"Озеро Дхар"

Есть дорога, карта и маршрут, Силы есть, надежда, а ещё Есть друзья, что рядышком идут, Подставляя верное плечо. С ними хоть в обход, хоть напролом, С полуслова, с полувзмаха рук: "Все готовы? А теперь — бегом!" "Сколько ж их!!! Но держим, держим круг!" В редкие минуты тишины Треск поленьев, звезды, шепот трав… И слова, как будто, не нужны, О своем молчим, роднее став. Пройден путь. Каков его итог? Найдены ко всем замкам ключи? Каждая из пройденных дорог Многому способна научить

(автор: Марина Яныкина)

Ни одно пробуждение не давалось Райне тяжелее этого — свинцовые веки не поднимались, тело ощущалось бетонным мешком, конечности не двигались. Ей снился кошмар. Да, самый настоящий кошмар — лес, чудовища, ужасная кровавая борьба. Сверкали вокруг секиры и мечи, хрипели человеческие голоса, рычали зубастые пасти монстров… Ужас.

Сколько она выпила накануне — бутылку вина, две? Болела голова, болела шея, ныло плечо. Неужели заснула не в кровати, а прямо на полу? Или на лестнице? Иначе бы с чего так неровно и жестко под спиной?

Уже пора было открывать глаза, но в плену все еще держал сон — кто‑то нес ее на плече, а после упал, и Райна покатилась под откос — куда‑то в овраг. Била по лицу сухая и колючая трава, метили синяками тело жесткие камни и корни, кричали наверху оврага люди — продолжали сражаться. А она, докатившись донизу, вдруг провалилась в светящееся белое пятно, будто в дверь, ведущую в другое измерение… Ерунда… Приснится же такая ерунда…

Нужно вставать.

После титанических усилий веки, наконец, поползли вверх, и взору открылся кусок затянутого облаками неба — черт, она что, заснула на крыше? Наверное, пьяная поднялась на террасу, снова говорила с Аароном…

Аарон.

Аарон!

Аарон!!!

Память вернулась так внезапно, что с Райны вмиг слетела всякая сонливость, — глаза широко распахнулись, а тело в попытке подняться заныло так сильно, что из горла вырвался стон.

То был не сон! Все — не сон! Они же только что сражались в Черном Лесу — бились там не на жизнь, а на смерть, а теперь она… здесь.

Где?!

Ужасно саднящей шее пришлось‑таки повернуться, и Райна увидела, что лежит вовсе не на крыше, а на земле — на камнях. Над головой действительно небо, а вокруг, насколько хватало глаз, тянулась странная не то степь, не то каменистая пустошь. И ни стволов, ни травы — вообще никакой растительности. Лишь камни и небо… И ни души.

Она здесь в одиночестве.

Моментально навалившийся страх смел остатки усталости, заставил Райну застонать и повернуться на другой бок, увидеть, что дверь — то самое светящееся пятно, которое она помнила из сна, — все еще висит в воздухе, колышется прямо над камнями, но ни перед ней, ни позади нее никого нет.

— Баал, — захрипела Райна и поползла к Порталу, — Аарон… Рен…

Болели колени, болели ладони, метался в панике разум.

Они остались там все — в Лесу! Они погибли там — вывели ее на равнину к озеру, а сами погибли!

— А — арон!

Пятно все ближе, а вокруг тишина. Ни звона мечей, ни криков, ни тварей. И в этом одиночестве еще страшнее, чем в центре самой страшной битвы.

— Не — е–ет…

Она не могла потерять Аарона — не теперь, когда нашла.

— Нет- нет, пожалуйста, не — е–ет…

Доползла до двери, кое‑как заставила себя подняться с коленей, принялась ощупывать энергетический проход.

— Пусти меня! Пусти!!!

Портал оказался односторонним, и Райна вдруг громко разревелась — согнулась от скрутившего спазма, от удушающего осознания, что осталась одна. Совсем одна. ОДНА! А они все погибли там — Рен, Баал, Бойд, его бойцы… она подвела их всех. Она убила Аарона — завела всех на смерть, на погибель!

Зачем? Дура! Зачем? Неужели шрамы того стоили?!

И она вновь поднялась в рост и принялась колотить руками по тугой плавающей и светящейся поверхности.

— Пусти меня назад! Пусти, пусти, пусти!

Хотела отступить назад, разбежаться и попробовать силой проломиться сквозь барьер, но в этот самый момент на нее из двери кто‑то выскочил. Стремительно вылетел, успел схватить Райну в охапку, развернуться перед тем, как упасть и даже прорычать:

— Дура! Прямо на пути!!!

БААЛ!

И на этот раз Райна едва не разрыдалась от счастья — Баал, Баал, Баалушка! Жив!

Он по инерции пролетел с ней на руках какое‑то расстояние, завалился на спину, сам ударился затылком о землю, а она подбородком о его грудь — клацнули зубы, в голове закружились звезды.

— Зачем прямо у двери? Отползай!

И ее грубо спихнули в сторону.

— Быстрее!

Он сам едва успел откатиться в противоположном направлении, как из двери с ревом вывалился пылающий злостью, намерением раскрошить все, что движется, и перемазанный в крови Декстер. По инерции он махнул вокруг себя кваддарой, едва успел сгруппироваться перед падением.

— Рен!!!

А Аарон? Он остался там? Где ее любимый, где он, где, ГДЕ?

Не успела Райна распахнуть рот, а ассасин сориентироваться и отшагнуть в сторону, как последним из двери, ведущей на каменистую пустошь Уровня "B2Z" вывалился держащий в одной руке секиру, а в другой чью‑то отрубленную лапу Канн.

*****

— В гробу я видел этот лес. Лучше на Танэо… Слышь, Канн? Больше с тобой туда не пойду.

— Я и сам туда больше не пойду.

Они все вчетвером сидели на камнях, смотрели на горизонт. Уставшие, выдохшиеся из сил, едва выжившие в последнем сражении. Дышали прохладным воздухом странного тихого места, смотрели на бегущие вдаль облака, силились сбросить напряжение и пережитый шок. У Баала в лохмотья изодран плащ, наполовину отсечен хвост; штаны и куртка Декстера окрашены в красный от крови цвет; шея Райны забинтована; принесенная Аароном лапа осталась лежать у двери.

Канн курил, Баал тяжело смотрел вдаль — его мечи лежали рядом, на камнях, Райна растирала по лицу слезы.

— Они умерли там. Из‑за меня. Умерли, да?

Причитала и все никак не могла успокоиться.

— Я не хотела, слышите? Не хотела вас подставлять, я не знала…

Незнание не уберегает от ответственности, сказал бы юрист Доры и был бы прав.

— Не знала. А теперь… Бойд — он погиб? Я не хотела, не хотела…

Поднялся с камней Рен, уселся на корточки перед Райной, посмотрел той в глаза усталым, одновременно терпеливым и жестким взглядом.

— Бойд не погиб. Не должен был — он живучий.

— А если погиб?

— Если не знаешь, верь в лучшее.

В лучшее? Райна икнула. Верить в лучшее было трудно, почти невозможно — не после того, что она увидела в Черном Лесу. Перед глазами все еще стояла жуткая картинка — огромная змея, надетая ртом на человеческую руку до самого плеча.

— А Улаф?…

— Райна.

Она мгновенно утихла; Декстер смотрел пронзительно:

— Зачем мы здесь?

— Мы? Не знаю…

— Чтобы дойти до озера. Чтобы довести тебя до озера.

— Разве это важно теперь? После всего…

— Важно. И поэтому мы посидим еще немного, а после пойдем. Поняла? Соберись.

С его командами было проще, с ними что‑то вставало на место — Райна кивнула и вытерла слезы.

— Канн, карта этого Уровня сохранилась?

Сбоку зашуршало — из внутреннего кармана годной лишь для того, чтобы оказаться на помойке, куртки появился на свет свернутый вчетверо клочок бумаги.

— Сохранилась.

— Сколько идти до конечной точки?

Тишина; тихое завывание ветра над безжизненной равниной; колышущаяся позади дверь в мрачный лес — хвала Создателю, односторонняя.

— Три с половиной километра.

*****

(Bernward Koch — Ge free)

Вот она — конечная точка путешествия. Последние шаги, последняя дорога, ведущая к оказавшемуся почти недостижимым озеру. И каким же трудным оказался пройденный путь…

Ноль и две десятых процента — так говорил Информатор? Ноль и две сотых? Тысячных? Сколько бы он ни назвал — он ошибся. В одиночку бы Райна сюда ни за что и никогда не добралась — без помощи тех, кто шагал рядом, у нее был бы ноль целых, ноль десятых, тысячных и миллионных процента, то есть ни одного шанса оказаться там, где она сейчас оказалась.

Под ногами пыль и крошка; слева серая гряда, прямо по курсу каменистое нагромождение — не у его подножья ли озеро? Озеро… Озеро Дхар.

Может, Комиссия пошутила, и нет на самом деле никакого озера — не существует? Может, они хотели, чтобы она проделала весь этот путь для того, чтобы осознать что‑то важное? Еще раз раскаяться, переосмыслить свою жизнь, понять то, что никогда бы не поняла, сидя в четырех стенах?

Как странно, как тихо и пусто…

Небо и люди, идущие рядом. Они стали ей друзьями — настоящими. Возможно, они никогда больше не увидятся вновь, но она уже никогда не забудет их. Грозного на вид длинноволосого брюнета с хмурым взглядом из‑под черных бровей — только он умел презрительно плеваться словом "девочки…" и так беззлобно рычать "дура". Только этот жесткий на вид человек — Рен — умел командовать и защищать, умел мотивировать и уберегать от опасности, умел быть рядом молчаливой скалой, за которой, оказывается, совсем не страшно. Не страшно. И как ошибочно она думала о нем поначалу…

Они все шли. Сами не зная куда — шагали по пыли и мелким камешкам, просто шагали вперед — навстречу горизонту. Вокруг ни строений, ни растительности — все выглядело так, будто Создатель сотворил небо и землю, а все остальное не то забыл, не то попросту не успел.

Может, когда‑нибудь успеет. Вернется сюда и сотворит…

Баал. Рен. Аарон. Они были с ней рядом — делили ее горе и радости, ее будни. Не учили жить, не упрекали, лишь молчаливо протягивали руку, когда Райна в ней так сильно нуждалась.

У нее никогда не было таких друзей.

И, наверное, уже не будет.

Скоро мелькнет вдалеке озеро, и она побежит к нему, счастливая от того, что можно завершить начатое, что можно, наконец, избавиться от опостылевших увечий, — счастливая… и несчастная одновременно.

Потому что потом все закончится. Все.

Уедет в неизвестном направлении Баал, коротко махнет ей на прощанье Рен, и повиснет неловкая затянувшаяся пауза между ней и Аароном. Плохо даже думать об этом…

Она отпустит его, отпустит вновь. Туда, откуда вырвала его своим объявлением, откуда извлекла — из привычной жизни, из теплого дома, из рук любимой женщины…

А что целовал ночью и спал рядом? Жалел. Утешал, может быть. Не важно — она все равно не решится спросить о том, что он чувствовал на самом деле. Всего лишь постарается не заплакать на прощание, пожелает удачи, а после тихо, никому об этом не рассказывая, будет ждать звонка — хотя бы одного звонка в год. Например, под Новый Год… Может, он будет ее помнить? Она была бы рада быть ему другом, рада одному звонку, одному слову — просто знанию о том, что он помнит…

И вновь вяло и тускло потечет без него ее никому не нужная жизнь.

Нет, она обманывает себя — она не сможет быть ему другом.

И вдруг навалилось ощущение, что все зря — этот поход, это озеро, шрамы… Станет ли ей нужна собственная жизнь без шрамов и вновь без него — Аарона?

Станет ли?

"Завершается одно, и начинается другое. Потому что Путь никогда не заканчивается", — покачал бы головой Майкл. И был бы прав.

Райна глубоко вдохнула и на секунду прикрыла глаза — она не может знать того, что будет и чего не будет. Может лишь верить в лучшее.

Где‑то за спиной осталась дверь в Лес, а впереди стелилось озеро. И они — всего лишь четыре точки на полотне Времени и Пространства, четыре линии судьбы, которые всегда — если повезет — могут пересечься вновь. Могут. Потому что, пока все они живы, пока существуют в одном мире, пока дышат одним воздухом — все может произойти. Все — все.

*****

Кровавая секира, руки в мозолях, усталое тело, пустая голова — конец похода. Вот и дошли до "B2Z" — секретного Уровня, на котором Дрейк собрал самые странные и недоступные простым смертным творения, — например, способное очистить душу от греха озеро…

Шуршал полами рваного плаща при ходьбе Баал, пряди его выбившихся из хвоста волос слиплись от чужой крови, покоились в ножнах отработавшие на сегодня свое длинные мечи; давил тропу тяжелой поступью Рен — привычно хмурый, усталый и молчаливый. Шагал рядом Аарон. Шел, раздумывая то об этом непонятном, похожем на недорисованную художником картину, месте, то о битве в лесу — не выигранной и не проигранной, но бесконечной (добрался ли обратно до лагеря Бойд?), то о девчонке, что шла между ними.

Вскоре она достигнет озера и окунется в него. Станет счастливой и свободной. Обнимет их на прощание, вернется домой — в прекрасную квартиру, к большим деньгам, к новой жизни, к новой себе.

Изменится ли она после? Наверное, да. Ведь ее тело больше не будут уродовать шрамы, а душу терзать старые воспоминания — после этого похода ей откроется то, что оставалось недоступным все это время, — возможность любить и быть любимой. Любимой не обязательно Аароном, но тем, кого она выберет, освободившись от мучительного проклятья в виде страшного слова "уродка".

Она не уродка. Никогда не была ей и не будет. Райна, Рейка… Чудесная девчонка, которая сумела преодолеть все препятствия, шла с ними бок о бок, не обижалась тогда, когда могла бы, решала поставленные Магией загадки, кормила их, защищала в Черном Лесу. Знала ли она сама, что спасла Рену жизнь, едва при этом не погибнув? Понимала ли, насколько доброй открылась ему, когда предложила "выкупить" Бойда?

Он не забудет. И уже не оставит ее. Даже если Райна, подобно лодочке с новыми надутыми парусами, побежит по волнам в совершенно ином направлении, Аарон будет рядом. Невидимый, молчаливый, но всегда близкий — всегда на расстоянии вытянутой руки.

А он сам… Сам он уже не сможет жить с Милкой. Не его она…

Лучше будет коротать вечера в собственном доме один, нежели с чужой под боком душой — с неродной и нелюбимой женщиной. И пусть бросают сочувственные взгляды друзья — он переживет.

Мысли оборвались, когда Райна на мгновенье остановилась, приложила руку ко лбу, вскрикнула: "Озеро! Вы видите?" — и вдруг бросилась бежать вперед — легкая, почти невесомая — навстречу счастью, навстречу собственной судьбе.

А впереди, все еще далекая, но уже различимая, блестела под лучами вынырнувшего из‑за облаков солнца поверхность озера Дхар.

*****

(Sam Smith — Writings on he Wall)

Оно блестело издали миражом, но совершенно не блестело вблизи.

Сухое.

Идеально ровный кратер — неглубокий, выложенный округлыми камнями — однозначно дно озера. Сухого озера.

Еще блестели мокрыми покатыми боками камни, грелись под неярким и белесым за облаками здешним светилом, еще парил от влаги воздух — казалось, вода исчезла отсюда только вот — вот. Минуту назад была, а теперь нет — вся до последней капли ушла под землю.

— Воды нет. Нет. Воды, — прошептала неподвижно застывшая Райна. Прошептала хрипло и очень тихо, обреченно.

Аарон взглянул на ее лицо, и у него оборвалось сердце. Потерянная, удивленная, разочарованная, бесконечно грустная — он никогда не видел такого выражения лица раньше — лица человека, которому пообещали выполнить одно — единственное желание, а после обманули. Вручили мешок, сказали: "Держи, это твой подарок", — а мешок оказался пустым. Две тесемки и пыль внутри.

Нет подарка. Извини, пошутили.

— Райна, Рай…

Он сам не знал, что хотел сказать, — лишь хотел поддержать, а она стояла и смотрела на выдавленный в земле кратер сухими глазами — неподвижная, ссохшаяся, спекшаяся в один сплошной комок из боли. И все повторяла: "Нет воды, нет воды, ее нет…"

А после по ее лицу потекли слезы — как включили. И тогда он подошел и обнял ее, дрожащую и отравленную до самой глубины души злой шуткой, едва способную держаться на ногах.

— Райна…

Обнял, прижал к себе ее голову. Услышал, как подошел ассасин, положил свои руки на их в знак поддержки и защиты; как подошел Баал. Они держали ее втроем, молчаливо говоря — мы здесь, мы с тобой. Мы рядом.

А она плакала.

Плакала так, как будто потеряла что‑то единственно — ценное на свете — мечту, надежду на счастливую любовь, смысл жизни. Они держали ее, а она кричала и захлебывалась, рвалась из их рук, сама не зная, куда хочет пойти и зачем, билась упавшей на камни птицей.

— Ее нет…

— Райна, все будет хорошо.

— Нет воды…

— Райна…

Они утешали и не знали, чем утешить. Сжимали ее, делились силой, не позволяли упасть на землю, помогали выстоять в труднейший момент жизни.

А Аарон, не разжимая рук, смотрел на серое и текучее над головой небо.

— Дрейк, бля, — прошептал он хрипло. — Надеюсь, ты меня слышишь сейчас. Надеюсь, можешь прочитать мои мысли.

Хотел добавить что‑то еще — мудак? Сволочь?

Но не стал.

Все и так ясно.

— Пустите меня, пустите…

Она все‑таки вырвалась — взмолилась, чтобы разжали кольцо, и они молчаливо расступились в стороны, открыли ей проход. И Райна нетвердой походкой зашагала по мокрым булыжникам. Вперед, вперед, с каждым шагом все ближе к центру кратера. Дошла до самой середины, долго стояла там — сутулая, бесконечно уставшая и опустошенная, — затем, будто подкосились ноги, опустилась на камни. Легла на них, свернулась калачиком, поджала под себя колени и замерла.

Аарон страдал от боли.

Переживал ли он хоть когда‑то за другого человека так, как сейчас? Чувствовал ли чужое горе всеми порами кожи — каждой клеткой, каждым волоском? Нет, никогда. Обычно не замечал, когда страдал сам, старался не тратить эмоции, а просто помогать, когда страдали другие. А тут… Чем он мог помочь ей теперь? Чем, когда единственная бесценная мечта оказалась у человека отобранной?

И шли в сторону невидимого Творца, жизни и судьбы волны отчаянного негодования. Она и так слишком много страдала — за что еще? Ведь сказали: "Дойди!" Дошла, смогла, сумела. И что в итоге? Когда Канн дернулся, чтобы пойти за Райной, его за локоть удержал ассасин.

"Не надо, — сказал одними глазами, — дай ей время побыть одной".

И Канн остался стоять на месте.

Она вернулась через несколько минут.

Несмело и неуверенно, будто пьяная, поднялась на колени, затем выпрямилась в полный рост, подошла к ним изменившейся, уже другой. Будто тот маленький человек, что жил внутри Райны, вдруг принял какое‑то одному ему известное решение — взгляд темных глаз сделался стеклянным, потухшим и неживым.

У Аарона окончательно оборвалось сердце.

Какое‑то время она смотрела на них — смотрела и не видела, — затем качнула головой и произнесла одно — единственное слово — "домой".

Рен бросил взгляд на Канна.

— Где Портал?

— Недалеко. За той грядой.

— Тогда пошли?

"Идем?" — вопросительный взгляд на Баала. Кивок. Следом вопросительный взгляд на Райну — она ни на кого не смотрела. Просто зашагала туда, куда указал стратег.

Шагая позади нее, он ломал голову — что сказать ей? Как помочь? Чем поддержать? Существуют ли такие слова, чтобы вновь вселить надежду в человека, только что ее утратившего? Как показать, что тебе не все равно, что тебе не пусто? И что ты веришь, что все будет хорошо…

Но верил ли он на самом деле?

Он болел — вот что он делал. Болел вместе с ней. Каждой клеткой тела. Болел душой.

— Райна…

Наконец, решился окликнуть ее. Догнал. Пошел рядом, подбирал подходящие слова. И уже, кажется, нашел их, но в этот момент она остановилась, посмотрела на него странным, ничего не выражающим взглядом и покачала головой:

— Нет, я не позволю. Это неправильно — жить с уродом. Никому не позволю.

Не дала вставить ему ни слова, снова пошла вперед.

Шах и мат.

А он зверел, словно раненый. Шел следом и не знал, кого наказать. Умел биться, но не видел врагов, хотел поддержать, но не умел найти верных фраз — она не урод! Не урод! И никогда им не была. И они найдут способ избавиться от ее страшных шрамов — найдут, даже если для этого придется подвесить Дрейка за ноги и бить его бейсбольной битой. Он на все ради нее готов, на все! Разве она не видит?

— Райна?

— Где Портал? — вместо того, чтобы повернуться, спросила тихо.

Аарону пришлось отвлечься и развернуть карту.

— Долже быть сразу за грядой.

Его друзья молчали; она шагала вперед, не останавливаясь. А когда за грядой вдруг оказался провал — глубокая расселина с клубящейся внутри темнотой, — спросила: "Это он"? Портал?"

Канн вовсе не был в этом уверен, но кивнул — должно быть, он. И испытал настоящий ужас — до паники, до вставших на загривке волос, — когда Райна, не задержавшись ни на секунду, шагнула с обрыва в пропасть.