§ 1. Истоки краеведения

В основе становления краеведения лежит не только любознательность, но и необходимость. Для более оптимального использования ресурсов окружающей местности человеку необходимы были знания о них. На самых древних стоянках встречается сырье для орудий, принесенное за десятки километров от места обитания. Например, большая часть орудий на стоянках олдувайской культуры в Африке сделана из принесенных камней. Устойчивое использование одних и тех же источников сырья в течение сотен тысяч лет показывает, что человек уже тогда передавал «краеведческие» знания из поколения в поколение.

С появлением письменности эти знания стали фиксироваться более прочно. Краеведение лежит в основе истории.

Слово «история» в древнейших источниках (месопотамских, древнеегипетских и др.) не употреблялось. Попытки выяснить реальные причины тех или иных событий тогда не предпринимались, поскольку люди были уверены, что все определяется богами. Главная задача «краеведа» того времени состояла в угадывании воли богов. В источниках между действительными событиями и «предзнаменованиями» не делалось существенных различий. Причинами исторических событий считались капризы небожителей.

В античные времена стала складываться история как наука. Главное внимание в трудах историков стало обращаться на выяснение земных причин тех или иных событий. «Отец» истории Геродот (485—425 гг. до н. э.) свою «Историю» начинает словами: «Геродот из Галикарнаса собрал и записал эти сведения, чтобы происшедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом. По словам сведущих среди персов людей, виновниками раздоров между эллинами и варварами были финикиняне... Что до меня, то я не берусь утверждать, случилось ли это именно так или как-нибудь иначе. В продолжении моего рассказа я опишу сходным образом как малые, так и великие людские города. Ведь много когда-то великих городов теперь стали малыми, а те, что в мое время были могущественными, прежде были ничтожными. А так как я знаю, что человеческое счастье изменчиво, то буду одинаково упоминать о судьбе тех и других».

В работах Геродота и других античных историков можно найти много сведений и по истории тех или иных районов нашей страны, особенно Причерноморья, Средней Азии, Поволжья и даже Урала. Конечно, эти сведения неравнозначны. Одни из них получены из непосредственных наблюдений, другие — из рассказов. Причем сведения, например, Геродота большей частью довольно точны, хотя еще в древности их всячески критиковали. Так, известный ученый древности Страбон (64(63) г. до н. э. — 23(24) г. н. э.), создавший «Географию», содержащую много интересных сведений о Кавказе и Северном Причерноморье, писал о Геродоте: «Видя, что откровенные сочинители мифов пользуются уважением, эти историки решили сделать свои сочинения приятными, рассказывая, под видом истории то, что сами не видели и о чем никогда не слышали (или по крайней мере не от людей сведущих), имея в виду только одно — доставить удовольствие и удивить читателя. Легче, пожалуй, поверить Гесиоду и Гомеру с их сказаниями о героях, или трагикам... чем Ктезии, Геродоту, Гелланику и другим подобным». Гнев географа вызвало сообщение Геродота о том, что Каспийское море — замкнутый бассейн. «Каспийское море — представляет собой залив, простирающийся от (Северного) Океана к югу, вначале море довольно узкое, но расширяющееся по мере удаления в глубь материка», — категорически утверждал Страбон.

Дискуссия эта говорит о том, что историк-краевед, используя свидетельства древних авторов, должен рассматривать их критически и сопоставлять как между собой, так и с современными данными.

На Руси краеведческие сведения фиксировались прежде всего в летописях. Наиболее древний из летописных сводов, дошедших до нас, — «Повесть временных лет». Изложение датированных событий начинается в ней с 860 г. Первоначальная редакция ее не сохранилась. До нас дошли Лаврентьевская (1116) и Ипатьевская (1118) редакции «Повести». Причем сами летописи, в которых сохранились эти редакции, были созданы в более позднее время. Лаврентьевская летопись содержит копию летописного свода 1305 г., сделанную в 1377 г. под руководством монаха Лаврентия по заданию суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича. При перечислении событий до 1282 г. в летописи используются копии других летописей, а с 1282 г. описываются события тверского княжества. Ипатьевская летопись также начинается с «Повести», вторая ее часть — события 1118—1199 гг. в Киевском княжестве, третья (до 1292) — галицко-волынские летописи. Название летопись получила по местонахождению ее в Ипатьевском монастыре (Кострома). «Повести временных лет» предшествовали Киевский Свод 1037 г., Киевско-Печерский 1073 г. и Новгородский 1079 г., которые не дошли до нас. На их основе возник «Начальный свод» и «Повесть временных лет».

В «Повести временных лет» рассказывается о расселении славянских племен. Вначале, по мнению летописца, славяне жили на Дунае, потом они расселились по Висле, Днепру, Волге. Автор указывает, какие племена говорили на славянском языке, а какие — на других языках: «Се бо токмо, словенски язык в Руси: Поляне, Древляне, Новгородци, Полочане, Дреговичи, Север, Бужане, зане седоша по Бугу, после де же Велыняне. А се суть инии языции, иже дань дают Руси: Чюдь, Меря, Весь, Мурома, Черемись, Мордва, Пермь, Печера, Ямь, Литва, Зимигола, Корсь, Норова, Либь. Си суть свои язык имуще от колена Афетова, иже живуть в странах полунощных».

Летописец дает и описание быта и обычаев славян: «...живяху кождо с своим родом и на своих местах, владеюще кождо родом своим на своих местех» и т. п.

Конечно, не все в летописях можно воспринимать на веру, особенно оценки тех или иных племен и народов. У летописцев были свои симпатии и антипатии. Например, поляне — земляки летописца — были, по его мнению, самым хорошим племенем, а другие племена — хуже: «Древляне живаху звериньским образом, живуще скотьски: убиваху друг друга, ядяху вся нечисто; и браку у них не бываше, но умыкивалу у воды девиця...»; «и Радимичи, и Вятичи, и Север один обычаи имяху, живяху в лесах, якоже и всякий зверь, ядуще все нечисто. И срамословье в них... Имяху же по две и по три жены». Таким образом, летописец дает яркие свидетельства сохранения черт родового строя у славянского племени.

В «Повести» имеются и сведения об археологических памятниках. Там пять раз упоминаются длинные валы, которые будто бы провел Кирило Кожемяко плугом, в который был запряжен дракон — Змий, для защиты Киева с юга от кочевников.

К концу XII в. относится «Слово о полку Игореве». В «Слове» содержится важный краеведческий материал. Например, там упоминаются русские города: Киев, Путивль, Новгород, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Курск, Белгород, Тмутаракань. Исконно русскими автор считает реки Днепр, Донец, Немигу, Стугну, Рось и Сулу.

Русские для автора «Слова» — «Даждьбожьи внуки». Любопытно, что автор «Слова» не большой любитель трав и деревьев, но зато хорошо знает птиц и животных. Им перечислены 23 реки, но дано 54 вида птиц. Может быть, это связано и с задачами, которые он ставил перед «Словом».

Хорошо зная все крупнейшие русские города, автор умело пользуется своими знаниями психологии правящих в них князей.

В XII—XIV вв. почти в каждом княжеском центре велись летописные своды. В Киеве летописание велось в Печерском и Выдубецком монастырях; во Владимиро-Суздальской земле главными центрами летописания были Владимир, Суздаль, Ростов и Переяславль. Велись летописные записи и в других городах.

Монголо-татарское иго привело к временному упадку летописания, но в XIV—XV вв. начинается новый этап его развития. Крупнейшими центрами летописания стали Новгород, Псков, Тверь, Москва. В летописях детально описываются местные события — рождения и смерть князей, выборы посадников и тысяцких, военные походы, битвы и т. п.

Из памятников XVI в. любопытна «Казанская история», написанная около 1550 г. Автор приводит интересные сведения об истории Казани и народах Поволжья.

К концу XV—началу XVI в. относят «Сказание о человецех незнаемых в восточной стране», рассказывающее о девяти племенах «незнаемых» людей на востоке, «За Югорской землей», называемых «самоедью» или «самоядью», с интересными подробностями, иногда фантастического плана.

С середины XVI в. любопытные краеведческие сведения содержатся в донесениях служилых людей, посылаемых государством в Сибирь и в другие отдаленные места. Важные сведения по истории окраин России можно найти в ясачных книгах и «росписях». Данные этих книг были доступны лишь чинам высшей приказной администрации и использовались для составления всевозможных инструкций воеводам и другим начальникам.

Уже в XVI в. памятники археологии используются государством в дипломатии. В 1592 г. русские послы Г. Б. Васильчиков и С. Г. Звенигородский на переговорах о русско-датской границе в Коле ссылались на остатки новгородских укреплений на берегах Кольского залива — в Ваенге и Коле: «А в Варенге (Ваенге) Валит (в Новгородских летописях упоминаются два воеводы Валита) своими руками положил камень в вышину от земли есть и ныне больше косые сажени, а около него... городской оклад в 12 стен... И тот камень, что в Варенге, и посейчас словет Валитов камень, а что в Коле было — развалено». В 1603 г. датчанам была представлена новая грамота: «И лопская земля вся исстари к нашей отчине, к Новгородской земле, а взял ее войною... корельский державец Валит, тож Варент, а русское имя его Василей... на Мурманском море в его имя городище Валитово и иные признаки».

В XVII в. на Урале землепроходцы заинтересовались чудскими памятниками, о которых до сих пор здесь рассказывают легенды; «Жили испокон веков на Урале старые люди, их чудью звали. Рылись под землей, железо варили. В темноте ютились... А лица у них на груди были. И вот стали замечать чуди, что белое дерево на их землю пришло... Слухи тревожные... Где белое дерево, там белый человек... И вот запрятались чуди в свои жилища-норы подземные... и заживо захоронили себя». Такими легендами русские землепроходцы пытались объяснить причины, по которым в курганах встречаются срубы («жилища» чуди), а древние копи расположены под землей.

К XVII в. летописные формы изложения событий на окраинах страны еще продолжают существовать, хотя в центре они уже полностью отмирают.

Из местных летописных источников этого времени наиболее интересны сибирские летописи. Всего их насчитывают около 40.

Большая часть сибирских летописей восходит к походам Ермака. Предполагается, что первую из них составили в 20-х гг. XVII в. в Тобольске по воспоминаниям ветеранов дружины Ермака. В 1622—1623 гг. в Соли Вычегодской была составлена «Строгановская летопись». В 1636 г. тобольский дьяк Савва Есипов составил летопись «О Сибири и Сибирском взятии» (Есиповская летопись).

Позднее появились «Записки к истории Сибири служащие» и «Новая Сибирская история» И. Черепанова; «Летопись г. Иркутска с 1652 г.» П. Пежемского; «Краткая летопись Енисейского и Туруханского краев Енисейской губернии» (1594—1893 гг.)

А. И. Кытманова и др.. Все они содержат подробные описания быта и нравов народов Сибири. Например, в Есиповской летописи говорится: «По сих же реках жителствуют мнози языцы: Татаровя, Калмыки, Мунгалы, Пегая орда (нарымские селькупы), Остяки и Самоядь и прочия языци. Татаровя держит закон Мааметев, Калмыки же которого закону жили или отцов своих предание держат не ведомо... Пегая же орда, Остяки и Самоядь закона не имеют, но идолам поклоняются и жертву приносят яко богу... Они же Остяки одежду имеют от рыбы. Самоядь же ядят олени и всякой зверь и гад».

В архивах хранится много челобитных местным властям, в которых также содержатся определенные историко-краеведческие сведения. В большинстве это либо жалобы на притеснения властей (заявления о злоупотреблениях и взятках сборщиков ясака, жалобы на обеднение, просьбы о сложении недоимок), либо жалобы ясачных людей друг на друга. По многим из жалоб велись судебные дела, содержащие многочисленные и ценные данные о жизни и быте народов России. Например, в 1673 г. разбирался спор о «купчей» на «холопа». Ответчик показал: «В нашей же орде, у нашей братьи якутов, как покупаем друг у друга холопей мужиков и баб и девок и ребят, и приданных даем и емлем, а купчих и никаких писмяных крепостей на холопей до сего числа промеж нами не бывало».

Первым историком-краеведом Сибири иногда называют Семена Ульяновича Ремезова (1642 — около 1720), составителя «Чертежной книги Сибири». Карты Сибири («Чертежные книги») составлялись в 1629, 1667, 1673 гг., но на них отсутствовали данные о местах обитания различных народов. Поэтому в «приговоре» Сибирского приказа 1696 г. указывалось, что на чертеже должно быть показано, «в котором месте какие народы кочуют и живут, также с которой стороны к порубежным местам какие люди подошли». Эту работу и выполнил С. У. Ремезов.

Он известен также как сборщик ясака, составитель плана Тобольска, строитель каменного кремля в Тобольске, живописец, расписавший часовню для водосвятия на р. Иртыше. Им была составлена серия карт с детальными этнографическими и некоторыми археологическими данными. Вся «Чертежная книга» была завершена к 1 января 1701 г. Наиболее интересна для историка-краеведа его карта, составленная в сентябре 1698 г., — «Чертеж всех сибирских градов и земель», на которой указаны места обитания различных народов Сибири с довольно точным определением мест их кочевок.

Помимо «Чертежной книги Сибири», Ремезовым в 1698 г. было создано «Описание о народах Сибири», которое получило известность по обширным цитатам в Черепановской летописи. Ее составил в 1759 г. тобольский ямщик Черепанов.

Трудами Ремезова пользовались многие исследователи. Попавший в плен под Полтавой швед Страленберг (Табберт) (1676—1747), вернувшись в Швецию, в 1730 г. издал «Историческое и географическое описание северной и восточной частей Европы и Азии». В 1797 г. эта книга была издана и на русском языке. В вей большей частью использованы материалы Ремезова.

В 1744 г. академик Г. Ф. Миллер, возвратившись из путешествия по Сибири, передал в библиотеку Академии наук рукопись. Вначале Миллер называл ее «Тобольской» (по месту приобретения), потом «Ремезовской». «Летопись, — писал Миллер, — кроме того, что она настоящий подлинник, имеет еще и сие преимущество, что в ней многие приключения обстоятельнее перед прочими летописями описаны... Величиною она писана в десять наподобие потных книг, и на каждой странице имеет по две статьи с рисунками».

Миллер широко использовал Ремезовскую летопись при написании своей «Истории Сибири».

Позднейшие летописи содержали всевозможные сведения не только о князях или церковниках, но и о купцах и даже разночинцах. Например, в так называемой Ермолинской летописи конца XV в. рассказывается о строительной деятельности московского купца и выдающегося архитектора В. Д. Ермолина. Любопытно, что именно в этой летописи Н. М. Карамзин впервые обнаружил (в библиотеке Троице-Сергиевской лавры) список «Хождения Афанасия Никитина за три моря». Тверской купец А. Никитин в 1466—1472 гг. совершил путешествие в Иран и Индию и талантливо описал свои приключения и страны, которые он посетил. Видимо, подобные путешествия не были единичным явлением. Дело историков-краеведов — разыскать новые такие рукописи.

Издание русских летописей началось еще в XVIII в. С 1767 г. Академия наук начала издавать «Библиотеку Российской истории». В 1767—1768 гг. появилась вторая часть «Летописи русской по Никонову списку». Полное собрание русских летописей (ПСРЛ) начали публиковать в 1841 г. К настоящему времени вышло из печати 35 томов.

Летописание сохранилось в ряде мест в XVIII—XIX вв. Например, известно шесть вариантов Соликамских летописцев, сохранившихся в центральных и местных архивах. Пермский краевед В. Н. Шишонко собрал объемистый труд Пермская летопись, охвативший историю Урала с древнейших времен до середины XVIII в. Большая часть этой летописи опубликована и служит важным источником для краеведов.

Традиции летописания возрождаются в наши дни в форме создания летописей боевой и трудовой славы отдельных предприятий, колхозов, воинских частей, школ, целых районов, городов и других населенных пунктов.

В 1627 г. была составлена «Книга Большому чертежу». Она представляет собой как бы пояснительный текст к генеральной карте Русского государства («Большой чертеж»), «Книга» содержит обстоятельную перепись географических пунктов (главным образом рек, с указанием расстояний между ними) и других достопримечательностей. В ней имеются и сведения о населении, обитавшем по тем или иным рекам, перечисляются города и т. п.

В XVIII в. уже осознанно были указаны задачи, стоящие перед краеведением. «Знать свое отечество во всех его пределах, знать и изобилие и недостатки каждого места, знать промыслы граждан и подвластных народов, знать обычаи их, веру, содержание и в чем сострит богатство их... — всякому, уповаю, небесполезно, а наипаче нужно великим людям, которые по высочайшей власти имеют попечение о благополучном правлении государства и о приращении государственной пользы», — писал один из выдающихся деятелей русской науки XVIII в. С. П. Крашенинников.

В XVIII в. выходит одна из первых монографий по этнографии — книга Григория Новицкого «Краткое описание о народе остяцком» (1715). Этот ссыльный украинский казак задался целью изобразить «удивлению достойное странное житие и дивные обычаи» хантов (остяков). Сочинение Новицкого содержит много ценных сведений: о хозяйстве, образе жизни, материальной культуре, обычаях и верованиях хантов. Первая глава содержит общие сведения о народах Сибири и истории ее присоединения к России. Автор с симпатией описывает «острое и скудное житие» народа в условиях «нетерпимых человеческой природе».

Историческому краеведению в XVIII в. придается государственное значение. 13 февраля 1718 г. Петр I публикует указ, который предписывал: «Также, если кто найдет в земле, или в воде какие старые вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи, не такие, какие у нас ныне есть, или и такие, да зело велики или малы перед обыкновенными; также какие старые надписи на каменьях, железе или меди, или какое старое необыкновенное ружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно — також бы приносили, за что будет довольная дача».

Особое внимание было уделено древностям Сибири. 15 февраля 1721 г. был издан указ, в котором говорилось: «Куриозные вещи, которые находятся в Сибири, покупать сибирскому губернатору, или кому где подлежит, настоящее ценою и не переплавливая, присылать в Берг и Мануфактур-Коллегию, а в оной, потому ж не переплавливая, об оных докладывать его величеству».

В целях поощрения археологических поисков Петр I отдает особое распоряжение о вознаграждении за археологические находки. Обращалось уже в то время внимание на фиксацию находок в земле: «Один гроб с костми принесть не трогая. Где найдутца такие, всему делать чертежи», — наказывал Петр I.

В начале XVIII в. прослеживаются и первые попытки государственной реставрации памятников истории. Так, при посещении развалин древнего города Болгара в Поволжье Петр I, «приметивши притом, что сии памятники столь славных некогда Булгар весьма уже много повреждены были временем и впоследствии совсем могут истребиться... прислал... повеление отправить немедленно к останкам разоренного города Булгар несколько каменьшиков с довольным количеством извести для починки поврежденных и грозящих упадком строений и монументов, пещись о сохранении оных, и на сей конец всякий год посылать туда кого-нибудь осматривать для предупреждения дальнейшего вреда».

Замечательным представителем русского просвещения XVIII в. был Василий Никитич Татищев (1686—1750). Видный государственный деятель, участник войны со Швецией, основатель Свердловска (Екатеринбурга), астраханский губернатор, он, наряду с интенсивной государственной деятельностью, занимался большой научной работой. Татищев создал многотомную «Историю Российскую с самых древнейших времен». Много исторических и этнографических сведений содержится в «Лексиконе Российском» — первом энциклопедическом словаре России, над которым он работал в 1744—1745 гг.

Исключительный интерес представляет анкета, разосланная В. Н. Татищевым местным чиновникам для сбора историко-географических сведений. Первый раз эта анкета была разослана в 1734 г. и состояла из 92 вопросов. Во второй редакции 1737 г. она содержала уже 198 вопросов. В том числе в ней были вопросы, касавшиеся названий народов, их происхождения, прежней организации власти, ремесел, семейных и правовых обычаев, обрядов, верований и т. п. Татищев требовал такта при опросе населения: «Сии все обстоятельства испытывать без принуждения, но паче ласкою и чрез разных искусных людей, знающих силу сих вопросов и язык их основательно... Остерегать же и то, чтоб кто... умысленно в поношении или хвастание чего лишнего не прибавил, или истинного не убавил, дабы тем правости не повредил, понеже многие глупые люди лжами хотят себе честь или пользу приобрести, но в том всегда обманываются». Ответы на анкеты были использованы Татищевым в его историко-географических работах.

Крупнейший труд Татищева — «История Российская с самых древнейших времен». Один из первых в русской историографии он, отказавшись от господствовавшей в то время «божественной причинности» в событиях, попытался создать собственную периодизацию русской истории: господство единовластия (862—1132), нарушение единовластия (1132—1462), восстановление единовластия (с 1462).

Путешественник Лерхе, посетивший Россию, писал: «В Астрахани губернатором был известный ученый Василий Никитич Татищев... Он говорил по-немецки, имел большую библиотеку и был сведущ в философии, математике и особенно в истории. В религии он придерживался особых убеждений».

Татищев считал, что «разность вер великой в государстве беды не наносит», что религиозные распри «ни от кого более, как от попов для их корысти, а к тому от суеверных ханжей или несмысленных набожников происходят, между людьми умными произойти не могут, понеже умному до веры другого ничто не касается».

Детальные сведения об истории и организации промышленности на Урале в XVII—XVIII вв. собраны в трудах Виллима Ивановича Геннина (1676—1750), голландца по происхождению, участника Северной войны. В 1713—1722 гг. он был комендантом и начальником горных заводов Олонецкого края. Работал над проектом канала между Волгой и рекой Москвой. Он сменил В. Н. Татищева на посту начальника Уральских заводов. С 1722 по 1734 г., работая в Екатеринбурге, Геннин составил «Описание уральских заводов», опубликованное лишь в советское время (1937). В книге помещены рисунки археологических находок из сибирских курганов, которые и сейчас представляют определенный научный интерес.

В XVIII в. историческое краеведение добивается значительных успехов прежде всего в связи с организацией первых крупных академических экспедиций в различные края России с целью их детального изучения.

§ 2. Научные экспедиции по изучению России

Экспедиции в соседние земли снаряжались еще в Древней Руси. Уже в «Повести временных лет» рассказывается, что в 1096 г. новогородец Гюрата Рогович посылал своих людей на Печору. «Жители Пермского края в это время уже платили дань Новгороду и новогородцы вели с Югрой меновую торговлю: привозили сюда железные изделия, в обмен получали дорогие меха. Дань же брали мехами и серебром, которое Югра приобретала... у Чуди Сибирской. У новогородцев появились соперники сначала в лице князей Суздальских, а потом и Московских». Присоединив Новгород и его владения, Москва стала организовывать свои экспедиции на Урал и в Сибирь. Так, 26 марта 1491 г. на Печору были отправлены Андрей Петров, Василий Болотин, грек М. Лариев и немецкие мастера Иоган да Виктор. В последующем году на Печору вновь послали Василия Болотина, Ивана Брюхо Коробьина, Андрея Петрова, Мануила Илариева и других. Для добычи руды с ними было отправлено еще 340 человек.

С 1517 г. купцы Строгановы получили жалованную грамоту на устройство соляной варницы в Соли Вычегодской. Строгановы снаряжали экспедиции в Сибирь вплоть до Оби и далее, собирая данные о Сибири. Аника Федорович Строганов доносил царю Ивану Грозному: «Земля Сибирь, нарицаемая зверообразных и диких людей, потому что живут по лесам и питаются зверьем и рибою кроме хлеба, едят кровавое и сырое, веры же и грамоты не имуть».

Устраивая заводы и рудники, промышленные люди России интересовались и прошлым края. И. И. Лепехин, побывавший на Урале в 1770 г., писал, что, по рассказам горных работников, тут находили «горные инструменты, как-то: кайлы, молотки и проч., сделанные из меди, также сумки, рукавицы, кости, деревянныя к укреплению штольн подпоры, которые особливую имели твердость и, будучи брошены в огонь, зеленым горели пламенем со смрадным запахом». Велись специальные поиски древних разработок, и на их месте строились уральские заводы.

Однако подлинно научные экспедиции по многоплановому изучению различных районов страны стали проводиться с XVIII в. Большая их часть была организована основанной в 1725 г. Академией наук. Одна из первых государственных экспедиций XVIII в. в Сибирь — экспедиция Д. Г. Мессершмидта (1685—1735). Экспедиция посещает Томск, Красноярск, Иркутск, Нерчинск и добирается даже до Монголии. По пути описываются достопримечательности, делаются зарисовки, составляются планы местностей. Проводятся и раскопки. Найденные в курганах вещи зарисовываются. Рисунки экспедиции Мессершмидта, сохранившиеся в Архиве АН СССР, дают полное научное представление о вещах и могут быть использованы как вполне профессиональные источники по археологии Сибири. К сожалению, материалы экспедиции до сих пор не опубликованы.

Каждая из 50 экспедиций Академии наук XVIII в. увеличивала сумму знаний о народах России. Наиболее известны из них Великая северная (или 2-я Камчатская) экспедиция 1733—1743 гг. и Академическая экспедиция 1768—1774 гг.

Первоначальной задачей Великой северной экспедиции было открытие морского пути в Америку и исследование связи ее с Азией. Первые поиски в этом направлении были предприняты в 1719 г. (экспедиция Евреинова и Лужина) и в 1725—1728 гг. (1-я Камчатская экспедиция Беринга). Однако, помимо морских задач, перед Великой северной экспедицией были поставлены и сухопутные — описание природы и жителей Сибири. Во главе «сухопутного» отряда экспедиции был поставлен историк Г. Ф. Миллер. В инструкции ему говорилось о том, что нужно исследовать, «какие суть начала каждого народа по их же повествованию... древние жилища, перселения... обычаи и обряды народные» и т. п. Миллер и его товарищи пользовались инструкцией-анкетой В. Н. Татищева. Участниками экспедиции были Герард Фридрих Миллер, Иоганн-Георг Гмелин, Георг Штеллер (Стеллер), С. П. Крашенинников, Иоганн Фишер и переводчик. Миллером собраны копии огромного количества документов по истории из архивов 20 городов Сибири. Уже в XVIII в. опубликован его большой труд «Описание Сибирского царства и всех произошедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его Российской державе по сии времена» (1750).

Руководители экспедиции Миллер и Гмелин должны были главное внимание уделить исследованию Камчатки, но они туда не поехали, поручив работы там студенту Степану Петровичу Крашенинникову (1711 —1755), который провел на Камчатке 4 года (1737—1741). В последние полгода к нему прибыл начальник — натуралист Георг-Вильгельм Штеллер со своим помощником Горлановым. Результаты экспедиции были опубликованы в 1756 г. в «Описании земли Камчатки» Крашенинникова — первой научной монографии о Камчатке. Из четырех частей (сведенных в два тома) первые две посвящены физико-географическому описанию Камчатки, 3-я часть («О Камчатских народах») целиком этнографическая, в 4-й излагается история Камчатки со времени се присоединения к России.

В предисловии к своему капитальному труду Крашенинников писал: «Российское государство сколь есть обширно, сколь изобильно всем, что касается до человеческого удовольствия, столь и многими народами обитаемо, которые, хотя по большей части житием, языком и нравом между собой разнствуют, однако поныне не токмо точное состояние каждого порознь, но и имена их не всякому известны».

Труд Крашенинникова очень быстро был оценен в Европе и переведен на английский, французский, немецкий и голландский языки. Его работы детально изучал А. С. Пушкин, делая из них обширные выписки.

Другим исследователем, имя которого связано со становлением исторического краеведения, был Петр Иванович Рычков (1712—1777). Выходец из купцов, он длительное время служил в канцеляриях Оренбурга. Обладая энциклопедическими знаниями, Рычков усиленно собирал сведения по истории своего края. В 1755 г. им была опубликована книга «Ланд-карты или чертежи географические, на которых предоставляется Оренбургская губерния с смежными к ней местами. Сочинены в Оренбурге декабря дня 1752 года при Оренбургском географических делах из разных прежних и новых описаний, через геодезии прапорщика Красильникова с товарищий. Для лутчагоже оных ландкарт изъяснение приобщено к ним краткое особое гисторическое описание под именем Топография Оренбургской губернии». Позднее эта «Топография Оренбургская» была расширена и опубликована в Петербурге в 1762 г. В 1759 г. была опубликована и вторая книга П. И. Рычкова «Оренбургская история». На обе эти книги ссылается А. С. Пушкин, указывая источники «Истории Пугачева».

Интерес к Оренбургу возрос в связи с тем, что в 30-х гг. XVIII в. казахская Малая орда приняла русское подданство. Для изучения новых мест была создана Известная экспедиция, позднее переименованная в Оренбургскую экспедицию. Во главе ее стоял И. И. Кирилов, обер-секретарь Сената, который еще в 1734 г. представил записку «Изъяснение о киргиз-кайсацкой и кара-колпацкой ордах». После смерти Кирилова в 1737 г. экспедицию возглавил В. Н. Татищев, который продолжил поиск историкоэтнографических сведений. Но больше всех для изучения края сделал талантливый самоучка П. И. Рычков. Он не только собрал сведения по истории края, но и описал народы, как с «внешней стороны»: «1) Трухменцы (туркмены), 2) Хивинцы, 3) Аральцы, 4) Верхние Каракалпаки, 5) Киргис-кайсаки Большой орды, 6) Туркестан, 7) Ташкент, 8) Зюнгорский народ», так и «внутри Оренбургской губернии находящихся»: «1) Российские, 2) Татара, 3) Башкирцы, 4) Мещеряки, 5) Калмыки, 6) Киргис-кайсаки, 7) Каракалпаки, 8) Мордва, 9) Черемиса, 10) Вотяки, 11) Чуваши». Кроме того, описаны бухарцы, аравитяне, персияне и др..

Книга П. И. Рычкова вскоре была переведена на немецкий язык. Он не имел дипломов об окончании учебных заведений, поэтому, когда был представлен к избранию в Академию наук, для него было придумано специальное звание — член-корреспондент Академии наук. Он был первым, получившим это почетное звание.

Прославился своими научными трудами и сын Петра Ивановича— Николай Петрович Рычков. Его «Журнал или дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства в 1769 и 1770 году» опубликован в 1770 г. В 1772 г. было опубликовано «Продолжение журнала или дневных записок путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства в 1770 году».

Н. П. Рычков участвовал в работе знаменитой Академической экспедиции 1768—1774 гг.

Инициатором этой экспедиции был М. В. Ломоносов. В 1760 г. он представил в Академию наук «Мнение о посылке астрономов и геодезистов в нужнейшие места в России». 10 сентября 1764 г. он представил «Примерную инструкцию... для определения астрономическими наблюдениями долготы и широты нужнейших мест для географии Российского государства». Идеи этих проектов и были реализованы в деятельности экспедиций 1768—1774 гг.

Поводом для экспедиции стало ожидавшееся 23 мая 1769 г. прохождение Венеры перед Солнцем. В XVIII в. Венера проходила перед Солнцем в 1761 и 1769 гг. В 1761 г. измерения вела Франция. Были посланы астрономы в Сибирь и Индию. В 1769 г. эти наблюдения взяла на себя Россия. Намечено было 8 пунктов для наблюдения за Венерой. Общее руководство было поручено С. Я. Разумовскому.

Кроме того, экспедиции поручили собирать материалы по природе, экономике и истории. Вначале наметили два маршрута — оренбургский и астраханский. Фактически же было шесть экспедиций — три оренбургские, две астраханские и одна сибирская. Ими руководили: И. И. Лепехин (Поволжье, Урал, Архангельская губерния), П. С. Паллас (Поволжье, Сибирь, Прикаспий), С. Г. Гмелин (Прикаспий, Кавказ), И. Гильденштедт (Прикаспий, Кавказ, Украина), И. Фальк (Астраханский и Оренбургский край), И. Георги (Байкал).

Первым отправился отряд адъюнкта Академии наук Ивана Ивановича Лепехина (1740—1802). В состав его экспедиции входили и молодые сотрудники — гимназисты А. Лебедев, Т. Люлеин, Н. Я. Озерцовский (позднее академик), художник М. Шалауров и чучельник Ф. Федотов.

И. И. Лепехин, выходец из низов (сын солдата), получил блестящее образование. Страсбургский университет присвоил ему звание доктора медицины. Он проводит широкие исследования в Поволжье, Прикаспии, Урале, Архангельском крае и Беломорье (1768—1772), Белоруссии и Прибалтике (1773). Описание всех достопримечательностей он ведет очень детально и всесторонне. Полученные сведения опубликованы в его книге «Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства» (1770). В ней он не просто описывает факты, но пытается критически подойти к сведениям предшественников. Так, описывая Шульганташ (Каповую пещеру, где сейчас найдена уникальная живопись человека каменного века), он замечает: «Хотя господин советник Рычков... думает, что сия пещера сделана человеческими руками в самые древние времена... такую громадину соорудить дело невозможное и ненужное. Если мы посмотрим пристально на отделения пещеры, то удобнее понять можно, что сию великую в гору пустоту единственно произвела вода».

И. И. Лепехин впервые открыл месторождения нефти в Приуралье. Он дал уникальное описание Белого моря и Соловецких островов.

В его трудах содержатся и довольно интересные по тем временам рассуждения экологического плана: «Мне до того нет нужды, что иной, сидя в Москве, пишет о перемене в лучшее состояние нашего воздуха через вырубленные леса. Тщетен и страх того, который опасается, чтобы от чрезмерного сбережения лесов не наплодить более хищных зверей. По нашему климату и звери нам необходимы нужны... Во многих местах у нас деды топили дровами, а нынче внучата соломкой или пометом топить начинают». С симпатией отзывается Лепехин о народах России, например о чувашах: «Сей народ, претерпевая иногда притеснения или другим каким нещастием пришел в скудость...» О работных людях Урала он пишет: «Такие нещастные люди нередко года по два домов свои не знают, а бедные их бабы, посеяв хлебец и сжав, возят на базар, чтобы остальную мужней души окупить часть. Бедность их довела, что они принуждены большую часть своего веку довольствоваться пихтовой корой, в которую они, истолкши в ступе и просеяв, примешивают малое число ржаной муки и пекут лепешки». Свободомыслящий автор критикует и церковь. На реке Сысоле он отмечает «зырянскую особливую простоту и слепое повиновение к своему духовенству... но сия доверенность и поповское корыстолюбие нередко принуждало зырян пропускать пору сеять, косить и жать, а молебное пение нагревало руки... в таких случаях».

Исторические сведения и описание быта народов России, собранные в четырех томах «Дневных записок» Лепехина, представляют собой важный и достоверный источник для историка-краеведа.

И. И. Лепехин является одним из авторов «Словаря Академии Российской», впервые систематизировавшем данные о русском языке того времени и его истории.

Начальный маршрут экспедиции Лепехина повторил отряд П. С. Палласа (1741—1811). Зоолог по образованию, он был приглашен из Германии сразу на должность начальника отряда Оренбургской экспедиции. Им собран большой исторический и этнографический материал. В 1768 г. он проделал путь от Москвы до Симбирска, в 1769 г. — по Левобережью нижней Волги и Оренбургским степям, в 1770 г. — по Южному Уралу и Западной Сибири, в 1771 г. — по Западной и Южной Сибири, в 1772—1774 гг. — по Восточной Сибири и нижней Волге. Паллас издал пятитомный труд «Путешествия по разным провинциям Российской империи», куда включены и материалы, собранные его помощниками — Зуевым и Соколовым, действовавшими большей частью самостоятельно. Паллас пишет: «Чтобы путешествие не продолжить через меру, разослал я в разные стороны искуснейших из моих спутников... 24 февраля студента Василия Зуева, дав ему в помощь чучелятника и стрелка и снабдя при этом настоятельным наставлением через Тобольск в лежащий над Обью северный город Березов, откуда бы старался он в начале лета поехать далее до Обдогорского острога, в низ по реке Оби, и если можно до Самого Ледовитого Океана».

Василий Федорович Зуев (1754—1794) составил «Описание живущих Сибирской губернии в Березовском уезде иноверческих народов остяков и самоедов», которое Паллас включил в свое «Путешествие». Опубликован труд Зуева был полностью лишь в наши дни. Зуев совершил экспедиции в Мангазею (1772), Крым, Бессарабию и Турцию. Он впервые достаточно точно описал быт хантов и манси, сравнивая их между собой, сообщил об экзогамии у остяков, о других чертах быта и нравов народов уральской семьи.

К сожалению, правящие круги России того времени благоволили к иностранцам, которых сразу назначали на руководящее посты, печатали их книги, даже если в этих книгах были использованы материалы других авторов, как, например, это было в трудах Палласа, использовавшего работы Зуева, Мессершмидта и других. В то же время труды русских ученых столетиями не печатались и многие из них увидели свет только после Великой Октябрьской социалистической революции. Были и случаи плагиата. Пленный немец И. Миллер в 1720 г. опубликовал работу Г. Новицкого под своим именем. Поэтому к приезжим иностранцам у передовых русских ученых даже в то время было иногда скептическое отношение. Например, президент Академии наук и Российской академии Е. Р. Дашкова так отзывается о деятельности Палласа: «Этот ученый приобрел известность своими описаниями путешествий по России и своими познаниями в естественной истории; но он был безнравственный, беспринципный и корыстный человек; в издании книги, которую он в угоду императрице назвал словарем, он вогнал более чем 20 тысяч рублей, не считая того, что стоила Кабинету посылка курьеров в Сибирь, на Камчатку, в Испанию, Португалию и т. п. для отыскания нескольких слов каких-то неизвестных бедных наречий. Это был словарь девяноста или ста языков; некоторые из них имели всего двадцать слов, например: небо, земля, вода, отец, мать и т. п.; это ненужное и странное произведение внушало мне отвращение, хотя все его расхваливали, как чудесный словарь».

Во второй половине XVIII в. было опубликовано «Описание всех в Российском государстве обитающих народов» на немецком языке в четырех частях, из которых три первые затем были переизданы на русском и французском языках. Автором описания был И. Г. Георги.

В 1771 г. Сенат предписал землемерам при снятии уездных планов включать в журналы сведения о курганах, пещерах и развалинах.

Большое значение для изучения Урала имели экспедиции конца XVIII — начала XIX в., возглавляемые И. Ф. Германом, А. Гумбольдтом, Г. Розе и др.

Иван Филиппович Герман (1755—1815) в конце XVIII в. начал исследовать Ильменские горы, заложил ряд копий, обнаружил самоцветы. С 1801 г. он был начальником Екатеринбургского горного управления. Герман занимался изучением истории горных заводов России. Им написана работа «Историческое начертание горного производства в Российской империи» (Екатеринбург, 1810).

В 1829 г. великий немецкий путешественник и естествоиспытатель Александр Гумбольдт (1769—1859) предпринял путешествие по Уралу. Его наблюдения за природой и бытом населения Урала описал его спутник — известный ученый Густав Розе (1798— 1873).

Уральским краеведам следует ознакомиться с трудами этих путешественников, в них они могут найти интересные описания быта и нравов населения Урала рубежа XVIII—XIX вв.

Эти исследования субсидировались, как правило, Академией наук. Однако роль государственных исследований с конца XVIII в. падает. С этого времени возрастает роль демократического направления в русском краеведении.

§ 3. Демократическое направление в историческом краеведении

Потаенные «экспедиции». Задолго до организации государственных научных экспедиций для изучения отдаленных краев и провинций России начали снаряжаться более многочисленные тайные «экспедиции». Снаряжались они хуже, чем самые бедные правительственные, а иногда отправлялись в дальний путь вообще без снаряжения. Шли на восток поодиночке и группами.

Однако роль этих «экспедиций» в изучении Урала, Сибири и других окраин России велика.

Именно от простых русских людей, освоивших эти края и изучивших языки местных жителей, научные экспедиции получали основные сведения. Именно они служили информаторами и «толмачами»-переводчиками. Именно благодаря им научным экспедициям сравнительно быстро удалось собрать и систематизировать огромные сведения об Урале, Поволжье, Сибири, Кавказе.

Проникновение простых людей на Урал и в Сибирь началось давно. Новгородцы уже в XI в. отправляли своих людей на Урал, на Север и в Сибирь. С деятельностью новгородцев связаны традиции народного самоуправления, закрепившиеся в освоенных ими областях. Присоединив Новгород, центральная власть не смогла полностью искоренить этих традиций на Урале и в Сибири и насадить там (исключая заводы) крепостное право. «Вольные» порядки влекли крестьян и посадских людей из центральных районов России. Они бежали на Волгу, на Дон, а потом, с укреплением там царской власти, шли дальше на восток и юг.

Переселения иногда принимали религиозную окраску. Противники реформы Никона в XVII в. — раскольники — также уходили в леса Урала и Сибири.

Уральские заводчики часто покровительствовали раскольникам в целях приобретения в их лице дешевой рабочей силы. Путеводитель по Уралу XIX в. указывает: «Все частные заводчики открыто покровительствовали старой вере отчасти по тайному сочувствию, как Демидовы, Баташевы, Мосоловы и др., а главным образом потому, что заводская рабочая сила сложилась из раскольников». Однако это не спасало раскольников от нового гнета. «Крепостное право на горных заводах было одной из ужаснейших форм его, — признает тот же путеводитель. — За малейшие проступки виновные заковывались в цепи, ссылались на рудники, наказывались шпицрутенами... Вот почему крепостное население заводов всюду с радостью встречало посланников Пугачева».

«Даже в 30-х гг. управляющий Кыштымскими заводами, знаменитый в летописях Урала Григорий Федорович Зотов забивал людей до смерти и ходил по заводу с заряженным пистолетом и стрелял по ослушникам его приказаний, а комиссия, производившая над ним следствие, выпустивши воду из заводского пруда, нашла на дне его десятки человеческих скелетов... Только неподкупный граф Строганов в 1827 г. отдал его под суд... а ранее он встречался даже с царем Александром I, и тот его очень долго расспрашивал о том, как наладить производство на заводах». Далее автор пишет: «Вообще, заводское население, зажатое в тиски горного крепостного права с колодками, цепями, рудниками, шпицрутенами и прочими ужасами и зверствами, весьма охотно шло в ряды протестующих, в надежде избавиться из того невыносимо тяжелого положения, в котором оно находилось. Поэтому-то самому во многих заводах Пугачева встречали как избавителя, с радостью и слезами на глазах, поэтому-то самому отдельные удальцы разбойники... пользовались у народа покровительством и их никогда не выдавали начальству».

Данный путеводитель издан в конце XIX в. как приложение к газете «Урал». В подобных путеводителях содержатся не только интересные сведения по истории краев, но и высказывается явное сочувствие к народу. Такая литература свидетельствует, что к XIX в. уже сложилось и оформилось демократическое направление в историческом краеведении, истоки которого уходят к тем переселенцам-новгородцам и беглым русским людям, которые с XI в., а может быть, и ранее, пришли на новые и малонаселенные земли Урала, Сибири, Средней Азии, Кавказа.

Конечно, самодеятельная «краеведческая деятельность» не всегда приносила только пользу. С XVII в., например, массовым явлением стали грабительские раскопки. Пострадало много ценных памятников старины. Цель «бугровщиков» (раскопщиков могильных бугров) — найти клад. Целые артели в Сибири отправлялись на все лето в степь разрывать могильные бугры. По словам Г. Ф. Миллера, они хорошо знали, где есть золото, а где нет. Еще до раскопок «бугровщики» могли определить форму подземной конструкции — срубы из лиственницы, каменные сооружения и т. п. У них существовала своеобразная классификация надгробий: различались «чудские» и «калмыцкие» могилы, «маяки», «сланцы» и курганы. Эти знания передавались научным экспедициям XVIII в. и помогли разработать исследовательский подход к памятникам археологии. Не случайно, ученые того времени, описывая сибирские древности, ссылались на сведения, полученные от «бугровщиков».

Демократическое направление в историческом краеведении. В развитии краеведения в России с самого начала стали проявляться два разных течения — официальное и демократическое. В XVI—XVIII вв. были накоплены обильные фактические знания о народах Сибири и Севера. Но они были достоянием представителей центрального и местного управления. В русское образованное общество эти сведения стали проникать лишь с XVIII в., и не по административным каналам, а через литературу. Демократическая тенденция стала оформляться в русском краеведении в XVIII в., начиная с И. И. Лепехина и А. Н. Радищева. Она получила развитие в трудах декабристов, а позднее — в трудах революционных демократов середины XIX в. В 60-е гг. XIX в. она продолжала развиваться в научной деятельности народников — П. И. Якушкина, П. Н. Рыбникова, А. Я. Ефименко, И. Я. Худякова и И. Г. Прыжова. Особенно много для изучения окраин России сделали политические ссыльные.

Два принципа боролись в русской краеведческой науке — «изучать и знать народы, чтобы лучше ими управлять; изучать и знать народ, чтобы помогать ему, чтобы бороться за его освобождение».

Господство официального краеведения до XIX в. привело к тому, что интерес к русскому народу обнаружился позже, чем интерес к другим народам. Управлять собственным народом господствующий класс и его государство могли без особого изучения. Ведь долгое время многие черты в укладе жизни феодалов и основной массы населения совпадали. Однако углубляющийся разрыв между низами и верхами общества заставил правящий класс к концу XVIII в. с большим вниманием отнестись и к русскому народу, ставшему для него в значительной мере чужим и по одежде, и по быту, и по языку. Тогда в литературе появляются первые этнографические материалы о русском народе.

Помимо русских ученых, краеведением занимались и ученые Средней Азии, писавшие по-арабски, персидски или на местных языках, грузинские, армянские, азербайджанские авторы, писавшие на своих языках, и др. Их труды должен внимательно изучать краевед, занимаясь историей своей области или края.

Еще в XVIII в. в науку проникают выходцы из народа — М. В. Ломоносов, И. И. Лепехин, П. И. Рычков. Среди ученых конца XVIII в. был широко известен краевед-историк Василий Васильевич Крестинин, (1729—1795). Он избирался в органы самоуправления Архангельска, его интересовали торговля, промышленность, история «гражданского общества». Он впервые опубликовал Русскую правду пространной редакции. Им изданы: «Исторические начатки о двинском народе древних, средних, новых и новейших времен» (1784), «Исторический опыт о старинном домостроительстве двинского народа в Севере», «Краткая история о городе Архангельске».

На рубеже XVIII и XIX вв. к историческому краеведению обращаются и писатели А. Н. Радищев, Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин. Академические «путешествия» были в то время настолько популярными, что их стали использовать писатели.

Первый революционный призыв к борьбе против крепостничества и самодержавия прозвучал в книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Автор не только описывает быт народа, его бедственное положение, но и пытается найти причины этого.

Н. М. Карамзин в 1791 г. начал публиковать «Письма русского путешественника» (закончил публикацию в сентябре — ноябре 1792 г.) в своем «Московском журнале», который после этого прекратил свое существование. Он начинает путешествие из Твери и через Петербург, Нарву, Дерпт, Ригу едет в Западную Европу. Это было первое крупное произведение, принесшее успех Н. М. Карамзину. В начале «Писем» он характеризует русского путешественника и как бы ставит задачи перед ним. «Все интересует его: достопримечательности городов, мельчайшие различия в образе жизни их обитателей, монументы, воскрешающие в его памяти различные знаменательные события; следы великих людей, которых уже нет на свете; приятные ландшафты, вид плодородных полей и безбрежного моря. То он посещает развалины заброшенного старинного замка, чтобы без помехи предаться там мечтам и блуждать мыслью во тьме прошедших веков; то он является в дом к знаменитым писателям...».

Карамзин дает краткие и меткие описания городов:

«В Ямбурге, маленьком городке, известном по своим суконным фабрикам, есть изрядное каменное строение. Немецкая часть Нарвы... состоит по большей части из каменных домов; другая, отделяемая рекой, называется Иван-город. В первой все на немецкую стать, а в другой — все на русскую. Тут была прежде наша граница — о, Петр, Петр!».

«Когда открылся мне Дерпт, я сказал: прекрасный городок! Там все праздновало и веселилось. Мужчины и женщины ходили по городу обнявшись, и в окрестных рощах мелькали гуляющие пары. Что город, то норов; что деревня, то обычай» <...>

«Лишь только въедешь в Ригу, увидишь, что это торговый город, — много лавок, много народа — река покрыта кораблями и судами разных наций — биржа полна».

«Письма» заканчиваются словами, полными любви к Родине и одновременно содержащими призыв к исследовательско-краеведческой деятельности:

«Берег! Отечество! Благословляю вас! Я в России. Вы знаете, что трудно найти город хуже Кронштадта, но мне он мил! Здешний трактир можно назвать гостиницей нищих, но мне в нем весело! С каким удовольствием перебираю свои сокровища: записки, счеты, книги, камешки, сухие травки и ветки, напоминающие мне или сокрытые руины... или могилу отца Лоренца, или густую иву, под которой англичанин Поп сочинял лучшие стихи свои! Согласитесь, что все на свете крезы бедны передо мною!».

«Письма русского путешественника» были для Н. М. Карамзина одним из первых шагов на пути к созданию знаменитой «Истории государства Российского». А. С. Пушкин говорил, что Карамзин открыл отечественную историю для русских читателей, подобно тому как Колумб открыл Америку. В 1816—1817 гг. вышли в свет первые 8 томов «Истории государства Российского», 9-й том увидел свет в 1821 г., 10 и 11-й — 1824 г., 12-й (до 1611 г.) после смерти историка — в 1829 г. Успех «Истории» был необыкновенным, меньше чем в месяц были раскуплены все 3 тыс. экземпляров первых томов, и уже в 1818—1819 гг. тираж был повторен и в дальнейшем «История» неоднократно переиздавалась. Как и В. Н. Татищев и М. М. Щербатов, Н. М. Карамзин считал, что история — наука, призванная наставлять людей в их практической деятельности. Он широко использовал большое количество исторических документов, в том числе Троицкую, Лаврентьевскую, Ипатьевскую летописи, Двинские грамоты, Судебники, иностранные источники. Извлечение из документов Карамзин поместил в примечаниях, которые играют роль своеобразного архива, ибо некоторые документы, в частности Троицкая летопись, оказались позднее утерянными и об их содержании можно узнать лишь по примечаниям Карамзина.

Крупный вклад в изучение истории и этнографии Востока и Средней Азии внес Никита Яковлевич Бичурин (в монашестве Иакинф). Он родился в 1777 г. в чувашской деревне. В 1807— 1823 гг. Иакинф был главой русской церковной миссии (архимандритом) в Пекине, в совершенстве изучил китайский язык и много путешествовал. Им опубликованы труды «Описание Пекина» (1829), «Записки о Монголии» (1828), «Описание Джунгарии и Восточного Туркестана» (1829) и др. Его «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» было переиздано в 1950—1953 гг.

В начале XIX в. продолжались экспедиции по изучению окраин Российского государства. Особенно много дала экспедиция Ф. П. Врангеля и Ф. Ф. Матюшкина. Их главной целью были географические исследования, но в путевых записках и изданной ими книге содержится много ценных сведений о чукчах, юкагирах, чуванцах, тунгусах, ламутах, колымских якутах и русских старожилах. Содержательны наблюдения Матюшкина — лицейского друга А. С. Пушкина, в литературе обычно заслоняемого фигурой Врангеля. Им дано интересное конкретное описание быта чукчей, их торговли с русскими, обычаев, верований, хозяйства и быта охотничьих народов к востоку от Колымы.

Экспедиции XIX в. сделали много, но не меньший вклад в изучение народов России внесли труды ссыльных революционеров. В Сибири в начале века предпринимается первая попытка систематического и краеведческого ее изучения. В 1818 г. ссыльный инженер Григорий Иванович Спасский начал печатать журнал «Сибирский вестник», где помещались извлечения из отчетов старых путешественников, описания памятников древности и т. п. В журнале был специальный отдел «Изображение обитателей Сибири». Спасский публиковал и собственные наблюдения о хакасах, киргиз-кайсаках, бурятах, якутах. В журнале помещены статьи «Исторические и статистические записи о местах, лежащих при реке Амуре», «О нравах и завоеваниях древних татар и монголов» и др. «Сибирский вестник» издавался в 1818—1824 гг., сменивший его «Азиатский вестник» — в 1825—1826 гг.

Большую часть своей жизни отдал изучению истории Сибири сын священника из Перми Петр Андреевич Словцов (1787—1843). Он был выслан сюда за свободомыслие. С 1818 г. и до конца жизни Словцов жил в Тобольске, занимаясь исследованием сибирских древностей. Словцов издал объемистое «Историческое обозрение Сибири» (т. I — 1838, т. II — 1844). Его методические замечания до сих пор интересны для ученых-краеведов. Так, он писал: «Этнография наша без коренного изучения наречий в их историческом ходе изображает одни наружности обычаев, кажущиеся то смешными, то глупыми, без углубления в сокровенные основания».

Большой вклад в развитие краеведения внесли декабристы. Они с любовью и уважением относились к памятникам древности. Декабристы хорошо знали античную литературу и искали в ней ответы на самые жгучие вопросы современности. «Мы страстно любили древних, — писал декабрист И. Д. Якушкин, — Плутарх, Тит Ливий, Цицерон, Тацит и другие были у каждого из нас почти настольными книгами».

Живо интересовались декабристы бытом и нравами народов России. Ф. Глинка в «Письмах русского офицера» писал: «Путешествуя в отечестве нашем, нельзя наполнить листов записной книжки описанием картин, мраморных изваяний и прочих произведений художеств; но можно списывать картины с нашей природы, которая богата ими, а всего, как мне кажется, важнее узнавать и описывать нравы своего народа. Путешествие есть единственное к тому средство. Я старался нарисовать людей в их различных состояниях: гостил в палатах, жил в хижинах. Но там и тут главною целию моею было наблюдение нравов, обычаев, коренных добродетелей и наносных пороков».

Оказавшись в Сибири после поражения восстания, многие декабристы проявили интерес к историческому краеведению. Например, Н. В. Басаргин и А. И. Розен описывают местные особенности быта русских крестьян — старожилов Южной Сибири. «Залогом хорошей будущности Сибири, — писал Розен, — служат уже ныне три обстоятельства: она не имеет сословий привилегированных, нет в ней дворян-владельцев, нет крепостных, чиновников в ней немного».

Н. А. Бестужев, описывая бурят, замечает: «Они выучились у русских пахать землю, а зато, в свою очередь, русские теперь переняли у них искусство орошения». «Бурятские начальники, избранные однажды, остаются в должностях на всю жизнь, то бедные буряты, которые жалуются на злоупотребления, платятся за это дорого». «Они крайне правдивы и честны, лукавства в них нет, воровства они не знают», — писал о якутах М. И. Муравьев-Апостол.

А. С. Пушкин в «Истории Пугачевского бунта» по глубине осмысления материала намного опередил уровень развития исторической науки того времени. При написании «Истории...» поэт широко пользовался краеведческими материалами, данными академических экспедиций, сам изучал историю Южного Урала и Оренбуржья.

А. С. Пушкин детально прослеживает истоки сложения на Урале особой уральской народности русских. «Своеобразный характер уральцев... складывался, выковывался и закалялся в необычных условиях... Основные черты этого характера — пионерская энергия, русская сметливость и особая уральская напористость в труде и бою унаследованы ими еще от той прошлой бродячей вольницы, которая, впервые поднимая здесь целину, с боями заселяла Урал», — писал академик С. Г. Струмилин.

А. С. Пушкин с глубоким уважением относился и к русской народной поэзии. Сохранились записи семи русских сказок Арины Родионовны, 25 народных песен Псковской губернии. Он сделал большие выписки из «Описания земли Камчатки» Крашенинникова. В его творчестве много фольклорных мотивов и точно зафиксированных этнических обычаев (особенно в таких произведениях, как «Руслан и Людмила», «Русалка», «Жених», «Утопленник», «Гусар», «Кавказский пленник», «Тазит», «Цыганы», «Бахчисарайский фонтан» и др.).

В трудах автора известного 4-томного словаря Владимира Ивановича Даля также можно найти немало сведений по историческому краеведению. С 1833 по 1841 гг. он жил и работал в Оренбурге. Даль сопровождал А. С. Пушкина в его поездках по Оренбургской губернии. «Во всю жизнь свою я искал случая поездить по Руси», — писал Даль в своей биографии. За 8 лет службы в Оренбуржье он объездил весь Южный Урал, собрал много фольклорных данных, описал все кантоны башкир.

Интересный краеведческий материал содержится во многих произведениях выдающихся русских писателей XIX в. Широко использовали этнографические материалы, фольклор, устное народное творчество Н. В. Гоголь, Н. С. Лесков, П. И. Мельников-Печерский и др.

Таким образом, в изучении краев и губерний России в XIX в. включаются лучшие представители передовой русской интеллигенции. Роль государственных учреждений в развитии краеведения, в отличие от XVIII в., становится меньшей. Очень часто представителям демократического направления в краеведении приходилось преодолевать препятствия и даже испытывать преследования со стороны царской бюрократии.

Объясняя причины препятствий, чинимых правительством делу, которое, казалось бы, должно было помочь бюрократии лучше узнать население и тем самым более умело им управлять, А. И. Герцен писал в 1857 г.:

«Служение государству превратилось в служение начальникам... везде на первом плане стоят отношения личные, ибо... каждый может выиграть гораздо больше личным угождением, нежели исполнением служебных обязанностей... Исполнить дело, значит отписаться...». «Отсюда проистекает одно из величайших зол, которым страдает Россия. Это господствующая всюду официальная ложь. Можно без преувеличения сказать, что всякое официальное изъявление — ничто иное, как ложь. Все отчеты и донесения... государственных сановников суть ложь... Другое не менее важное зло, проистекающее из существующего порядка вещей, есть всеобщее развращение чиновников... Злоупотребления составляют нормальное положение нашей администрации... подданные остаются беззащитны и безответны перед начальником, ибо они ничем не ограждены от административного произвола и самые жалобы считаются нарушением дисциплины. Все это приводит к всеобщему упадку: ...благородному и способному человеку трудно подчиниться такой системе... За то... ему и не дают хода, кроме разве особых случаев, где он пользуется личным покровительством важного сановника. Отсюда третье господствующее зло — всеобщая неспособность правителей...».

«Неспособность есть как бы патент на получение значительной должности. Неспособный человек не имеет большей частью ни самостоятельного характера, неприятного властям, ни побуждений, несогласующих с правительственной системой. Он на все согласен и служит самым безмолвным и покорным орудием для исполнения на бумаге высочайших приказов».

Такие порядки не способствовали развитию науки, в том числе и краеведения. «Вообще духовная сторона народной жизни сильно страдает от правительственной системы. Просвещение не может обойтись без большей или меньшей свободы. Наука, искусство имеют своенравную натуру, которая не поддается правительственным предписаниям, у них свои законы труда и вдохновения, над которыми никто не имеет власти.

Само правительство дошло, кажется, до этого сознания. Не терпя свободы, оно не может терпеть и того, что с нею связано. Но, стыдясь мнения образованного мира, оно не решилось совершенно уничтожить науку и литературу, а стало по возможности подавлять их... Цензурные постановления так строги, что нельзя написать ничего имеющее человеческий смысл. Всякая мысль преследуется, как контрабанда, и даже факты очищаются от всего, что может бросить не совсем выгодный свет не только на существующий порядок вещей, но и на те политические, религиозные и нравственные начала, которые приняты за официальную норму».

Но препятствия, чинимые местной и центральной бюрократией, не могли остановить краеведческих исследований по всей стране. Благодаря разносторонней деятельности демократов краеведение развивалось и под их давлением предпринимались отдельные положительные шаги и официальной бюрократией.

С 1838 г. выходят «Губернские ведомости», в которых помещались краеведческие сведения. В 40—50-х гг. XIX в. стали публиковаться труды по отдельным городам и губерниям России, например: «Историческое обозрение Тульской губернии» И. В. Афремова, «Чернигов» П. А. Маркевича, «Описание Москвы и ее достопримечательностей» И. Милютина и др.

Распространены были «Памятные книжки» — своеобразные краеведческие сборники. В них печатались иногда и обличительные материалы. Например, издатель и просветитель Флорентий Федорович Павленков за сбор средств на памятник Д. И. Писареву был сослан в Вятку. Там он организовал сбор материалов для краеведческих «Памятных книжек» под названием «Вятская незабудка», в которых публиковались случаи злоупотреблений местной власти. Первый сборник «Незабудок» был напечатан в 1877 г. в Петербурге (800 экз.). В том же году выходит второй (1050 экз.). Оба сборника разошлись очень быстро. Когда в феврале 1878 г. вышел третий выпуск «Вятских незабудок», в дело вмешался Комитет министров и запретил его. Сохранилось только пять экземпляров «Памятной книжки Вятской губернии за 1878 г.».

Своими историческими исследованиями в Сибири прославился народник Дмитрий Александрович Клеменц (1848—1914). Один из инициаторов и участников «хождения в народ», член «Земли и воли», он был арестован и в 1881 г. выслан в Сибирь. Там он начал заниматься краеведением. Им были проведены многочисленные экспедиции в малоисследованные районы Сибири, Центральной Азии и Восточного Туркестана.

Д. А. Клеменц превратил Минусинский музей в крупное научное учреждение. Ои написал книгу «Древности Минусинского края», опубликованную в Томске в 1886 г. В 1883—1884 гг. Клеменц вместе с краеведом А. В. Андриановым совершил путешествия в верховья Томи и Абакана, в 1885 и 1887 гг. — в Туву, 1888—1889 г. — по таежным районам Енисейской губернии. В 1890 г. он переселился в Иркутск, где активно участвовал в работе музея, издании газеты «Восточное обозрение». Он был главным организатором большой «Сибиряковской экспедиции» 1894—1896 гг. Экспедиция была названа по имени давшего на нее деньги золотопромышленника И. М. Сибирякова. Руководителем экспедиции был Клеменц. Благодаря ходатайству П. П. Семенова-Тян-Шанского, занимавшего тогда высокую должность, он добился разрешения привлечь к ней десять политических ссыльных. Экспедиция комплексно исследовала все стороны жизни якутского и русского населения Якутии. В экспедиции работали Л. Г. Левенталь, Н. А. Виташевский, И. И. Майнов, С. В. Ястремский, Э. К. Пекарский, В. М. Ионов, Н. Л. Геккер, В. Г. Тан-Богораз и др., оставившие ценные труды, опубликованные большей частью лишь в советское время. Клеменц выступал с краеведческими статьями в «Сибирской газете», «Восточном обозрении». Им оставлены мемуары «Из прошлого» (Л., 1926).

За 15 лет жизни в Сибири Д. А. Клеменц собрал огромный исторический материал. В 1897 г. ссылка окончилась, он вернулся в Петербург, работал в Музее антропологии и этнографии АН и в Русском музее.

Аналогичную работу проводили в ссылке и другие народники. Например, А. К. Кузнецов в 1886 г. основал музей в Нерчинске, а в 1895 г.— в Чите.

Много сделали для краеведения И. Г. Прыжов и И. А. Худяков. Иван Гаврилович Прыжов (1827—1885) боролся с предрассудками, пропагандировал атеизм в краеведческих работах. Он опубликовал работы: «Нищие на святой Руси», «26 московских юродивых, пророков, дур и дураков», «История кабаков в России в связи с историей русского народа» и др. Некоторые его работы были запрещены, например: «Поп и монах как первые враги культуры человека», «История крепостного права, преимущественно по свидетельству народа». Он писал, что задача краеведа не только собирать факты, но и давать им оценку. «Я хотел бы собрать в одно целое не только археологические факты, но и все слезы, всю кровь, весь пот, пролитые когда-либо народом, — собрать и высчитать, насколько вынесет это наука счисленная». Его краеведческие статьи имели революционное значение.

Ссыльный И. А. Худяков с 1866 г. жил в Верхоянске. Он интенсивно занимался изучением истории и местного якутского и русского фольклора. Он выучил якутский язык и составил якутско-русский словарь. Материалы, собранные Худяковым по фольклору, были изданы в «Верхоянском сборнике» в 1890 г.

Ценные наблюдения делал В. Г. Короленко в ссылке в Амгинской слободе Якутии в 1881—1884 гг. В рассказах «Сон Макара», «Убивец», «Государевы ямщики» им использованы материалы его этнографических наблюдений.

Определенную роль в развитии краеведения сыграли провинциальные университеты (в Казани, Харькове, Киеве, Одессе) и местные отделения научных обществ. (В 1804 г. было организовано Общество истории и древностей Российских, в 1845 г. — Географическое, в 1846 г. — Археологическое.)

Некоторые крупные чиновники также иногда увлекались краеведением. Так, генерал-лейтенант, инженер Н. Ф. Бутенев собрал большую коллекцию каменных орудий в Карелии, где он с 40-х гг. ведал Олонецкими горными заводами. К 1869 г. у него было уже собрано около 400 каменных изделий первобытного человека. Его коллекция была приобретена Этнографическим музеем Академии наук.

Большую коллекцию «доисторических древностей» собрала А. М. Раевская, жена знаменитого генерала Н. Н. Раевского. Из собранных ею в разных губерниях (Олонецкой, Херсонской, Киевской и др.) материалов был создан частный музей, открытый для посещения. Позднее основную часть находок Раевская передала Румянцевскому музею. Коллекция первобытных орудий была собрана и архиепископом иркутским Нилом (Н. Ф. Исакович), автором очень живых записок о путешествии по Сибири.

Таким образом, первые музеи по археологии были организованы также благодаря деятельности представителей неправительственного направления в краеведении.

Довольно рано в России стало развиваться и школьное краеведение. Еще М. В. Ломоносов стремился привлечь «малых, особливо крестьянских детей» к приискам «неизвестных руд, дорогих металлов и камней». По программе народных училищ 1782 г. предписывалось учителям собирать сведения местной истории краев и о «народах там живущих, о древних остатках и курганах и что о них повествуют...». Устав народных училищ рекомендовал учителям записывать важнейшие местные события, «дабы история Российского государства имела со временем достоверные памятники». Некоторые учителя, занимаясь историческим краеведением. издали ряд трудов (см., например: Бунаков Н. Ф. Избранные педагогические сочинения. — М., 1953).

Большое внимание краеведению уделял Л. Н. Толстой. Он считал, что изучение истории играет большую роль в устранении общественных пороков. Он резко выступал против забвения истории, ее темных страниц: «Зачем раздражать народ, вспоминать то, что уже прошло? Прошло? Что прошло? Разве может пройти то, чего мы не только не начинали искоренять и лечить, но и то, что боимся назвать по имени? Разве может пройти жесткая болезнь только оттого, что мы говорим, что она прошла? Она не проходит и не пройдет никогда и не может пройти, пока мы не признаем себя больными...».

Великий русский педагог-демократ Константин Дмитриевич Ушинский резко выступал против тех наставников, которые доказывали, «что ни в нашем прошедшем, ни в нашем настоящем нет ничего такого, на чем могла остановиться юная душа с любовью и уважением... Нет, это не значит воспитывать душу, а скорее разрушать ее... нет, это не образование, а дикость, вандализм, потому что только варварам свойственно не иметь истории и разрушать драгоценнейшие ее памятники, истреблять все и не созидать ничего. А это вандальское... направление нередко принимается у нас многими за признак европейского образования, тогда как в целой Европе нет ни одного самого мелкого народца, который бы не гордился своей национальностью». Особое значение в воспитании К. Д. Ушинский придавал родному языку: «Поколения народа проходят одно за другим, но результаты жизни каждого остаются в языке — в наследии потомкам». Он призывал учителей широко использовать народный фольклор, данные этнографии в процессе обучения и воспитания: «По содержанию наши пословицы важны для первоначального обучения тем, что в них, как в зеркале отразилась русская народная жизнь со всеми своими живописными особенностями».

Передовые учителя занимались краеведением, организовывали народные чтения. «В тех деревнях, где они велись, они явились звеном, связующим школу с местным населением, приучали его смотреть на школу как на учреждение нужное и полезное не только для детей, но и для взрослых, заинтересовали огромную часть населения содержанием книг и подготовили последующий успех народных библиотек». В начале XX в. народные чтения сменяются чтением лекций, появляются кадры разъездных лекторов с волшебными (проекционными) фонарями. Стали проводиться публичные чтения и для школьников. Появились воскресные школы для взрослых. Правительство закрыло их в 1862 г., но в 1904 г. было вынуждено вновь открыть их. В 1905 г. таких школ числилось 782 (не считая 182 школ под эгидой церкви), а курсов при этих школах для рабочих — 549. Во всех воскресных школах было 3200 преподавателей с 40 006 учащимися. Школы эти существовали в основном на частные пожертвования и были бесплатными (кроме Польши).

Демократическое течение в историческом краеведении всегда стремилось распространить накопленные знания среди народа. До революции, помимо «Путеводителей», издавались с этой целью многочисленные серийные издания: «Природа и люди» (1889—1918), «Живописная Россия» (1901—1905), «Естествознание и география» (1896—1917) и др. В приложении к журналу «Природа и люди» издавался сборник «Народы мира в нравах и обычаях» в 16 выпусках (1914).

В конце XIX в. стали издаваться серии книг «Народы России. Этнографические рассказы для детей» Н. А. Александрова. Под его редакцией была издана серия книг «Где на Руси какой народ живет и чем он промышляет» и др.

В этих книгах показывалось и бедственное положение народов России под гнетом царизма. Например, книга «Инородцы лесов» завершается «Толкователем», где помещен специальный параграф «Причины вымирания инородцев», завершающийся выводом: «Причины вымирания инородцев — это чисто-экономические, а не расовые; и чем экономическое положение обездоленнее, разореннее, тем слабее его плодовитость и тем большая его смертность».

Описывая тунгусов, автор заключает: «Все зависит от всего окружающего, а окружающее же тунгусов, кроме тяжелой природы, был еще постоянный и тяжелый гнет казаков и кулаков-купцов».

Автор смело ставит вопрос: «Выгодно ли вымирание инородцев для России?» — и в ответ цитирует известного этнографа Н. М. Ядринцева: «Изменить это ненормальное явление (т. е. вымирание) в человеческих руках и в руках цивилизации. Напрасно эту цивилизацию представляют драконом, пожирающим инородцев, напрасно отдают инородца на жертву хищникам торговцам, кулакам, которые являются не столько представителями цивилизации, сколько подонками и обратной стороной ея. Цели и задачи человеческой цивилизации другие, это — спасение человеческой жизни, гуманизм, милосердие, улучшение быта, поднятие человеческой личности и озарение ея светом разума — просвещением».

Демократическое направление в краеведении стремилось привить детям гуманные идеи и иногда довольно смело обличало политику господствующих классов.

Много внимания краеведению уделял выдающийся сын казахского народа Чохан Валиханов (1835—1865). Им созданы труды по истории народов Средней Азии, Казахстана и Западного Китая: «Очерки Джунгарии» (1861), «Киргизы» (опубликован в 1958 г.), «Аблай» (1861) и др.

В связи с освоением Средней Азии и Кавказа ширилось изучение этих районов. С 1868 по 1881 г. выходили специальные сборники — «Сборники сведений о кавказских горцах» (10 выпусков). Их сменили «Сборники материалов для описания местности и племен Кавказа»; в 1881—1916 гг. вышло 46 томов. Большие работы провели на Кавказе филолог В. Ф. Миллер и историк М. М. Ковалевский.

Однако вмешательство государства в такие исследования нередко вредило им. Так, в Средней Азии в 1874 г. была организована Аму-Дарьинская экспедиция Русского географического общества. Экспедицией заинтересовалось правительство, выделило деньги и направило для руководства экспедицией важных, но бездарных чиновников (в качестве «этнографа» в нее, например, был включен полковник Соболев, а переводчика — персидский принц Риза-Кули-Мирза). Работы экспедиции были обесценены.

В конце XIX в. оживилось изучение этнографии Белоруссии, Украины.

§ 4. Зарождение марксистского исторического краеведения

В конце XIX в. в историческом краеведении стало сказываться влияние марксизма.

К. Маркс в черновиках письма к Вере Засулич (1881) и Ф. Энгельс в статье «О социальном вопросе в России» (1875), в переписке с русскими деятелями касались вопросов русской этнографии.

В последней четверти XIX в. появились и первые историко-краеведческие работы русских марксистов, например Николая Ивановича Зибера (1844—1888). Его магистерская диссертация получила одобрение К. Маркса. В 1875 г. в знак протеста против преследования ученых он ушел с должности доцента в Киевском университете и уехал за границу, где познакомился с К. Марксом и Ф. Энгельсом. В 1883 г. он опубликовал книгу «Очерк первобытной экономической культуры» (переиздавалась в 1889, 1923, 1937 гг.). Это была первая попытка произвести марксистский анализ развития первобытного общества.

Довольно близок к марксизму в начальный период своей деятельности был и видный историк и краевед, исследователь Кавказа М. М. Ковалевский (1851—1916). Он также был лично знаком с К. Марксом и Ф. Энгельсом, имел с ними постоянную переписку. В 1901 г. им была основана в Париже «Русская высшая школа общественных наук», в которой выступали с лекциями русские марксисты, в том числе и В. И. Ленин.

Большое значение для развития исторического краеведения сыграли труды Дмитрия Николаевича Анучина (1843—1923). Анучин был создателем Музея антропологии МГУ, где он впервые попытался объединить исследования антропологов, археологов и этнографов. Государственный музей антропологии МГУ и сейчас предмет гордости советской науки.

Большое значение для организации археологических исследований в России сыграла деятельность известного русского ученого-археолога Василия Алексеевича Городцова (1860—1945), создавшего блестящую школу русских археологов, многие из которых до сих пор занимают самые передовые позиции в среде советских ученых (академик Б. А. Рыбаков, профессор Д. А. Крайнов и др.).

Заметный след в изучении Сибири оставили ссыльные марксисты Ф. Я. Кон, М. С. Ольминский, С. И. Мицкевич, В. П. Ногин, Е. М. Ярославский. В. П. Ногин жил в ссылке в Верхоянске в 1912—1913 гг. Свои наблюдения историко-краеведческого плана он изложил в книге «На полюсе холода» (1919). Е. М. Ярославский (М. И. Губельман) отбывал ссылку в 1913—1917 гг. в Якутске. В 1915—1917 гг. он заведовал Якутским музеем. В эти годы Ярославский издал обзор «Якутский областной музей за 25 лет своего существования».

Большие исследования провел во время ссылки Лев Яковлевич Штернберг (1862—1927). Его статьи о гиляках привлекли внимание Ф. Энгельса. Л. Я. Штернберг стал создателем советской школы этнографов.

Большой краеведческий материал собран и обработан в работе А. Г. Шлихтера «Кустарные промыслы Енисейской губернии» (1915), ряд историко-краеведческих работ опубликовали Я. М. Свердлов, В. А. Быстрянскнй (Ватин) и др.

Г. В. Плеханов широко пользовался этнографическими материалами и данными археологии. Им опубликованы многочисленные работы по истории искусства, фольклору, литературе.

Образец историко-краеведческих исследований можно найти в трудах В. И. Ленина. Даже в его небольших заметках и статьях краевед найдет конкретные сведения по определенным событиям.

Примером комплексного использования краеведческих сведений для обобщающих работ служит монографический труд В. И. Ленина «Развитие капитализма в России».

Например, об Урале в этой работе В. И. Ленин писал: «В исходный период пореформенного развития России главным центром горной промышленности был Урал. Образуя район, — до самого последнего времени резко отделенный от центральной России, — Урал представляет из себя в то же время оригинальный строй промышленности. В основе „организации труда“ на Урале издавна лежало крепостное право, которое и до сих, до самого конца 19-го века, дает о себе знать на весьма важных сторонах горнозаводского быта. Во времена оны крепостное право служило основой высшего процветания Урала и господства его не только в России, но и отчасти и в Европе. В 18 веке железо было одной из главных статей отпуска России».

Широко использовал В. И. Ленин местные этнографические источники при разработке им национальной программы партии.

Следует подчеркнуть, что, хотя в XIX и в начале XX в. историческое краеведение развивалось благодаря преимущественно деятельности представителей демократического течения, а официальное государственное краеведение пришло в упадок, демократическое направление не могло полностью решить многие задачи, стоящие перед краеведением, в особенности задачу охраны памятников истории и культуры. Эта проблема могла быть решена только после Великой Октябрьской социалистической революции и организации советского краеведения.

§ 5. Советское историческое краеведение

С победой Великого Октября охрана памятников истории и культуры была взята в руки народа. В дореволюционной России не существовало специального законодательства об охране памятников археологии, архитектуры, искусства и других. До революции попытки ввести какие-либо нормы по охране памятников наталкивались на право частной собственности. Лишь Строительный устав запрещал снос зданий, возведенных до XVIII в., или ремонт, ведущий к их искажению. Инструкции Археологической комиссии запрещали самовольные раскопки, но они часто не выполнялись. Под давлением передовой общественности в начале XX в. в столице и некоторых губерниях были образованы Общества защиты и сохранения памятников искусства и старины. Перед первой мировой войной правительство приступило к подготовке специального закона об охране памятников, но эта работа была свернута с началом войны.

С победой революции появилась возможность сохранения культурного наследия народа. Несмотря на трудности гражданской войны, Советское правительство принимает ряд мер по защите исторических памятников. Уже 16 (3) ноября 1917 г. нарком А. В. Луначарский обратился к народу с призывом охранять культурное наследие. Петроградский Совет напечатал следующее воззвание:

«Граждане, старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство. Теперь оно принадлежит всему народу.

Граждане, берегите это наследство, берегите картины, статуи, здания — это воплощение духовной силы вашей и предков ваших...

Граждане, не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, здания, старые вещи, документы — все это ваша история, ваша гордость. Помните, что все это почва, на которой вырастает ваше новое народное искусство».

С 1918 г. начинают создаваться организационные основы охраны памятников. Забота об охране памятников была возложена на Наркомат просвещения. Особенно активно действовали Петроградская коллегия по делам музеев и охраны памятников искусства и старины при Наркомате просвещения и Комиссия по охране памятников искусства и старины при Моссовете. В августе 1918 г. эти органы были преобразованы во Всероссийскую коллегию по делам музеев и охраны памятников искусства и старины при Наркомате просвещения.

В декабре 1917 г. был создан Комиссариат исторических имуществ (с 12 апреля 1918 г. он стал называться Наркоматом художественно-исторических имуществ). Он имел специальную Коллегию по охране памятников. Позднее этот Наркомат был слит с Наркоматом просвещения. К началу 1922 г. в Наркомпросе было создано Главное управление научными, художественными и музейными учреждениями Академического центра (Главнаука) с Отделом по делам музеев и охраны памятников. В его ведении были Российская академия истории материальной культуры (ныне Институт археологии АН СССР), Центральные государственные реставрационные мастерские, Центральное бюро краеведения, Музейно-экскурсионные институты в Москве и Петрограде и все музеи. При губернских (областных) отделах народного образования были созданы Комитеты по делам музеев и охраны памятников искусства и старины, народного быта и природы с широкими правами. Так впервые в истории была создана стройная государственная система охраны и изучения памятников истории и культуры.

Кроме того, был принят ряд законов об охране конкретных памятников на местах, в том числе и письменных памятников. 1 июля 1918 г. В. И. Лениным был подписан декрет «О реорганизации и централизации архивного дела», 17 июля 1918 года — «Об охране библиотек и книгохранилищ», 19 декабря 1918 г. — «Об охране научных ценностей» и др.

В конце июля 1918 г. В. И. Ленин утвердил список 50 памятников великим людям. В Москве были поставлены памятники Марксу и Энгельсу на площади Революции, Радищеву — на площади, сейчас носящей имя Маяковского, Халтурину — на Новинском бульваре, Софье Перовской — на Миусской площади, монументы перед Моссоветом и в Александровском саду, а также памятники Робеспьеру, Шевченко, Никитину и Кольцову. В Петрограде были установлены памятники Плеханову, Герцену, Шевченко, Софье Перовской. (Большая часть этих памятников до нашего времени не сохранилась). До сих пор в Александровском саду у стен Кремля на обелиске запечатлены имена великих людей прошлого по списку, составленному В. И. Лениным.

В сентябре 1918 г. был принят декрет «О запрещении вывоза за границу предметов искусства и старины», а 5 октября 1918 г. — «О реорганизации, приеме на учет и охранение памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений». В декрете говорилось: «1. Произвести первую государственную регистрацию всех монументальных и вещественных памятников искусства и старины, как в виде целых собраний, так и отдельных предметов, в чьем бы обладании они не находились... 3. Никакое отчуждение или переход из одного частного или общественного владения в иное, а также перемещение, ремонт, поправка принятых на учет... памятников... и отдельных предметов искусства и старины не могут быть произведены без разрешения Коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины в Петербурге и Москве».

В течение 5 лет на учет было принято 2350 отдельных памятников и 520 усадеб. В 1920 г. были объявлены государственным музеем Троице-Сергиева лавра (г. Загорск), дом Л. Н. Толстого в Москве, и в 1922 г. создан Пушкинский заповедник.

В те годы В. И. Ленину не раз приходилось выступать против так называемых пролеткультовцев, призывавших к уничтожению памятников древности, особенно монастырей и церквей, якобы для борьбы с пережитками прошлого. Выступая против нигилистических тенденций пролеткультовцев, В. И. Ленин говорил на III съезде комсомола: «Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор. Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества».

В подготовленном для съезда Пролеткульта проекте решения В. И. Ленин писал: «Марксизм завоевал себе всемирно-историческое значение как идеология революционного пролетариата тем, что марксизм отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем двухтысячелетием развитии человеческой мысли и культуры. Только дальнейшая работа на этой основе и в этом же направлении... может быть признана развитием действительно пролетарской культуры».

В. И. Ленин показал, что неуважение к культурному наследию является особенностью не пролетариата, а буржуазии. Именно буржуазные взгляды протаскивали под видом пролетарских пролеткультовцы. Выступление вождя революции в защиту культуры прошлого сыграло плодотворную роль в развитии советского исторического краеведения. Многие памятники культуры народов нашей страны были спасены от разрушения, начали развертываться исследования по их изучению и восстановлению.

В январе 1922 г. было создано Центральное бюро краеведения (ЦБК) при Академии наук. С 1923 г. начал выходить журнал «Краеведение», а с 1925 г. — «Известия ЦБК». В 1930 г. они были объединены в журнал «Советское краеведение» (выходил до 1936 г.). Краеведческие журналы и сборники издавались и на местах (Воронеж, Тверь, Вологда, Ростов, Тула и др.). Большую помощь краеведам оказывали созданные в 20-х гг. во многих городах комиссии для собирания и изучения материалов по истории революции и РКП(б) (Истпарты).

В 1930 г. краеведение было введено в программы вузов. В 1931 г. создается Общество краеведов-марксистов. В Постановлении ЦК ВКП(б) от 25 августа 1932 г. говорилось: «Признать необходимым в учебные программы... истории... ввести... и элементы краеведения СССР».

Растет число краеведческих организаций. Если до Великой Октябрьской социалистической революции в России было 160 краеведческих обществ, насчитывавших около 15 тыс. членов, то к концу 1922 г. в стране было 516 краеведческих организаций, в том числе 285 музеев. В 1927 г. было уже 1765 краеведческих обществ, 560 музеев, 64 краеведческие исследовательские станции.

Общим недостатком краеведения в 20—30-е гг. было то, что ЦБК и его органы на местах стремились заниматься сразу всем краеведением, не деля его на географическое, историческое и т. п.

В годы Великой Отечественной войны многим нашим городам и селам был причинен огромный ущерб. Многие памятники, простоявшие тысячи и сотни лет, в годы войны погибли. В 1942 г. была создана Комиссия по учету и охране памятников, которая с 1942 по 1943 гг. провела учет ущерба, нанесенного памятникам на оккупированной территории.

После войны по всей стране начались работы по восстановлению памятников, стали создаваться памятники воинской славы, увековечивающие подвиг народа в Великой Отечественной войне.

Важное значение в деле охраны памятников истории и культуры сыграло постановление Совета Министров СССР «О мерах улучшения охраны памятников» от 14 декабря 1948 г.

В 1954 г. Советское правительство подписало Гаагскую конвенцию «О защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта».

Важное значение для развития исторического краеведения и охраны памятников истории и культуры имело Постановление Совета Министров РСФСР от 23 июня 1965 г. о создании Общества охраны памятников истории и культуры, которое стало массовой организацией, способствующей охране и изучению исторических памятников на местах. В 1976 г. был принят общесоюзный Закон об охране и использовании памятников истории и культуры. Охрана памятников истории и культуры была закреплена в Основном Законе государства как долг и обязанность граждан СССР (ст. 68 Конституции СССР). Государство тратит огромные средства на охрану памятников. Только на их реставрацию до 1990 г. выделено 300 млн. рублей. К 2000 г. объем средств на реставрацию будет доведен до 500 млн. рублей. Краеведы должны проследить за качественным выполнением реставрации.

Правильная организация исторического краеведения будет способствовать осуществлению проводимой в настоящее время реформы общеобразовательной и профессиональной школы и выполнению Программы КПСС и решений XXVII съезда КПСС.

Большое внимание партия и правительство уделяют развитию школьного краеведения. Уже с 1920—1921 учебного года краеведение было включено в школьные программы. В декабре 1921 г. в Москве была проведена I Всероссийская конференция научных обществ по краеведению, с докладом на котором выступил нарком просвещения А. В. Луначарский. Он говорил, что стране нужна «школа, примкнувшая к хозяйству данной области, а следовательно, к ее географии, к ее историческим условиям, к ее этнографии».

Определяя задачи обучения в советской школе, Н. К. Крупская говорила в 1921 г.: «Исходным пунктом... изучения должно быть изучение родного края». В 1924 г. она смогла уже подвести некоторые итоги: «Краеведение... заняло видное место в работе учительства...». Н. К. Крупская указывала, что «учительство проводит большую краеведческую работу, которая помогает ему осознать потребности трудового населения... подвести школу к жизни, найти методы, как заставить школу служить жизни, служить ее преобразованию...».

В 1961 г. Министерство просвещения РСФСР издает приказ «Об усилении краеведческой работы в школах и издании краеведческих пособий для школ», с 1966/67 учебного года краеведение включается в школьные программы по истории в IV и VII—X классах. С 1971 г. курс исторического краеведения вводится на исторических факультетах педагогических институтов.

Важным стимулом для развертывания историко-краеведческой работы стали решения XXVII съезда КПСС. Огромную роль в подъеме историко-краеведческой работы сыграли мероприятия ЦК КПСС и выступления партийной печати. В сентябре 1985 г. в журнале «Коммунист» опубликована статья Ю. Афанасьева, в которой говорилось: «Созидая будущее, нельзя обойтись и без уроков прошлого, умелого обращения к нему, к истории как коллективной памяти народа... Разумное обращение к коллективной памяти стало наиболее устойчивой нашей культурной традицией. Оно восходит к „Повести временных лет“ и „Слову о полку Игореве“, к „Витязю в тигровой шкуре“ и песням о Джангаре и Гесере. Эта традиция воплотилась в творчестве А. С. Пушкина, целиком пронизанном мыслью: „Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим“... Стало хрестоматийным изречение Н. Г. Чернышевского: „Можно не знать, не чувствовать влечения к изучению математики, греческого или латинского языков, химии, можно не знать тысячи наук и все-таки быть образованным человеком; но не любить истории может только человек, совершенно не развитый умственно“. Эта традиция нашла свое высшее проявление в творческой деятельности Ленина. „Не может быть сознательным рабочим тот, — писал он, — кто относится, как Иван Непомнящий к истории... Как амнезия — потеря памяти — разрушает индивидуальную человеческую личность, так историческая амнезия разрушает общественное сознание, варваризирует и обессмысливает жизнь общества“».

В последнее время старые формы историко-краеведческой работы наполняются новым содержанием. Например, активизировались народные чтения. Однако содержание их стало иным. В прошлом веке учителя читали книги неграмотным взрослым — теперь ученые выступают перед трудящимися, чтобы рассказать о проблемах советской науки, о том, как она борется за прогресс в новых условиях. Слушателями стали высокообразованные рабочие, инженеры, учителя. Например, в Москве по инициативе Брежневского РК КПСС в новом микрорайоне в 1982/83 учебном году был организован археологический лекторий. Первоначально планировалось для жителей Теплого Стана, где еще не успели построить ни кинотеатров, ни клубов, прочитать несколько лекций. Такие лекции в домоуправлениях организуются часто, но мало посещаются. Организаторы волновались: придут ли жители? Слушателей вначале было немного. На вторую лекцию их пришло уже больше. С этой поры прошло уже четыре года, а слушатели продолжают регулярно являться в последнюю пятницу месяца в клуб ДЭЗа № 15 на чтения. Так из эпизодического мероприятия возродились «народные чтения». На них стали приезжать слушатели из других районов. Причем среди слушателей — доценты, научные сотрудники различных институтов, преподаватели вузов, учителя. Их влечет тяга к новому, к знаниям. Дело в том, что на чтениях теперь выступают не просто грамотные люди, а ведущие ученые страны.

Каждый год чтения открывает лекция Героя Социалистического Труда, директора Института археологии Академии наук СССР, академика Б. А. Рыбакова. За ним выступали ведущие ученые и рассказывали о своих новых открытиях, в том числе и о раскопках в Москве, исследованиях памятников, о том, что появится в книгах еще не скоро, рассказывали и о своих раздумьях и сомнениях. Слушатели становились как бы соавторами ученых, на чтениях продолжалось научное творчество. Они были полезны и для слушателей и для ученых.

Наибольшим вниманием слушателей пользовались лекции о памятниках Москвы и Московской области, о проблемах происхождения человека в свете новейших научных данных, о христианстве и язычестве и другие.

Подъем историко-краеведческой работы, наблюдающийся после XXVII съезда КПСС, играет большую роль в патриотическом и коммунистическом воспитании трудящихся.