Моро аккуратно вытряс остатки табака из своей трубки, сделанной из корня эрики древовидной в Коголине, — драгоценный подарок дочери, с которым он никогда не расставался. С этой трубкой он и на пенсию выйдет. Поскорей бы! Он набил ее свежим табаком, одновременно просматривая записи, сделанные им по докладу капитана Бонфиса (Поллюсу пришлось-таки поделиться информацией после того, как капитан рассказал ему, что за неприятности могут их ожидать). Да, подумал он. Это возможно. Кажется почти невероятным, но все же допустимо. Моро припомнил, что когда-то уже читал статью, как государственные фермы пытались разрабатывать то, о чем рассказал ему Бонфис.

Он зажег трубку и посмотрел сквозь давно не мытое окно на залитую солнцем улицу. В полном соответствии с обещаниями туристического бюро солнце согревало и освещало улицы и пляжи Канн триста дней в году. Как ему все-таки надоел юг с его аляповатыми цветами, несуразной растительностью, палящим солнцем и выжженной землей, а больше всего ему надоели эти вечно улыбающиеся, скользкие, смуглолицые, вертлявые южане. Он считал дни до окончания срока службы — уже скоро он сможет выйти на пенсию и поселиться в домике, который достался ему по наследству от матери. О, милый Шарант, там и воздух свежее и чище, и климат умеренный, и люди искреннее и более сдержаны в проявлении эмоций. Ну и конечно, было бы идеально уйти на пенсию с почетом — например, раскрыть громкое дело, — тогда и к пенсии прибавка будет.

Он взял телефонную книгу, полистал страницы, заполненные мелким, убористым почерком, и нашел телефон своего старого друга Шевалье, который тоже был родом из Шаранта. Шевалье служил в государственном секторе и занимал высокий пост в Министерстве сельского хозяйства. Моро знал его очень давно — у Шевалье были обширные связи почти во всех сферах государственной деятельности.

Обменявшись приветствиями и привычно поохав о том, что они редко встречаются, друзья перешли к делу. Моро решил действовать в открытую.

— До меня дошли слухи, — сказал он, — что, возможно, кто-то смог разработать особую формулу, с применением которой можно выращивать трюфели. Меня убеждают в том, что разработки тщательно проверялись и что результаты превосходят все ожидания. А теперь, mon vieux, скажи мне, как на твой высокопрофессиональный взгляд — это возможно?

Последовало несколько секунд молчания — Шевалье переваривал информацию и, как профессиональный политик, обдумывал ответ. Шевалье никогда ничего не говорил сгоряча — он взвешивал каждое слово, как будто его в любой момент могли притянуть к ответственности за дачу ложных показаний.

— En principe, такого рода открытие, конечно, возможно, хотя могу тебе сказать, что мы в нашем министерстве проводили множество аналогичных экспериментов, но все они оказались неуспешными. — Он остановился, чтобы перевести дыхание. — Да, старик, мы были крайне разочарованы. — Он несколько секунд приходил в себя после столь откровенного признания, а затем, собравшись с духом, пробормотал: — Однако это не значит, что какой-нибудь специалист — ученый в этой области, не работающий в государственном секторе, — не мог разработать формулу, о которой ты говоришь. Если это все же случилось, то, сам понимаешь, мы были бы очень заинтересованы в том, чтобы эта формула не попала в руки нечестных людей. — Он помолчал, потом добавил со значением: — Да, друг мой, самое главное — чтобы формула попала в правильные руки. Если, конечно, она чего-то стоит.

Моро не составило труда определить, чьи руки его приятель считает правильными.

— Ты хочешь получить ее сам?

Шевалье усмехнулся:

— Да, мой дорогой Моро, мне бы этого очень хотелось. Если бы мы смогли наладить производство трюфелей, это вызвало бы интерес в самых высоких кругах, в этом я не сомневаюсь. В очень высоких, Моро. — Последние слова были произнесены весьма торжественно. — Ты ведь знаешь, что наш президент родом из Корриза — деревенский паренек, можно сказать, но такое говорят только шепотом, хе-хе-хе, и, как мне кажется, ему было бы очень приятно, если бы эксплуатация одного из главных сокровищ Франции происходила под контролем официальных инстанций. Если это случится, Моро, поверь мне, последует большая раздача и перьев на шляпы, и кое-чего более существенного. А в первых рядах будем стоять мы — ты и я. Понял, старик? Ну что, передаешь мне формулу?

Моро объяснил ему запутанные обстоятельства дела. Шевалье слушал внимательно, несколько раз перебил, чтобы прояснить те или иные детали, и Моро понял, что его министерский друг почуял запах денег: он становился все более возбужденным и настойчивым, конечно, насколько ему позволяло воспитание и опыт работы политика. В конце концов он пообещал Моро выяснить, «куда дует ветер в голове президента», по его собственному выражению, и перезвонить, как только что-то станет ясно.

К изумлению Моро, выяснение направления ветра, на которое обычно уходили недели, в этот раз заняло не больше часа. Да, президент заинтригован. Даже больше чем просто заинтригован, он высказал совершенно определенное пожелание, чтобы такой ценный сельскохозяйственный секрет ни в коем случае не уплыл из цепких рук матери-Франции. Это значит, сказал Шевалье, что полиция должна приложить максимум усилий, чтобы задержать злоумышленников и отобрать у них формулу. Возможно, на карту поставлено гастрономическое будущее республики, поэтому, если необходимо, к услугам Моро будут предоставлены все элитные полицейские подразделения. Он даже может послать войска, если возникнет такая нужда.

Моро вызвал к себе Бонфиса и продиктовал ему инструкции. Прежде всего надо было принять полицейское подкрепление, которое уже направлялось к ним, размножить и разослать фотографии и данные о злоумышленниках во все полицейские отделения, провести дополнительные проверки на всех крупнейших автодорогах, во всем проявлять высокую бдительность и пообещать повышение в чине тому, кто осуществит задержание. Растерянный Бонфис не успел подняться, чтобы выйти из кабинета, а Моро, размахивая трубкой и посылая вокруг искры огня и клубы дыма, уже звонил на областную армейскую базу и требовал к телефону командующего офицера.

Бонфис не на шутку испугался. Похоже, ситуация выходила из-под контроля. Некоторое время он провел в своем кабинете, терзая сигареты, мучительно обдумывая, как преподнести эти новости Поллюсу. Боже, они уже добрались до армии. И до всей полиции Центральной Франции. Тут вам и вертолеты, и посты на дорогах, и воздушная тревога. Такой охоты не устраивалось со времени легендарного происшествия, когда знаменитый медвежатник Спаггиари выпрыгнул из кабинета судьи прямо на стоящий под окнами мотоцикл и сбежал из Ниццы. Но его-то они так и не поймали, подумал Бонфис с нелояльным для полицейского удовлетворением и набрал номер своего шефа.

Поллюс был в ярости. Его голос, и так далекий от того, чтобы считаться дружелюбным, сегодня напоминал арктический бриз:

— Я надеюсь на тебя, Бонфис. И не только я, все наши коллеги тоже рассчитывают на тебя. Докладывай мне обо всем, что происходит, ты понял? Обо всем, и без промедления.

Merde. Ну и что ему делать? Как всегда, он оказался между двух огней. Теперь, как бы дело ни повернулось, его все равно отымеют — либо Поллюс, либо Моро. Да, он оказался по самые уши в этом самом пресловутом шоколаде. Бонфис встал и уныло поплелся выполнять инструкции шефа, всем сердцем желая, чтобы putain англичанин со своей putain подружкой и их не менее putain формулой оказались за пределами Франции.

* * *

Изумительные пейзажи вокруг маленьких деревушек, что рассыпались к северу от Боннью, знамениты тенистыми долинами, огромными полями, простирающимися до самого горизонта, и практически полным отсутствием местного населения. Эта местность также известна большим количеством cabanons или bories — небольших, грубо сделанных каменных хижин, которые когда-то, до всеобщей механизации сельского хозяйства, строили пастухи и фермеры, живущие на холмах. От многих из них сейчас остались только стены (поскольку по закону любая постройка, хоть издалека напоминающая крышу, облагается налогом, местные пастухи не торопились их реставрировать) или просто нагромождение камней, поэтому Беннетт и Анна лишь к полудню нашли то, что искали.

Они случайно наткнулись на заросшую травой дорогу, которая вела на просеку, где несколько столетий назад кто-то построил большой каменный ангар. Конечно, сейчас он был заброшен, половины крыши уже не было, да и стены покосились от времени, а некоторые участки держались только благодаря подпирающим их колючим кустам ежевики. Но все же они спрятали машину в одном конце ангара, укрылись от солнца и ненадолго расслабились, поскольку до ближайшей gendarmerie было не меньше десятка миль.

С того момента, как они наткнулись на полицейский пост у въезда на шоссе, прошло уже несколько часов. Все это время Беннетт пытался найти выход, путь к спасению, не зависящий ни от машины, поскольку ее номера были известны полиции, ни от неизбежного предъявления документов в аэропортах или на железнодорожных вокзалах. Он как-то пошутил, что им придется идти до Италии пешком. Что же, теперь это казалось реальной возможностью. Смогут ли они пересечь всю страну — прятаться по кустам днем, идти ночью, обходить деревни, спать на земле? Идти-то будет очень нелегко. Дай бог, чтобы они миль двадцать в день смогли пройти. Такими темпами путешествие займет у них несколько недель. Он невидящим взглядом уставился на карту, которую Анна раскрыла у себя на коленях, и пришел в себя, только когда почувствовал на шее ее теплые пальцы. Девушка пыталась снять напряжение, массируя мускулы шеи и плеч.

— Беннетт, я так поражена! Ты за десять минут не проронил ни слова.

— Извини. — Он попытался улыбнуться. — Признаюсь, я не в лучшей форме, но, понимаешь, мы тут попали в довольно серьезную переделку.

Анна посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

— Беннетт, я хочу тебе признаться. Может быть, сейчас не лучшее время говорить об этом… — Она помолчала, потом наклонилась к нему и поцеловала морщинку, залегшую между его бровей. — Но я ужасно хочу есть!

Когда они ели в последний раз? Беннетт уже и вспомнить не мог. Он тоже ощутил противную, сосущую пустоту в желудке и резко поднялся.

— Ты права, — сказал он. — Нам надо обязательно перекусить. — Перспектива деятельности, как всегда, немного взбодрила его. — Собирайся, мы поедем в Апт. Только не забудь приклеить фальшивые усы.

Они подошли к машине. Беннетт присел, набрал пригоршню грязи и тщательно замазал буквы и цифры на номерном знаке. Он поднялся и отряхнул руки, но тут взгляд его упал на мешок с деньгами, лежащий на заднем сиденье, — мешок с миллионом долларов. Беннетт вынул его из машины, внес в ангар и спрятал под грудой битого камня в дальнем углу, а потом еще и сухими ветками завалил. Анна в недоумении наблюдала за ним.

Он вернулся, вытирая грязные руки о штаны и пытаясь снять с лица паутину.

— Я не хочу таскать этот мешок по городу, — сказал он, заводя двигатель, — а оставлять его в машине слишком опасно. Ты знаешь, что в летнее время в Воклюзе машины угоняют каждые пять минут? Просто ворам не хочется ждать до сентября, они желают поехать в отпуск летом.

Сидя за рулем, Беннетт повеселел. Что-нибудь обязательно подвернется, как это случалось в последние дни, когда, казалось бы, дела их шли из рук вон плохо. Он чувствовал себя легким, почти невесомым, то ли от голода, то ли от усталости. Он искоса взглянул на свою соседку, положил руку ей на колено и легонько сжал.

— Так-с, дамочка, я принимаю заказы на завтрак, обед и ужин. Чего изволите?

— Во-первых, я хочу свежих круассанов с маслом, — сказала Анна мечтательно. — Потом два сэндвича с ветчиной, пиццу, пару порций этого чудесного жирного цыпленка, которого здесь везде подают, жареную картошку, сыр, бутылку красного вина…

— Я поражен. Неужели вы не закажете сосисок?

— Нет, сосиски я оставлю на обед.

Они пересекли D232 и спустились вниз по узкой, извивающейся дороге, которая подходила к Апту с юга. На окраине города было полным-полно машин, грузовиков и трейлеров, а в особенности столь любимых французскими подростками мотоциклов — у многих были сняты глушители, и они издавали вой, способный разбудить мертвых на другом берегу Средиземного моря. Беннетт вдруг вспомнил, что была суббота — рыночной день в Апте, удачная возможность затеряться среди толпы зевак и покупателей.

Беннетт отвоевал место на парковке у супружеской пары в ярких одеждах и в машине с британскими номерами. Он воткнулся на свободное место на секунду раньше их и с удовлетворением послушал возмущенные реплики.

— Как это типично для лягушатников, — сказала женщина ядовитым голосом. — Просто типично, другого слова не подберешь! Какой позор! Ты видел? Этот противный французишка ужом влез на наше место.

Беннетт улыбнулся ей и кивнул, потом выключил двигатель и вылез из машины. Да, сердечной дружбы между двумя державами никак не получается, подумал он.

Прежде всего, по совету Анны, они зашли в магазинчик, торговавший веревочными сандалиями, плетеными корзинами, дешевой и красочной провансальской керамикой, сделанной в Тайване, штопорами с гнутыми ручками и разнообразными головными уборами. По теории Анны, шляпы должны были хоть как-то замаскировать их голые лица, отвлечь посторонних наблюдателей от их физиономий, слишком похожих на свои фотографии в газете. Она выбрала соломенную шляпу с широкими полями, Беннетт купил плоскую матерчатую кепку, какие носят игроки в boules по всей Франции. Надвинув покупки на лоб по самые очки, Беннетт и Анна отправились на поиски съестного — рука об руку, как образцовая молодая пара в разгар летнего отдыха.

Базар в Апте тянется с одного конца города до другого, занимая все крупные площади и улицы и выплескиваясь на узенькие переулки и крошечные пространства между домами. Здесь можно купить практически все: от открыток и сувениров до газонокосилок и ловушек для ос. А больше всего предлагается пищи — она разложена на лотках и на раскладных столах, спрятана в магазинчиках, откуда доносятся чарующие ароматы. Вот, например, целый квартал, специализирующийся на козьем сыре, — тут вам и мягкие, влажные молочно-белые сырные головки, истекающие полупрозрачной сывороткой, и твердые бледно-желтые колобки, месяцами томившиеся в маринаде из оливкового масла. А вот продается свежий тунец — на заказ вам отрежут кусок от туши размером с десятилетнего мальчика. Дальше в булочной можно найти целые горы хлеба — fougasses, ficelles, boules, pompes à l’huile — батоны вытянутые, круглые, шарообразные, выпеченные с оливками, розмарином или кусочками ветчины и сыра. Вот радугой красок сверкают фруктовые и овощные ряды. А дальше стоят серьезные мясники — кто-то специализируется на говядине, кто-то на свинине, а кто-то продает только конину. Но между этим сияющим и благоухающим великолепием Беннетт и Анна с упавшим сердцем заметили десятки голубых рубашек — под жарким полуденным солнцем, суровые, настороженные, по базару бродили жандармы.

И не только они — Беннетт увидел, что ряды местной полиции получили подкрепление в виде войск особого назначения, которые обычно призываются для разгонов демонстраций или борьбы с терроризмом. Это были люди из CRS, Французской национальной полиции, с тяжелыми лицами, жесткими глазами, в ботинках с глушащими звуки подошвами и с тускло-черными карабинами наперевес. Он заметил еще кое-что, от чего вдруг резко остановился, схватил Анну под локоть и быстро завел в ближайшее кафе.

— Я идиот! — сказал Беннетт. — Я должен был подумать об этом с самого начала. — Его пальцы отбивали взволнованный ритм на столе, а сам он разглядывал что-то в окне кафе. — Вот, посмотри на ту сторону улицы. Что это, знаешь? Это автобус! Он идет в Испанию. В каждом городе есть регулярное автобусное сообщение.

Они смотрели, как автобус отъехал от обочины и начал медленно набирать скорость.

— Следующая остановка — Барселона! — воскликнул Беннетт. — И не требуется никаких паспортов. Я знал одного парня, который все время так путешествовал. Он говорил мне, что туалет под Перпиньяном не работает, а в остальном — вполне комфортабельная езда. Ну, что ты об этом думаешь?

Анна взглянула на его лицо, полное неподдельного радостного энтузиазма. Он улыбался во весь рот и в дурацкой синей кепочке был похож на небритого школьника младших классов. Она невольно улыбнулась в ответ:

— Ладно, пойду упакую свои кастаньеты.

Беннетт отправился в туристическое бюро, а Анна заказала завтрак. Как странно, подумала она, ведь еще неделю назад я вообще не подозревала о его существовании, а теперь мы все время вместе и накрепко связаны друг с другом, почти как супружеская пара.

Она попросила официанта принести кофе и круассаны и отвернулась к окну, наблюдая за бесконечным движущимся потоком живой человеческой массы. Что бы ни говорил путеводитель об оживленных городах, здесь в основном наблюдалось медлительное спокойствие и размеренность. Она попыталась представить себе Беннетта в Нью-Йорке, в ее маленькой квартирке на Вустер-стрит. Интересно, умеет он что-нибудь делать по дому? Вероятно, нет. Из того, что она видела, его можно было скорее назвать домашним кошмаром. А для нее это важно? Нет, ни капельки не важно.

Через десять минут Беннетт появился снова, гораздо менее счастливый, скорее озадаченный. Нет, сегодня автобусов больше не будет. А завтра воскресенье и автобусы тоже не ходят. Ну а в понедельник ожидается очередной национальный праздник, так что ни из Апта, ни из Кавайона, ни из Авиньона уехать они не смогут. Придется затаиться на развалинах до вторника. Что же, по крайней мере, им необходимо затариться. Они написали список необходимых продуктов на обратной стороне подставки для пива, вышли из кафе и слились с человечеством на широком пространстве базара.

* * *

Беннетт шел за Анной по узкой улочке, поднимающейся к площади, на которой они оставили свою машину. Он не без труда тащил несколько синих полиэтиленовых пакетов с достаточным количеством еды и вина, чтобы два молодых, здоровых и влюбленных организма могли просуществовать в комфорте как минимум три дня. Конечно, обидно, что они не могут уехать раньше, но, с другой стороны, им хотя бы не надо никуда бежать. Эти дни мы проведем с толком, думал он, завороженно наблюдая за колыханием тугих ягодиц под облегающей тканью джинсов. Он вспомнил о речке, что протекала в долине недалеко от их ангара. Когда стемнеет, они могут пойти туда искупаться, взять из машины одеяло и бутылку вина и лежать нагишом под звездным небом — о да, уик-энд в деревне иногда бывает вовсе не плох, надо только правильно подобрать компанию. Он замурлыкал под нос модный мотивчик и прибавил шагу, чтобы догнать Анну.

Они сложили пакеты на крышу машины. Беннетт улыбнулся Анне и пошарил у себя в кармане, разыскивая ключи.

— Эй, а ну прекрати, опять ты принялся за старое! — строго сказала ему Анна.

— Это еще за что же?

— Того и гляди, съешь меня своими глазищами.

Он спустил на нос очки и подмигнул ей:

— Меня просто соблазнила твоя изумительная филейная часть — воистину она достойна всяческого восхищения. Вот я и подумал, что неплохо было бы нам поплавать в чем мать родила, так, между прочим, и природе угодно, а потом устроить небольшой пикник при луне. Но, конечно, если ты уже занята сегодня вечером, говори прямо, не стесняйся.

Однако Анна не успела ответить. В этот момент боковая дверь припаркованного рядом грязного микроавтобуса неопределенного цвета распахнулась и на Беннетта и Анну глянули четыре пары полицейских глаз.