— А ты чего здесь? — продолжал между тем Ромка, мгновенно ставший еще более подозрительным.

— А мы здесь… — я покосилась на подружку, та показала жест пальцами, означающий «иду». — Гуляем? — вопросительно произнесла я. Катя едва заметно кивнула.

— Ты у меня спрашиваешь? — удивился бойфренд, сделав ударение на слове «меня».

— Нет, я не спрашиваю, а утверждаю: мы гуляем. — Полный бред. Как он еще от меня после всего этого не сбежал? Наверно, парень охоч до экзотики.

Ромка нахмурился, а я решила сменить тему и показала на закадычную подружку:

— Знакомься, это Катя, моя подруга. Катя, это Роман.

Катерина натянула на лицо одну из своих коронных улыбок, которые так нравятся мужчинам, и пропела:

— Очень приятно.

— Мне еще приятнее. — Было видно, что Ромка немного смутился. — Юль, — обратился он ко мне, — ты ведь сегодня не учишься? Помнишь, мы договаривались на среду? В «Гиге» недавно бильярдную открыли, может, сходим?

Вот оно. А я так надеялась, что среда никогда не наступит! Вчера днем я испытывала смешанные чувства: с одного бока, мне не терпелось пообщаться с Ромкой, вновь услышать его приятный голос и игривый тон; с другого — я до сих пор не знала, что ему ответить. Вечером же и сегодня утром не было времени придумать, мои мысли целиком занимал маньяк, а перед глазами вставали потухшие глаза Алисы Орловской. Так что пока Роман не объявился, я, честно говоря, о нем и думать забыла. А теперь он стоит передо мной и спрашивает, пойду ли я с ним играть в бильярд. На самом деле мне до ужаса этого хотелось, но Лысый друг ясно сказал: по возможности не контактировать. А тут еще выяснилось, что он живет в одном из этих домов… Что же делать?

На помощь пришла Катька, всегда отличавшаяся особой смекалистостью:

— Юль, у тебя, кажется, дома генеральная уборка сегодня?

Точно, уборка! Я ведь и сама это придумала, да забыла.

Я усердно закивала черепушкой.

— Что же, твои родители сами не справятся? — запротестовал Ромка. — И потом я ж не на целый день тебя забираю. Поможешь им немного, а скажем, часов в семь…

— В шесть! — тут же поправила я. В шесть мне почему-то было не так страшно с ним куда-то идти, нежели в семь, когда уже начинает темнеть.

— То есть ты согласна? Отлично, — обрадовался кавалер.

Что ж, я долго мучилась, пока меньшинство все же не победило большинство. Я, наверно, никогда уже не изменю своего мнения. Меньшинство, которое в этой ситуации представляю я, не обязано страдать в угоду большинству, которое представляют все остальные заинтересованные лица. Большинство ничуть не лучше меньшинства!

— Какое меньшинство? — удивился Ромка и быстро осмотрелся, ожидая встретиться лицом к лицу с участниками гей-парада, проходившего через его двор почему-то настолько тихо, что он даже не услышал, однако ни одного представителя вышеназванного вида здесь не заприметил. — Ты о чем?

Опять я проговариваю вслух свои мысли! Эта дурацкая привычка появилась у меня еще в дурдоме. Шучу, конечно. Она появилась задолго до того, как я туда попала! Потому, видимо, и попала…

— Куда попала? — переспросил он. Да что ж это со мной такое?

Катька стояла молча и крутила пальцем у виска: она уже привыкла к мои выходкам, но не ожидала, что этим путем я заигрываю с молодыми людьми.

— Да так, мысли вслух, — покраснела я. — Не обращай внимания.

— С тобой все хорошо? — заботливо поинтересовался он. Прозвучало это как: «Ты до конца излечилась в дурке?»

— Да, все в порядке. Иди, а то пообедать не успеешь. До вечера.

— Ну, давай. В шесть у входа.

Мы смотрели ему в спину, а когда он удалился на приличное расстояние, Любимова принялась возмущаться:

— Ты что, правда пойдешь? — Так, еще один человек попал в список недовольного моими действиями большинства. Я кивнула. — Тебе мало того, что вчера было? — По дороге сюда я пересказала ей свое институтское приключение. — Ладно, все равно ведь тебя не отговоришь. И опять ведь твой новый парень связан с убийством. Как это на тебя похоже! — не удержалась она от шпильки в мой адрес, не уходя при этом далеко от истины. — К тому же дом, в котором он живет… Я попробую разложить на него Таро. — Вот уже полтора года Катька не расстается с этими дурацкими картами. До того как она взялась гадать, я считала ее самым отъявленным скептиком среди всех моих знакомых.

— Слушай, успокойся. Бильярд — людное место, ничего со мной не случится.

С этим она вроде как согласилась. Мы еще немного постояли.

— Давай попробуем найти мобильник, — предложила Катя, посмотрев по сторонам и под ноги. — Сколько времени прошло с момента убийства?

— Ее убили рано утром девятого, либо поздно ночью восьмого, кому как по душе. А сегодня у нас двенадцатое.

— Значит, четыре дня. Н-да, шансы крайне малы, но попробовать стоит.

— Шансов нет вообще и пробовать, соответственно, не стоит. — В отличие от подруги, я была закоренелой пессимисткой. — Менты тут уже все прочесали вдоль и поперек. Если б был телефон, они б его нашли.

Любимова одарила меня самоуверенной и несколько загадочной улыбкой.

— Юль, а кто из твоих родителей чаще что-нибудь находит — мама или папа?

— Мама, конечно! Папа вообще неспособен что-либо отыскать, даже если это «что-либо» лежит у него перед носом!

— Вот! — обрадовалась Катя. — Женщине лишь дана способность находить, а опера в своем большинстве — всего-навсего мужчины.

Мы взялись за дело, но тогда как Катька взялась с энтузиазмом, я же — с обреченностью. Лужи и месиво грязи, что явились итогом вчерашнего сильного ливня, разыгравшегося сразу после моего возвращения домой, радости от разыскивания телефона отнюдь не прибавили. Через минут двадцать, не меньше, мой скептицизм оправдал себя. Две озабоченные подруги облазили все кусты, поваленные деревья и нашедшие здесь вечный покой приказавшие долго жить электро- и бытовые приборы, а также отжившие свой век предметы мебели, своим видом оставлявшие желать много лучшего; все это люди просто ленились спроваживать на помойку и бросали прямо здесь, наверно, по дороге на работу. Короче, поиски не дали предполагаемых результатов. Точнее, тех, что предполагала Катька, я же была уверена в подобном исходе.

— Блин! — обозлилась подруга. — И вправду ни хрена нет! Получается, что сукин сын, убив девку, забрал ее сотовый. Зачем? Мог бы просто удалить свое сообщение.

— Может, времени не было? — не согласилась я.

— Допустим. Но все равно ж они получат распечатку ее звонков и список номеров, с которых приходили сообщения!

Я поняла, что под местоимением «они» подружка подразумевала «всего-навсего мужчин», и принялась излагать свои мысли:

— Во-первых, он мог этого не знать. Во-вторых, на официальный запрос уйдет время. В-третьих, насколько я знаю, текст сообщения все равно им будет недоступен, операторы их не хранят, так что вряд ли они номера всех что-либо приславших станут отрабатывать. Ведь обычно это простой спам.

Хмуро кивнув, Катя немного подумала и выдала:

— Знаешь что? Нужно проработать все связи этой Звеньевой и твоей Орловской. На ком они пересекутся, тот и убийца.

— Почему? — спросила я, немного пораскинув мозгами, но так и не отследив путь построения данного умозаключения.

— У убийцы был телефонный номер Звеньевой, так? Скорее всего, она сама его дала, учитывая ее разгульный, по рассказам твоей Вики, образ жизни. Дальше Орловская. Сама говоришь, что он выбил окно, когда она пошла к выходу, а потом кромсал ее тело, как ненормальный. Следовательно, она где-то перешла ему дорогу, и здорово перешла. А Вика твоя действительно случайно попалась под руку.

— Хорошо, попробую что-нибудь разузнать про Алису. Завтра должны быть занятия, если их не отменят.

Катерина глянула на часы.

— Боюсь, сейчас твой кекс обратно на трудовую вахту попрется.

На этом мы распрощались, так как снова быть им замеченными на месте происшествия не кипели желанием.

Собираясь на свидание, я поймала на себе гневный папин взор.

— Ты куда намылилась на ночь глядя?

Мама в своей стоматологической клинике работает посменно, посему оба родителя были дома, лежали на кровати и разгадывали сканворды.

Я подумала-подумала и не нашла ничего лучше, как ответить:

— В институт.

— А! Молодец, доченька, учись! — одномоментно сменил он кнут на пряник, а мне стало до жути стыдно. Взялась я что-то врать в последнее время. То Борису, то Ромке, теперь вот до самых близких добралась. Это про меня Лопе де Вега сказал: «Кто раз умеет обмануть, тот много раз еще обманет».

Мама, в отличие от забывчивого и несобранного отца (теперь-то вы видите, в кого я уродилась?), знает, по каким дням учится дочь, потому отвела меня в сторонку и начала строго конфиденциальную беседу.

— Куда?

— На свидание, — шепотом ответила я и, опережая следующий вопрос, добавила: — С Ромкой.

— С тем, что часы подарил? — уточнила мама, как будто у меня этих Ромок было…

— Да.

— И тебе не страшно после столкновения с маньяком отправляться на свидание с малознакомым человеком?

Хоть я и мечтала скрыть это происшествие, но следы его — по всему телу, и мама еще вчера, смыв свою маску, их обнаружила. Благо я успела принять душ и обклеиться пластырями, так что предстала перед ней в довольно сносном виде, одетая в чистый длинный халат, прячущий мои предплечья и колени. Колготки я заблаговременно выбросила в мусорное ведро, юбку замочила в тазике, а куртку и водолазку зашивали мы уже вместе. Водолазку, впрочем, все равно в итоге выбросили, а куртку было жалко.

— Он хороший. К тому же мы встречаемся в людном месте.

Мама пообещала за меня молиться, а я отправилась «в институт».

Ромка уже ждал меня у входа. В темно-коричневых вельветовых брюках и бежевой замшевой ветровке мой кавалер выглядел очень презентабельно. Увидев меня, отбросил сигарету и спросил:

— Ну как там ваша генеральная уборка?

«Какая еще генеральная уборка?» — чуть было не ляпнула я, а спохватившись, ответила:

— Перенесена на выходные по случаю отсутствия одного из участников исполнительного процесса.

— А, понятно, — обрадовался Роман моей затейливой фразе и заулыбался. — Ну идем тогда.

Бильярдная мне понравилась. Просторное помещение, высокие потолки, длинные столы спокойного зеленого цвета с прикольными цветными шариками на них. Тут и там орудуют чудаковатыми длиннющими палками мужчины и женщины, следуя каким-то своим, непонятным для меня, неписаным правилам и схемам. Или все-таки писаным? Но что-то я нигде не вижу стендов с информацией для «чайников» и инструкций по использованию сложного механизма под названием «бильярдный стол».

Вдоль стен расположились ряды стульев, какие обычно бывают в кинозалах, — уставшие игроки могли устроиться здесь на отдых. Откуда-то из-под потолка раздавалась динамичная клубная музыка. В углу притаилась стойка бара вместе с барменом — молодым длинноволосым парнем в полосатой рубашке, однотонной красной жилетке и обычных брюках. Это что, такая униформа?

— Хочешь что-нибудь выпить? — спросил ухажер, расплатившись в кассе и подведя меня к свободному столу цвета зрелой зелени.

— Если только сок, — промямлила я.

— Как скажешь. А я с твоего позволения буду пиво.

Вдруг я решила признаться в своем грехе:

— Ром, я ведь играть не умею.

Он хихикнул:

— Я тебя научу. — И пошел к стойке.

Я маленько постояла в нерешительности, затем обернулась и нос к носу столкнулась с Пашей Самойловым. Он был с длинноногой шатенкой, несмотря на то, что по словам Кати, души во мне не чает. Ко всему прочему, любовь ко мне абсолютно не мешала ему обнимать девицу за плечи. Вместо «привет» я протяжно охнула, пялясь на шатенку и неожиданно для себя ощутив укол ревности. Впрочем, наверно, так всегда бывает, когда кто-то безумно любит тебя одну, любит-любит, любит-любит, а потом — о-па! — и он любит уже другую.

— Привет, — сконфуженно выдавил из себя Павел и, опустив вниз карие глазки, покраснел. И чего он так смутился?

— Привет, — наконец-то поздоровалась я. — Как делишки-рукавишки?

Паша хихикнул и ответил:

— Нормально. Вот сестра двоюродная из Тюмени приехала погостить, — кивок в сторону шатенки. Стало быть, сестра. Чего ж тогда зарделся?

Мы с сестрой уставились друг на друга, затем одновременно кивнули.

— Значит, поиграть решили, — сказала я таким тоном, точно обвиняла их в совершении какого-либо тяжкого преступления, зафиксированного в Уголовном Кодексе. Как будто сама сюда случайно забрела и играть совершенно не собиралась.

— Да, — покраснел Самойлов еще пуще. Шатенка продолжала хранить молчание. — Вот развлекаю ее, а то ведь дома сидит постоянно, жизни не видит. Родители строгие, никуда не отпускают. — Девица хмуро кивнула, не произнеся ни слова. Напрашивался вывод, что в Тюмени говорят на ином языке, а нашего она не знала.

— В этот город же ее отпустили, — логично заметила я.

— Да… А ты здесь одна? — спросил Павел, оглянувшись по сторонам, и стало ясно, что Ромку он не видел.

Я задумалась над тем, что бы такое мне ответить, как тут вернулся сам Роман, и я вынуждена была их познакомить. Им эта идея не пришлась по вкусу: руки друг другу не пожали, как было принято, лишь слабо кивнули, одарив злыми взглядами один другого. Затем Самойлов с кузиной удалились, и Роман, проводив их внимательным взором, вспомнил-таки о моем существовании:

— Это тебе, — протянул мне пакет сока объемом в две десятые литра, — был только апельсиновый. — Сам он держал в руках бутылку пива.

— Переживу, — сказала я, потому как апельсиновый не жаловала, но, как известно, дареному коню в зубы не смотрят.

Осушив свои напитки, мы немного поболтали, потом кавалер стал учить меня правилам игры, в которой я была как в темном лесу: ежели не ведаешь даже, как эту палку в руках держать, какой из тебя игрок? И все же через длительный промежуток времени я научилась пользоваться «этой палкой», к тому же узнала, что величают ее кием.

Видя, что я проигрываю в пух и прах, Рома пытался мне поддаваться, делая холостые удары, нарочно промахиваясь мимо лунки, но все было впустую.

— Ну посмотри внимательно, какой шар легче вогнать в лузу? Ну, догадалась? — Он даже указал спутнице рукой наиболее выгодную для атаки лузу, но я лишь тупо взирала на обилие разноцветных шаров не в силах определить, какой же из них будет более послушным. В итоге Ромка плюнул на намеки да подсказки и прямо показал мне нужный шар и наиболее выгодное положение для удара по нему. Кроме того, когда я, прицеливаясь, наклонилась, он приналег сверху, якобы, чтобы показать мне правильный угол соприкосновения кия и шара, но я, хотя немного и сомневалась в отношении слова «якобы», отстранилась, треснув Ромку кием по башке. Он рассмеялся, однако больше поползновений на мой счет не предпринимал.

Ближе к восьми мне надоело проигрывать, и я предложила разойтись по домам. На удивление Роман согласился, вероятно, просто устал выигрывать, и мы выбрались на улицу.

Вековая громадная лужа на дороге рядом с «Гигантом», которую городские жители язвительно называют демисезонной, в связи со вчерашним нешуточным дождем разрослась до неприличных масштабов и злорадно портила своим отталкивающим видом местные красоты. Мы собирались переходить дорогу, когда из-за поворота появился черный джип и на такой бешеной скорости пролетел мимо, что мы и моргнуть не успели, как эта лужа половину своего немалого объема выплеснула на нас.

— Долбаный «Ленд Круизер»! — разозлился Роман. — Мог бы хоть перед лужей притормозить!

В ярком свете фонарей мы придирчиво себя осмотрели, и увиденное радости не прибавило.

— Ну вот, — печально вздохнула я, чувствуя, как к горлу подступают слезы, а Ромка грязно выругался, но, правда, прибавил извинения. — И как я в таком виде домой пойду? — заговорила я, надеясь, что это поможет проглотить слезы, не позволив тем самым им выйти на сцену. — Мать меня убьет!

— Хочешь, пойдем ко мне? — предложил он. — Сама знаешь, тут два шага, к тому же двор необитаем, никто нас такими не увидит. Приведем себя в порядок, высушим на батареях куртки, а затем я тебя провожу.

Перспектива вернуться домой человеком была более чем заманчивой, но для этого необходимо было пойти домой к малознакомому мужчине, пребывающему под определенным подозрением в связи с местом нахождения трупа, и остаться с ним наедине на некоторое количество времени. Даже такая дура, как я, знает, чего следует ожидать от подобного приглашения в гости: во-первых, это предполагает встретить в его объятиях рассвет, а мы еще недостаточно долго для этого знакомы; во-вторых и в худших, нет никаких гарантий, что он не является тем самым маньяком, как ни странно это звучит. В то же время скрытым садистом может быть каждый, и даже за год знакомства это бывает сложно выявить. Что ж теперь, от всех незнакомцев шарахаться? К тому же мама знает, с кем я пошла.

«Ага, знает! — тут же поправила я себя. — Имя она знает и пристрастие к лиловым в серебристую звездочку оберткам. И больше ничего. Ищи Романов во всем городе… А я? Что я о нем знаю? — вдруг спохватился мой разум. — Ни фамилии, ни места работы, ни точного домашнего адреса, только возраст. Хотя адрес узнать — дело двух минут: дать свое согласие. Только есть маленький процент риска, что этот адрес я унесу с собой в могилу…»

— О чем задумалась, матрешка? — повеселел Ромка. — Не боись, не трону я тебя. Если сама, конечно, не попросишь, — хохотнул он.

Я улыбнулась.

— Почему матрешка?

— Ну… Так просто. Матрешка.

— Ром, а фамилия у тебя есть? — шутя спросила я, только чтобы потянуть время, пока не придет решение.

— Разумеется, есть. Жигунов я.

Неожиданно оно пришло.

— Можешь дать мне свой паспорт на минутку?

— Паспорт? — Он почему-то испуганно задергался. — А… а зачем тебе?

— Просто посмотреть. Если нет с собой паспорта, то любой другой документ подойдет.

Мой спутник жутко растерялся, но послушно ощупал карманы и выудил оттуда пропуск.

— Пойдет?

— Конечно! — осчастливилась я и взяла у него из рук документ. — Подожди меня здесь, я ненадолго уйду.

— С моим пропуском?! — растерянность переросла в крайнюю степень изумления.

Я бросила его гадать, совсем сошла с ума его подруга или еще есть надежда, а сама побежала обратно в «Гигант»: мне нужна была освещенная местность. Естественно, люди на меня оборачивались и брезговали проходить рядом, но я старалась не обращать на них внимания. Достав из сумочки мобильный, я хотела было набрать маму, но углядела в углу помещения бесплатный таксофон, и ходко затрусила к оному, решив обойтись без лишних трат.

— Мама, срочно хватай любую бумажку и записывай, — затараторила я, как только услышала в трубке знакомый голос. — Жигунов Роман Валерьевич. — Произведя в уме несложный расчет, я назвала ей год рождения и продиктовала место работы, указанное в пропуске. Пресекая все последующие вопросы и возмущения, повесила трубку.

Обернувшись, вскрикнула от неожиданности: возле меня стоял недовольный Ромка. На него тоже оборачивались, но ему на это было, мягко скажем, наплевать.

— Родителям звонила? — Я утвердительно кивнула, слегка смутившись. — Я что, похож на какого-нибудь извращенца?

— А где ты видел извращенца, который сам себе на лбу написал, что он извращенец? — логично парировала я.

Он взлохматил волосы и, отбросив обиду, весело произнес:

— Н-да, с тобой не соскучишься!

— Это точно! — не стала я спорить, и мы отправились к дверям. Выйдя на улицу, Роман Валерьевич повел меня тем самым жутким двором, который в темноте выглядел намного непригляднее, чем сегодня днем, и, видя, как я трясусь от страха, сжал покрепче мою ладонь.

На всякий случай я старалась запомнить: последний подъезд, второй этаж, крайняя справа квартира. Железная дверь обита черным дерматином, цифры отсутствуют, но номер можно вычислить, было бы желание.

У меня такое желание было, но оно тут же отошло на второй план, когда, закрыв за нами дверь и включив в прихожей свет, Роман прижал меня к стене и, глядя прямо в глаза жестким, ледяным, немигающим взором, строгим шепотом спросил:

— Что вы искали на месте преступления?