта. Но все решал Оскар Финнеган Рамос, и он дал добро. И — получилось. Мы сумели остаться вместе, мы прибыли сюда. Однако, заставь они Манни уйти, я бы тоже все бросила. Пришлось бы нелегко, ведь это означало пойти против семьи. Однако я не побоялась бы. А вот теперь я жалею, что нас не вынудили отказаться…

Сверху донесся царапающий звук — это вернулся робот. Он ловко опустил два пузатых бокала, втянул щупальца и засеменил прочь. Урсула Фрей взяла свой двумя руками, поднесла к лицу и вдохнула пары, поднимающиеся от янтарной жидкости, прежде чем осушить бокал. Поразмыслив, Мэси тоже сделала крошечный глоток. Бренди был хорош — не то пойло, что отряды СМР гнали из сахара и диких яблок или вишни. Обжигающая сладость разливалась во рту и раскаленным потоком стекала в желудок.

— Я расскажу вам то, что вы можете сообщить мистеру Твену и мистеру Ифрахиму, — заявила Урсула. Впервые с начала их разговора она вела себя как начальник — уверенно и безапелляционно. — Эта история им и без того известна, просто они не удосужились поделиться с вами. Если вы передадите им нашу беседу, они поймут, что вы говорили со мной. Вам ясно?

— Прежде чем мы продолжим, быть может, вы представите мне своего товарища?

— Это вряд ли. Неблагоразумно с вашей стороны задавать такие вопросы. Здесь, внизу, это не только невежливо, но и незаконно. А теперь послушайте меня внимательно, ибо я собираюсь поведать вам, откуда знаю, что Манни убили.

— Ну что ж.

— Когда Манни умер, я попросила разрешения взглянуть на тело. Тогда–то я и поняла — что–то не так, — рассказывала Урсула, глядя Мэси прямо в глаза. — Я обнаружила, что его планшет пропал. Сразу стало ясно — его убили. Они убили его и забрали планшет.

Мэси выжидала. Наклонившись вперед в тяжелой шубе, она сжимала в ладонях бокал с бренди. Ледяная поверхность стола холодила руки, щеки, наоборот, горели. Она поняла, что переступила черту.

— Его могли уничтожить как минимум тремя способами, — продолжала Урсула. — Например, вывести из строя гибернационную капсулу, накачать его препаратами или же нарушить процедуру нейротерапии, что нанесло бы вред, сравнимый с полной рассинхронизацией нейронной активности… Но сейчас детали не имеют значения. Важно, что Манни убили и украли его планшет.

— А мистер Ифрахим и мистер Твен в курсе?

Урсула кивнула.

— Передайте им это, и они поверят, что вы говорили со мной. Что вы сделали то, чего они хотели.

— Пожалуй, мне стоит спросить вас о дальнейших планах.

— Если я соглашусь, вы расскажете об этом двум своим друзьям?

— Конечно. Почему нет? Вы же сообщаете то, что хотите донести до их ушей, не так ли?

Урсула изучала Мэси какое–то время. Улыбка исчезла с ее лица.

— Полагаю, они вас недооценили.

— Я очень на это рассчитываю.

— Может, вы и считаете меня сумасшедшей, параноиком, выдумавшим весь этот бред, потому что я не могу смириться со смертью Манни. Я даже не стану вас винить. Признаюсь, вначале я вела себя неразумно. Вряд ли я могла произвести хорошее впечатление, когда ворвалась тогда на собрание и стала выплескивать эмоции. Но я успокоилась и теперь мыслю абсолютно трезво. И кое–что мне известно. Моя работа во многом связана с тем, чтобы устанавливать и определять области, где в результате взаимодействия двух и более экологических параметров могут возникнуть новые феномены. Другими словами, я хорошо подмечаю закономерности еще до того, как они себя проявят. Поэтому если вам кажется, будто я вижу заговоры там, где их нет, уверяю вас — они столь же реальны, как и этот фужер, — сказала Урсула, одним глотком прикончила бренди и поставила бокал на черную ледяную плиту.

Откинувшись назад, она не мигая уставилась на Мэси. Глаза ее блестели.

— Максимилиан Пейшоту столько всего предпринял, чтобы проект состоялся. Но за несколько дней до нашего прибытия сюда он умер. Как и наш главный сторонник в Европейском союзе — Валь–Жан Куперин. Затем настал черед Манни… Конечно, они могли прикончить нас всех. Взорвать корабль, который привез нас сюда, или шаттл, доставивший нас на корабль. Но тогда замысел их стал бы совершенно очевидным. Столько смертей. Предприняли бы масштабное расследование, и имена зачинщиков могли бы всплыть. Пока же противники союза между Великой Бразилией и Внешними колониями предпочитают оставаться инкогнито. Они не готовы раскрыть себя публике, ведь это равносильно объявлению войны. А средств на военные действия у них пока нет.

— Войны не будет, — раздался звучный мурлыкающий голос.

Мэси вздрогнула. Заговорил укутанный в меха человек в лисьей маске. Девушка догадалась, что таинственный гость использовал специальное устройство, которое меняло его собственный тембр. Тем не менее эффект получался жутковатый.

— Войны не будет, если мы приложим усилия, — согласилась Урсула.

Молчание затягивалось. Стало ясно, что лисья маска больше не проронит ни слова, — тогда Урсула продолжила свои рассуждения:

— Как только мне сообщили, что Манни погиб в ходе процедуры вывода из гибернации, мне в голову закралось подозрение: его могли убить. Для тех, кто хотел навредить проекту, Манни был целью номер один. Как главный инженер он руководил разработкой всех деталей экосистемы. Он отвечал за подбор и обучение команды. Только благодаря его желанию и харизме мы стали единым организмом. Но пока я не узнала про исчезновение планшета, я сомневалась. Зато потом я знала наверняка. Дело не только в том, кем он являлся. На планшете хранилась информация, которую убийцы хотели держать в секрете. Речь не о чертежах экосистемы. Их легко можно получить — существует множество копий. Они есть у меня со всеми спецификациями. Есть они и у Эуклидеса. Даже у жителей города. Нет, они убили его по другой причине: Манни, сам того не осознавая, был близок к тому, чтобы раскрыть их тайну.

— А что за тайну? — поинтересовалась Мэси.

У меня несколько предположений. Но нет доказательств в пользу того или другого.

— И вам неизвестно, кто…

— Претендентов на роль предостаточно. Член клана Пейшоту, жаждущий ограничить значительную мощь Оскара Финнегана Рамоса. Или представитель другого бразильского семейства, выступающего за войну с дальними. Может, кто–то из Тихоокеанского сообщества или Европейского союза. А ведь еще есть масса фракций в городах–государствах Внешней системы, которые в гробу видели союз с землянами… Сейчас совсем не важно, кто исполнил приговор.

Важно, за что Манни приговорили. Вот тут–то вы бы и могли мне помочь, мисс Миннот. Не стану спрашивать, преданы ли вы клану. Мне известно, что большинство людей на нашей территории не питает сильных чувств к семейству. Но как насчет команды? Всего того, что пытался построить Манни? Желаете ли вы успеха проекту?

— Ради этого я здесь. Из–за команды. Проекта. — Мэси с трудом удавалось не отводить глаз под пристальным взглядом Урсулы. Девушка знала, что ждет впереди, и боялась этого, но понятия не имела, как остановить происходящее.

— Мне удалось найти здесь друзей, — сказала Урсула. — Вы и я — мы обе хотим, чтобы проект и все, что он олицетворяет, сработали. Они желают того же. Я жажду помочь им. Но и вы могли бы внести свою лепту.

— Я пришла сюда, потому что меня уверяли, будто вы своими действиями можете навредить проекту, — парировала Мэси.

— А теперь вы убедились в обратном.

— Вовсе нет. Увы, но это не так. Я вижу лишь человека, который гонится за тем, чего, может, и не существует…

— Еще как существует. И вы поможете мне это доказать.

— Вам что–то известно? — спросила Мэси. — Вы совсем как Лок Ифрахим и Спеллер Твен. Им нужно добраться до вас через меня. А вам — до них.

— Понимаю, я ставлю вас в очень непростую ситуацию.

— Едва ли вы что–то понимаете, — возразила Мэси так громко, что несколько дальних, которые скучковались за соседним столиком, словно тюлени, повернулись посмотреть на нее. Охваченная гневом, девушка не обратила на это внимания. — Люди вашего статуса понятия не имеют, каково приходится людям вроде меня. Вы парите над всем этим. Для вас жизнь легка и безмятежна. А вот мы барахтаемся в навозе. Если что–то идет не так, первыми страдаем мы. На нас валятся все шишки. Вашему брату захотелось чего–то, а расплачиваться нам.

В висках стучало, голова кружилась, но низкая гравитация тут была ни при чем. На мгновение Мэси стало без–различно, что Урсула Фрей с ней сделает. Разве она не в свободной зоне? А здесь свобода слова.

Урсула удивила ее. Она засмеялась тонким девичьим смехом, льющимся словно звон колокольчиков, и сказала:

— Вы ведь ничего не понимаете, да? Думаете, я вольна поступать как захочу? Да вся моя жизнь прошла в услужении клану. Тому самому, что защищает тебя, обеспечивает работу, еду, крышу над головой… Всю жизнь я делала то, что мне говорили, что было лучше для семьи. Всю жизнь, пока я не встретила Манни и не влюбилась. Мы влюбились. Не стоило, но так уж вышло. — Урсула взглянула на Мэси с высоты своего одинокого трона.

Прошло несколько секунд, и лисья маска заговорила:

— Мы докопаемся до сути происходящего, Урсула.

— Вот вам еще причина, — вмешалась Мэси. — Зачем мне помогать людям, которые даже лицо свое прячут за маской? По–моему, игра не стоит свеч.

— Речь не о вас и не обо мне. Речь о проекте. О Манни. Знаю, вы его уважали. А он был душой проекта. Неужели вы не понимаете: если есть хоть намек на то, что его убили, стоит проверить?

— Поверьте, мы бы предпочли обойтись без вас, — вклинилась лисья маска. — Но это единственный путь. Единственный способ спасти проект.

Первым желанием Мэси было встать и уйти. Но она оказалась на вражеской территории и понятия не имела, сколько людей в этом баре, в свободной зоне, да и во всем странном малоэтажном городе участвуют в заговоре. Ей доверили конфиденциальную информацию — что с ней станет, откажись она содействовать, одному Богу известно. Девушка глубоко вдохнула и заговорила:

— Ну что ж, подозреваю, я так или иначе по уши в дерьме. Поэтому я выслушаю, что вам от меня надо, и посмотрю, чем смогу помочь. Но только ради проекта. И не более того.

— А много и не потребуется, — заверила Урсула. — Правда. Все, что мне нужно, — копии записей и журналов работ, произведенных с момента, когда команда подключилась к проекту. С их помощью я смогу произвести динамическую реконструкцию и интегрировать все данные. Выявлю связи, нарождающиеся закономерности — все, что может свидетельствовать о возможном саботаже.

— Думаю, у вас и так должна быть вся эта информация. Вы же экономист. Данные нужны вам для работы.

— Мистер Твен закрыл мне доступ в базу. Чтобы получить информацию, нужно его разрешение. Мэси, он следит за мной. Он загрузил шпионскую программу на мой планшет. Для моей же безопасности, как он сказал. А еще он везде ходит за мной. За исключением этого места, конечно. Но вы — вы сможете это сделать. И ведь все это очень просто. Вам только нужно получить доступ к базе данных и сделать копии рабочих журналов, а затем передать их мне. Не думаю, что это слишком сложно, правда?

 

6

Возвращаясь в биом на трамвае по ночному городу, Мэси решила про себя: все происходящее походит на бред. Ее переполняли гнев, тревога, страх, но теперь, когда испытание осталось позади, злость постепенно утихала. Чепуха. От первого до последнего слова. Нет никакого заговора. Манни Варго умер в результате чудовищного, но определенно несчастного случая. Имелась тысяча причин, по которым его планшет мог пропасть, — от бюрократической ошибки до банальной кражи. Урсула же выдумала, будто два этих далеких друг от друга события — смерть ее возлюбленного и пропажа планшета — связаны, а теперь она просто добавляла факты, выбирая то, что подходит к ее теории, и отвергая любую противоречащую информацию. В итоге женщина загнала себя в клетку параноидной фантазии.

«Она собирается и меня туда упрятать, — размышляла Мэси. — Она и ее друг–лис. Спеллер Твен и этот хитроумный пройдоха Лок Ифрахим. Все они хотят использовать меня в своих целях».

Мэси согласилась добыть Урсуле копию журналов. Тогда думалось, будто это единственный способ выбраться из свободной зоны живой и невредимой. Сумасшествие Урсулы заразно. Но теперь, когда Мэси осознала, каковы будут последствия данного ею слова, стало ясно: она попала в ловушку. Сделать копию не представляло никаких сложностей — кроме Урсулы, все члены команды имели доступ к журналам, данные не были защищены от копирования. Однако если Мэси скачает информацию на иглу памяти, Спеллер Твен точно пожелает узнать, для чего ей это понадобилось. Придется сперва идти к нему и объяснять, чего хотела Урсула, просить разрешения…

Ладно, Спеллер Твен и Лок Ифрахим так или иначе захотят с ней поговорить и расспросить о том, что сказала Урсула. Ничего с этим не поделаешь. Мэси надеялась, что ей запретят копировать информацию и подпитывать фантазии Урсулы. Тогда при встрече девушка могла бы передать Урсуле, что ей тоже отказали в доступе, и всё бы закончилось.

Пока же Мэси ждала работа над биомом.

После беспокойной ночи она рано встала, съела тарелку каши, приготовленной в микроволновке, а теперь прихлебывала теплый кофе (атмосферное давление под тентом равнялось всего шестистам миллибарам, из–за чего понижалась температура кипения воды) и изучала результаты эксперимента с выращиванием проблемных культур Skeletonema. Аргайл Холл и Лорис Шер Янагита закончили исследования накануне, пока она тратила драгоценное время на всякие шпионские игры. Согласно полученным данным, решение оказалось простым: повысить темпы роста диатомовых водорослей можно было за счет добавления фосфатов в талую воду. Сложившаяся ситуация объяснялась тем, что природный уровень макроэлементов каким–то образом замедлял рост диатомовых водорослей, хотя у остальных культур микроорганизмов проблем не наблюдалось. Возможно, дело было именно в Skeletonema — культура мутировала и приобрела дефект в метаболическом пути. Все же Мэси решила, что не помешает проверить, нет ли в талой воде веществ, вроде частиц глины, которые бы связывали фосфаты и не давали им поступать в микроорганизмы. Девушка работала над протоколом эксперимента, когда в помещение тихо проскользнул Спеллер Твен — для человека столь крупных размеров он двигался очень шустро и плавно. Твен заявил, что ему необходимо с ней переговорить.

— Выкладывайте. — Мэси постаралась произнести это как можно спокойнее.

Глава службы безопасности был, как всегда, одет в зеленый комбинезон без рукавов. На плече висела черная резиновая сумка. Мужчина окинул взглядом расставленные повсюду скамейки и развешенные под потолком среди ламп камеры.

— Не здесь, — произнес он и отвел Мэси в самую крохотную кладовку, приказав закрыть глаза.

Мэси плотно сжала веки — последовала вспышка настолько яркая, что кровеносные сосуды на веках отпечатались на сетчатке глаза.

— Вам известно далеко не о всех камерах, — пояснил Спеллер Твен. — Некоторые устанавливаются так называемыми блюстителями порядка. Эта небольшая вспышка позаботилась обо всем — и о звуке, и о изображении.

Он сел на ящик с порошкообразной питательной средой и указал Мэси на второй.

— Вы знаете, зачем я здесь, — заявил мужчина.

— Я выполнила то, о чем вы с мистером Ифрахимом просили. Встретилась с ней, поговорила…

— Сперва давайте вас подключим, — прервал ее Спеллер Твен, вытащил из сумки кусок черной негнущейся материи и поинтересовался, знает ли Мэси, что это.

Это оказалась шапочка для магнитно–резонансной томографии. Мэси однажды пришлось надеть такую в бытность простым рабочим. Тогда бандиты предприняли попытку захватить их территорию, пятеро коллег погибли, и велось расследование. Шапочка измеряла активность в центрах Брока и Вернике, зонах в левом полушарии мозга, контролировавших речевые способности. Обе зоны демонстриро вали повышенную активность при ответе на вопрос: если вы говорили правду, зоны работали синхронно, но стоило солгать, и прибор показывал отставание в миллисекунды.

— В этом нет необходимости, — воспротивилась Мэси. — Я хочу рассказать вам, что произошло.

— Будем надеяться. Замрите.

Шапочка плотно прилегала к черепу, сдавливая лоб, уши, затылок. Спеллер Твен вытащил планшет, привычным движением руки зафиксировал его и принялся изучать изображения, передаваемые электродами. Он показал Мэси несколько карточек с геометрическими фигурами, задал пару вопросов на отвлеченные темы, чтобы установить исходную активность мозга.

— Можем начинать, — заявил он в конце концов. — Рассказывайте, что произошло. И ничего не упустите. Я узнаю, что вы недоговариваете.

Мэси вкратце передала, как прошла их встреча с Урсулой Фрей. Глава службы безопасности задавал массу вопросов, докапываясь до деталей — Мэси и подумать не могла, что вспомнит некоторые вещи. Больше всего Спеллера Твена интересовали компаньоны Урсулы.

— Как и все остальные, они были в объемных шубах, а лица скрывали маски, — ответила Мэси.

В тесной заставленной каморке они сидели так близко, что колени их соприкасались. Габаритный мужчина, казалось, занимал все пространство, вдавливая Мэси в стену, отчего у нее появилось ощущение, будто помещение сжимается вокруг нее. Квадратное лицо Спеллера Твена оставалось серьезным и непроницаемым. Темные холодные глаза смотрели на Мэси не мигая.

— Я не видела ни лиц, ни даже рук, так что не скажу, какого цвета у них кожа или сколько им лет. Я даже не берусь предположить их пол.

— Но вы считаете, они — дальние.

— Думаю, да. Тот, что остался, был довольно высокого роста. Выше вас, полагаю. Ушедшие выглядели немногим крупнее меня, но это вовсе не означает, что они — не дальние. Может, первое поколение или даже первые поселенцы. Многие из них до сих пор живы, не так ли?

— Вашего «полагаю» недостаточно. Мне нужны достоверные факты, — заявил Спеллер Твен, двумя пальцами вытащил из нагрудного кармана комбинезона ярко–красный пластырь, содержащий препарат, и ногтем снял с него пленку.

— Постойте–ка, вы не имеете права… — возмутилась Мэси.

— Нет, имею.

Когда девушка попыталась встать, Спеллер Твен схватил ее, одной рукой толкнул назад на ящик, а второй приклеил на висок пластырь. Он с легкостью пресек все ее попытки оторвать квадратик, а затем тело Мэси стало неметь.

— Ну что ж, — начал он несколько мгновений спустя. — А теперь назовите–ка мне имя вашего первого любовника.

Мэси вовсе не хотела отвечать, но слова сами срывались с губ — их было не остановить.

— Джекс. Джекс Спано. И чтоб вам провалиться за это.

— И вам того же, — спокойно парировал Спеллер Твен, изучая информацию на планшете. — Вы, Фонтейны, верите, будто ваше дерьмо не воняет, как у других. Так вот что я вам скажу. Вам придется пройти через все это. С самого начала.

Так и случилось — они вспомнили все с того самого момента, когда Мэси ступила на эскалатор, который спускался в свободную зону, и вплоть до ее возвращения в парковый купол на трамвае. Казалось, будто комната и Спеллер Твен удалились на приличное расстояние. Сама же она рассказывала о событиях, которые не отложились в ее памяти — она даже не знала, где и когда видела и слышала это. Получалось, что двое компаньонов Урсулы, покинувших бар, когда пришла Мэси, двигались характерной скользящей походкой, присущей людям, родившимся и выросшим в условиях низкой гравитации Каллисто. На ногах у них были шлепанцы — как те, что носили дальние. У одного они были сплетены из разноцветных войлочных нитей, у второго — из полосок пластика. Воспоминания могли оказаться фальшивыми, фантазией, вызванной наркотиком. Но Мэси это совершенно не волновало — она продолжала лепетать, отвечая на вопросы Спеллера Твена, пересказывая дословно их разговор с Урсулой и ее товарищем.

Наконец мужчина отклонился и произнес:

— Мне нужно знать еще лишь одну вещь. Почему вы отправились за ней в бар? Почему не могли поговорить здесь?

— Хотела застукать ее на месте преступления. А потом мне показалось, она поведет себя откровеннее там, где каждый квадратный метр не кишит камерами.

— Еще причины?

— Не хотела, чтобы вы следили за мной.

— Не сработало, да? — бросил Спеллер Твен. — Не волнуйтесь. Я не злюсь. Вы добыли то, что мне нужно. Теперь сидите смирно. Я должен сориентироваться относительно следующего шага. Так что ничего не предпринимайте, пока я вам не сообщу.

Он снял с ее головы шапочку, свернул планшет, после чего вытащил из нагрудного кармана еще один пластырь — на этот раз белый — и чертовски аккуратно прилепил Мэси на левый висок.

— Антидот, — пояснил он, повесил сумку на плечо, поднялся со своего места и открыл дверь кладовки.

— Стойте, — остановила его Мэси. — Урсула хочет, чтобы я скопировала рабочие журналы. Как мне быть?

— Я уже сказал, — ответил Спеллер Твен. — Не делайте ничего, пока я вас не попрошу. И никому не рассказывайте о произошедшем. Мне ведь не нужно объяснять, что произойдет, если вы проговоритесь?

С этими словами он покинул помещение. Когда Мэси встала, к горлу подкатила волна тошноты. Она едва успела в ванную. Как только полегчало, девушка сняла пропитанные потом комбинезон и нижнее белье, приняла душ, облачилась в чистую одежду и сняла крышку со свежесваренной чашки кофе. Пить пришлось медленно: ее руки до сих пор тряслись.

Мэси заканчивала уже третью чашку кофе, когда вошли ее ассистенты. Им она сказала, что напилась с Урсулой в баре в свободной зоне, а семейные дела разрешились. Она поблагодарила их за помощь и заметила, что теперь, когда всё в порядке, им стоит вернуться к серьезной работе. Аргайл и Лорис, похоже, приняли эту ложь спокойно. Мэси даже позавидовала их простодушию, той незамысловатой жизни, что они вели в своих городах, — любая информация открыта для всех, никаких тайн. Люди относительно равны — ни тебе начальников, ни тайной полиции, которая запирает тебя в кладовке и насилует твой мозг. Грехом здесь называли опцию в меню тематического парка в квартале красных фонарей, и его нельзя было принести домой.

Мэси поделилась своими соображениями насчет проблем с культурой Skeletonema, а затем они посовещались с Кристин Куоррик — главой группы, отвечающей за планктон, и та согласилась провести полный анализ ДНК и белкового профиля диатомовой водоросли, уделив особое внимание примерно пяти десяткам основных энзимов и кодирующих их генов. Мэси с помощниками пока проведут несколько простых экспериментов и проверят систему всасывания фосфатов диатомовой водорослью, а также изучат процесс связывания питательных веществ в талой воде. Но прежде — рутинные дела по хозяйству.

Во второй половине того же дня они работали с гигантскими трубами и открытыми баками биореакторов — брали образцы, чтобы определить жизнеспособность организмов и состав культур, когда Мэси позвонил Лок Ифрахим. Она прошаркала подальше от Лорис и Аргайла, надела спексы — и в виртуальном окне, развернувшемся, как показалось, в метре от ее лица, возникло молодое улыбающееся лицо дипломата.

— Я не отниму у вас много времени. Знаю, вы очень заняты.

— А еще мой лимит помощи исчерпан.

— Я не прошу вас об услуге, Мэси. Мне нужно ваше сотрудничество.

— Ну а если я не соглашусь по–хорошему, Спеллер Твен нанесет мне очередной визит. Я освоила упражнение, мистер Ифрахим. Почему бы вам просто не сказать, что от меня требуется?

Улыбка на лице Лока Ифрахима выглядела словно произведение искусства — она источала сочувствие и заботу, уголки губ приподняты на какой–то миллиметр.

— Вам нужно многое сделать до церемонии открытия, и вы тревожитесь, что моя просьба отнимет драгоценное время. Но не стоит переживать. Задание, которое мы хотим вам поручить, простое и не повредит вашей основной работе. Мистеру Твену вы сказали, что Урсула хочет изучить рабочие журналы. Сама она не может войти в базу данных, так как мистер Твен временно приостановил действие ее привилегий. Абсолютно законно, конечно, ведь мисс Фрей может легко поддаться соблазну и, войдя в систему, изменить данные так, чтобы они соотносились с ее фантазиями. Вот она и обратилась к вам. Попросила сделать для нее копию. Собственно, вот что мне нужно.

— Вы даете мне разрешение?

— Едва ли это в моих полномочиях. Я не могу отдавать распоряжения работникам строительной бригады. Я могу лишь попросить вас совершить жест доброй воли в интересах проекта. Видите ли, после того как вы отдадите журналы мисс Фрей, она их проанализирует, не найдет там ни одного факта, который подтверждал бы ее фантастическую теорию заговора и диверсии. Мы надеемся, что неприятная ситуация на этом исчерпает себя.

— А что, если она права? Что, если ей удастся что–то обнаружить?

— Вы переживаете, что это ударит по вам. Не стоит. На Земле трое экономистов из проекта биома независимо друг от друга проверили массив данных, и ни один не нашел ничего неожиданного. Все, что от вас требуется, — передать ей журналы и уйти.

— Передать журналы и уйти. Всё?

— Всё.

— А мистер Твен в курсе?

— Мы обсудили вопрос со всех сторон, и он согласился, что это наилучший курс действий. Вообще он считает этот шаг чрезвычайно важным. Он очень настаивал. А мистер Твен не из терпеливых, не любит, когда его заставляют ждать, поэтому мне кажется, вам, Мэси, лучше бы покончить с заданием побыстрее. И не забудьте уведомить его, когда всё сделаете, — сказал Лок Ифрахим и отключился.

Мэси прогуливалась по пирсу и обдумывала случившееся. Первый урок, что она получила, вступив в ряды СМР: хочешь выжить — держись тише воды, ниже травы. Подчиняйся приказам, не задавай вопросов и никогда не вставляй умных замечаний. Выполняй свою работу, не суй нос в чужие дела и, что самое главное, никогда не ввязывайся в споры между вышестоящими, поскольку в противном случае велик шанс оказаться побочной жертвой. А теперь, думала она, ее толкнули как раз в такое пекло: она шла по узкой тропинке на вражеской территории, да еще в непонятном направлении, а в кустах по обе стороны таились неведомые опасности. Но отступать было некуда. Откажись она выполнить просьбу, за ней явится Спеллер Твен, и в лучшем случае Мэси отделается обвинением в нарушении субординации, срыве планов и, может, в чем–то еще. Если же она поможет им, неизвестно, к чему это приведет. Все заверения Лока Ифрахима, будто ей не придется ничего делать помимо передачи журналов Урсуле, гроша ломаного не стоили…

Мэси жалела, что не может ни с кем обсудить происходящее. Вот бы рассказать Аргайлу и Лорис, возможно, снова попросить о помощи. Но она не имела права рисковать, раскрывать, что в их команде не всё благополучно. Ассистенты ведь начнут задавать самые невообразимые вопросы, а если еще Лок Ифрахим и Спеллер Твен пронюхают, что она проболталась, то на ее голову посыплются новые неприятности.

Похоже, у нее не оставалось выбора, рассуждала Мэси, и придется передать Урсуле копию рабочих журналов. Но, черт подери, медлить она не станет. Поэтому, пока Аргайл и Лорис заканчивали работу с культурами в биореакторе, Мэси скопировала все данные на иглу памяти и отправилась на главный остров, где проживала основная часть команды.

Изящный ландшафт острова был уже готов: широкие зеленые лужайки раскинулись по обе стороны от центральной возвышенности, засаженной пиниями, монтерейскими кипарисами, майтенусами и больдо. Среди молодых деревьев на вершине хребта стояли темно–зеленые и черные пироксеновые валуны с прожилками маскелинита, напоминающие чешуйки на спине дракона. Все растения разводились на подземных фермах из семян и рассады, привезенной с Земли. Созревание искусственно форсировалось, геном модифицировался, чтобы растения не погибали при относительно малом количестве солнечного света в биоме. Затем их пересаживали согласно дизайну Артемиса Лампатакиса и Аурелио Очоа, спланировавших экоархитектуру биома по модели сухого умеренного климата береговых Кордильер на тихоокеанском побережье Великой Бразилии. Озеро обрамляли вечнозеленые деревья и цветущие кустарники, а пустынную территорию на южной оконечности предстояло засадить кактусами, агавой и вашингтонскими пальмами.

Жилые кварталы и основная рабочая площадка команды расположились в здании с плоской крышей на севере острова, рядом с железной дорогой, связывающей биом с городом. Рабочая площадка представляла собой помещение со свободной планировкой. Тут и там были расставлены кушетки и стулья, пространства памяти, за длинным столом раз в несколько дней команда собиралась, чтобы обсудить успехи и проблемы. Высокие панорамные окна с одной стороны выходили на канал, теперь почти до краев заполненный водой, — на западном берегу под куполом тянулся бульвар и жилые здания. Только обойдя всю рабочую площадку, Мэси заметила Урсулу Фрей. Подобно кошке, женщина свернулась в шезлонге, положив на колени планшет. На слегка увядшей траве вокруг были разбросаны бумаги. Заметив приближение Мэси, Урсула подняла глаза.

— Вот то, что вы просили достать, — громко заявила Мэси и бросила Урсуле иглу памяти.

Прибор отскочил от груди Урсулы и приземлился на светящийся экран планшета. Женщина взяла иглу и окликнула Мэси, но та уже бодро шагала прочь, чувствуя, как горит лицо оттого, что все в рабочей зоне уставились на нее.

Но главное — дело было сделано. И все произошло на публике — никаких больше секретов и тайн, никаких шпионских игр.

 

7

Мэси с головой ушла в работу и почти не покидала лабораторию, чтобы, не дай бог, не наткнуться на Урсулу Фрей или Спеллера Твена. Ей хотелось поскорее забыть о случившемся, и она старалась не думать, что в любой момент глава службы безопасности мог вернуться и превратить ее жизнь в ад. Урсулу Фрей защищали семейные связи. Мэси же Спеллер Твен дал понять: она всего лишь пешка в этой игре. Ее карьера, ее судьба находились всецело во власти вышестоящих: малейшая их прихоть способна была лишить девушку всего.

Однако не обходилось и без хороших новостей: Кристин Куоррик обнаружила, в чем заключалась проблема с водорослями Skeletonema. Их клетки синтезировали недостаточное количество транспортных белков, связывающих фосфат–ионы извне и затем проводящих их через клеточную мембрану. В результате способность диатомовых водорослей усваивать биоген из талой воды в имеющихся условиях значительно сокращалась — скорее всего, это и послужило причиной замедленных темпов роста. При помощи транскриптора Кристин создала петли ДНК с генами, кодирующими производство транспортных белков, и добавила их в ДНК небольшой группы Skeletonema, используя готовый ретро- вирус. Подобное вмешательство ускорило процесс удвоения и повысило эффективность фотосинтеза, подогнав к оптимальному уровню. Чтобы инфицировать весь водорослевый массив, требовалось создать достаточное количество вируса. В конечном счете это вызовет небольшую задержку, но не слишком нарушит сроки — вопрос нескольких дней, а никак не недель. Команда вполне успеет закончить до церемонии открытия — все остальное уже не важно.

На вопрос Мэси о полном геномном анализе диатомовых водорослей Кристин сказала:

— В ДНК присутствуют гены, которые отвечают за транспортный белок, переносящий фосфаты. Просто почему–то эти гены не функционируют должным образом, если вы об этом.

— А нельзя ли решить проблему проще? Без внедрения дополнительных копий генов?

— Проблема уже решена. — Голос Кристин прозвучал резковато. Энергичная и несдержанная, она остро реагировала на малейшую критику. — У меня и без того полно работы.

Мэси в общем–то могла забыть о водорослях и заняться выращиванием своей культуры микроорганизмов. Она обсудила с Тито Пунтаренасом и Делми Марч модификации и трудности в процессе воссоздания болотной экосистемы. Еще она руководила дренажем биореактора. Температура в нем поддерживалась на уровне тридцати семи — сорока градусов Цельсия: там содержали более трехсот видов бактерий, микроводорослей и одноклеточных — за счет их активности жидкая кашица из смектитовой глины и остатков углесодержащих хондритов превращалась в густой, черный, кишащий жизнью ил. Аргайл и его отец, Джаэль Лодрисен Холл — неторопливый смуглый мужчина, разменявший столетие, один из лучших химиков–почвоведов во Внешней системе, — помогли Мэси адаптировать методы, традиционно используемые на Земле, к тем материалам, что имелись на Каллисто. В основном здесь в ходу были минералы, добываемые из базальтовых пород с вкраплением палагонита, распространенных в метеоритных кратерах. Экскурсия по заводу, производящему плодородные почвы, которую Джаэль организовал для Мэси, произвела на нее впечатление. Она открыла для себя много нового: создавать грунт оказалось куда сложнее, чем ил. Почва — далеко не случайная смесь неорганических и органических веществ с живыми существами. Подобно фракталу, она четко структурирована на каждом уровне с ярко выраженными слоями и текстурами.

И во всех активно протекают мириады сложных химических реакций, еще не до конца разгаданных учеными. Грунтовые воды и воздух, проходящий сквозь пористую часть, что составляет половину объема почвы, катализируют эти реакции. Кроме того, грунтовые воды переносят вещества в процессе вымывания, элювиации, иллювиации и за счет капиллярного эффекта, а также питают богатую и разнообразную биоту — сотни разновидностей почвенных бактерий, цианобактерий, микроводорослей, грибов, одноклеточных, а еще нематод, червей, насекомых и прочих мелких членистоногих. Все они, в свою очередь, перерабатывают макро– и микропитательные вещества, разлагают органику, связывают кислород и другие неорганические элементы, транспортируют их и насыщают ими почву. В естественных земных условиях на создание слоя плодородной почвы толщиной в один сантиметр уходит около четырехсот лет. Для того чтобы начать выращивать культурные растения, потребуется тысяча лет. Служба мелиорации и реконструкции как раз преимущественно и занималась тем, что замещала почвы, разрушенные интенсивным возделыванием, загрязненные промышленностью в двадцатом и двадцать первом веках, уничтоженные наводнениями и мощными штормами в период Переворота. Так что огромные реакторы, цистерны, баки и прямоугольники педонов, в которых изготовлялся грунт, сходный с плодородными степными черноземами Земли, очаровали Мэси. Хотя искусственный интеллект мониторил и контролировал каждый шаг на всех стадиях, процесс скорее походил на алхимию, нежели на науку, и требовал больших затрат энергии и значительных усилий.

— Конечно, для гидропонных ферм почва не требуется, — разъяснял Джаэль Лодрисен Холл Мэси. — А для садовой и парковой флоры вполне подойдут гумус и песчаный грунт из базальтового стекла: такие растения можно выращивать как комнатные. Хотя большинство все равно лучше произрастает в черноземе: он служит надежным буфером, стабилизирующим нашу закрытую экосистему Да и ходить по земле куда приятнее.

Пусть создавать ил было проще, чем производить почву, Мэси считала оба занятия в равной степени почетными. Как, впрочем, и все то, чем занимались остальные члены строительной команды. Быть может, ил даже оказывался на ступеньку выше, ведь он служил основой циркуляции питательных веществ и органических соединений в закрытой водной экосистеме биома. Мэси доставляло огромное удовольствие использовать точно выверенное сочетание культур микроорганизмов и превращать вещество, оставшееся после создания Солнечной системы, в живой ил, самоорганизующийся биореактор, в котором возникали микродомены в верхних аэробных и нижних бескислородных слоях; биореактор, способный поглотить практически любую органическую материю, переработать неорганические питательные вещества и возвратить их в жизненный цикл. Мэси взяла небольшую пробу из биореактора и отправила неоднородную кашицу в рот, чем удивила своих ассистентов. По ее заявлению, ил оказался качественным и полным жизни — то, что нужно для гектаров тростника, который команда садоводов выращивала в туннеле под городом. Оставалось лишь пересадить тростник на мелководье вдоль восточного берега, как только озеро до краев заполнят водой.

Работа Мэси имела большое значение. И еще столько всего оставалось сделать. Спустя пять дней после того, как она отнесла иглу с данными Урсуле Фрей, Мэси со своими ассистентами отправилась к каналу, на запад от небольшого архипелага, выстроенного позади основного острова. Нужно было проверить возведенный там риф. Он представлял собой скалистый кряж длиной в несколько сотен метров, изрезанный канавами, которые создавали подобие лабиринта. Каналы служили для перемешивания воды, которую нагоняли волнопродукторы с южной оконечности озера. Когда водоем заполнится до установленного уровня, риф уйдет под воду, и тогда Тито Пунтаренас и Делми Марч поселят там губки, мягкие кораллы, разновидности красных и бурых водорослей, приспособленные к жизни в пресной воде. Тем самым они создадут естественную среду для рыб, крабов и креветок. В каналах, протянувшихся между горными хребтами, находился песчаный осадок, богатый микроорганизмами. Сине–зеленые водоросли и покрытые слизью ходы различных видов червей и креветок не позволяли песку расползаться. Осадок будет очищать тонны воды и в значительной мере переработает важные органические и минеральные вещества, имеющиеся в озере.

Несколько дней назад риф начал погружаться под воду. В устье каналов плескалась жидкость, походящая на безжизненный желто–коричневый суп с плавающими в нем комками и обломками. Команда Мэси запечатала несколько десятков канав, уложила на дно смесь различных осадочных пород и заполнила их фильтрованной талой водой. Сейчас Мэси, Лорис и Аргайл ехали на небольшой моторной лодке к рифу, чтобы взять образцы, прежде чем поднимающаяся вода в озере затопит маленькие дамбы, запечатывающие входы в каналы. Если верить полученным на месте пробам, большинство видов бактерий и микроводорослей процветало, и это подняло Мэси настроение. Девушка и ее ассистенты возвращались в лабораторию: Лорис держала курс вдоль дамбы, окружающей территорию нового строящегося архипелага.

Верхушки островов поднимались над невысокой черной стеной, словно маленькие холмики. Кипарисовая роща и белоснежные колонны храма в греческом стиле венчали один из них. На других раскинулись безупречные зеленые газоны и произрастали группками пальмы. Стайка роботов–акробатов разместилась на строительных лесах сложной конструкции, напоминающих обрезанную версию Эйфелевой башни. Треугольные головы машин, оборудованные сотнями крошечных прядильных механизмов, подпрыгивали и вращались. Они выпускали композитные нити фуллерена и методично наращивали балки и распорки каркаса для острова. Один робот выставил распухшее брюхо кверху и склонил голову, пока техник прочищал засорившийся прядильный механизм при помощи шланга, разбрызгивающего воду тонкими струями.

Аргайл наблюдал за машинами.

— Когда строительство закончится, здесь будет очень красиво, — заметил он.

— Только если в последний момент не решат что–нибудь скорректировать и не вынесут это на голосование, — сказала Мэси.

— Пора перестать мыслить узко, — заявил Аргайл. — Это тебе не Великая Бразилия с ее классовым обществом и вертикальной иерархией. Ты во Внешней системе — мы здесь живем иначе.

— Знаю–знаю, — вздохнула Мэси. — Все условно. Каждый имеет право высказаться по любому поводу, даже если он в этом ни капельки не разбирается. Удивляюсь, как вы вообще доводите дела до конца.

— Ну, тяжелой работой нас не испугаешь, — откликнулся Аргайл.

— Как и нас. Однако куда проще добиться результата, если с самого начала знаешь, что будешь делать.

— Проще — не значит лучше.

— Зато не так затратно, — парировала Мэси. — Кто вообще сказал, что демократия — хорошая вещь?

— В городе переизбыток роботов, — пояснил Аргайл. — По сравнению с общими расходами на биом строительство островов ничего не стоит. Всего–то и нужно — графитовый шлам для каркаса, булыжники и несколько сотен тонн плодородной почвы. А в итоге мы получим очаровательный пейзаж. Гряда небольших зеленых островков. Парусники и любители водных лыж скользят между ними. Люди устраивают пикники…

— С одним не поспоришь: мы сумели претворить ваши невероятные идеи в жизнь и извлечь из этого что–то хорошее.

Они как раз огибали южный конец дамбы, когда показалась еще одна лодка: она жестко резала водную гладь, двигаясь прямо на них. У румпеля сидела Урсула Фрей — стоило Мэси заметить ее, как девушку охватило дурное предчувствие. И все же она попросила Лорис замедлить ход. Если Урсуле что–то понадобилось, отвертеться не удастся. А так Мэси могла покончить с этим прямо сейчас, да еще при свидетелях.

Урсула сбавила обороты и подвела моторку борт к борту. Спутанные волосы облепили ей лицо, глаза Урсулы горели и выдавали нетерпение. Лодки разделяла лишь узкая полоска воды — Урсула наклонилась вперед и прокричала Мэси:

— Я кое–что нашла! Нечто важное! Встречаемся сегодня! В восемь! На прежнем месте!

Мэси не успела рта раскрыть, как Урсула включила реактивный двигатель на полную — нос лодки задрался, судно развернулось на сто восемьдесят градусов, оставляя за собой изогнутый след белой пены, и стрелой пролетело мимо моторки Мэси.

— В восемь часов! Это всё изменит! — прокричала Урсула, проносясь мимо.

Ее лодка накренилась и рванула вперед.

— Следуем за ней? — ожидала распоряжения Лорис.

— Черт, нет, конечно, — ответила Мэси.

Девушку серьезно потрясла эта встреча: безумный взгляд, которым ее одарила Урсула, возбужденная речь… Женщина явно внушила себе, будто обнаружила свидетельства, подтверждающие бредовую версию убийства Эммануэля Варго. Мэси не имела ни малейшего желания и дальше принимать участие в этой фантазии. Но ее не покидало нехорошее предчувствие — ощутимое даже на физическом уровне, словно морская болезнь, — так или иначе ее снова втянут в это дело.

— Вы, бразильцы, жизни не мыслите без спиртного. Зуб даю, кто–то завтра помучается от похмелья. — На лице Аргайла заиграла усмешка, напомнив Мэси о том, что этот мужчина хоть и вдвое ее старше, во многом остается почти по–детски наивным.

Они вернулись на базу, расположенную в основании полой опоры. За ужином разрабатывали план комплексного анализа образцов с рифа, как вдруг появился Спеллер Твен и приказал ассистентам исчезнуть. Лорис поинтересовалась у Мэси, всё ли в порядке. Спеллер Твен уставился на женщину непонимающим взглядом и заявил, что хотел бы переговорить с мисс Миннот с глазу на глаз, если Лорис не против.

— Все отлично, — заверила ее Мэси. — До завтра.

Лорис с тревогой поглядывала на Мэси, пока они с Аргайлом шли к выходу. Только когда ассистенты скрылись из виду, Спеллер Твен заговорил:

— Ты знаешь, зачем я здесь.

Здоровяк оперся об угол скамьи и игрался с увеличительным экраном, включая и выключая его снова и снова.

— Вообще–то вы могли бы лично спросить Урсулу, чему она так радуется, — сказала Мэси.

— Разумеется. Но она — это она, а ты — это ты.

— Как это, наверное, бесит: семейные узы гарантируют Урсуле полную неприкосновенность, — подначила Мэси.

— Она считает тебя своим другом, — продолжил Спеллер Твен, водя ладонью взад и вперед по светящемуся экрану, отчего по стойкам гуляли тени. — Тебе она расскажет то, чем ни за что не станет делиться со мной. Мне ведь не надо повторять, что, если ты откажешься, я могу лишить тебя работы и засунуть в гибернационную капсулу. А когда прибудешь на Землю, у тебя начнутся настоящие проблемы. Но если ты решишься мне помочь и возьмешься выяснить, к чему все это ведет, твоя образцовая работа над проектом в составе команды не останется незамеченной.

— Если это вообще к чему–то ведет.

— А вот это тебе и предстоит узнать, — заключил Спеллер Твен. — В восемь часов, если я не ошибаюсь? На старом месте. Тот самый бар в свободной зоне. Разве что вы двое встречались втайне от меня где–то еще. Если ты собираешься участвовать, думаю, стоит поторопиться. Ты же не хочешь опоздать?

 

8

Мэси добралась на трамвае до Радужного Моста, там пересела на другой маршрут, чтобы пересечь город и оказаться в свободной зоне. Гнев ее смешивался с тревогой. Она направлялась к бару «Джек Фрост», то попадая в свет неоновых реклам, то теряясь в тени. Порой — проходя мимо

людей, разодетых словно на карнавал. И тут высокая фигура в красном плаще и лисьей маске выскочила из переулка, схватила Мэси за руку и заявила: «Ее там нет».

Мэси вырвала руку из цепких пальцев лисы.

— Не вашего ума дело. Так что шли бы вы.

Лисья маска разглядывала Мэси какое–то время. Янтарные глаза светились на огненной с белым мордочке. Пасть с острыми зубами скривилась в усмешке. Затем фигура подняла руку и сорвала маску.

— Не хочу, чтобы ты попала в беду, — заявила Лорис.

Гнев оказался сильнее удивления.

— Ты за мной шпионила.

— Урсула Фрей не ждет тебя в баре, — продолжила Лорис. — Она все еще в биоме. Спеллер Твен появился прежде, чем она успела уйти. Не могу ручаться, но, думаю, он допрашивает Урсулу.

— Чушь. Он сам послал меня сюда, чтобы я попыталась ее вразумить.

— Нет, — настаивала Лорис. — Он сказал, будто хочет, чтобы ты выяснила, что же такого Урсула нашла. Но совершенно ясно — у них с Локом Ифрахимом другие планы. Они отправили тебя сюда, Мэси, потому что хотят использовать. Они собираются тебя подставить. Свалить на тебя вину за то, что они намерены предпринять.

— Чушь, — повторила Мэси, но на этот раз куда менее уверенно: спокойный пристальный взгляд зеленых глаз Лорис только усиливал ее тревогу.

— Многие жаждут остановить проект биома, — сказала Лорис. — Люди из моего города и других регионов Внешней системы. Люди из Великой Бразилии. Члены строительного отряда. Мистер Твен. Мистер Ифрахим.

— То есть ты веришь фантазиям Урсулы.

— Что, если это не выдумка?

— Она не в себе. Она горюет. Смерть Манни разбила ей сердце и слегка помутила рассудок. Теперь она пытается превратить несчастный случай в убийство при помощи всяких теорий заговора. А вы этому потакаете, руководствуясь странными, лишь вам понятными мотивами. Более того, вы и меня пытаетесь в это втянуть. Не выйдет, — закончила тираду Мэси и, оттолкнув Лорис, направилась к маленькой вывеске «Джека Фроста», что светилась серебряным и красным среди голограмм и старомодных неоновых табличек, покачивающихся в искусственных сумерках на широком проспекте свободной зоны.

Лорис подстроилась под пружинистый шаг Мэси и продолжила:

— Ну а что с культурой Skeletonema? Это тоже фантазии?

— Мы обнаружили, в чем проблема, и всё исправили. Это был никакой не саботаж.

— Да ничего мы не исправили, — заявила Лорис. — Проблема фосфатов — всего лишь побочный эффект. Послушай, Мэси. Послушай внимательно. Мы проверили каждый вид, что завезла ваша команда, — обыкновенные меры предосторожности. В геноме Skeletonema мы обнаружили две новые последовательности. Одна располагается в конце четвертой хромосомы — повторяющаяся схема, в которой базовая пара была заменена на теломерный участок, который обычно завершает хромосому. Clock–мутанты. Вторая кодирует шесть генов на той же хромосоме. Ее добавили рядом с геном, который производит протеины, отвечающие за всасывание фосфатов. Цепочка clock–мутантов укорачивается на одну базовую пару при каждом делении клетки. Когда же она становится вполовину короче изначальной, активируется транскрипция второй последовательности, в результате чего через шесть–восемь недель после того, как озеро засадят водорослями Skeletonema, разовьется патогенный РНК-вироид. Популяция Skeletonema погибнет, бактерии, которые питаются мертвой биомассой, используют весь кислород в озере, и экосистема рухнет. Надень спексы. Я покажу геномный анализ…

— Да ты можешь показать мне все что угодно, — бросила Мэси и миновала узкие двери «Джека Фроста», протиснулась сквозь завешанный тяжелыми шубами коридор и оказалась на ледяной площадке тускло освещенного бара.

— Теперь веришь, что я говорила правду? — промолвила Лорис, когда Мэси проверила каждую кабинку в зале.

— Почем мне знать, что ее не ты похитила?

— Разве я похитила тебя? — сказала Лорис. — Послушай. Всего минутку. Мы думаем, они рассчитывали на то, что мы обнаружим трюк со Skeletonema. Мы не скрывали, что будем проверять культуры, привезенные с Земли. Ну а если вредоносный эффект от добавления цепочки генов стал ошибкой, то какая–то глупая ошибка получается. Нам дают понять, что они способны разрушить весь проект. Возможно, они хотят скандала. Или отвлечь внимание от других событий.

— Урсула нашла что–то? — спросила Мэси.

— Я не знаю.

— Мании Варго убили?

— Вы с Урсулой в большой опасности, Мэси, — не отступала Лорис. — Для Урсулы может быть уже слишком поздно, но я знаю, как тебе помочь. Останься здесь. Не возвращайся в биом.

— Или что? Вы меня арестуете?

— Нет, конечно. Но тебе и правда стоит остаться здесь, пока мы не выясним, что замышляет мистер Твен.

— Я не собираюсь быть частью чьих–то планов, — упиралась Мэси.

Она вышла из бара и побежала. По длинным, извивающимся, засаженным травой улицам свободной зоны к эскалатору. Девушка запрыгнула в трамвай и осталась стоять на задней площадке, переводя дыхание, наблюдая за тем, как мимо проплывают жилые комплексы. Вроде бы ее никто не преследовал, даже беспилотники.

Сейчас она скорее была напугана, чем рассержена. Мэси пыталась взять себя в руки и спокойно обдумать происходящее. Одно она знала точно: Спеллер Твен не мог причинить вреда Урсуле Фрей. Да, он мог допрашивать ее, угрожать ей, но не покалечить. Равно как и Лок Ифрахим. Урсула останется в живых, и она сумеет защитить Мэси, если захочет. А она захочет, если у нее будут доказательства сабо тажа. Поэтому в первую очередь стоило проверить культуру Skeletonema и ее геном.

Почему Кристин Куоррик не заметила clock–мутантов и вироидных генов? В голову закралась жуткая мысль, что Кристин могла знать о них еще до прибытия. Могла быть частью заговора. Или она просто поленилась. Или у нее оказалось полно другой работы… А еще Лорис могла все выдумать — и тогда даже искать ничего не придется. Стоило начать размышлять — и на ум приходило множество вариантов. Нужно придерживаться фактов. Секвенировать геном диатомовой водоросли. Отыскать добавленные гены. Найти Урсулу. А далее действовать по ситуации.

Никто не остановил Мэси, когда она пересаживатась в другой трамвай на обратном пути в биом и даже когда она вышла на станции на центральном острове. Стояла глубокая ночь. Все панели тента были поляризованы и казались абсолютно черными, фонари неярко горели, напоминая тусклые звезды. По краям озера огни светили над собственными размытыми отражениями. Слабый нимб окружал остов наполовину возведенного острова внутри дамбы и отбрасывал на скошенную крышу тента гигантские тени строительных роботов.

Когда Мэси покинула станцию, за ней увязался беспилотник. Она сурово уставилась на него, давая понять тому, кто им управлял, будь то Спеллер Твен, Лорис или просто какой–то любитель поглазеть: ей известно, что за ней следят. Она двинулась вперед, приняв решение больше не оглядываться. Однако ощущение, что кто–то целится ей между лопаток, ее не покинуло.

Она поспешила по тропинке через лес на вершине холма к центру острова. Только она ступила на узкий мост, соединяющий остров с окружной дорогой, как весь свет погас. Крохотные лампочки, что отмечали пешеходную зону на мосту, фонари, паутина лампочек, опоясавшая остров, огни у входа на станцию и в жилых помещениях — всё. Теперь свет горел лишь на рабочей площадке.

Мэси вздрогнула, когда что–то мягко плюхнулось в воду под мостом. Она вытащила спексы и набрала код для улучшенной видимости — на черной глади воды, словно толстая сигара, перекатывалось тело беспилотника, вполне возможно, того самого, что преследовал ее… Внутри рвотными позывами зарождалось нехорошее предчувствие. Стоя посреди моста, Мэси ощущала себя одинокой мишенью. Она промчалась к дальней оконечности моста, потом по окружной дороге и прямиком в парковую зону, огромными прыжками покрывая расстояние в светящейся темноте. Приходилось петлять, чтобы не врезаться в цветущие кусты или большие камни. Когда в попытке затормозить Мэси кубарем полетела в заросли олеандра, то чуть не рассмеялась. Запыхавшись, она наконец остановилась среди острых веток и листьев. Вокруг нее оседал вихрь маслянистых лепестков.

Какое–то время она лежала и смотрела на черную крышу купола, вслушиваясь едва ли не до боли в ушах. Скрип и мерные удары роботов, занятых стройкой в освещенной чаше дамбы, затихающие вдали реактивные моторы лодок, голоса уплывающих на них людей, выкрики: «Что случилось?» Когда Мэси уверилась, что никто ее не преследует, она поднялась и направилась через парк, двигаясь параллельно окружной дороге. Оказавшись в гигантской тени от опоры тента, Мэси замедлила шаг. Медленно она подошла к первому биореактору на площадке и положила руку на его теплый бок — насосы ободряюще урчали. Включилось резервное питание — можно было не волноваться: массового вымирания ее драгоценных культур сегодня не произойдет. Мэси прошла мимо цистерн и остановилась.

На пятачке травы перед входом в лабораторию что–то лежало. Тело. Тело Урсулы Фрей.

Женщина распласталась на спине. Одна рука расслабленно откинута в сторону, словно Урсула пыталась до чего–то дотянуться. Голова повернута. Урсула не пошевелилась, когда Мэси подползла поближе и тихонько позвала ее по имени. Из носа и по левой щеке Урсулы текла кровь. Веки подняты, глаза закатились. Мэси прижала два пальца к шее, чуть ниже уха, но пульс прощупать не удалось. Девушку охватил парализующий страх, когда она поняла: Лорис была права все это время. Мэси подставили. Она резко вскочила на ноги, да так, что на мгновение даже зависла в воздухе, а когда приземлилась, повсюду зажглись огни и стало светло как днем.

Хотя функция улучшения освещения в спексах Мэси мгновенно отключилась, на несколько секунд яркий поток света ослепил ее. Сорвав очки, Мэси принялась тереть слезящиеся глаза. Она увидела, как справа от нее мчится тень — бегущий двигался слишком быстро и, потеряв равновесие, упал головой вперед. Он оказался не кем иным, как Спеллером Твеном, — вскочив на ноги, мужчина навел на нее тазер, модель, которая стреляла фрактально сжатыми петлями сверхпроводящего нанопровода. Мэси дернулась влево — землю перед ней вспорола миниатюрная вспышка молнии. Спеллер Твен кричал, приказывая ей остановиться, но девушка уже неслась прочь по лужайке, словно газель, за которой гонится лев. Когда Мэси промчалась мимо биореактора, его осыпал дождь ярких искр. Она высоко подпрыгнула и ухватилась за край, подтянулась, двигаясь легко и плавно в условиях низкой гравитации. Пробежав по цистерне размером с товарный вагон, Мэси перемахнула через зазор на соседнюю цистерну, пронеслась по ней, спрыгнула на землю и стремглав двинулась по площади. Едва Мэси перескочила через ограду в конце площади, как от перил посыпались искры, и крупицы горячего металла ужалили девушку. Приземлившись, Мэси рванула по пологому склону сухого котлована озера к вытащенной на берег моторке.

Она спихивала лодку в воду, когда Спеллер Твен перепрыгнул ограждение. Он неуклюже приземлился и опрокинулся на спину. Тазер выплюнул луч, яркой вспышкой разрезавший небо и взорвавшийся снопом искр, достигнув панели купола высоко вверху. Когда начальник охраны поднялся на ноги, Мэси заметила, как что–то мелькнуло позади него над оградой. Спеллер Твен развернулся как раз в тот момент, когда беспилотник на полной скорости спикировал и врезался ему в лицо.

Спеллер Твен рухнул вновь и выронил тазер. Мэси метнулась вперед и подхватила оружие, а затем вильнула в сторону, не давая Спеллеру Твену нанести удар. Она держала его на мушке и пятилась к лодке. Спеллер Твен с трудом встал, сплюнул кровь и сообщил Мэси, что она совершает большую ошибку.

Мэси была уже по колено в воде. Во рту пересохло, и пришлось собрать немного слюны, прежде чем она сумела ответить:

— Стойте, где стоите, мистер Твен. Не хотелось бы в вас стрелять.

— Вы не станете, — с этими словами Спеллер Твен бросился на нее.

Она выстрелила. Луч ударил мужчину прямо в грудь — дергаясь в конвульсиях, он рухнул в воду лицом вниз. Мэси забралась в моторку и нажала кнопку стартера, круто повернула штурвал, разворачивая судно, и устремилась прочь. Когда лодка описала широкую дугу вдоль устья залива, девушка успокоилась и прикинула, что теперь она может отправиться лишь в одно место. Взяв курс на запад, Мэси двинулась к дальнему берегу и активировала функцию звонка в спексах. Но не успела она набрать номер, как всплыло окошко и Лок Ифрахим, склонившись к ней, заявил:

— Вы все–таки это сделали.

Мэси сорвала спексы и со всей силы швырнула их в воду, а затем выскочила на лодке на сухое дно озера у подножия лестницы. Она вскарабкалась по ступенькам и вылетела на широкий бульвар, вдоль которого тянулся невысокий жилой комплекс с террасами. Девушка остановилась перевести дыхание и оглянулась в сторону озера. Сердце как сумасшедшее билось в груди. А ведь с тех пор, как она обнаружила тело Урсулы, прошло каких–то десять минут.

В небе невысоко блестела яркая точка: свет фонарей отражался от беспилотника, движущегося к ней.

Мэси ринулась мимо складированных строительных материалов, прячась от дрона, и рванула в широкие двери жилого здания. Потеряв равновесие, она кубарем влетела в атриум и больно ударилась о стену. Она не могла вздохнуть, а в левой лодыжке пульсировала боль. Наклонный луч све–та от беспилотника проник сквозь круглое незастекленное окно. Воздух сотряс громоподобный голос, приказывая Мэси оставаться на месте. Вскинув тазер, девушка прицелилась, но рука сильно тряслась, и в первый раз она промахнулась. Луч тазера с ревом устремился в окно. Беспилотник дернулся в сторону, но второй выстрел накрыл его — взметнулся сноп искр, и наполненный гелием баллон взорвался.

Машина падала, а Мэси уже неслась прочь через атриум во внутренний двор, прихрамывая из–за вывихнутой лодыжки. Бамбук, гигантские малахитовые подушки из мха. разровненный черный песок, пустая чаша фонтана из черного камня. Мэси метнулась через арку — лестница справа вела на верхние этажи, слева — спускалась в подвал.

Из брифингов Мэси знала, что в каждом подвале города имеется проход, ведущий к аварийным убежищам и шлюзам, на тот случай, если один или несколько куполов будут повреждены. Дальние, которые вот уже больше века жили в условиях, когда один неверный шаг мог мгновенно убить их, были просто помешаны на безопасности и планировании мероприятий на случай чрезвычайной ситуации. Теперь от этого их планирования зависела жизнь Мэси. Ей оставалось надеяться, что шлюз окажется в рабочем состоянии, несмотря на то что здание еще не достроили. В противном случае девушке просто не хватит времени, чтобы найти другой путь к отступлению, и Лок Ифрахим успеет добраться до нее.

Дверь внизу лестницы не открылась, даже когда Мэси нажала на большую красную кнопку. Целую тревожную минуту Мэси крутила тугое колесо, которое отпирало люк вручную. Как только щель оказалась достаточно широкой, девушка пролезла внутрь. Тут уже пришлось вращать другое колесо — чтобы закрыть дверь.

Узкий коридор вел вниз. Его освещали лишь неяркие лампы, вмонтированные в пол. Мэси бежала, то и дело задевая стены. Лодыжка нещадно болела, но медлить было нельзя. Лок Ифрахим скоро сообразит, куда она направляется. А раз уж дипломат может контролировать наружное освещение, вполне возможно, что он способен запереть и запасные выходы…

Путь оказался длинным. Воздух становился все холоднее. На стенах искрился слой инея, а изо рта вырывались облачка пара. Снова на пути встала дверь, и пришлось в очередной раз крутить колесо. За ней зажегся свет, открывая взору бункер с низким потолком. При чрезвычайной ситуации жители, которые не имели лицензии на выполнение спасательных и восстановительных работ, отсиживались в местах, подобных этому, пока в домах снова не станет безопасно. Пол из пластика мог трансформироваться и выращивать сиденья и кровати. В углу расположился контейнер с медикаментами, напоминающий старомодный холодильник. Еще здесь были крохотная кухонька, несколько совмещенных душевых и туалетов, ящики с сухпайком, одеждой и одеялами. Помимо всего прочего Мэси увидела лестницу, ведущую в шахту. Там была табличка с изображением круглой двери, из которой выходит воздух, — универсальный знак шлюза.

Мэси карабкалась вверх по шахте, подтягиваясь на руках, пока не выбралась в небольшую ярко освещенную комнату, где по обе стороны от стальной двери стояли рамки со скафандрами. В невероятной спешке, вся на нервах, она скинула комбинезон, натянула термобелье и встала в самый маленький ярко–красный скафандр, висящий на рамке. Девушка застегнула двойную молнию, при помощи гофрированных соединений на локтях и коленях подогнала костюм по размеру. В тяжелых перчатках скафандра пальцы с трудом гнулись и действовали неуклюже. Мэси надела ранец с системой жизнеобеспечения, опустила сферический шлем и пристегнула его. На визоре зажглись индикаторы — Мэси сошла с рамки и забралась в шлюз, запустив цикл. Вокруг девушки клубился туман, который вытягивало наружу по мере того, как воздух выходил из шлюза. Открылась внешняя дверь, и Мэси ступила на поверхность Каллисто.

День близился к вечеру. Низко на западе в черном небе светило съежившееся, но по–прежнему яркое солнце. Высоко над головой завис причудливо окаймленный полумесяц Юпитера, едва переваливший за первую четверть. Шлюз располагался в пузыре, на краю широкой пыльной площадки, испещренной следами ботинок. Позади под крутым углом вздымалась одна из стен купола биома — гигантская мозаика из черных панелей и стяжек, расположенных между опорами, высотой и прочностью не уступающих небоскребам. В остальном, куда ни глянь, вплоть до изогнутого горизонта в трех километрах от Мэси тянулась изъеденная кратерами равнина.

Система навигации в скафандре высвечивала и обозначала объекты, разбросанные посреди голого лунного пейзажа. Холм с плоской вершиной к северо–западу у горизонта представлял собой границу кратера Уэлтау. Перед ним раскинулась ферма, где разводили вакуумные организмы. Примерно в двух километрах от шлюза в тени длинного невысокого уступа стояли шеренги роботов–строителей. Еще было несколько подсобных помещений. По краю площадки проходила серебристая дорога, опоясывающая купол биома. Если верить навигационной системе, трасса вела прямиком в город. Мэси предстояла пешая прогулка длиной около десяти километров. Даже при низкой гравитации Каллисто на это уйдет больше часа, при условии, что она вообще сможет прошагать так далеко в громоздком скафандре с вывихнутой лодыжкой. Однако оставаться здесь было нельзя. Спеллер Твен и Лок Ифрахим вскоре вычислят, куда она направилась, и не дадут ей улизнуть.

Преодолев три уровня все нарастающих визуальных предупреждений, Мэси отключила радиомаячок скафандра и двинулась по направлению к линии роботов. Ее охватывала все та же нереальная смесь чувств — восхищения, ужаса и решительности, — то же самое она испытывала, когда сбежала из Церкви Божественной Регрессии. Но тогда она целый год планировала свой побег: собрала и спрятала по периметру запасы провизии, одежду на смену, запомнила три различных маршрута до ближайшего шоссе, написала компьютерного червя, который отключил отвечающий за безопасность ИИ. Она украла транквилизаторы в аптеке, чтобы усыпить сторожевых собак, подготовила и отрепетировала каждый шаг своего побега. А сейчас все приходилось придумывать на ходу.

Она уже почти достигла шеренги роботов и теперь направлялась к маленькому бульдозеру, у которого литое сиденье возвышалось над широким ножом. Ей всего–то и нужно было понять, как его запустить, — тогда она сможет с шиком въехать в город.

На виртуальном дисплее замигала иконка, ухудшая обзор: по одному из каналов связи малого радиуса действия шел входящий звонок. Мэси повернулась и ощутила выплеск адреналина: от шлюза по дальней стороне низины, где в пыли отчетливо виднелась дорожка ее следов, медленно, шаркающей походкой, словно старик на льду, двигалась фигура в красном — точь–в–точь как у нее — скафандре. Она нырнула в проход между двумя большими машинами, вернулась по собственным следам и укрылась в абсолютной темноте, которую создавала тень от трехметрового колеса.

Человек — маленькая яркая точка на фоне темной земли — шел точно в ее направлении и приближался. Девушка ощупала сумки и держатели на поясе с инструментами, и тут перед глазами встала картина — тазер, лежащий на полу рядом с рамкой, на которой висели скафандры. Идиотка, Мэси, какая же ты идиотка. Все равно что забыть закрыть шлюз. Иконка продолжала мигать. Что ж, этот сукин сын уже знает, где она находится, так что, ответив на звонок, Мэси хотя бы поймет, с кем имеет дело.

— Вот вы где, — раздался голос Лока Ифрахима, когда она открыла канал связи. — Послушайте, Мэси, я здесь, чтобы помочь вам. Не волнуйтесь и давайте без глупостей. Вдвоем мы сможем все разрулить.

— И как же?

Сейчас Мэси не сомневалась, что Лок Ифрахим и Спеллер Твен с самого начала собирались ее подставить и повесить на нее убийство бедняжки Урсулы. Но девушке удалось нарушить их планы и сбежать, так что теперь им придется убить Мэси. Ведь если она попадет к городским полицейским, то непременно раскроет их заговор. Девушка двинулась к самому крупному роботу–строителю — крану, установленному на трех парах широких гусениц. За время ра боты в СМР она повидала много разной крупногабаритной техники, но это был настоящий монстр. Только платформа в длину достигала пятидесяти метров. А его раздвижная стрела из тонких балок композитного фуллерена, поднятая под углом в тридцать градусов, была в два раза длинней.

— Нам нужно сесть и поговорить, рассказать все без утайки, — начал Лок Ифрахим. — Прежде всего я хочу знать, что произошло между вами и Урсулой.

— Когда я ее обнаружила, она была уже мертва. Уж кому, как не вам, знать.

— Мне известно лишь то, что мистер Твен застал вас рядом с телом. Вы на него напали и сбежали. Выглядит не слишком обнадеживающе. Но я готов выслушать вашу версию событий. Готов посодействовать, помочь вам определиться, что делать дальше.

— Я знаю лишь одно. Урсула оказалась права. Кто–то пытается саботировать строительство биома, — заявила Мэси и прервала связь.

Она подумывала позвонить Лорис, но сколько той потребуется времени, чтобы пригнать сюда помощь? Можно попытаться сбежать, взобраться на уступ и двинуться вглубь территории. Воздуха и заряда батарей хватит больше чем на два дня. Только вот с вывихнутой лодыжкой у нее не получится двигаться достаточно быстро. И если Лок Ифрахим умеет управлять роботами–строителями, то он в два счета нагонит ее. Придется выйти против него один на один прямо здесь и сейчас, решила она.

Мэси покинула спасительную тень крана и побежала. При каждом шаге боль пронзала всю ногу от лодыжки до колена. Она запрыгнула на широкую гусеницу, но приземлилась неудачно, и ей пришлось ухватиться за соединение между траками, чтобы не свалиться. Несколько секунд она лежала неподвижно, борясь с головокружением и восстанавливая дыхание, а затем подползла к краю. Находясь в пяти метрах над землей, она могла видеть, как Лок Ифрахим движется вдоль цепочки строительных роботов, перебегает из одной тени в другую и целится тазером в те места, где могла бы прятаться Мэси. Даже когда он замирал в темных участках, Мэси видела его в инфракрасном спектре: изоляция скафандра и система переработки тепла были несовершенны — дипломат, подобно призраку, светился белой точкой, на восемьдесят градусов горячее окружающего ледяного ландшафта.

Стоит мужчине поднять глаза — и ей конец. Но Лок Ифрахим слишком увлекся тем, что искал ее под рамами, за колесами и гусеницами строительных роботов… Мэси отползла назад и замерла. Прошло минут десять, прежде чем она решилась выглянуть вновь. Сперва она не обнаружила дипломата, но, повернувшись, заметила фигуру, крадущуюся вдоль дальнего конца крана: Лок наклонялся и всматривался в тень под машиной, будто человек, который ищет потерявшегося питомца. Мэси оттолкнулась и ринулась вниз по гусенице крана, затем спрыгнула и, описав длинную параболу в воздухе, врезалась в мужчину, сбив его с ног. Дипломат попытался ретироваться, но она двумя руками схватила его за шлем и ударила о землю, покрытую мелкой зернистой пылью вроде песка. Открыв радиорелейный канал связи, она спросила, хочет ли он жить.

— Убив меня, вы подпишете себе приговор. И смерть ваша не будет приятной, — сказал он. — Убийц они отправляют в вакуум.

— Вакуум грозит вам, если вы не замолчите, — заявила Мэси и прервала связь.

Она устала, нога причиняла адские муки. Меньше всего ей хотелось слушать всю эту чушь.

Ей так и не удалось найти тазер — наверное, дипломат выронил оружие, когда Мэси сшибла его с ног. Однако на поясе у него висели пластиковые наручники, и с их помощью она сцепила его руки за спиной, после чего вывела на экран телефонный справочник города и набрала номер.

Лорис ответила сразу же и первым делом поинтересовалась, всё ли с Мэси в порядке.

— Хотела поблагодарить за тот удар беспилотником по мистеру Твену. Это ведь твоих рук дело, не так ли?

— Не нужно было убегать, Мэси. Я знала, тебя подставили. Я пришла помочь.

— А про то, что Лок Ифрахим отправился за мной, ты знала? Хорошо, что я прыгнула на него. Если честно, то в данный момент я на нем сижу. Вы можете допросить его…

— Нет. У него дипломатическая неприкосновенность. Но мы можем забрать тебя. Где ты находишься?

— Отпустите его, и он точно объявит, что мы с Урсулой готовили диверсию. Включая случай с культурами Skeletonema, ведь этот проект идет под моим руководством. Они будут утверждать, что мы не сошлись во мнениях и я убила Урсулу в пылу ссоры. Держу пари, Твен и Ифрахим повесят на меня и смерть Манни Варго: они сумеют найти убедительные доказательства — скажут, Мании обнаружил, что погрузили не ту культуру.

— Или просто что его смерть навредит проекту, — согласилась Лорис. — Мэси, нам известно далеко не всё. И, вероятно, мы никогда и не узнаем всех деталей. Но мы уверены, что ты невиновна и лишь оказалась втянутой во всю эту кутерьму. Поэтому мы готовы предложить тебе защиту.

И тут Мэси осенило: ее использовали, чтобы избавиться от Спеллера Твена и Лока Ифрахима. Переиграли. Сделали пешкой, которой можно пожертвовать.

— Меня использовали обе стороны, не так ли? — заметила Мэси.

— Мы благодарны за оказанную помощь, — ответила Лорис. — И я хочу, чтобы ты знала: не все так плохо, как кажется.

— Пути обратно в команду мне нет — это ясно как божий день. С западной стороны купола стоит группка строительных роботов. Найдешь меня здесь.

— Уже выдвигаюсь, — отреагировала Лорис. — Не волнуйся, Мэси. Ты сделала правильный выбор.

Мэси заметила лежащий в пыли тазер и отошла от Лока Ифрахима, чтобы поднять оружие. Мужчина перекатился и попытался сесть, но отказался от этой идеи, когда Мэси навела на него тазер. Иконка радиорелейного канала замигала вновь, но Мэси ее проигнорировала. Ей нечего было сказать дипломату.

Спустя несколько минут система навигации скафандра уведомила ее о приближении транспортного средства — яркая точка, взятая в квадратные скобки, плавно двигалась на фоне черного неба. Очень скоро она превратилась в платформу с двигателями малой тяги, которой управлял человек в скафандре. Лок Ифрахим принял сидячее положение. Мэси, не обращая на него внимания, наблюдала за подлетающим транспортом: временами, корректируя курс, включались ракетные двигатели, платформа снижалась, поднимая облака пыли, и наконец приземлилась на паучьи ноги.

Мэси помахала. В памяти всплыли картины далекого прошлого: вот она, затаив дыхание, стоит на темной дороге в Небраске посреди ночи, вот запрыгивает в остановившееся такси, к ней поворачивается водитель — увесистая женщина с коротко стриженными светлыми волосами и рябым лицом. Она спрашивает Мэси, куда та направляется. А Мэси с безрассудной наивностью, которую прощают лишь молодым, отвечает: «Куда угодно, лишь бы подальше отсюда».

Человек на платформе поднял руку и коснулся шлема.

Мэси уже однажды кардинально поменяла свою жизнь. Теперь она собиралась сделать это снова. Девушка включила канал связи малого радиуса действия и сказала Локу Ифрахиму:

— Можете передать мистеру Пейшоту, что я увольняюсь.

Вот и всё — она снова беглец.

 

9

Шри Хон–Оуэн летела на Каллисто со старшим сыном Альдером на небольшом транспортном судне «Луиш Инасьо да Сильва», оборудованном прототипом новейшего термоядерного двигателя. Корабль сумел сократить рекордное время перелета Земля — Юпитер на две трети, что как нельзя лучше демонстрировало технологическое превосходство семьи Пейшоту и в то же время служило отличной рекламой для каллистян. У Шри была очень насыщенная программа: посещение ферм, заводов и лабораторий, встречи с членами Сената Каллисто и влиятельными гражданами Радужного Моста, участие в церемонии, посвященной первой стадии создания озера в биоме, и так далее и тому подобное. А еще она хотела познакомиться со знаменитым гением генетики Авернус. Но перво–наперво Шри предстояло разрулить запутанную ситуацию с неудавшейся попыткой диверсии, убийством Урсулы Фрей и бегством Мэси Миннот. Поэтому в своем плотном графике она выделила время, чтобы поговорить с рядовым дипломатом, который оказался в эпицентре событий.

Лока Ифрахима пригласили в номер Шри Хон–Оуэн на следующий день после ее прибытия. Апартаменты располагались в пентхаусе жилого комплекса в одной из гигантских опор купола. Дипломат пришел точно к назначенному времени. Секретарь Шри Хон–Оуэн досмотрел Лока с ног до головы, а после оставил торчать в фойе. Лок полагал, его вынудили ждать, чтобы поставить на место и заставить понервничать, если ему было о чем волноваться. Только дипломата это не задело. Напротив, у него появилось время еще раз отрепетировать свою историю. А кроме того, Лок мог наблюдать за людьми, что приходили и уходили. Ему это нравилось — пытаться угадать их мотивы, прочесть их мысли, определить, могут ли они оказаться ему полезными.

В этот момент из комнаты Шри Хон–Оуэн вышли двое сотрудников правоохранительных органов, те, которые допрашивали его о смерти Урсулы Фрей. Один из них — высокая суровая женщина с квадратом седых волос на макушке, похожих на снежную шапку в горах, холодно улыбнулась Локу и спросила, будет ли он так же сотрудничать со своим боссом, как с ней.

Лок в ответ расплылся в улыбке:

— Профессор–доктор Хон–Оуэн мне не начальник. Я работаю на бразильское правительство, а не на семью Пейшоту.

— У меня сложилось впечатление, что вы печетесь о себе, а не о правительстве.

— А я никак не могу избавиться от мысли, что ваш город не укрывал бы Мэси Миннот, если бы был хоть немного заинтересован в проекте.

— Нам обоим прекрасно известно, что Мэси Миннот никак не связана с убийством Урсулы, — заявила блюститель порядка с белыми волосами.

— Такой информации у меня нет. Напротив, я свидетельствовал об обратном. Только вы предпочли проигнорировать мои показания.

— Откажитесь от своей дипломатической неприкосновенности — вот тогда я с радостью обсужу с вами эти так называемые доказательства.

В ее горящем взгляде читались досада и злость. Лок согласился на непродолжительную беседу с полицейскими после смерти Урсулы Фрей и бегства Мэси Миннот, но провести официальный допрос им не разрешили и уж тем более не дали протестировать дипломата с помощью МРТ. Все, что им оставалось, — выслушать его заявление, задать парочку вежливых вопросов и отпустить. В Сенате Каллисто ходили кулуарные разговоры о том, чтобы исключить Лока из дипломатического корпуса, но это так ни к чему и не привело, поскольку ничто не связывало его напрямую с убийством мисс Фрей и уж точно никто не горел желанием разжечь дипломатический скандал, который нарушит ход торговых переговоров и открытие биома.

— Оставь его, Ди, — вмешался второй полицейский. — Он просто статист, не более.

— Я с вас глаз не спущу — только попробуйте еще наломать дров, — пригрозила офицер–блондинка и двинулась прочь.

— Откуда же теперь взяться проблемам, когда Мэси Миннот под вашей опекой? — громко произнес Лок, когда служители порядка двинулись в сторону ряда поднимающихся и опускающихся платформ, которые здесь заменяли лифты. Секретарь Шри Хон–Оуэн оторвал взгляд от планшета, который сжимал в руках, и посмотрел на дипломата, но полицейские даже не оглянулись.

Да и черт с ними. В ходе расследования смерти Урсулы Фрей они бубнили какие–то угрозы, но так и не сумели к нему подобраться. Даже этому раззяве и недотепе Спеллеру Твену они ничего не сделали. Конечно же, полицейские изо всех сил постарались запудрить Шри Хон–Оуэн мозги своими подозрениями, но Лок именно этого от них и ждал. У него все было просчитано.

В конце концов дипломата все–таки проводили в номер. Комната производила впечатление, но не сказать, чтобы сильное: помещение напоминало пещеру с искусственной лужайкой, которая незаметно переходила в стены с виртуальными изображениями. На них табуны вымерших и выдуманных животных паслись на равнине, простирающейся до далеких гор. Шри Хон–Оуэн ждала Лока в дальнем углу в тенистой бамбуковой рощице, где среди разбросанных тут и там больших валунов росли папоротники. Изящная, стройная женщина в сшитом на заказ зеленом комбинезоне — специальной версии униформы, в которую облачалась строительная команда. Глаза ее скрывали спексы с серебряными линзами и толстой черной оправой. Ее бритый череп, невероятно бледный, напоминал фарфоровую чашу. Лок Ифрахим в своих удобных шлепанцах направился к женщине, поклонился настолько низко, насколько осмелился, и сказал, что он полностью к ее услугам.

— Присядем, — предложила Шри Хон–Оуэн, и среди изумрудной травы выросли два пригорка с плоскими вершинами.

Шри и Лок расположились друг напротив друга так близко, что колени их почти соприкасались.

— Я ознакомилась с отчетом о смерти мисс Фрей. — продолжила Шри Хон–Оуэн. — А теперь я хочу услышать вашу версию событий: ваши мысли, ваш взгляд на обстоятельства трагедии. В мельчайших подробностях.

Лок слышал, что гений генетики не отличается большим терпением и всегда говорит что думает. И все же ее прямота шокировала дипломата. Похоже, профессор считала Лока своего рода крепостным, напрямую ей подотчетным. Однако Лок проигнорировал то, что она принизила его статус, тем самым нанеся оскорбление, — ведь ему нужно было очаровать ее. И он принялся излагать свою концепцию произошедшего спокойно, бегло и уверенно. Дипломат рассказал: возлюбленная Эммануэля Варго, Урсула Фрей, настаивала на том, что смерть инженера не была несчастным случаем, уверяла, что его убили лица, стремившиеся саботировать проект строительства. Ее обвинения основывались лишь на одном факте — пропаже планшета Эммануэля Варго. Однако, поскольку мисс Фрей являлась членом клана Фонтейн, Эуклидес Пейшоту не мог просто отклонить претензии Урсулы. Поэтому он поручил главе службы безопасности Спеллеру Твену разобраться в сложившейся ситуации так, как тот сочтет нужным. И тогда мистер Твен обратился за помощью в посольство.

— Посол, как и мистер Твен, не хотел рисковать и оказаться втянутым в политические перипетии. В результате он поручил это задание низшему по рангу члену дипломатической миссии, то есть мне, — поведал Лок Ифрахим; на лице его появилась едва заметная скромная улыбка. — Мы с мистером Твеном решили привлечь к сотрудничеству другого члена семьи Фонтейн из строительного отряда — Мэси Миннот. По нашей просьбе мисс Миннот попыталась убедить Урсулу Фрей отказаться от своих поисков, однако та не только не послушалась, но и втянула мисс Миннот в свое расследование, попросив ее добыть копии рабочих журналов. Как вы понимаете, Урсула собиралась отыскать в них доказательства диверсии, но у нее не было доступа к файлам. Мистер Твен закрыл его в качестве меры предосторожности.

— Почему он так поступил?

— На самом деле это ему посоветовал я. Я боялся, что Урсула Фрей может поддаться искушению изменить записи так, чтобы они подтверждали убийство Эммануэля Варго. Дело в том, что она вела себя довольно неразумно и казалась способной на любой шаг.

— Понятно. Значит, доступ был блокирован не потому, что вы боялись, что Урсула докопается до нежелательной правды.

— Отнюдь нет! Мы сами позволили мисс Миннот скопировать данные и передать их Урсуле. По прошествии нескольких дней мисс Фрей заявила, будто обнаружила нечто важное. Она назначила встречу мисс Миннот, но тут вмешались мы и попытались переговорить с Урсулой.

— А мисс Фрей поделилась с вами своими находками? — спросила Шри Хон–Оуэн.

Лок знал, что профессор уже обнаружила информацию, которую Спеллер Твен внес в рабочие журналы, прежде чем Мэси Миннот их скопировала, — тонкие намеки на то, что в заговоре замешаны Кристин Куоррик и Патрик Алан Аллард, зацепки, которые вели к реальной диверсии с культурами микроводорослей. И все же он сумел правдиво заявить, что Урсула Фрей напрочь отказалась сотрудничать.

— После того как мы ее отпустили, должно быть, Урсула направилась на встречу с Мэси Миннот. Однако система наблюдения в биоме отказала. Мисс Фрей убили. Мистер Твен преследовал Мэси Миннот, но ей удалось сбежать.

— Вроде бы она выстрелила в него из его же тазера.

— Да, мэм. После того как кто–то воспользовался беспилотником и сбил мистера Твена с ног.

— Где находились вы, когда все это происходило?

Шри Хон–Оуэн наклонилась и положила ладони на колени. Лок мог видеть собственное двойное отражение в серебряных линзах спексов. Он не сомневался: профессор изучает, насколько расширились его зрачки, велик ли приток крови к капиллярам на его лице — она искала любой намек на то, что он лжет. Однако Лок был уверен в собственных силах: его хорошо тренировали, и никто не в состоянии разоблачить его блеф. Кроме того, составленная им история в целом звучит вполне правдоподобно, разве что он опустил несколько компрометирующих фактов.

— Я находился поблизости и следил за мисс Миннот при помощи дрона, пока не накрылась система.

— То есть, кто убил Урсулу Фрей, вы не видели.

— Я ничего не видел, пока беспилотник снова не вышел на связь. Тогда я продолжил преследовать Мэси Миннот.

К сожалению, она сбила машину тазером, который забрала у мистера Твена. Я лично бросился вдогонку, но ей удалось сбежать.

— Она одолела мистера Твена и взяла верх над вами.

— Прежде чем попасть в команду проекта, она работала в Службе мелиорации и реконструкции. У нее военная подготовка. Мне очень жать, но, в отличие от мистера Твена, я не обучен подобным действиям.

— Мистер Твен заявляет, будто видел, как она выстрелила Урсуле Фрей в голову из строительного пистолета для забивания гвоздей, — сказала Шри Хон–Оуэн.

— Да, именно так он и свидетельствовал, мэм. Полагаю, орудие убийства являлось частью оборудования, приписанного к лаборатории мисс Миннот. Позже его выловили из озера.

(Куда этот идиот Спеллер Твен его бросил.)

— Еще мистер Твен утверждает, что Урсула Фрей убила Эммануэля Варго, — продолжила профессор. — Вы этому верите?

— Не приходится сомневаться, что мисс Фрей последней видела мистера Варго перед тем, как команду погрузили в криосон, — ответил Лок. — После смерти Урсулы мистер Твен обнаружил планшет мистера Варго в покоях мисс Фрей. Он считает, Урсула могла заразить мистера Варго вирусом, вызвавшим после его пробуждения смерть, схожую с рассинхронизацией нейронов. Однако я вынужден признать: мне трудно увязать это с тем фактом, что мисс Фрей столь настойчиво твердила об убийстве, когда все считали, будто произошел несчастный случай. Это несоответствие меня очень беспокоит.

— Имеются ли у мистера Твена конкретные доказательства его предположения? — поинтересовалась Шри ХонОуэн. — Помимо того что был обнаружен планшет мистера Варго, который, кстати, с легкостью могли подбросить.

— Мистер Твен уверен, что мисс Фрей и мисс Миннот сотрудничали и пытались организовать диверсию, но позже между ними произошла ссора. К несчатью, мисс Миннот покинула Радужный Мост на следующий день после того, как дезертировала, — сообщил Лок. — Она направилась в Восточный Эдем, что на Ганимеде, на борту межорбитального транспортного корабля под названием «Долгий путь». Судно принадлежит человеку по имени Галилео By, двоюродному деду Лорис Шер Янагиты, которая работала ассистентом у мисс Миннот, а еще является дочерью одного из членов Сената Каллисто.

Лок наслаждался тем, как ему удалось все провернуть. После бегства Мэси Миннот дипломат быстро сообразил, что делать, и тем самым спас их план. Он не сомневался, что ему удастся свалить смерть Эммануэля Варго и Урсулы Фрей на нового козла отпущения. Ему только и нужно было посеять зерна сомнения в голове Эуклидеса Пейшоту и этого так называемого гения генетики, а потом его друзья позаботились бы об остальном.

— Значит, у мисс Миннот хорошие защитники. — заключила Шри Хон–Оуэн.

— Да, это так. Мы попросили у них дозволения переговорить с ней сразу после ее исчезновения, но нам отказали. Мы попытались вновь, после того как девушку перевезли в Восточный Эдем, и снова не получили разрешения. Не имея доступа к мисс Миннот, мы не могли продолжать расследование.

— А что же клан Фонтейн?

— Им придется потратить круглую сумму, чтобы добраться так далеко. Однако мисс Миннот подозревают в убийстве члена семьи тридцать второй степени родства. Так что не исключено, они предпримут попытку.

— Но ведь они отреклись от Урсулы Фрей.

Лок улыбнулся.

— Что ж, пожалуй да. Вся история доставила им много неудобств. Даже если мисс Миннот выполняла приказы Фонтейнов, вряд ли они встретят ее с распростертыми объятьями.

Шри Хон–Оуэн какое–то время изучала дипломата, а потом сказала:

— Позвольте, я вам кое–что покажу.

Он последовал за ней мимо бамбуковых зарослей и валунов к стеклянному пузырю, свисающему, словно дождевая капля, с большой опоры. Шри спокойно вошла в шар и двинулась вглубь его, но Лок замер в дверях: пол, как и изогнутые стены, был абсолютно прозрачным. Далеко внизу озерные воды лизали каменистый берег.

— Здесь мы сможем поговорить, ничего не опасаясь, — пояснила Шри Хон–Оуэн.

Создавалось впечатление, будто она парит в воздухе.

— Мои люди обнаружили несколько жучков в номере. Но нет гарантий, что они уничтожили их все. А вот здесь абсолютно стерильно. Стекло тонированное, а небольшой мотор создает в нем вибрации, поэтому никто не может нас подслушать. Заходите и закройте дверь.

Лок сделал, что велели, и ступил на стеклянный пол. Несомненно, профессору было что–то от него нужно — информация, услуга. Дав ей это сейчас, он сможет в дальнейшем манипулировать женщиной.

— У меня состоялась интереснейшая беседа со служителями закона, которые расследуют убийство мисс Фрей, — начала Шри Хон–Оуэн.

— Я видел, как они выходили из вашего номера, — промолвил Лок. Ему не хотелось на данном этапе настраивать гения генетики против себя, только не сейчас, когда она почти готова ему довериться. Поэтому он не стал говорить, что эту встречу с полицейскими специально подстроили, дабы выбить его из колеи, — плохо сработанный план, который он мгновенно раскусил.

— Они сообщили мне, что мисс Фрей умерла от того, что гвоздь попал в продолговатый мозг, — продолжила Шри Хон–Оуэн. — Смерть наступила мгновенно. Человеку, который произвел выстрел, либо очень повезло, либо он точно знал, что делает. Кроме того, характер раны указывает на то, что стреляли под углом сверху вниз, а наличие синяков на шее и руках мисс Фрей говорит о том, что кто–то держал ее сзади за запястья. Это противоречит показаниям мистера Твена, который заявляет, будто видел, как мисс Миннот и мисс Фрей боролись. Хотя мисс Фрей застрелили с близкого расстояния, полицейские не обнаружили следов кро–ви, мозга или костной ткани на одежде, оставленной мисс Миннот в шлюзе, когда она сбежала из биома. На пальцах мисс Миннот была кровь, это так, но она сказала офицерам, что проверяла пульс мисс Фрей. Тогда возникает вопрос, почему на орудии убийства нет ни отпечатков пальцев, ни следов ДНК. Мэси Миннот могла надеть перчатки, но их не нашли. Явно на ее руках ничего не было, когда она касалась тела, — иначе откуда бы взялась кровь? В общем, мистер Ифрахим, сотрудники правоохранительных органов не считают, что мисс Миннот убила мисс Фрей. И они также не верят показаниям мистера Твена. Спрошу напрямую: вы полагаете, что это дело рук мисс Миннот?

Вот оно. Лок придал лицу несколько озадаченное и обеспокоенное выражение, а затем приступил:

— Я изложил вам официальную версию. Но теперь… мы ведь можем говорить откровенно? Нет. Что вы, я вовсе не думаю, будто мисс Миннот повинна в смерти мисс Фрей.

— Тогда кто?

— Полагаю, ответ известен нам обоим, мэм.

— Мистер Твен убил Урсулу. Он ликвидировал бы и Мэси Миннот, но ей удалось бежать.

— Думаю, он собирался заявить, что мисс Миннот погибла в процессе задержания. Орудие убийства взято из инструментов ее лаборатории, вирус, отключивший систему наблюдения, запущен с ее планшета. Признаюсь, я бы ему поверил.

— Эммануэля Варго убил тоже он?

— Пожалуй, я не исключу такой возможности, — произнес Лок, словно эта мысль только что его посетила.

— Вы тоже находитесь под подозрением, я права?

— Если я в чем–то и виноват, так это в том, что повел себя наивно. Я с легкостью доверился мистеру Твену, и мне невероятно стыдно, ведь я оказался частью его махинаций. Тем более что теперь у него развязаны руки и он может продолжить.

— Что вы имеете в виду?

Лок чувствовал удовлетворение. Она попалась на его крючок. Он знал, что поймал ее.

— После того как обнаружили изменения в культуре диатомовых водорослей, команда принялась проверять все остальные привезенные образцы. Но никаких следов диверсии найти не удалось. Дальние совместно с нашими людьми вырастили свежие культуры диатомовых водорослей, и потому создание биома продолжится по графику. Нетрудно, однако, вообразить, что мистер Твен может планировать следующий шаг, начать действовать напрямую — например, убить кого–то.

— И кто же окажется его целью?

— Сожалею, но, вполне возможно, мишенью можете стать вы, мэм. Вы или Авернус.

— Если она вообще сюда приедет, чего мы пока не знаем. Вы поведали о своих подозрениях послу или Эуклидесу Пейшоту?

— Нет, что вы, упаси бог. У меня нет улик. Посол четко дал понять: он считает дело закрытым. Что же до господина Пейшоту… Со всем уважением, но он несколько… оторван от процесса.

Шри Хон–Оуэн кивнула:

— Что правда, то правда. Мистер Пейшоту получил свою должность, потому что его дядя гораздо лучшего о нем мнения, чем тот заслуживает.

Такая неосторожность профессора в высказываниях свидетельствовала о том, что Локу удалось заполучить ее доверие.

— Если я могу что–то для вас сделать, что угодно, вам стоит только попросить.

— А как же ваша клятва верности правительству?

— Правительство существует, чтобы служить кланам, мэм.

— Сколько вам лет, мистер Ифрахим?

— Двадцать пять.

— Двадцать пять. Кажется, вы родились в трущобах Каракаса. Уж очень быстро вы карабкаетесь по карьерной лестнице. Должно быть, вы очень амбициозны.

— Я хочу оказаться полезным. Чем могу.

— А вы очень интересное создание, мистер Ифрахим. — Женщина повернулась и посмотрела сквозь стеклянную стену пузыря. — Идите сюда, встаньте рядом, — добавила она.

Лок засеменил по прозрачному полу. Пальцы в шлепанцах свело судорогой, живот скрутило, внутри заворочалось чувство тревоги.

Шри Хон–Оуэн едва отражалась в стеклянном изгибе стены. Она глядела вдаль — на озеро, на разбросанные зеленые островки, возведенные между наклонными панельными стенами тента.

— Великолепно, не правда ли? — сказала профессор. — Не верится, что двадцать тысяч человек, ютящиеся на ледяной луне вдали от Солнца, способны создать что–либо столь масштабное. И все же вот оно — отстроено, укрыто герметичным куполом, с готовым ландшафтом. Меньше чем за год. Знаете ли вы, как им это удалось?

— У них много роботов…

— Знания, — перебила его Шри Хон–Оуэн. — Многое из того, что было утеряно на Земле после Переворота, они сохранили. И преумножали с тех самых пор. В то время как мы большую часть ресурсов потратили на восстановление и мелиорацию. Что, несомненно, дело хорошее. Необходимое. Благородное. Но я всё думаю, чего бы мы сумели добиться, имей мы контроль над технологиями и научными знаниями, которые дальние сберегли и развили. Вот почему клан Пейшоту согласился на предложение Авернус, отправил строительную команду возводить биом. Уже в течение многих лет они пытаются добиться мира между Землей и Внешней системой. И биом — главный этап в этой кампании. Знак доверия. Начало долгого и успешного торгового партнерства с дальними. Как и вы. мистер Ифрахим, я лишь сотрудник. Я работаю на правительство. На семью Пейшоту. Но уверена, вы понимаете: потенциальная прибыль от данного предприятия столь велика, что даже скромные рабочие вроде меня надеются получить свою маленькую долю. Однако это реально до тех пор, пока мы ставим интересы семьи выше личных. До тех пор, пока мы преданы ей до конца.

Лок разыграл обиду:

— А я-то надеялся, что мой откровенный рассказ об этом злосчастном происшествии докажет вам, что я хочу помочь.

— То, что мистер Твен убил Урсулу Фрей, очевидно. Если вы действительно хотите оказаться полезным, придется сделать больше.

Нет, ну правда, он готов был расцеловать Шри Хон–Оуэн. Мало того что она купилась на его историю, так еще и поверила, будто он рыскал в поисках интересных новостей в надежде на ответные услуги.

— Мистер Твен уже нанес ущерб вашему проекту, — промолвил он. — И он, бесспорно, связан с людьми, которые хотят еще больше усугубить положение. Позвольте мне добыть всю имеющуюся информацию. Тогда я, возможно, смогу вам помочь, и мы отыщем способ ликвидировать угрозу в его лице.

 

10

Позже Шри Хон–Оуэн спросила сына:

— Могу я ему доверять?

— Только если ваши интересы совпадают. Если нет… Смотри, Спеллера Твена он сдал с потрохами, только бы спасти собственную шкуру. И кто гарантирует, что нам он поведал всю правду?

Мать и сын восседали среди подушек в стеклянном пузыре. На биом опустилась ночь. Эльфийское лицо Альдера освещало неяркое мерцание планшета, лежащего у него на коленях. Юноша смотрел запись беседы с Локом Ифрахимом. Когда Шри наблюдала за тем, как Альдер изучает выражение лица дипломата, расширение его зрачков, сердце женщины переполняли нежность и неконтролируемая материнская любовь. Она лично запрограммировала геном сына — от строения скул и классических пропорций частей тела до излучаемого им тепла и сладковато–медового аромата феромонов, тем самым сделав его невероятно привлекательным. При этом и сама Шри не могла противостоять чарам Альдера. Ее прелестный золотой мальчик. Как же она рада, что взяла его с собой. Совсем скоро ему исполнится шестнадцать — пора бы узнать, как вершатся по–настоящему важные дела, и лучшей возможности, чем эта, не найти — первая ступенька сделки исторического масштаба. Кроме того, Альдер будет очень полезен: его шарм и харизма — неоценимое подспорье на светских мероприятиях.

— Судя по всему, он говорит правду, — заключил Альдер. — Но Лок — дипломат, а их обучают, как пройти проверку на детекторе лжи.

— Нет необходимости гадать, какая часть из сказанного правда, а какая — самовосхваление. Лучше подумать о том, какая информация навредит нам больше всего в том случае, если мы ею воспользуемся, а она окажется ложной.

Альдер задумался над словами матери, и на переносице его залегла морщинка.

— Так вот почему ты отказалась от его предложения и не отправила следить за Спеллером Твеном. Так ты бы оказалась у Лока в долгу. Он бы имел над тобой власть.

— А еще он получил бы от этого гораздо больше выгоды.

— Потому что он тоже причастен, — закончил за нее Альдер. — Он работал в тандеме с мистером Твеном. Теперь, когда их план обвинить Мэси Миннот в убийстве Урсулы Фрей не сработал, Лок хочет заставить Спеллера Твена замолчать, пока тот не успел его выдать.

— И кому же мистер Твен его выдаст?

— Правоохранительным органам?

— У Лока дипломатическая неприкосновенность. Максимум они могут потребовать, чтобы его выслали из города.

— Ну тогда, думаю, Эуклидесу Пейшоту. Или послу. У мистера Ифрахима будут большие неприятности, если те всё узнают.

— Посол не в счет: Лок Ифрахим работает на кого–то куда более могущественного, — сказала Шри.

— Ты сейчас о генерале? — уточнил Альдер.

— О нем или ком–нибудь из его многочисленных друзей и союзников. Что же до Эуклидеса, его поставил во главе проекта его знаменитый дядя только потому, что дела подобного масштаба должны оставаться под управлением одного из членов клана. Эуклидес не мог отказаться от такого предложения, но всегда давал понять, что на самом деле не предан проекту. Но даже с учетом этого его бездействие после убийства Урсулы Фрей — едва ли следствие обыкновенного безразличия. Он определенно перешел на другую сторону. Я всегда это подозревала, а теперь знаю наверняка.

Накануне, сразу по прибытии на Каллисто, Шри встретилась с Эуклидесом Пейшоту, но на все ее вопросы о смерти Эммануэля Варго и Урсулы Фрей и о бегстве Мэси Миннот мужчина лишь пожал плечами и заявил, что проект избавился от двух фонтейновских выродков, была остановлена попытка саботажа, будут выращены чистые диатомовые культуры, так что, на его взгляд, все сработало очень неплохо.

— Весомых доказательств того, что Эуклидес перебежчик, нет. Кроме того, даже если он не лучший кандидат на должность, Оскар доверился ему, — заметил Альдер.

— А Оскар никогда не ошибается.

— Во всяком случае — не в таких вопросах.

Шри и Альдер долго обсуждали, как переменились отношения и взгляды ключевых игроков клана Пейшоту, как те все больше отдаляются друг от друга. Как и его мать, Альдер считал, что мир с дальними — более выигрышный вариант, чем война. Но он также верил, что экопроповедник клана еще достаточно влиятелен и могуществен, хотя Шри полагала, что это мнение скорее эмоциональное, чем рациональное.

— Может, Оскар поступил правильно, доверившись Эуклидесу и поставив его во главе проекта, — сказала она. — Но с тех пор многое изменилось. После смерти Максимилиана.

— Но ты не передумала.

— Ты же знаешь, что нет.

Шри по привычке захотелось добавить «пока нет», но она не желала начинать спор о том, кому она все–таки предана — Оскару Финнегану Рамосу или работе над проектом «Оксбоу». Только не сейчас, когда ей требовалось сосредоточиться на более насущных проблемах. Да и потом она поддерживала строительство биома и все, что с этим строительством связано, жаждала его успеха. И дело вовсе не в том, что ей нелегко будет предать Оскара Финнегана Рамоса — она столько вложила в эту потрясающую программу. Кроме того, успех несомненно даст толчок их сотрудничеству с Авернус.

— У нас с Эуклидесом совершенно разные взгляды. Очевидно, он считает, что в его интересах сменить сторону и присоединиться к провоенной партии. Только этим объясняется его наплевательское отношение к проекту, — сказала Шри.

— А может, он тебе просто не нравится, — перечил Альдер, который все еще злился из–за ее намеков на то. что Оскар ошибается.

— Что в нем может нравиться? Тщеславный, высокомерный, не слишком–то умный, ко всему прочему. Как и все отпрыски, он имеет привилегированное положение, только выполнять обязательства, с ним связанные, не торопится. Они свой статус получили по наследству, Альдер, а мы всего добились сами. Вот почему мы лучше, пусть им и принадлежит большая часть мира. По той же причине мы выживем. Что бы ни произошло, мы останемся в живых.

Ненадолго повисла тишина, а затем Альдер произнес:

— Что бы ни произошло.

— Вот и отлично. Теперь, как мы поступим с Локом Ифрахимом и его намеками на то, что Спеллер Твен планирует меня убить?

— Напрямую выступить против Спеллера Твена мы не можем: он все еще работает на Эуклидеса Пейшоту. На помощь последнего рассчитывать также не приходится. Так что, видимо, придется притвориться, что мы доверяем дипломату.

Шри заключила в объятья своего смышленого мальчика и поцеловала в лоб.

— До тех пор пока Лок считает, будто мы ему верим, он в наших руках.

— Но за нами может прийти не Спеллер Твен, а, к примеру, Лок Ифрахим. Что, если он работает на генерала…

— Нет, — возразила Шри. — Я нужна генералу. Иначе зачем он предупредил меня на похоронах, да еще в столь резкой форме. Если мистер Ифрахим не солгал — и я действительно оказалась мишенью заговора, за этим стоит не Арвам.

— И тем не менее лучше в будущем держаться от мистера Ифрахима подальше.

— Убийца, если он вообще существует, пока ничего не станет предпринимать. Все произойдет в общественном месте — там, где это произведет особый эффект.

— Церемония открытия.

— Именно. А пока мы будем вести себя так, словно ничего не случилось. Выведи на экран свои файлы. Можешь проинструктировать, с кем я встречаюсь завтра.

 

11

Шри уже вытерпела нудную церемонию приветствия: плоские, банальные, совершенно не вдохновляющие речи, утомительный раунд знакомств, скучные беседы с неинтересными сановниками. Но худшее ждало впереди. На следующий день после встречи с Локом Ифрахимом экскурсии и встречи пошли сплошной чередой.

Собрания, на которых переговорщики от клана Пейшоту обрисовывали преимущества торговых отношений и детали возможных сделок, отнимали у нее драгоценные часы, но они хотя бы развлекали, пусть и в простоватой манере цирка. В отличие от заседаний госкомитетов и проводимых кланами конференций в Бразилиа, здесь презентации и дискуссии посещали не только сенаторы города и близлежащих поселений — захаживали и обычные граждане из любопытства. Похоже, особых правил или протокола ведения дебатов не существовало. Высказаться мог любой по любому поводу и в любой момент. Статус не играл никакой роли. Выиграть спор можно было как при помощи логики, так и просто отказавшись уступить другому. Масса времени тратилась на то, чтобы отстоять особые интересы или же выразить старые обиды, которые не имели никакого отношения к обсуждаемой теме. Однажды какой–то старый идиот, представлявший делегацию русских на отдаленных территориях Каллисто, два часа разглагольствовал, пытаясь втиснуть в обсуждаемый до кумент выгодные его клану условия. Но стоило ему сдаться, как другой, явно посторонний человек принялся зачитывать список бессмысленных вопросов. На это ушло оставшееся время, и в итоге собрание закончилось полным хаосом.

Шри постоянно ходила в спексах и снимала все подряд. На этих встречах важные вопросы не решались, поэтому ничего страшного, если Арвам Пейшоту ознакомится с ними — интересам мирной фракции это не повредит. Непробиваемые переговорщики клана будут выторговывать выгодные условия сделок позже, в ходе приватных бесед. Из того, что Шри успела увидеть, становилось ясно: земляне вполне способны обвести незадачливых дальних вокруг пальца и заключить выигрышные для себя сделки. Хотя жители Внешней системы в любом случае не скрывали своего интереса к новому термоядерному двигателю. Пока все шло к тому, что долгосрочный план Оскара Финнегана Рамоса, призванный обеспечить финансирование прикладных наук, осуществится, хотя некоторые члены семьи считали его пустой тратой ресурсов и яростно выступали против.

Шри записывала на видео и бесконечные экскурсии. Каллистяне чрезмерно гордились Радужным Мостом: они готовы были показать своим почетным гостям все его закоулки. Конечно же, для землян организовали тур по биому, по фермам, расположившимся в туннелях, по подземным садам, которые перерабатывали городские отходы, по типичным маленьким фабрикам, по образцовым квартирам, по крохотным паркам и по лесу–кладбищу…

Дипломатия никогда не давалась Шри, но сейчас приходилось притворяться, будто все, что показывают, вызывает у нее подлинный интерес, а еще выносить бестактные вопросы рядовых граждан, считавших, что они имеют право знать всё обо всех. Не спасло ситуацию и то, что представители принимающей стороны в большинстве случаев были лишь несколькими годами старше Альдера и оказались живыми, искренними, невероятно оптимистичными и преисполненными энтузиазма людьми. Шри считала их чересчур наивными идеалистами и была невысокого мнения о генетических вмешательствах, изменявших внешность, которыми сами дальние жутко гордились. Она спокойно относилась к модификациям для приспособления к низкой гравитации: изменениям в механизме абсорбции кальция костями, точно откалиброванном чувстве равновесия и проприорецепции, двухкамерным микросердцам в бедренной и подключичной артериях, предотвращающим скопление крови, и прочему подобному. А уж татуировки, шипы и чешуя, как и множество других глупых фантазий, казались и вовсе бесполезными, разве что демонстрировали пустое тщеславие их обладателей, радостно считающих себя вершиной человеческой эволюции, а свой город — Утопией. Холодное безразличие Шри к их нескладной пропаганде все больше смущало и озадачивало дальних.

Единственной экскурсией, которая по–настоящему интересовала Шри, была последняя в этой бесконечной череде поездка на ферму вакуумных организмов, что расположилась на равнине, в кратере к северу от Радужного Моста. Шри, Альдер и представители принимающей стороны отправились на роллигоне — почти прозрачной, похожей на аквариум кабине на шести больших колесах. Машина не спеша двигалась по широкой дороге, которая пролегала среди невысоких кряжей, возникших в результате сейсмической активности после древних столкновений с метеоритами. Стояла ночь. Диск Юпитера доминировал на черном небе. Повсюду небрежной расточительной рукой были разбросаны звезды — тысячи твердых немигающих точек всех цветов радуги.

Ферму построили в неглубоком кратере десяти километров в диаметре в центре равнины. Сквозь щель между пологими краями кратера открывался вид на лоскутное одеяло полей вакуумных организмов. На востоке и западе произрастали монокультуры, которые синтезировали пластик и постепенно накапливали углерод, водород, кислород и азот: если погибнут традиционные культуры в туннелях, этих запасов хватит, чтобы прокормить население города в течение нескольких месяцев. Тысячи гектаров вакуумных организмов собирали чистый графит, образовывавший пленку на их поверхности. Затем этот минерал люди использовали в производстве алмазов и фуллерена. Однако представшие их взору поля служили лишь рассадниками организмов, которые в дальнейшем переместят на богатые металлом земли, распространенные на поверхности Каллисто. Некоторые образцы были хемотрофами и получали энергию в процессе окисления серы и двухвалентного железа; другие использовали солнечный свет и электрохимическую энергию, вырабатываемую из–за перепадов температур в коре — их корни проникали на сотни метров вглубь, создавая плотную ветвистую паутину в толще льда, извлекали металлы и превращали их в наросты, которые позже собирали люди. На Каллисто и других спутниках Юпитера металлов не хватало: как правило, они появлялись от столкновений с метеоритами. Болиды и отколовшиеся остатки крупных метеоритов люди выкапывали, однако в результате множества мелких столкновений в толще льда оказались залежи металлов, которые только вакуумные организмы и могли эффективно извлечь.

Вакуумные организмы представляли собой пограничное явление между машинами и живыми существами — улей, самоорганизующийся рой различного рода микроскопических роботов, которые вели себя подобно клеткам живых организмов: они редуплицировали, меняли форму и метаболические механизмы согласно простым правилам, запрограммированным в гигантских самовоспроизводящихся молекулах, аналогичных ДНК. Организмы росли и размножались при температурах вплоть до минус двухсот двадцати градусов Цельсия и формировали структуры, которые гармонично дополняли суровый лунный пейзаж. Самые распространенные морфологические типы повторяли строение лишайников, от морщинистых или остроконечных наростов до клубков волокон. Из твердого льда поднимались длинные ряды оригинальных изящных фигур, лопастей, плоских плавников. Они всегда высаживались с ориентацией с севера на юг, чтобы увеличить количество света, которое могли собрать организмы. А поскольку уровень освещения рядом с Юпитером невысок — всего четыре процента от среднего количества солнечного света, достигающего поверхности Земли, — все виды вакуумных организмов были насыщенного черного цвета, чтобы поглощать свет. Поездка в роллигоне по насыпной дороге среди полей, покрытых рыжевато–коричневой пылью, казалась путешествием вдоль гигантской страницы древнего манускрипта, написанного иероглифами давно забытого языка.

Альдер пришел в восторг и от роботов, вышагивающих вдоль рядов вакуумных организмов, и от того факта, что большинство рабочих на ферме были осужденными, отбывающими исправительный срок. Его и Шри отвели в лабораторию, где Авернус работала в период становления Внешней системы, когда создание вакуумных организмов, улучшенных культур и новых съедобных растений в дополнение к выращиваемым традиционным являлось средством выживания. Альдер задавал всевозможные вопросы и беззастенчиво пользовался своим умением очаровывать людей, притворяясь невинным, преисполненным энтузиазма ребенком.

Лаборатории располагались в помещениях с низкими потолками. Внутренние стены были сделаны из красно–коричневого кирпича, производимого из спрессованной пыли. Скрепляющий их цемент почернел от времени. Большая часть комнат пустовала, так как рабочих–заключенных держали в новом здании к югу отсюда, да и в лабораториях не горел свет, а оборудование выглядело устаревшим — им явно редко пользовались. Несмотря на то что в общих комнатах, где Шри, Альдер и их хозяева обедали, постелили чистые скатерти, на столах сверкали хрустальная посуда и фарфор, в вазах благоухали свежие цветы, создавалось впечатление, что здание заброшено и покинуто. Похоже, сейчас исследования здесь практически не проводятся.

В свое время Шри заявила о себе, разработав искусственную систему фотосинтеза, которая была почти на пять процентов эффективнее любой когда–либо созданной Авернус. Теперь профессор рассказывала своим хозяевам о вакуумных организмах, растущих вокруг лунного города Адьена.

— Вы могли бы высаживать их здесь, если бы сделали освещение. Или использовать вакуумные организмы, живу–щие на электрохимической энергии, в качестве исходного штамма. С их помощью я вывела много модификаций. Основную и запасную систему подачи электроэнергии можно подключить напрямую к полю и смотреть, как они растут. Мне бы пришлось изменить ген и адаптировать их к более низким температурам на поверхности, но это несложно. Полагаю, мне бы удалось увеличить продуктивность где–то на два порядка.

Кто–то из ученых, работавших в лаборатории, ответил, что идея несомненно интересная, но им вовсе не требуется повышать производительность. Демографическая ситуация в Радужном Мосту стабильна, а имеющиеся фермы и без того производят больше, чем требуется.

Когда Шри поинтересовалась, что произойдет, если население начнет внезапно расти, ну, например, если приток иммигрантов увеличится, окружающие перестали смотреть ей прямо в глаза, а если и осмеливались, то взгляды их ничего не выражали.

— Не думаю, что вам стоит исключать подобную возможность, — продолжала Шри. — Здесь предостаточно свободных территорий. А на Земле люди ютятся в городах и с радостью ухватятся за шанс обрести новый дом.

Очень вежливо ее хозяева выразили сомнения по поводу желания землян переселиться на Каллисто и добавили, что экономически это неосуществимо. Шри возразила, что в ходе процесса восстановления зеленого покрова планеты большинство жителей Земли свезли в города и, несмотря на всеохватывающие программы, направленные на снижение рождаемости, население земного шара продолжало расти, так как люди стали жить дольше. Рано или поздно эмиграция должна начаться, причем не только на Луну, которая в любом случае не сможет принять много людей из–за нехватки воды. Новый термоядерный двигатель значительно упрощал путешествия во Внешнюю систему. Кроме того, на данном этапе погрузить человека в гибернацию и отправить на обычном грузовом корабле стоило не таких больших денег.

Шри пыталась добиться от дальних реакции, но это было все равно что тыкать палкой морские анемоны: пара толчков — и они закрывались. Только Дэвон Пайк, старый гений генетики, занимающий почетное положение в лаборатории, ответил ей.

Тощий, как шпала, но при этом невероятно энергичный, с копной седых волос, Дэвон принадлежал к первому поколению дальних. Они работали с Авернус в этих лабораториях более восьмидесяти лет назад. Из того, что Шри читала о Пайке, готовясь к поездке, она знала, что он обладает скромным талантом встраивать возможности одних видов в ДНК других, но воображения ему не хватает. Его можно назвать хорошим ремесленником, но никак не творцом.

— Дело в том, мэм, что Радужный Мост — старейшее и крупнейшее поселение во Внешней системе, — сказал Дэвон. — Его основали более ста лет назад, при этом, несмотря на продлевающую жизнь терапию, нас по–прежнему чуть меньше двадцати тысяч человек. Мы живем по средствам. И нам совсем не хочется повторять ошибки землян. Сейчас восстановление после перенаселения и Переворота на Земле — почти религия. И все же вы считаете, будто нам удастся пережить то, что едва не погубило землян. Право же, странно.

— Нравится вам это или нет, но новый термоядерный двигатель все изменит, — настаивала Шри. — Он сократит расстояние между системами Юпитера и Сатурна и позволит вам исследовать и использовать новые территории. А еще он примирит и объединит Внешнюю систему с Землей.

— Вероятно, тогда нам лучше обойтись без него, — заявил Дэвон Пайк.

— Но он уже существует, дедушка, — сказал кто–то из молодого поколения дальних. — Мы не можем этого изменить.

— Можно будет легко долететь до Нептуна и Урана, — вмешался другой. — А еще до пояса Койпера.

— Нам не нужны новые территории, — заявил старик и повернулся спиной к Шри. — Вы забрали у нас Луну. И Марс. Хотя после того, как вы поубивали всех марсиан, вы ничего не делали на этой планете. Теперь же вы собираетесь приехать сюда и привезти новые беды.

— На Марс напала Демократическая Республика Китай. Такой страны больше не существует, — сказала Шри. — Это уже древняя история. Времена изменились. На Земле мы ежедневно осознаем это, стараясь ликвидировать последствия экологических преступлений наших прапрапрадедов. Право, если быть откровенной, меня удивляет, что здесь есть люди, готовые поддерживать статус–кво лишь потому, что им так удобно. Вы против космической экспансии. Полагаю, проект биома вы тоже не поддерживаете.

— Биом — ошибка, — упорствовал пожилой мужчина. — Я очень уважаю Авернус и не сомневаюсь в ее щедрости. Но нам не нужны напоминания о том, что мы оставили в прошлом. Мы начали жить заново.

— Заново? Когда лаборатории последний раз разработали новый вид вакуумных организмов? Не просто модификацию или незначительные изменения уже существующих типов, а что–то абсолютно новое?

— Пожалуй, об этом вам нужно спросить директора…

— Незачем, — возразила Шри. — Ваши исследовательские программы по меньшей мере банальны. Любительские проекты. Долгое время, пока вы сидели в своих архивах и генных лабораториях, у вас было преимущество перед нами, но мы догоняем. У нас есть энергия, присутствие духа и видение, которого вам недостает.

Дэвон Пайк буркнул что–то в ответ, но Шри не обратила на его слова внимания. Внутри у нее все пело. Ее слова не были пропагандой. На такие вещи у нее просто не оставалось времени. Она верила в сказанное всем сердцем. За соседним столом Альдер, неотразимый в красном облегающем костюме, болтал с группкой молодых ученых. Шри с любовью подумала о том, какой прекрасный тандем у них получился. Хозяева, конечно же, из вежливости притворились, будто ее прямолинейность и резкость их забавляют, и попытались направить разговор в нужное русло, подальше от спорных вопросов, но Шри прервала их беспечную болтовню.

— Однажды вы многого достигли, я признаю это. Вы не просто выжили — вы создали новый способ жить. Вы продолжали научные исследования. Но сейчас вы растеряли передовой дух, который позволил вам совершить все те чудеса. Общество, как и люди, когда стареет, начинает бояться перемен. Такова человеческая природа. Молодежь жаждет приключений, пока старики сидят дома и предаются воспоминаниям. Однако пришло время отпустить прошлое. Время смотреть в будущее. Разве у вас не демократия? Все равны. Каждый имеет право высказаться. Каждый может поставить предложение на голосование. Но уже довольно долго, мистер Пайк, ваше поколение обладает непропорционально большим количеством голосов. Не верите мне — спросите своих правнуков.

— Им не стоит забывать, что земляне сделали нам, — упрямо продолжал Дэвон Пайк. — То, что произошло на Луне и Марсе. Почему мы прилетели сюда.

Шри огляделась — кроме пожилого гения генетики, все как один — даже молодые дальние — отводили глаза.

— Возможно, Авернус смотрит на будущее рациональнее, — сказала профессор. — Я с нетерпением жду встречи с ней.

Шри не сомневалась, у них с Авернус найдется множество тем для разговора. Ее уверенность была непоколебима. Да, она пока что не стала самым влиятельным и самым опытным гением генетики, но она несомненно лучшая. Вполне закономерно, что Авернус захочет пообщаться с человеком, равным себе.

После того как решение о строительстве биома окончательно приняли, Шри сделала всё, что в ее силах, чтобы связаться с Авернус. Профессор Хон–Оуэн даже отправила на постоянный адрес Авернус в Париже на Дионе копию своего исследования в переплете из кожи, искусственно выращенной в чане для ферментации, — того самого исследования, благодаря которому Шри сделала себе имя. Но до сих пор профессор не получила ответа, никакого намека на то, что Авернус хочет с ней поговорить. Уже восемь дней она находилась на Каллисто, но пока так и не знала, посетит ли Авернус церемонию открытия. Стоило ей поинтересоваться об этом у хозяев, как они принимались отвечать уклончиво, чем сводили Шри с ума. Скорее всего, они и сами не ведали о планах Авернус, но из вежливости не признавались. Альдер тоже не слишком преуспел. Связи Шри в клане Пейшоту и Бразильском правительстве на Земле не дали информации о планах или местонахождении Авернус. Даже ее покровитель, Оскар Финнеган Рамос, потерпел фиаско.

— Она всегда вела себя очень скромно и не любила показываться на людях, — пояснил наставник Шри в последнем сообщении. — Наверное, тебе известно, что я виделся с ней лишь однажды. Лет сто назад. Да, как раз перед Переворотом. На конференции по моделям метаболических путей в первых вакуумных организмах. Конечно, в то время она была ведущим специалистом в этой области. Авернус на много лет опережала нас. Ее пригласили выступить с докладом на пленарном заседании, и до самого последнего момента никто понятия не имел, приедет ли она. В противном случае я бы занял ее место. Но потом всего за несколько часов до начала Авернус внезапно появилась на одной из открытых дискуссий — сидела в задних рядах. Представляешь себе, какая поднялась суматоха. Ее окружила толпа. Что же до самого выступления, то минимум три человека смогли почерпнуть из него идеи и сделать на них карьеру. А после она исчезла. Так что не волнуйся, дорогая. Она прилетит. Или не прилетит. Ты не узнаешь об этом до самой церемонии.

Профессор не могла рассказать Оскару, что есть вероятность покушения на Авернус со стороны кого–то вроде Спеллера Твена или Лока Ифрахима. И даже на саму Шри. Закрытый канал радиосвязи был ненадежен — женщина не сомневалась: он прослушивался не только дальними, но, вероятно, и Эуклидесом Пейшоту. Не говоря уже о генерале Арваме Пейшоту. Ее окружали враги. Доверять она могла лишь Альдеру и своему секретарю Ямилю Чо.

Сразу после поездки на ферму вакуумных организмов Шри встретилась со строительной бригадой, чтобы получить последние данные о ходе работ, а затем с молодым дипломатом Локом Ифрахимом, который готов был сообщить ей невероятно интересную информацию.

— Мистер Твен наведывался в свободную зону.

Шри сделала вид, будто ей ничего не известно о свободной зоне, и позволила Локу Ифрахиму описать правила и особенности этого места.

— Есть поговорка: происходящее в стенах свободной зоны никогда не покинет ее пределов. Но до меня дошли слухи, — вещал Лок Ифрахим, — будто состоялась встреча граждан, выступающих против проекта и идеи примирения в целом. Есть люди — полагаю, вы в курсе, — которые пойдут на всё, чтобы уничтожить проект.

— И кто же эти граждане? Вы знаете?

— Увы, нет. Пока нет. Но знаю: прежде чем Урсулу Фрей убили, она тоже несколько раз посещала свободную зону. Существует некая связь. Я просто уверен в этом. Я продолжу расследование и, можете быть спокойны, если что–то обнаружу, незамедлительно сообщу вам.

— Он хочет уверить меня, будто Спеллер Твен плетет заговор против меня, — заявила Шри Альдеру позже.

— Почему ты решила, что он врет? В конце концов, Спеллер Твен точно убил Урсулу Фрей.

Они лежали рядышком в пузыре. Альдер выковыривал ложкой рыхлую мякоть кремового яблока.

— Помнишь полицейских, с которыми я разговаривала?

— Конечно.

— Правительство города приказало им прекратить расследование смерти Урсулы Фрей, так как оно может вызвать политический скандал. Им это, конечно, совсем не понравилось. А когда я поведала, что Лок Ифрахим предложил мне голову Спеллера Твена на блюдечке, они очень заинтересовались. Офицеры разделяют наше мнение о том, что и Спеллер Твен, и Лок Ифрахим причастны к смерти мисс Фрей. И что теперь Лок Ифрахим использует Спеллера Твена с тем, чтобы отвлечь внимание и спокойно сделать следующий ход.

— Но чем полицейские смогут нам помочь, если расследование прекращено?

— Как все блюстители порядка, они готовы преступить закон, если того требует ситуация. Они тайно следили за Спеллером Твеном и Локом Ифрахимом. Именно так я узнала, что Спеллер Твен наведывается в свободную зону, еще до того, как мне об этом сообщил мистер Ифрахим. Я даже знаю, чем он там занимается. И это не имеет никакого отношения к заговору. Он посещает клуб, где люди занимаются сексом старым традиционным способом, только в масках и нарядах.

— Что, если секс лишь прикрытие?

— Без сомнений, Урсулу Фрей убил Спеллер Твен. Вероятно, ему приказал сам Эуклидес Пейшоту. А быть может, его уговорил Лок Ифрахим. Или он сам додумался. Но полицейские уверены, что его действия не связаны ни с какой группировкой в городе.

Альдер отправил в рот очередную ложку с мякотью и семенами и сказал:

— Думаю, я знаю, почему ты не хочешь нанести по мистеру Твену предупредительный удар.

— Знаешь? — улыбнулась Шри.

— Ты ждешь, когда кто–то из них совершит покушение на Авернус. Ты спасешь ее — она будет благодарна…

— И научит меня всему, что умеет? Милая фантазия. Но, боюсь, не более того. Фантазия сродни одной из твоих саг.

Альдер принял угрюмый вид, надул губы, прикрыл глаза. Так он казался еще прелестнее.

— Почему бы тебе не прекратить меня дразнить и не поведать, что ты замыслила? Ты же не собираешься сидеть сложа руки и ждать, что произойдет. Уж я-то знаю.

— Если честно, именно так я и планирую поступить.

— То есть мне беспокоиться не о чем, — заключил Альдер. — Ты обо всем позаботилась. И моя помощь не требуется.

— Не глупи. Разве я притащила бы тебя в такую даль, если бы не нуждалась в твоей помощи и твоих особых талантах? К примеру, в твоем умении заводить друзей. Я людей расстраиваю или отпугиваю, а вот быть дружелюбной… Для этого мне нужен ты.

— Что ж, ты сама сделала меня таким, какой я есть.

— Расскажи мне, о чем вы говорили сегодня за обедом. Мне показалось, ты завел новых друзей среди юных ученых на ферме.

— А, пустяки, — отмахнулся Альдер. — Разве что есть одна вещь. Но в сравнении с твоей задумкой она покажется скучноватой.

Шри знала: сыну не терпится поведать о своем открытии, но пришлось пощекотать и поцеловать его, прежде чем он сдался и рассказал, что несколько молодых ученых, работающих на исследовательской ферме, пригласили его отправиться в небольшой грот, служивший прототипом для ряда последних проектов Авернус.

— Что за грот?

— Небольшая расселина, — ответил Альдер. — Там растут вакуумные организмы. Но грот старый. Авернус создала его лет восемьдесят назад, а то и больше. Когда работала на той ферме.

— И какие это вакуумные организмы?

Альдер пожал плечами.

— Почему мне о нем не известно?

— Грот обнаружил года два назад кто–то из моих новых друзей. И с тех пор они держали его в секрете.

Альдер рассказал, что ребята из четвертого поколения граждан Радужного Моста с удовольствием отправлялись в походы и жили в палатках на так называемых задворках спутника.

— Они отправляются где–то на неделю, путешествуют пешком и преодолевают до нескольких сот километров. Говорят, нельзя прочувствовать землю, пока не прогуляешься по ней. Знаю, звучит глупо и попахивает мистицизмом, но они очень серьезно к этому относятся.

— И все это время они проводят вне купола в скафандрах?

— Они передвигаются между убежищами и оазисами. Занимаются этим уже больше десяти лет. Тут ведь есть разные племена. У каждого свой тотем и свой путь. По крайней мере, я так понял. Объяснения Бертон были очень пространными, но большая часть показалась мне полной ерундой.

— Бертон — из тех, кто позвал тебя посмотреть грот?

Альдер кивнул.

— Он неподалеку от исследовательской фермы. Что–то около ста километров.

— А Бертон и его друзья…

— Ее друзья.

— Они хотят, чтобы ты прошел сто километров пешком.

— На Луне я и большие расстояния покрывал.

— С Ямилем Чо и караваном роллигонов, следующих за вами. Может, стоит отправить с тобой Ямиля?

— Не думаю, что моим друзьям это понравится. — возразил Альдер. — Это одно из их секретных особенных мест. Со мной они решили поделиться тайной, потому что сейчас я их лучший новый друг. Да и потом всё не так опасно, как звучит. Ну а если что случится, ребята могут вызвать транспорт.

В глазах Альдера читалась молчаливая мольба. Он принес к ее ногам сокровище и ждал, что его похвалят и наградят. Шри поразмыслила несколько секунд — и решила сдаться. Настало время передать сыну часть ответственности, которой он так жаждал. Он увидит, что Шри ему доверяет. Кроме того, этот грот. Несомненное творение Авернус. Кто знает, какие в нем скрываются секреты…

Поэтому Шри обняла сына, сказала, что он здорово потрудился, и предупредила, что если дело дойдет до секса, то ему стоит быть осторожным и не терять голову.

— Сейчас ты пытаешься понять себя. — наставляла мать. — Но от этого процесса надо получать удовольствие. Не забывая при этом об осторожности, чтобы потом не аукнулось. Если выяснится, что в этом участвуют осужденные, прежде убедись, что их просканировали. И разумеется, ты привезешь образцы и видеозапись всего происходящего — помимо точных координат этого места.

— Я не дурак, — сказал Альдер, но уже без улыбки.

Шри поцеловала его в губы и ощутила нежный сладкий вкус кремового яблока, а с ним пряный аромат Альдера.

— Конечно, не глупый. Даже не знаю, что бы я без тебя делала.

 

12

Вот уже сотни лет поселения во Внешней системе жили своим замкнутым миром. Сперва они сосредоточились на том, чтобы выжить в спартанских условиях, затем — на создании прочной и надежной экосистемы, а заодно экономических и социальных механизмов. Но теперь дальние балансировали на краю социальной и культурной революции. Желание молодого поколения порвать со старым реакционным режимом в городах–государствах на спутниках Юпитера и Сатурна ознаменовало стадию перехода в духе теорий Пригожина. Юные дальние жаждали осваивать новые территории. Спутники Урана и Нептуна. Плутон, Эрис, сотни карликовых планет в поясе Койпера. Были те, кто хотел терраформировать Марс: они предлагали разрушить одну из небольших лун Юпитера и использовать материалы для создания солнечных зеркал и производства тысяч тонн галоуглеводородов, которые создадут парниковый эффект и значительно повысят температуру планеты, в результате чего углекислый газ и водяной пар высвободятся из замерзшего реголита и еще больше увеличат атмосферное давление, возросшее после того, как китайцы сбросили на марсианские колонии комету.

Колонизаторский дух процветал и в сочетании с радикальными идеями постчеловеческого утопизма порождал социальные и политические волнения. Экономика Внешней системы строилась на бартере и системе социальных рангов: статус определялся выполняемой волонтерской работой и участием в обмене научными, культурными и технологическими идеями и информацией. Однако сегодня самые лучшие и яркие представители нового поколения посвящали себя тому, что планировали создание новых группировок, намеренно противопоставляющих себя основной массе. Молодые люди покидали города и переезжали в оазисы, убежища и другие крохотные обители, создаваемые бригадами неутомимых роботов. А еще молодежь участвовала в яростных дебатах, раскалывавших на фракции коллективы и семейные тресты, которые владели большинством космических кораблей во Внешней системе.

Последние поколения дальних хотели использовать звездолеты для исследования космоса и транспортировки волонтеров, готовых основать новые колонии в дальних уголках Солнечной системы. Однако их родители, бабушки, дедушки, прадеды превосходили их числом и постоянно одерживали победы на голосованиях. Во Внешней системе каждый мог получить медицинское обслуживание — в результате средняя продолжительность жизни достигала чуть больше ста пятидесяти лет, поэтому демократии в городах и поселениях, коллективы и тресты на самом деле оказывались геронтократиями — осторожничающими, реакционными. Они вели бесконечные дебаты, вместо того чтобы принимать решения, предпочитали спорить, а не действовать. Старшее поколение обладало контрольным пакетом не только в сфере космического транспорта, но и в инфраструктуре поселений Внешней системы. Старшие утверждали, будто корабли необходимы для торговли внутри систем Юпитера и Сатурна и между ними, а строительство новых аппаратов не санкционировали из соображений экономии. Оазисы и убежища возводили роботы — они остались от строительства городов, и дешевле было их использовать, чем списать. Однако для космических кораблей подобные роботизированные заводы отсутствовали: звездолеты в основном производили вручную. Корпуса и системы жизнеобеспечения можно было изготовить из алмазных и фуллереновых композитных материалов, для производства которых использовали залежи углеродных соединений, легко добываемых из ледяного реголита на большинстве спутников. Однако для термоядерных двигателей и систем управления требовались дорогие и редкие материалы, включая металлы.

Будущие колонисты пытались энергично решить проблему. Они придумывали планы по созданию роботизированных заводов на подходящем астероиде, где можно будет добывать и обрабатывать металлы, а затем при помощи отстроенных на месте рельсовых пушек отправлять сырье на Юпитер и Сатурн. Они спроектировали корабли, оборудованные световыми парусами и приводимые в движение зафиксированными лазерами или сложными химическими двигателями, изготовленными из керамики и фуллереновых композитных материалов. Этим нескоростным судам потребуются десятилетия и даже больше, чтобы добраться до места назначения, но ведь все это время пассажиры будут находиться в гибернации. Молодое поколение решительно стремилось преодолеть нехватку финансовой и политической силы за счет энергичности, изобретательности и упорства. Несмотря на антивозрастные процедуры и продвинутые методы терапии, люди оставались смертными, а это означало, что рано или поздно подрастающее поколение получит контроль над семейными трастами и коллективами. Однако к этому моменту они достигнут возраста своих дедушек и бабушек — им же не терпелось получить всё сейчас. Практически любая общественно–политическая модель предвещала раскол в течение десяти лет. Если землянам не удастся укрепить связи с городами–государствами на Юпитере и Сатурне и помочь им усилить консервативные режимы, сообщество дальних изменится невероятно быстро и будет развиваться в непредсказуемом направлении. Найти с ними точки соприкосновения станет делом нереальным — и тогда война неизбежна.

Все же молодое поколение не полностью порвало с прошлым. Они с восхищением и почти религиозным благоговением относились к работе Авернус и других ученых, которую те проделали в первые годы существования Внешней системы, — созданным ими новым видам вакуумных организмов и замкнутых экосистем, которые позволили построить поселения на спутниках Юпитера и Сатурна. Для них Авернус была экопроповедником, их Дарвином, их Эйнштейном, загадочным гением, окутанным легендами и слухами, главным источником вдохновения для их собственных радикальных идей, амбиций и устремлений, которые они сами еще толком не сформули–ровали. Шри заинтриговало, что новые друзья Альдера не рассказали старшему поколению о своей находке, о гроте. Однако то, что они посвятили в тайну ее сына, воодушевляло. Если когда–нибудь ей удастся увидеться с Авернус, их встреча непременно пройдет в рамках дипломатического протокола со всеми церемониями и вежливыми формальностями. На откровенную беседу между учеными рассчитывать не приходилось. Но если Альдеру удастся сблизиться с участниками знаменитой команды Авернус, как он сблизился с молодыми учеными здесь, то могут открыться неофициальные каналы, которые позволят в дальнейшем поддерживать связь и быть в курсе дел Авернус, даже когда Шри покинет Каллисто.

Однако даже сейчас, за несколько дней до церемонии открытия биома, ни одна душа в бразильском посольстве или команде клана Пейшоту не сумела получить подтверждение от жителей города, что Авернус посетит Радужный Мост. Люди на корабле «Луиш Инасьо да Сильва» перехватывали сообщения диспетчеров Юпитера, но и это не принесло плодов. На общественном транспорте много говорили о гении генетики, только все это была пустая болтовня. Альдер привез образцы хемотрофных вакуумных организмов — в минералах с бороздками и канавками. Эти виды более восьмидесяти лет произрастали в уединенном месте. Однако новостей об их создателе Альдеру раздобыть не удалось.

В конце концов Шри отбросила свою гордость и осторожность и снова пригласила Лока Ифрахима в свой номер. Он скормил ей обрывочные факты, доказывающие вину Спеллера Твена, и повторно предложил помощь в «решении этой проблемы», но насчет присутствия Авернус на церемонии открытия он тоже ничего не слышал. Выходило, никто ничего не знает. Отсутствие достоверных фактов заставляло Шри нервничать и проявлять нетерпение — часто у нее внезапно портилось настроение, из–за чего Альдер и Ямиль Чо были как на иголках. И вот наконец–то на официальном приеме за день до церемонии открытия Эуклидес Пейшоту подошел к Шри и заявил: «Она здесь».

— Кто здесь?

— Авернус, кто же еще. На вашем месте я бы нашел себе новые источники информации, — рассуждал Эуклидес Пейшоту. — Поскольку ваши явно уступают моим, а ведь я даже не пытался подобраться к сумасшедшей старой ведьме.

Все происходило в центральном внутреннем дворе посольства Великой Бразилии. Тент над ним изготовили из шелковых полотен пастельных оттенков; стены были увиты цветами и папоротниками, а пол покрывал ковер из засушенных лепестков роз, которые источали тяжелый мускусный аромат, когда великие и добродетельные граждане Радужного Моста, бразильские дипломаты и торговые делегаты, представители Миноса, Европы и других городов и поселений в системе Юпитера наступали на них. Строительная бригада, возводившая биом, собралась в одном углу: среди пышного убранства и ритуальных формул вежливости они чувствовали себя неловко, а их форменные комбинезоны выглядели невзрачными на общем фоне, хуже, чем одежда официантов, разносящих коктейли и канапе, и оркестрантов, играющих Гайдна и Моцарта. Народу во дворе собралось столько, что если кто–то один двигался, то всё вокруг приходило в движение вместе с ним. Таким образом, присутствующие медленно вращались, подобно шестеренкам в древних часах со сложным механизмом. Шри стояла вплотную к Эуклидесу Пейшоту, утопая в аромате его одеколона.

— Ни минуты не сомневалась, что Авернус приедет, — спокойно заявила она. — Биом был ее идеей. Она профинансировала строительство. Несомненно, она захочет присутствовать при запуске проекта.

Улыбка на лице Эуклидеса Пейшоту стала еще шире, обнажив большую часть невероятно белых и ровных зубов. На нем была нелепая униформа, которую Шри сочла собственным его изобретением: серые пиджак и брюки с розовым кантом, на груди связка медальных ленточек. И — серая кепка с полированным черным визором, надвинутым на маленькие, близко посаженные глазки, из–за которых он всегда напоминал Шри какого–нибудь хорька или горностая — пронырливого мелкого хищника, шныряющего в подлеске в поисках хорошей добычи.

— Не бывает никаких «несомненно», — отрезал Эуклидес. — Ах да, знаю, вам, ученым, приходится принимать что–то за правду, пока вы не докажете, так это или нет. Мне известно, что вы оптимист до мозга костей. Но здесь не наука, а политика. А как говаривал мой отец, никогда ничего не предполагай в политике, поскольку тогда и ты, и я окажемся в глупом положении. Да, Авернус оплатила строительство биома, но не проявила и толики интереса к его разработке, словом не обмолвилась ни с одним участником проекта. С нами или нашими хозяевами в этом городе. Мы даже не знаем, по душе ли ей работа, которую мы выполняем от ее имени. Спроси вы меня вчера, появится ли она на церемонии открытия, я бы мог ответить: «Не ставьте на это больших денег». Но чего бы я точно не сказал, так это слова «несомненно».

— Вы, должно быть, разочарованы, что оказались не правы.

— Не надейтесь слишком на встречу с ней. Пусть Авернус на Каллисто, но она даже не в городе. И я не знаю, посетит ли она церемонию открытия. Я даже не в курсе, где она остановилась. Но вот как я поступлю. — В глазах Эуклидеса Пейшоту, спрятанных за визором, блеснула злобная насмешка. — Если она все же приедет, мне, возможно, придется говорить с ней о биоме, даже если ей неинтересно то, что мы делаем. Мне совсем не сложно упомянуть ваше имя. Если она не слышала о вас.

— Спасибо. Но в этом нет необходимости.

— Предложение искреннее. В детстве я любил сажать в банку разные виды муравьев и смотреть, кто из них победит. Признаюсь, мне любопытно, что может произойти, если столкнуть двух гениев.

— Дело не в том, кто выиграет или проиграет или чьи идеи масштабнее и лучше. Вопрос в том, чтобы вступить в диалог, Ради блага семьи.

— Что ж, не забудьте сообщить мне, как продвигаются ваши дела с Авернус, — сказал Эуклидес Пейшоту. — Если вам не удастся с ней связаться, если ваши люди не справятся со своей задачей, я готов замолвить словечко. Пусть вы не являетесь кровным родственником, мне нравится считать, что вы преданы дядюшке. А теперь мне пора жать руки и вести светские беседы да пропустить пару бокальчиков, пока не пришла пора толкать речь.

Шри проверила шпионскую программу, которую запустила в городскую сеть, чтобы следить за происходящим, но отчет выдал лишь стандартные мегабиты пустых предположений. Профессор позвонила своему секретарю и дала задание выяснить все, что он сможет. Затем она набрала номер Альдера, затерявшегося где–то в плотной толпе, — тот ответил, что ничего не слышал, но расспросит своих новых друзей. В конце концов она связалась с полицейским Ди Фуджитой, но и та сказала, что о прибытии Авернус на Каллисто ей ничего не известно. Арестовать и удерживать Спеллера Твена и Лока Ифрахима до окончания церемонии открытия офицер сочла не лучшей идеей. Не только потому, что Лок Ифрахим обладает дипломатическим иммунитетом, но и оттого, что веских доказательств заговора нет.

— Мы не можем привлечь его просто по подозрению, — сказала Ди Фуджита. — Мы даже своих граждан не имеем права арестовать на таких основаниях, а уж тем более вашего.

— Подозрению? Он уже убил по меньшей мере одного человека.

— Пока у вас нет убедительных доказательств того, что Спеллер Твен или Лок Ифрахим планируют навредить Авернус, мы не вправе их тронуть. Вам остается лишь обратиться в Сенат и убедить их, что дело касается городской безопасности. Возможно, удастся получить официальное разрешение и сместить его с должности.

— Вы можете гарантировать результат?

— Сперва Сенат должен согласиться провести голосование по данному вопросу. А затем нужно набрать большинство голосов.

— И тогда об этом узнает весь город.

— Все никак не привыкну к тому, как вы относитесь к работе нашего правительства, — сказала Ди Фуджита.

— А я никак не привыкну к тому, что вы проводите общественные опросы на популярность при принятии решений, от которых зависит безопасность города. — Шри кипела от негодования, готовая вот–вот взорваться.

Она закрыла глаза, представила холодное белое небо Арктики над испещренным льдинами океаном и сказала:

— Если я сниму его с должности, это будет все равно что объявить войну мистеру Пейшоту. Я должна быть уверена, что вы меня поддержите.

— Я продолжу следить за Спеллером Твеном и Локом Ифрахимом — вот как я вам помогу. Сообщите, если узнаете что–нибудь, — попросила Ди Фуджита и отсоединилась.

Шри не могла покинуть прием, пока не закончатся речи. Ей пришлось вести светскую беседу с незнакомыми людьми, до которых ей не было дела. Все это время она думала о последствиях того, что ей рассказал Пейшоту, и о том, каким образом лучше установить контакт с Авернус в то короткое время, что оставалось до церемонии запуска проекта. Наконец сложный механизм движения толпы свел ее лицом к лицу с Локом Ифрахимом.

Он едва заметно кивнул и спросил, не изменила ли Шри своего решения касательно дела, которое они обсуждали в ходе последней встречи.

— Вы меня подвели, — заметила Шри. — Авернус здесь, а я узнаю об этом от Эуклидеса Пейшоту.

Удивление, отразившееся на лице Лока Ифрахима, казалось подлинным.

— Если это не очередной слух, а правда, то об этом не известно никому из моих знакомых. Мистер Пейшоту случайно не поделился с вами, как он узнал о ее приезде?

— Я не спрашивала его об этом. Но в вас, мистер Ифрахим, я разочарована. Очень разочарована. Либо вы общаетесь не с теми людьми, либо они вам лгут. Авернус здесь. Где–то на Каллисто. Может быть, в городе, может быть, где–то еще — например, на ферме вакуумных организмов, где она раньше работала. Я хочу знать, где она, откуда прилетела, кого привезла с собой. Но больше всего я хочу знать, как с ней связаться. Если вам удастся раздобыть полезные сведения, я прощу вашу неудачу и прослежу, чтобы вас щедро наградили. Если Лок Ифрахим владел информацией, которую скрывал от нее, Шри собиралась заставить его говорить — взяткой или угрозами. Даже если он не в курсе, стоит использовать его и тем самым держать под наблюдением.

Молодой дипломат немного подумал и сказал:

— В порту у меня есть контактное лицо. Я поговорю с ней сразу после вечеринки.

— Вы не станете ждать окончания празднества, потому что информация мне нужна как можно скорее.

— Может потребоваться время.

— Жду вас у меня в номере в три часа, — ответила Шри, повернулась к нему спиной и позволила толпе увлечь себя.

С речью выступили бразильский посол и мэр Радужного Моста, далее Эуклидес Пейшоту произнес несколько слов, хоть и не сообщил ничего нового. Правда, выступил он хорошо: четко расставил акценты на ключевых фразах, заработал бурные аплодисменты, которые принимал с хитрой улыбкой, затаившейся в уголках губ, будто вспомнил удачную шутку. Наконец Шри удалось улизнуть и при этом не вызвать дипломатического скандала. Когда она добралась до апартаментов, секретарь сообщил, что Лок Ифрахим уже прибыл. Он ждал ее в темном пузыре для наблюдений — его силуэт, отливающий черным и серебром в неярком свете люстры, взирал на протянувшееся внизу озеро. Стоило профессору переступить порог, дипломат обернулся и заявил, что есть новости.

— Я связался со своим контактом в порту, — пояснил он. — Она поговорила с пилотами всех кораблей, что приземлились за прошедшую неделю. Судя по всему, Авернус прилетела шесть часов назад на межорбитальном транспортном корабле, везущем груз лекарств и продуктов класса премиум с Европы. Судно принадлежит семье пилота Влада Идзуми. Ему двадцать восемь, не женат, детей нет, гражданин Миноса, Европа…

— Она приехала одна? Без своей команды?

— Был еще один пассажир. Молодая девушка, скорее всего, ее дочь.

— Юли. Ее зовут Юли. Где они сейчас? В городе?

— Они сели на роллигон, следующий в северном направлении. Дайте мне еще немного времени, и. возможно, я сумею выяснить, куда они отправились.

— Сведения необходимы мне как можно быстрее. И почему мистер Пейшоту узнал об этом раньше меня? Как вообще получилось, что о ее прилете в город никому не известно?

— Посольство, конечно, следило за кораблями, и за прибывающими, и за покидающими порт Радужного Моста. На это способен каждый. Информация находится в открытом доступе в сети. Просто пилот транспортника, Влад Идзуми, не числится среди друзей Авернус, Кроме того, Авернус с дочерью не были зарегистрированы как пассажиры. Скорее всего, они попросили их подвезти. Такое встречается сплошь и рядом. Никакого погранконтроля, никакой таможни. Полагаю, никто не опознал их в космопорте, телефоном и сетью они не пользовались. Просто покинули здание. Что касается мистера Идзуми, то он уже направляется обратно на Европу, хотя с радостью рассказал про своих пассажиров. Похоже, мое контактное лицо не первым расспрашивало о них. Спеллер Твен опередил нас.

— Я думала, вы с мистером Твеном — хорошие друзья.

— Я никогда не говорил, что он мой друг, — возразил Лок Ифрахим. — Нужны ли вам еще какие–нибудь сведения? Как видите, я горю желанием посодействовать вам.

Его улыбка, едва заметная в слабом свете люстры, победная и двуличная, казалась предметом искусства.

— Есть еще кое–что, — сказала Шри.

Фраза была условным сигналом для ее секретаря, прослушивающего разговор. Когда Ямиль Чо, опрятный, в черном джемпере и леггинсах, с кошачьей грацией вошел в пузырь, выражение лица дипломата не изменилось, но тревогу в голосе скрыть ему не удалось.

— Я пришел помочь вам, мэм. И все еще в состоянии оказать вам поддержку. Например, в том деле, о котором мы говорили раньше.

— Вы о том, чтобы убить Спеллера Твена?

— Убить? — Лок Ифрахим изобразил шок. — Боюсь, вы превратно поняли мои слова, когда я сказал, что могу помочь ликвидировать ущерб, нанесенный проекту.

— А когда вы утверждали, будто мистер Твен убил Урсулу Фрей, я тоже неправильно вас истолковала?

Ямиль Чо двинулся к Локу Ифрахиму, и дипломат попятился, пока не уперся в прозрачную стену пузыря.

— Он именно так сказал, — заявил секретарь. — Мистеру Пейшоту он поведал то же самое.

— Только не упомянули о своей беседе с мистером Пейшоту в нашем разговоре. А так как меня беспокоит, что еще вы забыли мне рассказать, мне придется подержать вас здесь какое–то время. Хотя бы до окончания церемонии запуска проекта.

Взгляд Лока Ифрахима метался от Шри к Ямилю Чо.

— Мой дипломатический статус…

— Мы будем утверждать, что вы согласились посодействовать мне в поисках. Или же я покажу записи наших разговоров послу — он сам все поймет. Возможно, мне не удастся доказать, что вы предложили убить Спеллера Твена, но ваши намеки прозрачны.

— Отлично, — сказал Лок Ифрахим. — Я останусь здесь и подыграю в этой вашей глупой схеме. Но уже сейчас могу сказать, добром это не кончится.

— Это угроза, мистер Ифрахим?

— Боюсь, это факт, мэм, — возразил молодой человек.

Он взял себя в руки — лицо его превратилось в маску, не выражающую никаких эмоций. Впервые Шри осознала, как велики его амбиции и решимость. Этим стоило восхищаться, и в то же время этого стоило страшиться.

 

13

Лок Ифрахим придерживался своей версии: он подозревал, что Спеллер Твен что–то замышляет, но что конкретно, он не знал. Велик был соблазн допросить его, но Шри понимала, что, не имея полномочий Эуклидеса Пейшоту или посла, она таким образом лишь наживет себе проблемы. А ни Эуклидесу, ни послу она не доверяла. Поразмыслив, профессор отправила своего секретаря в посольство, где проживали Эуклидес Пейшоту и глава его службы безопасности. Если Спеллер Твен по какой–либо причине покинет здание, Ямиль последует за ним, куда бы Спеллер Твен ни отправился, причем так, чтобы глава безопасности обязательно заметил слежку. В это время Альдер выяснил, что Авернус наведалась на ферму вакуумных организмов, после чего отправилась в роллигоне на север в компании дочери и нескольких молодых ученых, которые возили Альдера в грот. Он предложил поехать следом, но Шри заявила, что так они лишь впустую потратят время, а кроме того, это будет очень опасно. Изрытая кратерами поверхность Каллисто могла укрыть целые армии, и, в отличие от Земли, здесь отсутствовали шпионские и метеоспутники, панорамный взгляд которых может исследовать каждый уголок. Сейчас Авернус и ее свита могли находиться в гроте или где угодно в радиусе двухсот–трехсот километров от фермы вакуумных организмов.

Но, куда бы они ни отправились, Шри не сомневалась: к церемонии открытия они вернутся в город. Она была полна решимости лично обратиться к Авернус, рассказать ей о возможной угрозе ее жизни и предложить разговор с глазу на глаз… Однако пока ей оставалось лишь выжидать и попробовать хоть немного поспать.

Рано утром на следующий день ее разбудил звонок Ди Фуджиты. Похоже, Спеллер Твен пропал.

— После приема он отправился в свободную зону: зашел в свой любимый клуб, но так оттуда и не вышел. Мы опрашиваем всех посетителей. На это потребуется время, но нет никаких гарантий, что люди скажут правду, а принуждать их мы не имеем права. Но мы надеемся, что кто–нибудь предоставит хоть какие–то зацепки.

Шри закрыла глаза. В голове возникли картины ледяных глыб, покачивающихся под холодным ясным небом. Она заговорила:

— Он собирается что–то предпринять. И ему нужно время на подготовку. Пока вы теряете драгоценные часы, снимая показания свидетелей, которые не желают сотрудничать или попросту ничего не знают, он прячется в городе и готовит следующий шаг.

— Возможно, — согласилась Ди Фуджита. — А может, мистер Ифрахим выполнил свою угрозу и позаботился о мистере Твене.

— Мистер Ифрахим вчера ночью посещал свободную зону?

Шри пыталась просчитать: в принципе у дипломата было достаточно времени, чтобы последовать за Спеллером Твеном в свободную зону, прежде чем явиться к ней в номер.

— Насколько нам известно — нет, — ответила Ди Фуджита. — Я бы допросила его, только вот не сомневаюсь, что он прикроется своим дипломатическим иммунитетом.

— Я сама с ним разберусь, — пообещала Шри.

Она не собиралась признаваться, что Лок Ифрахим находится у нее под домашним арестом. И ей не хотелось, чтобы Ди Фуджита устроила погоню за дипломатом и обнаружила, что тот тоже пропал.

— Ну а я закончу с допросами, — сказала полицейский. — Если узнаю что–то стоящее, незамедлительно вам сообщу.

Однако хоть камеры наблюдения и запечатлели, как Спеллер Твен входил в свободную зону, никто из постоянных клиентов его любимого клуба не запомнил ничего необычного. Ну а среди других случайных посетителей свободной зоны в тот вечер никто не видел главу безопасности. В результате единственное, чего удалось добиться, так это сделать исчезновение Спеллера Твена достоянием общественности. Группа заинтересованных граждан Радужного Моста тут же организовала референдум, чтобы узнать, стоит ли отложить церемонию открытия из–за возможной диверсии со стороны неизвестных врагов проекта биома. В последующий час проголосовало более восьмидесяти процентов населения. Мнения сильно разделились — были те, кто считал, что перенос церемонии подрывает принципы дружбы и кооперации, символом которых является биом; нашлись те, кто во всем винил семью Пейшоту и строительную бригаду и считал, что, допустив их к участию в проекте, дальние совершили ошибку. В итоге с незначительным перевесом выиграли те, кто проголосовал против каких–либо изменений и выступил за то, чтобы оставить время и программу церемонии прежними.

Когда результаты голосования обнародовали, Шри позвонил Эуклидес Пейшоту и потребовал рассказать все, что ей известно об исчезновении главы службы безопасности. Он грозился лично отправиться в город и организовать этому сброду фриков несколько новых отверстий на теле. Непохоже было, что Пейшоту притворяется, — гнев его произвел на Шри впечатление.

— Лучше надейтесь, что этот болван просто отсыпается после какой–нибудь попойки. Что его исчезновение не связано с очередной диверсией, — бросил он. — Потому что церемония состоится, и я хочу, чтобы вы на ней присутствовали, профессор–доктор. Вы будете стоять рядом со мной. Случись что–то плохое, оно затронет нас обоих.

Уровень воды в озере биома достиг максимума, запустили волнопродуктор. Свет люстр бликами играл на гребнях длинных неторопливых волн, бороздящих озеро с юга на север. Они надевали пенистые шапки у рифов, ударялись о скалы и поднимали фонтаны белых брызг, достигнув каменистого берега главного острова, куда с того самого момента, как в середине дня открыли станцию, постоянно прибывали люди.

Было семь часов вечера — оставалось шестьдесят минут до официальной церемонии открытия озера, а люди продолжали приходить: семьи, группы друзей, парочки и одиночки. Потоки гостей поднимались по эскалаторам под стеклянной крышей станции и растворялись в карнавальной толпе, заполонившей лужайки по обе стороны от поросшего лесом хребта. В ларьках продавались засахаренные фрукты, сахарная вата, фалафель, овощной карри, суши, вкусные пироги, лимонад и зеленый чай. Вокруг расхаживали люди на ходулях и глотатели огня. На верхушках шестов и лестниц выполняли пируэты акробаты. Один из них исполнил причудливую композицию на трапеции, подвешенной к гигантскому привязанному воздушному шару. Повсюду, словно газели, скакали дети. Барабанщики собрались в круг и отбивали ритм. Когда Шри поднималась на борт служебной баржи, стоящей на якоре у южной оконечности острова, струнный квартет исполнял аранжировку «Музыки на воде» Генделя.

От носа до кормы баржа была увешана флагами, а по периметру палубы возвели прозрачный барьер, чтобы люди, непривычные к низкой гравитации на Каллисто, случайно не упали в воду. На борту уже находилось много гостей со вчерашнего приема, включая членов Сената Каллисто, мэра, Эуклидеса Пейшоту и начальство строительной бригады. Пока Шри поднималась по трапу, Эуклидес Пейшоту, неуклюже покачиваясь, засеменил к ней. Он подошел вплотную и тут же потребовал доложить о новостях.

— Никакой новой информации.

— Вы здесь одна, я смотрю. Где же ваш сын?

— Ему нездоровится.

— А ваш секретарь? Он тоже приболел?

— К сожалению.

Ямиль Чо остался в пентхаусе охранять Лока Ифрахима и следить за происходящим в биоме при помощи дюжины–другой камер на беспилотниках, что передавали изображения в различных ракурсах. Он пытался обнаружить что–нибудь подозрительное.

— Не забывайте, что мы с вами в одной лодке во всех смыслах, — намекнул Эуклидес Пейшоту, сверля ее безжалостным взглядом.

Завели двигатель баржи, команда приготовилась отчалить, и в этот момент на трап ступили, держась за руки, женщина и молодая девушка. По меркам дальних женщина не отличалась высоким ростом. У нее были смуглая кожа, седые волосы и широкие бедра. Носила она простое серое платье прямого покроя. Серьезное лицо девушки наполовину скрывала копна блестящих черных кудрей. Они замерли в конце трапа, осматриваясь, — толпа на судне разразилась аплодисментами.

Это были Авернус и ее дочь Юли. Их окружила стайка высоких молодых людей, они взошли на баржу вслед за да–мами. Среди мужчин оказались ученые с фермы вакуумных организмов. Шри ждала этого момента с той самой минуты, когда ей сообщили о проекте. Но теперь, когда гений генетики медленно вышагивала по палубе в толпе больших людей под пульсацию корабельного мотора, Шри охватил приступ фобии. Должно было произойти нечто ужасное, и, словно в кошмарном сне, она ничего не могла изменить.

Наверное, она сделала шаг вперед, сама того не осознавая, потому что Эуклидес Пейшоту схватил ее за руку и резким тихим голосом приказал ей не двигаться.

В тот же самый момент люди вокруг Авернус принялись шептаться. Они оборачивались, смотрели в сторону озера и указывали на что–то. Шри скинула руку Эуклидеса Пейшоту и подбежала к краю прозрачного барьера. К барже приближался некий объект. Мужчина. Сперва Шри показалось, будто он идет по воде. Затем она разглядела, что его тело безвольно свисает в упряжи, привязанной к трем беспилотникам при помощи коротких кабелей. Они тащили его, словно куклу: голова свесилась набок, руки как плети болтаются по бокам, ноги до бедер погружены в неторопливые широкие волны, бороздящие поверхность озера.

Люди, собравшиеся на берегу озера, начали хлопать и одобрительно гудеть: они сочли это частью церемонии. Однако стоящие на барже находились ближе и видели, что у мужчины перерезано горло. Когда беспилотники подтащили тело поближе, люди сумели разглядеть, что это Спеллер Твен.

 

14

Смерть Спеллера Твена мгновенно вызвала поток агрессивных взаимообвинений, что не замедлило сказаться на отношениях сторон. Эуклидес Пейшоту открыто упрекал город и требовал масштабного расследования. Сенат Каллисто в ответ приказал провести полную ревизию всей деятельности строительной бригады и начать расследование смертей трех членов команды. По окончании разбирательства, назначенного Сенатом, должен был состояться референдум о пребывании землян на Каллисто. Сторонники и противники связей с Великой Бразилией активно включились в политическую борьбу.

У Шри имелись соображения относительно того, кто убил Спеллера Твена.

— Вы говорили насчет своих контактов в городе, — бросила она Локу Ифрахиму, прежде чем выпустить дипломата из своих апартаментов. — Мне стоило догадаться, что они действуют не в пользу проекта. Как и вы.

— Я обзавелся множеством друзей в городе, мэм.

— Включая троих граждан Парижа на Дионе, которые покинули Радужный Мост перед началом церемонии. Один из них был неоднократно замечен в свободной зоне с вами. Это они убили Спеллера Твена, не так ли? Похитили в свободной зоне и убили.

— Откуда мне знать, мэм? В конце концов, вы держали меня здесь в заключении.

— Да, я сглупила, предоставив вам алиби, пока ваши дружки выполнили всю грязную работу.

Лок Ифрахим не скрывал торжества.

— Если я вам больше не нужен, у меня много дел в посольстве. Господину послу нужно подготовить ответ на запрос Сената относительно последних событий. Вероятно, я увижу вас в ходе следствия.

— Очень сомневаюсь.

Авернус уже покинула Радужный Мост и теперь возвращалась на Европу. Шри намеревалась за ней последовать. Возможно, ей удастся получить хоть какую–то выгоду из всей этой запутанной ситуации.

Прежде чем улететь с Каллисто, Шри и Альдер на небольшой машине слетали на север, в секретный сад Авернус. Каллисто находится на значительном расстоянии от Юпитера и не подвергается приливным гравитационным воздействиям, которые разогревали Ио, Европу и Ганимед. Поэтому вскоре после формирования литосфера Каллисто остыла, и покрывавший спутник слой водяного льда не ме–нялся под воздействием тектонических сдвигов и процессов, происходивших в мантии. Рельеф здесь был довольно однообразный, даже сохранились следы первых столкновений с метеоритами: несколько крупных впадин, прежде всего Вальхалла и Асгард. В центре каждой располагалось светлое плато, от которого концентрическими кругами расходились горные кряжи, а между ними пролегали такие же светлые борозды. Поверхность была похожа на гигантское древнее поле боя, усеянное кратерами всех видов и размеров. В некоторых местах выбросы лавы образовали валы, плоские или круговые наслоения, которые, наслаивались на старые кратеры, придавали местности совершенно фантастический вид.

Сад Авернус скрывался в центральной впадине кратера диаметром около сорока километров. Давление стен кратера на ледяную корку привело к деформации коры, в результате чего образовался рельеф с разломами, горными кряжами и плоскими холмами. Альдер остановил машину в центре лабиринта и повел Шри по длинной пологой площадке, усыпанной ледяной галькой, между крутых склонов, вонзающихся в черную полоску неба высоко над головой. Хотя лед казался твердым как камень, он оставался немного пластичным — в самых глубоких частях ущелья давление масс наслаивающихся пород выталкивало на высоту в двадцать- тридцать метров гладкие льдины, образуя торосы.

Восемьдесят лет назад Авернус засыпала эту территорию богатой минералами пылью с семенами тщательно отобранных вакуумных организмов. Они выросли и превратили кратер в лоскутную мозаику, отливающую розовым, оранжевым и темно–красным в свете прожекторов на шлемах скафандров. Каждый островок представлял собой отдельный вид, а между ними пролегали черные границы, где соседствующие растения пытались вытеснить друг друга. Некоторые организмы были гладкими, как отполированные льдины, на других выступали чешуйки или наросты, напоминающие поверхность мозга. От третьих тянулись похожие на проволоку щупальца из кристаллического железного купороса, красного, как свежая кровь. Странная, случайно рожденная красота этих инопланетных растений производила впечатление, хотя пользы они не приносили никакой. Шри показалось вдруг, что она заглянула в мысли великого гения генетики, не понимая пока, что они значат. Профессор сделала снимки и взяла еще образцы в дополнение к тем, что собрал Альдер, когда группа молодых ученых привозила его сюда. Потом они поднялись по длинному склону к машине и вернулись в город, где сели на шаттл до «Луиша Инасьо да Сильва» и отправились на Европу.

У Авернус была фора в двадцать шесть часов. Зато на «Луише Инасьо да Сильва» стоял новый мощный термоядерный двигатель, что позволяло ему взять курс напрямую между внутренними и внешними радиационными поясами Юпитера, вместо того чтобы лететь по привычной орбитальной петле — траектории, позволявшей сэкономить топливо за счет использования гравитации. Спустя всего шесть часов после того, как их маленький быстрый корабль покинул орбиту Каллисто, Европа показалась на экранах, быстро увеличиваясь в размерах.

Как и Каллисто, Европа представляла собой шар из силикатных пород в панцире из водяного льда, но в результате притяжения Юпитера и его крупнейшего спутника Ганимеда приливные гравитационные воздействия разогревали ядро Европы, и под ее ледяной коркой на двадцать километров вглубь простирался океан. Он оставался в жидком состоянии благодаря гидротермальным рифтам и жерлам вулканов, через которые вода проникала в литосферу. Столкновения с метеоритами, внутреннее тектоническое напряжение и восходящие потоки теплой воды в особо активных древних вулканах приводили к тому, что ледяной покров Европы трескался, вода вытекала наружу и замерзала длинными гребнями. Изрезанная поверхность спутника читалась как летопись нескончаемых потопов и обледенений, а желтоватый блеск и причудливые кракелюры напоминали Шри древний бильярдный шар из слоновой кости, который она видела однажды в музее экологических преступлений в Кито, или старые карты Марса с изображением причудливой сети каналов.

«Луиш Инасьо да Сильва» прибыл на орбиту Европы всего три часа спустя после того, как приземлился корабль Авернус. Однако диспетчерской службе потребовалась уйма времени, прежде чем план полета шаттла одобрили. Шри радовалась тому, что Авернус шла впереди нее. Ей вовсе не хотелось превращать все в изнурительную погоню. Она собиралась узнать, где остановится гений генетики, и затем связаться с ней — профессор надеялась, что это станет своего рода увертюрой к серии плодотворных дискуссий. Оскар Финнеган Рамос благословил ее миссию и свел Шри со своим старым другом, который жил в крупнейшем поселении на Европе — Миносе.

Минос начинался скромно, как небольшая удаленная научная база, но постепенно разрастался, углубляясь в ледяную корку, чтобы спрятаться от излучения радиационных поясов Юпитера, способного убить человека без защитного костюма за каких–то два–три дня. Ледяная корка в месте, где располагался Минос, толщиной не превышала тридцать километров. Гидротермальные расселины вдоль горста поднимали потоки теплой воды, что приводило к эрозии. Помимо этого, город пробурил скважины на всю глубину до подледного океана.

Тимон Симонов, друг Оскара Финнегана Рамоса, оказался гением генетики, которому перевалило за сто шестьдесят лет, — один из первых поселенцев, колонизировавших Луну. Добраться до него было непросто — путешествие длилось более суток: Шри и Альдер спускались на лифтах по шахтам. На Земле подобный вертикальный спуск доставил бы их к точке, где континентальные плиты плавают в лаве. На Европе они оказались в каньоне, вырезанном в толще льда и заполненном воздухом. По обе стороны каньона в скалах были вырублены огромные пещеры для биома. Ярусы платформ с альпийскими лугами, лесами из карликовых сосен и елей выступали из стен и нависали над серебристой истончившейся мембраной, которая выгибалась под действием сильного течения под ней. По краям мембрану особым образом запечатали, но, даже несмотря на эти меры, из бескислородного океана внутрь проникал сероводород, и в воздухе витал слабый запах тухлых яиц. Ряды солнечных ламп освещали помещение и окрашивали ледяные панели яркими красками. Но внутри стоял жуткий холод. Первые поколения переселенцев носили длинные шубы и высокие шапки из искусственного меха, а у молодежи в результате генетических вмешательств имелись густой лоснящийся волосяной покров и жировая прослойка. Эти люди–тюлени с человеческими лицами, руками и ногами одевались исключительно в шорты и жилеты со множеством карманов.

Жилище Тимона Симонова — герметизированный контейнер с тройной изоляцией — плавало в черных водах океана к западу от каньона. Над ним во всех направлениях простиралась толща льда. Лаборатории занимали все пять уровней. Судя по всему, кроме Тимона и его скромной свиты из роботов, здесь больше никого не было. Тимон сказал Шри и Альдеру, что в эти дни он предпочитает уединенный образ жизни и даже подумывает о том, чтобы в одиночку совершить путешествие вокруг Европы, которое займет по меньшей мере два года. Для человека, который выглядит как неугомонный гном с бледным желтоватым лицом и бахромой седых волос до плеч, обрамляющих лысую макушку, он оказался весьма гостеприимным. На нем были лишь шорты все в заплатках да пояс с инструментами. Он оживленно болтал — и заверил собеседников, что связаться с Авернус не составит никакого труда, как только она прибудет в место своего назначения.

Судя по имеющимся данным, Авернус отправилась в защищенной капсуле по недостроенной железной дороге, проходящей вдоль экватора небольшого спутника, до пересадочной станции, от которой железнодорожная ветка вела на фермы в макуле Тир. В том месте под большой равниной располагалась активная термальная область — ледяная корка разрушалась под действием восходящих потоков горячей воды и была всего в километр толщиной. Через каких–нибудь сто лет она полностью исчезнет и образует временное море — яростно бурлящая смесь льда и воды, которая затопит окружающую территорию, прежде чем снова замерзнет. Термальные потоки содержали множество растворенных в них минералов; воду закачивали в гигантские баки, где бакте–рии извлекали из нее металлы, нитраты и фосфаты, а дрожжи за счет использования тех же метаболических процессов, что и у местных микробов, распространенных в гидротермальных шахтах на самом дне океана, связывали углерод. Хотя этого элемента на Европе было в достатке, в основном он существовал в форме углекислого газа, растворенного в воде. За исключением нескольких полей с вакуумными организмами, расположенных в метеоритных кратерах, баки в макуле Тир на протяжении многих лет служили основным источником углерода для фуллерена и высокопрочных строительных материалов, необходимых для расширения городов и небольших поселений на Европе. Авернус создала эти виды бактерий и дрожжей много лет назад, но до сих пор имела квартиру в том районе. Шри гадала, нет ли там какого–нибудь тайного сада. Что, если Авернус решилась пересечь выжженную радиацией планету, чтобы наведаться в свои сады?

Тимон болтал без умолку, показывая Шри и ее сыну свои лаборатории. В герметичных контейнерах находились различные виды автолитотрофных водорослей — результат симбиоза красных водорослей с местными бактериями — погонофоры, походящие на склизкие цветы длиной с руку, медлительные крабы–альбиносы, недобро зыркающие из–под камней, некие подобия угрей — бледные слепые рыбешки в несколько сантиметров толщиной, теплые на ощупь, покрытые шероховатой пленкой. Их жабры служили домом для бактерий–симбионтов. Угреобразные рыбы медленно и мечтательно извивались, плавая кругами в цилиндрическом баке из армированного стекла.

Пожилой гений генетики намеревался клонировать тысячи различных псевдоугрей и выпустить их в глубинные воды океана.

— Мы прикрепим к ним датчики, которые будут передавать данные скоплениям микроскопических станций. В качестве источников питания выступят модифицированные мышечные клетки — с их помощью датчики будут работать на протяжении месяцев, пока мы исследуем океанские впадины и жерла вулканов.

— Проект выглядит довольно заманчиво, — отметила Шри. — Но разве не лучше послать роботов? Не боитесь нарушить экосистему Европы?

Обитающие в кратерах вулканов Европы микробы — единственный пример экзожизни внутри Солнечной системы — во многом походили на микроорганизмы Земли. Их ДНК и РНК состояли из аминокислот, группирующихся в триплеты, идентичные тем, что кодируют гены земных организмов. Стадии точечных мутаций в тРНК доказывали, что эволюционная дивергенция между земными организмами и теми, что водились на Европе, началась три с половиной миллиарда лет назад, то есть позднее, чем зародилась жизнь на Земле. Вполне вероятно, что жизнь на Европу занес кусок земной породы, отколовшийся от планеты после столкновения с крупным метеоритом. Этот фрагмент Земли затем оказался на орбите Солнца и удалялся по спирали, пока его не захватила гравитация Юпитера, после чего он столкнулся с Европой. Находясь глубоко в камне, споры бактерий пережили длительное путешествие и попали во внутренний океан спутника, когда подъем глубинных вод затопил место столкновения. На Земле некоторые виды бактерий соединялись и эволюционировали в многоклеточные растения, грибы, животных: важный шаг в развитии оказался возможен только за счет эффективных метаболических путей, которые использовали свободный кислород в атмосфере Земли для производства энергии путем фотосинтеза. В бескислородных океанах Европы эволюция остановилась на уровне колоний микробов, формирующих пласты, ажурные корзины и сосуды, а еще широкие ряды длинных волокон вокруг разливающихся из кратеров горячих черных озерец, богатых минералами и сероводородом.

Тимон пояснил, что его угри не могут навредить разреженной хрупкой экосистеме океана, поскольку бактерии–симбионты в их жабрах генетически выведены из местных бактерий.

— Да и потом уже поздно беспокоиться о нарушении системы, — беспечно бросил он. — Могу показать почему, если хотите.

Он провел Шри и Альдера по техническому этажу в крохотную комнатку с круглым окном из мономолекулярного алмаза. Сперва показалось, что за иллюминатором царит непроглядная темень, но стоило Шри, стоявшей плечом к плечу с Альдером, вглядеться в толщу черной ледяной воды, как она сумела различить где–то на границе видимости скопления нечетких вытянутых силуэтов…

Резкий толчок — тени бросились врассыпную и замерли. Обернувшись, Шри увидела, как на потолке зажглись группки крохотных огоньков и за Тимоном Симоновым закрылся люк. Он сидел, скрестив ноги, и водил пальцами по экрану планшета, лежащего у него на коленях. Шри сообразила, что комната была небольшой субмариной и сейчас этот отсек, оснащенный собственным мотором, отделился от основной станции, к которой крепился.

— Мы с вами отправимся на фермы, — сказал Тимон. — Их непременно стоит увидеть, раз уж вы забрались в такую даль. Да и потом это не займет много времени.

Включились навигационные огни, осветив ледяной потолок, что проплывал в сотне метров над ними — его волнообразные гладкие контуры с длинными бороздами возникли под действием восходящих теплых потоков. Местами встречались пласты льда, поросшие «папоротником». Потолок тянулся до бесконечности — лед укрывал океан Европы толстым одеялом, под которым скрывался массив ледяной, не содержащей кислорода, черной, соленой, кислотной воды, в которой рыба задохнулась бы так же быстро, как и человек. Шри подавила приступ клаустрофобии: она убеждала себя, что компактная субмарина с огоньками, мерцающими между полосок обивки, постукивающими лопастями, жужжащими моторчиками и гудящими гироскопами — надежное средство передвижения.

Альдер, судя по всему, почувствовал охватившую Шри тревогу и сжал ее руку.

— Думаю, те огни как раз и есть ферма, — предположил он.

Позади них заговорил Тимон:

— А у вас зоркий глаз. Это именно она.

Полоски небольших огней разбегались по мере приближения субмарины, превращаясь в длинные ряды ламп, подвешенных на кабелях, что крепились к ледяной массе. Под каждой лампой располагалась рама с крестообразной поперечиной около тридцати метров в длину. Ленты закрепленных на раме растений колыхались в медленном течении.

— Водоросли, — прокомментировал Альдер.

— Вы нарушили карантинный барьер, — заявила Шри.

Ее охватило дурное предчувствие. Почему она ничего об этом не знала? Как им удалось держать такую информацию в секрете? Что еще жители Европы прячут под водой? Что вообще дальние могли скрывать в расселинах и туннелях, расположенных на мириадах больших и маленьких спутников, на орбитах газовых гигантов, на отдельных астероидах?

— С тех пор как первый акванавт спустился в шахту, ни о каком карантине не может быть и речи, — возразил Тимон. — Но все оказалось не так страшно, как мы сами предполагали сперва, ведь местные организмы более или менее сходны с земными. Кроме того, водоросли растут только при наличии света. А за исключением нерегулярных вспышек в отдельных районах да выбросов лавы на стыке плит, это единственное место во всем океане, где есть свет.

Субмарина погружалась, проплывая под рамами. Их здесь были сотни, тысячи, и простирались они, насколько хватало глаз. Водоросли свисали с кабелей, которыми крепились рамы, — в свете огней субмарины их тонкие ленты отблескивали красным, фиолетовым, бурым, подобно засохшей крови. Взрослые растения достигали в длину ста метров. Подхватываемые течением, свисающие с рам водоросли извивались, напоминая прячущегося в норке сопящего зверя. Вокруг них образовывалась дымка, содержащая молекулярную серу — побочный продукт связывания углерода.

Хотя восходящие потоки воды содержали большое количество питательных веществ, местные организмы, располагаясь в верхней части водного столба, получали мало энергии. Из–за химического состава воды сероводород, рождающийся в гидротермальных рифтах и участвующий в реакциях окисления, которые происходили в колониях бактерий, быстро распадался на непригодные сульфаты. Рифты оказывались редкими, но плодородными оазисами жизни — на остальных лишенных света просторах океана Европы выживали лишь экономичные хемолитотрофы. получавшие кислород за счет расщепления молекул оксидов металлов, которые встречались нечасто. Однако, подобно зеленым растениям на Земле, использующим энергию света для реакций, в ходе которых ионы водорода и электроны переносятся от воды к углекислому газу, в результате чего получается простая молекула глюкозы и кислород как побочный продукт, водоросли Тимона использовали энергию света для переработки сложных неорганических веществ, содержащих серу и железо. Забирая оксид углерода и питательные вещества из воды, они росли невероятно быстрыми темпами, за день удлиняясь на два–три метра. Электроэнергию для ламп легко можно было добыть, используя силу течений или перепады температур.

Блестящие роботы с шарнирными руками и закрепленным сзади мотором сновали туда–сюда, срезая и собирая водоросли, а затем тащили урожай на перерабатывающую фабрику, расположенную в отдалении. Тимон направил субмарину в дальний угол, где, подобно пчелам в улье, строительные роботы штамповали новые ряды полок. Ферма занимала около одиннадцати квадратных километров, на которых размещались восемнадцать тысяч полок, и каждый день изготавливалось еще двадцать.

Шри представила, что на ее глазах происходит фазовый переход. Как если бы кто–то уронил зародыш кристалла в сосуд с перенасыщенным раствором. Сейчас это еще жидкость, а спустя мгновение она превращается в твердый кристалл. В голове у Шри возник образ: тысячи квадратных километров, занятые подобными самовоспроизводящимися фермами, подвешенные на разных уровнях громадные плоты посреди глубокого океана и образующиеся вокруг них колонии, дрейфующие города людей–тюленей…

Тимон все не умолкал: он отвечал на вопросы Альдера о роботах, о выращиваемых здесь культурах. Субмарина кружила вокруг одной из станций, где укрепленные на лесах цистерны и биореакторы перерабатывали водоросли. На данный момент связанный углерод использовался только в строительных материалах, из которых изготавливались новые рамки для выращивания урожая. Однако Тимон и остальные ученые работали над созданием съедобных водорослей, а еще водорослей, способных производить лекарства и пластик… Для ученых не существовало границ — они могли вырастить здесь все что угодно.

К тому моменту, когда Тимон повернул субмарину обратно, Шри сообразила, как ее клан мог бы поучаствовать в этом бизнесе. Она рассказала гению генетики о дешевых компактных источниках энергии на основе новой термоядерной технологии, что могли бы обеспечить освещение для ферм в тысячи раз больше той, на которой они побывали. Она нарисовала картину будущего, в котором океан был полон дрейфующих ферм; над ними протянулось ночное небо, испещренное звездами: каждая ферма стала бы маленьким солнцем, а вокруг него расположились бы деревушки. По мнению Шри, можно было даже засадить океан самовоспроизводящимися растениями, способными к электрогидролизу, которые бы обогатили кислородом воды океана повсеместно, и тем самым создать полностью аэробную экосистему от бактерий до китов. Кроме того, не представляло особых трудностей придумать, как генетически модифицировать людей, чтобы они могли дышать под водой.

Когда Шри умолкла, Тимон рассмеялся и заметил, что Оскар был совершенно прав на ее счет: «Мыслите вы масштабно».

— Жизнь находится в состоянии неустойчивого равновесия. Но при определенных условиях она будет процветать и распространяться. Вот вы сумели создать здесь для нее правильную среду. Однако если вы как следует не обдумаете, в каком направлении собираетесь двигаться, то жизнь может преподнести вам неприятный сюрприз.

— Ферма — лишь эксперимент, — отвечал Тимон. — И довольно успешный, позволю себе заметить. Но не более того. Его дальнейшую судьбу решит город. Этим мы отличаемся от землян. Все решения принимаются путем обсуждения и голосования — только затем мы действуем.

— Единогласно?

— Почему нет?

— Не думаю, что так будет продолжаться. Ваш так называемый консенсус не более чем вежливая фикция, поддерживаемая обществом, в котором протест невозможен из–за отсутствия ресурсов. Дайте несогласным возможность иметь собственные средства, и — вот увидите — консенсус долго не продержится. Им и нужно–то всего ничего: группа роботов, немного строительных материалов да водорослевых спор — с их помощью они уже через год построят собственную ферму размером с эту. Спустя десятилетие у них будет свой город. Вообразите, что станет через тысячу лет. Вы сделали первый шаг и колонизировали океан. Назад дороги нет.

Шри переполнял энтузиазм — идея затягивала ее. Черт с ней, с этой задержкой в Радужном Мосту. Сейчас, в споре с этим пожилым мужчиной, она могла отточить свои доводы, чтобы затем представить их на Собрании граждан Миноса. А еще Шри могла поговорить с Авернус. Заронить семена, а затем вернуться и собрать урожай.

— Мы наслаждались консенсусом на протяжении сотни лет. Не вижу причин для перемен, — возразил Тимон.

— Да–да, конечно. Умные, открытые к сотрудничеству, участливые, живущие в подлинном государстве–утопии. Я вдоволь наслушалась таких речей в Радужном Мосту. Но, насколько я успела заметить, старые привычки никуда не делись, просто их замаскировали при помощи нескольких генетических изменений и модификации внешности.

Тимон вновь разразился смехом и напомнил, что не только гены, но и окружающая среда формируют природу человека.

— Мне об этом прекрасно известно, — сказала Шри. — Океан Европы разительно отличается от ледяных пещер Миноса или куполов и сфер в Радужном Мосту. Не сомневаюсь, что есть и другие места, где люди процветают, хотя сами территории сильно варьируются и требуют радикальных изменений, чтобы адаптироваться к их условиям. И все же люди колонизируют эти территории. Термоядерный двигатель, разработанный моим кланом, позволит сократить расстояния: людям станет доступно больше планет. Дальние заявляют, будто они развиваются в ином направлении, нежели земляне, однако гораздо сильнее вы различаетесь между собой. Что станет с вашим консенсусом, когда человеческая раса разделится на множество подвидов?

Она собиралась продолжить, чтобы использовать те же угрозы, которыми она пугала каллистян: если жители Европы не колонизируют океан, это сделает кто–то другой — кто–то из дальних или земляне; процесс адаптации и колонизации должен контролироваться и направляться. Но ее прервал Тимон, сообщив, что поступил звонок от ее секретаря. Тимон перенаправил звонок со своего планшета на спексы Шри.

— У нас новые обстоятельства, — заявил Ямиль Чо. — Граждане Радужного Моста проголосовали за немедленную депортацию строительной бригады. Вам необходимо тотчас же вернуться на корабль. У капитана приказ возвратиться на Каллисто и забрать Эуклидеса Пейшоту с его людьми как можно скорее.

 

15

Так провалилась попытка семьи Пейшоту установить более тесные связи с городами Внешней системы. Строительную бригаду уложили в гибернационные капсулы — «Луиш Инасьо да Сильва» отправился на Землю. Все три недели, пока корабль летел к родной планете, Шри изо всех сил старалась не попадаться Эуклидесу Пейшоту на глаза в замкнутом пространстве обитаемых отсеков.

Шаттл доставил Шри, Альдера и Ямиля Чо с орбиты в Бразилиа. Город встретил их гравитацией, от которой ломило кости, густым горячим воздухом и шумными улицами, что мелькали за окнами лимузина, пока они ехали от аэропорта до клиники. Несмотря на регулярные усердные тренировки в центрифуге космического корабля, им понадобилось еще две недели, чтобы прийти в себя после условий микрогравитации. За все это время от Арвама Пейшоту не было никаких вестей. Наконец Ямиль Чо отправился по распоряжению Шри в офис генерала, чтобы отвезти отснятый ею на спексы материал из поездки. Вернулся он с пустыми руками, да и в последующие дни генерал не связался с профессором. Совесть Шри была чиста: она выполнила все, о чем ее просили. Если генерал не дает о себе знать оттого, что недоволен, она ничего не может с этим поделать. Попытка установить с ним контакт лишь навредит — пора двигаться дальше.

Альдер отправился на юг, в Антарктиду; Шри и Ямиль Чо поехали на северо–запад, на побережье Нижней Калифорнии в Мексике. В Ла–Пасе они сели на поезд, пересекли затопленную прибрежную долину Южной Нижней Калифорнии и повернули на восток, там через перевал в горах добрались до небольшого городишки Карризалито, где взяли машину и преодолели еще тридцать километров по побережью. Последний километр Шри прошла пешком — через дюны, протянувшиеся между коричневыми холмами и морем, к прибежищу Оскара Финнегана Рамоса.

Его небольшая хижина, построенная из листов пластика и напоминающая по форме нос корабля, расположилась в широком проходе, где дюны были обращены к морю. Несколько согнутых ветром, увешанных кабелями, словно лианами, норфолкских сосен бросали на дом тень. Позади, повторяя изгиб Калифорнийского залива, поблескивающего под нестерпимо ярким солнцем, протянулась широкая полоска пляжа. На небе не было ни облачка. Оскар махал Шри, пока она спускалась по песчаному холму, поросшему сухой травой, и шла мимо загона, в котором три козы жевали молодые веточки. Загорелый и совершенно лысый Оскар не отличался высоким ростом, да еще и сутулился. На нем была лишь пара мешковатых выцветших голубых шорт. Над костром из прибитых к берегу веток в закопченном чайнике заваривался чай. Хозяин разлил крепкую темную жидкость в две чашки с отколотыми краями.

— Добиралась сюда пешком, — заметил он. — Значит, полностью оправилась после полета?

— Да, — кивнула Шри.

Спина и ноги ныли, но чувствовала она себя замечательно: силы вернулись, тело в форме, реакция — отличная. Облегающий спортивный костюм из микропористого материала, толстый слой солнцезащитного крема да еще широкополая шляпа составляли ее одеяние.

— А как Альдер?

— Он очень хорошо себя проявил. Я горжусь им.

Шри рассказала Оскару, как Альдеру удалось охмурить молодую девушку–ученого и узнать о секретных садах Авернус.

— Если бы не инцидент во время церемонии открытия и если бы меня не отозвали с Европы, я бы обязательно установила с ней контакт. Я была вот настолько близка, — Шри показала большой и указательный пальцы в сантиметре друг от друга.

— Я читал твой отчет для Сенатской подкомиссии по Внеземным Делам. Но очень хотелось бы услышать историю из первых уст. Расскажи мне всё, без утайки.

Шри говорила около часа. Она во всех деталях поведала о непродуманной попытке саботировать строительство биома, об убийствах Урсулы Фрей и Спеллера Твена, о роли дипломата Лока Ифрахима. В том числе поделилась своими мыслями о причине, побудившей Эуклидеса Пейшоту перейти на сторону той части клана, которая поддерживает идею войны. Описала тайные сады Авернус и небольшие засаженные растениями территории, которые Альдер видел на изрытой кратерами поверхности Каллисто, рассказала о потенциале водорослевых ферм в океане Европы и, наконец, заметила, что, по ее мнению, разногласия между старым и молодым поколениями дальних стали непреодолимыми.

— Думаю, мы совершили ошибку, когда пытались помочь пожилым, консервативно настроенным дальним удержать власть, — подытожила Шри. — Вместо этого стоило сделать предложение набирающему силу поколению. Мне удалось мельком взглянуть на некоторые из их секретов, и, полагаю, вскоре мы узнаем еще больше — там скрывается множество возможностей. Однако действовать надо без промедления: они явно находятся на пороге быстрой и внезапной экспансии. Всего через несколько лет на краю Солнечной системы появится десяток новых сообществ, и все они будут развиваться в разных направлениях. Прочные отношения необходимо завязывать сейчас — стать союзниками диаспоры. Это наш единственный шанс оказать на них хоть какое–то влияние.

Оскар принялся обдумывать услышанное. Шри, привыкшая к подобным паузам и молчанию наставника, прихлебывала остывший горьковатый чай и любовалась, как ветер с моря приглаживает траву на гребнях дюн и качает ветви сосен.

Наконец экопроповедник подал голос:

— Среди моих протеже ты — самая умная. Я могу открыто заявлять об этом — вреда тебе не будет, ведь ты и так это понимаешь. Но мне кажется, что ты еще и самая романтичная. Я не критикую. Твоя творческая фантазия не может существовать без этого качества. Без него ты не сумела бы добиться высот и создать великие вещи. Но если ты не поостережешься, эта черта может сыграть с тобой злую шутку.

— Считаешь, я поддалась таинственным экзотическим чарам дальних рубежей? Все, что я рассказала, — голые факты. Пока мы летели обратно к Земле, у меня было время хорошенько подумать, — и все ведет к одному. Нам остается крохотное сужающееся окно возможностей. Если мы не создадим союз с дальними, то в скором времени это сделается просто невозможным, и единственной альтернативой останется установление контроля силой.

— Мне кажется, тебе не стоит торопиться с выводами. Лучше осмысли произошедшее. Обдумай и взвесь последствия того, что узнала. Тебе не помешает прочный фундамент и чуть больше дальновидности, — посоветовал Оскар.

Он сидел, скрестив ноги, в позе лотоса. Древний могущественный карлик с распухшими суставами, скрытыми под смуглой кожей, уже не совсем человек: голова казалась слишком большой для его худощавого, скрюченного тела, уши обвисли, а лысый морщинистый череп покрывали пятна доброкачественных опухолей. Таков был гуру Шри, ее наставник. В его сосудах кишели нанороботы, которые чистили кровь, производили мощные антитела, убивающие следы инфекций, уничтожающие раковые клетки и постоянно передающие информацию команде врачей в Карризалито. Оскар получал данные от спутников и метеостанций, а также от тысяч крошечных свободно плавающих машин, которые исследовали море. У него был прямой доступ к президенту Бразилии, лидерам и экопроповедникам во всех странах на Земле. Стоило ему только захотеть — и флотилия строительных роботов насадила бы лес или изменила форму горы, как ему вздумается. Периметр вокруг хижины охранял постоянный гарнизон солдат, дюны патрулировали волки. Кроме того, Оскар напрямую контролировал спутник–геостационар, замерший над Землей и способный уничтожить кого и что угодно при помощи рентгеновского лазера в пределах охраняемой территории.

И вот сейчас под пристальным взглядом печальных взволнованных глаз наставника Шри поняла, что провалилась. Впервые она познала реальный вкус поражения. Ее мало волновало неудавшееся партнерство в рамках проекта биома: в конечном счете это была всего лишь политическая уловка, которая, кстати, принесла пользу и ясно продемонстрировала, насколько расходятся во взглядах каллистяне и члены семьи Пейшоту. Да, она злилась, чувствовала себя униженной, когда их отозвали с планеты прежде, чем удалось связаться с Авернус, но Шри уже и думать забыла об этом. Вновь преисполненная решимости, она готова была доказать, что ничуть не хуже Авернус, а может, даже и превзойти ее. Но раз ей не удалось убедить Оскара, что клану необходимо с удвоенной силой работать над созданием мирного союза с дальними, не удалось показать ему, какой огромный нераскрытый потенциал таит в себе подрастающее поколение дальних, придется отказаться от своего гуру и примкнуть к рядам Арвама Пейшоту и остальных противников примирения. Придется поддержать войну. Под пристальным взглядом Оскара Шри гадала, понимает ли это ее наставник, знает ли он о том отснятом материале, который она послала Арваму, и о многом другом.

— Прогуляемся, — наконец прервал молчание Оскар. — Хочу показать тебе кое–что.

Они миновали цветочный сад, украшенный вещами из городов и деревень, затопленных после того, как поднялся уровень моря, — выброшенные на берег бутылки и посуда, покрытые каменным наростом древние жестяные таблички, пластиковые бутылки всех форм и размеров, отшлифованные за годы нахождения в морской воде, дощечки, теперь гладкие, как шелк. А дальше, среди белого сухого песка в верхней части пляжа, стоял небольшой загон, огражденный прибитой к столбам сеткой. Экопроповедник проворно перелез через забор, опустился на колени и аккуратно выкопал в песке неширокую канавку, обнажив ряд хрупких белых шаров. Черепашьи яйца.

— Я уже пытался в прошлом году, — пояснил Оскар. — Забор надо вкопать как можно глубже, и тогда он защитит яйца от ящериц и крабов. Как только черепашата начнут вылупляться, я уберу забор, чтобы они могли добраться до моря.

— Кто–нибудь из прошлогоднего выводка вернулся?

— Насколько мне известно — нет.

— Пожалуй, море еще не готово их принять.

— Но несколько особей могли выжить. Что, если они просто перешли на другой пляж? Хотя ты, наверное, права. Еще столько всего надо улучшить. Этот выводок тоже может погибнуть, — подытожил Оскар и снова присыпал яйца песком. — Но мы не должны опускать руки.

— Если это какая–то притча, то я, видимо, не совсем ее понимаю, — сказала Шри.

Оскар поднялся и отряхнул песок с колен.

— Работа, которую мы проделываем, — это искупление грехов прошлого. Дело непростое, и, может статься, многое из того, что мы планируем, окажется невыполнимым. Раз за разом мы будем терпеть неудачу. Но мы обязаны стараться, потому что мы рождены для этого — для того, чтобы исправить ошибки. Примирение с дальними — лишь один из пунктов, а не краеугольный камень. Оно не принесет выгоды кому–то конкретно.

— Но мы можем гораздо больше. Во много раз больше. Я готова полететь туда вновь. Как только вы пожелаете.

— Я не меньше твоего хочу установить мирные отношения с дальними, но случиться это должно на их условиях. Если они ответят отказом, так тому и быть. Понимаешь, дорогая?

— Конечно.

А что еще она могла ответить? Оскар Финнеган Рамос — могущественная фигура, а еще он своенравен. И — он не совсем человек. Он с легкостью может лишить ее лаборатории и поставить крест на ее карьере. Он может отдать команду спутнику — и тот убьет ее по пути к машине, где ждет Ямиль Чо. С орбиты по ней ударит раскаленный луч и обратит в пепел, оставив лишь дымящееся углубление в оплавленном песке посреди дюн.

— Всегда находились члены клана, выступавшие против примирения, — продолжил Оскар. — Сейчас, когда проект биома так внезапно оборвался, они стали выступать активнее. Но мы не дадим им шансов — второго провала не случится, даже намека на него. Мы уйдем в тень, однако оставим каналы открытыми и будем ждать подходящего момента, чтобы выступить снова.

Экопроповедник прожил уже двести лет и давно научился терпеть, а еще видеть перспективу. Но Шри считала, что на этот раз Оскар ошибается. Ситуация менялась с поразительной быстротой, и она понимала это. У них не было времени дожидаться, пока утихнет маленький скандал с проектом биома. У них не было времени подготовить почву для следующей попытки. Возвращаясь в Ла–Пас, а затем на борту самолета по пути в Антарктиду, да и много позже профессор все размышляла о том, как действовать дальше. О мире. И о войне.

 

Часть вторая

Выживает сильнейший

 

1

Однажды, когда парни готовились погрузиться в шаттл, чтобы отправиться на очередное занятие по боевой подготовке в условиях невесомости, отец Соломон приказал им надеть скафандры.

— Сегодня мы попробуем нечто новое.

Зажав шарообразные шлемы под мышкой, они проследовали за отцом Соломоном и тремя другими чтецами в грузовой отсек, обитый мягким материалом, где они, пристегнутые ремнями безопасности, просидели в полной тишине последующие два часа, пока шаттл двигался по низкой суборбитальной траектории вокруг Луны. Когда корабль прилунился, парни нацепили шлемы и проверили друг у друга системы жизнеобеспечения. Жесткие скафандры стесняли движения — в заполненном помещении ребята то и дело сталкивались. В ожидании предстоящих приключений их переполняли восторг и тревога. Из отсека выкачали воздух, откинули трап. Построив своих подопечных в ряд, чтецы вывели их на поверхность Луны.

Дейв-8 одним из последних покинул шаттл, следуя за собратьями. Несколько парней упали на колени и обхватили руками большие круглые шлемы. Другие, вроде Дейва-8, замерли и с восхищением смотрели на голую равнину, протянувшуюся на километры вперед до гряды скругленных, напоминающих подушки холмов, которые изгибались вдоль всей линии горизонта. Видно было отлично. То тут, то там на равнине попадались кратеры, повсюду были разбросаны обломки камней разных размеров, на фоне черного неба каждый холм четко вырисовывался — казалось, там находится край мира. Не покидало впечатление, будто оказался в комнате с одним–единственным слепящим источником света, низко подвешенным к закопченному потолку. Такого яркого света Дейв-8 никогда в жизни не видел — не спасало даже поляризационное стекло визора. Солнце. Яркий, плывущий в абсолютной всепоглощающей черноте белый прожектор, резкий свет которого отражался от голого лунного пейзажа…

Раздался дикий крик, и трое мальчишек поскакали прочь по залитой светом равнине, догоняя друг дружку. Отец Соломон и отец Рамес бросились за ними, на ходу выкрикивая приказы остановиться, вернуться назад; отец Алдос и отец Кларк ходили среди остальных, ласково подбадривали тех, кто стоял на коленях, просили их встать, а других — выстроиться в шеренгу.

Дейв-8 занял свое место в одном из двух рядов: он и его братья уже машинально строились таким образом. Троих сбежавших привели назад и даже не сделали выговора, затем отец Соломон приказал всем разбиться на пары и сообщил, что каждая пара получит свои координаты. Им требовалось добраться до указанной точки, найти сброшенный беспилотником флаг и принести его обратно. Обычная тренировка — первая из многих, что должны были познакомить их с различными типами лунной поверхности. Отец Соломон сказал, что сперва задание может показаться им странным и пугающим, но он не сомневается: они справятся, не опозорят себя и не провалят миссию.

Дейву-8 достался в пару Дейв-14 — они отправились на северо–запад, к точке в трех километрах от места, где прилунился шаттл. Они передвигались, подпрыгивая, не сгибая коленей — техника, годами отрабатываемая в спортзале. Всю поверхность спутника покрывала бархатная пыль: казалось, дунь легонько — и она тут же исчезнет, но на деле она была гораздо плотнее. Каждый шаг Дейва вздымал небольшие облачка, грязь прилипала к внешним ботинкам, оставляя угольно–черные пятна. На земле четко отпечатывались следы парней: когда Дейв остановился и оглянулся, то увидел две переплетающиеся цепочки, что отблескивали в ярком свете и вели прочь от шаттла. Посреди голого лунного пейзажа на фоне черного неба под слепящими лучами безжалостного солнца корабль, похожий на коробку с растопыренными ножками, выглядел крохотным, хрупким, очень одиноким и совсем чужим. У Дейва внезапно закружилась голова: предметы вокруг резко увеличились, будто он посмотрел в бинокль, — он вдруг понял, что некоторые детали лунного пейзажа, казавшиеся маленькими и близкими, на самом деле находятся далеко и очень велики. Измерять расстояния на Луне оказалось делом непростым, поскольку в вакууме далекие предметы находятся в таком же четком фокусе, как и те, что совсем рядом, да и сравнивать по масштабу было не с чем. Однако Дейв-8 решил, что округлые холмы, скорее всего, огромны и находятся далеко, ведь их очертания никак не менялись, хотя, согласно навигационным показателям в нижнем правом углу визора, они с Дейвом-14 прошагали около километра в их направлении…

Дейв-14 окликнул спутника и предложил поторопиться. Дыхание Дейва-8 было хриплым и прерывистым, сердце колотилось. Он подмечал каждую деталь — все казалось необычным и особо значимым, вызывало восторг и заставляло с непривычной четкостью воспринимать реальность. Солнце находилось у них за спиной, создавая блики на ребристом рельефе, тени вытягивались перед ребятами, пока они продвигались вперед. Почва вокруг них выглядела золотистокоричневой, но чем дальше, тем темнее она становилась по бокам, а под ногами казалась серой или черной. Мелкие камешки были повсюду, то глубже уходя в пыль, то находясь на самой поверхности, и каждый отбрасывал четкую тень. Всю поверхность изрыли крошечные отверстия. Кратеры от столкновений с микрометеоритами, подумал Дейв-8, и его охватила радость: уроки не прошли даром.

Окружающую равнину тоже всю испещрили кратеры размером от игольного отверстия и небольших выемок до глубоких ям, куда мог целиком поместиться шаттл. Внутренние склоны кратеров порой покрывали более мелкие воронки, а вокруг тех, что побольше, раскинулись плащи из застывшей лавы и выброшенных камней. Дейв-8 засек в отдалении двух братьев, они шли мимо скопления обломков породы, которые по размеру превосходили их шаттл, и только тут понял, что вновь сильно отстал от Дейва-14.

Красная точка на навигационном дисплее, отмечающая положение Дейва-8, подползала к желтому крестику, обозначавшему координаты нужного места. И вот они с Дейвом-14 наконец достигли начала кратера по меньшей мере ста метров в поперечнике. Его ослепительно белый край был слегка приподнят, а склоны чаши круто уходили вниз, обрамляя ровный пятачок, усеянный обломками камней.

Дейв-8 осмотрелся и сказал:

— Звезд не видно. Думаю, это потому, что Солнце слишком яркое. Но где Земля? Она ведь должна светить ярче, чем звезды? А может, мы на обратной стороне Луны, откуда Земли не видно? Как думаешь?

— У тебя слишком богатая фантазия. Из–за этого ты думаешь о вещах, которые не имеют значения, — ответил Дейв-14.

Он был флегматичным и практичным пареньком, а еще упрямым и неутомимым. Как однажды заметил Дейв-27, он из тех, кто будет биться над неразрешимой проблемой до тех пор, пока не взломает ее силой воли.

— Все, о чем нам сейчас стоит думать, — это как добыть флаг, — сказал он. — Если бы ты глядел на землю, а не на небо, то уже заметил бы его.

Дейв-8 взглянул на то место, куда указывал Дейв-14, и увидел красный треугольник, помещенный перед квадратным обломком породы в дальней части кратера.

— Насколько опасно спускаться вниз? — спросил Дейв-8, терзаясь сомнениями.

— Нам поручили принести флаг, так что придется туда идти, — заявил Дейв-14.

Они начали спуск — вскоре склон из пологого превратился в достаточно крутой, и им приходилось передвигаться боком, поднимая вокруг себя столбы пыли, которая оседала на ногах и руках, нагрудных пластинах скафандров, визорах и оставляла грязные разводы там, где парни пытались ее стереть. Дейв-8 пнул камень размером с кулак, и тот покатился по склону, постепенно набирая скорость, пока не врезался в крупный, наполовину утопленный в почве обломок породы, не издав при этом ни звука, и замер. На мгновение Дейва-8 охватил страх. Его скафандр был всего–навсего хрупким пузырьком, наполненным теплом и воздухом. Одно неверное движение — и Дейв полетит кубарем вниз, разобьет визор о какой–нибудь острый угол.

Дейв-14 пересек заваленную обломками площадку, ухватился за армированный флагшток обеими руками и выдернул древко со стреловидным навершием. Красное полотно, столь яркое на фоне черно–белого каменистого пейзажа, казалось галлюцинацией. Поравнявшись со своим спутником, Дейв-8 вдруг понял, что шаттла уже не видно. Теперь они сами по себе. Такого прежде не случалось. Их окружали лишь наклонные стены кратера, а над головой в черном небе безжалостным прожектором светило солнце.

— Одному из нас стоило остаться наверху, на случай, если второй попадет в беду, — констатировал Дейв-8.

— В следующий раз так и сделаем, — ответил Дейв-14. — А пока я хочу первым вернуться назад.

Ребята двинулись к шаттлу по собственным следам меж округлых лунных холмов, но обратный путь ощущался совсем по–другому.

Эта небольшая прогулка изменила их навсегда.

Затем было еще много тренировок на поверхности Луны. Долгие переходы по самым разным видам рельефа. Навигация от одной точки к другой. Поиск оставленных запасов. Имитация боевых действий, в ходе которых две команды вооружались пистолетами, стреляющими шариками с красным порошком, и изображали противников: невезучие и менее способные заканчивали игру с ног до головы в красном порошке и считались погибшими. Все занятия проходили исключительно на обратной стороне Луны, так что парни никогда не видели бело–голубого полумесяца Земли.

Спустя примерно шестьдесят дней после первой вылазки на Луну Дейв-8 в одиночку шел через похожую на седло долину между двумя пиками Кордильер. Он тянул за собой небольшие сани с припасами и внезапно наткнулся на цепочку следов от ботинок. Они были больше его собственных, а значит, не принадлежали никому из его братьев, да и рисунок подошвы отличался. Следы могли быть оставлены вчера или сотню лет назад: в условиях лунного вакуума отпечатки ботинок просуществовали бы и миллион лет, пока их не сотрут столкновения с микрометеоритами. Дейв отправился по следу, петляющему вокруг неглубокого кратера, вниз по склону — до того места, где отпечатки перемешивались со следами колес от небольшого транспортного средства, которое развернулось здесь и отправилось на восток, в том направлении, откуда прибыло.

Дейв-8 замер, пораженный одной мыслью: он ведь мог пойти по следам на восток, мимо кольца Кордильер, далее через невысокие холмы и пики гор Рук к Восточному морю на самой границе видимой стороны Луны. Там он наконец увидел бы прекрасную бело–голубую Землю, зависшую посреди черного неба. Его миссия была рассчитана на сорок восемь часов — пока он преодолел лишь половину пути. К тому моменту, когда чтецы поймут, что он пропал, догнать его будет уже невозможно. На какое–то мгновение эта идея захватила его с невероятной силой, но быстро исчезла. Что ему делать на видимой стороне Луны? Куда идти? Как он будет там жить?

Нет, Дейв-14 ошибся, размышлял Дейв-8 и тянул за собой сани. Он не обладает бурным воображением — его фантазия оказалась слишком скудной.

 

2

Теперь, когда испытания J-2 шли полным ходом, пилотов по очереди отправляли на Землю, чтобы повидаться с семьей и друзьями, посетить ради укрепления боевого духа завод, где собирали их «птичек», пообщаться с разработчиками нового транспортного судна «Гордость Геи», а еще побывать за казенный счет на маркетинговых вечеринках, где собирались высшие эшелоны вооруженных сил, люди из мира политики и оружейные бароны. Вернувшись с одного подобного мероприятия, Луис Шуарес заявил, что в программу наберут еще пилотов, включая нескольких человек из Европейского союза.

— С политической точки зрения это очень логично, — объяснял он Кэшу Бейкеру и Колли Бланко спустя несколько дней. — Когда мы оказались на грани войны с Тихоокеанским сообществом, европейцы нас поддержали; наши государства связывают стабильные экономические отношения, а дальних они любят еще меньше, чем мы. В конечном счете Европейский союз отказался участвовать в этой ереси по установлению мира с Внешней системой, хотя стимулы для этого были серьезные. Если мы объявим войну дальним…

— Когда мы объявим войну, — поправил его Кэш.

— Когда мы объявим войну дальним, помощь нам сильно пригодится, — закончил Луис. — Европейский союз — одно из древнейших и могущественных государственных объединений. Поговаривают, они возьмут на себя часть расходов по строительству «Гордости Геи» и других кораблей дальнего следования. В обмен они получат доступ к нашим разработкам: новому термоядерному двигателю и технологиям гиперрефлексов.

— Главное, когда начнется битва с дальними, чтобы все эти генералы помнили: мы самые первые и самые лучшие. Тогда мне все равно, кто еще полетит в строю, — заявил Колли Бланко.

— Поддерживаю, — сказал Кэш.

— Эх, мы с тобой надерем им задницы, — заключил Колли.

Колли был самым молодым пилотом в программе — ему только что исполнился двадцать один год, — и летал он куда лучше, чем Кэш в его годы, хотя, конечно, не так хорошо, как нынешний Кэш. Свирепый и бесстрашный юнец Колли родился в шахтерском городке у подножья Анд и утверждал, будто научился ездить верхом и ловить быка с помощью лассо раньше, чем ходить, а летать — прежде чем читать. Сейчас он шел впереди остальных по темным коридорам и помещениям служебного уровня в старом городе: троица охотилась на крыс — это было любимое развлечение пилотов в свободное от службы время, когда от них требовалось находиться на базе. У каждого имелись пистолет, стреляющий небольшими электрическими зарядами, и очки ночного видения с датчиком движения.

На развилке, где под углом расходились два коридора, Колли поднял руку, а затем указал налево. Впереди, метрах в тридцати, вздымалось и опадало пушистое пятно, словно медленно и ровно бьющееся в полумраке сердце. Двадцать крыс минимум. А то и все тридцать. Кэш и Луис вжались в стену позади Колли, а затем выпрыгнули к развилке вслед за ним. Пятно распалось, превратившись в водоворот мохнатых тел, семенящих в разных направлениях. Кэш наметил цель и выстрелил — яркие искры вспыхнули в узком темном коридоре, когда электрические заряды попали в стены и пол.

После непродолжительных поисков пилоты обнаружили только один труп — тощий полосатый старый самец больше полуметра в длину от носа до кончика хвоста. Его тело было втиснуто в полый шар, аккуратно выгрызенный из куска пены, используемой для изоляции стен. На ушах крысы были замысловатые насечки, которые, по словам Луиса, свидетельствовали о статусе владельца или о принадлежности к определенному племени. На шее висел пожеванный кусок пластика, закрепленный петлей из проволоки.

Кэш и Луис не стали спорить, когда Колли заявил, что крысу убил он.

— Проклятые бестии становятся умнее и умнее с каждым разом, — чертыхнулся Колли и пнул мертвое животное — облаченное в броню из пеноизоляции тело покатилось в дальний конец коридора.

— Они учатся, — пояснил Луис. — Развивающаяся культура. По мнению одной женщины из группы медиков, насечки могут быть своего рода графическим алфавитом. Она пытается его расшифровать.

— Та самая, с которой ты спишь иногда? — поинтересовался Кэш.

— Истинный джентльмен никогда не выдаст даму, — отвечал Луис.

Он шикарно выглядел: на шее красный шелковый шарф, темные волосы зачесаны назад и открывают узкое смуглое лицо.

Офицеры даже не пытались вести себя тише. Крысы были повсюду, ползали по проделанным за стенами ходам, трубам, коробам для кабелей и наблюдали — пилоты прекрасно знали об этом. Как и о том, что новости об их приходе распространяются в этот момент по крысиному сарафанному радио. И все же они пока не собирались прекращать охоту и возвращаться на верхние уровни.

Коридор, по которому они шли, повернул на девяносто градусов. Впереди маячила открытая дверь и мерцал слабый голубоватый свет. Пилоты незаметно подкрались к проему один за другим. Луис поднял руку и сосчитал до трех, загибая пальцы. Они ворвались внутрь, целясь в источник света — на столе стояла древняя фоторамка, оставленная здесь лет сто назад. В коротком видео мужчина на пляже кружил на руках маленького ребенка. Белый песок, палящее солнце, красочный лазурный океан, крошечные лодки движутся по воде — чудесный летний денек из далекого прошлого. В старой части базы постоянно попадались подобные символы оставленных жизней. В кладовках на вешалках все еще висела одежда. На полках в холодильниках лежала высохшая еда. А в детских на полу повсюду были разбросаны игрушки.

Луис взял фоторамку, окинул ее беглым взглядом и бросил Кэшу:

— Как думаешь, они еще живы? Отправились на какой–нибудь спутник?

— Ты о пацане?

— Да и о его отце. Дальние порой живут очень долго. Сто с лишним лет и даже больше.

— Не о том ты спрашиваешь, — вмешался Колли. — Тебе бы стоило поинтересоваться, как эта штука включилась.

Луис и Кэш уставились на него. Вдруг над ними кто–то забегал, раздалось царапание, и потолочные плиты рухнули вниз, окатив пилотов градом из сухого крысиного помета. Колли смачно выругался и выстрелил из тазера по образовавшимся отверстиям, один раз, другой — горячие белые искры рассыпались, на стенах заплясали тени. Кэш наблюдал за тенями поверх прицела в поисках цели, но безрезультатно. Луис зашелся в приступе смеха.

— Что смешного, твою мать?! — огрызнулся Колли.

— Они устроили нам засаду, — сказал Луис и снова рассмеялся.

— Могло получиться хуже, если бы вместо дерьма они спрятали камни, — с трудом выдавил Кэш и тоже затрясся от смеха.

Колли с негодованием смотрел на своих спутников, яростно стряхивая крысиные какашки с комбинезона. Он провел пальцами по коротко стриженным волосам и потряс головой.

— А грызуны становятся все смышленее, — подметил Луис, когда они возвращались обратно темным коридором. — Они устроили нам ловушку — получается, они способны просчитывать ходы. Планировать. А еще они сообразили заманить нас туда — значит, они могут еще и думать, как мы.

Колли покачал головой:

— И кому нужны умные крысы, дружище?

— Шри Хон–Оуэн. Предки этих ребят достаточно страдали, чтобы нам с вами не пришлось, — сказал Луис.

— Хватит говорить загадками, дылда!

— Вообще–то он имел в виду — Шри Хон–Оуэн тестировала свои штучки на крысах, прежде чем перейти на нас, — пояснил Кэш Колли.

— Так что в некотором роде мы можем считать их своими братьями, — подытожил Луис.

— Разве что твоими. — Колли сурово посмотрел на Луиса, как он обычно делал, если думал, будто его обижают или разводят.

— Нам определенно придется усовершенствовать технику в этой игре, — заметил Луис. — Если уж мы с горсткой крыс справиться не можем, то с дальними нас ждут серьезные неприятности.

— Еще чего, — возразил Кэш. — Мы в сто раз лучше любого из этих генных мутантов. Пусть они считают, будто развиваются в человека превосходящего. Мы уже такие. Мы лучше всех. Когда дело дойдет до драки, мы покажем этим дальним, где раки зимуют.

 

3

Восточный Эдем на Ганимеде располагался в узкой расселине на юго–восточном краю темной, покрытой кратерами равнины в области Галилея. Дно и стены ущелья утеплили и герметизировали слоями композитных материалов из фуллерена и аэрогеля. Над разломом возвели крышу, а сверху уложили двухметровый слой камней, добытых в кратере по соседству, чтобы не дать потоку радиации из магнитосферы Юпитера просочиться внутрь. В южной оконечности расселины находилась промышленная зона, а остальную территорию занимала сельская местность: луга, оливковые рощи, заросли цитрусовых, перемежающиеся узкими прудами и болотами, хвойные леса с кустами краснокоренника, шуазии, толокнянки, мирта и других цветущих растений, которые покрывали уступы скал. Общественные здания и скопления жилых домов были возведены среди уходящих ввысь по склону лесов. Натянутые между фуллереновыми опорами тенты из прозрачных полимеров сверкали над домами, словно гигантские модели фасеточных глаз насекомых или россыпи бриллиантов.

Поселение лет пятьдесят назад основала группа людей, считавших, что остальные жители Ганимеда размякли и стали мещанами. Хотя местечко выглядело идиллией, горожане Восточного Эдема были консерваторами и аскетами: они полагались на традиции, догмы и гражданский долг, больше всего ценили науку, философию и произведения искусства. Несколько дней в неделю каждый житель работал в сфере базовых услуг и помогал поддерживать инфраструктуру поселения, но своим истинным делом они считали исключительно научные исследования, причем четких целей эдемцы перед собой не ставили, как и не стремились найти своим выкладкам практическое применение — они собирали и каталогизировали эзотерические знания ради самих знаний, ну или для того, чтобы написать замысловатую сагу, оперу, симфонию, инструментальную пьесу или иное произведение искусства. Они развили и отточили техники медитации, вернули к жизни темное искусство психоанализа, создавали посредством генных модификаций декоративные растения и животных, изучали нестандартный математический анализ и философию, даже залезли в дебри непонятных теорий, оставшихся после попыток объединить четыре типа взаимодействий в физике. Чем они только не занимались! А еще они столько же беседовали об искусстве и науке, сколько тратили на них времени: они обсуждали стратегию и планы на ближайшее будущее с другими членами творческих артелей и научной братии, спорили с оппонентами на виртуальных мастер–классах, даже проводили обычные научные конференции. Бесконечные дискуссии поддерживало правительство, которое здесь избиралось демократически, прямыми выборами, как в городах–государствах классической Греции или в ранней Римской республике. Не было ни выборных представителей, ни мгновенных опросов, ни референдумов. Раз в неделю в деревнях проводились собрания, на которых каждый гражданин мог принять участие в дебатах и проголосовать, а раз в месяц собирались, чтобы решить вопросы на городском уровне. Роскошь считалась преступлением, самопожертвование — добродетелью. Все, что не запрещалось, или было просто разрешено, или считалось обязательным к исполнению.

Сама Мэси Миннот считала подобную общественную организацию не менее утопической, чем жизнь в муравейнике. В Восточный Эдем она перебралась три месяца назад, сразу после побега. Правительство Радужного Моста настояло на таком решении. Официально заявлялось, что это делается ради ее же блага. Но Мэси прекрасно знала, что каллистянам не терпится избавиться от человека, напоминающего им о недавнем конфузе.

Восточный Эдем вызвался приютить девушку не из благородных побуждений: город возвращал давний таинственный долг чести Радужному Мосту. Мэси назначили консультанта — пожилого язвительного мужчину по имени Иво Тиргарден — и отправили работать на ферму. Однако доступ к сети для нее был ограничен, а выезжать за пределы фермы запрещалось — она никак не могла избавиться от ощущения, что ее держат здесь как заключенную, как диковинное животное в зоопарке. Несмотря на это, девушка намеревалась устроить свою жизнь как можно лучше. С огромным энтузиазмом она принялась за ремонт квартиры–студии, которую ей выделили в деревне Наш Удел: Мэси настелила и отполировала бамбуковый пол, покрасила стены в оттенки зеленого и розового, поэкспериментировала со светом, положила новую плитку в ванной, в вымощенном дворике поставила горшки и посадила разные травы и перец чили, а по дверному проему пустила виноградную лозу. Каждый раз она говорила себе, что обживается в первом по–настоящему своем доме, и все же в тягостные моменты квартира скорее напоминала ей камеру, а сам Восточный Эдем с его ограниченным, не замечающим ничего вокруг утопизмом — тюрьму.

Ей удалось завести нескольких друзей. В их числе оказался Иво Тиргарден. А еще Джон Хо — владелец ее любимого кафе в столовом комплексе Нашего Удела. Сада Селена и ее небольшая банда отказников. Была еще пара человек на подземной ферме, с которыми Мэси здоровалась при встрече. Но большинство жителей вели себя подчеркнуто вежливо, а то и вовсе относились к ней с безразличием; и только отдельные личности демонстративно проявляли враждебность. Пуще всех — Джибриль, член самопровозглашенного божественного сообщества трансгуманистов. Все остальные называли их космоангелами, поскольку при помощи пластической хирургии и простых генных модификаций члены сообщества приобрели некую потустороннюю стилизованную красоту. А еще они стремились развивать ментальные способности благодаря всякого рода практикам — от цветотерапии до использования специально разработанных психотропных вирусов. Поскольку все они имели очень старомодные взгляды на секс и считали, что достичь просветления можно, лишь отказавшись от животного соития, космоангелы были бесполыми. Они стирали из архивов старые записи о себе, называли себя ангелами и проводили все свободное время, прихорашиваясь и перепархивая из одного общественного места в другое, подобно мелким аристократам. Большинство из них так или иначе связывали свою жизнь с перформансом. Лучший исполнитель фаду во всем Восточном Эдеме был космоангелом, как и другие ведущие эстрадные артисты местного масштаба. Джибриль виртуозно играл в психоактивных постановках. С тех пор как Мэси прибыла в Восточный Эдем, она не раз становилась жертвой его искусства — от саркастических замечаний и насмешек, сделанных вскользь, до агрессивной критики всех землян, оказавшихся в Восточном Эдеме и тем самым нарушивших эстетический облик, инфицировавших их общество. Каждая встреча с космоангелами записывалась на видео, а смонтированные версии выкладывались в сеть, чтобы развлечь и потешить всех желающих насладиться зрелищем.

Когда Мэси проходила обучение для службы в отрядах СМР, до нее, как говорится, докопалась какая–то женщина. Тогда Мэси предложила ей разобраться — и они устроили рукопашный поединок возле столовой, но силы оказались равными, и в итоге признали ничью. Однако подобная тактика в борьбе с Джибрилем была бы ошибочной. Мэси решила дать отпор космоангелу и заявила, что в округе полно мест, где они могли бы разрешить все разногласия, — в итоге видео, на котором Мэси с ухмылкой уходит, демонстрируя отвращение к притворной обиде Джибриля, мгновенно заработало самый высокий рейтинг среди роликов космоангелов. Иво Тиргарден растолковал Мэси, что космоангелы страдают высшей степенью нарциссизма, но вполне безобидны, и Мэси стоит расценивать конфронтацию как этап исцеления Джибриля, а еще возможность повысить собственный статус в обществе. Джон Хо сказал, что ничего страшного не произошло, поскольку большинство людей на сегодня вовсе не следят за психоактивными спектаклями. Сторону Мэси 6+ приняла только банда юных самопровозглашенных отказников, да и то в основном по идеологическим соображениям.

— Космоангелы путают эволюцию со стилем жизни, — заявила Сада Селена.

Из всех отказников она была самая старшая — худая и очень серьезная девчонка лет пятнадцати.

— То, что они с собой делают, — продолжала Сада, — это ничуть не радикальнее, чем наколоть татуировку. Просто насмешка над неограниченными радикальными возможностями трансгуманизма. Но в этой тихой пуританской глуши, где каждый норовит спрятать голову в песок, всё так: безопасненько, согласно правилам, да еще каждый вместо полицейского следит за порядком. Ужасно!

— Они притворяются, будто стремятся к высшему идеалу, а на деле пытаются пойти против собственной природы, — встрял другой отказник. — Прям монашки какие–то. Ты когда–нибудь слышала о монашках?

— Она с Земли. А там всякие религиозные чудаки кишмя кишат, — заявил третий отказник. — Экопроповедники. Они ведь тоже вроде монашек, верно?

— Вроде того, — отвечала Мэси.

— Дело в том, что космоангелы не угрожают статус–кво, — вновь взяла слово Сада Селена. — Вот почему система их терпит, а мы ненавидим. Мы хотим руководить процессом человеческой эволюции. Настоящие транслюди постоянно изменяются, эволюционируют в сотне различных направлений. Ни одной утопии не под силу охватить этот процесс, потому что любая утопия по своей природе статична. Утопии не приемлют перемен, поскольку те бросают вызов их фантазии об идеальном мире.

Мэси нравилась компания отказников, потому что во всем Восточном Эдеме, пожалуй, с ними одними она могла говорить откровенно. И все же, хоть они беспрестанно называли себя революционерами, в реальности отказники оставались всего лишь изолированной группкой детей, вступивших в подростковый период. Они во всеуслышание заявляли о том, что живут вне закона и презирают ограниченные принципы и традиции своего поселения, тем не менее они ни разу не попытались эти традиции изменить, а все бахвальские тирады, будто они покинут Восточный Эдем, как только получат большинство, едва ли могли к чему–то привести. В городской жизни отказники не участвовали, зато забивались в пустые квартиры, питались преимущественно дрожжами, которые здесь раздавались безработным, или тем, что удавалось выклянчить у прохожих, дышали воздухом, вырабатываемым для поселения, пили воду, очищаемую для поселения, и пользовались эдемской сетью. Однако эти подростки блистали умом и вели себя провоцирующе. А кроме того, они поддерживали Мэси, ведь она была врагом их врага. На сайте Джибриля отказники оставляли комментарии в пользу Мэси и постоянно твердили, что она может рассчитывать на них даже в самой трудной ситуации.

Однажды ранним вечером Мэси сидела у барной стойки в кафе Джона Хо, как вдруг заметила приближающихся Джибриля и двух аколитов. Кафе располагалось в дальнем углу террасы, на которой разместился столовый комплекс, — отсюда, с крыши самого высокого жилого здания в Нашем Уделе, открывался вид через шестиугольные панели тента на сосновые леса по другую сторону расселины. Деревья были крохотные — каких–то пять–шесть метров в высоту: они сутулились под серо–голубым сводом в сотне–другой метров, но глаз все же радовали. Местечко напомнило Мэси о комнатке, где они с Джексом Спано проживали в короткий период расцвета их любви: если встать в центре, то руки можно было положить на стены по обе стороны — не просто дотянуться кончиками пальцев, но прижать ладони. Вот и кафе казалось маленьким. По–уютному компактным. Короткая барная стойка с бамбуковой столешницей, отполированной так, что можно было увидеть собственное отражение, скамья, на которой могло уместиться человек шесть клиентов, и пофыркивающая стальная кофемашина. которую Джон Хо собрал по модели трехвековой давности.

Напиток на самом деле не был натуральным кофе: чтобы вырастить кофейное дерево, в туннеле требовалось слишком много места, поэтому дальние создали вид генетически модифицированного мха, который давал маслянистые, богатые кофеином наросты, — но из того, что Мэси пробовала с тех пор, как покинула Землю, этот заменитель оказался лучшим. А еще Джон творил на плите потрясающие закуски и разрешал клиентам держать бутылочку любимого ликера или другого алкоголя за барной стойкой. Джон какое–то время работал корабельным инженером и много попутешествовал, а потому, наверное, был куда терпимее других жителей Восточного Эдема. Ему нравилось слушать, как Мэси вспоминает о жизни на Земле, а ей доставляло удовольствие рассуждать о том, как можно улучшить качество кофе, подкорректировав гены мха, как благодаря искусству генной инженерии крохотные изменения в метаболических процессах позволяют добиться точного баланса десятков флавоноидов, спиртов, альдегидов и эфирных масел, что напоминало процесс производства прекраснейшего живого ила за счет правильно подобранного баланса микроорганизмов.

Джон как раз рассказывал Мэси о последней попытке создать разновидность мха, которая будет иметь насыщенный вкус сорта Суматра Манделинг, когда она увидела, как трое космоангелов прокладывают путь мимо скамеек, столов, кадок с мхом, папоротником и цветами, кафе и лотков. Мимо мужчины и женщины, склонившихся над шахматной доской, мимо человека, разглядывающего фигуры, которые падали в светящемся пространстве памяти, мимо группы детей, которые учились печь хлеб рядом с булочной, а пока что просто визжали и щебетали, колошматя шары из теста.

— Скажи, а правда можно увидеть лицо Господа в иррациональном числе? — громко вопрошал Джибриль.

Мэси тут же догадалась, что космоангелу удалось каким–то образом раскопать информацию про Церковь Божественной Регрессии, — адреналин хлынул в кровь, и девушка вскочила с места. Включилась реакция «бей или беги». Ее переполняли негодование и гнев.

— Ах, пожалуйста, помоги мне постичь истину, — продолжал космоангел. — Мне известно, что цепочка цифр после запятой в числе «пи» бесконечна, а еще — что ни одна цепочка идущих друг за другом чисел не повторяется бесконечно. Но даже если бы где–то внутри такого числа содержалось полное описание Вселенной, на его разгадку потребовалась бы вечность. Что же касается поисков Бога…

— Не собираюсь тратить время на разговоры с тобой, — процедила Мэси.

— Но мне и правда очень интересно. — Джибриль встал на пути Мэси, когда она попыталась прорваться мимо них.

Ростом космоангел отличался внушительным — два с половиной метра, да еще худой, словно тростинка. Как обычно, на нем было минимальное количество одежды — короткие шорты, сандалии да поясная сумка, — чтобы ничто не скрывало идеальную белоснежную кожу, галерею татуировок и радужные чешуйки на груди. Над острыми выступающими скулами сверкали зеленые с золотыми прожилками глаза космоангела. Двое аколитов, столь же высоких и худощавых, встали позади Мэси, тем самым окружив ее. Над головой девушки завис беспилотник, направив прикрепленную снизу камеру прямо на Мэси.

— Какого Бога вы искали? — не останавливался Джибриль. — Древнего старца с белой бородой? Или, может, он на вас похож?

— Не приведи Господь, — сказал один из аколитов.

— Ну же, мы должны быть милосердными, — объявил Джибриль. — Хотя, признаюсь, Господь с ликом Мэси Миннот — отвратительное зрелище.

Джон Хо поинтересовался, позволят ли космоангелы его посетительнице спокойно уйти, на что Мэси заявила, что не нуждается в помощи, после чего, упершись двумя руками по краям табурета, взмыла в воздух, пользуясь низкой гравитацией, села на барную стойку, развернулась и спрыгнула уже с другой стороны.

— Шимпанзе с тучными окороками и широко расставленными ногами, — выкрикнул Джибриль вслед Мэси. — Это же ни капельки не подходит под описание творца Вселенной, разве нет?

На следующее утро Джибриль со своей бандой поджидали Мэси у входа в подземный переход, соединяющий Восточный Эдем с фермами, что располагались в сооруженных открытым способом туннелях. Двое аколитов хором распевали цифры, а Джибриль громко спросил, действительно ли Мэси верила, будто Бог позволит раскрыть себя путем простых математических трюков. Мэси прошла мимо, сжав в карманах жилета ладони в кулаки, совершенно не обращая внимания на преследующего ее дрона. Но и на следующий день космоангелы оказались на своем посту. На этот раз они интересовались, не замышляла ли Мэси и здесь нести слово Божие и превращать всех в зомби, что готовы в поисках секрета Вселенной вспарывать брюхо иррационального числа.

Мэси их полностью игнорировала — ни слова, ни даже сурового взгляда. Но они все равно выкладывали видео на своем сайте.

— Не стоит принимать это близко к сердцу, — утешал ее Иво Тиргарден. — Для Джибриля ты всего–навсего необработанный материал для искусства.

— Приплетать к этому события, которые я давно оставила позади, — это ли не личное?

Прошлой ночью Мэси приснилась церковь. Несколько трейлеров сгрудились вокруг пусковой шахты ракеты в тусклом свете: бушевала песчаная буря, что пришла из простирающейся со всех сторон выжженной пустыни, некогда бывшей прерией. В шахте штабелями вздымались серверы и жесткие диски древних громоздких параллельных компьютеров. На каждом уровне пол был выстлан сеткой из стальной проволоки, высились закрытые полки с электрическими схемами, которые соединялись между собой цветными проводами и толстыми серыми артериями оптических кабелей, — все устройство сотрясалось от громоподобной вибрации, создаваемой вентиляторами, что не позволяли системе перегреваться, пока та производила бесконечные вычисления.

Первая работа, которую Мэси поручили после того, как они с матерью вступили в лоно церкви, состояла в том, чтобы чистить стеллажи с серверами: хотя шахта была запечатана, пыль все равно попадала внутрь — поэтому, если вовремя не пропылесосить помещение, происходили поломки и зависание системы. Позже Мэси повысили до первого уровня божественных поисков, осуществляемых через молитву, — теперь она могла летать над виртуальными пейзажами, созданными путем арифметических преобразований бесконечного числа пи, божественной регрессии. Эти уровни уже успели тщательно исследовать, но они оказывались весьма полезными в качестве базовой подготовки новичков и знакомства с доктриной, прежде чем аколиты перейдут на более продвинутый уровень. Мать Мэси тогда находилась в «Секторе сорок» среди фрактальных ветвей, производимых в результате преобразований, основанных на фундаментальных физических константах, которые, согласно их учению и вере, отображали глубинную структуру Вселенной, созданной математическим Богом, чье присутствие незримо ощущалось в Его творении.

День за днем, год за годом святые матеманавты парили среди виртуальных симуляций, построенных путем комплексных преобразований регрессии числа пи, в поисках специально оставленных следов, которые могли оказаться отпечатками длани Создателя, и чем старше становилась Мэси, тем все более тщетными и бессмысленными выглядели их попытки. Мать Мэси к тому моменту превратилась в «святую»: исхудавшую и ненормальную особу, по восемнадцать часов в день занятую поисками божественной регрессии, — она отдалилась от дочери, да и от всего остального мира.

Мэси сбежала, оставила эту жизнь в прошлом. Рассталась с матерью и теми немногими людьми, которых она знала. Она вовсе не собиралась к этому возвращаться.

— Возможно, вам с Джибрилем стоит сесть и разрешить все споры один на один, — предложил Иво Тиргарден.

— Джибриль и команда бесполых заснимут всё на видео и выложат в сеть, сдобрив парочкой унизительных комментариев.

— Тогда сними, как они делают это видео, и выложи. Создай свое искусство, в котором ты раскритикуешь Джибриля.

— Я подумаю об этом, — ответила Мэси.

Старик не желал ей ничего плохого, но он–то полагал, что Мэси способна думать как дальние. А она не могла. Чужестранка в чужой стране. Стоило ей попытаться представить долгую, возможно, пожизненную ссылку, как голова начинала идти кругом, а живот крутило от страха. Она вдруг начала понимать, во что ввязалась: год за годом ей предстоит дышать закачиваемым из баллонов воздухом, испытывать постоянный страх, что нарушится герметичность или случится еще какая–нибудь масштабная катастрофа, жить в замкнутом пространстве. Жить с чужаками, столь отличными от нее самой. Чужаками, которые порой и вовсе не походили на людей.

На следующий день у Мэси был выходной, и она отправилась в соседнее здание на сельскохозяйственный рынок. Она как раз покупала мятный чай–мох у женщины, которая выращивала его в небольшом саду на одном из уступов возле расселины, когда заметила дрон, зависший возле цветочного ларька по соседству. И, конечно же, Джибриль не заставил себя долго ждать — космоангел в компании двух аколитов вышагивал между рядами: Джибриль впереди, а двое служек чуть позади.

— У меня к тебе маленькая просьба, — громко заявил Джибриль.

Космоангел изящно взмахнул лазерной указкой над гладко выбритой, покрытой татуировками головой, и в воздухе возникло цветное изображение более простого внутреннего содержания пи.

— Покажи мне, где на этой картинке Бог?

Мэси развернулась на каблуках и двинулась в противоположном направлении, но обидчик пошел за ней следом и попытался схватить за руку. Это было ошибкой. Мэси развернулась и в приступе ярости ударила космоангела основанием ладони прямо в грудь.

— Жаждешь шоу? Так почему бы нам не устроить его прямо здесь и сейчас?

Джибриль попытался вырваться, но Мэси крепко держала его за поясную сумку — они потеряли равновесие, закружились и приземлились посреди срезанных цветов. Фонтан лепестков поднялся в воздух, а Мэси тем временем прижала Джибриля к земле и в красочных подробностях живописала, что она думает о дурацком так называемом искусстве космоангела. Аколиты что–то щебетали, заламывали руки, раздираемые между желанием помочь господину и заснять представление. Вокруг собралась толпа, появилась пара полицейских. Им удалось разнять дерущихся, но Мэси в порыве гнева забыла о рассудительности, вырвалась, одним прыжком преодолела три метра и смачно заехала космоангелу в челюсть. Она почувствовала, как хрустнули зубы Джибриля под костяшками ее пальцев, — космоангел отшатнулся и сел на землю, из бледных губ сочилась на удивление красная кровь. А затем полицейские схватили Мэси и увели ее прочь.

Беспилотник заснял всё. Уже через час видео появилось в сети и мгновенно попало в топ чарта.

В тот же день Мэси предстала перед городским судом. Джибриль с распухшей фиолетовой щекой выдвигал обвинения. Мэси извиниться отказалась, равно как и признать свою вину, она даже не позволила Иво Тиргардену принести извинения от ее лица. На галерке несколько отказников принялись свистеть и всячески выражать неодобрение, но их быстро заставили замолчать. Старший из двух офицеров, которые арестовали Мэси, попросил проголосовать, и большинством она была признана виновной. За этим последовала короткая речь полицейского о том, что все — как рожденные в Восточном Эдеме, так и приезжие — должны уважать гражданский кодекс, который позволяет людям заниматься своими делами и не бояться вмешательства и угрозы со стороны других. Он также объявил, что Маси приговаривается к сорока дням исправительных работ и что приговор приводится в исполнение немедленно.

 

4

Глобальное потепление и выбросы метана привели к разрушению биосферы в ходе Переворота. Это нарушило механизм геоконвекции и погодные условия на всей планете. Радикальные меры (вроде облака из зеркал, которое уменьшало объем солнечного света, достигавшего Земли, или искусственных деревьев Лакнера, чьи тканевые веточки удаляли тонны углекислого газа из атмосферы) снизили среднюю температуру на планете, но должны были пройти десятилетия, чтобы климат вернулся к показателям доиндустриального периода. На побережье Антарктиды ледники отступили, и даже в зимнее время ледяной покров стал гораздо тоньше, а когда наступало непродолжительное лето, лед и снег таяли почти по всей береговой линии.

Шри Хон–Оуэн обосновалась на северной оконечности Антарктического полуострова, на побережье Земли Грейама, выстроив там дом и исследовательский комплекс. Это было ее убежище, ее оплот, ее уединенная крепость, расположившаяся над фьордом. В извилистое устье залива не проникали холодные течения, айсберги и яростные соленые порывы ветра с моря Уэдделла. По берегу фьорда Шри создала биом, смоделированный на основе экосистемы, которая недолгое время процветала в самый теплый период в эпоху плиоцена. На каменистом побережье зеленели холмики осоки, крутые склоны покрывали болотные растения вроде карликовых родичей южного бука или нотофагуса антарктического, ивы травянистой, черники, багульника гренландского, березы; изредка эти заросли перемежались сочными лугами, укутанными травой и мхом, которые в летние месяцы пестрели желтыми головками лютиков и одуванчиков, синими колокольчиками, белыми астрами, розовыми и коричневато–красными цветками кипрея. Зайцы и два вида мышей–полевок питались вереском. За жизненное пространство на побережье боролись антарктические и папуанские пингвины. Здесь же расположилась небольшая колония тюленей Уэдделла. В небесах, подгоняемые яростными ледяными ветрами, парили поморники и орланы–крикуны. Чуть ниже того места, где стоял дом Шри, в укрытой от непогоды долине, среди покрытых мхом камней даже раскинулся небольшой лес — антарктический бук достигал там шести–семи метров в высоту. Профессор и ее младший сын Берри прогуливались, когда позвонил секретарь Шри и доложил о проблемах на Луне.

Стоял март. В Антарктиде властвовала осень. Буковые деревья принарядились в рыжие и желтые платья. Серое небо рождало скудные градинки, и те с шелестом сыпались на мох и на кучи опавших листьев. Черные белки устраивали партизанские вылазки за желудями, каштанами и орехами: совсем скоро они впадут в спячку на шесть месяцев, когда в Антарктиде властвуют тьма и минусовые температуры. Шри отругала Берри, когда тот бросил камень в излишне доверчивую белку, подошедшую слишком близко. Мальчик он был крепкий, ниже ростом и при этом тяжелее брата. Одетый, как и Шри, в стеганое пальто и брюки, с хорошенько завязанным капюшоном, Берри безо всякой на то причины яростно пинал трухлявый, заросший мхом ствол дерева, много лет назад поваленного бураном.

Последнее время Шри часто размышляла о судьбе своего младшего сына, пыталась понять, что ему удается, что нравится. Мрачный, грубоватый, Берри не отличался умом и мало к чему проявлял интерес, кроме вещей, которые мог съесть или сломать, но ведь должна же в нем жить хоть маленькая искорка, которую она сможет разжечь.

Шри опустилась на колени и показывала Берри беспозвоночных, которые извивались во влажной почве под бревном. Здесь были десятки ногохвосток (единственный вид беспозвоночных, распространенных в Антарктиде до Переворота), уползающие в свои норы черви, мокрицы и большой черный жук с изогнутыми жвалами. В лесу, на вересковых пустошах и лугах обитало более двухсот видов насекомых, даже разновидность шмеля, которую Шри включила в экосистему для опыления летних цветов. Встав на четвереньки, Берри копошился в листьях и мхе в поисках второго жука — матери он при этом рассказывал, как сможет устроить драку между двумя насекомыми, отчего Шри вспомнился Эуклидес Пейшоту. И тут зазвонил телефон.

— У нас проблемы с Оксбоу, — без всяких преамбул заявил Ямиль Чо. — Код десять.

Оксбоу был объектом, где создавали мутантов–сверхумников. «Код десять» означал, что кто–то из подопечных пытался сбежать, при этом не обошлось без жертв.

— Насколько все плохо?

— Пятеро готовы. Плюс сопутствующий ущерб. Они просят вашего присутствия. Я взял на себя смелость организовать нам транспорт — «Уакти».

Так назывался шаттл, на котором впервые опробовали новый термоядерный двигатель. Ямиль Чо сообщил Шри, что «Уакти» способен доставить их в точку назначения менее чем за шесть часов.

Берри разбрызгивал грязь и давил найденных жуков. Теперь он принялся издавать восторженные возгласы, стремясь привлечь внимание матери. Шри повернулась к нему спиной и сказала в трубку:

— Когда прибудет корабль?

— Где–то через час. Шаттл движется по суборбитальной траектории из Бразилиа.

— Забери меня, когда он прибудет, — сказала Шри и позвала сына.

Мальчик засеменил к ней и с гордостью продемонстрировал откопанное им сокровище — коричневое человеческое ребро, не иначе как жертвы одной из войн, что велись в двадцать первом веке, войн за залежи нефти и гидрата метана в море Уэдделла. Когда Шри только начала возводить здесь биом. ей попадались остатки нефтяных платформ в море, затопленные или севшие на мель танкеры и линкоры. Чтобы избавиться от них, Шри пришлось использовать все свои связи, да и позже она многое делала для возрождения полуострова. Исчезли остовы танков, потерпевших крушение самолетов и прочей техники. Шри создала генетически модифицированные бактерии, которые поглотили вязкое нефтяное пятно, скопившееся в глубокой канаве в тридцати километрах от побережья, — из–за него на берег во время штормов выносило черные комки. Однако за каждый клочок земли приходилось бороться: на холоде все сохранялось очень долго. Почти повсеместно на полуострове можно было обнаружить сувениры, оставленные войной: оружие, амуницию, одежду, мусор и кости вроде того ребра, что Берри сжимал в руке наподобие хрупкого кинжала.

Шри вздрогнула, словно предчувствуя беду, и приказала сыну выбросить мрачное напоминание о прошлом. Голос ее прозвучал столь резко, что Берри не стал спорить и выполнил что ему было велено.

— Под бревном есть еще, — буркнул он.

— Я распоряжусь, чтобы все убрали, — отреагировала Шри. — А ты беги–ка в дом и попроси домработницу приготовить тебе горячий шоколад.

— Я ничего плохого не сделал.

Берри нахмурился и мог — мать это знала — в любую минуту разразиться слезами или вспылить. Опустившись на одно колено, она обняла мальчика и сказала:

— Конечно, я знаю. Но маме придется на несколько дней уехать, и нужно, чтобы ты был моим бравым маленьким воином, пока меня нет.

— Ты снова едешь в Бразилиа. А мне можно с тобой?

— Я лечу на Луну и, как бы мне ни хотелось взять тебя с собой, боюсь, я не могу. Только не надо дуться. Альдер тоже не полетит. А теперь беги домой, да побыстрее!

Берри стремглав несся к дому, а Шри отправилась в противоположном направлении. Ей требовалось хоть немного побыть одной и обдумать последствия происшествия в Оксбоу, понять, почему на ее присутствии так настаивали. А еще придумать достойный ответ.

Женщина вышла за границу леса и двинулась вдоль края долины по дороге, которая уходила резко вверх, в сторону поросшего осокой гребня холма. Шри медленно прогуливалась вдоль хребта, становившегося выше к востоку, через поля валунов, местами покрытых лишайником, и наконец добралась до широкой каменной площадки, на которой ничего не росло. Отсюда открывался панорамный вид на извилистый фьорд до самого моря. Здесь, где порывы холодного свежего ветра бросали ей в лицо небольшие пригоршни снега, Шри могла любоваться своим маленьким королевством. Крутые склоны, то тут, то там поросшие вереском; между ними низина с лесным массивом. Ее дом — коробка из стекла и стали, установленная на сваях, — расположился в западной части долины, а исследовательский центр простирался вдоль берега, тянулся к снежным вершинам гор. Крупные льдины белели в темной воде. Там, где заканчивалось узкое устье фьорда, флотилия айсбергов устремлялась в открытое море; у самого горизонта три вертикальные линии тянулись к серому небу, подобно черточкам, оставленным кистью каллиграфа на японской миниатюре, и истончались крохотными завитками, которые уходили к северу. Это был дым от вулканов, проснувшихся после того, как давление ледяной массы в Антарктиде уменьшилось.

Однако лед постепенно возвращался. С каждым годом зима наступала чуть раньше, а заканчивалась чуть позже. Через каких–нибудь пятьдесят лет фьорд и всё в округе навеки скует льдом. И то, что Шри создала здесь: маленький лес, вересковые пустоши, луга, носящиеся по ним белки, зайцы, полевки — всего этого не станет, всё отступит перед мощью снега и льда.

Какой прекрасный пример непостоянства, думала Шри. Ничто не остается неизменным. Каждый индивид, каждый вид, что упрямо цепляется за свою нишу и отказывается меняться, обречен на вымирание. Ключ к выживанию — приспособляемость. Мир не просто восстанавливали или воссоздавали — его оживляли, и главным двигателем процесса служили перемены. Оскар Финнеган Рамос в один голос с другими экопроповедниками продвигал священную миссию — превращение планеты в рай, существовавший до грехопадения человека. Но повернуть процесс возрастания энтропии вспять не представлялось возможным: нельзя сделать слепок исторического периода и сохранять его таким навечно. Вот и сейчас на планете существовало разве что несколько садов, да и то на их защиту уходило немереное количество энергии и сил. Взгляды проповедников оказались миражом. Мир должен был обрести равновесие без стороннего вмешательства. Мелиорация и реконструкция служили лишь начальным этапом — они не являлись средством для достижения цели. Как только люди восстановят и улучшат состояние планеты, им надлежит отступить, перестать вторгаться в природу и позволить установиться новому порядку.

Шри полагала, что биосфера обладает огромными возможностями. За те миллиарды лет, что планета существует, она использовала лишь малую их часть. А ведь столько всего еще можно открыть — достаточно лишь небольшого набора инструментов да толики воображения. Неестественного просто не существует, ведь границы природы не определяются вариациями на те несколько тем, которые эволюция уже успела исполнить. Шри могла представить тысячу разных моделей Земли, и каждая была непохожа на предыдущую. Тысячи садов, в которых царит гармония и изобилие и расцветают чудеса.

Шри понимала: потребуется куда больше, чем отпущенные ей полтора столетия, чтобы свершить задуманное, а еще Шри знала как минимум одного человека, который не только разделял ее амбиции, но и мог поделиться секретом истинного долголетия. До сего момента она верой и правдой служила Оскару Финнегану Рамосу. Он помог Шри сделать карьеру, и женщина отдала работе всю жизнь. Экопроповедник финансировал ее исследования, защищая от насмешек и политических интриг соперников, от фанатиков, веривших, будто любые перемены опасны, а стазис — священен. Но все это время Авернус — или, скорее, тот идеальный образ, что существовал в мыслях Шри, — оставатась ее тайной хозяйкой. Уже задолго до полета на Каллисто и Европу профессор перестала разделять взгляды Оскара Финнегана Рамоса объект на Луне, где готовили суперумников, подтверждал ее растущую независимость. Им удалось создать поистине чудеса, включая модернизированную версию термоядерного двигателя, но держать всё под контролем стоило огромных трудов. Не дать Оскару узнать правду не дать мутантам сбежать.

И вот снова инцидент. Служба безопасности не раскрывала подробностей. Все, что ей сообщили, — погибли пятеро суперумников, и пока Шри не побеседует с персоналом, не увидит, насколько велик урон, она не сможет оценить всю опасность произошедшего. Однако профессор не сомневалась: на этот раз ситуация достигла критической точки. Она едва вернулась домой после целого месяца в Бразилиа, и этот месяц был настоящим испытанием. Комитеты, заседания по пересмотру политики, работа экспертных центров, встречи с Объединенным комитетом начальников штабов для обсуждения долгосрочных планов. После смерти Максимилиана Пейшоту и провала проекта по строительству биома противники примирения с дальними осмелели и стали набирать вес в обществе. Старший сенатор, выступавший за торговлю с Внешней системой, лишился своего поста из–за сексуального скандала. В кратчайшие сроки Сенат одобрил незапланированную смету на переоборудование нескольких грузовых кораблей в военные. Повсюду ходили слухи о смене власти в законодательных органах и внутри кланов. Поговаривали, что Тихоокеанское сообщество подключится к программе строительства звездолетов.

Ротко Янг, представитель Радужного Моста, был настроен весьма пессимистично.

— Теперь мы говорим уже не о примирении, а об умасливании, — пожаловался он Шри за ужином. — Соглашательская политика. Ради минимизации политического и экономического ущерба на случай, если разразится война между Землей и Внешней системой. Радужный Мост никогда не выступал за военные действия. Мы всегда поддерживали идеи взаимовыгодного сотрудничества и мира, но чем дальше, тем сложнее это становится.

Перемирие по–прежнему оставалось лучшим вариантом, да и всегда таким останется, только вот сторонников у него становилось все меньше. Ротко Янг поведал, что ни один город во Внешней системе, включая Радужный Мост, не готов принять условия, выставленные самыми радикальными экопроповедниками: полный отказ от политической и экономической свободы, запрет на так называемую антиэволюционную генную инженерию и исследование внешних рубежей Солнечной системы.

— В вашем правительстве редко кто готов идти на уступки или признать нашу изоляционистскую позицию, — продолжил он. — А на спутниках Сатурна найдутся города, которые с радостью вступят в конфронтацию. Они считают, что вражеские силы будут серьезно подорваны, поскольку ждать снабжения с Земли придется очень долго. Но разве сами они не уязвимы до крайности? Их города и поселения — всего лишь хрупкие пузыри, наполненные воздухом, помещенные в агрессивную среду. Чтобы с ними расправиться, не потребуется много усилий.

Ротко Янг выглядел изможденным. От его искрометного оптимизма не осталось и следа. Казалось, еще чуть–чуть — и поверишь, что причиной его скорого возвращения в Радужный Мост стали проблемы со здоровьем, вызванные высокой земной гравитацией и немодифицированным составом воздуха. Расставались они со Шри как друзья — пожелали друг другу всего наилучшего, пообещали поддерживать связь, но на деле оба понимали: они провожают в последний путь достойное, но уже проигранное дело.

Время примирения прошло. Шри вспомнился другой разговор, состоявшийся в Бразилиа. Только тот был гораздо короче и куда менее приятным. У Шри выдался перерыв между агрессивными заседаниями подкомитета по вопросам процедуры и этики исследования человеческого генома — Шри обедала в компании своих помощников и двух коллег–ученых, когда к их столику подошел Эуклидес Пейшоту. Он улыбался во весь рот, но на деле готовился исподтишка ударить. Перемолвившись парой слов о последствиях неудачного проекта с биомом, он поинтересовался, каких великих свершений им следует ожидать от Шри теперь.

— Решать не мне. Я, как и всегда, служу вашему клану.

— Неужели? Конечно, вы с радостью работали на семью, пока наши интересы совпадали. Но что вы будете делать теперь, когда ситуация меняется? — Эуклидес Пейшоту откланялся, добавив напоследок, что отныне будет пристально следить за карьерой профессора.

Как жаль, что не все враги Шри так же ленивы и глупы. И столь неизобретательны. Неприкрытая угроза в словах Эуклидеса встревожила Шри, но в то же время напомнила о том, что скоро ей придется сделать выбор. Сейчас, когда профессор стояла на вершине холма, возвышаясь над своей уединенной крепостью, под хмурым серым небом, когда северный ветер пронизывал до костей, она вдруг поняла, что уже приняла решение. Она могла проигнорировать приказ прибыть на Луну — Оскар даже сумел бы защитить ее от неприятных последствий, но Шри собиралась лететь и даже радовалась этому, пусть и не была уверена в том, что путешествие не станет последним. На краткий миг Шри скинула с себя бремя. Она отбросила прошлое и думала о будущих садах с разбегающимися в разные стороны тропинками если не с надеждой, то хотя бы без тревоги.

Наконец Шри заметила яркое пятно вдалеке над океаном — оно быстро приближалось с севера, а затем резко повернуло в сторону берега, рев мотора прокатился над голой вершиной холма. Она наблюдала, как маленький обтекаемый шаттл пошел на снижение, пролетел над фьордом чуть ниже того места, где она стояла. Окраской корабль напоминал косаток, которых Шри воспроизвела в антарктическом биоме, — черный сверху и белый внизу. На концах коротких крыльев мигали красные лампочки. Хвост шаттла украшал зеленый флаг Великой Бразилии. Корабль осторожно приземлился на посадочную полосу позади исследовательского комплекса — тогда Шри набрала номер своего секретаря и попросила забрать ее. Несколько минут спустя из–за строения вдалеке в воздух поднялся вертолет.

«Уакти» шел вверх по крутой траектории над морем Уэдделла. На высоте восьмидесяти километров, на самой границе космоса, включился термоядерный двигатель — Шри, Ямиля Чо и пилота вдавило в аварийные кресла, пока шаттл набирал вторую космическую скорость.

Шаттлом управлял молодой человек по имени Кэш Бейкер — один из боевых пилотов, которых год назад Шри одарила новыми гиперрефлекторными способностями. Профессор поинтересовалась, как приживались модификации нервной системы, — пилот отвечал, что механизм работает бесперебойно. Он рассказал, что возвращался из Адьены. где встречался с инженерами, курирующими последние стадии переоборудования грузовых судов в носители для однопилотников J-2. Однако, когда он принялся расхваливать характеристики транспортника, Шри его оборвала и заявила, что собирается оставшееся время полета поспать.

Еще будучи совсем юной, Шри модифицировала свой геном, добавив способность мгновенно засыпать, когда пожелает. Ямиля Чо она тоже наградила этим свойством. Пока «Уакти» преодолевал триста восемьдесят тысяч километров, они спали друг подле друга в аварийных креслах и проснулись практически одновременно. Шаттл приближался к обратной стороне Луны, темной и усеянной кратерами. Быстро поднималось Солнце и всходила Земля, пилот болтал с диспетчером, пока сажал корабль к северу от невысоких тентов и куполов Афины. Прилунение вышло идеальным.

Роллигон доставил Шри и Ямиля Чо мимо полей с вакуумными организмами на старую исследовательскую станцию, где когда–то Шри проходила практику. Цепочка низких зданий была засыпана пылью и камнями, а глубоко под землей расположилась настоящая лаборатория. Роллигон проехал мимо маленького транспортного средства, нескольких гусеничных машин и оказался в ярко освещенном гараже. Когда внешняя дверь закрылась и помещение стало герметичным, появились две женщины — стройные темноволосые близнецы, одетые в красные облегающие костюмы. Они сопроводили Шри и ее секретаря к скоростному лифту, который спустил их на первый уровень объекта. Здесь жили шимпанзе–мутанты с высоким интеллектом. Если исследовательская станция служила укрытием для обезьян, то сами шимпанзе являлись прикрытием для подлинного секрета Оксбоу, скрытого на втором уровне.

В конференц–зале Шри ждал генерал Арвам Пейшоту: он стоял возле широкого панорамного окна из армированного стекла, за которым расположилось обиталище высокоинтеллектуальных шимпанзе со множеством беседок, увитых растениями. Рядом находились директор объекта, начальник охраны и глава научно–исследовательской команды, а по краям — еще две изящные женщины в красных облегающих костюмах. Шри задумалась, кто же поработал над геномом этих красоток.

— Пятеро, — заявил Арвам.

Одет он был в серый летный костюм со множеством карманов на молнии, волосы генерал забрал в хвост. Черная кожаная кобура висела у бедра, а в ней — пистолет со стальной рукояткой с мелкой диагональной насечкой.

— Невероятно! Целых пять. И все выбрались на поверхность.

— Хоть один еще жив?

— Второй уровень охраны уложил всех. Но мутантам почти удалось сбежать. Эти ваши монстры становятся чересчур умными.

— Думаю, вам следует сообщить мне все подробности, — сказала Шри.

Арвам сделал знак директору, Эрнесту Генлихту–Хо.

— Они выбрались через туннель, — пояснил тот. — К счастью, наш спутник, так называемая звезда смерти, мгновенно их засек и принял соответствующие меры.

Генлихт–Хо вывел на пространство памяти видеоролик. Сперва появилось панорамное изображение изрытой кратерами территории к западу от исследовательской станции, затем камера дала более крупный план — поднялся фонтан пыли, а когда она осела, на экране появились пять обнаженных фигур, вылезающих из ямы, в наполненных воздухом пузырях из золотистого пластика. С разных углов и расстояний камера запечатлела, как с черного неба к фигурам спикировал шаттл, а пузыри вдруг взорвались и обрушились на своих владельцев — фигуры какое–то время дергались в конвульсиях, но вскоре затихли. Шаттл пролетел совсем низко, его двигатель еще работал, когда он на полной скорости врезался в землю, оставив за собой на равнине длинную траншею.

Эрнест Генлихт–Хо поведал, как суперумники проникли в систему безопасности, установили связь с диспетчерской службой в Афине и захватили контроль над одним из шаттлов.

— Побег же был совершен во время стандартного медицинского осмотра. Как выяснилось, одному из подопытных вместо транквилизаторов вводили дистиллированную воду. К тому моменту, когда мы поняли, что кто–то проник в систему безопасности, он уже убил двоих врачей, пятерых смотрителей и освободил четырех собратьев.

Судя по всему, суперумники получили доступ к системе безопасности при помощи устройства для создания туннельного эффекта. Прибор передавал данные на очень низкой скорости — начальник охраны считал, что у них ушло более шести месяцев на то, чтобы создать вирус–субличность, который возьмет под контроль ИИ системы в момент побега. Но чего–чего, а времени у мутантов было предостаточно. Когда в конечном счете им удалось внедриться в систему безопасности, суперумники воспользовались этим, получили доступ к медицинским роботам и заменили капсулы с транквилизатором на плацебо с дистиллированной водой, используемые для опытов. Пятеро беглецов при помощи взрывчатки проделали туннель под огражденным периметром и в тридцатиметровой толще лунного реголита. Пузыри, защищавшие мутантов от вакуума, были созданы одним из них в рамках эксперимента с новым типом пластика, способным восстанавливать первоначальную форму. Еще десять секунд — и они бы достигли шаттла, но, к счастью, охранный спутник вовремя поджарил беглецов микроволновым излучением и уничтожил ИИ корабля.

— Вы, должно быть, восхищены маленькими негодниками, — обратился к Шри Арвам. — Они не сдаются. В первый раз двое из них вцепились друг другу в глотки, когда смотрители пришли убрать помещение, и третьему почти удалось бежать. Затем они влезли в ИИ, отвечающий за безопасность, и при помощи ультразвука добились того, что весь персонал слег. Двоим даже удалось добраться до гаража, прежде чем их поймали волки. И вот теперь. Они снова получили доступ к ИИ в системе безопасности, хотя меня заверили, что с новыми межсетевыми экранами и копированием личности ИИ это просто невозможно. Созданный ими вирус ликвидировал волков — получается, что те, кому почти удалось бежать во время второй попытки, поддерживали контакт с оставшимися особями. Не так ли, доктор Генлихт–Хо?

— Выходит, что так. — Эрнест Генлихт–Хо стад белее мела. Капельки пота выступили у него на лбу. — Мы были не правы: первые два инцидента, возможно… нет… точно были связаны — они являлись подготовкой к этой попытке.

— Расскажите ей все остальное, — потребовал Арвам Пейшоту.

Генлихт–Хо уставился в пол.

— Вполне возможно, что им помогал кто–то из сотрудников.

— Не просто возможно, скорее всего, так и было, — сказал Арвам. — Шаттл кто–то вызвал. Мутанты просто не могли о нем знать, не говоря уже о том, чтобы получить к нему доступ.

— При всем уважении, но три года назад они изготовили устройство обратного рассеяния нейтрино, — заметил Генлихт–Хо. — Прибор на деле оказался невероятно полезным: радар с гораздо большей дальностью и разрешением, чем что–либо имеющееся сейчас на рынке. Вероятно, пока суперумники разрабатывали устройство, они создали карту территории в радиусе десяти километров вокруг станции. Космопорт как раз попадает в эту область.

— Допустим, им было известно про шаттлы. Но откуда им знать, как получить к ним доступ удаленно? Здесь они не могли обойтись без помощи со стороны, — сказал Арвам, глядя прямо на Шри.

— Можете меня пытать. Вот увидите — я к этому непричастна, — холодно и сердито бросила Шри, но на самом деле она испугалась. — И секретаря моего тоже можете допрашивать.

— Я не сомневаюсь в вашей преданности, — перебил ее Арвам. — Что касается этих троих — да они просто идиоты, если допустили, чтобы подобное произошло. Идиоты, но не предатели. Остаются смотрители. Никому из них не разрешается покидать второй уровень и уж тем более сам объект, но, возможно, суперумники переманили одного на свою сторону или сделали из него марионетку. Существует вероятность того, что у нас завелся крот: агента могли внедрить, когда мы только запустили эту станцию. Поэтому допрашивать мы будем всех.

Арвам улыбался, говорил спокойно и вкрадчиво, но взгляд его оставался ледяным. Шри стало совсем не по себе. Она уже видела его таким раньше и не сомневалась: генерал собирается преподать им всем урок, а для этого ему нужна жертва. Выстрели он в Шри или прикажи своим телохранителям убить ее, Ямилю Чо придется расправиться со всеми. А потом, при условии, что ей удастся выбраться со станции, Шри будет вынуждена воспользоваться запасным планом и бежать во Внешнюю систему — другого выхода нет…

Арвам поинтересовался у Эрнеста Генлихта–Хо, как тот планирует действовать дальше, а на лице генерала по–прежнему играла улыбка.

— Мы должны поместить их в отдельные комнаты, — отвечал директор. — Только благодаря совместной работе нескольких особей им удалось провернуть предыдущие попытки бегства. Изолируй мы их, это значительно снизит способность мутантов создавать схемы и приводить планы в исполнение.

— На это потребуется много средств, — возразил Арвам, и начальник безопасности с ним согласился.

— Увы, с их способностью при помощи обычного лабораторного оборудования осуществлять связь на больших расстояниях нам пришлось бы строить отдельные объекты в разных частях Луны или на орбите.

— Но ведь потенциальная выгода огромна, — вмешался глава научно–исследовательского отдела.

Он поспешно спрятал руки в карманы халата, чтобы никто не заметил, как они дрожат.

— Благодаря им у нас теперь есть термоядерный двигатель, радар дальнего действия, импульсная винтовка, новый вид поливоды… — продолжил мужчина.

— А что вы думаете по этому поводу? — обратился генерал к Шри. — Эти чертовы мутанты — ваши создания. Вы сможете держать их в узде?

— Это не так–то просто. Суперумники слишком многому научились. К тому же им очень хочется сбежать. Они не остановятся, и каждая попытка будет более изощренной.

Начальник службы безопасности вздрогнул.

— При всем уважении, сэр, но доктор Хон–Оуэн права. Мы должны постоянно сохранять бдительность на все сто процентов. И все же этим мутантам достаточно дождаться одного маленького промаха, чтобы попытаться снова.

— То есть вы обязательно снова облажаетесь? — сладким голосом пропел Арвам.

— Мы всего лишь люди, — заметил Эрнест Генлихт–Хо. — Они же обладают куда большими способностями.

Арвам посмотрел на Шри:

— Что нам делать? Скажите.

Шри ждала этого вопроса. С той самой минуты, когда услышала про код десять.

— Уничтожьте их.

— Прямо сейчас?

— Поодиночке они работать не смогут. Суперумники успешны, только когда действуют как единое целое, но тогда их невозможно удержать взаперти. Значит, пора прекратить эксперимент.

— Так я и думал. — Арвам выхватил пистолет и дважды выстрелил Эрнесту Генлихту–Хо в грудь.

Начальник службы безопасности расправил плечи и закрыл глаза, прежде чем генерал и в него выпустил пулю. А вот глава научно–исследовательского отдела метнулся к двери, но один из телохранителей Арвама бросился на него, как кошка, и сломал шею. Шри старалась не шевелиться, Ямиль Чо замер возле нее. Генерал убрал пистолет в кобуру и подытожил:

— Ну вот и всё.

— Не совсем, — подала голос Шри. — Нужно разобраться с уцелевшими суперумниками.

— Конечно. А мои люди займутся смотрителями и выяснят, кто из них помог мутантам и почему. Что насчет шимпанзе? — поинтересовался Арвам и отвернулся, уставившись в окно.

Шри подошла к нему и тоже заглянула внутрь. Почти у самой верхушки дерева, метрах в десяти от них, на помосте из погнутых и сломанных веток лежат шимпанзе. Его темно–карие глаза уставились в бесконечность, а патьцы порхали над лежащим на груди планшетом, порождая длинный поток символов. Эту особь, как и остальных, Шри создала на основе генома западноафриканского шимпанзе Pan troglodytes verus. В результате генетических модификаций у шимпанзе возникла разветвленная нейронная сеть, способная быстро передавать сигналы, что привело к развитию интеллекта до уровня человека–гения. Однако приматы оказались тупиковой ветвью. Те немногие, что не сошли с ума и не покончили жизнь самоубийством, выдавали запутанные цепочки странных и очень сложных математических рассуждений с такой же легкостью, с какой дышали воздухом, но большая часть их работы представляла собой заумные доказательства известных теорем и интересовала разве что исследовательскую группу, которой удалось откопать в кипе расчетов несколько самородков. И чем дальше, тем самородки встречались реже. Шимпанзе эволюционировали, но уходили прочь от традиционной математики, выдумывая столь гротескные фантазии, что даже лучшие ученые с трудом могли соотнести их с реальностью.

Шри, конечно, будет сожалеть об их гибели, но, увы, шимпанзе больше не приносили пользы, а потому профессор была не слишком удручена, когда сказала Арваму Пейшоту:

— Нам они тоже больше не нужны.

— Отлично. Тогда займемся реальной проблемой.

О шимпанзе знали около сорока человек в верхних кругах клана Пейшоту, в том числе Оскар Финнеган Рамос, — именно приматов они считали источником поразительных технологических достижений, которые позволили семье за последние десять лет стать самой могущественной в Великой Бразилии. Но только команде Оксбоу, Шри, ее секретарю. Арваму Пейшоту и шести членам внутреннего совета семьи было известно о втором уровне, который и дал миру почти магические технологии. Именно туда Шри с генералом отправились теперь: они оставили позади роботов–часовых, имевших по три копии защищенных, жестко запрограммированных, экранированных ядерных процессоров, спустились по наклонному траволатору, прошли мимо нескольких караульных роботов и двух одетых в красное телохранителей Арвама и, наконец, достигли секрета внутри секрета.

Сейчас в главном наблюдательном пункте, за исключением тройки шароботов, никого не было, хотя обычно здесь двадцать четыре часа в сутки посменно дежурили смотрители. Пространства памяти выдавали изображения всех комнат и коридоров на втором уровне, а также картинку из клетки суперумников в разных ракурсах. Клетка представляла собой большую сферу с мягкими пластиковыми стенками, повсюду располагались полки и стеллажи с оборудованием, верстаки, иммерсионные камеры, тренажеры, два туалета замкнутого цикла и одна душевая. Спальные мешки свисали, подобно коконам. За первые два года в результате форсированного роста суперумники достигли зрелости, однако выжили и остались работать всего четырнадцать особей. Шри создала их из человеческих эмбрионов, используя технологии, разработанные в ходе экспериментов над шимпанзе, модифицировала гены, чтобы добиться синдрома аутического спектра — в дальнейшем это позволило бы посредством поведенческих стимулов обучать их новым техникам и блокам знаний, а также породило бы у подопытных способность концентрироваться на решении задач, которые ставили перед ними смотрители. Суперумники выработали собственный язык — систему условных обозначений и жестов, способную передавать сложные идеи с поразительной быстротой. Когда все особи работали над одной проблемой, то двигались и совершали действия синхронно, словно исполняли изящный бесконечный танец.

Но теперь девять ее гениальных детей были мертвы — погибли во время побега, а оставшихся в живых заперли в медицинском блоке, где они под наркозом ожидали своей участи. Шри одновременно испытывала чувства гордости и печали. Она восторгалась своими созданиями, ведь за столь короткий промежуток времени им удалось добиться столь многого. Даже то, как яростно и упорно они пытались сбежать, заслуживало восхищения. Шри горевала, ведь жить суперумникам оставалось считаные минуты, хотя подобный конец она предвидела, когда только разрабатывала план их создания.

Профессор прижала ладонь к экрану — тот считал ее ДНК и метаболическую подпись. Она загрузила нужный ключ в систему, а затем сказала Арваму, что хотела бы напоследок остаться с суперумниками наедине.

— Никогда бы не подумал, что вы сентиментальны, — удивился он. — Так и быть. Двое моих людей отведут вас.

Шри не могла зайти в медицинский блок, поскольку в воздухе был распылен наркоз. Ей оставалось лишь стоять у двери и смотреть в глазок. Пять суперумников лежали на носилках, а пространства памяти над их головами отображали показания приборов. Мутанты не имели половой принадлежности. Голые, бледные дети без волосяного покрова, около метра высотой, с широкой грудной клеткой, большим черепом и маленькими изящными руками и ногами. Только вот детьми они не были вовсе. Их лица оставались спокойными и безмятежными. Шри в ходе своих экспериментов установила, что самые уравновешенные личности получаются при выборочной стимуляции роста левого полушария. Поэтому у всех суперумников был непропорционально выпуклый лоб.

Хотя особи очень сильно походили друг на друга — у всех были близко посаженные глаза, плоский нос и маленький, загнутый вниз рот, — Шри узнала каждого и попрощалась с каждым в отдельности, прежде чем активировать ключ и открыть вентиляционную трубу, идущую на поверхность, туда, где царил вакуум.

Воздух в помещении сгустился, образовался белый туман, который тут же вытянуло наружу. Спящие широко разинули рты, пытаясь вдохнуть, их грудные клетки быстро поднимались и опускались, а затем конвульсии резко прекратились. Синюшные губы разомкнулись, распухшие языки вывалились наружу, продолжая раздуваться, пока не разорвались, забрызгав все кровью. Кровь текла из носа и уголков глаз по бледной коже, закипала в условиях вакуума. Показатели приборов превратились в ровную линию.

Спящие суперумники умерли. Что ж, этот этап в жизни Шри подошел к концу. Женщина отвернулась: сердце ее переполняли печаль и жалость к самой себе.

— Отличная работа, — отметил Арвам. — Напомнила мне о том, что я до сих пор не поблагодарил вас за многочасовой репортаж, что вы прислали после своего маленького путешествия на Каллисто. Он меня позабавил.

— Я уже решила, что вы забыли об этом, — сказала Шри.

— О нет, что вы, я никогда не забываю об оказанных услугах. А теперь я хочу посмотреть, как поживают ваши другие дети. Полагаю, они нам очень скоро понадобятся. Как–никак, одна глава заканчивается, а следом за ней начинается новая, так ведь?

 

5

Отец Алдос с грохотом распахнул двойные двери спортивного зада и торопливо двинулся мимо парней, которые в парах отрабатывади приемы на зеленых матах: практиковались делать выпады и парировать удары ножом. Наставник забрался на невысокую платформу в дальнем конце помещения. Перемолвившись парой слов с отцом Соломоном, отец Алдос дважды хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание ребят.

Дейв-8 поклонился своему партнеру, Дейву-15, — тот поклонился в ответ, и оба повернулись к платформе. Остальные братья сделали то же самое, и это синхронное движение отразилось в зеркалах спортивного зала.

— Сегодня у нас посетители, — объявил отец Алдос.

На его красивом смуглом лице проступил яркий румянец, взгляд был встревоженный.

— Это очень важные гости. Так что сейчас вы все выстроитесь в ряд для смотра.

Ребята распрямили спины и выставили перед собой тяжелые ножи, которые использовали во время практики. На парнях были лишь свободные белые штаны, подвязанные на талии и щиколотках, — обнаженные выше пояса, они тренировались без обуви, и только предплечья защищали щитки. Несколько минут ничего не происходило. Дейв-8 уставился вдаль, глядя мимо лезвия ножа на воображаемую точку в метре от себя. Пот на спине, груди и голом черепе остыл и вскоре высох. Он ждал в предвкушении, но в то же время с опасением и все думал, а что же испытывают его братья. Наконец краем глаза Дейв заметил кипучую деятельность в стороне. Сместив взгляд влево, он увидел, как четверо неизвестных появились у входа в спортзал. Незнакомцы, одетые в черную боевую униформу, шлемы с визорами и армейские ботинки, были вооружены короткоствольными карабинами, заняли позиции по обе стороны от двери, за ними вошли еще гости. Двое мужчин и женщина, за которыми по пятам следовали отец Кларк и отец Рамес.

Сердце в груди Дейва-8 бешено забилось, когда он узнал женщину: ее лицо иногда появлялось в одном из аватаров, и звали ее Шри Хон–Оуэн.

Пока она шла мимо них к низкой платформе, где ждали отец Алдос и отец Соломон, парни вытягивали шеи, старались ее разглядеть. Перемолвившись о чем–то с учителями, женщина повернулась и принялась изучать ребят. Она была одета в длинное стеганое пальто и такие же брюки, а на ногах ботинки с оторочкой из белого меха. Пальто было расстегнуто, и из–под него выглядывал вязаный свитер. Ее бледный выбритый череп блестел в ярком свете. Дейв-8 почувствовал, как к лицу прилила кровь, когда ее взгляд остановился на нем.

Из двоих мужчин, сопровождавших Шри Хон–Оуэн, молодой явно представлял наибольшую опасность. Худой и грациозный, в черной рубашке и черных брюках, он стоял в непринужденной позе, но глаза его внимательно следили за всем происходящим. Второй выглядел намного старше. На нем был серый летный костюм, а в кобуре у правого бедра висел большой пистолет. Мужчина излучал уверенность и властность. Он подошел к краю платформы и представился генералом Арвамом Пейшоту. Голос его был слышен даже в самом дальнем углу зала.

— Моя семья, семья Пейшоту, владеет этим объектом. А я командую всем, что здесь происходит. Сегодня я прибыл к вам, потому что ваша базовая подготовка подходит к концу. Знаю, принять это нелегко. Вся ваша жизнь прошла в обучении. С иной жизнью вы незнакомы. Но обучение не самоцель. Настало время испытать полученные вами навыки. — Генерал умолк и посмотрел за парней — туда, где вдоль стен располагались стойки с оружием и оборудованием, а затем продолжил: — Вижу, у вас здесь есть самое разнообразное оружие.

Спустя несколько секунд отец Соломон подал голос:

— Мы готовили их к любой ситуации, генерал.

— Я вижу луки и стрелы.

— Да, это бесшумное оружие, к которому можно подобрать самые различные заряды — от простых наконечников с трезубцами и привязного троса до емкостей с нервно–паралитическим газом или взрывчаткой. Кроме того, при низкой гравитации стрелы способны перемещаться на большие расстояния. А в реальном космосе, в условиях вакуума и невесомости, они продолжат лететь, не теряя скорости, пока не достигнут цели. Помимо прочего, практика с луком улучшает зрительно–моторную координацию.

— А еще мечи, — удивился генерал. — Я понимаю, ножи — они удобны в ближнем бою. Но мечи… Для чего им могут понадобиться мечи?

— Тоже полезно для зрительно–моторной координации…

— Мне кажется, вы просто расхолаживаете мальчиков. Вы обучаете их всему, а в результате они не способны действовать в конкретной ситуации. Они не сконцентрированы. — Генерал повернулся к Шри Хон–Оуэн и продолжил: — Как считаете, чем мы можем им помочь?

— Не впутывайте меня в это, — отвечала она.

— Но это же ваши ребята, — настаивал генерал. Он улыбался, лишь чтобы продемонстрировать свои зубы. — Ваши творения. Плоть от вашей плоти, преобразованная вашим мастерством и вашим упорством. Вам не может быть все равно.

Дейв-8 ликовал, словно религиозный фанатик. Все это время Дейв-27, мудрейший из его братьев, был прав. Они не дальние. Их только сделали внешне похожими на дальних — в нужный момент они станут оружием против врага. Но они не дважды падшие. Они — люди. Они еще могут искупить грехи. Радость рвалась наружу, и Дейву-8 пришлось закусить щеку, чтобы только не закричать. Его всего трясло, стоящего перед ним Дейва-11 тоже.

— Если вы привели меня сюда, чтобы что–то доказать, — сказала Шри Хон–Оуэн генералу, — делайте то, что считаете нужным. Только не стоит превращать все в игру.

Повисла короткая пауза. Отец Кларк подал голос:

— Если вы сомневаетесь в их мастерстве и желаете увидеть демонстрацию, я уверен, мы сможем что–нибудь организовать. Мальчики владеют любым оружием, представленным здесь. А еще, конечно же, знают несколько стилей рукопашного боя. Чтобы устроить показательные выступления, много времени не потребуется, и вы сами убедитесь, насколько они способны.

Генерал обратил свою холодную улыбку на чтеца.

— Как насчет ножей?

— Конечно же, — отвечал отец Кларк. — Когда вы прибыли, они как раз практиковались с этим видом оружия. Если вы желаете, чтобы они продолжили…

— Кто из них лучший?

— В драке на ножах?

— Во всем. Кто ваш самый способный ученик?

— Их обучают самым разнообразным техникам… Трудно сказать.

— Я облегчу вам задачу, — сказал генерал. — Если бы вы могли спасти только одного из них, то кого бы оставили?

— Я вас не совсем понимаю, — смутился отец Кларк.

В правой руке он сжимал наперсный крест, так что побелели костяшки пальцев.

— Номер восемь, — отвечал отец Соломон. — Если вам нужен один из них, выберите номер восемь.

— Он тот, кого вы бы спасли? — поинтересовался генерал. — Или тот, кем вы бы пожертвовали в первую очередь при необходимости?

— Он лучший.

Отец Соломон выглядел так, будто с радостью опробовал бы свою электродубинку на генерале.

— Проверим. Приведите его ко мне.

Отец Соломон повернулся к ребятам и отдал приказ:

— Номер восемь. Шаг вперед.

Дейв-8, по–прежнему вытянув нож перед лицом, сделал предписанные три шага от края зеленого мата и ступил на холодный отполированный бетон. Он знал, что отец Соломон выбрал его, чтобы наказать, но был полон решимости сделать все, что от него потребуют, на самом высоком уровне.

— В этом нет необходимости, — промолвила Шри Хон–Оуэн. — Разве я только что не доказала свою преданность?

— То были лишь организационные моменты, — отмахнулся генерал.

— Мальчики верны вам, — вмешался отец Кларк. — Целиком и полностью. Как и все мы, собственно.

— А вы когда–нибудь испытывали их на преданность?

— Они каждый день приносят Клятву верности, — пояснил отец Кларк. — Каждый момент их жизни посвящен служению Богу, Гее и Великой Бразилии.

— И служению семье Пейшоту тоже, я надеюсь.

— Несомненно, — быстро добавил отец Кларк. — Я вовсе не хотел вас обидеть…

— Получается, их жизни принадлежат мне, не так ли? — Генерал сошел с платформы и вмиг оказался рядом с Дейвом-8. — Твоя жизнь принадлежит мне, сынок?

Пусть Арвам Пейшоту был сантиметров на тридцать короче Дейва-8, но его взгляд источат жар, словно горн в кузнице.

Дейв-8 растерялся. Он взглянул поверх головы генерала на отца Кларка — тот кивнул, хотя выглядел взволнованным и очень несчастным.

Казалось, что в рот ему насыпали раскаленного песка, но Дейв-8 все же выдавил из себя:

— Я к вашим услугам, сэр.

— Ты выполнишь то, что я прикажу.

— Сэр, я к…

— Моим услугам. Ты что, попугай, сынок? Или солдат? Прекрати смотреть на своих учителей. Смотри на меня. И отвечай на мой вопрос.

— Мы солдаты, сэр. — Лезвие ножа дрожало перед лицом Дейва-8.

Он попытался собрать силу воли и напрячь мускулы, но от этого руки задрожали еще сильнее.

— Ты солдат, — поправил генерал.

— Да, сэр.

— Ты когда–нибудь убивал?

— Да, сэр. Во время симуляций.

— Но не в реальной жизни. Вы никогда не дрались насмерть?

— Любой из них стоит как однопилотник, — вмешалась Шри Хон–Оуэн.

— Грош им цена, если они не могут сражаться, — заявил генерал, не отрывая глаз от Дейва-8.

— Их основная цель заключается в другом, — не отступала Шри Хон–Оуэн.

— Внедрение, шпионаж, работа под глубоким прикрытием и прочее шпионское дерьмо — не отрицаю, что когда–нибудь это может пригодиться, но я этого не разделяю, — изрек генерал. — А вот боевые качества, мужество — это мне понятно. И их можно проверить прямо здесь, прямо сейчас.

— Я могу устроить демонстрацию любого вида боевых действий, какие только пожелаете, — повторил отец Соломон.

Генерал не обратил на него внимания и попросил у Дейва-8 его нож. Парень ловко опустил нож, повернул рукояткой вперед и подал генералу. Арвам Пейшоту взмахнул клинком, затем большим пальцем провел по острию, после чего вернул нож Дейву-8.

— Ты готов воспользоваться им и послужить мне, сынок?

— Да, сэр.

Дейв-8 заметил, что худой человек в черном подался вперед, готовый действовать в любой момент: он считал, что генерал может приказать убить Шри Хон–Оуэн.

— Отец Соломон решил, будто я собираюсь убить лучшего среди вас в назидание остальным, — возвестил генерал. — А значит, он выбрал не лучшего, как я просил, но того, кто ему меньше всего нравится. Он ослушался меня. Убей его.

Мальчик понял приказ, но не мог сообразить, почему Арвам Пейшоту его отдал; хотя Дейва учили подчиняться не задумываясь, его привязанность к чтецам по силе могла сравниться с бескорыстной любовью и глубоко укоренилась в его сердце. Возможно, Дейв-8 так ничего и не сделал бы, не попытайся отец Соломон бежать: чтец спрыгнул с платформы и понесся мимо ребят, а его одеяние раздувалось при быстром движении. Сработали рефлексы, и Дейв-8 бросился за мужчиной — три длинных грациозных шага, и он нагнал наставника, сбил с ног. Отец Соломон попытался вытащить из–за пояса электродубинку — когда Дейв-8 полоснул его ножом по запястью, чтец закричал. Он отчаянно пинался, старался отползти боком по полированному бетонному полу, но Дейв-8 оседлал отца Соломона, прижал его плечи коленями. Свободной рукой парень задрал подбородок наставника и молниеносно провел ножом по его горлу, после чего вскочил на ноги.

Отец Соломон схватился за шею руками. Ручейки крови пробивались сквозь пальцы, пачкая белое одеяние. Он взглянул на Дейва-8, губы учителя задвигались, но слова эти никому уже не суждено было услышать. Взгляд чтеца стал угасать, тело сотрясли конвульсии, а затем хватка на шее ослабла, и его голова упала набок. Вокруг растекалась лужа густой блестящей крови — холодный воздух наполнил тяжелый сладковатый запах.

Дейв-8 задыхался и дрожал, как в припадке. На его голой груди алела кровь отца Соломона. Свет почему–то казался ярче. Все объекты в комнате вдруг стали очень четкими. Его братья по–прежнему стояли навытяжку, только головы повернуты к нему. По одну сторону генерал медленно и громко хлопал в ладоши. На платформе Шри Хон–Оуэн прижалась к человеку в черном, и тот обнял ее. Отец Кларк согнулся пополам над лужей рвоты и шумно хватал воздух ртом. Отец Алдос стоял, закрыв глаза, — он молился. Отец Рамес аккуратно спустился с платформы и приказал Дейву-8 отступить в сторону — он опустился на колени возле отца Соломона, положил ему на лоб ладонь и принялся служить панихиду.

— Отличная работа, — похвалил генерал Дейва-8. — Была б у меня тысяча таких, как ты. Что скажете, профессор–доктор? Это возможно?

Женщина посмотрела на него взглядом, полным холодного презрения.

— Ясли придется отстроить побольше. Ну и подождать семь лет.

— Хм-м. Не думаю, что у нас есть столько времени, — придется довольствоваться тем, что имеем. — Генерал снова улыбнулся Дейву-8, а затем обратил свой взор на остальных парней. — На Землю отправимся на моем шаттле, профессор- доктор. Выйдет дольше, чем на том корабле, который доставил вас сюда, но это и к лучшему. Нам надо многое обсудить.

 

6

В первую же ночь в спальном крыле женского исправительного центра три заключенные–старожилки загнали Мэси в угол и избили. Она дала им отпор, а в результате потеряла зуб и получила фингал под глаз. После этого ритуала посвящения девушку особо не трогали, и в ее жизни вскоре установился новый распорядок. Восемь часов Мэси была заперта в своей камере, один час выделялся на то, чтобы пообщаться с другими арестантами, а остальное время занимали работа и корректирующие занятия: интерактивные обучающие программы с ИИ, экспертом в этой области, групповые упражнения, участие в которых должно было помочь ей понять себя и свои недостатки, парные сессии, когда Мэси приходилось слушать убийственно скучные, эгоцентричные монологи Сасаки Табаты — пожилой женщины с тусклыми глазами, приговоренной к общественным работам без права досрочного освобождения за то, что она прикончила любовника, зажарила кусок его задницы и съела.

После такого работа казалась спасением: каждый день они проводили по три часа на поверхности в скафандрах, напичканных средствами радиационной защиты, и собирали жирные графитовые бутоны с вакуумных организмов, грядки которых тянулись по пыльному льду под рядами ламп. Без сомнения, ручным трудом их стремились унизить, но Мэси ничего не имела против: впервые с тех пор, как она прибыла на Ганимед, ей удалось выбраться за пределы Восточного Эдема, и пейзажи инопланетного мира завораживали девушку. Поля вакуумных организмов — высокоорганизованные колонии соединенных между собой наномашин, катализировавших сложные реакции при очень низких температурах, — были разбросаны по темной, покрытой пылью ледяной равнине. То тут, то там встречались углубления мелких кратеров и массивные глыбы извергнутой породы. На севере вдоль горизонта изгибалась неровная отвесная стена кратера, который насчитывал более девяноста километров в диаметре. Раздутый восковой диск Юпитера висел высоко в небе — от тонкого серпа он возносился к полной славе, а затем вновь убывал, и все это чуть более чем за семь дней. Его положение в черном небе никогда не менялось, потому как, подобно Луне, Ганимед из–за действия приливных сил всегда обращен к планете одной и той же стороной. Когда на Ганимеде стояла глубокая ночь, маленькая четкая тень спутника ложилась на рыжевато–коричневую неровную полосу в районе экватора Юпитера; во время полуденного затмения, когда Ганимед проходил через тень Юпитера, газовый гигант превращался в черную дыру посреди звездного неба, и лишь преломленный в его атмосфере солнечный свет позволял разглядеть грозовые шторма, в десять раз превосходящие по размерам Землю, что мерцали и корчились вокруг полюсов планеты.

Пока Мэси работала на полях вакуумных организмов, она научилась доверять пузырю тепла и воздуха, которым являлся ее скафандр, и ценить тишину голых беспощадных и ледяных пейзажей Ганимеда, что простирались под бесконечным черным небом. Случались радостные минуты, когда ее сознание замолкало, растворялось в тяжелом труде, а время превращалось в вечное сейчас, когда предметы вокруг нее — неудобный скафандр, его скрипящие, шипящие, жужжащие механизмы, поля вакуумных организмов и суровая равнина позади них — все сливалось в единое подлинное переживание.

Так протекали дни. Она спала или, лучше сказать, пыталась спать в своей камере, терпела монологи Сасаки Табаты, тупые лекции и утомительные корректирующие упражнения, забывалась в физическом труде. Однажды, по истечении трех недель из назначенного ей срока, Мэси находилась в полях вакуумных организмов. Ей только что вот уже в сотый раз сделали замечание за то, что она разглядывает пейзаж, вместо того чтобы работать, и тут на общей частоте вдруг вклинился незнакомый голос.

— Хэй, будьте же снисходительны: такой вид любого заставит забыть обо всем, — заявил мужчина.

— Как только закончите здесь, можете любоваться, сколько душе угодно, — настаивал надзиратель. — А пока что за работу.

В отличие от тюрем в Великой Бразилии, здесь, в исправительных центрах, мужчинам и женщинам разрешалось свободно общаться по общему каналу связи, в столовой и спортзале — только спальное крыло четко разделялось на мужскую и женскую половины. Позже, в тот же день, Мэси сидела за почти пустым столом вдалеке от остальных и ужинала, когда к ней подсел мужчина и сказал:

— Планета выглядит лучше всего, когда видишь ее в небе. Удивительно, не правда ли? Многие утверждают, будто Сатурн куда красивее, но Юпитер обладает неоспоримым величием, ты так не думаешь? Кстати, я Ньют. Ньют Джонс.

Ньют сокращенно от Ньютона, только я тут ни при чем — имечко не я придумывал. А ты — Мэси Миннот. Говорят, ты с Земли. Получается, мы оба здесь чужестранцы, не так ли?

Он протянул руку — удивительно было лицезреть столь старомодное приветствие. Мэси пожала ее — рука Ньюта оказалась сухощавой и прохладной.

— Откуда ты узнал, кто я? Тогда, в полях, — поинтересовалась Мэси.

— Идентификационная метка скафандра. — Ньют Джонс довольно откровенно разглядывал собеседницу, но казался вполне дружелюбным.

Он был высок и бледен, а простодушная улыбка смягчала угловатость его вытянутого лица. Мэси плохо угадывала возраст дальних, но Ньют выглядел ненамного старше ее. Может, даже на год или два моложе.

— Разве ты не знаешь, что у скафандра есть идентификационная метка? — удивился Ньют.

— Я с трудом различаю, где какой у костюма конец. Пожалуй, я здесь куда больший пришелец.

— Ну, не знаю. Моя родина находится гораздо дальше отсюда, чем Земля.

Ньют поведал Мэси, что родился на Титании, самом большом спутнике Урана, но после того, как коммуна там распалась, его семья вернулась в систему Сатурна и остановилась на Дионе. Однако сам он всегда будет считать себя одним из немногих уранцев. Ньют управлял кораблем матери и перевозил любые грузы в любую точку системы. На Юпитере он оказался, потому что решил совершить, как он это назвал, Большое турне, пока Юпитер и Сатурн были частью парада планет. Он заключил несколько отличных сделок на Каллисто и Европе, но в конечном итоге оказался в исправительном центре Восточного Эдема после того, как его поймали при попытке провезти запрещенные фармацевтические препараты в поселок.

— Ничего серьезного, но местные жители те еще пуритане. Они постоянно обсуждают, как расширить возможности мозга, утверждают, будто способны мыслить лучше других, но любые психотропные вещества сильнее кофеина и теобромина здесь запрещены. Ну не сумасшедшие ли? Я всего лишь хотел добавить немного огонька в жизни нескольких граждан, но меня поймали и дали срок десять дней. Пустяки. Фигня. Я могу сделать это, стоя на голове. Даже несмотря на большую гравитацию — ты знаешь, что на Дионе сила тяжести в пять раз меньше? Люди там могут летать. Правда. Перед тем как я отправился в Большое турне, мне пришлось нарастить мышечную массу с помощью стимуляторов и жуткого количества тренировок. А как ты здесь оказалась? Знаменитая героиня, положившая конец каким–то грязным делишкам в Радужном Мосту. По крайней мере, так говорят. Ты, должно быть, сильно им насолила, раз они отправили тебя сюда. Убила кого–то? Выбросила пластик в бак для переработки стекла? Припрятала кредиты? Сорвала цветок?

— Просто не стала извиняться.

— Пойдет. И за что же ты не попросила прощения?

— Ударила кое–кого.

— Бьюсь об заклад, он сам нарвался.

Мэси не сумела сдержать улыбки:

— Скажем так: сделав это, я почувствовала себя гораздо лучше.

— Если не хочешь, можешь не рассказывать.

— Просто мне и так приходится каждый день говорить об этом на групповых сессиях.

— Сегодня утром на одной из таких встреч мне пришлось объяснять, за что меня арестовали, — поделился Ньют Джонс. — И кто–то спросил, выучил ли я урок. Тогда я ответил: да, конечно, так что в следующий раз постараюсь не попадаться.

Он попросил Мэси рассказать, как она вообще угодила в Восточный Эдем, и, если собеседница не против, поведать о том, как она оказалась замешана в убийствах и попытке саботажа, в результате которого участие Великой Бразилии в проекте биома в Радужном Мосту резко оборвалось. Девушка успела изложить лишь половину истории, когда раздался звонок: время свободного общения закончилось.

— Мы можем продолжить завтра, — сказал Ньют, пока они с Мэси соскабливали остатки ужина в бак для отходов. — Все равно здесь больше нечем заняться.

К своему удивлению, Мэси с нетерпением ждала встречи с Ньютом на следующий день. После смены в полях они пересеклись в столовой, и девушка закончила свой рассказ. Ньют засыпал ее вопросами о произошедшем в Радужном Мосту. А еще — о жизни на Земле. У Мэси были заготовлены стандартные фразы о том, как живут люди, почему они не могут свободно передвигаться, что такое проекты по мелиорации, что это за огромные разрушенные районы, которые еще предстоит восстановить. Но случались и неожиданные вопросы, которые уводили в сторону. Каков земной воздух на вкус? Есть ли места, где нет кислорода? Причиняет ли дождь боль? Правда ли, что погода меняется в зависимости от ваших мыслей? Каково это — спать под звездами, на открытом воздухе?

— Я попробовал как–то раз, — признался Ньют. — Установил пластиковый пузырь, наполненный воздухом, рядом с кораблем и забрался внутрь. Ну и стремно же было, по правде говоря.

— Пожалуй, когда видишь горизонт, становится проще, — сказала Мэси.

Ей вспомнились первые дни в Аварийно–ремонтном корпусе, когда они ночевали среди развалин. Запах дыма от походного костра, шум ветра, качающего ветви деревьев и завывающего среди разрушенных стен, ночной воздух, холодящий лицо и голые руки, медленно плывущие над головой звезды, яркие точки спутников и звездолетов, скользящие среди неподвижных созвездий. Разговор с Ньютом пробудил в ней столько разных воспоминаний, а с ними вернулись чувства и эмоции, которые она почти похоронила. Время от времени Мэси тосковала по дому — уже не столь отчаянно, как в первые дни ссылки, но не без сожалений.

Пять дней подряд они встречались каждый вечер и беседовали по часу. Ньюту нравились ее рассказы о жизни на Земле, и он изо всех сил старался поразить девушку историями о том, как возил грузы и пассажиров от спутника к спутнику. С Ньютом было легко, словно Мэси знала его всю жизнь. Она не назвала бы его красавцем, да и милым тоже — для этого он оказался слишком костлявым, зато он был живым, забавным и добродушным.

Ньют никак не мог понять, почему Мэси считает, будто застряла в Восточном Эдеме, почему она не может просто взять и уйти, когда истечет срок ее приговора. По его словам, на любом спутнике нашлось бы полно работы для человека, сведущего в экологии микроорганизмов, — техническое обслуживание городских ферм и поселений, создание оазисов…

— Ты могла бы действовать по своему усмотрению, — заметил он.

— Только сперва мне пришлось бы убедить Восточный Эдем отпустить меня.

— По сути ты им не нужна, а они тебе. В чем проблема?

— Дело в политике. Люди в Радужном Мосту по–прежнему хотят достичь хоть какого–то соглашения с Великой Бразилией. Я оказалась соринкой у них в глазу, вот меня и сослали. С глаз долой — из сердца вон. Однако они опасаются давать мне волю: вдруг я создам еще больше проблем?

— А ты можешь?

— Проблем я в этой жизни хлебнула достаточно — с меня хватит.

— Так и скажи им. Скажи, что улетишь далеко–далеко от Радужного Моста и они о тебе больше не услышат.

— Предлагаешь полететь к Сатурну?

— Почему нет?

— Я не уверена, что готова на подобный шаг.

Мэси попыталась объяснить Ньюту, что путешествие к краю Солнечной системы для нее равносильно отказу от идеи когда–нибудь вернуться на Землю.

— В Великой Бразилии мне вряд ли будут рады, разве что меня туда доставят в наручниках. Но всё ведь может измениться. Даже если нет, на Земле полно стран, развивающих космические программы, помимо Великой Бразилии.

— Ты хочешь вернуться домой, но прямо сейчас ты этого сделать не можешь, так?

— В целом да.

— Тогда почему бы не повеселиться, пока ты ждешь, когда все утрясется? — предложил Ньют.

На следующий день, когда Мэси снимала скафандр после работ в поле вакуумных организмов, к ней подошел надзиратель и сообщил, что ей смягчили приговор.

— Что значит «смягчили»?

— Это значит, кому–то вы нравитесь куда больше, чем мне, ибо я вовсе не считаю, что вы заслужили помилование. Это значит, вы немедленно идете в свою камеру и пакуете вещи — автобус отвезет вас домой.

Ньют в толпе остальных заключенных снимал и убирал свой скафандр — Мэси рассказала ему, что случилось.

— Я бы навестил тебя, когда выйду, — начал он. — Но за это меня арестуют. Меня лишили права въезжать в их убогий маленький городишко, а то вдруг я снова начну развращать молодежь. Но ты можешь найти меня в сети. Все очень просто: поищи название моего корабля — «Слон».

— «Слон»?

— В честь вьючного животного. Они еще остались на Земле?

— Понятия не имею. Может, и вымерли.

— У нас они встречаются, но только миниатюрные. Примерно вот такого роста, — Ньют поднял руку где–то на метр над столешницей. — Корабль, однако, замечательный. А еще очень приметный.

— Тогда я свяжусь с тобой, когда тебя выпустят, — пообещала Мэси.

— Ты уж постарайся, — сказал Ньют.

Возник неловкий момент — они могли обняться или даже поцеловаться, но тут надзиратель буркнул, что автобус не будет ждать вечно, поэтому Мэси стоит поторопиться и собрать свое шмотье прямо сейчас.

— Помнишь мой совет — повеселиться? — крикнул Ньют ей вслед. — Похоже, в Восточном Эдеме есть закон, запрещающий это.

Во время долгой поездки обратно в город в ящике без окон под названием «автобус» у Мэси было предостаточно времени подумать над прощальными словами Ньюта. Она не сомневалась лишь в одном — она ни капельки не жалеет, что побила Джибриля. И она сделает это снова, если космоангел продолжит ей досаждать. А еще Мэси понимала: все в поселке знают, где она провела последние дни и почему, так что ей оставалось лишь стойко выносить отношение местных жителей. Сразу по прибытии в Наш Удел девушка направилась прямиком в столовую и, игнорируя откровенные взгляды людей, двинулась в кафе Джона Хо, где села за стойку и заказала эспрессо и порцию бренди.

— Ты даже домой не заехала? — спросил Джон.

— Пожалуй, я куда больше соскучилась по твоему кофе.

— Лучше бы тебе съездить на квартиру, и прямо сейчас. Мне очень жаль, но тебе стоит забрать это. — Джон поставил перед ней полупустую бутылку вишневого бренди с ее подписью на ленте, обернутой вокруг горлышка.

— Что случилось?

Джон отвел взгляд.

— Думаю, тебе и правда не помешает проверить квартиру.

Возле двери Мэси уже ждали. Человек оказался офицером полиции по имени Джанпей Смит. Ему почему–то тоже было очень трудно смотреть девушке в глаза, когда он сообщал, что на последнем собрании деревни обсуждался испытательный срок ее проживания, и большинством голосов решение было принято не в ее пользу.

Мэси потребовалось некоторое время, чтобы понять: ее выселили. Джанпей, краснея и извиняясь, пропустил девушку внутрь квартиры — она забрала несколько вещей на память, а остальную часть имущества попросила полицейского убрать на хранение и вышла, чувствуя себя униженной. В соседней деревне Мэси заглянула в кафе на берегу озера. Прихлебывая зеленый чай из стакана, она решила, что не стоит обращаться за помощью к Иво Тиргардену, ведь он, скорее всего, прочтет ей длинную лекцию о том, как принято делать дела во Внешней системе и как ей следует поступать впредь, чтобы ужиться здесь. Только вот Мэси не хотела уживаться. Она жаждала вернуться к прежней жизни. Вновь стать независимой. Девушка позвонила в административный офис ферм, где, как она знала, всегда бывали одна–две свободные комнаты для посетителей. Там Мэси сообщили, что с работы ее также уволили. История повторялась: обсуждение в ее отсутствие, голосование не в ее пользу. Придется принести публичные извинения Джибрилю, чтобы ее восстановили в обществе.

Судя по всему, наказание еще не закончилось — оно распространилось за пределы исправительного центра и грязным пятном разлилось на другие стороны ее жизни.

Мэси допила чай, плеснула несколько глотков бренди в белую фарфоровую чашку и позволила себе несколько минут слабости, потягивая напиток и жалея себя. Затем она набрала Иво Тиргардена и договорилась о встрече. Она не думала спрашивать его совета — она собиралась обратиться с официальной просьбой.

Иво прибыл через несколько минут. Не успел он сесть за столик напротив нее, как Мэси сообщила, что хочет уехать.

— Неожиданный поворот.

— Едва ли. У меня нет ни жилья, ни работы. Ради чего мне здесь оставаться?

Иво Тиргарден поджал губы, обдумывая ситуацию. Он принадлежал ко второму поколению дальних и в свои девяносто лет выглядел не старше сорока пяти: густая копна черных волос, такая же черная борода лопатой. Как всегда, он был одет в простую тунику до колен, а шею украшали нити деревянных и резных каменных бус.

— Я надеялся, что твое отношение изменится за время пребывания в центре, — промолвил он. — Думал, ты узнаешь новое о себе и научишься жить здесь.

— И только ради этого ты приехал? Чтобы преподать мне урок?

— Помочь понять себя и свою роль в нашем обществе.

— Уж думаю, о роли в вашем обществе у меня очень четкое представление.

— Ты вполне можешь улучшить свое положение, — заметил Иво.

— Если принесу извинения Джибрилю? Я так не думаю. Лучше я отправлюсь обратно в тюрьму.

— Речь не о Джибриле, Мэси. Скоро наш город посетит ваш старый друг, Лок Ифрахим. — Иво ждал, что скажет Мэси, но она молчала.

Тогда Иво продолжил:

— Мистер Ифрахим утверждает, будто цель его визита — просветить нас о выгоде ведения бизнеса с Великой Бразилией. Мы же подозреваем, что у него другие мотивы, и хотели бы узнать, ради чего он здесь.

Мэси вдруг ясно осознала, почему был смягчен ее приговор, и эта мысль шокировала девушку.

— Вы хотите, чтобы я сделала за вас грязное дело. Соглашусь — и получу назад свою работу и квартиру.

— Я не могу дать никаких гарантий относительно работы или квартиры, Мэси. Решение останется за вашими коллегами и жителями деревни. Но если вы согласитесь помочь, обещаю, что они об этом обязательно узнают.

— Вы и так в курсе того, что он шпион. Вам не нужна я, чтобы подтвердить это.

— Мы хотим выяснить, что же Лок Ифрахим надеется узнать о нас. Тогда мы сможем не только выстроить картину его намерений, но и разгадать планы его хозяев. Подобная информация окажется неизмеримо полезной для всей Внешней системы.

— Я принесу вам информацию на блюдечке, а вы ее перепродадите. Ох, простите, отдадите задаром, за кредиты.

— Ну, в общем и целом.

— Но вы не отрицаете, что так и будет. Допустим, я откажусь сотрудничать — что тогда?

— Мы живем в маленьком сообществе, способном выжить, только если в нем царит гармония. Иногда, во избежание дисбаланса и конфликтов, человеку приходится идти на жертвы во имя высшего блага. В нашем случае жертва не столь уж значительная, не правда ли? Да и вообще можно взглянуть на это как на своего рода искупление. Шанс исправить все то, что наделало ваше горделивое упрямство. — рассуждал Иво. Он отодвинул стул и поднялся. — Я не жду от вас немедленного решения. Подумайте об этом, Мэси. Подумайте как следует, но не тяните. Мистер Ифрахим прибудет уже через два дня.

Мэси отправилась на длительную прогулку по длинным и узким паркам Восточного Эдема, оливковым рощам, по усыпанным цветами лугам, где паслись овцы и ламы, вокруг вереницы прудов, мимо обнесенных защитным куполом жилых домов, библиотеки, театра. Она не могла поверить, что вся ситуация с Джибрилем и этой глупой стычкой, суд, тюрьма — все это было спланировано, чтобы заставить ее сотрудничать. Скорее всего, решила она, Иво Тиргарден и его приспешники узнали о готовящемся визите Лока Ифрахима уже после того, как Мэси отправили в исправительный центр. Тогда–то они и провернули финт с ее освобождением, выселением и увольнением в неуклюжей попытке заставить ее сделать доброе дело. На Земле, в Великой Бразилии, власти поставили бы ее перед выбором: выполни приказ или пеняй на себя. Но Иво Тиргарден со своими дружками верили в собственное моральное превосходство. Отдавать приказы, заставлять людей поступать против воли, угрожать — все это противоречило их природе. Но и довериться Мэси они тоже не рискнули. У них не было уверенности, что она согласится им помочь. Вот они и разработали для нее ловушку, из которой существовал лишь один выход. Возможно, они даже убедили себя, что делают всё ради ее же блага. Они давали ей возможность исправить ошибки, совершенные по глупости.

Ситуация от этого приятнее не становилась — Мэси вообще предпочитала брутальную честность всяким манипуляциям и хитростям, совершаемым с добрыми намерениями. И чем дольше она об этом думала, тем больше ее охватывала злость. Она злилась не на Иво Тиргардена, не на Джибриля — на себя. За то, что была столь наивной. За то, что обманывала себя и верила, будто когда–нибудь жители Восточного Эдема примут ее и начнут ей доверять. За то, что только сейчас она поняла: город оказался тюрьмой, а ее квартира — всего лишь симпатичной версией камеры в исправительном центре.

Она могла остаться здесь и выполнить их просьбу, могла остаться и отказаться работать на них, смириться с той участью, которую ей уготовят. Любое решение похоронит ее заживо в этом месте до конца дней. Или же она могла придумать, как вырваться на свободу.

Едва ли будет трудно улететь с Ганимеда. Мэси не сомневалась, что, как только закончится его короткий срок в исправительном центре, Ньют Джонс ей поможет хотя бы ради удовольствия утереть нос благопристойным жителям Восточного Эдема. Куда сложнее вырваться из города. Ньют не может попасть в Восточный Эдем — она не может выбраться наружу. Вдобавок, если она попробует связаться с ним напрямую, какой–нибудь ИИ, без сомнения, подслушает разговор и передаст информацию Иво Тиргардену. В сложившихся обстоятельствах она даже не рискнула искать информацию о корабле Ньюта в сети.

Оставался еще щепетильный вопрос времени. Лок Ифрахим должен прибыть в Восточный Эдем раньше, чем освободят Ньюта, то есть Мэси придется дать ответ Иво Тиргардену о том, готова ли она сотрудничать, до того, как удастся составить план побега. А Мэси не покидало ощущение, что, откажись она помочь, ее вновь упекут за решетку…

В конце концов девушка оказалась в северной части города, в кладбищенском парке — здесь, как и во всех городах и населенных пунктах Внешней системы, запасы углерода, азота, фосфора и других полезных элементов, содержащиеся в телах умерших дальних, возвращались в замкнутый круг экосистемы: в процессе ресомации тела растворялись, затем жидкость выпаривались, а оставшийся порошок церемониально рассеивали среди корней недавно высаженных деревьев. Парк представлял собой тихую узкую долину, в центре которой располагалось озеро, а от него вверх уходили засаженные деревьями склоны: здесь, как и в свободной зоне Радужного Моста, любое видеонаблюдение было запрещено. Именно через парк Ньют Джонс пробрался в город, когда пытался ввезти контрабандный груз, но Мэси понятия не имела, каким из шести шлюзов он воспользовался или как он обошел ИИ, который контролировал их. Нужно было спросить у него, пока имелась возможность — тогда, в тюрьме. Однако сам факт того, что Ньюту это удалось, давал ей надежду. Если он смог попасть в город, она сумеет выбраться.

Девушка поднялась по склону, оставив позади сосновую рощу, побродила по поросшему жестким вереском пятачку, отделяющему лес от основания изогнутой крыши цвета небесной лазури в погожий весенний денек на Земле. Воздух был теплым. Вокруг цветущего куста порхали бабочки. В траве скакали белые кролики. Мэси прошла мимо шлюзов, вмурованных в искусственные камни, что высились в конце канала с песчаным дном, — она внимательно рассматривала землю вокруг, подмечая углубления и холмики, возможные потайные места. Спустилась обратно лесом, по узкому пешеходному мостику перешла через озеро, чтобы посмотреть на шлюзы на другой стороне долины, а затем добрела до небольшой зеленой поляны — ее любимого места в парке. Там она долго сидела и обдумывала варианты.

В конце концов Мэси вернулась в центральный район Восточного Эдема, надела спексы и позвонила Иво Тиргардену, чтобы сообщить: она сделает, что от нее требуют.

— Что ж, если такова твоя воля, я просто счастлив.

— Да, всё в порядке. Я так решила.

— Хорошо. Но пока ты с ним не встретишься, твое положение в Восточном Эдеме не изменится. Надеюсь, ты понимаешь.

— Лок Ифрахим должен увидеть, в каком я бедственном положении. Тогда он решит, что я обратилась к нему за помощью, потому что я в отчаянии.

— Мэси, ты прекрасно разобралась в ситуации. Давай увидимся — нам надо многое обсудить.

Тем же вечером Мэси встретилась с тремя отказниками на заправочной станции, располагавшейся под озером кладбищенского парка. Об этом месте все давно позабыли. Здесь было сыро и холодно, как и подобает местам для тайных собраний: на бетонном полу поблескивали лужи, из труб над головой медленно падали крупные капли, единственный свет исходил от граффити, извивавшихся по стене подобно клубку змей. Когда Мэси озвучила свою просьбу, Сада Селена, лидер среди отказников, лишь пожала плечами.

— И это всё? — спросила она.

— Для меня дело очень важное, — призналась Мэси.

Сгрудившись в углу, отказники о чем–то переговорили, а после Сада вернулась и объявила:

— Мы получаем права на съемку.

— Ладно. — Мэси и в голову не приходило, что видео ее побега может кого–то заинтересовать.

— Тут есть чем поживиться, — восторженно сказала девочка. — Будет ой как весело.

Сада была на полторы головы выше Мэси, а ведь ей еще только исполнилось пятнадцать. Девочку переполняли наивный энтузиазм и неистощимое чувство уверенности в себе, которое столь характерно для тех, кто еще не познал жизненных трудностей. Мэси уже начинала тревожиться: сам факт, что отказники предложили встретиться здесь, говорил об их отношении — то, что для Мэси было настоящей проблемой, они считали банальной ситуацией в какой–то дешевой мелодраме. А еще она переживала, что Сада с друзьями может увлечься и решиться на какой–нибудь пафосный план, который лишь доставит Мэси больше неприятностей.

— Обсудим практическую сторону дела, — предложила землянка. — Убеди меня, что вам это под силу.

Теперь Мэси оставалось лишь ждать прилета Лока Ифрахима. Она сняла комнату в общежитии для приезжих и большую часть времени проводила в кафе в разных деревнях, не обращая внимания на косые взгляды остальных посетителей. Скорее всего, думала девушка, сейчас уже все знают о том, что ее выселили и уволили с работы. Так что она старалась не придавать этому значения. Однажды Мэси заметила преследовавшего ее дрона, но Джибриля и аколитов поблизости не оказалось. Вечером второго дня ее внутренней ссылки (как она теперь называла свое существование), открыв дверь в свою комнату, Мэси обнаружила Лока Ифрахима — он сидел, скрестив ноги, на подъемной кровати. Окинув ее взглядом с ног до головы, дипломат заявил, что выглядит она здоровой и счастливой.

— Куда лучше, чем в тех видео, участником которых вы так не хотели выступать. Похоже, тюрьма пошла вам на пользу.

— Здесь это не называют тюрьмой.

— Но по сути это она и есть, не так ли? Полагаю, вас там избили, — сказал Лок Ифрахим.

— Я дала отпор, насколько смогла. — Мэси удивило, что дипломат знает, как ее встретили в исправительном центре.

А еще она с изумлением обнаружила, что абсолютно спокойна. Девушка затворила дверь и прислонилась к ней спиной: когда откидывали кровать, в этой крохотной комнатушке просто больше некуда было деться.

— Вас выпустили раньше, так как решили, что оставаться в тюрьме для вас небезопасно? Или они вас пожалели?

На Локе Ифрахиме были леггинсы канареечно–желтого цвета и черная туника. Волосы он по–прежнему заплетал в косички, украшенные бусинами, а на его лице, как всегда, источая обаяние, сияла притворная улыбка.

Мэси бросила в ответ:

— Они выпустили меня, потому что знали: вы захотите со мной поговорить. Потому что они жаждут узнать, зачем вы сюда прибыли.

— Тогда можете им передать: всё именно таково, каким кажется. Обыкновенная миссия с целью разведать обстановку. Зондирование почвы, так сказать. Хотите верьте, хотите нет, но считается, что мы по–прежнему должны устанавливать торговые связи. Что же до встречи с вами — у меня выдалось свободное время, и я подумал, почему бы не навестить гражданина Великой Бразилии, оказавшегося в трудной ситуации вдали от дома. Человека, подвергшегося значительному публичному унижению. Я мог бы переговорить с вашим мучителем, если считаете, что это поможет.

— Вот уж что вы точно могли бы сделать, так это обменяться мыслями по поводу того, как доставить мне неприятности, — заявила Мэси. — В чем истинная причина вашего приезда, мистер Ифрахим? Дело ведь не в сборе информации и не в торговых связях, правда?

Какое–то время Лок Ифрахим пристально разглядывал собеседницу, а затем попросил ее положить спексы за дверь.

— Они выключены. Вот, можете проверить, — сказала Мэси и протянула ему прибор.

Дипломат выхватил спексы у нее из рук, встал, приоткрыл дверь, затем швырнул их в коридор на пол, закрыл дверь и снова сел.

— Мне выдали точно такую же пару, — пояснил он. — В них были установлены скрытый передатчик и устройство слежения.

— Вы шутите.

— Вовсе нет. Люди здесь не слишком изобретательны. Теперь можете мне объяснить, как, по–вашему добрые люди Восточного Эдема подставили вас и что они хотят выяснить. Не волнуйтесь. Они установили жучок на спексы, но не в этой маленькой клетке.

Мэси вкратце поведала историю. Похоже, дипломата она порадовала.

— Они ждут, что я попрошу вас о помощи, а вы меня предадите. Вполне логично, хотя уловка уж больно очевидная и недалекая. Но почему вы предали их? Вот это загадка.

— Не люблю, когда меня используют. И вам об этом прекрасно известно.

— Что я точно знаю, так это если вы не поможете той или иной стороне, останетесь гнить здесь до конца жизни, Мэси. Они найдут предлог отправить вас обратно в этот их исправительный центр. Вы там состаритесь. Там же и умрете. И всем будет наплевать. Но вы можете помочь мне, а я в ответ помогу вам.

— Хотите, чтобы я притворилась, будто работаю на Восточный Эдем, а на самом деле я буду работать на вас.

— Давайте не будем забегать вперед. Я вас навещу в очень скором времени, Мэси. И надеюсь, что к этому моменту вы ответите на несколько вопросов. Вот, — Лок Ифрахим поднялся с кровати и вручил Мэси иглу памяти.

— Это что? Проверка?

— Совершенно верно, — промолвил Лок Ифрахим и, потеснив девушку, вышел.

На устройстве был перечень безобидных вопросов, касающихся Восточного Эдема, и двадцать страниц, отобранных из дискуссий по поводу бразильского присутствия в системе Юпитера. К ним прилагалась короткая записка: «В ходе нашей следующей встречи мне будет интересно услышать, какая информация показалась вам важной».

Мэси рассказала Иво Тиргардену о беседе с Локом Ифрахимом и о том, что от нее хотел дипломат, после чего старик забрал иглу данных на проверку.

— Я принесу устройство сегодня вечером — затем можете позвонить мистеру Ифрахиму и назначить следующую встречу. Полагаю, на этот раз он откроет вам, чего желает на самом деле.

Девушка связалась с дипломатом и договорилась на завтра. Иво Тиргарден вернул ей иглу и сообщил, что на ней не содержалось никакой секретной информации, поэтому Мэси может отвечать на вопросы Лока так, как считает нужным. После этого девушка пообщалась с Садой Селеной в кладбищенском парке — первым делом она поведала девочке о жучках в спексах.

— Прости, но похоже, мне придется придумать другой план. А то и совсем отказаться от затеи.

— Этот дипломат и правда шпион?

— В некоторой степени.

— Получается, он мог соврать о жучке, — пришла к выводу Сада. — Даже если нет, откуда нам знать, что они и вправду подслушивали. Хорошо, допустим, они могли, но мы встречались в месте, где не проходит телефонный сигнал. Потому мы и выбрали эту заправочную станцию.

— Подслушивающее устройство — это тебе не телефон. Пусть передача данных была заблокирована, оно могло записать происходящее и отправить позже. Мы должны исходить из того, что им всё известно, Сада.

— Ладно, не проблема, — сказала девочка. — Из города полно выходов.

— Если я решусь, то буду действовать в одиночку.

— Потому что не хочешь навлечь на нас беду? Тебе не кажется, что уже поздно об этом думать? — заметила Сада.

— Не хочу доставить вам еще больше неприятностей.

— Ты, похоже, и правда ничего не понимаешь, — с горячностью выпалила Сада, чем удивила Мэси.

Они сидели на небольшой зеленой лужайке в окружении серебряных берез. После этих слов девочка–отказник вскочила на ноги и принялась расхаживать по опушке. Белый облегающий костюм, бледная кожа, коротко стриженные, обесцвеченные волосы делали ее похожей на призрак.

— Я так полагаю, ты принимаешь меня за ребенка. Но я уже достаточно взрослая. Мне пятнадцать. Как и моим друзьям, которые желают тебе помочь. Во всех остальных городах совершеннолетними становятся в четырнадцать. Там к нам относились бы как к взрослым. Так что нечего беспокоиться, будто ты нас эксплуатируешь или втягиваешь в передрягу. На самом деле нам ничего не будет. Правда. Ведь согласно городским законам мы еще дети. Но мы точно знаем, что делаем, и у всех нас есть причины тебе помочь. Без нас ты ни за что не выберешься отсюда. — Закончив свою тираду, Сада плюхнулась на землю напротив Мэси и гневно уставилась на нее. — Пусть ты многого не знаешь, но ты должна понимать, что уж это–то правда. Да?

Мэси рассмеялась и покачала головой.

— Я абсолютно серьезно говорю, — насупилась Сада.

— Ни на йоту не сомневаюсь. Я сбежала из дому, когда мне было чуть больше лет, чем тебе. Я тогда тоже была абсолютно серьезной. Но я подвергала опасности себя одну.

— Если всё сделать правильно, никто не пострадает, — настаивала Сада. — Давай лучше обговорим план.

Какое–то время они обсуждали альтернативные маршруты. Сада подошла к делу со всей ответственностью и заверила Мэси, что они с друзьями внесут необходимые коррективы к завтрашнему дню и обязательно передадут Ньюту Джонсу об изменениях в плане, как только его освободят.

— А вы двое что, влюблены? История вышла бы куда интереснее, если бы вы оказались влюбленной парочкой.

— Думаю, Ньют страстно очарован перспективой очередного приключения.

— Ладно, история все равно потрясающая, — не отступала Сада.

— Только если всё сработает.

— Непременно. Доверься мне. Представь, что я знаю всё, а ты ничего.

— Есть еще кое–что, — добавила Мэси и объяснила, что она думала сделать со спексами.

— Вряд ли это надолго собьет их с толку, — высказалась Сада.

— Будем надеяться, нам этого хватит, — промолвила Мэси. — К тому же мне бы хотелось попробовать.

 

7

Когда Мэси Миннот сообщила Локу Ифрахиму, что прошла его небольшой тест, дипломат предложил встретиться на следующее утро в ее комнате. Только вот заявился он на час раньше: хотел выбить ее из колеи да позубоскалить насчет того, как легко она сменила сторону. Лок вовсе не ждал, что Мэси принесет ему полезную информацию, — он был почти уверен, что она поведала своим друзьям среди дальних о его попытке завербовать ее и те воспользовались случаем скормить ему ложные данные. Однако дело было вовсе не в сборе разведывательной информации — все, чего хотел Лок Ифрахим, так это доставить женщине, которая заставила его страдать там, в Радужном Мосту, как можно больше горя, продемонстрировать: когда предаешь родину, последствий избежать нельзя. Преследования Джибриля он умело использовал и раздул в куда более серьезную ситуацию, подбрасывая космоангелу фрагменты из биографии Мэси, но он не собирался останавливаться и надеялся получить еще массу удовольствия, наблюдая за тем, как рушится ее жизнь.

Только вот Мэси в комнате не оказалось. Ее планшет, часть одежды и всякие дорогие сердцу вещички тоже исчезли. Лок собирался покинуть помещение, но дверь отворилась и вошел куратор Мэси — Иво Тиргарден. Старик, похоже, вовсе не удивился, обнаружив дипломата в комнате.

— Что вы с ней сделали? — бросил Иво.

— Ничего. Собирался задать вам тот же вопрос.

— Она мне позвонила. Голос ее звучал очень встревоженно. Она попросила приехать…

Локу стало не по себе, но он все же предложил:

— Может, стоит воспользоваться жучком в ее спексах и выяснить, где она находится.

— Не вижу, какое к вам это имеет отношение, — заявил Иво Тиргарден.

— Не стройте из себя идиота. Вам прекрасно известно, зачем я здесь. В конце концов, вас сюда привели те же мотивы.

Иво Тиргарден заморгал — он явно с трудом понимал происходящее: дальние не очень–то жаловали разговоры напрямую. Веди они беседу по местным правилам, думал Лок, первые полчаса они, скорее всего, обменивались бы любезностями, даже вскользь не упоминая основной предмет разговора.

— Она попросила меня приехать сюда, а затем обратилась к вам с той же просьбой. — Лок принялся разжевывать все Иво Тиргардену, словно неразумному ребенку: Она перехитрила нас. Завлекла нас в свою комнату, а сама в это время находится где–то в другом месте. Мы должны немедленно определить ее местонахождение и выяснить, что она задумала.

Ужасно медленно Иво Тиргарден надел спексы, долго поправлял виртуальную перчатку на левой руке и наконец проиграл в воздухе короткий пассаж.

— Она в кладбищенском парке.

— Видите ее?

— В парке нет камер из уважения к мертвым и тем, кто их навещает, — пояснил Иво Тиргарден. — Хм-м. На звонок она не отвечает.

— Если камер нет, значит, вы отслеживаете ее при помощи жучка, что установили на спексы. Только не тратьте время на возражения — лучше скажите: вы уверены, что это именно она? Что, если она отдала спексы кому–то другому?

— Зачем ей так поступать?

— Потому что она пытается сбежать: она хочет, чтобы вы думали, будто она в парке, а на самом деле она в совершенно ином месте.

— Она собиралась бежать через один из шлюзов в парке, — подтвердил Иво Тиргарден. — Но, если она попытается это сделать, ее ждет сюрприз. Без вмешательства диспетчера- человека искусственные интеллекты не дадут пройти ни ей, ни кому–либо другому. Но, пожалуй, стоит отправить туда полицейских, на всякий случай. Если Мэси кому–то передала спексы, офицеры смогут поговорить с этим человеком…

— Который не будет иметь ни малейшего представления о том, где она находится. Ваши ИИ искали ее? Воспользуйтесь данными всех беспилотников и стационарных камер в этом гиблом месте.

— И с какой стати я должен исполнять то, что вы мне говорите? — холодно поинтересовался пожилой мужчина.

Однажды Мэси уже ускользнула от него. Но второй раз Лок этого не допустит. Он хотел, чтобы Мэси осталась в этом городе, в этой тюрьме до конца своей жизни. Внутри него закипала холодная ярость и разгоралось нетерпение.

— Да поторопитесь же, черт бы вас побрал! — выпалил он. — Мы должны немедленно найти ее.

Мэси шла через промышленные районы города, мимо мастерских, заводов, бункеров, площадок по утилизации отходов, резервуаров с сырьем, что сгрудились по обе стороны широкого центрального проспекта. Крутые стены зданий изгибались и поднимались до светящейся крыши тента. Под свободного покроя комбинезоном на Мэси был облегающий костюм. На плече висела сумка. Девушка старалась не выделяться из толпы и вести себя спокойно, а еще не фантазировать на тему предательства после того, как Сада поручила самому юному отказнику забрать у Мэси спексы, вместо того чтобы выполнить задание самой. И все же желание припустить отсюда никак не покидало Мэси.

Туда–сюда сновало множество роботов самых разных мастей — от гигантских грузовиков до маленьких коренастых машин размером с мусорный бак. Некоторые были оснащены кранами и вилочными погрузчиками, другие — ковшами, манипуляторами, оборудованием для резки и сварки, и все они быстро передвигались от здания к зданию с некой целью, а их сигнальные огни вращались, предупреждая работающих здесь людей. Мэси оставила позади ряд небольших мастерских, где люди вытаскивали из горна только что обожженную керамику, где на гончарных кругах вертелись куски глины, где в расположенную на песке форму выливали расплавленное стекло, где молот выбивал искры из раскаленного добела металла на наковальне. Никто не обращал на девушку никакого внимания, и она уверила себя, мол, это хороший знак, но тут же обругала за то, что вообще думает о предзнаменованиях. Она либо сможет воспользоваться шлюзом, либо нет. Мальчишка, который забрал у нее спексы, либо сказал правду о том, что Ньюта Джонса выпустили сегодня в восемь часов утра, либо соврал. Ньют либо приедет за ней, либо нет. Ничего из того, что она увидит и сделает сейчас, этого не изменит.

В конце квартала мастерских вбок отходила служебная дорога: она пролегала у подножия крутой насыпи из пенопластовых композитных материалов. Туннель, который вел к шлюзу, находился метрах в двухстах — предполагалось, что Сада и ее товарищи настроили шлюз так, чтобы он пропустил Мэси. Мимо проезжал робот–грузовик, нагруженный старыми деталями машин, всяким хламом — девушка пропустила его, а затем стала переходить дорогу, как вдруг на нее спикировал дрон. Он завис перед Мэси, и тут из туннеля вышли Джибриль и пара аколитов.

— Мистера Тиргардена ты, может, и одурачила, но со мной этот фокус не пройдет, — заявил космоангел.

— Я никого не пытаюсь обмануть.

Двое аколитов скопировали улыбку Джибриля. Все трое были одеты по–военному в черные комбинезоны и походили на высокие худые манекены, отлитые в одной форме.

— Мэси, мы помещаем вас под гражданский арест, — продекламировал Джибриль и направил на Мэси предмет, очень напоминавший пистолет. — Пожалуйста, попытайся бежать. Мне не терпится испробовать его на тебе.

— Хотела бы взглянуть, как тебе это удастся, — бросила Мэси.

Она стояла спиной к складской стене, сделанной из листа композитных материалов. В ее направлении по служебной дороге тащился робот–грузовик. Когда он будет проезжать мимо, у Мэси появится несколько секунд, чтобы скрыться среди мастерских и попробовать найти другой выход из этого места…

Но Джибриль, похоже, тоже заметил грузовик. Космоангел перешел дорогу. Аколиты, словно собачки, последовали за ним.

— Можешь бежать, коли хочешь, — сказал Джибриль. — Но тебе не уйти, Мэси. Город маленький, и он принадлежит нам. Давай же. Беги. Преследовать тебя будет одно удовольствие. Видеозапись твоего публичного унижения окажется еще лучше. Подлинное искусство.

Робот–грузовик замедлил ход и остановился рядом с ними. Машина с низкими бортами была оснащена толстой черной антенной, которая торчала впереди, подобно рогу. На грузовой платформе разместилась большая бронзовая капсула, а сзади находилась многофункциональная рука. Сейчас она качалась, напоминая передние лапы богомола. С резким хрустом пришел в действие какой–то механизм, и трое космоангелов оказались поверженными на землю: они корчились и извивались, пойманные утяжеленной сетью, что выстрелила из широкоствольного ружья, которое сжимал один из манипуляторов на конце руки.

Внутри капсулы что–то задвигалось. Наружу высунулась Сада Селена и, опираясь на овальный люк, подала Мэси знак лезть внутрь. Девушка запрыгнула на грузовую платформу и протиснулась внутрь, а Сада захлопнула люк и крепко прижала. На ней был белый скафандр без шлема, на глаза надвинуты спексы. Сада уселась по–турецки, сделала резкий жест, и грузовик двинулся вперед, а затем свернул на центральный проспект.

— Полагаю, план изменился, — подметила Мэси.

Она оказалась зажатой в задней части капсулы и смотрела через полупрозрачное отражательное стекло. Судя по всему, за ними никто не гнался.

— Нет, он был таким изначально, — заявила Сада.

Руки в виртуальных перчатках временами делали пассы в воздухе: Сада управляла грузовиком через соединение, установленное спексами. У ее ног, плотно набитый, словно кокон, лежал вещевой мешок. Позади был свернутый пустой скафандр.

— Откуда ты узнала про космоангелов?

— Мы следили за ними. Для созданий, считающих себя верхом человеческой эволюции, они ой какие тупые. Видео, запечатлевшее твой побег, хорошенько их унизит. Видела выражения их лиц, когда они поняли, что я выстрелю в них из пушки?

Они доставят тебе массу неприятностей, — сказала Мэси.

Сада рассмеялась.

— Вот уж не думаю. Видишь ли, я лечу с тобой. Твой парень согласился взять меня в систему Сатурна.

— Он мне не парень. А еще он не имел права обещать подобное.

— Я годами мечтала о том, чтобы покинуть этот аквариум для золотых рыбок, — заныла Сада. — Здесь ничего не происходит — я больше этого не вынесу. Если я не улечу сегодня, то просто помру со скуки. И не надо смотреть так грозно. Вместе мы еще повеселимся.

Грузовик вырулил на широкую площадь перед основным скоплением шлюзов. Позади остались роботы, грузившие и снимавшие поддоны, контейнеры, ящики и цистерны с сырьем с других машин.

— Полицейские! — выкрикнула Сада.

Мэси заметила их — мужчина и женщина на трехколесных мотоциклах с широкими шинами двигались в сторону грузовика. Громоподобный голос приказал Мэси и Саде остановиться, и команда эхом разнеслась повсюду. Служители правопорядка нагнали грузовик и окружили с двух сторон.

— Они пытаются перехватить контроль, — доложила Сада Мэси. — Но я их блокирую.

Полицейский справа вытащил пистолет и направил его на антенну впереди грузовика. Тут один из роботов повернул стрелу крана, выдернул мужчину из седла и поставил на проезжую часть — его мотоцикл проехал еще несколько метров и остановился. Второй кран опустил поддон перед полицейским слева — женщине пришлось затормозить, а грузовик катился дальше к разверзнутой пасти одного из шлюзов.

Мэси принялась оглядываться в поисках отказников, которые угнали краны, но не увидела ни одного. И тут она поняла, что ребята могли быть где угодно, а роботами они управляли через городскую сеть. Вдалеке Мэси заметила человека, одетого в желто–черный наряд: он мчался по центральному проспекту, вдруг столкнулся с роботом, похожим по форме на мусорный бак, потерял равновесие и плюхнулся на задницу, но тут же подскочил и продолжил свой марафон. Похоже, он что–то кричал. Чуть ближе к ним двое полицейских пришли в себя и тоже вернулись к преследованию. Но было поздно — грузовик уже заехал в шлюз, внутренний люк закрылся прямо у офицеров перед носом. Спустя мгновение распахнулась внешняя дверь, и машина выбралась на выложенную стальной сеткой дорогу, что пересекала темную равнину и вела к космопорту. Сада крикнула Мэси, чтобы та держалась крепко, — грузовик резко повернул, подскочил на невысоком поребрике и двинулся по пыльной, слегка холмистой равнине.

— И еще небольшая поправка к плану. Нам не нужно ехать в космопорт, потому что твой парень за нами приедет сам. Пожалуй, тебе стоит надеть скафандр.

Мэси сняла комбинезон и почувствовала себя особенно уязвимой. Капсула была прозрачной, а за тонкой стеной царил смертельный холод, беспощадный, пропитанный радиацией вакуум. Высоко в небе рядом с узким полумесяцем Юпитера горел крохотный диск Солнца. Девушка залезла в скафандр, натянула до плеч его сегментированное туловище, пропихнула руки в рукава и села, чтобы пристегнуть внешние ботинки к защелкам на лодыжках.

Все это время Сада сканировала черное небо, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Вдруг она вскрикнула и вскинула руку — ее палец указывал куда–то высоко над головой. Мэси заметила звезду, быстро движущуюся по черному небу, — она становилась все ярче и наконец приобрела очертания большого межорбитального транспортного корабля. Грузовик сбросил скорость и вскоре замер, а звездолет пронесся над ними с пылающими реактивными двигателями, погасил импульс и приземлился перед машиной. Мэси засмеялась. Когда Ньют говорил, что его корабль легко заметить, он не шутил.

«Слон» был розового цвета.

 

8

Лок Ифрахим отделался лишь парой синяков на своей гордости — в остальном побег Мэси Миннот из Восточного Эдема никоим образом не скомпрометировал его. Некоторое время он работал над отчетом, формулируя все так, чтобы вина легла на Иво Тиргардена и других жителей Восточного Эдема, но это оказалось излишней предосторожностью. Ни одна важная персона не обратила внимания на инцидент: так, незначительный постскриптум к досадному, но в целом вполне тривиальному происшествию. Спустя четыре недели Лока наконец–то отозвали обратно в Бразилиа с повышением по службе и назначили в комиссию по анализу информации о политических игроках в городах и малых поселениях в системе Сатурна.

Работа в комиссии оказалась захватывающим и стоящим делом: здесь трудились умные и невероятно амбициозные молодые люди, перед ними стояла срочная и в высшей степени важная цель — подчинить Земле Внешнюю систему. В офисах, как в старомодных отделах новостей, царила деловая суматоха: люди перебрасывались идеями в пространствах памяти, кропотливо создавали и вскрывали динамические социополитические модели, проводили интервью с каждым, кто хоть раз побывал во Внешней системе, составляли кипы файлов по диспозициям и обновляли информацию по общему положению дел.

Целый этаж отвели под ИИ, иммерсионные камеры и пространства памяти с высоким разрешением для Группы теоретической разработки стратегий, которая моделировала все возможные способы вторжения и захвата городов и поселений Внешней системы. Варгеймеры. Команды серьезных молодых людей, бледных как смерть. Они не имели никакого опыта боевых действий, зато цитировали теории различных гуру и профи, словно Священное писание. Гремучая смесь стимуляторов, адреналина и тестостерона поддерживала их: пока они проводили огромные и сложные симуляции в режиме реального времени, спать и есть им приходилось прямо в своих кабинках. Соперничество между командами накалялось до невообразимого предела. Не раз по приезде на работу утром Лок наблюдал, как служба безопасности выводила под ручки какого–нибудь заработавшегося варгеймера, находившегося в состоянии ступора или в бреду, а однажды между соперниками разгорелась драка — чтобы их усмирить, пришлось вызывать отряд быстрого реагирования, который пустил по всему этажу слезоточивый газ.

Активное меньшинство настаивало на геноциде как единственном способе решить проблему Внешней системы: они предлагали разрушить тенты и купола городов и деревень с помощью «интеллектуальной дроби», или ликвидировать поселки, сбросив на них водородные бомбы, или уничтожить дальних при помощи биологического оружия, ядовитых газов и гамма–излучения. Однако подобные тактики, как правило, считались неосуществимыми. Арсеналы Великой Бразилии сильно обеднеют, и страна окажется уязвимой — столько требовалось водородных бомб, согласно этим планам. Кроме того, наиболее враждебно настроенные города, вроде Парижа на Дионе, создавали собственные системы противоракетной обороны, а еще в большинстве населенных пунктов имелись бункеры и убежища, где люди могли укрыться в случае, если герметичность тентов нарушится. Были и такие территории, которые располагались глубоко под грунтом, и ни одно оружие не могло их достать. Да и вообще дальние расселились на нескольких спутниках Юпитера и Сатурна — убить их всех одновременно не представлялось возможным, а значит, кто–нибудь обязательно решится отомстить и нанести ответный удар по Земле. Помимо всего прочего геноцид считался политически неприемлемым, поскольку в результате пропадали важные ценности, которые на протяжении всего этого времени оправдывали развязывание войны как таковой. Более столетия дальние занимались различными теоретическими и прикладными изысканиями: невозможно было подсчитать выгоду, которую принесли бы их базы данных и геномные библиотеки, взятые в плен ученые и гении генетики. Да и города являли собой значительную ценность. Вот почему большинство варгеймеров занимались разработкой стратегии так называемой асимметричной, или «тихой», войны — смеси пропаганды, шпионажа, саботажа и политического принуждения с более традиционными тактиками, только приспособленными к ведению войны в уникальных условиях Внешней системы.

Варгеймеры создавали надежные прогностические модели, офицеры разведки собирали данные — затем все передавалось в лаборатории и научно–исследовательские центры, где ученые, инженеры и психологи разрабатывали оборудование, придумывали техники ведения тайных и военных операций, внедрения агентов, саботажа, распространения черной пропаганды. С политиками и офицерами различных служб проводились индивидуальные инструктажи. Редко выдавались дни, когда в здании не появлялось какое–нибудь высокопоставленное лицо: с эскортом из десятка ассистентов они курсировали сквозь бурлящий неутихающий офис, подобно огромным лайнерам, которые заводят на стоянку суетливые встревоженные буксиры.

Благодаря значительному опыту работы во Внешней системе Лок вскоре стал незаменимым. Он укрепил связи с командой Арвама Пейшоту, завел множество новых друзей, в том числе среди влиятельных политиков и людей, принадлежащих к ядру кланов. К нему обращались, если было необходимо в кратчайшие сроки разобраться в запутанном протоколе, обычаях или соперничестве между городами и поселениями на спутниках Юпитера, когда требовалось составить мнение о том или ином значимом игроке на политической арене или оценить настроения масс.

В столь важной работе на счету оказывалась каждая минута. После провала мирной инициативы нужно было как можно скорее получить контроль над Внешней системой. В правительстве преобладали люди, считавшие, что война не просто неизбежна — она необходима. Священный долг. Тем не менее программу торговых контактов и культурных обменов с Внешней системой, напротив, разворачивали, ведь она обеспечивала надежное прикрытие для сбора разведданных и установления связей с дружественными городами на спутниках Юпитера и Сатурна, которые впоследствии земляне могли использовать в качестве опорных пунктов в грядущей войне.

Прошел год с тех пор, как Лок Ифрахим вернулся на Землю, и вот он снова летел во Внешнюю систему — на этот раз на Сатурн, в маленький городок под названием Камелот, на Мимасе. Как и Восточный Эдем, Камелот был занят лишь собственными интересами. Большинство населения составляли дальние первого и второго поколений, придерживавшиеся консервативных взглядов. Мэр города и несколько сенаторов, до смешного падкие на лесть и небольшие взятки, провели законопроект, который предоставлял Великой Бразилии право постоянного присутствия на Мимасе. Еще они с огромным энтузиазмом одобрили план экспедиции в атмосферу Сатурна: это научное исследование на самом деле должно было стать демонстрацией последней модели боевого однопилотника, который несомненно повергнет дальних в ужас.

Обхаживание приветливых коррумпированных политиков занимало все время, но Лок нашел возможность провести собственное частное расследование и выяснить, что Мэси Миннот приняли в клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф. Сейчас девушка жила в их садах, расположенных в укрытом тентом кратере на Дионе, и работала проектировщиком биома. Кроме того, Мэси занялась теоретическими изысканиями в области закрытых экосистем и сотрудничала с командой, которая проводила значимое исследование на Тьерре — одной из экзопланет земного типа. Локу удалось выяснить, что глава клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф, Эбби Джонс — мать того самого пилота, что помог Мэси Миннот бежать, — состоит в дружеских отношениях с гением генетики Авернус. Дипломат тут же передал эту ценную информацию Шри Хон–Оуэн, желая ее позлить. Что до самой Мэси Миннот, пока Лок не собирался ею заниматься, но он не сомневался: их пути пересекутся снова. Война приближалась под ускоряющийся барабанный бой. Когда она наконец разразится, Лок намеревался сделать все необходимое и наказать Мэси Миннот сполна за то, что она неправильно выбрала сторону.

А тем временем «Гордость Геи» — линкор–авианосец, лишь на бумагах остававшийся грузовым судном, — прибыл на орбиту Мимаса. Операция «Глубокое зондирование» должна была вот–вот начаться в атмосфере Сатурна. Лока впереди ждало много работы: нужно извлечь выгоду из успеха операции и начать переговоры о предоставлении лицензии на использование термоядерных двигателей муниципалитетам и семейным трастам. Бразильское правительство вовсе не собиралось выдавать подобное разрешение, но таким образом можно было усилить разногласия между различными поколениями дальних и сделать общество менее сплоченным. Спустя четыреста лет после Гражданской войны в Америке Лок и прочие сторонники военной конфронтации по–прежнему придерживались очевидной, на их взгляд, истины: разделяй и властвуй.

 

Часть третья

Близкие

 

1

После смерти отца Соломона чтецов и преподавателей сменил отряд военных: поджарые и крепкие, они относились к парням грубо и с презрением, постоянно носили при себе пистолеты и электродубинки. На поверхности Луны занятия больше не проводились. Вместо этого тренеры принялись муштровать ребят: теперь парни плотным строем маршировали в спортивном зале, держа винтовку у плеча, а военные учили их, как перекладывать карабин в разные позиции, доводя технику до автоматизма. Продолжались тренировки с оружием, занятия по саботажу и инфильтрации. Ребята часами сидели в авиасимуляторах, отрабатывая полеты с орбиты в пилотируемых капсулах при различной силе тяжести и безопасное приземление на все типы лунного рельефа. Кроме того, они бесконечно практиковались говорить и вести себя так же, как это делают враги. Прежде подобные сценарии внедрения разворачивались в проработанной до мельчайших деталей виртуальной реальности, созданной по модели Радужного Моста на Каллисто. Теперь ребята также изучали структуру, историю, социально–экономические условия и культурную среду других городов. Командиры постоянно твердили, что слишком долго они занимались лишь детскими играми. Тренировки были самоцелью. Но отныне их подготовка стала целенаправленной — их ковали и закаляли, чтобы, когда придет время, они выполнили свой долг не раздумывая.

Изменение распорядка и грубое отношение кураторов лишь сплотили парней. Никто не винил Дейва-8 за то, что произошло, — напротив, все стали относиться к нему с большей заботой и вниманием. Дейв-7 попытался пошутить на этот счет и заявил, что временами каждый из них мечтал убить отца Соломона, когда тот бил их электродубинкой. Дейв-14 резко сказал: приказ есть приказ, он сделал то, что должен был. А Дейв-27 заверил: их мысли и сердца едины. Дейв-8 лишь оказался рукой, которая направила нож и перерезала горло отцу Соломону, но любой из них поступил бы так же. Поэтому вина лежала на каждом из них. и все они были в равной степени причастны. Кроме того, заметил Дейв-27, инстинкт убивать у них в крови. «Мы рождены для этого. Нас готовили к этому всю жизнь. Разве лев повинен в том, что убил ягненка? Конечно нет, ведь это лишь проявление его природы. Львы созданы, чтобы убивать, а ягнята — чтобы становиться добычей. Мы — львы, люди же — наша добыча».

— Пусть так, тогда наша добыча — враг, — поправил его Дейв-8. — А отец Соломон таковым не был.

— Возможно, он каким–то образом нарушил правила, а мы не ведаем об этом, — не отступал Дейв-27. — Вдруг он совершил то, что поставило под угрозу успех нашей миссии? Отчего он стал не менее опасным, чем противник. Нам ни к чему знать, в чем его проступок. Ибо мы просто орудие, брат, и должны выполнять приказы беспрекословно.

Все эти речи, однако, не убедили и не успокоили Дейва-8. Он не отрицал, что на его месте мог оказаться любой из братьев, тем не менее выбор пал именно на него. Генерал Пейшоту попросил отца Соломона указать самого способного ученика, и отец Соломон остановился на нем. Но не потому, что считал его лучшим, а потому, что думал, будто генерал в качестве урока остальным хочет убить одного из парней, а Дейв-8 имеет больше всего изъянов. Что, если отец Соломон был прав? Может, он догадывался о подозрениях Дейва-8 и его постоянных попытках бороться с этим.

Может, ему было известно, что Дейв-8 — не такой, как все, несмотря на все его старания ничем не отличаться от братьев, выглядеть и вести себя подобно им. Отец Соломон мог прочесть эту непохожесть на лице Дейва-8 и потому выделить среди всех, не ведая, что выбирает вовсе не жертву, а своего убийцу. Отец Соломон умер, а Дейв-8 остался жить с чувством вины, со все возрастающей уверенностью: он не тот, кем должен был стать.

Парень изо всех сил старался, дабы искупить вину: с удвоенным рвением он включился в новый режим подготовки и занятий. Усерднее и дольше остальных тренировался на плацу, а если командиры замечали ошибки или нерешительность в строю, он первым оказывался на полу и принимался делать отжимания. Он во всем стремился превзойти своих братьев. Дейв-8 хотел доказать, что он ничем не отличается от остальных, и для этого он собирался стать лучшим.

А затем однажды утром он проснулся в другой комнате, хотя ложился вместе с братьями, — тогда–то Дейв-8 понял, что наказание за его непохожесть, за убийство отца Соломона наконец настигло его. Его устранили.

Он лежал в кровати, более высокой и мягкой, чем узкая койка, на которой он спал всю свою жизнь. Маленькая комнатка освещалась неяркими панелями под потолком. Его запястья и лодыжки были прикованы к поручням по бокам кровати, лицо ныло. Тупая боль пронизывала нос — ощущение было такое, словно в него набили ваты, челюсть и скулы простреливало, а кожа головы невыносимо зудела.

Время тянулось, а Дейв-8 все лежал — и ничего не происходило. Однако какая разница? Его учили ждать — теперь же, когда произошло самое худшее, все тревоги и страх исчезли, и он чувствовал безграничное спокойствие. Вдруг он заметил, что свет в помещении стал ярче, а у постели сидит человек. Когда мужчина спросил, узнает ли его Дейв, парень окончательно пришел в себя.

— Да, сэр. Вы полковник Аррес. Один из преподавателей. Вы вели у нас психологию.

— А еще я имел несчастье разрабатывать программу ваших тренировок, — продолжил полковник Аррес. — То, как вас воспитывали и учили, пока ситуация не… изменилась.

Дейв-8 осмелился спросить, наказан ли он, на что полковник улыбнулся и покачал головой. Дородный лысеющий мужчина с добрым лицом — странно было видеть его вживую, а не только парящим в визоре аватара.

Он сказал:

— Ты все думаешь о том, что случилось с беднягой отцом Соломоном. Но ты не должен винить себя за это. И ты, и отец Соломон стали жертвами борьбы за власть, в ходе которой одна сторона стремится перехватить у другой право управлять проектом. Только совершенно не важно, кто стоит во главе, ведь результат останется прежним. Сейчас начинается завершающий этап твоей подготовки. С этой минуты ты будешь тренироваться один, потому что в конечном счете работать тебе придется самостоятельно. Скоро тебе поручат выполнение настоящей миссии, и поэтому нам пришлось изменить твое лицо. Мы же не можем послать шпионов, которые выглядят одинаково. Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке, сэр.

— Ты скоро встанешь на ноги. Тебе хирургическим путем сломали нос, изменили форму скул и челюсти. Ничего особенного. Немного пластической хирургии — рутинная работа. Отныне ты больше не зовешься Номером Восемь, Номер Восемь. Теперь ты — Кен Шинтаро. Тебе ясно?

— Так точно, сэр. Я — Кен Шинтаро.

— Это твоя легенда, — пояснил полковник Аррес. — Кен Шинтаро из Радужного Моста, что на Каллисто. На последней стадии обучения ты узнаешь про него всё. Научишься жить, как он. Но, куда важнее, тебя обучат всему, что потребуется для выполнения работы, которую мы тебе поручим. Твое дело, твоя миссия вот что определяет тебя. Никогда не забывай об этом, хорошо?

— Так точно, сэр.

На мгновение Дейв-8 задумался, как выглядит его новое лицо. Хотя это не имело значения. Важно было лишь то, что все обнаруженные отцом Соломоном недостатки отныне спрятаны под маской, которую они для него создали.

— Знаю, ты нас не подведешь, — подытожил полковник Аррес.

Аррес поднялся и сказал Дейву, что придется потрудиться, прежде чем Дейв окажется готов, а пока он должен отдыхать и приходить в себя. Уже у самых дверей полковник остановился и добавил:

— Думаю, ты хочешь узнать, куда направишься.

— Я Кен Шинтаро из Радужного Моста, Каллисто.

— Все верно. Но полетишь ты в Париж. Париж на Дионе.

 

2

Инженеры, готовившие два однопилотника к полету, разразились шквалом аплодисментов, когда в ангар в сопровождении толпы медиков и офицеров, проводивших инструктаж, вошли пилоты — мужчина и женщина, одетые в облегающие противоперегрузочные костюмы. Один за другим прозвучали гимны Великой Бразилии и Европейского союза — все, как могли в отсутствие гравитации, встали по стойке смирно. В аватаре появилось лицо президента Великой Бразилии, который обратился к ним с заранее записанной речью — в ней говорилось о великих открытиях, об ищущем неукротимом духе человека. Командующий Габриель Вадува в присутствии всех участников операции «Глубокое зондирование» пожал пилотам руки, а инженеры и техники снова зааплодировали, раздались возгласы, боевые кличи, кто–то засвистел. Пусть их реакция была постановочной — всё для выпусков новостей, — энтузиазм они испытывали подлинный. Затем сотрудник службы безопасности объявил, что камеры выключены, и инженеры возобновили свою работу, а медики и техники сгрудились вокруг пилотов, чтобы провести последнюю предполетную проверку.

Гладкие, черные, подобные кинжалам однопилотнпки J-2 лежали друг за другом в пусковой люльке. Вокруг них, словно муравьи, чистящие свои крылья перед полетом, роились инженеры — они мониторили и вносили корректировки, загружали в отсеки вооружения комплекты для тайной операции. Двигатели однопилотников были включены — корабли вибрировали, наполняли холодный воздух запахом озона и исполняли собственную песню. Кэш Бейкер мог слышать, как в его голове, подобно ангельскому хору, звучит знакомая мелодия его звездолета. Сложная гармония, разрешавшаяся в ноту чуть выше ми бемоль, сплеталась из звуков, издаваемых сервомоторами, маховиками, турбинами и мощными токами в суперпроводящих магнитах тороидальной камеры.

Кэш замер в специальной раме, широко расставив ноги и вытянув руки, пока техник проверял его противоперегрузочный костюм на наличие микроскопических изъянов, которые могли привести к образованию пролежней и гематом. Костюм был соткан из сотен фуллереновых нитей с разными примесями. Почти живой, саморегулирующийся, он облегал Кэша от пяток до бритой макушки, словно вторая кожа, и только лицо пилота оставалось открытым. Наконец техник закончил осмотр, надел на Кэша маску и дал отмашку — рамка поднялась и, вращаясь вокруг длинной оси, направилась к ячейке системы жизнеобеспечения — щели позади выдвинутых отсеков для оборудования, которая оказалась уже могилы. Кэш бросил взгляд на второго пилота — Вера Флэмильон Джексон зависла над своим кораблем в раме. И тут включилось соединение, отчего Кэш на мгновение отключился, а когда он пришел в себя, то с радостью ощутил, как система корабля подсоединяется к его синапсам, а перед глазами на фоне переполненного суетящегося ангара возникло меню управления однопилотником.

— Ну же! — воскликнул он. — Давайте уже полетаем!

— Готова по твоей команде, — отреагировала Вера Джексон.

Связь оборвалась, когда медики принялись тестировать, насколько надежно соединение между интерфейсом корабля и нервной системой пилота, не происходит ли задержка или потеря сигнала. Проверка зрения, слуха, проприоцептивной системы — стандартные процедуры, уже хорошо знакомые Кэшу. Наконец резюмировали, что он готов к полету.

Кэш вошел в систему жизнеобеспечения головой вперед. Вокруг растекся умный гель. Подсоединились трубки, по которым шли воздух, вода, питательные вещества, и шланг для отвода продуктов жизнедеятельности. Его встряхнуло, а затем зафиксировало с головы до ног. Кэш оказался внутри системы, обернутый, словно коконом, тонким слоем геля: его органы чувств полностью срослись с кораблем, и теперь он мог наблюдать панораму последних приготовлений в ангаре. Отсеки с оборудованием убрались внутрь, крылья сложились и втянулись, преобразуясь подобно листу бумаги в оригами, — однопилотник глубже погрузился в люльку, та перевернулась и вышла в открытый космос.

Кэш уже не ощущал собственного тела — он превратился в кусок мяса, законсервированный в системе жизнеобеспечения: миорелаксанты снимали спазмы, еда подавалась через капельницу, а продукты распада выводились за счет того, что кровь прогоняли через систему фильтров, дыхание, сердцебиение и скорость обмена веществ регулировались через мост, подключенный к автономной нервной системе. Все, что оставалось Кэшу, — это следить за своим мозгом. Своими мыслями. Хотя сейчас они находились как бы за пределами его черепа. Пилот слился со своим кораблем в единый организм, сплелись их нервные системы — он жил в каждой клеточке звездолета, видел и слышал глазами и ушами своей птички.

Запуск из электромагнитной катапульты напоминал ласковый шлепок. Затем на краткий миг включились двигатели ориентации. Кэш падал следом за однопилотником Веры Джексон. Они обогнули изъеденный кратерами Мимас. и перед звездолетами как будто на расстоянии вытянутой руки возник упитанный полумесяц Сатурна. С этой позиции кольца торчали ребром: темной полосой они рассекали экваториальные территории, окрашенные в персиковые и охристые оттенки, и бросали тень, напоминающую след протектора, на бирюзовое и бледно–голубое северное полушарие.

По корпусу вновь прошла вибрация, пока однопилотник отлаживал триммер. Обратный отсчет показал ноль — Кэш крикнул: «Джеронимо!» — и запустил основной двигатель. К тому моменту, как Кэш выключит мотор, он окажется на Сатурне и войдет в анналы истории.

Однопилотники летели над системой колец на расстоянии примерно в половину того, что отделяло Землю от Луны. Они проскользнули в ста километрах над широкой яркой аркой кольца А и тонкой вытянутой полосой щели Гюйгенса, в свете солнца пронеслись над щелью Кассини, оставили позади непрозрачное, изящно сплетенное кольцо В, где ряды ледяных глыб, освещенных сзади солнцем, отстоящих друг от друга на небольшое расстояние, с одной стороны растворялись во тьме, а с другой — поднимались и сливались в узкую плеть, что хлестала укутанный дымкой полумесяц планеты. Все это великолепие возникло после того, как миллионы лет назад разрушился спутник, а его осколки были вновь и вновь перемолоты гравитацией и законами ньютоновской механики.

Как только Кэш Бейкер и Вера Джексон пролетели над бледными узкими полосами внутренних щелей и колец, центр управления полетами передал зашифрованные данные — раскодировав их, пилоты получили оптическое изображение корабля, находящегося в пятнадцати тысячах километров от них, но быстро приближающегося. Звездолет выглядел нечетким шаром на острие яркого огненного копья, вылетающего из термоядерного двигателя, — этакая кочевая звезда на фоне неосвещенной стороны Сатурна. Надпись на боку шаттла гласила «КА „Счастливые тропы“», и зарегистрирован он был на коллектив, работающий в Париже на Дионе. Однако, по другим данным, космический аппарат вылетел с Атласа, крохотного спутника на внешнем краю кольца А.

— Когда вы стартовали, ребята, Атлас находился на дальней стороне Сатурна, — сообщил центр управления. — Полагаем, корабль был припаркован там и вылетел одновременно с вами. На орбиту он вышел, пока его закрывал Сатурн, затем проскочил мимо колец по хорде. Мы засекли его. только когда он включил двигатели.

— Послушать вас, так они нас ждали, — заметила Вера Джексон.

— Не исключено. Программу полета не держали в секрете.

— Они выходили в эфир? — спросила Вера.

— Мы не смогли установить с ними связь. Но по записям в сетевой переписке можно сказать, что на корабле Призраки.

— Корабль призраков? — переспросил Кэш.

— Ты когда–нибудь читаешь инструктажи? — удивилась Вера. — Призраки — это нечто вроде банды или культа, члены которого получают наставления от себя из будущего.

Она была на десять лет старше Кэша, обладала ледяным спокойствием, а ее профессионализм наводил страх на остальных. Когда вместе с двумя другими европейцами Вера присоединилась к команде пилотов, Бо Нэш делал ставки на то, кто первым переспит с ней. Кэш же подметил, что вопрос в том, кого Вера первым затащит в постель. Ее броня отталкивала людей, но Кэш уважал ее как пилот пилота.

— Они явно связаны с правительством Парижа, — докладывал центр управления. — Мы уже отправили их мэру несколько серьезных вопросов.

— Проверьте их маяк, — посоветовала Вера.

Она поймала сигнал на широкодиапазонный сканер, пропустила через три просто параноидальных фильтра, чтобы проверить на вирусы, и передала Кэшу и в центр управления. На экране загорелся желтый круг с двумя точками и кривой линией — смайлик, поверх которого появился баннер: «Мы пришли с миром, ибо все человечество во всех мирах принадлежит нам».

— Очень мило, — прокомментировал Кэш.

— Не волнуйтесь на этот счет, — передал центр управления. — Они пролетят рядом, но последовать за вами на Сатурн не смогут. Их корабль предназначен исключительно для открытого космоса. Вы потеряете «хвост», как только войдете в атмосферу. Мы считаем, дальние пытаются таким образом сделать политическое заявление. Так что это просто трюк. Шаттл пролетит мимо. Попытаются связаться с вами по радио или при помощи лазера, когда окажутся в зоне видимости, — проигнорируйте их, но сразу же перешлите нам сообщение. Не отвечайте. Не давайте им информацию, которой они могли бы воспользоваться. Вам ясно? А сейчас проведем последний раунд проверок.

Теперь однопилотники пролетали над неосвещенной стороной Сатурна. Черная туша газового гиганта закрывала полнеба. Высоко над ними блестели арки колец. Быстро всходило солнце. Кэш и Вера ответили на контрольные вопросы, протестировали систему управления и наведения, провели незначительную корректировку курса. Им нужно было двигаться по очень точной траектории входа в атмосферу — в противном случае они либо проскочат мимо, либо выполнят спуск слишком быстро и круто — и тогда сгорят.

Все это время Кэш следил за шаттлом. Аппарат выключил двигатели и приближался — если он будет придерживаться нынешнего курса и скорости, то пройдет менее чем в ста километрах от них, когда однопилотники окажутся на границе атмосферы Сатурна. Кэш и Вера могут запустить двигатели — тогда шаттл останется далеко позади, но они проскочат точку безопасного входа в атмосферу, и миссию придется отменить. Поэтому оставалось лишь следовать заданным курсом и не спускать глаз с преследователей, пока звездолеты выполняют последний маневр.

Впереди крошечный солнечный диск освещал колоссальную дугу переднего края газового гиганта: полоска жемчужного света быстро разрасталась, превращаясь в полумесяц, стали вырисовываться очертания облаков. Корабли направлялись к бледному овалу между двумя поперечными полосами к северу от экватора — там затяжной ураган, привязанный к горячей точке, что располагалась глубоко в атмосфере планеты, разгонял облака и образовывал просвет. Однопилотники приближались, и уже можно было рассмотреть детали — завихрения на границах между полосами, которые возникали из–за движения разнонаправленных воздушных масс. Внутри также обрисовывались структуры — цепочки и скопления облаков проносились под звездолетами, когда преследователи наконец настигли их. Корабль промчался недалеко от однопилотника, едва задев верхний край атмосферы, а затем траектория вынесла его прочь от Сатурна. Кэш бросил взгляд на шаттл, когда тот проскочил мимо, заснял и воспроизвел видео — на кадре было видно, как аппарат скинул капсулу с тепловым щитом и парой тормозных ракетных двигателей на твердом топливе.

Предпринимать какие–либо шаги было уже поздно. Звездолет Кэша вошел в зону турбулентности и испытывал незначительную вибрацию, а когда включились реактивные двигатели ориентации, чтобы выровнять машину, корпус затрясло. Однопилотник двигался на сверхзвуковой скорости. Внизу мелькали скопления облаков, нарастал пронзительный вой, неяркое свечение становилось все интенсивнее, пока не превратилось в полыхающий горн: кинетическая энергия движения в результате трения преобразовывалась в тепло. Ударные волны формировали в горячем ионизированном водороде стабильную оболочку, на которой играли радужные блики потоков плазмы. Затем эти ударные волны сходились в одну точку позади однопилотника, превращаясь в ослепительный бриллиант. Перегрузки постепенно возрастали: пять земных уровней тяжести, десять… Затем какие–то несколько секунд — все пятнадцать. Световое шоу постепенно затихало. Кэш выдвинул крылья однопилотника — атмосфера стала уже достаточно плотной, так что балансировку корабля можно было осуществлять за счет аэродинамической силы, а не реактивных двигателей.

Звездолет Кэша находился в свободном падении — он мчался под крутым углом сквозь небесную толщу Сатурна, выполняя маневр «кобра», чтобы погасить скорость. Кэш засек корабль Веры Джексон, летящий километрах в пятидесяти впереди, осмотрелся, но так и не нашел следов капсулы, сброшенной с шаттла, передал свой статус центру управления, а в ответ услышал поздравления от командира.

— По моей команде. — Вера начала обратный отсчет: — Десять, девять…

На счет «ноль» Кэш выпустил тормозные парашюты — раздался громкий хлопок, звездолет дернуло, словно пробку, и развернуло: парашюты погасили импульс движения. Теперь Кэш падал носом вперед со скоростью чуть меньше ста километров в час сквозь гигантское облако из водорода и гелия в мощный воздушный поток, который затем понес его на восток со скоростью в пять раз выше. Если он продолжит двигаться в таком режиме, то через десять часов достигнет аморфной границы между атмосферой и глубоким океаном из горячего металлического водорода. Хотя однопилотник не доживет до этого момента: его раздавят и испепелят невероятно высокие давление и температура. Даже мощным роботам с толстыми щитами удавалось прорваться лишь до середины внешнего газового слоя. Поэтому однопилотникам полагалось спустя три часа падения сквозь водяные облака включить двигатели и возвращаться.

Если все пойдет по плану, корабли пройдут вблизи от заданной цели. Но, даже если звездолеты промахнутся, в «посылках», которые им предстояло сбросить, находились автономные беспилотники: дроны смогут несколько месяцев передвигаться с ветрами Сатурна, а люди будут отслеживать их местоположение и фиксировать другие аномалии.

Пока же у Кэша выдалась минутка полюбоваться великолепной панорамой, развернувшейся вокруг него. Стояло раннее утро. Небо насыщенного синего цвета казалось бесконечным. У подернутого дымкой горизонта пылал крохотный плоский диск солнца, от которого концентрическими кругами расходились и достигали зенита кровавые полосы света. Прозрачные слои водорода тянулись на тысячу километров во всех направлениях — их девственные просторы лишь изредка пятнали росчерки облачков из замерзшего аммиака, которые выглядели как самые обыкновенные перистые облака, розоватые в лучах рассвета. Кэш ощущал себя королем этого обширного мира, повелителем воздушной империи, а Вере сказал, что место просто создано для полетов.

— Согласна, — откликнулась та. — Проверь шторм. Мы прямо над эпицентром.

Внизу, на полпути к восточному горизонту, среди прорехи в океане кремовых облаков виднелся овальный глаз урагана. Вокруг рваных облачных арок вился чистый воздух, что очень напоминало торнадо на Земле. По правде говоря, мир вокруг них до странности походил на родную планету: голубое небо, белые облака, солнце, что приобретает золотистый оттенок, когда поднимается над горизонтом. А ведь расстояние до этой линии в десятки раз превышало расстояние до горизонта на Земле. Приходилось напоминать себе об этом. Как и о том, что ураган в диаметре достигает двух тысяч километров. Что атмосфера представляет собой толщу гелия и водорода до тысячи километров в глубину, что над их головами ветер гонит по бескрайним просторам облака из замерзшего аммиака, а внизу проплывают облака из водяного льда и жидкой воды с примесями аммиака.

Кэш и Вера направили звездолеты вниз, к самому шторму размером с материк. Парашют Веры украшал флаг Европейского союза — его голубой прямоугольник ярко выделялся и казался чужим среди кремового пейзажа, к которому они приближались.

Широкоохватный радар Веры поймал точечный сигнал, однако источник находился слишком далеко, чтобы конкретнее определить его происхождение. Тем не менее именно там предположительно находилась цель их полета. Через несколько мгновений Кэш засек еще сигнал — два маленьких эха в пятистах километрах позади. Система наведения корабля пометила точки векторами. Они двигались быстрее преобладающего ветра и стремительно сокращали расстояние до однопилотников, а еще их определенно кто–то вел.

— Мы их видим, — сообщил центр управления. — Ждите дальнейших указаний.

Вера передала увеличенный фрагмент снимка, на котором виднелся беспилотник с прикрепленным к нему топливным баком. Изображение напомнило Кэшу фотографии старых космических шаттлов, которые когда–то попались ему в тексте по истории. Ожил центр управления полетами — он отдал приказ следовать полетной программе и сообщил, что официальный протест уже направлен правительству Парижа на Дионе.

— Только представьте себе, как мы благодарны, — заявил Кэш.

Он предложил дождаться, когда дроны окажутся достаточно близко, и включить двигатели.

— Тогда мерзавцы сгорят, только их и видели.

— Сперва нам придется отстегнуть парашюты, — заметила Вера. — А без них мы не сможем завершить миссию.

— Предлагаешь сидеть тут и надеяться, что беспилотники такие же туристы, каких строим из себя мы? — буркнул Кэш. — Вот уж не думаю.

— На самом деле именно это от вас и требуется, — передал центр управления и сообщил, что они уже разрабатывают план действий для различных вариантов развития событий.

— Сидите и ждите, пока они сделают ход первыми, — ворчал Кэш. — Да вы шутите.

— Ты все слышал, парень. Держись, — подбодрила Вера.

Кэш вывел на экран навигационную субсистему и принялся проводить собственные расчеты. Беспилотники приближались, а корабли Веры и Кэша уже почти достигли того края, где чувствовалось влияние урагана. Звездолеты пронеслись мимо изогнутого архипелага перьевых облаков — десять километров от пушистой верхушки до темных, уходящих вниз корней. Кэш попал в зону жуткой турбулентности, когда пролетал через яростный восходящий поток, но затем однопилотник достиг равномерного потока, обращающегося по часовой стрелке в северо–восточном направлении на самом краю шторма. Впереди, подхваченные более быстрым ветром, плыли облака в форме наковальни, какие часто увидишь во время грозы на Земле.

Температура окружающей среды была минус десять градусов по Цельсию и неуклонно росла, как и давление, которое пересекло отметку в четыре атмосферы. Небо было чистым; в сотне километров от них над массивом коричневых облаков висела коричневатая дымка. До цели оставалось меньше тысячи километров, и теперь радар показывал несколько отдельных сигналов. Небо над головой приобрело точно такой же лазурный оттенок, как в погожий летний денек на Земле, а маленькое проворное солнце вскарабкалось по небосводу: день на Сатурне длился каких–то пять часов.

Однопилотники пронеслись мимо оснований перьевых облаков и устремились дальше к красновато–коричневому дну. При высоком атмосферном давлении парашюты работали лучше, и корабли замедлялись, хотя продолжали падать. Менее чем через тридцать минут они пройдут мимо цели; еще через час они побьют рекорд спуска человека и окажутся на километровой глубине в следующем ярусе облаков. Тогда можно будет отцепить парашюты, включить двигатели и лететь обратно. Кэш не мог дождаться того момента, когда они наконец закончат падение и полетят. Однако беспилотники дальних оказались уже совсем близко — было очевидно, что один нацелен на Кэша, а другой преследует Веру.

Кэш при помощи лазера передал сигнал второму J-2 и поделился планом, как сбросить «хвост» и все же успеть к месту встречи.

— Нам не хватит топлива, — заявила Вера.

— Да уж, рекорд мы не побьем, — согласился Кэш. — Но сумеем доставить посылки, пролететь мимо цели и вовремя вернуться на какую–нибудь орбиту. «Гордости Геи» придется подобрать нас.

— Мы окажемся отличной мишенью для любого судна дальних, пока их ждем.

— Да мы и сейчас легкая добыча, — бросил Кэш.

В эфире на мгновение воцарилась тишина, а затем Вера сказала:

— Нам нужно поставить в известность центр управления.

— Боюсь, у нас нет времени, — возразил Кэш. — Мы находимся в боевой обстановке. Решение за тобой как за командиром.

Он наблюдал за преследующим его дроном. По форме тот напоминал кальмара: на черном корпусе над двумя скрещенными костями ухмылялся белый череп, из–под скрытого капюшоном скопления сенсоров торчали пять закругленных щупалец. Кэш живо себе представил, как все пять отростков обвиваются вокруг корпуса его однопилотника в безжалостных объятиях…

— Хорошо, работаем, — согласилась Вера. — Установи связь, а я нажму кнопку. В противном случае нас отбросит далеко друг от друга.

— Готово. — Кэш передал ей управление.

Вера начала обратный отсчет с десяти. Кэш заметил, как беспилотник отделился от ракеты–носителя, как зажегся его двигатель, и крикнул командиру «Пора!».

Вера нажала кнопку.

Парашют отсоединился и, словно листок, унесся прочь — однопилотник Кэша сильно тряхнуло. Несколько секунд он находился в свободном падении. Дрон скользнул мимо, включил двигатели ориентации и попытался развернуться. В этот момент с характерным двойным щелчком взревел термоядерный двигатель, и однопилотник рванул вниз, постепенно задирая нос. Корабль Веры выполнял точно такой же маневр впереди.

Звездолет Кэша завибрировал, преодолевая звуковой барьер, и тут же к нему вернулось управление. Кэш летел следом за Верой, сжигая драгоценное топливо. Позади в чистом небе оставался инверсионный след. Они мчались на восток сквозь все более плотную атмосферу, увеличивая скорость, — вокруг лишь нечеткие контуры движущихся облаков да горстка прямоугольников, посылающих призрачный, но мощный сигнал, возникший на экране радара.

— Сбрасываем груз, — выкрикнула Вера, и Кэш запустил последовательность.

Он почувствовал толчок, когда с обеих сторон открепились и полетели вниз черные цилиндры, затем у посылок раскрылись парашюты, и их унесло прочь.

Однопилотники почти достигли цели. Кэш окинул взглядом разбросанные на фоне массивного белого изгиба воронки прямоугольники, а затем корабль Веры пошел вверх, и он последовал за командиром, набирая скорость, прорываясь сквозь порывы встречного ветра. Однопилотник карабкался все выше, а облака внизу приобретали плоский вид, становились двумерными. С обеих сторон их теперь окружали более темные полосы. Небо над головой из голубого превратилось в темно–синее, а затем и вовсе почернело. Зажглось несколько ярких звездочек. Как же это было похоже на полеты в земной атмосфере, хотя дома он никогда не летал так быстро. Звездолет по–прежнему ускорялся…

Кэш издал боевой клич и выполнил «бочку». Последняя вспышка солнца угасла за тушей Сатурна — ночь затопила облачные поля, повсюду замигали звезды, а впереди одна над другой всплыли две луны. Однопилотники приблизились к верхней границе атмосферы, их скорость сравнялась со второй космической для Сатурна и теперь составляла тридцать шесть километров в секунду. Еще пять минут они продолжали ускоряться, пока топливные баки не опустели.

Корабли вышли на эллиптическую орбиту — теперь они будут обращаться вокруг Сатурна за два часа.

Как только выключились термоядерные двигатели, Вера связалась с центром управления и доложила о том, что произошло. Командор Вадува вышел на связь, похвалил их, но приказал оставаться бдительными до тех пор, пока их не подберет «Гордость Геи». Другими словами, им надлежало взорвать себя, если к J-2 приблизится хоть один корабль дальних, и ни в коем случае не сдаваться в плен и не позволять себя спасать. Началась передача зашифрованных данных: от посекундного отчета о ходе операции до оптических изображений цели и снимков с радара. Потянулся долгий час проверок и оперативных сводок. Офицер безопасности проиграл для них видео с коротким обращением мэра Парижа на Дионе, в котором политик отказался взять на себя ответственность за действия группки эксцентричных индивидуумов. Еще им сообщили, что как раз в этот момент идут серьезные дипломатические переговоры.

— Да знаю я, что у них там за переговоры, — промолвила Вера. — Вот оставьте нас с Кэшем наедине с этими Призраками, мы покажем им, что такое эксцентричность.

— Точно, — согласился Кэш.

Пусть поединок закончился ничьей, Бейкера повеселила встреча с Призраками лицом к лицу. В следующий раз он решительно не даст им спуску.

 

3

Ньютон Джонс вышел на широкий луг. Хайлендские коровы размером не крупнее сенбернаров — идеальные миниатюры с косматыми рыжеватыми шкурами и изогнутыми рогами — прекратили щипать траву и подняли головы. Несколько коров медлительно отошли, уступая Ньюту дорогу, остальные не шелохнулись — стояли и смотрели, двигая челюстями из стороны в сторону. Парень направился к группе из четырех людей — они сидели вокруг мерцающего наподобие очага пространства памяти под сенью высоких каштановых деревьев в преддверии узкой полосы леса. Этот лес служил границей внешней зоны садов клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф. Молодой человек опустился на траву рядом с Мэси Миннот и доложил:

— Военный корабль подобрал однопилотники и направляется обратно к Мимасу.

— Будем надеяться, что на этом все безобразие и закончится, — сказал Пит Бакалейникофф.

— Да все прошло отлично, — парировал Ньют. — Призраки дали бразильцам понять, что они не могут совать свой нос куда им вздумается и выходить сухими из воды. Они спугнули чужаков, а еще ликвидировали эти так называемые научные пакеты, которые сбросили земляне.

— Поведение, достойное неразвитых приматов. Тут нечем гордиться, — заметил Пит Бакалейникофф.

— Глупая выходка, — согласился Джанко Асаи.

— Раз уж все закончилось, нам лучше поскорее забыть о случившемся, — поддержала его Джанпей Асаи.

Муж и жена с нежностью прижатись друг к другу. Они были одеты в одинаковые белые туники без воротников и белые брюки. Джанпей красила губы помадой сливового оттенка и носила ряды бус на шее. Джанко аккуратно подравнивал белую бороду и украшал пальцы кольцами. Они прожили в браке почти пятьдесят лет. У них было шестеро детей, пятнадцать внуков и четыре правнука. Мэси, прибывшую из страны, где только богатеи, выигравшие в лотерею, да преступники заводили больше одного ребенка, подобная плодовитость поражала. А еще Джанко и Джанпей оказались самыми умными людьми, которых Мэси когда–либо встречала. В сотрудничестве с Питом Бакалейникоффом они управляли сетью оптических телескопов, протянувшейся на двадцать тысяч километров на постоянной орбите между четвертой и пятой точками Лагранжа Сатурна. Джанко и Джанпей разработали элементы для сети телескопов и ИИ, координирующий их работу. Пит Бакалейникофф профинансировал проект и руководил анализом данных, собираемых машинами. Последние пять лет они исследовали Тьерру, каменистую планету земного типа в полтора раза больше Земли в диаметре. Ее орбита проходила в зоне обитаемости Дельты Павлина. Наблюдения позволили составить карту, нанести на нее единственный суперконтинент и расползающиеся ледяные шапки, а еще обнаружить спутник размером с Марс. На Тьерре существовала жизнь: атмосфера состояла из кислорода, водяных паров и метана; наблюдалась сезонная смена цветов вдоль береговой линии суперконтинента. На настоящий момент сеть телескопов имела разрешение, позволявшее уместить сотню километров в один пиксель, однако владельцы постоянно совершенствовали и модифицировали инструменты и программы анализа.

Ньют совершал полеты к телескопам, осуществлял техническую поддержку и обновлял программное обеспечение. Пит Бакалейникофф — дядя Ньюта — привлек и Мэси. Он интересовался многолетними закрытыми экосистемами, которые требовались на звездных кораблях, рассчитанных на несколько поколений и совершающих путешествия длительностью в двести–триста лет. В такой экосистеме переработка любых веществ должна была осуществляться с максимальной, почти стопроцентной эффективностью. Мэси обожала решать подобные задачи, и потому Пит включил ее в команду, которая занималась разработкой нескольких устойчивых экспериментальных систем и управлением ими.

Мэси забавляло и восхищало то, с каким энтузиазмом троица собирала ненужную информацию. Тьерра была далеко не первой экзопланетой, подобной Земле, и даже не десятой. Допустим, они сумеют настолько усовершенствовать свои технологии, что изображения покажут им не просто размытые пятна, которые могут оказаться тьерранскими эквивалентами озер, лесов, лугов и пустынь, а могут и не оказаться. Едва ли хоть одному из них удастся посетить планету в течение жизни. Они разве что смогут запустить микрозонд, который пройдет в непосредственной близости от планеты, да и тому — если его вообще удастся создать, приложив нечеловеческие усилия и затратив уйму денег, — потребуется более пятидесяти лет, чтобы достичь Дельты Павлина. И все же каждый раз, когда Мэси изучала фотографии дальних миров, ее охватывал трепет, а работа над экосистемами закрытого цикла обещала принести достаточно кредитов, чтобы ее рейтинг подскочил. В компании Пита Бакалейникоффа, Джанко и Джанпей Асаи она собиралась посетить конференцию, посвященную исследованию экзопланет и межзвездных полетов. Ньют появился, как раз когда они обсуждали свой будущий доклад.

— Нам не стоит забывать об этом — напротив, мы должны этим воспользоваться. В конце концов, бразильцы по–прежнему здесь. Их военный корабль в эти минуты направляется обратно на орбиту Мимаса. На подходе другие звездолеты. Нельзя делать вид, будто нам все равно, притворяться, что живем как прежде, будто их вовсе не существует. Проигнорировать присутствие землян — разве это выход? — заявил Ньют Джанко.

— Ситуация серьезная, — вклинился Пит. — Но подобные трюки — да это все равно как когда горилла бьет себя в грудь, ухает и кричит. По мне, подобные действия неразумны.

— Ну и пусть это была всего лишь выходка, — не отступал Ньют. Стоило чему–то взволновать его, как на щеках Ньюта выступал румянец, и он принимался чересчур много жестикулировать. Вот и сейчас юноша покраснел и размахивал руками, словно пытался создать что–то из воздуха одной только силой мысли. — Вам стоит признать: трюк оказался ой как полезен. Он обозначил пределы. Показал бразильцам, что мы не позволим им безнаказанно летать куда угодно. Они тут не хозяева. И есть люди, готовые дать им отпор.

—Многие против их присутствия во Внешней системе. Едва ли для них это новость, — заметил Джанко.

— Большинство, однако, предпочтут вести разумный диалог, а не настраивать их против нас, — вступила Джанпей.

— Маневр был классный, — настаивал Ньют с неистребимым энтузиазмом. — Бразильцы не могли этого не заметить. Теперь они знают: пусть наши корабли меньше, пусть мы не владеем технологией термоядерного двигателя, в воздухе мы кое–что можем.

— Надеюсь, когда ты говоришь «мы», ты имеешь в виду всех дальних, — встревожился Пит. — Ты же не собираешься приписывать себе часть заслуг в этой «операции»?

Ньют рассмеялся:

— Боишься, я могу оказаться замешан? Это не так.

— Рад слышать.

— Миссией руководили Призраки от начала и до конца, — сказал Ньют. — Командуй парадом я, обеспечил бы резерв. Ни за что не упустил бы возможность потребовать вознаграждение за спасение пилотов после того, как у них закончилось топливо.

— К счастью, нам придется лишь объяснить бразильцам, почему группка детей, верящих, будто они выполняют волю себя будущих, пронеслась рядом с их кораблями, — сказал Пит.

— Ну они хоть что–то сделали, — не сдавался Ньют.

— А то, — усмехнулся Пит. — Они вопили и кричали, запугивая мирную научную экспедицию.

— Боже, ну хоть ты помоги мне их убедить, — обратился Ньют к Мэси. — Ты должна радоваться, что нашелся тот, кто показал этим ребятам, что к чему.

— Ты правда хочешь знать мое мнение? — переспросила Мэси.

— Но я же только что спросил.

— На прошлой неделе ты заявил, будто мое мнение не считается, потому что я живу здесь совсем недолго и еще не поняла, как тут все устроено.

— Так и сказал?

— Что–то в этом духе.

— Ну, я уверен, какие–то мысли по поводу дальнейшего поведения бразильцев у тебя имеются. Они теперь станут вежливее?

— Бразильцы и европейцы — экспедиция совместная, — поправила его Мэси.

Ньют пожал плечами.

— Не сомневаюсь, они восприняли произошедшее так же, как я. То есть как глупую выходку, которая не представляла никакой угрозы, — сказала Мэси.

— Никакой реальной угрозы? Поэтому их однопилотники улепетывали, поджав хвосты?

— Может, сбежали. А может, ушли от засады, не сделав ни единого выстрела. Отреагировали на угрозу разумным мирным способом.

Ньют уставился на девушку и медленно покачал головой.

— В свое время эти люди пытались тебя убить. А ты принимаешь их сторону?

— Ты интересовался моим мнением — я поделилась, — сказала Мэси.

— То есть ты считаешь, нам следует разрешить им свободно передвигаться во Внешней системе и делать что вздумается?

— Это уже другой вопрос. Ты и тут хочешь знать мое мнение? Что ж, я считаю, мы даже не можем попросить их прекратить путешествовать по Внешней системе, не то что приказать. Да, можно ввести условия — выдавать им разрешения на орбитальные полеты вокруг Мимаса или посадку на Дионе. Стандартные процедуры для кораблей, которые хотят приземлиться на территории, где уже проживают люди. Но, как я понимаю, нельзя ввести запрет на свободу передвижений в космосе. Нельзя указывать людям, куда они могут летать, а куда — нет.

— По сути, Призраки нарушили правило о беспрепятственном проходе, когда пролетели в непосредственной близости от бразильских кораблей, представляя собой угрозу, — заметил Джанко.

— В итоге правда оказалась на стороне бразильцев, а не Призраков, — поддержала мужа Джанпей. — И какая от этого польза?

— Вижу, я в меньшинстве, — подытожил Ньют, но, похоже, мысль об этом его совершенно не расстроила. — Кто знает, может, довольно скоро все изменится. Раз уж вы не сидите в сети, а обсуждаете науку, сообщу вам еще кое–какие новости. Во–первых, послезавтра прибудет Мариса Басси. Он собирается произнести речь о том, как Диона намерена ответить на прибытие новых кораблей с Земли.

— Если он ищет поддержки, то явно ошибся местом, — высказался Пит. — Париж может поступать, как ему вздумается. Его право. Но мы договорились соблюдать нейтралитет. И это наше право.

— Вот что еще я вам доложу, — продолжил Ньют. — Кое–кто считает, нам следует принять одну из сторон, ведь с появлением новых кораблей ситуация изменится. Эти люди полагают, нам стоит объединиться с Парижем. Они подали петицию на проведение опроса и собрали достаточно подписей.

— Молодежь. Вы ничуть не лучше Марисы Басси, — пробурчал Пит. — Устраиваете проблемы, когда не надо. Думаю, твоя матушка не слишком–то обрадовалась такому повороту событий.

— Я ее не спрашивал. — Ньют вскочил на ноги. — Но одно я точно знаю. Поддержим мы Марису Басси или нет, не важно. А вот такую роскошь, как сохранение нейтралитета, мы себе больше позволить не можем.

Ньют ушел, а Джанко ласково улыбнулся Мэси и сказал:

— Когда вы двое пререкаетесь, можно подумать, вы влюблены друг в друга.

— Ньюта заботит лишь его собственная репутация — до других ему нет дела, — ответила Мэси.

Мэси давно уже поняла, что за беспечностью и беззаботностью Ньюта скрывается глубокое непреодолимое желание выбраться из тени своей знаменитой матери. Добиться этого оказалось непросто. Когда Эбби Джонс была на год моложе, чем Ньют сейчас, ее родители погибли. Она унаследовала корабль, который оборудовала для дальних полетов. Эбби Джонс исследовала спутники Урана, первой ступила на азотные снега Энки и даже в одиночку отправилась в экспедицию через пояс Койпера к краю кометной зоны, тем самым установив рекорд по дальности полетов — семьдесят триллионов километров от Солнца. До сих пор еще никто не побил этот рекорд. Эбби Джонс пересекла гелиопаузу и оказалась во внешнем космосе, где по длинным одиноким орбитам рассекают кометы, находящиеся на большем расстоянии друг от друга, чем планеты. Мать Ньюта отсутствовала более четырех лет, и ее давно уже сочли погибшей, когда ее корабль наконец доковылял до Сатурна. Эта экспедиция стала последней. После Эбби Джонс вышла замуж, и они с супругом и еще двенадцатью первопроходцами основали коммуну на крупнейшем спутнике Урана Титании. Там Эбби Джонс прожила шесть лет, пока из–за ссор и разногласий, усиленных изоляцией и трудностями быта, их маленькая община не распалась. Тогда Эбби с мужем и детьми вернулась на Диону и помогла построить сады — обитель клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф.

Сейчас она являлась старшим членом клана. Могущественной главой–матриархом, отрешенной и грозной. Ньюта, младшего из четырех детей, определяло не то, на что он был способен, а его родословная: любой поступок Ньюта сравнивался с достижениями матери и, как правило, оказывался недостаточно хорошим. С этим он и боролся, да все поговаривал весело, со знанием дела, мол, классический пример сыновнего бунта, беззлобного, происходящего по причине лихого отчаяния. Братья и сестра Ньюта смирились со своим положением, и только он отстранился, жил как мятежник и изгой. Он перевозил грузы на корабле, принадлежащем клану, по всем направлениям в системах Юпитера и Сатурна, влюблялся и расставался, выдумывал всевозможные безрассудные планы — полузаконные и незаконные, — как заработать кредиты. Такая вот беспутная маргинальная жизнь. Множество раз Ньют сталкивался с силами правопорядка и постоянно отказывался от помощи матери — порой ему удавалось чудом избежать наказания, в другой раз ему выписывали штраф или отправляли на принудительные работы — так шаг за шагом он приобретал репутацию сорвиголовы и контрабандиста. А затем он помог Мэси Миннот и молодой отказнице Саде выбраться из Восточного Эдема.

Благодаря этому приключению Ньют заработал множество кредитов и отныне считал себя бунтовщиком в квадрате. Тем не менее он привез Мэси и Саду домой, в свой клан. Парень сделал вид, будто хочет похвастаться трофеями своей рисковой затеи, но на самом деле ему больше некуда было отвезти Мэси и Саду. Его корабль принадлежал клану, среди всех городов и поселений в системе Сатурна только сады — обитель клана — он мог назвать своим домом. Ньюту пришлось прибегнуть к влиянию своей матери, чтобы отменить ордер на свой арест и арест двух беглецов, выданный Восточным Эдемом. Сада вскоре перебралась в Париж на Дионе, где связалась с Призраками, той самой бандой, которая попыталась сорвать миссию бразильцев и европейцев в атмосфере Сатурна. Мэси осталась в садах и стала работать на Штрома Бакалейникоффа, отца Ньюта, который руководил процессом регуляции и возделывания экосистемы обители.

Штром Мэси понравился: он был таким же добродушным, как Ньют, а еще совершенно неамбициозным и непритязательным. Он казался вполне довольным судьбой и обладал глубокими познаниями в разработке экосистем. Мэси многому у него научилась и именно благодаря советам Штрома начала сотрудничать с Питом Бакалейникоффом, его братом. Что же до Ньюта, то стоило шумихе и воодушевлению после побега утихнуть, он стал относиться к Мэси ровно. Ее это задевало, ведь про Ньюта ходили слухи, будто у него в каждом порту по девушке. Мэси не удивлялась, почему он не попытался завязать с ней отношений: в конце концов, на время их длительного путешествия они оказались запертыми в маленьком пространстве «Слона» вместе с Садой, где все дышали друг другу в затылок. Только вот и после Ньют не проявил никакого интереса, словно Мэси была трофеем, который по приезде домой поставили пылиться на верхнюю полку и забыли.

Девушка не придала бы этому значения, но его прямота, чувство юмора, мальчишеское очарование, ранимое сердце делали его столь привлекательным в ее глазах. Отношения их напоминали теперь состязание — они ссорились, спорили, подкалывали друг друга, то поддразнивая, то флиртуя, но порой, взглянув на него, Мэси чувствовала, как сжимается сердце, к горлу подкатывает ком, а затем при виде его дружеского безразличия она начинала злиться. Пару раз Мэси заводила романы, пока работала над экосистемами новых оазисов. Ничего серьезного. Никакой мести Ньюту за все те интрижки, что у него были с момента их прилета на Диону. Хотя Мэси более или менее прижилась в клане, она, как и Ньют, не имела ни малейшего понятия, в каком направлении движется. К тому же Мэси никак не могла избавиться от ощущения, будто она здесь посторонняя. Ей казалось, что как приезжая она куда лучше видит нарастающее напряжение в отношениях между городами и поселениями на ее новой родине.

Теперь, когда земляне вновь проявили интерес к Внешней системе, различные поколения дальних раскололись на два лагеря. Старшие члены общества, включая тех, кто пережил первый исход, настаивали на том, что в интересах каждого добиться мира с Землей. Несмотря на провал с проектом биома в Радужном Мосту, они все еще надеялись на перемирие. Ратовали за мир ради мира, обмен идеями и продуктами, которые несомненно окажутся выгодными для обеих сторон.

Зато подростки во Внешней системе, те, кому было двадцать–тридцать лет, относились ко всему с большей подозрительностью. Они не верили обещаниям Великой Бразилии и Европейского союза, а скорое прибытие кораблей Тихоокеанского сообщества, чьи намерения и миссии держались в строжайшем секрете, приводило молодежь в ярость. Они полагали, будто цели землян и дальних настолько различны, что война неизбежна, что жители Внешней системы должны заявить о себе прежде, чем Земля усилит свое присутствие, соблазнив глупых поборников мира, как уже произошло в Камелоте на Мимасе. Многие из них выступали за превентивный удар по военному кораблю на орбите Мимаса, а также по судам Тихоокеанского сообщества и Бразилии, что приближались к системе Сатурна.

Была еще и третья группа, которая соглашалась с тем, что война неизбежна, но при этом считала, будто избежать больших разрушений и людских потерь в городах и поселениях Внешней системы во время отражения атак не удастся, ведь они столь уязвимы. Одного удара кинетического оружия будет достаточно, чтобы нарушить герметичность города, привести к потере давления и вызвать тысячи смертей. Представители этой третьей группы считали: чем напрямую вступать в конфронтацию с землянами, лучше максимально усложнить им жизнь и захват Внешней системы. Они предлагали тактику ненасильственного сопротивления: всех жителей и инфраструктуру стоило перевести в оазисы и туннели, разбросанные по поверхности спутников Сатурна.

До сих пор клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф сохранял нейтралитет, придерживаясь промежуточной позиции. Но сейчас авторитетное меньшинство среди молодых членов семьи навязало новый опрос: стоит ли поддержать протест Парижа против присутствия землян в системе Сатурна. Голосование должно было состояться после визита Марисы Басси. Мэр Парижа в частном порядке встретился с Эбби Джонс и старшими членами клана, после чего выступил с коротким неофициальным обращением перед остальными. Он заявил, что и без того серьезная ситуация обещает стать еще более суровой, если не предпринять срочных мер. Он призвал клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф присоединиться к тем, кто требует немедленного и безусловного отбытия так называемой научной экспедиции землян из системы Сатурна, а также попросил их делегировать одного человека в комиссию, составленную из представителей всех городов и крупных поселений, которая вступит в переговоры с землянами от лица системы Сатурна. По мнению мэра, только объединенный фронт мог добиться положительных результатов — в противном случае земляне в одностороннем порядке провернут сделки вроде тех, что они заключили в Камелоте на Мимасе и ряде других поселений, тем самым расколов их мир на множество враждующих фракций, которые затем Земля одну за другой поглотит.

Его скромное миротворческое выступление наградили вялыми вежливыми аплодисментами. Молодежь по большей части выглядела расстроенной, ведь она ждала бравурного призыва к оружию. После на лужайке перед Большим Домом устроили прием. Мэси Миннот как раз направлялась мимо собравшихся стайками людей и усеянных цветами кустов мимозы к Марисе Басси, который в окружении поклонников стоял возле фуршетного стола. Девушке передали, что мэр пожелал ее видеть, вот Мэси и решила не откладывать встречу.

Мариса Басси был куда ниже стоявших рядом дальних, но источал такой ореол властности, что не заметить его было невозможно — широкоплечий, с мощной шеей, он походил на уличного громилу. Стоило Мэси приблизиться к нему, как мэр одной рукой схватил ее руку, второй рукой сжав девушке локоть. Громко и наигранно он сказал:

— Знаменитая беглянка с Земли! Наконец–то мы встретились! Я так рад. Знаете, у нас ведь столько общего. Вы бежали во Внешнюю систему, как когда–то давно поступил мой отец. Вам это, я вижу, неизвестно, но история — чистая правда. Все случилось сорок лет назад, когда Европейский союз впервые попытался установить контакт с дальними. Отец служил чиновником на Земле, и его отправили сюда в составе делегации, чтобы заключить соглашение. Увы, переговоры не удались, зато он повстречал мою матушку и дезертировал, чтобы остаться с ней. Просто история Ромео и Джульетты, только со счастливым концом! В общем, я дальний только в первом поколении. И вот она собственной персоной — девушка, которая сбежала, подобно моему отцу Разве не историческое событие? Как считаете?

Мэси удалось высвободиться из хватки Марисы Басси.

— Думаю, из нас двоих вашему отцу выпала лучшая доля, — заявила она.

— Уверен, вам здесь живется много лучше, чем в Великой Бразилии. Как–никак, вы присоединились к одному из наших самых уважаемых кланов. Вы вольны делать то, что сами выберете. Отныне вы гражданин, а не чья–то собственность.

— Я всего лишь хотела сказать: ваш отец бежал добровольно, меня же в некотором роде вынудили так поступить.

— Мой отец влюбился и потому дезертировал. Разве у влюбленных есть выбор? — Мариса Басси улыбнулся своим помощникам, доброжелателям и собравшимся вокруг него прихлебателям. — Может, романтичным ваш побег и не назовешь, Мэси, зато героизма вам не занимать. Именно поэтому для меня столь ценно ваше мнение по поводу моего скромного предложения. Пожалуйста, скажите искренне, что вы думаете, не бойтесь.

— Речь вышла на славу. Хотите, чтобы мы думали, будто, поддержав вас, мы внесем свою лепту в мирное разрешение всех проблем между Внешней системой и Землей. Умно. Только вот вы уже усугубили и без того плачевную ситуацию, когда превратили Призраков, разыгравших этот глупый трюк, в героев. И я не могу не задаваться вопросом, что за всем этим стоит на самом деле.

— По–вашему, мне стоило поздравить бразильцев с тем, как они ловко ускользают из ловушек? — предположение Мэси явно позабавило Марису Басси.

— Лучше бы вы промолчали.

— И все решили бы, что я тем самым выражаю поддержку бразильцам. Все думают, будто я одержим идеей войны. Но я вовсе не считаю, что столкновение неизбежно. Нам лишь нужно объединиться и продемонстрировать людям на борту «Гордости Геи», что им здесь не рады, что они не имеют права свободно передвигаться в нашей системе, как они полагали. При этом мы все еще можем достичь соглашения и с бразильцами, и с европейцами, и даже с Тихоокеанским сообществом, если уж на то пошло. Но мы не можем — и не станем — вести переговоры до тех пор, пока наше космическое пространство бороздит их военный корабль. Мы не пойдем на диалог с теми, кто нам угрожает. И важно дать им это понять. — Мариса Басси снова схватил Мэси за руку и пристально посмотрел ей прямо в глаза. — Но послушайте, я не собираюсь спорить с вами. Я приехал сюда, чтобы попросить вас об услуге. Так, лишь малость. Вам и надо–то будет просто рассказать о Великой Бразилии — о том, какой тирании подвергаются жители этой страны, о том, как так называемые великие семьи обрели власть и богатство благодаря насилию и грабежу, как обычных людей превращают в рабов, контролируют каждый их шаг и не дают участвовать в политической жизни страны.

— Похоже, вы и так всё уже знаете о моей родине, — заметила Мэси.

— Но не тонкости. Вы — истинный голос угнетенных. Не надо громких речей — достаточно искреннего интервью, простой дружеской беседы. Люди смогут задать вам вопросы — вы ответите, как сумеете. Никаких ограничений, никакой цензуры, никакого давления и контроля, к которым вы привыкли и которых опасаетесь. Не нужно торопиться. Подумайте над моим предложением. Надеюсь, вы примете правильное решение, Мэси.

— Мистер Басси, ответ я могу дать прямо сейчас. Нет. Я не хочу становиться частью (зашей пропагандистской машины.

— Я лишь прошу вас рассказать правду. Наши люди заслуживают того, чтобы ее узнать — только тогда они смогут принять решение. Так уж повелось в нашем мире, Мэси. Люди получают неограниченный доступ к информации, чтобы потом отдать свой голос. В отличие от Великой Бразилии, люди здесь не животные — они никому не принадлежат.

— Но в Бразилии всё не совсем так.

— Если вы считаете, что наши представления о вашей родине ложные, почему не расскажете, как обстоит дело?

— Полагаю, мне стоит гордиться тем, что вы сочли меня полезной, — сказала Мэси. — И я с радостью поделюсь правдой. Проблема в том, что люди вроде вас уже всё решили и никакая правда не изменит ситуацию.

Но Марису Басси не так просто было сбить с толку, и он в очередной раз попросил Мэси всё обдумать.

— Мы с вами еще поговорим. И надеюсь, вы измените свое решение. На карту поставлено многое. — Он тут же забыл о существовании Мэси, повернулся к присоединившейся к ним Исми Бакалейникофф и поинтересовался, что она думает о его скромном предложении.

Мэси поняла: ее присутствие больше не требуется — и двинулась прочь. Тут девушку догнал Юлдез Трукс, пижон, возглавлявший небольшую группу молодых людей, которые выступали за объединение с Парижем. Он заявил, что отказать Марисе Басси было большой ошибкой.

— Для тебя это такой шанс. Возможность не только заработать кредиты, но и доказать свою преданность нам. Если ты откажешься, все сочтут, будто ты до сих пор на стороне Великой Бразилии. Потому не можешь собраться с духом и рассказать правду.

Мэси засмеялась:

— С каких это пор нужно согласиться с тобой, чтобы доказать свою преданность?

— Я пытаюсь дать тебе хороший совет, — не останавливался Юлдез. — Когда развернутся военные действия, все те, в чьей верности правительство усомнится, окажутся в большой беде.

— А на чьей стороне ты, Юлдез? На стороне клана? Или Марисы Басси?

— Мы должны поступить правильно. Вот чего я хочу, — не успокаивался Юлдез. — И тебе бы стоило прислушаться.

— Как только я выясню, что значит поступить правильно, то обязательно так и сделаю, — ответила Мэси, и прежде чем Юлдез успел ей возразить, к ним подскочил Ньют.

— Этот юнец снова тебе досаждает?

— Вовсе нет, — сказала Мэси.

— Ну хотя бы на твой голос я могу рассчитывать, — обратился к Ньюту Юлдез. — Уверен, человек, который поддерживал Призраков, не сдастся без боя.

— Нам с Мэси нужно переговорить с глазу на глаз. Почему бы тебе, Юлдез, не прогуляться? Уверен, тебе есть кого покорять своими чарами.

Когда Юлдез скрылся, Ньют заявил Мэси, что парень родился остряком.

— В детстве он дразнил младшеньких до тех пор, пока те не заплачут. Получал от этого огромное удовольствие. Я все жду, когда он вырастет, но, похоже, напрасно.

— То есть ты считаешь, я маленький ребенок, которому нужна защита?

— Не совсем. Только, пожалуйста, не начинай. Знаю, что ты собираешься сказать. Быть независимой, падать и подниматься, учиться на своих ошибках. Вечно ты так говоришь, когда бесишься, что тебе попытаются помочь.

— А какой смысл? Ты все равно пропускаешь все мои слова мимо ушей, — парировала Мэси. — Но помощь мне точно не требуется — с ничтожными забияками вроде Юлдеза я сама разберусь.

— Что–то мне подсказывает, с Марисой Басси ты тоже справишься в одиночку, — ухмыльнулся Ньют.

— Думаю, я уже это сделала. Он попросил меня об услуге…

— И ты ответила, что не собираешься становиться частью его пропагандистской машины. Один из его помощников транслировал запись разговора в сети. Спустя секунд тридцать после начала мне принялись звонить люди, и тогда я посмотрел остальное. — Ньют вытащил из кармана рубашки пару спексов. — Если хочешь, можешь тоже взглянуть.

— Сукин сын подловил меня, — чертыхнулась Мэси. Чувствовала она себя так, словно из легких вышибли весь воздух.

— Если хочешь знать мое мнение, ты уже часть пропаганды. — заметил Ньют. — И что ты намерена с этим делать?

Не подумай, я не предлагаю помощь. Скажем так. я просто слегка полюбопытствовал.

— Не знаю. Но, похоже, остаться в стороне от всего этого безобразия у меня не получится.

 

4

После того как операция «Глубокое зондирование» едва не провалилась из–за организованной засады, уровень дипломатических возмущений с обеих сторон непомерно вырос. Посол Бразилии в Камелоте на Мимасе направил в каждый город и поселение системы Сатурна видеообращение, в котором выразил негодование по поводу безрассудных действий команды космического аппарата «Счастливые тропы» и предупредил, что любая последующая попытка препятствовать законному свободному перемещению бразильского корабля в системе Сатурна будет встречена соответствующим образом. Мэры, сенаторы, члены городского правления и префекты территорий, которые проголосовали за соблюдение нейтралитета, ответили призванными смягчить ситуацию сообщениями: все они так или иначе подчеркивали, что Призраки находятся вне их юрисдикции. Мэр Парижа на Дионе произнес длинную и страстную речь: он заявил, что люди могут выступить с мирными акциями протеста против любых действий так называемой совместной экспедиции, похвастался тем, что санкционировал установку защитных сооружений по периметру города, включая гамма–лазеры и рельсовые пушки, стреляющие канистрами с умным гравием, и в довершение сказал, что не колеблясь предпримет шаги против бразильцев или европейцев, если их присутствие будет представлять угрозу безопасности и суверенитету города. Эксперты обеих сторон все еще анализировали последствия сложившейся ситуации, когда впервые после почти годового молчания гений генетики Авернус выложила в сеть короткое обращение.

Она говорила прямо и не витиевато. Камера была зафиксирована и показывала лишь голову и плечи Авернус. Смуглая пожилая женщина с седыми волосами не носила косметики и драгоценностей, генетических модификаций внешности тоже не наблюдалось. И тем не менее всем своим видом она излучала харизму. Как и прочие люди науки — живые или мертвые, — Авернус считалась известным человеком. Кроме того, она была старейшим из ученых как на Земле, так и во Внешней системе. Авернус родилась в начале двадцать первого века на Земле, пережила нефтяные войны, битвы за воду, хаос, воцарившийся в ходе первого этапа климатических изменений. После Переворота она возглавила восстание, за которым последовал великий исход на Марс и спутники Юпитера и Сатурна. Она создала первые образцы вакуумных организмов, разработала множество разнообразных экосистем, адаптированных к условиям жизни в городах, поселениях и обителях Внешней системы, приспособила человеческое тело к жизни при низкой гравитации, изобрела методы терапии, продлевающие жизнь, и много других вещей. Слава ее не угасла, даже когда Авернус стала меньше появляться на публике, — напротив, ее уход породил множество странных слухов и легенд. Поэтому, как только гений генетики оставила уединенный образ жизни, это тут же привлекло всеобщее внимание как во Внешней системе, так и среди влиятельных людей на Земле. Аналитики, комментаторы и психолингвисты препарировали каждое слово в ее выступлении, но, увы, пришли к выводу, что речь Авернус, несмотря на восхитительную ясность, не содержит ничего нового и оригинального.

Гений генетики говорила о том, что после Переворота земные нации и колонии дальних пошли разными путями, в разных направлениях, ведь трудности, с которыми приходилось сталкиваться тем и другим, сильно различались. И все же, несмотря на непохожесть, последние годы показали, что люди Земли и жители Внешней системы ведомы единым несгибаемым человеческим духом, пусть порой безрассудным, но достойным восхищения. Именно он пробуждает в людях стремление понять и усовершенствовать условия, в которых они существуют, оставить свой след, совершив деяния невероятного масштаба и амбиций.

Раз за разом мы терпели неудачу, говорила Авернус. Но. упав, вновь поднимались и продолжали начатое, дав зарок в следующий раз добиться своими поражениями большего. Мы наделены великим даром — смотреть в будущее, за пределы собственной короткой жизни. Вот что движет нами. Мы хотим сохранить лучшее из того, что создается людьми в течение их жизней, а потому все мы, земляне ли, жители спутников Юпитера и Сатурна — все должны забыть о различиях и объединиться во имя общей цели. Продолжая в том же духе, она попросила дальних не провоцировать экспедицию на орбите Мимаса на враждебные действия и напомнила аудитории о важности торговых связей. Авернус упомянула, каких великих свершений две ветви человечества могли бы достичь, начав сотрудничать, и описала поистине утопическое будущее, в которой Земля полностью и окончательно залечит раны от прошлых ошибок, Солнечную систему колонизируют, выстроив множество мирно сосуществующих городов–государств. Что же касается ближайшего будущего, гений генетики призывала к созданию ассоциации сродни древней Организации Объединенных Наций. В ней представители всех населенных пунктов со спутников Юпитера и Сатурна, а также всех земных наций могли бы обсуждать разногласия. Напоследок Авернус объявила, что на время кризиса она поселится в Париже на Дионе и приложит все силы, чтобы добиться мира.

Итак, речи Авернус и Марисы Басси определили два полюса во Внешней системе. На одной стороне оказались те, кто хотел преодолеть исторический разрыв между Внешней системой и Землей, развивая программы культурного обмена, торговлю продуктами и технологиями, дипломатию и совместно работая над различными проектами. Другую сторону приняли дальние, не доверяющие трем крупным политическим силам Земли и, более того, считающие, что голубая планета не важна — утраченная мощь, чья демонстрация военной силы — лишь тщетный рефлекс. Эти люди хвастали, будто будущее принадлежит исключительно дальним, что они находятся на пороге культурной и научной революции, которая приведет их на следующую ступень эволюции.

На Земле тем временем происходило то же самое. В бразильском сенате сторонники экопроповедника Оскара Финнегана Рамоса надрывали глотки, призывая к дальнейшему развитию торговых связей. Однако большинство полагало, что инцидент во время операции «Глубокое зондирование» доказал: дальние представляют собой растущую угрозу. Глава национальной безопасности представил свидетельства того, что некоторые города в системе Сатурна запасаются оружием массового уничтожения, включая генетически созданную чуму и различные виды ядерного оружия. Он сообщил, что Мариса Басси спонсировал исследования и собирется установить, можно ли изменить орбиту одной из короткопериодических комет, намереваясь повторить постыдную попытку колонистов с Марса уничтожить Землю троянским астероидом. После этого поборников мира поубавилось. А когда данные попали в сеть, в крупных городах Великой Бразилии и Европейского союза прошла волна демонстраций против дальних. Правительство Тихоокеанского сообщества заявило, что их экспедиционный корпус в системе Сатурна не допустит повторения трагических ошибок прошлого.

— Проблема в том, что противники примирения уже всё для себя решили и теперь вовсю стремятся доказать свою правоту, — сказал Оскар Финнеган Рамос Шри Хон–Оуэн. — Тем самым они порождают страх и ненависть. Но все это необоснованные предрассудки. До тех пор, пока люди боятся врага, они верят, что тот способен на любые жестокости. Слухи о чуме и планетах–убийцах не более чем вымысел, но в нынешнем климате с их помощью можно очень легко превратить дальних в исчадия ада. Мы, увы, находимся в невыгодном положении, ведь мы не можем воспользоваться приемом наших соперников и начать распространять ложные слухи, обличающие их. Мы должны придерживаться истины, иначе уподобимся своим врагам и опорочим дело, за которое ратуем всей душой. Но все же какой смысл быть правым с точки зрения логики, морали, истории?.. Для чего нужна правда, если в конечном счете мы проиграем?

Шри явилась в убежище экопроповедника в Нижней Калифорнии по его просьбе. Из–за накалившейся обстановки Оскара навещало такое количество людей, что неподалеку от городка Карризалито построили временную взлетно–посадочную полосу. Шри с двумя сыновьями прилетели прямиком из Антарктиды, но профессору пришлось подождать в диспетчерском пункте, пока закончится встреча с делегацией ученых из Европейского союза. Неделю назад кто–то попытался отравить запасы воды Оскара, после чего ввели куда более серьезные меры безопасности — Шри такого еще не видела. В аэропорту их встречали бронированные автомобили и вооруженные солдаты. На всем пути от Карризалито до обители Рамоса были организованы контрольно–пропускные пункты. В нескольких километрах от берега бороздил воды смертоносный патрульный корабль в полной боевой готовности. На контрольном пункте прибывших тщательно обыскали, и все же, прежде чем позволить Шри пройти остаток пути до хижины Оскара, ее обнюхали и проверили патрулирующие дюны волки.

Даже теперь, когда они с Оскаром прогуливались по пляжу, обдуваемые порывами теплого ветра, на почтительном расстоянии среди зарослей сухой травы на гребнях дюн крался волк. Его блестящая шкура переливалась в ярких лучах. Однажды Шри довелось наблюдать, как эта боевая машина охотится за ланью на территории фабрики, где их создавали. Устроившие демонстрацию сотрудники делали ставки, сколько протянет добыча, а волк гонял лань туда и обратно, издевался, словно матадор над быком, пока та окончательно не выдохлась. Лань замерла, дрожа и расставив ноги, с морды капала пена. Тогда волк уложил ее одним выстрелом в основание черепа, переломив позвоночник.

Шри прекрасно осознавала, что особь на дюне может сделать с ней то же самое, и все же, пока они бродили по побережью, ни разу не взглянула в сторону волка. Оскар раскидывал посохом выброшенный на берег мусор и вспоминал события непродолжительной односторонней войны с Марсом, проводя параллели и в который раз пересказывая доводы.

— Сто лет назад даже сомнений не возникало, что нужно начать войну, — вещал он. — Марсиане предприняли попытку уничтожить Землю. Мы должны были отомстить — иначе они сделали бы это снова. Нам стоило занять Марс и использовать его как плацдарм для завоевания Сатурна и Юпитера. Вместо этого мы, словно маленькие капризничающие дети, разнесли всю планету в приступе гнева. И вот теперь всё повторяется точь–в–точь.

Концом посоха, окованным железом, Оскар поднял клубок водорослей и отшвырнул его, но тут же извинился перед Шри за свое плохое настроение.

— Денек сегодня выдался тяжелый. Да и не только сегодня. Слишком многие считают, что всё ограничится наведением порядка и не более того, хотя уж им–то следовало бы понимать. Они призывают к восстановлению мира, очищению рядов, предотвращению конфликта. А в итоге получат открытую конфронтацию — войну, попросту говоря. Велика вероятность, что города Внешней системы будут разрушены, и тогда есть риск, что оставшиеся в живых дальние нанесут удар возмездия. Как знать, они могут преуспеть там, где жители Марса потерпели неудачу. В такие дни я все думаю — а может, радикальные экопроповедники были правы? Может быть, на Земле станет куда лучше без нас? Пройдет время — и другие виды взглянут на звезды, захотят узнать. Медведи. Или еноты. Вдруг у них получится лучше…

Какое–то время они шли молча. Когда Оскар сказал, что им пора повернуть обратно, Шри почувствовала облегчение, словно прошел спазм в мышце. Их встреча подходила к концу. Быть может, теперь старик расскажет, для чего он позвал ее. Однако только когда они одолели половину пути обратно к хижине, мужчина заговорил:

— Ты поддерживаешь связь с Арвамом?

— С радостью передам ему сообщение.

Шри стоило больших усилий не оглядываться на крадущегося в дюнах волка.

— Если я захочу поговорить с племянником, то могу сам ему позвонить. Я укачивал его на коленях, когда он был совсем маленьким. Он вырос на моих глазах — бесстрашный, решительный, смышленый ребенок.

Какое–то время они просто шли. Оскар о чем–то задумался. Наконец он промолвил:

— Знаю, что проект с суперумниками завершился. Скажи, члены ваших команд все еще поддерживают связь?

— Временами организуются встречи относительно потенциальных проектов.

Стоило вести себя осторожно. Шри до сих пор не ведала, как много Оскар знал о суперумниках — не о тех шимпанзе, а о настоящих. Кроме того, она не имела ни малейшего представления, насколько ее наставник был в курсе второй программы.

— То есть встреча с этими людьми окажется вполне логичной.

— Конечно. Что я должна сделать?

— Так, малость. Ты ведь в любом случае летишь в Бразилиа? На эти слушания по поводу разведданных.

— Меня вызвали в суд, — подтвердила Шри. — Сразу по приезде я подала отчет — теперь мне предстоит выступить перед комитетом по безопасности и под присягой ответить за каждое написанное мной слово. Непохоже на проявление доверия.

— Я вовсе не обвиняю тебя в помощи нашим противникам, — сказал Оскар. — Им лишь бы найти повод навредить дальним. Но, я знаю, выбора у тебя не было.

— Моего сына тоже допросили. Как и всех, кто посещал Внешнюю систему за последние пять лет.

— Как Альдер? Как Берри?

— У Альдера отныне своя должность. Он следит за реализацией части моих старых проектов. А Берри по–прежнему увлечен естественной историей.

— Альдеру исполнилось шестнадцать, не так ли? Столь же одаренный, как и его мать. Тебе стоило взять их с собой, а не оставлять в Карризалито.

— В следующий раз.

— У меня есть то, что может заинтересовать Берри. Это как раз напомнило мне — я хотел попросить тебя об услуге. В команде по анализу разведданных у моего племянника нашелся человек, разделяющий наши взгляды. Он говорит, будто их заставляют писать отчеты, основанные на предрассудках начальства, не содержащие ни слова правды. Поэтому он собирался передать мне необработанные данные, по которым сейчас команда готовит отчет. Я хочу, чтобы их проанализировали мои люди и сделали вывод о том, насколько информация правдива. Вот я и решил, коль скоро ты и твои подчиненные по–прежнему поддерживаете контакт с командой Арвама, ты лучше всех подойдешь для этого задания и сумеешь заполучить и тайно передать мне сведения.

Оскар назвал имя человека, решившего им помочь, и сказал, что он служит старшим офицером в разведывательном подразделении Арвама Пейшоту, поэтому сумеет придумать подходящую причину для встречи с Шри или кем–то из ее людей.

— Я сама все сделаю, — сказала профессор.

— Отлично. Тогда привези мне данные, как только сможешь. Мы должны ответить на черную пропаганду, распространяемую моим племянником, прежде чем она пустит корни. Ведь так?

— Сделаю все, что в моих силах.

Шри следовало бы немедленно доложить обо всем Арваму и вверить судьбу Оскара в его руки. На то были причины, хотя бы вопрос ее собственной безопасности. Арвам собирался отправиться на Сатурн — у него не было ни времени, ни терпения, чтобы разбираться с теми, кто выступил против него. Если генерал узнает про эту глупую затею, то воспользуется случаем, чтобы унизить и посрамить Оскара, лишить всех привилегий, которыми экопроповедник еще пользовался в семье. Тем самым Арвам нанесет непоправимый вред фракции, борющейся за установление мира. Если репутация Оскара рухнет, то и Шри окажется запятнана из–за своей с ним связи. Кроме того, она до сих пор испытывала привязанность, пусть и остаточную, к своему пожилому наставнику. Она не станет ничего делать и спасет его от его же собственной глупости. Подождет несколько дней, затем отправит Оскару сообщение, что не сумела выполнить поручение. Так она и сделает. Придумает какую–нибудь историю, и все будет выглядеть, словно ее вины здесь нет. Можно попросить Ямиля убить офицера, сделать так, чтобы этот связной исчез…

— Ты напугана. Это вполне естественно. — Оскар неправильно истолковал молчание Шри. — Времена сейчас опасные. Знаю, в твоей исследовательской лаборатории в Антарктиде тебе ничто не грозит, но в Бразилиа стоит поостеречься, дорогая. Задумайся, стоит ли брать с собой сыновей.

— Альдера тоже вызвали в суд.

На мгновение взгляд Оскара затуманился.

— Ах да, конечно. Прости, дорогая. В последнее время я такой рассеянный.

— Не беспокойтесь обо мне. Я сумею о себе позаботиться.

— Ты всегда была моей лучшей ученицей.

— Я у вас в долгу. Никогда этого не забуду, — сказала Шри.

С огромным сожалением она осознала, что их долгая дружба подошла к концу. Когда все это закончится, они будут квиты. Если точнее, уже Оскар окажется у нее в долгу. Экопроповедник будет обязан Шри своей репутацией и жизнью, даже не подозревая об этом.

— Хочу кое–что тебе показать до отъезда, — заговорил Оскар. — Та вещь, которая должна понравиться Берри. Это займет лишь минуту.

Экопроповедник отвел Шри на пляж к огражденному проволокой загону чуть выше приливной отметки.

— Вы снова пытаетесь вывести черепашат, — заметила Шри.

— Не совсем. Две самки, которых я выпустил в прошлом году, вернулись и отложили яйца. Когда они вылупятся, у нас будет первое поколение местных атлантических ридлей за последние сто пятьдесят лет.

Оскар улыбнулся, искренне, по–детски радуясь. Выглядел он все еще сильным, хотя сутулился, подобно обезьяне, а на широких плечах проступили розовые и коричневые пятна после последних сеансов фаготерапии, что убивала нарождающиеся под действием солнца раковые клетки. Непобедимая живучая болезнь.

— Когда все кажется безнадежным, нам остается лишь надеяться. Порой за веру нам воздается. Ступай, дорогая, и делай что должна.

Шри с сыновьями отправилась в Бразилиа, и практически сразу всё пошло наперекосяк. По дороге из аэропорта ее лимузин перехватили и заблокировали две патрульные машины. Ямиль Чо приказал водителю припарковаться и намеревался узнать, что нужно полицейским. Однако стоило ему выйти из автомобиля, служители правопорядка прижали его к лимузину, обыскали и, забрав пистолет, надели наручники. Берри наблюдал сквозь тонированное стекло и тут же пожелал узнать, застрелят ли полицейские Ямиля. Альдер разуверил его, сказав, что городская полиция не посмеет вмешиваться в дела семьи и все это недоразумение.

Офицер открыл дверь со стороны Шри и приказал ей выйти из машины.

— Вы об этом пожалеете, — бросил ему Альдер.

— Тише, — усмирила сына Шри и выбралась на солнцепек.

Мимо плотным потоком неслись автомобили. Профессор гадала, узнал ли Арвам про план ее наставника. Может, таким образом он решил положить ему конец? Просто заставив ее исчезнуть? Шри была спокойна, но в голове звенело, а ноги казались ватными. Полицейский схватил ее за локоть и повел к одной из патрульных машин, затем приказал сесть на заднее сиденье.

Там ее ждал опрятный молодой человек в черном костюме. Когда Шри устроилась подле него, мужчина холодно улыбнулся и извинился за представление.

— Увы, но нам не удалось связаться с вами обычным способом.

Пружины автомобиля заскрипели, когда один из полицейских забрался на переднее сиденье. Патрульная машина вырулила мимо лимузина и помчалась вперед с надрывно завывающей сиреной.

— Не волнуйтесь, — обратился к Шри молодой человек. — Ваши сыновья и секретарь скоро поедут домой.

— А меня вы куда везете?

— У Эуклидеса Пейшоту есть к вам одна очень важная просьба, — сказал он.

Патрульная машина направилась к южной оконечности города, миновала извилистую улицу, по обеим сторонам которой тянулись пышная растительность и высокие стены, ограждающие дома богатеев, и припарковалась возле стоящей особняком виллы, где Эуклидес Пейшоту держал одну из своих любовниц. Он поджидал Шри во внутреннем дворике. Его любовница — пухлая матушка–гусыня — поставила на отделанный плиткой столик кувшин с холодным кофе и тарелку сладостей, развернулась и ушла.

Эуклидес Пейшоту заверил Шри, что территория полностью охраняется лично им отобранным составом, регулярно проверяется на наличие жучков и в целом безопасна. Ее приезд останется в тайне, так что она может говорить свободно.

— Хочу, чтобы вы рассказали мне, о какой услуге вас попросил мой дядя. Во всех подробностях.

— Вам и без того всё известно. В противном случае вы не стали бы меня похищать.

— Вы злитесь. И несомненно напуганы, довольно сильно напуганы. Но бояться нет нужды. Разве я угрожал или навредил вашим сыновьям? Нет. Я отпустил их, и сейчас они вместе с вашим секретарем уже в квартире. Разве я угрожал или навредил вам? Отнюдь нет. Я лишь пригласил вас к себе, чтобы попросить о помощи. Вы можете совершить ужасную ошибку — я лишь хочу это предотвратить. Поэтому прошу, поведайте мне о просьбе дяди, да не утаивайте ничего.

Шри не сомневалась: Эуклидес знает о том, что Оскар попросил ее забрать чертову иглу данных. Вероятно, он или другой член семьи, обладающий большей информацией, прослушивали разговоры Оскара. Или человека, который должен был с ней связаться, раскрыли. А может, он вообще двойной агент. Какая разница! Единственное, что имело значение, — Эуклидес попросит ее предать Оскара, как только закончит эту игру в кошки–мышки. Другой причины, почему ее привезли сюда, не могло быть. Пока Шри ехала в патрульной машине, она тщательно обдумала происходящее, рассмотрела со всех сторон — она знала наверняка, о чем ее попросят, и понимала, что выхода нет — ей придется согласиться. Она собиралась защитить наставника, который лез не в свое дело, от его же собственной глупости, но теперь шансов не осталось. Нужно спасать себя, детей и свою работу.

Профессор уставилась в одну точку слева от лица Эуклидеса Пейшоту и как можно бесстрастнее объяснила, что Оскар подозревал, будто доклады о возможностях дальних содержат ложную информацию. Поэтому он попросил ее связаться с человеком из разведывательной службы Арвама Пейшоту, готового передать им необработанные данные для отчета. Выбора Шри не оставили, и все же ей было противно и стыдно.

— Вы планировали отправиться прямиком к Оскару, после того как получите иглу данных, — уточнил Эуклидес.

Он развалился на низком стуле, исполненный спокойствия, беззаботный. Из одежды на нем были лишь белые брюки. Правую руку от плеча до локтя покрывали татуировки — стилизованные изображения орлов и ягуаров, которые чем–то напоминали рисунки майя.

— Как только я завершу все свои дела здесь, я собиралась тут же вылететь к нему, — подтвердила Шри.

— И никаких попутных встреч. Никаких разговоров с другими.

— Ни с кем.

Потянулись долгие минуты молчания. Лишь плеск фонтана в центре тенистого дворика нарушал тишину. Сердце Шри металось в груди подобно запертому в клетке зверю.

— И вы пошли бы на это? Отнесли бы иглу моему дяде? Положили к его ногам, словно преданный пес?

— Скажем, я рассматривала и другие возможности.

— Профессор–доктор, вы умная женщина. Уверен, вы уже решили, как действовать. Собирались рассказать Арваму о предателе?

— Нет, убить. Предателя, не Арвама.

— До или после того, как получите информацию?

— А теперь это имеет значение?

— Мне важно, чтобы вы были предельно откровенны.

— Я не собиралась отвозить иглу данных Оскару. И не собиралась просвещать генерала Пейшоту на этот счет.

— Хотели оградить дядю от последствий его глупости. Как благородно.

Шри выжидала, когда Эуклидее прервет молчание, стойко выносила его проницательный насмешливый взгляд.

— Дядя всегда казался мне старым, — начал Эуклидее. — Он прожил славную насыщенную жизнь, но, как мне ни претит констатировать этот факт, теперь он боится перемен. Для него прошлое важнее настоящего. Ведь в нем все стабильно и известно. А в настоящем появилось столько всего, что ему неподвластно, чего он не понимает. Вот почему он уединился в своем доме. Он сузил свой мир до тех размеров, которыми ему под силу управлять. Очистка пляжа. Эти черепахи. Огород. Я не критикую его. Напротив. Для человека в столь преклонном возрасте всех этих хобби оказалось бы достаточно, чтобы занять время. Но мой дядя не может не вмешиваться в другие дела, как вам прекрасно известно. Пусть он не принадлежит этому миру, но он не может отстраниться. Даже не понимая, как всё теперь устроено, он считает, что способен изменить жизнь к лучшему. А кстати, кто предатель? Вы забыли назвать его имя.

— Мануэль Монтань.

Шри лишь подивилась тому, что не испытала никаких чувств при этом. Она вынесла человеку смертный приговор и осталась равнодушной.

— Мануэль Монтань, — протяжно повторил Эуклидес, словно пробуя имя на вкус. — Подполковник Мануэль Монтань. Из личного штаба Арвама. Не корите себя, профессор–доктор. Тут нет вашей вины. Я и так знаю, что Монтань ценит свои идиотские моральные принципы выше, чем преданность. Мне известно, что он предатель. Вопрос, конечно, в том, в курсе ли Арвам.

— Я была с вами предельно честна. — сказала Шри. — Помните об этом.

— Вы сделали правильный выбор — я счастлив. Профессор–доктор, вы ценный кадр. Не только благодаря вашему гению и способностям. Но и потому, что мой дядя пока только подозревает о вашем предательстве — ему неизвестно наверняка.

— Я всегда трудилась на благо семьи. Изо всех сил, — заметила Шри.

— Рад это слышать. А теперь перейдем к делу. Вот что вам предстоит. Вы встретитесь с подполковником Монтанем, но только полученную от него информацию вы дяде не повезете. Вместо этого вы передадите Оскару данные, которые подготовлю я. Знаю, о чем вы сейчас думаете, но не стоит беспокоиться, — сказал Эуклидес. — Я вовсе не собираюсь вредить вам или вашим сыновьям, профессор–доктор, если только вы исполните всё, как я попрошу. И подставлять дядю я тоже не думал. Напротив, я хочу уберечь его, пока он не выставил себя на всеобщее посмешище. Поэтому вы сделаете вот что — передадите ему разведданные, согласно которым дальние не просто планируют напасть на наших людей в системе Сатурна, но и вооружаются для полномасштабной атаки на Землю. Может, когда у него появятся веские доказательства того, что дальние готовы пойти на нас войной, он перестанет поддерживать заведомо проигрышное дело и откажется от идей установления мира.

— Очень сомневаюсь, что вам удастся добиться подобного результата. Сто лет назад он не сумел остановить одну войну. Теперь он полон решимости не допустить следующей.

— Вы правы, дядя чертовски упрям, — согласился Эуклидес. — А еще очень умен и хитер. Возьмите хотя бы то, как он решил проверить вашу преданность при помощи этого маленького задания. Но кто знает, может, я не уступаю ему. Как только вы передадите сведения дяде, я раскрою Мануэля Монтаня. Со временем старина подполковник выдаст нам информацию о заговоре — разразится скандал, и Оскар будет опозорен.

— А как же я?

— Вы продемонстрируете преданность клану, а не заблуждающемуся старику. Вы ведь знаете, что он обманывает себя. Он не понимает — всё куда серьезнее, чем противостояние землян и дальних, истинных людей и так называемых постлюдей. Это война поколений. Слишком долго обеими сторонами правили пожилые люди. Они сопротивляются переменам, видят только то, что хотят. Но настало время всё пересмотреть. Историческая неизбежность, так сказать. Лично я рекомендую вам забыть о своей сентиментальной привязанности к наставнику, профессор–доктор. Не пытайтесь спасти его от него же самого. Он лишь потянет вас за собой вниз.

— Полагаю, я должна вам сообщить, когда договорюсь о встрече с подполковником.

— Не утруждайте себя. Я узнаю обо всем раньше вас: мои люди держат его под постоянным наблюдением.

— Генерал Пейшоту знает про Монтаня? Про всё это?

— Арвама не нужно ставить в известность, — сказал Эуклидес. — Он слишком занят подготовкой к полету на Сатурн на этом своем корабле. Много работы. Много дел. Не стоит его беспокоить по пустякам. Вам ясно?

— Пожалуй, я всё поняла.

Шри знала: она нужна Эуклидесу, чтобы доставить иглу данных. Зато потом, когда она выполнит его поручение, пользы от нее уже не будет, и, несмотря на все заверения Эуклидеса, ее, скорее всего, убьют.

— Очень на это надеюсь, — заявил Эуклидес. — Ах да, еще кое–что, прежде чем вы уйдете. Семья считает, что какое–то время вам лучше побыть в Бразилиа.

— Я планировала вернуться в Антарктиду, как только закончатся слушания, — заметила Шри. — Меня, как и генерала Пейшоту, ждет много работы.

— Уверен, в вашем маленьком ледяном королевстве нет таких дел, за которыми вы не могли бы следить отсюда, — сказал Эуклидес. — Конечно, вам позволят наведаться в хижину моего дяди. Но затем придется вернуться в Бразилиа. И остаться там. Вам и вашим сыновьям.

— При чем здесь они?

— Семья печется об их безопасности не меньше, чем о вашей. Здесь с ними ничего не случится.

— Хотите сказать, они станут заложниками.

— Они будут в безопасности. Обещаю. Но хватит разговоров. Всё решено, и обратного пути нет. Чувствуете ветер перемен? В ближайшие несколько недель те, кто важен для нашего дела, должны держаться поблизости. А уж ваша роль, профессор–доктор, просто неоценима.

— Я верой и правдой служила клану, — поделилась Шри со старшим сыном. — Я отправилась на Юпитер с лучшими намерениями. Я хотела, чтобы строительство биома завершилось успешно. И на Арвама я работала из лучших побуждений. Что еще мне оставалось делать? Ослушайся я хоть раз, откажись сотрудничать с Оскаром или Арвамом, меня ждало бы наказание. Они забрали бы у меня все проекты, над которыми я работала. Но я все равно обречена, несмотря на верность. Они вынудили меня предать Оскара. Только едва ли я получу награду после, помяни мое слово.

— Ты все сделала правильно, — успокоил ее Альдер. — В сложившейся ситуации у тебя не было выбора.

— Знаю, но лучше от этого не становится.

Шри и Альдер прогуливались по территории фамильной библиотеки Пейшоту. До Переворота и гражданской войны здесь располагался ботанический сад. Вечерело. Вдоль дорожек, извивающихся между клумбами, зелеными лужайками и деревьями, зажигались фонари. На западе, у самого горизонта, еще видны были отблески заката. На темнеющем небосводе зажигались первые звезды, а над черными кубиками библиотечных зданий, словно огромная улыбка, выплыл тонкий серебристый полумесяц.

Шри очень любила это место. После того как Оскар Финнеган Рамос нашел ее на сельскохозяйственном исследовательском объекте, где она занимала какую–то непонятную должность, после того как он помог ей получить один из самых известных грантов, который давал возможность работать над любым проектом по собственному выбору, она провела здесь три года. Именно в библиотеке родились ее первые оригинальные идеи, тут она осознала, кем хочет стать, как собирается строить свою карьеру, чтобы в конечном счете получить от мира то, чего так страстно желало ее сердце. На этой самой скамейке перед газоном с пальмами и гибискусом Шри придумала, как решить проблему с переносом электронов в новой системе искусственного фотосинтеза, которую она разрабатывала. А ведь до этого она не одну неделю билась над ней — вертела то так, то сяк, перебирала варианты, а задача оставалась для нее темным лесом. Женщина вспомнила, как наблюдала за изумрудными колибри, зависшими рядом с ярко–красными цветками гибискуса, — машущие крылья птицы напоминали размазанный росчерк кисти. И вдруг ответ пришел к ней сам собой, полностью сформулированный, — момент откровения, чистого незамутненного счастья, только рождение первенца принесло ей больше радости.

Шри до сих пор снимала квартиру в одном из жилых комплексов, где обычно размещались приезжие ученые. Она любила бродить по саду возле библиотеки. Но сегодня столь дорогой ее сердцу, столь знакомый лабиринт тропинок и раскинувшиеся вокруг холмы напоминали клетку. В сумерках теплый влажный воздух обволакивал ее, подобно савану.

— Эуклидес работает не один, — сказал Альдер.

— Естественно. Ему не под силу придумать такой план в одиночку. Он лишь видимая верхушка айсберга — основные силы заговорщиков спрятаны глубоко в недрах семьи. Они выступают за войну. Они хотят унизить Оскара. Подорвать его авторитет. Это вполне очевидно. А еще я думаю, они собираются скомпрометировать Арвама.

— Считаешь, Арвам не замешан в их плане?

— Эуклидес ясно дал мне понять, что генерал здесь ни при чем. Арвам даже не в курсе, что один из его офицеров снабжает Оскара информацией. Когда придет время и война закончится, они используют это против генерала, пока победа не сделала его слишком могущественным. Ну и, конечно, у них будет повод устранить меня. Сработано чисто. Даже восхищение вызывает. Одной пулей поразить сразу три цели.

— Зачем им ликвидировать тебя?

— Они сомневаются в моей преданности. К тому же я слишком много знаю. Какая им от меня польза? Они получили все, что нужно для ведения войны, поэтому меня можно пустить в расход.

Шри выплюнула эти слова, будто прогорклые семечки.

— Ты ждала награды, а вместо этого, как тебе кажется, заработала наказание, — принялся рассуждать Альдер. — Ты расстроена, ибо чувствуешь, что с тобой обошлись несправедливо. Однако таков закон жизни — обыкновенные люди на службе у великих мира сего должны быть готовы к тому, что в одночасье всё может перемениться. Наделенные богатством и властью порой оказываются невероятно жестокими и капризными. Их прихоти способны перевернуть жизни слуг, а им до этого и дела нет. Не удивлюсь, если для Эуклидеса и его таинственных покровителей ты лишь промежуточное звено. Пешка в игре против Оскара и генерала.

— И они намерены этой пешкой пожертвовать.

— Как знать. Если игра подходит к концу, тебя могут и повысить.

— Эуклидес передал: семья требует, чтобы я осталась в Бразилии. Мне запрещено возвращаться домой. Они запросто могут пустить двадцать лет моей работы псу под хвост. Разумеется, они не станут со мной церемониться. Выбросят как игрушку и ни капельки не пожалеют. На их великодушие и сочувствие рассчитывать не приходится. Нет, если я хочу выжить в этой игре, то должна действовать самостоятельно. Кроме того, остается другой вопрос.

— Авернус, — с ходу догадался Альдер.

После фиаско в Радужном Мосту Шри поклялась, что, если начнется война, а точнее, когда она разгорится, профессор потребует награды за свою преданность семье в виде единоличного доступа к Авернус и ее секретам. Этот приз предназначался исключительно ей. Лишь она была его достойна. Она, только она его заслуживала. Стоило представить, как кто–то из ее алчных глупых соперников копается в трудах Авернус, изучает и использует секреты гения генетики, как Шри охватывал нестерпимый гнев, гнев беспомощности.

— Уж лучше убить Авернус и уничтожить ее работы, чем позволить какому–нибудь мелкому дураку извратить их и всё разрушить.

Мать и сын продолжали идти в жарких сгущающихся сумерках. На лужайках, среди огромных цветочных клумб ожили поливальные машины: они щелкали и посылали высоко в воздух струи воды.

Прошло немного времени, и Альдер спросил:

— Это ведь не очередная проверка? Ты давно решила, как поступишь, и просто хочешь, чтобы я до всего дошел сам…

Мальчик уже на десять сантиметров перерос Шри. Хотя двигался он все еще по–детски неуклюже, в нем становились заметны черты красивого элегантного юноши. Как и Шри, одет он был во все черное. Черная рубашка с коротким рукавом, черные плиссированные брюки, черные ботинки с заостренными носами, окованными сталью. Золотистомедовые волосы были коротко стрижены, и только справа оставался длинный локон, спадающий на лоб и доходящий до острой скулы. Никто уже не назвал бы его мальчиком. Амбициозный молодой человек, подкованный в вопросах политики и власти, — вот каким стал Альдер. И он прекрасно знал, что необходимо для продвижения интересов его матери и защиты ее исследования.

Печаль и гордость охватили Шри. Она всегда поощряла сына, когда тот брал на себя дополнительную ответственность, но знала, что платой за это будет его невинность. Такую цену платил каждый, кто желал власти. Однако от этого не становилось легче.

— Мне не нужно, чтобы ты во всем разобрался. Меня волнует твоя безопасность, а потому ты не должен знать о моих планах. Хотя и твоя помощь мне потребуется. Я не сильна в политике, заговорах, обольщении. Да и потом, ты не меньше меня замешан в этом деле. Даже если мне удастся выжить, наши жизни кардинально переменятся. Стоит мне оступиться, ты и Берри в лучшем случае окажетесь сиротами без наследства.

Альдер рассмеялся, но тут же извинился за свое поведение:

— Прости, но речь прозвучала столь драматично.

— Как бы то ни было, это правда.

— Знаешь, мне кажется, я мог бы оказаться гораздо полезнее, доверься ты мне…

— Как ты мог подумать, будто я тебе не доверяю? Дело не в доверии. Я пытаюсь оградить тебя от беды, — заявила Шри. — Если ты узнаешь слишком много, то окажешься в опасности. Так что никогда больше не спрашивай меня о планах.

— Прости, — вновь извинился Альдер.

— Тебе придется уехать. Туда, где Эуклидес не сможет тебя достать, — сказала Шри.

— А как же Берри?

— Я присмотрю за ним. Тебе же придется самому позаботиться о себе, пока мне не потребуется твоя помощь.

— Конечно.

Шри остановилась. Альдер тоже замер, повернулся и посмотрел на нее, такой высокий и серьезный.

— Пообещай мне, — промолвила она.

— Клянусь.

Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы.

— Хорошо. Мне потребуется год, может, больше. Но мы расстаемся не навсегда. Я свяжусь с тобой, когда опасность минует. Тогда мне понадобятся все твои знания дипломатии и умение вести переговоры. Просто не будет, но это наш единственный способ выжить.

— Ты всегда учила меня: важные победы легко не достаются, — сказал Альдер. — Пусть Эуклидес и его компания имеют над тобой власть, они даже не представляют, насколько ты сильна. Куда могущественнее, чем сама думаешь. Ты много сделала на благо клана. Ты — великий гений генетики. У Пейшоту нет и не было другого такого гениального ученого. А это чего–то да стоит.

— Будем надеяться.

 

5

Все опросы клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф проводил в афинской манере — публично и открыто. Люди опускали в урну для голосования белый или черный стеклянный диск — победа или поражение определялись простым большинством. Ньютон Джонс голосовал почти последним за предложение поддержать Париж на Дионе. Он улыбнулся Мэси, схватил черный диск и положил в урну. Спустя десять минут объявили результаты — черные обошли белых незначительным большинством. Предложение было отвергнуто.

Покидая комнату, Юлдез Трукс обратился к Мэси:

— Полагаю, ты порадуешься, лишь когда здесь появятся бразильские отряды.

— Мы выиграли честно, больше чем одним голосом, — парировала Мэси. — Перестань валить всё на меня и смирись.

На следующее утро в гараже Мэси грузила в изотермический роллигон сумки с семенами и культурами микроорганизмов, колбы с нематодами и коллемболами, когда ей пришло сообщение от матери Ньюта, в котором та вызывала девушку к себе. Эбби Джонс жила в отдельно стоящей башне к западу от основного здания. Обтекаемая форма башни с чем–то вроде плавников напоминала космическую ракету. Подобный дизайн был в моде лет триста назад — дань нереализованной мечте. Верхний бесшовный слой фуллерена отполировали до блеска, так что окружающий сад отражался в нем темными фигурами. Клумбы с лилиями, пятачки пожухлой травы, декоративный чертополох с серебряной листвой ограждали подстриженные газоны. Вокруг беседки вились белые розы. Берег квадратного пруда со всех сторон был выложен каменными плитами, а под листьями кувшинок, разбросанными, словно монетки, по поверхности черной воды, плавали карпы кои.

Мэси уже несколько раз общалась с Эбби Джонс, но никогда ей не назначали встречу один на один. Ей еще не доводилось бывать в башне главы–матриарха. На входе девушку встретил маленький робот с тремя паучьими ногами и прозрачным пластиковым панцирем, обшарпанным за годы службы. Он отвел Мэси к лифту, который доставил ее в комнату с большими круглыми окнами на все стороны света — почти на самом верху башни. Возле одного из окон на подушке восседала Эбби Джонс и что–то читала на планшете. Бледная, стройная и высокая, как Ньют, Эбби была одета в простую тунику из небеленого хлопка и брюки из точно такого же материала. Длинные седые волосы женщина зачесала назад и собрала в сеточку, которая висела у правого плеча. Эбби Джонс отложила устройство и предложила Мэси присесть, а затем поинтересовалась, завтракала ли ее гостья.

— Да, мэм.

— Хорошо, а кофе вы любите?

Мэси кивнула и устроилась на подушке напротив пожилой женщины, а крохотный робот засеменил к лифту, клацая паучьими лапками. Комната была маленькой, но светлой и просторной. У стены между двумя окнами стоял книжный шкаф, напротив него — рамка ткацкого станка, с которой свисала длинная тяжелая ткань с узором из красных и черных полос, готовая пока лишь наполовину. Из окон открывался вид на сад с его зеленой травой и белыми цветами, на лоскутный ковер из полей, групп деревьев, лугов, тянущихся до самого края леса. Все это великолепие освещали фонари, а ввысь под крутым наклоном убегали стены купола.

Эбби Джонс заговорила:

— Надеюсь, я не оторвала вас от работы.

— Мои дела могут подождать.

— Вы трудитесь над созданием новой обители.

— Все верно, мэм. На равнине, в южной части Карфагенских линий. Сейчас там задействована команда роботов, которая застраивает несколько территорий.

— Пожалуйста, зовите меня Эбби.

— Хорошо.

— Вы уже довольно долго занимаетесь устройством оазисов.

— Около восьми месяцев.

— И как вам работа? Нравится?

— Очень.

— Я рада. У каждого должно быть дело по душе. Тогда работа становится частью человека, частью его личности.

— Вам, я вижу, нравится ткать.

— Помогает расслабиться, когда я устаю управлять этим местом. Здесь у нас демократия, не признающая рангов: любое решение по любому вопросу принимается всеобщим голосованием. Но кто–то должен следить за тем, чтобы эти решения исполнялись и при этом не нарушались ничьи права. Да и потом остаются мелкие рутинные проблемы и проволочки, ради которых нет смысла обращаться к коллективной мудрости.

Вернулся маленький робот с деревянным подносом, на котором стояли кофейник, кувшин молока, сахарница, чашки с блюдцами из костяного фарфора и тарелка с тонким печеньем цвета меда. Робот опустил поднос на пол между двумя женщинами, его обод с сенсорами повернулся на сто восемьдесят градусов, после чего он отступил к книжному шкафу и сел на паучьих ногах, а гидравлика испустила тяжкий вздох. Эбби Джонс разлила кофе по чашкам и предложила Мэси сливки и сахар.

— Спасибо, я пью чисто черный.

Хозяйка отхлебнула напиток и посмотрела на гостью поверх чашки.

— Вы проголосовали против союза с Парижем.

— Это был выбор большинства.

— Как считаете, теперь Мариса Басси решит, что вы не собираетесь ему помогать?

— Он может думать что хочет. — Мэси на мгновение умолкла, а затем продолжила: — Если Мариса Басси знает о том, как я проголосовала, не просто догадывается, а стопроцентно уверен, получается, кто–то из присутствующих доложил ему, что я опустила в урну черный диск.

Эбби Джонс склонила голову и слегка улыбнулась.

— Думаю, я знаю, кто это сделал, — сказала Мэси. — Не волнуйтесь, я не собираюсь раздувать из этого скандал. Разве что вы захотите.

— При необходимости я сама разберусь с этим делом.

— Но откуда вам известно, что Мариса Басси в курсе того, как я проголосовала?

— Он связался со мной прежде, чем я позвонила вам. Мэр привел массу аргументов, пытаясь доказать, что мы были не правы, когда отказались поддержать его. А затем добавил, что знает: вы проголосовали против предложения. Он выразил предположение, что вы отравляете умы членов нашего клана своей пробразильской пропагандой.

— И поэтому вы пригласили меня?

Эбби Джонс покачала головой.

— Я не намерена вас обвинять. Мне показалось, будет справедливо поведать вам о том, что мне рассказал Басси. С вами он не связывался?

— Нет, но уверена, он еще успеет. Скорее всего, снова попросит меня о помощи. А если я не соглашусь, мэр наверняка выступит с обвинительной речью и назовет меня шпионкой или кем–то в этом роде.

— Если вам потребуется помощь, нужно лишь попросить.

— Это очень мило с вашей стороны. Но, пожалуй, я знаю, как сорвать его планы.

— Предложение в силе.

— Благодарю, — сказала Мэси. — Но, если вы не против, я бы сперва попробовала реализовать свой план. В некотором роде эта идея захватила меня.

После непродолжительного молчания Эбби Джонс заговорила:

— Иногда происходят события, которые полностью меняют жизнь человека. События, которые делят всё на «до» и «после». Все то, что происходило до этого события, даже те решения и поступки, которые к этому событию привели, вдруг становится далеким, словно сон или история, рассказанная кем–то. А все то, что разворачивается теперь, ни капли не похоже на то, что было в прошлом, потому что человек изменился и уже не станет прежним. Вот что случилось с вами. Я права?

— Моя жизнь и правда переменилась, только пока я не поняла, как это на меня повлияло.

— Со мной такое тоже было. Жизнь вдруг резко перевернулась. До того как отправиться в длительное путешествие через пояс Койпера, я пользовалась скромной славой в небольшом кругу людей. Их интересовало, как достичь самых отдаленных уголков Солнечной системы. В общем, немного кредитов — вот и все, чем я могла похвастаться. А по возвращении я вдруг ненадолго оказалась самым известным человеком во Внешней системе, пошли слухи, будто в неизведанных регионах я повстречалась с чем–то необычным. Вариантов было множество: инопланетянин, призрак астронавта из пропавшей без вести экспедиции, искусственный интеллект, выросший из семени древнего космического зонда, мощная галлюцинация, показавшая мне прошлые жизни. Поговаривали, будто я уже не совсем человек, будто после этой встречи я смотрю на комедии и трагедии обычных людей с полубожественной перспективы. Конечно, все это был бред, но бред вполне понятный. Людям нравится придумывать пафосные объяснения для драматических ситуаций и разительных перемен. Несомненно, после экспедиции жизнь моя навсегда круто изменилась. Не стану отрицать, что четыре года, проведенные в одиночестве, оказали на меня влияние. Только вот ничего я во время полета не обнаружила, хотя рассчитывала. И если со мной и произошли перемены, то не вдруг, не в одночасье, не благодаря какой–то встрече, а просто пока я проживала каждый день, испытывала что–то новое. Путешествие сделало меня знаменитой, и слава разделила мою жизнь на два периода. На «до» и «после». Именно стремление сбежать с пьедестала известности заставило меня вместе с супругом и несколькими друзьями организовать поселение на Титании. Мы тогда, конечно, были очень молоды и не лишены присущей юности самонадеянности. Мы верили, что нам все по плечу. Но мы потерпели неудачу. Оказавшись вдали от других людей, в полной изоляции, мы начали ссориться по пустякам, и постепенно мелкие разногласия переросли в серьезные конфликты. Тогда мы вернулись. Я с мужем и детьми начала новую жизнь, здесь. — Эбби Джонс обмакнула печенье в кофе и откусила крохотный кусочек. — Все это я говорю вот к чему — я ошибочно полагала, будто сумею вернуться к той жизни, что была у меня до того, как я обрела славу. Но такое никому не под силу. Просто потому, что «до» уже не существует.

Вновь ненадолго воцарилось молчание. Женщины прихлебывали кофе. Старенький робот тихо замер у книжного шкафа, маленький огонек на его ободе с сенсорами горел красным. Наконец Мэси нарушила тишину:

— В каком–то смысле я оказалась здесь в результате череды случайностей. Я вовсе не планировала ничего подобного. Но я не собираюсь становиться прежней. Был момент, когда я считала, что это возможно. Я надеялась, что мне удастся. Теперь я вижу, это не так.

— Вот и хорошо. Значит, вы свободны и можете подумать о том, кем стали.

— Я — посторонний человек. И, может, навсегда им и останусь. Тем не менее я изо всех сил стараюсь прижиться здесь.

— Теперь вас лучше знают. Если свыкнетесь с этим, сумеете извлечь пользу. Но нужно быть осторожной, иначе известность может превратиться в тяжелую ношу. Вам придется постоянно оправдывать ожидания других людей. — Эбби сделала глоток кофе. — Но у нас с вами есть преимущество — мы можем взглянуть на то событие, что изменило нас, и понять, в кого мы превратились. В отличие от многих других людей, что задаются вопросом «Кто я?», да так и не находят удовлетворительного ответа. Как, к примеру, мой младший сын.

Девушка промолчала, вдруг ясно осознав: Эбби Джонс прекрасно понимает, что задумала Мэси.

— Ньют все никак не угомонится, — продолжила пожилая женщина. — Пробует массу вещей, примеряет на себя разные идеи, разные подходы, как другие — одежду. Но ничто до сих пор не подошло ему.

— Уверена, он себя еще найдет.

— Он не хочет, чтобы его знали как сына Эбби Джонс. Он жаждет стать личностью. Надеется, что однажды произойдет то, что проведет демаркационную черту, разделит его жизнь пополам и позволит самоопределиться. Что–то сродни событиям, которые сформировали нас с вами. Ньют неглуп и достаточно храбр, правда, смелость его до сих пор не была испытана. Оттого, наверное, ее принимают за браваду и безрассудство. А еще он легко поддается влиянию.

— У меня и в мыслях не было принуждать Ньюта к тому, что ему не по душе. Я даже не представляю, как это можно сделать, — призналась Мэси.

Девушка гадала, к чему Эбби Джонс заговорила о сыне. Может, она испытывала гостью и пыталась выведать, известно ли Мэси, чем занят Ньют во время своих одиночных торговых полетов на различные спутники — с кем он встречался, с кем говорил, о чем говорил. Только Мэси была не в курсе. Ньют, конечно, любил обмолвиться невзначай, бросить зацепку, поддразнить, но Мэси, которая еще не успела разобраться до конца, как все работает во Внешней системе, не хватало информации, чтобы вычленить факты из его бахвальства и небылиц и уж тем более увязать всё в единую стройную историю. Да и потом мать Ньюта имела чертовски обширные связи и была уважаемым человеком с огромными запасами кармы и власти в этом мире, так что о подвигах сына она наверняка знала больше, чем Мэси. Может, Эбби Джонс предупреждала девушку, а может, считала, что та каким–то образом вовлечена в мир фантазий ее мальчика…

— Что ж, надеюсь, вы преуспеете в своей затее, — сказала Эбби Джонс. — И не только ради вашего блага. Если Марисе Басси удастся убедить нужных людей в том, что вы своего рода шпионка, пострадает репутация всего клана. Мы будем выглядеть дураками, а то и хуже, потому что приняли вас.

— Я вас не подведу.

Мэси ехала по темной равнине, мимо полей вакуумных организмов, мимо невысокой гряды холмов, где на каждый Новый год люди из соседних оазисов и обителей при помощи подрывных зарядов, сверл и стамесок создавали из твердого, словно камень, льда невероятно детальные статуи и фрески, изображающие реальных и фантастических животных, замки, храмы, дворцы, выдуманные пейзажи. У части из них сохраняли естественные мрачные оттенки, другие покрывали белым инеем или окрашивали цветной водой. Дорога огибала эту удивительную фантазию вдоль дальнего края и стрелой уходила на северо–восток к цепи горных хребтов и крутых насыпей, появление которых связывали с гигантским разломом в регионе Карфагенских линий. Над горизонтом медленно всплывал полумесяц Сатурна. Путь пролегал через гряду гор, чьи вершины округлились под слоем пыли, миллиарды лет образовывавшейся из–за столкновений с микрометеоритами. Мэси свернула с дороги и поехала на север, вверх по длинному склону. Он резко обрывался и круто уходил вниз в чашеобразную равнину, посреди которой были разбросаны оазисы и убежища. Их ярко–зеленые точки блестели, подобно изысканным ажурным ювелирным изделиям.

Мэси представила, как с черного неба вниз устремляется умный камень: чтобы пробить купол и уничтожить поселение, достаточно будет маленького экземпляра, летящего на высокой скорости, а после останется свежая воронка. Она вообразила камни, десятки камней, сыплющихся с неба, атакующих каждое поселение на Дионе, час за часом, стирая все живое…

Девушка спустилась вниз по узкой дороге и пересекла равнину в направлении нового оазиса. Группа роботов недавно завершила строительство купола и его инфраструктуры. Контракт на создание здесь биома выиграл клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф. На дальней стороне стоял припаркованный «Слон» — его шокирующий розовый корпус ярко выделялся среди темно–коричневого ландшафта. Мэси остановилась возле служебного шлюза купола, нацепила шлем и выбралась из роллигона. Она принялась выгружать изотермические ящики и цилиндры на сани. Вскоре из–за купола показался Ньют и подпрыгивающим шагом подошел к ней. На груди его белого скафандра были нарисованы темно–синее небо и румяные солнца с полотна Ван Гога «Звездная ночь».

— Прости, я припозднилась, — извинилась Мэси. — У меня вдруг возникли непредвиденные обстоятельства.

— Могла бы позвонить.

— Я знала, что ты дождешься. Потом, не так уж сильно я задержалась.

— Ты можешь выгрузить все это позже, а то мы совсем опоздаем.

— Не хочу оставлять их в роллигоне. Если сядет аккумулятор, контейнеры замерзнут.

— Заряда хватит.

— Помоги мне — вдвоем мы справимся в два раза быстрее.

Ньют принялся перекладывать оставшуюся часть груза, а затем они с Мэси втащили сани в большой шлюз. Пространство под наклонными стенами купола делилось на две половины извилистым скалистым выступом. Местами из него торчали отшлифованные выступы черного базальта, повсюду лежал слой искусственного дерна, созданного из частиц смектитовых глин и сидерита, перемолотых до состояния прозрачного песка и улучшенных в биореакторе. Несколько лет назад робот–садовод выложил почву. Мэси намеревалась проверить жизнеспособность микрофлоры и биоты, внести при необходимости изменения, а затем засеять каждый квадратный сантиметр скороспелыми травами и клевером. Через две недели она вернется, чтобы подготовить промежуточные культуры, которые образуют органические удобрения, — тогда почва будет готова к высадке основного растительного покрова.

Мэси сняла шлем и попросила Ньюта присесть — она собиралась кое–что ему рассказать.

— Ты выходишь из игры? — спросил он, поставив шлем на сани.

— Я по–прежнему хочу полететь. Но тебе стоит знать: твоя мать в курсе.

— Она знает о твоих планах?

— Возможно. Я не уверена. Мы это не обсуждали. Однако твоя мама дала мне понять: ей известно, что ты мне помогаешь.

Когда Мэси закончила пересказывать Ньюту суть беседы с Эбби Джонс, он выдал:

— Это был Юлдез, верно?

— Ты о том, кто рассказал Марисе Басси? Думаю, да.

— Прошлой ночью он попросил меня его подвезти. Заявился, когда я уже готов был вылетать, и сказал, мол, я могу высадить его в Париже по дороге за грузом. Но я ответил, что мне придется делать крюк и лучше ему сесть на поезд. Полагаю, он так и сделал.

— А следующим утром Мариса Басси позвонил твоей матери. Все сходится.

— Позволь мне с ним разобраться.

— Твоя мать обещала сама о нем позаботиться. Да и потом, не скажешь, что Юлдез выдал секрет — о том, как я проголосовала, знали все члены клана.

— Парень хотел доставить тебе неприятности.

— Мариса Басси в любом случае ополчился бы на меня, поняв, что я не собираюсь сотрудничать.

— Уж лучше бы твой план сработал. Ты не хочешь поделиться, в чем именно он заключается?

— Ты скоро всё сам увидишь. Когда мы доберемся до Энцелада.

 

6

Эуклидес Пейшоту позвонил Шри за несколько часов до того, как она должна была предстать перед Сенатской комиссией по разведке. Вместе с Альдером, группой ассистентов, юристов и консультантов Шри завтракала и репетировала свои свидетельские показания. Женщина вышла на террасу, и Эуклидес сообщил ей, что встреча с предателем подполковником Мануэлем Монтанем состоится сегодня в три часа пополудни.

— Сегодня?

— Не беспокойтесь, профессор–доктор. У вас предостаточно времени, — сказал Эуклидес.

Он поведал ей план: Шри предстояло отправиться на прогулку по центральному бульвару возле озера Параноа — предатель будет ждать ее в дальнем конце аллеи.

— И что потом?

— Всё как мы условились. У Монтаня нет причин подозревать вас. Мои люди будут наблюдать за вами и тут же вмешаются, если что–то пойдет не так. Хотя это маловероятно. Как бы то ни было, я уверен — вы сделаете всё возможное, чтобы никаких неприятностей не возникло, правда?

— Прекратите злорадствовать. Вы дискредитируете нас обоих.

— Вы не в том положении, чтобы учить меня манерам. Когда получите иглу данных, встретитесь с одним из моих помощников — он даст вам взамен иглу с фальсифицированной информацией, которую вы доставите дяде.

— Больше от меня ничего не требуется? — уточнила Шри, хотя знала, это далеко не всё: кое–какие планы имелись у нее самой.

— Ничего. Вы приняли правильное решение, профессор- доктор, и не пожалеете, что помогаете нам.

На заседании Сенатской комиссии по разведке Шри зачитала ответы на заранее предоставленные ей вопросы. После короткого перекрестного допроса председатель поблагодарил женщину и отпустил. Пришел черед Альдера давать показания под присягой. Шри, сидящая рядом, гордилась тем, как ее сын предстал перед четверкой сенаторов и их советниками — ни капли страха, лишь спокойный ровный тон при ответе на вопросы.

Когда все закончилось, телохранители доставили Альдера домой, а Ямиль Чо повез Шри на встречу с полковником Монтанем. Они двигались по забитой транспортом улице: туда и обратно сновали велосипеды с нагруженными доверху прицепами и без них, армейские и гражданские грузовики, большие и маленькие автобусы, куда набилось столько людей, что создавалось впечатление, будто полчища муравьев налетели на крохотный кусочек съестного. Они проехали мимо монолитных суперквадр, закрывающих большую часть неба, отчего засаженные деревьями проспекты оказывались в вечной тени. На широких террасах нижних этажей теснились квартиры и магазины, вверх поднимались ярусы сельскохозяйственных платформ, оснащенных рядами солнечных батарей, а на крышах располагались ветряные генераторы, чьи гигантские лопасти отражали солнечный свет, подобно посылающему сигнал гелиографу.

Шри терпеть не могла Бразилиа с его бруталистской архитектурой, жарой, невероятно сухим воздухом и пылью, которую ветер приносил с плоскогорья, превращая небо в кроваво–красное полотно. Но больше всего она ненавидела толкотню на улицах, работяг в дешевых безвкусных одежках, с телами и лицами, не модифицированными генной инженерией, — сокрушительное количество людей, которых сюда привели необходимость и идеология. Земля принадлежала Гее, а людям доставались города — тенденция, зародившаяся с началом сельского хозяйства, достигла своего апогея. Сегодня практически каждый человек жил в городе. Мегаполисы больше не высасывали жизнь из окружающей сельской местности, не выкачивали водные, продовольственные и минеральные ресурсы в радиусе сотен и тысяч километров — отныне города обеспечивали себя всем: вода и отходы перерабатывались, еду выращивали в башнях–фермах, на крышах зданий и поднятых платформах. Словно чумные зоны, урбанистические островки теперь были изолированы от окружающей их возрожденной и восстановленной дикой природы.

Вонь с улицы просочилась в систему вентиляции лимузина. Пот, дешевый парфюм, аромат благовоний с алтарей и из храмов, дым готовящейся на огне пищи, резкий сладковатый запах газохола — все это превращалось в гремучую смесь, которая липла к коже Шри. Акустические системы, украшающие автомобили, громкоговорители над магазинами и ларьки вдоль тротуаров оглушали какофонией самой разнообразной музыки. Жизни людей разворачивались у всех на виду, словно то были не люди, а животные. Прямо на улице их стригли, им лечили зубы, накалывали татуировки, сканировали. Под сенью деревьев, выстроившихся по сторонам широкого проспекта, они ели, смотрели кукольные шоу, представления акробатов и танцоров, слушали бродячих проповедников, которые разглагольствовали на перекрестках, возле придорожных храмов с целым зоопарком тотемов. Для рабочего люда Гея была не научным концептом, не совокупностью связанных между собой биомов планеты, но древней богиней, мощной и все же такой ранимой. Они выбирали духов животных и с их помощью молили ее о заступничестве, просили о прощении за те жуткие раны, что человечество ей нанесло. Они молились о возрождении. В этих вульгарных храмах Гею изображали Афродитой, что, нагая, поднимается из морских глубин на раковине, или многорукой танцовщицей, раздувшейся фигурой беременной женщины и даже хохочущим ребенком, который танцует в залитом солнечным светом лесу.

Какое чудовищное невежество, и заполнить эту пропасть нет никаких шансов, думала Шри, глядя через затемненное стекло бронированного лимузина на карнавальные улицы. Иногда она мечтала о том, чтобы человечество покосила чума, сократив население до безопасного уровня. Она мечтала о девственной зеленой планете, по равнинам и лесам, морям и океанам которой будут ходить, ездить или плавать всего десять миллионов человек. Это были бы высокие сильные умные особи, которые трепетно относились бы к земле. Они создали бы единую планетарную сеть и несли бы с собой цивилизацию. Утопия, в которой все люди походили на нее саму. Климатические изменения, войны за воду и сельскохозяйственные угодья унесли миллиарды жизней, еще столько же погибло во время Переворота, но этих смертей оказалось недостаточно.

В мыслях Шри пронеслись безжизненные пустые ландшафты спутников Сатурна, сады в их городах и оазисах, зеленые соборы, свидетельствующие о триумфе разума.

Женщина вдруг заметила, что движение замедлилось, образовалась пробка. По улице пронеслась раскатистая песня автомобильных клаксонов, крики недовольных водителей. С площади с диким ревом высыпала на улицу толпа. Ямиль Чо связался с кем–то по гарнитуре, а затем сообщил Шри, что возникла небольшая проблема, но ничего неразрешимого.

— Там что, митинг?

— Полагаю, мэм, это мятеж. Из–за войны.

— Мятеж?

— Людей пичкают пропагандой. Логично, что их возмущение и гнев находят выход. Они жгут чучела, распевают лозунги. Как правило, ничего серьезного. Телевидение освещает эти события так же, как и матчи по мини–футболу.

— Я не смотрю новостные каналы.

Шри вспомнила, что давным–давно сказал ей Оскар, когда однажды она пожаловалась на то, сколько людей не приносят никакой пользы миру, а просто существуют — сосуды из плоти, подчиняющиеся слепому репродуктивному зову своих генов. Ее наставник считал, что психология толпы развилась после того, как человек стал жить в больших многонаселенных городах. Хотя сборища уродливы и жестоки, они несут в себе смысл: толпа собирается вокруг раны в народной психике, подобно лейкоцитам у очага инфекции. Это своего рода предохранительные клапаны, которые дают выход разочарованию и неудовлетворенности. Таким образом люди объединяются против реального или выдуманного врага. Сборища были всегда, сказал тогда Оскар. Какую бы форму ни принимало государство, сборища оставались константой цивилизации. Властители верили, будто они всё контролируют, будто вознеслись над толпой и правят по общему согласию или божественному праву, а иной раз управляют силой, но на самом деле они становились всего–навсего слугами толпы.

Ямиль Чо снова связался с кем–то по гарнитуре и затем обратился к Шри:

— Полиция уверяет, что мы в относительной безопасности, пока остаемся в машине. Я постараюсь вывезти нас отсюда как можно скорее, но лучше действовать незаметно.

— Мы в лимузине, мистер Чо. Едва ли мы можем оставаться неприметными. Кроме того, мы не можем пропустить встречу. Поэтому давайте выбираться прямо сейчас.

— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал Ямиль и стал потихоньку выводить лимузин.

Толпа собралась вокруг гигантского людского дерева в центре площади. Людские деревья были наследием Авернус: она создала их, прежде чем покинула Землю и отправилась на Луну, еще до Переворота. Такие сажали в каждом городе. Из их сладкого сока делали сироп, вино, пиво; размяв семянки, можно было получить биотопливо, а в сочленениях ветвей топорщились богатые белками наросты; кору использовали для производства специй и антибиотиков, а еще ее варили и изготавливали особый вид бумажной ткани; питательные листья ели сырыми. В таком дереве можно было прожить всю жизнь, ни в чем не нуждаясь. Многие праведные мужчины и женщины так и поступали — редко когда встречалось людское дерево, в котором не обитал бы нищенствующий монах или какая–нибудь ясновидящая.

С одной из нижних широких ветвей дерева на площади что–то свисало. Пока лимузин объезжал толпу по краю, Шри заметила, что это труп мужчины–альбиноса: его голова неестественно свешивалась на сторону, шея была сломана, одежда порвана. К груди ему прикрепили плакат с двумя словами, написанными, судя по всему, кровью: «Против природы». Люди колошматили ноги трупа палками, как пиньяту, швыряли в него камни и фрукты, даже ботинки. Они стаскивали с себя обувь и бросали в подвешенную фигуру.

Неужели они приняли его за дальнего? Или просто вымещали на нем зачатки своего гнева по отношению к постлюдям? Шри вдруг поняла, что все это не важно. Значение имела лишь ярость толпы.

Стайка полицейских беспилотников и одноместных вертолетов зависла на разной высоте над многоярусными террасами и проходами между суперквадрами, окружающими площадь с трех сторон. Обычно служители закона не вмешиваются напрямую в подобные ситуации, пояснил Ямиль Чо: это может лишь разжечь гнев толпы.

— Они распылят феромоны, пытаясь успокоить бунтовщиков.

— Не похоже, чтобы от их действий была польза, — заметила Шри.

Все больше и больше людей собиралось на площади — так сбегаются муравьи, манимые кусочком сахара. Люди заглядывали в тонированные стекла автомобиля — мимо проплывал парад ухмыляющихся, смущенных, разгневанных, заплаканных лиц. Кулаки барабанили по кузову и крыше машины. А лимузин трясся на жесткой подвеске, словно лодчонка в бушующем море. В дальнем конце стали разгораться драки — толпа обратила ярость против самой себя. В нескольких сантиметрах от лица Шри что–то ударило в окно — по стеклу сползали кусочки фрукта, оставляя липкий след. И тут на машину обрушился град камней и фруктов. Какой–то мужчина принялся лупить по лобовому стеклу палкой, вырванной из придорожного ларька. Ямиль Чо навел на него гамма–лазер, и мужчина тут же выронил деревяшку, упал на колени и закричал в агонии: луч воздействовал на болевые рецепторы. Толпа нахлынула и принялась раскачивать лимузин из стороны в сторону, но тут же подалась назад, когда по корпусу автомобиля пропустили пятьдесят тысяч вольт.

Ямиль Чо посоветовал Шри пристегнуться. Как только щелкнул ремень безопасности, лимузин дернулся вперед, объехал грузовик, разукрашенный благочестивыми лозунгами, и оказался на тротуаре — пешеходы бросились врассыпную. Автомобиль набирал скорость, сбивал попадающиеся на пути ларечки. Секретарь Шри профессионально маневрировал на забитой улице и при этом спокойно разговаривал с полицией. Когда лимузин снова выбрался на дорогу, к ним, мигая сигнальными огнями и включив сирену, спикировал вертолет — путь постепенно расчистился.

Уже через несколько кварталов все пришло в норму — обычное движение, никаких чрезвычайных ситуаций на улицах. Ямиль Чо поблагодарил полицейских, и вертолет, накренившись носом вперед, унесся назад к месту беспорядков.

— И часто происходят эти военные бунты? — поинтересовалась Шри.

— Теперь как минимум один раз в день, мэм. И не только в Бразилиа.

— Это уже не остановишь, — констатировала Шри.

— Как правило, мятежи быстро утихают сами по себе. — не согласился с ней мужчина.

— Я говорила о войне, мистер Чо. Войны не миновать. Люди высказали свое мнение — они жаждут конфронтации.

— Да, мэм.

Ямиль Чо проехал квартал и лишь затем добавил:

— Осмелюсь заметить, вы поступаете правильно. Вовсе не потому, что война неизбежна. Просто так и надлежит действовать.

— Спасибо, мистер Чо. — Откровенность секретаря удивила и тронула Шри: никогда прежде тот не высказывал своего мнения.

Профессор должна была встретиться с подполковником Монтанем в большом парке с зелеными лужайками и группками деревьев, растущими вдоль длинного озера, которое образовалось, когда люди пустили три реки по новым каналам. По воде туда–сюда скользили парусные лодки, гонимые горячим ветром. Они напоминали стайки разноцветных бабочек. Шри направлялась вдоль центральной аллеи мимо ларьков, скамеек и сгрудившихся столиков для пикника. Семейства. Влюбленные, держащиеся за руки. Восхищенные кукольным шоу дети. Все отдыхали.

В дальнем конце аллеи никого не оказалось, и только обрывок бумажки был прикноплен к решетчатому сиденью на самой последней скамейке. На записке значился адрес.

— Меры предосторожности. Неплохо, — заявил Ямиль Чо, когда Шри, изжарившаяся на солнце и в дурном настроении, села в лимузин. — А парень знает, что делает.

— Эти глупые игры ему не помогут.

— Разумеется, нет.

— За нами по–прежнему следят?

— Первый хвост мы сбросили, когда проезжали мимо бунтовщиков, но здесь нас ждала вторая команда. Хотя они тоже могут легко потерять нас по дороге. Только скажите.

Шри покачала головой.

— Нет, пусть следуют за нами. Хочу, чтобы Эуклидес знал: я выполнила всё в точности, как он просил.

Теперь рандеву должно было состояться в самом обыкновенном кафе возле Кладбища надежды. Как и в тысяче других подобных забегаловок, здесь, в тени раскидистых ветвей людского дерева, расположились столы со стульями да ларек, где продавали кофе, фруктовые соки, жареные пончики и пирожки с креветками. Шри присела, а когда подошел официант, заказала стакан мангового сока. Правда, пить этот коктейль из бактерий и грязи она не собиралась. Спустя несколько минут черноволосый мужчина, явно не официант, поставил перед ней бокал, а рядом положил салфетку.

— Я друг подполковника Монтаня, — сказал он. — Знаете ли вы, что за нами следят?

— Я подозревала, — призналась Шри.

— То, что вам нужно, завернуто в салфетку. Мы должны соблюдать осторожность. Надеюсь, вы это понимаете. Всё ради вашей безопасности, не нашей.

На мгновение Шри охватили сомнения — она даже порывалась предупредить незнакомца, что все это спектакль, что Эуклидес Пейшоту собирался сфабриковать данные, да и сам экопроповедник, которого они, вне всяких сомнений, почитали, не нуждается в этой информации — он лишь хотел испытать Шри на преданность. Молодой человек, представший перед Шри, и подполковник Монтань наверняка верили, что их поступок повернет ход истории, только вот на самом деле они оказались вовлеченными в игру, которой не понимали, и теперь были обречены: их перехитрили. Всего несколько слов — и Шри могла их спасти. На миг она поддалась порыву — голова закружилась, мысли спутались, но тут же все прошло. Она вновь себя контролировала.

— Должен признаться, доктор Хон–Оуэн, встреча с вами — необычайное событие, — промолвил молодой мужчина, и лицо его озарила радостная улыбка. — Вы делаете великую и очень важную работу. Позвольте выразить мое восхищение вами: вы пришли сюда, вы появились перед этой комиссией, состоящей сплошь из старых дураков, и рассказали им правду о наших братьях и сестрах.

— Братьях?..

— Все мы дети Геи. И на Земле, и в других мирах. Пожилое поколение жаждет войны, но мы–то с вами знаем, что она навязана. Старики пытаются отрицать эволюцию: они переделали мир под себя, а теперь боятся перемен, потому что знают — тогда они лишатся власти. Я читал ваши труды, доктор Хон–Оуэн. Вы на нашей стороне — осознание этого делает меня куда счастливее, чем я могу выразить словами. Уверен, вы во что бы то ни стало передадите наш маленький подарок нужному человеку. — Друг подполковника Монтаня закончил свою тираду, развернулся и пошел прочь, мимо столов и стульев, а затем слился с потоком людей, движущимся по широкому тротуару.

В воздухе мелькнула вспышка — солнечный свет отразился от крохотного, размером со шмеля, дрона, что выпорхнул из тени дерева и направился следом за мужчиной, рассекая небо над головами людей. Шри аккуратно сложила бумажную салфетку, опустила ее в карман и поспешила обратно к лимузину.

Когда профессор вернулась в свою квартиру, Альдер и Берри играли в подобие водного поло в бассейне, расположенном на внушительных размеров террасе. Остановившись возле балконной двери, женщина наблюдала за тем, как дети плескаются и кричат. Альдер был быстр и хитер, зато в том, как Берри двигался в воде, чувствовались изящество и сила, да и мячом он владел большую часть времени. В отличие от старшего брата, Берри был зачат естественным путем, когда Шри соблазнила Стамаунта Хоума, родню Пейшоту на одну восьмую и заместителя начальника безопасности на тот момент.

Честно говоря, Стамаунт позволил себя соблазнить. Все–таки по интеллекту, хитрости и амбициям он ничуть не уступал Шри. Вместе они могли положить начало могущественному роду, но через пять месяцев после того, как Шри забеременела, Стамаунта убили в ходе операции по ликвидации племени бандитов, устраивавших диверсии на трансандской железной дороге. Шри будет оплакивать его гибель до конца дней. На безымянном пальце левой руки она носила изящное плетеное кольцо, изготовленное из кости, которую профессор вырастила из остеобразующих клеток Стамаунта. Также в память о нем Шри ни разу не производила модификацию генов Берри: мальчик унаследовал от отца красивую наружность, правда, не более того.

Ребенком Берри был добродушным, но только до той поры, пока получал, что хотел, и получал незамедлительно. Выдающимся интеллектом он не отличался, часто ленился, а в последнее время проявлял склонность к бездумной жестокости. После нескольких инцидентов с товарищами по играм — благо все они были детьми слуг — Шри пришла к выводу, что ребенка нельзя оставлять наедине с детьми младше него. Несмотря на характер, Берри всегда сильно и беззаветно любил мать и брата, оставался им бесконечно преданным. Шри души в нем не чаяла и с большим терпением относилась к его выходкам, помня, что сын всегда будет зависеть от нее, нуждаться в том, чтобы мать защитила его от его же глупости и импульсивности. Когда Шри позвала его, Берри вылез из бассейна и покорно потопал к матери, а затем рассказал, как ездил на городскую ферму. Она отвлеклась от проблем и забылась, внимая его радостной болтовне. Она взяла на себя обязательства. Назад пути нет. И нечего страдать по этому поводу.

Однако позже в постели, когда мускулистое тело Ямиля Чо скользило по ней, подобно змее, когда его умелый язык, рот и пальцы заставляли Шри кусать губы, лишь бы не закричать, — тогда в разгоряченной темноте перед глазами промелькнуло лицо обреченного молодого человека, доставившего иглу памяти.

 

7

— А вот и он, — заявил Ньют.

«Слон» скользил вокруг Сатурна, приближаясь к Энцеладу. Впереди из–за дымчатого края газового гиганта показался Мимас. Одно окошко в пространстве памяти корабля выдавало увеличенное изображение «Гордости Геи»: ее овальный черный корпус четко выделялся на фоне изъеденной кратерами поверхности маленького спутника. На другом демонстрировались данные радара. Что–то крохотное и едва уловимое мелькнуло на фоне мощного эхо–сигнала бразильского корабля, слилось с ним и двинулось дальше. Мэси поинтересовалась у Ньюта, что это было, уж не один ли из боевых однопилотников?

— Скорее свита, — ответил мужчина. — Два–три наших корабля постоянно следят за бразильцами.

Он увеличил оптическое изображение, и на экране высветились две яркие точки, зависшие на разных уровнях позади «Гордости Геи».

— По размеру походят на «Слона»? — уточнила Мэси.

— Да, примерно.

— Большой корабль эта «Гордость Геи».

— И еще два движутся в нашу сторону.

— Ты когда–нибудь делал что–то подобное прежде? Был в дозоре? Следил за кем–то?

— Пару раз, быть может. Так, проносился на бреющем полете.

— Их этим не отпугнешь.

— Конечно, нет. Но мы обязаны напомнить землянам, что далеко не все рады их присутствию. Кроме того, мы хотим знать обо всем, чем бразильцы здесь занимаются. Вот потому и летаем поблизости. Забиваем им телеметрию и радар. Сбрасываем небольшие бомбы. В общем, досаждаем, как можем, и надеемся, в итоге допечем их и деморализуем. Ты наверняка считаешь, что это ребячество.

— Я думаю, что никто из вас ни разу не участвовал в настоящей войне, где стреляют и убивают.

— Хочешь сказать, когда развернется действо, я должен отсиживаться и надеяться на лучшее, так? Или еще хуже того — сдаться прежде, чем всё начнется? Как люди Каме лота.

— Я лишь надеюсь, что ты не лелеешь романтическую фантазию о том, как выйдешь героем после столкновения один на один с однопилотником. Потому что тебе не выжить после такой встречи.

— А знаешь, почему я проголосовал против альянса с Парижем?

— Ну уж точно не для того, чтобы меня порадовать.

— Если оставить в стороне тот факт, что Мариса Басси хвастун и трепло, я прекрасно понимаю: нам не под силу переиграть землян в ими же затеянной игре. Чтобы победить, нужно оказаться умнее их, — принялся втолковывать Ньют. — Тебе стоит задуматься над этим. Если начнется война, тебе понадобится надежное укрытие. Потому что рано или поздно бразильцы явятся за тобой. Глядишь, тогда ты поймешь: отсиживаться — не лучший вариант.

Мэси прекрасно осознавала, что Ньют ждет не дождется, когда она примется расспрашивать его о планах, о том, что он с друзьями собирается предпринять здесь и в других частях системы Сатурна. Но в то же время она знала, что парень просто ее дразнит, флиртует. Ловит кайф.

— В отрядах мелиорации и реконструкции я усвоила один урок, — отвечала она. — После контакта с врагом все планы идут псу под хвост.

Ньют рассмеялся:

— Похоже, придумать хороший план тебе еще ни разу не удавалось.

Энцелад представлял собой яркий белый снежный ком. Слои ледяных кристаллов образовывали относительно ровный рельеф поверхности и отражали большую часть солнечного света, падавшего на спутник. На Южном полюсе под хрупкой коркой яростно бурлила горячая вода, которая потом гейзерами вырывалась наружу сквозь трещины и замерзала в вакууме четырехкилометровыми ледяными перьями. Большая часть жидкости обрушивалась обратно на равнину, полосатую, словно тигр, и обновляла ее узор. Но какой–то объем преодолевал силу притяжения и попадал на орбиту Сатурна, вливаясь в кольцо Е. В диаметре спутник не превышал пятисот километров: он был настолько мал, что давным–давно превратился бы в твердый кусок льда, если бы не большое содержание аммиака в воде, отчего температура замерзания стала почти на сто градусов ниже, да влияние радиоактивного распада и приливных сил, вырабатывающих достаточное количество тепловой энергии, чтобы вода оставалась в жидком состоянии. В общем, геологическая активность на крохотном спутнике все еще продолжалась. Пока «Слон» кружил над планетой, приближаясь к Багдаду, Ньют проводил экскурсию: он показывал Мэси мозаику из разных типов рельефа — были здесь испещренные трещинами территории, сжатые гряды торосов, гладкие равнины, чью поверхность недавно залило свежим льдом, сглаженные кратеры, пересеченные разломами…

У горизонта показался купол города. Поселение расположилось на древней равнине со множеством кратеров, хотя слои льда со временем сделали рельеф более ровным. Приземлившись, Мэси и Ньют сели на автобус, который ехал в Багдад. Купол стоял на подушке из аэрогеля и фуллерена, а сам город разместился внутри небольшого кратера, чьи стены служили своеобразной крепостной стеной. Чашу заполнили талой водой, создав круглое озеро с рифами, зарослями ламинарии, островками мангровых деревьев и скоплениями водяных лилий. В самом центре на зеленых островах возвышались скелетообразные опоры города. Подпираемые фуллереновыми балками, они служили основой для платформ и террас, засаженных деревьями, покрытых садами, усыпанных домами–капсулами всех цветов радуги. Между собой их связывала паутина изящных мостиков и спусков, зиплайнов и фуникулеров.

Следуя инструкциям, Мэси отвела Ньюта в кафе в одной из башен на окраине города. Там он съел тарелку вегетарианского тажина, выпил несколько чашек мятного чая, сделал несколько звонков в различные конторы, расхвалив им свой груз: джинсовую ткань ручной работы и восемь сортов кофе. Позже он встретится с одним из партнеров, час, а то и два будет торговаться, приводя в пример схожие сделки, совершенные на фондовой бирже за последнее время, откажется от скидок и удачных предложений на другие товары, лишь бы как можно выгоднее купить специи и фармацевтические дрожжи, которые Ньют хотел привезти на Диону. Вся экономика Внешней системы держалась на подобных сделках, а также на обмене кредитами: эта запутанная схема отслеживала и индексировала социальный статус и вклад каждого гражданина во всеобщее благо. Если присмотреться, то процесс куда больше походил на игру, чем на реальную финансовую систему: торговцы нередко блефовали ничуть не хуже игроков в покер, а зашедшие в тупик переговоры часто заканчивались бросанием игральных костей.

Мэси развалилась в шезлонге и попивала сладкий мятный чай, стараясь не думать о том, для чего она здесь. Политика тоже своего рода игра, а Мэси была игроком неопытным, наивным и лишь смутно представляла себе правила. Ей оставалось лишь раскрыть свои карты и импровизировать, положившись на доброту незнакомых людей.

Вечер только начался. Тускло светили фонари, еще не разгоревшись. Панели купола постепенно темнели, и вскоре снежно–белый пейзаж за пределами города растворился в черноте. Крупные волны лениво катились по озерной глади, раскачивая мозаику из огромных листьев водяных лилий. Несколько человек парили низко над водой — этакий воздушный балет. Они кружились в танце, словно летучие мыши, в черном небе под диском Сатурна. Из–за низкой гравитации на всех спутниках человеческие полеты стали популярным видом спорта. Мэси несколько раз пробовала летать в обители клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф: она скользила между платформами, закрепленными высоко на опорах купола. На Энцеладе же гравитация была столь мала, что люди весили не больше, чем ворона на Земле, и потому парили все время. Одевались они в костюмы с крыльями, а некоторые личности, вроде тех, что сейчас резвились над озером, меняли свое тело, наращивая от запястий до щиколоток кожные складки вроде перепонок, модифицируя мышечную ткань и способности гемоглобина переносить кислород, что позволяло им летать часами.

Ньют покончил с деловыми звонками, поболтал кое с кем из друзей и наконец–то снял спексы.

— Твой таинственный связной опаздывает, — сказал он Мэси.

— Не сильно.

— Если они так и не появятся, расскажешь мне, в чем заключался план?

— Они придут.

— Когда закончишь, тут есть несколько баров, которые, уверен, придутся тебе по душе. Один у воды, а другой посреди зарослей ламинарии, — принялся рассказывать Ньют. — Спускаешься под воду и оказываешься в этаком воздушном куполе.

— А что, если напьешься? Как тогда выбраться на поверхность?

— Там подают чай. Любые сорта. Пьешь чай, любуешься рыбками через стекло, можно перекусить немного, а потом возвращаешься обратно.

— Звучит здорово. Ой, что это?

С соседней башни раздался протяжный напев и разнесся по округе, погружающейся во тьму.

— Призыв к молитве, — пояснил Ньют. — Что, у вас в Великой Бразилии нет мусульман?

— Конечно, есть, только мне они не попадались.

Над широкой террасой пронеслась тень — человек в зеленом костюме с крыльями, похожий на распятие, поймал восходящий поток и унесся к озеру.

— Багдад — город верующих, — продолжил Ньют. — Мусульмане, христиане, индуисты, иудеи — кого здесь только нет. В Камелоте на Мимасе есть буддийский храм. Да и те, кто организовал в Париже Постоянные дебаты в поддержку мира, тоже буддисты.

— Напомни–ка мне, как называются эти монахи? Ну те, что держат рёкан возле стены кратера Дидо.

Шесть месяцев назад Мэси ездила туда с Ньютом, Питом, Джанко и Джанпей Асаи. В саду, покрытом мхом, среди зарослей бамбука они погрузились в горячий источник, выдолбленный в куске сидерита, потягивали рисовое вино, закусывали маринованными овощами, обсуждали проект системы телескопов и созерцали голый пустынный пейзаж, раскинувшийся за пределами рёкана.

— Синтоисты, — ответил Ньют. — Некоторые буддисты тоже исповедуют синтоизм. По крайней мере, те, у кого предки — японцы.

— Но, насколько я заметила, члены клана не принадлежат ни к какой религии.

— Да, мы чертовы рационалисты, — сказал Ньют. — А ты? Полагаю, некогда ты была верующей.

— Когда–то да.

— Но не теперь.

— Нет.

— А что произошло? Ты отказалась от религии, когда сбежала и увидела, что может предложить тебе этот огромный мир?

— Да нет, все случилось раньше, — отозвалась Мэси. — Наверное, я потому и решилась на побег.

Девушка в зеленом крылатом костюме вновь направилась к террасе — скользнув над водой, она в последний момент ушла вверх и аккуратно приземлилась на дальнем конце помоста. Крылья окутали ее фигурку, словно плащ. Гостья сняла защитные очки и, тряхнув головой, направилась к парочке. По ее плечам рассыпались черные волосы.

Ньют посмотрел на девушку, затем на Мэси и расхохотался.

Летающая незнакомка оказалась Юли, дочерью Авернус.

Местом для беседы Мэси и Юли выбрали капсулу с корпусом из плексигласа и наполовину вытертым мехом на полу. Капсула была подвешена высоко, там, где кончалась группа подсвеченных башен. Едва землянка принялась объяснять, какая именно помощь требуется от Юли, как девушка оборвала ее на полуслове и заявила:

— Я всё понимаю.

— Всё?

— Тут же всё просто. Маркса Басси хочет, чтобы ты рассказала общественности про Великую Бразилию, про Землю. Откажешься — и он причислит тебя к предателям, назовет шпионкой. Согласишься на интервью с одной из его марионеток — и станешь частью его военной пропаганды. Но ты веришь, что мы можем помочь тебе найти выход из этой ловушки. Считаешь, что разговор с моей матерью даст тебе шанс ответить на брошенный Басси публично вызов и при этом не быть ему обязанной, не ввязываться в его дела.

— Я прилетела сюда как член миротворческой миссии. Продвигать идеи взаимопонимания между Великой Бразилией и Внешней системой — вот для чего мы прибыли к Сатурну. И я до сих пор в это верю. Я готова говорить о Земле с любым, кто согласится слушать, и постараюсь как можно полнее и правдивее ответить на все вопросы. Только вот Мариса Басси жаждет услышать о том, как могущественные кланы захватывают богатство и власть, угнетают остальных. Ему подавай ужастики, которые оправдают его действия.

— Скажи честно, мы в состоянии остановить войну?

— Скорее всего, нет.

— Мама думает иначе. Вот почему она осталась в Париже своего рода заложницей и теперь выступает против Марксы Басси. Она использует кредиты и все имеющиеся у нее связи здесь, в Великой Бразилии, да и в других частях Земли, чтобы остановить неизбежное. Она вбила себе в голову, что враг не нанесет удар по Парижу до тех пор, пока она там, ведь земляне хотят захватить ее живой. Мы пытались переубедить ее, доказать, что она переоценила собственную значимость и недооценила амбиции и агрессию противника. А еще тот факт, что враг нас боится, точнее, боится того, чем мы можем стать. Только вот мама нас не слушает. Говорит, мы отъявленные пессимисты. Хотя побеседовать с тобой она согласилась.

Юли сидела, скрестив ноги, на теплом голубоватом мехе. В крылатом костюме она казалась невесомой тростинкой. Лицо сердечком обрамляли черные как смоль волосы, спадающие на плечи. Они оттеняли белоснежную кожу и ярко–зеленые глаза. На вид ей было лет восемь, но ростом она не уступала Мэси, да и во взгляде царили уверенность и серьезность. Юли всё просчитывала. Ходили слухи, будто она не биологическая дочь Авернус (учитывая возраст гения генетики, обратное было бы просто чудом), а клон или конструкт. Существовали и другие версии — например, что Юли гораздо старше, но благодаря генетическим модификациям не стареет. Так или иначе, было в девушке что–то потустороннее.

— Не думаю, что мне удастся переубедить вашу мать, — сказала Мэси.

— Я и не жду от вас этого. Никому не под силу заставить маму изменить свое мнение. Может, когда у нее будут все факты, она передумает, да и то гарантий нет. Все же мы должны постараться и обеспечить ее информацией. Полтора столетия назад мама покинула Землю. Она пыталась оставаться в курсе всего происходящего на голубой планете, но прекрасно понимает, что в ее знаниях имеются серьезные пробелы. Вот здесь вы бы очень пригодились. Мама хочет услышать правду — чистую, без всяких прикрас. Она задаст вам вопросы и желает получить на них честные и полные ответы, насколько это возможно. Вы согласны?

— Вы правильно заметили — я за тем и приехала.

— В Париж вам нельзя: Мариса Басси может арестовать вас. Мама же ни за что не уедет из города. Однако это поправимо. — Юли достала пару виртуальных перчаток из кармана. — Наденьте их. И ваши спексы.

— Что? Хотите устроить интервью прямо сейчас?

Юли засмеялась и на мгновение стала похожа на самую обыкновенную маленькую девочку.

— Конечно. Мы догадались, о чем вы попросите, и решили принять предложение еще до того, как условились о встрече. Ну а коль скоро вы собираетесь поведать миру правду, то времени на подготовку вам, конечно же, не потребуется.

— Разговор появится в сети?

— Прямая трансляция, никакого монтажа.

— Похоже, вам и правда удалось предугадать всё, о чем я попрошу.

— Война неизбежна. Она всё изменит. Я прекрасно это понимаю, правда, пока не могу сказать, как именно переменится жизнь. Остается лишь надеяться, что в отдаленном будущем все станет только лучше. Ну а для меня самый хороший исход и предел мечтаний, если мама не только выживет, но и не попадет в плен. Поэтому будет здорово, если она придет в себя и покинет Париж, пока не стало слишком поздно. Мы сделаем все, что в наших силах, дабы ее переубедить. Даже это.

— Никогда не боялись, что вашу прямолинейность могут принять за грубость?

— Правда не должна никого оскорблять. Я в отчаянии — вы тоже. Но мы можем помочь друг другу. А теперь, думаю, вам лучше прилечь. Не пытайтесь двигаться в аватаре, пока не привыкнете к задержке во времени.

— Где ваша мать встретится со мной? — поинтересовалась Мэси, натягивая перчатки.

— В одном из своих садов, — ответила Юли и надела спексы.

Стоило Мэси принять горизонтальное положение, как изображение в спексах исчезло, а затем установилась связь и заработал режим дистанционного присутствия. Девушка одновременно лежала на мягком теплом меху и находилась в аватаре, стоящем возле прозрачной стены. Впереди простиралась обширная область кристально чистого воздуха, а вдали виднелась пыльно–желтая воронка торнадо, сужающаяся и теряющаяся в слое красно–коричневых кучевых облаков. Время перевалило за полдень. В голубом, так похожем на земное небе среди белых облаков сиял крохотный солнечный диск. С одной стороны гигантского урагана зависла стайка прямоугольных блоков с острыми краями.

Мэси вызвала виртуальный рычаг управления и развернула аватар, чтобы посмотреть, где в итоге оказалась. Большое квадратное помещение было полностью прозрачным, разве что на полу виднелась едва заметная координатная сетка. Сама комната располагалась на верхнем этаже высокого цилиндрического здания, зависшего в воздухе. У основания и наверху башню окольцовывали гигантские стеклянные трубки с прозрачными камерами. Здесь же крепились двигатели системы ориентации. Кое–где на разных этажах стояли другие аватары: они походили на замершие на шахматной доске фигуры, только ростом с человека и такой же формы. Один зашевелился и двинулся к Мэси, слегка покачиваясь при ходьбе. В голове у женщины раздался голос:

— Я — Авернус. Добро пожаловать на Дип Эдди.

Мэси тоже представилась и поинтересовалась, существует ли это место на самом деле.

— Да, всё совершенно реально. Мы находимся в водном поясе Сатурна, на три километра вглубь атмосферы, — пояснила Авернус. — Белые облака вон там — водяной пар, как и вертикальная воронка, которую порождает горячая область в зоне жидкого водорода далеко внизу. Поднимаясь, газ охлаждается, хотя его температура по–прежнему превышает температуру окружающей среды. Рассеивание тепла приводит к образованию облаков — точно так же рождаются ураганы на Земле. Ветра, огибающие ураган, рассеивают смог, который формируется в результате анаэробных процессов. Благодаря этому мы с вами можем любоваться столь прекрасным видом — куда ни глянь, воздух прозрачен на тысячи километров.

Мэси полюбопытствовала, что за прямоугольники висят неподалеку. На это Авернус ответила, что ей проще показать, чем описывать.

— Как только закончим здесь, отправимся и туда. Бразильцы организовали нелепый спектакль с однопилотниками, чтобы разнюхать, что это за место. У них ничего не вышло, но, не сомневаюсь, сейчас они наблюдают за нами. Разве можно было придумать лучшее место для встречи? Мне больше скрывать нечего. Если земляне хотят узнать о моей работе или о чем–то еще, им нужно лишь спросить. Мы не производим здесь смертоносное оружие и не прячем монстров. Люди отправляются сюда, чтобы созерцать красоты этого мира или чтобы встретиться с кем–то. Вот и мы прибыли сюда с той же целью — встретиться, поговорить. Для начала расскажите, как вы здесь оказались.

— Это довольно длинная и запутанная история.

— Времени у меня предостаточно.

Они провели за беседой почти час. Мэси поведала Авернус о бегстве из Церкви Божественной Регрессии и той непутевой жизни в банде, что она вела в Питтсбурге, прежде чем вступила в отряды Службы мелиорации и реконструкции. Она рассказала о том, как помогала разбирать руины в Чикаго, не забыв упомянуть о спасении Фелы Фонтейн и последующем повышении, о том, как стала частью команды № 553 СМР, а затем выиграла место в строительной бригаде, отправившейся в Радужный Мост на Каллисто. Авернус задавала массу вопросов. О политике и соперничающих фракциях разных кланов Мэси знала немного, зато она старалась как можно подробнее и честнее ответить на все остальные вопросы гения генетики.

Наконец Авернус сказала:

— Я обещала показать вам Дип Эдди. Позвольте, я возьму контроль над аватаром на какое–то время…

Картинка померкла всего на долю секунды, и вот Мэси уже висит над длинным прямоугольным ковром, сотканным из черных и ярко–алых лоскутков с крохотными вкраплениями белого. По его поверхности то и дело пробегают медленные ленивые волны, а края украшены черными сферами–бусинками. Поплавки. Позади на фоне голубого неба виднеются еще два прямоугольника.

— Это же сад! — радостно вскрикнула Мэси. — Вы разбили здесь сад!

— Я называю их рифами, — сказала Авернус.

Сейчас обе женщины находились в одном из небольших роботов, что возделывали рифы и следили за ними. Авернус отдала команду, и машина опустилась к парящему в небесах лугу. За исключением темной окраски, разработанной специально, чтобы поглощать максимальное количество света, растения на рифе ничуть не отличались от земных. Здесь можно было увидеть бугорки мха, скопления высоких и тонких травинок, густые заросли папоротника и черные лианы около метра длиной. Встречались цветы, похожие на подсолнухи, с короткими мясистыми стеблями и блюдцами–навершиями, которые собирали крохи солнечного света в серебристой сердцевине. А еще здесь были пушистые хлопковые клубочки, накапливавшие воду, когда риф проплывал сквозь водяные облака. В обмен на питательные вещества, получаемые из корней других растений, хлопковые волокна орошали близлежащую территорию. Более пятидесяти различных видов уживалось на рифе, каждый в своей ячейке, заполненной густой вязкой смесью углеродосодержащих веществ. Используя энергию фотосинтеза, растения превращали смесь в полезные органические молекулы. По краям платформы поплавки с черным покрытием в несколько нанометров толщиной поглощали солнечную энергию, которая служила для разогрева чистого водорода внутри них — этого оказывалось достаточно, чтобы рифы держались в воздухе и не опускались ниже, пока постоянные ветра гнали их вокруг торнадо Дип Эдди. Если рифы попадали в воздушные потоки, простирающиеся по краю воронки, их накрывало слоем метана и аммиака, которые ураган захватывал в холодных верхних слоях атмосферы. Микробы в вязкой почве впитывали эти жизненно необходимые питательные вещества, и таким образом рифы разрастались.

— Вначале мы засадили их одинаковой смесью семян, — пояснила Авернус. — Но с тех пор на каждой площадке установилось свое равновесие. Мы не вмешиваемся в их развитие, разве что стараемся удерживать их на позиции. Ну и делим рифы пополам, когда они становятся чересчур большими. Начали мы с десяти. По прошествии двадцати лет их насчитывается уже почти тысяча.

— И здесь никто не живет?

— По крайней мере, мне об этом неизвестно.

— Вы создали рифы, просто чтобы посмотреть, получится у вас или нет?

— Мне интересно исследовать безграничные возможности того, что Пер Бак назвал самоорганизующейся критичностью. Сложное и хрупкое равновесие, возникающее при симбиотической взаимозависимости хаоса и порядка, которое мы можем наблюдать в кучах песка, на свободных рынках и в экосистемах. В те дни, когда я чувствую себя на высоте, мне порой кажется, что я занимаюсь своего рода искусством. Правда, мир был бы скучным и серым, если бы мы во всем искали лишь выгоду и пользу. Я люблю создавать сады и надеюсь, что другим людям они подарят не меньше радости. До нашей с вами встречи лишь немногие знали о существовании Дип Эдди. Теперь же адреса и протоколы доступа к аватарам размещены в сети. Любой желающий может отправиться сюда. Даже люди с Земли. Особенно люди с Земли. Я хочу, чтобы они поняли: кроме моих садов и дикой красоты планеты, здесь нет ничего.

Мэси заметила нечто, похожее на сороконожку, оно медленно ползло в траве, подкрадываясь к жирным червякам, которые паслись на черной лиане.

— Ваши сады прекрасны, — похвалила Мэси.

— Спасибо. И благодарю за откровенность. Mнe нужно время, чтобы обдумать услышанное. А позже мы можем встретиться в другом саду и побеседовать снова.

— С удовольствием, — сказала Мэси, но связь к этому моменту уже оборвалась — сквозь прозрачные линзы спексов девушка видела фуллереновые балки и затемненные панели тента Багдада.

Возле прозрачной стены капсулы, скрестив ноги, сидела Юли. Ее силуэт выступал на фоне огней, что гирляндами обвивали жмущиеся друг к другу башни.

— Я проверила первые результаты опросов, — сказала она. — Хочешь узнать, что о тебе думают люди?

 

8

Прощание с Альдером вышло каким–то неловким и крайне официозным. Шри старалась выглядеть спокойной, невозмутимой и деловитой — всё ради сына. Мальчик же вел себя тихо и отстраненно: то, что ждало их впереди, его явно тревожило. Ближайшее будущее сулило опасности: недели, месяцы ему придется в одиночку лавировать среди предательских рифов, которыми полнится бурное море политики и власти.

Как только Шри отправится к Оскару Финнегану Рамосу, Альдера отвезут на деловую встречу с юристами Шри. В офисе его будут дожидаться двое мужчин — они тайком доставят мальчика на конспиративную квартиру. Небольшая пластическая операция, несколько генетических модификаций изменят внешность Альдера, сделают кожу темнее, а глаза приобретут другой оттенок. Тогда по поддельным документам ее сын двинется на машине и по железной дороге в Буэнос–Айрес, а оттуда на чартерном самолете — в Антарктиду. Весь этот спектакль был необходим: мало того что по приказу Альдер не имел права покидать Бразилию, так еще и Эуклидес Пейшоту непременно попытается его арестовать и допросить по прошествии нескольких часов.

Участок под исследовательскую лабораторию в Антарктиде Шри получила от правительства Великой Бразилии много лет назад. Большую часть своего скромного состояния профессор потратила на обустройство территории, а прошлой ночью она всё отписала старшему сыну. Команда юристов заверила, что любая попытка оспорить передачу имущества в суде потерпит неудачу. Конечно, Эуклидес Пейшоту со своими союзниками и друзьями мог попробовать конфисковать лабораторию, проведя через Сенат поправку к какому–нибудь закону, или просто–напросто захватить объект. Однако в первом случае, даже если Эуклидесу удастся найти тех, кто проголосует за поправку, судебные тяжбы будут тянуться годами, ну а на вооруженное нападение он со своими людьми едва ли решится, ведь тогда ему пришлось бы раскрыть карты и пожертвовать репутацией.

В общем, в Антарктиде Альдеру ничто не грозит. А еще он возглавит исследовательскую лабораторию и продолжит дело Шри, не дав ему погибнуть. Профессор надеялась, что в скором времени вернется с триумфом, однако прощаться все равно было нелегко.

— Жаль, что Берри не может полететь со мной, — сказал Альдер.

— Поверь, рядом со мной он будет в большей безопасности.

Накануне ночью Берри усыпили и положили в гибернационную капсулу, а затем вывезли из жилого комплекса на грузовике, который каждый вечер приезжал за мусором.

— Я буду по нему скучать, — признался Альдер. — И по тебе тоже.

Шри охватил порыв неутолимой нежности — ей захотелось сжать своего храброго прелестного мальчика в объятиях, прижать к себе крепко–крепко и никогда не отпускать, но сейчас она не имела права проявлять слабость и поддаваться сомнениям.

— Мы всё переживем, — заверила она. — Мы справимся. Впереди нас еще ждут великие дела.

— Я тебя не подведу.

— Я знаю.

Шри отправилась на вертолете, которым управлял Ямиль Чо, прямиком в Нижнюю Калифорнию. Они приземлились в контрольном пункте, и Шри через дюны поехала в убежище Оскара Финнегана Рамоса.

Там, где тропинка сужалась, проходя между крутыми песчаными гребнями, сидел волк. Первого успеха в работе над искусственными организмами Шри добилась, именно разработав нервную систему волков. В ее основу профессор положила длинные нервные волокна с высокой скоростью проведения возбуждения, как у раков–богомолов, и систему обработки визуальной информации грифов–индеек, а еще, в духе старых добрых традиций, оставила лазейку, доступ к которой можно было получить через обонятельную систему. Прежде чем покинуть вертолет, Шри нанесла капельку масла с особым индолом на кожу между большим и указательным пальцами. Сейчас она приложила ладонь к слоту в системе идентификации волка, и молекулы индола достигли измененных рецепторов в обонятельной луковице зверя, деактивировали встроенную систему контрольных чисел и открыли секретный путь, который давал прямой доступ к установлению приоритета задач. Она прикоснулась кольцом с печаткой к одной из линз обнаружения движения, имевшихся у волка, — по встроенному в украшение дисплею пробежала череда вспышек, перепрограммировав систему постановки задач.

Волк поднялся на сильных многозвенных конечностях и обнажил клыки. В действие пришла система боевого вооружения. Шри знала, что машина находится полностью под ее контролем, и все же при одном виде оружия она встревожилась. Женщина приказала зверю отключить систему безопасности, к которой он был подсоединен, и зашагала дальше к пляжу, преисполненная холодной решимости.

Оскар Финнеган Рамос сидел на поваленном, выбеленном солью бревне, с которого ободрали кору. В руке он держал нож с коротким лезвием и рукоятью, сделанной из рога. Он вырезал из брусочка свисток. Когда Шри и волк подошли ближе, мужчина посмотрел на них. Взгляд его черных глаз казался пустым, словно окна в безлюдном доме.

— Так и знал, что это ты, — промолвил наставник. — По крайней мере, у тебя хватило порядочности прийти лично, а не послать одно из этих ненормальных существ с Луны.

— Я всё гадала, в курсе ли вы.

— И чья это была идея? Твоя или моего племянника?

— Он тут ни при чем.

— Когда–то ты умела смотреть в перспективу. Но за последние годы стала нетерпеливой. Рано или поздно это тебя погубит.

— Это мой единственный шанс спасти себя и сыновей.

— В столь опасной и сложной игре не стоит полагаться на удачу. Нужно точно знать, что ты делаешь, почему, какие будут последствия. Прости, но мне показалось, ты не очень представляешь, как именно поступить. Уверена, что всё тщательно продумала?

— Я точно знаю, что должна делать. Только не надо всё усложнять.

— Под этим ты подразумеваешь «Умри тихо и не устраивай сцен. Не усложняй мне жизнь».

— А человеку, что передал мне иглу данных, как думаете, будет легко? Человеку, которого вы принесли в жертву?

— Полагаю, Эуклидес перехитрил тебя и убедил, что. только убив меня, ты спасешься. Он заставил тебя совершить то, что нужно ему, да еще внушил, будто это твоя собственная идея. — На лице Оскара играла кроткая умиротворенная улыбка. — Если ты хоть немного сомневаешься, то, вероятно, потому, что догадываешься об этом, но еще до конца не обдумала происходящее.

— Я просчитала абсолютно всё самым тщательным образом.

Шри была совершенно спокойна, только вот руки тряслись, из–за чего пришлось спрятать их в карманы блузона — сладить с дрожью ей никак не удавалось. Оскар взмахнул ножом еще несколько раз и приложил свисток к губам, выдав протяжный низкий звук. Шри почувствовала, как череп сжало, словно тисками. А что, если Оскар сейчас активировал резервную систему защиты? Но ничего не произошло. Горячий ветер по–прежнему дул, пригибая траву на гребнях дюн; внизу небольшие волны все так же лизали берег и перекатывались слева направо; далеко в море на фоне багряной воды, словно вырезанная из бумаги моделька, виднелся патрульный корабль. Люди на борту несомненно наблюдали за их встречей, но это не имело значения. Волк контролировал локальную сеть, отвечающую за безопасность, и парящий в тысячах километров над Землей статит. Корабельные системы вооружения он также деактивировал.

Оскар улыбнулся гостье:

— Я пожил достаточно долго. И половины этого времени хватит, чтобы осознать: каждый день смерть неустанно преследует нас, она наш вечный спутник. Поджидает за очередным поворотом наших мыслей. Даже в столь чудесный день, как этот. Мне казалось, когда придет время, я с радостью приму ее. Но я ошибался. — Едва договорив, Оскар с силой метнул нож в Шри.

Волк сбил нож в воздухе. Оскар упал с бревна назад, но тут же вскочил и, петляя, понесся прочь. Зверь рванул следом, но лапы его вязли в мягком сухом песке. Мужчина укрылся за забором, которым обнес последнюю кладку черепашьих яиц, волк же врезался прямиком в ограждение. Колья с грохотом попадали прямо на него, сетка опутала две лапы, и зверь повалился на землю.

— Убей его! — завопила Шри.

Она испугалась и разозлилась. Мысли свои она больше не контролировала. Оскар уже карабкался по песчаному склону на всех четырех, оставляя за собой песочный шлейф.

— Просто убей его!

Зверь встал на дыбы. Блеснула яркая вспышка света, поднялся столб песка и дыма, а Оскара отбросило в сторону. Бесформенной кучей тело скатилось по склону и неподвижно распласталось у подножья.

Шри вызвала Ямиля Чо и пошла по пляжу, чтобы удостовериться, на самом ли деле ее наставник мертв. Когда она поднялась с колен, над самыми дюнами с ревущими от перегрузок турбинами пронесся вертолет и приземлился на участок твердой земли у кромки воды.

Едва Шри оказалась внутри, машина взмыла в воздух. Из кабины виднелись накренившийся пляж и мерцающая гладь океана. Патрульный корабль повернул к берегу, оставляя за собой широкую белую полосу на блестящей лазурной поверхности воды.

— Шаттл? — выдохнула женщина, упав в соседнее с секретарем кресло.

— Готов к вылету, — ответил он.

— Берри?

— Уже на борту. Мы будем там через двадцать минут.

Вертолет набрал высоту и развернулся на сто восемьдесят градусов. Внизу вдоль берега простирались дюны, за ними — сухие коричневые склоны гор. Шри увидела тонкую светлую полоску дороги, маслянистый черный дым в том месте, где раньше находился контрольный пункт. На безоблачном голубом небе безмятежное солнце благодетельно освещало мир. Шри вдруг подумала, что, возможно, это ее последний день на Земле.

 

Часть четвертая

Трепет намерения

 

1

После операции «Глубокое зондирование» Кэша Бейкера и остальных пилотов постоянно отправляли в так называемые научные миссии вокруг спутников Сатурна. Они наносили на карту изменения в гравитационном и электромагнитном полях, а вдобавок облетели все крупные города и поселения. Они исследовали населенные пункты при помощи радара и сделали снимки в высоком разрешении. Большинство данных они могли получить удаленно или отправив дроны, но однопилотники должны были спровоцировать дальних, показать, кто здесь хозяин, а заодно протестировать возможности диспетчерских служб и служб безопасности во Внешней системе. Если верить специалистам по психологическим операциям, каждый вылет являлся частью многоцелевой программы, направленной на то, чтобы посеять страх и враждебность среди дальних, дестабилизировать их социальные и политические институты, упрочить раскол между сторонниками боевых действий и теми, кто до сих пор пытался предотвратить войну, погрузить в пучину паники те территории, которые еще не определились, на чьей они стороне, и заставить их выбрать нейтралитет. Большинство пилотов к подобной стратегии относились скептически. По мнению Луиса Шуареса, они словно пытались разворошить палкой осиное гнездо и при этом надеялись, что в определенный момент осы начнут жалить не их, а друг друга.

— Когда дело доходит до войны, дальние есть дальние: они объединятся против общего врага, несмотря на все разногласия.

— Вот именно, нечего дразнить и оскорблять тех, с кем собираешься драться, — добавил Колли Бьянко. — Нужно сразу нападать. Атаковать раньше их.

— Я бы вызвался нанести первый удар, — вклинился Кэш.

— Да мы бы все хотели, — сказал Луис. — Вот почему мы согласились на генные модификации. Вот почему мы здесь.

— Только вместо сражений мы торчим на орбите. Готовые мишени — крестиков на лбу не хватает. А эти психологи маются всякой фигней вроде черной пропаганды и сетевых атак, — буркнул Колли. — Если одному из мутантов–дальних взбредет в голову шмальнуть по нам, проблемы будут у нас. Им ведь всего–то и нужно пальнуть по этой груде металла высокоскоростным гравием. Хоть несколько камушков да пробьют корпус. Что–то вроде того плана с кометой, когда марсиане пытались уничтожить Землю сто лет назад.

— Это был астероид, — поправил Луис Шуарес. — Комету направили китайцы в сторону Марса. Но в твоих словах есть резон.

— Лед, камень, да хоть коровье дерьмо — какая к черту разница, когда оно летит на тебя со скоростью десять тысяч километров в час, — бросил Колли.

Три дня спустя корабль обеспечения «Жетулиу Дорнелис Варгас» прибыл на орбиту Мимаса. За ним вплотную следовал корабль Тихоокеанского сообщества, а с Земли только что вылетели еще четыре судна: три направлялись к Юпитеру, одно — близнец «Гордости Геи» под названием «Лесной Цветок» — везло генерала Арвама Пейшоту на Сатурн.

Когда «Жетулиу Дорнелис Варгас» прошел стыковку с «Гордостью Геи», Кэша Бейкера вызвали на встречу с двумя секретными агентами — те сообщили пилоту, что его отобрали для выполнения тайной операции.

— Разглашать и обсуждать детали миссии с кем бы то ни было запрещается, — добавил один агент.

— Включая вашего соседа по комнате — специалиста по картографии, — пояснил второй. — Кроме того, если вас поймают, мы будем всё отрицать.

Кэш выдал им свою самую очаровательную ухмылку.

— Ну разве мы тут все не друзья? Рассказывайте уже, что это за миссия.

Через несколько часов Кэш, полностью подключенный к системам однопилотника, наблюдал под разными углами, как в отсек по правому борту вместо стандартного вооружения грузили сбрасываемый контейнер. Размером он был с гроб, то есть почти мог уместиться в открытой кабине пилота. Позади к капсуле крепился ионный двигатель, а по обе стороны висели реактивные ускорители на твердом топливе. Кэшу вспомнился старинный спортивный автомобиль, который с такой любовью реставрировал его двоюродный дедушка Джек: самостоятельно обрабатывал запчасти вместо проржавевших деталей, выдувал новый кузов из слоистой смолы, а затем вручную наносил пятнадцать слоев лака вишневого оттенка. Ни один парад в округе, День благодарения, бал выпускников и День защиты окружающей среды не проходили без дедушки Джека, возглавлявшего процессию на своем красавце, пока одним прекрасным летним днем, через год после смерти супруги, погибшей от обширной лимфомы, дедушка не залил полный бак и не отправился покататься. Он попытался войти в поворот на скорости сто пятьдесят километров в час, но не справился с управлением и разбился вдребезги.

В последний момент, пока Кэш с техниками проводили предполетную проверку, прибыл пассажир. Он уже надел скафандр, однако при помощи СВЧ-сканера, установленного на корабле, Кэш увидел, что внутри гермокостюма находится высокий худощавый молодой человек. Кэш зафиксировал асинхронное биение двух микросердец в бедренной и подключичной артериях. Дальний. Тайные агенты ни словом не обмолвились о том, кого Бейкеру предстоит перевозить. Единственное, о чем вам стоит волноваться, так это как доставить его в нужную точку, сказали они. Но Кэш не сомневался: его пассажир наверняка двойной агент. Может быть, шпион или наемный убийца.

Пассажира закрыли в капсуле, отсек загерметизировали, Кэш закончил предполетную проверку систем, а затем без всяких церемоний однопилотник опустили в пусковую люльку и вывели в космос. Используя двигатели ориентации, Кэш увеличил расстояние между звездолетом и «Гордостью Геи» и лишь затем включил термоядерный двигатель. Он с легкостью оторвался от корабля дальних, попытавшегося его преследовать, и направился к Сатурну.

Миссию запланировали на то время, когда гигантское судно Тихоокеанского сообщества будет на подходе, в надежде, что его прибытие отвлечет дальних и птичка Кэша проскочит сквозь систему незамеченной. Сейчас в сопровождении свиты наблюдателей, включавшей и бразильские беспилотники, корабль сообщества направлялся по отдаленной траектории вокруг Сатурна, однако после последнего включения двигателя он мог оказаться где угодно. Колли Бьянко принимал ставки, так вот Кэш отдал свои кровные в пользу Титана. Пока же однопилотник проходил через систему колец и набирал скорость. Обогнув облачные океаны Сатурна, корабль изменил курс и теперь направлялся прочь от планеты. Кэш рискнул прозондировать небо при помощи широкоохватного радара — в системе колец курсировала лишь парочка кораблей дальних, и ни один из них не сумел бы перехватить Кэша. Хотя впереди его вполне могли ждать неприятные сюрпризы вроде призраков в подвале, где не видать ни зги…

Однопилотник пронесся мимо узкого, плетеного, местами разорванного кольца С, мимо плотной полосы кольца В и помчался дальше к широкому, заполненному звездами делению Кассини. Впереди простиралось кольцо А. Там, за его острым краем, находилась цель Кэша — Атлас, Летчик приготовился сбросить груз, провел серию финальных проверок и открыл отсек. Из крохотной звезды Атлас превратился в пятнышко, а затем в жирную точку. Хотя большая полуось этой глыбы водяного льда, по форме напоминающей арахис, не превышала сорока километров, ее слабое гравитационное поле способствовало появлению ряби, образованию петель и комков по краю кольца А и не давало щели Киллера сомкнуться. Несмотря на маленький размер спутника, туда отправили команду строительных роботов, которые выстроили здесь не меньше трех обителей. Все поселения были подключены к электричеству и полностью герметизированы — оставалось лишь дождаться отважных поселенцев или отшельников, готовых существовать в этих суровых условиях. Ну а в случае войны — беженцев. На семидесяти с лишним спутниках Сатурна — таких же ледяных глыбах, как и Атлас, — имелось достаточно незаселенных обителей, способных вместить население вдвое больше проживающего в городах системы.

Сработала сигнализация опасного сближения: на однопилотник надвигался Атлас. Кэш включил гиперрефлекторный режим и на какие–то миллиметры отладил положение триммера. Он бросил взгляд на цепь кратеров, протянувшуюся по краю спутника, уловил изумрудный блеск обители в самой крупной чаше и, как только обратный отсчет показал ноль, выстрелил из рельсовой пушки. Под килем однопилотника проплывал Атлас. В тот момент, когда крохотный спутник закрыл Кэша от радаров и оптической аппаратуры, полыхнули ускорители, и капсула понеслась прочь. Она была сделана по стелс–технологии, отчего Бейкер вскоре потерял ее на радаре. По его подсчетам, посылка, вероятнее всего, направлялась к Дионе.

Кэш развернул свою птичку на сто восемьдесят градусов и запустил двигатели, чтобы облететь вокруг Сатурна и вернуться к Мимасу. Он проверил показания телескопа — примерно в четырнадцати миллионах километров корабль Тихоокеанского сообщества также скорректировал курс. Похоже, Кэш лишится своих десяти баксов. Судно направлялось не к Титану, не к другим внутренним спутникам — оно поднималось над экваториальной плоскостью Сатурна к Фебе, крупнейшему из внешних спутников с эксцентрической орбитой.

 

2

Когда новости о том, куда именно направляется корабль Тихоокеанского сообщества, появились в сети, Лок Ифрахим торчал в крохотной, кишащей крысами обители на Дионе. Он приехал на Восемнадцатую конференцию по пространственным скачкам. Здесь собрались делегаты от всех населенных спутников Сатурна и Юпитера. Обсуждали межзвездные путешествия — от практических вопросов закрытых экосистем, длительной гибернации и картирования экзопланет при помощи скопления космических телескопов до эзотерической болтовни о телепортации, загрузки личности в хранилища данных и различных способах преодолеть барьер скорости света. Лок нянчился с ученым из войск противовоздушной обороны. Он получил приказ установить контакты с делегатами из городов и поселений, которые все еще надеялись на установление мира между Землей и Внешней системой, и запугать остальных, насколько это получится. Сам Лок считал, что началось все паршиво, а чем дальше, тем становится хуже.

Обитель выстроили в широкой шахте, выдолбленной в ледяном реголите к востоку от кратера Илиа. Рядом проходила железная дорога, которая опоясывала спутник вдоль экватора. Вниз по стволу шахты от верха до низа спускалась наклонная плоскость с квартирами и комнатами; стены украшали гроты, террасы, каскады папоротников и мхов, водопады лиан и увитой цветами лозы. Обитель создали как площадку для встреч, поэтому постоянных жильцов здесь не было. ИИ и отряд роботов контролировали и поддерживали систему искусственного климата. Модифицированные крысы с повышенными интеллектом и ловкостью ухаживали за висячими садами.

Лок получил обширную информацию обо всех участниках конференции, а вот предупредить о крысах его никто не удосужился. В первый же день на приеме, посвященном открытию конференции, пока Лок стоял чуть поодаль от основной массы людей и с профессиональным интересом наблюдал за социальным взаимодействием прибывших, из–под цитрусового куста вдруг выбежало что–то. Черная крыса никак не меньше полуметра в длину от носа до кончика хвоста, в чем–то вроде упряжи, пробежала прямо по его туфле. Дипломат инстинктивно отпрянул и хотел было пнуть тварь, но промахнулся. В условиях низкой гравитации его развернуло — Лок потерял равновесие и впечатался в перила террасы. Если бы один из дальних не схватил его за тунику и не вытащил обратно, Лок пролетел бы метров сто и упал бы среди деревьев на дне шахты.

Его унижение стало еще более невыносимым, когда дипломат заметил среди очевидцев Мэси Миннот.

Он, конечно, уже знал, что она среди гостей, — заметил ее имя в списке делегатов — и собирался переговорить с глазу на глаз, когда придет время. Так сказать, расставить все точки над "i". Однако теперь ему оставалось лишь повернуть неприятную ситуацию, насколько это возможно, в свою пользу. Так что он оправил тунику, подошел к Мэси и одарил ее своей самой великолепной улыбкой.

— Мисс Миннот, — промурлыкал он. — Право, как странно, что мы вновь встретились с вами, да еще в таких обстоятельствах.

— Познакомьтесь, Лок Ифрахим, — представила она дипломата мужчине, стоявшему подле нее. — Мистер Ифрахим, мой друг — Пит Бакалейникофф.

Лок улыбнулся еще чуть шире:

— Разработчик скопления телескопов и, как я понимаю, дядя Ньютона Джонса.

— Да вы следили за мной, — сказала Мэси. — Мне чувствовать себя польщенной или бояться?

— Полагаю, ни то ни другое, — отвечал дипломат. — Если уж говорить откровенно, то вы меня не слишком интересуете.

— Рада слышать, — отозвалась девушка.

Ярко–рыжие волосы она коротко остригла. На Мэси была свободного кроя белая футболка с принтом — карта в форме бабочки с континентами и океанами неизвестной планеты. Среди дальних девушка, судя по всему, чувствовала себя как дома. Мэси вздернула подбородок и наградила Лока дерзким ровным взглядом, который был ему так хорошо знаком. Несомненно, она получала удовольствие от того, в каком неловком положении он оказался. Наверняка примется всем говорить, что дипломат тот еще клоун, и рассказывать, как ей удалось сбежать у него из–под носа в Радужном Мосту. До этой самой минуты Лок не осознавал, насколько сильно он ненавидит Мэси. Ничего, он еще поставит девчонку на место.

— Однако я с радостью пообщаюсь, если у вас найдется минутка–другая, — сказал он. — За бокалом вина, к примеру? Как знак того, что мы больше не держим зла друг на друга.

— Не уверена, что даже беседа с вами сейчас — хорошая идея. Не говоря уже о приватной встрече. — Мэси Миннот улыбнулась в ответ. — Люди могут решить, что я якшаюсь с врагом.

Лок запел старую песню о том, что он развивает торговлю и культурные связи, продвигает установление мирных отношений — пожалуй, неблагодарное, но такое важное дело. Дипломат упомянул имена тех, с кем он сдружился на Мимасе, и выразил надежду, что в ходе этой поездки сможет обрести еще больше связей.

— Я сопровождаю полковника Анхеля Гарсию. Возможно, вы о нем слышали. Весьма выдающийся ученый. Уверен, вы с мистером Бакалейникоффом были бы рады знакомству с ним. Да и полковник Гарсия, не сомневаюсь, с превеликим удовольствием обсудит вашу работу над телескопами.

— Ну, ваш друг волен общаться с кем угодно, — бросила Мэси. — Собственно, за этим мы все и прилетели.

— Обязательно ему передам. А пока, я вижу, вас ждут неотложные дела. Однако, прежде чем вы уйдете, ответьте мне на один вопрос. — Лока внезапно осенила мысль. — Правдивы ли слухи, будто Авернус примет участие в конференции?

— И что же говорит молва? — Мэси насторожилась.

Тут вмешался ее спутник, Пит Бакалейникофф:

— За все время Авернус посетила лишь одну конференцию. Самую первую.

— Скажу по секрету, мы очень желаем с ней связаться, — начал Лок.

На деле это, конечно, была чистейшая ложь. Вся прелесть в том, что Мэси Миннот никак не могла этого знать. Ох, как же он повеселится, издеваясь над ней.

— Вы ведь общались с Авернус на публике и достаточно долго говорили, — продолжил дипломат. — Быть может, вам известно, как к ней пробиться…

На плечо Локу вдруг легла чья–то рука и с силой надавила. Обернувшись, он увидел худощавого молодого мужчину — его бледное угловатое лицо и взлохмаченные черные волосы были знакомы Локу из данных разведки.

— Мистер Джонс. Рад наконец–то с вами познакомиться.

Ньют не обратил на него никакого внимания и спросил Мэси:

— Это тот самый мерзавец, о котором я думаю?

— Хочет, чтобы я помогла ему установить контакт с Авернус.

— А ты не посоветовала ему запрыгнуть в поезд и отправиться в Париж? Вероятно, там удача ему улыбнется.

— Как раз собиралась сказать: никто не обращается к Авернус — она сама связывается с людьми, — бросила Мэси Миннот.

Выглядела она уязвленной. Между девушкой и ее спасителем явно пробежала черная кошка.

— Я не просто так хочу поговорить с Авернус — у меня на то есть серьезные причины, — заявил Лок, но момент был упущен, веселье прошло, — К сожалению, Мариса Басси ясно дал понять, что ни бразильцам, ни европейцам в Париже не рады. Вот почему я так надеялся увидеть Авернус здесь.

— Право, я удивлена, мистер Ифрахим. Думала, вы всецело поддержите курс на войну.

— Вы уже не в первый раз неправильно толкуете мои мотивы, мисс Миннот. — Лок изобразил что–то вроде поклона. — Очень надеюсь, что мы сможем побеседовать позже.

Как знать, вдруг ему удастся одурачить Мэси, когда мистера Ньютона Джонса не окажется поблизости.

Мэси дождалась, пока Лок пройдет мимо, и крикнула вдогонку:

— Надеюсь, мистер Ифрахим, вы ничего не имеете против крыс. Они занимаются благоустройством сада, да и всей обители. Сложно будет с ними не пересекаться.

Лок просто не мог оставить за ней последнее слово.

— Я вполне в состоянии отрешиться от всякого рода досадных неудобств, мисс Миннот.

На самом деле крысы были куда большей проблемой. Он на дух не переносил тварей, напоминавших ему о детстве, которое прошло в трущобах на окраине разрушенного Каракаса. Грязная двухкомнатная квартира. Двери, выходящие прямо на переполненную улицу. Зловонное марево со свалок, возвышающихся над осыпающимися руинами домов. И мухи. Повсюду на этой липкой летней жаре. Большие зеленые мухи, что топтали еду, ползали по лицам. Скопища мелких черных мушек, что застревали в волосах, лезли в глаза и нос.

Как и все остальные дети в районе, Лок собирал арматуру и провода на металлолом, залезая в гигантские грузовики, что привозили булыжники из старого города, который двадцать лет назад разрушило землетрясением, а теперь из него делали парковую зону. Так Лок зарабатывал на карманные расходы. Ему удалось сбежать из этого ада, сдав экзамены и поступив на государственную службу: упорный труд и непомерные амбиции толкали его вверх по ступеням дипломатической карьерной лестницы. Но как бы высоко он ни поднимался, стоило ему почуять запах сжигаемого мусора или увидеть муху, таракана или крысу, и воспоминания о его убогом детстве лавиной обрушивались на него. Крысы были непременным атрибутом свалок, и за них давали вознаграждение — несколько центов за одну убитую тварь. Мальчишки постарше сбивались в банды и охотились на грызунов, но только не Лок. Он ненавидел крыс тогда, и со временем это чувство лишь усилилось. Здесь же отвращение к противным тварям, отпечатавшееся в подкорке, возродилось с новой силой. Организаторы конвенции поселили Лока и полковника Гарсию на самом ужасном уровне, сразу над подвалом с оранжереями, которые служили своего рода машинным отделением экосистемы обители. Там блестящие листья и ветви баньяна сплетались в плотный лабиринт, образуя кроны над глубоким слоем плодородного дерна, в котором селилась целая армия крыс.

Конференция тоже не добавляла радости: компанию полковника Лок находил утомительной, Мэси Миннот избегала встречи с ним, а работа дискуссионных групп оказалась до того хаотичной, что вызывала возмущение. Ни тебе председателей, ни официальных презентаций, даже именитых ученых не позвали в президиум — просто недисциплинированная толпа постоянно препирающихся и спорящих людей, что скучковались возле пространств памяти. Кто–то начинал развивать идею, но через несколько минут его прерывал другой участник — он мог поддержать или разнести предложенную мысль в пух и прах, а то и вовсе выступить с новым предложением. Казалось, здесь еще ни по одному вопросу не пришли к консенсусу — все было в постоянном движении. Да и потом, деловые моменты решались, как правило, вне запланированных дискуссий и секций. Конференция предназначалась не только для разговоров на профессиональные темы. Скорее это было светское мероприятие, и делегаты, пользуясь случаем, встречались со старыми друзьями, заводили новые знакомства, отправлялись в походы по специально проложенным маршрутам в ледяных садах на поверхности спутника, напивались, порой до потери пульса, занимались любовью. Сексуальные утехи здесь скрывались, но не слишком тщательно. Им предавались многие. Лок же, не будучи частью светской тусовки, не участвовал в плотских наслаждениях. И с трудом разбирался в том, насколько серьезно дальние относятся ко всем этим нелепым схемам по запуску роботов и пилотируемых кораблей к различным звездам, созданию новых видов человеческих существ и способов жить вечно.

В довершение всего небольшая группа Призраков, присутствовавших на конференции, похоже, решила докучать ему почти постоянно. Они неотступно следовали за ним, во весь голос делали провокационные замечания по поводу его внешности, толкались, когда Лок присоединялся к дискуссионной группе, не давали полковнику Гарсии и слова сказать. Дипломат не сомневался, что за грубой попыткой установить жучки в его комнате стоят именно Призраки. Однако на официальную жалобу Лока организаторы лишь развели руками и заявили, что не имеют права вмешиваться, а потом ехидно поинтересовались, не слышал ли он про такую вещь, как свобода слова.

На третий день конференции, спустя несколько часов после того, как корабль Тихоокеанского сообщества вышел на орбиту Фебы, Призраки окружили его и принялись в подробностях рассказывать, как они вышвырнут всех землян из системы Сатурна. Лок сумел сохранить самообладание и спокойно покинул дискуссию, пока Призраки глумились за его спиной. Остаток дня он провел в убогой комнатушке, которую делил с полковником Гарсией, просматривая новостные сайты. На одном Лок обнаружил нечеткую видеозапись, сделанную аппаратом дальних, что пролетал в двадцати миллионах километров от маленького спутника, и зафиксировавшую посадку. Позже ему попалась фотография с телескопа, уже более четкая, на которой был изображен корабль в чаше кратера среди высоких уступов. Кто–то обвел крохотные пятнышки размером в несколько пикселей каждое — вероятнее всего, это были люди в скафандрах. Правительство Тихоокеанского сообщества с комментариями пока не выступало, зато дальние на новости не скупились. Как и стоило ожидать, мэр Парижа на Дионе, Мариса Басси, выступил с обвинениями в адрес землян. Да и прочие смутьяны и горячие головы не остались в стороне. Результаты первых опросов показали, что девяносто восемь процентов населения не одобряет прибытие корабля.

События развивались не по самому худшему сценарию: Тихоокеанское сообщество не стало выводить свой корабль на орбиту заселенного дальними спутника или нападать на города и поселения; они не отстреливали и не захватывали корабли. И все же ситуация оказалась чертовски серьезной. Лок позвонил в бразильское посольство в Камелоте на Мимасе и попросил прислать за ним и полковником Гарсией чартерный звездолет, на что получил приказ — оставаться на Дионе. Он должен защищать полковника в случае, если прибытие тихоокеанцев вызовет бурную ответную реакцию, и связаться с дружественно настроенными делегатами, успокоить их, заверить, что совместная бразильско–европейская экспедиция не одобряет захват Фебы, особо подчеркнув, насколько их добрые намерения отличаются от неприкрытой агрессии Тихоокеанского сообщества.

Лок вовсе не собирался подвергать себя риску. Полковник Гарсия пусть сам о себе заботится. А с дальними разговаривать нет смысла, даже с самыми дружественными, пока весь этот бедлам не закончится. В общем, он заперся в своей комнате и следил за развитием событий на Фебе и во всей системе Сатурна, пока ранним вечером голод не заставил его выйти на улицу.

Практически сразу на него налетела высокая, разодетая в кожу женщина из Призраков. Звали ее Джейнджин Бланкет, и она прямо в лоб заявила, мол, если земляне думают, что они могут захватывать их спутники, то им, черт возьми, стоит еще раз хорошенько пораскинуть мозгами.

— Даже если на этой каменной глыбе никто не живет, она все равно принадлежит нам. И мы ее вернем, ничтожный человечишка. Скоро ты в этом убедишься.

Женщина подкараулила его там, где начинался наклонный подъем по спирали. С одной стороны — стена черного камня и бамбук, с другой — заросли баньяна. Вокруг ни единой души — никто не придет на помощь, никто не станет свидетелем того, как Лока оскорбляют. Он попытался урезонить женщину: улыбался ей милейшим образом, уверял, что она угрожает не тому человеку, что он никоим образом не связан с Тихоокеанским сообществом и их кораблем, не имеет никакого отношения к их планам. Только вот нападавшая была сильно пьяна и жаждала крови.

— Мы вышвырнем ваши задницы с того камня. А то, глядишь, и здесь зададим вам жару — только посмейте остаться. — Бланкет наклонилась и ткнула своим костлявым пальцем Локу прямо в грудь. Зрачки ее сузились, превратившись в крохотные точки, голубые глаза нервно бегали, а изо рта противно пахло. — Убирайтесь с наших спутников, из нашего космоса, пока мы не разнесли вас ко всем чертям.

Лок попытался обойти ее, но женщина оказалось быстрой как змея — она встала перед ним и вновь ткнула пальцем. Тогда Лок схватил и вывернул ей запястье. Джейнджин взвыла и попыталась расцарапать ему глаза, но дипломат двинулся вперед, заставляя ее пятиться сквозь бамбуковую чащу, а затем припечатал к стене. Какой–то миг, пойманные в клетку бамбуковыми прутьями, они не мигая смотрели друг на друга, а затем Джейнджин плюнула Локу в лицо. Ее грязные ногти скользнули от его щеки к подбородку, оставляя борозды. Дипломат вцепился в залитую лаком белоснежную гриву обидчицы и с силой стукнул ее головой о стену, а затем еще раз, и еще, и еще… до тех пор, пока ее глаза не закатились и женщина не обмякла в его руках.

Внутри Лока поднялась волна отвращения и паники. Он стряхнул с себя безжизненное тело и оттолкнул прочь — женщина кулем рухнула на пол. Лок увидел кровь и частички плоти на черном камне, провел кончиками пальцев по саднящей щеке — на них тоже осталась кровь.

Всё нормально. В случившемся нет его вины. Только вот времени объяснить им всё нет, да и справедливого суда ждать не приходится. Выбираться отсюда. Бежать. И как можно скорее. Это его единственный шанс.

Оглядевшись, Лок прислонился к перилам и принялся, щурясь, вглядываться сквозь переплетение световодов, тянущихся вдоль оси шахты. Он прислушался, не звенит ли сигнал тревоги. Потом сгреб обмякшее тело Призрака. Она оказалась легкой, как перышко. На затылке была приличная вмятина, из которой сочилась кровь, пропитывая воротник комбинезона. Глаза полуприкрыты, дыхание неровное и вырывается из груди с хрипом. Может, спрятать тело среди корней баньяна? Нет, не пойдет: чертовы крысы вмиг ее отыщут. Пошатываясь, Лок вскарабкался по подъему до маленького сада на террасе. Там, возле цветущих кустов, он бросил Джейджин, позвонил полковнику Гарсии и сказал, чтобы тот возвращался в комнату. Военный начал было протестовать, но дипломат резко оборвал его, заявив, что им нужно обсудить нечто очень важное с глазу на глаз немедленно.

Потом он снял спексы — и уловил собственное отражение в мокром черном камне — растрепанный вид, волчий оскал. Прилив адреналина давал о себе знать: всё казалось куда ярче, куда реальнее, чем обычно. Он не чувствовал себя таким живым со времен Радужного Моста.

Полковник Гарсия застал Лока за сборами: дипломат упихивал свои пожитки в ударопрочный чемодан.

— Надеюсь, это и правда важно, — заявил Гарсия. — Вы оторвали меня от очень интересной дискуссии о воссоздании организмов по одной только информации.

— На меня напали, — не церемонясь, бросил Лок и вкратце описал свою версию произошедшего. — Нам нельзя здесь оставаться. Дальние расправятся с нами.

— Эта женщина, что напала на вас, — она мертва?

Полковник Гарсия был невысокого роста, с брюшком и в целом уродлив. Вытаращив глаза, он уставился на царапины на щеке Лока.

— Не знаю, — бросил Лок. — Когда я уходил, она еще дышала.

— И вы оставили ее? Где? Она может быть серьезно ранена — мы должны найти ее…

— Какая разница, выживет она или умрет, — перебил его Лок. — Нас все равно убьют. Так что надо убираться отсюда. Позже сможем запросить срочную эвакуацию.

— Нет.

— То есть как нет? — Дипломат глядел на полковника, не веря своим ушам.

— Вот так. Что бы там ни произошло между вами и этой женщиной, этим так называемым Призраком, это еще не повод для эвакуации. Мы здесь гости, — заявил он чинно. — Правительство Камелота великодушно обеспечило нас транспортом. Мы прибыли по приглашению организаторов конференции. Поэтому мы с вами поступим следующим образом, мистер Ифрахим. Сперва вы отведете меня на то место, где оставили несчастную женщину, и мы вызовем ей скорую. Затем мы оповестим организаторов о том, что случилось.

Лок засмеялся. Он просто не мог сдержаться. Смех закипал в нем и вырывался наружу тонким визгливым хохотом, подогреваемым удивлением и злостью.

— Хотите, чтобы я сдался дальним?

— Мы обязаны поступить правильно. Сделать всё, чтобы не разразился дипломатический скандал. Если вы невиновны, вам нечего бояться, — сказал полковник Гарсия.

Лок вновь зашелся в приступе смеха, замахнулся и ударил военного углом чемодана по лицу. От шока тот взвизгнул и отшатнулся, хватаясь за разбитый нос. Лок снова отвел руку с кейсом и впечатал импровизированное оружие полковнику в висок. Тот потерял сознание и сполз на пол. Кровь струилась из носа и глубокой треугольной раны над ухом. Гарсия заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд на дипломате.

— Сам виноват, глупый моралист, сукин ты сын. — бросил Лок. — Да меня убьют из–за тебя.

— Пожалуйста, не надо, — прошептал полковник и попытался поднять руку.

Лок ударил его чемоданом еще раз.

 

3

Кэш Бейкер находился в миллионе километров от Мимаса и «Гордости Геи», когда заметил огни термоядерного двигателя прямо по курсу — впереди на большой скорости двигался космический корабль. Пилот связался с центром управления полетов, но дать информацию о том, кто управляет судном и куда оно направляется, ему отказались, хотя лазерная линия связи была полностью засекречена и зашифрована. В одном сомнений не оставалось — летел он не к Фебе и кораблю Тихоокеанского сообщества, а внутрь системы, вокруг Сатурна.

Когда Кэш почти достиг «Гордости Геи», один из аппаратов дальних подошел сбоку к однопилотнику. Из небольшого звездолета, от носа до кормы разукрашенного броскими надписями, высыпал рой крохотных дронов. Они преградили Кэшу путь, беспорядочно мигая ярким белым светом и создавая радиопомехи. Бейкер был не в настроении для игр. Проскочив сквозь этот фейерверк, Кэш развернул птичку на сто восемьдесят градусов, с невероятной точностью до 0,1 метра в секунду сбросил скорость и скользнул под изогнутый корпус «Гордости Геи». Однопилотник поравнялся с люлькой, выдвинувшейся из корабля, подобно ящику из холодильной камеры морга. Двигатели ориентации совершили пару маневров, и звездолет аккуратно состыковался.

В ангаре ждали двое секретных агентов. Стоило Кэшу отсоединиться от систем однопилотника, как они сопроводили летчика в кабинку. Они заверили его, что захват Фебы Тихоокеанским сообществом никоим образом не повлиял на статус миссии, однако дальнейшей информации о корабле, который видел Кэш, они предоставить не могли. Сгорая от нетерпения, потный, сжарившийся в противоперегрузочном костюме, Кэш провел один из самых длинных часов в своей жизни, пока они построчно разбирали запись хода полета. Как только с отчетом было покончено, Бейкер направился прямиком к остальным летчикам.

Луис Шуарес и Каэтано Кавальканти играли в шахматы. Кэш сел по диагонали от них и спросил:

— Может, хоть вы мне расскажете, что это за корабль только что умчался прочь на всех парах? Я что, пропустил начало войны?

Луис передвинул пешку на одну клетку и усмехнулся:

— Ты что, не слышал?

— Я был на вылете. Разве вы по мне не скучали? — парировал Кэш.

— Произошел инцидент, — пояснил Каэтано.

— На Дионе, — добавил Луис. — С неким дипломатом и ученым, которого тот сопровождал.

— Бред собачий, — прокомментировал Каэтано, изучая доску.

— Дальние убили ученого, дипломату удалось сбежать. За ним отправили корабль, — продолжил Луис.

— Я думал, нам запрещено приземляться на Дионе, — сказал Кэш. — На случай, если сумасшедший мэр решит уничтожить нас своей знаменитой системой обороны.

— Парень, которого мы должны спасти, сейчас в бегах, — делился подробностями Луис. — У него один способ покинуть Диону — мы. На корабле отряд морских пехотинцев — вдруг возникнут проблемы.

— И что, они отправились без подстраховки?

— Естественно, — подтвердил Луис. — Мы же не хотим еще больше разозлить дальних. Уверен, что стоит так ходить, Тано?

— А то, — кивнул Каэтано и сделал ход конем.

— Тогда ты не будешь возражать, если я вот так. — Луис подвинул ладью вниз по левой стороне доски и съел пешку.

— Черт, — ругнулся Каэтано.

— Миссия, похоже, непростая, — заметил Кэш.

— Да, звучит скверно, — согласился Луис. — Прежде чем приземлиться, кораблю придется зависнуть на целый оборот, чтобы определить местонахождение посылки, которую надо подобрать. Даже если дальние не атакуют его в это время, не ходи к гадалке, обязательно сядут на хвост по завершении операции. Тогда придется совершать всякие мудреные маневры уклонения на обратном пути.

— Кто за штурвалом?

— Колли.

— Чертов сукин сын, — бросил Кэш. — И почему он такой везунчик?

 

4

Мэси обедала с Ньютом, когда в столовую вошли двое Призраков — мужчина и женщина, одетые во все белое, с суровыми решительными лицами. Они окинули взглядом столики, перемежающиеся кадками с растениями. Женщина коснулась руки своего спутника и указала на Мэси. Когда они направились в их сторону, Ньют поднялся со стула, но Мэси велела ему сесть обратно — она справится сама.

— Будут досаждать тебе из–за корабля, что приземлился на Фебе, пошли их к черту, — буркнул Ньют.

— Давай так, я выслушаю, что они хотят сказать, а уж потом решу, что делать, — резко ответила Мэси: предположение Ньюта ее рассердило.

Двое Призраков нависли над их столиком.

— Мэси Миннот, — начал мужчина. — Мы здесь, чтобы арестовать вас за убийство нашего друга и коллеги Джейнджин Бланкет, а также полковника Анхеля Гарсии. Поднимайтесь. Пойдете с нами.

— Это что, шутка такая? — удивилась Мэси.

Слова настолько ошеломили ее, что девушка не успела ни испугаться, ни разозлиться, зато Ньют одарил мужчину взглядом, полным нескрываемой агрессии.

— На каких основаниях? — потребовал он. — А если точнее, по чьему распоряжению?

— Мэра Парижа. Он наделил нас соответствующими полномочиями. Всё для защиты Дионы и остальной системы Сатурна, — вмешалась женщина.

— Ну а если вам так нужны основания, — мужчина заговорил громче, так, чтобы слышали все в столовой. — на Джейнджин было совершено жестокое нападение: ей проломили череп и оставили умирать. Труп полковника Гарсии обнаружили в его комнате: на мужчину тоже напали. Дипломат Лок Ифрахим бежал из обители. Мы полагаем, что в этом ему помогла Мэси Миннот. Так что она отправится с нами для выяснения обстоятельств.

Как можно спокойнее Мэси ответила:

— Если Лок Ифрахим убил всех этих людей, хочу, чтобы вы знали — я очень надеюсь, что он ответит за свои преступления. Очень надеюсь. А еще вам стоит понять: вы совершаете серьезную ошибку, полагая, что я как–то в этом замешана, просто потому, что я с Земли.

— Я целый день провел с ней, — вступился Ньют и снова вскочил на ноги. — Я могу привести еще двадцать человек, которые скажут вам то же самое.

Женщина завела руку за спину, одним плавным движением выхватила тазер и выстрелила в Ньюта. Тот осел на пол, дергая руками и ногами. Мужчина–Призрак достал пистолет и выпустил пулю в потолок. Раздался громкий хлопок, посыпалась крошка. Люди бросились искать укрытие, некоторые застыли на стульях в опустившемся на них облаке пыли.

— Пойдете добровольно или вынести вас отсюда в отключке? Решать вам, — обратился мужчина к Мэси.

Двое Призраков силой выволокли Мэси из столовой, затем вверх по спиральной дорожке, через туннель на станцию, где их уже поджидал автовагон. В углу на полу лежали четыре скафандра, а рядом длинная, завернутая в спальный мешок фигура — тело Джейнджин Бланкет, решила Мэси. В противоположном конце из пола вытащили панель, и теперь из отверстия змеились провода. Их подключили к планшету, который сейчас покоился на коленях у женщины. Как и остальные Призраки, она была одета во все белое. Глаза ее отливали золотом, а волосы казались цвета потускневшего алюминия. Как только Мэси затолкали внутрь вагона, женщина ткнула в планшет — двери закрылись, и поезд помчался прочь со станции к пустынным лунным пейзажам.

Мэси сидела на невысокой подушке. Один из Призраков опустился рядом и сказал:

— Мы не собираемся тебя убивать. В Париже тебя ждет справедливый суд, пусть ты этого и не заслуживаешь. Ни ты, ни Лок Ифрахим.

— Его вы тоже арестовали?

— Мои друзья установили, где он. Так что мы подберем его по дороге.

— Полагаю, именно поэтому вагон движется на восток, а не к Парижу.

Мужчина расплылся в улыбке, обнажив ровные черные выступы вместо зубов:

— Не волнуйся, мы и туда доберемся.

— Если только мои друзья не доберутся до вас раньше.

— Ты и твои друзья — живые ископаемые, пережитки прошлого. Мы вознеслись над этим, — заявил мужчина.

— Скажи мне лучше, похищение было вашей идеей? Или Марисы Басси?

— А кто придумал убить Джейнджин? Ты или Лок Ифрахим? — парировал мужчина.

Мэси выдержала его жесткий взгляд, но решила, что в очередной раз говорить о своей непричастности к смерти Бланкет глупо.

— Так я и думал, — пропел мужчина.

Он встал и направился к женщине с планшетом.

— На максимальной скорости мы будем там через сорок минут. Впритык, — сказала она.

— Сократи время. Посмотрим, насколько быстра эта машина.

Трое Призраков разложили на полу оборудование. Они расселись вокруг него, словно кузнечики, так что колени доходили им до ушей, и проверяли каждую деталь. Тот самый мужчина, что беседовал с Мэси, увидел, как она наблюдает за ними, и наставил на нее пистолет. Когда девушка отвела взор, он загоготал. Призраки забрали у Мэси спексы. Теперь никто не узнает, где она, и возможности позвать на помощь нет. Придется выкручиваться самой, если она хочет остаться в живых. Одно девушка знала точно: справедливого суда ей не дождаться. Вне всяких сомнений, Мариса Басси собирался устроить шоу антибразильской пропаганды с ней и Локом в главных ролях. Мэси связалась со сторонниками мира и публично пообщалась с Авернус, тем самым утерев мэру нос. Теперь он постарается ей отомстить.

Автовагон несся по подвесной железной дороге. На Дионе таких поездов было несколько сотен: они постоянно курсировали по сверхпроводниковому магнитному пути, который получал энергию из геотермальных скважин, обеспечивающих доступ к остаточному теплу в коре спутника, и проходил вдоль экватора три с половиной тысячи километров. Сейчас вагон мчался мимо отвесных склонов, изъеденных кратерами. Временами между скалами зияли пустоты обрывов. Один из таких гребней появился в результате сжатия и сброса породы после того, как недра Дионы остыли. Низко в черном небе висел Сатурн, уползая к западному горизонту, в то время как они двигались на восток, к полушарию, которое было постоянно скрыто от газового гиганта.

Наконец Призраки собрали свое оборудование, нацепили скафандры и приказали Мэси забраться в оставшийся гермокостюм. Судя по размеру, он был детским и оттого плохо сидел. На конференцию Мэси привезла свой, сделанный на заказ скафандр, но, увы, девушку похитили без него.

— Мне в этом далеко не уйти, — заметила Мэси, пока один из Призраков помогал ей подогнать сочленения.

— Тебе и не придется, — раздаюсь в ответ.

Автовагон плавно остановился. Призраки закрепили шлемы, мужчина привычно направил на Мэси пистолет, пока одна из женщин проверяла герметичность ее скафандра и шлема. Затем дверь скользнула в сторону, и весь воздух высосало наружу, в черный ледяной вакуум. Мэси вылезла из вагона и ступила на узкую дорожку. Мужчина приказал ей спускаться вниз по лестнице на А-образном пилоне, служившем опорой для железнодорожного пути, однако она проигнорировала его слова. Как только он приблизился, девушка развернулась и, схватив мужчину за руку, потянула назад. Они пролетели четыре метра, словно в замедленной съемке. Мэси удалось вырвать у противника пистолет, прежде чем они достигли земли. Удар оказался гораздо сильнее, чем она предполагала. Мэси вскочила и направила пистолет на визор мужчины. Женщинам, замершим в дверях вагона, она приказала бросить оружие, в противном случае грозилась убить их компаньона.

— Ты этого не сделаешь, — сказал мужчина.

Он стал подниматься на колени, но тут же застыл, когда Мэси выстрелила в землю прямо перед его носом.

— Следующий будет в голову, — пригрозила она. — Обещаю.

— Довольно, — раздался незнакомый голос, и на фоне черного неба на вершине холма, что шел параллельно железнодорожным путям, появилось с полдюжины человек на трехколесных мотоциклах. Все они направили оружие на Мэси.

Оглядев их, девушка отшвырнула пистолет в сторону. Люди принялись спускаться по пологому склону. Засмеялась какая–то женщина. Один мотоциклист соскочил со своего коня, навис над Мэси и потянул ее за запястье.

Шлем–аквариум оказался в нескольких сантиметрах от лица Мэси, и она узнала человека внутри. Это была Сада Селена — девочка–отказник, что помогла ей бежать из Восточного Эдема.

Призраки бережно и с невероятным почтением спустили тело Джейнджин Бланкет, пристегнули к одному из мотоциклов и, развернувшись, помчались прочь. Брошенный автовагон вскоре исчез позади. Мэси ехала вместе с Садой в самом центре колонны, направлявшейся на восток вдоль железной дороги. Через несколько километров они отвернули и двинулись по длинному склону, вымощенному гигантскими неправильными многоугольниками. Рельеф здесь сгладился за миллиарды лет, что на него опускалась пыль и падали микрометеориты, вызывавшие эрозию. Пологий откос поднимался и заканчивался узкой расселиной, втиснутой между невысокими округлыми утесами, — шрам, который оставил метеорит, упавший на самую вершину холма под углом.

Обычно Мэси смотрела на лунный пейзаж после того, как его обработает ИИ скафандра: географические объекты были помечены, очертания рельефа подсвечивались, СВЧ-радар смягчал насыщенно–черные тени, возможность увеличения изображения позволяла исследовать отдаленные объекты в приближении. Однако ИИ этого гермокостюма взломали, а без привычных компьютерных модификаций всё вокруг выглядело голым, блеклым и открыто враждебным. Ей вспомнился древний гимн, который исполняли прихожане Церкви Божественной Регрессии, восхваляя своего Бога, сокрывшего секреты на просторах числа пи. То песнопение, о котором думала Мэси, исполняли только на Рождество. «Земля совсем промерзла, и реки лед сковал».

Телефон в скафандре был тоже взломан, а потому работал только канал связи малого радиуса действия. Пока они мчались вперед, Сада заявила, что все идет по плану. Мэси тут же поинтересовалась, в чем же состоит этот план, однако кто–то из Призраков, мужчина, сказал, что она сама скоро всё увидит, и по рядам мотоциклистов пронеслись смешки. Мэси сменила тему и спросила Саду, как та попала к Призракам. Девочка рассказала, что всегда тащилась от физики и математики, а затем однажды наткнулась на запись на физическом форуме, где предлагалось доказать новые положения специальной теории относительности. Тогда–то Призраки и привлекли ее внимание. Работая над одним из утверждений, Сада обнаружила скрытый шифр.

Когда она взломала его, то получила код, который дал ей возможность связаться напрямую с Леви, главой шайки. Задачка с шифром была своего рода инициацией, и Сада прошла испытание: ей открылся доступ к более важным тайнам. Вскоре девочка принялась разрабатывать план побега. Из–за возрастных ограничений она не могла улететь из Восточного Эдема без разрешения родителей. А потом Мэси обратилась к ней с просьбой о помощи, и девочка ухватилась за возможность отправиться в систему Сатурна.

— Я-то думала, ты помогала мне по дружбе, — опечалилась Мэси.

— Так и было. Мы и сейчас друзья, — сказала Сада. — Хотя, по мне, ты совершила ошибку, Мэси, когда выложила в сеть тот разговор с Авернус. Всё выглядело так, словно ты спелась с этими миротворцами.

— Я пыталась дать всем понять, что считаю войну неизбежной.

— Ты всем показала, что уверена в нашем поражении, — вступил в разговор кто–то третий.

— Если вы о том, чтобы разгромить во много раз превосходящую вас силу, то да, я не думаю, что это возможно.

— Мы победим, — радостно пропела Сада. — Мы выдворим врагов обратно на Землю и возьмем на себя ответственность за судьбу человечества. Ты едешь с людьми, которые никогда не умрут.

— Так вам сказали звезды? — спросила Мэси и тут же пожалела о своих словах.

Воцарилась тишина, а затем кто–то рассмеялся.

Сада принялась терпеливо объяснять:

— Согласно базовому принципу общей теории относительности, всё, что путешествует со скоростью выше скорости света, нарушает причинно–следственные связи. Такой аппарат следует во времени по замкнутой кривой. Как змея, что кусает себя за хвост. Любой звездолет со скоростью выше световой — это еще и машина времени, то есть человек может послать сигнал из будущего себе в прошлое. Всё, что нам известно о грядущем, так же верно, как законы физики.

Подобные рассуждения лежали в основе философии Призраков. Их лидер–затворник Леви утверждал, будто получает послания от будущего себя, который путешествует со скоростью выше скорости света к экзопланете в системе беты Южной Гидры и передает сигналы в прошлое, до начала своей экспедиции. Если верить Леви, то получаемые им сообщения звучали расплывчато, но в том была особая необходимость, ибо будущий он не хотел разрушить собственную историю, уничтожить себя, изменив курс развития Вселенной. Однако сам факт того, что Призрак получает эти послания, свидетельствовал, что в будущем он и его последователи овладеют технологией путешествий на сверхсветовых скоростях, которую используют для колонизации иных звездных систем. Они — избранные. Нужно лишь следовать правильным курсом, и тогда закрытая кривая времени замкнется, а их предназначение будет исполнено.

Мэси считала, что жизнь человека, убежденного в собственном бессмертии, оборвется раньше, чем он думает, да и, скорее всего, насильственным образом, но мысль эту предпочла держать при себе. Из детства, проведенного в лоне церкви, к которой принадлежала ее мама, Мэси знала, что спорить с Садой бесполезно: система взглядов девочки была замкнутой, как пресловутая кривая, на которой ее вера основывалась. Да и потом, когда–то Саду и Мэси связывали узы дружбы. Пусть мотивы ее в прошлом вызывали подозрения, Мэси надеялась, что остатки былой привязанности помогут девочке выжить теперь.

Их небольшая компания проехала через проем на вершине холма и оказалась в поле, усеянном булыжниками и глыбами льда самых разных размеров, порой величиной с жилой дом. Вершины ледяных валунов покрывал слой черной пыли, а бока были отполированы многочисленными столкновениями с микрометеоритами. По склону в несколько километров шириной, который заканчивался резким невысоким обрывом, змеились зигзагообразные трещины. Мотоциклисты остановились и спешились. За утесом на север и на восток простиралась равнина, местами виднелись кратеры.

Сада встала плечом к плечу с Мэси и указала на чашеобразную воронку на полпути к горизонту.

— У самого края, по внутренней стороне, в тени, — сказала она. — Видишь?

— Нет.

— Пылает в инфракрасном режиме.

— У меня он не работает. Кто–то взломал ИИ в этом дерьмовом костюме.

— Поверь мне. Он там. На самом виду. Всего в шести с небольшим километрах.

— Что там?

— Роллигон.

— Тот самый, который украл Лок Ифрахим?

— Какой же еще!

Остальные Призраки суетились вокруг мотоциклов, распаковывая оборудование — нечто похожее на ручные противотанковые гранатометы: заостренные с одного конца метровые желто–черные тубы с двигателями ориентации, закрепленными рядом с основным мотором, а еще широкие переносные установки с расположенным снизу ударно–пусковым механизмом и складным дальномерным прицелом.

Мэси оцепенела от охватившего ее негодования.

— Вы его убить хотите? И где здесь, по–вашему, справедливость?

В ушах у нее раздалось несколько смешков.

— Он — наживка, — пояснил мужчина.

— Враг отправил за ним спасательный корабль, — добавила женщина, — который мы собираемся сбить.

— Покажем им, кому принадлежит это небо, — вставила вторая женщина.

— Первый выстрел на этой войне, и ты станешь его свидетелем, — радостно и восхищенно сказала Сада.

Призраки зарядили четыре гранатомета, проверили системы наведения, развернули тарелку СВЧ-радара и направили ее на западный квадрант неба. Мэси стояла в стороне от всей этой деловитой суеты. Скафандр был неподходящего размера и натирал локти и колени, а из–за поломки в системе терморегуляции у нее потихоньку отмерзала правая ступня. Девушка поворачивалась то в одну, то в другую сторону, сканируя поле ледяных глыб и покатые склоны, поднимавшиеся по обе стороны, в поисках путей к отступлению. Она не сомневалась в том, что Призракам не удастся сбить спасательный корабль. Более того, она была почти уверена, что они станут мишенью для ответной атаки. Поэтому, когда все случится, Мэси надеялась как можно скорее убежать подальше от этого места, хотя с прискорбием понимала, что шансов у нее практически нет. Сада и мужчина с пистолетом не выпускали Мэси из виду, да и любая атака продлится не дольше нескольких секунд. Пусть даже ей повезет сбежать, воздуха у нее на шесть часов, а путь до железной дороги неблизкий…

Всё началось стремительно, практически без предупреждения. Призраки встрепенулись, кто–то прокричал «Вражеский самолет на восемь часов» или что–то в этом роде. Четверо выступили вперед и подняли гранатометы, целясь в одном направлении. Одна за другой выстрелили ракеты, зажглись двигатели, и все четыре, ускоряясь, понеслись над равниной вверх, превращаясь в светящиеся точки в черном небе. Мэси проводила их взглядом и заметила еще одну ползущую звезду на западе. Внезапно беззвучная вспышка, подобно ветвистой молнии, расколола небо надвое. Какой–то объект, весь в огне, падал вниз, отклоняясь к востоку. Вот он врезался в землю за горизонтом. Наверняка это был подбитый спасательный челнок.

Вверх взметнулся столб горячего белого дыма — предметы вокруг Мэси вдруг стали отбрасывать четкие тени. Затем над равниной пронеслась ударная волна, подняв пыль стеной. Земля застонала. Девушка потеряла равновесие и приземлилась на пятую точку. Кое–кто из Призраков тоже попадал. Булыжники и камни поменьше, что два или даже три миллиона лет непоколебимо стояли на тех самых местах, куда упали, сейчас покатились вниз по пологим склонам к краю обрыва. На мгновение всё стихло, а затем из того места, куда рухнул корабль, хлынула первая волна извергнутой породы.

Спасательный корабль врезался в поверхность Дионы под крутым углом и оставил новый кратер в ледяном реголите. Остатки челнока подбросило почти вертикально вверх, а вот куски породы разлетелись во всех направлениях, описав при низкой гравитации длинные дуги в вакууме. Вокруг Мэси царил хаос: осколки шрапнели прорезали столбы пыли, ударяли в булыжники или врезались в землю под малым углом, гася скорость в смеси пыли и ледяного гравия. Кусок льда сбил один из мотоциклов, и тот, кувыркаясь, полетел по полю. Двое Призраков встретили смерть на месте, еще один улепетывал прочь, когда его настиг камень, и мужчина исчез в облаке пыли.

Мэси и прежде приходилось бывать под обстрелом. Сработали инстинкты — она оттолкнулась от земли и бросилась в спасительную тень огромного сколотого валуна. Она была уже почти на месте, как вдруг появилась Сада — девочка врезалась в Мэси, они отлетели в сторону и покатились вниз по короткому склону, что вел к пропасти. Мэси принялась тормозить пятками и, пропахав землю, наконец замерла в облаке пыли. Мимо пролетала Сада, и девушка схватила подругу за ремешок на плече скафандра. Какое–то время Мэси лежала неподвижно, стараясь восстановить дыхание. Высоко в темном небе мерцали разбегающиеся блики: это солнечный свет отражался от фрагментов корабля, подброшенных вверх после столкновения, а теперь падающих обратно, словно блестящее конфетти. Большие и маленькие предметы опускались с одинаковой скоростью — идеальный пример проявления знаменитого закона Галилея. Двигатель ориентации все еще горел, когда достиг поверхности. Чаша горящего топлива приземлилась на вершину холма, подняв в воздух вторую волну обломков, и затухла. Повсюду с небес нескончаемым градом падали вещи под аккомпанемент из кратких зловещих взрывов. Мэси откатилась в сторону, оставив позади Саду, и перевалилась через край в расселину.

Падение было недолгим. Мэси сильно ударилась о крутой склон, так что всё ее тело задрожало от боли, несмотря на смягчающее действие скафандра. Девушка заскользила вниз, стараясь затормозить при помощи перчаток. Канал связи заполняли крики, и Мэси его отключила. В наступившей тишине она вдруг услышала, как тяжело дышит она сама, как бешено стучит в ляпах пульс.

Хотя по краям пропасть озарял солнечный свет, здесь, на самом дне, царила кромешная тьма, так как в вакууме свет не преломляется. Однако чернота расселины едва ли служила хорошим укрытием: в скафандры Призраков был встроен инфракрасный прибор ночного видения, а ее гермокостюм не обеспечивал полной изоляции. Мэси понимала: этот пузырь тепла и воздуха не сможет поддерживать ее вечно. Заряда батареи хватит надолго, но вот запасы воздуха истощатся часов через пять. Если она хочет сбежать, то надо выдвигаться, и немедленно.

Мэси рискнула включить фонарик скафандра, выставив минимальную яркость, — впереди извивалось дно ущелья, с обеих сторон нависали каменные массивы. Ощупью она стала пробираться в темноте и так дошла до конца расселины. При низкой гравитации карабкаться вверх оказалось очень легко. Девушка уцепилась за край обрыва и заморгала, когда неяркое солнце все же ослепило ее. Мир вокруг замер, как на черно–белой фотографии.

Стоило Мэси окончательно выбраться на поверхность, как из тени огромного булыжника метрах в двадцати от нее появился человек. В одной руке он держал арбалет и целился в Мэси, а второй постучал по шлему.

Мэси включила радио.

— Ты идешь с нами, — беспрекословно заявила Сада.

— Полагаю, притворяться, будто не нашла меня, ты не станешь. И просить об этом нет смысла.

— Поворачивайся и марш на запад, — скомандовала девочка. — Роллигон уехал, а нам необходимо догнать его прежде, чем люди примутся выяснять, что же здесь произошло.

— Я всё понимаю: Лок Ифрахим может оказаться вам полезным. Но кто я такая? И потом, я совершенно непричастна к смерти вашей подруги.

— А я и не думаю, что причастна. Но нам приказали привезти тебя в любом случае.

— У тебя будет куда меньше проблем, если ты прямо сейчас скажешь Марисе Басси, что помогать ему я не собираюсь.

— Скоро сама ему всё скажешь, — бросила Сада.

 

5

На занятиях учили всему: шпион должен ожидать любого поворота событий, уметь справляться с какими угодно проблемами — от рутинной проверки документов до жестких допросов. Но вот он приземлился на растрескавшейся равнине в области Падуанских линий, прошагал половину Дионы до самого Парижа, а никаких происшествий так и не случилось. Он просто спрыгнул с робота–трактора, что подвез его до города, пересек залитую светом суетливую сортировочную станцию и выбрался через ближайший шлюз. Тогда он снял скафандр, сложил его в сумку и, перекинув ее через плечо, вышел на тихую промышленную улицу.

Он связался с ИИ, отвечающим за социальные службы, и тот мгновенно признал в нем Кена Шинтаро, двадцати двух лет, родом из Радужного Моста на Каллисто, сейчас путешествующего в системе Сатурна. Многие молодые дальние по достижении совершеннолетия в пятнадцать лет отправлялись на год или два странствовать. Они курсировали автостопом от одного спутника к другому: согласно обычаю, любой корабль обязан был принять по меньшей мере одного пассажира. Молодежь выполняла всякую черную работу, смотрела разные города, знакомилась с новыми культурами. Большинство путешественников возвращались домой, но некоторые селились на новых местах. Были и те, кто продолжал кочевать. С личностью Кена Шинтаро проблем не возникло: несколько лет назад в сеть системы Юпитера запустили демона, создавшего серию несуществующих личностей, которые дожидались своего часа, словно одежда в шкафу. Любой человек или ИИ мог получить доступ к медицинской и генетической карте Кена Шинтаро, информации об образовании и опыте работы, к его ничем не примечательному уровню кармы. Кто угодно мог ознакомиться с его биографией, склеенной из фрагментов десятков тысяч других историй настоящих жителей Внешней системы. Эта нереальная жизнь оказалась подлинной до последнего факта. Все биометрические данные — генные маркеры, отпечатки пальцев, рисунок радужной оболочки глаза — были его собственными и в то же время идентичными всем личностям–призракам, запущенным в сеть.

Кену Шинтаро выделили заем на ежедневные нужды, однокомнатную квартиру в старом квартале рядом с промышленной зоной и предложили выбрать один из нескольких видов неквалифицированных работ. Он, не думая, взялся за первый по списку, на подземной ферме, а затем вселился в крохотную квартирку. Там он скинул с себя пропахший потом облегающий костюм, надел маску и долго стоял под мощными струями воды, которые тут же исчезали в решетке на полу. Нечто подобное он пробовал на Луне, но здесь, при более низкой гравитации, вода вела себя совершенно иначе — она липла к его коже, словно густой гель.

После душа он побрил лицо, которое ему сделали, — лицо Кена Шинтаро. Оно было круглее, чем у его братьев, нос — более широкий и плоский, кожа — землистая, на голове — копна светлых волос. Неизменными остались лишь глаза да зубы. Он провел языком по столь знакомому рельефу клыков и резцов, затем прошелся по комнате, опробовал тонкий жесткий матрас в спальной нише, разложил и тут же сложил столик. Всеми силами он убеждал себя в том, что предметы, окружающие его, реальны, что раскинувшийся перед ним город реален. Всю жизнь его готовили к этой миссии, и вот он оказался здесь — мир был знакомым и чужим одновременно. Пришла пора приниматься за работу.

Из списка самых обыденных сообщений он выбрал одно, подтверждающее его своевременное прибытие, и отправил на тайную учетную запись, которую проверяли агенты разведки из посольства в Камелоте на Мимасе. Его ждало точно такое же невинное послание — небольшое видео с плещущимися в бассейне детьми. Спексы извлекли из сообщения и расшифровали скрытый текст. Кену поручили новую второразрядную миссию: установить местоположение и по возможности способствовать эвакуации двух человек, которых похитили люди Марисы Басси. Предположительно заложников держали в окрестностях Парижа. Кен сохранил их описание в памяти и удалил все следы сообщения.

Помимо создания несуществующих личностей запущенный в сеть демон также открыл под разными именами несколько счетов, с которых можно было снять деньги или получить кредиты репутации. Воспользовавшись одним из них, юноша купил все необходимое: самые обычные химические вещества и оборудование, которое многие парижане использовали для варки пива и приготовления домашнего вина. Бродильный чан с закваской он установил в неиспользуемом входном туннеле, ввел в смесь обыкновенные дрожжи, а через три дня, когда смесь загустела, вернулся и добавил микроточки с бактериофагами, которые были спрятаны у него под ногтями. Дрожжевые клетки после заражения вирусом превратились в химические лаборатории. В результате обмена веществ одна культура давала мочевину и простую, но очень мощную взрывчатку. Две другие выводили частицы вируса, а четвертая производила обыкновенное вино. Кен сублимировал две разновидности вируса, из пластиковой взрывчатки изготовил маленькие мощные бомбы, которые затем спрятал в специально подготовленных местах в различных частях города. Вино юноша разлил по бутылкам и выставил на полке в комнате на случай, если кто–то начнет интересоваться, для чего он купил бродильный аппарат. В конце он тщательно отчистил и стерилизовал чаны, а потом упаковал их.

На всё ему потребовалась неделя напряженной работы, ведь Кен Шинтаро должен был через день являться на подземную ферму и проводить там по шесть часов. На отдых времени не оставалось: сроки стояли жесткие — к моменту появления в системе Сатурна «Лесного Цветка», который уже покинул Землю, миссию надлежало завершить.

На следующий день после прибытия в Париж юноша загрузил в городскую сеть несколько демонов, и теперь они давали о себе знать. На бирже, где горожане торговали изделиями и кармой, уже несколько раз произошел обвал. С определенной периодичностью скорость в сети падала до черепашьей: демоны забирали трафик на масштабные и совершенно бесполезные расчеты. Начались перебои в подаче электроэнергии: иногда свет отключался на некоторое время, а как–то раз районы попеременно сидели без света чуть ли не целый день.

Жители наконец сообразили, что на город напали. Мэр призвал всех сохранять спокойствие и бдительность. Кена Шинтаро, как и всех остальных недавно прибывших в город, допросили полицейские, но его легенда была безупречна — не подкопаешься.

Кен Шинтаро полюбил прогуливаться по городу. Он заглядывал в жилые дома и общественные здания, околачивался в парке рядом с территорией, где жила Авернус и ее команда. Несколько раз он даже видел гения генетики, а однажды ему удалось попасть внутрь, когда он вызвался помочь разгружать поддоны с провиантом. После Кен стал прохаживаться мимо жилища Авернус каждый день. Кроме того, он регулярно выбирался за пределы города: бывал на фермах вакуумных организмов, наблюдал за тем, как приземляются и отправляются в путь корабли в космопорте, посетил несколько убежищ, находящихся на расстоянии одного дня пути от Парижа, и часто оставался там на ночевку, прежде чем вернуться обратно.

Странствующая молодежь дальних постоянно собиралась в определенных местах — нескольких барах, кафе и саунах. Там они делились своими историями, информацией о вакансиях и бесплатных полетах, сплетничали. Однако Кен Шинтаро держался особняком. Приветливый, но отстраненный, он производил впечатление тихого, прилежного, серьезного человека. Он усердно работал на ферме и тщательно выполнял свои обязанности квартиранта, помогая убирать и поддерживать в порядке здание, что полагалось делать всем жителям дома.

Именно так он познакомился с Зи Лей. Хотя в первую встречу Кен почти не обратил на девушку внимания. Они оба оказались в команде из шестерых человек, которая должна была заменить пылеуловители в системе вентиляции в центральной части здания. Для этого требовалось, предварительно надев маску и комбинезон с капюшоном, извлечь контейнеры в основании шахты циклонного пылеуловителя, вычистить комья пыли в сумки для компоста и вернуть контейнеры обратно, а затем пропылесосить рабочее место. Закончив с делами, Кен Шинтаро присоединился к остальным за чашкой чая, послушал немного, как они судачат, а затем извинился и ушел к себе. По прошествии двух дней он снова столкнулся с Зи Лей, на этот раз на «Постоянных дебатах в поддержку мира».

Все началось так: небольшая группа горожан организовала самый обыкновенный общественный форум, где каждый мог выступить с критикой и протестами против вычурных речей Марисы Басси в поддержку войны, а также предложить альтернативу его политическому курсу. С тех пор работа форума не прекращалась: он функционировал двадцать четыре часа семь дней в неделю. Взойти на помост и высказаться мог каждый, хотя речь длилась ровно столько, сколько публика считала нужным. Относительная тишина в зале означала, что присутствующие одобряют идеи спикера. Большую часть времени, однако, аудитория не обращала на выступающих никакого внимания: люди сбивались в группки, спорили, раздавали принесенную из дома еду и самиздатовские памфлеты (в Париже заново изобрели типографский станок, газеты и книги) или просто выпадали из реальности в виртуальную нирвану. Если же речь оратора не находила отклика у публики, то раздавались смешки и редкие хлопки — сперва среди тех, кто по–настоящему вслушивался в слова спикера, а затем подключались и остальные, кто до этой минуты совершенно не следил за происходящим.

Закаленные в ораторских боях отказывались покидать сцену, и тогда их понарошку арестовывали полицейские–добровольцы из числа участников дебатов. Самых упрямых стаскивали со сцены и вышвыривали из здания. Порой удаленные спикеры забегали с другого входа и пытались вновь оказаться на платформе — тогда служителям закона приходилось проворачивать эту процедуру несколько раз.

Благосклонность аудитории, равно как и неодобрение, распределялась совершенно случайно. Некоторые ораторы едва успевали ступить на сцену, как их тут же освистывали, зато пожилому мужчине, заговорившему на выдуманном языке, выделили целых двадцать минут почтительного молчания. Вопросы задавали, не дожидаясь конца выступления, и подобные дискуссии могли длиться гораздо дольше, чем сама речь.

Кен Шинтаро узнал о «Постоянных дебатах в поддержку мира» случайно, пока следовал за человеком, которого ненавидел. Марису Басси он засек на одном из овощных рынков, и тут же им овладело сильное чувство. Из своих занятий он знал о мэре Парижа всё: он просмотрел десятки часов видео с записями его речей, изучил его биографию. И все же встреча с реальным Марисой Басси стала для него шоком. Кен принялся шпионить — он наблюдал, как тот передвигается по рынку в оживленной толпе, с одинаковой улыбкой принимает комплименты и насмешки, как он пожимает руки владельцам лотков, соглашается пробовать устриц, сыры, фрукты, берет из рук продавцов чашечки кофе и стаканчики сока каждый раз, когда его норовят угостить, как он останавливается, чтобы выслушать любого, кто желает с ним поговорить. Наконец Мариса Басси покинул толкотню и суету рынка, пересек парк в сопровождении полудюжины помощников и вошел в туннель в основании высокой закругленной стены, что вел к нижним рядам амфитеатра.

Кен Шинтаро проскользнул внутрь следом за ним. Среди тускло освещенных рядов подвесных сетей, поднимающихся вверх от круглой сцены, кое–где стояли люди. При появлении Марисы Басси несколько человек зааплодировали, кто–то приложил ладони рупором ко рту и принялся освистывать мэра, однако большинство не обратили на его приход никакого внимания. Небольшие группы людей что–то обсуждали или изучали на планшетах, были те. кто. казалось, уснул, а остальные следили за мужчиной, который в свете софитов описывал круги на сцене и усталым сиплым голосом вещал об утраченной мечте, об Утопии. На глазах оратора выступили слезы. Медленно, капля по капле, они скатывались вниз по щекам и блестели в седой бороде. Голос его, усиленный акустикой, разносился по всему залу и смешивался с гомоном собравшихся.

Мариса Басси заявил людям вокруг себя, что выступать не намерен: он пришел сюда лишь послушать, замерить градус дебатов, так сказать. Как доктор. Почему бы и нет? Он любил поступать так время от времени. Здоровье города для него всегда стояло на первом месте. Кто–то поинтересовался у мэра, когда решат проблемы с сетью. Мариса Басси отвечал, что над этим работают его лучшие люди, но враг оказался хитрым.

— Я тебя знаю, — обратились к Кену Шинтаро.

Сердце его подскочило. Он обернулся и увидел стоящую почти вплотную девушку, одного с ним роста, изящную и стройную. Черные волосы спадали ей на лоб. Пока незнакомка беспокойно изучала его лицо, Кен почему–то думал о цыплятах, которых держали в общинных садах в их жилом комплексе, о том, как те клюют что–то на грязной земле. И только потом он узнал ее. Девушка жила в том же доме, они вместе работали над заменой пылесборников, ее звали Зи Лей.

Юноша выдал улыбку и спросил ее о театре — Зи принялась пространно объяснять, что такое «Постоянные дебаты в поддержку мира», затем наклонилась ближе, так как шум в рядах усиливался по мере того, как люди начинали кричать на оратора на сцене.

— Давайте же, выдайте что–нибудь дельное! — гаркнул мужчина в ответ. Он стоял, уперев руки в бока, и медленно поворачивался. Лицо его блестело в свете софитов. — Ну же, назовите хоть одну полезную вещь, которую мы в состоянии совершить! Все вы ничего не смыслите!

— Злится, потому что не может достучаться до их сердец, — сказала Зи Лей. — Гнев вреден. Он — словно черный воздух.

Кен спросил у девушки, чего люди пытаются здесь добиться. Его это интересовало постольку, поскольку Мариса Басси явно был заинтригован не меньше: он замер, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдал за тем, как мужчина орет на толпу, а собравшиеся отвечают ему тем же. Спустя несколько минут мэр что–то сказал стоящей подле него высокой даме, отчего та запрокинула голову и громко рассмеялась.

Зи Лей начала говорить про коллективное мышление, но большая часть фразы утонула в разгоряченных воплях присутствующих. Мужчина на сцене вскинул руки, спустился с помоста и сел. Тут же Зи Лей бросилась вперед и заняла его место. Может, стоит последовать за ней, думал Кен Шинтаро. Нет. Юноша остался на месте и следил за тем, как крики и свист постепенно стихли. Вниз спланировал крохотный дрон, служивший микрофоном. Раздался усиленный голос Зи Лей. Она заявила, что в театре царит плохая аура и, покуда это продолжается, им не удастся ничего добиться. Кто–то попытался было возразить, но несколько юношей и девушек возле сцены поднялись со своих мест и призвали всех к тишине.

Зи Лей замерла в перекрестных лучах прожекторов. Девушка глубоко вдохнула, ее плоская грудь всколыхнулась под черным жилетом. Затем Зи Лей сцепила ладони вокруг шеи и издала вибрирующий распевный звук — «омммммммм–омммммм». Пение напоминало непрерывный механический гул. Постепенно остальные тоже подхватили напев. Величественное машиноподобное гудение продолжалось пару минут, затем раздались аплодисменты. Зи Лей резко прекратила петь, поклонилась и покинула сцену. Она прошла мимо Кена Шинтаро, даже не удостоив его взглядом.

Юноша последовал за ней, ведомый любопытством и восторгом. Произошедшее оставалось для него загадкой, но он чувствовал, что за этим кроется нечто важное. Никто не упоминал о подобном во время инструктажей. Это оказалось его собственным открытием. Догнав Зи Лей, он первым делом спросил, что означало песнопение. В ответ девушка вытащила из висящей на бедре сумочки сложенный лист бумаги и впечатала его в грудь Кена. Едва он взял листок, Зи Лей бросилась прочь. В три прыжка она пересекла площадь и скрылась среди палаток на рынке, растворилась.

Лист с обеих сторон заполняли плотные шеренги строчек, повсюду маячили восклицательные знаки. Отдельные слова были напечатаны заглавными буквами красным или желтым цветом. Несколько раз Кен Шинтаро перечитал содержимое, пытаясь разгадать его суть. Судя по всему, дисгармония вселенских вибраций, распространившаяся по всей Солнечной системе, вызывала отвращение у мудрых инопланетян, что наблюдали за человечеством. Однако, если вернуть миру равновесие, пришельцы из мира, именуемого Эдда, дадут о себе знать и поднимут человечество на новую ступень благости.

Порывшись в сети, он нашел множество размещенной Зи Лей информации об Эдде, включая журнал, в котором Зи Лей фиксировала свои реакции на полученные ею послания, а также комментарии людей, считавших записи девушки не более чем выдумкой, сюжетом для романа. Из многочисленных инструктажей юноша знал, что Париж знаменит своими художниками, рассказчиками, актерами, и потому полагал, что брошюры и дневник Зи Лей — и правда своеобразный жанр литературы, а ее выступление на «Постоянных дебатах в поддержку мира» — его продолжение, хотя то, как девушке на короткое время удалось объединить публику, удивило и испугало Кена. Что, если существует особая гармония, способная настроить умы людей на одну волну, заставить их думать как единый организм, вроде муштры в последние недели тренировок?..

На следующий день у Кена Шинтаро была смена на ферме. Работы накопилось много: в трех теплицах требовалось выкорчевать погибшие растения и выбросить их в вакуум, чтобы предотвратить болезнь остальных посевов. Инженеры брали образцы монокультуры микроводорослей, поскольку производство кислорода снизилось на восемь процентов. Юноша услышал, как двое из них обсуждают проблему. Один сказал, что в Замбе на Рее ситуация еще хуже: там, чтобы обеспечить людей воздухом, пришлось переключиться на электролиз воды. Второй заметил, что на Тефии и Афины, и Спарта потеряли весь урожай пищевых дрожжей.

Дело рук братьев, подумал Кен Шинтаро. Они ослабляют силы противника перед финальным ударом.

Когда юноша вернулся в свою комнату, то обнаружил очередную копию текстов Зи Лей у двери. Сверху девушка придавила их кусочком тяжелого прозрачного пластика. На всю страницу крупными красными буквами было написано: «Ты один из нас?»

На следующий день она сама подошла к нему и поинтересовалась, прочел ли Кен ее комментарии. Юноша не сразу сообразил, что она имела в виду памфлет. А Зи Лей уже тараторила дальше, не переводя дыхания, такая же отрывистая и переменчивая, как ее проза. Она рассказывала, как впервые пришельцы Эдды явились к ней в снах, а теперь она примечает их агентов то тут, то там.

— Сперва мне показалось, ты один из них. Я даже подумати, что ты шпион.

На мгновение грудь Кена сжало словно тисками. Если уж Зи Лей могла видеть его насквозь, понять, кто он на самом деле… И тут до него дошло, что девушка говорит про Эдду. Юноша тут же успокоился, тело его расслабилось.

— Я приезжий. Родом из Радужного Моста, а теперь путешествую, — пояснил он.

— Знаю. Я нашла информацию о тебе, — сказала Зи Лей.

Она улыбалась во весь рот, демонстрируя белые, словно рисовые зерна, зубы.

Молодые люди стояли в парке рядом с жилищем Авернус. Возле входа в квадратное здание топтались несколько человек: они размахивали лазерными указками, отчего в воздухе всплывали яркие мерцающие лозунги. «Помоги нам в трудную минуту!», «Чума на дома землян!», «Мир — не выход!» Они хотели, чтобы Авернус поддержала военную инициативу и создала для них оружие. «Пистолеты на смену цветам!»

Зи Лей вновь спросила, читал ли Кен ее комментарии. Юноша честно ответил, что так ничего в них и не понял, хотя пересматривал несколько раз.

— Нужно лишь внимательно прочесть — вся информация там, на бумаге, — упорствовала Зи Лей. Затем она добавила, что ей нужно работать, и ушла.

Два дня они не виделись, и Кен скучал по девушке. Конечно, не так сильно, как по братьям, по тому, как прошло их детство, но сердце его все же сжималось от сладкой боли. А потом он нашел у двери плод манго и накорябанную записку: «Ты выглядишь усталым. Это поможет».

Тем же вечером они встретились на «Постоянных дебатах в поддержку мира». Кен подсел к девушке, но долгое время та молчала и лишь задумчиво хмурилась, глядя на трех женщин на сцене, что обсуждали зависший в воздухе текст, похожий на декларацию мирных намерений. Они выслушивали предложения аудитории и тут же вносили правки. Зи Лей вдруг вся задрожала и сообщила, что пыталась выровнять ауру в помещении, но все оказалось напрасным — что–то ей явно мешало. Поэтому она встала и вышла из амфитеатра.

Кен Шинтаро поспешил следом. Зи Лей сидела на скамейке в дальнем конце площади. Она была очень бледная, руки тряслись, лицо скривилось от боли.

— Это так тяжело, — пробормотала она, уронив голову на руки.

— Позволь, я тебе помогу, — сказал Кен.

Юноша купил Зи Лей порцию макарон и сердечно поблагодарил за манго. Какое–то время девушка молча помешивала макароны, плавающие в наваристом бульоне с масляными пятнами на поверхности. Он наблюдал за ней, и внутри поднималась волна нежности и радости. Точно так же он заботился о своих братьях, стоило им заболеть или получить травму в спортивном зале. Точно так же они заботились о нем. Кен сказал ей, что нужно непременно выпить бульон. Когда Зи Лей сделала несколько глотков и пробормотала, что ей уже немного лучше, лицо его расплылось в улыбке.

— Это так сложно, — повторила девушка. — Но очень важно. Видишь ли, только я могу остановить войну.

Кен Шинтаро терпеливо внимал ее монологу о том, как можно привести в порядок спутанные гармонии, о прекрасных кораблях, что сокрыты глубоко в недрах Сатурна и ждут, когда человечество докажет: оно готово присоединиться к великой галактической цивилизации.

— В снах мне были тайные видения. Я поклялась, что воспользуюсь этими секретными знаниями на благо всех людей. Это ужасно, чертовски сложно, но я не отступлюсь.

— У меня тоже есть секреты, — выпалил Кен Шинтаро.

Он нарушил все правила, которым их учили на тренировках, и не испытал при этом ни ужаса, ни даже удивления — лишь легкое головокружение. А еще счастье и облегчение.

Зи Лей поднялась и снова сказала, что ей нужно работать, а потом наклонилась через стол и поцеловала его в губы. Они уставились друг на друга, пораженные этим спонтанным поцелуем. Вдруг Зи Лей резко приложила ладонь ко рту и умчалась прочь.

Наступило завтра. Кен Шинтаро возвращался домой с работы, когда к нему подошла женщина и представилась подругой Зи Лей.

Юноша сказал, что очень рад встрече, ведь они с Зи Лей, как он надеялся, тоже друзья.

— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить.

Они присели возле ларька, где торговали чаем. Женщина назвалась Кейко Сасаки.

— Ты ведь совсем недавно в Париже.

Это была простая констатация факта, которая, судя по всему, не требовала ответа. Подруга Зи Лей оказалась стройной молодой женщиной, спокойной и рассудительной. На вопрос, как долго он планирует оставаться в городе, юноша пожал плечами.

— Мне это знакомо. Я сама два года странствовала по Внешней системе, — поделилась Кейко Сасаки и перечислила несколько городов, включая Радужный Мост.

Она упоминала людей, которых ей довелось там узнать, места, где она работала. Все ее рассказы Кен Шинтаро слушал с улыбкой и временами кивал, а сам думал, не проверка ли это. Что, если женщина пытается его перехитрить? Раскрыть, что на самом деле он не так хорошо знает Радужный Мост?

— В мое время было, конечно, проще, — сказала Кейко Сасаки. — Сейчас вот корабли практически не курсируют между Сатурном и Юпитером: все боятся войны. А ты, наверное, волнуешься, как потом добираться домой.

— Не слишком, — ответил он.

Упоминание военных действий насторожило юношу. Он глотнул чая, вытащил прилипший к зубам листочек и положил его на блюдце.

Кейко Сасаки тоже взяла чашку и стала прихлебывать напиток. Наконец она заговорила:

— Полагаю, с Зи Лей ты познакомился на «Постоянных дебатах в поддержку мира».

— Первый раз мы увиделись, когда работали вместе. Мы живем в одном доме.

Кен Шинтаро гадал, не следила ли за ним Кейко Сасаки.

— Ты в курсе, что она нехорошо себя чувствует? Зи много работает. И очень переживает из–за войны. А еще она не принимает лекарства… Тебе ведь известно, что она шизофреник?

Юноша пожал плечами: он не представлял, что на это ответить.

— Я друг Зи, Кен. Кроме того, я медицинский работник, приставленный к ней городом: я наблюдаю за ее здоровьем после того, как два года назад она сама нанесла себе повреждения. Зи должна посещать занятия по когнитивной терапии, специально разработанные, чтобы помочь ей справиться с тревогой и фантазиями, а еще принимать лекарство, которое восстанавливает баланс серотонина. Однако в последнее время она не выполняет ни одно медицинское предписание — заявляет, будто у нее период повышенной креативности, — рассказала Кейко Сасаки. — Конечно, право принимать решение остается за ней. Я лишь даю советы. Обычно Зи прислушивается к моим доводам, но сейчас у нее маниакальная фаза, что делает ее очень уязвимой. А сложившаяся ситуация еще больше подпитывает ее фантазии.

— Сложившаяся ситуация?

— Тот факт, что в любой момент может разразиться война.

Кен все больше укреплялся в своих подозрениях, что дело вовсе не в Зи Лей, что эта женщина — полицейский. Его предупреждали, что вероятность разоблачения велика. Снова и снова учителя повторяли это во время тренировок. И теперь каждое утро Кен Шинтаро просыпался с мыслью: вдруг за ним шпионят? Вдруг они раскусили, что он не тот, за кого себя выдает? Каждый раз он гадал, наблюдают ли за ним прохожие. Что, если обыкновенные разговоры на работе, на рынке или с соседями имеют скрытый смысл? Юноша постоянно тревожился и испытывал пусть не сильный, но страх. Он без конца всех подозревал, анализировал происходящее и контролировал себя. Зато сейчас беспокойство ушло. На него снизошел всеобъемлющий звенящий покой. Он больше не злился, не боялся — он испытывал облегчение: неизбежное произошло. Первым порывом, который Кен тут же подавил, было спросить у Кейко Сасаки, как она узнала. И — когда его раскрыли, что его выдало. Но, увы, до тех пор пока женщина не даст ему четко понять, что ей все известно, они обречены играть свои роли.

— Зи считает тебя своим другом, союзником, — продолжила Кейко Сасаки.

— Я очень на это надеюсь.

— Хорошо. Тогда могу я попросить тебя кое о чем? Не ради себя, но чтобы помочь Зи.

— Что ж, я могу попробовать.

— Если ты и правда хочешь стать для Зи хорошим другом, если хочешь ее выручить, не поощряй эти фантазии. Слушай ее рассказы, но не задавай вопросов. Переводи разговор на другую тему. А еще было бы здорово, если бы ты сумел прекратить ее появление на «Постоянных дебатах в поддержку мира».

— Она отлично там выступает.

— Поначалу дебаты служили своеобразным предохранительным клапаном и приносили пользу, но теперь это лишь бессмысленная пародия. Там собираются бунтари и выдумщики. Люди приходят, чтобы выпустить пар или развить свои параноидальные фантазии. Некоторым только это и нужно. Но для Зи Лей каждый выход на сцену и коллективное распевание мантр лишь во вред. Она не замечает, что люди над ней смеются. Она видит лишь то, что хочет, то есть подтверждение своих фантазий. И, как следствие, погружается в них все глубже, отдаляясь от обыденной жизни. На данном этапе она настолько поглощена своими выдумками, что даже не разговаривает со мной. Она считает меня то ли шпионом, то ли вражеским агентом, который пытается разрушить ее работу и не дает гармонизировать мировые вибрации. Однако с тобой она общается: ты ей нравишься, она даже доверяет тебе. Вот почему я прошу тебя о помощи.

— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещал Кен Шинтаро.

Кейко Сасаки чуть запоздало ответила ему улыбкой.

— Зи нужны друзья. Ну а если ты сумеешь стать для нее хорошим другом, то мы с тобой тоже подружимся.

— Мы можем встретиться снова, — сказал юноша из своего великого круга спокойствия. Он знал, что вся их беседа — самый простой код и Зи здесь совершенно ни при чем, лишь повод для контакта.

— С радостью, — ответила Кейко Сасаки. — Ты — хороший человек, Кен. Уверена, у нас найдется множество тем для разговора.

По дороге в квартиру юноша оценивал свои шансы. Дальние ясно дали понять: они в курсе того, кто он. В любой момент они могут положить конец этой игре. Вполне вероятно, что им известно о проделанной Кеном работе, тех маленьких трюках и ловушках, которые он расставил. Однако проверить это юноша никак не мог — он сам рисковал угодить в западню. Прервать миссию Кен тоже не имел права. Конечно, кураторы могли отозвать его, только вот связи с ними у юноши не было. Таким образом, оставалось лишь два варианта. Он мог залечь на дно, выбраться из города и податься в бега, ненадолго останавливаться в незаселенных обителях и убежищах, каждый раз уничтожая следы своего присутствия, прежде чем отправиться дальше. Это даст ему свободу передвижения, но значительно ограничит возможность действовать, сократит количество целей для атаки до тех немногих, что находятся за пределами городов. Или же он мог остаться в Париже, продолжить игру, состязаясь с Кейко Сасаки, и параллельно разрабатывать планы по нападению на самые важные объекты из тех, что были ему поручены.

Второй вариант казался более привлекательным. Кену Шинтаро предстояло еще много работы, прежде чем прибудет «Лесной Цветок». Ну а когда это случится, вокруг начнутся такие беспорядки, что он запросто ускользнет. Возможно, ему удастся прихватить с собой Зи Лей. Сама мысль о том, чтобы бежать вместе с ней, успокаивала юношу.

А пока оставалось лишь притворяться, будто ничего не изменилось. Он встретился с Зи Лей в баре в длинном парке, что раскинулся в верхней части города. Бар соорудили на платформе, установленной на вершине красного дерева. Кен Шинтаро взобрался по крутой канатной дороге и увидел ее. Зи Лей сидела за крохотной стойкой. Юноша сел рядом, и сердце его радостно забилось.

 

6

Война неминуема. В этом уже никто не сомневался. Бразильский флагманский корабль «Лесной Цветок» ожидался в системе Сатурна со дня на день. Следом за ним приближался еще один звездолет, поменьше, без опознавательных знаков. Тем временем однопилотники, космические аппараты и дроны Тихоокеанского сообщества и совместной бразильско–европейской экспедиции беспрепятственно летали вокруг спутников и колец Сатурна. Системы коммуникаций, жизнеобеспечения и транспорта всех городов были уже атакованы.

В один прекрасный день парижская сеть полностью пала, и город захлестнула волна бунтов, прекратившаяся только когда сеть наконец починили. Многие люди, включая всех именитых ученых, гениев генетики и экоинженеров, получили сообщения с приказом сдаться. В разных районах Парижа совершенно бессистемно на несколько часов выключался свет. Пять процентов энергии, выдаваемой термоядерными генераторами, перебросили на старую станцию электролиза, чтобы повысить выработку кислорода, так как производительность микроводорослевых культур упала до шестидесяти процентов от оптимального объема. Ученым удалось выделить вирус, заразивший растения на городских фермах, но тот успел мутировать в несколько различных штаммов, а эффективное средство против них пока так и не нашли.

Военная лихорадка все больше охватывала город и проникала в сердца его жителей.

Всех горожан снабдили специальными дыхательными аппаратами на случай чрезвычайной ситуации — небольшим баллоном, наполненным воздухом и подсоединенным к надувному шлему с самогерметизирующимся кольцом на шее. В теории при мгновенной разгерметизации любой человек мог надеть шлем и повернуть вентиль баллона. Это давало две минуты, чтобы добраться до убежища. На практике же подобное устройство оказывалось абсолютно бесполезным. Декомпрессия купола была посерьезнее прорыва трубы или прокола шины. На таком огромном пространстве, как купол города, мгновенно поднимется ураганный ветер. Людей просто сшибут с ног летающие обломки, а из–за конденсации водяного пара возникнет туман, так что они ничего не смогут видеть. Тот, кто останется в сознании и не получит повреждений в результате падения или поражения шрапнелью, будет дезориентирован и слишком заторможен, чтобы надеть дыхательный аппарат. Даже если человеку удастся нацепить шлем, декомпрессия вызовет появление гематом по всему телу, за которыми вскоре последует смерть от слишком низких температур, при которых замерзает даже кислород.

Однако в сложившейся ситуации (как теперь выражались парижане) средства вроде дыхательного аппарата приравнивались чуть ли не к священным реликвиям, что казалось абсурдным, если учесть их реальную пользу. Назначенные офисом мэра надзиратели получили право останавливать граждан для проверки в любое время: они проверяли наличие дыхательных аппаратов и собирали информацию о передвижении людей. Отличительным знаком надзирателя служила красная повязка на рукаве. Их также вооружили девятимиллиметровыми пистолетами и электродубинками, производимыми по чертежам вековой давности. Все транспортные узлы, входы в общественные и жилые здания охранялись; на рынках и в парках были организованы патрули. Вдобавок надзиратели стояли на баррикадах, возведенных на всех крупных перекрестках.

В условиях этой самопровозглашенной осады Кена Шинтаро как приезжего останавливали практически на каждом контрольно–пропускном пункте. В атмосфере тотальной лихорадки подозревались все в большей или меньшей степени, но первое место в списках отводилось чужеземцам. До сих пор городской совет оставлял без внимания требования ввести режим интернирования. И все же многие надзиратели, похоже, считали, что приезжие немногим отличаются от вражеских солдат. Особо рьяные хранители нового режима несколько раз раздевали Кена Шинтаро на публике с целью досмотра и даже били. Парижане, решившие стать символом сопротивления трем земным державам, теперь с нарастающим негодованием смотрели на города вроде Камелота на Мимасе или Замбы на Рее, не говоря уже о всех поселениях системы Юпитера, ведь их жители проголосовали против открытого противостояния даже в случае нападения землян. Граждане Парижа, конечно, могли с легкостью расселиться в сотни свободных убежищ и оазисов, разбросанных по всей Дионе, но эвакуация была равносильна капитуляции — парижане могли бросить вызов врагу, только оставаясь в черте города, а это означало постоянный страх, что город атакуют, что погибнет множество людей, при том что сама возможность провала отрицалась.

Парижане приносили себя в жертву принципам. Горожанам приходилось неизменно сохранять бдительность, без конца подозревать своих соседей, реагировать при малейшем проявлении паники, недовольства властями или предательства. Любой чужестранец считался потенциальным врагом, как и тот, кто высказывал мнения, противоречащие идеям всего общества. Достаточно было пожаловаться, пусть даже в очень мягкой форме, на лишения, и ты попадал в черный список. А еще под подозрение подпадали люди, которые в прошлом так или иначе оскорбили ныне наделенных властью.

Кен Шинтаро стоически выносил эти незначительные нападки и даже находил в этом нечто забавное. На его озадаченном лице тут же появлялась улыбка. Стоило кому–то из надзирателей пристать к нему с вопросами, он принимался отвечать кротко и расплывчато, с готовностью соглашался с любыми заявлениями патриотического толка. Шпион под этой маской всегда оставался начеку: юноша должен был постоянно следить, чтобы лицо его сохраняло приветливое выражение, предлагать помощь другим людям, через силу проявлять наравне с остальными ярый энтузиазм на вечерних митингах. При обычных обстоятельствах подстраиваться под жителей Парижа казалось легко, ведь ничего другого от него и не ждали. Однако теперь, когда все вели себя в той или иной степени странно, Кену Шинтаро приходилось изо всех сил стараться, чтобы не сделать и не сказать чего–то подозрительного. Порой его посещали мысли, каково это — сбросить маску и дать себе волю.

Ничего, как только начнется война, у него будет шанс. Уже скоро. А пока необходимо притворяться, будто он такой же ненормальный, как и все вокруг.

Для защиты города временно приостановили действие хабеас корпус, а по итогам референдума городской совет наделили чрезвычайными полномочиями. Тот, в свою очередь, предоставил мэру Марисе Басси что–то вроде абсолютной власти, о которой большинство диктаторов могут только мечтать. Еду и воду отныне выдавали строго по карточкам. На смену обыденной рутине пришли учения по технике безопасности и действиям в чрезвычайной ситуации, занятия по обращению с оружием, уличным боям и оказанию первой помощи. Еще была работа в добровольческих трудовых бригадах, которые возводили баррикады и заграждения, строили убежища и оборонительные сооружения, рыли траншеи внутри и за пределами Парижа. Участие в подобных мероприятиях было обязательным, в отличие от посещения митингов, хотя практически все горожане, не занятые иными поручениями, ежевечерне заполняли центральный парк от края до края и слушали, как поэты декламируют стихи, музыканты играют, актеры выступают — всё в преддверии заключительной речи Марисы Басси, который неизменно каждую ночь подстегивал патриотические чувства толпы.

Тема его выступлений никогда не менялась. Никакой капитуляции. Враг не пройдет. Убирайтесь из нашего космоса. Пылкие речи были преисполнены вызова и агрессии, но в их основе лежали не военные стратегии и боевой потенциал, а патриотизм и наивный энтузиазм. По периметру города на несколько километров протянулись наземные оборонительные сооружения, но они были простоватыми и устаревшими. Отряды добровольцев осваивали партизанскую тактику молниеносного нападения с последующим отступлением, отрабатывали маневры на трехколесных мотоциклах, роллигонах, платформах и с поясными ракетными ускорителями. Эти отряды, может, и выглядели впечатляюще, но на деле были плохо вооруженными любителями, у которых не оставалось ни единого шанса против опытных морских пехотинцев и боевых дронов. Да и восхваляемая система обороны города — спрятанные в бункерах ракеты и рельсовые пушки, умный гравий и спутники–перехватчики на орбите — оказалась ничуть не лучше, что наглядно продемонстрировало вторжение вражеских звездолетов. Как только система защиты падет, городу придется отбиваться по старинке, полагаясь на приемы двадцатого века вроде боев в траншеях и на улицах, в то время как противник будет вооружен технологиями двадцать третьего века.

При непрекращающейся атаке Париж едва ли мог бы продержаться более двух суток. И все же каждый вечер, когда обсуждали войну и практическую сторону организации обороны, несколько здравомыслящих голосов тонули в общем гуле толпы. Город охватила едва подавляемая истерия. Дети, оставленные без присмотра, играли в войнушку, носились где ни попадя. Порой они сбивались в шайки, которые доставляли надзирателям еду и воду, передавали сообщения или выполняли мелкие поручения. Взрослые оказались в не менее возбужденном состоянии: напоказ они клялись в преданности и заявляли о своей готовности сражаться до самой смерти, но в душе тревожились, опасались и даже паниковали. Все понимали, что купол над городом, как и вспомогательные купола, — не более чем хрупкие пузыри света, тепла и воздуха на бескрайних просторах ледяного вакуума. Людям стоило сохранять бдительность — вместо этого они напивались, принимали наркотики больше, чем обычно, ссорились, скандалили, безрассудно предавались плотским утехам, порой даже на виду у публики.

За два дня до прибытия «Лесного Цветка» к месту встречи со своими близнецами на орбите Мимаса Мариса Басси ввел военное положение.

Кен Шинтаро узнал об этом благодаря соседям, которые в шесть утра принялись дубасить в его дверь с требованиями впустить их. Быстро оглядев комнату, на случай, если что–то лежит не на своем месте, юноша впустил их. Тут же вломилось несколько человек во главе с Элом Уилсоном, отвечающим за расписание дежурств по дому.

— Когда ты последний раз видел Зи Лей? — спросил Эл Уилсон.

Его учили говорить правду во всех случаях, кроме тех, когда это противоречит миссии. Поэтому он честно ответил:

— Вчера.

Женщина осматривала душевую кабину. В чулане рылся мужчина. Еще один проверял отпечатки пальцев в спальной нише. Все в комнате носили на руке красные повязки. Кен Шинтаро чувствовал охватившее их волнение и враждебность. Глядели они сурово, явно готовые причинить ему вред. Сердце юноши забилось чуть чаще, он ощутил, как покалывает череп, как от холодного воздуха по телу бегут мурашки. Мужчина на пороге спросил:

— Почему ты сменил замок, друг? Ключ доступа не сработал.

Еще одно правило, вызубренное на занятиях: по возможности игнорировать щекотливые вопросы — притвориться, что ты их не слышал, или сменить тему разговора.

— С Зи Лей что–то стряслось?

— Не твоего ума дело, — сказал мужчина в дверях. — Ты бы оделся.

— Я спал.

Кен Шинтаро двигался заторможенно, реагировал на все медленно и неуверенно. Глаза его временами закрывались, словно он еще не до конца проснулся. Зато внутри бурлила едва сдерживаемая энергия: он уже решил, как поступит, если дело дойдет до ареста. Сперва он выведет из строя Уилсона, нанеся удар прямо в шею, затем метнется вперед и убьет этого человека на пороге с отвратительным пучком волос под нижней губой и алчным взглядом. Он свернет ему шею, а после расправится с остальными. В какой–то миг он очень ярко представил себе ситуацию и тут заметил, что тело его приняло совершенно иную позу — он готовился к бою. К счастью, никто из вломившихся к нему в квартиру не обратил на это внимания.

— Может, стоит забрать его с собой? — подала голос женщина в душевой кабине.

— В списках нет его имени, — заметил Эл Уилсон.

— Он из Радужного Моста, — добавила женщина. — А там полно поборников мира. Они пустили землян в свои города, стали с ними сотрудничать. Они положили этому начало.

Эл Уилсон проигнорировал ее слова. Мужчина вел себя очень осторожно, обращая внимание на каждую мелочь, словно вокруг было полно препятствий, а он пытался аккуратно обойти их все и не напороться.

— Нам нужно найти Зи Лей. Как ее друг, ты, возможно, знаешь, где она или куда могла отправиться.

— Ну, здесь ее нет.

— Да не можешь ты быть таким тугодумом, — буркнул мужчина в дверях. — Прекрати прикидываться и скажи, что тебе известно.

— Я понятия не имею, где Зи Лей, — ответил Кен Шинтаро и одарил собеседника невинным взглядом, который каждый день практиковал перед зеркалом, как, впрочем, и все остальные выражения лица. — В чем, собственно, дело?

— А дело в измене, — сказал человек, что обследовал спальное место.

Стоя на четвереньках, он провел пальцами по краю ниши.

— Всё ради ее безопасности, — пояснил Эл Уилсон.

— Эта шизофреничка как сквозь землю провалилась, — бросил мужчина на пороге. — Узнаем, что ты ее покрываешь, вернемся за тобой.

— Если тебе что–то станет известно, дай мне знать, — пробормотал Эл Уилсон.

По статусу он являлся лидером небольшого отряда, но было ясно: стоит возникнуть неприятностям, мужчина в дверном проеме тут же возьмет на себя командование.

— Всё это ради безопасности Зи Лей? — переспросил Кен Шинтаро.

— Мы пытаемся уберечь чертов город, — рявкнул мужчина в дверях.

Эл Уилсон замахал руками:

— Всё, ребята, уходим. У нас еще полно работы.

Как только они оказались за порогом, юноша запер дверь и сбросил маску Кена Шинтаро. Методично он обследовал комнату в поисках жучков, затем залез в сеть и узнал о введении режима военного времени, наткнулся на сообщение о том, что Мариса Басси выступит с обращением к городу в восемь утра, и еще одну заметку, в которой писали о закрытии «Постоянных дебатов в поддержку мира». Значит, война еще не началась. Просто лихорадка города усиливается. И Зи Лей оказалась каким–то образом втянутой в происходящее.

На его звонок девушка не ответила. Что ж, он проверит все места, которые она ему показывала, начиная с помещения, где проводились «Постоянные дебаты». Он найдет ее и поможет. Кен Шинтаро прибрался в комнате и принял контрастный душ. Пока он одевался, позвонила Кейко Сасаки. Женщина поинтересовалась, не видел ли он Зи Лей, и Кен рассказал ей о том, как к нему приходили люди, которые тоже искали их подругу.

— Они считают, будто Зи поддерживает мирную инициативу, — поведала Кейко Сасаки.

— Но это правда, — сказал юноша и вспомнил, как Зи Лей стояла на сцене театра и распевала свои мантры, а публика подхватывала ее напев.

Кену не терпелось поскорее закончить разговор: он хотел отправиться на улицу и увидеть, что же на самом деле происходит, но не знал, как уйти, при этом не вызвав подозрения.

— Я собираюсь ходатайствовать о приостановлении ордера на ее арест, — сообщила Кейко Сасаки. — Это займет какое–то время, ведь сейчас практически на каждого задержанного подают прошение об освобождении. Если ты случайно ее встретишь или она придет к тебе за помощью, Кен, пожалуйста, огради ее от неприятностей. Запри ее в своей комнате, в любом надежном месте и тут же сообщи мне. Просто позвони мне, если ее увидишь. Хорошо?

— Конечно, — пообещал юноша, потому что проще было согласиться. — Мне пора идти, — бросил он и прервал связь.

Первым делом он направился к амфитеатру, в котором проходили «Постоянные дебаты в поддержку мира». Однако все входы охранялись полицейскими и надзирателями, так что он прошел мимо. В кафе, где Кен и Зи Лей частенько завтракали вместе, официант, подав ему овсянку с корицей и кофе, предупредил, что людей по всему городу арестовывают и стоит поостеречься.

— Самое время, — сказал кто–то из посетителей.

— У нас демократия, — вступился второй. — Мы не должны задерживать людей только потому, что не согласны с их точкой зрения.

Разгорелись шумные дебаты, которые жители Парижа так любили — у всех было свое мнение, и каждый стремился настоять на своем. Кен Шинтаро молча съел свой завтрак среди этого гомона. Когда он покидал кафе, посетители все еще спорили.

Юноша бродил по городу, проверяя все места, где они с Зи Лей когда–то бывали. Овощные рынки по соседству осаждали люди, отчаявшиеся купить свежие продукты. Большинство лавочек были закрыты, зато те кафе и бары, что работали, просто процветали. Обычного распорядка дня больше не существовало, и в свободном городе царила атмосфера беспутного карнавала. В парке дети гонялись друг за дружкой среди лиан и широких ветвей баньяна: визжали и подпрыгивали, издавали звуки, будто стреляли из пистолетов и взрывали гранаты, театрально валились на землю и умирали, а затем вдруг оживали и вскакивали, готовые продолжить битву. Взрослые выходили на крыльцо и заводили беседы, передавая друг другу фляги. Прохожие смотрели, как мужчина достал баллончик с краской и вывел корявыми черными буквами «Предатель» на двери квартиры, располагавшейся на террасе поодаль. На перекрестках и у входов в общественные здания стояли надзиратели с красными повязками на рукавах и пристально разглядывали всех прохожих.

Кен Шинтаро, каждый раз проходя мимо контрольнопропускного пункта, отводил глаза и старался казаться тихим и безобидным: ему приходилось тщательно скрывать полыхающее в груди воодушевление. Скоро он сбросит личину Кена Шинтаро и продемонстрирует этим людям свое истинное «я».

В конце концов бесцельное на первый взгляд блуждание по городу привело Кена к территории, на которой жила Авернус. Перед воротами собралась толпа бунтовщиков, у ворот несли охрану полицейские. Кен Шинтаро спросил у женщины с краю, что здесь происходит. Оказалось, Авернус и ее людей арестовали как поборников мира.

— Внутрь они нас не пускают, — сказала она, а потом закричала в полный голос офицерам: — Покажите нам, чем занимались эти предатели!

Юноша поинтересовался, куда именно повели задержанных.

— Я слышал, что их увезли в исправительное учреждение, — сказал мужчина.

— Они хотят, чтобы мы так думали, — вмешался второй. — Я вот считаю, они их укрывают в каком–нибудь секретном месте. Если что, можно будет использовать как козырь в переговорах с врагом.

— Мы не станем торговаться с неприятелем. Ни за что, — рявкнула женщина.

— Но это точно за городом, — подал голос третий мужчина. — У меня кузен работает на складах. Он видел, как их погрузили на несколько роллигонов.

— Мы должны собрать всех этих миротворцев, нарисовать в поле мишень, а их усадить в самый центр. Посмотрим тогда, как им это понравится.

Кен Шинтаро отделился от небольшой толпы и двинулся обратно через город. Вдруг, ровно в восемь часов, сработали спексы — раздался сигнал оповещения. Люди вокруг останавливались и надевали устройства. Юноша последовал их примеру: по всем каналам транслировали одну и ту же речь Марисы Басси. Мэр говорил о том. что голосование в очередной раз показало, как едины горожане в своем стремлении противостоять захватчикам, о том, что необходимо задержать всех нарушителей порядка ради безопасности города, и о том, как в этот сложный период некоторые личные права будут, увы, утрачены. Он призвал всех сохранять спокойствие и выполнять свой долг, то есть продолжать жить и работать в привычном режиме.

— Знаю, что многие из вас хотят перейти в наступление. Но я скажу следующее: пусть земляне улетают, пока есть возможность. Мы не станем преследовать их или пытаться отомстить. Однако, если они немедленно не покинут Внешнюю систему, пусть готовятся к последствиям. Наши люди полны решимости и готовы сражаться до конца во имя свободы.

Речь завершилась. Группа надзирателей принялась аплодировать. Кен Шинтаро гадал, может, ему тоже стоит похлопать. Однако повсеместно — на улице, в кафе под раскидистым каштаном — люди вновь вернулись к прерванным разговорам и продолжили свой путь. Он тоже двинулся дальше, правда, совсем скоро заметил, что за ним следит человек, который сегодня во время обыска стоял в дверях его комнаты.

Мужчина даже не пытался скрыть своих намерений: он шел в двадцати метрах позади Кена Шинтаро, замирал, когда юноша останавливался, продолжал идти, когда тот возобновлял движение. Спексы показали, что человека зовут Уорд Зунига, ему тридцать один год, работает он на стройке, семьи не имеет, равно как и большого количества друзей.

Кен Шинтаро присел на скамейку в парке и какое–то время обдумывал свои планы — все шло так, как он задумал. Уорд Зунига опустился рядом. Когда юноша встал, мужчина последовал за ним в кафе и там ждал, пока Кен доест свою лапшу, после чего проводил его до дома, вплоть до самых дверей в его квартиру.

— Я слежу за тобой, — предупредил Уорд Зунига. — Мне известно, что ты замышляешь.

— И что же?

— Почему ты улыбаешься? Что смешного?

— Я просто радуюсь тому, что произошло сегодня. Как и все остальные.

— Ты? Ты совсем не похож на остальных.

— Разве?

Кен Шинтаро мог убить этого человека и затащить его тело к себе в комнату. Но что потом? Ему придется уйти в подполье, передвигаться по городу станет практически невозможно, ведь его начнут искать.

— Ты чужеземец. Из тех, что за союз с врагом, — выдал Уорд Зунига.

Юноша понял, что мужчина говорит о Кене Шинтаро из Радужного Моста. Ему вдруг стало почти жалко Уорда Зунигу с его зашкаливающим уровнем тестостерона, бесцельной агрессией и этой убогой бороденкой.

— Понимаю, — произнес юноша. — В такие времена приезжих стоит опасаться.

— Хватит гнать пургу. Тебе это аукнется.

Они уставились друг на друга. Наступил решающий момент. И тут Уорд Зунига направил указательный палец Кену Шинтаро прямо в лицо и сказал:

— Я буду следить за тобой.

Юноша моргнул, отступил назад и поднял руки перед грудью, словно защищаясь. Уорд Зунига заулыбался.

— Именно так, сэр. На вас у меня найдется время, много времени. — Мужчина развернулся на каблуках и двинулся прочь по коридору.

Вскоре после полуночи Кена Шинтаро разбудил негромкий звук — кто–то царапался в его дверь. Это оказалась Зи Лей. Она упала в его объятья, а юноша тем временем быстрым взглядом поверх ее плеча оглядел коридор и внутренний двор внизу. Там никого не было.

— Ты же совсем голый, — сказала девушка, когда Кен отодвинул ее в сторону, чтобы закрыть дверь.

— Я спал.

— Что ты, я не возражаю. Я выше подобных вещей, — пробормотала она.

— Тебя всю трясет, — заметил он.

Юноша сорвал крышку со стакана с зеленым чаем и отдал его Зи Лей, затем натянул брюки и уселся рядом с ней на пол.

Девушка держала стакан обеими руками и прихлебывала чай. Зи Лей рассказала ему, что, как только состоялось голосование, она тут же смекнула, что из–за посланного свыше предназначения ей грозят неприятности, и потому спряталась. Весь день она провела в кладовке под зданием, дожидаясь, когда все уснут и она сумеет потихоньку выбраться и найти его. Она ведь стала шпионкой. Настоящим секретным агентом. Теперь у нее есть прямой контакт с Эддой, они в ее голове. Зи Лей заявила, что отказалась от себя, какой она родилась, и теперь становится новой личностью. Она изменилась. Город изменился. Скоро всё станет иным, сообщила она, зевнула, сама того не сознавая, потом добавила, что ей предстоит много работы, но сперва она, пожалуй, отдохнет, она ведь так устала.

— Знаю. — Кен забрал у нее стакан и поставил на пол.

Зи Лей снова зевнула и принялась сонным голосом говорить о новом порядке в Солнечной системе: слова лились ровно, непрерывно, повторяясь по кругу, пока Кен не сделал единственную вещь, которая могла заставить ее замолчать, — он склонился, схватил девушку за плечи и поцеловал в губы.

Зи Лей удивленно пискнула, но сопротивляться не стала. Они прижались друг к другу: его голова покоилась на ее плече, девушка уткнулась лицом в его плечо. Постепенно сотрясающая ее тело дрожь прошла, и юноша ощутил что–то мокрое на своей груди — слезы. От нее исходил сильный, но в целом приятный запах — запах пота, напомнивший ему о комнате, где день за днем они с братьями тренировались.

— Мне было так страшно, — прошептала она.

— Теперь тебе нечего бояться.

— Если честно, это такое бремя.

— Я знаю.

Кена Шинтаро переполняли нежность и бессильная любовь, смешивающаяся с жалостью. Он понимал, что должен использовать Зи Лей и завершить свою миссию, но беспрестанно уговаривал себя, что все делается ради ее же собственного блага. Да и потом, он не сможет держать ее здесь. Если Уорд Зунига узнает, что Кен прячет у себя девушку, придется его убить, и вот тогда на самом деле начнутся неприятности.

Юноша вглядывался в лицо Зи Лей. Снотворное, подмешанное в чай, начало действовать. Зрачки походили на огромные черные блюдца — она засыпала.

— Ты странный, — пробормотала девушка. — Странный человек. Не такой, как другие.

— Мы с тобой другие.

— Да…

Кен Шинтаро попросил ее сделать кое–что для него, и Зи Лей сонно согласилась: словно послушный ребенок, она открыла рот и проглотила капсулу, которую он положил ей на язык. Юноша помассировал девушке гортань, чтобы таблетка лучше проскочила, затем сказал, что ненадолго уйдет, а она пока может поспать.

— Обними меня сперва, — попросила Зи Лей.

Кен взял девушку на руки и уложил в спальную нишу, затем вышел и разбудил Эла Уилсона. Выдав Зи Лей, он заработает кредиты и доверие. К тому же ей так явно будет лучше. В тюрьме она окажется в безопасности, а если повезет, то ее разместят вместе с Авернус и участниками «Постоянных дебатов в поддержку мира».

 

7

Когда за час до завтрака стражники отперли дверь в камеру, Мэси уже проснулась и заканчивала второй подход упражнений на пресс. Она не стала выяснять у двух женщин, ожидавших за дверью, куда ее забирают, просто надела комбинезон и тапочки. После шести недель в заключении девушка привыкла к тому, что в любой час дня и ночи ее могли поднять и отвести в небольшое пустое помещение для допроса. Затяжные сессии всегда проводили разные люди. На нее надевали тугую МРТ-шапочку, чтобы отслеживать, когда она лжет, и задавали бесконечную череду вопросов.

Мэси всегда старалась максимально придерживаться правды. Какой смысл врать, если скрывать ей нечего? Еще в разговоре с Авернус она подробно изложила историю своей жизни на Земле и того, как она оказалась в изгнании во Внешней системе, но на допросах к этому возвращались снова и снова. Мэси рассказывала о своем детстве, о том, как сбежала из Церкви Божественной Регрессии и попала в Питтсбург, о том, как вступила в ряды Службы реконструкции и рекламации. Она поведала о том, как ее отобрали в строительную бригаду, о подготовке и работе над проектом биома в Радужном Мосту. Вновь они прошлись по печальной истории с убийством Урсулы Фрей, ее дезертирству, жизни в Восточном Эдеме, побеге оттуда и, наконец, времени, проведенном в клане Джонс–Трукс–Бакалейникофф…

Единственные вопросы, на которые девушка отказывались отвечать, касались Ньютона Джонса и остальных членов ее большой суррогатной семьи. Поддерживали они мирную инициативу или же Марису Басси и всех тех праведных дальних, что жаждали выдворить корабли землян из систем Сатурна и Юпитера? На эту тему Мэси говорить не собиралась. Если уж допрашивающие так хотели знать, чем живут члены клана, им, черт подери, стоит обратиться к ним лично.

Задавались вопросы и про Лока Ифрахима. Девушка старалась отвечать на них бесстрастно, насколько это вообще было возможно — придерживаться фактов, ничего не приукрашивать и не искажать, какую бы антипатию этот человек у нее ни вызывал. Она столько раз пересказывала все события, что под конец даже ей они перестали казаться реальными — все выглядело далеким, словно история из виртуальной реальности. Ей никогда не угрожали физической расправой, кормили неплохо. Мэси тренировалась прямо в камере, читала книги на небольшом планшете, который ей выдали, и старалась не терять бдительности. Однако апатия тюремного заключения постепенно брала верх.

Сразу после ареста Мэси думала, что над ней устроят показательный процесс, но теперь это казалось маловероятным. Она подозревала, что Ньют и остальные в клане Джонс–Трукс–Бакалейникофф ходатайствуют о ее освобождении или хотя бы проведении суда. Только вот вряд ли им улыбнется удача. Из разговоров стражников Мэси поняла, что Мариса Басси и городской совет Парижа заняты подготовкой к войне и решением проблем с фермами и сетью после диверсии. Ее, равно как и Лока Ифрахима, держали в чистилище, но козыри они были мелкие, так что, вполне возможно, их в ход не пустят.

Последние пара сессий отличались от предыдущих, отчего у Мэси зародились нехорошие подозрения. Сегодня ее допрашивали мужчина и женщина. Они были, как всегда, вежливы, но вместо того, чтобы в очередной раз пройтись по привычному списку вопросов, они пожелали узнать, что ей известно о различных техниках диверсий. Затем Мэси показали фотографии двухсот или трехсот человек, среди которых временами встречались знакомые лица, и каждый раз спрашивали одно и то же о каждом. Наконец девушку отпустили — ее сопроводили в ярко освещенную комнату, где, к немалому удивлению, Мэси обнаружила Саду, вальяжно откинувшуюся в шезлонге. Девочка улыбнулась и взмахом руки указала на второй шезлонг, приглашая Мэси сесть.

Мэси так и поступила. На столе, посередине между ней и Садой, лежал короткий нож белого, словно кость, цвета. Лезвие и рукоятка сделаны из цельного куска керамики. Вероятно, его оставили здесь, чтобы подтолкнуть Мэси на какую–нибудь глупость. А может, это намек на то, что произойдет с ней, если она откажется сотрудничать. Девушка постаралась проигнорировать оружие.

— Ты выглядишь лучше, чем я предполагала, — сказала Сада, закончив изучать арестантку.

— И как же это, по–твоему?

— Ну, ты в хорошей форме, здоровая и даже отдохнувшая. Отлично.

— А вот ты словно проехала сотню километров по разбитой дороге. Может, нам стоит поменяться местами? Тебе бы не помешало немного побездельничать, а здесь для этого полно возможностей.

Сада потянулась, словно кошка.

— Отдых — неплохая идея. Я только что вернулась из долгого и тяжелого путешествия.

— Тебе тут понравится. Я сидела в тюрьмах похуже. А эту–то и тюрьмой назвать сложно. Скорее уж отель, в котором не выдают ключи от комнат.

— Да уж, путь был долгим и трудным, — повторилась Сада. — Теперь всё получится как надо. Мы постарались. Можно сказать, работали на будущее.

На девушке были белый корсет со шнуровкой, которая заканчивалась на верхней границе ее маленьких грудей, и белые легинсы; волосы коротко стрижены. Вдоль левой брови тянулся ряд небольших металлических колец. На щеке расползлась татуировка с созвездием Гидры. Сада действительно выглядела измученной — белая как мел кожа, темные круги под покрасневшими глазами. А еще она казалась до абсурдного юной — этакий странно одетый ребенок сейчас улыбался и, без сомнения, ждал и надеялся, что Мэси примется расспрашивать о поездке. Арестантка тянула паузу: она вовсе не собиралась играть в эту игру.

— Не могу тебе рассказать, чем именно мы занимались, но ты и сама всё скоро увидишь, — не оставляла тему девочка. — Все увидят. Знаешь, я совершенно не жалею, что всё сложилось именно так. Это было предначертано. Мэси, мы лишь фрагменты гораздо более масштабной истории — огромной, странной и прекрасной.

— Если ты пришла сюда, чтобы оправдывать свои поступки и вещать про всеобщее благо, то я, пожалуй, откажусь от десерта и вернусь в свою камеру, — сказала Мэси с нажимом, но без ненависти.

Да она и не злилась на Саду: она испытывала искреннюю жалость к сбившейся с пути девочке — ребенку, которого втянули в чужую темную и опасную фантазию.

Сада взяла со стола ножик и принялась им вертеть. Лезвие было изогнуто наподобие когтя велоцираптора. По режущей кромке, заточенной до размеров атома, плясали радужные блики.

— Для чего я здесь? — продекламировала девочка. — Мариса Басси хочет попросить об услуге.

— Теперь ты работаешь на мэра?

— Мы всегда с ним сотрудничали. Он эффективный инструмент.

— Сада, множество людей приходили сюда с той же целью. Теперь прислали тебя. Но мой ответ останется прежним. Я непричастна к смерти твоей подруги и полковника Гарсии. У вас нет никаких доказательств моей вины. Так что судите меня или же отпустите на свободу.

— Дело больше не в бедняжке Джейнджин. Говорят, ты — тайный агент. Тебя подозревают в шпионаже, в том, что ты действуешь против города.

— Сказать можно что угодно. Совсем не обязательно это окажется правдой.

Мэси изо всех сил старалась не дернуться, когда Сада наклонилась к ней. Уперев острие ножа в столешницу, девочка вращала его то в одну, то в другую сторону.

— Тебя обвиняют в шпионаже. Действие хабеас корпус приостановлено, так что они могут держать тебя здесь ровно столько, сколько захотят. Хоть вечность, не предъявляя никаких обвинений. Но я могу тебе помочь, если ты позволишь.

— Мариса Басси уже когда–то обращался ко мне за помощью, — ответила Мэси. — Он просил меня поведать дальним правду о жизни в Великой Бразилии. Я так и поступила. Возможно, он ожидал услышать другие истории — про эксплуатацию, рабство и ужасы. Мой рассказ оказался совершенно бесполезным в плане пропаганды. Но я была откровенна.

— Говоришь, видала места похуже, чем это, — сменила тему Сада.

— Раз или два.

— Расскажи мне о них, Мэси. О жизни на Земле. Только на этот раз пусть будет чистая правда, — пропела Сада, в конце каждого предложения втыкая нож в стол. — Опиши, каково это — жить под гнетом самопровозглашенной элиты. Поведай правду о репрессиях и жестокостях. О том, как с обычными людьми обращаются словно со скотом, как безжалостно подавляют свободу слова и мысли.

— Я уже рассказала всю правду, — не отступалась Мэси. — Можешь найти в сети, если, конечно, видео не удалили.

— Ты ведь хочешь, чтобы мы выиграли войну, разве нет? Так помоги нам хоть немного — напомни людям о том, каков их враг. Укрепи их решимость.

— Распространяя пропаганду?

— Только враг увидит в этом пропаганду.

— Ты хочешь, чтобы я солгала, — сказала Мэси. — Скажу, что ты жаждешь услышать — что Мариса Басси жаждет услышать, — и вы меня отпустите. Таков уговор?

— Мэр просил тебе передать, что он любит свой город и сделает всё, чтобы его спасти. Если он сочтет, что показательный процесс над тобой повысит боевой дух горожан, он его проведет. Если понадобится, он публично казнит тебя как шпионку. Но пока что он дает тебе последний шанс помочь Парижу, помочь себе.

— Поинтересуйся у господина Басси вот о чем, — начала Мэси. — Он готов лгать, нарушать законы, упекать за решетку и убивать тех, кто с ним не согласен… Что же именно он пытается спасти?

— Мое мнение? Будущее человеческой расы, — заявила Сада. — Маленькие прелести вроде свободы, перемен, разнообразия. Все то, чем ты наслаждалась в компании Ньютона Джонса и его клана. Пожалуйста, Мэси. Подумай хорошенько и начни сотрудничать. Это действительно твой последний шанс.

— Ответ требуется прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Что–то стряслось, не так ли? Сперва эти вопросы про диверсии, теперь ты… Началась война?

— Пока нет. Но ждать осталось недолго. Когда же все случится, до твоих признаний никому не будет дела. Поразмысли над этим. Не торопись. Я оставлю тебя на некоторое время, если хочешь. Но ответ я должна получить до отъезда. Больше такого предложения тебе никто не сделает.

— Нет, — произнесла Мэси.

— Нет?

— Передай мэру: я уже сказала правду — если ему она не по вкусу, тем хуже. Скажи: врать ради всеобщего блага я не собираюсь. Благо не может основываться на лжи.

— Таков твой ответ?

— Для меня иного ответа не существует.

— Мне жаль, что все должно быть именно так. — Сада подбросила ножик и, поймав на лету, убрала в ножны на поясе, затем поднялась со стула легким грациозным движением.

Двое стражников позади Мэси подняли арестантку на ноги.

— И мне жаль, что ты во все это впуталась. Мне не стоило допускать подобного, — сказала она.

— Всё именно так, как и должно быть, — повторила Сада. — Пока ты не понимаешь, но очень скоро всё осознаешь.

Мэси и Лока Ифрахима вместе с другими важными персонами держали в бывшей исследовательской лаборатории в двенадцати километрах к северо–востоку от Парижа. Одноэтажное здание под небольшим куполом располагалось среди полей вакуумных организмов, разбросанных посреди пыльной равнины внутри кратера Ромул. Все время, за исключением допросов, Мэси держали в камере, но сейчас арестантку вывели наружу. Среди грядок с бобовыми и плодовых кустарников отстроили огромную клетку из колючей проволоки на фуллереновых опорах. Внутри уже сидели около пятидесяти человек. Все они, как и Мэси, носили ярко–оранжевые комбинезоны. Одни присели на невысокие столики, другие собирались в группки, третьи лежали в гамаках или прямо на земле, закрыв лицо руками, чтобы защититься от потоков слепящего света. Перед клеткой на разных уровнях зависли два беспилотника — на их дельтовидных крыльях вращались турбины, на брюхе крепились тазеры и пистолеты, стреляющие дротиками, красные глаза камер, словно пятна крови, ярко мерцали.

Заявив, что ее камеру отдали другому заключенному, стражники бесцеремонно затолкали девушку в клетку и заперли двери. Пока Мэси осматривалась, какая–то женщина со спутанными седыми волосами выступила вперед и ударила ее по лицу. Незнакомка пихнула Мэси и, навалившись всем телом, прижала к туалетному блоку. «Это все твоя вина, твоя вина», — кричала она в лицо Мэси, повышая голос до пронзительного вопля и брызжа слюной, которая попадала девушке на щеки. Мэси отшатнулась и с силой ударила лбом в переносицу обидчицы. Женщина взвизгнула и отпустила жертву, Мэси же, опершись о стену, пнула ее прямо в живот. Нападавшая отшатнулась и рухнула на землю. Руки ее бессильно упали, голова склонилась вперед, а из разбитого носа крупными каплями медленно потекла густая кровь, пачкая оранжевый комбинезон. Кто–то призывал Мэси остановиться — всё кончено. Другой человек положил руку ей на плечо. Но девушка проигнорировала этот жест и сделала шаг вперед. Щека Мэси распухла и горела, девушка тяжело дышала, пытаясь успокоиться. Все в клетке обернулись, чтобы посмотреть на нее. Женщина сверлила Мэси ненавидящим взглядом сквозь свисающие на лицо седые пряди.

— Можешь меня ненавидеть, — обратилась Мэси к поверженному врагу. — Но мы заперты в этой клетке. Так что будет лучше, если мы постараемся жить дружно.

— Они забрали меня у детей, — сказала женщина, а в глазах ее заблестели непролитые слезы. Под носом пузырились кровь и слизь. — Они забрали меня прямо на их глазах…

Ей помогли подняться и отвели в другую часть клетки. Никто даже не поинтересовался, в порядке ли Мэси. Среди толпы девушка заметила Уолта Ходдера — строительного инженера, с которым она была немного знакома: спокойный человек шестидесяти с лишним лет, компетентный сотрудник, надежный и уважаемый гражданин, председатель городского комитета по транспорту. На общественном форуме Ходдер красноречиво призывал людей к осторожности. А еще они с Мэси несколько раз связывались по сети после ее интервью с Авернус. Когда девушка подошла к инженеру, мужчина объяснил ей, что в клетке находятся все те, кто так или иначе поддерживал движение за мир, и что арестовали людей примерно в одно и то же время. Стоило отдать должное Марисе Басси: он знал, как организовать переворот. Совет Парижа ввел чрезвычайное положение. Полицейские перекрыли все шлюзы и остановили железнодорожное сообщение. Город оказался полностью отрезанным от внешнего мира. Бежать было некуда. Авернус, ее дочь Юли и всю команду поместили под стражу, как и двух членов городского совета, которые являлись значимыми фигурами в движении за примирение. По словам Марисы Басси, все делалось ради их же собственного блага. Отряды волонтеров производили аресты горожан, причем порой с применением насилия, рассказывал Уолт Ходдер. Закрывая «Постоянные дебаты в поддержку мира», полицейские и надзиратели прогоняли всех сквозь строй, а тех, кто сопротивлялся, избивали. У некоторых заключенных в клетке были сломаны руки, ребра, челюсти, носы, наблюдалось сотрясение мозга… Никто не знал, что случится дальше.

— Похоже, правые проиграли, — заметила Мэси.

Один из дронов за колючей проволокой спланировал ниже и нацелил камеру прямо в лицо Мэси. Девушка отвернулась. Теперь она жалела, что не поинтересовалась у Сады, чем же та занималась. Не иначе как подготовкой очередного глупого трюка. Только вот какого?

— Если Басси добьется своего, проиграем мы все, — сказал Уолт Ходдер.

 

8

Вскоре после того, как «Уакти» пересек орбиту Фебы в тринадцати миллионах километров от Сатурна, за ним увязались два однопилотника: они с легкостью сравнялись с шаттлом в скорости маневра и теперь следовали за ним в десяти километрах по обе стороны. Лазерный сигнал принес сообщение для Шри Хон–Оуэн: ей приказывалось передать контроль кораблям сопровождения, которые доставят профессора на борт «Гордости Геи». Спустя несколько секунд к входному порту, располагавшемуся сразу за хвостовым стабилизатором шаттла, подсоединился дрон и подключился к шине управления. Двигатели ориентации повернулись на пятнадцать градусов по горизонтальной оси, а основной двигатель запустил цикл преждевременного зажигания.

— Полагаю, нам стоит подготовиться к смене курса, — сказал Шри Ямиль Чо.

Профессор сильно нервничала с того самого момента, как заметила приближающиеся однопилотники. Теперь же она испытывала первые приступы паники.

— Они сообщили, что сопроводят нас на «Гордость Геи». Но ведь именно туда мы и направлялись. Таков был уговор. Тогда почему мы меняем курс?

Когда Шри бежала с Земли, она рассчитывала сдаться Арваму Пейшоту. Украденный шаттл направлялся в сторону Сатурна, следом за «Лесным Цветком», на борту которого находился генерал. За время путешествия Шри несколько раз обстоятельно и откровенно поговорила с Арвамом, поведав ему всё, что знала о заговоре, подстроенном Эуклидесом, и о том, как ей удалось ускользнуть. В ответ генерал сказал, что едва ли оправдывает убийство Оскара, хотя безрассудство, с которым действовала Шри, вызывает уважение: несомненно, заговорщиков разоблачат, да и потом время старого гения генетики подходило к концу — если бы не Шри, вскоре он погиб бы от руки другого человека. В конечном итоге профессор и генерал достигли соглашения. Арвам разрешит Шри жить в изгнании в системе Сатурна и постарается всеми силами защитить Альдера и исследовательскую станцию. За это все свои таланты и умения Шри применит на службе у генерала. Она раскроет секреты Авернус и сделает его очень богатым человеком. Однако теперь, когда женщина всецело вверила свою жизнь в руки Пейшоту, она испугалась, что совершила серьезную ошибку.

Ямиль Чо оставался совершенно невозмутимым.

— Мы направлялись на орбиту Мимаса, потому что там находилась «Гордость Геи», — рассуждал он. — Раз теперь мы летим не к Мимасу, значит, ситуация изменилась с тех пор, как мы последний раз проверяли координаты корабля.

В пространство памяти, располагавшееся между двумя противоперегрузочными креслами, секретарь Шри вывел изображение: с далекого расстояния маленький спутник выглядел крохотной черной точкой на тонкой линии колец, силуэтом на фоне темно–коричневых полосок вокруг экватора планеты. Россыпь искр двигалась в направлении от Мимаса. Ямиль Чо увеличивал картинку до тех пор, пока искорки не превратились в скопления квадратных пикселей. Возле каждого появился идентификационный маркер: «Гордость Геи», «Лесной Цветок», «Жетулиу Дорнелис Варгас» и с полдюжины кораблей дальних, которые пытались преследовать бразильские звездолеты.

— Куда они движутся? — спросила Шри. — Куда мы направляемся?

— Пока сложно сказать — слишком рано. Но, судя по всему, три наших корабля идут разным курсом.

Шри изучила скопление ярких пикселей, обозначенных как «Гордость Геи».

— Диона, — произнесла она. — Мэр Парижа на Дионе превратил город в центр сопротивления. Арвам захочет лично с ним разобраться. Его тщеславие не удовлетворится меньшим.

Включился основной двигатель, и пассажиров вдавило в кресла.

— Что ж, война началась, — подытожил Ямиль Чо.

— Война или что–то в этом роде, — согласилась Шри. — Похоже, мы прибыли вовремя.

 

Часть пятая

Маленькая тихая война

 

1

Хотя «Гордость Геи» была одним из самых крупных когда–либо построенных кораблей, оборудование, ресурсы и провиант занимали большую часть пространства, да и личный состав в два раза превышал стандартный экипаж. Старшим офицерам приходилось делить каюты, а младшие по очереди спали в спасательных капсулах. Специалисты и техники в нерабочее время ели и отдыхали в каморках, в огневых установках и башнях, даже в палаточных городках, устроенных прямо в коридорах. Кают–компания служила лазаретом, а лазарет из–за своего удачного расположения рядом с килем корабля превратился в командный мостик, где разместили триумвират ИИ-стратегов и иммерсионные камеры для тактической группы. Сами офицеры тактической группы спали прямо в иммерсионных камерах, поскольку свободного места на судне просто не было. Все члены команды дышали одним и тем же воздухом, насыщенным запахами кухни, туалета и немытых тел. Все жили друг у друга на виду — ни о каких секретах речи не шло. Лишь высший офицерский состав и представители службы безопасности могли позволить себе хоть немного уединения.

А затем в точку сбора прибыл «Лесной Цветок» и присоединился к «Гордости Геи» и «Жетулиу Дорнелису Варгасу». Тут же на «Гордости Геи» подняли два подразделения морских пехотинцев, что, подобно сказочным рыцарям, дремали в гибернационных камерах, помещенных в спортивном зале с нулевой гравитацией. Теперь им тоже требовалось место в переполненных помещениях звездолета. Офицерам службы безопасности, техникам и старшим офицерам приходилось постоянно перебираться с корабля на корабль. Еще до того, как генерал Арвам Пейшоту обратился ко всем чинам и приказал готовиться к действиям, еще до того, как он гарантировал им полную и сокрушительую победу, все знали: грядет битва.

— Враг еще не осознал, но на самом деле мы уже ведем против него тихую войну — дипломатия, пропаганда, умелые диверсии, изнурение противника. Их боевой дух сник. Запасы воздуха, еды и энергии истощены. Половина городов объявила, что не намерена оказывать сопротивление. Еще несколько почти готовы сдаться. И лишь некоторые вступят с нами в борьбу, но преимущество всегда будет на нашей стороне. Причина тому — не наша сила, хотя, несомненно, в мощи нам не откажешь. Наше дело правое, и в сердце каждого солдата полыхает огонь справедливости. Вот что принесет нам победу.

Среди беспорядка, творившегося в рядах пилотов, Кэш Бейкер и Луис Шуарес смотрели речь командира в пространстве памяти.

Похоже, о возвращении домой можно забыть, — сказал Кэш.

«Гордость Геи» оставалась на орбите Мимаса с той самой минуты, как прибыла в систему Сатурна. Однако теперь включились двигатели, и корабль лег на курс до Дионы, что находилась в двухстах тысячах километров во внешней части системы газового гиганта. Предполагали, что Париж окажет наиболее яростное сопротивление, а потому генерал Пейшоту лично возглавит атаку. «Лесной Цветок» также покинул орбиту Мимаса и направлялся к Рее. Преследовавший их небольшой караван местных судов тронулся следом. Звездолеты с различным интервалом проносились в непосредственной близости от земных крейсеров, выстреливали облака инертных газов и при помощи лазеров проецировали ярко мерцающие слоганы с буквами высотой по пятьдесят метров. Они запускали дронов размером с жуков, и те мельтешили в вакууме среди полос благородных газов, а потом взрывались безобидным фейерверком. Порой роботы подсоединялись к люкам и, используя их как громкоговорители, передавали записи детских криков, воя сирен. Однако постепенно «Гордость Геи» и «Лесной Цветок» набирали скорость и вскоре оставили сопровождавший их эскорт позади. Последний из преследователей выстрелил неоновым облаком и оставил прощальную надпись: «До скорого, сосунки».

На корабле устанавливались очень строгие правила уборки: в условиях отсутствия гравитации все вещи необходимо было закреплять на местах, а любой нарушивший предписание подвергался серьезному дисциплинарному наказанию. Однако, как только в результате ускорения вновь появилась сила притяжения, действующая вниз по оси «Гордости Геи», из самых разных мест стал вываливаться мусор — вещи, которые то ли унесло, то ли кто–то по рассеянности забыл убрать. В ангарах Кэш Бейкер, Луис Шуарес и остальные пилоты помогали техникам собирать разбросанные инструменты, болты, куски проволоки, пластиковую и металлическую стружку, изоляционные материалы, шарики охладителя и смазки, когда в помещение вошла Вера Джексон. Она сообщила, что через пять минут состоится специальный брифинг.

— Что, началось? — Луис озвучил мысли всех присутствующих.

— Нет еще, — ответила Вера Джексон, но губы ее расплылись в усмешке, а значит, что–то точно намечалось. — Не совсем. Ты и Кэш, бросайте этот хлам — пусть команда его разберет. Вы идете со мной.

В комнате для инструктажа их уже ждали Арвам Пейшоту и несколько его помощников. В своей привычной резкой манере генерал изложил им суть миссии. База Тихоокеанского сообщества на Фебе только что получила анонимное сообщение с угрозой: им дали шесть часов, чтобы эвакуиироваться, прежде чем глыба льда, направленная неизвестными с одного из самых дальних внешних спутников Сатурна, Имира, достигнет планеты.

Генерал вызвал в пространстве памяти смазанные изображения изрытого кратерами обломка и сказал, что Тихоокеанское сообщество выпустило по нему ракету, но та, подойдя на достаточно близкое расстояние, была уничтожена кинетическим оружием.

— На этом несущемся айсберге установлена система защиты. Так что сбить его будет нелегко, — заключил генерал. — Корабли Тихоокеанского сообщества ничего не могут поделать — только совершать облеты на высокой скорости, ведь на них не установлены новые термоядерные двигатели, а эта штуковина готова вот–вот в них врезаться. Поэтому мы им поможем — перехватим и уничтожим ледяной снаряд как можно скорее. Тем самым мы докажем, что Великая Бразилия и Европейский союз поддерживают Тихоокеанское сообщество, а заодно продемонстрируем свое техническое превосходство. Кроме того, у нас будет отличная возможность посмотреть, на что способны дальние. Придется прибегнуть к крайним мерам: один из вас сбросит водородную бомбу, двое других разберутся с системой защиты на ледяной глыбе. Сейчас мы собираем данные. Но как только у нас будет вся необходимая информация, мы разработаем и вышлем вам детальный план операции. Пока что вылет без промедлений. Чем скорее вы там окажетесь, тем больше шансов уничтожить эту штуковину или изменить траекторию ее полета. Вам всё ясно? Отлично. Если есть вопросы, задавайте.

Луис поинтересовался, кто же все–таки запустил глыбу льда в сторону Фебы.

— Уверен, они скоро себя раскроют, — отвечал генерал. — Что–то еще? Нет? Тогда идите с Богом и Геей. Да поторапливайтесь.

Уже через десять минут Кэш в противоперегрузочном костюме, полностью экипированный, стоял в ангаре. Он пожал руку Луису Шуаресу, Вере Джексон и техникам, а затем его погрузили в однопилотник и подключили к системе. Рутинная операция шла своим чередом, только на этот раз Кэша переполняли восторг и восхищение, совсем как в детстве, когда он с двумя кузенами отправлялся в канализацию охотиться на крыс или поссумов.

Как только его птичка покинула пусковую люльку и стала удаляться от «Гордости Геи» со скоростью двадцать метров в секунду, Кэш в предвкушении миссии выполнил несколько маневров и тотчас приступил к поиску цели и построению маршрута. Он располагал координатами и не более того: ледяная глыба находилась на очень большом расстоянии, вне зоны действия радара и оптических систем. Даже Феба отсюда выглядела лишь смазанным пятном пикселей. Однопилотники Луиса и Веры шли по правому борту и синхронно развернулись. По левому борту исполинский ощетинившийся корпус «Гордости Геи» закрывал большую часть неба. Позади все еще тащились несколько кораблей–преследователей, а еще дальше выступал дымчатый массивный Сатурн.

У Кэша было всего несколько секунд, чтобы оценить эту картину, а затем включился двигатель однопилотника. Его птичка неслась к своей цели.

Феба — неизмененный примитивный объект из дальней части Солнечной системы, захваченный некогда гравитацией Сатурна. Протяженная орбита спутника с главной полуосью в тринадцать миллионов километров, что в тридцать раз превышает расстояние от Земли до Луны, наклонена к экватору газового гиганта, да к тому же является ретроградной. Ледяная глыба стремительно приближалась к Фебе под углом. Три однопилотника быстро сокращали расстояние: сейчас они летели над экватором Сатурна, направляясь к точке пересечения траекторий. Луис назвал это залпом в честь начала войны, но Вера сочла атаку скорее предупредительным выстрелом, который произвели какие–нибудь горячие головы.

— В рядах этих мутантов нет никакого согласия, — сказала она. — Отсутствует централизованная власть, контроль. Есть лишь небольшие группки, и у каждой своя цель. Вот как мы их одолеем: нападем на один–другой враждебно настроенный город, покажем им, на что мы способны, и всё — остальные падут, сдадутся на любых условиях, какие мы только пожелаем.

— Если эта штуковина достигнет цели, — включился Луис, — будет не важно, кто ее запустил. Разразится война. Все желающие принять участие в битве попытаются тут же сделать свой выстрел, и на твою теорию домино просто не останется времени.

— Но глыба не столкнется с Фебой. Мы об этом позаботимся. Так что нечего строить альтернативные планы, мистер.

— Разрешите высказать другое соображение, полковник? — обратился Луис.

— Перестань дурачиться, Шуарес, — бросила Вера. — Тебе прекрасно известно: мне ты можешь озвучить любые свои мысли, кроме подстрекательства к мятежу. Ну а коль скоро я в хорошем настроении, ты даже можешь оскорбить мою мать.

— Просто я подумал: дальние могли выпустить по Фебе сколько угодно таких снарядов, а нам сообщили лишь про один.

— Мысль дельная, — согласилась Вера. — Но до сих пор с Фебы засекли только эту ледяную глыбу. Наши тоже ничего, кроме нее, не обнаружили. Пускай тактики гадают, что к чему, Шуарес. Размышления — это по их части. А наше с тобой дело — действовать. Бери пример с меня и Бейкера. Эй, Бейкер, ты там еще не уснул?

— Да тут я, — подал голос Кэш.

— Ладно гнать. Небось грезил о девчонке, которую оставил на Земле. Забудь, она уже давно спит с другим и заводит детишек. А ты здесь. И тебе доверили самую крутую и самую важную миссию. Так что никаких лишних мыслей, пока не получишь от меня другого приказа.

— Есть.

Однако сфокусироваться было непросто. Радар, СВЧ-сканер и оптические сенсоры исследовали обширные космические пространства каждые несколько секунд, но в каком направлении ни посмотри, на пятьдесят тысяч километров простирался пустой вакуум, и лишь два других однопилотника составляли Бейкеру компанию. Курсирующие между спутниками корабли, болтовня дальних в эфире — всё превратилось в далекое жужжание улья в солнечный денек.

Кэш несся в открытом космосе, и единственное, чем он мог себя занять, так это проверять системы и глазеть на звезды. Наконец тактическая команда с «Гордости Геи» переслала ему зашифрованный пакет с детальным описанием цели.

По сравнению с последними изображениями новое фото выглядело немногим лучше, зато, если верить данным радара, объект представлял собой глыбу почти овальной формы, сто двадцать метров в длину и тридцать в диаметре. Судя по рытвинам на одной стороне, ее явно отделили от более крупного тела. Сзади, в яме, был закреплен химический ракетный двигатель однократного применения. По мнению тактиков с «Гордости Геи», в двух слабо отражающих радиолокационные сигналы точках с разных сторон глыбы крепились солнечные паруса. Двигатель обеспечивал основную скорость маневра, а лазерные лучи, направленные на солнечные паруса, производили конечную корректировку курса после запуска.

— Невероятно. И никто этого не заметил, — высказалась Вера Джексон. — Термоядерный двигатель, тысяча гигаватт лазерной энергии, отражающейся от солнечных парусов. Вот уж было зрелище, когда эта штука пришла в движение.

— Крохотная точка света в бескрайнем океане тьмы, — возразил Луис. — Объем внутри орбиты Фебы что–то вроде один и семь на десять в двадцать первой степени метров кубических. А отправная точка нашей глыбы находилась гораздо дальше.

Даже если на летающем айсберге и были прежде установлены солнечные паруса, их сбросило после того, как глыба набрала конечную скорость. Тактической команде до сих пор не удалось обнаружить систему обороны, что уничтожила ракету Тихоокеанского сообщества, — Кэшу и Вере придется работать с большой осторожностью и проверить каждый сантиметр объекта, прежде чем Луис сбросит водородную бомбу. Кроме того, действовать нужно будет быстро. К тому моменту, когда они сравняются с глыбой в скорости, до Фебы останется меньше часа полета.

Кэш, Вера и Луис обсуждали возможные маневры, пока не настал момент разворачивать однопилотники на сто восемьдесят градусов и сбрасывать скорость. Чтобы нагнать объект, им пришлось лететь гораздо быстрее ледяной скалы, а теперь необходимо было замедлиться. Перегрузки достигли трех g, затем летчики незначительно скорректировали курс и сформировали четкий боевой порядок: Кэш и Вера двигались на расстоянии двадцати километров друг от друга, а Луис — в ста километрах позади них. Показалась цель — этакая гигантская, медленно вращающаяся пуля с ямами и кратерами, уродующими ее поверхность. И до сих пор ни следа защитной системы. Впереди за глыбой висел крохотный осколок Фебы, при увеличении превращавшийся в щербатую сферу, испещренную длинными рытвинами и каналами, пластами горных пород и кратерами со светлым дном. В результате одного мощного столкновения на спутнике образовалась огромная чаша сорока пяти километров в диаметре: ее местами обвалившиеся стены были высотой в четыре километра, что вполовину ниже Эвереста. Создавалось впечатление, будто гигант откусил от маленького спутника хорошенький кусок, и теперь Феба выглядела кривой, подрезанной с одной стороны. Тихоокеанское сообщество выстроило базу во втором по величине кратере, у подножья высоких обрывов. Луис считал, что глыба льда ударит рядом со второй чашей, если не прямо в нее.

— Те, кто направил «снаряд», знали, что делают.

— Ну, мы с вами тоже кое–чего соображаем, — отозвалась Вера. — Твоя ракета готова, Кэш?

— Ага.

— Тогда по моей команде.

Однопилотники Кэша и Веры выпустили ракеты, которые теперь приближались к ледяной глыбе. Бейкер управлял своей через подключение, установленное напрямую между снарядом и его органами чувств. Вот пулеобразная ската стала больше. Данные радара наложились на оптическое и инфракрасное изображения, добавив глубины и деталей. Пилот мог разглядеть яму на хвосте глыбы, где располагался двигатель. Он различил вокруг него пустые сферы, в которых раньше, скорее всего, содержалось топливо, острые выступы по обе стороны — предполагаемые места крепления солнечных парусов. На изображении была едва заметна пара широких колец или ободов, что тянулись от начала до конца глыбы…

Ракета сбросила скорость. Она была в десяти километрах от глыбы, когда Кэш потерял с ней контакт. Совершенно внезапно, без предупреждения. Снаряд Веры тоже исчез. Наверняка ракеты изрешетило каким–нибудь кинетическим оружием, а теперь подбитые снаряды скрывала массивная туша летящего айсберга. Луис все еще держался позади. Он передал Кэшу и Вере единственный видеокадр, на котором две размытые точки устремились прочь от задней оконечности глыбы. Луис предположил, что кольца — скорее всего, рельсовая пушка.

— Судя по всему, они стреляют вперед и назад. Их концы не фиксированы, а потому зона поражения больше. Думаю, они сделаны из чего–то вроде сверхпроводящего фуллерена, что объясняет их невидимость для радара.

— Какая разница, из чего они сделаны, — заявила Вера. — Я собираюсь поджарить их прямо сейчас.

Вдвоем с Кэшем они навели рентгеновские лазеры на цель и обстреляли глыбу справа и слева. На кольцах остались длинные прожженные следы, за глыбой потянулись полосы пепла. Тогда однопилотники выпустили неуправляемые ракеты, которые беспрепятственно поразили заднюю часть айсберга и разнесли двигатель в щепки. Теперь льдина казалась беззащитной, и все же Кэш и Вера отступили и выпустили еще два снаряда — поверхность глыбы пришла в движение, из кратеров вырвались облака пыли, и рой крохотных дронов бросился на ракеты и однопилотники.

Кэш попытался сбить с толку системы наведения дронов при помощи стреловидных боеприпасов и дипольных отражателей, пустил в ход гамма–лазер и активировал системы, которые заставят термоядерный двигатель работать на полную мощность. На все это ему потребовалось менее секунды в гиперрефлекторном режиме. Движение казалось заторможенным: системы корабля отвечали на его команды слишком медленно. Вспышки в том месте, где снаряды сбили пять дронов. Еще взрывы там, где они достигли поверхности глыбы. Все остальные боеприпасы были обречены вечно лететь по эксцентрической орбите вокруг Сатурна. Выжившие дроны, однако, метили в Кэша — им удалось пробиться через ложные цели: помехи в радиоэфире, световые вспышки, инфракрасное излучение, надувные радиоотражательные сферы. Гамма–лазер выстрелил и сбил робота. Энергии хватало лишь на один выстрел, поэтому Кэш перезарядил оружие и пальнул вновь, уничтожив еще цель. На перезарядку требовалась одна десятая секунды, но в гиперрефлекторном режиме Кэшу казалось, что лазер функционирует медленнее, чем старое помповое ружье его отца. Дроны быстро приближались. Их оказалось слишком много, чтобы снять всех лазером, прежде чем они достигнут однопилотника.

У Кэша оставалось несколько секунд, и его накрыла волна ужаса и гнева. Он ощущал себя пилотом самолета, который вот–вот врежется в землю, или водителем автомобиля в самый последний момент перед аварией. Кэш с ужасом осознал: он завалил миссию. Но нет, такого не могло случиться — он должен был стать победителем, а не жертвой.

Теперь спасти Кэша могла лишь одна вещь, да и то без гарантии. Но попробовать все же стоило. Бейкер врубил двигатель однопилотника на полную, однако, когда звездолет пролетал мимо дронов, те выстрелили. Мощная волна электромагнитного излучения выжгла защищенные системы датчиков, в хвост ударило расширяющееся облако горячей алмазной шрапнели.

Большая часть осколков застряла в слоях тонкостенной брони, но несколько все же достигли корпуса. Кинетическая энергия превращала их в плазму, прожигающую обшивку из композитных материалов, в результате чего потоки вторичных частиц обрушивались на детали возле двигателя и топливных баков. Ударные нагрузки после множественных столкновений, потоки данных из перегруженных оптических систем, поврежденных контрольных центров и процессорных матриц затопили интерфейс системы управления, сопровождаясь белыми вспышками и внезапным гулом. Боевой ИИ произвел аварийное рассоединение систем и ввел восемь миллиграммов севофлурана в кислород, подаваемый Кэшу. Пилот отключился, прежде чем объем информации о неисправностях успел спалить его моторные и сенсорные нейроны.

Когда Кэш очнулся, с момента удара прошло всего четырнадцать минут. Повреждения кормовой части ощущались тупым покалыванием в ногах. Голова дико болела, он ничего не видел, нос и рот наполняли запах и очень знакомый привкус паленого пластика: примерно так же Бейкер чувствовал себя после того, как в самом начале программы J-2 им выдернули все зубы и заменили их пластиковым протезом. На какое–то мгновение Кэш потерял ориентацию, но тут же дала о себе знать подготовка. Сотни раз он проходил ситуации отказа систем корабля на симуляторе. Пилот попытался получить доступ к оптическому и радиолокационному изображениям, но безуспешно. Тогда он запросил подтверждение статуса. Результаты его напугали: огромная часть системных показателей мигала красным. Двигатель был поврежден, хотя и выдавал четыре процента от максимальной мощности. Боевой ИИ старался максимально эффективно выполнить приказ, отданный Кэшем до того, как тот потерял сознание. Бейкер пересилил страх и взял на себя управление, осторожно отключил двигатель и затем завершил проверку состояния корабля. Один из трех топливных баков, обеспечивающих резервное питание, был пуст, еще один, что подавал топливо на двигатели ориентации, также оказался почти на нуле, скорее всего, пробит. Оптическая картинка полностью отсутствовала. Хотя большая часть камер не пострадала, из–за перегрузки сгорели основная шина и все процессоры. Радар по–прежнему функционировал, но около тридцати градусов пространства он никак не фиксировал. Воспользовавшись данными, Кэш обнаружил, что оказался в двух тысячах километров позади Фебы. Никаких следов ледяной глыбы или двух других однопилотников. Однако, черт возьми, корабли изготавливались по технологии стеле, а ледышку вполне могла уничтожить водородная бомба…

Кэш попытался выйти на контакт с Луисом и Верой. Вот тогда–то он и обнаружил, что антенна СВЧ-передатчика и центр, контролирующий прицел модулирующего лазера, вышли из строя в результате критической ошибки. Связь не работала. Вот дерьмо. Кэш был нем, полуслеп и передвигался на минимальной скорости, топлива для двигателей ориентации едва хватало, а поврежденный основной мотор Бейкер использовать не собирался до тех пор, пока не выяснит, что именно с ним не так. Ему, конечно, повезло, что двигатель не загорелся при ударе, что через деформированные защитные слои не потекла плазма и не спалила корабль изнутри. Нанороботы уже приступили к починке звездолета, однако им потребуется много времени, чтобы определить неполадки в термоядерном двигателе, и еще больше, чтобы их устранить.

Поразмыслив, Кэш запустил дрона. По крайней мере, теперь он хотя бы мог видеть. Позади него завис плоский диск Фебы, еще дальше, едва заметные при максимальном увеличении, на расстоянии нескольких сот километров друг от друга неслись два других однопилотника. Они быстро приближались к спутнику. Между звездолетами то и дело загорались световые вспышки, потом Кэш увидел всполох, похожий на взрыв, — это, наверное, Луис сбросил водородную бомбу и к чертям собачьим уничтожил проклятую льдину. Теперь Шуарес и Джексон должны догнать оставшиеся крупные обломки, которые по–прежнему направляются в сторону Фебы, превратить их в гравий, мелкую пыль или сбить с курса… Что ж, его товарищи пережили атаку дронов. Однако Кэшу помочь они не смогут, даже если знают, что он спасся. Только «Гордость Геи» и ее тягачи были специально оборудованы для подобных спасательных операций.

Но флагманский корабль находится очень далеко отсюда. Вот если Бейкеру удастся связаться с Луисом и Верой, ввести их в курс дела… Дрон был оборудован дюжиной программ для анализа данных, включая спектрограф. Кэш отправил беспилотник мимо Фебы и стал посылать световые сигналы: три длинные вспышки, три короткие, снова три длинные. Специально для подобных ситуаций пилотов обучали азбуке Морзе, и теперь Кэш был очень благодарен предусмотрительности учебного центра. Три длинные, три короткие, три длинные. SOS.

 

2

Вскоре после того, как на новостных сайтах стали появляться сообщения о том, что бразильские корабли покинули орбиту Мимаса, а какая–то группировка запустила в сторону базы Тихоокеанского сообщества на Фебе глыбу льда, по Парижу поползли слухи об убийстве. В атмосфере лихорадки, охватившей город, подобные новости действовали как канистра бензина, брошенная в огонь. Не прошло и нескольких минут, как на месте преступления собралась толпа горожан.

Мужчина затащил к себе в квартиру женщину, изнасиловал и убил ее, после чего перерезал себе вены. Перепачканный собственной кровью и кровью жертвы, он, пошатываясь, вывалился из дома — его тут же задержали соседи и надзиратели с ближайшего контрольно–пропускного пункта. Сотрясаясь от рыданий, преступник признался в содеянном. Хотя история казалась незамысловатой, разъяренный люд тут же дополнил ее какими–то дикими фактами. У одних женщина вдруг превращалась в шпионку, которая пыталась соблазнить и ликвидировать мужчину, а тот лишь защищался. У других мужчина оказывался наемным убийцей, в квартире которого обнаружили взрывчатку. Кто–то выкрикнул «Предатель!», и толпа тут же подхватила вопль. Когда полицейские попытались арестовать мужчину, собравшиеся люди налетели на них и избили, а самого виновника раздели догола, привязали к дереву в ближайшем парке и задушили куском кабеля, который тянули двенадцать человек. Прибыл еще отряд служителей правопорядка и попытался забрать труп, но народ вновь атаковал, и полицейским пришлось отступать.

Час спустя мимо этой сцены проходил настоящий шпион. Избитое окровавленное тело до сих пор свисало с дерева посреди вытоптанной лужайки. Его охраняла группка нетрезвых мужчин и женщин, вооруженных палками и кухонными ножами. Увиденное и шокировало, и обрадовало шпиона. Мрачная истерия нарастает. Теперь уже совсем недолго. Через несколько часов «Гордость Геи» прибудет на орбиту Дионы. Все в городе понимали: пришла война.

Он мотался по Парижу и занимался последними приготовлениями. Все было на месте. Его трюки и ловушки запущены. Он переслал в бразильское посольство в Камелоте на Мимасе зашифрованный файл с записью разговоров Авернус — десятки часов, которые жучок передавал на его спексы каждый день, когда он прогуливался мимо ее дома. Ему оставалось лишь ждать: всего несколько часов — и можно будет сбросить маску Кена Шинтаро. Юноша вернулся в свою квартиру, поскольку ходить по городу, который сотрясала лихорадка, казалось небезопасным. Уорд Зунига стоял в карауле на контрольном пункте возле жилого дома. Он заставил Кена Шинтаро раздеться догола. Мстительный, предвзятый, жалкий, надзиратель пользовался любой возможностью, чтобы поиздеваться и запугать тех, кто ему не нравился, ведь теперь у него была власть. Уорд Зунига дал понять, что его, в отличие от порядочного и скучного Эла Уилсона, не проведешь трюком вроде выдачи Зи Лей.

— Я тебя раскусил, — бросил он Кену Шинтаро и возвратил его одежду. — Я знаю, ты что–то замышляешь, мистер.

Юноша не проронил ни слова и молча выслушал тираду Уорда Зуниги, хотя тайна жгла ему горло, так и просилась наружу. Осталось совсем недолго.

В тот вечер на митинге злоба и беспокойство переполняли людей, в толпе гуляли различные версии слухов. Над головами собравшихся постоянно крутили видео атаки на Фебу. Бразильские однопилотники изменили траекторию полета ледяной глыбы, а затем разбили ее ядерным оружием малой мощности. И все же несколько фрагментов достигли поверхности спутника. Камеры запечатлели внезапные яркие вспышки вдоль экватора кривой планеты, поднимающиеся в воздух облака пыли, которые тут же скрывали неяркий блеск новообразованных кратеров. Каждый раз, когда показывали столкновение, толпа заходилась радостными криками. Мариса Басси заявил, что удар организовали на деньги города, и тогда публика принялась восхвалять своего лидера. Мэр продемонстрировал клип, в котором команда агентов работала на неровной поверхности Имира. Вот отвесные обрывы появляются там, где взрывы откололи от спутника большой фрагмент. Фигуры в скафандрах монтируют термоядерный двигатель в залитой светом яме, прокладывают направляющие для рельсовой пушки вдоль изрытого кратерами склона, который заканчивается острым гребнем на фоне пустого космоса. Вот уже ледяная глыба мчится вперед, как навершие длинного копья из химического пламени. По обе стороны сияют солнечные паруса. Вся конструкция, словно тройная звезда, устремляется к Фебе.

На сцене к Марисе Басси присоединились пятеро мужчин и женщин — герои, что запустили ледяную глыбу в направлении Фебы. Повсюду под сводами тента раздались радостные крики и возгласы. Шпион стоял далеко, у самого края сборища. Со всех сторон на него давили другие тела, но посреди этой фантасмагории он ощущал себя единственным реальным человеком. Рядом с ним дико вопила женщина — одни сплошные эмоции и никакого смысла. Еще неподалеку молодой человек страстно целовал особу старше себя. Какой–то мужчина заявил, что город сошел с ума, на что третий, почти уткнувшись носом ему в лицо, обозвал его предателем. Завязалась драка, продолжавшаяся до тех пор, пока мужчин наконец не разняли, хотя и тогда они продолжали орать друг на друга. Все это время Мариса Басси толкал свою речь, а толпа заходилась в ликующем реве.

Митинг закончился, но по домам никто не собирался. Все общественные места были забиты людьми: они спорили, смеялись, кутили. Из баров и кафе вываливались толпы. В парке квартет барабанщиков отбивал четкий ритм, а вокруг десятки людей танцевали и высоко подпрыгивали. Еще одна группа окружила пару, занимающуюся сексом, — публика хлопала и подбадривала их. На контрольно–пропускных пунктах надзиратели передавали по кругу выпивку и трубки, угощались, когда прохожие протягивали им бутылку или самокрутку.

Шпион наблюдал за всем этим отстраненно и рассудительно, словно посетитель на выставке, где собрали все разнообразие человеческих пороков и безумств. Его переполняло ощущение счастья. Он почти достиг кульминационного этапа в своей жизни. С самого рождения его обучали и тренировали — его создали именно ради этого. Всё вот–вот случится. Он не оплошает — он просто не позволит себе допустить промах. Юноша бродил по бушующему городу и чувствовал за спиной незримое присутствие братьев. По телу пробежала дрожь: он знал то, что неведомо другим, и это приводило его в восторг.

На контрольном пункте его остановили: один из надзирателей узнал Кена Шинтаро и потребовал отчет о передвижениях. Мужчина оказался чертовски пьян. Его товарищ целился из пистолета в прохожих и гоготал в пьяном угаре, когда мишени уворачивались или возмущенно кричали. Шпион объяснил, что, как и все остальные, он был на митинге, а после ему совсем не хотелось спать. Надзиратель кивнул. «Нам всем нужно отдохнуть, потому что скоро разразится война, — сказал он. — Только вот по этой самой причине никто и не может спать». Шпион улыбнулся столь неудачной попытке блеснуть остроумием и даже немного расстроился, ведь надзиратель не стал интересоваться, чем шпион занимался до митинга. Он бы ответил, что устраивал диверсии в городе, а после прикончил бы надзирателя, забрал пистолет у второго пьянчуги и перестрелял бы всех, кто находился в зоне поражения. Он убивал бы до тех пор, пока кто–нибудь не пристрелил бы его самого.

Надзиратель настоял на том, чтобы шпион тоже глотнул из фляги, что ходила по кругу, а потом велел ему убираться. Собственно, так юноша и сделал. Оказавшись вне поля зрения, он выплюнул спиртное в клумбу и отер рот тыльной стороной ладони. Он все еще носил маску, но постепенно она превращалась в его истинное лицо. От милой добродушной улыбки Кена Шинтаро ничего не осталось — вместо этого на лице красовался звериный оскал. На шпиона уставилась какая–то женщина, и его гримаса стала еще свирепее. Юноша не отводил взгляд до тех пор. пока женщина не отвернулась и не поспешила убраться восвояси. Он наблюдал за тем, как она ретируется, подобно охотнику, оценивающему расстояние до жертвы.

Спустя тридцать минут обрушилась городская сеть. На мгновение воцарилась зловещая тишина: люди остановились, перечитывая одно и то же сообщение, посланное шпионской программой. «Сдавайтесь немедленно», — значилось в нем. Как только послание исчезло, вся система рухнула: не работало ничего: ни телефоны, ни защитные приложения. Какое–то время никто не двигался, каждый пытался включить спексы, и только потом до людей начало доходить, что ни у кого устройства не работают и это не чья–то невинная шутка, а ужасное и беспрецедентное событие. Поднялся шум и гам, раздались крики, люди начали спорить, отдавать приказы, которым никто подчиняться не собирался.

Следом за этим погас свет. На поверхности Дионы царила ночь, поэтому город внезапно накрыла полная и беспросветная тьма. Гомон все нарастал, крики превращались в вопли отчаяния. Они еще не успели стихнуть, как включилась запасная система и на улицы вернулось освещение, пусть и не столь яркое, как обычно. Люди испуганно озирались, как будто ждали, что враг вот–вот выступит из тени, которая теперь царила повсеместно.

Шпион стоял на окраине парка в самом центре города. Он наслаждался звуками негодования и смятения, которые охватили Париж. Скоро люди поймут, что серия слабых взрывов вывела из строя железную дорогу, соединявшую город с остальными поселениями Дионы, повредила основную установку кондиционирования воздуха, детали электросети, систему водоснабжения и канализации. Вот тогда паника усилится и проникнет во все уголки.

Первая стадия его миссии завершилась. Все шло согласно плану, и он не сомневался, что в других городах на других спутниках его братьям удалось подорвать инфраструктуру и жизнь общества, уничтожить запасы продовольствия, отравить воду, разрушить систему рециркуляции, отвечающую за чистоту воздуха. Большинство поселений сдадутся без боя: они будут слишком заняты выживанием, чтобы оказать хоть какое–то сопротивление. Но Париж должен стать для остальных примером, раз уж он окрестил себя передовой линией сопротивления. И Великая Бразилия с союзниками позаботится об этом. Совсем скоро начнется вторая стадия, и шпион должен быть к ней готов.

Происходящее вокруг ощущалось с невероятной ясностью. Юноша отправился к шлюзу, которым регулярно пользовался, чтобы выбираться из города: тот находился на краю промышленной зоны — лабиринта, выдолбленного в твердом водяном льду на севере Парижа. Шлюзом пользовались редко. К тому же он располагался неподалеку от места работы Кена Шинтаро. Там шпион спрятал свой скафандр.

Ему оставалось лишь выбраться наружу и ждать, когда начнется настоящая атака. Но на полпути он заметил Уорда Зунигу.

Все случилось у одной из баррикад, что перекрывали засаженные деревьями проспекты. Ряды заполненных водой пластиковых канистр протянулись между двумя жилыми зданиями, а сверху их украшали витки умной проволоки. В узком проеме стояли Уорд Зунига и еще один надзиратель, одетые в гермокостюмы с пристегнутыми к поясу шлемами. Они останавливали каждого, кто пытался пройти, и приказывали им как можно скорее отправиться либо на службу, либо в ближайшее укрытие.

Еще два проспекта проходили через весь город. Проще было отступить и выбрать альтернативный маршрут. Но вместо этого шпион скользнул вперед. Лицо Уорда Зуниги просветлело, как только он узнал Кена Шинтаро. Юноша услышал, как надзиратель сказал своему коллеге: «Вон там один из чужаков, которого нужно задержать от греха подальше».

— Вы абсолютно правы, — громко заявил шпион и подошел вплотную к Уорду Зуниге — теперь он мог уловить не выветрившийся запах алкоголя. Он чувствовал себя так, словно был на десять метров выше противника, словно его никто не мог одолеть. — Вам и правда стоит меня арестовать. Все эти диверсии моих рук дело. Это всё я.

Уорд Зунига моргал, переваривая информацию. Тем временем шпион метнулся вперед, выхватил из кобуры надзирателя пистолет и отступил. На все у него ушло меньше секунды. Уорд Зунига пытался нащупать свое оружие, но кобура была пуста. Оторопело он соображал, что же произошло, и ощущал, как его накрывает паника. Второй надзиратель потянулся за электродубинкой, но шпион резко и сильно ударил его в висок рукоятью пистолета. Мужчина потерял сознание.

— Все это время вы были совершенно правы на мой счет, — заговорил шпион, целясь Уорду Зуниге прямо в лицо.

Мужчина закрыл глаза. Его трясло с головы до ног. Руки он выставил вперед, широко растопырив пальцы, словно пытался оттолкнуть что–то. И шпион не смог выстрелить. Будь он сейчас в спортзале, где они с братьями столько раз тренировались убивать в самых различных ситуациях, или если бы Уорд Зунига пытался сбежать, как отец Соломон, вероятно, всё пошло бы иначе. А может, он просто слишком долго играл роль скучного и добропорядочного Кена Шинтаро. Как бы то ни было, но хладнокровно уничтожить человека он оказался не в состоянии. Юноша нацелил пистолет точно в переносицу Уорда Зуниги, его палец лежал на спусковом крючке, а руки совсем не дрожали. Он приказал себе выстрелить, сейчас же, немедленно, но не сумел.

— Я не стану тебя убивать — ты все равно умрешь, — сказал шпион. — И когда ты будешь прощаться с жизнью, подумай о том, что ты мог все это предотвратить. Ты мог спасти город. А вместо этого ты дал мне уйти.

— Пожалуйста, — прошептал Уорд Зунига. — Пожалуйста.

Его противник по–прежнему стоял зажмурившись, а шпион уже мчался семимильными шагами по другую сторону баррикады. Он пробежал мимо двух мужчин — те обернулись и уставились на него, а один даже прокричал что–то. Раздался щелчок, словно ударили хлыстом, — воздух разрезала пуля, едва не попав шпиону в голову. Он увидел еще надзирателя посередине перекрестка: одной рукой дальний поддерживал вторую и взирал на шпиона поверх прицела.

При следующем движении юноша высоко подпрыгнул — пуля надзирателя пронзила его левое плечо. Беглец рухнул на землю, но тут же вскочил на ноги. Плечо и рука онемели от сильного удара, из раны струилась горячая кровь. Пистолет Уорда Зуниги он выронил, и сейчас оружие лежало на подстриженном газоне в нескольких метрах от шпиона. Позади кричали люди: они медленно и осторожно надвигались, приказывая ему сдаться. Кто–то стоял на коленях в проеме баррикады, другие вжимались в стены жилых домов по обе стороны, третьи перебегали из укрытия в укрытие. Послышались треск и щелчки выстрелов. В земле у самых ног шпиона пуля оставила дырку. Юноша схватил пистолет и помчался дальше.

Онемение прошло, и теперь вся рука от локтя до шеи полыхала огнем. Но шпион едва замечал боль. Каждую клеточку его тела переполняли восторг, азарт и безрассудная радость. Впереди, в том месте, где проспект разделялся, огибая опору тента, показалась очередная баррикада. Он оттолкнулся что было сил и подпрыгнул, стараясь перемахнуть через заграждение головой вперед. Клубки умной проволоки с невероятной скоростью расплелись и попытались ухватить его за пятки. Здоровой рукой шпион оперся на перила, ограждавшие площадку. Использовав силу инерции, он перемахнул через нее и приземлился по другую сторону баррикады. Трое надзирателей были так напуганы его внезапным появлением, что даже не попытались остановить беглеца, который увернулся от них и помчался дальше.

Оставалось преодолеть лишь короткий участок пути до самого шлюза. Шпион захлопнул люк прямо перед носом преследователей и ненадолго прислонился к стене. Он тяжело дышал, но на губах играла дьявольская усмешка. С той стороны в люк что–то ударило — за встроенным смотровым окошком происходило шевеление. Однако ИИ был безнадежно предан шпиону — он никого не впустит. А чтобы вырезать дверь, потребуется несколько минут.

Рана на плече пульсировала и болела. Левая рука свисала как плеть. Он мог сжать ладонь в кулак, но силы в пальцах не было. Юноша стянул свободную рубашку, надетую поверх облегающего костюма, зубами разорвал ее по шву и отделил две полоски ткани. Одной он заткнул рану, а второй перебинтовал плечо и шею, чтобы ткань держалась на месте. Под посиневшей кожей чувствовался осколок сломанной кости. Шпион зафиксировал его и завязал импровизированный бинт узлом, управляясь здоровой рукой и зубами.

Кто–то снаружи произвел два выстрела — на маленьком окошечке из алмазного стекла остались черные следы.

Юноша вытащил из ящика скафандр и залез внутрь. Боль пронзила руку, когда он засовывал ее в рукав, и шпион взвыл. Он застегнул гермокостюм, зафиксировал шлем. В наступившей тишине его тяжелое дыхание казалось шумным. В ноздри ударил запах теплого пластика. Юноша приказал ИИ открыть внешний люк шлюза и ступил на широкую бетонированную площадку в основании стены тента.

На восток и запад по дну кратера Ромул тянулись окопы и бункеры — части оборонительной системы Парижа. Через час взойдет солнце. Огромный полумесяц Сатурна озарял ярким рыжеватым светом платформы космопорта, промышленные тенты, бетонные укрытия и поля вакуумных организмов.

При помощи коммуникационной системы шпион попытался запеленговать капсулу, которую заставил Зи Лей проглотить тогда у себя дома, но сигнала не последовало. Капсула должна была мгновенно прикрепиться к стенке желудка, так что девушка не могла от нее избавиться — в этом шпион не сомневался. Выходило, что ее держат там, откуда не проходит сигнал, или же слишком далеко от города, ниже уровня горизонта.

Поразмыслив, юноша отдал компьютеру команду посылать сигнал каждую секунду и отправился на запад. Он шел вдоль огражденного железнодорожного полотна, поднимающегося вверх по пологому склону кратера параллельно наклону тента. Он не успел уйти далеко, когда скафандр запеленговал сигнал Зи Лей. Простая триангуляция — умножение расстояния до дна кратера на радиус Дионы с последующим извлечением квадратного корня — позволила ему рассчитать дистанцию до горизонта. Чуть больше двенадцати километров. Юноша вывел на экран карту. Как раз в том месте к северо–востоку от города располагается небольшая исследовательская лаборатория. Шпион взглянул за поля вакуумных организмов, воспользовался функцией зума и увидел у темного изгиба горизонта на фоне черного неба крохотную сияющую бусинку. Он сделал несколько шагов вниз по склону, и сигнал пропал, как и изображение лаборатории.

Что ж, хорошо.

Шпион повернул обратно на дорогу: он сделает крюк на север, чтобы обогнуть защитные сооружения. Позади остались парковки и ангары, но все они были пусты: вероятно, горожане–волонтеры из оборонных сил реквизировали все транспортные средства. Придется передвигаться пешком, выполняя прыжки наподобие балетных. Юноша приближался к первому полю вакуумных организмов, когда сработал датчик движения. Он посмотрел налево, затем направо — и заметил два роллигона, что нагоняли его по выложенной сеткой дороге. Система GPS, как и вся городская сеть, не работала — судя по всему, они засекли его визуально. Шпион успокоил себя, сказав, что подобное могло случиться, даже если бы он не устроил игру в догонялки через весь город, и рванул в поле вакуумных организмов.

Тысячи гигантских растений, напоминающих подсолнухи, росли длинными ровными рядами. Их мясистые стебли были в два раза выше юноши, а наверху поблескивали серебристые блюдца, все повернутые в одном направлении — на восток — в ожидании восхода солнца. Минут за пять шпион пересек насаждения и взобрался на низкий холм. Роллигоны двигались параллельно по разным тропинкам и неслись в его сторону. Он поднял пистолет и прицелился.

Но ничего не произошло. До восхода солнца температура на поверхности опускалась до минус двухсот градусов по Цельсию. Какие–то важные детали оружия просто–напросто замерзли.

Шпион спрятал пистолет и помчался по дальнему склону холма, огибая булыжники, образовавшиеся после столкновения с метеоритом. На мгновение он остановился в тени большого валуна на краю кратера и осторожно выглянул за край.

Роллигоны блестели на гребне. Несколько фигур, выстроившись в ряд, медленно спускались к нему вниз.

Шпион ничуть не волновался. Он не сомневался, что сможет скрываться в тени и перебежками двигаться дальше. Он обогнет группу преследователей и отправится на восток по дну кратера. Юноша вновь вывел на визор карту и планировал новый маршрут до исследовательской лаборатории, когда к западу от полумесяца Сатурна увидел в черном небе вспышку. На миг его ярая непоколебимость испарилась. Если охотящиеся за ним люди запустили платформу или флиттер и теперь сканируют территорию с воздуха, они смогут легко обнаружить его местоположение и пристрелить, как бродячего пса. Однако встроенный радар показал, что объект находится в тридцати километрах, двигается со скоростью более трехсот километров в час и резко тормозит. Вспышка, скорее всего, исходила от включившегося двигателя. При помощи функции зума шпион увидел, как звездолет, по форме напоминающий метлу, пронесся высоко в небе, мерцая в свете восходящего солнца. Спустя еще мгновение из острого носа корабля выпрыгнули две дюжины фигур в скафандрах: морские пехотинцы клиновидным строем летели в сторону космопорта.

К шпиону тут же вернулась уверенность. Он выглянул из своего укрытия — поисковая группа спешно отступала к роллигонам. Машины двинулись в противоположном направлении, обогнули кратер и взобрались на соседний кряж. Гряда гор была выше предыдущей, и потому шпион мог видеть, как роллигоны мчатся прочь через поля вакуумных организмов, назад к городу, а на равнине позади них мерцают вспышки.

В Париж пришла война.

Высоко в черном небе мигали искры: это ракеты неслись к своим целям откуда–то из–за горизонта и превращали окопы и бетонные укрытия в фонтаны пыли и раскаленных добела обломков. С дальнего конца космопорта поднялся летательный аппарат, но его тут же сбил снаряд, выпущенный морскими пехотинцами. Быстрый красный всполох — и нос корабля полностью снесло, а оставшаяся часть со все еще работающим двигателем рухнула на равнину и покатилась гигантским шаром из пламени и пыли. С неба посыпались глыбообразные формы — сбросили боевых дронов в защитной упаковке. Роботы катились по полю вакуумных организмов, разрывали чехлы, поднимались на своих трех ногах и устремлялись вперед. Системе обороны Парижа удалось уничтожить несколько дронов ракетами, оставив от них облака пыли и отдельных деталей. Однако основная масса, не прекращая движения, обстреляла косогор перед городом из мини–пушек и крупнокалиберного оружия, затем выпустила ракеты. Навстречу приближающемуся врагу вышла фаланга строительных роботов, но шустрые дроны ускорялись, запрыгивали на массивных собратьев и с дикой жестокостью разрывали их на части. Несколько строительных роботов взорвались: сработали заложенные в них парижанами бомбы. Но вторая волна боевых дронов уже десантировалась — они катились по полю, вылуплялись и спешили к морским пехотинцам в качестве подкрепления.

Все происходило в полнейшей тишине и абсолютной видимости, царящих в вакууме.

Шпион развернулся и зашагал вниз по дальней стороне кряжа. Без всякого церемониала над горизонтом всплыл крохотный солнечный диск, превратив изрытую воронками равнину в театр теней. Не прошло и минуты, как юноша заметил впереди движение и укрылся в чаше небольшого кратера. Выглянув из–за края, он увидел, как в километре от него по дороге мчатся два роллигона, направляясь к исследовательской лаборатории. Оглядев пустынную территорию, он выбрался из кратера, но его тут же повалило: земля под ногами заходила ходуном.

На юге вдруг возникла вспышка света ярче, чем солнце, и тут же исчезла. Хотя после светового удара визор скафандра на доли секунды превратился в зеркальную поверхность, прошло время, прежде чем шпион проморгался, а глаза перестали слезиться. Наконец он смог воспользоваться картой и выяснить, где именно произошел взрыв и что же случилось. Судя по всему, удар нанесли по одной из термоядерных электроустановок, и в результате повреждений создаваемое пинч–эффектом магнитное поле исчезло.

Роллигоны остановились. Один резко затормозил и замер прямо на склоне, второй съехал с дороги. Шпион вскочил на ноги и метнулся к машинам, которые вновь стартовали. Пусть война началась, но он все равно должен завершить миссию. Ему еще нужно найти Зи Лей, взять в плен Авернус и предательницу Мэси Миннот.

 

3

Большинство заключенных в клетке крепко спали, когда внезапно включили свет. Яркие слепящие лучи отражались от поляризованных панелей купола и расположенных под углом балок. Время едва перевалило за полночь. Мужчины и женщины поднимались с пола, вылезали из гамаков. Повсюду раздавался один и тот же вопрос: что произошло? Несколько человек принялись медленно и ритмично хлопать в ладоши, но очень скоро это прекратилось. Люди нервничали и боялись. Прошло несколько минут, и земля затряслась. Резкий короткий толчок. Затем еще один. Теперь уже все заключенные повскакивали. Какой–то мужчина завопил, что охрана собирается выкачать воздух и убить всех. Женщина выкрикивала имена детей, оставшихся в городе. Еще одна в центре клетки принялась распевать мантры, и около дюжины человек присоединились к ней. Хор голосов поднимался под купол тента. Многие выстроились по периметру клетки, возле той стороны, что выходила к зданию убежища, и дружно требовали выдать им гермокостюмы.

Мэси сказала Уолту Ходдеру, что они правы.

— Если по городу или в кратер ударит ракета, да любое кинетическое оружие, обломки разнесет на значительное расстояние. По опыту знаю. Даже если мишень не мы, все равно надо убираться отсюда. Или хотя бы надеть скафандры.

Девушку охватили волнение и страх. Она не сомневалась, что война в конце концов началась. Ничто уже не будет прежним. Она задумалась, где сейчас мог находиться Ньют. Надо надеяться, он в безопасности, в одном из подземных укрытий в обители клана. Потому что если ему в голову взбрело отправиться на «Слоне» с какой–нибудь ненормальной миссией, то его наверняка убьют.

Уолт Ходдер ненадолго задумался, а затем заявил:

— Ворота — самое слабое звено клетки. Если воспользоваться системой рычагов, то можно снять их с петель.

— Предлагаешь организовать побег? А как же дроны?

Уолт Ходдер внимательно наблюдал за двумя машинами, зависшими в воздухе за ограждением.

— Роботы не обращают внимания на шум. Однако, если мы попытаемся прорваться, они обязательно среагируют. Тогда можно попробовать поговорить через них с тюремщиками.

— Только если они не попытаются подстрелить нас из тазеров. Или дротиками с транквилизаторами.

— Едва ли они прислушаются к нашим доводам. Но попытаться мы обязаны. Начнем с водопроводных труб — из них получатся отличные рычаги.

— А скамейки могут служить точкой опоры, — сказала Мэси. Теперь, когда было чем заняться, она почувствовала себя намного лучше. — Пойдем поищем добровольцев.

Ножки скамеек, стоявших по обе стороны стола, были привинчены к полу клетки. Десяток людей принялись раскачивать их из стороны в сторону, пока болты не ослабли. В получившуюся щель можно было втиснуть взятую из душа трубу и окончательно оторвать скамейки от пола. Уолт Ходдер решил, что им понадобятся две скамьи в качестве опоры для труб–рычагов. На трубы будет давить как можно большее количество людей, чтобы приподнять и сместить ворота. Заключенные готовили вторую скамью, как вдруг кто–то закричал. Прошло несколько секунд, прежде чем Мэси поняла, что произошло: дроны приземлились.

— Что бы все это значило? — спросил кто–то.

— Нам нужно работать, — отвечала Мэси.

Вторая скамья уже почти поддалась, когда из квадратного здания, где размещались гараж и шлюзы, появились два человека в белых скафандрах. Шлемы их были пристегнуты к поясам. В руках они держали импульсные винтовки. В одной из фигур Мэси узнала Саду Селену. Не глядя на заключенных, девочка вместе со своим спутником быстро пересекла территорию и вошла в укрытие.

Арестанты удвоили усилия и уже вырвали из пола болты с одной стороны. Вдруг в здании раздались приглушенные выстрелы. Тут же кто–то выбежал — это был молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой, один из тех, что допрашивал Мэси. Мужчина едва одолел половину пути, как воздух разорвал треск выстрела — мужчина упал лицом вниз, на зеленой рубашке растекалось кровавое пятно. Женщина, что убила беглеца, была из Призраков — худощавая, непомерно высокая, в белом облегающем костюме. Она подошла к клетке, встала рядом с дроном и стала целиться в заключенных. «Всем прекратить», — приказала она. Мэси и остальные попятились, а женщина повысила голос и велела всем сесть на пол.

Кто–то осмелился спросить, правда ли, что началась война. Призрак презрительно взглянула на него.

— А ты как думаешь? Сядь. Всем сидеть.

Из здания вывели Авернус с дочкой, пять членов команды гения генетики и Лока Ифрахима. У всех руки были скованы впереди пластиковыми наручниками. Следом шли Сада Селена со своим спутником и еще двое мужчин в белых облегающих костюмах. На мгновение процессия замерла посреди территории. Сада отделилась и подошла к женщине с пистолетом.

— Они ломали мебель, — доложила женщина.

— Пытаются сбежать, — констатировала Сада.

Девушка повесила на плечо толстоствольную импульсную винтовку и позвала Мэси.

Та поднялась и подошла к решетке. Арестанты таращились на нее.

— Твой последний шанс, — сказала Сада. — Я еще могу забрать тебя в безопасное место.

— А как же другие?

— Здесь с ними ничего не случится. У нас достаточно заложников, как видишь. Я предлагаю тебе это как другу.

— Я пойду с тобой только при условии, что остальных тоже отпустят.

— Нет. Вдруг им взбредет в голову оказать сопротивление.

— Что ж, тогда я остаюсь здесь. С моими друзьями.

— Началась война, Мэси. Пока что бразильцы выигрывают. Они только что уничтожили систему наземной обороны. Совсем скоро их отряды будут здесь. Твоя единственная возможность сбежать от них — пойти с нами.

— Значит, вы кидаете Марису Басси и собираетесь сами использовать заложников, чтобы добиться выгодных условий капитуляции.

— Мы не собираемся сдаваться, — бросила женщина с пистолетом.

Сада рассмеялась:

— Да вы же понятия не имеете, что мы сделали! Сидите тут взаперти, пока вершится история. Охрана вам, наверное, ничего и не сказала. О том, как началась война, Мэси. Мы запустили глыбу льда по базе на Фебе. Бразильцы, правда, разнесли ее при помощи водородной бомбы, но отдельные осколки достигли поверхности и оставили очаровательную цепь кратеров.

— Сада, они ни за что не оставят вас в покое. Не важно, сколько у вас заложников, — они вам никогда не простят этого удара.

— Да они благодарить нас должны. Им ведь нужна была причина, чтобы развязать войну, и мы ее милостиво предоставили. А еще мы обязательно выиграем. Пусть не сейчас, но со временем обязательно. Иначе как мы полетим к другим звездам и станем отправлять послания себе в прошлое?

— Желаю удачи, — сказала Мэси. — Хотя не думаю, что во всей Вселенной наберется достаточно везения, чтобы помочь вам.

— Пожалуй, и я пожелаю тебе удачи, — откликнулась Сада. — Как знать, вдруг это поможет тебе сбежать прежде, чем здесь окажутся бразильцы. Если тебе подфартит, мы обязательно снова встретимся.

Стоило Саде и второй женщине отвернуться, как люди в клетке повскакивали и принялись кричать. Призраки не обратили на них внимания и конвоировали своих заключенных к гаражу. Внезапно дроны поднялись в воздух и последовали за ними. Один мужчина-Призрак повалился на землю, хватаясь за дротик, вонзившийся ему в шею. Ненадолго ряды Призраков обуяла паника — они бежали, перекатывались, пытались сбить дронов, а роботы стреляли в них дротиками с транквилизаторами и почти не промахивались. Заключенные и вопили от ужаса, и кричали в восторге. Сада метнулась к шлюзу, но дротик впился ей прямо в то место, где заканчивался гермокостюм и крепился шлем. Девушка, пошатываясь, сделала шаг и рухнула. Люди Авернус пытались загородить пожилого гения генетики и ее дочь и тут же падали без сознания. Женщине в скафандре удалось подбить дрон выстрелом из пистолета. Пока тот пикировал к земле, его товарищ выпустил дротик прямо в нагрудную пластину ее костюма, а затем еще один — в щеку. Женщина потрогала торчащую иглу и повалилась на колени, попыталась поднять пистолет, но ее повело в сторону, и вот она уже лежала на земле неподвижно.

Из тех, кто был на свободе, только Лок Ифрахим, Авернус и Юли оставались на ногах: их руки все еще были связаны: пленники озирались по сторонам. Выживший дрон спустился к этим троим, а затем из помещения, где располагались гараж и шлюзы, вышел мужчина и приказал всем не двигаться.

— Я — дипломат, — заявил Лок Ифрахим. — Я не военный. Меня арестовали и держат здесь незаконно.

— Мне прекрасно известно, кто ты, — сказал мужчина.

На нем был бледно–серый скафандр, покрытый черной пылью. Шлем незнакомец снял, но глаза скрывала пара спексов.

— Если вы знаете, кто я, вы должны понимать, что я на вашей стороне, — продолжил Лок.

— Я здесь не только ради тебя, — бросил мужчина.

Он ходил среди поверженных Призраков, собирал их оружие и затем забрасывал на крышу здания. Незнакомец склонился над Садой и поднял ее импульсную винтовку, а затем обошел клетку по периметру, изучая арестантов. Его взгляд скользил от одного к другому, пока не остановился на девушке, распевающей мантры.

— Зи Лей, — обратился он к ней. — Я пришел спасти тебя.

 

4

Шпион проник на исследовательский объект через шлюз за гаражами. Он прошел через раздевалку, где вдоль двух стен висела небольшая армия ярко–оранжевых гермокостюмов, снял шлем, надел спексы и связался со своим зоопарком компьютерных демонов. Один из них подсоединил его спексы к местной сети, еще два скользнули в систему и принялись одну за другой убирать защитные программы, которые блокировали доступ к ИИ лаборатории.

Прошло полторы минуты, и шпион подключился ко всем камерам наблюдения в куполе и здании. В помещениях оказались люди — мертвые и просто без сознания: судя по всему, здесь произошла серьезная ссора, а может, даже бунт. Он обнаружил Авернус с дочерью и Лока Ифрахима на территории перед зданием в компании еще пяти заключенных. Все были в наручниках под охраной мужчин и женщин в белых облегающих костюмах или скафандрах. За ограждением из колючей проволоки на земле сидели другие арестанты. Только один человек среди них стоял — Мэси Миннот. Она разговаривала с девушкой в белом скафандре, замершей по другую сторону клетки. Зи Лей он не заметил и принялся изучать лица сидящих. Наконец он обнаружил ее.

Юноша ощутил прилив радости. Несколько мгновений он рассматривал девушку в оранжевом комбинезоне — та сидела, скрестив ноги. Ее лицо было таким знакомым и родным, что шпион даже позабыл про свою миссию. Про свое раненое плечо. Оно сильно болело, но юноша не давал скафандру ввести обезболивающее: лекарство могло притупить чувства и лишить его возможности мыслить ясно.

Демон передал шпиону контроль над двумя дронами, что с воздуха следили за арестантами в клетке. Оставалось лишь выбрать цели и позволить машинам выполнить работу за него.

На то, чтобы вывести из строя всех, кто находился за пределами заграждения, кроме дипломата, гения генетики и ее дочери, ушло меньше минуты. Теперь шпиону полагалось вызвать подкрепление, которое позаботится о безопасности объектов до тех пор, пока их не заберут. Однако он этого не сделал. Сперва юноша собирался освободить Зи Лей. Он хотел удостовериться, что ей ничто не грозит, что она доберется до укрытия прежде, чем прибудут силы эвакуации.

Поэтому шпион вышел из здания, избавился от оружия Призраков, которые теперь валялись, накачанные транквилизаторами, и позвал Зи Лей. Они стояли друг напротив друга, лишь колючая проволока разделяла их. Он сказал, как рад видеть ее живой и невредимой, принялся объяснять, что освободит ее и тогда она сможет взять роллигон и уехать. Однако, вместо того чтобы с облегчением рассыпаться в благодарностях (как рассчитывал юноша), Зи Лей рвала и метала, готовая в любой момент расплакаться. Остальные люди в клетке явно приняли шпиона за человека, сражающегося на стороне города, и принялись кричать, требуя, чтобы их выпустили.

Он приказал всем замолчать, но арестанты не послушались. Тогда шпион упер приклад импульсной винтовки в бедро и выстрелил, оставив дыру в полу. Шокированные люди тут же смолкли, и в звенящей тишине юноша сказал Зи Лей, что действовал из лучших побуждений. Своим пристальным взглядом он старался передать всю искренность и заботу, но при этом не забывал следить за тремя связанными арестантами позади себя при помощи оставшегося дрона.

— Я попросила тебя о помощи, — не успокаивалась девушка. — Я доверяла тебе, а ты сдал меня полицейским. И ты ждешь, что я поверю тебе теперь?

— Хорошо, не надо. Можешь не верить ни единому моему слову. Только одно пойми: я пришел сюда, чтобы помочь.

Он объяснил бы всё, но заключенные снова начали возмущаться. Кто–то окликнул юношу. Несколько человек, включая Мэси Миннот, пытались снять с петель ворота при помощи длинных труб. Шпион еще раз выстрелил в пол и приказал всем отойти назад. Всё происходило не как в симуляциях и играх, на которых они тренировались. Не было никакого сценария. Он проживал эти события изнутри, а не просто исполнял какую–то роль. Он испытывал волнение и трепет, усталость и разочарование. Зи Лей тоже казалась опечаленной и умоляла его не калечить остальных.

— Началась война. Тебе нужно убираться из этого места, — сказал ей юноша. — В гараже стоят два роллигона. Возьми один и уезжай из кратера как можно дальше. Найди убежище или оазис. Обещаю, когда все закончится, я обязательно разыщу тебя.

— А как же мои друзья?

— Зи, речь о тебе и обо мне. Им придется самим о себе позаботиться.

— Освободи их, Кен. Всех нас. Вот почему мы оказались здесь все вместе. Разве ты не видишь? Они действуют через нас, а ты сопротивляешься. Я знаю, ты хороший человек. Так позволь им творить добро твоими руками.

Юноша понял, что Зи Лей говорит об Эдде из своих фантазий, и это причинило ему боль.

— Мне еще нужно кое–что сделать. Всего одна вещь, клянусь. А затем мы сможем быть вместе, и я всё объясню.

— Я не уйду без друзей, — упрямилась Зи Лей.

Она отвернулась от Кена Шинтаро и прошагала в другую часть клетки.

Шпион звал ее, кричал, что они вдвоем уедут отсюда, а когда девушка не ответила, он отдал приказ дрону, и тот подлетел к клетке. Увы, ему не оставили выбора: прежде чем открыть ворота, освободить Зи Лей и захватить Мэси Миннот. ему придется нейтрализовать остальных. В противном случае заключенные наверняка попытаются наброситься на него — тогда он должен будет убить несколько человек, а то и всех. Даже если он сумеет так поступить, едва ли потом он сможет жить с этим. Позже он непременно всё объяснит Зи Лей. Абсолютно всё.

Юноша уже рисовал картину, как они вместе садятся в роллигон, покидают кратер Ромул и несутся по холмистой местности, мимо кратеров и кряжей к одному из оазисов, разбросанных по поверхности спутника. Там они переждут войну. Только он и она, и никого больше. Он доставит объекты, которые ему поручили найти, в какое–нибудь убежище и оттуда пошлет сообщение для команды эвакуации. После они с Зи Лей смогут уехать. Шпион прекрасно понимал, что все это лишь фантазии, но какая разница. Он так жаждал, чтобы вымысел стал правдой. Лишь это имело значение.

— Все, что мне приходится делать, — все это ради нас, — промолвил он.

И тут же дрон открыл стрельбу.

 

5

Уолт Ходдер схватился за дротик, торчащий у него из груди. Глаза его закатились, и он рухнул рядом с Мэси. Мужчины и женщины в клетке падали, где стояли. Некоторые бежали, но вскоре тоже валились на землю головой вперед. За заграждением дрон поднимался все выше, быстрыми точными движениями поворачивался то в одну, то в другую сторону, целясь в тех, кто прятался под столами или за неподвижными телами других арестованных.

Зи Лей кричала на непоколебимого юношу, чье лицо было скрыто за спексами: она умоляла его остановиться и не причинять боль ее друзьям. В отдалении Юли склонилась над женщиной в гермокостюме, которая лежала без сознания, вытащила из нагрудной пластины ее скафандра дротик и метнулась к шпиону. Тот пошатнулся, когда она запрыгнула ему на спину, бросил импульсную винтовку и вцепился в нападавшую. Однако Юли уже отскочила и с грациозностью балерины замерла на носочках, спокойно наблюдая за тем, как мужчина вытаскивает дротик, который она воткнула ему в шею. Он успел сделать пару нетвердых шагов, прежде чем рухнул на колени и принялся шарить в поисках импульсной винтовки. Девушка схватила оружие и врезала прикладом обидчику по голове. Юноша опрокинулся на спину и замер.

Тем временем дрон продолжал маневрировать вдоль проволочного ограждения, нейтрализуя последних стоявших на ногах заключенных. Юли крутанула винтовку на сто восемьдесят градусов и, уперев оружие в бедро, выстрелила. Дрон дернулся в сторону — одно крыло ему снесло полностью — и волчком спикировал на землю. Второй выстрел пришелся в дымящиеся обломки машины в другой части территории, а третьим Юли разнесла коробку замка на клетке.

Пока Юли и Мэси открывали ворота, Зи Лей выбежала, опустилась рядом с юношей и положила его голову себе на колени. Спексы съехали, из ноздри по щеке стекала струйка крови, казавшаяся шокирующе яркой на фоне бледной кожи. Теперь он вовсе не выглядел угрожающе — беспомощный, молодой рыцарь, проваливший свое первое испытание. Зи Лей наклонилась и прислушалась к его хриплому дыханию, копна черных волос водопадом скользнула на лицо юноше. Однако, когда Мэси спросила, кто он такой, девушка тут же подняла голову:

— Кен. Кен Шинтаро. Из Радужного Моста на Каллисто. Он путешественник.

— Ты познакомилась с ним в городе? — уточнила Юли.

Зи Лей кивнула:

— Должно быть, он пришел спасти меня. Он сдал меня надзирателям и теперь хотел всё исправить.

— Что–то с трудом верится, — спокойно сказала Юли.

Обеими руками она держала импульсную винтовку и целилась в ту сторону, где Зи Лей стояла на коленях рядом с потерявшим сознание молодым мужчиной. Юли обратилась к Авернус и Мэси:

— Он явно предатель или лазутчик бразильцев. Вовсе он не думал ничего исправлять — он пришел, чтобы захватить нас. По тем же причинам, по которым нас хотели забрать Призраки. Мы представляем ценность. Этакие военные трофеи. Вот почему в нас не стреляли транквилизаторами, как в остальных.

— Кеном руководили высшие силы, просто он этого не осознавал, — бормотала Зи Лей. — Он сдал меня надзирателям, чтобы те привезли меня сюда. Затем пришел освободить меня и спас всех остальных.

— А мне казалось, тут есть моя заслуга, — сказала Юли. — С этим шпионом я тоже разберусь, если потребуется.

— Не забывай, кто ты, — резко вмешалась Авернус, — Не уподобляйся людям, которые считают себя нашими врагами. Мы не будем убивать, не станем никому причинять вреда.

— Я могу о нем позаботиться, — подала голос Зи Лей.

— Не думаю, — ответила Юли. — Брать его с собой рискованно. Но и оставаться здесь для тебя небезопасно.

— Ты верила ему, а он тебя предал. Подумай хорошенько, дитя. Можешь ли ты доверять ему теперь? Скажи честно.

Зи Лей посмотрела на человека без сознания, которого так бережно держала. Прошло какое–то время, прежде чем она снова взглянула на остальных. В ее глазах блестели слезы, но на лице была написана решимость. Девушка повела головой из стороны в сторону.

— Тогда мы запрем его здесь, с Призраками, — сказала Авернус. — Он будет в безопасности. Рано или поздно друзья найдут его.

— Только если он не освободится раньше и не доставит нам еще больше неприятностей, — бросила Юли.

— А что Лок Ифрахим? — поинтересовалась Мэси.

— Этот дипломат? Думаю, бразильцы хотели его эвакуировать, — предположила Юли.

— Да я не о том. Где он?

Юли огляделась, затем обежала территорию. Мэси двинулась вслед за ней, через раздевалку, к внутренней двери шлюза.

Люк был заблокирован. Через стекло они увидели, как Лок Ифрахим застегивает оранжевый гермокостюм. Юли колотила прикладом винтовки по стеклу, а дипломат уже закреплял шлем. Он поднял с пола керамический нож Сады — скорее всего, им он разрезал пластиковые наручники — и ударил по кнопке, открывающей внешнюю дверь. Как только распахнулся люк, помещение ненадолго заполнил туман. Лок Ифрахим обернулся и насмешливо помахал им рукой на прощанье, а затем вышел через шлюз. Дверь тут же захлопнулась.

Когда Мэси и Юли подобрали скафандры, которые более или менее подходили им по размеру, натянули их и выбрались через гараж на поверхность Дионы, вокруг не было ни следа дипломата. Они взобрались по лестнице, что вела на вершину купола исследовательской станции, но беглеца засечь так и не удалось. Позади темного полотна полей вакуумных организмов, вдоль горизонта, там, где находилась граница кратера, тянулась невысокая гряда. На фоне пологого склона виднелась верхняя часть города, блестящая подобно осколку стекла. Крохотные вспышки света появлялись и исчезали.

— Вот что, — сказала Юли по каналу связи. — Ни тебе, ни уж тем более моей матери нельзя оставаться здесь ни минуты.

— Прежде всего нужно удостовериться, что остальные в безопасности.

— Я этим займусь. Прослежу, чтобы все заключенные выбрались отсюда. Даже охранники и Призраки. Действие транквилизаторов пройдет не сразу. Но времени у нас нет. Вы должны уехать немедленно. Отвези маму в безопасное место. Полагаю, ты найдешь что–нибудь подходящее: ты уже достаточно долго живешь здесь.

— У меня есть пара мест на примете, — заверила ее Мэси.

— Выбери хорошее укрытие, — попросила Юли. — Позже мы придумаем, как вывезти маму с этого спутника. Не стоило ей вообще сюда приезжать. Что ж, сейчас самая пора перегруппировать силы и выработать новый план.

— А как же ты?

— По–твоему, я маленькая девочка, — сказала Юли. — Только это не так. Скорее я монстр. Давай вернемся внутрь. Убедить мою мать будет нелегко. Мне понадобится любая помощь.

 

6

Арвам Пейшоту собирался лично командовать сражением на финальной стадии и настоял на том, чтобы Шри ХонОуэн его сопровождала. Правда, он позволил ей взять с собой Ямиля Чо — единственная уступка, на которую пошел генерал. Они присоединились к группе техников, морских пехотинцев и боевых дронов, отправившихся с орбиты в Париж на Дионе. Их корабль летел на высокой скорости совсем низко над равниной к югу от общего хребта, соединяющего кратеры Рем и Ромул. Затем машина набрала высоту, перемахнула через длинные насыпи обрушившихся валунов и ступенчатые обрывы и приземлилась рядом с небольшим гермокуполом, на который пришелся сильный удар — каркасные опоры были погнуты, скручены и сломаны, несколько уцелевших панелей покрывал белый иней.

Опустился люк в нижней части фюзеляжа — выехали три бронированных автомобиля с пехотинцами и техниками и устремились по дороге, идущей вдоль края кратера. Бразильцы захватили уцелевшую термоядерную электростанцию, и теперь техники собирались проверить ее системы управления, реакторные камеры, теплообменники и трансформаторы, а также обследовать территорию на наличие мин–ловушек и прочих возможных диверсий. Шри и Ямиль Чо вместе с Арвамом Пейшоту отправились на четвертом БТР в транспортный узел на окраине города. Их сопровождали два боевых дрона — по одному спереди и сзади.

Арвам пояснил, что вражеские силы, охраняющие периметр, подверглись массированной атаке и были вынуждены отступить, однако в городе еще тлеют отдельные очаги сопротивления, а снайперы стреляют по всем захватчикам, которые попадают в прицел. Генерал пылал энергией: он то указывал на неглубокий кратер, где в тот момент шел бой, то заговаривал со своим помощником, то обращался к Шри со словами: «Теперь недолго». Морские пехотинцы захватили железнодорожную станцию в одном конце города и товарные склады в другом — продвигаясь по обоим фронтам, бразильские силы в конечном счете достигнут центра, и тогда останется только прочесать районы.

— Мы пытаемся установить связь с мэром и предложить ему сдаться, — сообщил Арвам. — Два представителя города уже обратились к нам с просьбой заключить мир, но, насколько нам известно, они не из числа командования. Мы пока не знаем, есть ли у них вообще командиры. Вполне возможно, что даже мэр не в состоянии прекратить эти стычки.

Генерал ответил на звонок, изучил что–то на планшете своей помощницы, после чего приказал женщине организовать оборону лагеря, тщательную проверку парка по обе стороны реки и наблюдение за территорией. Затем он повернулся к Шри:

— Сражения за пределами города оказались кровавыми, а внутри будет намного хуже. Это их владения. Здесь у них укрытия, окопы для снайперов. Они могут передвигаться незаметно… Однако вам не стоит волноваться на этот счет. У меня есть хорошие новости. Нам удалось захватить жилище Авернус. Порадуйтесь, профессор–доктор. Вы на стороне победителей. Так сказать, на передовой линии истории. А ведь мы сегодня и правда творим историю. С падением Парижа остальные города тоже сдадутся. Конечно, урок жестокий, но просто необходимый. Немножко везения — и вы тоже получите желаемое, даже больше.

— Вы захватили территорию Авернус, но не ее саму.

— Пока что так.

— Мы даже не знаем, на Дионе ли она сейчас, жива или мертва.

— Где бы Авернус ни находилась, живая ли, мертвая ли, вам удастся первой взглянуть на ее последнее пристанище. А совсем скоро вы получите доступ ко всем местам, где она творила свою магию. Допустим, Авернус погибла, тогда ее секретов вам хватит до конца жизни — разгадывайте на здоровье. — Генерал отвернулся и вновь заговорил по телефону.

Шри все труднее было скрывать свои нарастающие опасения. Лично для нее всё зависело от того, найдут они Авернус живой или нет. Однако битва за Париж достигла финальной стадии, а гения генетики и след простыл. Ни намека на то, куда после ареста ее отвезли вместе с дочерью и командой. Шпиона, которого бразильцы подослали в Париж, тоже никто не видел. Он установил жучок в доме Авернус и, до того как рухнула парижская сеть, переслал множество записей. Тем не менее он так до сих пор и не присоединился к захватчикам. Шри же оказалась всецело во власти Арвама: он мог распоряжаться ею по своему усмотрению, избавиться от нее, когда сочтет, что профессор больше не приносит ему пользы. Берри тем временем лежал в гибернационной камере и также принадлежал Арваму. Шри лично отдала его в заложники как гарантию своей готовности сотрудничать. По крайней мере, Альдеру ничто не угрожало. Мысль о том, что ее смелый умный мальчик жив и сейчас находится в безопасности, в ее уединенной крепости, продолжает дело ее жизни, служила единственным утешением.

БТР проехал через горный проход, и их взору предстал город. Его длинный остроконечный многогранный купол спускался по внутреннему склону кратера к самому дну. Посередине купол изгибался наподобие человеческого локтя и тянулся вдаль, возвышаясь над нагромождением мелких куполов и бетонных укрытий. Возле огромных панелей по всей длине купола клубился дым. Дома, парки — все терялось за этой плотной стеной. Париж горел. Волнение и тревога охватили Шри. Где–то там Авернус. В городе или на равнине на дне кратера. Она обязана там быть. Где же еще.

Бронетранспортер съехал вниз по скату к большому шлюзу. Внешние двери были вырваны, а внутри помещения виднелись подпалины, дыры от шрапнели и малокалиберного оружия. Все в машине застегнули гермокостюмы и высадились. В условиях слабой призрачной гравитации двигаться приходилось осторожно. Люди добрались до маленького вспомогательного шлюза и оказались посреди крытой площади. Один за другим через люк влетели боевые дроны, и процессия стартовала — вниз по неработающему эскалатору, проложенному внутри стеклянной трубы, к водопаду в форме подковы, который служил источником реки, проходившей через весь город.

Насосы, что обеспечивали рециркуляцию воды в реке, повредили или отключили. Водопад не работал. Сухим оказалось и русло, сбегавшее вниз по склону среди лугов и крохотных рощиц, где тлели остатки пожаров. У дороги, извивающейся среди деревьев, стоял кордон морских пехотинцев в гермокостюмах. Арвам Пейшоту открепил шлем и бросил его помощнику, пожал руки всем солдатам, а затем отвел в сторону лейтенанта. Несколько минут они что–то обсуждали, после чего генерал похлопал офицера по плечу и вернулся к Шри и остальным.

— Путь чист до самого конца парка, — сказал он. — Да, и можете снять шлемы. Воздух полностью пригоден для дыхания.

Пехотинцы захватили полдюжины двухместных трайков с каркасами из композитных материалов и широкими шинами, предназначенными для низкой гравитации. Все они были раскрашены в яркие цвета. Шри ехала на заднем сиденье. Ямиль Чо направлял мотоцикл следом за тем, на котором передвигались Арвам Пейшоту и его помощник, вниз по крутой белой дороге. По бокам мчались дроны: их объемистые фигуры метались то в одну, то в другую сторону. Мимо проносились деревья с установленными на них платформами и свисающими с ветвей кабелями, ряды цветущих кустов, пятна лугов. На разных уровнях под многопанельной крышей тента, вокруг подвесных ламп, дрейфовали клубы дыма. Стоял резкий запах паленого пластика. Совсем рядом с дорогой, среди деревьев, что–то горело — у самых корней полыхал сбитый боевой дрон. Жар был настолько сильным, что, проезжая мимо, Шри ощутила прикосновение яростного тепла к лицу. В голове родилась картина — целый лес, нет, весь город охвачен пожаром. Она высказала свои опасения Ямилю Чо, но тот лишь ответил, что сейчас ни у кого нет времени тушить огонь.

— Все либо сражаются, либо прячутся.

Впереди показалась развилка, и они свернули налево. Под мостом, в сухом русле реки, навалившись друг на друга, лежали два тела в гражданской одежде. Кровь окрасила длинную лужицу застойной воды среди камней. На противоположном берегу полыхало белое здание с плоской крышей. Из огромной дыры в стене валил густой черный дым, струйки потоньше вырывались из окон. Широкая площадь была усеяна трупами.

Процессия свернула с дороги на тропинку, тянущуюся среди сосен, и та вскоре вывела их к одноэтажному зданию с белыми стенами без намека на окна. Сердце Шри заколотилось. Она узнала местность: она уже видела ее на фотографиях с камер наблюдения — территория, где до ареста проживала Авернус с командой.

Всё казалось нетронутым. Квадратные ворота украшали мотки колючей проволоки. В одном углу собрались несколько морских пехотинцев в бронированных гермокостюмах — кто стоял, кто сидел, но все поголовно наблюдали за тем, как горит город.

Вновь прибывшие слезли с мотоциклов. Арвам Пейшоту подхватил Шри под руку и повел мимо офицеров; помощник генерала, Ямиль Чо и два боевых дрона следовали за ними. Один из пехотинцев предупредил Арвама, что они не полностью контролируют территорию, — на это генерал лишь пожал плечами и сделал пафосный жест в сторону города. Если Авернус прячется там, промолвил он, то очень скоро ее найдут.

Впереди раскинулся большой парк с деревьями и лужайками, расчерченными белыми тропинками. Дальше за ним лежал центр города: здесь наклонная стена купола соединялась с более или менее ровной секцией на дне кратера. Спирали и соты со свободной планировкой и низкой гравитацией, спрятанные в прозрачные футляры вторичных куполов, — вот что представляли собой общественные здания и группы жилых домов, разбросанные среди площадей и парков по обе стороны от широкого высохшего русла реки. Позади тянулись вычерченные по линейке квадраты старых районов. Отовсюду поднимались столбы дыма, образуя густой туман. Поблизости и вдалеке раздавались громкие хлопки, завывания, напоминавшие крик банши, и грохот выстрелов. Арвам показал несколько мест, где велись самые ожесточенные бои: жители Парижа, пояснял он, возвели баррикады поперек основных проспектов и на мостах через реку. Местные защищали каждое здание и перемещались по подземным каналам коммуникации.

— Мои люди рискуют жизнью. Стоит только очистить квартал, как эти сукины дети выскакивают в тылу и открывают огонь. Пожары по большей части тоже их рук дело, — рассказывал Арвам. — Похоже, они скорее разнесут город, чем сдадутся. Значит, нам нужно как можно скорее закончить битву.

Послышался свист падающего предмета, а затем негромкий удар: что–то приземлилось среди деревьев позади дома. Вдруг клумба белых роз на окраине парка исчезла в столбе красного пламени и черного дыма. Вокруг парили тлеющие частички грязи и медленно опускались на землю.

Арвам загоготал:

— Мортиры! Поверить только, они используют против нас мортиры!

В воздух, раскрыв отсеки с оружием и приготовившись к бою, поднялись дроны. Раздался третий взрыв, накрыв команду горячим пеплом. Ямиль Чо повалил Шри на землю, помощник генерала тоже распластался, а сам Арвам выхватил пистолет и принялся палить в сторону парка. Мгновение спустя дроны тоже открыли огонь из старых, но безотказно работающих пушек. Разрывные снаряды светились красным в полете. Грохот стоял невероятный. Ливень пуль обрушился на стену здания на другой стороне парка, и та рухнула, за ней поехала крыша. Крохотная фигурка выбежала из дома, но тут же попала под перекрестный огонь — ее изрешетило и отбросило в сторону.

Дроны мгновенно прекратили пальбу и замерли, словно статуи, только дымок поднимался от их пушек. В звенящей тишине раздался спокойный громкий голос Арвама Пейшоту — он приказал морским пехотинцам, охраняющим территорию, как можно скорее добраться до того места и зачистить здания по периметру. Солдаты выстроились в линию и побежали вперед, но тут просвистел еще снаряд из мортиры. Взрывом одного пехотинца подбросило в воздух — он безжизненно рухнул на землю и уже не двигался. Дроны вновь открыли огонь и снесли стену соседнего с уже разрушенным здания. Затем так же синхронно прекратили стрелять.

Двое солдат склонились над погибшим товарищем. Один из них поднял глаза на Арвама и покачал головой.

— Заморозьте его и оставьте, — приказал генерал. — Нам еще надо выиграть войну.

Мужчины вытащили мешок, завернули в него труп, запечатали и потянули за кольцо, тем самым запустив химическую реакцию, благодаря которой температура внутри будет поддерживаться на уровне двух градусов Цельсия.

— Мне нужно, чтобы вы немедленно заняли эти дома, — сказал Арвам помощнику.

Дроны выпустили противотанковые ракеты, ударив справа и слева по зданиям вдоль дальнего периметра. В крайних домах образовались громадные дыры, остальные загорелись. Из разрастающегося облака пыли и дыма посыпались обломки. Морские пехотинцы двинулись вперед и рассредоточились по парку.

— Крепкие орешки. Упертые, — сказал Арвам. — Самоубийцы. Смертники. Даже если мы выйдем на связь с Марисой Басси, не уверен, что они сдадутся. Все же попытаться стоит. Мы же не варвары, в конце–то концов.

— Для гражданских, вооруженных одними мортирами, они неплохо бьются, — заметил Ямиль Чо.

Видимо, перестрелка заставила его понервничать, потому что, как правило, секретарь Шри молчал, если его не спрашивали.

— Чистое везение, — беспечно бросил генерал.

Похоже, ничто не могло нарушить его несокрушимого хорошего настроения.

— Может, они вас узнали, — предположила Шри.

Она злилась за то, что ее поставили на линию огня.

— Может, и так. — Арваму эта мысль, судя по всему, пришлась по вкусу.

Он прислонил ладонь козырьком ко лбу и наблюдал за тем, как солдаты скрываются в горящих домах. Затем он обратился к профессору, сказав, что для нее тоже имеется одно небольшое дельце: Арвам хотел знать, не оставила ли Авернус после себя чего–нибудь интересного.

На стене перед входом в дом Авернус виднелись выщербины, но в целом здание было невредимо. Небольшой туннель, с двух сторон огражденный дверями, вел в крытый внутренний двор. Над головой, вставленные в фуллереновую сетку, переливались желтые и розовые панели разных размеров из алмазного стекла. Среди клумб с тропическими растениями стояли капсулы для сна. На одной стороне, отгороженные колоннадой, расположились комнаты со свободной планировкой. Ковры и подушки вытащили и разбросали по саду, а некоторые закинули в фонтан. Там, в центре чаши, возвышался огромный черный камень, из его вершины била струя воды и ручейками стекала по бокам валуна. Кто–то нарисовал красной краской на белой стене напротив колоннады куриную лапу и обвел ее кругом.

На полу в одной из комнат были свалены печатные книги. Шри подняла одну — книга раскрылась на первой странице, и раздался мужской голос:

— Окажусь ли я в этой жизни героем или же станция отойдет кому–то другому, на этих страницах вы найдете…

Фраза столь точно описывала ее собственную ситуацию, что Шри вздрогнула, словно кто–то подкрался к ней сзади и вдруг сказал что–то над самым ухом.

Потребовалось несколько минут, чтобы удостовериться: из личных вещей Авернус здесь не осталось ничего, кроме книг и чистого куска пластика, который ей передал Ямиль Чо. Стоило профессору до него дотронуться, как фрагмент ожил — на нем повторялась часть панорамного снимка, запечатлевшего пол в пещере, где произрастали диковинные органические формы. Шри спрятала его в накладной карман своего скафандра, дважды по кругу обошла сад, но больше ничего необычного не обнаружила. Она и сама не знала, что рассчитывала найти, но все же ощутила разочарование. Растения оказались самыми обыкновенными: пальмы с пильчатыми листьями, карликовые финиковые пальмы, бамбук, цветущие акации. У стены напротив входа раскинула свои ветви смоковница. На одной из веток Ямиль Чо обнаружил маленькую ящерку, чья чешуя полностью соответствовала оттенку и текстуре гладкой серой коры. Однако стоило Шри оторвать животное от дерева, как по его телу пошли красные и черные полосы. Тогда ученый отрезала у ящерицы палец и положила в пробирку. В клетке из бамбуковых палочек сидел бледный сверчок длиной в два больших пальца Шри. Женщина постучала по перекладинам, и насекомое выдало чистый красивый обрывок мелодии.

— Полагаю, Моцарт, — сказал Арвам, чем сильно ее удивил.

— Мне попадался такой на рынке в Радужном Мосту, — сказала Шри. — Они встречаются на всех спутниках.

— Заберите с собой, — распорядился генерал. — И проверьте все остальное.

— Это самые обыкновенные растения. Ничего необычного.

— Ящерица тоже казалась ничем не примечательной, пока вы ее не потревожили.

— Ну, хамелеонизм вряд ли можно причислить к оригинальным ее генетическим модификациям.

Мгновение Арвам пристально смотрел на Шри, а затем забрал у своего помощника планшет и повернулся к ней спиной.

Профессор принялась за работу, а внутри нее бурлила холодная ярость. Она срезала образцы каждого вида и раскладывала по пробиркам, которые помечал Ямиль Чо. Они обработали уже половину сада, когда раздался звук, словно глубоко под землей захлопнулась гигантская дверь. Поднялся ветер, он склонил стебли бамбука и всколыхнул его восковые листья. В уши Шри как будто посыпались иголки. Двери во входном туннеле закрылись. Мозаичная крыша заскрипела и застонала над головами. Пастельные тона ее алмазных панелей стали ярче, когда клубы дыма рассеялись, обнажив яркие лампы под куполом на фоне черного неба.

На другой стороне сада Арвам Пейшоту швырнул планшет помощнику и приказал мужчине установить место, где нарушилась герметичность купола. Только тогда Шри осознала: Париж лишился воздуха.

 

7

Путь до города оказался неблизким: он лежал через холмистую, покрытую кратерами местность и лоскутное полотно полей с вакуумными организмами. Каждые несколько минут Лок оборачивался и осматривал поля — вдруг где мелькнет яркое пятно или какое–то движение, — но, похоже, ему удалось оставить своих преследователей далеко позади. У него не было выбора, убеждал он себя: силы противника превосходили во много раз, и, увы, ему ничего не оставалось, кроме как спасаться бегством. Но он обязательно отомстит, говорил себе дипломат. Он сдастся первой же группе бразильских солдат, что встретится по пути, объяснит им, что знает, как найти Авернус, и сумеет настоять на том, чтобы возглавить поисковую операцию. Гений генетики — весомый приз: за ее поимку Лока щедро наградят. Мысль об этом, о том, что он сделает с Мэси Миннот после того, как девушку передадут ему для допроса, поднимала ему настроение всю дорогу, пока он скакал в неудобном гермокостюме, взятом в тюрьме, в компании своей удлиненной тени.

Прошло уже больше часа, а Лок израсходовал половину запаса кислорода, когда последнее поле осталось позади, и он стал боком спускаться по усеянному булыжниками склону к дороге, что шла через пыльную каменистую равнину к краю кратера, который напоминал гряду невысоких холмов вдоль горизонта. Под черным небом, словно яркий солнечный зайчик, вверх по пологому склону поднимался купол города. По обе стороны над плоской вершиной стен кратера возносились и тут же опускались столбы пыли — шла бомбардировка. В вакууме все предметы казались маленькими, четкими и яркими, а взрывы были беззвучными.

Лок совсем недолго двигался по дороге, когда наткнулся на остатки роллигона, сбитого ракетой. В новообразованном кратере были разбросаны детали композитных панелей, осколки стекла, мгновенно замороженные тела и фрагменты тел. Но после быстрого осмотра Локу так и не удалось найти никакого оружия — тогда он продолжил бодро шагать в сторону города. Наконец он свернул с дороги и направился по открытой местности к космопорту, где в ровном свете взошедшего солнца блестели два больших прекрасных корабля, чьи тупые носы украшали зеленый флаг Великой Бразилии и синий — Европейского союза. В скафандре имелся лишь канал связи малого радиуса действия, да и тот в данный момент не работал. Лок не сможет связаться с силами наступления и дать им знать, кто он и что собирается делать, — оставалось надеяться на лучшее и идти вперед, подняв руки, как бы говоря «Я сдаюсь», благо этот универсальный жест знаком всем.

Лок приближался к группе небольших зданий на краю посадочного поля, когда слева от него поднялся столб пыли, затем еще один и еще — в ряд. Дипломат понял, что по нему открыли огонь, попятился и опрокинулся на спину. Наверное, это и спасло ему жизнь. Прежде чем Лок успел встать на ноги, что–то врезалось в землю в нескольких метрах от него, взорвалось беззвучной вспышкой, подняв тучу обломков, которые пронеслись над головой.

Лок отполз назад и укрылся за ледяным валуном, пережидая, пока не пройдет действие адреналина и его не перестанет трясти. Было ясно, что рисковать и пробираться к транспорту не стоит: поговорить с бразильскими военными он не мог, а оранжевый гермокостюм с черными цифрами на груди выдавал его за беглого преступника из дальних. Придется искать другой способ пробраться в город.

Воздуха у дипломата оставалось меньше чем на час. Большая часть времени ушла на то, чтобы обойти заграждения елочкой, окопы и ловушки, столь тщательно возведенные парижанами и столь же быстро ими покинутые. Ему приходилось спускаться и карабкаться наружу столько раз, что он просто сбился со счету. Все же его настигла удача, и в одном из новообразованных кратеров Лок обнаружил пять тел. Все они были вооружены, а один пистолет оставался до сих пор боеспособным.

Дипломат уже мог видеть сортировочную станцию на краю города, а точнее, всё, что от нее осталось, — место сровняли с землей, а шлюзы охраняли боевые дроны, которые изрешетят его, не раздумывая, не испытывая ни малейших угрызений совести, стоит только приблизиться. На свое счастье, Лок наведался в Париж вскоре после того, как его назначили на службу в систему Сатурна: тогда он объехал весь город, собирая информацию, которая, вне всяких сомнений, окажется чрезвычайно важной для операций по вторжению. Ему были известны другие входы через вторичные купола — поразмыслив, он отправился на восток, где под прямым углом к основному куполу тянулись туннели с фермами.

Шлюз в конце первого туннеля перекрыло большими обломками льда, крыша была вспорота: внутри, в почти абсолютной темноте виднелись ряды замерзших кустов и кукурузных посевов. Следующий туннель остался цел — внутри горел свет и зеленели растения, но шлюз, как и в первом случае, заблокировало. Так было и с третьим, и с четвертым, и со всеми последующими шлюзами. Лок сглотнул ком в горле, стараясь подавить панику: воздуха оставалось на десять минут. Однако, присмотревшись, мужчина обнаружил служебную лестницу, взобрался по ней и помчался по изогнутой крыше. Внизу, под прозрачными панелями, виднелись фруктовые деревья — яркая зелень заставила Лока с ностальгией вспомнить о доме. Он с силой оттолкнулся от крыши и по гигантской дуге перемахнул через пропасть, отделяющую туннель от основного купола.

На Земле такой прыжок занесли бы в книгу рекордов, но на Дионе с ее низкой гравитацией в этом не было ничего удивительного. Маневр оказался почти идеальным. Лок ударился о наклонную панель всем телом, отскочил и упал назад на дорожку внизу, вовремя схватившись за перила. Несколько мгновений он лежал неподвижно, сердце бешено колотилось в груди, он тяжело дышал.

По обе стороны простиралась обшивка купола и под острым углом уходила вниз. То тут, то там в черное небо поднимались тонкие струйки пара: в местах соединения панелей после взрывов разошлись швы, в стене образовались маленькие отверстия от пуль и лучей лазеров, и теперь через них вырывался воздух. Всё говорило об опасности, грозящей самому Локу, ведь в его скафандре воздуха оставалось на считаные минуты. Пока он бочком двигался по дорожке, казалось, что каждый следующий вдох дается ему с большим трудом. Все сложнее оказывалось сохранять спокойствие, особенно когда первая дверь не открылась, так как ее механизм был заблокирован изнутри. Мужчина пошел дальше. Он тяжело дышал, а сердце сильно билось после того, как он изо всех сил пытался отворить первый люк. Он попытал счастья со вторым — легко и бесшумно тот распахнулся, Лок тут же забрался внутрь и потянул на себя дверь. Раздалось резкое шипение — в небольшом помещении восстанавливалось нормальное давление. Дипломат сбросил шлем и принялся жадно хватать ртом чистый холодный воздух. Затем он открыл внутренний люк, выбрался на другую дорожку, что тянулась между наклонной крышей купола и плоской крышей жилого дома, какие строили в старой части Парижа до того, как он разросся вверх по склону кратера.

Спустя полминуты Лок выбрался на улицы и теперь стоял в начале аллеи: он сжимал в руке пистолет, забранный у мертвеца, и смотрел по сторонам, изучая широкий проспект, засаженный каштанами. Под самым куполом клубился дым, затемняя свет ламп. Небольшие завихрения выдавали места, где происходила утечка воздуха. Вблизи и поодаль раздавались хлопки выстрелов, прерываемые грохотом взрывов и пронзительным гулом энергетического оружия. Слева жилые здания тонули в серой дымке, справа дорогу перекрывала баррикада. В нее явно попал снаряд, и теперь по обе стороны от прорехи в заграждении лежали тела в скафандрах. Отлично. Значит, бразильские войска заняли этот уровень и теперь продвигаются вглубь города — выходит, он больше не на вражеской территории. Остается лишь найти того, кому он сможет сдаться без угрозы для жизни. Он подумывал о том, чтобы снять гермокостюм, который делал его слишком заметной мишенью, но потом вспомнил про разрушенную крышу туннеля, про отверстия в крыше тента и решил, что будет лучше остаться в скафандре на случай, если произойдет масштабное разрушение купола.

Три длинных шага — и дипломат оказался возле баррикады, прячась за нагромождением пластиковых канистр, заполненных водой. У погибших мужчин и женщин забрали всё оружие. А в большинстве случаев сделали контрольный выстрел в голову. Лок собирался с духом, чтобы рвануть в сторону следующей баррикады, когда из–за спины его окликнули. Дипломат обернулся и увидел двоих мужчин посреди усеянной обломками улицы — они целились в него из импульсных винтовок. Дальние. Оба были в гермокостюмах, с поясов, подобно гигантским фруктам, свисали шлемы.

— Я — друг, — быстро пролепетал Лок Ифрахим и поднял руки.

— Тебе лучше бросить пистолет, друг, — сказал один: ему было за сорок, редеющие светлые волосы коротко стрижены. — И нож, что у тебя на поясе.

Лок наклонился, положил на землю пистолет и керамический нож, затем выпрямился. Блондин приказал ему отойти в сторону, а его напарник сделал шаг вперед, подобрал оружие и снова отступил.

— Может, скажешь нам, что ты здесь делаешь и почему на тебе костюм заключенного? — продолжил светловолосый.

— По мне, так он очень походит на противника. — Второй мужчина уставился на Лока.

Дипломат проигнорировал его и обратился к блондину:

— Я и правда был в исправительном центре. Некоторые арестанты вызвались добровольцами для участия в сражении, но по пути сюда в роллигон попала ракета. Я единственный выжил.

— Да? И как же ты попал в город? — спросил второй мужчина.

— Пешком.

— Мимо тех засранцев, что заняли станцию?

— Через служебный шлюз на крыше.

— Да что ты так на него набросился, Уорд? Ясно же, что парень на нашей стороне, — вмешался блондин. Он повесил импульсную винтовку на плечо, подошел к Локу и пожал ему руку. — Эл Уилсон.

— Кори Уилкокс. — Лок назвался именем одного из допрашивавших его людей.

Эл Уилсон представил своего друга как Уорда Зунигу и объяснил, что они были частью отряда, совершавшего внезапные атаки «наскок–отход» из–за линии фронта.

— Гляди, — сказал он.

Высоко над проспектом завис дрон. Его треугольные очертания смутно проглядывали сквозь клубы дыма.

— Вот как мы тебя засекли, Кори, — признался Эл Уилсон. — И точно так же мы обнаруживаем вражеские силы. Но теперь с этим покончено. Пора организовывать оборону.

— Покажите мне, где засел враг, — попросил Лок. — Хочу убить как можно больше, отомстить за своих погибших товарищей.

— Думаю, тебе лучше пойти с нами, — заметил Эл Уилсон.

— А пистолет мне вернете? — улыбнулся ему Лок.

— Позже.

— Пока что шагай первым, — сказал Уорд Зунига. — Давай, вперед. Через квартиры на той стороне улицы.

Они прошли сквозь жилой дом. В центральном внутреннем дворе среди осколков обвалившегося навеса распластались тела мужчин, женщин, детей. Выходящие во двор окна были разбиты, и из них тянулись полосы дыма. Короткий проход на дальней стороне вел к еще одному широкому проспекту, где люди восстанавливали и укрепляли баррикаду, вырубали маленький островок невысоких деревьев посреди Т-образного перекрестка, чтобы улучшить видимость.

Эл Уилсон коротко переговорил с какой–то девушкой и отправился с ней к дальней части баррикады, а Уорд Зунига, схватив Лока за руку, сказал, что тот может приступить к работе прямо сейчас. Он подтолкнул дипломата к группе мужчин и женщин, которые наполняли пластиковые канистры из водозаправщика и тащили их обратно к основанию баррикады, где их по цепочке передавали наверх.

При низкой гравитации канистры с водой весили немного, но переносить их было неудобно. Лок сильно вспотел в гермокостюме, пока перетаскивал емкости, а голова у него кружилась от злости и едва сдерживаемой истерики. Он пересек враждебную поверхность спутника, в него стреляли свои, он едва успел попасть в город до того, как кончится запас воздуха в скафандре, и после всего этого он оказался здесь и вынужден работать на этих мутантов. Однако бежать ему сейчас не удастся: слишком много людей ошивается возле баррикады, а еще этот парень со злым лицом — Уорд Зунига — сидит неподалеку, положив импульсную винтовку на колени, и наблюдает за ним. Дипломату оставалось лишь трудиться не покладая рук, сновать туда–сюда. Внезапно люди вокруг как–то оживились. Он взглянул и увидел коренастого мужчину, шагающего среди небольшой толпы и пожимающего всем руки.

Мэр Парижа Мариса Басси собственной персоной. Лок уже встречался с ним на одном из приемов, поэтому сейчас дипломат отвернулся и принялся наполнять канистру, испугавшись, что градоначальник может узнать его. Когда мэр был уже рядом, Уорд Зунига поднялся и пожал ему руку, а Лок воспользовался случаем и отошел в сторону. Он нашел Эла Уилсона в компании еще одного мужчины, с которым они что–то изучали на планшете. Эл явно пребывал в хорошем расположении духа. Он поведал Локу о том, как Мариса Басси, которого всего два часа назад пленил противник, сумел бежать, добраться до Биржи и оттуда передать последнее сообщение, призывавшее город обороняться.

— Потрясающие новости, — поддержал его Лок. — Но зачем он здесь?

— Организует последнюю линию обороны, естественно. — Эл Уилсон показал Локу то, что они рассматривали на планшете, — аэрофотоснимок города, склеенный из отдельных картинок, которые сделали те дроны, что еще оставались в воздухе, — и пояснил, что враг вошел в Париж с двух концов и теперь направляется к центру. — Мы заминировали большую часть зданий в центре, а затем через каналы подземных коммуникаций выбрались врагу в тыл вот здесь. Как только отряды противника соединятся, вся территория взлетит на воздух. Мы тут же нападем и разделаемся с выжившими, пока они отступают.

Сердце Лока упало.

— Откуда вам знать, что они пойдут именно этим путем?

— Сюда их приведут наши люди. — Эл Уилсон похлопал дипломата по спине. — Мы еще можем выиграть битву. Даже если Париж падет, война не закончится, пока мы не выдворим этих свиней с Дионы и из нашей системы.

По кругу пошли фляги. Люди произносили тосты и пили. Работа приостановилась, все отвлеклись, и Лок, пользуясь возможностью, двинулся боком через толпу. Нужно бежать сейчас — второго такого шанса не представится. В противном случае он застрянет здесь, среди этих глупцов, готовых отдать жизнь в величественном, но до нелепого идиотском жесте. Однако не успел он добраться до края, как перед ним вырос Уорд Зунига — он сунул ему флягу и сказал, что выпить ему не помешает: это придаст ему смелости.

Лок отер горлышко, глотнул приторного фруктового бренди, после чего вернул флягу и попросил назад свой пистолет.

— Отдам, как придет время. А пока займись работой. — Зверюга явно наслаждался собой.

Лок тащил очередную канистру, когда ряды рабочих снова всколыхнулись. Группки собрались вокруг планшетов, кто–то полез на баррикаду. Вдалеке в клубах дыма зажегся красный огонек, а после раздался громоподобный гул. Землю слегка тряхнуло. Люди вокруг Лока принялись радостно кричать и хлопать. Ловушка захлопнулась. Глупцы взорвали собственный город в тщеславной попытке спасти себя.

За поваленными деревьями на перекрестке поднялся вихрь густого черного дыма и устремился на проспект. Из–за темной завесы на высокой скорости выехал трехколесный мотоцикл с широкими шинами. Трайк резко затормозил перед заградительными ежами, сделанными из балок, и встал на переднее колесо. Мужчина соскочил, вскарабкался по баррикаде, все время крича, что враг на подходе. Полдюжины человек стянули его с верхотуры. Водитель оказался очень молодым, чрезвычайно худым и невероятно высоким. На его белом гермокостюме в районе бедра виднелись следы крови. Вытаращив глаза, задыхаясь, он все повторял, что враг будет здесь с минуты на минуту, и просил дать ему, черт подери, пистолет.

Мариса Басси вышагивал вдоль основания баррикады, вырывал из рук планшеты и посылал людей вверх на заграждение.

— Пришел наш час! — кричал он. Голос его звучал хрипло. Мэр выглядел измученным, лицо его покрывала щетина, но энергии ему было не занимать. Кто–то передал ему импульсную винтовку, и Басси, схватив оружие двумя руками, поднял его высоко над головой. — Настало наше время! Может, наши действия восславят, а может, их заклеймят позором. Но одно я вам точно обещаю: их никогда не забудут! Вас никогда не забудут! Сражайтесь! Не за свои жизни, но за Париж! За свободу всех наших миров!

Мариса Басси замер в идиотской позе с винтовкой, а люди восторженно приветствовали его хвастливые речи. Лок пригнулся, когда взгляд мэра скользнул по его лицу, и тут же подле него возник Эл Уилсон — потный, но счастливый — и передал пистолет. Сзади напирали другие люди, поэтому у Лока не оставалось выбора — пришлось лезть по глыбистой стене баррикады. Он знал: стоит попытаться бежать, и его подстрелят, как бездомную собаку.

Дипломат устроился рядом с Элом Уилсоном на вершине. Люди жались друг к другу, глядели сквозь просветы в баррикаде, опускали и фиксировали шлемы, проверяли оружие. Лок потянулся к своему шлему, но тут же вспомнил, что в системе жизнеобеспечения скафандра практически не осталось воздуха. У него дергалась мышца под челюстью, руки и ноги дрожали — он чувствовал, что в любой момент может потерять сознание. Словно в замедленной съемке, пелена черного дыма надвигалась на проспект. Из–за нее резко выступили боевые дроны. Все случилось так внезапно, что казалось, они материализовались из ниоткуда.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем роботы рванулись вперед на длинных остроконечных ногах, и все, за исключением Лока, открыли по ним огонь. В зданиях по обеим сторонам проспекта раздались взрывы — дроны оказались в гигантской липкой сети, которая тут же сомкнулась и поднялась в воздух.

Люди стреляли сквозь щели в баррикаде — шум стоял невообразимый. С громким ревом включились компрессорные пушки. Обороняющиеся по цепочке передавали цилиндры из полированного бетона, заряжали их в широкие казенники. С громким хлопком и отдачей пушки отправляли снаряды прямиком в клубок борющихся машин, разбивая их щиты, отсекая конечности. Но дроны уже прорезали связывающую их сеть и открыли огонь. Тяжелые снаряды вырывали комья земли с травой из дороги, отскакивали от заградительных ежей, впечатывались в баррикаду. Из поврежденных канистр сочилась вода. Люди валились с простреленными головами и ранами на груди. Один мужчина взвыл и, повернувшись, залил рядом стоящих кровью, хлынувшей из почти отрезанной руки. Эл Уилсон удивленно крякнул, развернулся к Локу и продемонстрировал кусок окровавленной плоти, оставшийся вместо лица, после чего рухнул на землю.

Лок полетел следом за мертвецом. Он расслабил все мышцы и отскочил от основания баррикады. Кто–то, стремясь занять его место, наступил дипломату на руку, пока карабкался наверх, но Лок закусил губу, только бы не закричать. Не двигая головой, он осмотрелся, затем медленно, осторожно поднялся и пополз к краю заграждения. Однако на полпути его схватили сзади, подняли, развернули и швырнули на спину. Перед дипломатом возникло разъяренное лицо Уорда Зуниги — Лок вытащил пистолет и выстрелил. И продолжал стрелять, пока Уорд не рухнул. Разрывные пули оставили в скафандре Уорда Зуниги дымящиеся отверстия. Шум выстрелов потерялся в общем грохоте пальбы на вершине баррикады и механическом реве компрессорных пушек.

Лок вскочил на ноги и побежал, не останавливаясь, пока не достиг входа в ближайший жилой дом. Оглянувшись, он увидел, как боевой дрон перемахнул через баррикаду. Несмотря на несколько отсутствующих конечностей, он с грацией танцора развернулся в воздухе и убил троих людей прямым попаданием в голову, прежде чем снаряд из компрессорной пушки отбросил его в сторону. Тут центральную часть баррикады разнесло взрывом — взметнулось пламя, повалил дым. Трупы, отдельные части тел разлетались во все стороны, выделывая тройные сальто в воздухе. Лок повернулся и помчался по короткому переходу в сад. Он споткнулся о тело женщины, распластался на земле, но тут же вскочил и понесся дальше на другой конец двора, практически в руки морских пехотинцев в бронированных скафандрах.

Лок завопил, что он друг, затем опомнился и прокричал снова, но уже на португальском, а солдат тем временем вытаскивал из кобуры короткоствольный карабин. Дипломат уловил собственное отражение в зеркальной поверхности визора на шлеме морского пехотинца. Оранжевый гермокостюм был заляпан кровью, бешеное выражение лица под стать сумасшедшему.

— Я — дипломат! Военнопленный! — голосил он.

Вдруг откуда ни возьмись поднялся ветер — Лока накрыло пылью, обломками, листьями с вывороченных деревьев, уши заложило. С креплений сорвало баннер, провезло вниз по улице и обернуло вокруг пехотинца — дипломат выхватил свой пистолет и выстрелил по визору солдата. После первой пули стекло покрылось паутинкой, вторая разнесла визор напрочь. Морской пехотинец опрокинулся, все еще завернутый в баннер.

Через дорогу из разбитых окон вырвались языки пламени, лизнули стены и погасли. Внезапно все замерло и стихло. Лок попытался вдохнуть, но воздуха больше не было. Острые кинжалы пронзали легкие, из которых вытягивало последние крохи драгоценного кислорода. Отстегнув от пояса шлем, Лок поспешно нацепил его. Вокруг зашипел воздух, и дипломат глубоко вдохнул, фыркнул — из носа потекла кровь. Волнистые облака дыма исчезли без следа. Ярко светили лампы фонарей.

Чуть ниже подбородка на визоре замигал огонек, предупреждая, что кислорода почти не осталось. Еще один красноватый отблеск мелькал на периферии зрения. Дипломат повернулся и увидел лампочку над входом в здание. Внутренняя и внешняя двери захлопнулись, превратив проход в аварийный шлюз. Открыв на стене панель доступа, Лок изучил короткие инструкции и потянул вниз один из рубильников. Дверь распахнулась — Лок схватил труп пехотинца и затащил внутрь. В следующий миг он выбросил пистолет как можно дальше, нашел панель в проходе и запечатал дверь.

Как только в шлюзе восстановилась герметичность, дипломат снял с солдата шлем. От вида его лица, а точнее того, что от него осталось после разрывной пули, у Лока скрутило желудок. Одними кончиками пальцев дипломат извлек гарнитуру, насколько смог отчистил ее от крови, после чего освободился от собственного шлема и нацепил наушник. Переключаясь с каната на канал, Лок слушал сообщения пехотинцев, из которых вскоре понял: купол взорвали, чтобы потушить пожары, прежде чем они выйдут из–под контроля, и теперь бразильцы переходят из квартала в квартал, зачищая последние очаги сопротивления. Лок включил микрофон и доложил о своей позиции, передал, что одного из солдат убили. Он повторял это снова и снова, пока на том конце не запросили подтверждение личности.

— Лок Ифрахим. Меня зовут Лок Ифрахим. Дипломат, арестованный правительством Парижа. Вашего человека убили, когда он пытался меня спасти, — докладывал Лок. — Я нахожусь в безопасном месте, но не могу его покинуть. На мне гермокостюм дальних, и у меня почти кончился запас воздуха.

Голос уточнил статус пехотинца — ранен или убит. Лок объяснил, что затащил солдата в шлюз, но, когда попытался оказать ему первую помощь, тот уже скончался.

— Пал смертью храбрых, — добавил Лок и порадовался, что додумался избавиться от пистолета.

— Оставайтесь на месте, сэр, — приказал голос. — Мы запеленговали маяк специалиста Бамбаты. Скоро будем у вас.

Спустя десять минут Лок сел в небольшой корабль, рядом с ним погрузили тело пехотинца. Набрав нужную скорость, аппарат взмыл над крышами жилых домов и через дыру в куполе покинул Париж. В иллюминатор рядом с противоперегрузочным креслом дипломат видел, как по мере набора высоты уменьшается город, сворачиваясь в крохотную светящуюся точку на краю длинной дуги, соединяющей кратеры Ромул и Рем. Затем и сами кратеры превратились в небольшие ямки и затерялись на открытой равнине, изгибающейся полумесяцем. А корабль тем временем летел к неосвещенной стороне спутника.

Без всяких церемоний Лока разместили на борту «Гордости Геи». Медик бегло осмотрел дипломата, после чего ему выделили совершенно не подходящую по статусу каюту, предоставили чистую одежду и едва теплую порцию риса, бобов и рубленого мяса непонятного происхождения. Старший сержант уговаривала Лока предоставить предварительный отчет, но дипломат заявил, что будет разговаривать только с генералом Пейшоту — дело касается гения генетики Авернус, а потому является чрезвычайно важным.

Сержант пообещала сделать всё, что в ее силах, но прошел уже час, а она до сих пор не вернулась. Лок, убежденный, что о нем забыли, попытался пройти на командный уровень, но его блеф с легкостью раскусили караульные в соединительном коридоре. Когда усталый капитан приказал ему вернуться в свою каюту, Лок вышел из себя и заявил, что офицера непременно накажут за то, что он препятствует дипломату при исполнении обязанностей. На это капитан лишь пожал плечами и приказал солдату сопроводить мистера Ифрахима в его комнату. Самому Локу он пригрозил заключением в карцер, если еще раз увидит его слоняющимся по кораблю.

Медленно прошел еще один час. Лок тщательно обдумал нужные слова и сочинил историю, которая представит его как героя, добудет ему признание и обеспечит компенсацию за все страдания, что он пережил во имя Великой Бразилии. Дипломат искал способы сделать так, чтобы этот самонадеянный капитанишка поплатился за свое хамство. Всеми силами он старался подавить тревогу и не думать о том, что Мэси Миннот и Авернус могут ускользнуть от него.

Наконец вернулась сержант, которая просила Лока дать предварительный отчет, и сообщила, что у него посетитель. Лок сел, оправил комбинезон не по размеру. Однако человек, которого впустила сержант, оказался вовсе не генералом — Лока навестила гений генетики Шри Хон–Оуэн. Несколько мгновений дипломату потребовалось, чтобы справиться с шоком. Затем он нацепил лучшую из своих улыбок и обратился к гостье: какой сюрприз встретиться с ней при столь странных обстоятельствах, но сюрприз, несомненно, приятный.

— Просто скажи мне, где она, — бесцеремонно потребовала Шри Хон–Оуэн.

— Ее держали в тюрьме вместе со мной, но сейчас ее там уже, конечно, нет. — Лок сделал паузу, наслаждаясь гневом и отчаянием, охватившими женщину. С их последней встречи ситуация изменилась. Теперь он хозяин положения. — Неужели вы проделали столь долгий путь и всё ради того, чтобы найти ее?

— Если ты не знаешь, где она, я просто теряю время, — бросила Шри Хон–Оуэн.

— Мне понятна ваша тревога, — сказал Лок. — Мне стоило предоставить имеющуюся информацию правильному человеку несколько часов назад, но всякие недалекие глупцы не давали мне это сделать. Однако сейчас мы можем объединить наши усилия во благо Великой Бразилии. Заходите. Присаживайтесь. Позвольте, я всё объясню.

 

8

Мэси промчалась на предельной скорости по дороге, что вела на северо–запад по дну кратера Ромул, поднялась через ущелье в стене, а затем спустилась на широкую равнину. Хотя ИИ роллигона обладал обширной базой данных, знал каждый метр дорог, опоясывающих Диону, и был запрограммирован так, чтобы адаптироваться к любому типу бездорожья, Мэси взяла управление на себя: искусственный интеллект не владел тактическими навыками, да и едва ли сумел бы вовремя предпринять маневр уклонения через несколько секунд после того, как радар подаст сигнал о приближающейся ракете. Когда Мэси выехала из кратера Ромул, то не обнаружила никаких следов войны, однако расслабляться не стоило. Сидя высоко в кабине в передней части роллигона, мчащегося вниз по абсолютно прямой дороге, она постоянно поглядывала на радар и сканировала лунный пейзаж.

Авернус расположилась на скамье позади троноподобного кресла Мэси. С начала поездки гений генетики не промолвила почти ни слова, погрузившись в подобие транса, так что Мэси вскоре оставила попытки разговорить ее. Обе женщины были в скафандрах на случай, если произойдет самое страшное.

Высоко в черном небе висел солнечный диск, напоминая прожектор, освещающий пустую пыльную сцену. Дорога забирала на восток, ползла по длинным котлованам, зацементированным слоями пыли, через невысокие кряжи. Наконец на горизонте появилась красная звезда — маяк «Станции двух кратеров». У экваториальной железной дороги, чей сверхпроводящий магнитный путь поднимался на А-образных пилонах и шел по широкой стене, объединяющей два кратера, дорога отворачивала и шла параллельно путям.

В самой высокой точке железная дорога разделялась на две ветки, а посередине располагалась станция — большая прозрачная капсула с ярко освещенной зоной ожидания в верхней части и оборудованием жизнеобеспечения внизу. К югу стена чашеобразного кратера извивалась змейкой, огибая широкую равнину, на которой тремя изумрудами блестели оазисы. На севере тянулись ступенчатые насыпи и покатые щербатые склоны, которые вели вниз к широкому покоробленному дну более древнего овального кратера, возникшего в результате скользящего удара метеорита.

Когда роллигон остановился возле станции, Авернус зашевелилась, и Мэси объяснила, что собирается пойти внутрь и проверить, работает ли телефонная связь: девушка хотела узнать, что происходит в обители ее клана. Одна за другой женщины выбрались из машины. Ожидая, пока из роллигона выйдет Авернус, Мэси чувствовала себя ужасно незащищенной — она не удивилась бы, если бы отряд морских пехотинцев появился из–за изящных колонн, на которых держались железнодорожные пути. Однако беспокойство и ощущение нереальности происходящего не исчезли и после того, как женщины прошлись по станции, а Мэси проверила комнаты отдыха, душевые и спальные капсулы, штабелями расположенные вдоль стены. Только тогда она решилась снять шлем.

Авернус разговаривала с одним из торговых автоматов — давала ему длинный список инструкций. Мэси отправилась в другую часть станции, прошла в кабинку и попросила планшет соединить ее с Ньютоном Джонсом.

Телефонная система использовала суперпроводящие кабели, протянутые вдоль железнодорожных путей, и СВЧ-вышки в пределах прямой видимости, через которые устанавливалось соединение с любым оазисом, убежищем или обителью, подключенными к сотовой сети. Теперь, когда телекоммуникационные спутники были выведены из строя, это оказался единственный способ, при помощи которого дальние на Дионе могли связаться друг с другом. И работал он на полную мощность. Мэси пришлось ждать в очереди, пока в конечном итоге ее не соединили.

Ньют сразу же ответил. Как будто он только и ждал ее звонка. Левый глаз у него распух и не открывался, но на губах играла неизменная улыбка.

— Ты в порядке, — констатировал он.

— Да. А ты?

Она была бесконечно счастлива снова его увидеть, у нее даже дыхание перехватывало.

— Послушай, — начал Ньют. — Противник запустил в телефонную сеть армию компьютерных демонов. Сисадмины изо всех сил стараются их слить, но на это потребуется много времени, да и работка не из простых. Пока что все звонки зашифровываются и разбиваются на отдельные пакеты, которые отправляются по разным произвольным маршрутам, чтобы их было сложно перехватить и отследить. Однако мы не знаем, в состоянии ли эти уловки запутать демонов, поэтому будь осторожна с тем, что говоришь.

— Я лишь ненадолго вышла на связь — хотела удостовериться, что с тобой всё в порядке.

— Как видишь.

— Я вижу фингал у тебя под глазом.

— Да это пустяки. Я собирался лететь в Париж и искать тебя, но всё закончилось суровой дракой с двумя моими кузенами.

— Рада, что они вставили тебе мозги на место, — сказала Мэси. — Как остальные?

— Все в безопасности. — Ньют умолк на мгновение, а затем продолжил: — Я слышал о твоем побеге от дочки твоего нового лучшего друга.

— Она с тобой связалась? С ней все хорошо?

— Она звонила час назад, просила передать, что Уолт Ходдер обо всем позаботился. И что Сада вместе со своей охраной заперта. Думаю, ты понимаешь, о чем это.

— Да, я в долгу перед дочерью моего нового лучшего друга.

— Похоже, у тебя появился шанс отдать ей долг прямо сейчас, — заметил Ньют. — Эта девушка также сказала мне, что ее матери нужно кое–куда добраться. Мы проголосовали и решили, что должны помочь.

— Поговорим об этом, когда я доберусь домой.

Ньют покачал головой:

— Мы покинули обитель. Решили, что это слишком лакомая цель. Где мы сейчас, не скажу, это не по телефону. Но вот где мы можем встретиться. Помнишь первое место, которое ты помогала привести в порядок?

— Естественно.

— Буду ждать тебя там. Только поторопись. — Ньют закончил звонок.

Мэси передала Авернус всё, что Юли рассказала Ньюту.

— Похоже, у нее всё под контролем, — заключила Мэси.

— Она в состоянии о себе позаботиться, — промолвила Авернус. — И она права. Нам стоит попытаться улететь с Дионы разными маршрутами. Мы тем самым повысим шансы на успех. Хотя мне жаль, что все получилось именно так. Как знать, может, в следующий раз мы увидимся с дочерью совсем не скоро.

— Нужно вернуться на дорогу, — предложила Мэси после непродолжительной паузы.

— Сперва съедим суп, который для нас приготовил торговый автомат, — настояла Авернус. — Затем воспользуемся уборной. Хоть я большую часть жизни провела вне Земли, но к тому, чтобы справлять нужду в трубочку, так и не привыкла.

Суп оказался хорош — лапша, кусочки тофу и стручковая фасоль плавали в бульоне, приправленном чили, имбирем и лимоном, — но Мэси съела его так быстро, что обожгла язык. Пока Авернус пользовалась туалетом и снова облачалась в гермокостюм, Мэси расхаживала по станции и смотрела на раскинувшийся за окном голый неизменный пейзаж. Война не станет ждать, пока они закончат свои дела. Кроме того, ей ужасно хотелось как можно скорее встретиться с Ньютом.

Роллигон спускался по горному хребту, соединяющему два кратера. В это время по железнодорожным путям на запад промчался автовагон. Несмотря на войну, железнодорожное сообщение и стационарная телефонная система по–прежнему работали. Ну а все члены клана скрывались в потайных безопасных местах. У подножия Мэси съехала с основной дороги и двинулась по пути, что извивался на северо–восток через гряду невысоких холмов, усеянных кусками породы, а затем вел к темной равнине. Они продолжали движение, пока наконец на горизонте не блеснуло пятнышко оазиса.

Оазис выстроили возле невысокой стены маленького кратера. Обыкновенный купол из расположенных под углом панелей и фуллереновых опор огораживал густые полутропические сады — этакое яркое зеленое пятно среди голой лунной пустыни. «Слона» нигде не было видно, как и наземного транспорта, однако, когда Мэси и Авернус прошли через шлюз и оказались на зеленом газоне посреди площади, небольшая толпа мужчин, женщин и детей радостно встретила их приветственными криками, аплодисментами и веселым свистом. А затем вперед вышел Ньют, обнял Мэси и принялся вальсировать с ней до тех пор, пока у девушки не закружилась голова и она уже не могла держаться на ногах от смеха.

Все в оазисе оказались беженцами из Парижа — примерно пять десятков человек из двух больших семей, а еще парочки и отдельные люди числом около двух дюжин. Они покинули город где–то две недели назад и теперь хотели поблагодарить Авернус за ее совет, приглашали разделить с ними трапезу, расспрашивали об устройстве экосистемы оазиса. Еще им не терпелось узнать последние новости из Парижа, но, как выяснилось, Мэси видела гораздо меньше, чем жители оазиса, которые наблюдали за первыми стычками через систему камер, подключенных к стационарной телефонной сети, до тех пор, пока враг не разрушил купол и соединение не прервалось. В общем, довольно скоро Мэси удалось вырваться из объятий гостеприимной толпы и уединиться с Ньютом. Они прогуливались по лабиринту тропинок, среди беседок и мостов, окруженные зарослями, что занимали более половины территории оазиса. Ньют ожидал звонка от своих приятелей, которые пытались уничтожить сеть разведывательных спутников, запущенных неприятелем на орбиту Дионы в самом начале войны: друзья Ньюта направляли на них мощные тарелки–передатчики, а также использовали умный гравий и промышленный рентгеновский лазер, чтобы сбить узловые спутники, передающие сигнал по сети.

— Спутники защищены, но нам уже удалось пробить бреши в их системе слежения. Именно так мне удалось приземлиться здесь незамеченным, — говорил Ньют.

Он поведал Мэси, что припарковал «Слона» в пяти километрах отсюда, спрятав под камуфляжным брезентом.

— Да и остальные машины тоже скрыты от глаз, — продолжил он. — На стоянке по другую сторону стены кратера.

— А я и не знала, что здесь есть гараж, — удивилась Мэси.

Они сидели рядышком на краю большой каменной плиты, нависающей над прудом с зарослями гигантского тростника. Ярко–синие стрекозы носились и зависали над водной гладью, на которой плавали листья кувшинок, напоминая большие валуны. Рыбки — более двух дюжин различных видов — скользили под листьями. По обе стороны от водоема простирались тропические заросли — изобилие плодоносной лозы и кустов, банановых пальм и сахарного тростника. Воздух был теплым. Даже не верилось, что всего в нескольких метрах, за алмазными композитными панелями, царит вакуум, а температура поверхности не поднимается выше девяноста градусов над абсолютным нулем.

— Возле стены кратера есть наклонный спуск, — сказал Ньют. — Так можно попасть в поля вакуумных организмов.

— Про поля я тоже ничего не знала.

Ньют одарил девушку своим самым невинно–насмешливым взглядом.

— Тебе всего–то и нужно было забраться на вершину и посмотреть вниз. Вход в гараж находится прямо под выступом, рядом со спуском. Оттуда напрямую ведет туннель. Там, кстати, есть мастерские и даже фабрика.

— Отличное место, чтобы укрыться. Только один недостаток — купол оазиса больно приметный.

— Все убежища находятся на виду, но это вовсе не означает, что одного взгляда достаточно, чтобы понять, что там внутри. Да и потом, на Дионе более пяти тысяч подобных мест. Противник мыслит категориями городов, централизованной власти, иерархии. А мы — нет. Пусть Париж — крупнейший город на Дионе, но он вовсе не столица. Девяносто пять процентов пригодной для жилья территории сосредоточено вот в таких вот оазисах. Когда наши прадеды и прапрадеды прилетели сюда, они сформировали группы, дабы противостоять враждебной среде вокруг них. Но теперь здесь наш дом. И мы не нуждаемся в городах.

Мэси представила тысячи крохотных сообществ, разбросанных по поверхности Дионы. — у каждого своя электростанция, своя характерная экосистема, все они связаны дорогами, железнодорожным сообщением, не централизованной, но надежной системой связи…

— Будь я параноиком, то решила бы, что Мариса Басси и вся его болтовня о сопротивлении — просто приманка, дабы спутать врагу карты. Заставить их думать, будто их цель — Париж, тем самым дав остальным шанс уйти невредимыми.

— Много людей погибло из–за того, что они послушали Марису Басси, — возразил Ньют. — Каким же жестокосердным нужно быть, чтобы спланировать такое. Нет, Мариса Басси сам виноват в том, что получилось.

— Мне казалось, ты его поддерживаешь. Думала, ты хочешь войны. Я боялась, что ты готов рвануть на какое–нибудь самоубийственное задание.

— Было дело. Но потом меня вразумили. — Он дотронулся до своего распухшего глаза и грустно улыбнулся.

— Нет, я имела в виду полную глупость. Вроде идеи протаранить один из бразильских кораблей. Ну или что–то в этом духе.

— И зачем мне это делать? Я не поборник мира, — сказал Ньют. — Но идеи Марисы Басси я тоже не разделяю. Мы не могли предотвратить появление врага на нашей территории. Как, собственно, и войну, поскольку по большей части инициатива ее развязать принадлежала противнику. Но это вовсе не означает, что они уже победили. Это не значит, что мы не можем изменить всё к лучшему.

— Мне нельзя здесь оставаться, — сказала Мэси. — Прятаться с кланом тоже не вариант. Юли считает, что шпион, или кто он там, ну, тот человек, который ворвался на территорию, где меня держали, — в общем, он приходил не только за Авернус и Локом Ифрахимом. Он искал и меня. Даже если Юли не права, найдется человек, который решит поймать меня и наказать за дезертирство. Показательная расправа. Так что, куда бы я ни направилась, я буду представлять опасность для всех.

— Авернус рассказала мне об одном месте. На самом деле это даже не одно место, а несколько. За сто лет можно многое построить, особенно когда на тебя работает орда строительных роботов. Но тот участок она отметила особенно.

— Там, где она собирается встретиться с Юли.

— С Юли и другими людьми.

— И она рассказала тебе, где это место находится, не так ли?

— Конечно.

— Видишь, она доверяет тебе, в отличие от меня. Я ведь не дальняя.

— Не будь к себе слишком строга, — успокоил ее Ньют. — Авернус пришлось открыть мне тайну, потому что кто–то должен ее подвезти. Не хочешь прокатиться с нами?

— Куда?

— На Титанию, один из спутников Урана.

— Туда, где некогда жила твоя мама?

— Именно.

— Не злись, пожалуйста. Мне надо кое–что у тебя спросить. Как Эбби Джонс относится к тому, что ты собираешься сбежать?

— Но я и не думал. По крайней мере, не навсегда. Я убедил маму и остальную часть клана, что таким образом мы предотвратим конфискацию «Слона», а еще заработаем множество кредитов тем, что поможем Авернус.

— Мы ведь вернемся.

— Ты и без того уже проделала долгий путь.

— Да. Но я не уверена, что хочу жить настолько далеко. Уж точно не всю свою жизнь.

— Быть может, через несколько лет тебе удастся прилететь обратно. Когда всё уляжется. Когда бразильцы перестанут тебя искать. Возможно, нам придется поколдовать над твоей внешностью: несколько косметических изменений — и ты сойдешь здесь за свою.

Мэси задумалась. Сейчас, учитывая положение вещей, идея стать похожей на дальнюю вовсе не казалась ей плохой.

— Ничего такого, что нельзя было бы потом переделать обратно, — настаивала она.

— Естественно.

— И мы ведь говорим о стандартных годах, в которых триста шестьдесят пять дней, а не о тридцати с лишним годах, за которые Сатурн облетает вокруг Солнца.

— Нечто среднее, — предложил Ньют, а затем подскочил, оттолкнулся от плиты и гипнотически медленно стал падать в воду ногами вперед.

Мэси последовала за ним — они плавали, смеялись, брызгались, поднимая в воздух настоящие фонтаны, а после выбрались на покрытый сухим желтым мхом косогор. На берегу, подобно зонтикам, раскинули свои большие темнозеленые листья гуннеры. У цветущей лозы, что ползла вверх по каменному склону, порхала стайка бабочек с серебристыми крылышками. Мэси и Ньют скинули свои облегающие костюмы и лежали под теплым светом, который мириадами ярких лучиков проникал сквозь кроны и покрывал их тела причудливой мозаикой светотени — бледное длинное мужское и смуглое компактное женское… Мэси пришло в голову, что какой–нибудь пришелец мог решить, будто они с Ньютом — два близкородственных, но различных вида, что мужчина и женщина гораздо больше непохожи друг на друга, чем дальний и землянин.

— Чему ты улыбаешься? — поинтересовался Ньют.

Мэси поделилась своими мыслями, и он рассмеялся. Может, сейчас это и правда, сказал он, но в будущем всё явно переменится.

— Люди, желавшие начать против нас войну, убедили правительства в том, что мы самым опасным образом меняем путь развития человека. А чтобы их доводы звучали весомее, они преувеличили значимость кое–каких практических и косметических модификаций. Притворились, будто все, что стоит за их разглагольствованиями, происходит на самом деле. В реальности же большинство жителей Внешней системы не хотят никаких кардинальных генетических изменений. Они сотни раз голосовали против них. Они жаждут их ничуть не больше, чем люди на Земле, которые призывали к войне. А все радикалы теперь устремились еще дальше, к краю Солнечной системы. Там, где им не помешают никакие ограничения. Они будут вольны делать всё, что пожелают. Война подарила им свободу.

— Не слишком ли велика цена свободы? — сказала Мэси. — Война. Сколько людей было убито. Сколько еще погибнет.

— Всё уже свершилось — нельзя повернуть время вспять, — попытался поддержать ее Ньют. — Нам остается лишь двигаться вперед и надеяться на лучшее.

Наконец спексы Ньюта подали сигнал: систему вражеских разведывательных спутников удалось вывести из строя — можно спокойно отправляться в путь. Молодые люди натянули облегающие костюмы и поспешили обратно к двух– и трехкомнатным квартирам, выстроенным вокруг площади перед шлюзом. Авернус и женщина, которую избрали гением генетики этого оазиса, разговаривали с ИИ на служебном уровне.

— Прислушайтесь к компьютерам, — советовала Авернус. — Они гораздо умнее, чем вам кажется. Если вы точно объясните машине, что именно вам необходимо, она поможет хорошим советом. Здесь у вас замечательное место. Всё хорошо продумано и исполнено. Полагаю, за высокое качество грунта ответственны именно вы, — обратилась к Мэси Авернус. — У меня найдется для вас достаточно работы, если решите отправиться со мной.

— Пожалуй, я в деле, — ответила счастливая и довольная Мэси.

Настало время лететь. Ньют влез в свой потрепанный белый скафандр со второсортной репродукцией «Звездной ночи» Ван Гога на нагрудной пластине. Мэси и Авернус облачились в новехонькие матово–черные гермокостюмы. Мэси перекинула через плечо импульсную винтовку, которую забрала у противника в исследовательской лаборатории, Авернус приняла из рук красивого застенчивого мальчика венок и водрузила его наподобие короны поверх шлема.

Как только они покинули пределы оазиса, гений генетики аккуратно сняла мгновенно замерзшие цветы, сошла с дороги и положила ледяную с золотом красоту на бурую пыль. Затем она следом за Мэси и Ньютом забралась в роллигон. К тому моменту, когда они прибыли, двигатели «Слона» прогрелись, и корабль был полностью готов к отправке. Мэси помогла Ньюту снять камуфляж и обнаружила, что на аппарате закрепили дополнительные подвесные баки с топливом, да и сам корабль перекрасили в черный цвет.

— Противорадиолокационная краска, — пояснил мужчина. — Еще я подделал его регистрационный номер. Теперь никто не сможет установить, что «Слон» как–то связан с кланом, с тобой или со мной.

Десять минут спустя они взлетели и по низкой траектории отправились к обращенному от Сатурна полушарию. После того как солнце скрылось за горизонтом на западе, Ньют задрал нос корабля и начал подъем.

Приятели Ньюта сумели снять большую часть разведывательных спутников, бразильский флагман находился на дальней стороне Дионы, так что «Слон» успел на тридцать километров отдалиться от планеты и по–прежнему набирал скорость, когда его наконец засекли. Когда предупредительное сообщение заиграло во второй раз, Мэси, подключенная к системе коммуникаций, поинтересовалась у Ньюта, атакует ли их неприятель.

— До начала битвы за Париж вражеские корабли сбили значительное количество наших, но, судя по всему, беженцев они не преследуют. Взгляни на небо, и ты поймешь, о чем я.

За исключением нескольких быстро движущихся бразильских однопилотников, в пространстве между внешним краем колец и орбитой Япета звездолеты практически не курсировали. Ньют указал на сигналы радара, рядом с которыми отсутствовали идентификационные надписи — корабли, уничтоженные ракетами или электромагнитными минами, чьи трупы теперь кружили по невидимым участкам орбиты Сатурна. Но еще дальше более пятидесяти звездолетов мчались вперед в разных направлениях, набирая скорость.

— Как будто семена одуванчика, уносимые летним ветерком, — заметила Мэси, и ей тут же пришлось объяснять, что такое одуванчик.

— Единственная проблема: перед тем как направиться прочь от Сатурна, нам сперва нужно двигаться к нему, — пояснил Ньют. — Если мы хотим поскорее добраться до точки назначения, придется осуществить пертурбационный маневр.

Позади них быстро уменьшалась в размерах Диона. «Слон» пролетел мимо орбит Тефии, Энцелада и Мимаса, направляясь к величественным кольцам. Ньют намеревался проскользнуть в тени колец совсем рядом с Сатурном и достичь максимально высокой скорости за счет действия гравитационных сил, прежде чем двинуться к Нептуну. Они уже почти достигли щели Киллера на внешнем краю кольца А, когда сработала сигнализация опасного сближения. Что–то двигалось прямо на них с невероятной скоростью по низкой наклонной траектории.

 

9

Выслушав витиеватую и насквозь корыстную историю Лока Ифрахима, Шри готова была лично дотащить дипломата до ближайшего шлюза и выбросить на орбиту Дионы без скафандра. Тот клялся, что рассказал всю известную ему информацию, но Шри не сомневалась: самые важные фрагменты он утаил, а оставшуюся правду исказил и приукрасил, чтобы представить себя главным героем повествования. Более того, Лок ожидал щедрой награды, хотя, по сути, ничего стоящего он не сделал, только удачно сбежал.

Когда Шри сказала ему это в лицо, дипломат ухмыльнулся и заявил, что ему известно, каких сил Шри стоило попасть сюда.

— Меня схватили и держали в заключении дальние, но я сбежал благодаря смекалке, а потом сражался против них во время битвы за Париж. Я исполнял свой долг. Что же сделали вы? Убили наставника, украли корабль. И все это, чтобы воплотить свои ненормальные амбиции. Поэтому, профессор–доктор, при всем моем уважении, едва ли вы вправе меня судить.

— Это мы еще посмотрим, — ответила женщина.

Лицо Лока не выражало ничего, кроме надменного спокойствия, когда он встретился со злым взглядом Шри Хон–Оуэн. Он больше не хитрый угодливый юноша, каким она знала его в Радужном Мосту. Он не боится проявлять свои стремления, равно как и презрение.

— Мы оба слуги, профессор–доктор, — сказал дипломат. — Вся разница в том, что моя звезда на подъеме, в то время как ваша клонится к закату.

— Дам вам совет: не стоит меня недооценивать, — с этими словами женщина вылетела из маленькой каюты, прежде чем гнев успел взять над ней верх.

Лок последовал за ней к люку и крикнул вдогонку:

— Меня еще назовут героем, профессор–доктор! Интересно, что скажут про вас?

Шри связалась с Арвамом Пейшоту. Он все еще находился внизу, на поверхности планеты, в Париже, и руководил операциями по зачистке города, а также следил за тем, чтобы несколько зданий, которые он планировал превратить в свой штаб, герметизировали. Профессор сообщила ему, что Лок Ифрахим, судя по всему, утаивает важную информацию.

— Мы должны его допросить, — заявила она.

— Ничего подобного мы делать не станем. Хотя бы потому, что он входит в состав дипломатической миссии, — отвечал Арвам.

— А еще потому, что он работал на вас, — выпалила Шри, удивив саму себя.

Хотя профессор всегда была уверена в том, что именно Арвам поручил Спеллеру Твену и Локу Ифрахиму саботировать проект биома, спросить его напрямую об этом Шри никогда не решалась из страха, что генерал накажет ее за дерзость, положит конец их и без того ненадежному союзу, а может, и ее карьере в довершение всего. Потому она молчала. Принимала удар и двигалась дальше. Так продолжалось до этого момента. Сейчас, расстроенная, усталая, злая, Шри не сдержалась и бросила ему обвинение в лицо. Однако все это не имело значения, поняла Шри. Их сотрудничеству, если оно вообще существовало, пришел конец. Шри находилась полностью во власти Пейшоту, что давало ей свободу быть с ним абсолютно честной. Больше никакого притворства. Никакого лицемерия.

— Вы злитесь, потому что не хотите верить, будто ваше создание провалило миссию, — сказал Арвам с улыбкой.

— Агент и ваше детище тоже. А злюсь я оттого, что этот так называемый слуга правительства и кланов явно лжет, чтобы выставить себя героем. Позвольте, мой человек его допросит. Мы очень скоро узнаем правду.

— Оставьте мистера Ифрахима мне, — урезонил ее Арвам. — Что же касается его истории, я отправлю отряд проверить исследовательскую лабораторию, где, как он утверждает, его держали вместе с Авернус и мисс Миннот.

— Я бы на вашем месте также послала солдат проверить обитель клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф. Именно там Мэси Миннот обрела свой второй дом.

— Значит, туда она отправится в самом крайнем случае, потому что именно там мы будем искать ее в первую очередь. Нет. Мы проверим исследовательский объект и уже оттуда двинемся дальше.

Позвольте мне помочь, — попросила Шри, и после непродолжительного спора ей все же удалось получить разрешение генерала поработать с данными, собранными системой боевого управления «Гордости Геи».

На то, чтобы найти нужную информацию, много времени не потребовалось. Хотя атака на город записывалась с разных наблюдательных позиций десятками камер, установленных на транспорте, боевых дронах, у морских пехотинцев, и теперь насчитывала тысячи часов съемки, видео с остальной территории кратера Ромул было фрагментарным.

К счастью, дрон, пролетавший над исследовательской лабораторией, запечатлел несколько секунд, когда фигуры в оранжевых гермокостюмах устремились прочь с территории объекта. По кадрам нельзя было определить, кто и куда направлялся, но с их помощью Шри могла установить параметры для глобального поиска в архивах.

Через несколько минут ИИ представил профессору десятки изображений людей в оранжевых гермокостюмах — кого–то схватили или убили морские пехотинцы, остальные бежали прочь из города к небольшим убежищам или стене кратера. Особенно Шри заинтересовали два коротких ролика, склеенные из кадров, которые зафиксировал спутник–шпион. На первом в северо–западном квадранте от стены кратера в направлении обители Джонс–Трукс–Бакалейникофф двигался роллигон. Сквозь прозрачное стекло кабины можно было разглядеть оранжевый гермокостюм водителя. Второе видео, снятое несколькими часами позже, показывало, как тот же роллигон, за рулем которого по–прежнему сидел человек в рыжем скафандре, отъехал от одной из станций экваториальной железной дороги. Машина миновала автовагон, замедливший ход перед станцией, затем свернула на север, спустилась с дороги и двинулась по голой равнине. На этом запись заканчивалась, так как спутник ушел за горизонт. Дальние уничтожили и вывели из строя большинство спутников землян — связь восстановилась только через семьдесят одну минуту. К тому моменту роллигона уже и след простыл.

Шри гадала, останавливался ли роллигон на станции — вдруг кто–то из пассажиров высадился там, возможно, пересел в автовагон? Однако офицер разведки, с которым она связалась, сообщил, что систему управления железнодорожным сообщением им взломать пока не удалось. Она оказалась децентрализованной, а компьютерные демоны сталкивались со значительным сопротивлением.

— Разве у вас нет людей на местах? Мне всего–то нужно, чтобы кто–нибудь как можно скорее взглянул на транспортные записи. Необходимо выяснить, не садились ли пассажиры в автовагон, прибывший на «Станцию двух кратеров» в пять десять по всемирному времени. Можно начать с просмотра записей, сделанных локальными камерами на станции.

Хотя молодой офицер явно испугался Шри, он принялся отстаивать свою позицию:

— Боюсь, у меня нет полномочий, чтобы санкционировать подобные действия, мэм.

— У кого они есть?

— У командующего Вадувы или генерала Пейшоту, мэм.

Шри попыталась связаться с обоими, но безуспешно. Тогда она оставила им сообщения и вернулась к анализу видеозаписей со спутников–шпионов. Предположим, что роллигон отправился куда–то на стоянку. Шри знала скорость и основное направление движения, а также то, что время пути не превышало семидесяти одной минуты. Простые расчеты позволили ей очертить круг, в который попало не меньше семи оазисов. На то, чтобы исследовать их все, потребуется время, но это выполнимо. Шри уже собиралась позвонить Арваму Пейшоту и попросить его отправить солдат проверить оазисы, когда в голову ей пришел один вопрос, который она тут же задала ИИ.

По прошествии нескольких секунд компьютер подтвердил, что через два часа после того, как последний раз засекли роллигон, Диону покинул корабль. Траектория полета указывала на то, что судно взлетело с территории, где пропал роллигон. Широкоохватный радар отслеживал все корабли беженцев. Большинство уже направлялись прочь из системы Сатурна, но только не этот — один из последних покинувших планету, он устремился к Сатурну, предположительно с тем, чтобы нарастить скорость за счет пертурбационного маневра.

Шри тщательно обдумывала информацию, а затем передала Ямилю Чо, который все это время ожидал за дверью выделенной Шри каюты, что она от него хочет.

— Для столь изобретательного человека, как вы, это не составит труда, — сказала она ему.

— Конечно, нет. — Ямиль Чо сделал паузу, а затем добавил: — Мэм, вы ведь помните, что ваш сын находится в гибернационной камере на борту «Гордости Геи». Перевезти его незамеченным будет нелегко.

— Как я могу забыть! Мысль об этом никогда не выходит у меня из головы. Но нам придется отправиться без него. Не только потому, что мы не можем переместить его. Мой сын останется здесь как знак того, что я намереваюсь вернуться.

На борту «Гордости Геи» Берри будет в большей безопасности, сказала себе Шри. Он ведь все время находился в заложниках, и от этого ничего не изменилось.

Ямиль Чо тут же отправился вниз по лестнице, соединяющей палубы, чтобы проверить территорию и разведать обстановку. Вернулся он минут пятнадцать спустя и отвел Шри к шлюзу в киле корабля. Узкое помещение перед шлюзом тускло освещали лампы: по одной стене располагались полки с инструментами для работы в условиях нулевой гравитации, вдоль второй рядами висели скафандры. Выбрав несколько орудий, Ямиль Чо закрепил их на поясе, затем прицепил один конец каната к D-образному кольцу у себя на талии, а второй привязал к поясу Шри. Затем они прошли сквозь люк и выбрались на корпус корабля.

Внизу медленно и постепенно разворачивался ледяной пейзаж изрытой кратерами Дионы. В настоящий момент «Гордость Геи» двигалась с востока на запад вокруг полушария, обращенного от Сатурна, — газовый гигант маячил за дугой горизонта: на его розовато–коричневом шаре отпечатались параллельные линии–тени колец. Ямиль Чо выстрелил из реактивного пистолета — Шри закрутило и потянуло прочь от ошеломительно красивого вида к нижней части корабля. Там находился «Уакти» — шаттл с дельтаобразными крыльями, который они с Ямилем Чо украли, чтобы сбежать с Земли, а теперь собирались угнать снова.

В ангарах «Гордости Геи» для него не нашлось места, поэтому «Уакти» закрепили на флагманском корабле при помощи стыковочных захватов, которые использовались шаттлами, доставляющими людей и технику с Земли на подготовительном этапе миссии. Шри пришлось двадцать минут цепляться за стойку, пока Ямиль Чо вручную активировал каждый двигатель, чтобы разомкнуть челюсти стыковочных захватов. Все это время она ждала, что вот–вот на корпусе появится вооруженный отряд.

Наконец шаттл освободился и теперь свободно парил над корпусом. Ямиль Чо подтолкнул профессора к шлюзу. Как только они оказались внутри, в противоперегрузочных креслах, секретарь Шри включил системы, запустил цикл предварительного зажигания основного двигателя и привел в действие двигатели ориентации, чтобы увести шаттл прочь от «Гордости Геи». Как только заработал основной двигатель и «Уакти» начал ускоряться — прочь от Дионы и флагмана в направлении Сатурна, — раздался голос диспетчера. Шри назвала себя и заявила, что говорить будет исключительно с генералом Пейшоту. Две минуты спустя Арвам вышел на связь — профессор объяснила, что отправилась за Авернус, и послала файл с результатами собственных поисков и анализа данных наблюдений.

Арвам перекинул файл помощнику, а Шри сказал, что она могла хотя бы попросить у него разрешения.

— Я разочарован. Похоже, мы так и не научились полностью доверять друг другу.

Однако расстроенным он не выглядел — генерал слегка улыбался, как будто ему было что–то известно.

— Я доверила вам жизнь своего младшего сына, — возразила Шри, пояснив, что гибернационная камера с Берри все еще остается на борту «Гордости Геи».

— Я позабочусь о нем, пока вы не вернетесь из своей сумасбродной миссии, — пообещал Арвам.

— Если Лок Ифрахим не солгал, Авернус и Мэси Миннот держали в одном месте. Я думаю, что сейчас они на борту корабля, который пытается покинуть зону вашей юрисдикции.

— Допустим, они на этом судне. И что вы будете делать, когда нагоните их? Оружия у вас нет.

— Но они об этом не знают.

— Хм–м–м. Все же, думаю, мне стоит отправить за вами однопилотник. Так, на всякий случай. Не волнуйтесь. Ближайший к вам поравняется с «Уакти» не раньше, чем через несколько часов. Ваш момент славы никто не отнимет.

Шри ничего на это не ответила. Благодарить генерала за вмешательство она не собиралась.

— Возможно, вам будет интересно: отряд пехотинцев, который я послал к исследовательскому объекту, обнаружил ваше создание, — сказал Арвам. — Он жив, но не более того. Его вырубили мощной дозой транквилизаторов, на которые у него пошла негативная реакция. Так что его версию событий мы пока не слышали. Однако пехотинцы добыли большое количество записей с камер наблюдения. На них видно, что в лаборатории держали более пятидесяти человек. Включая Лока Ифрахима и Мэси Миннот. А еще Авернус с дочерью.

— Что ж, Лок Ифрахим по крайней мере здесь сказал правду.

— Судя по видео с камер внутри здания, мистер Ифрахим также не солгал насчет стычки, произошедшей между двумя группами охранников, — продолжал Арвам. — К сожалению, вскоре после того, как одна банда разделалась с другой, система полетела. Похоже, что ваше детище отключило камеры наблюдения: это входило в его план по поимке объектов. Как только он придет в себя, мы узнаем больше.

— Ясно же, что Лок Ифрахим пытался убить агента, — заявила Шри. — Он хотел, чтобы вся слава от поимки Авернус и Мэси Миннот досталась ему, но женщинам удалось бежать. Допросите дипломата еще раз. И пусть ваши пехотинцы попытаются найти остальных арестантов. Те хотя бы смогут дать показания относительно предательства Ифрахима.

— У моих людей есть гораздо более важные дела. Город практически под нашим контролем, но нам еще нужно разобраться с несколькими тысячами заключенных. И мы до сих пор ищем Марису Басси. Он либо погиб, и нам просто не удалось еще найти и идентифицировать его труп, либо сбежал. — Арвам сделал паузу и обратился к кому–то за камерой, после чего вернулся к Шри. — Диспетчеры смогли обнаружить корабль, который вы преследуете, однако есть проблема. На перехват ему отправился однопилотник.

— Прикажите ему не открывать огонь ни при каких обстоятельствах. Пусть он держится на расстоянии, пока я не прибуду.

— Мы пытались, — сказал Арвам. — Но до сих пор нам не удалось связаться с пилотом ни по одному из зашифрованных каналов. Похоже, звездолет получил серьезные повреждения в ходе миссии, когда мы пытались изменить курс ледяной глыбы, которую эти фанатики запустили в Фебу. Мы не спешили эвакуировать корабль, поскольку вот–вот должны были вступить войну. К тому же мы считали, что и летчик, и однопилотник мертвы. Похоже, мы ошибались.

— Воспользуйтесь гражданской связью, — посоветовала Шри, а в груди у нее все сжалось. — Все что угодно. Я уверена: Авернус на борту этого аппарата. Вы должны сделать все возможное, чтобы не дать пилоту пойти в атаку.

 

10

Однопилотник Кэша Бейкера по прошествии нужного времени наконец исцелился. Боевому ИИ потребовались часы, чтобы перезапустить функции управления и перенаправить их в обход полностью разрушенных контуров, проверить и перепроверить виртуальные симуляции каждой стадии восстановления. Повреждения многослойной обшивки заштопывались невероятно медленно: к тому моменту, когда крохотные нанороботы поглотили керамические обломки в отсеке термоядерного двигателя и установили временные заплатки, однопилотник достиг апекса своей орбиты в пятнадцати миллионах километров от Сатурна. Звездолет начал свое движение назад к планете, и Кэш частично вернул управление полетом и навигационными системами. Ощущения были такие, словно его ноги онемели после жуткого удара, а теперь он мог пошевелить пальцами, размять колени, чувствовал синяки на бедрах…

Какие–то неисправности ликвидировать оказалось невозможно. Кэшу не удавалось подключиться к военной сети, равно как и связаться с любым дружественным кораблем, поскольку устройство шифрования выдавало критическую логическую ошибку — исправить это можно было, только загрузив патч, а для этого требовалось другое устройство, которое отключилось из–за той самой ошибки. Система навигации также давала сбои, оптическое изображение то и дело представало в формате пикселей, на широкоохватном радаре появлялось ложное эхо, да и с системой слежения комбинированной антенны постоянно возникали проблемы… Зато Кэш наконец–то полностью ощущал корабль и подключился к его органам чувств: перед ним открылся божественный вид — звездолет летел под углом в тридцать градусов к экваториальной плоскости Сатурна, впереди раскинулась система колец и свита из спутников.

ИИ терпеливо восстанавливал данные, утерянные после поломки шифровального устройства: при помощи мощных оптических систем однопилотника компьютер помечал и заносил в журнал позицию и маневровое ускорение каждого корабля. Было совершенно ясно: началась война. Крейсер Тихоокеанского сообщества двигался от высокой одинокой орбиты Фебы к внутренней части системы, в сторону Япета. Бразильский флагман находился на орбите Дионы, а «Лесной Цветок» вот–вот должен был достичь орбиты Реи. «Жетулиу Дорнелис Варгас» пока оставался возле Мимаса. Однопилотники, узнаваемые по особым спектральным характеристикам термоядерных двигателей, преследовали корабли дальних или на бреющем полете проносились над спутниками. Через блинк–компаратор ИИ звездолета Кэша сравнивал многочисленные изображения и обнаруживал корабли с критическими повреждениями, сбитые однопилотниками или электромагнитными минами, — такие суда постепенно остывали до температуры окружающей среды и начинали двигаться по эксцентрической орбите.

Пострадавшие корабли компьютер помечал красным, свои звездолеты — синим, а все остальные — белым. Внутри орбиты Япета находилось по меньшей мере тридцать красных точек, и еще столько же белых беспрепятственно улетали прочь. Основные действия происходили в радиусе полумиллиона километров возле орбиты Реи. Направляясь к Сатурну, Кэш наблюдал за тем, как голубые сигналы преследуют последние белые ярлычки в районе внутренних спутников и в системе колец: они стремительно пикировали, перехватывали корабли по кратчайшему маршруту, изменяли курс и мчались к новым целям в пертурбационных маневрах мимо больших и малых спутников. Битва определялась ньютоновскими законами: временем, скоростью, направлением.

Кэш пока что находился вне игры — он двигался в сторону орбиты Япета в четырех миллионах километров от Сатурна. Восстановление однопилотника почти завершилось, но заплатки в основном были временные, и Бейкер понятия не имел, насколько их хватит. Топливо, энергия и воздух заканчивались. Система управления рельсовой пушкой вышла из строя, но ракеты, лазеры с импульсной накачкой и однозарядные гамма–лазеры по–прежнему функционировали. Он все еще мог поучаствовать в войне, но придется выбрать одну единственную мишень, и к выбору стоит подойти с умом.

Кэш подсоединился к навигационной системе и принялся изучать имеющиеся варианты. Лучше всего было последовать примеру удирающих кораблей дальних — пролететь рядом с Сатурном. Тем самым Бейкер окажется на широкой дуге, охватывающей возможные траектории всех кораблей, что покинули Диону и Тефию и намеревались совершить пертурбационный маневр рядом с газовым гигантом. Это повысит его шансы выйти на цель. Оставалась одна проблема: подобный ход потребует коррекции курса в ближайшее время, но ИИ не советовал так поступать. Маневр израсходует более половины оставшегося топлива, а поврежденному двигателю придется работать на пределе возможной мощности. Кроме того, обогнув Сатурн, однопилотник застрянет на орбите, наклоненной под большим углом к экваториальной плоскости планеты, с периодом обращения около двухсот сорока восьми часов и главной полуосью в двадцать один миллион километров. Для того чтобы добраться до спутника, Кэшу не хватит топлива — ему придется ждать и надеяться, что кто–нибудь его заметит и подберет. При наихудшем сценарии Кэш всегда мог отдать команду компьютеру отключить его. Несколько лет в гибернации — а потом звездолет наверняка найдут, прежде чем…

Да пошло все к чертям. Кэш взял на себя управление и впервые спустя тридцать минут после аварии врубил двигатель — непродолжительный запуск на высокой мощности с максимальной перегрузкой в 1,38 g. Трясло хорошенько, а эффективность упала ниже восьмидесяти процентов, но залатанные места выдержали. Его корабль ожил. Кэш мог принять участие в битве.

Большинство кораблей дальних, которым удалось уйти от погони или пережить атаку благодаря своим умениям или простому везению, удалялись прочь от Сатурна в темные глубины космоса, однако несколько увальней летели к газовому гиганту. Прежде чем выбрать цель, Кэш внимательно изучил суда и остановился на том, что покинуло Диону последним. Им оказался один из уродливых кривобоких транспортников, что перевозили грузы со спутника на спутник: на радарах машина отражалась слабым сигналом — ее пытались сделать невидимкой, а это должно было что–то значить. У Бейкера будет лишь крохотное окно возможностей, когда при высокой характеристической скорости пути кораблей пересекутся, однако из всех целей эта казалась самой верной.

Кэш уточнил параметры второй корректировки курса, чтобы пройти максимально близко. При этом, правда, придется задействовать двигатель на пределе, но что уж поделаешь. Затем он снизил скорость до стандартных перегрузок в 0,3 g и принялся готовить оружейные системы. Никаких угрызений совести по поводу нападения на гражданский корабль Кэш не испытывал. С момента объявления войны, согласно приказу, все корабли дальних внутри орбиты Япета — самого дальнего спутника Сатурна — должны быть перехвачены, выведены из строя или уничтожены. А дальние явно объявили войну, выстрелив глыбой льда по базе Тихоокеанского сообщества на Фебе. Не говоря уже об атаке на его однопилотник. Да и потом, кто знает, что за груз перевозит этот транспортник или кого. Долг обязывал Бейкера уничтожить судно. Этому его обучали, для этого он оказался здесь. К тому же пришла пора поквитаться — показать дальним, что их коварные маленькие уловки не способны раздавить хорошего пилота. Пока Кэш включал питание оружейных систем и проводил бесконечные проверки, он пытался сдерживать нарастающее возбуждение. Ему предстояла работа, и выполнить ее стоило наилучшим образом.

Однопилотник пронесся мимо орбиты Мимаса и рванул к системе колец. Кэш не единожды отправлялся на миссии вокруг Сатурна, но сегодня он впервые наблюдал за кольцами с такой высоты: арка или, может, мост, сплетенный из миллионов светящихся нитей, которые то тут, то там разрывали угольно–черные проемы, поднимался вверх, достигал остроконечной вершины и устремлялся вниз, опоясывая массивный шар планеты…

Ненадолго Кэша захватило ощущение безграничности. Он вспомнил, как в детстве любил ясной летней ночью лежать на крыше дома, как при этом ему казалось, что он может без конца падать в четкие узоры звезд, расчертившие черную чашу неба. Он знал, что связан с ними созданными в горниле термоядерных костров фотонами, которые сотни или даже тысячи лет бороздят межзвездное пространство. Фотонами, которые улавливают его глаза.

Те же самые законы физики, что определяли поведение звездного света и колец Сатурна, ограничивали возможности Бейкера поучаствовать в более масштабной войне.

Кэш двигался вниз по наклонной траектории над вытянутыми глыбами и петлями кольца F быстро нагоняя транспортник, приближающийся к щели Киллера. На периферии обзора красным замигал таймер — когда на экране высветился ноль, пушка запустила ракеты, живо метнувшиеся к цели. Кэш был подключен к их системе: управлять снарядами оказалось все равно что удерживать яростных гончих, натягивающих постоянно удлиняющиеся поводки. Транспортник вилял и резко поворачивал, выполняя маневры уклонения, которые просто не могли его спасти, и тут раздался сигнал о входящем сообщении. Оно было незашифрованным, и, если верить идентификационной метке, отправил его сам генерал Арвам Пейшоту. Командующий приказывал пилоту немедленно уничтожить ракеты и прекратить любые враждебные действия по отношению к транспортному аппарату.

Похоже, что приказ поступил с борта «Гордости Геи», однако без действующего шифровального устройства Кэш не мог установить, является сообщение подлинным или это уловка дальних, которые старались отвлечь неприятеля и спасти свои шкуры. Спустя полсекунды Бейкер запросил подтверждение приказа.

Вдалеке над кольцами Сатурна транспортник производил корректировку курса: прогнозирующие программы ИИ предположили, что корабль планирует проскочить через плоскость колец и уйти от ракет. Кэш отрегулировал положение в пространстве и запустил смену курса однопилотника. Пока звездолет набирал максимум скорости, Кэша жутко трясло, аж зубы клацали, но по крайней мере Бейкер сумел вернуться на курс перехвата.

Прибыло еще одно сообщение. С деталями его послужного списка и приказом отступить.

Черта с два он выйдет из боя. Его послужной список еще ничего не доказывал: из–за этой суеты после операции «Глубокое зондирование» дальние знали о нем всё. А Кэш просто жаждал расплаты, так желал, что мог почувствовать ее привкус. К тому же он почти нагнал транспортник и теперь висел на хвосте у собственных ракет. Пилот заряжал гамма–лазеры… и тут что–то в системе управления кораблем бросилось на него. Демон. Первая дикая мысль: программа–шпион проникла с одним из посланий и пробила межсетевой экран. Но затем Кэш понял, что демон оказался куда сложнее — огромное, безжалостное компьютерное чудище, которое, вероятно, всегда жило в системе управления, ожидая своего часа, а теперь специальный зашифрованный сигнал пробудил это предохранительное устройство.

Кэш вошел в гиперрефлекторный режим, но слишком поздно: он уже потерял управление полетом и навигационными системами. Однопилотник вращался вокруг длинной оси, двигатели ориентации загорались и вырубались. Пилот попытался вернуть контроль, но не смог — двигатель выдал максимум оборотов и под углом увел однопилотник в сторону от мишени.

Ну и ладно, черт с ними. Он пока что может управлять ракетами, которые вот–вот достигнут транспортника. Не даст он ему уйти. Вот он — пик его карьеры, и никто не отнимет у Кэша — гордого и взбешенного — его момент славы. Ему нужно лишь продержаться. Однако демон мчался на него, подобно приливной волне, не знающей жалости: он крушил буферные элементы и межсетевые экраны. Кэш чувствовал себя запертым в помещении, которое быстро заполняется водой, и вот ему уже приходится вставать на цыпочки, чтобы держать голову над бушующей стихией в этом уменьшающемся пузыре воздуха. Демон атаковал систему контроля над оружием, и, хотя ракеты были еще далеко от цели, Кэш активировал их, пока программа–шпион не успела отключить снаряды. Он увидел, как далеко впереди мелькнули яркие вспышки, а затем демон добрался до него, и Кэш потерял последние возможности управлять кораблем и любую сенсорную информацию.

Теперь Кэш ощущал лишь собственное тело, плотно завернутое в противоперегрузочный костюм, словно мумия. Абсолютная чернота и тишина давили. Словно его похоронили заживо. Усилием воли Бейкер заставил себя вернуться в обычный режим и расслабиться: оставаться в состоянии повышенного внимания, когда каждая секунда длится в десять раз дольше, а ты замурован, просто невыносимо. Несколько ударов сердца — и Кэш снова получал сенсорную информацию из систем однопилотника. Было ли это делом рук ИИ, который нашел способ обойти демона? А может, программа ослабила хватку? Кэш понятия не имел, да и какая разница.

Двигатель заглох, Бейкер не имел доступа к системам полета, связи и оружию. Но он хотя бы снова мог видеть в электромагнитном спектре.

Транспортник аккуратно прошел сквозь щель Киллера, рядом с краем светящейся арки кольца А. Непохоже, чтобы кораблю был нанесен ущерб. Однопилотник тоже летел по направлению к плоскости колец. И довольно быстро. Когда звездолет Кэша двигался через разреженную атмосферу из молекулярного кислорода, возникающего из водяного льда колец под воздействием ультрафиолета, корпус покрыл тонкий слой ионизированной плазмы, настолько высока была скорость. Однопилотник направлялся через щель Киллера — траектория по длинной хорде должна была вывести его через кольцо А дальше. Оно приближалось с невероятной скоростью, превращаясь в световые точки, движущиеся все в одном направлении. Кольцо походило на вспененный рой, только разделенный на отдельные дорожки. В длину оно превышало четверть миллиона километров, а в толщину было не более десяти метров, как двухэтажное здание. Кэшу предстояло пролететь сквозь него под малым углом скольжения, и все же, сказал он себе, едва ли однопилотник получит значительные повреждения.

А затем вспышка — и широкая плоскость колец превратилась в линию слепящего света. Крупинка базальта, сфера меньше миллиметра в диаметре, отполированная за миллиарды лет микроскопических столкновений, врезалась в нос однопилотника и превратилась в дюжину раскаленных добела осколков. Выдерживающий высокую температуру пеноматериал, который заполнял каждый уголок в салоне однопилотника, остановил большую часть фрагментов, но два все же попали в кабину. Энергию первого погасил гель, защищающий тело Кэша, но второй пробил визор виртуальной реальности и прошел сквозь череп и мозг пилота. У Кэша даже не было времени осознать, что его убили.

 

11

Однопилотник резко ушел в сторону, а ракеты взорвались более чем в тысяче километров по левому борту «Слона». Произошло нечто непредвиденное, непонятное, или же им кто–то помог. Однако, когда транспортник пересекал внутреннюю часть системы колец, направляясь к тому месту, откуда он совершит пертурбационный маневр и двинется к Урану, Ньют заметил бразильский корабль, мчащийся от Дионы к Сатурну. Им оказался «Уакти» — модифицированный шаттл класса «земля–орбита», проскользнувший в систему через несколько дней после прибытия «Лесного Цветка». Не возникало сомнений: шаттл преследовал их. Сейчас он находился в трех тысячах километров, за внешним краем колец, но усиленно набирал скорость.

— Пытаются связаться с нами, — сообщил Ньют. — Они направили лазер и посылают повторяющееся сообщение от некоей Шри Хон–Оуэн. Хотите послушать?

Мэси ждала, пока Авернус отреагирует. Когда стало ясно, что гений генетики будет молчать и дальше, Мэси сказала:

— Пожалуй, я и так могу догадаться, что ей нужно.

Мэси и Авернус лежали рядом в тесном жилом отсеке.

Ньют находился наверху в кабине пилота. Все трое были облачены в скафандры, шлемы прочно закреплены, пассажиры пристегнуты в аварийных креслах. Ровное гудение термоядерного двигателя отдавалось в спине и черепе.

— По–твоему, она хочет, чтобы мы приготовились сдаться? Что ж, ты абсолютно права, — заметил Ньют.

— Шаттл может догнать нас?

— Если продолжим двигаться тем же курсом, то да.

В пространстве памяти вместо широкоформатного изображения появилась трехмерная схема полета: две яркие стрелки огибали Сатурн по кривым малого радиуса, поднимались сквозь систему колец одна за другой, второй вектор двигался быстрее первого и нагонял его между орбитами Титана и Гипериона в тринадцати миллионах километров от Сатурна.

— Вот что произойдет, если мы останемся на прежнем курсе к Урану, — прокомментировала Мэси.

— Да. Но у нас есть варианты.

Компьютер повторно проиграл схему полета, но на этот раз она остановилась, когда «Слон» проходил в непосредственной близости от Сатурна. Машина увеличила изображение транспортника, а затем переместилась на бразильский шаттл, оказавшийся за массивным газовым гигантом.

— Незначительная коррекция курса до того, как мы воспользуемся гравитацией Сатурна и наберем скорость, заметно изменит наш конечный вектор движения, — объяснил Ньют. — Если я проведу корректировку после того, как наш друг опустится за горизонт планеты, мы сможем выиграть немного времени — она не сразу сообразит, что произошло. Возможно, нам этого хватит, чтобы найти укрытие.

Схема повернулась и уменьшилась, представив план всей системы: кривые тянулись от Сатурна к четырем спутникам, у каждой стрелки были отмечены скорость, необходимая реактивная масса и время пробега.

— Титан, — сказала Авернус.

— Что ж, вполне реальная траектория, — согласился Ньют. — Все зависит от того, насколько наш друг сумеет подстроиться под измененный курс. Мы достигнем орбиты Титана между сорока восемью и двумястами, на четырнадцать минут раньше. Возникает несколько проблем. Уверен, вы уже заметили, что «Слон» — отличный маленький корабль, но он не приспособлен для входа в атмосферу. Поэтому до поверхности нам придется добираться на аэродинамической капсуле, позаимствованной у жителей Тэнк–Тауна. Хочу вам напомнить, что нас преследует шаттл класса «земля–орбита». Если мы с вами высадимся на спутник, они смогут последовать за нами.

Мэси показалось, что в голосе Ньюта слишком много пыла. Он предвкушал опасность и риск, жаждал проявить себя, показать, на что он способен, и это делало его таким счастливым.

— Я переговорю со своими знакомыми в городе Тэнк–Таун, — сказала Авернус. — Они дистанционно направят нам капсулу, на которой я спущусь на поверхность, туда, где смогу встретиться и поговорить с профессором–доктором Хон–Оуэн.

— Эта женщина хочет арестовать вас, — возразила Мэси. — Не думаю, что вам удастся ее переубедить.

— Верите ли вы в серендипность? — ответил Ньют.

— Знал бы я еще, что это такое, — поинтересовалась Авернус.

— Счастливая случайность, — пояснила Мэси.

— Это означает, что я смогу поговорить с ней на своих условиях, вот что, — сказала Авернус. — На Титане.

Авернус стойко стояла на том, что на Титан она отправится в одиночку, и логика ее была неоспорима. Поскольку «Слон» не может уйти от преследователей, они должны где–то приземлиться. Атлас и Елена — два спутника, которых они достигнут раньше, чем их нагонит «Уакти», — слишком малы, чтобы найти там укрытие, а на орбите третьего, Реи, расположился бразильский корабль. Однако для посадки на Титане «Слон» не приспособлен, а оставлять транспортник на орбите — не лучшая идея. Очевидно, что Шри Хон–Оуэн интересует исключительно Авернус, развивала свою мысль гений генетики, а потому справедливо будет не подвергать жизни Мэси и Ньюта опасности. Так что она отправится на Титан и разберется со своим преследователем — в это время Мэси и Ньют смогут спокойно лететь на Уран. Мэси и Ньют пытались возражать Авернус, но гений генетики настаивала на том, что это единственный приемлемый план действий. Или она отправится на Титан одна, или же их всех поймают на борту «Слона».

— До меня дошли слухи о вашей работе там, внизу, — начал Ньют. — Есть ли среди них хоть толика правды?

— Я не прислушиваюсь к сплетням, — отвечала Авернус.

— Но вы ведь намереваетесь застать ее врасплох, — сказал Ньют. — Зуб даю.

— Тебе все это по вкусу, — заметила Мэси.

— Ну, рутинными деньками такое уж точно не назовешь.

Они пролетели над узкими внутренними кольцами, затем над самым поясом облаков, окутывающих Сатурн. Как только корабль преследователей скрылся за горизонтом, Мэси ощутила толчок и вибрацию: включились двигатели ориентации. Гравитация Сатурна захватила корабль и, как камень из пращи, швырнула прочь. Обмен импульсами увеличил скорость транспортника более чем на пятьдесят процентов, а вот вращение самого газового гиганта не замедлилось и на йоктосекунду.

В обычной ситуации они направились бы к Титану или любому другому спутнику, воспользовавшись старинной топливосберегающей схемой свободного возвращения. Она подразумевала, что гравитация Сатурна замедлит их полет при движении в сторону от планеты, в результате чего к моменту, когда они достигнут Титана, скорость корабля будет примерно равняться орбитальной — потребуется лишь незначительная коррекция курса, которая подтолкнет их на орбиту. Однако Ньют не спешил отключить двигатель, чтобы транспортник мог оставаться впереди преследователей. Им придется жечь топливо до тех пор, пока «Слон» не достигнет точки поворота и замедления. Тогда он должен будет сбросить скорость — в противном случае звездолет проскочит Титан и гравитация спутника его не захватит.

Транспортник устремился через щель Кассини и вырвался из тени на солнечный свет, направляясь по наклонной траектории к Титану. Он как раз оставил позади внешний край основной системы колец, когда бразильский шаттл показался из–за горизонта Сатурна. Его двигатель по–прежнему работал — «Уакти» летел тем же курсом, что и «Слон». Попытка обвести преследователей вокруг пальца Ньюту не удалась. Либо они догадались, какую траекторию выберет «Слон» (хотя шансы были один на миллион), либо, что куда вероятнее, кто–то передал им информацию об изменении курса транспортника, пока тот совершал маневр.

— Наше преимущество во времени снижается до минимума, — заметил Ньют. — Они прибудут на орбиту Титана всего через семьдесят одну минуту после нас.

— Самое время переговорить с жителями Тэнк–Тауна, — вмешалась Авернус, — Если они доставят аэродинамическую капсулу на орбиту прямо сейчас, вы сумеете добраться до пункта назначения прежде, чем «Уакти» поравняется с нами?

— Никаких проблем. Только они должны разместить капсулу именно там, где я скажу, — пояснил Ньют.

Довольно долго Ньют и Авернус вели переговоры с диспетчерской службой Титана. Когда они закончили, Мэси обратилась к гению генетики:

— Знай мы, что вы задумали, мы могли бы помочь.

— Вся задача в том, чтобы наши преследователи приземлились там, где мне нужно, — сказала Авернус, и больше от нее было не добиться ни слова.

Тянулись часы. Сеть системы Сатурна вышла из строя, но Ньюту удалось поймать сигналы вещания с Япета и внутренних спутников — так они узнали об окончательном падении Парижа, жестокой битве под Афинами и в Спарте на Тефии, а также о формальной капитуляции Багдада на Энцеладе. На удивление спокойно прозвучал рассказ свидетелей о попытке двух транспортников протаранить «Лесной Цветок» — в итоге один корабль разнесло в щепки кинетическое оружие, а со вторым расправился однопилотник. Докладывали о том, как отряды Тихоокеанского сообщества захватывали фермерские сообщества на Япете. Но вся эта бурная смертоубийственная деятельность терялась на фоне величественной и безмятежной панорамы Сатурна и его колец, отдаляющихся от «Слона». В огромном безжалостном космическом пространстве война выглядела незначительным событием — стычка между несколькими горстями микробов в свободных водах океана.

В конце концов Ньют отключил двигатель «Слона», развернул транспортник и снова выжал газ. Теперь им предстояло замедлиться, чтобы сравняться с орбитальной скоростью Титана. Преследователи нагоняли. Все ближе и ближе — ведь шаттл по–прежнему набирал скорость.

Мэси поместила яркую точку, обозначающую «Уакти», в центр широкоформатного экрана пространства памяти. Показатели отображали равномерное сокращение расстояния между двумя кораблями, а еще поступательное увеличение характеристической скорости шаттла. Девушка все больше тревожилась и боялась. Что, если они неправильно поняли намерения «Уакти»? Что, если он продолжит ускоряться, догонит «Слона» и расчетливо выстрелит по нему из кинетического оружия или пустит ракету, а затем обернется вокруг Титана и отправится назад за своей наградой? Между звездолетами оставалось каких–то тридцать тысяч километров. Расстояние продолжало сокращаться, однако гораздо медленнее.

Прошла минута, и Мэси вдруг поняла, что «Уакти» погасил термоядерный двигатель. Она наблюдала короткую вспышку, когда заработали двигатели ориентации, разворачивая шаттл на сто восемьдесят градусов, затем вновь яркой точкой, ослепительнее солнечного диска, загорелся термоядерный двигатель. «Уакти» продолжал подкрадываться к «Слону». Теперь оба судна направлялись к туманному полумесяцу Титана.

Романтики ранней космической эры предполагали, что Титан станет огромным источником углеводородов и азота, но в итоге добывать эти элементы вкупе с кислородом оказалось гораздо проще из залежей углистых хондритов на Япете и внутренних спутниках, куда эти элементы попадали из атмосферы Титана. Кроме того, саван из ледяного смога и относительно высокая гравитация делали Титан таким же привлекательным местом обитания, как и окрестности ада. Лишь немногие дальние предпочли жить здесь: отдельные вкрапления убежищ и оазисов, да еще анархистский Тэнк- Таун на берегу моря Лунина — город, в котором росли странные вакуумные организмы, производившие необычные виды пластика и других органических веществ. Всего по поверхности спутника диаметром более пяти тысяч километров, то есть превосходящего по размерам Меркурий, было разбросано каких–то пять сотен душ. И до сих пор война не коснулась этого местечка.

«Слон» вышел на орбиту Титана в районе экватора. Прямо по курсу маячила крохотная звезда — аэродинамическая капсула, отправленная дистанционно диспетчерской службой Тэнк–Тауна. Авернус имела столь большой авторитет, что жители города согласились отправить аппарат в это рискованное путешествие. Несомненно, за свою помощь они получат огромное количество кредитов, но кто знает, чего это будет им стоить теперь, когда три земные державы вот–вот получат контроль над всей системой Сатурна. И все же аэродинамическая капсула висела на фоне желтовато–коричневых облаков Титана, постепенно превращаясь из светящейся точки в нечто подобное раковине моллюска. Ньют рассчитал орбитальные траектории «Слона» и капсулы настолько точно, что они уже двигались параллельно. Корпус транспортника сотрясали вибрации, пока двигатели ориентации выравнивали положение корабля относительно капсулы. Наблюдая за мастерством Ньюта, Мэси почувствовала прилив гордости.

Авернус уже успела влезть в скафандр и ждала возле шлюза. Бросив краткое «Прощай», она выбралась наружу, оттолкнулась, преодолела тридцатиметровое расстояние до капсулы, ухватилась за утопленную в корпус ручку, открыла люк и аккуратно залетела в аппарат.

— Ей больше двухсот лет, а скачет как мартышка, — прокомментировал Ньют. — Она отправляет сообщение Шри Хон–Оуэн с координатами места встречи. Хочешь послушать?

Прослушав послание, Мэси заметила:

— Из всех людей, что я когда–либо встречала, она самая умная. Гений, подлинный гений. Одна проблема: она совершенно не разбирается в людях.

— Это уж точно.

— То есть одну мы ее не оставим, так?

— У меня есть парочка хороших друзей в Тэнк–Тауне, — сказал Ньют. — Летные приятели. Давай я побеседую с ними — глядишь, удастся договориться. А пока, думаю, стоит немного увеличить нашу орбиту, сделать вид, что мы стараемся убежать.

На широкоформатном изображении в пространстве памяти вспыхнул химический двигатель капсулы, замедляя движение аппарата и выводя его с орбиты в направлении поверхности Титана.

 

12

По размеру Титан похож на Ганимед и Каллисто, однако в отличие от спутников Юпитера, которые давно лишились своих атмосфер, холодный Титан окутывает плотный саван из азота и метана, а также непрозрачная рыжеватая дымка фотохимического смога. Частицы углеводородов, образующиеся из метана под действием ультрафиолетовых лучей в верхних слоях атмосферы, оседают на поверхности черными зернистыми массами. В экваториальных регионах ветра сформировали из них громадные дюны высотой до ста метров, что тянутся параллельными рядами на сотни километров. Метановые и этановые дожди наполняют моря и озера, питают ветвистую сеть каналов на высокогорном ледяном плато, затапливают низины.

Под подернутым оранжевой дымкой небом «Уакти» мчался к месту встречи. Шри дивилась, каким знакомым кажется ей пейзаж. Они двигались на север над грядой гор, очевидно, вулканов: куполы и кальдеры вереницей тянулись среди широких темных склонов извергнутой породы, местами встречались более светлые очертания каналов, трещин и впадин. Самый крупный провал затопило жидкими метаном и этаном, и теперь он блестел, подобно разливам нефти, в тусклом ровном свете.

«Уакти» спланировал к похожему на блин куполу вулкана. Наверху красовалась кальдера: ее крутые стены окружали неглубокую чашу около десяти километров в поперечнике, а дно представляло собой слой черного водяного льда. Отвесный вторичный конус — вулкан внутри вулкана — расположился чуть сбоку от центра кратера, словно зрачок, косящий в сторону. Возле плоской верхушки второго конуса зеленым светом ярко пульсировал маяк, помечая место посадочной платформы. Позади, на обрезанной террасе, установили небольшой купол.

Все это Шри ухватила одним коротким взглядом, а шаттл уже пронесся мимо и разворачивался по широкой дуге, чтобы зайти на посадку. Ямиль Чо представил профессору данные с радара, СВЧ-антенны и многодиапазонные изображения. Извергнутая порода состояла из водяного льда. Затопив кальдеру, она создала прочную затычку в среднем около шестидесяти метров глубиной — под ней располагался канал с жидкой водой. Древоподобные вакуумные организмы густо покрывали склоны второго вулкана и стены кальдеры с внутренней стороны, но в нескольких метрах от дна насаждения заканчивались: скорее всего, температура там была значительно выше и могла убить организмы, растущие при минус ста восьмидесяти градусах Цельсия. Хотя купол на вершине второго конуса был герметичен, он казался заброшенным. В трех километрах к востоку, почти в центре кальдеры, на холме рядом с горячей точкой, где залегал небольшой активный канал вулкана, одиноко стояла фигура.

— Она сдержала свое обещание, — возликовала Шри.

— Мы не можем быть уверены, что это Авернус, — заметил Ямиль Чо. — Во–первых, мы не знаем, какое количество человек здесь обитает. Во–вторых, оглянитесь — ни следа аэродинамической капсулы.

— Наверняка она отправила ее обратно в это поселение, в Тэнк–Таун.

— Получается, она намеренно себя изолировала, — заметил Ямиль Чо. — Плохой знак. Пусть даже перед нами Авернус, но ведь в засаде могут сидеть еще люди — прятаться в отдельных окопах или под кронами этих «деревьев». Возле стены кальдеры что–то есть — хотелось бы получше рассмотреть. Нам стоит сделать еще один круг, прежде чем мы сядем.

— Если кто–то и появится, — сказала Шри, — это будет какой–нибудь техник или ассистент. Напуганный до смерти, конечно же. Застращать его не составит труда. Авернус хотела с нами поговорить, и мы поговорим. Сажайте шаттл немедленно, мистер Чо. Можем мы приземлиться рядом с ней?

— Я бы не рекомендовал садиться на дно кальдеры, мэм. Наш вес оно выдержит — толщины хватит. Но ведь это водяной лед. Тормозные двигатели непременно растопят верхний слой, а потом вода намерзнет на шасси.

— Значит, посадочная платформа. Спустимся оттуда пешком.

Ямиль Чо направил «Уакти» обратно к кальдере, а затем включил тормозные двигатели. Когда шаттл начал снижаться ко второму конусу, Шри вдавило в обивку кресла. На мгновение корабль завис над покрытой бороздами платформой, после чего приземлился в облаке сгущающегося пара, слегка подпрыгнул на шасси и замер.

Ямиль Чо нарушил звенящую тишину в кабине:

— Позвольте мне уточнить: если Авернус и правда ждет вас там, в кальдере, вы, конечно же, переговорите с ней по радиосвязи? Общаться можно ведь, и не покидая корабль.

— Это было бы очень невежливо, мистер Чо. Кроме того, мы должны показать, что не боимся, — в противном случае мы растеряем все преимущество.

— Если вы настаиваете, мэм.

Когда Ямиля Чо обязывали совершать поступки, которые он не одобрял, он, подобно обиженной кошке, вел себя очень надменно.

— Это вовсе не значит, что мы отправимся с пустыми руками, — успокоила его Шри. — Там ее царство, один из ее тайных садов. Мы должны быть готовы к неприятным сюрпризам. Возьмем пистолеты, но спрячем их. Если придется стрелять, не убивайте ее. Я проделала весь этот путь не ради трупа Авернус. Цельтесь в ногу или руку. Выведите ее из строя. Увы, пуля пробьет гермокостюм, но в таком случае я могу провести ампутацию в полевых условиях.

— Конечно, мэм.

Вслед за Ямилем Чо Шри выбралась через люк шлюза и, тяжело ступая, двинулась по блеклому вытянутому посадочному полю к тропинке, пролегающей среди узких террас. За исключением непривычного оранжевого неба, эта пустынная местность, голые камни, черный мрачный лес, убегающий вниз по крутому склону, напоминали ее маленькое королевство в Антарктиде. Шри задумалась о своих сыновьях. Об Альдере, который руководит исследовательской станцией, о Берри, который беззаботно спит, словно невинный младенец, в гибернационной капсуле на борту «Гордости Геи». Вот бы они сейчас оказались здесь и стали свидетелями ее триумфа! Ничего, совсем скоро она обо всем им расскажет.

Стоило профессору и ее секретарю приблизиться к прозрачному куполу, как внутри зажегся свет. Ямиль Чо настоял на том, чтобы пройти сквозь станцию. Он обыскивал все помещения: проверял душевые и спальни, открывал шкафчики. Шри, обходя купол по краю, наткнулась на гараж, где на зарядке стояли трехколесные мотоциклы с широкими колесами. Она вывела один с парковки, объехала купол и остановилась возле шлюза, где сидела и дожидалась, пока появится Ямиль Чо.

— Думаю, будет лучше, если я поведу, мэм, — предложил Ямиль Чо.

— Как вам угодно.

Шри подвинулась. Ее секретарь взобрался на трайк, и они поехали к крутой грунтовой дороге, проходившей через лес вакуумных организмов. Растения больше походили на грибы, чем на деревья, — черные ножки высотой четыре–пять метров заканчивались изящными черными куполами — каждый сплетен из четырех треугольных листьев. Края куполов перекрывали друг друга, образуя цельную крону. Шапки растений трепыхались на постоянном ветру. Шри крепко держалась за защитные дуги трайка, пока Ямиль Чо направлял мотоцикл вниз по крутому склону под колыхающимся пологом неземного леса. Затем поверхность выровнялась, и вот они уже несутся по ледяному дну кальдеры. Приходилось петлять между выбросами породы, застывшими, словно покореженные шахматные фигуры, между трещинами, из которых вырывались облачка пара и осыпались белыми снежинками на черный ледяной камень. Они подскакивали на волнистых наледях, что тянулись на несколько десятков метров от невысокого шишковатого выступа, нависшего над рукавом жидкой воды, струящейся подобно разводью или полынье в антарктических морских льдах. В многослойной оболочке из полезных ископаемых вода грелась и прорывалась наружу паром, который, замерзая, покрывал местность ослепительно белым инеем.

На гребне холма фигура в черном скафандре опиралась на высокий посох и наблюдала за тем, как Шри и Ямиль Чо спешились, после чего профессор направилась по неровной поверхности к вершине. Шри ясно сознавала: вся ее жизнь вела именно к этому моменту. Она не может проиграть. Триумф неизбежен. Ямиль Чо плавно переместился вправо, совершая обходной маневр. Что ж, пусть. Шри зашагала дальше, обогнула покрытый наростами кратер, из которого вылетал белый пар и крупинками оседал на землю. Шри старалась не оступиться. Узкое дымящееся озерцо у подножья склона заполняла жидкость, напоминающая воду. Да, скорее всего, это и была вода. На Титане она получалась из расплавленного льда. По сути, лава. Без сомнения, в воде содержалось большое количество аммиака, который не давал ей замерзнуть вплоть до минус девяноста семи градусов Цельсия. Однако температура окружающей среды опускалась значительно ниже — значит, где–то поблизости находился источник термальной энергии, который поддерживал водоем в жидком состоянии. Либо вулкан был более активным, чем казалось на первый взгляд, либо подо льдом — трещина в породе, где проложили провода, и они теперь разогревают воду.

По краям озера росли какие–то штуки — яркие одиночные пористые шишки размером с палец. Они были всех цветов радуги. За водоемом высился слоистый ледяной кряж с небольшими отвесными уступами, покрытыми жемчужносерыми клочками лишайника.

В скафандре Шри прозвучал сигнал — женщину охватили восторг и возбуждение, когда она увидела идентификационную метку человека, открывшего канал связи. Авернус. Она не ошиблась в своих догадках, не зря пересекла половину системы Сатурна и прилетела в этот странный сад — всё во имя этого победоносного момента.

Профессор ответила мгновенно:

— Меня зовут Шри Хон–Оуэн. Я прибыла сюда, чтобы просить вас вернуться домой.

— Мне известно, кто вы, — сказала Авернус. — Хотите побеседовать — остановитесь там. И попросите вашего друга тоже не двигаться.

— Достаточно, мистер Чо, — приказала Шри.

— Конечно, мэм.

Мужчина замер в ста метрах от дальнего конца кряжа, чуть ниже того уровня, на котором находилась Авернус.

— Я проделала долгий путь, чтобы встретиться с вами, — промолвила Шри. — Я украла корабль, бросила все, что у меня есть на Земле. Я даже оставила одного из сыновей в заложниках на бразильском военном судне. Надеюсь, вы понимаете, что я прилетела с лучшими намерениями.

— Со своей стороны, я даю вам шанс объяснить, чего вы от меня хотите, — сказала Авернус.

— Вакуумные организмы на склонах, рискну предположить, используют в качестве источника энергии не солнечный свет.

— Да, иначе они росли бы очень медленно.

— В атмосфере содержится мало веществ, которые могут служить неферментирующим источником энергии, — заключила Шри. — А еще я заметила, что растения произрастают исключительно на внутренних склонах. Вероятно, они черпают термальную энергию из кальдеры.

— Организмы производят электрическую энергию за счет разницы температур в стержневых корнях, — пояснила Авернус.

— В таком случае почему они так похожи на деревья? — поинтересовалась Шри. — Простите, но, по–моему, это говорит о небогатом воображении.

Профессору не терпелось понять все, что Авернус создала в этом саду, но не меньше этого ей хотелось доказать: она не уступает почетному гению генетики и достойна ее уважения.

— Зонтичным деревьям требуется большая площадь поверхности для поглощения углеводородов из атмосферы, — сказала Авернус.

Затем она объяснила, что кроны представляют собой листы графена с тонкими прожилками полимеров каталитической полимеризации, которые захватывают органические молекулы из воздуха и пропускают их через матрицу жидкого метана в стволе дерева, где те связываются в более сложные молекулы.

— Я бы скорее создала пористую структуру, — возразила Шри. — Так, чтобы потоки воздуха могли проходить через обширные внутренние поверхности. Это бы повысило эффективность.

— Губки растут в вулканическом озере у вас под ногами. По крайней мере, их генетическая структура больше походит на губку, чем на что–либо еще. Я добавила гены морского огурца, немного от архебактерий, но основная цепочка — это губка.

— Они окисляют аммиак, и образуются свободные электроны.

— Естественно.

— Деревья на склонах, губки в озере. А еще аналоги лишайников на камнях. Все это сильно походит на Землю, — с толикой неодобрения отметила Шри.

— Эталон красоты мы принесли с собой с родной планеты, — сказала Авернус. — И мне нравится создавать свои сады на его основе.

— Людям вроде нас не требуются обычные стандарты, — не согласилась Шри. — Да и потом, всё в мире исключительно произвольно. У нас должна быть свобода творить то, что мы пожелаем.

— Вот я свободно и выбрала — устроить здесь именно такой сад.

— Вместе мы сумели бы многого достичь. Никаких ограничений — лишь наше воображение.

— И мне позволят работать так, как я захочу?

— Конечно.

— При этом вы ждете, что я добровольно сдамся в плен.

— Я всем рисковала, чтобы оказаться здесь и поговорить с вами, потому что знаю: я сумею вам помочь. Я могу отвезти вас в безопасное место. Предоставлю все, что необходимо. Пространство для работы. Людей, которые окажут содействие. Любые ресурсы. Я буду вашей сторонницей, вашим спонсором, даже компаньоном, если вы того пожелаете. Все, что захотите. Но без меня вы лишь еще одна беженка.

Авернус какое–то время обдумывала услышанное, а затем вежливо попросила Шри сказать своему другу, чтобы тот не подходил ближе.

— Я лишь пытаюсь получше рассмотреть озерцо, — елейно промолвил Ямиль Чо — никогда прежде Шри не слышала такой мягкости в его голосе. — Я вовсе не хотел вас напугать.

— А мне очень не хочется, чтобы вы пострадали, — парировала Авернус.

Женщина опиралась на посох, обхватив его на уровне плеча двумя руками. С обоих концов изящное черное древко было оковано похожим на серебро металлом. Посох на полметра возвышался над шлемом Авернус.

— Рассматривать ли это как угрозу? — спросил Ямиль Чо.

Шри приказала своему секретарю заткнуться и оставаться на месте, а затем обратилась к Авернус:

— Второго такого отличного шанса у вас не будет. Если вы попадете в руки к другим, они лишат вас всего, заберут все, что у вас есть. Приятного в этом мало. В конечном счете эти люди просто избавятся от вас.

— Но сперва им придется меня поймать.

— Сам факт того, что мы с вами сейчас разговариваем, лишний раз доказывает: вам не спрятаться.

— Вы забываете, это я пригласила вас сюда.

Этот защитный выпад порадовал Шри. Получается, Авернус такой же человек, как и все: ей не чужды человеческие слабости — гордыня, тщеславие, страх, — и этим можно воспользоваться.

— Война окончена, — сказала профессор. — Ваша сторона проиграла. Моя выиграла. Не стоит притворяться, будто можете сбежать от последствий подобных событий. Это нереально. Все равно что делать вид, будто дальние не имеют ничего общего с остальными представителями человечества.

— Серебристые чайки, — сказала Авернус.

На миг Шри разозлилась, а затем все же уточнила:

— Я не совсем понимаю, о чем вы.

— Вид морских птиц, некогда широко распространенный по обе стороны Атлантики. Если не ошибаюсь, они вымерли во время Переворота.

— Ах да. Я лично немного занималась восстановлением Антарктиды — вернула две разновидности альбатросов и пять разновидностей пингвинов. Полагаю, люди, работающие в Северном полушарии, могли воскресить и этих чаек. Мне не составит труда проверить.

— Серебристые чайки наилучшим образом иллюстрировали проблему классической таксономии. До того как широкое распространение получил геномный анализ. В те времена, если помните, считалось, что представители вида составляют изолированную с точки зрения производства потомства группу, чьи гены несовместимы с другими видами. На восточном и западном берегах Атлантики существовали различные подвиды серебристых чаек. Непрерывность географического круга нарушалась на конце. — Авернус подняла посох и серебристым наконечником нарисовала в воздухе дугу. — Каждый подвид мог скрещиваться с соседним. Но два подвида с разных концов ареала не давали потомства.

— Полагаю, вы не просто так устроили мне урок истории. — Шри раздражало, что гений генетики воспользовалась тем, чего не знала Шри, и направила разговор в неожиданное русло.

— Ваши люди верят, будто дальние становятся чужими — другим видом. Будто они полностью отделились от основного вида, распространенного на Земле. Они не видят непрерывности. — Авернус вновь начертила полукруг. — Равно как и экстремисты среди дальних. Люди на концах континуума готовы уничтожить друг друга, однако в таком случае крайней становится следующая группа. И ее тоже необходимо ликвидировать. Так продолжается до тех пор, пока, удаляя сегмент за сегментом из непрерывного круга, не останется лишь один вид. Тогда он ополчится на самого себя.

— Считаете, я так думаю? Отнюдь нет, — бросила Шри. — Я не разделяю древних идей о сепаратизме и видах. О том, что жизнь сводится к выживанию и воспроизводству генов. Я верю в неограниченные возможности механизма адаптивности. Верю в то, что необходимо изучить каждое его проявление. Знаю, вы тоже в это верите. Подтверждение тому — ваши создания.

Каждый глоток воздуха обжигал Шри горло, в ушах гулко шумел пульс — профессору казалось, будто она обнаженная стоит перед Авернус, а та внимательно рассматривает землянку. Но в то же время Шри не оттюкала эйфория. Она забыла об осторожности, раскрылась перед Авернус, изложила ей свои убеждения в чистом, неприукрашенном виде, тем самым бросив гению генетики вызов. Примет ли его соперница или отвергнет, решит сотрудничать или придется принуждать ее к этому силой — как бы то ни было, краеугольным камнем их отношений станет этот самый момент, когда Шри во всеуслышание заявила о своих принципах.

Долгое время тишину нарушали лишь бульканье и шипение вырывающегося из отверстий пара да завывания ветра среди ледяных камней. Затем Авернус заговорила:

— Вы сделали мне предложение, профессор–доктор Хон–Оуэн. Позвольте мне выступить с ответным. Поедемте со мной. Работайте на меня.

— Зачем мне это? — спросила Шри.

— Спрос на работу, которую вы ведете на Земле, скоро исчезнет. Я знаю. Политический климат изменился. Умеренные либералы, которые поддерживали использование генной инженерии для восстановления разрушенных экосистем планеты, сегодня уступают более радикальным «зеленым». Те же полагают, будто генная инженерия — это наглое вмешательство в законы природы. Сам факт, что в тяжелые времена климатических изменений и Переворота продукты генной инженерии кормили миллиарды людей, для них ничего не значит. Они верят, будто генная инженерия столь же вредит их так называемой Гее, как и нефтехимическая зависимость, приведшая к глобальному потеплению. Уже сейчас они уничтожают урожаи генно–модифицированных продуктов. Далее они планируют прикрыть исследовательские программы, включая вашу. Они прилетели во Внешнюю систему, захватили наши города и обители из страха перед тем, чего мы можем добиться, кем мы можем стать. На Земле у вас нет будущего, профессор–доктор, как и в любом другом месте, находящемся под гегемонией Земли. Однако я могу отвезти вас туда, куда земляне не дотянутся. Полетим со мной — я покажу вам массу прекрасных вещей, дам вам возможности создавать собственные чудеса.

Не успела Шри ответить, как по небу прокатился треск, словно отдаленный раскат грома.

— Хватит разговоров, — вмешался Ямиль Чо. — Разве вы не понимаете, что это было?

— Помолчите, — зло сказала Шри, пораженная дерзостью секретаря.

— Да она рассказывает вам сказки про белого бычка, а вы настолько увлечены, что даже не видите этого, — не отступал Ямиль Чо. — Она тянет время, а пока ее ловушка захлопывается. Только что захлопнулась. Раскат грома — это был сверхзвуковой хлопок. К нам приближается корабль: судя по радиолокационной сигнатуре, аэродинамическая капсула.

— Мое предложение не уловка, — сказала Авернус. — Вы уже оставили свою прошлую жизнь позади, профессор–доктор Хон–Оуэн. Вам нужно лишь сделать последний шаг и пойти со мной.

— Довольно, — снова вмешался Ямиль Чо.

Мужчина выхватил пистолет и уверенно направил его на Авернус, продвигаясь ближе к ней по гребню холма.

— Прекратите это сейчас же, — приказала Шри.

— Нет. Я больше не ваш слуга. А Авернус — не ваш приз.

— Чей же тогда?

Но Шри уже знала ответ: она поняла, почему ей позволили преследовать Авернус.

— Генерал Пейшоту полагает, что вы руководствуетесь далеко не интересами семьи. И все, что я здесь слышал, лишнее тому доказательство, — сказал Ямиль Чо и снова повернулся к Авернус. — Вы пойдете со мной. Сами, или я прострелю вам ногу, лишу запасов кислорода и затем, бесчувственную, оттащу в шаттл. Вот мое предложение.

Шри подняла пистолет и нажала на курок, но ничего не произошло. Ямиль Чо расхохотался и спросил, неужели она действительно полагала, что он доверит ей исправное оружие. В порыве дикой ярости Шри закричала, каждый раз все повышая голос:

— Нецелесообразное лишение прав! Умри! Умри! Умри!

Мужчина схватился за голову, колени у него подогнулись, и Ямиль Чо распластался на земле лицом вниз, мертвый.

Шри метнулась вперед. Она сделала три широких шага–прыжка, перемахнула через узкую часть водоема и спрыгнула на невысокий уступ. Приземление оказалось жестким, так что женщина ощутила удар от подошв до самой макушки. Тяжелый ранец с системой жизнеобеспечения тянул ее назад, и Шри едва не рухнула в озерцо. Однако профессору удалось ухватиться за шишковатый камень — она втиснула пальцы в перчатках и носы ботинок в трещины, подтянулась и выбралась на вершину холма. Схватив пистолет, выпавший из руки Ямиля Чо, она выпрямилась и навела оружие на Авернус.

Та стояла метрах в двадцати, опираясь на посох, — непокорная маленькая черная фигурка с бледным спокойным лицом, проглядывавшим за визором шлема.

— Полагаю, меня это представление должно было впечатлить, — заметила гений генетики.

— Простые меры предосторожности, — ответила Шри.

Когда профессор модифицировала геном Ямиля Чо, чтобы отточить его рефлексы и научить управлять режимом сна и бодрствования, она добавила и эту функцию. Дело было вовсе не в том, что она доверяла секретарю меньше остальных слуг — просто она никому из них не доверяла: самые приближенные, включая ее сыновей, имели подобные выключатели и предохранители. У Ямиля Чо во внутреннем ухе располагалась побочная цепь, реагировавшая исключительно на ее голос и контролирующая шунтирование в сонной артерии. Кодовые слова спровоцировали разрушение стенок артерий и массивное кровоизлияние в мозг.

— Вы убили собственное создание как знак своих добрых намерений? — поинтересовалась Авернус.

— Он меня предал. Не терплю измены.

Шри снова контролировала себя, разве что никак не могла справиться с легкой дрожью в руке, которая сжимала пистолет.

— Мое предложение по–прежнему в силе, — повторила Авернус. — Вы пойдете со мной? Мы можем вылететь еще до прибытия аэродинамической капсулы.

— Насчет Земли вы ошибаетесь. Сейчас ситуация изменилась, но скоро они поймут, что я нужна им. Мы им нужны.

— Вы же ученый. Не дайте гордости ослепить вас.

— Я предпочла, чтобы вы стали сотрудничать добровольно. Но, если придется, я вас заставлю. Вы отправитесь со мной, и мы будем работать на равных, как партнеры. — Шри почувствовала облегчение, когда Авернус в своем черном скафандре медленно и неповоротливо зашагала в ее сторону, каждый раз опираясь на посох.

— А что делать с телом вашего создания? — спросила пожилая женщина.

— Пусть гниет здесь, — безразлично ответила Шри.

— Это осквернение моих садов. А еще пустая трата полезной биомассы. Пусть лучше покормит моих ледяных червей.

— Ледяных червей?

— В озере. — Авернус махнула посохом в сторону водоема.

Шри глянула вниз и увидела мясистые черные щупальца, скованно поднимающиеся со дна, из расселин с гладкими краями.

— Нет, — возразила она, чуя что–то неладное. — Оставим его лежать здесь. И избавьтесь от этого глупого посоха.

За стеклом визора улыбку Авернус обрамляли красные и зеленые огоньки индикаторов. Женщина воздела руки, как на распятии, разжала пальцы, и посох полетел мимо отвесного склона прямо в озерцо.

Шри сразу же поняла, что совершила ошибку. Однако, прежде чем она успела дернуться или закричать, посох погрузился в желеобразную воду — по поверхности пошла рябь, а черные щупальца на дне ухватили тонущий предмет. Мгновенно разрастающаяся масса жгутиков с невероятной скоростью устремилась наверх, вырвалась из водоема в облаке пара, поднявшегося выше гребня. Пар тут же замерз, вьюгой закрутился возле Шри и Авернус и опал. Спутанные черные провода теперь покрывали поверхность озера от края до края и расползались во всех направлениях за его пределы. Они делились, тянулись вперед и снова делились, поднимались, карабкались, захватывали территорию. Все это напоминало ускоренную съемку роста тернового куста. Масса тонких щупалец перевалила за край выступа, бросилась на Шри с обеих сторон и заключила женщину в колючие объятья. Поспешно и нервно та отступила назад, споткнулась и рухнула навзничь. Подняться она так и не успела — плотный кокон обхватил ее руки, ноги, торс, сжимаясь все плотнее по мере того, как Шри сопротивлялась и лягалась.

— Рекомендую вам по возможности не двигаться, — посоветовала Авернус.

Пожилая гений генетики стояла в центре спутанного облака черных нитей. Ни одна из них не касалась ее. Авернус шагнула вперед и, словно занавеску, раздвинула полотно из точно разделенных проводов — позади в замерзшем облаке осталась пустота, повторяющая очертания ее скафандра, который, как догадалась Шри, покрывал слой специального ингибитора.

— Ловчие щупальца моих ледяных червей содержат капсулы, идентичные стрекательным клеткам кишечнополостных, вроде медуз и морских анемонов, — вещала Авернус. — Как и кишечнополостные, мои черви выбрасывают нити, если их спровоцировать. Эти нити представляют собой термографические умные провода, сродни тем, что используют в минах, разработанных, чтобы выводить из строя, но не убивать. Они ищут любое тело, чья температура превышает температуру окружающей среды, делятся и прочно цепляются за этот предмет. Так, как сейчас они облепили вас. Будете слишком много двигаться, профессор–доктор, щупальца ледяных червей это почувствуют, начнут сокращаться и утянут вас в озеро.

— Посох, — произнесла Шри, которую удивление и страх лишили способности быстро соображать.

Она по–прежнему сжимала пистолет, хотя запястье и рука были плотно примотаны к бедру.

— Навершие пустое, в нем содержался насыщенный раствор хлористого кальция и пирролидин–карбоновой кислоты, который спровоцировал массовый выброс стрекательных нитей. Ну а незадолго до вашего прибытия я добавила кое–что в воду, и черви выползли на поверхность. Как правило, они живут глубоко в расселинах. Большие медлительные существа до пяти метров в длину. Они способны годами существовать на одном аммиаке и водороде, которые запасают бактерии–симбионты, но для роста и воспроизводства им необходима органика. У меня не дошли руки до разработки остальной части биома вулканических каналов, так что приходится временами их подкармливать. Обычно мы срезаем несколько зонтичных деревьев, — рассказывала Авернус. — Но человек тоже подойдет.

Гений генетики склонилась над Ямилем Чо. на удивление проворно отстегнула шлем и стянула его. Лицо мужчины тут же покрыла изморозь. Следом пожилая женщина открепила ранец с системой жизнеобеспечения, выпрямилась и носком ботинка принялась катать тело взад и вперед. Опутывающие его нити резко сократились, секретаря Шри развернуло набок, потащило к обрыву и утянуло за край.

До Шри донесся всплеск, когда тело ударилось о воду. Паутина нитей прочно фиксировала ее шлем, но профессор по–прежнему могла вращать головой внутри него. Она увидела, как над уступом поднялся туман, тут же превратился в снег, который сдуло ветром.

— Как вы поступите со мной? — спросила она.

— Через несколько часов нити разрушатся. Если все это время не будете двигаться, останетесь невредимы, — пояснила Авернус и зашагала прочь, прокладывая путь среди спутанных черных проводов, пока не исчезла из виду.

— Освободите меня, — умоляла Шри. — И я обо всем этом забуду. Мы сможем работать на равных.

— В следующий раз, прежде чем беседовать со мной, внимательно изучите мои сады — рекомендую, — посоветовала Авернус.

— Это еще не конец. — заявила Шри. — Я не перестану искать вас — вы знаете, а прожить я намереваюсь очень долго.

Авернус ничего не ответила.

Прошла минута, и в голове Шри вдруг возникла жуткая картинка: она останется здесь совсем одна, словно на необитаемом острове.

— Воспользуетесь моим кораблем, и найти вас не составит никакого труда, — громко сказала профессор.

По–прежнему никакого ответа. Шри переключалась с канала на канал, но в радиоэфире царила тишина — слышалось лишь царапание проводов о лед и скорбное завывание ветра.

Женщина лежала неподвижно, прикованная к вершине кряжа, словно жертва в ходе тайной церемонии. Она ощущала, как холод просачивается к лопаткам, ягодицам и пяткам, смотрела, как небо от края до края заволакивают мрачные кучевые облака с редкими просветами, и пыталась не думать о том, что с ней станет, если Авернус солгала насчет ледяных червей. У гения генетики нет причин врать, уверяла себя Шри. Скоро она освободится. Запасов воздуха и воды у нее предостаточно — хватит на целый день. Она выживет.

Прошло немного времени, и низко над землей скользнула аэродинамическая капсула, подобно НЛО из параноидальных фантазий прошлого. Шри гадала, арестуют ее или возьмут в заложники, и думала, как она сумеет все объяснить Арваму Пейшоту. Составить историю так, что во всем окажется виноват Ямиль Чо, будет несложно, рассуждала она. Затем Шри поклялась во что бы то ни стало воплотить в жизнь свои угрозы: остаток жизни она посвятит тому, что будет искать Авернус.

 

13

При помощи турбовинтовых двигателей Ньют опустил аэродинамическую капсулу рядом с шаттлом, который стоял в центре находящейся на возвышении платформы, и теперь, не выключая мотора, держал аппарат в равновесии, готовый в любой момент взмыть в небо. Тем временем они с Мэси оглядывали территорию в поисках признаков жизни. Люки «Уакти» были задраены, двигатели остыли. На склоне из голого черного ледяного камня позади шаттла не было ни души. В конце концов пилот перевел турбовинтовые двигатели на минимальные обороты, и капсула приземлилась на шасси. Мэси выбралась из противоперегрузочного кресла, сжала плечо Ньюта и заверила, что дальше справится сама.

— Будь готов к вылету, если заметишь что–то подозрительное.

— Не сомневайся, — за визором шлема мелькнула улыбка. Мэси и Ньют были полностью экипированы в гермокостюмы, поскольку в капсуле отсутствовал шлюз. — Не задерживайся. И будь осторожна с этой проклятой высокой гравитацией. Если сломаешь ногу, не уверен, что смогу дотащить тебя обратно.

Сила притяжения на Титане равнялась 0,14 g, но по сравнению с Дионой она была значительно выше. Благодаря генной терапии и препаратам Мэси удалось избежать негативного воздействия низкой гравитации на кости и мускулатуру. Однако в тюрьме тренироваться как следует не получалось. Девушка выбралась из люка и принялась спускаться вниз, развернувшись лицом к корпусу капсулы, затем резко спрыгнула на землю, при этом все ее тело казалось медлительным и неповоротливым. Прижав импульсную винтовку к нагрудной пластине скафандра, Мэси обошла шаттл, изучила тропинку, что вилась вниз по конусу вулкана к небольшому освещенному куполу, а затем подползла к самому краю платформы. На какое–то время страх и опасения, что внизу ждет засада, покинули Мэси — она, затаив дыхание и строя невероятные домыслы, с удивлением разглядывала новый мир.

Вниз убегал крутой склон с густыми зарослями тонких угольно–черных куполов на изящных ножках. Вокруг завывал ветер и заставлял кроны колыхаться и изящно загибаться. Далее на несколько километров тянулась плоская местность, украшенная кое–где клиновидными полосками белого инея, вырывающегося из отверстий. Равнину окаймляла стена кальдеры — склоны пониже покрывали все те же черные зонтичные деревья, а на фоне укутанного оранжевым смогом неба вздымался голый зубчатый гребень.

Ньют спросил, видит ли она хоть какие–то следы Авернус или экипажа шаттла.

— Пока нет. Может, мне стоит проверить купол.

— Сперва разберись с шаттлом, — посоветовал Ньют. — После этого все остальное будет проще пареной репы.

Скафандр Мэси подал сигнал — кто–то еще хотел поговорить с ней по одному из радиорелейных каналов. Этим человеком оказалась Авернус.

— Надеюсь, вы не подумываете о том, чтобы украсть корабль. По нему они вас с легкостью вычислят.

— Мы прилетели спасти вас, — сказал Ньют.

— Уверена, это одна из причин, по которой вы рискнули оставить «Слона» и подвергнуть себя опасности. Только вот помощь мне не требуется. Не стоило вам прилетать.

Мэси спросила Авернус, где она находится, и гений генетики посоветовала ей посмотреть вдоль восточного края кальдеры.

— Чуть выше линии деревьев, — пояснила она.

Там, под навесом из темного ледяного камня, располагался длинный плоский уступ. Мэси увеличила изображение и увидела, как Авернус в своем черном гермокостюме методично стягивает за один конец серебристую ткань, укрывающую небольшой биплан, закрепленный на наклонной катапультной установке. Мэси переслала картинку Ньюту — тот обратился к Авернус, сказав, что ей нужно немедленно вернуться на посадочную платформу, поскольку они должны улететь как можно скорее.

— Бразильцы отправили за нами еще одно судно.

Ньют засек десантный корабль, двигающийся от Сатурна в направлении Титана, пока выторговывал у своих приятелей из Тэнк–Тауна аэродинамическую капсулу. Раздобыть ее стоило Мэси и Ньюту всех имеющихся у них кредитов и доли тех, что они могут заработать в ближайшие пять лет.

— Знаете, я подумываю о том, чтобы остаться здесь на какое–то время, — сказала Авернус.

От тяжелой работы у пожилой женщины появилась одышка, но голос ее звучал совершенно спокойно.

— Где люди из шаттла? — поинтересовался Ньют.

— Взгляните в центр кальдеры.

Спустя примерно минуту Мэси заметила фигуру в голубом скафандре на вершине длинного ледяного кряжа: связанная, она лежала на спине среди того, что походило на облако проводов или нитей, тянущихся из бурлящего озера у подножья хребта.

— Профессор–доктор Шри Хон–Оуэн, — представила пленницу Авернус — голос ее звучал отрешенно, словно из иного мира, но казалось, ситуация слегка забавляет гения генетики.

— Она одна? — выпалил Ньют.

— Она жива? — вторила ему Мэси.

— Ее сопровождал кто–то вроде телохранителя, но он погиб. Когда я расставалась с профессором, она была в порядке.

Авернус поведала о ледяных червях, о том, как она стимулировала их пищевые рефлексы, когда Шри Хон–Оуэн бросила ей вызов.

— Советую вам пока отказаться от любой попытки спасти ее или захватить в плен. Разве что у вас имеется запас триоксиантриниловой кислоты. Это единственное, что не даст нитям облепить ваши скафандры.

— Пожалуй, не станем вмешиваться, — заключил Ньют.

— Но мы не можем просто бросить ее там! — воскликнула Мэси.

— Постепенно хватка нитей ослабнет. Если она не станет сопротивляться, с ней всё будет хорошо, — пообещала Авернус.

— Что–то подсказывает мне, вы с самого начала все это запланировали.

— Вовсе нет. Возможности появлялись в результате удачного стечения обстоятельств. Кстати, поосторожнее с тем, что говорите друг другу. Используйте радиорелейные и каналы малого радиуса действия. Даже в этом случае есть шанс, что она нас слышит. Кто знает, на что способны бразильские военные технологии.

Мэси спросила у гения генетики, что она собирается делать дальше.

— Если не можете сказать прямо, хотя бы намекните, что именно мне стоит передать Юли.

Повисло непродолжительное молчание. Ветер обдувал фигурку Мэси, замершую, словно кариатида без антаблемента, на краю посадочной платформы. Впереди раскинулась широкая воздушная заводь, обрамленная вдалеке стеной кальдеры, где Авернус стягивала с хвоста маленького красного биплана укрывающую его ткань.

— Я вроде как обещала Юли присмотреть за вами, — сказала Мэси.

— И выполнили свое обязательство превосходно, — похвалила Авернус, — Благодарю вас за это. Что же касается моей дочери, передайте ей — мне нужно всё обдумать. Скажите — я поняла, что была чересчур оптимистично настроена, а может, излишне все упрощала, полагая, будто действительно могу повлиять на поведение всего сообщества моих соотечественников–дальних или на тех, кто сейчас управляет большей частью Земли. Скажите, что мне необходимо серьезно и обстоятельно оценить, как так получилось, что я не сумела добиться примирения, хотя было очевидно, что это наилучший вариант для большинства.

На протяжении долгого времени, — продолжала гений генетики, — мы во Внешней системе верили в способность человеческого мозга к совершенствованию — считали, что стоит стремиться к добродетели, что счастье не просто выгодно, но конструктивно. За прошедшие сто лет мы создали не одно общество, построенное на принципах терпимости, взаимопомощи, научного рационализма и попытках добиться подлинной демократии. В то же время люди на Земле объединились в общем стремлении залечить те жуткие раны, что планете нанесли Переворот, климатические изменения и два века разгульного капитализма. Я надеялась, что две столь ценные и перспективные ветви человечества объединятся и продолжат свой путь не как соперники, но как равные, бескорыстно поделятся лучшими достижениями и навыками друг с другом. Вместо этого мы получили войну. Теперь я должна всё переосмыслить. И начать мне стоит с самых основных вопросов о человеческой природе.

Может, редукционисты и правы, — рассуждала ученый. — Что, если мозг человека приспособлен исключительно для решения проблем, которые возникали перед общинами охотников и собирателей, бродивших по равнинам Африки две сотни тысяч лет назад, и не в состоянии справиться с трудностями и нагрузками цивилизации, которую люди создали позже? Из–за ошибок филогенеза мы обречены постоянно изобретать нечто новое. А может, все дело в более глубинном недостатке и воспроизводство генов по своей сути несовместимо с понятиями цивилизации и личного счастья? Возможно, мы начинаем войны лишь потому, что не можем изменить собственную природу; потому, что психология толпы нам куда ближе, чем устремления отдельного индивида. Потому, что боимся, не доверяем доводам и обещаниям своих соседей. Потому, что не можем не возжелать того, чего не имеем. Потому, что не в силах забыть обиды прошлого, побороть влияющие на нас поведенческие схемы, заложенные давным–давно. Ведут ли злобные и глупые вожди вроде Марисы Басси невинных людей к катастрофе? Или же народ сам выбирает предводителей, чьи качества отражают его желания? А может, все мы — и хорошие, и плохие — лишь пена на гребне волны и остановить или перенаправить ее мы не в силах? Что, если вся человеческая история — это история толпы, а старинные сюжеты о героях, меняющих или спасающих мир, — не более чем вымысел, выдумки, написанные для детей?

Я не знаю, — заключила Авернус. — У меня нет ответов. Я стара, я устала. Все, что я считала бесспорным, доказанным, превратилось в хаос. Мне нужно обдумать все это и даже гораздо больше.

Гений генетики закончила готовить самолет и теперь забиралась в кабину.

— Если вы останетесь на Титане, за вами явятся бразильцы, — вклинился Ньют.

— Здесь у меня множество садов, — сказала Авернус.

— Допустим, они вас не найдут. Но и улететь вы не сможете. Поедемте с нами, пока еще есть шанс.

— Но я и не собиралась покидать Титан. По крайней мере, в ближайшее время, — сказала Авернус и попросила Мэси открыть второй радиорелейный канал и включить буферное устройство. — С вами я отправиться не могу. Ведь тогда вы точно окажетесь в большой опасности. Однако я могу дать вам кое–что очень полезное.

В систему связи потекли гигабайты информации, а Авернус тем временем закрыла прозрачную кабину и запустила двигатель. Прозрачный пропеллер на носу самолета завертелся, лопасти сплелись в одно нечеткое пятно. Вырвалось облачко пара, раздался резкий треск, он прокатился по кальдере и отразился эхом на другой стороне — катапульта выстрелила, и биплан взмыл вверх. Самолет обогнул возвышавшийся над посадочной платформой пик и направился прочь, за пределы кальдеры. Он набирал высоту среди оранжевой дымки, что застилала небо от края до края, — вот он уже превратился в яркую красную горошину, затем точку, а потом совсем исчез.

Быстро переговорив, Мэси и Ньют решили: даже если им удастся угнать шаттл, бразильцы ни за что не прекратят их преследовать.

— Но мы ведь можем украсть хранящиеся на нем тайны, — заметил Ньют.

Так что Мэси, тяжело ступая, вернулась к шаттлу, поднялась к люку шлюза и прошла в тускло освещенную кабину. Ньют изучил переданные девушкой изображения и объяснил, как ей подключиться к системе управления. Она загрузила демона, который тут же сдружился со сговорчивым ИИ шаттла, скопировал и через устройство связи в ее скафандре передал схемы диагностики и восстановления термоядерного двигателя на компьютер аэродинамической капсулы, а оттуда в компьютер «Слона». Это заняло каких–то пять минут. Еще пять потребовалось на то, чтобы второй демон стер данные систем навигации и управления полетом.

Если Шри Хон–Оуэн освободится, ей придется пережидать здесь, пока бразильцы ее не эвакуируют.

Закончив, Мэси выбралась наружу и в последний раз окинула медленным взором инопланетную красоту кальдеры, после чего забралась в капсулу и заняла место рядом с Ньютом. Он взлетел, не дожидаясь, когда девушка застегнет ремни на противоперегрузочном кресле. До прибытия бразильского десантного корабля оставалось совсем мало времени. Ньют направил капсулу вверх под острым углом, включил основной двигатель и, прорезав толщу смога, оказался в черной пустоте космоса. Они нагнали «Слона», когда тот двигался по высокой орбите над неосвещенной стороной Титана. Прерывистое включение двигателей ориентации подвело их к кораблю. К тому моменту, когда они покинули аэрокапсулу и оказались в привычном тесном жилом отсеке транспортника, кровавое солнце уже поднималось над дымчатым внешним слоем атмосферы Титана — полоска света все расширялась, превращаясь в полумесяц над краем спутника.

Пока Ньют запускал термоядерный двигатель и рассчитывал параметры, чтобы вывести транспортник с орбиты, Мэси наблюдала за приближающимся десантным кораблем. Путь до Урана займет у них более двадцати недель, ведь теперь они не рискнут совершить еще один пертурбационный маневр вокруг Сатурна. Кроме того, они даже не знали, ждет ли их кто–то по прибытии. Но какое теперь это имеет значение? Если им удастся сбежать от сил, которые отныне контролируют систему Сатурна, времени, чтобы спланировать оставшуюся жизнь, у них будет предостаточно.

Что ж, Мэси снова в бегах. Похоже, у нее это вошло в привычку, словно повторяющаяся схема. Но на этот раз она не одна, она знает, куда направляется. Более того, у них с Ньютом имеются ценные краденые технические данные, которые могут помочь дальним вскрыть технологию термоядерного двигателя землян и улучшить ее. А еще им достался скромный подарок Авернус. Мэси как раз прокручивала заголовки в огромной базе данных, когда Ньют поинтересовался, что она там рассматривает.

— Жизнь, — ответила Мэси и дала ему взглянуть на фрагменты огромных матриц геномных данных, белковых карт и сложных многомерных трофических цепочек.

— Как думаешь, сумеешь их использовать?

— Сделаю все, что в моих силах.

— Корабль готов к полету. Хочешь провести обратный отсчет?

— Давай уже просто полетим.

— Понял. — Ньют включил двигатель.

Мэси слегка вдавило в кресло; вибрация низко гудящего мотора пробирала до костей, каркас «Слона» скрипел и стонал, подстраиваясь под перегрузки. Взошло солнце и проплыло над ними по мере того, как транспортник поднимался по кривой над освещенной стороной спутника. Затем над оранжевой дымкой верхних облаков пронеслась ночь, и вот уже Титан был позади, а маленький корабль устремился к дальним просторам космоса.

 

14

Он проснулся. В помещении горел тусклый красноватый свет. Вдалеке и поблизости раздавался шум насосов и вентиляторов. Было жарко. Пахло озоном и хлором. Совершенно голого, его подвесили в коконе в маленькой палате и подключили катетеры. Над головой — выкрашенная черным переборка, с трех сторон — серые жесткие ширмы в гармошку. Во рту пересохло, язык распух, очень хотелось пить. Плечо ныло, но не сказать чтоб болело. На рану наложили полуживую перевязь, цепляющуюся за него, словно пиявка.

Его спасли, привезли на борт одного из бразильских флагманов. Война закончилась. Как и его миссия…

К нему возвращались обрывки воспоминаний. Калейдоскоп ярких фрагментарных картинок. Стычка на окраинах Парижа. Крушение звездолета на голой равнине. Роботы, дерущиеся против роботов, — быстро, беззвучно, яростно. Преследующие его через поля вакуумных организмов роллигоны. Он нашел Зи Лей и тех людей, которых ему было приказано доставить. А затем провал. Что–то произошло. Его ранили. Кто–то спас и принес его сюда.

Он пытался освободиться из кокона, когда из–за ширмы выскользнул медик. Больной попросил воды, но мужчина проигнорировал мольбу, лишь потуже затянул удерживающие пациента ремни, проверил рану, замерил температуру и пульс — все это очень быстро и безучастно, с ловкостью мясника, проверяющего, насколько мясо свежее. Покончив с этим, медик поднес плоский конец короткой палки к месту соединения челюстей — пациент ощутил резкий удар и снова погрузился в сон.

Проснувшись, раненый обнаружил бледного юношу. Посетитель висел в воздухе спиной к серым ширмам, зацепившись пальцами за переборку, и внимательно его изучал. Черные волосы зализаны, брови выщипаны так, что над голубыми глазами остались лишь тонкие черточки, на губах спокойная проницательная улыбка.

Он узнал этот взгляд, скрывающийся за ним живой ум. Облизнув пересохшие губы, он промолвил: «Двадцать седьмой!»

— Как ты, Дейв? — спросил Дейв-27.

— В порядке. А ты? Вижу, тебе нарастили шевелюру.

— Над тобой они поработали больше. Как плечо?

— Пустяки.

— Похоже, в тебя кто–то стрелял.

— Если раздобудешь воды, я непременно всё тебе расскажу.

Дейв-27 вышел и несколько минут спустя вернулся с флягой. Больной выпил всё до капли, а Дейв-27 тем временем поведал брату о том, что он находится на борту «Гордости Геи»: морские пехотинцы обнаружили его запертым на исследовательской станции в пятнадцати километрах к северо–востоку от Парижа на Дионе.

— Тебя накачали транквилизаторами, это вызвало сильную аллергическую реакцию. Еще тебя ударили по голове. Ты что–нибудь помнишь?

Больной ответил: он точно помнит, как в него стреляли. Потом он вкратце пересказал, как выбрался из города и отследил Авернус, предательницу Мэси Миннот и арестованного дипломата Лока Ифрахима до исследовательской лаборатории. Однако говорить о том, что найти их удалось при помощи передатчика, который он заставил проглотить Зи Лей, пациент не стал.

— Я добрался до них, — пояснил он. — Но там держали и других заключенных. Очень много. Наверное, они одолели меня.

— Ты был ранен. Повезло еще, что ушел живым.

В голове всплыло смутное воспоминание о разговоре, подслушанном, пока он был без сознания.

— Я не справился.

— Чепуха, — бодро заявил Дейв-27. — Война окончена. Париж захвачен. Как и большинство городов, которые не капитулировали сразу. И ты принимал в этом участие. То, что делали ты и остальные братья, ослабило инфраструктуры этих поселений, деморализовало людей. Вовсе ты не провалил миссию.

Только вот о своей миссии и войне раненый не думал.

— А ты тоже участвовал? — спросил он.

— Меня пока не задействовали, но скоро ситуация изменится. — Дейв-27 охотно поведал о необходимости проникнуть в города Внешней системы, отыскать лидеров повстанцев, которых пока не удалось поймать. Он объяснил, что многие корабли дальних покинули спутники Юпитера и Сатурна и направились к Урану. Хотя пока военную кампанию расширять не собирались, там тоже потребуются шпионы.

— Вот увидишь, мы будем нужны как никогда.

— Получается, для нас война еще не кончилась.

— Нас для этого создавали. Иначе зачем им латать тебя? Наступили великие времена, — рассуждал Дейв-27. — И нас ждут великие дела.

— Всё не так, как я представлял, — признался Дейв-8. — На тренировках все выглядело иначе.

— Это логично. Но мы еще обо всем поговорим, когда ты отдохнешь. Я хочу, чтобы ты мне все рассказал.

— Ты не ослабишь немного ремни, а то уж больно они тугие?

После того как брат ушел, раненый какое–то время собирался с силами и разбирался с обрывочными воспоминаниями о том, что произошло после проникновения на исследовательскую станцию. Он пословно восстановил весь непродолжительный спор с Зи Лей, вновь пережил гнев и чувство вины и тот предательский удар в сердце, когда она отказалась идти с ним, когда она отвернулась от него… Но затем в памяти всплыло кое–что из случившегося позже. В какой–то момент он лежал настолько ослабевший, что даже не мог открыть глаз, и слушал, как люди приглушенно спорили о нем.

Его хотели убить, но женщина — вероятно, Зи Лей, а может и нет, — сказала, что они не уподобятся своим врагам. «Запрем его здесь», — добавила она, а после, хотя все это могло ему померещиться, Зи Лей склонилась над ним и шептала, что он хороший человек, просто его сбили с толку и он не понимает, что правильно, а что нет.

Время тянулось бесконечно, а он все висел в коконе и изучал собственное призрачное отражение в блестящей черной переборке, как когда–то давно, в другой жизни он рассматривал свое лицо в нагрудной пластине разобранного скафандра. Теперь на него глядел вовсе не тот человек, каким он родился, и все же лицо это перестало быть маской. Ее поглотила родная кожа. Когда–то он был номером восемь. Дейвом-8. Теперь он стал Кеном Шинтаро. Юношей двадцати двух лет из Радужного Моста на Каллисто, который отправился на год путешествовать и оказался в системе Сатурна… Разразилась война. Война кончилась.

Он высвободил одну руку, аккуратно выдернул катетер, расстегнул кокон и выбрался наружу. Заглянув за край ширмы, он проверил узкий проход и расположенные по обеим сторонам отгороженные палаты, а затем оттолкнулся и точно, аккуратно понесся вперед. Не прошло и минуты, как он оказался внутри шлюза, натянул обтягивающий костюм и забрался в скафандр. Тот оказался не совсем впору, но ничего, сойдет. Закрепив на поясе шлем, он вышел к группе аварийно–спасательных капсул. Юноша отключил сигнализацию на одной из них, забрался внутрь и запустил процесс эвакуации. Капсула представляла собой всего–навсего небольшой контейнер с одноразовым химическим ракетным двигателем, но этого будет достаточно, чтобы добраться, куда ему нужно.

Струя сжатого воздуха выбросила капсулу из трубки. Он дождался, пока темная махина «Гордости Геи» окажется в стороне, а затем запустил двигатели ориентации и развернул капсулу на девяносто градусов. Упрятанный в мягкий изнутри скафандр, подключенный к простому ИИ капсулы, он возвращался на Диону. На визоре шлема индикаторы управления полетом отображали строки программы. Отдельная вставка показывала проступающий внизу ландшафт спутника: заостренные кряжи и округлые холмы, ветвившиеся впадины, подобные высохшему речному руслу, и светлые равнины, изрытые кратерами самых разных размеров, и возле каждого углубления с западной стороны лежала тень.

На пологих холмах, в светлых чашах кратеров мелькали зеленые точки.

Где–то там внизу, среди десяти тысяч беженцев, прячущихся в обителях, оазисах и укрытия, разбросанных по всей Дионе, должна находиться Зи Лей. Многие беглецы наверняка до сих пор преданы Марисе Басси и сопротивлению: эти закаленные отчаянные бойцы запросто могут раскусить его. Если он вообще переживет посадку. Быть может, уже сейчас морская пехота и его родные братья идут по следу. Ему предстоит столкнуться со множеством опасностей, а шансов найти Зи Лей практически нет. Даже если ему повезет, девушка может оттолкнуть его. Только ему уже все равно.

Единственное, что имело значение, — война кончилась.

Он запустил двигатель капсулы — вырвалась струя огня, и аппарат помчался в сторону спутника. Ничто уже не будет прежним.

Ссылки

[1] Пер. М. Шерешевской, С. Сухарева