Этот глайдер не был таким, как остальные. «Ларамье» доставил его с Земли, и когда он при помощи своих мощных генераторов создавал вокруг себя защитный экран, он был неуязвим, если только кто-нибудь не будет палить по нему из десяти корабельных орудий одновременно.

К заходу солнца маленькая экспедиция оставила позади себя границу леса и продвинулась более чем на триста километров.

Лофти доказал свою превосходную память тем, что сам рассказывал о малейших подробностях топографии прежде, чем их можно было увидеть из глайдера. При этом он уже больше десяти лет не видел леса изнутри, а именно в этой части местности он был в последний раз более двадцати лет назад.

— Теперь скоро должна появиться река, — сказал он, когда голубое солнце уже собиралось исчезнуть за стеклянистым горизонтом. — В направлении с северо-запада на юго-восток и не особенно широкая. В двух местах вершины деревьев, растущих по эту и по ту сторону реки, касаются друг друга над водой.

Рон удовлетворённо кивнул.

— Хорошо, мы совершим там посадку.

Лофти неуютно поёрзал на своём сиденье.

— Вы совершенно уверены, что ваш защитный экран выдержит все, что на него обрушится, а?

— Да, конечно. Но почему вы это спрашиваете?

— Я имею в виду, что такие маленькие твари, как, например, клопы Пассы, не могут проникнуть вовнутрь?

Рон покачал головой.

— Ни одна молекула воздуха не проникнет внутрь, Лофти. Вас это успокоит?

— Да, конечно. Но все же иногда у меня появляется чувство, что вы не всегда верно можете оценить опасность, которая подстерегает нас здесь, в лесу. Здесь существует множество отвратительных животных. Многие из них так малы, что вы их и не заметите. До тех пор, пока они не заберутся вам под одежду и не начнут блуждать по телу. Тогда вам повезёт, если своевременно найдётся врач, который хоть немного разбирается в медицине Пассы. Иначе с вами будет покончено.

Рон ничего не ответил. Далеко впереди появилась вышеупомянутая река в виде тёмной линии на голубом фоне леса. Яркая белизна дня исчезла, бирюзовый шар висел низко над горизонтом, заливая все вокруг неверным светом. Но на противоположной стороне, где должна была подняться ночь, на небе появилось красное пятно, с каждой минутой становившееся все ярче и ярче, и игра красок приобрела новый оттенок. Это были первые признаки красного гигантского солнца, которое должно было взойти, когда голубое в ближайший час исчезнет за горизонтом.

Ларри поднял глайдер немного вверх, чтобы расширить поле обзора. Пару минут спустя река оказалась прямо под ними, тонкая лента, словно многократно уменьшенный червь, и вода её была непроницаемо тёмной среди этого бирюзового великолепия.

В качестве места для посадки Рон выбрал маленький полуостров, образованный изгибом реки. Ларри повёл глайдер вниз по такой крутой дуге, что Лофти горячо запротестовал. В то мгновение, когда голубое солнце коснулось горизонта, заработал маленький термоизлучатель, которым был оснащён глайдер, пожирая все, что находилось в странной стеклянной растительности на полуострове, пока, наконец, не образовалось свободное место, на котором глайдер совершил посадку.

Первая забота Ларри после того, как он вышел из машины и встал на ноги, было защитное поле, которому он, совершенно очевидно, не совсем доверял. В теплом воздухе над рекой реяли тучи маленьких насекомых, и, когда в темноте пришлось включить лампу, они попытались добраться до источника света, как это свойственно почти всем насекомым. Лофти был полностью удовлетворён, когда увидел, что маленькие громко жужжащие насекомые в полёте внезапно натыкались на что-то невидимое, некоторое время танцевали, словно пьяные, предпринимали новое наступление, но не дальше того места, где посреди воздуха находилось нечто невидимое и неосязаемое. Несмотря на это, он опустился на колени и недоверчиво ощупал невидимую стену.

— Хорошо, — похвалил Лофти, — Этот защитный экран действительно чудесное изобретение.

Тем временем Ларри занялся приготовлением ужина. Он открыл несколько банок с консервами, которые разогрелись сами собой и теперь распространяли призывный аромат.

Они ели много и спокойно. У берега их маленького полуострова шелестела и журчала вода реки, и воздух, все ещё тёплый, был полон мягкой коричневой полутьмы, так как голубое солнце уже исчезло, а красное ещё только медленно появлялось.

Лес позади них и по ту сторону реки был наполнен странными звуками. Ларри вздрогнул и сглотнул, когда, по его мнению, не далее, чем в метре позади него, внезапно раздался громкий смех. Лофти весёлыми, сверкающими глазами с удовольствием наблюдал за страхом своих необычных спутников, потом, наконец, объяснил:

— Это лесной смехач. Вы удивитесь, если увидите его. Он не больше моей ладони и выглядит так ужасно, словно Бог специально создал для этого такое существо, полулягушку-полусаранчу. Конечно, он издаёт звук не пастью. Он трёт друг о друга передние лапки.

Через некоторое время воздух внезапно наполнился шелестящим грохотом, словно позади них, в лесу, низко над почвой пролетел древний реактивный самолёт. По утверждению Лофти, это был не более чем боевой клич стеклянного буйвола, а стеклянный буйвол, как он объяснил, несмотря на своё воинственное название, по размерам не больше земного кролика.

Можно было часами разговаривать об этом, слушая звуки леса и объяснения Лофти, откуда они берутся.

До тех пор, пока внезапно не раздался барабанный бой.

Собственно, никто, кроме Лофти, не был в состоянии идентифицировать этот звук. Он начался низким гудением, словно где-то вдали зазвонил массивный колокол. Лофти внимательно прислушался к этому звуку. Ларри хотел что-то спросить, но старик быстрым движением руки призвал его к молчанию.

Гул нарастал. Потом тон его внезапно изменился, и теперь он звучал немного выше. Скоро он снова понизился, но не до первоначальной высоты. Так продолжалось и дальше. Звук менял силу и тон через неравные промежутки времени.

Внимание Лофти все ещё было безраздельно поглощено этим странным звуком.

Звук наконец прекратился, но только затем, чтобы через некоторое время возникнуть снова, только на этот раз он был гораздо тише, словно доносился с большого расстояния.

Лофти готов был объяснить, что это такое.

— Эвергрины подают сигнал, — сказал он голосом, в котором слышалось возбуждение. — Они используют для этого нечто вроде барабанов. На самом деле это длинные, высокие стеклянные стволы, лежащие на подставках. Я немного понимаю их барабанный язык, — продолжал Лофти. — Различные понятия они выражают при помощи звуков различной силы и тона. Конечно, это примитивный язык. При его помощи нельзя сказать многого. Но для эвергринов этого достаточно.

Рон кивнул.

— Ну, хорошо, Лофти. Что же вы поняли?

Лофти почесал затылок.

— Если бы я не слышал этого собственными ушами, если бы мне рассказал это кто-то другой, я счёл бы его сумасшедшим. Но эвергрины, кажется, действительно нашли себе какого-то идола, которому они поклоняются где-то далеко в глубине леса. Барабаны говорят, что идол не потерял терпения и продолжает ждать. Но они должны постараться принести ему как можно больше жертв.

Рон и Ларри были не особенно удивлены.

— У него есть имя? — спросил Рон.

— Этого я не могу сказать, — ответил Лофти. — Этот барабанный язык отличается от того, на котором обычно говорят эвергрины. То, что, к примеру, значит юууухи, здесь обозначается каким-то другим тоном звука. Можно уловить понятия, но не слова.

— Ага, я понимаю, — задумчиво сказал Рон. — Барабанный язык не имеет никакого отношения к фонетике повседневного языка.

— Может быть, так оно и есть, — согласился Лофти. Рон на мгновение прислушался к странному звучанию далеко раздающегося барабанного боя и наконец спросил:

— О нас ничего не было сказано?

Лофти покачал головой.

— Нет, ничего.

— Ещё один вопрос, — вмешался Ларри. — Упомянули бы эвергрины в своей барабанной передаче о нас, если бы знали, что мы вторглись в их лес?

Лофти без колебаний ответил:

— Да, несомненно.

— А то, что они ничего не сказали, — продолжил Ларри, — означает, что они ничего о нас не знают?

— Да, я в этом уверен.

Ларри удовлетворённо кивнул.

— Это хорошо, — пробормотал он. — Я не хотел бы, чтобы этот странный идол слишком рано обратил на нас внимание. Иначе он может доставить нам кучу неприятностей.

Он подмигнул Рону, и у Лофти внезапно появилось впечатление, что между ними существует какая-то тайна, о которой он ничего не знал.

* * *

Эвергрин, с которым говорил Рон, все ещё сидел на земле позади дома Энди Левье, когда голубое солнце начало постепенно заходить, а красное готовилось взойти.

Он не видел никакого смысла в новой красоте своего мира, когда мутный свет огромного красного солнца залил его и громадный диск, скорее похожий на Луну, чем на Солнце, поднялся по жёлтому небу. Во-первых, он привык к этому миру; ведь Пасса была его родиной, и за всю свою жизнь он, кроме голубого солнца, не видел никакого другого, за исключением этого гигантского красного диска на фоне жёлтого неба. И, во-вторых, его мозг был измучен.

Он должен что-то сделать, вспомнилось ему. Он должен встать и пойти. Почему он этого не сделал? Он попытался выпрямиться, но это ему не удалось. Что-то было не так, как должно было быть. Он, должно быть, о чем-то забыл. Что это было?

* * *

На следующее утро глайдер, на этот раз под управлением Рона, ещё до восхода голубого солнца поднялся вверх с маленького полуострова. Лофти сказал, что он никогда раньше не проникал дальше этой реки и что теперь они попали в местность, где ещё не ступала нога ни одного землянина.

По ту сторону реки не было также никаких названий. Река называлась Ветреной рекой. Почему — этого не знал ни один землянин. В восточном направлении это был последний участок местности, носящий земные названия, который земляне на протяжении всей истории колонизации Пассы видели не только из безопасных глайдеров.

Дальше на восток местность была совершенно незнакомой. Горы, которые поднимались на востоке в часе полёта, не имели названия. Двадцать четыре года назад картографическая служба земного флота пролетела над ними и удовлетворилась тем, что нанесла их на главную карту планеты. Название им должны были дать поселенцы, имеющие на это больше прав. Но до сих пор поселенцы никогда не забирались сюда.

Объяснение Лофти побудило Рона Лэндри высказать пару мыслей о продолжении экспедиции. У него в ушах все ещё звучало замечание Найка Квинто о том, что после того, как шпрингеры высадились на Пассе, они провели с туземцами какой-то трюк, которых они знали тысячи, побудивший тех отказать в дружелюбии землянам. Если это было так, тогда им, троим землянам в маленьком глайдере, придётся иметь дело с весьма достойным противником, как только они достигнут цели.

По ту сторону гор, на расстоянии более тысячи километров, находился ближайший город Модесса. Конечно, расстояние не играло большой роли, если речь шла о том, чтобы передать сигнал о помощи. Фройд Коулмен и майор Бушнелль в Модессе тотчас разобрались бы в том, что произошло далеко в глубине неисследованной лесистой местности. Но Бушнелль именно теперь так перегруппировал наблюдательный флот, что не мог бы отправить часть его на оказание помощи, если бы кто-нибудь попал бы в беду. Может быть, пройдёт пять-шесть дней, прежде чем он вышлет на помощь пару истребителей, если Рон Лэндри попросит его об этом. А пока они должны были рассчитывать на то, что может сделать Фройд Коулмен, а это, вероятно, не более чем посылка двадцати или тридцати глайдеров с двумя или тремя сотнями человек, которым понадобится полтора дня, чтобы добраться до места, и пары самолётов, которые в этой гористой местности мало чем могут помочь.

Ждать, пока Бушнелль закончит свою перегруппировку, было невозможно. Каждый день, прошедший без событий, давал шпрингерам возможность укрепить свои позиции. Они должны напасть на них как можно быстрее.

И, кроме того, Бушнелль и его проворные истребители — действительно последний из ходов, потому что туземцев не следовало пугать зря. Важнейшей частью колониальной психологии было требование никогда не показывать туземцам разрушительного превосходства земной техники. Опыт научил, что в результате этого туземцы испытывают к землянам больше страха, но никак не дружелюбия. Так что, как ни глянь, перспективы маленькой экспедиции были отнюдь не радужными. Они, собственно, добились только одного-единственного успеха, на который могли рассчитывать в этом случае: идол, вероятно, был каким-то созданием шпрингеров, и он не имел никакого понятия о том, что они находятся в пути.

Может быть, неожиданность поможет быстро разрешить эту задачу.

* * *

Когда голубое солнце снова поднялось на небе, эвергрин все ещё лежал там, где Рон Лэндри и Ларри Рэнделл оставили его. Он испытывал голод и жажду, и его кожа начала зудеть, потому что наступило время сбрасывать её. Но он не мог её сбросить, так как для этого нужна была ветка стеклянного дерева, он должен был зацепиться за эту ветку хвостом, повиснув вниз головой.

Но как же ему это сделать, если он не может двигаться?

Он ломал голову, чтобы вспомнить, что он забыл и почему его мышцы больше не повинуются ему. Чувство паники охватило его, когда он обнаружил, что он умрёт в этом месте от жажды, голода или будет задушен своей собственной кожей, если к нему в самое ближайшее время не вернётся то, что он утратил. Но от этого его дела были не лучше. Мысли его кружились друг за другом, вращались вокруг бедственного положения, в котором он оказался, а также вокруг того, что он забыл, и тех, кто обошёлся с ним так жестоко.

Что это было?

* * *

Когда они оказались над горами, Рон Лэндри включил трансек и проиграл запись разговора, который он вёл с эвергрином. Вот то место, где эвергрин сказал:

— Там, в лесу. По ту сторону гор… сссст… — Рон остановил ленту. При помощи селектора он стёр шипение с записи и вместо этого произнёс в один из двух микрофонов слово «Мидленд». После этого он снова проиграл ленту, и на этот раз механический голос произнёс без запинки:

— Там, в лесу. По ту сторону гор Мидленд…

Затем Ларри Рэнделл нанёс новое слово на карту, где до сих пор была обозначена только горная цепь, и теперь картография Пассы пополнилась ещё одним новым названием. Больше никто из тех, кто будет теперь беседовать с эвергрином о горах Мидленда, не должен будет задумываться, где они находятся. Потому что все трансеки на Пассе ежегодно обмениваются новыми выражениями, согласовывая их между собой. А о том, чтобы новое название было нанесено на карты, позаботится сам Рон Лэндри.

Название «Мидленд» не было выбрано произвольно. Судя по карте, горы находились довольно точно в середине большого экваториального континента.

Рон все ещё держался низко над скалами и трещинами гор. Только это давало шансы продвинуться дальше на восток так, чтобы их не встретили шпрингеры.

Стеклянный лес поднимался на удивительную высоту. Даже на высоте пяти тысяч метров горы покрывала густая растительность. Здесь не было переходной зоны, поросшей неприхотливыми растениями, тянущейся к каменистым пустошам высокогорья. Здесь голые скалы начинались прямо от края леса.

Картина не изменялась и дальше. Здесь все ещё тянулось стеклянистое покрывало, которое они видели внизу.

В этот день глайдер проник в восточное предгорье.

На этот раз найти место для посадки было значительно труднее, чем в прошлый вечер. Нужно было по возможности избегать яркого свечения термоизлучателя, освобождающего почву от всякой растительности, могущей стать помехой. Любой звук мог привлечь внимание эвергринов; Лофти сказал, чго они обладают чрезвычайно тонким слухом и, к примеру, могут услышать звук спокойно сказанных слов на расстоянии двухсот метров.

Поэтому Рон продолжал поиски до тех пор, пока не нашёл в стеклянной чаще леса место, которое, казалось, поросло меньше, чем другие. Он осторожно опустил глайдер, и эластичные ветви сцепившихся деревьев при этом медленно изогнулись в разные стороны.

В конце концов они оказались довольно глубоко под пологом леса, погрузившись в сумерки у грунта, чтобы воспользоваться тёрмоизлучателем. Они включали его импульсами, делая длинные паузы. Прошёл почти час, прежде чем они освободили от поросли достаточно места, чтобы спокойно разбить лагерь.

В этот вечер они гораздо меньше ощущали романтику джунглей, чем в предыдущий на речном полуострове, где они так были ею захвачены. Они находились в области, бывшей их целью. Их здесь повсюду мог подстерегать враг.

И нельзя было узнать, когда он нападёт.

* * *

Когда наступил час сумерек, эвергрин все ещё думал. Теперь его мысли, конечно, были заняты почти исключительно мрачной картиной того, что его ожидало, когда его могучее тело ослабеет от голода и жажды и истомится от жары, окончательно сломается отставшая кожа и перекроет дыхательные поры. Он едва вспомнил о том, что забыл нечто очень важное и что он будет спасён, если снова вспомнит это. Но он утратил всякую надежду.

В этом состоянии незадолго до восхода красного солнца и нашли его трое людей. Они летели над лесом на машине, в принципе похожей на глайдер Рона Лэндри. Но они летели не наобум и оказались в этом месте совсем не случайно. Они знали, что одно из племев эвергринов в дубине леса потеряло одного из своих членов. Они нашли пропавшего за домом Энди Левье.

Мужчины эти были высокорослыми и широкоплечими. Когда они говорили, они делали это громкими, громыхающими голосами и так беззаботно, словно не было никакого сомнения в том, что весь лес принадлежит только им одним. Они много смеялись. Они громко смеялись даже тогда, когда обнаружили бедного эвергрина в его жалком положении.

У них был прибор, который действовал примерно так же, как и трансек. Они спросили несчастного, почему он находится здесь, почему он не двигается и кто ему сказал, что он должен оставаться тут, никуда не уходить и никогда не вставать снова. Они попытались заставить эвергрина подняться, но им это не удалось. В его мускулах, казалось, было несколько узлов, которые невозможно было развязать. Единственное, что они в конце концов смогли сделать, это при помощи подъёмника погрузить его на борт своего глайдера и отправиться в обратный путь.

В обратный путь в глубь стеклянного леса.

У них, казалось, сложилось вполне определённое впечатление о том, что могло произойти с эвергрином, и это представление, очевидно, было настолько неприятным, что смеялись они теперь намного реже, чем прежде. Они думали, что при помощи приборов и медикаментов, которые были спрятаны где-то в лесу, они смогут вывести несчастного эвергрина из его бедственного положения, вернуть ему память и узнать от него, кто подверг его такой опасности.

Но природа внесла в их расчёты свои коррективы. По пути эвергрин начал линять, а люди не заметили этого. Наполовину отставшая кожа мешала находящейся под ней новой коже дышать, и когда глайдер, наконец, совершил посадку, трое людей с громкими голосами и громким смехом стали ещё и обладателями драгоценной шкуры эвергрина и намного менее ценного трупа самого эвергрина.

Бедное создание с планеты Пасса умерло от того, что не знало, что такое «дом».

«Ты будешь лежать здесь до тех пор, — гласил приказ, — пока солнце не исчезнет за крышей дома…»

Но он не знал, чго такое дом, у него не было никакой возможности узнать это, он не знал, когда он должен встать и уйти. И таким образом, он лежал там до тех пор, пока голод и жажда не ослабили его, а его кожа не начала отпадать. Он умер от своего собственного незнания.