1

Они возникли в пустыне, недалеко от маленького оазиса — расчет был точен, ошибка в десять-пятнадцать километров была допустима.

Моды в этой адовой земле менялись мало Во всяком случае, единственное здесь живое существо — пустынник, умерщвлявший в этих краях свою плоть, хотя и принял поначалу неведомо откуда явившихся людей за дьявольское наваждение, данное для испытания твердости его в вере, довольно быстро, сотворив положенные молитвы, убедился, что сие — не от дьявола. А то, как они одеты, его вовсе не удивило. Лишь красавица Мер долго смущала своими формами высушенного, как саранча, анахорета. Пустынник потреблял саранчу, подсушивая ее на раскаленных камнях, когда эту благодать заносило ветром с тучных полей, лежащих у Великой реки.

— А знаешь ли ты, уважаемый Сид, — догнав начальника экспедиции и щуря глаза от белого солнца, вкрадчиво начал академик, ныне на этой земле именуемый Зером, — чему, вернее кому, поклоняется этот волосатый монстр?

— Кому? — стараясь выпутаться из воспоминаний и потому не слишком внимательно осведомился Сид.

— Некоему Ису. Да, да — он так и выразился: «Во имя Иса Спасителя».

— Какого еще Иса? — остановившись, ошеломленно уставился на академика Сид.

— Полагаю, того самого, о котором ты подумал. Сиречь — вашей милости. Как говорят, любишь кататься… и так далее. Дальнейшее цитирование народной мудрости прерываю, поскольку здешние тексты могут отличаться от земных. Образок, однако, у этого жителя пустыни, хотя обшарпанный и замызганный, некоторое сходство с тобой имеет.

Сид опустил голову.

«Это нужно было предвидеть, — думал он, — сам же предупреждал Ртепа об этой опасности… Да что теперь казниться, хоть бы разобраться во всем. А то, чего доброго, меня же, во имя меня, распнут».

Он потряс головой, отгоняя бесполезные мысли, увидел тревожно заглядывающую ему в лицо Мер, и снова зашагал впереди отряда.

В полдень он объявил привал. Солнце дымящимся маслом текло по плечам и рукам Даже сквозь деревянные подошвы сандалий песок прожаривал ступни так, что казалось — еще немного, и они зашипят, как отбивные на сковороде.

Безупречных, ныне именуемый Безом, с помощью Гефа и Нави быстро разбил палатку из легкой синтетики, использовав в качестве опоры два копья. Когда все заползли в тень, в канистре уже конденсировалась вода — немногое из достижений технического века был захвачено в это пространство и время. При подготовке экспедиции Зерогов, вспоминая первое пришествие Иса, был вообще против любого предмета, могущего выдать их необычные знания. И только по настоянию практичного Безупречных кое-что дельное было все-таки взято.

— Дальше пойдем вечером, когда спадет зной. Сейчас перекусим.

— Чем бог Ис послал, — не удержавшись, съязвил Зер.

— И поспим, — пропустив реплику Зера, продолжал Сид, — дежурство — по часу. Обеспечивает службу Без.

При последних словах Безупречных захотелось вскочить и щелкнуть голыми пятками. Но, оглянувшись, он сдержался и только гаркнул:

— Слушаюсь!

Да так, что Мер зажала ладонями уши. Недаром в свое время ему писали в характеристиках: «Обладает командным голосом».

— А перед сном выслушаем Зера, он достаточно поговорил с достопочтенным пустынником, — закончил, устраиваясь поудобней на песке, Сид.

— За полчаса обстановки не узнаешь. Анахорет туп, как положено всем анахоретам. Однако, если отсеять всю шелуху, то, по его словам, Великая Империя давно рухнула, оставив после себя кучу варварских государств и новую религию, — тут академик вскинул бородку, — похоже, что вера в Иса, который должен вернуться и спасти род человеческий, стала одной из мировых религий. Что интересно — на том месте, где в последний раз видели этого самого спасителя, — тут Зер почтительно наклонил голову в сторону Сида, — есть камень, на котором усматривается его след.

— Не оставлял я никаких следов.

— Неважно, — неторопливо продолжал академик, оставлял кто-то следы или нет, важно, что след существует. И что это — святыня, поклоняться которой приходят со всех концов света. Хотя Священный город ныне под властью каких-то неверных. Но богомольцам доступ открыт. Разумеется, источник информации желателен более достоверный, однако что есть, то есть.

— Какой же тут строй?

— Похоже — феодальный, с местными нюансами, разумеется.

— Спасибо, Измаил Алексеевич, — по-земному назвал Зера Сид, — вы сделали невозможное, получив столько сведений. Теперь — кто же мы? Язык наш, судя по беседе с пустынником, здесь понятен. Но, если судить по магнитофонной записи, — разница чувствительная. А теперь вспомните — в горах живут племена, давно отрезанные от мира. Не оказаться ли нам представителями такого племени? Тогда наш архаичный язык, любопытство и полное незнание современной обстановки мало кого удивят.

— Так, — согласно кивнул немногословный Геф. Нави, как всегда, без рассуждений принял предложение Сида.

Согласились и остальные.

Когда глубокая тень заполнила низину между барханами, они свернули шатер. А подошли к Священному городу, когда по-южному быстро исчезали последние звезды и сонные стражи тоскливо перекликались на стенах.

Сид удивленно вскинул голову — городская ограда казалась той же, что и тысячу лет назад! Конечно, стены рушились и надстраивались, расширялись и сравнивались с землей, но та же глина, замешанная на соломенной сечке, шла на этот кирпич, да тем же ноздреватым камнем были облицованы ворота, которые разве что стали чуть уже со времени первого пришествия Иса, да и то — вряд ли. И только кожаные нагрудники стражей с нашитыми на груди и спине стальными бляхами да конические шлемы, из-под которых венцом торчала грязно-белая материя — вероятно, от жары и чтоб не терло голову, — были непривычны. Снизу, из-под доспехов, лезли стеганые халаты, от грязи и времени потерявшие свой первоначально красный цвет.

А еще поразили пришельцев нечистые, похожие на армейские кальсоны, штаны привратных стражей. Обувью им служили куски кожи, стянутые тесемкой.

Увидев в столь ранний час у ворот пришельцев, с надвратной башни свесил нечесаную бороду начальник караула. Он что-то крикнул вниз на непонятном языке. Геф ответил на языке Благословенной земли. Стражник подивился странному выговору и тоже перешел на этот язык, оказывая неслыханную милость этому сброду, стоящему под башней — до все времена завоеватели не любили говорить на языке покоренного народа. Но эти внизу заинтересовали начальника караула не совсем обычной одеждой и каким-то древним говором, который стражник воспринимал с трудом. Он милостиво разрешил дожидаться восхода солнца у ворот.

А с восходом они вошли в город, вручив благожелательному бородачу кусок серебряной проволоки.

И они нашли себе место, вместе с другими паломниками, на постоялом дворе, примыкавшем к базару.

У неровных глинобитных стен каждый разбивал свой шатер, тут же, по ночам, словно от тяжкого горя, глубоко вздыхали верблюды и тлели маленькие костерки под железными походными треножниками — здесь варили похлебку, как и тысячу лет назад, пекли в полукруглых глинобитных печах плоские пшеничные лепешки. И хотя сейчас было утро, постоялый двор припомнился Сиду именно ночным.

Наряды людей изменились мало — разве что пришельцы-богомольцы из-за Лазурного моря, из холодных северных королевств, были вместо халатов в длинных рубахах и широких грубых плащах с капюшонами, да узкие домотканые штаны их были замотаны до колен во что-то напоминающее обмотки, обуты они были в тяжелые кожаные башмаки. У всех были посохи. Впрочем, посохами были вооружены и наши герои. А кроме посохов, у них было два копья, на которых они укрепляли палатку, или шатер, как они именовали ее на этой земле.

Теперь, заняв место у стены, они разбили шатер и завалились спать, рассчитывая, отдохнув, выйти к вечеру в город.

 

2

Лишь двужильный Геф отказался от отдыха — он обошел город и к вечеру коротко доложил:

— Жилье есть. Сторговал бывший дом Ртепа. Там — все как прежде, разве что стены вокруг двора еще выше стали, да деревья гуще. А колодец — тот же, что и был.

— Сворачиваемся, — распорядился Сид.

Без, не дожидаясь остальных, начал отвязывать крепления шатра. К полуночи они справили новоселье.

Действительно, во дворе почти ничего не изменилось. Разумеется, и стены, и окованные ворота были другими, но — живуча традиция! — через тысячу лет, словно слепок с одного образца, повторились и дом, и двор, и деревья. А каменный срез колодца, пожалуй, был тем же самым. И теми же самыми казались огромные деревянные колеса для подъема воды, хотя это было совершенно невероятным.

Пока большинство предавалось воспоминаниям, а Зерогов — восторженному любопытству, Без обошел помещения, проверил тяжелые запоры на воротах — остался ими доволен, — заглянул в колодец и проинспектировал отхожее место. Вывод был прост — при необходимости можно держать круговую оборону. Он стал хорошим комендантом — как-то само собой оказалось, что уже есть двухнедельный запас местных харчей. Нынешняя роль явно больше соответствовала его наклонностям, чем прежний высокий земной пост. Недаром он так стремился в экспедицию!

На небе сияла луна. Сид и Мер легли на крыше. Остальные на веранде — в комнатах было душно. В дальнем углу двора, за обвитой виноградом беседкой, дотлевали угли ненужного уже костерка. Хозяйственный Без подошел и залил их. Наконец улегся и он.

— Смотри, Ис, — по-старому назвала его Мер, — ночь-то какая!

Она сидела, подтянув к подбородку колени, прикрытые легким одеялом, рядом с лежащим на спине Сидом. Тот, закинув руки за голову, смотрел вверх.

— И тишина, — продолжала она, — мы отвыкли от такой тишины. Даже переклички стражей не слышно. И листва молчит. И пахнет лимоном — почти как на той Земле. Ты не спишь?

— Нет, Мер, — повернул голову Сид, — думаю.

— О чем?

— О тебе. О себе. О нас. О том, какой невероятной была наша встреча. О том, как пусто было бы без нее.

Они долго слушали тишину, которая была живой: то прошуршит геккон по глинобитной стене, то скользнет по прохладной листве старый тяжелый лист. А вдали, за оврагом, идущим вдоль южной стены двора, трещали цикады. И луна, пройдя по ветвям, стояла уже в середине неба.

— А луна такая же, как и там, — прижав голову к плечу Сида, засыпая, сказала Мер.

 

3

—В городе мало кого интересует наша вера. Здесь сошлись три религии — Благословенной земли, последователей Иса и тех, кого пустынник назвал «погаными», — последним и принадлежит власть в городе. Они-то наиболее терпимы. За кого себя выдавать?

— За последователей Иса, Сид, — подал голос Геф, — у них здесь немало толков. Так что не придерутся. Вот на Севере, за морем, где эта вера господствует, так не отделаешься — жрецы не любят отклонений. По опыту знаю. Да и ты помнишь. Так что с их теорией познакомиться стоит. И с практикой — тоже.

— Геф прав, — поддержал бывшего кузнеца Зерогов, они вместе бродили по городу, вслушивались и всматривались, гонимые неистребимым человеческим любопытством, а не только пользою дела, что, впрочем, тесно переплеталось. Они узнали, что богослужение у последователей ведется на том древнем диалекте, который в обыденной речи уже воспринимался с трудом. Так что нужно было срочно переучиваться. На разведку пока ходили только Геф и Зер. Академик, несмотря на свой темперамент, при необходимости оказывался сдержанным и немногословным. И впитывал в себя всю эту экзотику так, словно был прирожденным историком, этнографом и филологом, а не представителем точной науки, еще раз подтверждая этим неразрывную связь физики и лирики!

Через неделю, когда даже Без сносно овладел местным языком, Сид разрешил выход в город.

В тот же день вечером Зер и Геф привели двух паломников из северных стран. Зер рассудил просто: на Север все равно надо идти — проверить теоретически предсказанную возможность перехода в том районе, своего рода эхо-сигнал основной точки. А кто лучше странников может рассказать о дороге?

— Для ознакомления с обстановкой в мире и уяснения догматов твоей веры, — объяснил появление гостей Зер отозвав Сила в сторону. И в глазах его плясали при этом обычные чертики.

— Пусть поживут, подкормятся — я им сказал, что мы жаждем духовного наставления, дабы ублажить их миссионерскую спесь.

Первым движением Сида было предложить им воды чтобы смыть с их благочестивых тел застарелую грязь. А пока они будут мыться, произвести санобработку их не менее благочестивых одежд, ибо странники слишком уж энергично искали у себя под мышками и в иных узких местах. Однако это предложение было отклонено — с рассветом питомники собирались припасть к камню со следом бога и только после этого смыть многодневные наслоения.

Сид смирился, выделив им по их просьбе место под навесом около ворот. Оказались они на диво нелюбопытными. Их не интересовало, кто и откуда их гостеприимные хозяева, их занимало только одно, что этих людей можно наставить в вере. Впрочем, Нави это подчеркнутое безразличие показалось напускным. Но по давней привычке мнения своего он никому не навязывал.

— Откуда вы, святые отцы? — обратился к ним за вечерней трапезой Сид.

— Из Великой и Священной Северной империи, управляемой иссейшим монархом мира.

— Каким, каким монархом? — поперхнулся куском Зер.

— Иссейшим, от имени Иса, Господа нашего, — поставив пиалу на кошму, воздел вверх руки старший, рыжебородый. Второй, с бородкой пожиже и менее яркой, стрельнул глазками по Мер, но тоже оставил питье, вознес руки и закатил глаза.

— Да благословится трапеза сия, — воскликнул он тонким голоском, исправив упущение старшего.

Рыжебородый недовольно зыркнул разбойничьим глазом на этого сморчка и заключил:

— Воистину так!

Все, даже Без, замерли от любопытства. А Нави отметил про себя недостаточную профессиональную подготовку старшего пилигрима.

Зер прикинул:

«Старшему — под сорок, младшему — от силы тридцать. Если отмыть да постричь — того меньше. А ну, кину-ка им леща!»

Он выставил вперед остроконечную бородку и начал осторожный опрос:

— Мы пришли из дальней земли, здесь — по торговым делам. И учение Иса доходило до нас с трудом. Не мог бы ты, отец Грез, поведать нам о его сути, дабы мы обратились к этому источнику, если он достаточно чист?

При последних словах Зер посмотрел на грязную лапу, державшую пиалу.

— Охотно, сын мой, — нимало не смущаясь тем, что вопрошающий был на добрый десяток лет старше его, ответствовал разбойничьего вида детина.

«Попадись такому в темном переулке — все сам отдашь», — думал усевшийся подальше от светильника, чтоб не быть на виду, Сид.

— Мы веруем в Бога единого, Бога живого, явившего великие чудеса на этой земле тысячу лет назад. И оставившего след на камне как залог своего возвращения. Есть он в двух лицах.

— В двух? И — един? — поразился Зер.

— Воистину так. Он — дух вездесущий. И он — плоть нетленная.

— Где же сейчас его плотская сущность?

— В древних пророчествах сказано — через тысячу лет явится он в силе и славе. И будет суд над неправыми, радость праведным. И царствие его настанет на земле. Близится срок — тьма лет на исходе! Уже гремят бронзовые диски во всех землях истинной веры, предваряя его пришествие.

Грез старательно выделил слово «его».

— Здесь — не гремят?

— Токмо в едином храме, ибо властвуют здесь правители иной веры. Но грянет царствие его и все иноверцы низринутся в огненный зев.

— Тише, брат Грез, — встрепенулся его невзрачный товарищ, — если это дойдет до правителя, вздернут нас на добрых перекладинах.

— Продолжайте, коллега, — употребил незнакомое слово увлекшийся Зер, — все сказанное здесь не выйдет за эту ограду.

Он обвел рукой, словно очертил смутно белевшую в темноте стену. Это уверило брата Греза, что сказанному этим быстроглазым человеком можно верить, как и остальным его товарищам. Да и что за смысл приглашать на ночлег с тем, чтобы спровадить на виселицу?

«К тому же они явные чужеземцы, а насчет торговых дел темнят», — раздумывал рыжий детина.

— Нет страха в душе моей, брат Мис, — словно он действительно обращался к нему, наклонил бороду Грез, — ибо речь моя истинна, как вера моя — единственно правильная.

— Мы все — внимание, — подлил елея Зер.

— И явился Господь наш Ис в огненном столбе, отвергли его нечестивцы. И скитался он по пустыне, скорбя о грехах человеческих. С посохом в руке вошел он в Священный город. И посеял в душах праведных надежду на воздаяние в грядущем.

— В каком это — грядущем? — наконец подал голос Сид. — И за что воздаяние?

Брат Грез на мгновение остановился — очевидно, он привык отвечать на вопросы после лекции. Однако, взглянув в лицо вопрошающего, вдруг вышедшее из тьмы, вздрогнул, качнул головой, отметая наваждение, и, когда Сид вновь отодвинулся в темноту, ответил:

— В грядущей жизни, сын мой. Ибо настоящая — лишь тень жизни. Там, — тут он поднял руку, и широкий рукав собрался у его плеча, — воздастся за все муки, пережитые здесь. Там — последние будут первыми.

— А здесь — пусть все так и остается до второго пришествия? — снова из темноты рубанул Сид, не дав заговорить Зеру.

— Ис терпел.

— Он был терпелив к заблуждениям, а когда доходило до дела — и от меча не отказывался!

— Твоя речь опасна! Он поднимал меч против ложной веры.

— Нет, против Империи, ставшей железной стопой на людское горло. За справедливость на этой земле. И — сразу, а не через тысячу лет.

— Ты читал древние апокрифы, осужденные вселенскими соборами. И списки те сожжены. Это — ересь. А с еретиками у нас на Севере обходятся без пролития крови.

— Сжигают на кострах?

— Чего не сделаешь, сын мой, для, блага истинной веры, — смиренно сложил руки Грез.

— Спасибо за предупреждение. Так что же входит в канон?

— Ты слишком осведомлен, чтобы не знать этого…

— Меня зовут Сад.

— Сид.

— И все же я не знаю того, что знаешь ты, — мы слишком долго были отрезаны от мира.

— Есть Древняя и Новая книги.

— Догадываюсь — Древняя от древней веры Благословенной земли.

— Истинно так. Но древние жрецы погрязли в пороках. И последователи Иса, принимая Древнюю книгу как предвестие Новой, поклоняются новому учению.

— Ядро Новой книги — житие Иса?

— Так, сын мой.

— Кто ее написал?

— Шестеро святых книжников.

— Что ж, брат Грез, расскажи, что произошло тысячу лет назад, — Сид как-то незаметно перешел с «отца» на «брата».

— …И тогда, сокрушив громами небесными полчища нечестивцев, вознесся Ис на небеса со святыми Гефом и Нави и с девою святою Мер.

— Но ведь Мер — жена Иса!

— Молчи, нечестивец! — накинулся на не сдержавшегося Зера брат Мис.

А Грез, не моргнув глазом, продолжал:

— Сказанное тобой было в одном из апокрифов. Свитки эти поганые сожгли на главной площади в Гаахе — столице Великой и Священной Северной империи, а читавших эти свитки удавили добрыми пеньковыми веревками. Так слушайте же истину: когда господь наш вознесся на небеса, то был им оставлен на земле каменщик Ртеп. И стал он, Ртеп, краеугольным камнем истинной веры. И верховный жрец Благословенной земли поклонился ему, узрев многие чудеса. И воспринял веру Исову.

— Как? Верховный жрец Иф? — не выдержал Сид. — И Ртеп принял к себе этого хамелеона?

— Раскаявшийся грешник — лучший праведник… Ты слишком много знаешь, Сид, но как-то не так. И в грамоте силен? Вижу — запретные книги читаешь… А душа гибнет. Ибо вся истина — в каноне. Прочее — смрад и ложь.

— Допустим, но что же делал Улук, он-то как допустил это?

— Улук? В Книге нет этого имени.

— Военачальник, оставленный Исом при Ртепе! гаркнул, не выдержав, Геф, чуть не опалив на светильнике бороду.

— Имени его не помянуто, — разом сникнув, удивленно проговорил Грез, — но был он безымянно проклят и рассечен мечом.

— Кем, за что? — разом поднялись Зер и Сид.

— Он подстрекал народ низринуть Ртепа, говоря, что Ртеп мнит себя божьим наместником. Он утверждал, что Ис — человек, а не бог. Он не верил в бессмертие души и жаждал воздаяния здесь, на земле. И Ртеп приказал рассечь его мечом.

Мер ухватилась за руку Сида, и надолго синие полосы остались на его руке. И Сид не почувствовал этого.

— Дальше, — хрипло поторопил Сид. И сказано это было так, что брат Грез стал торопливо закругляться:

— Ртеп стал во главе новой церкви.

— Спасибо, святые отцы, — с таким железом в голосе проговорил Сид, что у брата Миса мороз прошел между лопатками, да и брат Грез поежился, хотя был он человеком не робким, а на дворе было душновато.

В душе Сид клял только себя:

«Чувствовал же, что такое Ртеп. Главное — чем он может стать без контроля. Да, волевой, умный, но — честолюбив. В глубине души — беспринципный… Нет, тут я перехватил — были у него принципы. Но какие! Что цель оправдывает любые средства. Какова же цель? Столкнулся же он с храмовым отребьем, а стал на его пути к неограниченной власти Улук, убрал и его, неподкупного человека, ближайшего соратника».

— Ладно, ребята, спать, — сказал наконец он устало, выйдя из угрюмой задумчивости, — утром додумаем, договорим. Идем, Мер.

Он обнял ее за плечи, и они пошли в темноте к лестнице, ведущей на крышу.

А братья-паломники уже давно лежачи под навесом, блаженно вытянув ноги. Последняя сцена происходила без них.

 

4

Утром, перед уходом, брат Грез долго топтался у калитки, удивляя брата Миса — Мис привык видеть коллегу спокойным и нелюбопытным. А тут — словно сел человек на верблюжью колючку.

— Мешкаем, брат Грез, — наконец не выдержал Мис, — пора!

— Пора, — вздохнув, согласился тот.

И, сопровождаемые молчаливым Нави, они вышли за ограду.

Снаружи Грез чуть помедлил, слушая, как гремит тяжелый засов, задвигаемый Нави. И снова, выведенный из задумчивости Мисом, он двинулся к горе у храма — там возвышался камень, истертый губами странников. Благочестивые мысли не лезли в голову трезвомыслящего Греза. Не давало покоя — где он видел это лицо, эти глубокие светлые глаза? Он успел их рассмотреть, когда на мгновение пламя выхватило это лицо из темноты. Верен глаз Греза — недаром сам император перед паломничеством призвал его к себе и посоветовал не только поклониться святым местам, но и посмотреть, насколько надежны стены Священного города и что думают люди истинной веры, живущие там. Да и много ли войск у тамошнего правителя.

Так что в отсутствии наблюдательности его нельзя было упрекнуть. В склонности к галлюцинациям — тоже. Он видел это необычное лицо. Но где?

Грез и Мис, дождавшись своей очереди на пыльной площади, — деревья, окружавшие пространство, посреди которого торчала рыжая глыба, несмотря на утренний час, заливали своей тенью площадь только до половины, — приложились к горячему камню. Но и ощупывая губами ноздреватый камень, Грез все не мог отрешиться от воспоминаний о вчерашнем собеседнике. Он машинально пробормотал положенную молитву и провел ладонью по лбу и плечам. В отличие от Греза спутник его проделал все это с большим чувством и от умиления шмыгнул носом.

Потом, оставив у порога обувь, они вошли в гулкий и прохладный храм.

Сквозь верхние прорези-окна острые лезвия лучей били в дальнюю часть храма, где было возвышение для священнослужителя, а над ним — в окованной золотом раме, словно выхваченное из темноты пламенем, — виднелось большое изображение Иса. Одно из самых древних и самых похожих, хотя художник мох писать только по памяти — Ис никогда не позировал.

И Грез вспомнил это лицо.

Он рухнул на колени, не замечая павшего рядом ниц Миса. Провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение. Но оно не проходило, с древней доски, покрытой нетускнеющими красками — секрет старых мастеров! — на него смотрели глубокие, холодные и внимательные глаза того, что вчера назвался Сидом.

«Значит — пришел? — проносилось в мозгу. — Но он бы меня испепелил! Хотя — за что? Он же не открыл себя? И все-таки — Он. И Мер рядом. Но почему нет громов небесных, почему не трескается земля? А если — нет? Есть же похожие лица… Но ему ведомо то, что неведомо нашим книжникам! Да, но мало ли кто что и как знает».

 

5

—Послушайте-ка, друг мой, — обратился к Саду академик, он все еще путал «ты» и «вы», — не кажется ли вам, что этот странник странноват? Я имею в виду Греза. Он слишком нелюбопытен для обычного нелюбопытства. Да и под всей его дикобразной растительностью прячутся умные глаза. А как простодушно он принял наше гостеприимство! Пожалуй, он провел Гефа и меня. Не так ли? — Он обратился к стоявшему рядом Гефу.

— Может, и так, да не перемудрить бы, а то окажемся в положении гоголевского городничего, — бывший кузнец прочно приобщился к земной цивилизации. — Пощупать однако, надо — уж больно он хотел разглядеть Сида.

— Утром на крышу поглядывал, — заметил подошедший Нави, — что-то вспоминал.

— Любопытно, — накрутил на палец отросшую прядь волос Сид, — что же он мог вспоминать?

— Боюсь, что есть картинки получше, чем та иконка у пустынника, — выдал академик.

— Значит, узнал?

— Скорее, сомневается, подозревает. Но маху ты все же дал, влезая в разговор со своей осведомленностью о прошлом, — подытожил Зер.

Вся экспедиция собралась в тени на кошме.

— Взять и изолировать, — бухнул Без, — иначе поползут слухи.

— Уважаемый комендант заблуждается, — снисходительно, не глядя на собеседника, промолвил Зер, — мы не вправе этого делать. Да и где содержать?

— Я бы нашел.

— Вопрос этот не следует даже затрагивать, — буркнул Сид.

— Разумеется, — подтвердил Зер, опять-таки не глядя на Беза.

Комендант промолчал, подумав про себя, что некоторым рафинированным интеллигентам неплохо было бы время от времени спускаться на землю. Но он чтил субординацию.

Когда странники возвратились с утреннего поклонения, Зер за себя и своих друзей попросил разрешения идти с ними на вечернюю службу. Грез согласно наклонил голову и поискал глазами отсутствующего Сида, однако ничего не спросил, но ни от Зера, ни от Нави не укрылось его любопытство.

В храме было тесно. Потрескивавшие смоляные факелы не разгоняли тьмы, а только сгущали ее, превращая толпу богомольцев в слитную шевелящуюся массу. Вблизи были видны только спины да заросшие затылки. Лишь изредка, для разнообразия, всплеск огня отражался лысиной. И тут же дымным полотнищем шарахалась тень. Лишь там, в дальней части храма, где громогласный проповедник вещал о конце света и призывал к пожертвованиям на храм и покаянию в грехах — акустика все-таки была великолепной! — над его всклокоченной головой выхватывался из темноты огромный портрет Иса.

«Театр! Да какой!» — пронеслось в голове Зера.

Дышать было тяжело — разило потом и чесноком.

— Теперь мне понятен интерес брата Греза к твоей особе, — шепнул ухватившийся за локоть Сида Зер, — сходство потрясающее и световой эффект великолепный. И очень похоже, что твоя милость на иконе в плохом настроении.

— Помолчи, — тоже шепотом ответил Сид.

Брат Мис, смиренно опустив сомкнутые руки, внимательно слушал проповедника. Казалось, он не столько вникает в смысл сказанного, сколько пропитывается духом этого наэлектризованного сборища. Брат Грез, ставший под факелом, с которого срывались огненные капли, — другого места ему не нашлось — упер в грудь могучую бороду и, казалось, тоже пребывал в состоянии благочестивой отрешенности. Но внимательный наблюдатель, а Зер был таковым, мог заметить, что брат Грез слишком часто для человека, пребывающего в экстазе, косил глазом влево, где стояли Сид и Зер. Остальных землян скрывала плотная тень.

«Сопоставляет», — констатировал Зер, делая вид, что внимательно слушает проповедь.

Перед культпоходом в балаган, как определил это мероприятие вдруг обретший голос Нави, академик посоветовал Сиду тоже идти, так как игра в прятки могла только усугубить подозрения Греза. А так — мало ли какое бывает сходство! Но здесь, взглянув на картину, вернее, икону, Зер пожалел о своем совете — настолько точно передал художник не только сходство, но даже манеру смотреть чуть-чуть исподлобья.

Служба заканчивалась. Дважды пророкотал медный диск. И богомольцы двинулись к кафедре — отходящие от нее исчезали в провале бокового прохода. Коснувшись прибитого к кафедре стилизованного бронзового меча, по примеру идущих впереди, Сид и его товарищи кинули по монете на поднос, заваленный стертой медью и серебром. Последней шла Мер, опустив на лоб черное покрывало.

Вблизи, под огромной иконой Иса, они рассмотрели ряд иконок поменьше — на них можно было узнать Гефа, Нави и Мер. Еще ниже висело изображение Ртепа.

«Мы — как взятые на небо живьем», — подумал, фыркнув в бороду, Геф.

Нави внимательно осмотрел экспозицию, и ничего не дрогнуло в его лице. Зер, как всегда, молниеносно скользнул взглядом по иконостасу и так же молниеносно оглядел своих спутников, как бы удостоверяя личности. Бесстрастно скользнул по картинкам Без. Неслышно прошла Мер. И возвратились к себе.

— Итак, братья Грез и Мис, паломничество ваше закончилось, завтра вы возьметесь за посохи и двинетесь к морю. Сколько же вам идти?

— Как повезет, может, и с полгода, почтеннейший Зер.

— Что так долго?

— К морю по древней дороге три дня идти, там с корабельщиками столковаться надо, за душой у нас не то что серебра, меди — и той не густо. Так что пока уговоришь, да и на ожидание дней десять уйдет. Нет в корабельщиках древнего благочестия — что б им паломников в святые места даром перевезти, а ведь нашей веры!

— Есть-то им надо, — рассудительно заметил Зер, — на одном святом духе ноги протянешь.

— Да там дней десять по Лазурному морю, — словно не замечая реплики Зера, продолжил брат Мис, пресытившись долгим благочестивым молчанием, — до этого беседу поддерживал один Грез, — а там — от монастыря к монастырю. Где заночуешь, а где и пообедаешь. Так месяца за два и пройдешь первое благочестивое Лальское королевство. Дальше — граница Империи, только горы перевалить.

— Три месяца получается, где же полгода?

— Мы так считаем, где день — там и два. Да и что за разница — в пути ли, на ночлеге, время-то идет.

— А верхом?

— Верхом скорее, да ногами спокойнее.

— Что ж так?

— На конного у разбойников, да и у господ рыцарей глаз нацелен — раз верхом, то и суму проверить стоит, да и конь на дороге не валяется!

Сид слушал Миса, поглядывая на примолкшего Греза. Тот явно что-то придумывал. Зер же — главный собеседник — увлекся и, казалось, позабыл все на свете. Но это казалось! И что самое интересное, первым, кто понял, куда дело клонится, был Без. Да и брат Грез чувствовал, что его гостеприимным хозяевам нужно на Север. И его прельщала мысль возвратиться в их компании по многим причинам, в коих даже самому себе он признаваться побаивался. Он все еще не решался поверить, что Сид и Ис — одно лицо: слишком уж прост он был с людьми, и не били из него струей поучения. А с другой стороны… Много знает! Чувствовалось, что старший здесь — он, несмотря на живость и стремительность Зера и хозяйственность Беза. Какая-то внутренняя значительность исходила из этого голубоглазого. Но — Мер! А если… если все было не так, как в Книге? Сначала он испугался еретической мысли, но, будучи человеком не робким, да и не фанатичным, отогнал испуг и стал сопоставлять…

— Что же, двинем вместе на Север, — прервал его мысли успевший переговорить со своими Зер.

— Мы будем рады, — за себя и Миса ответил Грез, — но на Севере подозрительны к иноверцам, а можно ли вас считать последователями Иса?

— Не меньше, чем тебя, — глядя поверх его головы, рубанул Нави.

— Последователи носят на шее знак.

Нави молча полез за пазуху, снял через голову цепочку и протянул ладонь Грезу.

— Древняя работа, такие были у первых последователей, — ошеломленно поднял глаза Грез.

— Что, не годится?

— Не у всех иерархов есть такие знаки…

— Ладно, — вступил в разговор Сид, недовольный горячностью Нави, — можешь считать нас последователями. А это, — он кивнул на древний знак, который Нави все еще держал на раскрытой ладони, — передавалось из поколения в поколение. И жило наше племя от остального мира вдали. Потому многого не знаем. И книги были у нас старые, которые некому было править и жечь. Так что же, признаете нас за последователей?

— Да, но не поминайте на Севере не вошедших в канон книг.

— Договорились. Идем вместе. Ты что-то хотел спросить? — взглянув в завороженные глаза Греза, добавил Сид.

— Не смею…

— Лишнего не выдумывай. А догадки держи при себе, — Сид покосился на стоящего рядом брата Миса. Тот невозмутимо исследовал свой нос.

— Выходим с рассветом. Безу подготовить запасы. Гефу нанять верблюдов с погонщиками.

И было это через день после посещения храма.

Нави отошел в сторону и сел рядом с расположившимися в тени шелковицы странниками. Остальные разошлись по своим делам. Не так уж наивен был добровольный телохранитель Сида! Он просто не мыслил сейчас более важного дела, чем безопасность экспедиции. И в первую очередь Сида, который для него остался тем же обожаемым Исом, что и в давние времена. Усевшись, он с безразличным видом стукнул по странническому посоху. Грез на мгновение приподнял веко и тут же его опустил — этот преданный волкодав, как мысленно окрестил странник Нави, был явно недалек и опасаться его надо было в последнюю очередь. Больше других его занимали Зер и Геф. После Сида, разумеется! Помнится, в одном из апокрифов — брат Грез почитывал не только ортодоксальную литературу — Ис именовался полным именем, кажется, Исид… Случайность? Да и окружение, кроме Зера и Беза, самое подходящее…

«Господи, не читаешь ли ты моих мыслей!» — он даже головой замотал от страшного предположения. Но если нет… Или Ис был не тем, что он есть в Книге?!

Окончательно запутавшись и решив, что будущее покажет, он засвистел носом, вторя брату Мису, которого, по-видимому, никогда не тревожили никакие мысли, разве что о сытном обеде да мягкой подстилке. Впрочем, любил он также уединенные благочестивые беседы с плотненькими мирянками.

«Посох полый, — отметил про себя Нави, прикрывая глаза, — и не тяжелый. Значит — не деньги».

А в это время Зер, Геф и Без поочередно спускались в колодец. И поднимали оттуда какие-то тюки.

«Похоже, из тех, что запрятали тогда в заваленном подземном ходе, перед бегством из Священного города», — лениво подумал вновь приоткрывший глаза Нави.

 

6

Верблюды легли на песок. Как и много лет назад, волны подкатывались к самым корням пальм. И так же ослепительно сверкала раскаленная дуга пляжа.

Брат Грез, подобрав полы одежды, побрел по воде к покачивающейся на пологой волне сидящей носом на мели двухмачтовой посудине — договариваться.

— Что в тюках? — словно впервые увидев полосатые мешки, висящие по бокам верблюдов, спросила Мер.

— Товары, материи, ценимые на Севере, купцы мы или нет? — задорно вскинул бороду Сид.

— Особенно ты, — провела ладонью по его волосам Мер, — сразу видно, какой ты хитрый и удачливый!

— Любого обмерю и обвешу!

Между тем брат Грез, гордый доверенной ему миссией, сторговывался с корабельщиком. Наконец он спрыгнул со сходней, не достававших до берега, и зашлепал по воде к дожидавшимся его путникам.

— Несите тюки, договорился!

И Без отсчитал корабельщику половину положенного серебра.

Погрузка была недолгой — паломников на корабле скопилось уже достаточно. Были и купцы. А в трюме, в глиняных конических кувшинах, стояло доброе вино и знаменитое на весь мир густое и ароматное масло.

То ли неопытный корабельщик перегрузил свое судно, то ли сил команды и пассажиров не хватало для сталкивания на глубину этого угловатого сооружения, но корабль продолжал пребывать на мели, и чернобородый капитан был в растерянности. Сид долго терпел это положение, сам налегал потным плечом, а потом, когда все поневоле стали вытирать пот и мрачно поглядывать на лазурные волны, подошел к капитану:

— Есть ли у тебя прочный канат?

— Есть. Зачем он тебе, купец?

— Хочу помочь вывести корабль на глубокую воду.

— Что еще надо? — почему-то сразу поверил чернобородый.

— Лодку, гребцов, якорь. И прочное бревно, на которое можно надеть крестовину. Бревно на корме стоймя пропустим через палубу и закрепим в киле — чтоб вращаться могло.

— Сделаю.

К вечеру устройства было готово.

Сид первым налег на брус крестовины, надетой на бревно, за ним — остальные. И пошли по кругу, выбирая канат, на конце которого был закреплен завезенный на глубину шлюпкою якорь. И когда жгучий пот потек по хребту между лопатками, корабль вздрогнул и заскользил, мягко покачиваясь на волнах. И видно было, как глубоко, в прозрачной до песчаного дна воде, проплыла широкая незнакомая рыба, колыхая бахромой, как огромным черным плащом.

И вскоре ветер наполнил нескладные красные паруса, совсем такие, как обтянутые пропотевшей материей полновесные груди корчмарки у ворот Священного города, о коей вспомнил, подняв очи горе, брат Мис. Так что и он не был лишен живого воображения!

А еще удивительнее то, что похожая ассоциация возникла в рафинированном воображении Зера. Правда, здесь все ассоциировалось отнюдь не с корчмаркой… Где, за какими пространственно-временными безднами ныне Анна Ивановна, секретарь начальника Звездного предприятия товарища Парфенова?

А корабль, переваливаясь по-утиному, направлял свой нос к горизонту, где голубизна воды сливалась с синевой быстро темнеющего неба.

— Как ты определяешь курс? — спросил чернобородого Сид на правах человека, давшего дельный совет.

— Днем — по солнцу. Ночью — по Большому Гвоздю, вокруг которого ходит мир.

— А в тумане?

— Туман не вечен. Да и ветер можно пощупать. А у себя под берегом я на вкус каждую пробу грунта знаю.

— Как определяешь скорость?

— На глаз, купец.

— И ошибаешься?

— Не без того. Но я знаю, что при добром ветре путь через море — четыре дня.

— А как сейчас?

— Пять дней.

— А если ветер противный?

— Убираю паруса — бога и ветер не переспоришь. За весла беремся, да много не нагребешь.

— А плавать-то можно и побыстрей. И против ветра под парусами ходить. Ну не совсем против ветра, а под углом к нему. Вот только вместо этих линялых лифчиков лучше бы косые паруса, а на носу — треугольные.

— Вместо чего? — заинтересовался капитан.

— Вместо твоих парусов, — уточнил свою мысль Сид, сообразив, что эта деталь дамского туалета здесь едва ли известна.

Было тихо и ясно. Попутный ветер не собирался менять направления. И не хотелось спускаться в душный, дурно пахнущий застоявшейся под настилами у киля водой трюм. Сид испросил разрешения и разбил шатер на палубе, поближе к корме.

Справа по носу граненой голубой сталью сверкал Большой Гвоздь — самая яркая звезда этого мира. — Терпко пахло смоленым канатом. Помолясь на исчезающий берег, братья Грез и Мис спустились в трюм — им было неуютно в таком просторе! На палубе остались кормчий, да дремлющий на дубовой скамье капитан, да наши путешественники — им-то простор был не в тягость!

А ночь под медленный скрип мачт поворачивала звездное колесо. И казалось, не мачты, а это огромное мерцающее колесо скрипит и покачивается, да у борта по-русалочьи всплескивает волна. И, вслушиваясь в неведомое, стояли у борта Сид и Мер, да бессонный кормчий подправлял курс корабля, когда нос уваливался от острого света Большого Гвоздя.

А из шатра доносился могучий храп Беза, перекрывавший не только интеллигентское посвистывание Зера, но и молодецкие рулады Нави. И совсем не было слышно всегда немногословного Гефа. Шла ночь.

 

7

Они пришли на рассвете на шестые сутки. Солнце еще не полностью вылезло из воды и было красным и сплюснутым, когда судно, буксируемое двумя шлюпками между короткими молами из наваленных камней, вползло во внутреннюю гавань. На концах молов стояли неуклюжие башни древней циклопической кладки. А на верху башен — какие-то камнеметные орудия. И на одной из них — древко с неразборчивым флагом. Дальше, за внутренней гаванью, охваченной как ладонями расширявшимися после входа молами, к стенкам которой жались угловатые неповоротливые суда, начинался город из белого ракушечника с красными черепичными крышами. И окружала город кирпичная стена, широкая и старая, по верху которой между зубцов пробивались веселые деревца, а по окружности, на полет стрелы, стену прерывали грузные четырехугольные башни.

Город был невелик и просматривался весь.

У причала капитан получил вторую половину обещанной суммы, и путники сошли на берег. Брат Грез — он теперь безропотно исполнял поручения Сида — был послан сторговать лошадей, начальник экспедиции оценил его сметливость в житейских делах, А немногословный Нави, никого не тревожа, проверил, куда ходил этот монах. И, возвращаясь, встретил слоняющегося по городу сонного Миса.

Когда солнце начало припекать, брат Грез, Нави и загребающий ленивыми лапами дорожную пыль брат Мис возвратились с лошадьми и пароконной телегой, своей топорной добротностью и оковкой колес напоминающей лафет допотопного орудия. Но и до подобных лафетов здесь было еще далеко! Однако комендант Без остался доволен этим приобретением. Он тут же соорудил на этом основании из палатки и невесть откуда взявшихся дуг полукруглый верх, собрав вокруг этого сооружения толпу любопытных. Здешний народ не знал ни степных просторов, где только небо да крыша кибитки укрывают кочевника, ни боевого строя сомкнутых в круг кибиток — надежной крепости против конного противника.

Дневки не было. И по древней дороге, вымощенной широким камнем еще при Первой Империи, они выехали из низких ворот приморского городка. Древние инженеры дело знали: за тысячу лет ни копыта коней, ни тяжкие колеса повозок, не говоря уже о деревянных и кожаных подошвах и голых пятках, не поколебали каменного панциря широкой дороги. Люди настолько привыкли к ней, что она казалась такой же вечной и естественной, как горы, синеющие вдали под прошедшим половину пути солнцем, как виноградники, узкими темно-зелеными полосами рассекающие всхолмленную долину слева и справа.

Редкие села белели у подножий зеленых холмов, поросших фруктовыми деревьями — в глянцевой листве густо желтели плоды. А звонкие речки, бегущие с гор, врывались в каменные тоннели под Великой дорогой — их тоже сработали отменные старые мастера.

Глядя на это, Зер прищелкнул языком от восхищения.

— Есть чему поразиться, Измаил Алексеевич, — поддержат его Сид — они ехали верхом далеко впереди отряда.

— Но об одном забыли эти удивительные умельцы, взгляните-ка — все прямо и прямо, как стрела, не петляя по склонам. Они не учли, что можно выиграть в силе, проиграв в расстоянии.

— Так-то оно так, дорогой Зер, — перешел на принятый здесь стиль Сид, — и все-таки какая сила человеческой мысли! Без машин, только руками да неторопливой силой волов, прорезать такими сооружениями из конца в конец всю страну!

— Да и строили быстро, Исидор Сергеевич — вам-то приходилось это «видеть в ваше первое посещение Благословенной земли, — вновь перешел на земной лексикон академик.

— Видел, — задумчиво похлопывая темно-рыжую шею косящего в сторону коня, ответил Сид, — а главное — видел, для чего это делалось.

— Понимаю, для того же, для чего строились автострады в тридцатых годах в одном недалеком от нас весьма высокоразвитом государстве. Но инженеры-то не виноваты, они не политики.

— Помните? Покончив с автострадами, многие из них принялись за строительство лагерных крематориев. Потом они говорили: их интересовала не политика, а чисто инженерные решения…

Так и ехали они, мирно беседуя. Следом скрипела и постукивала неторопливая телега, на которой брат Мис был кучером, а Мер и Грез — пассажирами. Нави и Геф ехали за фургоном, так любитель вестернов Сид окрестил телегу, и замыкал это построение Без, внимательно посматривавший не только по сторонам, но и назад. На всякий случай у его седла висел готовый к делу арбалет — Без не забыл рассказа о дорожных опасностях. Особенно он настораживался, когда в стороне от дороги показывался окруженный зацветшими рвами какой-нибудь замок с башней-толстушкой и подъемным мостом.

Отъехав от города, Без предложил Силу вооружить отряд и не встретил с его стороны возражения. Более того, тот сам приказал достать шлемы и облачиться в кольчуги. Вот за чем лазили в колодец Геф, Без и Зер! Ныне, опоясанные мечами, со щитами и копьями, они могли не слишком опасаться разбойников, предпочитающих добычу полегче.

 

8

Этот город был древней столицей Первой Империи, ныне — столицей небольшого государства, но резиденцией наместника Иса на земле и правителя этого государства в одном лице.

Несмотря на воинственный вид наших путников, через городские ворота их пропустили беспрепятственно, едва брат Грез, спрыгнув с колымаги, подбежал к хранителю врат.

— Что ты ему такое сказал, что нас пропустили без мзды? — удивился Сид.

— Что мы смиренные паломники, хотим припасть к стопам наместника.

Сид оглядел свою благочестивую компанию — в кольчугах, прикрытых белыми плащами для защиты от солнца, при мечах и копьях, они больше напоминали разбойников, нежели богомольцев. Впрочем… они же еще и купцы! Словом, ворота раскрылись, и колеса их замечательной телеги бойко покатились по бревенчатому настилу моста через ров.

«Должно быть, не только у разбойников здесь такой вид», — подумал Сид, въезжая под прохладные своды ворот, похожие на туннель, — так широка была древняя стена!

Брат Грез знал все — им не пришлось долго искать пристанища. Он уверенно вел маленький караван по узким мощеным улицам, заросшим широколиственными деревьями, в кронах которых прятались вторые этажи домов, словно балконы, выступающие над первыми этажами. Потом улицы стали шире — здесь свободно разъезжались две повозки. И даже оставалось место для пешехода. Впрочем, здесь, на окраине, а брат Грез уверенно вел их именно на окраину, повозки и пешеходы встречались очень редко.

— Здесь, — объявил Грез, стукнув посохом в прочную дверь рядом с массивными дубовыми воротами. В двери открылось окошечко, через которое некто, оставшийся в тени, внимательно осмотрел пришельцев. Потом загремел засов, и через распахнувшиеся ворота путники из пыльного зноя въехали в зеленый рай двора.

— Договорился на две комнаты. Лошадей поставим во дворе под навесом, — бодро доложил Грез.

Хозяин молча взял деньги, безмолвно провел постояльцев в комнаты и неслышно удалился.

— Дом принадлежит святому храму, — видя удивление Сида и его спутников, пояснил Грез, — они оказывают гостеприимство и мирянам, когда те звенят серебром. И меня здесь знают.

«Ты, брат, здесь кое-что значишь», — отметил про себя Сид.

Грез, проявив бурную инициативу при размещении, нетерпеливо поел, но не отвалился, как обычно, в тенек, а стал бродить по двору, словно маялся животом. Наконец сказал Сиду, что нужно поинтересоваться дальнейшей дорогой, и выскользнул за ворота. Вскоре вышел прогуляться и Нави. А брат Мис, поклевав носом в сетчатой тени виноградника, поплелся, загребая пыль косыми лапами, проведать здешний базар.

— Не прогуляться ли и нам для уяснения торговой конъюнктуры, мы же все-таки купцы, — кивнул на выход Зер.

— Попозже, подождем возвращения Нави, — выплюнул травинку Сид.

Быстроногий Нави возвратился в самое полуденное пекло. Пожалуй, никто не обратил внимания на его возвращение — брат Мис снова дремал в тени, напившись базарного вина, а хозяин утратил всякий интерес к своим постояльцам. Полчаса спустя возвратился и Грез.

Нави прилег на подстилку рядом с Зером, Гефом и Сидом. Мер и Без занимались хозяйством.

— Я прошел за Грезом до дома у главного храма, — негромко начал Нави.

— Откуда известно, что главного? — так же негромко, не открывая глаз и не повернув головы, поинтересовался Сид.

— По богомольцам. Здесь толпа со всего света — узреть, припасть к ногам, получить отпущение. Рядом — дом наместника Иса на земле.

— Продолжай.

— Греза пропустили к наместнику.

— Дом охраняется?

— Да. У входа два воина в кованых панцирях. На белых плащах знак древнего меча красного цвета. Грез что-то сказал, и его пропустили.

— Сам с ними не говорил?

— Это могло привлечь внимание.

— Правильно. Брат Грез! — вдруг громко позвал Сид странника. — Когда ты отдохнешь, не пройтись ли нам с тобой и Зером по городу?

— С величайшим удовольствием, достойный Сид, — мгновенно откликнулся очнувшийся от дремы странник, — дорогу я уже узнал, знал-то я ее и раньше, да хотелось убедиться, спокойно ли ныне.

— И как?

— Стало тише, стражи святого престола поубавили число грабителей, так что купцы должны возносить благодарственные молитвы господу.

— А что слышно о тканях, которые мы везем?

— Нет смысла их продавать здесь. На Севере они втрое дороже.

 

9

—Интересная закономерность, — пощипал бородку Зер, когда, возвратившись из экспедиции по городу, он и Сид вновь прилегли в тени в дальнем углу двора, — чем ближе к Северу, к границам этой пресловутой Империи, тем больше меняется речь Греза.

— Ты о том, что теперь он лепит целые фразы на своем языке?

— Это-то хорошо, я сам просил его поучить нас своему говору. Я, дорогой мой Сид, говорю о тоне, лексиконе, не очень-то характерном для смиренного инока.

— Ну! Он же знает по крайней мере три языка!

— Так-то оно так… Похоже, он устал носить маску смирения, у него прорывается совсем иная манера себя держать, какое-то чувство своей значительности.

— Но Мис…

— Что Мис! Этот каким был, таким остался… Был такой потрясающий фильм в моем детстве.

— Послушай-ка, Измаил Алексеевич, получается, ты считаешь, что мы лезем в западню?

— Не исключено.

— Не повернуть ли?

— Поздно, уважаемый Сид. Ведь если понадобится, нас в любой момент можно взять. Особенно если выкажем страх. Да и для дела идем — дополнительная точка может дать совершенно неожиданные эффекты. А первый учуял неладное Нави — вот тебе и простой как меч!

— И еще, Измаил Алексеевич, предупредим всех. Но Безу нужно запретить проявлять излишнее рвение, у него не заржавеет!

Небо не обещало дождя. И путники улеглись под деревьями на походные кошмы. А Без, любивший хороший обзор, взял под голову седло и лег, упираясь головой в противоположный воротам угол забора. Перед этим он что-то вынул из-за пазухи и сунул под свою импровизированную подушку.

Ничто не тревожило путников. Лишь тихий брат Мис долго бродил по двору — его пучило после обильной трапезы — и скрывался в нужном чулане.

Наутро Сид с Зером и Грезом снова пошли в город, прячась от солнца в тени деревьев. Сначала — вверх, потом — вниз: эта часть города была холмистой. Они вышли к реке, через которую был перекинут каменный мост — главная часть города была на другой стороне. Там, в середине большой мощенной крупным плоским камнем площади, поднимался храм. Он, как разведенными руками, двумя протянутыми по дуге колоннадами, по четыре колонны в ряд, вбирал в себя прихожан. Издали открывался купол с изображением стилизованного меча. К главному входу, огромные створки которого были распахнуты, вели невысокие, но широкие гранитные ступени.

«Ишь ты, — отметил про себя Сид, увидев бронзовые изображения на парадных дверях, — даже мое детство сподобились нафантазировать!»

— Храм-то переделан из языческого, древность чувствуется! — вздернул бородку Зер.

— Истинно так — в посрамление диаволу и к вящей славе господа нашего Иса, — покосившись на Сида, подтвердил Грез.

Сид равнодушно оглядел это огромное сооружение, но войти не пожелал. Его больше занимал белый домик рядом с храмом, у крыльца которого стояли два бородача в тяжелых доспехах.

— Здесь живет наместник Иса на земле, — перехватил взгляд Сида Грез.

— Ты с ним знаком? — повернулся к страннику Сид.

— Я недостоин лобызать его башмаки. Короли и императоры добиваются его благосклонности. Но… со мной он передавал благословение пастве Благословенной земли.

— А нас бы он принял? — Сид привык не ждать опасности, а идти ей навстречу.

— Может быть… — задумчиво произнес Грез.

— Что может быть? — подтолкнул его Сид, он видел, что Грез ищет предлога, чтобы свести его с этим самым наместником. И на этот счет все оговорено еще вчера.

— Он любит говорить со странниками.

— А если мы купцы? — блеснул глазами доселе молчавший Зер.

— И с купцами из дальних стран.

Зер с интересом следил за развитием событий. Стараясь казаться незаинтересованным, Грез все же выдавал себя. Он подошел к стражам, и те скрестили перед ним бердыши. Брат Грез оглянулся, потоптался, словно решаясь на что-то, махнул рукой и сказал воинам какое-то слово. Бердыши разошлись. И Грез скрылся за дверью.

— Любопытно, простой паломник знает пароль наместника Иса, — резюмировал Зер.

— Вас примут, — поклонился возвратившийся Грез.

— Каким чудом ты добился этого? — поинтересовался Сид.

— Чудес не творю, они — от господа. Когда я шел в Благословенную землю, мне было дано слово, открывающее эти врата. И сейчас я был у приближенного служителя наместника Иса.

— Что он передал?

— Что вас примут.

— Ты идешь с нами?

— Он желает видеть только вас, — с этими словами Грез повернулся и пошел прочь.

— Что же, Сид, вперед к опасности — на прицеле мы давно. Теперь кое-что узнаем из первых рук!

 

10

—Кто вы? — вздрогнув, когда его взгляд прошелся по Сиду, спросил старикашка с крючковатым носом, впившийся костлявыми пальцами в резные подлокотники кресла, словно силясь оторвать худое немощное тело от высокой прямой спинки.

— Купцы. Из стран дальних и здесь неизвестных, — разглядывая широкий темно-красный балахон, прикрывающий эти мощи, ответил Сид.

— Чего вы хотели от встречи со мной?

— Ясности. Там, где мы живем, у нас есть только Книга, а вместо храма — синее небо над головой, не ведающее дождя.

— В Книге все сказано, но глубинный смысл ее ясен не всем.

Наместник Иса чуть успокоился.

«Похож, но не очень», — пронеслось у него в голове.

— Мы не о том говорим, — движением бровей отослав приближенного, старик помедлил, проследил взглядом, как закрылась дверь, и закончил: — Еще раз спрашиваю, кто вы такие? Знания ваши слишком обширны для купцов. И твое лицо…

Тут он запнулся, подбирая слова.

— Тебе кого-то напоминает, — закончил за него Сид. — Я вижу, Грез встречался не только с твоим приближенным. И не только теперь!

— Брат Грез верный сын церкви.

— Это меня не касается, но он не тот, за кого себя выдает.

— Да, — наклонил и вновь вздернул сухонькую головку наместник Иса, и глазки его ввинтились черненькими буравчиками в гостей, — но ты не ответил на мой вопрос.

Теперь он обращался только к Сиду.

— Мы пришли из очень далекой страны, где люди знают больше, чем здесь, о природе и человеке.

— А это — ересь, — оживился старичок, — но нас здесь трое и подслушивать никто не может. Меня смущает твое сходство с Исом.

— Я не Бог, наместник. Этого достаточно?

— Нет… — помедлил тот, — ответ неполный, я вижу, что ты не Бог. Но повторяю — нас здесь только трое. Ни одно слово не выйдет за стены, если я так пожелаю.

— Ты веришь в то, что человек может прожить тысячу лет?

— Я не знаю этого, но со времен Ртепа — только для нас, посвященных, — сохранился пергамент со странными рассказами Иса.

«Он пропустил „господа“, — усмехнулся про себя Зер.

— Там сказано, — прикрыв глаза, продолжал старикашка, — что время не везде одинаково. И что Ис называл себя человеком.

— Кто имеет доступ к этому пергаменту?

— Только тот, кто садится в это кресло.

— Так что же, ты считаешь меня Исом?

— Ты и твои спутники похожи на тех, что были тогда. Я не верю в такие совпадения.

— Выходит — и в Бога Иса не веришь?

— Если бы нас слышали, то тебе и твоему другу не миновать костра.

— А что, в том пергаменте о рукотворных молниях не упоминалось? — словно не замечая угрозы, равнодушно спросил Сид.

Старик зябко повел плечами и облизал бескровные губы:

— Упоминалось. Но никто не смог сотворить их и открыть подземелье.

— А я помню, как это делается, так что пугать нас не надо. Нет, нет — становиться на колени и облизывать немытые руки не надо, — Сид поднял сползшего на ковер старика, — но мешать нам, наместник, опасно. И прикончить нас тихонько не удастся — это мы тоже предусмотрели.

— И думать об этом не смею, — съежился наместник, ибо именно эта мысль мелькнула в его голове, — но вы идете на Север, а там возникла ересь…

— А меня вся эта мистическая чушь не тревожит, — напрямую ломил Сид, — хочу и там посмотреть, какие плевелы вырастают из доброй пшеницы. Не мерзость ли ваша проповедь смирения здесь и воздания там, — тут Сид ткнул пальцем вверх, — и это откровенное идолопоклонство, а как еще скажешь, если слизывается позолота с иконных рамок?

Узрев протестующий жест старика, Сид наконец остановился.

— Народ темен, Ис, — впервые назвал его по имени наместник, — ему нужен символ. Нужна сдерживающая сила. Отмени Бога — и рухнет мораль. Люди на площадях станут резать друг друга. И прелюбодействовать аки скоты. Людьми движет страх наказания за грехи. И упование награды за добродетель. Что есть мораль, как не Божья узда для мирского стада на все времена?

— Для избранных, выходит, существуют изъятия из этой морали? Да, мертвый и нарисованный я для вас гораздо удобнее, чем живой…

— Откровенно говоря — да, — цинично ответил успокоившийся старик, — но не падет и волоса с головы твоей.

— Уж об этом мы позаботимся, — вступил в разговор Зер.

И в подтверждение его слов в раскрывшуюся дверь вошли Без и Нави. При этом у Беза был такой вид, как будто он хотел скомандовать: «Руки вверх! Ваша карта бита!»

— Это я побеспокоился, чтобы за нами присматривали и поторопили в случае задержки, — объяснил неожиданное явление Зер.

— Все спокойно, беседа проходит корректно, в духе взаимопонимания, — успокоил вошедших Сид, — а как вы обошлись со стражей?

— Тоже все в порядке, с полчасика подремлют на завалинке и очухаются. А службы не знают — вплотную подпустили, — с видимым удовольствием доложил Без. Он даже завалинку изобразил и употребил какое-то непереводимое выражение, передающее повышенную эмоциональность речи. После этого Без, вынул из-за пазухи руку, а Нави поправил что-то под мышкой. А наместник Бога на земле с изумлением глядел на двух ражих детин, неизвестно как очутившихся здесь.

— Да, я забыл представить тебе Нави и Беза, — спохватился Сид, опасаясь, что старика хватит удар, — они встревожились, что нас долго нет. Об охране не беспокойся — у них временно помрачилось сознание.

Старик зашевелил беззубым ртом и еле слышно спросил:

— Чего же ты хочешь?

— Спокойного пути.

— Может быть, Греза, — тут он провел ребром ладони по своей цыплячьей шее, — пожалуй, он слишком много знает…

«Ну и мразь, своих не жалко», — брезгливо подумал Сид. И — вслух:

— Не надо. Но лишнего пусть не болтает.

— За порок болтливости у нас раскаленными щипцами прожигают язык. В ремесле Греза лишнего не говорят.

— Представляю, что это за ремесло!

— Тем лучше, — совсем успокоился старик и серебряным колокольчиком вызвал приближенного.

 

11

«Государь! — стояло вверху пропотевшего куска пергамента. — Известные тебе люди вышли на Север. А перед тем были они у наместника Иса на земле — полным титулом его называю, хотя и нечестивым путем взошел он на святой престол! И свел их к Ртепу Двадцатому твой ближний человек, именуемый ныне братом Грезом. А кому он взаправду служит — разберись сам».

Подписи не было. Но император и так хорошо знал этот почерк. Он отослал гонца, вызвал ближнего барона и, дождавшись, когда за вошедшим закроется дверь, спросил:

— Не ты ли советовал посылать Греза?

— Я, государь.

— Не боишься, что тебе придется висеть на золотой цепи, пожалованной тебе для того, чтобы ее носить, а не для того, чтобы на ней висеть?

— Нет, государь, ибо не знаю за собою вины, — с достоинством ответил барон.

— Читай, — он ткнул в нос барону злополучный лоскут. — Здесь читай, света хватает! — повысил голос Лий Восьмой, заметив попытку барона отойти к высокому узкому окну, забранному в тяжелый переплет, сквозь цветные стекла которого в залу врывался густой поток света. И все же здесь была полутьма — стоявшие по углам кресла, особенно после взгляда на свет, скорее угадывались, чем виделись. А лики императорских предков глядели строго и осуждающе из темных рам.

— Что на это скажешь? — выждав, когда барон положил рукопись на черный громоздкий стол, буркнул Лий Восьмой.

— Кто это писал, государь? — осторожно, словно боялся голосом разбить что-то хрупкое, спросил барон.

— Верный пес. Да ты не крути, говори что думаешь, — положил на стол волосатую руку император.

— Государь, я поражен не меньше тебя. Но пес всегда остается псом. А Грез был добрым воином и вассалом. Нужно дождаться его возвращения и тогда решить, как поступить.

 

12

На равнину спустилась вечерняя синева: как-то уж повелось, что вечером, когда спадет зной и ленивая пыль медленно осядет вдали, хочется оглянуться и подвести итоги дня. Равнина уже за спиной. Впереди — горы. Все чаще быстрые речки по-жеребячьи взбрыкивают на камнях. Дремлет в повозке Мер. Сзади, свесив ноги с повозки, жует соломинку брат Грез и никак не может сжевать… Поклевывает носом, уронив поводья, равнодушный ко всему на свете брат Мис, а усталые кони неторопливо волокут тяжелую колымагу. Лишь Без методично оглядывает горизонт. Да впереди Сид и Зер, покачиваясь в седлах, ведут нескончаемую беседу.

Дорога сделала зигзаг и вбежала в ущелье. Горы стали словно ниже — отвесные стены, поросшие редким кустарником, прижившимся в расселинах, загородили дальнюю перспективу снежных хребтов Стало необычно сумрачно. Шумела речка, вспарываемая камнями, — узкая дорога шла вдоль берега. Незнакомо пела какая-то птица. И река, казалось, текла вверх, а не под уклон: обычный в горах обман зрения. Сид и Зер примолкли — какая-то неясная тревога чувствовалась в неподвижном вечернем воздухе.

В голову отряда проскакал Без:

— Советую надеть шлемы и приготовить арбалеты.

Последний луч солнца вспыхнул в листве на самом верху. Ущелье сделало поворот, и над водой поплыла мгла.

— Еще полчаса, — сказал Грез, он быстро овладел лексиконом путешественников, — и мы проведем ночь в стенах монастыря.

— Мне кажется, — выехав вперед и тут же придержав коня, заметил Без, — что вопрос с ночевками еще не решен. Стой! Сид, взгляни-ка вперед, туда, где скала над дорогой, там две головы в шлемах торчат.

— Вижу! — мгновенно откликнулся Сид. В его памяти были еще свежи воспоминания о том, к чему приводит неосторожное втягивание в подобную узкость.

На скале, увидев, что засада обнаружена и караван остановился, перестали таиться. Сильного сопротивления не ожидали — что могут несколько купцов против пятнадцати опытных воинов! Что сбегут, не беспокоились — даже верховым далеко не уйти, а уж что касается тяжелой колымаги с бабой и монахами — об этом и говорить не стоило. Поэтому двое рослых парней встали над верхней кромкою скалы в рост, демонстративно пробуя свои двухметровые луки. И были они в кожаных куртках, обшитых железными бляхами.

— Повозку — поперек дороги, коней — за повозку, — быстро скомандовал Сид. Мысль, как всегда в критической ситуации, сработала быстро и четко. Без и Геф мгновенно развернули телегу, обрубили постромки и вывели лошадей в тыл. Все произошло прежде, чем сидящие в засаде сообразили, что же им предпринять.

Теперь отряд Сида не был беззащитен — узкую дорогу перегородила телега, полог с нее был сорван. Тюки, лежащие на ней, стали надежным бруствером. Часть тюков тут же кинули вниз, чтоб прикрыть ноги. Обойти их справа мешала река, слева — отвесный обрыв. Едва позиция была готова, из-за скалы выехали три всадника. Как и лучники, в черных кожаных куртках, изрезанных внизу фестонами, с нашитыми на груди и спине железными пластинами. На головах — неглубокие шлемы.

— Эй, вы, — крикнул один из них, упирая в стремя копье и прикрываясь до глаз треугольным щитом — расстояние было малое, и вечерний воздух хорошо доносил даже негромкую речь, — если хотите, чтобы шкуры остались при вас, отдайте бабу, телегу с товаром и братьев-странников. Сами — убирайтесь ко всем чертям!

— Выговор — верхнесеверный, — удивительно спокойно отметил брат Грез. Да и остальные поняли речь парламентера — уроки странника пошли впрок. — Далеко же они забрались!

— Что, Грез, это необычно? — прицеливаясь из арбалета из-за тюков, поинтересовался Сид.

— Необычно. И брешет, собака, ему не только мы с Мер и товары нужны, он суматохи ждет, чтоб врасплох ударить!

— Я жду ответа! — закричал всадник, сдерживая переминающегося коня. Лучники на скале, увидев, что противник укрыт, тоже прилегли.

— Ждать нечего — не выдадим никого. Атаковать не советую — и ваши шкуры чувствительны к доброй стали, даже сквозь ржавую упаковку, — крикнул в ответ Сид. — Нави, дай оружие Грезу и Мису. Мер, не высовывайся!

Нави, пригнувшись за телегой, достал из тюка шлем, кольчугу и меч для Греза. В это время всадники отъехали за скалу. Когда же дело дошло до Миса, то Нави быстрым приемом заломил ошеломленному монаху руку за спину и затянул сыромятным ремнем.

— Зачем? — коротко спросил Сид. Остальные, не отвлекаясь, следили за противником.

— Этот тихоня кого-то информировал о нашем маршруте. Когда он животом маялся, я чулан перерыл и вот что нашел, — он протянул Сиду кусок пергамента.

— Мог раньше сказать.

— Хотел проследить, не думал что так, сразу…

— Если будет другой раз… — Сид не договорил и повернул голову к Грезу. — Что, брат, и тебе кольчуга привычнее рясы? А напарник-то твой, оказывается, был отряжен за тобой следить? А?

— Похоже, Сид. А мне сможешь поверить?

— Попробую.

Первая стрела воткнулась в тюк. А из-за скалы восемь всадников, по двое в ряд, выставив копья, зарысили к телеге.

Сид свалил стрелой правого. Геф левого. Не ожидавшие решительного отпора, остальные повернули назад. Стемнело. Прорезалась звезда.

— В темноте могут смять, — заметил Сид.

— Нужно контратаковать, — буркнул Без.

— Для этого нужно выйти из укрытия и подставить себя стрелам.

— Две «феньки» за выступ, и там будет тихо.

— Это еще что такое? — не понял Сид.

— Да прихватил я несколько гранат.

— Что еще?

— Два пистолета девятимиллиметровых.

— Нарушил приказ не брать современное оружие, — не отрывая глаз от поворота дороги, констатировал Сид, — тащи все сюда!

Не успел он закончить, как Без выложил на край телеги свой арсенал. К одному пистолету он успел пристегнуть приклад.

— Ну-с, уважаемый Без, вы — наш лучший стрелок…

— Ясно! не дожидаясь конца речи, шепотом прохрипел комендант и навел ствол на быстро темнеющее небо над срезом скалы.

— Даю подсветку! — крикнул Сид, выхватив из темноты лучом сильного фонаря скалу и поворот дороги. Сразу хлопнул выстрел и что-то свалилось вниз.

— Гранату! И — вперед! — как заправский командир, скомандовал Сид. Второй не потребовалось — за поворотом остались двое раненых. Стук подков быстро удалялся,

А путники через полчаса стучались в ворота сонной обители.

 

13

Один из раненых умер, не дотрясясь до монастыря. Другой лежал на телеге рядом со связанным братом Мисом.

Миса развязали перед воротами, запретив ему входить в стены. И он побрел вслед за ускакавшими бандитами, не оглядываясь, — он знал, что эти люди не пустят стрелы в спину. И был дан ему с собой хлеб.

После того как отряд вошел в стены и брат Грез рассказал настоятелю о нападении, путников оставили в покое, предоставив в их распоряжение залитый луной мощенный крупными плитами двор. И верх фургона превратился в широкий шатер — его растянули на двух копьях посередине площади. Лишь раненого унесли под крышу.

Стихло. К Сиду подсел Грез. Тонкий фитилек плавал в широкой плошке, чуть освещая углы шатра и кидая глубокие тени на усталые обросшие лица.

— Сид, я не странник.

— Знаю, — не дал договорить Сид, — шпион.

— Да, но теперь готов служить только тебе.

— Почему?

— Вы спасли меня, а могли выдать.

— Во-первых, опасность грозила всем, а во-вторых — могли сделать подлость и не сделали, и это ты считаешь заслугой?

— Может, и так. Но это — моя жизнь. И вы не оттолкнули меня, а ведь я был при вас еще и соглядатаем!

— А Мис — при тебе.

— Зря отпустили. Дураком он не был. И он догадывался, кто ты.

— Значит, для тебя этот вопрос ясен? Смел же ты со всевышним!

— А почему воин, храбрый на земле, должен чего-то бояться на небе? И еще я понял, что ты — человек. Что Богу до людей! Я много бродил по земле, видел разные веры, и каждая у себя была единственно истинная, а для соседей — поганая. Почему?

— Хорошо, что задумался.

— Весьма полезное занятие, — одобрил из темноты Зер. И добавил: — Давайте ему поверим.

— Попробуем, — оперся на локоть Сид и наклонил голову. — Надеюсь, что настоящее твое имя не Иуда.

— По настоящему меня зовут Рез, — почувствовав необычное в тоне Сида, встрепенулся Грез.

— Мы уже привыкли к Грезу, пусть так и останется. Как с раненым?

— Через месяц танцевать будет, — живо откликнулась Мер.

— Если раньше не повесят, — хмуро дополнил Без это оптимистическое заявление.

Было уже поздно. Сид задул фитиль.

Роса блестела на ободьях колес и сыпалась с верха шатра, когда Сид вышел на рассветную площадь. Солнце еще не затопило двор, но снежные вершины уже горели бело-розовым пламенем на чистом голубом небе. Оно уже не было небом пустыни — от него исходили бодрость и прохлада. И казалось, как это бывает только в молодости, что дорога зовет вперед.

Рядом с Сидом появился Грез:

— Я говорил с раненым. Он — человек императора.

— Ты ему угрожал? — продолжал рассматривать хребты Сид. Грез удивленно повернул голову — ему было непонятно, что можно спрашивать о такой безделице.

— Самую малость. Дал понюхать лезвие ножа.

Теперь Сид повернулся к Грезу:

— Чего же ты достиг этим деликатным методом?

— Он мало знает. Меня было приказано убить. Вас — доставить в столицу.

— И как теперь быть?

— Только вперед. Назад все рано не выпустят.

— Как же ты? И почему решили тебя убить?

— За связь с первосвященником. Мис выследил. А вас не тронут. Вы нужны тем, кто сумеет с вами договориться. А если ты замолвишь словечко, то может сохраниться и моя голова.

— А это нападение?

— Они просто не рассчитывали на отпор. И погорячились — они-то не знали, кто ты.

— Значит — дальше в пасть?

— Он прав, нельзя выказывать страх, — высунул из шатра голову зевающий Зер, — умеючи и в чреве кита уцелеть можно. К тому же, судя по показаниям, искомая точка где-то около имперской столицы.

— Что ж, попробуем… Подъем!

Они прошли горную страну. Никто не тронул их, словно те, что пытались захватить их, поняли, что Сид и его товарищи сами идут им в руки. Реки стали медленней. Луга — зеленее. Вдоль дорог тянулись яблоневые сады. И солнце здесь не было беспощадным. А вместо ставших привычными по ту сторону Лазурного моря соломенных шляп на крестьянских головах торчали серые войлочные колпаки. Изредка встречались гремящие железными доспехами благородные всадники. Эти из-под своих перьев, казалось, не замечали странствующих купцов, хотя с великим удовольствием пощупали бы пузатые тюки, укрытые под пологом телеги. Но арбалеты и копья сопровождающих заставляли их равнодушно и гордо проезжать мимо. И брат Грез из-за полога кибитки внимательно рассматривал каждого. На козлах теперь сидел Нави, положив арбалет в ногах. А конь его, привязанный к телеге, лениво плелся по пыльной дороге.

 

14

У въезда в столицу сам император, не показываясь наружу, смотрел на дорогу сквозь амбразуру надвратной башни. Воины у ворот расступились перед прибывшими и тут же сомкнулись за их спинами. Сид и его товарищи были готовы ко всему и не слишком удивились встрече. Больше тревожился Грез, но и он не подавал виду.

По ту сторону стены к телеге подскакал всадник и, ткнув железной рукавицей в Греза, приказал ему следовать за собой. Тот молча повиновался. Другой всадник безмолвно, но почтительно подъехал к остановившемуся впереди каравана Сиду и предложил всем следовать за собой.

Их разместили в доме неподалеку от императорского дворца.

Не успели распрячь лошадей и освоиться в доме, как тот же молчаливый молодой человек, что указал им жилье, пригласил Сида в императорскую резиденцию.

— Со мной пойдет Зер, — не спрашивая, а утверждая, сказал Сид и положил руку на плечо академика. Посланец согласно наклонил голову.

Они перешли площадь, небрежно замощенную булыжником, и оглянулись на свой дом, вторым этажом нависавший над первым. Оттуда, со второго этажа, им вслед смотрели товарищи. Потом они повернули головы к цели своего пути — императорскому дворцу, своими высокими стенами и окнами-бойницами похожему на крепость. Усугубляли это впечатление дубовые, окованные черным железом двери, прячущиеся в глубине узких проемов.

Стражи в черных доспехах расступились по знаку сопровождающего, и кто-то изнутри распахнул тяжелую дверь. Они вошли в полутемный коридор и поднялись по узкой винтовой каменной лестнице в большую залу, где сопровождающий покинул их.

— С чем пожаловали в наши Северные земли? — спросил, обращаясь к Сиду и словно не замечая Зера, коренастый бородатый мужчина в потертой кожаной куртке со следами ржавчины от доспехов. Нетрудно было догадаться, кто мог позволить себе здесь такую небрежность в одежде.

— С разными делами, государь.

— А — начистоту? Ты, я вижу, впрямь схож с Господом, уж не собираешься ли ты, пользуясь этим, проповедовать в моей земле какую-нибудь ересь?

— Не собираюсь. И в прятки нам играть нечего. Я действительно Ис.

— Допустим, — не делая ни малейшей попытки рухнуть на колени, согласился император, — но ты же сам утверждал, что, несмотря на все чудеса, ты все-таки — человек. И возвращение твое возможно через много веков по каким-то неведомым нам свойствам времени. Об этом упомянуто в свитке, скрываемом от всех тем, кто именует себя наместником Иса на земле.

«Эти ребята явно не в ладах», — подумал Ис.

— А посему будем говорить как деловые люди. Мне претят разврат и мздоимство церковников, — словно не замечая, что говорит он один, продолжал император, — и я хочу, чтобы все вернулось к древним идеалам, провозглашенным тобой. «Разумеется, без ущемления моих прав».

Последней фразы император вслух не произнес, но для Сида и Зера было предельно ясно, что он это подумал.

— Мы поняли, тебе нужно наше содействие. Но я здесь не один, и нам нужно подумать, — состорожничал Сид.

Император отошел от стола, на котором валялись несколько свитков и книга в рыжем кожаном переплете. Повернулся к узкому окну, свет из которого, как мечом, разрубил залу — остальные окна были завешены. Помолчал.

— Хорошо, подумайте.

— И еще прошу — отпусти Греза.

— А об этом я подумаю. Его бы следовало… Но я подумаю.

На этом аудиенция закончилась. Тот же сопровождающий вывел их за дверь. И так же молча за их спинами сомкнулись черные воины.

— Опасное и неверное дело. Он хочет использовать тебя в своих целях. Отказываться следует сразу и наотрез.

— Ты прав, Зер. Но нужно выиграть время и спасти Греза. А там, если будет возможность, открыть народу глаза.

— Этого нам не позволят. Вспомни свое первое пришествие.

— Но мир-то идет вперед!

— Вперед-то вперед… Но здесь сейчас мрачнейшая полоса — костры, застой культуры, да и не только культуры.

— А все-таки — спираль идет вверх!

Через площадь они шли вдвоем, без сопровождающего.

 

15

—Говорить по-русски! Хотя подслушивающих аппаратов здесь еще не изобрели, но каких-нибудь слуховых дыр опасаться стоит, — с этого начал Сид, когда все собрались вокруг громоздкого стола, словно предназначенного для использования в качестве баррикады. Был вечер, и тусклые фитили плавали в глиняных плошках, качая тени по стенам.

— Император просит помочь в борьбе с церковью, жмет она ему на мозоли. Что это за мерзость — сами знаете. Не попытаться ли открыть людям глаза на тысячелетний обман, раз случай представился?

— И думать нечего, — запустил всю пятерню в бороду Геф, — кто поручится, что не вылезет из-за спины этого реформатора дьявол почище нынешнего наместника Иса.

Да и сам он, похоже, в средствах не слишком разборчив. А вспомни, даже Ртеп…

— Но здесь — мы, люди, способные разъяснить суть этой мерзости.

— Не кипятись, Сид. Да распнут нас эти же самые люди, науськанные теми, кто лучше нас знает темные извилины их душ. А мы что?

— Волков бояться, уважаемый Зер…

— Дело не в боязни, — перебил темпераментный академик, — а в том, что перестроить сознание без перестройки всего уклада — задача бесполезная. И идеалистическая, уважаемый Сид.

— Что предлагаешь? Отказаться?

— Именно! Свернуть экспедицию и возвратиться восвояси!

— Так нас и выпустили, — буркнул Нави, — до района перехода черт знает сколько идти, а здешнюю точку еще найти надо. Да и возможен ли здесь переход — неизвестно. Затем сюда и шли.

— Может быть, самим, не пачкаясь с императором? — негромко предложил Геф.

— Тогда уж распнут наверняка, опереться-то здесь не на кого!

Не успел Сид закончить, как по лестнице застучали шаги. Раскрылась дверь, и в неровный круг света вошел Грез.

— Благодарю тебя, Сид, — сказал вошедший и сел на лавку рядом с потеснившимся Зером. — Если бы не твое слово, слетела бы моя голова.

Он взял лепешку и подцепил ножом кусок мяса с плоского блюда — там, где он был, видимо, едой не баловали.

— Вот вам и связь с массами, — мгновенно отреагировал Зер. — Грез, будь добр, ты достаточно хорошо изучил наш язык…

— Понял, у этих стен есть уши. Да и государь просил доносить обо всех ваших разговорах. Но передам я только то, что разрешил Сид.

— А как теперь у тебя с наместником Иса? — поинтересовался Зер.

— Хрен редьки не слаще, — щегольнул приобретенными знаниями Грез, — здесь меня ждал топор, там — на всякий случай — отрава. Друзья у меня — только вы.

— Ты умный человек, Грез.

— Можно и без этого.

— Конечно, можно, — неловко поправился Сад, — нужен выход к людям.

— Каким?

— Прежде всего — умным.

— Наш император умен.

— Мы с Зером это заметили.

— Тем более… — тут Грез внимательно посмотрел на Сида и прекратил игру в остроумие. — Я понимаю, кто вам нужен. Такие есть, но не там, где ты ждешь. Нет их среди любезных тебе простолюдинов.

— Время придет, будут и простолюдины, Грез.

— Может быть, но мне не прожить тысячи лет.

— К делу, — прервал пикировку Зер, — кто, где и как встретиться?

— Есть знакомый монах, два алхимика. Правда, одному из них на той неделе отрубят голову, если он не добудет из глины золота. От второго всегда несет серой, но драгоценностей он не обещает.

— На что же он живет?

— Этот из благородных. Живет безвылазно в своем замке.

— Ты с ним близок?

— С Маргом? Да. Мы рядом рубились в южном ущелье, когда император впервые поднялся против наместника Иса.

— А потом?

— Я попал в плен. А император, сойдя с коня, просил прощения у святого старца.

— Что ж так?

— Их копья стояли гуще, чем наши. Мужичье не поддержало. Теперь император стал дальновиднее.

— Ты, я вижу, тоже.

— Не я один. Да я — в стороне.

— Кто же теперь — купцы, горожане, мужики?

— И рыцари, Сид. Север — против наместника.

— Ты согласился служить наместнику в плену?

— У императора не нашлось ни денег, ни желания меня выкупить, а там многое обещали.

— А теперь?

— Я сказал — не отступлюсь.

— Ладно, знакомь со своим бароном-алхимиком.

— Завтра. Но за нами будут следить.

— Открыто — нет. Нам дали понять, что мы гости, а не пленники.

— Да, а как быть с Лием Восьмым?

— Будем тянуть время, — подал голос Нави.

— Но ухо держать востро и не лезть в аферы, — скрепя сердце отступил непримиримый Зер.

 

16

—Примут ли нас сегодня? — спросил прибывшего спозаранку вчерашнего черного офицера Сид.

— Сегодня — большая охота. Государь примет вас завтра.

— Можем ли мы гулять за стенами города?

— Разумеется, вы же гости, — удивленно поднял брови офицер.

— А что за люди прячутся в подворотнях, едва мы выходим на улицу?

— Понятия не имею, — сделал непроницаемое лицо офицер, — но постараюсь узнать и наказать наглецов.

— Избавьте нас от них, а наказывать не стоит.

Когда они выехали за город, лишь раз мелькнула вдали подозрительная серенькая лошаденка.

— Проверяет, куда направимся, — обронил Без.

— Хрен с ними, пусть стараются, — откликнулся Геф.

С круглых булыжников они свернули на грунтовую дорогу и вскоре, проехав узкую полосу сорного леса, подъехали к замку. Здесь все было как положено — ров шириной в два копья, затянутый ряской, подъемный мост, готовый к приему гостей, и широкие башни на углах невысокой стены, сложенной из неровного серого камня. Хозяин встретил гостей в воротах. Видимо, Грез успел предупредить.

Барон стоял, выпятив залоснившееся пузо и улыбаясь во всю ширину своей конопатой физиономии. Он не был похож ни на аристократа, ни на мыслителя. Скорее, это был местный вариант Санчо Пансы. Однако Сиду внешность барона понравилась — начальник экспедиции к красавцам относился с предубеждением.

Хозяин помог Мер и Сиду сойти с коней, остальные спешились сами. Ведя коней в поводу, все вошли в замковый двор. За ними закрылись ворота и заскрипел поднимаемый мост.

Посередине замкового двора, на небольшом холме, возвышалась еще одна, самая высокая и громоздкая башня — последний оплот при штурме, а в спокойные времена — жилище хозяина. Туда-то, в нижнюю залу башни, и провели гостей. В конце залы, в каменной выемке, над огнем на вертеле поворачивался здоровенный кабан. А у дубового стола, протянувшегося на половину залы, ходили два неторопливых ладных малых в кожаных куртках и мягких сапогах, ставя на эти отполированные локтями доски деревянные и глиняные блюда — кувшины с питьем и объемистые чаши уже стояли на столе от одного конца до другого. Гости заметно оживились — дома, подгоняемые Грезом, они почти не ели.

— Рад вас видеть, — распахивая руки и щуря простоватые глаза, пригласил к столу хозяин. И кивком отослал слуг. Но, прежде чем уйти, они водрузили на стол кабана.

Упрашивать не пришлось — едва отодвинулись и вновь придвинулись скамьи, пропустив гостей к столу, как по примеру, хозяина, взявшего одной рукой чашу, а другой — кость с дымящимся куском мяса, с которого капал жир на добрый кусок домашнего хлеба, все взялись за дело. В течение десяти минут только булькала жидкость да мерно работали челюсти.

Наконец хозяин удовлетворенно отодвинулся от стола и вытер тыльной стороной ладони жирные губы.

«Интеллект так и прет», — быстро подумал Зер, успев оглядеть все — от вертела до убранства залы, состоявшего из развешанных по стенам ржавых доспехов да грубо обработанных кабаньих и оленьих голов. Света в помещении, несмотря на распахнутую дверь и открытые бойницы, было маловато. Вспышки пламени в очаге придавали этой картине мрачноватый колорит.

— Не торопись, — словно прочитав мысли Зера, толкнул его коленом сидящий рядом Грез, — Марг любит напускать на себя деревенскую простоватость — так легче отбиваться, когда его начинают клевать за смелые речи.

— Чувствую, — тихо ответил Зер, поразившись не только интуиции, но и речи Греза — куда девались монашеская тяжеловесность и скованность! И как он мог так долго носить эту личину?

— Брат Грез — вы, кажется, так его называете, — передал мне, что вас заинтересовал чудак-алхимик, живущий в собственном замке и не добывающий золота. Не тревожьтесь! Вино, что в ваших кубках, не получено мною в ретортах — оно из доброй южной лозы. И пиво мое — из славного северного ячменя. Хотя я и пробую получать кое-что другим способом… Но об этом потом. А сейчас — рубите прямо. Я — деревенский, к столичным уловкам не привык.

— Мы тоже не привыкли, — положил ладони на стол Сид, — и мы верим нашему другу Грезу.

— Я слушаю. Слуги далеко, да они у меня и не приучены к излишнему любопытству.

— Хорошо. Тебе знакомо мое лицо?

— Да, я видел хорошие копии с великого портрета.

— Что ты об этом думаешь?

— Что случается и не такое сходство.

— А знаешь ли ты о пергаменте, хранящемся у наместника Иса на земле?

— И об этом слышал. Но видеть его, не рискуя головой, невозможно, а познавать без этой части тела — затруднительно.

— Но ты имеешь представление о его содержании?

— Ты спрашиваешь о разном времени в разных частях Вселенной?

— Да.

— Как видишь, представляю. Я размышлял об этом.

— К чему же ты пришел?

— К тому, что подобное возможно.

— Значит?

— Значит, почти невероятное стечение обстоятельств могло бы привести Иса сюда.

— Маловероятное.

— Допустим. Я как-то на досуге занялся математикой — надоело о щиты копья ломать. Так вот, я попробовал прикинуть эту вероятность.

— Ну и…

— Не хватило исходных данных: во-первых, мифический Ис; надеюсь, среди нас нет тех, кто способен донести, и меня не наденут на вертел как этого кабана. Во-вторых, я не знаю количества обитаемых миров и способов сообщения с ними.

— Вспомни легенду, каким оружием владел Ис?

— Огненной стрелой, бьющей на большое расстояние.

— Без, пожалуйста, дай твою двадцатизарядную штуковину.

Без молча достал пистолет и протянул его Сиду.

— Какого шлема не жалко, Марг?

— Того, что над камином.

Сид вскинул оружие, и пробитая железная шапка покатилась по каменным плитам. Хозяин неторопливо поднялся со своего места — он сидел на противоположном конце стола — и вразвалочку подошел к упавшему шишаку. Наклонился, взял в руки, ощупал входное и выходное отверстия и, не выказывая особого удивления, водрузил железный колпак на прежнее место.

— Что ж, хотя и это не окончательное доказательство, но, сопоставляя его со всем прочим… Вероятнее всего, ты — Ис. А жаль — лучше бы дело иметь с человеком.

— Да я же и есть человек, сам мистики не переношу!

— Тогда — поладим.

«Да, Грез нас привел именно к тому человеку», — думал на обратном пути Сид.

 

17

Они возвращались вечером, в дождь. Чавкала проселочная грязь под копытами. И лишь на главной дороге подковы заскользили по булыжнику. А каково было бедолагам-соглядатаям, весь день проторчавшим в кустах под дождем, если непромокаемые плащи были им неизвестны, а грубая шерсть, хотя и не сразу пропускала воду, но, намокнув, прилипала к коже, как остывший компресс?

Отряд Сида въехал в город, в славный Гаах. В широко распахнутые ворота Но дома, в сухости и тепле, они долго не могли уснуть.

— Сид, нужны ночные дежурства, — посоветовал Грез.

— Пожалуй, да — слишком много любознательных бродит вокруг.

А во дворце…

«Государь, лицо, именующее себя Сидом, и его сообщники весь день провели в замке тайного еретика и чернокнижника барона Марга. О чем говорили — неизвестно, ибо рвы вокруг замка глубоки, а вассалы барона молчаливы и неподкупны. Отмечаю, что, возвратясь, упомянутый Сид стал осторожнее. Ночью не все спят, двери запирают на засов. Теперь и через верхний тайный люк к ним не пролезть незамеченным. Все важное они говорят на каком-то дьявольском наречии, никому в твоей стране не ведомом, кроме разве что Греза. А его докладам лучше не доверять…»

Подписи опять не было, и хотя на этот раз лоскут был исписан не братом Мисом, а его коллегой рангом пониже, стиль и манера письма были разительно схожи.

Император внимательно прочитал, потом бросил лоскут и брезгливо вытер руки о кожаные, в обтяжку, штаны. Задумался. Постоял минут пять в нерешительности и хлопнул в ладоши.

— Зови эту компанию, — не дав себе труда объяснить, какую именно, бросил он быстро вошедшему слуге Тот, молча поклонившись, так же быстро удалился, уже на ходу осмысливая, какая именно компания понадобилась его августейшему повелителю Переспрашивать и ошибаться было опасно

Вскоре, сопровождаемые тем же черным офицером, Сид и его спутники прибыли во дворец. На этот раз император принял их в кресле, повернутом спинкой к стрельчатому окну — чтоб свет бил в лица гостей. Он милостиво кивнул на приветствие вошедших и, обратясь к Сиду, спросил:

— Что надумали?

— Ни в какие распри мы ввязываться не будем, — ответил тот, — а объяснить, где — белое, а где — черное, готовы всегда.

— Понятно, — усмехнулся император, — но подобное знание необходимо зрячим, а их в мире не слишком много. Да и какой цвет лучше — вопрос не простой. Мне нужно спихнуть мерзкого старикашку. Для этого мало копий — нужно слово, клеймящее блуд и стяжательство, процветающие под сенью разложившейся церкви, отравляющей самый воздух, которым мы дышим, разоряющей народ неправедной десятиной. И это разящее слово произнесешь ты! — он ткнул пальцем в сторону Сида и перевел дух.

— Я говорю только то, что считаю верным и справедливым.

Император вздрогнул, упер бороду в грудь и из-под кустистых бровей вонзил взгляд в Сида:

— Ты что, не разделяешь моего мнения, что церковь пропитана блудом и стяжательством? Что твой, именно твой, храм нужно очистить от скверны?

— А я вообще не вижу нужды в храме. И не мой он — этого дерьма после меня нанесли.

— А народ? Людям нужна вера, дабы не пали нравы.

«Ишь ты, какой нравственный», — зло подумал Сид. А вслух устало заметил:

— Грош цена той нравственности, что держится на страхе.

— И все-таки нам по пути, — погасив гаев, поднялся император, — но не зарывайся, меч плохо разбирается в ценности разных голов.

— И огненная стрела тоже, — отпарировал Сид. И его соратники придвинулись друг к другу, смыкая маленький отряд.

— Я пошутил, — заметил движение император, — но преграды на своем пути не потерплю. Так что — думайте.

Аудиенция закончилась.

 

18

—Хитер, собака, — с досадой бросил Сид, едва они вошли в дом и задвинули засовы.

— И бесцеремонен, — задумчиво застучал пальцем по столу присевший на лавку Зер, — его цель — выжать из нас все, что можно, а потом — любым способом направить в небесную канцелярию. Так-то, коллеги.

— Что предлагаешь?

— Кабы знать, где падать…

— А все-таки? — поторопил академика Сид.

— Не подставлять спину — самая разлюбезная мишень, слепая и широкая.

— Желательно поконкретнее.

— Переселиться в замок Марга, — подал голос Геф, — он нас приглашал.

— Теперь император не выпустит, — негромко заметила Мер.

— Он же сказал, что мы — не пленники!

— Но гости, его гости, Геф. И он постарается не выпустить.

— И все-таки завтра попробуем, после выступления императора на площади, он с народом пожелал говорить, — закончил словопрения Сид. А Без перед сном внимательно осмотрел смущавшую его обшивку потолка, для чего ему пришлось взгромоздиться на стол.

— Точно, есть лючок, — наконец удовлетворенно констатировал он. Но сенсации это не произвело.

Было серое утро, когда за ними пришел молчаливый офицер в черном. И вышли они на площадь к дощатому помосту, сколоченному за ночь. Помост, покрытый темно-красным сукном, был схож с эшафотом. Вместо палача на возвышение поднялся император. Оцепление отодвинуло плотную толпу на длину копья. А сквозь толчею, внимательно разглядывая людей, протискивались какие-то личности в одежде простолюдинов и с повадками вышибал.

Протиснувшись поближе к помосту, Сид обратил внимание, что император опирается отнюдь не на кафедру, а на изогнутую рукоятку большого топора, всаженного в плаху.

«Символично, хотя и странновато для выступления перед народом», — подумал Ис. Император тем временем поднял правую руку ладонью вперед, словно сдерживая возникший шум, выждал и начал говорить. Сначала — не очень громко, словно знал, что в наступившей тишине все слова будут услышаны. Он опустил руку на топор.

— Люди северной страны! Вашими руками воздвигнуты города и крепости, вашим трудом взрастают хлеба. Вы — соль земли. И я сделаю так, что слава нашей империи будет греметь тысячу лет. Чтоб другие народы со страхом и благоговением взирали на вас. Я сделаю вас господами, — повысил голос император, — и не только мои верные бароны, но и вы будете повелевать другими народами, погрязшими в распутстве и дикости. Вам предуказано небом оздоровить этот мир. Начнем — с очищения от внутренней скверны.

— Куда гнет, — ухватил Зер руку Сида, — это же демагогия чистейшей воды!

— Грязнейшей, — высвободил руку Сид, — слушай дальше.

— Мы избавимся от инородцев, пустивших корни в нашей земле. И имущество их станет вашим, а половину его возьмет казна.

— Кое-что знакомое, — не отводя глаз от коренастой фигуры на помосте, пробормотал Зер.

— А потом мы пойдем за пределы нашей земли, которая холодна и малоплодородна, и хлынем на цветущие равнины Юга. Мы заставим работать тамошних ленивых обезьян! — тут император почти закричал.

И толпа, дотоле затаившая дыхание, тоже восторженно завопила. Император снова поднял руку. Выждал.

— И в знак любви моей к вам первым министром отныне будет человек из народа!

Тем временем обряженный в сермягу человек из народа неловко поднялся на помост. Теперь уж Сид схватил руку Зера и впился глазами в нового первого министра — прямо на них мигали подслеповатые глазки брата Миса!

— Как тебе нравится этот человек из народа?

— Очень логично, — невозмутимо ответствовал Зер, — думаю только, что император учел не все, с этим тихоней у него могут быть хлопоты.

— Зато лавочники довольны, — дохнул из-за плеча Сида Грез.

— Лавочники?

— Ну да, в толпе их — половина! Насчет инородцев — им брошен кусок.

— Что, разве Мис из лавочников?

— Да нет, недоучившийся богомаз.

На них недовольно заворчали — народу мешали слушать!

Теперь на рукоятке топора, рядом с загорелой рукой императора, оказалась пятнистая лапа брата Миса.

— Говори! — подтолкнул его Лий Восьмой.

И Мис, моргнув белесыми ресницами, начал с крика:

— Верные сыны отечества! Братья! Отныне только так я буду называть вас! Мы воздвигнем новую церковь, чистую и богобоязненную, а наш иссейший государь станет ее главой. А неправедно нажитые прежней церковью богатства отойдут в казну!

С задних рядов, несмотря на дневное время, стали передавать зажженные факелы. И какие-то люди в разных концах толпы нестройно затянули имперский гимн. Пока продолжалось пение, император и Мис стояли со склоненными головами.

— Остальное решится в рабочем порядке, — потеребил бороду Зер, — ты обратил внимание, Сид, конкретного-то ничего не обещано, а жест широкий. Невиданное здесь прежде лобызание с народом и… туманные обещания.

— Насчет половины имущества инородцев довольно конкретные.

Толпа расходилась, разваливаясь на группки. Над головами дымно и неярко качались факелы. Кто-то уже собирался бить мелкие лавки инородцев, кое-кто пытался нацелиться и на лавки покрупнее, но таким тут же затыкали глотки. Все шло по плану.

— Пошли-ка и мы, а то еще по ошибке прихватят, — потянул Сида за одежду Без. Но далеко они не ушли — к ним подошел неизменный молодой офицер в черном с двумя дородными парнями в сермяге под людей из народа и предложил следовать за собой.

— Эти, — он кивнул на своих дюжих подручных, — для вашей безопасности.

И они двинулись во дворец за ушедшими ранее императором и Мисом.

 

19

—Дело идет к развязке, — толкнул Зера Сид, поспешая за черным офицером и оглядываясь на сермяжных мордоворотов.

— Плюнуть бы в морду этим скотам, — буркнул Геф.

— И потерять головы, — сделал вид, что заканчивает его мысль, Зер. Нави молча повел плечами — у него явно чесались руки. Да и остальные, не исключая Мер, были не из овечьей породы, так что, дойди дело до голов, они бы достались императору недешево.

Без догнал Сида и сунул ему за пазуху пистолет.

На этот раз все в той же сумрачной зале, кроме императора, их встретил первый министр Мис. Лий Восьмой сделал приглашающий жест и демонстративно отошел в сторону, выставив навстречу гостям своего наперсника. Мис был снова в монашеском одеянии.

— Мир вам, — произнес он, сложив лодочкой ладони и опустив глаза долу. Он нервно потер руки и начал, не поднимая глаз: — Вы слышали речь нашего иссейшего государя…

— И твою тоже, — кивнул Сид.

— Наш император доверил мне, худородному, по неизменной доброте своей, быть его верным слугой у кормила великого государства. Государь и я, его верный раб, денно и нощно думаем о благе народном. Мы готовы вести к славе и благоденствию всех людей великой Северной империи.

— А мы-то здесь при чем? — не выдержал Зер.

Мис перестал шевелить пальцами и поднял колючие глазки:

— Я говорю только с Исом.

— У нас всех одинаковое право голоса, — выступил на шаг вперед Сид.

— Я буду говорить только с тобой. — С монаха слетела вся раболепная шелуха. Сид обернулся к своим, и они согласно наклонили головы.

— Ладно, будь по-твоему.

Мис снова зашевелил пальцами пониже живота и стал что-то разглядывать под ногами.

— Мы перевернем мир! Да, за счет погрязших в разврате и безделье соседей, не способных ни к чему другому, кроме копания в земле. Мир от этого только выиграет и быстрыми шагами пойдет к светлому будущему, даже если погибнет половина человечества.

— По костям?

— Хотя бы и так, — снова вскинул голову Мис и кольнул Сида рыжими глазками.

— Кости-то будут не только чужие.

— Нужно ли с этим считаться, если цель высока?

— Так что же угодно от нас? — утратил интерес к бесполезной полемике Сид.

— Содействия на пути к великой цели. Ведь и тебе претит то, во что превратились твои предначертания.

— У нас разные дороги.

— А откуда тебе известно, что хотим сотворить мы? Может — рай по твоим предначертаниям?

— Но речь императора…

— Перед быдлом? Да и что было сказано? Что обещано? Половину чужого добра? Дадим! Поход в чужие земли? Будет! А вот кто и как будет править — решим без них. Мы возьмем цвет нации. О, это будет строгий отбор! Мы взрастим на компосте из так называемых масс великую цивилизацию. Для этого нужны люди, преданные мне и императору. То есть императору и мне, — спохватился Мис, покосившись на стоявшего у окна Лия Восьмого.

Император, до этого безучастно слушавший, подошел к говорившим и тяжело оперся о край стола:

— Короче, если на нашем знамени будет написано «С нами Ис», силы наши удесятерятся. Если к этому прибавятся твои знания и мы получим огненные стрелы — станем непобедимыми. Выбора у вас нет: или с нами, или вы отсюда не выйдете. Помни, наместник тебе такой же враг, как и мне. А касательно земного рая — на досуге с Мисом подумайте, я согласен.

— Мы не согласны. Хотя и с наместником нам не по пути. Для нас все люди равны. Да мы и не принадлежим к избранному тобой народу!

— Вас это не касается, — не замечая движения в группе Сида, продолжал Лий Восьмой, — это — на потребу толпе. И для твоих друзей может быть сделано исключение. Что касается тебя… ты же — Ис!

— Не выйдет!

— Очень жаль, — вздохнул император. — Стража! И грохнул кулаком по столу.

Но прежде чем неповоротливые латники вломились в залу, император и Мис были скручены по рукам и ногам и отряд Сида был готов к обороне. Первый ворвавшийся в залу латник загремел по плитам с пробитым пулей нагрудником. Остальные замешкались у дверей.

— За дверь, живо! Иначе все пойдете той же дорогой! — рявкнул Сид. Ошеломленные стражи, пятясь, вышли из залы.

— Двери — на засов, окна — тоже, — уже обращаясь к своим, командовал Сид.

Он подождал, пока все необходимое будет выполнено, и повернулся к онемевшему от стыда и ярости Лию Восьмому:

— Военное счастье переменчиво. И как же вы такую промашку дали!

Император повел налитыми кровью глазами и попросил развязать руки. Просьбу уважили.

— Знал бы — поостерегся. Но уйти вам некуда. Вы в моих руках.

— Ошибаешься, пока ты — в наших. И если с наших голов слетит хоть один волос, то с тебя и твоего прихлебателя слетят головы. Уразумел?

— Уразумел, — понуро ответил император, разминая затекшие руки.

— И без глупостей. Ты видел, что делают наши огненные штуки?

— Чего вы хотите? — вопросом на вопрос ответил Лий Восьмой.

— Беспрепятственного выхода.

— Я дам слово.

— Этого, батенька, мало, придется тебе нас проводить до границы, — сказал Зер.

— А если вассалы попытаются освободить меня?

— Прирежем, — невозмутимо ответил Нави.

— Дайте перо, я буду писать.

Императора усадили в кресло и придвинули к столу. Ног не развязывали. Геф и Нави тем временем внимательно обследовали помещение.

— Еще допиши, что все имущество наше должно быть неприкосновенным. И пусть не вздумают подсыпать в запасы отравы — проверять будем на тебе и брате Мисе. Ясно? — вежливо наклонился к пишущему Зер.

Император кивнул — говорить он был не в состоянии.

Когда Лий Восьмой, брызгая чернилами и ломая перья, закончил послание. Зер взял со стола лист, внимательно прочел, удовлетворенно хмыкнул и передал Сиду. Тот тоже прочел и пустил по кругу.

— Можно передавать, — сказал Сид, когда последний из читавших положил пергамент на стол. — Да, Без, когда сунешь лист под дверь, предупреди, чтоб нас не тревожили, когда надо — выйдем сами.

После этого послание было передано указанным способом страже. С выходом, однако, не торопились. Сид словно чего-то выжидал. И — точно! Дотошный Геф, простукивая тихонько стену, нашел пустоту!

— За этой мазней, — кивнул он на почерневший портрет какого-то императорского предка, — тайный ход.

— Куда он ведет, уважаемый Лий Восьмой? — вкрадчиво поинтересовался Зер. — Нет-нет, громко не надо, достаточно вполголоса, — добавил он, зажимая рукой волосатую пасть императора.

— За пределы дворца, в ваш дом, — давясь бородой, просипел монарх.

— Отлично, так даже удобнее. Двинулись. Да развяжите ноги Мису, не на руках же его нести! Нет-нет, руки оставим связанными, да и с государем придется сделать то же самое. И рты заткнем.

В свой дом они проникли через потайной люк — здесь не сделали даже обыска, увлекшись блокадой дворцовой залы. У ворот даже не выставили поста. В вечерней пасмурной тьме крытая повозка беспрепятственно выехала из ворот. На повозке лежали связанными император и первый министр, а над ними склонялся бесстрастный Нави, готовый прирезать их по первому знаку Сида. Их не остановили. И только при выезде из города пришлось усыпить стражников, которые, очухавшись, так и не поняли, что же с ними произошло. Беглецов же хватились только на следующее утро, когда неразумный магнитофон, поставленный под дверью, неизвестно в который раз стал повторять беседу Сида с Лием Восьмым.

 

20

—Свернем, нас уже должны хватиться, — предложил до этого молча мокнувший под предрассветным дождем Грез. Сид кивнул, и копыта зачмокали по грязи.

— Рядом замок твоего друга, надо бы дать ему знать о случившемся.

— Да, Сид.

Снова смолкли. Только чавкала грязь да звякала сбруя, тускло и холодно в туманном лесу млели по обе стороны дороги чахоточные деревья. Наконец кованые колеса загремели по подъемному мосту, и беглецы въехали под низкие своды замковых ворот. Мост со скрипом поднялся за ними, оставив между внешним миром и воротами полосу затянутой ряской воды шириной в два копья.

Когда перестал идти пар от развешанных у огня одежд и миски на просторном столе опустели, Сид с хозяином замка, Зером и Грезом поднялись на оборонительную стену, прикрытую острой двускатной крышей. Сквозь узкую бойницу увидели подъехавших ко рву имперских всадников во главе со старым знакомым — офицером, что сопровождал их к императору. На нем были черная кольчуга и шлем без забрала с черными перьями. Было так близко, что Сид без труда узнал их старого знакомца, оставаясь невидимым за узкой бойницей. Их выследили.

— Сколько у тебя людей? — обернулся к барону Сид, ибо вопрос о выдаче отпадал — такое оскорбило бы хозяина.

— Пятьдесят. Десять арбалетов. Луки — на всех.

— Дело. Обрывы у рва отвесны — лестницы не приставить, а плоты под стрелами неуютно строить. Да и долго.

— Да, пожалуй, — сощурился, внимательно разглядывая всадников, Марг, — к тому же они не готовы к осаде. А славно! Наконец-то я смогу поговорить с этой мразью в открытую! Давно мне не терпится всадить в лоснящуюся рожу императорского прихлебателя тяжелую стрелу из доброго арбалета.

— Погоди, у нас есть заложники, может, и сговоримся.

— Эх, доверчивая душа, дорогой мой Сид, неужели ты думаешь, что можно верить слову этих мерзавцев — Миса и императора?

— Они могут послужить шитом.

— Посмотрим, — с сомнением произнес Марг.

Черный офицер бросил поводья и приложил к своему рту, обрамленному бородкой и усами, сложенные рупором ладони в железных рукавицах:

— Именем Лия Восьмого повелеваю опустить мост, открыть ворота и выдать беглецов, совершивших преступление против бога и императора!

— Послушай-ка, рыцарь Лак, — не выставляясь из-за каменного широкого зубца и осторожно выглядывая в бойницу, отозвался барон, он не собирался подставлять себя стрелам, — в эти ворота можно войти гостем, а силой — только через тело хозяина после доброй потасовки. Да и государь с первым министром могут пострадать при этом. Они тоже здесь.

После слов Марга среди преследователей возникло некоторое замешательство, на мгновение задумался и рыцарь Лак.

— Могу ли я переговорить с государем? — наконец сообразил он.

— Сейчас спущусь и спрошу.

Все собрались в зале.

— Что, дадим возможность Лию Восьмому побеседовать с Лаком? — обратился к присутствующим Марг. Никто не успел ответить — в распахнувшуюся дверь вбежал один из воинов барона.

— Сбежали, — задохнулся он и опустил голову. Все, кто был в зале, кинулись на оборонительную стену. Но по ту сторону рва уже никого не было — всадники отъехали, чтоб их было не достать стрелой.

Да, когда все увлеклись переговорами, немудрено было отодвинуть на воротах засов. И император с Мисом бросились вплавь через ров. Лий Восьмой ушел невредимым, а его первый министр — со стрелой в ягодице. Кто-то, хотя и с запозданием, послал ее вслед беглецам.

— Службу надо наладить, а то голыми руками возьмут, — мрачно сплюнул Без.

— Если Марг не возражает, ты и организуй, — бросил Сид.

— Не возражаю, — отозвался пристыженный Марг, — я все-таки больше алхимик, чем барон.

— Ладно, теперь все упростилось, — положил ладонь на кольчужное плечо владельца замка Сид, — что-нибудь придумаем.

Придумывать, однако, было трудно — пока судили да рядили, замок обложили со всех сторон. Уходить было поздно, да и бросить Марга на растерзание имперского воинства было нельзя.

— Послушай-ка, Сид, — прищурился, словно что-то видел в огне, благодушествовавший у камина Зер. Без успел проверить посты, и общество собралось в трапезной. — Я осмотрел лабораторию нашего хозяина и, доложу тебе, поразился. Гранат-то у нас сколько осталось? — ткнул он бородкой в сторону Беза.

— С десяток.

— Так вот, хотя и поется, что десять гранат не пустяк, но о пополнении нашего арсенала следует подумать.

— Мы слушаем, — поторопил академика Сид, — есть там что-нибудь стоящее?

— Есть. Уважаемый Марг действительно не барон, а алхимик. Правда, золота из навоза он не получает, но в перегонке нефти весьма преуспел… Словом — напалм хоть сейчас получить можно. Марг просто чуть-чуть не додумался, — он скосил глаза в сторону хозяина, — до этой дьявольской смеси. Да и кое-что дробящее, малость поколдовав, получить можно.

— Патронов хватит, — не дожидаясь вопроса, доложил хозяйственный Без.

— Пистолеты берем я и Без, как лучшие стрелки.

— А дальше, — подошла к Силу Мер, — не сидеть же в вечной осаде…

— М-да, — вместо Сида заговорил Зер, — на революцию здесь надежды нет. Им еще столько веков зреть! Да и оглушены они Мисовой демагогией. Многие поверили в свою избранность и исключительность. Такое только сильным ударом вышибается!

— Ты забыл, что случилось тогда, — резко повернулась Мер, — ведь это мы расшатали древнюю империю, сказав людям о равенстве и справедливости.

— Не совсем так, Мер. Вы толкнули стену, которая должна была рухнуть. Вы — ускорили. И не забывай, какой чертополох вырос на этой благодатной почве после вас. Все держалось на имени Иса. Это опасный путь.

— Уж не подставить ли нам шеи под их грязные топоры в силу исторической необходимости?

— Разумеется, нет. Мы должны уйти.

— Как? — подал голос мрачный Геф. — Да и так ли бесполезно наше вмешательство? Смотрите, в какую кровавую авантюру тянет народы Лий Восьмой при содействии молодчика Миса! И есть люди, которые это понимают, — хотя бы наш друг Марг. Так почему же им не помочь? Да, мы невольно дали большую силу в надежные руки в давние времена. Но так ли безнадежно плохо все было? А что было бы, если бы железные легионы не были тогда остановлены и мир превратился в упорядоченную казарму, быть может, на сотни лет! Нет, стена была не из ветхих!

— Хватит, подискутировали, — остановил спор Сид, — мы уже вмешались. И жалеть нечего — хуже, чем есть, не будет.

— И я скажу, — поднял голову Марг, — уж если замахнулся, так и не сдерживай руки. Когда есть за что, то и гибнуть весело.

— Браво! — хлопнул по подлокотнику Зер, он все-таки отыскал себе кресло. — Мы с Маргом немедленно спускаемся в его алхимическую геенну.

 

21

—Государь, он — не бог. Чудеса его велики, он вправду Ис, но — не бог. И не так грозны его молнии — армии, во всяком случае, ему не испепелить. Иначе зачем им было бежать и таскать нас как заложников?

— Разумно, разумно, я и сам это знал, — как-то отрешенно, безучастно посмотрел на своего первого министра император. В шатре они были вдвоем. Посередине, воткнутые в неструганый стол, горели два факела, и дым медленно уходил в прореху у вершины шатра. Император стоял у стола в своей обычной позе и постукивал костяшками пальцев левой руки по шершавым доскам, правой он продолжал задумчивые поиски в чащобе бороды. И брат Мис, пользуясь интимностью обстановки, сидел напротив, боком на скамье, стараясь держать на весу задетую стрелой ягодицу.

— Так что же ты предлагаешь, мой друг Мис?

— Штурмовать. И как можно скорее. Иначе Сид и его приспешники смогут что-нибудь придумать. Особенно этот ядовитый дьявол — Зер.

— Сейчас под стенами — пятьсот. К утру будет тысяча. Но нет лестниц и стенобитных машин.

— Вместо лестниц сделаем зарубки на бревнах; ров закидаем связками хвороста.

— И на это нужно по крайней мере день.

— Надо их выпустить, государь!

— Не выпустим! — выдернул пальцы из бороды Лий Восьмой и стукнул по столу. — Не выпустим, — еще раз повторил он и уперся взглядом в стену шатра, словно видел сквозь плотную материю замок. Очень недобрым был этот взгляд. Одновременно успокоил разволновавшегося Миса.

— Эй, кто там, — почти не повышая голоса, бросил в пространство император. И в шатре появился рыцарь в черной кольчуге.

— Слушаю, государь, — склонил перья шлема вошедший.

— Завтра — штурм. Рубите кустарник, вяжите фашины. Делайте лестницы. Не хватит — зарубки на бревнах. Ясно?

— Ясно.

— Иди и не мешкай.

Император хмуро посмотрел вслед ушедшему и кивком отпустил первого министра. Ему надо было побыть одному — после их неожиданного спасения прошло слишком мало времени.

Мис ступил в сырую ночь. Выйдя из шатра, он попытался распрямиться, поморщился от боли в ягодице и заковылял в свой шатер.

 

22

Утро выдалось серое и сырое, как и в предыдущие дни. Капало с деревянных шатровых навесов, венчающих стены. За рвами, в кустах и по мелколесью, висели запутавшиеся в ветвях клочья тумана. Там стояли войска, обложившие замок.

За сутки кое-что было сделано — Без, как человек пунктуальный, установил двухсменную вахту, отобрал и вывел в резерв десять человек во главе с Нави — он успел оценить этого немногословного и смелого парня. Итак, наступило утро.

Едва стал виден горизонт, как Сид с Безом и Зером с самой высокой башни осмотрели округу — по всему периметру стен уже стояли мокрые шалаши врагов, кое-где прикрытые, на всякий случай, бревенчатыми палисадами. Реже стояли шатры. Около них негусто торчали копья да переминались прикрытые попонами кони. Все за пределами арбалетного выстрела.

— Как? — повернулся к своим закончивший обзор Сид.

— Инициатива у противника, он может держать осаду хоть до второго пришествия.

— До третьего, — улыбнулся Сид, хотя обстановка к этому не располагала.

— Да хоть до четвертого, — невозмутимо продолжал Без, — мы же при нашем пассивном сидении ничего изменить не можем.

— Без прав, хотя я не верю, что они хотят взять измором — вон, кусты стали рубить, фашины вяжут, — констатировал Зер.

— Значит — штурм, — спокойно отметил Сид.

Снизу поднялись Нави и Геф.

— Что, не спится? — узнал их по шагам Сид.

— Не спится, — ответил Геф и положил могучие длани на сырой парапет, — мы тут с Зером и нашим бароном алхимиком кое-что нахимичили, на первый случай есть чем отплевываться. Зер не говорил?

— Пока нет. Напалм?

— Что-то в этом роде.

— Зашевелились, — вытянул руку в сторону большого шатра Нави. Там забегали воины, и сверкнула багровая мантия императора, такая необычная в этом сером пейзаже.

— Черный штандарт с черепом вынесли.

— Сейчас будет дело.

— Скорее — разведка боем, — не поворачивая головы, бросил Без, — сейчас попробуют, на что мы способны. Если увидят, что не очень сильны, полезут всем скопом.

— Распорядись — без крайности работать только стрелами. Пусть двинут все силы, тогда — разбить, — войдя в роль полководца, командовал Сид.

— Будет сделано! — рявкнул Без, отчего стоявший рядом Зер схватился за ухо.

— Василий Севастьянович, голубчик, так же людей калечат!

— На войне как на войне, — чуть сбавил громкость Без.

От большого шатра к воротам замка, прикрываясь огромными щитами, затрусил отряд человек в полтораста. Под этим прикрытием со связками хвороста для заваливания рва двинулась сотня в сермягах — из новых отрядов, созданных по совету Миса.

— Ну, спаси нас Ис и помилуй! — тряхнул озорно кудрями в сторону Сида Нави и побежал вниз к своему резерву.

Едва нападающие подошли ко рву, из-за раздвинувшихся щитов выскочили Мисовы ратники и начали валить в ров фашины. Со стен густо полетели стрелы. И из-за широких щитов тоже полетели, однако каменное прикрытие было надежнее кожаных щитов. Еще хуже пришлось сермяжникам — едва ли половина их ушла, забросав ров фашинами. И вот тогда из-за щитов выскочили черные кольчужники и под прикрытием лучников побежали через кое-как заваленный ров. А рядом с ними и впереди бежали оставшиеся в живых Мисовы ратники, гуськом по пять человек, с надетыми на плечи лестницами — как упряжные быки. И еще половина из них осталась во рву — кольчужники падали реже. Но остальные приставили к стенам лестницы и упали под ними. А кольчужники полезли на стены, и на их головы вместе со стрелами полилась горящая смола.

Без спокойно смотрел на это зрелище, не давая Сиду никаких советов, не испрашивая разрешения на использование резерва или других, более действенных средств.

— Так отобьемся, не ахти сколько полезло. Точно — прощупывают, — наконец произнес он, — убедятся, что ничего особенного у нас нет, тогда всерьез полезут.

Стрелы сюда не долетали, а видно было хорошо, ибо эта башня, самая высокая из всех, стояла в середине, венчая собой замок.

 

23

—Не зря ли мы здесь убиваем время, коллега? — затеребил бородку Зер, обращаясь к Сиду, смотревшему на отходящее воинство Лия Восьмого. Тот, не удивившись неожиданному вопросу, повернулся к академику:

— А что еще мы сейчас можем делать?

— Мы же с вами физики…

— Не только физики. Мер — медик, Геф — металлург.

— Дальше можно не продолжать — состав экспедиции мне известен. Но ведь главное-то уже сделано, условия перехода определены. И если бы не этот круиз на Север, то сейчас мы спокойненько сидели бы у себя и занимались теорией, — разошелся Зер, забыв, что инициатором похода на Север был он сам И что, кроме главного перехода, нужно было проверить предположения относительно дополнительной точки.

— Экспедиция комплексная…

— И поэтому необходимо швырять бомбы в рыцарей, как было на пути сюда, или отбивать штурм какой-то мрази в этом замке?

— Позвольте мне, — вступил в разговор Грез, — ты не прав, Зер, ты забыл о нас, а мы — люди, а не букашки, которых у вас изучают под увеличительными стеклами. И нам нужны помощь и совет, ты же видишь, какую черноту двинул на землю Лий Восьмой.

— Я не прав, — досадуя на свою вспышку, сразу остыл Зер, — но не столько Лий, сколько твой бывший коллега.

— Вы, ушедшие вперед, знаете, к каким страданиям это может привести, так помогите же…

— Для дискуссий время еще будет. А сейчас — почему прекратился штурм, не слишком ли легко мы отбились? И Лий Восьмой почему-то не двинул главные силы, — вернулся к насущным делам Сид.

— Без у ворот, сейчас поднимется, — проследил путь коменданта Зер. Снизу, из жерла башенной лестницы, во вдруг наступившей тишине раздавались, как выстрелы, уверенные шаги.

— Докладываю, — спокойно сообщил Без, — противник отошел и просит принять парламентеров.

Все удивленно переглянулись.

— Цель? — вскинул бороду Сид.

— Со мной и Мартом говорить отказались, просят встречи с тобой.

— Ну что ж, пойдем переговорим.

— Не торопись, Сид, позволь дать совет: когда враг чего-то просит, пусть просит там, где удобней тебе. Пусть они поднимутся на башню. Здесь за ними присмотреть легче.

— Нам ли бояться.

— Грез говорит дело, — поддержал Без предложение Греза.

— Ладно, ведите их сюда, — не стал спорить Сид.

Без вызвал наверх Нави с резервом и организовал охрану.

— Ба, да это же кавалер Лак! — удивился Грез, узнав в старшем парламентере черного офицера. Но тот даже головы не повернул в его сторону. Лак молча вынул из ножен меч и положил к ногам бесстрастного Сила. После этого черный офицер опустился на колени. То же проделали два его спутника в белом. Шевеление прекратилось.

— Государь, — начал кавалер Лак, не поднимая головы и не видя протестующего жеста Сида, опешившего от такого начала, — государь, — повторил он, — не знаю, с чего начать.

— Попробуй с начала, — не удержал ехидной подсказки Зер. Но Сид положил руку на плечо академика и кивнул парламентеру:

— Продолжай, мы внимательно слушаем.

— Прости нас и пощади…

Сид недоуменно поднял глаза, однако не прервал Лака.

— Пелена застлала наши глаза, когда мы подняли руку на тебя и твоих… — тут черный офицер, видимо в спешке плохо отрепетировавший роль, потерял нужное слово.

«Подручных», — опять чуть не сорвалось у Зера.

Но Лак наконец нашел нужное выражение:

— …твоих последователей. Теперь пелена спала. Мы повязали смутьянов и вероотступников. И ждем твоего слова.

— Кого же вы повязали?

— Лия Восьмого и серого министра Миса, государь.

— У меня есть имя. И ни в какие государи я не мечу.

— Помилуй, — не вставал с колен Лак, — прими власть, один ты можешь спасти нас от разброда и неверия.

— Да встаньте же вы, наконец, — поднял парламентеров Сид, — и скажите, давно ли эта идея пришла в ваши головы?

— С приходом этого проходимца Миса, но и раньше свет начал брезжить в наших душах. И если бы ты сказал, кто ты, мы бы давно пошли за тобой, — покривил душой кавалер Лак — только накануне недовольные Мисом бароны перетянули Лака на свою сторону и толкнули на арест императора и первого министра. А заодно устроили большое кровопускание Мисовой сермяжной гвардии. О, кавалер Лак быстро смекнул, какие выгоды можно извлечь из этого заговора, особенно если первым склонить свою голову перед живым богом Исом.

— Мы подумаем. А ты возвращайся. Сними осаду замка, отведи войска. И распусти сермяжную Мисову гвардию.

— Значит, командовать мне? — кинул меч в ножны и поднял черный серп бороды Лак.

— Если то, что я сказал, что-нибудь значит…

— Это значит все! — С этими словами Лак повернулся и, сопровождаемый своими оруженосцами, опустился в темноту башенной лестницы.

— Зачем ты это сделал, можно ли давать власть этому авантюристу? — мрачно бухнул Геф.

— А что делать? Послать кого-нибудь из нас, не знающих обстановки, чтоб обратно принесли со стрелою между лопатками? Этот, по крайней мере, снимет осаду и разгонит Мисову черную сотню.

— Серую.

— Не в названии суть. А нам нужно решить, что делать дальше. Нави, пошли за Мартом, его светлая голова не будет лишней на совете.

— О, ты снова говоришь языком пророков!

— Извини, Зер, с кем поведешься…

Сид уселся между зубцами, спиной к низкому солнцу — к вечеру разбросало облака и даже сорное мелколесье вокруг замка заблестело желтой с красным листвой. Впрочем, Сид только скользнул по этому великолепию взглядом, перед тем как устроиться на своем месте, теперь же он видел только своих друзей, усевшихся кто на чем, лицом к нему, так что он невольно оказался на возвышении.

— Президиум выбирать не будем? — осведомился Зер.

— Нет, — не принял шутки Сид, — кто первый? Слово Маргу! Говори с места.

— Силу надо принять власть. Тогда можно будет раздавить остатки Мисовой своры. Поставим своих людей, дабы придавленная змея вновь не подняла головы. И вырывать нужно с корнем.

— Каким инструментом, не топором ли? — осведомился Зер.

— И топором.

— А чем мы будем отличаться тогда от Лия Восьмого и Миса? — полюбопытствовал Зер.

— Тем, что инструмент этот употребим в интересах большинства, — выдвинулся вперед Грез.

— Я — отказываюсь, — спрыгнул с парапета Сид.

— И правильно делаете, — раздался со стороны удивительно знакомый голос, — ибо ни в императоры, ни в председатели вы, Исидор Сергеевич, явно не годитесь. Да вас на это никто и не уполномочивал.

Все разом повернулись на голос — из расплывшейся на мгновение каменной кладки вышел начальник Звездного предприятия Борис Африканович Парфенов в новом пиджаке и строгом галстуке, сопровождаемый своей неизменной секретаршей — знойной Анной Ивановной. И Зер — Измаил Алексеевич Зерогов — по единому взгляду отчаянной секретарши понял, что она здесь ради него.

Таким образом, точка, ради которой они двинулись на Север, была найдена с другой стороны. И эффект превзошел все ожидания.

«Что же все-таки утверждает автор? Допустимо ли вмешательство извне в исторический процесс? Между тем это вопросы далеко не праздные…» — написал один весьма озабоченный этой проблемой человек.

Но проницательный читатель уже догадался, что эта крайне актуальная проблема автора ничуть не тревожит. И с чувством душевной неловкости он признается, что в научном отношении сия повесть недостаточно обоснована — будь она обоснована достаточно, мы бы уже общались с этими… тау-китянами, тем более что по некоторым данным они очень радушны!

Итак — того нет, этого нет.

Мистики тоже нет — черт в начале повести ненастоящий! Так что же есть?

Выяснить это — задача читателя.

Мурманск, 1973 г.

 

Своевременные мысли

Спорить можно с единомышленником. Например, на тему: сколько чертей уместится на острие иглы — сто тридцать тысяч или сто тридцать тысяч семьсот? Ибо для этого нужна уверенность, что черти существуют.

И все-таки.

Есть старый анекдот о человеке, вообразившем, что у него стеклянный зад. Его лечили. И перед выпиской пациент здраво рассуждал об экономике, о политике, даже об искусстве. Когда же ему предложили присесть, пока напишут заключение о выздоровлении, он ответил, что боится разбить свой стеклянный зад.

Включаю телевизор. Идет: «НЛО — необъявленный визит». Бородатые и безбородые кандидаты разных наук рассказывают о своих исследованиях. Интересно. Особенно когда красивая женщина говорит, как она (эфирная субстанция!) выходит из своего тела и попадает в иные миры через окна в космосе. Рассказы прерываются фрагментами из иноземного фантастического фильма.

Разворачиваю «Литературную газету» от 18 августа 1990 г. «Научная среда», руководимая Олегом Морозом. Выясняется, что этого нет, потому что этого не может быть никогда (утрирую, конечно, но все сводится именно к этому). Похоже его отношение и к разным хилерам. Я тоже против околонаучной возни, переходящей в кликушество. Однако камни, вопреки мнению французских академиков восемнадцатого века, все-таки падают с неба. И конечно, интересно знать: откуда? Думаю, и эти «камни» не последние. И это нужно всерьез изучать.

Недружелюбна ко всему такому и церковь.

Любопытно, не правда ли?

Еще интереснее — «Литературная газета» от 25 июля 1990 г. На перекрестке мнений — «Зачем было ссориться с Богом».

Олег Мороз — Эдуард Филимонов.

О.Мороз: Очевидна прямая связь между всеобщим падением нравственности, всеобщим цинизмом, половодьем аморализма, преступности, с одной стороны, и утратой религиозной веры — с другой.

Э.Филимонов: На мой взгляд, это поверхностная точка зрения, уводящая в сторону от анализа истинных политических, экономических и социальных причин, поразивших нас бездуховности и безнравственности,

Не собираясь вдаваться в подробности этого боя с тенью — поскольку, оказывается, О. Мороз — атеист! — хочу отметить вот какую штуку: так как О. Морозу очевидна прямая связь между падением нравственности и безрелигиозностью, то получается — для не достигших уровня морозовского интеллекта необходима религиозная вера. Сам же О.Мороз в этом не нуждается; вероятно, он, и без этого достаточно нравственен.

Нет ли в этом неуважения к людям, в том числе к верующим?

Журнал «Слово» № 8. Сергей Харламов. «Теряя форму, гибнет красота». У П.Флоренского есть слова, на первый взгляд непонятные. Сатана — обезьяний бог. Стало быть, получается, что те, кто принял теорию Ч.Дарвина о происхождении человека и согласился, что произошел от обезьяны, тем самым отказался, понятно почему, признать в себе образ и подобие Божие, а значит, стремление к совершенству, к высшему идеалу добра, святости, красоты. Трудно без светлой небесной мечты достигнуть совершенства, гармонии и счастья в мире. Становится понятным наконец, кто является покровителем тех, которые ведут свою родословную от обезьяны.

Вспоминается известный вопрос к Гексли: с какой стороны он происходит от обезьяны — со стороны бабушки или дедушки? И его ответ епископу Уилберфорсу: «Человек не имеет причины стыдиться, что его предок — обезьяна. Я скорее бы стыдился происходить от человека суетного и болтливого, который не довольствуется сомнительным успехом в собственной деятельности, вмешивается в научные вопросы, о которых не имеет никакого представления, чтобы только затемнить их своей риторикой и отвлечь внимание слушателей от действительного пункта спора ловкой спекуляцией на религиозных предрассудках…»

Ну и что?

А вот что. Хочу процитировать Сахарова. Он сказал это по другому поводу, но… «Могут сказать, что национализм Солженицына не агрессивен, что он носит мягкий, оборонительный характер и преследует цели спасения и восстановления одной из наиболее многострадальных наций, Из истории, однако, известно, что идеологи всегда были мягче идущих за ними практических политиков!»

Так!

В 1987 году в одно из московских издательств, как принято говорить «хороших», попала рукопись фантастики. Рецензия (1988) была положительной: «…автор дает точный психологический рисунок характеров. Хорош сам главный герой с его искренностью, порывистостью, увлеченностью, с развитием его человеческой сущности от героя — к мудрецу. Хороша молчаливая и деятельная героиня. Обаятелен „элегантно-взбалмошный“ академик З.Колоритны образы Г. и Н. Но за внешней формой приключенческой повести, написанной живо, увлекательно и остроумно, просматриваются серьезнейшие вопросы философского, мировоззренческого плана. Сквозь любопытно трансформированный мифологический сюжет по-новому повернуты и переплетены проблема истории с ее скоростью продвижения вперед, проблема возникновения и функционирования религии и многие другие насущные вопросы современности».

Рукопись «не пошла» по не зависящим от издательства причинам.

Чуть раньше была другая рецензия: «…данное произведение не отталкивается и не противостоит какой-либо конкретной религии и ее конкретным догматам. Можно лишь предположить по некоторым штрихам повествования, что здесь подразумевается вероучение, близкое к христианству, хотя и имеются принципиальные отличия… но прямой ссылки на христианство нет… Не встречается указаний на то, что распространители этого вероучения — Мессия и его апостолы, что герой произведения — Христос и т.д. … Нет указаний и о времени и месте событий».

В 1990 г. от Р.X. рукопись вновь оказалась в том же издательстве. И теперь «не пошла» по причинам, от него зависящим.

Да, фантастический роман…

Итак — рецензия 1990 г. Из того самого издательства: «…Автор, судя по роману, активно враждебен к религии, его вера лежит в пределах догм материализма… Н.А.Бердяев, например, называет материализм как „самую низшую форму философствования“. Автору, конечно, до философии далеко, но он пытается устами своих героев рассуждать на те или иные вопросы морали. Какие же доводы может он привести (за исключением того голословного охаиванья, которое мы слышали в школе) в защиту своих убеждений, поливая грязью одну из величайших религий в истории человечества? Христианство подняло человека с колен, в толковании автора, поверив в Бога, в истину, в идеал, человек стал рабом. Христианство сказало человеку, что он обладает правом выбирать между добром и злом, что только христианство провело грань между божественным, высшим в человеке и его низкой животной природой и назвало пути преодоления в себе этой „низости“„. Далее: «…я не могу отнестись к произведению иначе как к невежественной вульгаризации Евангелия… Автор как-то опоздал с написанием своего произведения. В 20—30-х годах нашего века его произведение, может быть, и приветствовали бы в России. Разрушение святынь тогда было очень популярно. Теперь же, похоже, общество обратилось к созиданию и духовные запросы его возросли. Мы имеем действительные шедевры трактовки образа Христа (Л.Андреев, Ф.М.Достоевский)“.

В 30-е годы нашего столетия бдительные люди усматривали на обложках тетрадей контрреволюционную символику. Правда, для этого картинку нужно было рассматривать под определенным углом и обладать должным воображением. А еще более внимательные люди в крестообразной бородке ключика для портфеля предполагали тщательно замаскированный предмет культа.

Любопытно.

Обаятельный — иначе не назовешь — священнослужитель проникновенно говорит о нравственности. С ним соглашаешься — и я за это. Оттого, что я атеист, я не иду на улицу резать встречных и поперечных. И не только из страха наказания. Да и по карманам не шарю (кстати, многие преступники религиозны).

Интересно у Ленина: «Умный идеализм ближе к умному материализму, чем глупый материализм». И еще — монополии на мораль у религии нет. Да и не во всем совпадает она у разных религий. И не в этом разногласие материализма с идеализмом.

Ныне савлы косяком пошли в павлы. От огульного атеизма шарахнулись в огульный идеализм. Не все, разумеется. Всегда были умные идеалисты и неглупые материалисты. Не подверженные моде.

Еще одно различие. По Тертуллиану: верю, ибо абсурдно. Я же, понимая ограниченность своих знаний, стремлюсь их преумножить. И не чужд сомнений.

Случилось мне быть в Риме. На площади «Поле цветов». У памятника Джордано Бруно. Подумал: жаль, когда жгут несогласных. И жаль, когда благочестивая паства при этом подбрасывает в костер полешки, считая это богоугодным (или безбожно-угодным, в зависимости от воззрения) делом.

Москва, 1990 г.