В своей радикально упрощенной, наполненной тяжким трудом жизни — даже и он уповает на то, что Всевышний вспомнит о нем — ведь просто монастыря для этого недостаточно; и вот проходит неделя за неделей, месяц за месяцем, а Всевышний его не вспоминает, и отчаяние наполняет его, такое же отчаяние, которое и загнало его в монастырь, и монах продолжает держаться лишь на собственной воле, потому что никакой веры давно уже нет… А один раз, поздним августом, он вышел за ворота и на фоне красного заката вдруг увидел лошадь, пасущуюся у обочины; и он не смог удержаться, чтобы не вытереть глаза.

И понял, что Всевышний вспомнил о нем.

Когда вспомнит обо мне Всевышний? Видимо, уже никогда. На одной привычке мне долго не протянуть; скоро я разбегусь по паркету по шайбочкам, колесикам и пружинкам. Но однажды я вышел из метро; вода в канале была отменно черной, с пляшущим блеском, я даже не заметил там белую пластмассовую канистру и еще две болтающиеся дряни, на мосту тихо играли на гитаре «Санта Лючию» на задумчивый, перебирающий лад, в храме Спаса на Крови мне примерещилось что-то необыкновенное, от чего даже вспомнился Рерих, а задымленная как будто прожекторным светом желтая Итальянская была и вовсе вратами в иные миры; дома я лег на кровать и почувствовал лопатками ее прохладу, и это было здорово — чувствовать ее…

…кто-то где-то про меня вспомнил…