Кто-то привязал к моему лицу холодильник. Зачем? Я же замерзну!

Я с трудом открыла глаза. Что это за сплошная белая пелена вокруг? Испугавшись, что моментально и бесповоротно ослепла, я дернулась и тут уж поняла, что просто лежала на земле вниз лицом. Потому-то и холодно, потому-то и пелена.

Я поднялась и стала растирать физиономию ладонями. Интересно, сколько я тут провалялась? По всей видимости, недолго, от силы — две минуты, иначе бы произошел некроз тканей по вине обморожения и пришлось бы распрощаться со своей довольно милой мордашкой. Когда руки устали от монотонных, однотипных движений, я оставила лицо в покое и медленно побрела вперед между похожими, будто близнецы, домиками, пытаясь сориентироваться на местности. В какой части деревни я нахожусь? Как мне выйти на дорогу?

Я решила это выяснить по номерам ближайших домов, но эта тактика не дала никаких ощутимых результатов: дома строились не друг за другом в ряд, а кто где, так что номера были разбросаны весьма хаотично и беспорядочно, по какому-то неизвестному и непонятному мне закону, и с домом номер пятнадцать очень нагло соседствовали дом номер сто тридцать один и сгоревший сарай с табличкой пятьдесят. Тогда, за неимением других планов на спасение своей нетленной души, заключенной в бренное тело, я начала истово молиться и креститься, в результате этого через каких-то пару минут провидение вывело меня на главную дорогу, ту, где находилась древняя остановка, а чуть поодаль — неработающая почта.

Поморгав от удивления, я поблагодарила Всевышнего и бодро зашагала к облезло-зеленому строению в три стены с крышей, уповая на то, чтобы там оказались добрые самаритяне, готовые одолжить несчастному, побитому злой мачехой ребенку немного денег (в кармане куртки я насчитала три рубля и двадцать копеек). Деньги имелись в сумке, но сумка осталась в доме, и возвращаться туда по понятным причинам не хотелось. Опять же стучаться в любую избу не станешь: во-первых, старушки могут быть глухи, во-вторых, кто знает, дадут ли денег уличной попрошайке. У маньяка тоже не попросишь — сдается мне, он жлоб тот еще. Остается остановка. Здешних бабушек и спившихся алкоголиков кто-нибудь да навещает, вот они-то и должны в данный момент находиться именно там, ждать редко ходящего автобуса.

Однако, еще не успев дойти до остановки, я углядела отъехавший на десяток метров автобус, а также фигуру, вышедшую мне навстречу. Сначала хотела подождать, когда человек подойдет поближе, и поклянчить немного денежек, но потом узнала его и, обрадовавшись, точно халявному миллиону долларов, найденному на улице, стала набирать скорость, лишь бы побыстрее, забыв все обиды, броситься ему на шею. Что и сделала, достигнув цели.

— Юля, что случилось? Почему куртка порвана? Отчего ты плачешь? — Роман оторвал меня от себя, чтобы посмотреть в глаза. — Блин, что у тебя с лицом?

— Что, все так запущено? — иронично отозвалась я.

— У тебя губа разбита. Признавайся, с кем дралась?

— С маньяком-убийцей.

— Очень смешно! — фыркнул он, решив, что я шучу. — Ладно, не хочешь — не говори, дело твое. Но я тебя забираю, поняла, матрешка?

Впервые я обрадовалась, что он меня так назвал.

— Поняла, Ромочка. Я так счастлива, что ты приехал!

— Серь-ёз-но? — шутливым и чуть недоверчивым тоном произнес он, сделав особое ударение на букве «ё». — Ну вот и славно. Теперь ты будешь счастлива оттого, что мы уезжаем. Правда, я поглядел расписание: следующий вид транспорта лишь через полтора часа. Но мы чайку пока попьем, вещи твои сложим.

— Это будет сложно сделать. Нужно будет вернуться в дом.

— Так вернемся. За чем дело стало?

По дороге обратно я поведала ему за чем. Вернее, за кем. Всю Ромкину веселость как ветром сдуло. Он явно занервничал, а вспомнив, что не захватил с собой никакого оружия, даже затрясся. Но все равно его нынешний испуг не мог сравниться с моим недавнишним, достигшим апогея в то мгновение, когда Псих в маске вышиб дверь, а нужный ключ все не находился.

Дойдя до участка, мы побоялись пройти дальше и стали оглядываться. Дверь в дом была нараспашку, но никто из нас не желал приять ее приглашение и зайти внутрь.

Тут Роман, повернув голову в сторону соседнего участка, нецензурно выругался. Я не собиралась корить его за невежливость, поскольку в его тоне было столько неподдельного ужаса, что мне оставалось лишь проследить за его взглядом.

По соседнему участку, повернувшись к нам спиной, бежал человек в коричневом балахоне, держа курс, скорее всего, на ту самую дорогу, откуда мы пришли. Только он не хотел тратить лишнее время на то, чтобы идти в обход, а бежал прямо по участкам, перепрыгивая через невысокие заборчики и совершенно не боясь попасть на глаза редким владельцам.

— За ним! — выкрикнула я, но Жигунов охладил мой пыл, прижав к себе и закрыв ладонью рот. Затем он медленно оттащил меня за дерево, за которым мы стали укрываться. — Что ты делаешь? — спросила я тихо, когда он убрал ладонь. — Его надо поймать!

— Очумела?! Ты видела, какой у него нож? Я еще жить хочу.

Короче, тогда я так и не поняла: не то Роман Валерьевич Жигунов был тем еще трусом, не то Юлия Сергеевна Образцова была тем еще очумелым камикадзе.

Когда Псих в маске скрылся из вида, мы вошли в дом. Все осталось по-прежнему. Стол как стоял себе по центру прохода, так и остался стоять. Дуршлаг, именовавшийся ранее дверью в столовую, висел на одной петле. Похоже, в дом маньяк не возвращался. Но что же он делал на соседнем участке? За то время, пока я падала в сугробы и носилась между незнакомыми домами, а потом встретила Ромку, он мог запросто уйти другим путем — через лес. Может, он ждал, что я вернусь одна, и собирался завершить начатое, то есть сделать меня трупом? Но углядел издалека, что у меня появился защитник, и сбежал? Хотя этот самый защитник и сам испугался киллера, что и доказал, спрятавшись за деревом.

— Матерь Божья! — ужаснулся Жигунов от внешнего вида жилища и покрепче меня к себе прижал, наверно, чтобы удобнее было мной прикрываться на случай, если вернется маньяк. — Да здесь развернулась целая баталия!

— И уже успела свернуться.

Обойдя стол, Ромка стал оттаскивать его на законное место, не меняя ошалелого выражения лица, а я пошла за сумкой и пакетом, еще не распакованным до конца, и принялась складывать в него все вещи, которые сегодня успела вынуть.

— Ё-о, — присвистнул мой парень, зайдя в комнату и заметив выбитое окно. — Он что, опупел?! Долбаный псих! Как он тебя нашел? Кому ты говорила, куда едешь?

Мы вернулись на улицу, я заперла дверь на второй замок, тот, что остался целым.

— Только Катя знала. Еще ты. А родителям я не сказала, но они, я думаю, сами догадались. Куда еще могла Катька меня привезти?

Когда мы вышли с участка, Ромка сказал:

— Мы сейчас поедем в отделение. Ты должна все рассказать, а также пройти медицинское обследование, чтобы врачи документально зафиксировали твои синяки.

Я покачала головой:

— Синяки — ерунда, они не относятся к делу. Я сама упала, сама разбила губу о бревно.

— Но написать заявление ты обязана. Он же напал на тебя!

— Нет, — опять покачала я башкой. — Они снова сделают выпад о том, что он якобы мне померещился, меня же и обвинят ко всему прочему. Типа это я, напившись в доме подруги, стала буянить и разбила стекло, но испугалась, что она будет ругаться, и придумала историю с маньяком. Хотя… — Я посмотрела на Романа. — Ты же тоже его видел, верно?

— Нет, — нахмурился он. — Я, конечно, его видел, но сам в полицию не заявлюсь. Не люблю я их.

— Тогда и говорить не о чем.

Мы дошли до остановки. Там находилась женщина средних лет с большой спортивной сумкой в ногах, она все время в ней копошилась, точно проверяла, не забыла ли чего туда положить, так что нас своим вниманием не удостаивала, и все же мы решили переговариваться вполголоса.

— Но ты обязана сказать хотя бы своему другу следователю, — настаивал Жигунов. — Иначе ему скажу я. Я ведь обещал наблюдать за тобой.

— Следить, — поправила я язвительным тоном.

— Нет, наблюдать. Оберегать. Защищать.

— Хорошо, я расскажу ему, — сдалась я, так как по натуре являлась человеком кротким и покладистым, ежели не наступали какие-то чрезвычайные обстоятельства.

В автобусе редкие пассажиры кидали на меня осуждающие взгляды, брезговали прикасаться. Сперва я удивлялась такому положению вещей, пока не вспомнила, как выгляжу со стороны: многострадальная куртка снова порвана, на губе — запекшаяся кровь, джинсы грязные. В пакете были запасные, но я совершенно забыла переодеться. Впрочем, в таком состоянии и адрес свой забыть можно, чего уж говорить о другом. Апофеоз наступил, когда одна тетка, бросив на меня, и без того уже стесняющуюся своего вида, очередной уничижительный взгляд, произнесла едким голосом:

— Дожили. Уже бомжей в общественный транспорт пускают.

— Но ведь вредных, жирных и страшных, как цунами, пускают! — с веселостью в голосе, настолько ему свойственной, вступился за даму сердца Роман.

Тетка надулась, словно проглотила жабу, но смолчала, а я, собиравшаяся расплакаться от ее слов, неожиданно расхохоталась и поняла, что опять начинаю влюбляться в своего парня. Ну и пусть он спал с этой Аленой! Это было так давно. Теперь он только мой.

Ромка с какой-то прямо-таки бараньей упертостью тащил меня к себе домой. Сама я в данный момент больше всего желала поплакаться в жилетку маме либо Кате о своей несчастной доле и горемычной судьбе, однако Роман сказал, что незачем расстраивать родителей и подругу, да и у него меня ни один маньяк не сыщет. В итоге сопротивление было сломлено, и мы направились к нему. Оказавшись в чужой квартире, куда уже думала ввиду приключившегося в прошлый раз по моей вине погрома никогда в жизни не попасть, я первым делом заняла ванную комнату. Приняв душ и вытершись полотенцем бойфренда, по которому, кстати говоря, давно плакала женская рука (по полотенцу, не по Роме), так как и его вид в целом, и чистота в частности оставляли желать лучшего, я пару раз вдохнула еле уловимый приятный мужской запах и, одевшись в чистое, удовлетворенная притопала на кухню.

— Ты голодна?

— Есть немного, — честно ответила я, прислушавшись к своему организму. Это странно, обычно в стрессовой ситуации я наотрез отказываюсь брать что-нибудь в рот, но тут желудок, очевидно, решил, что негативные эмоции, полученные в схватке с кровожадным убийцей, неплохо бы чем-нибудь заесть. Короче, пищеварительная система вынесла постановление подсобить нервной.

— Отлично. — Я уселась за обеденный стол, пока Ромка вертелся возле холодильника, выуживая оттуда кастрюльки и баночки. — Я вчера щи сварил.

— Ты варишь щи?! — моему изумлению не имелось предела. — Впервые вижу мужчину, который умеет готовить первое. Да ты мечта, а не мужчина.

Роман слегка покраснел и решился развеять мои надежды:

— Нет. На самом деле это был эксперимент. Я тоже ничего не умею готовить, кроме пельменей и яичницы. Но ты не бойся, я четко следовал инструкциям, написанным в поваренной книге.

— А как ты вообще существуешь? — недоумевала я. Живет один. Звеньева вряд ли между короткими встречами с обоими парнями и, скажем так, третьими лицами успевала кому-либо из них еще и что-то варить. Хотя сомневаюсь, что она вообще это умела, да простит мне покойница, аминь. Так вот. Годами питаться одними яйцами да пельменями… Жуть.

Жигунов задумался, затем, смущенно опустив голову, пояснил:

— Ну, пару раз в неделю я к маме хожу на обед. Она кормит на убой да еще и с собой дает. Обхожусь как-то… Давай, что ли, пробовать!

Пока я клала в пиалу майонез, Ромка уже зачерпнул ложку щей, поднес ко рту, хлебнул… и тут лицо его переменилось. Уголки губ поползли вниз, брови нахмурились, глаза выпучились, а кадык нервно задергался. Рот начал самопроизвольно открываться, Ромка прикрыл его ладонью и, пробулькав что-то навроде: «Ты кушай, а я сейчас», — со скоростью спринтера рванул в ванную.

Я внимательно изучила глазами содержимое тарелки. Вопрос на повестке дня стоял следующий: а стоит ли мне пробовать экспериментальные щи? Учитывая то, что малая их доля в сию минуту благополучно очутилась в сортире, думаю, не стоит. Но прилично ли, находясь в гостях, отказываться от пищи, уже разлитой по емкостям? «Ага, а ты сильно уверена, что это можно назвать пищей? Пищевод хозяина квартиры посчитал иначе!» — вовсю хохотал внутри меня автономный голос. Как он меня достал! В то же время события последних дней говорят о том, что к нему следует прислушиваться почаще. Пусть он и язва, зато мыслит правильно. Значит, не пища, хорошо. Но даже от «непищи» этикет не советует воротить морду.

«Может быть, этикет советует блевать в гостях? А, отведав это… ЭТО, не сомневаюсь, что так оно и будет».

М-да, тоже не выход. Следовательно, нужно…

…Жигунов вернулся на кухню. Моя пиала стояла на краю обеденного стола пустая.

— Ты что, все съела?!

— Ну да! — весело откликнулась я. — Очень вкусные щи, спасибо.

— Ну ты даешь! В таком случае, может, добавки?

— Нет!! В смысле, я наелась, спасибо. Они такие сытные! Сразу видно, на мясе варил.

— Да. Молодчина! — улыбался неимоверно обрадованный Ромка. — Беру тебя в жены!

Я воспряла духом — меня берут в жены! — но Жигунову вдруг вздумалось помыть посуду, он взял со стола наши пиалы и ложки, подошел к крану и…

— Ты бы хоть раковину помыла. Обманщица, — произнес удрученно и с явным упреком.

Вот так вот. Н-да, не умеешь скрывать следы своих преступлений — не совершай их! Не нужно было выбрасывать гущу «непищи» в мусорное ведро, а жижу выливать в раковину. Теперь меня не возьмут в жены. Эх, лучше бы я впихнула в себя как-нибудь эту стряпню!

Мне стало так стыдно, что я подошла к нему сзади и обняла. Роман развернулся ко мне лицом и тоже обнял.

— Кстати, ты моя должница.

— Это еще почему? — насторожилась я.

— Позавчера ты превратила мою квартиру в сущий ад. Я весь день убирался. И даже ночь захватил. Так что ты должна мне одну глобальную уборку.

— Между прочим, когда я, чрезвычайно расстроенная, вернулась домой, там я тоже устроила погром и весь оставшийся день убиралась, а также чинила поломанные мною в приступе неконтролируемой ярости предметы. Из этого следует, что и ты должен мне одну наиглобальнейшую уборку.

— Что ж, тогда мы квиты!

— Согласна.

Мы рассмеялись.

— Кстати, насчет погрома. Когда я узрел свой торчащий матрац, то понял, что он свое отжил и купил новый, водяной.

— Супер! — одобрила я, подпрыгнув. — Всю жизнь мечтала полежать на настоящем водяном матраце!

— Что тебе мешает? Пошли!

* * *

Она обожала этот клуб. И не столько за оформление зала, музыку, сервис и частые выступления модных молодежных групп — хотя и все это здесь было на высшем уровне, — сколько за людей, которые в этом клубе частенько появлялись. Это были богатые люди. Нужные люди. Крутые. Полезные. Она всю жизнь жила отнюдь не бедно. Папа — главврач коммерческой клиники, простое обследование в которой пройти далеко не всем по средствам, не то что лечиться там. А уж врачи-то постараются, чтобы пациент одним обследованием не ограничился, обязательно можно найти какую-то неопасную, не бросающуюся в глаза, но дорого лечащуюся болячку. Иными словами, быть платным врачом выгодно. У мамы — свой салон красоты, начинала она с простого парикмахера, но очень скоро ее клиентура разрослась до москвичей, которые специально к ней ездили в область (в том числе довольно известные и влиятельные люди). Так что девушка еще с детства причисляла себя к тому, что называется «высшим светом». Школа была самая престижная, институт — самый дорогой в Москве. Но, получив профессию, она поняла, что хочет иного будущего. Ее цель — стать моделью. А что? Она красива, стройна, умеет держаться в обществе, знает правила этикета. Красиво, правильно разговаривает. Но, к сожалению, ее родители, хоть и богаты, хоть и имеют статус в обществе, но они далеки конкретно от той стези, куда ей надобно попасть. Для этого ей необходим этот клуб. А точнее, люди, что сюда заглядывают. Вариантов два: или это человек из среды модельного бизнеса, или это очень-очень, ну просто очень богатый человек, способный купить при желании весь этот бизнес с потрохами. И за него она выйдет замуж. А что? Ей уже двадцать два, а пока никто, достойный ее пристального внимания, на горизонте не засветился. А хорошо жить-то хочется.

Она поднялась со своего места и направилась на танцплощадку. Ее отточенным на специально пройденных курсах плавным и эротичным движениям не имелось равных во всем мире. Главное — это броситься в глаза. Там уже дело техники.

Она дошла до центра площадки, но тут яркая вспышка света выделила среди толпы Долговязого — молодого человека высокого роста и худой комплекции (чем он и был обязан своему никнейму), с длинными ухоженными крашеными волосами, в стильных шмотках. Это был известный в городе диджей, ярый тусовщик и, что самое примечательное, имеющий ходы в то самое злополучное модельное агентство, куда она так сильно рвалась.

— Здорово, Долговязый!

— О, красотка! Мегаприв! — Он обнял ее за талию и повел к барной стойке. Один раз они встретились на совместном тусняке, куда привела ее за собой более продвинутая подруга, но Долговязый, кажись, и имени-то ее не запомнил. Или вообще не запомнил ее. Но это было неважно: она знала, что парень охоч до длинноногих блондинок и легко идет на контакт, так что можно на крайняк и снова познакомиться.

— Мне твой фейс знаком. Чьих будешь? — Ого, все-таки слегка запомнил!

Она освежила в его памяти их единственную встречу, после чего прямо в лоб изложила суть проблемы, прозрачно намекнув, что ради цели пойдет на все. Тут ее ожидало разочарование.

— Прости, детка, — горестно вздохнув оттого, что теряет шанс уложить в постель такую сладкую девицу, ответил ей Долговязый. — Я туды уже не вхож. Тебе надо крутого дядю. Но чтоб сильно крут был. — Она закатила глазки: можно подумать, она сама этого не знала! — Вон как тот, к примеру.

Блондинка проследила за взглядом диджея и узрела только что вошедшего в заведение невысокого и сильно упитанного мужчину. Четкий глаз моментально отметил костюм известного модельного дома, золотые часы и идеальные зубы — это те признаки, по которым она безошибочно определяла платежеспособность мужчин. Плюс ко всему, в руках он небрежно вертел брелок ключей от автомобиля крутой японской марки.

— Все, дорогой, покеда. Это мой шанс, я пошла. — Она поднялась с удобного стульчика, не сводя глаз с нового лица в клубе, чтобы не потерять его из вида, но Долговязый перехватил ее кисть и посадил на место.

— Это ты зря, я ведь просто как пример сказал. Сей дядя женат.

— Не проблема. Был женат, станет разведен, а затем женат снова. На мне. От меня еще ни один субъект мужского пола не сумел ускользнуть.

Она была настолько самоуверенна, настолько себялюбива, что если бы кто-то сейчас сказал ей, что через сутки ее не станет, она бы рассмеялась ему в лицо. А зря.

* * *

Мы зашли в комнату и без лишней стеснительности устроились на жигуновской кровати.

— Ну как тебе? Удобно?

Он лежал справа, таким образом я была приперта к стенке.

— Еще бы! — Это была правда. Матрац так прикольно отзывался на человеческие телодвижения, что описать это было сложно, нужно самому попробовать.

— Ты такая замечательная девушка, — шепнул он мне на ухо, после чего осторожно укусил за мочку.

— Еще бы, — повторилась я и в целях отмщения укусила его за палец.

— Ах ты! — притворно разгневался он и стал в шутку душить меня подушкой. Вспомнив «Джентльменов удачи», я сказала: «Сдаёмсу!», — он откинул орудие пытки и начал меня целовать. Мне бы, дуре, наслаждаться приятным времяпрепровождением, но из головы не шел маньяк. Я отстранилась.

— Ром, как ты думаешь, почему маньяк не убежал сразу? Как только я покинула дом? Почему он ждал на соседнем участке?

Хозяин квартиры несколько опечалился тому, что я от поцелуев снова перешла к разговорам, но ответил:

— Без понятия. Какая разница? Главное, что он не убил нас.

— А действительно? Почему он не убил нас?

Жигунов закатил глаза и вздохнул.

— Ты так говоришь, точно недовольна этим. Слушай, он нас не заметил. Это и спасло наши жизни.

— Не понимаю его, — вздохнула я. Сосед по койке пожал плечами, мол, чего его понимать, он же псих. — Почему он выбрал меня? Но там, на шашлыках, понятно. Я упала, он и бросился на меня. А в этот раз, думаю, маньяк хотел отомстить за ту царапину.

— Чего-чего? — напрягся бойфренд.

— Ну, там, в лесу, когда он упал и потянулся к ножу, я оттянула его балахон и покарябала шею сломанным ногтем. Вот здесь, — решив, что Роману шибко важно знать, в каком именно месте я оцарапала Убийцу в маске, я оттянула пальцами ворот его водолазки и… застыла в немом ужасе.

От шеи к плечу тянулась та самая отметина, что должна была красоваться на теле маньяка. Выходит, убийца — это не маринованные помидоры, а… Ромка.

— Боже мой!! — не могла я в это поверить. — Боже мой!! — С одной стороны, многое становилось ясным. Он пошел провожать свою любовницу, убил ее и побежал к соседям. Конечно, ему не понравился мой интерес к этому убийству (я имею в виду тот обыск во дворе, а после — найденную косметичку), но спервоначала он ограничился словесным выражением своего недовольства («Завязывай с этим расследованием!»), а затем уже, видя, что это не помогает ни на йоту, перешел к активным действиям: звонил по ночам (номер городского он ведь знал), двоекратно пытался убить. С другой стороны, остается непонятным, кто же напал на меня в деревне. Теоретически, он мог, конечно, пока я бежала вроде как от него, отдыхая временами в сугробах, в это время переодеться, спрятаться в стенах остановки, а потом сделать вид, что только-только вышел из автобуса. Но кто тогда был на соседнем участке? Наверно, это его помощник. Тот же, что и ждал его в машине, когда Ромка, одетый Психом в маске, напал на нас в лесу. Тот же, что и звонил мне домой, ведь голос, как ни крути, на Жигунова очень не похож. То, что мы увидели маньяка, — это был маскарад для меня, чтобы я не подумала на Ромку. Вот почему он и не погнался за ним, якобы испугался.

Все эти мысли пролетели в голове буквально за секунду, а затем сменились картинкой: Ромка прижимает меня к груди и бормочет: «Бедная моя матрешка! Да я за тебя ему глотку перережу!»

— Боже мой… — все повторяла я.

— Да что случилось-то? — Жигунов проследил за моим взглядом, впившимся в роковую царапину на его теле, и грязно выругался. — Я тебе все объясню! — заявил он после длинной матерной тирады и схватил меня за руку.

— Не смей меня трогать, убийца! — отбивалась я. — Убери свои вонючие лапы! Лучше сразу укокошь!

— Как прикажешь.

От этих слов у меня похолодела спина. Я сумела выбиться из его рук и вскочить с кровати. Он тоже спрыгнул, стал хватать за руки, завязалась потасовка, я хотела его ударить, но, промахнувшись, угодила локтем в сервант, в который в прошлый раз так и не удалось заглянуть, от удара тот открылся, и оттуда выпали белая маска, балахон и нож. Я пронзительно завизжала.

— Прошу тебя, выслушай! — словно попугай, повторял он. — Я тебе все объясню!

— Ты их оптом покупаешь?! — кивнула я на костюм, находясь не то на грани истерики, не то в самом ее эпицентре.

— Прекрати! — рассвирепел Ромка и схватил с пола нож.

Поняв, что дела мои горше редьки, я стала осторожно отступать, боясь резкими движениями вызвать у него еще большую агрессию, но тут запищал дверной звонок, и я с громкими криками «Помогите!» кинулась в прихожую. Жигунов с ножом в руке погнался за мной.

Я открыла дверь и собралась в пятый раз крикнуть слово «помогите», но запнулась на первом же слоге, потому как на пороге стоял человек, от которого меньше всего я могла рассчитывать получить хотя бы маломальскую помощь — парень в черной бейсболке, натянутой до самого носа, кожаной косухе и спортивных штанах с лампасами.

— Привет, — сказал он.

Это было уже слишком для моих истощившихся нервов. Я охнула и хлопнулась в обморок.