Обыкновенная мемба

Мелентьев Виталий Григорьевич

Трое советских школьников совершенно необыкновенным образом попадают на планету Мемба, жизнь на которой – осуществленные мечты тогдашней земной жизни и науки…

 

Часть первая

 

Глава первая

Невероятный старт

В нашем старом доме Витя Насонов и Валя Наливайко жили на одной лестничной площадке. Они учились в одном и том же пятом классе «Б» и дружили еще с яслей. Их называли «дубль В» или «2Н», потому что они ходили вместе в школу или из школы, в кино или на каток. В остальное время, например на переменках или в выходные дни, они встречались только случайно, и поэтому никто не называл их женихом и невестой и не писал мелом на стене неприятные намеки: «Витя + Валя = любовь!»

В этот вечер они встретились совершенно случайно в булочной. Купили по батону и буханке «Орловского» и тихонько шли на свою лестничную площадку, обламывая краешки буханок.

– Ты что думаешь делать? – спросил Витя после того, как все, о чем можно было поговорить, они уже обговорили.

– Не знаю… – пожала плечами Валя. – Делать-то нечего.

Делать действительно было нечего. Летние каникулы кончались, учебники для шестого класса в основном закуплены, тетради приготовлены, самописки заправлены. В кино шли те картины, которые каждый уже смотрел и пересмотрел в лагере. Идти на реку купаться было уже поздно – августовское солнце скатывалось в леса. Двинуться в ближайший лес по грибы – бессмысленно, потому что шел воскресный день и горожане наверняка выбрали все грибы еще в субботу.

– Тогда пойдем к нам смотреть телевизор, – предложил Витя.

– Подумаешь! – вскинула голову Валя. – Как будто у нас нет телевизора.

– Так у нас же новый. С большим экраном. И – цветной!

И хотя в то время в нашем маленьком городке еще нельзя было увидеть не то что цветной передачи, но даже третьей программы, не говоря уж об остальных, и все смотрели только первые две, Валя подумала и согласилась. Она положила хлеб на столик в коридоре своей квартиры и пошла с Витей.

Но в Витиной квартире, у его папы, сидели товарищи и ожидали, когда начнется передача футбола. Как только Витя придвинулся к телевизору, папа обернулся и сказал:

– Слушай, парень, дай ты мне хоть в выходной день посидеть спокойно. – И, увидев Валю, добавил: – Вообще, ребята, погода такая замечательная, последние дни каникул, шли бы вы погулять.

Витя и Валя вышли на лестничную площадку. Валя вздохнула и сказала:

– Что ж… Пойдем тогда ко мне. Но у Валиной мамы сидели соседка по нашему дому и соседка из дома напротив. Витя, конечно, поздоровался и остановился в дверях, потому что сразу понял: здесь тоже толку не жди. Валя благовоспитанно спросила:

– Мама, можно включить телевизор?

– Не надоело? – спросила Валина мама. – Целыми вечерами торчите у телика, а теперь еще и в воскресенье пристраиваетесь? Дайте хоть поговорить.

– Прямо-таки беда с современными детьми, – сказала соседка из нашего дома. – Они думают только о себе и совершенно не думают о взрослых.

Ее взрослый сын плавал на корабле в далеких морях и почти не бывал дома. Откуда эта соседка знала, о чем думают современные дети – неизвестно.

– Это все оттого, что мы их балуем, – печально вздохнула соседка из дома напротив, у которой никогда не было детей. – Вот когда мы были маленькими…

Валя переглянулась с Витей и сказала:

– Тогда мы пойдем гулять.

Но гулять они не пошли, потому что оба, как считали их родители, обладали очень неприятными характерами: оба были упрямы, «Если уж решат, что делать или не делать, так хоть кол у них на голове теши, – так говорил Витин папа, – а все равно настоят на своем». Поэтому они поднялись на второй этаж к своему соученику Андрею Антонову, или, как его называли в классе, «А в квадрате». С ним они дружили с детского сада. Именно из-за него эта троица из нашего дома алгебраически выглядела так: 2Н+А2 =7X

Невероятный результат объяснялся невероятным характером Андрея. Он всегда чем-нибудь увлекался, и всегда его увлечения кончались либо печально, либо смешно, но он не терял ни бодрости духа, ни уверенности, что все неудачи преходящи, а успех когда-нибудь да появится. Нужно только искать и дерзать. С таким характером можно было попасть и на седьмое небо, но можно было провалиться и в седьмые тартарары.

Деятельный характер Андрея имел свои объяснения. Его отец и мать были очень добрыми людьми и ни в чем не стесняли своих детей. Наверное, поэтому у Андрея имелся старший брат, который служил в армии, старшая сестра, учившаяся в самой Москве, сестра поменьше и брат постарше – самый лучший человек на свете, потому что он умел делать приемники величиной с почтовую марку, ездить на мотоцикле по спортивному бревну, великолепно танцевать и петь. Он был уже почти взрослый – на его подбородке росли три золотистых волосинки в шесть рядов и очень много рыжего пуха.

Когда Витя и Валя появились у Антоновых, Андрей лежал на тахте закинув ногу на ногу и крутил одной ногой обруч. Последнее время он очень любил цирк. Обруч крутился сам по себе, а Андрей читал вслух. Он всегда читал вслух, считая, что так лучше запоминается прочитанное.

Его сестра поменьше гладила белье и пела. Старший брат – тот, что помладше, – возился у телевизора и свистел. Так что всем сразу стало хорошо и весело.

– А-а, – засмеялся брат. – Академики пришли! Скоро в школу? Надоело гулять? Ну ладно… Я тут одну приставку к телевизору придумал, если получится, так мы будем смотреть даже Америку, а если нет – так… Москву по «Орбите» увидим.

И все стали ждать, пока Андреев брат приладит приставку к приемнику.

– Ты что читал? – спросил Витя у Андрея.

– Так… Кое-что научное…

– Интересно? – спросила Валя, чуточку потупилась и подалась к Андрею.

– Конечно! – Андрей крутнул обруч последний раз, он сорвался с ноги, упал на стол и сбил стакан с водой, которой сестра вспрыскивала белье. Сестра привычно сказала:

– Дурак. Ненормальный.

– Наплевать! Высохнет! – махнул рукой Андрей, вскочил с тахты и стал ходить по комнате, размахивая руками. – Ты только представь, – обратился он к Вале. – Оказывается, свет, а также радиоволны распространяются в пространстве со скоростью триста тысяч километров в секунду…

– Жуть! – передернула плечами Валя.

– Конечно! А в такси написано: «Скорость не свыше шестидесяти километров в час». Представляешь? – спросил Андрей, останавливаясь возле Вали.

– Не-а, – помотала она головой. – Не представляю.

– Так это же очень просто. Это значит, что радиоволна… ну, вот хоть до этого нашего телевизора летит в… – Андрей запнулся и посмотрел на свою сестру. Но она уже не слушала младших, сушила утюгом мокрое пятно и пела. – В… в…

– Мы же этого все равно еще не проходили, – сказала Валя. – И, значит, я этого не пойму и не представлю.

– Ну все равно. Там написано, что до Луны – представляешь? – радиоволна или свет летит всего несколько секунд. Раз, два, три – и ты на Луне. Ходишь… прохаживаешься… А потом раз… два… три – и ты уже на Земле.

– Нет, – почему-то упрямо и обиженно сказал Витя. – Нет. Этого не может быть.

– Чего не может быть? – спросил Андрей.

– Прогуляться по Луне.

– Почему?

– А там воздуха нет.

– А… А зачем нам воздух? Ведь когда мы ныряем и плаваем под водой, мы можем не дышать по целой минуте! И мы можем ходить и даже бегать не дыша! – почти закричал Андрей и, увидев, что ему не очень верят, предложил: – А вот давайте попробуем. Ленка! – крикнул он сестре. – Считай!

Он вздохнул поглубже и, надутый и красный, стал расхаживать по комнате. Валя рассмеялась:

– Ой, какой ты чудной! – но тоже надулась и зашагала вслед за Андреем.

Вите не хотелось отставать, он тоже набрал воздуха и, стараясь не дышать, стал ходить за товарищами.

Минуту, конечно, они не продержались, но Лена все-таки досчитала до сорока пяти.

– Вот! Видите! Так это без тренировки! А потренировались и минуту походили б не дыша. А это значит, что если бы мы оседлали радиоволну или свет, то могли бы побывать на Луне, походить на ней и вернуться домой на одном дыхании.

Они потренировались еще пару раз, чтобы, в случае нужды, отправиться в путешествие на Луну хорошо подготовленными, но в это время Андреев брат крикнул:

– Ну вы, мастера безвоздушного спорта, садитесь к аппарату! Сейчас буду включать.

Ребята расселись у телевизора, а Лена сказала брату:

– Ты на всякий случай выключи люстру, а то опять все пробки пережжешь.

– Если перегорают пробки, то люстрам от этого ничего не делается. И потом, она выключена. Физику нужно учить, а не одни песенки.

Андреев брат включил телевизор. Он загудел, и экран озарился странным, неестественным светом: зеленым, оранжевым и голубым.

– Гм… – сказал Андреев брат. – Что-то не так… Вероятно, не хватает энергии… Впрочем, все включают телевизоры – скоро футбол.

И он нагнулся к регулирующему напряжение трансформатору и повернул ручку…

Что произошло в следующее мгновение – ни в тот момент, ни в последующие годы никто из троих толком рассказать не мог. Вокруг все завыло страшными, электронными голосами, заплясало ужасными земле – или, скорее, воздухотрясениями. Андрея, Витю и Валю подхватила какая-то огромная, сверхракетная сила, вынесла из окна второго этажа и понесла прямо над городом, в небо.

А небо это оказалось тоже странным: только что было голубым и уже чуть розовым – приближалась вечерняя заря, – но вдруг превратилось в фиолетовое, потом черное, и на нем проступили огромные и очень яркие звезды с очень длинными, мохнатыми лучами. Эти лучи трепетали и переливались.

Но не это оказалось самым главным. Впереди, перед ребятами, мчался переливающийся все тем же невероятным – оранжевым, ослепительно белым, голубым и зеленым – светом огромный пульсирующий шар. От него во все стороны, вверх и вниз, расходились странные, трепещущие, похожие на звездные, лохматые лучи. Они обтекали ребят со всех сторон, образуя прозрачную розоватую стену.

Таким образом, ребята оказались как бы в огромной светящейся бутылке. Пробкой этой бутылки оказался светящийся шар. От него вдоль стенок иногда проплывали переливающиеся пузырьки, как газ в прозрачной бутылке с вишневым напитком. Только газ в бутылке с вишневым напитком двигался обычно со дна к горлышку, а тут все происходило наоборот. Пузырьки двигались от горлышка к донышку, хотя самого донышка никто так и не увидел.

Сзади курилось и переливалось нечто совершенно непонятное. Черно-светло-фиолетовое в зеленую и белую крапинку.

Все в этой прозрачной бутылке было наоборот. От ее стенок веяло жаром, и ребята даже вспотели. Вернее, это, может быть, не был пот, а всего лишь испарина. Причем испарина довольно странная. Такая, какая бывает, когда крепко испугаешься. И все, что заключалось в этой бутылке с гибкими розовыми стенками, не стояло на месте, а медленно передвигалось и как бы переливалось. Даже внутри у ребят тоже все как будто переливалось, и сами они все время медленно переворачивались и кружились.

Когда ребята стали приходить в себя от неожиданности и, главное, от очень трудного и потому страшного переливания чего-то в самих себе, Валя крикнула:

– Ой! Мне страшно!

Валин голос показался глухим и расплывчатым, словно это кричала не Валя, а кто-то другой, чей голос был записан на граммофонную пластинку или магнитофонную ленту. И вот когда эту ленту или пластинку запустили, радиолу или магнитофон вдруг заело, и вместо обычного звонкого Валиного голоса прозвучал басовитый, утробный мужской голосище, да еще и странно растянутый.

Вот почему такой голос заставил мальчишек вздрогнуть и оглядеться. А когда они огляделись, то тоже испугались.

Оказывается, они плавали и кувыркались, как будто соринки в наполненной розовым бутылке. Андрей попробовал схватиться за Витю, но Витя, увидев, как плавает и кувыркается Валя, прежде всего попытался помочь ей. Он поймал ее за самый краешек юбки и потянул. Втроем они опять закувыркались и поплыли к розовым стенкам гигантской бутыли, вдоль которых все так же проплывали разноцветные пузырьки.

Розовые, вздрагивающие стенки показались очень недобрыми, даже опасными, и ребята, усиленно работая руками и ногами, отплыли к противоположной стенке. Но и эта стенка тоже была не лучше, и потому они поплыли назад.

Так повторялось несколько раз, пока наконец ребята не остановились как раз посреди бутылки и впервые за все время вздохнули: от страха и неожиданности они сдерживали дыхание. И в этом, видимо, им помогала тренировка.

Воздух внутри бутыли оказался приятным, острым, как газированная вода или как воздух в лесу после грозы. Он пахнул озоном и еще чем-то, слегка горелым, но тоже приятным. Валя посмотрела на ребят, и глаза у нее стали круглыми.

– Ой, какие вы страшные!

Мальчишки посмотрели друг на друга и промолчали. Они поняли, что красивыми их назвать, наверное, нельзя.

Круглое лицо Андрея вытянулось, стало неприятно розовым. Нижние веки и нижняя губа оттопырились и опустились. А вот темные, почти черные волосы, всегда тщательно прилизанные, почему-то встали торчком, и потому довольно симпатичное лицо Андрея показалось и Вале и Вите не слишком приятным.

В обычное время несколько вытянутое лицо Виктора теперь стало приплюснутым, отчего скулы на нем выступили острыми треугольниками, а глаза – серые, твердые – показались всем неестественно огромными и, главное, не серыми, как обычно, а розовыми, как у белых кроликов.

И даже Валя оказалась не красивей ребят. Ее очень милое, овальное лицо перекосилось куда-то на сторону, как в кривом зеркале, глаза превратились в узенькие щелочки. Уголок одного глаза смотрел вниз, и потому эта сторона Валяного лица казалась печальной. А уголок второго глаза подался вверх, и потому перекошенное лицо с этой стороны приняло надменное выражение.

Андрей похлопал верхними веками и прошепелявил:

– Я все понимаю. Это у нас от космических перегрузок. Мы – в невесомости.

Он мог так говорить, потому что у него был очень умный брат и очень добрые родители. Они всегда покупали для него умные книжки, и он их постоянно читал.

Однако Витя тоже кое-что знал. Он смотрел взрослые телепередачи, ходил в кино и слушал радио. Кроме того, он читал книги и «Пионерскую правду» даже тогда, когда был еще октябренком. Вот почему он усомнился:

– Как же так? Если у нас перегрузки, да еще космические, так тогда не может быть невесомости. Одно из двух.

– Правильно! – сразу согласился Андрей и зашепелявил точно так, как только что шепелявил Витя. – Ты говоришь правильно. Что-то одно из двух. Либо космические перегрузки, либо невесомость.

– И потом, – басом шепелявил Витя, – откуда мог взяться космос? Мы ведь сидели на Земле.

– Верно говоришь, – кивнул Андрей и покрепче ухватился за Витю.

Бутыль с необыкновенными розовыми стенками заметно тряхнуло, она слегка изогнулась и как бы поплыла куда-то в сторону, но вскоре выровнялась и полетела дальше.

– Мальчики! – медленно и басовито не то закричала, не то запела Валя. – А мы, кажется, и в самом деле в космосе.

Сквозь просвечивающие стенки бутыли справа по курсу проплыла какая-то далекая не то планета, не то солнце – большой серобуро-малиновый шар. Бутыль, которая, как видно, летела именно к этому шару, исчерченному ровными линейками-шрамами и с белой шапочкой на макушке, изменила направление и теперь двинулась к другой не то планете, не то солнцу. Оно маячило впереди и чуть левее по курсу полета.

Некоторое время мальчишки молчали. Сомнений, кажется, не было. Они и в самом деле очутились в космосе. Но как и почему – понять не могли, хотя бы потому, что несколько секунд, а может быть, и минут после телевизионного взрыва они ничего толком не видели и очень медленно соображали.

Нагрузки спадали, и их лица превращались в нормальные. Бульканье и перекатывание внутри тоже прекратилось, и тело постепенно становилось легким и незнакомым.

– Точно! – сказал Андрей своим нормальным голосом. – Мы в космосе.

– Но откуда же тогда взялись и перегрузки и невесомость? – запоздало удивился Витя.

– Наверное, так тоже бывает. Наука…

– А что же нам теперь делать? – спросила Валя.

– Не знаю, – честно признался Андрей.

– А кто же знает? – рассердилась Валя. Андрей пожал плечами и чуть не отлетел в сторону – его подхватил Витя. Теперь он держал одной рукой Валю, а другой Андрея.

– Я ничего не понимаю, – сказал он, глубоко вздохнул и задумался. – Но раз мы дышим, то, значит, вокруг есть воздух. А наука говорит, что в космосе воздуха нет. Там – безвоздушное пространство.

– Точно! – сразу согласился Андрей. – Ты правильно говоришь. – И, подумав, поощрительно добавил: – Говори, говори, приводи примерчики.

Но примерчиков у Вити не было. И он замолк. Тогда спросила Валя:

– А это хорошо или плохо, что есть воздух?

– Н-не знаю, – ответил Витя. – С одной стороны, как будто хорошо. Мы ведь дышим. А с другой – плохо. Если мы летим в космосе и в то же время в воздухе, значит, мы сгорим.

– А зачем это мы будем сгорать? – опять рассердилась Валя, выдернула из Витиных рук подол своей юбки и поплыла к стенке розовой бутылки.

– Потому что по радио говорили, что ракетоносители, входя в околоземное воздушное пространство, обязательно сгорают! – прокричал ей вслед Витя и бросился ее ловить, таща за собой, как на буксире, Андрея.

– Правильно! Сгорают! – обрадовался Андрей. – Но ведь мы же не в околоземном пространстве, а в космосе. Значит, порядок! Значит, мы будем дышать и не сгорим.

Витя с большим трудом поймал Валю за косичку, легко подтянул к себе. Она и в самом деле ничего не весила. Общая невесомость…

– Надо нам связаться, – сурово сказал Витя. Он начинал понимать, что ему придется стать командиром. А становиться командиром ему не хотелось. Дело это хлопотное. И он сердито хмурился. – А то вы начнете разлетаться в разные стороны, а мне вас лови. Но чем связаться?

– Верно. Чем?

Ничего, чем можно было бы связаться, под руками не оказалось.

– А давайте волосами, – предложила Валя. – Невесомость же…

– Как это… волосами? – растерялся Андрей и погладил свою круглую голову с короткими волосами.

– А я сейчас сделаю, – сказала Валя. – Ты держи меня, а я из своих волос сплету веревочки.

Она не стала ждать общего решения и, морщась от боли, начала выдирать из косичек длинные волоски. Это значило, что в космосе и при невесомости человек ощущает боль так же, как и на Земле.

Ребята летели, разговаривали и осматривались. Валя плела веревочки из своих волос.

Странная, исчерченная полосками, серо-буро-малиновая планета уплыла куда-то в сторону, и Андрей отметил:

– По-моему, это был Марс.

– Какой Марс?

– Ну планета такая… На нее еще наши аппараты высаживались. «Марс-3», «Марс-4» и так далее. На ней тоже есть что-то вроде каналов-черточек. Да! По радио говорили. Сам слышал.

– Ты, как всегда, все слышал, – капризно сказала Валя. – Или читал. Или тебе брат рассказал.

– Правильно говоришь! – рассмеялся Андрей. – А что? Разве плохо?

– Ну, если ты все знаешь, так куда мы летим и что с нами случилось?

– Не знаю, – весело пожал плечами Андрей и отлетел в сторону – Витя едва поймал его. – Ясно, что случилось необыкновенное. А раз необыкновенное, значит, и прилетим куда-нибудь в необыкновенное. Так что придется ждать.

Розовая невесомая бутыль опять изогнулась и пронеслась мимо второй не то планеты, не то солнца.

Теперь все как будто стало на свои места. Лица у ребят стали нормальными, в теле уже не чувствовалось страшной тяжести. Валя сплела наконец первую веревочку и передала ее Вите. Тот привязал ногу неспокойного Андрея к своей ноге, вздохнул и произнес, кажется, самую длинную речь в своей жизни:

– Конечно, с нами произошло нечто совершенно необыкновенное. И конечно, мы находимся в космосе. Как и каким образом мы в нем очутились, еще не ясно. Но раз мы в космосе, нужно жить по-космически. На космических кораблях у всех свои обязанности. Давайте сделаем так, чтобы и у нас были свои. Ты, Андрей, наблюдай влево по курсу, а ты. Валя, вправо. А я буду смотреть вперед и назад. И все, что заметим, доложим друг другу.

– А кто будет командиром корабля? – спросил Андрей.

– По-моему, – ответила Валя, – командир у нас уже есть. Это Витя. Пусть он и командует.

– Ладно. Значит, я наблюдаю вправо…

– Нет, Андрей. Ты наблюдаешь влево, а Валя вправо. Все вместе мы будем лететь и думать. Если что-нибудь придумаем, расскажем друг другу. Если будут вопросы – тоже спросим друг у друга. Ну а потом…

Он смолк, потому что все обязанности оказались распределенными. А что произойдет потом, он не знал.

Путешествие продолжалось.

 

Глава вторая

В космических безднах

До сих пор никто так и не узнал, сколько времени и каким курсом летела компания ребят из нашего дома – экипаж непонятного, еще никем не виданного космического корабля.

Все так же впереди маячил раскаленный шар. Он рассекал пространство и время, и, подчиняясь каким-то своим, особым законам и распоряжениям, поворачивал то вправо, то влево. Иногда от него отрывались блестящие пузырьки и скользили по розовым стеклам назад. Всё назад и назад. Иногда этих пузырьков становилось больше. Это случалось в те минуты, когда небо за стенами неуловимо бледнело и зеленело. Огненный шар словно натыкался на полосу света далекой звезды и вздрагивал, как машина на ухабе. И от этого ребятам становилось не столько страшно, сколько неуютно. На мгновение казалось, что огненный шар врежется в полосу света и рассыплется на миллионы блестящих пузырьков. Тогда рухнут такие непрочные розовые стены и ребята останутся совсем одни в неприютной космической бездне, в которой неизвестно, где верх, где низ, где право, а где лево.

В такие секунды становилось особенно тоскливо еще и потому, что очень хотелось знать, куда же они летят и почему.

Но встреч со светом было не так уж много, а все вокруг так часто менялось, что каждому приходилось думать только о своих обязанностях – наблюдать. На то, чтобы думать о своей судьбе, оставалось совсем немного времени, и, наверное, поэтому никто из ребят не расплакался, не загрустил – просто им было некогда.

– У меня тут что-то странное, – робко сказала Валя, и все посмотрели направо.

На Валиной стороне действительно творилось нечто непонятное. Далеко, насколько виделось глазу, расползался призрачный мерцающий серебристый свет. В нем виднелись обрывки слоистых облаков или газов, а между ними вспыхивали блестки маленьких метеоритов.

Корабль-бутыль стремительно летел мимо этих обрывков. Свет становился все ярче, и в то же время его полоса все время сужалась, пока впереди не показался почти такой же, как и у ребят, светящийся шар. Но этот попутный шар был не оранжево-голубой, а белый и тоже серебристый. Он сверкал, словно кусок льда на ярком солнце, – в нем, кроме серебристости, проступали и зеленоватость, и легкая голубоватость.

– Почти как у нас, – сказал Андрей.

– Да… – протянул Витя. – Это, кажется, комета.

– Правильно! – обрадовался Андрей. – Конечно комета! Вот здорово – она летит и мы летим. Может, мы и прилетим вместе?

– Нет, – сказала Валя. – Вместе мы не прилетим.

– Верно! – согласился Андрей. – Мы летим быстрее.

И в самом деле они летели гораздо быстрее кометы, потому что вскоре она осталась далеко позади, а потом и вовсе пропала в фиолетово-черном мраке космоса.

Потом они увидели далеко в стороне странные, вращающиеся не то планеты, не то их обломки – они казались угловатыми и жуткими. Иногда вдалеке проплывали огромные темные шары. Это, конечно, были необитаемые мертвые планеты или остывшие звезды. А раза два в невообразимой дали разгоралось зарево ясного, чистого света. Вероятно, там светили настоящие солнца. Может быть, даже больше и горячее, чем то, вокруг которого вращалась Земля.

И каждый раз, прежде чем увидеть этих космических скитальцев, ребята замечали, что их светящийся шар начинал вздрагивать, часто менять направление, как щепочка в потоке ручья, когда ее тянет то к одному берегу, то к другому, а она то отойдет в сторонку от главной струи – стрежня и покрутится в маленькой заводи, то стремительно вылетит на стрежень и понесется вдаль по своему, нужному ей пути.

Так и огненный шар как бы лавировал среди пересечений, притяжений всяких солнц и планет, которыми, как казалось ребятам, кишмя кишел космос. Правда, одни небесные тела едва виделись, а другие скрывались в темноте, словно подстерегая заблудшие космические корабли или метеоры, чтобы притянуть их к себе и навсегда успокоить на своих промерзших раздольях.

– А нас не занесет куда не нужно? – осторожно спросила Валя.

– Видишь ли… Я не знаю, куда нам нужно, – вздохнул Витя.

– Как же так? – изумилась Валя. – Раз мы выбрали тебя командиром, ты должен знать, куда нас несет.

Витя вздохнул еще раз и ответил:

– Нет. Наверное, не занесет…. Они помолчали, и Витя, пожалуй, первый Заметил, что огненный шар стал как бы съеживаться, расплющиваться. Он стал реже спотыкаться о потоки света. Мрак космоса сгустился и стал непроницаемо черным. Таким черным, что казался даже фиолетовым. Впереди чернела, а скорее синела, как грозовая туча перед бурным, летним дождем, жуткая в своей безмолвности и непостижимости стена. В ее глубине угадывались странные превращения. Там что-то клубилось, взрывалось черными вихрями и опять опадало и сливалось с общей, иссиня-черной стеной.

– Мне страшно, – прошептала Валя.

– Правильно. Страшновато… – тоже прошептал Андрей.

И Виктору было страшно, но он промолчал – все-таки именно его выбрали командиром. А командир должен быть бесстрашным и никогда, ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа. Ему надлежит быть собранным, смелым и решительным. Как стать таким, Витя не знал и потому просто промолчал.

– Что же это такое? – спросила Валя. Но ей не ответили, потому что никто из живущих на Земле еще не знал, что это такое. Ведь ни один человек такого еще не видел. Даже в самые сильные телескопы.

А было это границей Галактики. Ведь вся наша Вселенная составлена из разных частиц. Спутники, вращающиеся вокруг планет, как, например, Луна вокруг Земли. Планеты вращаются вокруг Солнца, образуя солнечные системы. Солнечные системы вращаются вокруг центра Галактики. А галактики вращаются вокруг своих центров, которые ученые еще не до конца знают. Но, наверное, узнают досконально. Все очень простони строго.

Между всеми этими вращающимися по строгим законам системами мечутся обломки планет – астероиды, метеоры, кометы и другая космическая мелочь. Иногда они путешествуют по всей Галактике, но в другие галактики забредают редко. И вот, вероятно, почему.

Каждая галактика вращается в одну сторону с одной определенной скоростью. Ее края соприкасаются с краями соседних галактик. А те вращаются со своей скоростью и, может быть, в свою сторону. И вот тут, на границах галактик, где «трутся» их невидимые края, происходят неведомые события, о которых ученые еще не знают, но догадываются, каждый по-своему.

Здесь, наверное, сталкиваются всякие бродячие частички: метеоры, астероиды и другие межзвездные пыль и мусор, перемешиваются волны самых различных излучений, света, в том числе и радиоволны. А там, где хоть что-то сталкивается и перемешивается, обязательно возникает путаница и чернота, потому что каждый знает: стоит только перемешать все имеющиеся на палитре краски, как обязатель– но образуется странный, почти черный цвет.

Черный-то он черный, но все равно в нем бывает и какой-то другой, неуловимый оттенок. Иногда синеватый, иногда темно-зеленый или фиолетовый.

Такими оттенками отливала и та стена – колышущаяся, мрачная и точно живая, к которой приблизился необыкновенный корабль ребят. Но тут корабль-бутылка, повинуясь все тем же неизвестным, но точным законам и предначертаниям, плавно повернул как бы вправо и вверх и понесся дальше, явственно сбавляя свой неслышимый, стремительный полет.

Тело опять стало наливаться тяжестью, и лица ребят опять исказились.

Корабль все мчался и мчался. Страшная странная граница Галактики медленно и торжественно переместилась назад. Впереди показался большой багровый диск, над которым то вспыхивали, то опадали небольшие пузыри, почти такие же, как и те, что постоянно отрывались от раскаленного шара, который все время мчался перед ребятами, в голове их необыкновенного космического корабля.

Только пузыри над диском никуда не отрывались. Они вспучивались, лопались и опадали.

Корабль мчался прямо на этот диск, и он неуловимо вырастал, совсем так, как вырастает закатное солнце. Чем ниже оно спускается к горизонту, тем больше и багровей оно кажется.

– Это, по-видимому, настоящее солнце, – сказал Витя. – И нас тянет прямо на это солнце.

– Точно. Как мотыльков на свет, – сейчас же вмешался Андрей.

– Мотыльки обжигаются… – сказала Валя.

– Правильно. А если электрическая лампа?

– Но это же не электрическая, а солнечная…

– Верно. Значит, нам не нужно приближаться к этому солнцу, иначе оно нас обожжет.

– Хорошо, – серьезно сказал Витя. – Мы к нему не приблизимся.

– А как ты, интересно, это сделаешь? – спросила Валя.

– Я еще не знаю, но думаю, что нам удастся не приблизиться.

– Хорошо говоришь! – восхитился Андрей. – Приводи примерчики.

– До сих пор наш огненный шар проводил нас среди всяких солнц, планет и комет. Наверное, в нем есть что-то такое, что позволяет ему разбираться, куда нужно лететь, а куда не нужно. Ведь если он полетит на это солнце, так он же сам обожжется.

– Зачем ему обжигаться? Он же сам из огня. Ему не страшно, – сказала Валя.

– Здорово подмечено. Но огонь от огня всегда отскакивает. Двум огням вместе всегда тесно. Вот, может, и…

Они помолчали, потому что предположение Андрея показалось правильным. Огню с огнем делать нечего. Может быть, их огненный шар и огненное незнакомое солнце оттолкнутся друг от друга и опасность пройдет стороной?

Но эта надежда почему-то не успокоила ребят. Они не знали, сколько времени уже летели, не знали, куда прилетели, и эта неизвестность начинала их беспокоить. Им уже захотелось вернуться на твердую землю, а не болтаться в невесомости посреди Вселенной, привязанными друг к другу веревочками из Валиных косичек.

Это, конечно, здорово, когда ты можешь лететь, как ты хочешь, но когда при таком полете ты рискуешь не рассчитать своего движения и удариться о розовую стену и, может быть, пробить ее, тогда ты очутишься в великом и необозримом космосе, где нет ни воздуха, ни тепла и где сразу превратишься в ледяной, безмолвный столб, в какой-нибудь астероид или метеор. Тогда ты будешь вечно летать по Галактике, пока не вылетишь к ее границам, столкнешься в неистовой круговерти с каким-нибудь другим заблудшим метеором и превратишься в пыль, в атомы или электроны.

Нет, эти печальные мысли не очень скрашивали таинственное путешествие в не менее таинственную неизвестность.

 

Глава третья

Обыкновенная мёмба

Огненный шар повел себя довольно странно. Он все чаще и чаще стал спотыкаться и рыскать из стороны в сторону. Ему как будто хотелось повернуть к неизвестному солнцу, и в то же время его как бы не пускали туда, отворачивали в сторону. В розовой бутылке стало неуютно и даже страшно. Ее неизвестно из чего образовавшиеся розовые стены стали морщиться и вспучиваться то на одну, то на другую сторону. То место, которое в настоящей бутылке должно было быть дном, превратилось в собачий хвост: оно все время виляло из стороны в сторону, и оттого розовые стены изгибались и вытягивались.

Ребят трясло и переворачивало вверх ногами и вокруг самих себя в беззвучном и опасном хороводе. Перегрузки увеличивались, и никак нельзя было понять, разгоняется ли странный корабль или, наоборот, начинает тормозить.

Судя по тому, что удивительное солнце со вспучивающимися и опадающими пузырями на поверхности почти не увеличивалось, корабль как будто замедлял свой стремительный полет. И это для настоящего космонавта показалось бы и опасным и странным.

Ведь если бы чужое солнце приближалось, то это значило, что корабль идет курсом прямо в его пекло. И если бы при этом корабль ускорял полет, каждый понял бы, что солнце притягивает его. Но раз корабль летел все медленнее, солнце почти не приближалось, а просто отступало куда-то в сторону, значит, существовала и еще какая-то могучая сила, которая боролась с силой притяжения солнца и старалась перетянуть необыкновенный корабль на свою сторону. Вот потому-то он, разрываемый двумя силами, спотыкался и изгибался.

Но ребята, естественно, не понимали, в чем дело, и не знали о великом борении этих могучих сил. Да им, пожалуй, было не до этого. У них опять вытягивались лица, внутри все спрессовывалось и перекатывалось, наливаясь страшной тяжестью.

Они даже не заметили, как солнце все стремительней поплыло в сторону и корабль изменил курс. Он словно нехотя повернул свою огненную голову в направлении едва заметной оранжево-зеленой звездочки.

С этой минуты сила тяжести и перегрузок прямо-таки сломила ребят, и они только слабо охали и крякали, медленно переворачиваясь в воздухе. Кричать, удивляться или протестовать они не могли – на это у них не хватало сил.

Корабль описал плавную дугу вокруг оранжево-зеленой звездочки. Перегрузки все увеличивались, а звезда приближалась все быстрей и быстрей. Корабль кружил вокруг нее и по спирали спускался к ее поверхности, кое-где подернутой белыми и серыми облаками.

– Вот теперь я начинаю бояться, – сказал Витя. Язык у него ворочался с трудом. Он опять стал большим и тяжелым. – На этой звезде есть воздух, и как бы нам не загореться в нем.

– Ох, верно… – проворчал Андрей. На большее у него не хватило сил. А Валя просто молчала. Она прикрыла глаза от усталости и только дышала часто и прерывисто.

На каком-то витке бесконечной спирали пузыри с носового огненного шара стали срываться особенно часто, и розовые, прозрачные стены корабля пересекались огненными струйками. Как раз в это время шар опять стал сплющиваться, словно наткнувшись на какую-то преграду, и движение корабля замедлилось. От страшных перегрузок ребята ткнулись друг в друга, обнялись и потеряли сознание.

 

Глава четвертая

Серебряные люди

Очнулись они в большой комнате. Стены ее казались шелковисто-коричневатыми, как хорошее какао, а потолок – золотистым, слабо мерцающим. Таких комнат они никогда не видели. В ней было не четыре, а восемь углов и очень мало мебели. Три кровати, три не то тумбочки, не то этажерки, стол, кресла и… пожалуй, все. В стенах виднелись матовые, точь-в-точь телевизионные экраны, а возле каждой кровати, на уровне подушки, – маленькая полочка, кнопки звонков. В стенах у кроватей угадывались дверцы размером чуть больше оконной форточки.

Ребята пришли в себя почти одновременно и несколько минут лежали молча, каждый думал о своем, а все вместе – об одном и том же:

«Куда нас занесло? Что с нами случилось? Что скажут дома?»

Вот после этих мыслей о доме, о том, как им может попасть за их невольное отсутствие – «без спросу», – о родителях, которые сейчас, должно быть, и волнуются и сердятся, очень захотелось плакать. Но слезы, хоть и навернулись, все-таки не прорвались.

Плакать хорошо или в одиночку, или за компанию. А когда ты не знаешь, как поведут себя твои товарищи по несчастью, плакать опасно. Может оказаться, что вместо того, чтобы заплакать вместе с тобой, они начнут смеяться над плаксой. Поэтому все трое сдержали слезы и переглянулись друг с другом. Поскольку у всех троих на глазах все-таки выступили слезы и каждый понял, что двое других тоже готовы зареветь и только ждут сигнала, они, может, и в самом деле разревелись бы, но в это время открылись невидимые до сих пор двери и в комнату вошли люди в светло-синих, почти голубых халатах.

Это были обыкновенные люди – с ногами, руками и умными глазами разных цветов: голубыми, карими и синими. И волосы у них тоже были разные: светлые, темные и каштановые. Они выбивались из-под шапочек кудрями и прядками. Словом, все было так же, как и на Земле, если бы не одно обстоятельство – люди эти были серебряными. Точнее, не сами люди, а их кожа. У этих людей лица, руки, а у женщин и ноги отливали серебром. У одних сильнее – ярко и светло, у других поменьше – тускло, блекло. Именно эти серебряные люди сказали ребятам все, еще не говоря ни слова.

Значит, это не Земля. Значит, они далеко от дома, на чужой, неизвестной планете, и что теперь делается дома – уму непостижимо. А главное, как все-таки вернуться домой?

Ребята переглянулись, и каждый понял, о чем думал другой. Серебряные люди тоже переглянулись, перебросились несколькими фразами на своем непонятном, но чем-то напоминающем невнятный птичий щебет языке и мягко улыбнулись. Один из них, высокий, стройный, блестящий, с орлиным носом и умными темными глазами, сел на Витину кровать и поднес ко рту какой-то маленький аппарат.

В этот маленький аппарат он и начал говорить на своем, похожем на птичий щебет языке, а оттуда, из аппарата, раздались обыкновенные русские слова:

– Здравствуйте, друзья. С благополучным примёмбением.

Ребята переглянулись. Что это еще за «при-мёмбение»? Блестящий человек рассмеялся:

– Звучит непривычно? Ничего! Привыкнете. Ведь вы, как мы понимаем, с далекой планеты Земля? Не так ли?

– Та-ак…

– Ну вот. Когда на вашу планету прилетают воздушные или космические аппараты, они что делают?

– Как – что? – удивился Ваня. – Они приземляются.

– Ну вот. А нашу планету зовут Мёмба. Обыкновенная Мёмба. В отличие от другой Мёмбы, которая называется Необыкновенной Мёмбой, или просто Планетой. На той, другой Мёмбе, жили когда-то наши предки, а потом переселились сюда. Но и там и тут, когда прилетают летательные аппараты, или космические корабли, мы говорим, что они не «приземляются», а «примёмбяются». Как по-вашему, правильно мы говорим?

– Правильно! – немедленно ответил Андрей. – Верно! Только одно непонятно – как же мы очутились на этой вашей Мёмбе?

– Ну, нам кажется, что это вы нам должны рассказать, как вы очутились у нас в гостях. Ведь летели-то вы, а не мы. Кстати, говорите свободно, мы вас поймем. Вот этот аппаратик, – блестящий человек похлопал по ящичку, который висел у него на груди, – называется «электронный переводчик». Ваш язык мы уже узнали и настроили переводчика на нужную волну. Так что вы будете говорить, а электронный переводчик – переводить. Все очень просто.

Как избранному командиру, Вите пришлось рассказать обо всем, что с ними случилось, и все серебряные люди важно кивали и доброжелательно улыбались.

– Мы так и думали, – сказал тот, что сидел на Витиной кровати. – Случай, конечно, редкий, но не сверхъестественный. Чтобы вас не удивляло то, что с вами произошло, я вам объясню. Старший брат Андрея, по-видимому, неправильно подключил свою приставку. Электрический ток мгновенно образовал плазму, которая по еще не выясненным нами обстоятельствам превратилась в антиматерию. Антиматерия тем и знаменита, что никак не может ужиться с обычной материей. Вот она и полетела прочь от Земли, захватив с собой все, что было в зоне ее действия. В данном случае вас. А поскольку она летела сквозь земную атмосферу, то захватила с собой и кусок атмосферы. Благодаря этому вы могли дышать в полете.

Огненный шар впереди вашей розовой бутыли – это и есть плазма. Вроде шаровой молнии. Они водятся и на вашей, и на нашей планете, эти самые шаровые молнии. А поскольку Землю окружает магнитное поле, часть плазмы под его воздействием вытянулась и образовала те самые розовые стенки, которые не выпустили воздух и позволили вам лететь в безопасности. Теперь, я надеюсь, вам все понятно?..

– Не-а, – беспечно сказал Андрей. – Вы, конечно, говорите правильно, но мы-то ничего не поняли.

– Простите, – несколько растерялся серебряный человек. – Сколько вам лет?

– Нам? Нам по двенадцати.

– Ну, в этом возрасте вы просто обязаны знать такие простые вещи.

– А у нас это еще не проходили, – вдруг обиделась Валя.

– Где… не… проходили?.. Не совсем понимаю…

– В школе. Не проходили. Не учили.

– Ах, вот оно что… Жаль… Но это ведь можно узнать и самим. Впрочем… – Серебряный человек растерянно оглянулся и взял с этажерки стакан с водой. – Попробую разъяснить. Что это такое? В сосуде? Вернее, в стакане?

– Вода.

– Правильно. А что такое вода? Ребята переглянулись – чего от них хотят, они не совсем понимали: вода, она и есть вода.

– Вода – это жидкость. Верно?

– Верно.

– Так вот, жидкое состояние – это, допустим, первое состояние материи. А если эту воду заморозить, что получится?

– Понятно! – ухмыльнулся Андрей. – Это я знаю. Читал. Если заморозишь, будет лед. Второе состояние материи – твердое тело. А если воду испарить, получится пар или газ. Это будет третье состояние материи: газообразное.

– Все правильно. А вот когда материю – хоть твердую, хоть жидкую, хоть газообразную подвергнешь особой обработке – в вашем случае электрическим током, – то ее атомы распадутся и получится плазма. Четвертое состояние материи. Плазма – это то состояние материи, когда частицы атомов не соединились в атомы и не создали какого-нибудь определенного вещества, например воду. Из плазмы в принципе можно сделать любое вещество. И из любого вещества можно сделать плазму. Теперь понятно?

– Почти, – скромно кивнул Витя.

– А что же такое антиматерия? – спросила Валя. – У нас этого тоже не проходили.

– Ну вот у тебя есть левая рука, а есть правая. Верно?

Валя кивнула.

– Они очень похожи друг на друга, а все-таки совсем разные. У них всё наоборот. Или второй пример. Вы знаки плюс и минус проходили?

– Это проходили!

– Ну так вот. Может быть плюс один градус и может – минус один градус. Кажется, одно и то же. Но при минус один вода замерзнет, а при плюс один она растает. В одном случае тепло, а в другом – холод. Вот так и в материи. Вот мы все состоим из материи. И комната тоже из материи. И Земля, и Мёмба. А есть такие же планеты, которые состоят из такой же материи» только с обратным знаком. Все там так же, только наоборот. Где правое – там левое, где плюс – там минус… Понятно?

Честно говоря, если с плазмой кое-как ребята справились, то, что такое антиматерия, они не поняли. Но это почему-то не огорчило серебряного человека.

– Ну ничего, поучитесь – поймете. Просто запомните: есть материя, а есть антиматерия. И они друг с другом не уживаются, как встретятся, так обязательно поссорятся, вспыхнут и разлетятся в разные стороны. Эти ссоры, вспышки, столкновения материи и антиматерии называются аннигиляцией. Вот и все. А сейчас мы сделаем так. Вам принесут одежду, вы оденетесь, и мы вас познакомим с нашей планетой. Пока вы будете знакомиться, наши ученые подумают, каким образом вернуть вас на вашу родную Землю. Так что вы не очень беспокойтесь и не слишком тоскуйте об оставленной Земле. Мне кажется, что все будет в полном порядке.

 

Глава пятая

Не все то мода, что блестит

Сообщение об антиматерии, вероятно, было чрезвычайно важным и своевременным, потому что, хотя земляне поняли не все, они все-таки повеселели. Что ни говорите, а если выяснилось, что их невероятные и чрезвычайно опасные приключения возникли и прошли в строгом соответствии с наукой, это успокаивало.

Валя осмелела и спросила:

– А скажите, почему вы все серебряные? Это у вас мода такая?

– Почему мода? – удивился серебряный человек.

– Ну вот моя мама красит губы жемчужной помадой. Губы становятся бледными и блестящими. И мама говорит папе, которому не нравится эта помада, что он ничего не понимает в красоте, потому что так модно.

Серебряные люди переглянулись и рассмеялись. Один из них объяснил:

– Нет, ребята, дело не в моде. У нас более древнее солнце, чем у вас. Оно выделяет больше вредных излучений, от которых может сгореть кожа. Вот наш народ и приспособился. Он стал серебряного цвета. Кожа такого цвета отражает излишнее тепло, и нам живется очень 'неплохо.

– Но если бы вам было жарко, вы бы загорели. Стали бы черные. А вы – серебряные.

– Все правильно. На вашей Земле кожа ваших людей приучилась загорать в темный цвет. И заметьте, чем ближе к экватору живут ваши люди, тем темнее у них кожа. А у нас на экваторе не живут, потому что наша кожа загорает по-иному.

Вите очень захотелось спросить, почему люди этой планеты не живут на экваторе, но он промолчал. Негры ведь черные-пречерные живут на экваторе, на самом солнцепеке. Индийцы живут подальше от экватора, и они гораздо светлее. А вот и он сам, и все его соседи, и родственники живут гораздо севернее, и они совсем белые. Правда, летом они загорают, но зимой опять бледнеют. Так что, кажется, все правильно. Почему же другие люди на другой планете, под другим солнцем не могут загорать?.. Ну хотя бы в свой, в серебряный цвет? Впрочем, раз у них другое солнце, то не живут они на экваторе, должно быть, потому, что там уж слишком жарко – там, наверное, и серебряная кожа не поможет: сгоришь на солнце.

У каждой кровати открылись дверцы-форточки, и на полочках оказались пакеты с блестящей, разноцветной одеждой. К ним подошли женщины и стали помогать одеваться. Оказалось, что это были самые обыкновенные комбинезоны на «молниях», с карманами и всякими приспособлениями. В частности, выяснилось, что лингвистический аппарат-переводчик вшит в комбинезоны, а в воротниках вделаны маленькие пуговички-лорингофоны. Они прижимались под скулами к коже. Стоило человеку заговорить, как в пуговичке-лорин-гофоне возникали электрические токи-колебания и по проводкам шли в аппарат-переводчик. А он уж сам, автоматически, переводил сказанное.

Кроме того, выяснилось, что комбинезоны очень похожи на известные «ползунки». У них были и перчатки, и что-то вроде тапочек на мягкой легкой подошве, и даже нечто вроде капора-капюшона, да еще с прозрачным и тоже серебристо-блестящим экраном, прикрывающим все лицо. Выходило, что ребята получили не столько костюм, сколько обыкновенный космический или подводный скафандр.

Правда, от тех скафандров, которые они видели в кино или на фотографиях, их костюмы все-таки отличались. Во-первых, на капюшоне торчало несколько выростов, похожих на маленькие рожки. Во-вторых, вдоль спины, по бокам, начиная от подмышек и кончая ступнями, тянулись красиво простроченные мягкие швы. Когда их увидела Валя, она воскликнула:

– Ой, как красиво! У вас такая мода? С вытачками?

Женщины, которые помогали ребятам одеваться, переглянулись и улыбнулись.

– Видишь ли, девочка, – сказала одна из них – высокая, статная, матово-серебряная. – Хоть ты и интересуешься модами, я должна тебя разочаровать. На нашей планете давным-давно нет мод… на одежду. Каждый одевается так, как ему нравится, как ему кажется красивей.

– Почему же так? – растерялась Валя. – Ведь когда модно, так это красиво. Иначе зачем же мода?

Женщины засмеялись и опять переглянулись.

– А вот мы думаем совсем по-другому. У нас считается красивым прежде всего то, что удобно, изящно и… – Она вдруг запнулась, и щеки у нее стали золотистыми: оказывается, именно таким образом краснеют серебряные люди планеты Мёмба. – И конечно, красиво.

– Ну вот видите…

– Но ведь красиво не обязательно модно, – слабо сопротивлялась женщина.

– Ну конечно. – Валя говорила уже уверенно. – Сегодня всем кажется, что красиво это, а завтра придумают что-нибудь другое, и оно оказывается более красивым. И вот тогда оно становится модным.

– Н-ну, возможно, – повела плечами высокая серебряная женщина. – Но вот когда вы узнаете нашу жизнь, вы поймете, что у нас каждый может создать свою моду. И если кому-то понравится эта мода и он решит ее повторить, то – пожалуйста. Пусть повторяет.

– Ну так и у нас так же! Кто-то один придумает, а потом все делают так же. Или почти так же…

– Ладно, не будем спорить. Разберемся потом. Но только помните, что все у нас так не делают. Каждый придумывает что-нибудь свое.

Валя посерьезнела, потом обрадованно улыбнулась и сказала:

– Ну да! Даже к самому модному лучше всего придумать хоть что-нибудь свое. – И, заметив, как опять, но уже с доброй улыбкой, переглянулись женщины, пояснила: – Конечно! Так и мама считает.

Вите с Андреем уже надоел этот женский разговор, но они не решались прервать его:

все-таки взрослые, да еще инопланетные солидные женщины. Неловко перебивать. Поэтому они и молчали. Но когда после Валиного объяснения наступила маленькая пауза, Андрей сейчас же воспользовался ею:

– Простите, но если эти вытачки – не мода, тогда, как я понимаю, они для чего-то нужны? Верно?

– Разумеется, – Ответила самая высокая и самая серебряная женщина.

– Тогда, я полагаю, эти мягкие вытачки сделаны для того, чтобы… Ну, в общем, когда падаешь, чтоб мягче было. Верно? Они как амортизаторы?

Женщины весело рассмеялись, и одна из них, пожалуй постарше других, сказала подругам:

– Не кажется ли вам, что нужно сразу же рассказать ребятам об особенностях нашей жизни? Ведь они инопланетяне и далеко не все поймут сами.

– А не получится ли излишней психологической нагрузки? Ведь мы не знаем, к каким умственным нагрузкам они привыкли на своей планете. – Это возразила третья женщина – очень серьезная и строгая.

– Ну, если они сами фантазируют, пытаясь осмыслить явления, так бояться перегрузок, по-моему, нечего. Есть непонятный для них костюм? Есть! Значит, надо сразу рассказать, почему он такой, а не этакий, и зачем он нужен на планете.

– Мне кажется, следует вначале изучить их психику… – начала было очень серьезная и строгая женщина, но ее перебила самая серебряная:

– Чего ее изучать – сразу видно: нормальные ребята. И я приступаю к объяснению. Вот что, ребята. Этот костюм как кожа. Вторая кожа. Ведь у нас есть опасные даже для нас излучения, к которым не может так сразу приноровиться ваша кожа. А костюм ее прикроет. Но этого мало. Вы на своей планете привыкли к одним бактериям и вирусам, а у нас, наверное, есть и совсем другие. Нам они не вредят, а вам, с непривычки, могут и повредить. Вот почему вас вначале поместили в этой стерильной комнате. Чтобы и вы не набрались наших бактерий и своих не распустили. Мы ведь к вашим тоже не привыкли и поэтому можем заболеть.

– Все понятно, – бодро сказал Андрей. – Не ясно одно: как же мы будем дышать? Ведь нас закупорят в костюм, а в воздухе все равно бегают… летают бактерии и вирусы.

– Ну что? – торжествующе обратилась самая красивая женщина к самой серьезной. – А вы сомневались. Они прекрасно понимают, что к чему. Дышать, ребята, вы будете нашим воздухом, но… Но вот те самые швы и вытачки, которые Валя сочла за местную моду, и есть фильтры: сквозь них очищенный и обезвреженный воздух попадает под костюм.

– Здорово! Выходит, это действительно вторая кожа?

– Выходит. Но этого мало. В этот костюм вмонтирован и автоматический лингвист-переводчик…

– А что такое лингвист? – спросила Валя.

– Лингвист? Знаток языков. Он поможет вам и слушать других, и переведет вашу речь на наши языки.

– А… у вас их много? – впервые вмешался в разговор Виктор.

– Нет. Всего два. Но один из них такой трудный, что даже мы… и то не умеем говорить на нем как следует. Вот поэтому у нас^ так развиты автоматические переводчики. Без них нам, всем населяющим эту планету, трудно было бы разговаривать друг с другом. Ну вот… И еще, – вздохнула пожилая женщина и переглянулась с другими, – и еще этот костюм предназначен для подводного плавания.

Тут настало время переглядываться ребятам. Неужели им придется побывать под водой?

– Понятно! – решил Андрей. – К этому костюму пристегиваются баллоны с дыхательной смесью, ласты – и давай плыви! Так?

– Нет. Не так. Я же сказала, что все эти швы и вытачки на костюме – всего лишь фильтры для воздуха. Но это на суше. А вот когда попадаешь в воду, то эти же самые фильтры-швы становятся как жабры у рыб. Они добывают воздух… вернее, кислород из воды. И человек дышит. Дышит совершенно нормально, как если бы он был на суше. Или как дышит рыба под водой.

– Правильно! Значит, мы можем тоже плавать под водой?

– Конечно! Но – в свое время. А сейчас давайте проверим, как сидят на вас костюмы, и отрегулируем фильтры.

И тут началось то самое, знакомое каждому действо, которое в общем-то никому не нравится. Ребята приседали, поднимали руки, проверяли, не жмет ли в шагу, не теснит ли под мышками. Их просили подышать, побегать, попрыгать, наклониться и выпрямиться – словом, проделать все, что проделывают люди, которые примеряют новую одежду. Тут заодно выяснилось, что маленькие рожки-выросты на капюшоне костюма – это всего лишь антенны для связи по радиотелефону.

– Точно! – сразу сообразил Андрей. – Они подключаются к приемнику, а приемник – к аккумулятору или батарее и – пожалуйста. Слушай любой разговор. Вторая антенна, конечно, от передающей радиостанции. Подключись – и разговаривай. Но вот третья, наверное, запасная.

Пожалуй, первый раз в жизни Андрей сказал «наверное». До сих пор ему всегда все было ясно и понятно. Но, к сожалению, и в этом случае его обширные знания не сработали.

– Нет, ребята, – сказала самая серьезная женщина, – аккумуляторов или батарей у нас нет. Вернее, они есть, но к костюму не пристегиваются. Сам костюм вырабатывает электроэнергию. Ею снабжается вся электронная и прочая аппаратура костюма.

– Простите, – вмешался Виктор, – а как же это делается?

– В общем-то очень просто. Костюм у вас двойной. Из двух пленок. Наружная и внутренняя покрыты особым полупроводниковым составом. Наружный перерабатывает свет и тепло, а внутренний – только тепло человеческого тела. А в результате получается электрический ток. Но этого мало. Полупроводники могут вырабатывать еще и холод и тепло. Так что в костюме всегда одна и та же температура. В нем никогда не бывает ни жарко, ни холодно, а всегда в самый раз.

– Правильно! – сразу сообразил Андрей. – А между двумя пленками – воздух – самый лучший термоизолятор. Он все сохраняет – хоть тепло, хоть… прохладу.

– Все так и… не так. Двойным костюм делается не для этого. Вот когда вы начнете знакомиться с нашими морями и нырнете в воду, между стенками костюмов возникнет воздушная прослойка. Вернее, газовая прослойка. Она автоматически поддерживает нужное давление, и вы ныряете на любую глубину. Вода вас не раздавит. Костюм предохранит от давления. А вот антенны на шлеме-капюшоне и в самом деле для переговоров. Только работают они не так, как вы думаете. Одна антенна для связи на Мёмбе с помощью обыкновенных радиоволн. Радиотелефон с автоматической настройкой. Вторая – для связи под водой. Ведь под водой мы пользуемся ультразвуковой связью. Ультразвук отлично распространяется в воде. А вот третья… Третья – это учебная телевизионная антенна. И вот для нее-то и есть приставка – обыкновенный телевизор: маленький, плоский, как книжка. В свой час вы его получите и научитесь с ним обращаться. Правда, третья антенна служит и еще кое для чего, но вы это узнаете потом.

Андрей уже набрал воздуха, чтобы высказать очередную догадку, но самая серьезная женщина решила по-своему:

– Мы сейчас уйдем, ребята, а вы получите завтрак. Поедите, освоитесь в ваших новых костюмах, отдохнете, а потом уж и решим, что делать.

Не привыкший, чтобы его перебивали, Андрей покраснел и отошел в сторону. Женщины двинулись к дверям. Самая серебряная положила руку на стену и нажала невидимую кнопку. Дверь отворилась, и они ушли.

 

Глава шестая

А2 выходит в мир

Андрей Антонов проводил женщин до самой двери. Он видел, как открывалась дверь, постоял перед ней и, по-видимому, кое-что придумал, потому что, когда он возвращался от двери к ребятам, вид у него был сосредоточенный и несколько сердитый. Валя мельком взглянула на него и странно-взрослым жестом потерла кончиками пальцев виски.

– Понаговорили тут… всякого. Разбирайся, – сказала она сердито, и голос у нее тоже звучал противно-взросло.

– Не в этом дело, – отрубил Андрей. – Это они все в теории выдали. А вот на практике… Надо пробовать.

И они стали пробовать. Застегивать и отстегивать всякие замочки и «молнийки», задраивать и открывать шлем-капюшон. Все проходило гладко, и постепенно костюмы как бы срастались с телом. Они перестали мешать и казались привычными и обычными. Андрей неожиданно толкнул Виктора, тот ответил, и они стали возиться и гоняться друг за другом. Вале показалось, что такое легкомысленное поведение на чужой планете опасно, и она закричала:

– Перестаньте, ребята! Что подумают о нас местные жители?

Андрей увильнул от Витиного толчка и, забежав за стол, тоже закричал:

– А что мы такого делаем, чтобы о нас плохо подумали?

Именно так он всегда отвечал на замечания учителей: «А что я такого сделал?» И Валя, должно быть подражая какому-то учителю, сказала:

– Но это же просто неприлично: только что прибыли на чужую планету и уже затеяли… драку.

– Но мы же не деремся. Мы – балуемся!

– Тем более. Ну что хорошего в баловстве? Неужели нельзя посидеть тихо и спокойно?

Андрей неожиданно разозлился:

– А-а, да отстань ты! Нам костюмы нужно попробовать! Поняла? Лезет тут со своими… поучениями.

Валя широко открыла глаза и долго смотрела на Андрея. Каждый раз, когда широко открытыми глазами долго смотришь на какой-нибудь предмет, глаза устают, краснеют и на них наворачиваются слезы. Наверное, поэтому снайперы и охотники, жители степей и моряки, которым часто приходится смотреть подолгу в одно место, всегда прищуриваются. Поэтому у них и не навертываются слезы. А Валя широко открыла глаза…

Впрочем, слезы могли навернуться и по другой причине. Мы все можем дружить с одним человеком, а нравиться нам может совсем другой. И когда нравящийся нам человек делает что-нибудь не так или, что еще хуже, обижает нас, тут уж вполне можно открыть глаза от удивления: чего это он? Какая муха его укусила?

Но так или иначе, а Валя отвернулась и ничего не ответила. Виктору тоже расхотелось баловаться. Все-таки вовремя сказанное слово, пусть даже замечание или упрек, играет свою роль… Тем более, что как раз в это время открылись форточки в стенах и появились подносы с едой.

Ни на кого не глядя, независимо вздернув голову и потряхивая косичками. Валя расставила еду на столе и резко сказала:

– Ешьте!

И ребята покорно сели за стол.

Все было почти так же, как и на Земле. Маленькие колбаски – в меру сочные, в меру острые и очень нежные, почти как сосиски. Что-то похожее на поджаренный картофель, только более рассыпчатое и сладковато-перечное на вкус. Андрей, картофельная душа, почмокал и авторитетно заявил:

– Что-то вроде батата.

– Вроде чего? – спросил Виктор.

– Батата. Это такой сладкий картофель в тропических странах. А варили, видно, с перцем. А может, с аджикой.

Что такое аджика – смесь жгучего перца, укропа, кинзы, петрушки, соли и еще всяких травок, любимая приправа на Кавказе, – ребята знали. Кроме того, были фрукты, похожие на крымские продолговатые яблоки и напоминавшие их по вкусу, только более сладкие. И наконец, молоко. Густое, почти розовое молоко. Андрей понюхал его и поморщился:

молока он не любил. А когда попробовал яблоко, сразу предложил Виктору:

– Давай меняться? Я тебе молоко, ты мне яблоко.

– Давай, – миролюбиво согласился Виктор, который любил и молоко, и яблоки, и картофель – словом, почти все, что едят обыкновенные люди. Кроме вареного лука. Вареный лук он не любил.

Завтракали молча. Андрей справился со своим завтраком быстрее всех и, посвистывая, пошел вдоль всех восьми стен комнаты.

– А кто, интересно, будет убирать посуду? Хотя бы за собой? – спросила Валя, и голос у нее звучал довольно-таки противно.

– Вероятно, дежурный… – пожал плечами Андрей, продолжая изучать стены.

Валя с упреком посмотрела на Виктора, но он ее не понял. И Валя пояснила:

– Ты же командир. Принимай меры.

– Я? – удивился Виктор. – Командир?

– Конечно! Мы же тебя выбирали!

– Но это же было… в полете.

– Мало ли что! Никто нашего решения не отменял.

Андрей прекратил свистеть и с интересом посмотрел на Валю. Он не привык к ее ворчанию и требовательно-назидательному тону. И он решил помочь товарищу, потому что с первого класса был уверен, что всякие выборные должности, кроме неприятностей, ничего не приносят.

– А зачем нам теперь командир? – спросил он.

– Чтобы наводить порядок! – вздернула голову Валя. – И заставлять таких, как ты, уважать товарищей.

– А я их что, не уважаю? – удивился Андрей. – Я даже очень уважаю. А тебя так больше всех. Но мы находимся на чужой планете. Может, у них совсем другие законы и… обычаи. Вот когда мы их узнаем, тогда и начнем… дисциплинироваться.

– А ты что? Думаешь тут целый год сидеть? – в сердцах спросила Валя, потому что поняла: Андрей попросту вредничает, чтобы досадить ей. А вот зачем это ему нужно, она не знала, но догадывалась, и это очень ее обижало.

Но ведь недаром говорят: если ты сердишься, то прежде чем сказать что-нибудь или сделать, досчитай хотя бы до десяти, а потом уж говори или делай. Потому что, пока ты считаешь, может оказаться, что уже готовые вырваться слова совсем не те, что нужны. Валя не считала, и потому ее слова оказались совсем-совсем не те…

Андрей переглянулся с Виктором, и оба потупились. В самом деле, сколько времени они будут пребывать на планете Мёмба? Когда и как они доберутся домой?

Конечно, наверное, можно привыкнуть и к этой планете – ведь живут же на ней умные и, по всему заметно, неплохие люди. И все-таки своя Земля лучше… Кому охота всю жизнь жить в пусть удобных и интересных, но все-таки костюмах или становиться серебряным? Может, это и красиво, но… но лучше уж оставаться белыми… Точнее, смугловатыми. И кроме того, на Земле жили родные… Что ж, что временами они оказывались и несправедливыми и далеко не всегда понимали ребят, но они были родными. Такими, кто в трудную минуту жизни и поможет, и поддержит, и… Да что тут говорить! Просто родные – и все!

– Эх ты! – поморщился Андрей, глядя на Валю. – Все настроение испортила.

Он быстро собрал со стола тарелки, приборы и стаканы и сунул их в дверцы-форточки в стенах, закрыл их и задумался.

Когда Андрей задумывался, а это случалось не так уж часто, следовало ожидать его необыкновенных действий, потому что его мысли, слова шли всегда только чуть-чуть впереди дела, поступка. А думал он о том, что следовало бы ускорить возвращение на Землю. Но каким образом, естественно, не знал и не мог знать, потому что почти ничего не знал об этой самой планете Мёмба.

Валя и Виктор тоже уселись на свои койки и задумались о будущем. Но известно, когда долго думаешь, всегда почему-то хочется спать. И нет ничего удивительного в том, что они поначалу прилегли на кровати, а потом, не придумав ничего путного, стали тихонько посапывать.

Андрей посмотрел на товарищей с недоумением и обидой: надо же, как дружно стали похрапывать… Даже завидно. Ведь вместе летели, вместе спали, вместе ели и пили. Но эти спят, а ему сон ни в один глаз не то что не идет, а даже не приближается. Андрей не знал, что заботливые серебряные люди прибавили в молоко малую толику снотворного. Андрей не пил молока, и спать ему не хотелось.

Но он этого не знал. Он понял, что раз именно он оказался крепче других, то именно он и должен прежде всего ускорить возвращение на Землю. А для этого ему прежде всего следует как можно больше узнать о планете Мёмба. Вот почему он колебался не слишком долго. Встал, подошел к гладко-ровной стене и начал ее ощупывать как раз в том месте, на которое нажимала самая серьезная из серебряных женщин. И он, конечно, нашел то, что хотел.

Дверь медленно отошла и скрылась в стене. Перед Андреем открылся маленький, слабо освещенный коридорчик, в конце которого маячила другая дверь – металлическая и даже на вид очень тяжелая. У этой, второй, двери, как и положено, виднелась ручка. Конечно, каждый нормальный человек в нормальных обстоятельствах, на нормальной планете оставил бы за собой первую дверь, подошел бы ко второй, нажал бы на ручку… и открыл бы эту вторую. Но Андрей знал свой напористый характер, который не раз ставил его в трудное положение, и потому нашел в себе силы не спешить.

Он осмотрел дверь, вернулся в многоугольную комнату, взял стул и поставил его между открытой дверью и притолокой. Мало ли что может вытворить незнакомая автоматика на незнакомой планете. А так, если даже первая дверь начнет автоматически закрываться, она упрется в стул и остановится. Тогда путь для отступления останется открытым.

Вторая, металлическая, дверь оказалась обыкновенной. Андрей повернул ручку, толкнул, и дверь мягко, не скрипнув, открылась. Перед Андреем Антоновым раскинулась манящая даль неизвестной планеты – залитые оранжевым, словно закатным, светом синевато-зеленые поля, сады и рощи, желтовато-серебряные здания и странное, голубовато-оранжевое, небо с чуть заметным фиолетовым отливом.

Все было вроде бы и привычно – здания, поля, деревья, и в то же время непривычно и необычно – цвета казались знакомыми и незнакомыми, деревья как деревья, а словно бы без листьев: прямые или изогнутые ветви, их пересечения казались четкими, как карандашный рисунок.

Поля, они и есть поля. Засеяны какой-ни будь одной культурой и потому выглядят как нарисованные. А здесь поля тоже казались не только будто нарисованными, но еще и отлакированными – они блестели ярко и тревожно. И еще одна странность. На Земле поля были понятными, преимущественно прямоугольными. А на Мёмбе каждое поле отличалось от соседнего. Треугольники, многоугольники, овалы и смесь этих фигур. Зачем и кому нужна такая пестрота?

«Ну что ж… – подумал Андрей. – А ты хотел, чтобы на Мёмбе было все как на Земле? На нашей Земле в разных ее местах тоже, наверное, не все одинаково. А тут и подавно».

Он вздохнул и почувствовал, что воздуха ему не хватает. А может быть, как раз наоборот – воздуха казалось слишком много. Во всяком случае, грудь сдавило, кольнуло сердце, и голова стала мягко звенеть и слегка кружиться. Все это было так неожиданно, что Андрей поначалу растерялся, потом слегка испугался и сделал даже шаг назад, к двери. Когда он понял, что спасается, потому что испугался, – то испугался еще сильнее. Настоящий парень никогда не согласится быть трусом.

«Капюшон! – вспомнил он. – На костюме есть капюшон, а в костюме – фильтры!»

Он быстренько натянул на голову капюшон, заправил и застегнул прозрачную маску. Дышать стало легко и просто. Головокружение прошло. Вот теперь Андрей осмотрелся. Оказывается, и вправо и влево от стальной двери шел длинный коридор, галерея. В одной стене виднелись металлические и обыкновенные двери. А второй стены как бы не существовало – во всю длину коридора, без всяких переплетов и рам тянулось сплошное стекло, а уж за стеклом – лужайки и все то, что поначалу увидел Андрей.

Лужайки пересекало несколько каменных разноцветных тропинок. Они вели прямо к стене, и не требовалось быть следопытом, чтобы понять, что там, где тропинки упираются в стеклянную стену, имеются выходы. И Андрей без труда нашел один из них, толкнул стеклянную дверь, а потом спокойно, как будто из своей квартиры, вышел на разведку неизвестной планеты.

 

Глава седьмая

Все не так, как на земле

Цветные тропинки вели к пустынной дороге. Она поблескивала, как река в солнечный день, между голубовато-зеленых берегов лужаек, газонов и ярко-красных тротуаров. Самое удивительное, что Андрей не увидел ни одного столба со светильниками.

«Что ж у них тут, ночи не бывает? – подумал он. – А может, им просто не разрешают ходить в темноте?»

Однако и ярким днем жители планеты Мёмба тоже не спешили показываться на улице. Даже машин или каких-нибудь там велосипедов и то нигде не обнаруживалось. Тишь да гладь…

«Может, нас привезли в какой-нибудь секретный, необитаемый город? Или на остров?» – с тревогой подумал Андрей и, сам того не замечая, пошел по голубой тропке и красному тротуару.

И тут откуда-то слева послышался странный звук. Он был не то что знакомый – если бы он был хорошо знаком, Андрей сразу бы определил, что это за звук, – а скорее полузабытый. Как будто нечто подобное Антонов и слышал на Земле, но так давно и редко, что забыл, кому он может принадлежать. А дробный, звонкий звук все приближался, и на дорогу из-за придорожных кустарников выехал самый обыкновенный всадник. Красная рубаха, синие штаны и белая широкополая шляпа. Не то ковбой, не то гаучо, а скорее всего, киргизский или казахский пастух. Лицо у него было совсем мальчишеское и, конечно, серебряное. Оно так и блестело на рассеянном свету.

В кино Андрей видел всадников и поживописней, и с пистолетами на боку, и с саблями, и с пиками, и в самых невероятных одеждах! Но удивил его не столько всадник, сколько лошадь… Впрочем, это, кажется, была не лошадь. С земной точки зрения по дороге стучал темными копытами невообразимый урод: некая помесь лошади – у него была явно лошадиная голова и лошадиные ноги – и коровы: у урода имелось большое серебристое вымя и длинный коровий хвост с метелочкой на конце. Но в то же время урод этот походил и на верблюда, и на яка, и на буйвола – на спине у него и у загривка горбились два больших и, видимо, жирных бугра, между которыми и сидел всадник на легком седле.

Тело урода раза в полтора было длиннее, чем тело лошади или коровы, не говоря уж о верблюде. Наверное, именно поэтому урод имел шесть ног. Четыре, как и положено настоящему, уважающему себя парнокопытному животному, росли по концам туловища, а еще одна пара – посредине.

Беспечно перебирая всеми шестью ногами и рассыпая вокруг твердый костяной стучок, урод бежал по мостовой, помахивал хвостом и весело поглядывал по сторонам. Он-то и заметил Андрея, покосился на него синеватым выпуклым глазом и не то что пискнул, а заверещал на очень высокой и тревожной ноте. Всадник повернулся и увидел Андрея. Взгляды их встретились, глаза всадника расширились, очень уж алый на серебряном фоне рот приоткрылся. Сразу можно было понять, что всадник человек мыслящий.

И в самом деле, не прошло и минуты, во время которой подседельный урод нервно и торопливо перебирал всеми шестью копытами, как всадник радостно улыбнулся и заорал:

– Так ты с того света?! – и ткнул рукой в небо.

– С какого это еще того света? – обиделся Андрей. – Я с нормального света. Это у вас тут все наоборот. А у нас все правильно.

– Брось! – закричал серебряный мыслитель и стал слезать со своего шестиногого урода. – Мы же вас по телевизору видели. Ты кто – парень или девчонка? – спросил он, спрыгнув наконец со своего «чудо-коня». Подседельный урод предусмотрительно отошел на несколько шагов в сторону. – Тебя отпустили или сам сбежал?

– Я – парень! – гордо ответил Андрей, но сейчас же несколько смутился. – Просто пошел прогуляться. Посмотреть, что у вас тут и как…

– А ты с кем-нибудь из наших знаком?

– Да нет…

– То есть как это? И да и нет? – удивился всадник. – У нас так не говорят.

– А как у вас говорят?

– Либо да, либо нет. А то если по-вашему, так и не поймешь – знаком ты с кем-нибудь из наших или не знаком.

– Видишь ли, – снисходительно пояснил Андрей, – к нам в комнату приходили какие-то женщины, и мы разговаривали с ними. Так что мы как будто знакомы. И еще мы беседовали с вашими учеными. Тоже как будто знакомы. Но ни женщины, ни мужчины-ученые даже не сказали, как их зовут, кто они и чего они хотят. Так что у нас говорят правильно:

«да», «нет». Мы как будто и знакомы и в то же время незнакомы.

Всадник опять приоткрыл рот. Он думал. А когда обдумал, то радостно закричал:

– Тогда все правильно. А меня зовут Крайс. А сокращенно – Крайски. Понял? А тебя?

– Меня зовут Андрей, а сокращенно… вернее, ласкательно – Андрюша.

– Ха! – закричал Крайс. – У вас, выходит, тоже по-чудному: уменьшительное имя длиннее, чем полное. Я как раз на этом и провалился. Сдавал за пятый год родной язык и так и не мог понять, почему это, когда люди хотят приласкать, так они удлиняют имя? Ты не знаешь?

– Не знаю… – признался Андрей. Ему начинал нравиться этот ярко одетый серебряный мыслитель.

– Ну вот я так и ответил. Все суффиксы и окончания, конечно, вызубрил, а тут признался: не понимаю – и все. Так старшие, когда проверяли знания, засмеялись и сказали: «Подожди, подрастешь и поймешь». Интересно, когда же я подрасту настолько, чтобы понять? Как ты думаешь?

– А тебе сколько лет? – спросил Андрей.

– Девять. А что?

– Прикинул, сколько тебе подрастать. Выходит, долго, – так сказал Андрей, но подумал иное: «В девять лет он сдавал за пятый год… Что ж они тут, с четырех лет начинают учиться? И потом – экзамены… Неужели у них каждый год экзамены? Странно…» Но вслух он спросил: – Ну и что? Перевели тебя в следующий класс?

– А… А что это такое – следующий класс? – удивился Крайс.

«Вот это да! – тут уж удивился Андрей. – Здоровый парень, а не знает, что такое класс. Как же они тут учатся?»

– Ну раз ты учишься в школе… – начал было Андрей, но Крайс перебил его:

– А что такое школа?

Теперь у Андрея открылся рот и глаза стали выпучиваться. В девять лет знать, что такое суффиксы и окончания, задумываться над такими сложными лингвистическими проблемами и не знать, что такое школа и класс?.. Непостижимо!

Но Крайс ждал ответа, и Андрей понял, что он не шутит. Он и в самом деле не знает, что такое школа. Как же ему растолковать, а главное, самому узнать, как они живут здесь, эти странные серебряные люди?

– Ну вот ты… Куда ты сейчас… ехал?

– Я? На работу, – тряхнул шляпой Крайс.

Что-то все идет наоборот – девятилетний человек едет на лошади… или как она там называется? Корова? Лошадобык? Ведь есть же на Земле овцебык, так, может быть, это лоша-добык? Но тут Андрей запутался…

Шут с ним, с этим самым животным, важно другое – девятилетний ребенок едет на работу. Вот что главное. Значит, если немного припомнить историю и кое-что из того, что писала «Пионерская правда», то можно смело делать вывод: здесь у них дремучий капитализм со всеми признаками колониализма, а может быть, даже феодализма и рабовладения.

А может, он просто разыгрывает? Может, у них работой называется какая-нибудь игра?

– Так… Хорошо… И где ж ты работаешь?

– Я? В поле.

– Та-ак… И что же там ты делаешь? Крайс смотрел на Андрея с недоумением. Он чувствовал, что пришелец с чужой планеты не верит ему, но не понимал почему: ведь он говорит святую правду. Неужели у них, на той далекой планете, совсем другая жизнь? Ведь он почти такой же, этот Андрей. Только не серебряный, а белый. И наверное, постарше. Может, потому и старается казаться умным? Это бывает… Бывает и на Мёмбе. Но тогда таких сразу осаживают.

– Сегодня у меня дел не так уж много. Нужно определить влагозапас в почве, проверить, каких микроэлементов не хватает. А уж после этого полить, если нужно, и опять, если нужно, подкормить. Ну и, кроме того, мне нужно повторить геометрию.

– Тоже в поле?

– А где ж еще? Пока буду поливать, повторю и еще, наверное, успею посоревноваться с Требоном.

– А это кто такой?

– А это мой дружок из другого полушария. Мы с ним созвонились как-то и теперь соревнуемся.

Поскольку Крайс упомянул соревнование, Андрей несколько расслабился. В его глазах исчезло недоверие, и Крайс сразу же уловил это. Он предложил:

– Знаешь что? Поедем со мной. А? Посмотришь поля. Поскачем немного.

– А у тебя другая… другой… такой есть?

– А мы сейчас съездим на дойку и возьмем второго лятуя. Там и седло надуем. Садись сзади меня.

В конце концов, Андрей вышел из восьмиугольной комнаты для того, чтобы поскорее узнать жизнь на неизвестной планете, и уж раз подворачивается подходящий случай, отказываться от него было бы неразумно. С помощью Крайса он взобрался на лятуя, и они поехали в ту сторону, откуда приехал Крайс.

 

Глава восьмая

Всё наоборот

Когда-то Андрей читал, что неумелый седок не только сам устает и набивает себе известное место, но и сбивает спину лошади. А чтобы этого не – было, люди придумали седло и стремена к ним. Наездник сидит в седле, а ногами упирается в стремена. Когда лошадь начинает очередной шаг, нужно опереться на стремена и приподняться, а когда она уже сделает этот шаг, опять мягко опуститься в седло. Дело это нелегкое, недаром на Земле конный спорт считается одним из труднейших.

Андрей смело взобрался на лятуя, но, устраиваясь на его широкой спине, вспомнил, что, когда наездник ездит без седла, это называется «ехать охлюпкой». А ему не хотелось быть охлюпкой, да еще не на лошади, а на каком-то шестиногом уроде-лятуе. И он заерзал, понимая, что ему придется нелегко. Но ведь всякий путешественник, в том числе и поневоле, должен переживать трудности. Без них не бывает ни приключений, а значит, ни романтики, ни путешествий. Но на всякий случай он пробурчал:

– Неужели у вас машин нет? Или хотя бы велосипедов, чтобы ездить на работу?

– Машин – навалом. Бери любую. Но зачем и кому это нужно?

– Как это зачем? – удивился Андрей, который мечтал поводить когда-нибудь автомобиль. – Ведь это ж здорово: сел в машину и поехал на работу или там в школу.

– Кстати, ты мне так и не объяснил, что такое «школа» и что такое «класс». Но сейчас дело не в них. А дело в том, что, когда ты ведешь машину, ты ведь не посмотришь по сторонам, не подумаешь о чем-нибудь постороннем. Тебе все время нужно следить за дорогой, за поведением машины, соображать, где повернуть, где сбавить скорость, где прибавить… А на лятуе все очень просто. Сел, поехал в поле или там на реку. Сиди и рассматривай окружающее. Все остальное за тебя сделает сам лятуй – и дорогу выберет, и скорость прибавит и убавит… Да и другое. Для машины нужна энергия, а лятуй – сам энергия. А потом, просто приятно проехаться. Но! – крикнул Крайс. – Вперед!

Лятуй покорно развернулся на месте и трусцой направился в известное ему и Крайсу место.

Бежал он легко и очень плавно, так что Андрей почти не подпрыгивал. Но временами все-таки подскакивал и шлепался на спину лятуя. Чтобы шлепки были не так уж опасны, он старательно сжимал бока животного внутренней стороной ног – шенкелями, как говорят наездники.

Лятуй резво свернул с дороги к небольшому, приземистому зданию, за которым высились башни, и остановился. Перед зданием у дверей стояли несколько лятуев и мирно махали длинными хвостами. Другие выходили из здания и брели в сторону полей или лугов… Крайс спрыгнул с седла и побежал к тем, уходящим, поймал одного из них за хвост и потянул на себя. Лятуй обернулся и, переступив всеми шестью ногами, пошел за Крайсом.

Крайс снял с полки под навесом какую-то тряпку и кинул Андрею.

– Надувай седло!

Сам стал на приступочки, взял уздечку и взнуздал лятуя. Когда они оседлали шестино-гого скакуна, Крайс спросил:

– Ты на каком поедешь, на моем или на этом?

– Я? На этом, – решил Андрей и подвинулся к новому знакомому – лятую.

– Хорошо. Только ты сначала его не гони. Потихоньку. Привыкни.

Они медленно поехали по мягкой полевой дороге-тропке к далеким полям. Андрей спросил:

– А зачем они сюда приходят?

– К доильне? Доиться.

– Как это доиться? Сами?

– Конечно! – Крайс внимательно посмотрел на Андрея и вздохнул. – Я, понимаешь, все забываю, что ты с другой планеты. Тогда уж я тебе сразу все объясню. Когда-то, очень давно, наши предки прилетели на Мёмбу, потому что наше солнце стало остывать и нашей старой планете не хватало тепла. А здесь его – хоть отбавляй. Но на Мёмбе люди застали полное разорение. Мёмба, видно, попала когда-то в метеоритный поток, и вся ее суша была будто перепахана кратерами и завалена обломками скал и метеоритов. Но климат нашим здесь понравился. Начали они сюда переезжать и привезли нужных животных. Но вот беда – все наши животные были четвероногими и постоянно ломали ноги. Вот тогда-то биологи и вывели лятуев. Среди всех ям, воронок и кратеров они всегда стояли на четырех ногах, а двумя другими нащупывали точку опоры. Понял?

– Понятно. Они стали как бы… гусеничными.

– Н-ну… примерно. Потом наши предки выровняли часть планеты, лятуев вроде бы можно было и заменить, но они оказались очень приспособленными и милыми. А потом биологи еще поработали, и вот лятуи теперь заменяют всех других животных. У них длинная мягкая шерсть, и стригут ее два раза в год. Они дают отличное молоко. Они прекрасные работники, но, правда, не слишком быстрые скакуны: ногами путаются. Что-то биологи не додумали. Рысью еще бегают, а как в галоп, так и запутываются. Что-то у них в управляющих центрах мозга не срабатывает. Биологи, конечно, докопались бы и до этого, но зачем? Галопа от них и не требуется. Они хороши при езде на короткие расстояния, на прогулки, на мелкие работы в поле, в садах… А на крупных работах – там, конечно, машины. Ну вот… И еще они дают вкусное сало. – Крайс потрепал лятуя по подушке – горбу. – Отличное животное.

– Ну а доильня?

– Ах да, доильня… Видишь ли, раньше, когда у нас было много разных животных, скот содержали в специальных помещениях, за ними ухаживали специальные люди. Животным, как барам, подвозили корма, заботились, чтобы они не простудились, мыли, чтобы они были чистенькими. Словом, скоты постепенно становились хозяевами, а люди возле них как бы прислугами. Вот наши и подумали – а зачем?

– То есть как это зачем? Чтобы получить от них мясо или там молоко.

– А что, животные без всех этих забот не наращивают мясо или не дают молока? Ведь им что надо? Корм. Простор, чтобы побегать, порезвиться. Кстати, когда животные содержались в помещениях, как отдыхающие, так они стали вырождаться, мяса от них было мало, больше жира. Молоко тоже не то… Животному нужно движение. Ну вот… Что сделали наши? Когда выровняли планету, создали пастбища и пустили на них лятуев – пусть гуляют. Но ведь на пастбищах соль не растет? Микроэлементы тоже не производятся. А без них лятуям живется плохо. Организм не развивается. Так вот, соль, микроэлементы, самые вкусные искусственные корма стали давать им только в доильнях. И строго в определенный час. Вот они и выработали условный рефлекс. Как только подходит время, они со всех ног бегут к доильне, к кормушке. Станут к кормушкам, а снизу поднимается доильный аппарат. Лятуй аж визжит от двойного удовольствия.

– Почему двойного?

– А потому что они любят доиться. И если случайно аппарат испортится – ребята недосмотрят, – они даже болеют, недоенные. Вот так все и идет. Лятуи сами кормятся, сами о себе заботятся и сами доятся.

– Слушай, а откуда ты все это знаешь?

– Ты что? С другой планеты? – удивился Крайс и рассмеялся. – Опять забыл, что ты с другой планеты. Тут, понимаешь, как… Вот я сейчас занимаюсь кормами для лятуев и зерновыми. На хлеб. Но уже через год, когда мне будет десять лет, я перейду на обслуживание лятуев. Буду их лечить, подкармливать во вре —. мя стойбищного периода – словом, стану ля-туеводом. Года на два. Вот почему я уже сейчас к ним присматриваюсь и занимаюсь ими.:

Кое-что начинало проясняться. Но проясняться так, что Андрей запутывался все больше и больше. А ему хотелось понять, как же: все-таки живут серебряные люди. Вот с ля-туями ему все ясно. Тут, главное, разумность. В самом деле, зачем ухаживать, если они могут обходиться без ухода? Зачем их доить, если они и сами могут доиться? Тут все правильно. Непонятно одно: как позволяют взрослые работать таким ребятам? И что, спрашивается, делают тогда взрослые, если ребята выращивают на полях корм для лятуев и хлеб для всех?

– Ну хорошо, – сказал Андрей, – это я понимаю. Ну а когда ты кончишь возиться с лятуями, тогда ты куда пойдешь?. – Я тогда займусь машинами. Или уйду в море. – Крайс засмеялся. – У меня ж тоже такой же, как у тебя, костюм. А потом пойду на строительство. Потом снова к машинам, но уже на заводы. Делать машины или на фабрику их обслуживать.

– Ну а потом?

– А потом, как все, – начну учиться. Андрей невольно дернул за поводья, и лятуй покорно остановился.

– Ты чего? – удивился Крайс.

– Как… учиться?

– Ну как, как… Как все. У нас же как? Совсем маленькие возятся с цветочками, потом – на огороде, потом, вот как я, – в поле, а потом уж как я сказал. А уж когда вырастут – будет им лет по двадцать пять – тридцать, – тогда начинают учиться.

– Но слушай… они же старые… становятся. Учиться же нужно маленьким.

– Почему?

– Ну… как… почему? Чтобы знать, – лепетал Андрей. Он решительно не понимал того, что делается на этой планете.

– Чтобы что знать?

– Ну… все…

Крайс весело рассмеялся:

– Чудак. Знать все – невозможно. Познать все – тем более. Да и кто точно знает, кем он будет, когда вырастет. А? Ты знаешь?

– Не знаю… Но… я мечтаю.

– Ха! «Мечтаю»! Сегодня об одном, завтра о другом. А потом и вовсе о десятом. И наконец, пока ты вырастешь, окажется, что то, чем ты мечтал, вовсе и не нужно.

– А так бывает?

– Ну а как же! Ведь взрослые все время учатся, познают все новое и новое. Значит, то, что всем кажется, что оно нужно сегодня, завтра может оказаться и ненужным. Нет уж! У нас так: сначала научись делать, пойми, что к чему, а уж потом учись – дети тебя прокормят.

Ну, положим и на оставленной Земле взрослые тоже… не всегда бывают сахаром. И там они требуют порой от детей слишком многого. Но здесь! На Мёмбе! Это же ужас чистейшей воды! Эксплуатация детей, подрастающего поколения! Ишь как хитро придумали! Маленькие, они, конечно, протестовать еще не умеют. Профсоюзов у них нет, забастовок не объявят. Вот взрослые и пользуются… заставляют работать за себя. Вернее, на себя.

Но Крайс не знал об этих мыслях. Он добавил:

– Ведь у нас учатся для чего? Чтобы узнать что-то новое, что помогает жить и работать, делает жизнь интересней и красивей. Верно?

– Ве-ерно…

– Ну а что нового, например, в теореме подобия треугольников, которую мне сегодня предстоит повторить и выучить? И тысячу лет назад она была такой же, и сегодня. Хочешь – учи ее, хочешь – не учи, а она все равно такой же и останется. Вот на днях она потребовалась – новые поля нарезали, нужно было разработать порядок их вспашки. Я на глазок вижу, как это сделать, но если серьезно, чтобы дать задание тракторам, – не знаю. Приходится разбираться. Оно, само дело, показывает, что к чему. И потом… – Крайс помялся. – В клубе еще старшие ребята поинтересуются.

– Но это ж ты все равно учишься. Не знал теоремы, а теперь узнаешь.

– Это не настоящее учение. Это так… повторение известного. Просто стыдно жить и не знать то, что все знают. Они же на тебя, как на лятуя, смотреть будут. Все давно изучили, а ты не знаешь… Стыдно. И – неинтересно. Ни поговорить, ни поспорить… А вот когда человек копается, учится совсем новому делу, которого еще никто не знает… ну, например, новый сорт растений выводит, – вот это интересно! Вот это настоящее учение! Потому что он учится у самой природы, разгадывает ее. Научится чему-нибудь действительно новому и расскажет всем людям. И они пользуются этим.

– Послушай, но ведь это уже не учение. Это же исследование, – возразил Андрей, и на душе у него несколько отлегло. Выходит, что взрослые все-таки кое-что полезное делают. Не только дети.

– А-а! – махнул рукой Крайс. – Ты никак не поймешь. Учиться можно только новому, а то, что мы делаем, – это всего лишь повторение уже узнанного, достигнутого. Просто мы копируем. Понимаешь?

Нет, Андрей понимал далеко не все. Ясно было только одно – Крайс либо путает исследования с учебой, школу с научно-исследовательским институтом, либо у них на планете научная работа называется по-другому, чем на Земле. И он так и сказал. Крайс опять махнул рукой:

– Ладно… Все равно все сразу не поймешь. Давай помчались.

Он пришпорил лятуя и потрусил узенькой полевой дорожкой к раскрашенному в разные цвета небольшому, похожему на садовый, домику. Андрей поскакал сзади. Ветер ударял в грудь, клубилась оранжевая пыль из-под копыт, и великолепно было мчаться по этим странным полям чужой планеты. Жалко, что на нем был костюм. Он почти не чувствовал дуновения ветра, запахов и всего того, что особенно приятно в скачке.

Сейчас он уже не думал, что на Мёмбе живут наоборот. Может быть, все обойдется – люди здесь, видно, умные, если девятилетний парнишка знает и умеет столько.

Впрочем, что умеет Крайс, Андрей, в сущности, еще не знал…

 

Глава девятая

Тревога без тревоги

Первой проснулась Валя. Она долго лежала не шевелясь, думая о своих земных делах: ставить кружева на белый парадный фартук или сделать просто прошву. Старшеклассницы от кружев отказались, говорят, что теперь так не носят. А может быть, отделать бретельки фе– стончиками? Нет… Грубовато.

Впрочем, фасон и украшение белого фартука можно будет обсудить еще с мамой и, главное, с соседкой напротив, потому что эта соседка работает на швейной фабрике. Важнее портфель… Мама не соглашается на современную сумку, которую можно носить через плечо… А старый портфель, он и есть старый… И вообще…

Валя вздохнула и открыла глаза. Мирно и покойно лучились нездешним светом потолок и стены. Нарушая все законы, во всех восьми углах комнаты сумрака не было. Наоборот, свет там казался ярче, чем в других местах. Валя хотела было разгадать эту загадку, но сразу же вспомнила, где она, как она сюда попала, и ей очень захотелось плакать. Но зареветь – значит уронить себя в глазах мальчишек, и она сдержалась.

А уж когда она подумала о мальчишках, то, конечно, вспомнила нахального Андрея и сейчас же поклялась, что она его, во-первых, всегда будет презирать, во-вторых, она ему отомстит, а в-третьих… но ей опять захотелось заплакать, и она опять сдержалась. Только этого недоставало – реветь из-за какого-то дурака и задаваки, который воображает из себя… как не знаю что…

Она нахмурилась, решительно сцепила зубы, потому что она была волевой девочкой, и решила, что теперь никогда даже не взглянет на Андрея. Пусть вытворяет все, что взбредет в его шальную голову, а она будет сдержанной и безразличной. И как уж тут получилось, она и сама не знает, но только она нечаянно посмотрела на ту кровать, где должен был спать Андрей. Но Андрея на кровати не было.

Стараясь не ворочаться, Валя осмотрела комнату, увидела приставленный к открытой двери стул и все поняла: Андрей сбежал! Только после этого она увидела сладко посапывающего Виктора и возмутилась:

– Спит себе, и горя ему мало! Хорош командир!

Она вскочила и с трудом растолкала Виктора – ведь он выпил и свою, и Андрееву кружки молока с легким снотворным.

Не поднимая век, Виктор спросил:

– Что случилось?

– Андрей сбежал!

Виктор с трудом поднял веки, зевнул и усмехнулся:

– Куда он мог сбежать? В другую галактику?

– Понимаешь, его нет в комнате. А дверь открыта. Ты же командир!

– Ну и что, что командир? – спросил Виктор, покачиваясь. – Вот появится – наложу на него взыскание.

– Ну ты пойми, пойми!.. Ведь здешние говорили, что тут не тот воздух… Он же может задохнуться.

Виктор сразу посерьезнел и проснулся. Он внимательно огляделся, увидел открытые двери, пустую постель Андрея и опять усмехнулся:

– Успокойся и спи!

– Я не понимаю, как ты можешь!.. – возмутилась Валя.

– Вот чудачка! Дверь открыта? Открыта. Значит, этот воздух и сюда проходит. А мы с тобой – ничего, не задыхаемся. Костюма Андреева нет? Нет. Значит, если даже воздух ему вреден, так он же не окончательный дурак, а я, между прочим, знаю, что Антонов умный человек и наверняка поднял капюшон и знакомится с этой… самой… Мёмбой.

– С чем, с чем? – насторожилась Валя.

– С Мёмбой. Планетой, на которую мы сели. Поняла? Спи!

Виктор опять улегся, повозился и засопел – мерно и сосредоточенно. Валя не могла даже возмутиться как следует. Она походила по комнате, заглянула в дверь и подумала: «А я что? Хуже Антонова?» Натянула капюшон и вышла за стальные двери, так же, как и Андрей, полюбовалась непонятными деревьями и разноцветными травами и по голубой тропинке пошла к красному тротуару. Здесь она постояла и подумала, куда же идти дальше, повернула налево и вскоре увидела доильню, к которой бежала какая-то девчонка в короткой юбке. Из-под юбки, на оранжевом солнце, весело вспыхивали солнечными зайчиками, словно хромированные, стройные ноги. Темно-рыжие пышные волосы отсвечивали старинным самоварным блеском.

Девчонка конечно же успевала смотреть не только перед собой, но и по сторонам и, увидев Валю, остановилась как вкопанная, потом осторожно, бочком приблизилась к ней и довольно долго рассматривала ее широко открытыми, очень голубыми глазами. Потом она улыбнулась и закричала:

– Ой! Ты же с другой планеты! Ты парень или девочка? Мы же видели вас по телевизору.

Потом они разговаривали точно так же, как разговаривал Крайс с Андреем. Во время этого разговора выяснилось, что девчонка, которую звали Пепа, очень спешит, потому что на ее поле поехал знакомый мальчишка, с которым она, к сожалению, вместе работает…

– А ты же знаешь, что на мальчишек ни в чем полагаться нельзя. У них вечные заскоки. И я убеждена, что он опять что-нибудь напутает. Ими постоянно нужно руководить.

Валя услышала и в голосе девочки, и в смысле этих ее слов нечто очень знакомое и совершенно понятное. Такое, словно она просто встретилась со знакомой из соседнего класса, с которой раньше не очень дружила, но все-таки была в хороших отношениях. Поэтому Валя быстро согласилась поехать вместе с Пепой на поле. Пока они седлали лятуев, пока Валя училась садиться на лятуя, слезать с него и управлять им, они успели обсудить сотни вопросов, в том числе и разницу между системами обучения на Земле и Мёмбе.

Потом они поскакали по полевой дорожке к маленькому садовому домику на поле. Скакать было страшно, интересно и весело. Пепа сразу же показалась настоящей подружкой, с которой они просто отстали от своего отряда, ушедшего из пионерского лагеря пропалывать морковь на совхозном поле. И вот теперь они догоняли отряд и страшно беспокоились, что мальчишки натворят, там или по дороге, что-нибудь такое, из-за чего придется краснеть на линейке. Правда, Валя чувствовала, что дело тут не только в том, что натворят мальчишки, айв несколько ином… Но ведь есть же вещи, о которых не говорят.

Пока Валя путешествовала, Виктор беззаботно сопел на своей кровати и не слышал, как в комнату вошли уже знакомые три блестящие женщины. Они почти с ужасом посмотрели на приоткрытую, с приставленным стулом дверь, пощупали две пустых кровати и уставились на спящего Виктора, у которого от сладости в уголках губ появилась блестящая полоска. Женщины с тревогой переглянулись.

– Они умудрились сбежать! – всплеснула руками одна.

– Это ужасно!.. Они же не приспособлены ни к нашему воздуху, ни к нашим бактериям! – бессильно уронила руки вторая.

И только третья, самая красивая, спокойно скрестила руки на высокой груди и улыбнулась с некоторой долей превосходства:

– Полагаю, что ничего страшного не произошло.

– Но они же убежали в мир! – сказала одна, и на глазах у нее от жалости навернулись слезы.

– Этого нам не простит вся Мёмба… – заплакала вторая.

– Послушайте, если у них хватило ума найти секретную кнопку, найти замок в стальной двери и открыть его, найти дорогу и по этой дороге куда-то удрать, я считаю, что у них хватит ума и надеть капюшоны. А потом, не такая уж большая разница в составе воздуха. Последние данные показали…

– Но микробы?

– А вирусы?!

– Но ведь надо же им привыкать… – неуверенно сказала самая красивая. – В конце концов, они же люди. Мы же вот привыкли к Мёмбе и даже сменили окраску кожи.

– А вдруг они что-нибудь натворят?

– Это же дети…

Третья женщина осмотрела комнату, Виктора и улыбнулась:

– Мне кажется, что сбежали девочка и мальчик.

– Тем более!

– Вот это-то и опасно. У них ведь разные организмы…

– Как раз наоборот. Когда сбегают мальчик и девочка, ничего страшного не происходит. – И, сделав царственно-останавливающий жест рукой, пояснила: – Девочка всегда остановит мальчика от слишком опрометчивых поступков, а мальчик не даст проявиться слишком уж большой девчоночьей осторожности. Так что не нужно волноваться.

Все трое несколько успокоились и расселись на стульях вокруг стола. Помолчали. Потом самая серьезная женщина сказала:

– Ну что за дети пошли! В наше время…

– Да… Они все больше и больше думают о себе и совершенно не думают о нас, взрослых. Самая красивая женщина опять засмеялась:

– Ничего страшного – дети как дети. Посиди в этой тюрьме, когда за ее стенами неизведанный, огромный мир… Я бы тоже наверняка сбежала.

– Ну вот один же не сбежал, – сказала самая серьезная женщина и указала на Виктора, который спал, даже не ворочаясь.

– Видимо, у них разная степень сознательности и ответственности, – вздохнула вторая.

– Разумеется! На всем белом свете во всех галактиках вы не найдете ни одной пары совершенно похожих друг на друга людей. Потому они и люди! – Серебристая женщина посмотрела на Виктора с мягкой, теплой улыбкой. – Мне кажется, что этот больше устал, чем остальные. Может быть, он даже был командиром во время их необыкновенного полета – у него строгое, волевое лицо. А может быть, наоборот – он просто выпил два стакана молока, а не один. И снотворное на него подействовало сильнее, чем на остальных.

– Но ведь им давалось по одному стакану молока, – строго, тоном вредной учительницы сказала самая серьезная.

– Ну и что? Они же дети… Да и взрослые… Одни любят одно, другие – другое. Вот и…

– Как бы то ни было, а нам нужно немедленно поставить на ноги всю округу и разыскать ребят.

– Зачем сразу поднимать тревогу? – удивилась самая красивая. – Ведь нам прежде всего следует изучить их поведение. А для этого вначале нужно установить, где они сейчас находятся.

Она ушла, и пока две другие женщины вполголоса спорили между собой, вернее, даже не спорили, а упрекали друг друга и ушедшую^ Виктор проснулся. Он посмотрел на сидящих, осмотрел все восемь углов комнаты и вздохнул. Обе женщины покосились на него, а Виктор сел на кровати и вежливо поздоровался.

– Скажи, – строго спросила вторая женщина, – сколько ты выпил молока?

– Два стакана.

– Почему два? Ты отобрал второй стакан у младшего?

– Ничего я не отбирал… – удивился Виктор: оказывается, и на чужой планете имеются взрослые, которые, ничего не зная, все сразу понимают.

– Но почему же ты выпил два стакана, если у каждого было только по одному стакану? Значит, ты заставил кого-то отдать тебе молоко? Почему?

– Да никого я не заставлял! – теперь уже обиделся Виктор. – Просто Андрей не любит молоко, вот он мне и отдал.

– А что же любит Андрей? – ехидно улыбаясь, приставала женщина.

– Андрей любит яблоки. И я поэтому ему отдал яблоко.

– Значит, вы поменялись продуктами?

– Н-ну… выходит.

– А ты любишь яблоки?

– Люблю…

– Тогда мне непонятно, почему ты отдал любимые тобой яблоки за то, что у тебя уже есть? А может быть, ты любишь молоко больше, чем яблоки?

Она говорила так непререкаемо-требовательно, так строго смотрели ее темные глаза, а блестящее, но покрытое странными крапинками лицо – как будто на хромированном бампере автомобиля выступили первые признаки коррозии – казалось таким неприступным, что Виктора оставила серьезность, и он загрустил.

Ну как ей объяснишь, что он любит все, кроме вареного лука, а Андрей сам не знает, что он любит сегодня и что будет любить завтра. Но если ему сегодня хочется яблок, так почему не уступить товарищу? Пусть ему будет приятно. И зачем все это нужно этой тетке с крапинками на лице?

Виктор, конечно, не знал, что крапинки эти всего лишь обыкновенные местные веснушки.

Но в это время вошла самая красивая женщина с маленьким плоским телевизором в руках. Она поставила его на стол и сказала:

– Вот полюбуйтесь и успокойтесь. Вполне нормальные дети, которые уже нашли себе товарищей и подруг.

На небольшом, но четком цветном экране Виктор увидел и разнофигурные, разноцветные поля и сады, и странное, оранжеватое небо и, главное, лятуев. Два из них мирно паслись у края большого поля. Потом появился домик и, наконец, комната, в которой не то колдовали над приборами, не то спорили Андрей и Крайс.

Потом показались Валя и Пепа. Они подскакали к полю, Пепа лихо, как цирковой наездник, соскочила с лятуя и помогла сойти Вале. Та смешно поболтала ногами и с трудом спрыгнула на землю. Вдвоем они пошли к мальчикам в дом, а потом все вышли из него.

– Это ничего не значит, – сказала самая строгая женщина. – Важно другое. Мы провели тут кое-какие исследования и установили, что наши гости, к сожалению, не всегда могут мыслить вполне логично. Например, этот мальчик не мог нам объяснить, почему он отдал своему товарищу яблоко, которое он и сам любит, в обмен на молоко, которое он тоже любит.

– Что же он должен объяснить? – удивилась самая красивая. – И что он должен был сделать? Отобрать молоко и не дать яблока? Или уж сразу отобрать и яблоко, и молоко?

– Ну этого я не говорю… – уклончиво повела плечами веснушчатая.

Молчавшая до сих пор женщина махнула рукой и сказала:

– А-а… Все это ерунда. Отдал потому, что второму сегодня захотелось яблок. Вот и все. Д не отдал бы – второй наверняка бы ныл. Верно? – обратилась она к Виктору.

– Может быть, он бы и не ныл, но… Он у нас вообще такой… – Виктор повертел пальцами, – легкий…

И все почему-то поняли его и рассмеялись. Самая красивая спросила:

– Ну ты как? Поедешь к товарищам или займемся чем-либо иным?

Виктор все время косился на телевизор и следил, чем заняты на странном поле ребята. А они там о чем-то поспорили, потом посмеялись, потом пошли в домик. И ему очень захотелось к ним… Очень.

Но женщина вкрадчиво сказала:

– Что ты скажешь, если мы, пока они там возятся на поле, слетаем к экватору и ты как следует познакомишься с Мёмбой? А потом расскажешь обо всем товарищам.

Что ж… Она говорила дело… Если Виктор сейчас присоединится к товарищам, то они наверняка уже знают нечто такое, чего Виктор и не предполагал, и ему останется только слушать. А если он и сам узнает кое-что новое, то при встрече им будет о чем рассказать друг другу. Они станут вровень.

Но тут Виктор слегка смутился: получалось, что он хочет узнать новое только для того, чтобы оказаться не хуже других. Он как бы заранее собирался соперничать с друзьями. Плохо это или хорошо, он не знал, а потому перевел дыхание и подумал, что, когда они вернутся на Землю, важно привезти как можно больше знаний и наблюдений. И вот, если они будут все время вместе, то знаний и наблюдений будет в три раза меньше, чем если бы они действовали каждый в одиночку.

Кажется, эта мысль была верной… Но она тоже не слишком понравилась Виктору. Не очень-то приятно разлучаться с друзьями даже ради знаний. И все-таки он кивнул. Уж очень ему хотелось полетать над неизвестной планетой.

 

Глава десятая

Оказывается, не всё наоборот

Трава на поле или на лугу – Андрей еще не знал, как называется по-мёмбски этот участок земли, на который они прискакали, – была высокой, почти в рост ребят, и очень густой. Стебли росли плотно друг к другу и кончались розовато-синеватой метелочкой с соцветиями, а вся трава отдавала в голубизну. Над полем вились тучи насекомых, похожих на земных шмелей – такие же мохнатые и большие. Только у мёмбских шмелей на головке, кроме хоботка, рос еще и рог. Они ловко продирались этим рогом среди соцветий, стряхивая ими цветочную пыльцу или раздвигая чашечки цветов, а уж потом запускали туда хоботок.

– Любишь мед? – спросил Андрей.

– Конечно! – засмеялся Крайс. – Только его много не разъешься: начинаешь потеть.

– Это точно! – обрадовался Андрей. Все-таки и на Мёмбе многое походило на земное. – Особенно живот потеет.

Оба рассмеялись, и Андрей попросил:

– Ну а теперь рассказывай, что тут нужно делать и как.

Крайс вынес из дома приборчики и сказал:

– Вот этой палкой мы сейчас определим влагонасыщенность почвы. Делается это просто. Втыкай палку в землю и следи за шкалой. Если синий столбик (а вся шкала была похожа на обыкновенный термометр, только на нем было два столбика – красный и синий) поднимается выше черты – значит, влаги достаточно. Если ниже – значит, нужно поливать.

– Сколько поливать?

– А вот видишь, тут на палке написаны формулы. Подставляй цифры – результаты измерений – и решай, сколько нужно поливать. Правда, для этого следует еще знать температуру почвы. Но ее тебе сразу покажет красный столбик. И еще нужно узнать, какая температура воздуха будет ночью и завтра днем. Об этом справишься по тёлевиду. Пойдем.

– А это еще что за штука? Крайс пожал плечами:

– Ну, это вроде телевизора… Только телевизор – развлекательный, а телевид – служебный. И – учебный. Набираешь номер программы, включаешь и… Но ты еще узнаешь, как с ним обращаться, когда я начну зубрить геометрию. Сейчас важно другое. Ты наконец понял, как нужно ухаживать за полем?

– Да я-то понял… почти… Но я не понимаю, зачем тут нужен человек? Ведь все можно поручить автоматам. Пусть они определяют, пусть включают и выключают.

– На некоторых полях у нас так и сделано. А вот на таких, небольших или засеянных капризными культурами, автоматика не подходит: слишком она сложна и делать ее очень долго. Быстрее и надежнее работать человеку. У нас, понимаешь ты, прежде чем применить автоматику, обязательно прикидывают, а удобно ли? А стоит ли? Вот это поле – корм для лятуев. Нужно успеть снять три его урожая. А на следующий год здесь будет хлеб для людей. Снять нужно уже два урожая.

Для выращивания корма важен каждый час, а для хлеба – и день потерять не страшно. Значит, хлеб будет обслуживаться автоматикой.

– Послушай, но ведь хлеб-то осыпется… Если перестоит хоть день.

– Не-а, – беспечно ответил Крайс. – У нас такие сорта выведены, не осыпающиеся, хоть месяц будут стоять… Ну вот… А после хлеба на этом же поле посадят овощи. И вот тогда тут будут работать, наверное, человек десять ребят – нужно ведь ухаживать за каждым растеньицем, следить и понимать, как оно развивается и чего ему не хватает. Тут уж совсем автоматики не будет. Понимаешь?

– Кое-как… – признался Андрей и погрустнел: он окончательно убедился, что все его знания и догадки, такие точные на Земле, на этой планете не срабатывают. Здесь живут веселые, но умные люди. С ними думать и думать нужно.

Вот так Андрей оказался на Мёмбе в положении эксплуатируемого ребенка. Он определял влажность, мучительно вспоминая школьные уроки, рассчитывал по формулам, а то и просто с помощью алгебры, как нужно поливать голубовато-зеленое поле, какие микроэлементы – марганец, германий, серу, железо, чуть ли н< половину менделеевской таблицы элементов —, нужно растворить в воде перед поливом, а какие распылить. Все оказалось совсем не так просто. И, попыхтев как следует, Андрей показал свои расчеты Крайсу. Тот бегло посмотрел на них, кое-какие пересчитал и внес поправки.

– А в общем ничего… Разбираешься. Теперь пошли в домик и узнаем расчетную погоду, а уж потом начнем поливать и распылять.

Они вошли в домик. На его стенах – небольшие пульты с приборами. И под ними – машины: насос, распылитель. Рядом – два экрана, один большой, телевизионный, другой поменьше – телевид. Возле них – что-то вроде телефона.

Крайс набрал нужный номер, и маленький экран осветился. На нем появилась карта, перечеркнутая линиями изобар, почти таких же, какие возникают и на экранах земных телевизоров, когда передают прогноз погоды. Крайс записал нужные цифры и решил:

– Все в порядке. Существенных изменений не предвидится. Пойдем к пульту и начнем полив.

Он опять нажимал на кнопки и щелкал тум-блерочками. Насосы загудели, и за окнами домика зажурчала вода. Над полем встали веселые радуги. Совсем такие же, как и на Земле, – семицветные.

– А теперь ты мне не мешай. Займусь треугольниками.

Крайс опять пощелкал кнопками, и телевид откликнулся приятным голосом:

– Урок по требованию. Треугольники. Общие положения…

 

Глава одиннадцатая

Все пошло кувырком

К сожалению, позаниматься Крайсу не пришлось – к домику прискакали девочки. Все пошло кувырком. Пепа сейчас же затараторила с такой быстротой, что автоматический переводчик стал попискивать: он не рассчитывался на такую стремительность.

Разговаривая, вернее, болтая, Пепа все время смотрела на Андрея. И в этом не было ничего удивительного: она в первый раз видела мальчика с другой планеты и даже из иной солнечной системы. Но чем дольше она смотрела, тем надежней убеждалась, что инопланетянин почти такой же, как и мёмбяне. Только кожа у него не серебряная, а смуглая от загара. И глаза у Андрея были совсем такие же, как и у некоторых других, знакомых Пепе, мальчишек – серые, с несколькими коричневыми точками на радужке. И это показалось Пепе таким интересным и удивительным – подумать только! Мальчишка с другой планеты, а почти такой же, как и мёмбянские мальчишки! Пепа почувствовала некоторую неловкость: уж очень она пристально рассматривала Андрея. Поэтому щеки у Пепы стали золотиться, что, как известно, означало на Мём-бе, что человек краснеет. Она стала говорить медленней, сбивчивей и золотилась все сильней и сильней.

Андрей, конечно, заметил, что его пристально рассматривает мёмбянская девчонка. Он поначалу тоже слегка покраснел и хотел было Украдкой осмотреться: может, она увидела на нем что-нибудь смешное, но вспомнил, что он в костюме-скафандре и, значит, ничего смешного быть не может. Только после этого он кавв следует рассмотрел Пепу.

Она оказалась… ничего себе, с золотистыми пухлыми щечками и большими голубыми глазами. Андрей на Земле читал очень много и давно заметил, что у большинства положительных книжных героинь бывают голубые глаза. А вот в жизни ему не приходилось встречаться с девчонками, у которых были бы действительно голубые глаза. Карие, желто-зеленоват то-кошачьи, серые, голубоватые, водянистые, черные и даже в крапинку глаза он видел, а чисто голубые не встречались.

А у Пены были голубые. И ни на что не похожие. Можно было бы сказать: «как небо». Но ведь небо постоянно меняет свой цвет, а на Мёмбе оно и вовсе было не голубым, а скорее оранжевым. Можно было бы сказать: «как васильки». Но Андрей никогда не видел цветов сорняка под названием «василек». Словом, Пепины глаза можно было бы сравнить со многим, но Андрей не делал этого, потому что эти глаза были просто большими и голубыми. Да еще и меняющимися. Они то сужались и темнели, почти синели, то расширялись и светлели. Попробуй сравни…

Естественно, Андрей не стал искать сравнений. Он почувствовал, что, если такие необыкновенные глаза смотрят на него с таким вниманием, он должен сказать, сделать или совершить нечто в высшей степени привлекательное и замечательное. От этого у него слегка вздрогнули коленки, голова чуть-чуть закружилась и во всем теле произошло странноватое ослабление.

Но Андрей недаром был мальчишкой с далекой планеты Земля. Он сразу, отчаянным усилием воли, поборол это ослабление и понял, что сказать что-нибудь необыкновенное на этой планете, скорее всего, он не сумеет. Это на Земле можно было поражать знаниями своих товарищей. А здесь все как-то по-иному.

Сделать нечто необыкновенное ему тоже не придется, хотя бы потому, что он еще не знал, что здесь обыкновенное, а что необыкновенное. Могло случиться и так, что то, что на Земле посчиталось бы необыкновенным, на Мёмбе оказалось бы самым заурядным и вызвало только усмешку. А быть смешным Андрей не хотел. Поэтому он, против обыкновения, промолчал, уставившись в удивительные, так никем и не описанные глаза Пепы.

Пепа конечно же заметила это внимание, потупилась и опять стала не то чтобы очень оживленной, а, скорее, деятельной. Ей, вероятно, тоже захотелось сделать что-либо необыкновенное. Но она предпочла что-нибудь сказать и потому напала на Крайса:

– Ты опять не занимался геометрией? Голос ее звучал довольно противно и в то же время так, словно она имела некоторое право командовать товарищем. Андрей наверняка бы возмутился и в ответ сказал бы нечто ехидное. Но Крайс только чуточку позолотел:

– Ну понимаешь… мы тут… А тут как раз вы… И вот…

– В конце концов, это твое личное дело! Но ты понимаешь, что сегодня в клубе… Ребята опять станут смеяться.

Андрей и Валя переглянулись: какое отношение может иметь геометрия к клубу? Но Крайс и Пепа этого не заметили. Они только! посмотрели друг другу в глаза и кое-что поняли, потому что Крайс вздохнул и пошел в домик, чтобы снова набрать номер повторной учебной программы «подобие треугольников».

А Пепа посмотрела на Андрея и вдруг поняла, что говорить ей совершенно не о чем. А когда девочке не о чем говорить, она начинает спрашивать.

Два лятуя в это время подошли друг к другу и стали играть. Один из них толкнул другого особенно сильно и при этом… нет, не заржал. И не замычал. Даже не заблеял и не захрюкал. Он издал очень странный дребезжащий звук, похожий на тот, что издает разладившийся громкоговоритель. Андрей невольно отшатнулся, Пепа засмеялась и спросила:

– Как тебе нравятся наши лятуи? Но как спросила! Глаза у нее стали совсем маленькими, хитренькими и засветились темно-синими огоньками, она улыбалась удивительной улыбкой превосходства.

Андрей даже слегка вспотел под комбинезоном-скафандром. Еще недоставало, чтобы мёмбянка подумала, что он испугался этого ишачьего крика шестиногого, горбатого лятуя. И то желание, что родилось в нем – сделать что-нибудь необыкновенное, – окрепло. Он ощутил необыкновенный прилив сил и решимости, но, естественно, не подал и виду. Наоборот. Он небрежно сообщил:

– Так себе… Бегают медленно.

– А у вас быстрее?

– У нас нет лятуев.

– А лятуев ни у кого нет! – гордо ответила Пепа. Глаза у нее посветлели и широко открылись. – И не может быть, потому что их вывели только на Мёмбе.

– Ну и что? А бегают они все равно медленно.

С Пепой что-то произошло. Она как бы подросла, стала тоненькой и отчаянной. Глаза светились пронзительно-голубым и жгучим огнем. В них мелькнуло нечто похожее на сожаление, а возможно, даже на презрение.

– Что ты можешь понимать в лятуях, если их нигде нет и сравнивать их просто не с чем?

– Ну и что? – не сдавался Андрей. – Я же здесь на нем ехал? Ехал. И медленно ехал.

– Так это ты с Крайсом ездил. А он боялся, что… растрясет тебя. Ты же с другой планеты.

Теперь не только во взгляде, но даже в ее тоне проскользнуло нечто презрительное, и стерпеть этого Андрей, конечно, не мог. Все то, что требовало в нем совершить нечто необыкновенное, окрепло и стало непреодолимым. Он не мог позволить, чтобы серебряная девчонка вообразила, что у них, землян, нет ничего получше этих шестиногих пушистых уродцев.

– Ну и что, что с другой планеты? У нас, знаешь… даже слоны есть! Не то что лятуи… Горбатики.

– Ну и что ж, что слоны? – не сдавалась Пепа. – У них, у твоих слонов, сколько ног?

– Четыре.

– А у лятуев – шесть! Значит, и бегают они… в полтора раза быстрее.

– У нас есть еще сороконожки, а они… почти ползают.

– Конечно! Сорок ног! Они же мешают друг другу! Запутаешься! А у лятуев – шесть, и все в деле. Знаешь, как они быстро бегают?! По любой местности.

– Да знаю я! – уже заражаясь Пепиным презрением, отмахнулся Андрей. И вообще глаза у Пепы не казались ему красивыми – обыкновенные светленькие глазки цвета полуденного июльского неба, ничего интересного. Да еще и задается. – Ездил! Бегать они, как нужно, не умеют. Тоже… заплетаются ногами.

– Да ты просто не ездил как следует, – протянула Пепа и скривилась так, что показалась Андрею прямо-таки уродливой. Надо же, как может изменяться человек! – Вот если бы ты хоть раз проскакал на лятуе как следует, вот тогда бы…

– Ну давай… проскачем, – не совсем уверенно, но довольно нахально предложил Андрей, в душе надеясь, что Пепа, как настоящая девчонка, откажется.

Но Пепа не отказалась. Она выгнулась вперед, как тростиночка под ветром, необыкновенные ее глаза стали совсем огромными, в пол-лица, и засветились отчаянным синим огнем.

– Давай! Давай проскачем! Садись! – закричала она, подбежала к одному из толкавшихся лятуев и легко вскочила в седло. – Давай. Ну же!

Что оставалось делать Андрею?

Он не очень уверенно взялся за луку седла и, высоко задирая ногу, попытался вдеть ее в стремя. Но стремя крутилось и отскакивало.?

– Эх ты! Да ты вскочи! Вскочи на лятуя! – кричала Пепа и крутилась в седле, как веселый и безжалостный чертенок.

Собрав все свое мужество, все силы – а вот силы почему-то оказалось маловато: она как-то растерялась, растеклась, – Андрей уцепился за седло, подпрыгнул и стал карабкаться на лятуя. Лятуй оглянулся. В сизых, отдающих в багрянец его глазах, как серпик месяца, обозначился белок, и оттого лятуевская морда стала хитрой и насмешливой. Он даже губы растянул, как будто посмеивался над Андреевыми стараниями.

– Андрей! – сказала Валя тем самым противным тоном, которым Пепа спрашивала у Крайса о геометрии. – Мне кажется, что ты чересчур увлекаешься.

Какое уж тут увлечение! Сплошной позор. Стояла бы и молчала, так нет. Обязательно выскажется в самый неподходящий момент.

Если бы Валя не окликнула его, Андрей, может быть, и вскарабкался бы на лятуя. А то он невольно расслабился и стал сползать.

– А тебе какое дело? – разозлился он. – Ну и пусть увлекаюсь!

– Но ведь ты действительно никогда не скакал на… лошадках! – возмущенно сказала Валя. – И кому нужны твои дурацкие соревнования?

Ее самые обыкновенные земные глаза сверкали болью и обидой. Но Андрей не замечал этого сверкания.

– Лошадка! – возмутился он. – Нашла лошадок! На лошадь я бы… Будь здрав!

– Андрей, – уже чуть не плача, сказала Валя, – научись вести себя хотя бы на чужой планете. Ты подумай, что о тебе подумают…

– А-а! – отмахнулся взбешенный Андрей и, собрав все силы, прыгнул на лятуя. Прыгнул удачно. Стоило еще чуть-чуть, самую малость, подтянуться, и он бы сидел в седле. Но лятуй опять насмешливо покосился на него багряным глазом и переступил всеми своими шестью ногами. Андрей стал сползать, и Пепа радостно закричала:

– Ха! Собрался скакать, а сам влезть не можешь!

Простить такой насмешки, извинить жалкого вида Андрея Валя не смогла. Она стала подталкивать Андрея снизу, и тот наконец утвердился в седле.

– Э-эй! – пронзительно закричала Пепа, ударила пятками лятуя и помчалась по полевой дороге.

Лятуй под Андреем еще раз оглянулся, убедился, что седок на месте, и потрусил следом. Пепа быстро удалялась, и Андрей стал колотить лятуя пятками. Расстояние начало сокращаться.

Пепа оглянулась, пришпорила лятуя, и тот, прокричав своим противным, непонятным голосом, перешел не то на галоп, не то на иноходь и прибавил скорости. Лятуй Андрея понял крик сотоварища по-своему. Он тоже прокричал положенное и тоже перешел не то на галоп, не то на иноходь. Где-то в его мохнатом нутре что-то заёкало и забулькало. Седло под Андреем то взлетало, то проваливалось, что само по себе было вполне естественным. Каждый, кто хоть раз скакал на лошади, подтвердил бы, что именно так и ведет себя седло под неопытным седоком.

Но вся беда состояла в том, что у лятуя было шесть ног. И если земной седок мог легко приспособиться к галопу, скачке лошади, который идет в ритме та-та, то седок на лятуе должен был приспособиться к вальсовому ритму – та-та-та.

Когда в галопе-скачке лятуй отталкивался и как бы взлетал вверх и вперед, его седло тоже, как и у лошади, взлетало вверх.

По закону скачки лятую, как и лошади, следовало бы приземлиться на передние ноги, а седлу опуститься. И седло вместе с Андреем и в самом деле шло вниз. Но тут вмешивались средние – пятая и шестая – ноги лятуя. И седло, вместо того чтобы опуститься вниз, вдруг опять взлетало вверх.

Тряска получилась такая, что внутри у Андрея тоже заёкало и забулькало. Он еще пытался держаться казаком, но из этого ничего не получилось. И Андрей сдался. Он перестал сжимать бока лятуя шенкелями, мысленно плюнул на стремена, обхватил мохнатый и мягкий горб лятуя и решил: пусть будет как будет. Удивить Пепу он не сумел.

 

Глава двенадцатая

Прорыв отариев

Женщины совещались, а Виктор не знал, куда себя деть. Собираться в поездку к мём-бинскому экватору ему не требовалось: всё его было на нем. Напоминать о себе – неприлично. Тем более, что женщины обсуждали действительно важный вопрос: как добираться к экватору – по воздуху или по земле. Каждая отстаивала свой вариант, и поэтому договориться им оказалось не так легко.

Чтобы не скучать, Виктор смотрел на включенный телевизор. Он видел, как спорили Пепа с Андреем, видел, как изменялось лицо Вали. А когда Андрей карабкался на лятуя, Виктор даже засмеялся. И этот смех привлек внимание женщин.

Они тоже заглянули в телевизор, и одна из них воскликнула:

– Только этого не хватало – устраивать скачки!

– Ну а что в этом особенного? – удивилась самая красивая. – Ведь они же ребята, а скачки на лятуе хоть и не слишком удобны, но зато безопасны.

– Ну, знаете… – попыталась возразить первая, но осеклась.

Как раз в этот момент оба лятуя понесли во весь опор. Мимо мелькали разноцветные поля, иногда проплывали синие кустарники и отдающие в розоватость деревья. Местность стала постепенно изменяться.

Стали появляться необработанные участки, среди которых виднелись глубокие, залитые водой воронки. Потом полевая дорожка обогнула не то рощицу, не то сад и устремилась к далекому лесу. Справа от нее металлически поблескивала широкая река в пологих покойных берегах, на которых ровными рядами выстроились сады: на ветвях деревьев зеленели, желтели и краснели всяческие плоды.

Скачка проходила в острой спортивной борьбе. Лятуй Андрея, закусив удила и высоко выбрасывая задние ноги, не только догнал своего соперника, но и стал его обходить. Чтобы не зацепиться седлами, Пепа, быстро взглянув на Андрея, приняла чуть вправо и дала дорогу.

Лятуй Андрея поднял морду и приоткрыл пасть – вероятно, он победно заржал – и рванулся вперед к небольшой лощинке, что неожиданно выросла среди уже бескрайних полей, засеянных какими-то низкими, но колосистыми злаками. Поле тихонько переливалось под легким ветром и походило на уже остывающую кузнечную поковку: в ней еще сохранился багряный отсвет огня, воздух над ней еще струился и всю ее перебегали синевато-багряно-фиолетовые волны.

Все было так необычно красиво, так захватывающа была скачка, что Виктор да, наверно, и женщины невольно увлеклись ею. Виктор даже не заметил, что у лятуев шесть ног. Вернее, он заметил, но в азарте скачки, в смене красок это шестиножье не показалось ему чем-нибудь невероятным.

И именно в момент наибольшего, захватывающего азарта навстречу вырвавшемуся вперед Андрею бросилось нечто синевато-багрово-фиолетовое. Словно это ожило поле и протянуло свои извивающиеся щупальца.

Собственно, поначалу Виктор увидел именно щупальца. Огромное количество все прибывающих откуда-то из недр поля, из покатой лощинки нервных, струящихся щупалец с розовыми кругляшами-присосками на тыльной стороне. Они обволакивали лятуя, опутывали его ноги, стали добираться к его морде. Лятуй вскинул ее и оскалил зубы. Наверное, он ржал из последних сил, звал на помощь.

Виктор видел, как Андрей откинулся назад от горба, попытался отбиться ногами и руками от струящихся, подбирающихся к нему щупалец. Видел и то, как Андрей, спасаясь, вскочил на седло ногами. Но в это время лятуй под ним рухнул на передние колени, и голова его скрылась под сплошным, переливающимся переплетением щупалец.

Над ними – Виктор это ясно увидел – заблестели холодные выпуклые глаза. И только теперь он понял, что на Андрея напала целая рать отвратительных, похожих на осьминогов или каракатиц стремительных чудовищ.

И когда он понял это, то уже не увидел Андрея, которого, как и лятуя, обволокли щупальца и скрыли из поля зрения.

– А-а-а! – закричал Виктор и рванулся к дверям: друг был в опасности, друга следовало спасать.

Его перехватила самая красивая женщина. Она уже стояла у стены, возле телевизионного экрана и протягивала руку к красной кнопке в стене.

– Подожди! – властно сказала она. – Там не только твой друг. Там и моя дочь.

Виктор дернулся и остановился. Он совсем забыл, что в скачках участвовало два лятуя и на одном из них скакала тоненькая серебряная девчонка. Он бросился к телевизору. Женщина нажала на красную кнопку. Сразу же выс-ветился экран на стене, и на нем показалось мужское лицо.

– Из океана через Неа прорвались отарии. Они напали на детей. И главное, на инопланетянина.

Лицо мужчины сразу стало озабоченным.

– Он в костюме? – спросил мужчина.

– Да. Но наша девочка…

– Понятно. Сейчас вылетаем. Полагаю, что с инопланетянином ничего страшного не случится. Разве только помнут. Перевожу слежение на нашу девочку.

Виктор слышал этот разговор и теперь клял себя, что сорвался с места. Нужно было смотреть. Нужно было держать себя в руках, может быть, он понял бы что-нибудь, может, придумал бы, как помочь неизвестной девочке.

Только потом он узнал, как все произошло. Когда отарии напали на Андрея, лятуй под Пе-пой взвился на задние ноги, развернулся – хорошо, что Пепа пропускала Андрея, и поэтому скорость лятуя замедлилась – и, заржав, бросился назад. Он подскочил к деревьям сада, остановился у самого высокого и встал как вкопанный, беспрерывно издавая такие неприятные для Андрея крики. Пепа вскарабкалась на дерево и полезла к вершине. Лятуй, беспрерывно подавая сигналы бедствия, бросился назад, к месту схватки. Вот в это-то время Виктор снова подбежал к телевизору.

На том месте, где копошащаяся куча мала отариев погребла лятуя, виднелись лишь холодные бездумные глаза. К куче со стороны реки подползали или даже подлетали все новые и новые чудовища. Они теснили друг друга, продвигая свои щупальца меж синевато-багрово-фиолетовой шевелящейся массы.

Теперь Виктор рассмотрел отариев как следует. Они оказались удивительно симметричными. Плоское, мягкое тело с волнистыми складками-крыльями. Покатая, как шляпка у гриба поганки, спина, на которой бугорками высились четыре глаза. Восемь щупалец.

Когда отарии выбирался из воды, он делал несколько шагов… впрочем, даже не шагов, а как бы переползаний, на щупальцах, потом подбирал их под себя и прыгал, расправляя боковые складки. Они превращались в крылья, и несколько метров отарий летел, планировал, потом судорожно, волнообразно дергал этими складками и пролетал еще некоторое расстояние. Приземляясь, он повторял движения и снова переползал, прыгал и летел.

Все новые и новые отарий появлялись из воды и устремлялись к месту свалки. Большинство из них бросалось в беспрерывно растущую кучу малу над лятуем, но некоторые прыгали на кучу, которая покрыла Андрея.

Андрей явно не сдавался. В беспорядочном переплетении щупалец мелькали его руки и ноги. Иногда появлялась голова, и казалось, что он вот-вот вырвется, вывернется из этой отвратительной кучи. Но отарий снова валили его на землю и перекатывали, стараясь найти хоть одно уязвимое место. Однако костюм-скафандр надежно защищал Андрея от розовых присосок-блюдечек на щупальцах. И когда Виктор понял это, он как-то сразу успокоился и даже обрадовался. А чтобы поделиться своей нечаянной радостью, обернулся к самой красивой женщине.

Она стояла, прижав стиснутые руки к груди, и неотрывно смотрела в телевизор. Лицо у нее было светло-светло-серебряным, словно полированным, а глаза – страдающие. Виктор подвинулся к ней и, чтобы успокоить ее хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь помочь или хотя бы отвлечь, мягко погладил ее по руке. Она быстро оглянулась, обняла Виктора и прижала его к себе совсем так, как это делала когда-то мама.

Но то была мама… И хоть Виктор и понимал, что серебряная женщина просто ищет в нем поддержки, ему все-таки было неудобно, но что делать, он не знал. И он стал смотреть в телевизор.

Отарий всё вываливались из реки и многие из них стали искать новой добычи. А поскольку лятуй все кричал, все звал кого-то на помощь, то они начали было окружать его, а потом увидели на дереве Пепу. Вероятно, увидел ее какой-нибудь один отарий, но он какими-то непонятными способами сейчас же передал сигнал другим.

Отарий стали медленно, словно примериваясь, окружать дерево. Женщина прижала Виктора.

Пепа попыталась подняться, но ветки оказались тонкими и опасно качались. Пепа только поджала ногу…

Один из отариев сжался и прыгнул на дерево, зацепился за ствол и начал быстро-быстро перебирать щупальцами, разыскивая лазейку между ветвями. Но по-видимому, ствол показался ему слишком колючим, потому что, как только он обвивал щупальцем какую-нибудь ветку, он почти сейчас же отдергивал его. Трудно сказать, нашел бы отарий подходящее место для захвата, но только лятуй тоже увидел эти опасные для Пепы движения, подскочил и ударил передними ногами отария. Тот медленно сполз с дерева и, корчась, пополз в сторону. К лятую подползло и подлетело сразу несколько отариев. Один из них изловчился и обвил щупальцами задние ноги лятуя. Горбатик дрыгнул ногами, и отарий полетел далеко в сторону. Лятуй немедленно встал уже на дыбы и с силой упал передними ногами на следующего отария.

Они подползали и подлетали, а лятуй, раскачиваясь на средних ногах, бил их то передними, то задними. Когда отариев собралось слишком много и кое-кто стал присасываться к средним ногам лятуя, он отскочил в сторону и стал с налета бить тех, кто поближе.

Однако все, кто сидел за телевизором, понимали, что долго так продолжаться не может – отарии все прибывали. Вдруг, как игрок во время передачи хоккейного матча, в кадр телевизора влетел еще один лятуй. Яростно оскалив зубы, он бросился на отария и стал его топтать.

Пепа все стояла на ветке, поджав ногу, как озябшая птица. А в кадр телевизора вбежал еще один лятуй, за ним сразу два. Они прыгали, топтали отариев, лягались и ржали, ржали…

– Ох, молодцы! – наконец сказала женщина и отпустила Виктора. – Какие они молодцы!

Разбитые отарии корчились, извивались, но им на смену прибывали всё новые и новые, лоснящиеся от непросохшей воды. И вдруг Виктор явственно увидел, как один из отариев, корчившийся так, словно ему вот-вот придет конец, стал разделяться надвое. Его шляпка треснула и стала разрываться, как раз там, куда угодил своими копытами лятуй. Когда обе половинки разделились, они самостоятельч но поползли к реке, помогая щупальцами и одним крылом. Они ползли медленно, отвра тительно извиваясь и корчась.

– О, твари! – воскликнула женщина с веснушками. – Вот гадость.

И почти сейчас же стали разделяться два других отария, но уже не вдоль, а поперек.

А четвертый разделился наискосок. И у каждой половинки оставалось два жестоких, холодных, хоть и несколько замутненных глаза, и по четыре щупальца.

Откуда-то сзади раздался спокойный мужской голос:

– Оэта, у вашего подъезда машина. Вы поедете к Неа?

– Да! Да-да! Конечно! – словно очнулась красивая женщина, и Виктор узнал, что ее зовут или ее фамилия – Оэта.

Оэта рванулась к двери, а Виктор бросился за ней.

– Возьмите меня с собой! – закричал он. – Ведь там еще и Валя!

Оэта на секунду остановилась и, видимо, увидела в глазах Виктора нечто такое, что ей очень понравилось. Она кивнула и сказала:

– Правильно! В беде нельзя оставлять товарищей, а тем более подруг. Побежали.

Но тут вскочили две другие женщины и заголосили:

– Он никуда не поедет!

– Вы не имеете права рисковать ребенком! Виктор на ходу ответил:

– Я же в костюме! Мне ничего не будет! Вместе с Оэтой они выскочили на лужайку, прямо к похожей на микроавтобус на гусеничном ходу длинной машине. Прозрачная дверь открылась, и Виктора подхватили заботливые руки. Кто-то спросил:

– Оэта, вы без скафандра? Это опасно…

– Ничего! Надеюсь, что вы не допустите положения, в котором он бы мне понадобился.

И она тоже вскочила в машину. Виктор осмотрелся. Вдоль стен сидели молодые широкоплечие мужчины. За спинами у них были рюкзаки или ранцы, в руках палки с белыми концами и металлическими блестящими деталями. Они были очень похожи на земные флейты, а сами мужчины – на парашютистов-пожарников, которых сбрасывают с самолета в глубину горящей тайги.

Машина тонко завибрировала и помчалась. Виктор узнавал те поля и те деревья, которые видел по телевизору, когда следил за скачкой и за удивительным боем.

У садового домика машина притормозила. Из дверей выскочил Крайс и спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Да! – ответили ему из кабины. – По Неа прорвались отарии. Девочка-инопланетянка у тебя?

– Здесь. В домике.

– На всякий случай запритесь и включите ионную защиту. Ты знаешь, как это делается?

– Конечно. Мы тренировались в клубе.

– Ну, держись мужчиной. А мы – вперед. И машина снова понеслась к месту сражения с отариями. Мужчины натягивали шлемы скафандров и проверяли, как прилегают к шее маленькие катушечки лорингофонов. Они готовились к бою.

Виктор ждал, что они сейчас врежутся в стаи отариев и начнут их давить и утюжить, но вместо этого машина обогнула уже целое стадо рассвирепевших, беспрерывно атакующих своих врагов, лятуев и затормозила только на берегу реки. Мужчины один за другим с разгона бросались в реку и скрывались под водой. Виктор тоже хотел было выскочить, но Оэта придержала его:

– У нас другая задача. Не спеши. Машина стала медленно разворачиваться. Виктор увидел, как над словно металлической поверхностью воды вздувались и опадали огромные пузыри, будто кто-то вскипятил речную воду.

– Сейчас они очистят реку и погонят отариев до океана. А мы пока займемся уже вылезшими.

Машина помчалась прямо к той куче мале, что еще копошилась над сраженным лятуем. Водитель на мгновение включил фары, и несколько ослепительно алых лучей врезались в копошащиеся тела, прошлись по ним и словно подняли отариев в воздух. Они подскакивали на всех восьми щупальцах, расправляли крылья, пытались улететь, отскочить. Как будто это им удавалось. Одни, те, что были вверху, отскакивали метров на десять. Но те, что были внизу, уже наелись до отвала и поэтому не могли подпрыгивать. Они только перекатывались, как колобки.

Постепенно стал вырисовываться дочиста обглоданный скелет лятуя. Он не удивил Виктора. Он ужаснул его, потому что он представил, что же осталось от Андрея. Виктор закричал:

– Скорее! К Андрею!

– Успеется, – буркнул водитель машины и снова включил лезвия алых лучей.

Теперь машина стояла на месте, и водитель рычагом направлял излучающий алый свет фонарь то на одного, то на другого отария. Как только чудовище попадало под луч, оно корчилось, извивалось, а водитель, поворачивая фонарь, исчерчивал его лучом вдоль и поперек.

И уж когда чудовище испускало дух, луч перескакивал на следующее.

Виктор смотрел то на чудовище, то на водителя. У того все сильней и сильней оттопыривалась нижняя губа, а глаза сужались, становились пронзительными и… жалкими. Наконец он не выдержал и обратился к Оэте:

– Не могу… Противно.

Оэта молча приняла из его рук рычаг управления лучом. Она не так ловко и не так быстро, как водитель, но, пожалуй, точней, чем он, стала расправляться с отариями. Их становилось все меньше. Пополнение из реки перестало прибывать. Люди в скафандрах делали свое дело.

Виктор не понимал только одного: как можно так спокойно вести себя в то время, когда в опасности находятся люди. Больше того – близкие люди. Ведь за спиной Оэты спасается на дереве ее родная дочь! А мать даже не оглядывается и борется с общей опасностью!

Пусть у нее упрямо и скорбно сжаты губы, пусть она кажется уже не серебряной, а просто бледной, и в уголках ее покрасневших глаз то навертываются, то пропадают слезы. Конечно, она волнуется, конечно, она переживает, но ведь вот – дерется с отариями, прежде всего заботится об общем благе, об общей безопасности, а потом уж о… Впрочем, почему «потом уж»? Вместе с тем она дерется и за безопасность своей дочери.

Ведь если разобраться спокойно, Пепе пока что ничто непосредственно не угрожало. Она сидела на дереве, нападавших на нее отариев отогнали и искромсали копытами подоспевшие лятуи. Наконец, люди в скафандрах тоже дедали свое дело под водой. Они били врага в воде, не давая ему выползти. Так что можно было и держаться.

И все-таки… Все-таки это здорово. Как смелы и организованны эти серебряные люди, как они умеют подчинить самих себя, свои чувства общему делу. Тому самому, которое в равной степени важно для всех.

Все это очень нравилось Виктору. Не нравилось только то, что Оэта не спешила на помощь Андрею. Погребенный под грудой копошащихся и перекатывающихся чудищ, он, вероятно, десять раз уже мысленно умер. И пусть серебряные люди такие сознательные и выдержанные. Но ведь должны же они понять, что подобное Андрей переживает впервые. Он же наверняка испугался. И хотя, как уверяют все, ему ничего страшного не грозит, его защитит от страшных щупалец костюм-скафандр – страх-то все равно дело не слишком радостное.

И Виктор уже хотел было сказать об этом Оэте, но она сама поняла, что не дело так долго испытывать мужество инопланетянина, и обратилась к водителю:

– Боюсь, что парнишке приходится туго. Нужно начинать разгонять и этих гадов. Только осторожно… Чтобы не задеть комбинезона.

Водитель словно нехотя оттолкнулся от спинки сиденья и включил еще один фонарь. Его свет оказался уже не пронзительно-алым, а желтым, ядовитым. Водитель осторожно подвел рычагом этот луч к самому крайнему из атакующих Андрея отариев и быстро полоснул его по глазам. Чудовище подпрыгнуло и отскочило в сторону. Если бы у него было не четыре глаза, то можно было бы сказать, что оно озирается, стараясь понять, откуда пришелся такой удар. Но отарий только вращал выпуклыми глазами и растерянно шевелил щупальцами.

Оэта быстро перенесла алый луч и перечеркнула им крест-накрест бурую спину ота-рия. Тот скорчился, перевернулся и затих. Так повторялось несколько раз, пока из-под шевелящейся груды не показался яркий костюм Андрея.

Потом между щупалец просунулась его нога. Она поерзала по земле, нашла точку для упора и явственно напряглась. Водитель провел желтым лучом по спинам двух верхних отари-ев. Они, конечно, подпрыгнули и отскочили, а другие не успели занять их место. И, видимо, Андрей сразу уловил ослабление давления. Он рванулся и встал на колени. Отарий опять навалились на него: известно, что на лежачего нападать легче всего.

Андрей уже поднялся. Пусть на колени, но поднялся, и поэтому выдержал натиск. Он выпростал руки и стал бороться со щупальцами, стараясь уловить момент, когда можно будет рвануться еще раз и встать наконец на ноги.

Голодные отарий, вероятно, поняли, что они могут упустить, как им казалось, верную добычу, и засуетились. А в суете какая уж драка? Они переплетались, переползали друг через друга, соскальзывали и даже боролись друг с другом, потому что щупальца одних попадали' на щупальца других и наверняка жалили их.

Этой неразберихой умненько пользовался водитель. Как только какой-нибудь слишком настырный гад. оказывался на плечах и голове Андрея, его тут же «ласкал» ядовитый желтый луч. Отарий отпрыгивал и дергался в шоке. А уж потом его настигал алый луч, и он затихал…

В один из таких моментов Андрей все-таки успел встать на одно колено. И тут случилось непредвиденное. Огибая машину, прямо на Андрея помчались сразу три лятуя. Их яростные, с оскаленными крупными зубами морды, развевающиеся хвосты и вставшие торчком горбы делали их страшными. Виктор закрыл глаза – вот уж эти чудища наверняка разорвут Андрея.

Но чудища повели себя как настоящие бойцы. Два из них зубами ухватили за противоположные щупальца крайнего отария и оттянули назад, растягивая одновременно и в стороны так, что остальные шесть щупалец просто не могли дотянуться до лятуевых морд – им не хватало самую малость, чуть-чуть.

Оттащив свою добычу в сторону, они опустили ее под ноги третьему лятую, и тот стал топтать ее копытами. Два других добавили. Потом вся тройка взялась за следующего отария, и Андрей встал наконец на ноги и вступил в настоящую борьбу со щупальцами остальных.

Он был похож на укротителя или на того героя древности – Лаокоона, который боролся со змеями. Но Лаокоон и его сыновья не смогли победить страшных змей, потому что они были одни. А Андрея поддерживали другие.

Но в это время в дверцу машины кто-то забарабанил. Водитель не глядя нащупал запор и приоткрыл дверь. В нее, свешиваясь со своего оседланного лятуя, заглянула Пепа и закричала:

– Мама! Мамочка! Ты не беспокойся. Всё в порядке!

Она развернула лятуя и помчалась прямо к Андрею, который боролся с последними, тремя-четырьмя…

Лятуй заплясал перед ними, но три других стали хватать зубами за щупальца врагов, и не столько Пепа, сколько сам лятуй уловил тот единственный момент, когда Андрей почти освободился от щупалец. Пепа протянула ему руку, и Андрей схватился за нее. Пепа покачнулась и на какое-то мгновение показалось, что она вот-вот упадет на отариев. Но она удержалась в седле и помогла Андрею вскарабкаться на лятуя. Теперь – вероятно, потому, что он уже приобрел некоторый опыт, а может, просто от страха – Андрей проделал это очень быстро. Лятуй взбрыкнул – щупальца стали обвиваться вокруг его ног – и заржал. Три других лятуя копытами отбили товарища и продолжили свою схватку с ота-риями. Пепа и Андрей поскакали прочь. Оэта закрыла лицо руками и разрыдалась.

– Противная девчонка! До чего же противная! – Рыдания душили ее, но она произнесла сквозь слезы: —А все-таки молодец.

Виктор подумал, что на Мёмбе есть справедливые взрослые.

 

Глава тринадцатая

После боя

От сердца, как говорится, отлегло, и Виктор впервые за этот стремительный час вздохнул посвободней и, хотя ему очень хотелось встретиться со своими и с новыми товарищами и проверить, как они перенесли передрягу, он все-таки прежде всего осмотрелся. Оказывается, прибыло еще несколько машин, оснащенных губительными для отариев лучами, и другие машины, которые деловито занялись тем, что осталось на поле боя. Они аккуратно подбирали распластанные или истоптанные тела отариев и складывали в свои кузова.

– Зачем это? – спросил Андрей у водителя, который сидел поближе. Его нижняя губа встала на место и уже не оттопыривалась.

– Белок! Животный белок. Переработают на корм. – Он подумал и почесал за ухом: – Да и кожа у отариев вполне приличная.

– Послушайте, а откуда они тут… появились?

– Из океана.

– И… много их там?

– Когда как.

Оэта перестала всхлипывать и сердито – должно быть, оттого, что злилась на слабость, – вмешалась в разговор:

– Отарии живут в океане, но они находятся на том уровне биологического развития, когда почти уже созрели для выхода на сушу. Вот они и прорываются на материк. – Она запнулась и решила: – Что ж. Придется рассказывать все. После того как наши первые поселенцы прилетели со своей планеты сюда, на Мёмбу, мы освоили только ее южную, нижнюю, часть. Здесь более подходящий климат. Кое-что соорудили на экваторе. А северную часть еще не осваивали. И вот там еще живут и те животные, из которых мы вывели лятуев, и отарии. Потомки тех, что выползли из океана и освоились на суше. Они и ползают, и летают, и нападают на других животных – словом, они самые страшные хищники нашей планеты. На южной половине мы их уничтожили. Но они плодятся в океане, и когда… Впрочем, мы еще не знаем, по каким причинам, но иногда они страшно плодятся и тогда стремятся огромными массами выползти на сушу. Чтобы этого не случилось, мы загородили устья рек, создали укрепления вдоль всего океанского побережья. Но иногда отарии находят лазейки и пытаются прорваться. Вообще они страшные создания, эти отарии. Помучились мы с ними очень много и сейчас; еще далеко не все знаем о них.

– А… почему? – задал Виктор довольно глупый вопрос. Но ему хотелось узнать о мёмбинских чудовищах как можно больше.

– Живыми они не даются, в неволе не размножаются, а близко к себе не подпускают. Мы точно знаем одно: если отария разрубить пополам или даже на четыре части, лишь бы на этой части остался хоть один глаз, каждая частичка поболеет, поболеет и вырастет в настоящего отария со всеми четырьмя глазами. Кроме глаз и щупалец, всех остальных органов у них… по одному. Почему так происходит, мы только догадываемся. И еще – мы толком не знаем, чем же они все-таки питаются. Иногда они, хищники, едят только теплокровных животных, иногда рыб, а иногда лишь растения. Становятся вегетарианцами.

– Но если они приносят больше вреда, чем…

– В том-то и беда, что и это еще не установлено точно. В глубинах наших океанов есть более страшные хищники, чем отарии. Но именно отариев они и боятся. Вот как все хитро устроено: совсем изведи отариев – Другие размножатся… – Оэта задумалась, потом улыбнулась. – А вот лятуи нас не удивляют. У них осталась в памяти клеток ненависть к отариям, и это спасает их и помогает нам… Однако где же все-таки Пепа?

И они поехали искать Пепу и Андрея. Сделать это оказалось не так уж трудно. Они сидели в домике. Вернее, все сидели, только Андрей стоял посредине комнаты и, размахивая руками, рассказывал о том, что и как с ними произошло. Собственно, он уже давно все рассказал, а теперь только повторял некоторые детали, потому что Пепа то и дело вставляла свои подробности.

Когда Оэта и Виктор вошли в домик, Андрей бросился им навстречу так, словно это они подвергались нападению отариев.

– Ты где был? Как ты сюда попал? – радостно кричал он Виктору и весело размахивал руками. – А у нас тут знаешь что было?! – И он опять стал пересказывать все события, а его то и дело поправляла и дополняла Пепа. Оба они в эти минуты были страшно похожи друг на друга, и именно это, по-видимому, не понравилось Оэте. Она довольно строго сказала:

– Мы все видели, Андрей. Виктор ведь был рядом с тобой. – Она не стала наблюдать за изменениями Андреева лица, а обернулась к Пепе: – Послушай, дочка, мне понравилось, как ты себя вела во время нападения, но сейчас… В конце концов, ведь это ты устроила скачки, хотя и знаешь, что для лятуев, особенно молодых, это не слишком здорово.

И вдруг сразу стало понятно, что все, что произошло – все беды и волнения, опасности и страхи, – все это лишь последствия обыкновенной шалости. Не будь ее – ничего бы и не произошло. Это показалось очень странным, но в то же время справедливым. Виктор невольно переглянулся с Валей и Крайсом, которые все время сидели скромненько в уголочке и время от времени переглядывались. Валя уловила этот взгляд, неопределенно пожала, вернее, передернула плечиками и ужасно противным, взрослым голосом произнесла:

– Вы извините Андрея. Он и у нас на Земле… С ним и там такое бывало. Как говорит наша классная руководительница, его заносит.

Похоже, что она в чем-то мстила Андрею, а потому, как она предательски скромненько потупилась, можно было подумать, что она, может быть, даже безмолвно ссорится с ним. Крайс промолчал, он только «позолотился» и стал смотреть в окно.

Виктор подумал, что она права. Очень жаль, но права. Ведь Андрею, в сущности, ничто не угрожало. Его надежно прикрывал костюм, его передаточные антенны исправно излучали нужную информацию с помощью его личного передатчика, и о том, что он попал в беду, жители Мёмбы узнали бы очень быстро. И Пепу тоже не дали бы в обиду не только люди, но и лятуи. Ведь они сбежались со всей округи. Значит, никакого особенного героизма ребята не проявили. Просто они расплатились страхами и волнениями за свое легкомысленное поведение. Хуже того, они доставили волнения взрослым. Так что…

И ребята, видимо, поняли это. Андрей вздохнул и отправился в самый дальний уголок, а Пепа, посмотрев на него, метнула недобрый взгляд в сторону матери и прикусила нижнюю губу. Они казались не то что жалкими, а просто несправедливо обиженными. Это Виктор не столько понял, сколько почувствовал. И он не пожалел их, нет. Просто он не любил несправедливости и поэтому, прежде чем обдумать все на свете, сказал:

– А его извинять не за что.

– Ты так думаешь? – с интересом спросила Оэта и повернулась к Виктору.

– Да. Все-таки они попали в такую переделку, что…

– Какая же это переделка? – опять передернула плечами Валя. – Всем же было известно, что с Андреем ничего страшного не произойдет, потому что он в костюме.

– Ну и что?

– А то, что, когда Крайс хотел было бежать им на помощь, мы решили, что делать этого не стоит.

Крайс вдруг съежился и даже засветился от позолоты, выступившей не только на его щеках, но даже на шее.

– Ты права, Валя, – сказал Виктор. – Но Андрей-то этого не знал.

– Чего он не знал? – спросила Валя.

– А того, что ему не страшны отарии.

– Ну и что?

– А то, что, даже не зная, он поступил, как настоящий парень. Он боролся с ними до последнего.

– Ну и много ли он наборолся? – усмехнулась Валя.

– Сколько бы ни наборолся, а – боролся. Кстати, Андрей, – спросил Виктор, – что бы ты сделал, если бы сразу вырвался от отариев?

– Не знаю… Вначале я ничего не понял. Потом очень испугался, а потом усек, что они меня сквозь костюм не… укусят. И тогда… тогда я подумал, что Пепа… без костюма. Вот я и…

Он вдруг сбился и растерянно посмотрел на товарищей. Во взгляде светился какой-то новый Андрей – совсем не такой, каким он был на Земле и первое время на Мёмбе. Он как будто вступал в новую жизнь и спрашивал у товарищей: так ли он поступал? Правильно ли он думал?

Виктор понял его и, успев все обдумать по-новому (впрочем, все мысли пришли к нему как бы сами по себе, а не в результате специального, мудрого обдумывания), собрался сказать какие-то очень важные слова. Но он взглянул на Пепу. Ее прекрасные голубые глаза светились так ясно и радостно, она. с таким восхищением смотрела на Андрея, что Виктор даже несколько смутился.

Этот взгляд заметил и Андрей и забеспокоился. Он попытался почесать в затылке, но, пошарив по гладкому шлему, так и не добрался до нужного места. Поэтому он и вовсе растерялся:

– Ну конечно… А как же иначе… Ведь: Пепа, когда прискакала спасать меня, она же тоже не думала, что… вот так… Она же считала…

Тут он окончательно сбился, хотел было вытереть нос, но опять наткнулся на шлем и беспомощно опустил руки.

И тут все почувствовали, что хотя все произошло из-за шалости, из-за геройства друг пер ред другом, но над этим нельзя смеяться. Потому что это было самое хорошее, что есть в человеке, и именно это хорошее заставило Андрея думать о Пепе и стремиться ей помочь, а Пепе – броситься на помощь Андрею. И не так уж важно, настоящие ли опасности грозили ребятам. Важно, что сами ребята смогли думать прежде всего не о себе, что новые чувства оказались сильней и опасностей, и собственной жизни… А такие чувства надо уважать.

Никто ничего не сказал. Все просто это поняли. Крайс исподлобья, с каким-то особым, острым и радостным интересом вглядывался в притихшую Валю, которая, гордо вскинув голову, ни на кого не смотрела. И вероятно, правильно делала, потому что Виктор да и все другие наверняка понимали, что она была не права.

Но как это часто бывает в жизни, и на Земле и на Мёмбе, взрослые женщины, даже учительницы иногда совершенно неправильно берут сторону явно неправой девочки. Так поступила и Оэта. Улыбаясь какой-то странной, блуждающей и чуть торжествующей улыбкой, она медленно подошла к Вале, положила ей руку на плечо и заглянула в глаза.

Оэта ничего не сказала. Она только взглянула Вале в глаза. И та вдруг потупилась, стала щипать складку костюма, потом разглаживать ее и вдруг пролепетала:.

– Я же не могла отпустить Крайса… Он же без костюма.

Крайс после этих слов обалдело улыбнулся, а Пепа и Андрей радостно переглянулись. Оба вскочили, стали теребить Валю с такими идиотскими улыбками, словно именно она была их спасительницей или самой-самой задушевной подругой, которой удалось совершить для всех нечто очень приятное или героическое.

Всего этого Виктор совершенно не понимал. Он еще не знал, что в жизни может быть так, когда все совершенно неправильное и даже, кажется, вредное и есть самое-самое лучшее. И он не мог знать всего этого, потому что в своей жизни ему еще никто никогда не нравился, хотя он всегда дружил с Валей. Даже в детском саду.

Оэта, все с той же странной улыбкой, смотрела на ребят и вдруг сказала:

– Ладно. Кажется, все кончилось хорошо. Надо ехать обедать, а потом подумаем, что мы будем делать дальше.

 

Глава четырнадцатая

Большое кольцо

Пока ребята объясняли Виктору, как на Мёмбе выращивают корм для лятуев и как ухаживают за полями, пока они учили его вскакивать и соскакивать с лятуя, Оэта разговаривала по телевиду с какими-то серьезными мужчинами и женщинами. Когда окончились, по-видимому, очень сложные переговоры, она вышла к ребятам и сообщила:

– Обедать будем все вместе, у нас. Но перед обедом нам разрешено сделать прогулку над Мёмбой. Сейчас прилетит вездеход.

Пепа и Крайс очень обрадовались прогулке, а трое землян только переглянулись – они понятия не имели, что может им принести эта прогулка. Интересно, конечно, полетать над чужой планетой, но… но не случится ли нападение еще каких-нибудь отариев?

Не успели они посомневаться, как над домиком появился довольно странный летательный аппарат. Прилетел как-то бесшумно, завис над площадкой, а потом стал медленно втягивать в себя крылья. И когда крылья почти исчезли, он аккуратненько сел на свои мягкие резиновые гусеницы у самого домика. Открылись двери, как в каком-нибудь такси, и Оэта пригласила:

– Садитесь. Только быстрее – у нас не так уж много времени.

Землянам уступили место у окон, и машина взлетела. Водитель включил обдуватель, в салоне стало прохладней. Внизу поплыли поля, сады, потом стали появляться пустыри. Они походили на огромные воронки. Некоторые из этих воронок были заполнены водой. Вода отражала небо и потому казалась слегка оранжевой, как разбавленный абрикосовый сок. Потом пошли леса, а на пустырях появилось все больше мелких воронок и борозд.

– Вот это и есть следы встречи нашей Мём-бы с метеорным потоком… – Оэта показала на воронки и борозды. – Осколки метеоритов перепахали всю Мёмбу и сильно сократили ряды ее обитателей. А мы постепенно заравниваем следы этой напасти и возвращаем нашу планету к хорошей жизни.

Там, внизу, паслись лятуи и еще какие-то четвероногие животные.

– А это дальние родственники лятуев. Они очень похожи на них, но имеют всего четыре ноги.

Обдув в салоне набирал силу, небо становилось все оранжевей, а земля под крыльями все безжизненней – исчезли леса, воронки и борозды чернели, как обугленные. Из-под крыла вездехода вынырнула прямая, широкая, ярко-синяя лента.

Валя спросила:

– Это канал?

– Нет, – сказал водитель, – одна из космических дорог.

– Чего-чего? – переспросил Андрей, но в это время Виктор крикнул:

– А это… что? Река?

К машине приближалась вторая полоса, изогнутая желобом, широченная, должно быть в несколько километров в ширину – ее противоположный край терялся в красноватой дымке, сама она была голубоватая, слегка ребристая, как море под легким ветром. И как раз в это время чей-то властный голос предупредил:

– Внимание всех у экватора и седьмой дороги. Внимание всех у экватора и седьмой дороги! Внеочередная посадка! Внеочередная посадка!

Водитель передвинул рычажки тумблеров, и вездеход завис. Пропал легкий свист встречного ветра, слышались только урчания и перестуки мотора. Оэта озабоченно спросила:

– Что бы это могло значить?

– Может быть, отарии? – неуверенно предположил водитель.

– Не думаю… Ради такой мелочи Планета не пошлет специальный корабль. Что-то другое… – Она как-то по-новому, внимательно оглядела ребят и словно вспомнила о вопросе Виктора. – Это, Виктор, не река. Это главная космическая взлетно-посадочная полоса. На нее садятся космические корабли, прилетающие с той Планеты, с которой прибыли наши предки. С нее уходят на Планету наши космические корабли. Как видишь, от нее идет дорога. Перед нами – седьмая. А всего их двадцать пять. Корабль садится на полосу, разворачивается и по дороге следует туда, куда ему нужно.

– Вон! – вмешался водитель. – Идет на посадку!..

К полосе из-за оранжево-синеватого горизонта приближался огромный корабль. Он мягко поблескивал на солнце – розовато-зеленый, тупоносый и какой-то очень добрый, домашний.

В его корме пульсировало голубое пламя. Оно стало изгибаться книзу, и корабль заметно снизил скорость. Теперь он хорошо был виден пассажирам вездехода. Земляне смотрели на него с особенным интересом. Они надеялись увидеть нечто необычайное, а увидели самый обыкновенный космический корабль, точно такой, какой они видели и на рисунках и в макетах. Он был длинным, круглым, толстым и, кажется, даже неуклюжим. Вот поэтому он и показался издалека домашним. Сзади у него торчали суживающиеся двигатели и несколько рулей.

Над самой посадочной полосой он выбросил боковые крылья, а из брюха у него, как из тяжелого самолета, медленно, словно нехотя, выползли ряды маленьких колесиков. Он плюхнулся на посадочную полосу, покачался, убрал крылья и медленно поплелся к седьмой дороге. В кабине раздался голос диктора:

«Внимание! Только что прибыла специальная комиссия с Планеты. В ее состав входят… – Диктор стал перечислять какие-то очень странные, певучие имена, и чем больше он их перечислял, тем чаще и чаще Оэта, а потом и водитель посматривали на землян. – Главной задачей комиссии является знакомство с известными вам нашими гостями и изыскание мер их своевременного возвращения».

Конечно, никто из ребят толком не понял, что именно говорил диктор, а кто и понял, тот не придал его словам никакого значения. Потому что, как только диктор стал перечислять совершенно незнакомые имена и фамилии, все ребята смотрели только на корабль, который, словно отфыркиваясь, катился по голубой полосе, а потом стал разворачиваться, чтобы выйти на дорогу. Это было совсем неподалеку от вездехода, и только сейчас ребята поняли, что космический корабль и в самом деле – корабль. Таким огромным он выглядел вблизи. И он уже не казался добродушным и домашним. Он казался просто могучим.

Оэта долго смотрела на ребят и, когда корабль свернул на дорогу, подала знак водителю. Тот щелкнул тумблерочками, и вездеход медленно полетел к дороге. Он почтительно приблизился к кораблю, облетел его, словно приветствуя, и двинулся к посадочной полосе. Оэта хлопнула в ладоши:

– А теперь послушайте. Под вами не только взлетно-посадочная космическая полоса. Это еще и главное энергетическое кольцо планеты Мёмба. Да-да! Вся полоса покрыта особыми кремниево-титановыми кристалликами. Они как бы впитывают в себя свет от нашего солнца и тепло от самой Мёмбы. Впитывают и перерабатывают их в электрический ток.

Один вид энергии преобразуют в другой. Электрическое кольцо по экватору охватывает всю Мёмбу. Ведь круглые сутки какой-нибудь участок всегда освещает солнце, а тепло и без солнца – тепло. Поэтому наше энергетическое кольцо работает всегда, и с одной и той же отдачей. Добываемую из ничего энергию мы используем для своих нужд, а ее избыток отправляем на нашу главную Планету. Для этого в космосе, между нами и Планетой, установлены огромные зеркала. На них – в разное время на разные – падает поток энергии с Мёмбы. Зеркала отражают этот поток в нужном направлении, и энергия попадает на Планету. И наоборот. Когда нам на Мёмбе требуется энергии больше, чем ее дает энергетическое кольцо, Планета перебрасывает нам часть своей энергии. Единая космическая энергетическая система.

– Мам, – вмешалась Пена, – а с Планеты к нам энергия идет, только когда стартуют грузовые корабли?

– В основном да. Но иногда, например при подземных работах, нам тоже не хватает энергии… Кстати, ребята, вам никому не показалось странным, что мы так быстро прилетели к экватору?

Земляне переглянулись. На Земле им как-то еще не приходилось летать из своего города на земной экватор. Как люди достаточно образованные и начитанные, они, конечно, понимали, что экватор расположен посередине как Земли, так и Мёмбы и, значит, где-то довольно далеко. Может быть, даже очень далеко. Но сколько до него нужно лететь, они не знали. То ли в школе не проходили, то ли самим им пока не требовались такие знания. И Оэта поняла их и улыбнулась:

– Понятно. Сказали экватор – вы и успокоились. И правильно. Ведь вы не знали, далеко ли от экватора стоит то место, из которого вы вылетели.

– Вообще мы даже вашего… глобуса не видели, – сказал Андрей.

– Или хотя бы карты, – подхватил Виктор.

– Что ж вы, мёмбяне, – строго спросила Оэта у Пепы и Крайса, – даже не познакомили гостей со своей родной планетой? Некогда было?

– Мам, мы же не думали, что так получится. Вот пойдем в клуб, тогда…

– Ладно. Договорились. Но в клубе, боюсь, не на все хватит времени. Так что кое-что я скажу сейчас. Наша Мёмба довольно странная планета. Она раз в десять меньше и нашей старой Планеты, и вашей Земли. Но у нее необыкновенно тяжелая сердцевина. Наши ученые еще не до конца разгадали ее загадку, но полагают, что некогда, в какой-то космической катастрофе, ее сердцевина образовалась только из атомных ядер. А уж потом на них налипли и обыкновенные, не ободранные в катастрофе атомы. Вот почему…

– Простите, – вежливо перебила Валя, – у нас еще не все проходили… насчет атомов.

– Ах, вот что! Ну, это просто… Атом состоит из плотного ядра, вокруг которого вращаются электроны. А между электронами и ядром огромные, по понятиям микромира конечно, расстояния. Если все частицы, что вращаются вокруг ядра, удалить, сорвать, то ядра атомов соединятся в чрезвычайно тяжелый элемент.

Вот почему, хоть Мёмба и мала, сила ее притяжения, сила ее гравитации почти такая же, как и у нас на старой Планете и как у вас на Земле.

– А вы откуда это знаете? – спросил Андрей.

– Это же очень просто! – засмеялась Оэта. – Раз вам на Мёмбе ходится так же, как и нам, значит, у вас на Земле такая же сила притяжения, сила гравитации, как и у нас. А если бы она была больше, вы бы не ходили, а ползали и страдали бы от перегрузок. Если бы она была меньше, вы бы у нас прыгали, как молодые лятуи.

– Как земляне на Луне, – сказал Виктор.

– А что это такое – Луна? – сразу посерьезнела Оэта.

Виктор рассказал о Луне и о том, как на ней побывали и люди, и автоматические аппараты. Оэта сказала:

– Все понятно. У нас, вернее, у нашей Планеты, тоже есть спутник. Даже два. И они тоже бесплодны, и мы решили их не осваивать. Мёмба же дает все необходимое. Очень хорошая планета. Ну, да вы еще познакомитесь поподробней с нею. – Она что-то вспомнила и не очень уверенно добавила: – Надеюсь…

 

Глава пятнадцатая

Обед по-мёмбянски

Обедали в семье Оэты. Все было как обычно: стол, стулья, салат из всяких пахнущих морем штук, салат из каких-то кисло-сладко-солено-вкусных овоще? первое, второе… И все как-то необычно.

Когда они вошли, как им показалось, в самый обыкновенный дом – двухэтажный с двумя верандами по бокам и широкими зашторенными окнами, – с самого обыкновенного дивана поднялся мужчина, отложил в сторону не то журнал, не то книгу и сказал:

– Здравствуйте.

И все ему ответили: «Здравствуйте», а Пепа, подскочив, еще и чмокнула его в щеку. Следовательно, этот мужчина был самым обыкновенным папой Пепы. Оэта посмотрела на мужа, и тот, кивнув, сообщил:

– Всё на плите.

Следовательно, на Мёмбе было далеко не все обыкновенно. Обед готовил папа. И именно он ждал маму. На Земле, как известно, чаще всего бывает наоборот. И тут все стали садиться за стол. Тоже самый обыкновенный – на четырех ножках, под веселенькой скатертью. И стулья довольно обыкновенные…

Хотя… На вид-то они были обыкновенные, а вот когда на них садились, стулья вели себя как-то странно – они автоматически и совершенно незаметно изменялись. Одни становились чуть ниже, и головы всех сидящих за столом как бы уравнялись, и поэтому все сразу показались как бы одного возраста. Создалось впечатление равенства. Потом стулья немножко изменили свою форму. Спинка Пепиного стула несколько изогнулась и придержала тоненькую Пепу за плечи. А вот стул под ее отцом, наоборот, немного раздался вширь.

Пока длились эти превращения, Пепин папа поколдовал над костюмами землян, и в их скафандрах, вернее, в шлемах образовались отверстия. Значит, можно было есть.

Оэта нажала кнопку под столом, и рядом с ней в стене открылась дверца. Из нее выглянули салаты на подносе. Она расставила их перед каждым обедающим и тут же раздала вилки. А когда морские салаты были съедены (впрочем, салаты съели не все. Валя только поковырялась в тарелке, Андрей съел наполовину, а Виктор подчистил салат полностью: он вообще любил море и все морское), Оэта собрала тарелки и вилки на поднос и отправила их за дверцу в стене.

И тут появились те самые кисло-сладко-со-лено-вкусные овощные салаты, которые очень понравились и Андрею, и Виктору, и всем остальным, опять-таки кроме Вали. Она поковыряла вилкой пахучую разноцветную снедь и отставила тарелку вместе с новой вилкой. И опять этому никто не удивился: не хочет есть человек – пусть не ест. Не было этих противных разговоров: «Ах, да вы попробуйте! Ах, вы нас обижаете!»

Какая уж тут обида? Не хочется – вот и все.

Но поскольку Крайс, поглядывая на Валю, несколько задержался над своей тарелкой, а Виктор справился с салатом быстро, он и присмотрелся к тарелкам. Они оказались легкими – легче, чем алюминиевые или пластмассовые, и очень тоненькими. И вилки были такими же. Но цвет у них оказался совсем не такой, какой был у тарелок с морским салатом, – розоватый с прожилками.

И вилки и тарелки отправились в окошечко в стене.

Виктор, как и все земляне, искоса и потому вполне прилично поглядывал на это окошечко, ожидая, когда из него появится еще что-нибудь. Но из окошка ничего не появлялось. Оэта выразительно посмотрела на Пепу, и та выскочила из-за стола. Оэта обратилась к Крайсу:

– Крайс, по старой памяти…

Она не успела закончить фразу, потому что Андрей каким-то новым, появившимся на Мёмбе чутьем понял, что она хотела сказать, и сейчас же попросил:

– Разрешите, я ей помогу.

Оэта переглянулась с мужем и кивнула:

– Разумеется…

И Андрей выбежал вслед за Пепой. Валя едва заметно вздохнула и оглянулась на Край-са, который смотрел на нее во все глаза. И тогда Валя снисходительно улыбнулась: дескать, что возьмешь с такого легкомысленного человека, как Андрей.

Однако Виктор всего этого не замечал. Он думал. Дома у него тоже были свои обязанности: ходить за хлебом и молоком в магазин, управляться с пылесосом. Но ни он, ни отец на кухню не допускались. Там владела всем и царствовала мама. Точнее, и отец, и Виктор иногда допускались на кухню как обязательные, но не слишком желанные гости. Там они все вместе ужинали, а обедали и завтракали тоже на кухне, но порознь. И каждый раз выяснялось, что и папа, и Виктор сделали на кухне нечто такое, что не нравится маме. То посуду сложили не туда, куда нужно, то не вытерли за собой стол, то вытерли, но не той тряпкой или неправильно. Бывало и так, что они разогревали то, что нужно было съесть холодным, и ели холодным то, что требовалось разогреть.

А вот в семье Оэты все шло по-другому. Отец что-то там сготовил на кухне, а Пепа должна принести все это, а потом, вероятно, помыть посуду… Впрочем, посуду, может быть, моет Оэта?..

Прикидывая, как все-таки устроен быт в этой семье, Виктор думал, что, когда все в семье делают нечто такое, что нужно всем, это, пожалуй, интересней. А то сидишь и ждешь, когда тебе подадут, когда от тебя уберут… А тебе только и остается, как похвалить то, что ты съел или… Впрочем, «или» здесь не бывает. Ты должен похвалить. Если не похвалишь, мама обидится и начнет ворчать: «Готовишь-готовишь, стараешься-стараешься, а они еще и нос воротят!»

А ведь никто не воротит. Просто иногда что-то там не нравится. Вот и все. А обижать маму не стоит.

И тут появилась Пепа. Вернее, в начале появился столик на колесиках, за ним – Пепа, а уж за Пепой – Андрей. Пепа расставила перед каждым очень красивые, расписные тарелки, совсем как на Земле, и разложила ложки, а Андрей, поднатужившись, поставил перед Оэтой, но посреди стола какой-то сосуд. «Супница», – вспомнил его название Виктор» И Оэта стала разливать суп.

Пепа и Андрей расставили стаканы и кувшины с красной и синей жидкостью. И все ели суп, пили красную солоновато-сладко-кислую воду и кисловато-перечно-ванильную синюю воду. И хотя все было совершенно необычно, но вкусно.

Крайсу не хватило супа, и он сам долил себе в тарелку. Потом Пепа и Андрей собрали посуду, погрузили на столик и отвезли на кухню. А оттуда привезли жаркое и новые напитки:

цвета недозревшего лимона, неопределенно-остренький на вкус, и темно-бордовый, очень похожий на наш томатный сок. И снова каждый ел и пил ровно столько, сколько он хотел.

Когда обед окончился. Валя первая поднялась и попросила:

– Можно и я пойду помогу мыть посуду? Оэта рассмеялась:

– Она уже помыта. Впрочем… впрочем. Вам все-таки нужно показать нашу кухню. Может быть, у вас не все так, как у нас.

И все отправились на экскурсию в кухню. Она ничем не отличалась от тех, к которым привыкли ребята. Те же шкафчики, чистенький стол, мойка, плита – не то газовая, на то электрическая. Ну, правда, кое-какие приборы… А так все обычно. А посуды и в самом деле нигде не было видно.

– Пепа, объясни, как у нас все это делается!

– А что тут объяснять? – удивилась Пепа. – Все всем ясно. Андрей, например, всё понял.

– А другие не поняли.

– Ну ладно. Вот на столе – видите? – лист испещренный номерами и надписями. Здесь вся написано.

Виктор добросовестно, как в музее, наклонился над листом на кухонном столе и… ничего не понял. Ведь он не знал мёмбянскоги языка. Разговаривать и понимать мёмбянам помогал автомат-переводчик. Впрочем, мёмбяне понимали землян точно так же.

Но ни цифр, ни букв мёмбянского алфавита Виктор не знал, не успел узнать.

Вероятно, он не сознался бы в этом. Пепа была так уверена, что все и всем понятно, что обижать ее не хотелось. Вернее, было бы как-то… неудобно. Но все спутала Валя.

– Прости меня, Пепочка, – произнесла она приторным голосом, – но лично я ничего не понимаю в этих… закорючках.

Пепа с удивлением, а Крайс с уважением взглянули на нее. Крайс уже открыл рот, чтобы немедленно начать обучение Вали, но девчонки, по-видимому, прекрасно поняли друг друга, потому что переглянулись, покосились на смущенного Виктора и беспечного Андрея и рассмеялись так, словно они были закадычными подругами.

– Ах да! – воскликнула Пепа. – Я же совсем забыла, что вы не знаете нашего языка и нашего алфавита! Но впрочем, все это чепуха. Можно обойтись и без алфавита. Важна суть. А суть такая. На этом листе напечатано наименование шестисот сорока семи продуктов и готовых стандартных блюд: салатов, супов, жарких, компотов и всякого такого. И вот, представляете, вам нужно приготовить обед, а стандартные блюда вам надоели. Вы придумали свое, шестьсот сорок восьмое. Тогда вы нажимаете вот на эту кнопку. – Пепа нажала на кнопку, и из стены выдвинулся диск, очень похожий на обыкновенный телефонный диск. – И начинаете набирать… Ну, во-первых, вы набираете номер своего дома и квартиры, потом час и минуты, в которые вы собираетесь готовить ваш обед. А уж потом номера нужных вам продуктов. Набрали и нажали на кнопку.

Ровно в тот час и в ту минуту, когда вам потребуется набор продуктов, они вынырнут вот из этой дверцы – тут сработает пневдо-ставка.

– Понятно, – решил Андрей. – На главной фабрике-кухне дежурная примет заказ, подберет нужные продукты и перешлет вам.

– Ну… примерно так. Только не дежурная, а специальная машина. Дежурная может ошибиться, может задержаться, а машина всегда будет точна. Ну, вот вы и готовите свое шестьсот сорок восьмое блюдо вполне самостоятельно. Ведь, как у нас говорят, приготовление пищи, кулинария – самое увлекательное, самое вкусное, хотя и самое недолговечное искусство. А какой же человек равнодушен к искусству?

– Есть и такие… – усмехнулась Оэта.

– Мама намекает на меня. Я и в самом деле не очень люблю готовить. Да и зачем, если есть почти пятьсот уже готовых блюд. Набираешь их номера – и пожалуйста: хоть обед, хоть ужин, хоть праздничный стол на дому. Ставишь все на плиту, и все будет готово в нужную минуту. Просто и удобно!

Виктор все-таки вспомнил мысли во время обеда и поэтому спросил:

– А как быть с грязной посудой?

– Списочные блюда присылаются прямо с посудой. Когда мы их съедим, то отправляем остатки с посудой на наш городской пункт питания. Посуду там/переплавляют на новую, а остатки продуктов идут на комбикорм для животных. А вот когда ты готовишь свое, особое блюдо, так посуда тоже своя, домашняя. А моется она, наверное, как и у вас на Земле – в обыкновенной моечной машине. Все очень просто. – Пепа едва заметно вздохнула. – Впрочем, для нас с мамой это не всегда просто. Мы слишком заняты, и поэтому все делает папа. Он очень любит придумывать новые кушанья и особенно пирожные. Он же химик. Вот и проверяет на нас и гостях все, что он выдумывает.

И скромный, незаметный папа мягко улыбнулся, незаметно щелкнул каким-то тумбле-рочком, и из печки на стол выдвинулся поднос с печеньем, пирожными и чашечками с темным, похожим на шоколад напитком.

Конечно, все было очень вкусно, но не очень обычно. И кажется, впервые Валя ничего не оставляла на тарелке, а ела в полную силу. Они переглядывались и пересмеивались с Пепой.

– Андрюша, – ангельским голоском вдруг пропела Валя, – поскольку ты все понял на этой кухне, пожалуйста, набери номерочек и попроси, чтобы мне прислали… знаешь, той, зеленой… воды.

Андрей ринулся было к столику, но вдруг остановился. Кажется, впервые за все последние годы своей жизни он стал краснеть не от мороза или жары, а просто так…

Валя опять переглянулась с Пепой, обе улыбнулись, и Валя обратилась к Крайсу:

– Ты знаешь, здесь все-таки жарко. И она первая вышла из кухни. За ней пошел тихий и скромный Крайс. Они как-то забыли поблагодарить хозяев за угощение. По-видимому, у них объявились какие-то свои, очень важные дела. Поэтому за десерт благодарил Виктор.

 

Глава шестнадцатая

Школа или клуб?

Вскоре ребята уехали в свою странную многоугольную комнату – им предстояло отдохнуть. Но хотя все и устали, им не лежалось. Они, конечно, уже привыкли к своим спасительным костюмам, но лежать в них все-таки было не совсем удобно. Но снимать костюмы они еще не могли: кто ж его знает, как поведут себя всякие микробы или вирусы. Они могут так навалиться на непривычных к этим напастям землян, что от них останутся рожки да ножки. Хуже, чем после нападения отариев.

Они ворочались, ворчали про себя, но ничего поделать не могли. И никто не знал и даже не предполагал, что в эти самые минуты решаются их судьбы, что ученые уже изучили все их анализы и, в сущности, отменили обязательное ношение спасательных костюмов по вечерам и в помещении. Днем костюмы должны по-прежнему оберегать их от палящия лучей мёмбянского солнца. А самым главным ради чего ученые прилетели на Мёмбу, была отправка ребят на Землю. Вот над этим и ломали многомудрые головы молодые и старый ученые, прилетевшие на Мёмбу тем самым кораблем, посадку которого на энергетическое кольцо видели земляне.

Но ничего этого они не знали и потому ждали совсем другого. Всем хотелось поскорее попасть в клуб. Ведь на какой бы ты планете ни очутился, хочется не только испытать приключения, хорошо поесть и отдохнуть, но еще я развлечься. А для этого, как известно, прежде всего существует клуб.

Вот почему, когда к ним зашли Оэта, Крайс и Пепа, земляне сразу же вскочили на ноги, и вскоре все шестеро пошагали к центру городка, к двухэтажному приземистому зданию, со всех сторон окруженному садами и полями, на которых работало немало ребят разного возраста.

Когда они переступили порог клуба, то невольно запнулись: все вокруг странным образом напоминало привычную школьную обстановку. В огромном вестибюле, между кадками с цветами и деревьями, шныряли малыши – пожалуй, даже поменьше, чем первоклашки в земной школе. Они визжали, сталкивались и разлетались в разные стороны. Конечно, парами и тройками гуляли девочки постарше, а их сверстники-мальчишки гонялись друг за другом или боролись. Ребят постарше почти не было видно, а взрослых и не предвиделось…

Вдоль стен вестибюля стояли похожие на автоматы для продажи газет ящики, над которыми, на стенах, висели уже привычные экраны. Время от времени к этим ящикам подбегали ребята и, в одиночку и группочками, нажимали на кнопки, и тогда вспыхивали экраны то с буквами на них, то с чертежами, то с целыми картинами. Ребята работали кнопками и тумблерочками, ящики поощрительно гудели, на экранах менялись и буквы, и цифры…

Кто-то с кем-то спорил, кто-то над кем-то посмеивался, но все были азартны и веселы.

Оэта покосилась на землян и остановилась возле одного из ящиков.

– Это проверочные автоматы по разным отраслям знаний – математике, родному языку, географии и так далее. На них всегда можно проверить собственные знания…

– Мама, проверять свои не всегда интересно, – вмешалась Пепа. – Гораздо интересней поймать на какой-нибудь ерунде другого.

– Я в этом не уверена, – ответила Оэта, – но… пусть будет по-твоему. Кроме того, на этих автоматах можно решить задачу, доказать теорему и многое другое.

Она рассказывала еще немало технических подробностей, но Виктору больше всего понравилось замечание Пены. В самом деле, в школе иногда бывает так, что гораздо интересней доказать своему соседу или приятелю, что он не знает материала, чем, выучив этот же самый материал самому, зарабатывать на ответе пятерку или четверку. Есть в этом что-то… такое… не совсем понятное, но в общем-то интересное. Как бы спортивное. Ведь всегда приятно выйти победителем, хоть на спортивной площадке, хоть в счетном споре с соседом.

Пока он раздумывал над этим, они минули вестибюль и пошли коридором – длинным, чинным, ну точь-в-точь таким, каким был коридор в той самой школе, в которой учились земляне. Только дверей в нем было гораздо больше и они довольно часто открывались.

За дверями виднелись небольшие комнаты с партами или столами, шкафы с приборами, какие-то таблицы и картины и конечно же привычные классные доски – матово-черные и солидные. А по бокам – экраны.

В этих комнатах, за этими столами или партами сидел самый разнообразный народ: то малыши, то средние по возрасту ребята, а то и почти взрослые парни и девушки. И в каждой группочке был кто-нибудь постарше.

– Так это же самые обыкновенные классы! – воскликнул Андрей и обернулся к Крайсу: – А ты говорил, что у вас не учатся.

– Н-ну… я говорил не совсем так. Учатся, конечно…

Крайсу было не по себе. Он стал часто оглядываться по сторонам, словно опасаясь какой-то нерадостной встречи.

Оэта внимательно посмотрела на ребят и едва заметно усмехнулась:

– Видишь ли, Андрей, ты прав в одном. Мы идем по бывшей школе. Но теперь она у нас как клуб. Другое дело – чем в этом клубе занимаются… Вот поэтому-то мы и идем не спеша, поэтому, наверное, так волнуется Крайс.

– Обыкновенное явление, – передернула плечами Пена, – Крайс, как всегда, наобещал своим малышам и ничего не подготовил. Ведь так, Крайс?

– Нет, почему же ничего… Кое-что я подготовил… – Он вдруг разозлился: – И потом, когда бы я, интересно, готовил? То, понимаешь, в поле, то опять-таки эта отариевая война… Вот времени и не хватило.

– Раньше нужно было думать. А то ты вечно все делаешь в последнюю минуту.

– А знаешь, Крайс, – сказала Оэта, – я бы начала с того, что вместе с Пепой рассказала бы малышам, как проходило сражение. По-моему, это и есть самое интересное. А все остальные занятия ты проведешь завтра.

Виктор только покосился на Крайса, а Андрей, конечно, не выдержал:

– Так ты что, сам проводишь занятия?

– А как же иначе? – пожал плечами Крайс. – Я ж тебе говорил, что у нас так: ребята работают, а взрослые учатся. Вот и мы – каждый обязательно еще и учитель.

– И сколько ж у тебя учеников? – почти с уважением спросила Валя.

– Четверо… сейчас. А иногда даже двое. Как когда… смотря по каким предметам.

Андрей кое-что начинал понимать и потому спросил:

– Значит, тебе сегодняшняя геометрия нужна была для того, чтобы позаниматься со своими ребятами?

– Не-а… Геометрия для меня нужна. У меня и у Пены знаешь какой старший товарищ! И геометрию, и математику, да и физику сплошь знает. С ним очень интересно.

– Выходит, и у тебя есть учитель? – слегка разочарованно спросил Андрей.

– Подождите, ребята, – остановила их Оэта. – Я попробую объяснить землянам главное. Как вы думаете, зачем нужны знания?

– Н-ну-у… это… – начал было Андрей, но примолк.

Вступил Виктор:

– Чтобы жить.

Оэта внимательно и уважительно посмотрела на него:

– Правильно! Знания нужны для того, чтобы жить. Без знаний просто не проживешь. Ведь даже сев за накрытый стол, ты без знаний можешь остаться голодным – не будешь знать, что можно и нужно есть, а чего нельзя. Это только так кажется, что можно прожить без знаний. А на самом деле знания везде, всегда и во всем. И чем их больше, тем интересней жизнь. Но у знаний есть одна печальная особенность: если они становятся ненужными, они забываются. Что делаете вы, когда что-нибудь забываете?

– Как что? Повторяем! Выучиваем! – сказала Валя.

– А это очень интересно – повторять и выучивать?

– Не знаю… Пожалуй… не очень…

– Ну вот! У нас на Планете это поняли. Поэтому старшие ребята всегда занимаются и играют с младшими. И конечно, старшие чему-то учат младших. А когда учат, то невольно повторяют забывающиеся знания. И всем от этого хорошо. И тем, кого учат, и тем, кто учит. Знания закрепляются. Вот и Крайс и Пепа работают с малышами, а с ними работают старшие ребята. И так у нас все.

Кое-что начинало проясняться. Такая школа землян очень заинтересовала и постепенно увлекла. Ведь пока они шли, кругом бурлила и кипела жизнь. Кто-то пробегал, откуда-то слышался смех, кто-то стоял у экрана и решал задачу, а где-то рядом о чем-то спорили.

У одной из дверей Крайс остановился и с мольбой посмотрел на Оэту. Та кивнула и улыбнулась:

– Не бойся. Попроси Пепу рассказать, что сегодня произошло. Только все по порядку и все честно. А ты поможешь Пепе. А потом… Потом вы сами поймете, что нужно делать. Не трусь.

Крайс нерешительно кивнул и стал медленно приоткрывать дверь. Оказалось, что комнатка была битком набита ребятами. Все закричали и завопили:

– Давай, Крайс!

– Пела, рассказывай!

– Что там случилось?!

– Какие земляне?

Оэта повела ребят дальше:

– Не нужно им мешать. Видите, сколько у них сегодня слушателей! Они будут очень заняты.

Потом земляне шли по странной школе-клубу и смотрели, как ребята работают в мастерских и даже на кухне – разделывают продукты и приготовляют полуфабрикаты. Валя сейчас же отметила:

– Это, наверное, отсюда продукты и поступают на склады, а уж со складов по квартирам?

– Совершенно верно. Ведь ребята должны научиться всему, что должен уметь делать взрослый человек.

– Да… – вздохнул Виктор. – Выходит, нужно не только знать, но и уметь.

– Вот именно! – кивнула Оэта. – Знать и уметь! В этом и есть настоящее счастье.

Школа-клуб жила своей жизнью. В спортивных залах и на открытых площадках шли сражения, в музыкальных комнатах играли и пели. Взрослые – учителя или воспитатели – как-то не попадались, хотя иногда и мелькали в окружении ребят. Здесь жила и действовала своя, ребячья республика, со своими законами и со своими обычаями, которые все больше и больше нравились землянам.

Уже на обратном пути они зашли за Край-сом и Пепой. Дверь в их комнату была приоткрыта, но в комнате царила мертвая тишина. Пепа сразу увидела мать и вышла в коридор.

– Знаешь, ма, мы решили написать сочинение. Тема такая: «Как бы поступил я, очутись на месте…» – Пепа покраснела и быстро прошептала: – Нет, ма, я, честное слово, не хвалилась. Я просто дополняла Крайса. Так вот:

«Как бы поступил я на месте Крайса, или Андрея, или… меня…» Мам! – взмолилась Пепа. – Я знаю, что я тут неправильно сказала. Нужно было точнее. Но это же такое… Представляешь – ребята пишут сочинения и думают, как они поступили бы на моем месте. Оэта погладила дочку по голове и сказала:

– Хорошо. Хорошо придумали. Об этом сочинении будут долго и интересно говорить и обсуждать его.

К Оэте подбежал шустрый мальчик в яркой, даже, можно сказать, пронзительной рубашке и сказал:

– Из океана передали, что к вам едут гости.

– Спасибо, – ответила Оэта и задумалась. Потом она усмехнулась и предложила землянам: – Знаете, в клубе мы еще побудем, а вот познакомиться с нашими гостями вам будет очень интересно.

– Крнты приезжают? – спросила Пепа.

– Скорее всего.

– Мама, тогда я с вами.

– Нет, Пепа. Ты и Крайс останетесь – вас ждут. И грши уедут не сразу… Раз уж выбрались…

 

Глава семнадцатая

Столкновение во вселенной

На пороге школы-клуба все невольно остановились. Со всех концов необъятной равнины, окружавшей поселок, не торопясь шествовали в одиночку, а больше группами усталые лятуи. Они останавливались неподалеку от доилен и нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

– На дойку собираются, – сразу определил Андрей. – Значит, в школе будет перерыв…

– Нет, перерыва не будет, – покачала головой Оэта. – Переменки каждая группа делает, когда она хочет. Просто на дойку придут дежурные ребята, кому доверена эта работа. А с ними, может быть, и младшие, те, с которыми они работают.

Андрей переглянулся с Виктором, и оба вдруг почувствовали, что им тоже хочется повозиться с такими замечательными животными, как лятуи. Но к сожалению, они были только гостями в этом несколько странноватом мире. А гостям далеко не всегда предоставляется такое почетное право – поработать в свое удовольствие!

И они пошли к дому Оэты. Валя спросила:

– А почему бы нам не воспользоваться машиной? У вас же они не личные или, как у нас говорят, частные. Они же у вас принадлежат всем.

– Разумеется, можно! Если вам хочется. Но я подумала, что в такой вечер приятно пройтись…

Конечно, каждый из землян мог сказать, что ему гораздо приятней пройтись… Особенно в порядком надоевшем костюме, а не ехать в машине, в которой они, кстати, так и не покатались. Но они ничего не сказали. Они только вздохнули и пошли вместе с Оэтой по цветным дорожкам.

А вечер и в самом деле был необыкновенен. Темно-оранжевое небо, смутные купы деревьев, лучащиеся светом свободно разбросанные дома поселка или маленького городка, и над всем этим – незнакомая суровая россыпь странных звезд и созвездий. Они не походили на земные – светлые до голубизны, перемигивающиеся и как бы робкие.

Здесь они были крупные, разноцветные – алые, зеленые, багровые, пронзительно-голубые и еще какие-то. Но самое главное, здешние звезды казались не то что большими или солидными, а как бы даже нахальными. Они словно вышли из общих рядов, распустили мохнатые крылья-лучи и закрыли всякую иную звездную мелочь. И висели они так близко друг к другу, что казалось, будто они связаны своими разноцветными лучами.

А над горизонтом висело великое скопище больших и малых звезд и звездочек. Их лучи переплетались в сплошную светящуюся дымку – разноцветно-трепетную. В этой массе не виделось, а ощущалось какое-то огромное небесное тело, которое притягивало, держало и в то же время освещало и отталкивало все это лучащееся скопище.

Такого земляне никогда не видели, поэтому они приостановились и уже не обращали внимания ни на лятуев, ни на темно-оранжевое небо, а смотрели на удивительную, словно живую, звездную дымку над горизонтом. Она влекла и волновала, заставляла всматриваться и тревожно угадывать, что там, в ее глубине…

Оэта посмотрела на притихших ребят и тоже стала задумчиво глядеть на горизонт, потом встряхнулась и сказала:

– Знаете, долго смотреть туда не следует.

– Почему? – удивилась Валя, хотя она и чувствовала, что к этой дымке привлекает не только ее красота, но и еще нечто необыкновенное, неиспытанное, чего, вероятно, не испытывал никто на оставленной Земле.

– Мы еще сами не знаем, что именно нас, как и вас, влечет туда, но только смотреть в этот центр соседней галактики не только приятно, но и опасно.

– Почему же опасно, если приятно?

– Не знаю… Ни я не знаю, ни наши ученые… Есть различные предположения, но… все они пока что не точны. Просто… просто, когда долго смотришь на этот центр, начинает кружиться голова, путаются мысли, не хочется ни спать, ни двигаться, а только смотреть и смотреть… Вначале, когда мы сюда прилетели… Вернее, не мы, а наши предки, было много случаев… психических отклонений. Потом привыкли, научились не смотреть подолгу, и все обходится.

– Значит, это центр нашей Галактики? – спросил Виктор.

– В том-то и дело, что не нашей. Это соседняя галактика, и, кажется, край нашей Галактики постепенно врезается почти в ее середину. Мы, то есть наша Солнечная система, находимся очень далеко от центра нашей Галактики, можно сказать, на самой ее окраине. Вот почему у нас старое солнце – оно уже догорает, и свет у него не белый, как…

– Как у нас! – сейчас же вмешался Андрей. – Но у нас, правда, нет центра Галактики, но зато есть Луна. И когда она полная, если долго смотреть на нее, так тоже…чувствуешь себя странно… Говорят, что, если долго смотреть на нее, можешь стать лунатиком.

– А это что такое, – удивилась Оэта, – лунатики?

– Это такая болезнь. Человек спит, а может ходить по карнизам, лазить по деревьям и ничего не чувствовать и потом ни о чем не помнить. И болезнь эта появляется только в полнолуние.

– Ну что ж… – кивнула Оэта. – Может быть. Это показывает, как близки мы, мёмбяне, и вы, земляне.

Они помолчали, и Виктор, оглянувшись на звездную дымку, задумчиво произнес:

– А еще у нас есть Млечный Путь…

– А это что такое – Млечный Путь? Пришлось объяснять, что такое Млечный Путь. Оэта кивнула:

– Да. Так и должно быть. Ваш Млечный Путь – это одна из ветвей нашей с вами общей Галактики. Но мы, наша Мёмба, находимся в стороне от этой ветви и, значит, от вашей Земли.

– Значит, мы не врежемся в чужую галактику? – с надеждой спросила Валя.

– Не знаю… – очень серьезно ответила Оэта. – Но если даже и врежетесь, то это произойдет через много-много тысяч лет.

Они помолчали, потому что никто из них не представлял себе, что значит много-много тысяч лет и каким образом Галактика может врезаться в соседнюю.

Разумные существа в конце концов могут многое понять, высчитать и определить. Но представить себе, соразмерить с ним свою жизнь они умеют далеко не всегда. Что-то мешает этому в самом человеке. Виктор обратился к Оэте:

– Вы начали говорить о нашем солнце.

– Да-да… Вы ведь, наверное, знаете, что галактики образуются оттого, что где-то в глубине Вселенной собираются сгустки материи огромной величины. Сила притяжения, гравитация вынуждает материю сжиматься все сильней и сильней, пока не происходит взрыв. Материя не выдерживает напряжений и разлетается в разные стороны мельчайшими частичками, огненным туманом. И вот когда они теряют энергию, замедляют разлет, то постепенно собираются в атомы, потом в молекулы и так далее, пока не образовывают солнце, планеты и прочее. Но, как вы сами понимаете, первыми начинают собираться те частицы материи, которые первыми вылетели из места взрыва и улетели дальше всех. Значит, и первые планеты, и первые солнца, и их системы образовались не в центрах галактик, а на их окраинах. Наша Солнечная система образовалась раньше вашей, и у нас цивилизация – наука, техника, искусство – несколько выше, чем у вас. Когда-то наши ученые разыскивали братьев по разуму вокруг себя. Потом стали искать только на окраинах Галактики и нашли их. Есть цивилизации и повыше нашей, они многое передают нам. Правда, сейчас они очень заняты – их Солнечная система врезалась в соседнюю галактику. А есть цивилизации и послабее нашей и даже вашей. Они еще будут учиться у нас или у вас…

– А тем, которые… в чужой галактике, почему им сейчас трудно? – спросил Виктор.

– Они опасаются, что их может притянуть к себе какая-нибудь другая, более мощная планета или солнце, и тогда цивилизация может погибнуть…

– И что же они делают?

– Готовятся к борьбе за существование своей планеты. Они и научили нас заранее готовиться к этой борьбе. Вот почему мы перестроили свою жизнь. Вы уже заметили, что у нас работают с самых малых лет. Все организовано так, чтобы даже дети, постепенно овладевая знаниями и умением, могли обеспечить жизнь. А взрослые учатся. Точнее, стараются разгадать все новые и новые тайны природы. Вот и ваш неожиданный прилет задал загадку нашим ученым. Мы с вами беседуем, а наши ученые уже наверняка связались со Старшей Цивилизацией, консультируются у нее, стараются сами разобраться, как, каким образом вас занесло на Мёмбу. Вот так мы и живем – учимся, работаем, а главное, готовимся к тем дням, когда всем нам придется потрудиться над тем, чтобы спасти свои обжитые планеты. И может быть, для этого нам придется поменять Солнечную систему.

– То есть как это поменять Солнечную систему? – опешил Андрей.

– А просто… Впрочем, на словах очень просто. Когда дойдет наш черед втянуться в чужую, более молодую, чем наша, галактику, мы, вероятно, уже сможем в нужный момент изменить орбиту своей планеты так, чтобы она стала спутницей нового молодого солнца. Тогда наша цивилизация будет жить еще многие миллионы лет. А может быть, и миллиарды…

Оэта сказала это так мечтательно и уверенно, что все земляне очень захотели поверить в это, но представить себе, как это можно сменить солнце и прожить еще миллиард лет, они не могли…

Оэта заметила их смущение и рассмеялась:

– Это действительно трудно, а иногда и невозможно представить себе такое. Умом эту механику еще кое-как понять можно, но вот представить… Вот почему, ребята, на Мёмбе у нас такая система обучения. Дети с малых лет сталкиваются не столько с книжными знаниями, сколько с практическими. Они учатся не только знать и уметь, но и, что самое главное, понимать. У нас уже пришла такая жизнь. Нет сомнения, что когда-нибудь будет такая жизнь и у вас. Ведь человечество, если оно постоянно развивается, всесильно. Оно все поймет, и все сумеет, и все сделает. Например, сменит свое солнце. А может быть, даже создаст его заново. Но для этого нужно уцелеть в гигантской борьбе космических сил – в данном случае в борьбе двух галактик.

Они медленно шли по слабо светящимся разноцветным дорожкам, фонари на улице не горели – небо лучилось так ясно, что все было видно, как видно на Земле в рассвет. И тут, из этих словно рассветных сумерек, появились четыре довольно странные не то автомашины, не то вообще неизвестно что. Это «что-то» катило по дороге и вскоре поравнялось с Оэтой и землянами. Оэта вдруг всплеснула руками и бросилась наперерез этим странным аппаратам.

 

Глава восемнадцатая

Новые знакомые – грши

– Всем семейством! Как это здорово! – закричала Оэта, и аппараты остановились.

Земляне рассмотрели их. Обтекаемые, блестящие, похожие на торпеды на маленьких колесиках, они ехали потому, что те, что сидели… или лежали в них, отталкивались от дороги ластами или плавниками. Словом, это были самокаты.

Их было четыре, этих самоката: два больших и два поменьше. И в каждом из них сидело по рыбе. Самой обыкновенной рыбе – с длинной мордой, с передними не то плавниками, не то ластами, которыми рыбы отталкивались от дороги. Боковыми плавниками рыбы держались… Нет, это не совсем верно… Они не держались за рулевое колесо. Само рулевое колесо служило им как бы подставкой. Передние ласты, или плавники, лежали на его ребристой поверхности и, видимо, при необходимости поворачивали колесо.

Затем, как и у всех порядочных рыб, у них были спинные плавники и могучий хвост. И вот как раз хвост и смутил землян. Он все время был в движении, то слегка извивался, то дергался, то просто ходил из стороны в сторону. И в этом случае над хвостом, внутри самоката, летали воздушные пузырьки, какие бывают в аквариумах. Похоже, что самокаты были наполнены водой, и в этой воде, как истые рыбы, лежали их пассажиры.

Все оказалось настолько неожиданным, что земляне только переглядывались и даже не пытались разобраться в происходящем. А тут еще под шлемами вместо обыкновенных человеческих голосов, которые переводил для ребят автоматический лингвист-переводчик, стали перекатываться какие-то клокочущие взрывные звуки.

– Нет-нет! Что вы! – вдруг раздался голос Оэты. – С Пепой все в порядке. Все обошлось вполне благополучно.

Под шлемами опять прокатился залп клокочущих, рычащих и присвистывающих звуков. Похоже, что эти рыбы что-то говорили. Во всяком случае, Оэта им ответила:

– Нет, и с землянами все в порядке. Снова залп звуков и ответ Оэты:

– Да вот же они! Вместе со мной! Самокаты, словно по команде, развернулись и приблизились к землянам. Валя невольно подалась назад, а Виктор, как настоящий мужчина, сделал шаг в ее сторону, словно пытаясь прикрыть ее собой.

– Нет, нет! Здесь вы не познакомитесь! Поедем сейчас к нам, и там все произойдет самым наилучшим образом. Кстати, вы поезжайте вперед, устраивайтесь, а мы подойдем.

Самокаты не слишком охотно, приостанавливаясь – причем под шлемами в эти секунды опять раздавался шип, свист и рычание, – все-таки покатили в сумерки. Андрей не стал ждать и спросил сразу:

– Кто… что… эти… это такое? Оэта улыбнулась:

– Это наши морские друзья. Семейство Крнтов.

Собственно, это ребята так перевели для себя фамилию этого странного семейства. На самом деле буквы «ы» в их фамилии как бы и присутствовали, но в то же время это были не настоящие <<ы». Они клокотали и подсвистывали. «Р» перекатывалось, а «к» и «н» казались длинными и певучими.

– Может быть, вы объясните нам поподробней? – попросил Виктор. – Ведь они очень напоминают наших дельфинов. У нас на Земле тоже говорили, что дельфины страшно умные животные и умеют дружить с человеком.

– Ну, если и у вас есть подобные же… создания, то мне тогда будет не так уж трудно. Понимаете, когда наши предки прибыли на эту планету, они сразу же познакомились с этими милыми морскими обитателями. Постепенно зародилась дружба… Кстати, ребята, как у вас понимается дружба?

– Н-ну… дружба, – почему-то надулся Андрей, – она и есть дружба.

– А точнее?

– Это когда человек тебе нравится, когда он все понимает, что с тобой происходит, – торопливо, словно заученный урок проговорила Валя. – А когда трудно, то поможет и всегда скажет правду в глаза.

– А ты сама очень любишь говорить правду в глаза?

– Я? – искренне удивилась Валя. – Конечно!

– А когда говорят правду тебе в глаза?

– Я не знаю… мне еще не говорили.

– Никогда-никогда?

– Нет, почему же… было такое, что кое-кто из девчонок говорил, что она говорит правду в глаза, но я же знаю, что это не была правда, а просто сплетни. Или такое, на что не стоит обращать внимание.

– Ты согласен с ней, Андрей?

– Ну, вообще-то… Правду, и верно, не всегда приятно выслушивать. Но уж если сказал друг, то она хоть и неприятна, а подумать над ней стоит. Но главное не в этом. Главное, чтобы друг всегда пришел на помощь, чтобы он себя не пожалел ради друга. Вот что главное!

– А как думаешь ты, Виктор?

– Мне кажется, что самое главное в дружбе – равенство. Пусть кто-то один в чем-то более сильный, но другой зато в другом, а вместе они вдвое сильнее. И еще, если ты друг кому-то, так ты ему во всем поможешь, даже когда он и не просит. И лучше, чтобы он даже сам не заметил этой помощи… Потому что ведь это же даже приятно – помочь другу, защитить его.

– Выходит, не ждать, когда тебе поможет друг, а самому помочь другу?

– Да. И еще… Я не знаю, как там насчет правды в глаза… Ну пусть я скажу или мне скажут эту самую правду – ну и что? Что ж, я ее сам не знаю, что ли? Я-то ее знаю, только понимаю неправильно. Значит, настоящий друг не будет резать в глаза, а поможет разобраться в этой самой правде, поможет найти в ней неправду, ошибку, а потом поможет ее исправить, а неправду изгнать.

Оэта потрепала Виктора по плечу и сказала:

– Вот такое определение дружбы – пусть даже неполное – мне нравится больше всего. Не самому ждать помощи, а идти на помощь другу. В этом главное. Ну вот, а теперь посудите сами – мы пришли на Мёмбу с очень большими знаниями, великолепной техникой, а морские обитатели как жили миллион лет до нас, так и продолжали жить. Но они были добрые и, когда поняли, что нам, например, нужна рыба, сразу стали помогать нам ее ловить. Понимаете? Они умели ловить рыбу лучше нас, и они стали нам помогать. Мы их не просили. Они сами пришли нам на помощь. А мы им помогли в другом. И так, постепенно, завязалась дружба. Мы бываем в гостях у них, они иногда бывают у нас.

– Выходит, вы у них чаще? – ревниво спросила Валя, которая почувствовала, что она в чем-то уронила себя в глазах Оэты.

– Да. Гораздо чаще.

– А почему?

– Да потому, что нам сделать это гораздо легче. Видите ли, они приспособлены для жизни в воде. И стоит им выйти на сушу, да еще при нашем очень жарком климате, как у них начинает высыхать и трескаться кожа. Мы сделали для них вот такие, как вы видели, само-. каты с водой. Но и в них долго они пребывать не могут – вода же нагревается. Вот почему на суше им неуютно и неудобно. А нам проще – наши костюмы позволяют нам дышать под водой, плавать, работать. Значит, мы в гораздо лучшем положении, чем они. Выходит, справедливо, что мы чаще бываем у них, чем они у нас.

За этим разговором-спором они не заметили, что дошли до дома Оэты. За столом уже сидели… Да нет, не сидели, а как бы стояли на хвостах и в то же время опирались на стенки изогнувшегося самоката морские гости. К каждому из самокатов подходило два резиновых шланга. Из верхнего внутрь самоката подавалась свежая вода, а из нижнего она выливалась.

Теперь земляне могли рассмотреть морских обитателей как следует. Они и в самом деле очень походили на дельфинов. Такие же веселые, улыбчивые и в то же время острые глаза, такой же рот, почти все время растянутый в улыбке. И они откровенно пялились на землян, отчего всем троим стало почему-то неловко.

По-видимому, симпатичные морские жители что-то говорили, потому что в шлемах все так же посвистывало и поклокатывало, но земляне ничего не понимали и только украдкой посматривали на своих новых знакомых. Похоже, что не эти знакомые были диковинками, а именно они, земляне. И это очень смущало, мешало слышать то, что говорит Оэта. А Оэта спросила у мужа:

– Ты заказал электронные переводчики?

– Конечно! Их уже доставили.

И Оэта с мужем стали прилаживать на спины землянам какие-то кубики с проводами, которые присоединялись к невидимым клеммам на костюмах. После всего этого прила-живания и присоединения в шлемах что-то звонко, так, что даже в ушах зазвенело, щелкнуло, и земляне услышали голоса обитателей моря.

– …а самого маленького зовут Мрн. Всем, кроме Вали, показалось просто неудобным сообщить, что они не слышали, как зовут старших. А Вале этого не показалось. Она хоть и потупилась, но спросила:

– А как зовут всех остальных? Мы ведь не слышали…

– Ах, извините, извините!

Воскликнул… Воскликнула… Ну как их, в самом деле, называть? Дельфинами? Рыбами? Или еще как-нибудь?

– Мы решили, что вы уже подсоединились к лингвисту-переводчику. Так вот все наше семейство – Крнты. Меня зовут Крнт, мою супругу – Вкн.

Вторая… Или второй? Ну, словом, то, что сидело рядом с первым – более полное, с лукавыми и добрыми глазами, мило улыбнулось и качнуло изящной головкой.

– Мою дочь – Дбн.

Очень миленькое создание похлопало веками и, вместо того чтобы поклониться, как положено, когда тебя представляют незнакомым, вдруг страшно засмущалось и стало сползать куда-то вниз – наверное, под ним подкосился хвост. В самокате поднялось легкое волнение и пробежали пузырьки воздуха. Сейчас же раздался довольно строгий голос Вкн:

– Сядь как следует!

Все это землянам очень понравилось, потому что каждый из них не раз попадал в такую же нелепую историю, когда в дом приходили незнакомые гости и папа или мама выводили тебя напоказ. Почему-то становилось стыдно, хотелось провалиться сквозь землю или, в крайнем случае, испариться. И когда ты от смущения начинал елозить или, что еще хуже, как утверждали родители, кривляться, немедленно следовал подобный же оклик:

«Веди себя как следует!»

Словом, земляне сразу почувствовали симпатию к младшей Крнт.

И тут всех удивил самый младший, Мрн. Он неожиданно пробасил:

– Как зовут меня, вы уже знаете. А как зовут вас?

«Бойкий парень», – решил Виктор и назвал себя.

«Надо же, не тушуется», – подумал Андрей и сказал свое имя.

«Интересно, сколько ему лет?» – прищурилась Валя и представилась:

– Валя.

Потом выясняли, как земляне перенесли путешествие на Мёмбу, восстанавливали картины битвы с отариями, причем папаша Крнт несколько раз принимался рассказывать, как они разволновались, когда узнали об этой вылазке отариев, и особенно после того, как стало известно, что в переделке побывала Пепа.

После второго вторжения в разговор из-под стола послышались шлепки: очевидно, супруга Крита старалась образумить своего чересчур разговорчивого супруга. При этом Валя подумала, что в их семье все наоборот: папа останавливает разговорчивую маму.

Виктор вспомнил, что положение у них в семье полностью соответствует положению в семье Крнтов. Андрей ничего не подумал, потому что в их многодетной и веселой семье все говорили сколько хотели, а еще потому, что ему и самому очень хотелось поговорить.

Вторжения прекратились, и разговор потек более целенаправленно. Вспомнили о погоде («У вас очень-очень жарко!» – единодушно определили Крнты), поинтересовались жизнью на Земле (здесь, конечно, блистал Андрей), обсудили последние сводки галактического взаимопрохождения (в этом случае самым осведомленным оказался отец Пепы). Пока разговаривали, как-то никто не заметил, что Оэты в комнате нет. Она появилась со столиком на колесах, уставленным тарелками, блюдами и бутылками.

Крнты заметно оживились – заворочались в своих самокатах, поднимая целые гирлянды пузырьков. Валя вскочила и стала помогать хозяйке разносить тарелки. Крнты на что-то нажали передними плавниками-ластами, и над столом, из самокатов, выдвинулось нечто похожее на механическую руку – блестящие шарнирные манипуляторы. Крнты очень ловко управляли ими. Они придвинули тарелки и, главное, специальные стаканы с длинными носиками, похожими на чайники, но без крышек. Объяснять, зачем им понадобились такие стаканы, не требовалось. Стоило взглянуть на них…

Вот опять! Как назовешь то самое место, на котором находится нос, рот, глаза и так далее? Если оно, это место, человеческое, так всем понятно: лицо. А вот у дельфина? Ведь назвать их лицо мордой нельзя. Морда бывает только у животных или рыб. А перед землянами сидели очень симпатичные, веселые создания, умело поддерживающие общий разговор и умеющие прекрасно вести себя за столом. «Морды» у таких быть не может. Но и назвать переднюю часть их головы лицом тоже как-то… не поворачивался язык. Что-то мешало… Но все-таки это, скорее, было лицо.

Так вот, стоило взглянуть на их лица, как можно было сразу понять, что пить из стаканов, даже при помощи манипуляторов, им трудно, потому что их нос не только нависал, но и выдвигался над ртом и мешал стакану.

Пока земляне соображали, что к чему, Оэта с Валиной помощью разложила по тарелкам первые блюда. Это оказалась жареная рыба, и морские обитатели, отлично орудуя вилкой, уплетали рыбу за обе щеки. Потом шли салаты, фрукты и всякие сладости.

Крнты переглянулись и, словно по команде, заёрзали.

– Большое спасибо, но нам нужно собираться, – сказал папа Крнт. – У нас сегодня ночное дежурство по рыбьей стае. А вы ведь сами понимаете – после сегодняшнего бунта отариев ожидать можно всякое.

И странно, мёмбяне поступили совсем не так, как поступили бы в подобных случаях земляне. Мёмбяне не стали удерживать гостей, просить посидеть еще полчасика. Все люди поднялись со своих мест, а Крнты, наоборот, опустились в своих самокатах на пол. Пепин папа отключил шланги, и старый Крнт обратился к землянам:

– Мы убедительно просим вас завтра с утра к нам. Вам это не будет в тягость? Разумеется, если вам разрешат. Как вы на это смотрите?

Как могли смотреть земляне на подобное предложение? Конечно же они радостно закивали, с мольбой посматривая на Оэту. Но та довольно сурово отрезала:

– Посмотрим завтра. Сейчас ничего обещать нельзя.

– Но если можно, то мы очень просим. На вас ведь хотят посмотреть все наши грши.

И тут только земляне поняли, что подводные обитатели называются грши. А Крнты – это всего лишь фамилия Пепиных гостей.

Они простились, и грши покатили на своих самокатах к далекому морю. А Оэта показала на стоявшую у подъезда машину:

– Вы ведь хотели прокатиться? Поехали.

Земляне уселись в самый обыкновенный автомобиль. Хлопнули дверцы, и они поехали в свою странную комнату.

На этот раз все заснули.

День выдался очень интересный, но и не без неожиданностей.

 

Часть вторая

 

Глава первая

Морские дороги

Океан открылся сразу, как только машина перевалила через прибрежную горную гряду. Земляне ожидали увидеть необозримое сине-зелено-голубое пространство с пенными барашками – дул довольно крепкий ветер, – но все оказалось не так.

Океан разлегся, как необозримая медная доска или как пшеничное, а скорее всего, как ржаное поле. Он отливал тусклым, оранжевым золотом, а изнутри светился нежнейшей зеленью. Но голубизны или синевы не просматривалось. На нем, как и положено, вскипали барашки волн, их белизна казалась серебряной.

Земляне несколько разочарованно переглянулись. Поуэн – муж Оэты – заботливо спросил:

– Вы ожидали иного?

– Почему он… не синий? – спросила Валя.

– Вполне естественно… Ведь цвет воды зависит от цвета неба. А мёмбянское небо, как вы уже, наверное, заметили, оранжеватое.

– Понятно… – вздохнул Андрей. Он никогда не бывал на море, а тем более у океана, и поэтому ему стало очень обидно – впервые в жизни увидеть океан и сейчас же узнать, что он совсем не такой, какой видели люди на Земле.

Машина спустилась к легкой пристани, вокруг которой плескались волны. Потянуло запахами водорослей, соленой рыбы и всем тем, чем пахнет море. Дышать, даже в костюмах, стало как-то привольней и вкусней.

Над длинными волнами то и дело показывались спинные плавники, иногда мелькали тела морских обитателей.

– Нас уже ждут, – сказал Поуэн.

– Но это, кажется, не Крнты, – заметила Оэта.

Машина остановилась, и все вышли на прибрежный песок. Он показался ласковым, светился алыми и золотыми искорками, и от него шел запах моря и тепла. Потом они поднялись на причал. Оэта, Крайс и Пепа стали надевать точно такие же, как и у землян, комбинезоны. Откуда-то появился мёмбянин в плавках. Он отливал старинным тусклым серебром. Молча мёмбянин осмотрел всех и по очереди стал подводить каждого к каким-то шлангам и подсоединять эти шланги где-то под мышками.

Внутри костюмов зашуршало, и они стали надуваться. Стало трудно делать выдох, и это показалось таким странным и опасным, что Валя, например, с испугу даже закашлялась. Мальчишки только покраснели от натуги, но не показали и виду, что им неудобно.

Дежурный по причалу обошел каждого со всех сторон, посмотрел на приборы у шлангов, покивал и стал отсоединять шланги. Дышать, вернее, выдыхать стало полегче, но костюмы слегка топорщились. Заметив смущение ребят, Поуэн объяснил:

– Создали воздушную подушку между двумя слоями костюма. При погружении на глубину эта воздушная подушка предохранит от излишних давлений. И, что еще важней, когда будете подниматься с глубины, она не позволит вам заболеть. В основном, рабочем, объеме костюма будет постоянное давление.

Конечно, если бы им объяснили, что такое объем костюма, какой это болезнью они могут заболеть и почему все будет в порядке, на душе стало бы, как говорится, муторно. Но они не понимали очень многого, а мёмбяне не объяснили им, потому что для них самих все было ясно и понятно, и они просто не могли подумать, что на далекой планете Земля есть люди, которые не знают, что чем глубже ныряет человек, тем сильнее повышается давление воды на каждую клетку его тела.

А ребята не знали, что даже водолазы в специальных костюмах, не говоря уж об аквалангистах, должны подниматься с глубины очень постепенно, не спеша, чтобы их организм привык к изменению давления. Если этого не сделать, то вначале может пойти кровь из носа и ушей, а если глубины будут большими, то может закипеть кровь в венах, и человек погибнет. Вот почему на Земле аквалангистами, а тем более водолазами могут быть только очень дисциплинированные и смелые люди. Там, под водой, каждая промашка, шалость или поспешность может окончиться трагически. Морские глубины не терпят легкомыслия и не прощают даже первой ошибки…

Ничего этого и многого другого, связанного с морем и морскими глубинами, земляне еще не знали, и это их спасало от многих неприятных размышлений. Ведь мёмбяне сумели разработать такие костюмы, которые полностью предохраняли их от коварства морских глубин.

Между тем темно-серебряный мёмбянин проверил всех акванавтов и разрешил спускаться под воду.

Первой, конечно, бросилась в воду Пепа. За ней хотела спуститься по лесенке Валя, но сделать это сразу она не решилась – что-то останавливало ее. Тогда нырнул Крайс, вынырнул и протянул Вале руку. Так, держась за его руку, Валя спустилась по лесенке в воду. Андрей двинулся за ней – довольно осторожно и не спеша. Виктор смотрел на них и думал:

«Мёмбяне ныряют точно так же, как мы ныряем в речку. Поскольку они похожи на нас как две капли воды, только цвет кожи у нас другой, значит, ничего страшного они не видят. Почему же должен видеть страшное я?»

И он не раздумывая оттолкнулся от настила и сделал «ласточку» совсем так, как делал каждый раз, когда нырял в воду своей реки.

Конечно, как и всякий ныряющий на Земле, он зажмурил глаза и бешено заработал ногами и руками. Дыхание он, конечно, сдерживал, ведь именно к этому он привык на Земле. И уж когда стало не хватать воздуха, он открыл глаза, надеясь увидеть светлую поверхность воды, на которую ему предстояло всплыть, она оказалась довольно далеко, а воздуха становилось все меньше и меньше. Задыхаясь, Виктор рванулся вверх, к поверхности, к воздуху и солнцу. Пусть чужому, остывающему и потому оранжево-красному, но все-таки солнцу.

Вынырнув, он сделал судорожный вдох и, когда в глазах перестали кружиться разноцветные шарики, вдруг подумал:

«А зачем я так рвался на поверхность? Ведь в этом костюме можно и нужно дышать под водой». Но хоть он и знал это, хоть и верил в костюмы серебряных людей, все-таки побаивался. Вера верой, а проверка проверкой…

Виктор подплыл к сваям, на которых стоял причал, взялся за одну из них и стал медленно, перебирая руками, погружаться в воду. Сам того не замечая, он все-таки затаивал дыхание, а когда поймал себя на этом, разозлился.

«Как будто трушу». А он не любил быть трусом…

Виктор решительно втянул в себя воздух. Дышалось как всегда. Он спустился поглубже, в оранжево-зеленоватую толщу воды, и вдохнул еще раз. Все в порядке! И он пошел и пошел куролесить под водой, перевертываясь с боку на бок, кувыркаясь и просто плавая.

Им овладевало ни с чем не сравнимое чувство сознательной невесомости. Сознательной потому, что, когда они летели к Мёмбе в плазменной бутылке, в ней тоже была невесомость, но совсем не такая. Там, в космосе, все было как-то не по-настоящему. Телом невозможно было управлять. Оно жило как бы само по себе, а ты – сам по себе. Хочется повернуть налево, а тебя несет вправо или вверх. Стараешься набрать высоту, а вместо этого плывешь вниз.

Здесь, в воде, тело было тоже почти невесомым, но оно полностью подчинялось приказаниям разума, подчинялось каждому движению руки или ноги. Можно было плыть куда хочешь и как хочешь – тихонько или, наоборот, быстро. И даже сопротивление воды, некоторая плавность, замедленность движений были необыкновенно приятны – сам себя чувствовал сильным и умелым. И когда он почти уверился и в своих силах, он увидел, что под ним промелькнула длинная округлая тень. Потом она появилась рядом и сразу же отошла в сторону.

«Акула!» – прежде всего подумал Виктор и рывком послал свое послушное тело вверх, к поверхности.

Когда он вынырнул, то прежде всего увидел встревоженное лицо Оэты и ребят, а потом уже услышал первый упрек на Мёмбе.

– Ну разве можно, не предупредив… – Это сказала Оэта, а Андрей закричал:

– Получается?

– Получается… Но… В общем, простите. Увлекся. Очень уж здорово!

Оэта видела его радостное и в то же время чем-то встревоженное лицо, улыбнулась и сообщила:

– Ребята сказали мне, что у вас в океане водятся страшные хищницы – акулы. Так вот у нас их нет. Есть отарии и мравиши – огромные морские змеи. Но они редко нападают на людей. Есть, конечно, другие хищники среди них, и очень ядовитые, есть и электрические рыбы, они могут убить не только человека, но даже лятуя, но мы их не боимся. И от электрических рыб, и от ядовитых надежно спасает костюм. И все-таки море есть море. В нем могут произойти совершенно неожиданные и неприятные истории. Вот почему у нас правило – мы никогда не плаваем в одиночку и почти обязательно в сопровождении гршей.

– Значит, это грш вился вокруг меня?

– Конечно! Я попросила присмотреть за тобой. Пожалуйста, ребята, будьте осторожны и… дисциплинированны. Без дисциплины вообще жить трудно, а в море без нее жить просто невозможно.

Оэта говорила правильные слова, но Андрей был бы не Андреем, если бы не приступил к самому главному – освоению подводного костюма. Он немедленно нырнул, но, видно, не совсем рассчитал свои силы, потому что, прежде чем погрузиться, долго болтал ногами в воздухе. Оэта терпеливо дождалась, пока он вынырнет, и впервые сказала достаточно строго:

– Я говорю не для своего удовольствия. Вам кажется, что все так просто. А ведь мы еще не включили на костюмах устройства для подводных переговоров. Но я сделаю это только после того, как мы потренируемся.

И они тренировались, убеждаясь, что серебряные люди не зря выдумали свои замечательные костюмы. Постепенно земляне почувствовали себя вполне сносно. Единственно, чего они боялись, так это того, чтобы взрослые не передумали и не прекратили эти тренировки. Но взрослые делать этого не собирались.

Привыкали земляне к воде довольно быстро, и постепенно перед ними стал приоткрываться подводный мир.

 

Глава вторая

Причудливый мир

Прежде всего оказалось, что мир этот не так просторен, каким он кажется на поверхности. Светлый, радостно-прозрачный вблизи, он незаметно, но довольно быстро теряет свои очертания и пропадает в сумерках неподалеку.

Когда смотришь на море сверху, то невольно думаешь, что в его глубинах царит однообразие красок – ведь море одного цвета. А оказывается, что самый богатый луг или самые могучие тропические леса не имеют столько цветов и оттенков, сколько их в море. Ничего однообразного, ничего похожего друг на друга! Все разнится не только по форме, но и по цвету.

Фиолетовые, зеленые, голубые, в крапинку и в разводьях, огромные, уходящие в придонные сумерки и свободно плавающие водоросли; блестящие, переливающиеся и темные, матовые раковины; какие-то моллюски, медузы, мохнатые разноцветные морские астры и кактусы, но самое главное – рыбы!

Каких же только рыб нет в море на Мёмбе! Огромные, медлительные, в разноцветную крапинку-горошек, словно одевшиеся на ситцевый бал, они поодиночке важно проплывали в сторонке, надменно выдвинув вперед мясистые нижние губы и презрительно опустив уголки рта. Быстрые, юркие рыбки-шарики, отливающие неоновым светом – розовым, желтым, пронзительно-голубым и синим, с красными росчерками по бочкам, острые и чуть изогнутые посредине, как рыбы-сабли. А еще… Впрочем, даже перечислить всю живность, которая плавала, стояла в воде или проносилась мимо, просто невозможно – так ее было много и такая она оказалась разнообразная.

Кажется, море безмолвно. Только в шторм оно ревет и стонет. Но это ревет и стонет не море, а ветер. В тихую же погоду, особенно в штиль, нет ничего безмолвней морской глади. Даже в пустыне и то есть хоть маленький, но шум – срываются песчинки, ссыпаются барханы, движутся редкие насекомые, ящерицы, змеи… Море безмолвно. И конечно, каждый человек на любой планете, если он сам не побывает в море (не на море, на его поверхности, а в море, в его глубинах), всегда уверен, что оно безмолвно. Ведь недаром говорят: нем как рыба. А водоросли, как и всякие растения, безмолвны. Значит, в море просто некому и нечему звучать.

Но как только земляне стали осваивать глубину, как только им включили аппараты для подводной связи, оказалось, что морские глубины больше всего похожи на весенний лес, в котором все поет, шуршит и щебечет.

Ребята окунулись в разноголосицу необыкновенных звуков. Цоканье, стрекотание, пощелкивание, скрипение, взвизгивание, под-вывание, лопотание, бульканье, уханье и еще десятки всяческих названий и оттенков. Поначалу они смущали землян, заставляли настораживаться, терять темп движения, вилять из стороны в сторону. Но звуков было так много, что постепенно они привыкли к ним и стали разбирать и далекие разговоры.

– Ну как там? Привыкли? – спрашивал кто-то незнакомый. А может, и знакомый. Но под водой звук несколько изменяется, да еще и распространяется гораздо дальше, чем в воздухе.

– Привыкают… – ответил благодушный голос.

– Пора двигать… А то ведь нас ждут. Виктор понял, что переговариваются грши. Они ходили широкими кругами вокруг места тренировок. Сразу захотелось поплыть за ними в неведомый подводный мир. Хотя в груди возник и сейчас же пропал холодок тревоги, Виктор обратился к товарищам:

– Может быть, поплывем все-таки в гости?

– Пора! – бодро ответил Андрей, и его сейчас же поддержала Пепа:

– Конечно! Болтаемся, как крупа в супе. Виктор засмеялся – Пепа сказала правду.

Вода была очень теплой, а все они плавали медленно и солидно…

– Хорошо! – решила Оэта. – Плыть так плыть. Порядок такой. Земляне двигаются за мной. Потом Пепа и Крайс. Инструктор нас прикроет. Грши! Мы готовы!

Грши сразу приблизились, сузив круг. Один из них поднырнул пониже и все время прикрывал маленький караван снизу. Так во время войны шли караваны или эскадрильи транспортных или десантных самолетов. Их тоже прикрывали истребители и сверху, и снизу, и с боков.

Эскадрилья, или караван, двигалась неторопливо. Оэта постепенно опускалась… Вода вокруг приобрела кирпичную окраску – рассеянный оранжеватый свет солнца преломлялся и тускнел. Но буйные краски вокруг от этого становились еще причудливее и сложнее. Прибавилось и звуков – ведь движение необычных существ нарушал покой постоянных обитателей морских глубин.

Впереди показался рассеянный свет. И хотя земляне все время крутили головами из стороны в сторону, стараясь увидеть и запомнить как можно больше, свет этот заметили все, и все перестали крутиться. Он притягивал и озадачивал – свет ведь не на суше, а в море…

Когда подплыли ближе, вырисовались контуры подводных избушек, точнее, кибиток или юрт: круглых, с овальными высокими куполами. Молчаливые грши направились прямо к самой большой из них и, как почетный караул, выстроились перед входом. Оэта не останавливаясь вплыла в юрту. За ней последовали остальные.

Оэта пошла вверх, все потянулись за ней и совершенно неожиданно вынырнули из воды. Между куполом подводной юрты и водой было метра два чистого воздуха. Стены юрты – прозрачные и слегка колеблющиеся под напором морских течений – светились точно таким же светом (только, пожалуй, посильнее), что я восьмиугольная комната, в которую в свое время попали земляне.

Пока они осматривались, стала вскипать поверхность воды, и на ней появились знакомые… лица Крнтов. Здесь были и сам Крит и Вкн, и Мрн и Дбн. Они подплывали, протягивали ласты для рукопожатия, очень мило улыбались и, конечно, осведомлялись, как земляне перенесли первое подводное путешествие и какая погода на поверхности.

Пока шел этот обмен светскими любезностями, вся юрта-наполнилась гршами. Они деликатно останавливались в сторонке, во все глаза рассматривая землян. Вероятно, поначалу все грши были на одну… нет, на одно лицо. Но постепенно земляне стали замечать, что они, конечно, похожи друг на друга, но совсем не так, как близнецы или как две капли воды. У одних были светлые глаза, у других темные. Одни имели очень строгий, даже отчужденный профиль, а другие как раз наоборот – все время улыбались и казались добрыми и общительными.

Когда в юрту набилось сотни две гршей и между ними не прошмыгнула бы и килька, инструктор и Оэта произвели какие-то манипуляции на спинах землян и всех остальных. Шлемы приоткрылись, и сразу появились запахи.

Какие же это были прекрасные запахи! Пахло морем. Настоящим морем – йодом, солью, чистым воздухом и еще немного рыбой.

Откуда-то снизу всплыл стол и стулья, и все люди уселись на них. На столе в прозрачных сосудах стояли разноцветные напитки – совсем такие, как на столе в доме Оэты. От пола подводной юрты пробивались вереницы серебристых воздушных пузырей. Вероятно, именно эти пузыри и беспокоили Валю. Она спросила у Оэты:

– А нам этот воздух… как? Он без микробов?

– Абсолютно! – убежденно ответила Оэта. – Он искусственный. Его добывают из воды прямо на дне океана и подают сюда по трубам.

– А зачем это? – поинтересовался Андрей. – Чтобы чего-нибудь не вышло? Плохого?

– Нет, тут дело в другом. Ведь грши – животные. Им нужно дышать воздухом. А добывают пищу они в глубине. Выходит, что вся их жизнь заключается в том, чтобы нырнуть в глубину, добыть какую-либо рыбину или моллюск, а потом вынырнуть и глотнуть воздуха. Сами понимаете, что при такой жизни заниматься чем-либо иным они просто не могли.

– А теперь? – спросил Виктор.

– В этом и проявляется наша дружба. Мы помогли гршам построить вот такие домики, установили аппараты для добычи кислорода и многое другое. Теперь им вовсе не обязательно всплывать на поверхность. Они могут спокойно отдыхать в таких домиках. У них появилось много свободного времени, и они стали учиться.

– А раньше они, выходит, не учились?

– Они учились одному и тому же на протяжении жизни многих поколений – как выжить, как приспособиться к окружающей среде, как отбиться от врагов. Вот почему, хотя у них и очень большой мозг, хотя они умеют разговаривать, они практически не изменялись. И ничему новому не научились. Сейчас они учатся так же, как мы на Мёмбе, и очень быстро догоняют нас. Ведь им сейчас живется даже легче, чем нам на Мёмбе. Затраты энергии незначительные: ведь они плавают почти в невесомости, еды достаточно, смен температур почти не бывает. В этих условиях они, конечно, могут отдавать много времени для учения. И в некоторых областях знаний, например в области математики, они начинают опережать наших мёмбянских ученых. Пожалуй, самые лучшие стихи тоже пишут они… Вернее, не пишут, а диктуют.

– Да… конечно… У них же нет рук, чтобы писать. Только ласты, плавники.

– Дело не только в этом… За долгие годы и поколения они привыкли полагаться на память, и она у них очень развита. А главное, она не совсем такая, как у людей. Они быстрее и надежней запоминают отвлеченные понятия – формулы, стихотворные образы… И музыка у них великолепна, хотя сами они играть на наших инструментах не умеют. Тут уж у нас разделение труда. Гршинские композиторы сочиняют мелодии, а наши земные композиторы вместе с ними инструментируют их. Так что и музыка, и поэзия, и математика у нас теперь общие. Но техника наша. Вот так мы и живем, все вместе, помогая и дополняя друг друга.

– А что ж они? Сами ничего делать не умеют? – удивился Андрей.

– Объяснить трудно… Сами увидите, но помните, что ведь у них нет рук. И когда вы познакомитесь с ними поближе, вы убедитесь, как здорово поступила природа, снабдив нас руками. И как важно не только знать, но и уметь пользоваться руками. Работать руками!

В это время в шлемах что-то тихонько щелкнуло, и сразу же навалился знакомый шум с пощелкиванием и потрескиванием – разговаривали грши. Потом опять что-то щелкнуло, и прозвучал голос Крита:

– Дорогие наши гости с далекой планеты! Мы рады вас приветствовать и хотим показать, как живем мы, а вы расскажите нам, пожалуйста, как живете вы.

Вот ведь как обернулись дела! Земляне давали первую в своей жизни пресс-конференцию. Поскольку опыта в таких делах у них еще не было, все решилось очень просто. Андрей покрутил головой по сторонам и спросил:

– О чем рассказывать? Живем мы хорошо, не хуже вашего, разве что техника… ну и климат… и вообще…

Он сбился, и пришлось вмешиваться Виктору:

– Что живем хорошо, так это верно. И что многое у нас похоже на вашу жизнь, тоже верно, но многое и отличается. Только мы ведь еще всего не знаем и потому не сразу поймем, в чем эти различия. Так что просто задавайте вопросы.

Часа два ребята рассказывали о том, как они живут на Земле и, честно говоря, искренне жалели, что знают об этой жизни не так уж много. И географию не всегда выучивали и так… вообще… в точности всего не знали. Все больше приблизительно.

Да и вопросы попадались такие, что и взрослые, наверное, не сразу бы ответили. Ну, например, какой-то солидный грш спросил, как у них на Земле налажены контакты с морскими жителями. Что ответишь на этот вопрос? Разве только то, что в ряде стран запрещено убивать дельфинов. А в других все равно их бьют – «промышляют», как пишется в газетах. Ну дрессируют их, пытаются приспособить их для своих нужд. А то, что никто даже не пытался помочь им, облегчить их жизнь, приблизить ее к земной – об этом и речи никогда, нигде и никто не заводил. Такое даже как-то неудобно и рассказывать…

Но в целом пресс-конференция прошла успешно, грши насмотрелись на землян, поняли, что они – настоящие земляне, и порядки на этой далекой для них планете им вообще-то понравились.

Тогда они предложили ребятам ознакомиться с их подводной жизнью. Каждому из землян дали в проводники двух гршей. Пепе и Край-су таких проводников не требовалось. Они частенько бывали и подолгу живали в океане и чувствовали себя здесь как рыба в воде. Даже, пожалуй, лучше, потому что у рыбы в воде нет друзей, но врагов сколько угодно. У Пепы же и Крайса в океане было сколько угодно друзей и почти не было врагов. «Почти», потому что враги все-таки были, но, как выяснилось позже, не слишком уж опасные.

 

Глава третья

Строители-невидимки

Как и все добрые и мыслящие существа, грши прежде всего хотели показать гостям именно то, чем они больше всего гордились. Все остальное им казалось не самым главным и не столь примечательным. Вот почему подводная экскурсия, прежде чем отправиться к самому интересному под водой, некоторое время отчаянно спорила между собой. Конец спору положила Оэта. Она решила:

– Поедем-ка мы все-таки на строительство. В нем как-никак, а заложен принцип нашей жизни.

Признаться, земляне поначалу переглянулись – Оэта ведь Сказала: «Поедем». А на чем же поедешь под водой?

Но Оэта, как всегда, оказалась точной и знающей женщиной. Из одной юрты грши-сопровождающие притащили странные приборчики на поясах. Все люди, в том числе Оэта и инструктор, надели их на себя, на пояс, а потом приспособили их землянам. Оказалось, что это подводные движители. Аккумулятор, маленький моторчик, насос и сопла. Аккумулятор давал ток, моторчик, вмонтированный в насос, закачивал воду через переднее сопло, сжимал ее и с силой выбрасывал через второе сопло. Получался реактивный или, как еще говорят на Земле, водометный двигатель. Как только нажмешь кнопку на поясе, тебя и несет сквозь воду так, что в шлеме посвистывает – о его стенки начинают тереться струйки встречной воды.

Экспедиция поплыла к далекому строительству. Двигались быстро, но грши не отставали – они плыли по бокам, как привязанные. Виктор освоился с движением и стал все чаще поглядывать по сторонам. Плывущий справа грш показался ему чем-то знакомым – он уже научился различать их в лицо. Спутник оказался веселым. Встречая взгляд Виктора, приветливо улыбался.

Виктору хотелось спросить у него что-нибудь, но он все еще не освоился с автоматическим переводчиком. Точнее, не то что не освоился – осваивать-то было нечего: просто говори по-своему, а переводчик сам переведет и передаст. Но он не привык еще и к гршам. Ему казалось, что нужно говорить им какие-то особые слова на необыкновенном языке, а лучше всего показывать, что он хочет сказать.

По-видимому, и грш тоже чувствовал себя точно так же. Одно дело – серебряные люди. К ним грши привыкли. А другое – земляне.

Поэтому грш тоже только переглядывался с соседом. И вдруг, когда грш улыбнулся особенно мило и приветливо, Виктор вспомнил – это же Дбн! Дочь Крнтов. Но ведь с ней-то он разговаривал за столом!

– Как дела, Дбн? – спросил он. – Далеко еще плыть?

– Все хорошо. Плыть… не очень. Может, тебе что-нибудь непонятно?

– Да как будто все понятно и… все непонятно. Я же первый раз под водой. Кстати, а кто плывет слева?

– А это Мрн. Ты удивляешься, почему он такой тихий и серьезный? Виктор засмеялся:

– А почему?

– А потому, что отец предупредил, что, если он попытается выкинуть какой-нибудь номер, он его выпорет.

На последнем слове переводчик-лингвист сделал небольшую паузу. Видно, не сразу нашел значение какого-то гршского слова. Он сделал это недаром. Выпороть кого-нибудь грши не могли – у них нет рук. Но отшлепать они могут: у них большой и сильный хвост. Однако Виктор в это не поверил, хотя бы потому, что его отец, как и отцы Андрея и Вали, время от времени обещали выпороть своих чад, но как-то не спешили делать это…

– А он часто выкидывает? – спросил Виктор.

– Бывает… Он парень смелый, но взбалмошный, ленивый. Вечно что-нибудь забывает сделать…

– Не ври, – явственно донесся голос Мрна.

– Я никогда не вру! – гордо ответила Дбн.

– Но и не говоришь правды, – немедленно отпарировал брат и добавил: – Счастье твое, что я на страже. А то бы я с тобой поговорил как следует.

– Кстати, Мрн, куда мы все-таки плывем? На какое строительство?

– А-а… – презрительно протянул Мрн. – Ерунда какая-то. Ничего интересного! Мы тут занялись строительством островов. У нас их, понимаешь, мало, так вот – строим… А зачем – никто не знает.

– Все всё прекрасно знают. Один только ты вечно ворчишь.

– А если это правда? Зачем они потребовались? Есть корабли, есть подводный транспорт, есть подводные заводы, так нет – еще и надводные решили построить.

– Но на них же удобней. На воздухе не такое сопротивление, как в воде! Ты вот не учишься… как следует. Вот и болтаешь!

– Чему надо, я учусь. Но я не понимаю, зачем делать то, чего можно и не делать. Вот в чем вопрос.

– Подожди, Мрн. Я же с чужой планеты и всех ваших порядков еще не знаю. Ты объясняй толком.

– Понимаешь, Виктор, мы в океане производим всяческие белки. Для питания. Из рыбы, моллюсков, водорослей и так далее. Потом еще добываем всякие полезные ископаемые. Ну конечно, не мы одни, а вместе с людьми. И вот все, что мы добываем, мы отправляем в подводных кораблях на Мёмбу. Там их разгружают и нагружают тем, что нам нужно, – машинами, удобрениями, приборами… Конечно, перегружать, а главное, грузить все это в воде не очень-то удобно. Ну вот и решили строить в океане острова, чтобы они были как бы перевалочными. К ним мы все доставляем, на них все перерабатываем и отправляем людям. И наоборот.

– Так это же, наверное, правильно!

– Ну а сколько труда надо положить на строительство этих самых островов? И когда они будут готовы? Ты об этом думаешь?

– Он не сказал о главном, – вмешалась Дбн. – Мы используем только часть океана. А большая его часть просто необитаема… разумными существами. Его еще нужно осваивать. А без этих самых опорных баз, без перевалочных островов сделать это трудно. Понимаешь? И то, что они строятся долго, – так это не так страшно. Вот нам, молодым, их и осваивать. Нам их и строить.

– И вы их строите?

– Ну… не мы одни, а вообще… молодежь. А взрослые грши заняты другим – всякими исследованиями, усовершенствованиями. А мы – добычей рыбы, разведением, строительством и прочее.

Оказывается, и здесь, в океане, действовали все те же мёмбянские законы – молодежь, даже дети, работали, строили и добывали, взрослые учились. Учились распознавать окружающий мир. И это все больше и больше нравилось Виктору. Это ж, наверное, очень здорово – самому построить остров в океане, самому его обжить и украсить. Вот это след на планете! Вот это памятник самому себе!

Он с почтительным интересом посмотрел на своих собеседников: рыбы как рыбы, повиливают себе хвостами, подгребают под себя ластами… или плавниками и неторопливо пускают воздушные пузыри к… небу? К поверхности?

И тут невольно вспомнилось, что ведь дельфины, киты и похожие на них грши – обыкновенные теплокровные животные, приспособившиеся к жизни в воде. Но дышат же они, как всякие животные, как человек, не жабрами, а легкими. Значит, чтобы дышать, им обязательно нужно всплыть на поверхность и глотнуть свежего воздуха. Это рыбы могут добывать кислород прямо из воды. А животные не могут. Между тем они плывут минут десять, а то и больше, а ни один из спутников и не думал подниматься наверх, чтобы подышать. Выдыхать воздух выдыхают, а вдыхать не собираются.

– Послушайте, ребята, – спросил Виктор, – а как вы дышите? Ведь ни разу не всплыли…

– Теперь это у нас просто… – повилял хвостом Мрн. – Люди научились делать искусственные жабры, такие, как у тебя в костюме, и как только рождается маленький гршик, ему эти жабры вшивают прямо в тело. Так что теперь нам вовсе не требуется всплывать.

– Да… – вздохнула Дбн, – к сожалению, наши грши еще не умеют оперировать по-серьезному. Но уже есть такие, которые так разработали свои ласты, что делают простейшие операции. Пройдет еще несколько поколений, и у нас на ластах будут настоящие пальцы, и тогда мы сможем делать очень многое. В том числе и работать на тех заводах, которые мы же построим на новых островах…

В словах Дбн Виктор уловил настоящую тоску о тех далеких днях, когда у гршей будут руки. Она сказала это так проникновенно, так глубоко и печально вздохнула при этом, что Виктор невольно посмотрел на свои руки.

Кто из нас, людей, хоть раз задумывался над своими руками? Пожалуй, никто. Разве только в тех случаях, когда обрежешься или ударишься. А так… Ну, руки и руки. Что в них особенного?

А ведь если вдуматься, как вдумался Виктор, то окажется, что без своих умных, работящих и любопытных рук человек бы не стал человеком. Все им под силу, этим удивительным созданиям – человеческим рукам. Они приласкают и отшлепают; они сделают самую тонкую работу и напишут самые гениальные произведения; они облегчат боль страждущего, спасут от неминуемой смерти, и они же, прихватив оружие, защитят и укроют. И все – руки. Самые обыкновенные руки. Недаром на Мёмбе властвует главный закон – знать и уметь! Потому что знания, как бы велики они ни были, они всего лишь мертвый груз без рук. Только руки могут воплотить самые важные и самые нужные знания в дела – постройки, машины, записи, операции и расчеты.

И, конечно, можно понять гршей, у которых мозг даже больше человеческого, когда они тоскуют о руках. Впрочем, вспомнил Виктор, на Земле мозг у китов и слонов еще больше, а вот рук нет… Виктор так глубоко задумался, что поначалу не заметил, как их догнала целая группа молодых гршей. Они были впряжены в некоторое подобие надувных лодок или матрацев, на которых лежали самые обыкновенные камни. Встречные прокричали:

– Здравствуй, Дбн! Привет, Мрн! Вы к нам в гости?

– Да, – ответил Мрн. – А вы всё таскаете?

– Конечно! Дела идут быстрее, чем вы думали.

Запряженные грши прибавили ходу и скрылись в оранжево-зеленоватых сумерках океана.

– Вот, пожалуйста, – проворчал Мрн. – Таскают камни на стройку. Кому это нужно? Неужели нельзя сразу навозить их машинами?

Виктору показалось это замечание вполне справедливым. И хотя впряженные грши не казались угнетенными или усталыми, все-таки перевозка камня на собственном горбу не самый лучший способ расходования энергии разумных существ.

– Все можно, – вздохнула Дбн. – Да, видно, не всегда нужно.

– Что же это не нужно?

– Ах, Мрн! Ты забываешь, что важно сегодня гршам – развивать ласты. Можно, конечно, заниматься специальной тренировкой или физкультурой. Но перевозка камней на строительство самая удобная для тренировок работа. И к тому же самая интересная.

– Но ведь это тяжело… таскать камни, – нерешительно возразил Виктор. Пожалуй, первый раз за всю свою жизнь он очутился между столь непримиримыми спорщиками.

– Это на Мёмбе их тяжело таскать. А в воде… Есть у нас такой закон… тело, погруженное в жидкость, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость. Значит, камни в воде гораздо легче, чем на суше. Верно?

– Н-ну… верно.

– Ну вот… А мы еще делаем так. Найдем нужные камни – а они для строительства островов каждый раз нужны особые, – расстилаем на дне надувную лодку и на нее накатываем камни. Какие нужно. Потом надуваем лодку. Она поднимает камни, и они, оказывается, уже ничего не весят. А уж отбуксировать такую, почти невесомую, тяжесть не так уж трудно. Верно?

– Пожалуй, верно…

– А уж на строительстве можно уложить нужный камень в нужное место. Понимаешь, Виктор, мы, грши, никогда не работали. Никогда! Ведь нельзя же считать работой охоту за рыбой. Наешься и валяйся на волнах. Скучно… А вот теперь работа нам в радость. Она заставляет думать, искать новое. И так хочется стать похожими… Нет, не то. Не обязательно похожими, а в чем-то сравняться с мём-бянами. Мы ведь не хуже. Только что-то они умеют делать лучше, чем мы, а мы что-то другое лучше, чем они. А вместе нам и интересней жить, и легче. Ведь раньше мало кто из гршей жил больше пятнадцати лет – гибли в боях с отариями, мравишами… А сейчас мы живем почти как мёмбяне. Вот что дает работа. Потому и строим острова – нас же стало больше, нам нужны новые просторы.

– Она тебе наговорит! – пробурчал Мрн. – Но я не против. Я просто думаю, как лучше сделать. А чтобы развивать ласты и превращать их в руки, совсем не обязательно таскать камни.

– Вот приплывем, и Виктор сам посмотрит и решит, кто прав, а кто ошибается.

И они плыли до тех пор, пока впереди не встала мутная стена. В этой мути что-то мелькало и передвигалось.

– Ну вот и прибыли, – вздохнула Дбн. Виктор понял это и сам – впереди маячили фигуры ребят и сопровождающих их гршей. Когда все собрались в кружок, откуда-то появился Крнт и довольно-таки противным голосом стал говорить:

– Вот и приплыли к строительству нашего очередного острова. Конечно, такой или подобный остров можно создать искусственно – сделать металлические, или железобетонные, или еще какие-нибудь конструкции, привезти сюда, опустить их в воду и закрепить на дне. А уж на эти опоры сделать настилы. Но это отнимет много труда, да и остров принесет не столько пользы, сколько вреда – морская вода будет растворять конструкции, за ними нужно будет постоянно следить. Некоторые обитатели океана не терпят, например, повышенного содержания железа в воде и откочуют. А мы делаем, так сказать, искусственно-естественные острова. Используем для этой цели крохотных обитателей морей – кораллы. Они добывают пищу прямо из океана и когда отмирают, то их скелетики остаются на месте. На них поселяется следующее поколение кораллов, и постепенно остров растет и растет. Нам остается только ускорить этот рост и, главное, заставить, чтобы он шел так, как нам бы хотелось. Для этого наша молодежь добывает со дна камни и подвозит их к месту строительства. Камень укладывается в самое слабое место коралловой постройки. Слабенькие коральчики ломаются и уплотняются под тяжестью камня.

А на нем сейчас же поселяются новые кораллы, и камень постепенно врастает в общую стену. А чтобы кораллы росли быстрее, мы их. подкармливаем известью и удобрениями. Вот почему вокруг острова такая… туманная вода. Вам-то ничего – у вас костюмы. А нашим ребятам иногда приходится нелегко. Надышатся и начинают кашлять, да и глаза слезятся. Приходится носить очки. Правда, в наших подводных жилищах чистый воздух прочищает и искусственные жабры и легкие, так что особого вреда мы не замечали. Но трудности имеются. А теперь давайте посмотрим, как работают наши ребята.

Экскурсия медленно поплыла вдоль отвесных, поднимающихся с невидимого дна океана стен острова. В одном месте возле стены копошились грши. Два из них осторожно сталкивали с полуспущенной надувной транспортной лодки порядочный валун, норовя втиснуть его в расселину между ветвистыми порослями кораллов. Им это удалось. Коралловые ветви хрустнули, камень улегся на месте, а грши стали надувать лодку и потащили ее чуть дальше, чтобы уложить второй камень.

Техника строительства искусственно-естественных островов оказалась предельно простой. И Виктор стал на сторону Дбн. Она была права в споре с братом. Такое строительство конечно же требовало индивидуальной работы каждого грша. Каждый должен следить, куда и какой камень положить, как уплотнить постройку и где создать наилучшие условия для роста кораллов.

И когда Оэта еще добавила, что на этом стро-ительстве осуществляется главный принцип жизни на Мёмбе – не мешать природе, не портить ее, а жить с ней в дружбе, стараясь ей помочь, а от нее взять только ее излишки, которые все равно ей же и мешают, Виктор еще раз убедился, что серебряные люди – мудрые люди.

– Конечно, – говорила Оэта, – мы умеем делать пищу искусственно. Конечно, мы могли бы перестроить весь океан, как и всю нашу Мёмбу. Но зачем? Нужно помочь Мёмбе жить, нужно украсить ее, облагородить, и она отплатит нам сторицей и на суше, и в океане. Вот и здесь вы видите, что мы не мешаем природе. Мы только направляем ее туда, куда нам нужней. Вот и все.

– А что будет на этих островах? – спросил Виктор.

– Когда они поднимутся над поверхностью океана, мы начнем завозить туда природный ил (он все равно пропадает, а он очень плодороден) до тех пор, пока не создадим тоненький слой почвы. А потом посеем культурные растения, и они окончательно укрепят почву, сделают ее настоящей мёмбой, кусочком нашей планеты Мёмба. А что будет потом, решат на своем совете наши ученые вместе с гршами.

Они еще поплавали вокруг растущего острова и решили возвращаться назад, чтобы познакомиться еще кое с какими достопримечательностями океана.

 

Глава четвертая

Дыхание опасности

– Знаешь что, – сказал Мрн, – давай сплаваем тут в одно местечко, и я тебе покажу, как можно использовать эти самые кораллы с гораздо большей пользой.

– Ну конечно! Ты хочешь обязательно похвастаться своими клетками! – засмеялась Дбн.

Смеялась она странно, как будто фыркала. Но фырканье это было по-своему приятно и мелодично, словно у токующих на весеннем току глухарей.

В иное время и в ином месте Виктор не задумываясь пошел бы куда угодно. Но здесь, под водой, на чужой планете, а главное, плавая в общей группе, где один как-то зависел от другого, сам он не решился принять решение. И когда он предложил Мрну вначале сплавать к Оэте, тот покосился на него с некоторым недоумением и недоверчивостью.

Но Виктор настоял на своем. Оэта подумала и решила:

– Только чтобы недалеко… Ты же понимаешь, Мрн, что земляне первый раз в океане и кое к чему им просто нужно привыкнуть. Поэтому будьте осторожны.

Вся троица отделилась от общей группы и поплыла в сумеречную даль. Минуты через три к плывущему впереди Мрну приблизилась какая-то большая, метра в полтора, рыбина – толстая и важная. Ее большие, навыкате глаза смотрели сердито, а мясистые губы застыли в презрительной полуулыбке. Рыбина ткнулась в Мрна и поплыла рядом. Впечатление было такое, словно грш и рыбина о чем-то беседовали. Но беседа проходила явно без взаимного понимания, потому что рыбина несколько раз тыкалась губами в бок Мрна и тревожно ворочала глазами.

– Что это она? – спросил Виктор, и Дбн ответила:

– А это один из подопечных Мрна. Он разводит этих рыбин, и некоторые из них так приручились, что, кажется, научились разговаривать…

Мрну, видно, надоели толчки в бок, он круто вывернулся и шлепнул хвостом рыбину. Та отскочила в сторону и обиженно поплелась сзади. Потом опять приблизилась и ткнулась в бок Мрна.

Но тут впереди показались какие-то кружевные сооружения. Причудливо переплетенные коралловые ветви отливали красноватым и зеленоватым цветом, а за этой решеткой мелькали, искрясь и переливаясь, словно живые, кристально-чистые капельки, крохотные рыбки. Мрн оплыл это сооружение, кое-где носом подтолкнул не так, как ему показалось, растущие кораллы и довольно сообщил:

– Видишь? Вот это – нужное сооружение.

– А… зачем оно? – спросил Виктор.

– Это рыбий садок. Вроде детского сада. Сам придумал, сам и сделал.

– Не надувайся, а то лопнешь от гордости, – сказала Дбн. – Тут и папа возился и главный рыбовод ласты приложил.

– А придумал все равно я, – не сдавался Мрн.

– А все-таки для чего этот самый рыбий садок?

– Понимаешь, Виктор, мы выращиваем и пасем рыбьи стада. А это тебе не на Земле. Тут не успеешь оглянуться, а рыбку уже слизали. Ведь у каждой рыбы, особенно у маленькой, очень много врагов. Недаром рыба мечет десятки тысяч икринок, а выживают из этих десятков тысяч едва-едва десятки рыбин. И вот что обидно. Выживают далеко не все самые ценные рыбы. Всякая мелочь, хищники, сорная, малоценная рыба плодится, а крупная, вкусная, самая полезная и растет медленно, и едят ее очень уж многие. Особенно молодь. Вот я и выдумал – построить с помощью кораллов такие вот садки. Там у меня взрослые рыбины мечут икру. Когда мальки проклюнутся, взрослые рыбины уплывают, а молодь растет спокойно. Конечно, я ее подкармливаю, загоняю всякий там планктон – это разные мельчайшие инфузории, рачки и все такое. Конечно, подсыпаю витаминную подкормку и вообще все, что нужно.

– А это так сложно? Их нужно обязательно подкармливать?

– Конечно! Можно и не делать этого, но они тогда растут медленно и получаются хилыми. Ну вот… Когда они подрастают и им становится тесно в этом садке, я половину пересаживаю в другой садок, и там они доращиваются. А уж когда они становятся крепкими и сильными – выпускаю на свободу. Им тогда уже не так страшен океан. От некоторых из врагов они отобьются, а от других сбегут. Вот и получается, что из моих садков выходит самая сильная рыба. Выживает почти половина мальков.

– Откуда ты знаешь? – опять вмешалась Дбн. – Что ты их, считаешь?

– Не вредничай, – сурово сказал Мрн. – Ты же отлично знаешь, что считаю.

– Неужели всех-всех? Они же так похожи одна на другую.

– Дело в том, что каждый выводок плавает стаей. Или стадом, как говорят на суше.

Ну вот… Каждое такое стадо я подгоняю к их подводным лугам – это рыба травоядная. А эти луга мы готовим вместе с Дбн и еще с нашими молодыми гршами – очищаем дно от вредных животных и моллюсков, вспахиваем подводными тракторами и удобряем. А уж потом засеваем любым рыбьим кормом. В лугах селятся всякие червяки и личинки, которые ест и эта рыба, и другая. Так вот, зачем же стае плавать от одного луга до другого? Ей всего вдоволь, и она всегда держится одного места. Так что считать не так уж трудно. Но вот что здорово. Постепенно эти рыбы умнеют! Они уже различают меня среди других гршей. А есть прямо-таки мои друзья. Таких я не сдаю на заготовки, а берегу на племя. Вот и получается, что мы, пятеро гршей, выводим и сдаем рыбы больше, чем когда-то ее вылавливал целый специальный корабль… Так нам рассказывали. Так что выгодней и удобней – делать из кораллов садки или острова? Сам посуди…

Вот об этом Виктор судить не мог – слишком недолго жил на Мёмбе. Но то, что грши разводят рыбу, как кроликов, что они собирают ее урожай, как зерно на полях, ему понравилось. Нет, в самом деле, умно все построено на этой самой Мёмбе. Ничто не пропадает зря, все служит разумным существам, в то же время природа не только не скудеет, не разрушается, а, наоборот, все время богатеет: например, грши вместо сорной рыбы заселяют океан рыбой полезной.

Пока Мрн рассказывал о своей работе, Виктор только слушал и наблюдал за стаей мальков в рыбьем садке. Они, словно по команде, поворачивались то одним бочком, то другим, хотя все находились на разной глубине. Как это у них получалось, просто удивительно! Но когда он задумался над работой гршей, то вспомнилось, что у рыб ведь тоже есть свои сигналы. Одни пищат, другие клокочут или поскрипывают и так далее. Наверное, есть у них и другие сигналы, которые не воспринимает костюм Виктора. В общем, ничего удивительного. Нужно только присмотреться, изучить, и тогда научишься…

И тут, под водой, возле кораллового рыбьего садка он понял то, что видел, но не все понимал – почему на Мёмбе ребята работают и учатся, а взрослые больше всего учатся. Взрослые изучают, а когда откроют и поймут что-то новое, неизвестное, учатся овладевать этим новым.

Виктор огляделся и увидел сразу трех рыбин, совершенно похожих на ту, первую, которая толкала в бок Мрна. Они тревожно вращали глазами и часто разевали пасти. Молодь в садке тоже забеспокоилась и стала метаться.

Похоже, что она понимала, что говорят их старшие братья, а может быть, и прародители. Мрн покосился на свой садок, потом на троицу рыбин, и глаза у него стали задумчивыми. Он обратился к Дбн:

– Тебе не кажется, что они уж слишком чем-то взволнованы?

– Я сама смотрю и не могу понять, в чем дело. Но ведь все, кажется, совершенно спокойно…

– Понимаешь, что странно… – проговорил Мрн. – Когда я услышал о вылазке ота-риев, мне сразу показалось, что в океане что-то не спокойно. Только я не могу представить, что именно. А сейчас… сейчас… Тебе не кажется?..

– Что в воде что-то дрожит?

– Да. Какая-то странная дрожь. Виктор ничего не понимал. В своем костюме он чувствовал себя вполне нормально.

– И потом, мои друзья что-то явно хотят сказать. Они словно предупреждают о чем-то… Брат с сестрой помолчали, и Дбн решила:

– Мне кажется, что нам лучше возвратиться. Мне и вправду не по себе… Какое-то странное предчувствие. А какое – не знаю.

В это время все три рыбины резко повернулись и с разгону ударили Мрна в бок, словно разворачивая его в сторону подводного поселения. Удар был так силен, что Мрн охнул и развернулся. Тогда рыбины с разгону ударили и Дбн.

– Мрн! – крикнула Дбн. – Они конечно же предупреждают! Помнишь, отец говорил, что эти рыбины чувствуют приближение опасности лучше нас.

Теперь ощущение тревоги охватило и Виктора, и он, без приглашения, повернулся и поплыл в сторону подводного поселения. И почти сейчас же он услышал вскрик Дбн:

– Ой, смотри!

В стороне, скрываясь за рыбьим садком и выплывая из-за него, двигалась целая стая ота-риев. Они плыли медленно, то выбрасывая вперед щупальца и поджимая крылья, то, наоборот, поджимая щупальца и резко распрямляя крылья. Здесь, в воде, их движения не казались противными. Наоборот. Они были плавными и по-своему даже изящными.

Никто из отариев не изменил курса, никто не отбился от стаи, хотя холодно и жестко поблескивающие глаза – у каждого по четыре – явно повернулись в сторону гршей и Виктора. Откуда-то из глубины всплыли еще десятка два точно таких, как и первые, рыбин и, как конвой, заняли место между ребятами и отариями.

Похоже, что первые рыбины были всего лишь посланцами рыбьего стада, которое, повинуясь неслышимой команде, вдруг поднялось с глубин, должно быть со своих подводных лугов, и сплошной стеной огородило ребят от хищной стаи отариев.

– Быстрей! – решила Дбн. – Мне непонятно, но в океане что-то творится. Скорее всего, страшное или опасное.

– Конечно… ведь отарии никогда не плавают стаями. Они всегда ходят в одиночку или парами.

– Ладно! – приказал Мрн. – Береги дыхание!

Они приналегли – Виктор на руки и ноги, а грши на хвосты и ласты – и помчались к подводному поселению. Рыбье стадо некоторое время плыло сзади, словно почетный эскорт, потом опять, словно по команде, остановилось и стало исчезать в глубине.

Вдали показались огни подводных юрт. Напряжение несколько спало, а поскольку никто не разговаривал, в шлеме раздавались голоса океанского населения, и Виктор, невольно прислушиваясь к нему, все надежней уверялся, что голоса эти звучали не так благодушно, как в первые минуты погружения. В океане что-то готовилось, и его обитатели предупреждали об этом друг друга.

 

Глава пятая

Мравиши

Они с разгону вплыли в подводную юрту и натолкнулись на сплошной лес хвостов. Грши собрались в подводной юрте. Они хотели слушать гостей с далекой Земли еще и еще. И это понятно. Пока они поплавали, поработали, они успели обдумать все, что сообщили им земляне при первой встрече, и теперь у них возникла масса вопросов. И они хотели получить на них ответы. Все население подводного поселка собралось в юрте. Андрей держал коронную речь – как-никак, а именно он больше всех читал и поэтому знал массу всякой земной всячины.

Мрн толкнулся в одну сторону, в другую и, поняв, что пробиться сквозь гршей почти невозможно, закричал:

– В океане неспокойно! Нас предупредили рыбы! И мы видели стаю отариев.

Грши потеснились, и все трое всплыли под купол. Мрн опять повторил свое предупреждение и рассказал поподробней о том, что с ними случилось. Грши заволновались. Папаша Крнт ударил ластами по воде и водворил тишину.

– Я немедленно свяжусь с Советом. Вероятно, им что-нибудь известно.

Он подвинулся к стене, нажал носом на кнопку, и из стены выскочил прибор, похожий на земной телефон.

– Совет! Дежурный Совета! – кричал Крит, и все с тревогой смотрели на него. – Связь молчит… – наконец сказал Крнт, и в юрте наступила тишина. – Это первый раз за всю мою жизнь, – растерянно закончил Крнт.

В этот момент юрта явственно качнулась и стала слегка потрескивать.

– Выключить свет! – вдруг крикнул молчаливый серебряный проводник. – Немедленно выключить свет!

Когда свет погас, все невольно стали смотреть на купол, сквозь который пробивались лучи, пронзительные и злые. Синие, алые и зеленые. На куполе передвигались – медленно и могуче – алые полосы, зеленые зигзаги и синие квадраты. Они сплетались в жуткую живую вязь, которая словно струилась по изгибающемуся куполу подводной юрты.

– Мравиши! – в ужасе закричали грши и, сами того не замечая, стали сбиваться в кучки, как можно теснее прижимаясь друг к другу.

– Приготовить звуковое оружие! – резко приказал проводник. Теперь он стал главным в этом собрании людей и гршей.

– Звуковое оружие находится в другом помещении, – горестно сообщил Крнт, – а нам теперь туда не пробраться.

И все грши с мольбой посмотрели на людей. Проводник насупился и озабоченно покачал головой:

– Да… Дело принимает печальный оборот.

События действительно внушали опасения. Под натиском лучащихся, словно пронзительный свет неоновых реклам, квадратов и зигзагов купол юрты изогнулся и начал потрескивать. Алые линии все струились и струились над собравшимися. Стало жутко. Андрей наклонился к Оэте, которая обняла за плечи Пепу, и спросил:

– А что это такое – мравиши?

– Я как-то уже говорила. Это огромные подводные змеи. Они живут на больших глубинах неподалеку от полюсов – там постоянная температура воды. Обычно они никогда не покидают мест своего обитания и охотятся только на электрических рыб и отариев. Я не помню, чтобы они когда-либо так близко приближались к материку. И именно это сейчас особенно страшно и опасно.

Пока она шептала все это Андрею, проводник задумчиво рассматривал гршей и людей. Наконец он принял решение:

– Поскольку гршам опасно выходить за пределы помещения – у них костюмов нет, и они подвержены гипнозу мравишей, – решаю: двое мальчиков и я отправляемся за оружием. Один мальчик остается с женщинами и грша-ми. – Он внимательно осмотрел ребят, заметил, как близко придвинулся Андрей к Оэте и Пепе, и сказал: – Андрей остается на месте. Виктор и Крайс – за мной. Гршам сбиться как можно плотнее и держаться друг друга во что бы то ни стало.

Всех троих почтительно пропустили к выходу. Проводник объяснил задачу:

– До помещения, где хранится оружие, метров сто. Нам нужно проплыть эти метры как можно стремительней: мравиши обладают великолепным слухом и у них отличная реакция и стремительность. Но они очень плохо видят. Вот этим мы и воспользуемся: поплывем не прямо, а зигзагами. Зрение мравишей не приспособлено к слежению за такими движениями. Напоминаю: даже если мравиш и проглотит кого-либо, – костюм его спасет. Но… Но может не хватить воздуха до той поры, пока его освободят. Однако иного выхода нет, ребята. Если мы не достанем оружие, погибнут женщины, погибнет много гршей. Они панически боятся исконного своего врага – мравишей.

– Поплывем вместе? – спросил Виктор. Странно, но им овладело удивительное спокойствие. Еще минуту назад, не понимая, в чем дело, он чувствовал холодок в груди и мурашки на спине, и ему очень хотелось выбраться на поверхность, на ласковый прибрежный песок. Но сейчас, когда он узнал, кто враг, понял, какую он опасность представляет, выяснил, что, кроме них, помочь больше некому, он успокоился. Теперь он не столько мысленно, сколько всем своим существом жил только ради одного – выполнить задачу и спасти живых…

– Поплывем в ряд и в полном молчании. Следить за мной в оба глаза и повторять каждый мой маневр. Понятно?

– Да! – ответил Виктор и посмотрел вверх – купол юрты стал трещать особенно громко.

– Каждый, кто доплывет до оружия – ведь мало ли что может случиться, – немедленно прихватывает его и, выплывая, действует самостоятельно, не ожидая других. Понятно?

– Да… но я не знаю, что это за оружие.

– Объясняю. Оно висит под куполом, справа от входа. Значит, как только вплывете в помещение, сразу же устремляетесь вверх. Звуковое оружие похоже… на обыкновенную палку. Толстую палку. На его рукоятке есть кнопка-задвижка. Нужно нажать на нее и подвинуть вперед. Оружие заработает.

– А что делать дальше? – спросил Виктор.

– А дальше? Дальше выплывать и направлять оружие, и, значит, пучок звуковых колебаний, на мравишей. Они, впрочем, как и многие другие хищники океана, не выдерживают таких звуковых колебаний. Но тут нужно быть очень осторожными. Как только змей коснется пучок звуков, мравиши начинают биться и метаться из стороны в сторону. Все время держа их под звуковым воздействием, нужно еще и увертываться от мравишей. Особенно от их хвоста – он может ударить очень сильно. Все понятно?

– Да. Все, – сказал Виктор, а Крайс только кивнул – он-то видел подобное и по телевиду, и по телевизору и слышал немало рассказов о подобных встречах.

– Уважаемые грши! – крикнул проводник. – Как можно больше шумите. Как можно громче. Надо отвлечь внимание мравишей. И – держитесь!

В шлемах поднялся невообразимый шум – цоканье, стенания, клокотание и щелканье. Но все звуки перекрыл властный голос проводника:

– Ну что ж, мужчины? Двинулись? Они выскользнули за двери, в океан, сильно оттолкнулись от стенок юрты и, изо всех сил работая ногами и руками, включив на полную мощность движители, помчались в темной воде. Над ними струился страшный живой свет от тел мравишей, под ними тоже творилось что-то необыкновенное. Все придонные, обычно спокойные и солидные обитатели океана, перекатываясь друг через друга, изгибаясь, куда-то отчаянно спешили. Этим, ползающим и перекатывающимся, мравиши были не страшны, а они все-таки явно волновались…

Тройка людей стремительно пронеслась влево, потом круто развернулась и пошла вправо. Потом проводник сделал стремительный бросок прямо и снова вправо.

Они были почти у цели – очертания юрты, в которой хранилось оружие, уже проступало сквозь оранжево-зеленую дымку океанской воды, – как вдруг случилось нечто непредвиденное. У самой поверхности воды прошел целый косяк электрических рыб. Они быстро-быстро крутили хвостами и помахивали большими крыльями. Казалось, что они не плывут, а парят в воздухе. Вероятно, это движение электрических рыб чем-то задело мравиша. Змея дернулась, и ее длинный, с костяшками на конце хвост яростно и беспорядочно заметался в воде. Случайный удар пришелся как раз по шее проводника. Он перевернулся и, видимо потеряв сознание, пошел на дно.

В первое мгновение у Виктора возникло единственное разумное желание – броситься на помощь старшему. Но он вспомнил приказ проводника – действовать самостоятельно. Кажется, пришел тот, весьма нечастый в жизни человека случай, когда ради спасения других, многих, нужно пренебречь и собой, и товарищем. И Виктор рванулся вперед. Наверное, такое же чувство было и у Крайса, потому что он тоже на мгновение приостановился, а потом бросился за Виктором.

Мравиш обладает великолепной чувствительностью. Когда он хвостом задел проводника, по всему его огромному телу прошла как бы судорога. Он извернулся и опустил свою огромную, плоскую, с растянутым жадным ртом морду. Именно в этот момент ребята рванулись вперед и до мравиша дошли какие-то волны – может быть, просто от движения воды. Он стремительно метнул свою огромную и омерзительную морду по направлению ребят. Но зрение у подводной змеи все-таки было не на высоте. Она промахнулась на несколько сантиметров, и ребята не то что вплыли, а влетели в подводную юрту.

Виктор ногами оттолкнулся от пола и пробкой выскочил под купол. Там, на стене, висели толстые палки. Виктор схватил первую же, нащупал кнопку-задвижку, но сейчас же вспомнил о проводнике и прихватил еще и вторую. Не обращая внимания на Крайса, он нырнул, но, прежде чем выплыть из юрты, приостановился и осмотрелся.

Омерзительная голова металась неподалеку от входа. Проскочить мимо нее было почти невозможно, и Виктор нажал на кнопку и подвинул вперед задвижку. Палка едва заметно завибрировала, и по руке поползли мелкие-мелкие мурашки. Привалившись плечом к дверному проему, Виктор направил палку на пронзительно светящееся, разноцветное тело мравиша.

И тут его толкнул Крайс и заорал:

– Чего остановился? Плыви! Странно, но пока они мчались к оружию, никто из троих не проронил ни звука, а тут, должно быть от перенапряжения, Крайс вдруг заорал. И, что самое главное, подтолкнул Виктора. Вот почему первый удар звукового оружия прошел мимо змеи. Но он насторожил ее, потому чтоее голова перестала метаться и напряженно замерла как раз над тем местом, где лежал проводник.

Виктор не успел ответить Крайсу, да тот и сам увидел эту страшную голову и тоже выдвинул свое оружие. Они вместе нащупали звуком змеиное тело, которое, как только в него впился острый, направленный звуковой поток, судорожно дернулось, и в воде раздался невообразимо пронзительный визг. Такой, что даже заломило в ушах. Это кричала змея. Она сразу освободила купол подводной юрты и метну-лась было в сторону, но ее настиг новый залп звукового оружия.

– Держи ее под прицелом, а я – к инструктору, – предупредил Крайса Виктор и бросился к проводнику.

Тот постепенно приходил в себя И начинал ворочаться. Виктор потряс его и, когда увидел его открытые глаза, сунул ему оружие, а сам бросился на помощь Крайсу.

Вот только теперь оба поняли, какой огромной была эта подводная змея. Она протянулась от юрты к юрте, да еще и завилась в кольцо. Ее пронзительно-блестящее, фосфоресцирующее тело, диаметром в хороший автобус, судорожно дергалось и извивалось. Змея беспрерывно визжала. Ребятами овладел припадок разрушения и уничтожения. Они носились вокруг змеи, как маленькие, безжалостные бесенята, все время прожигая это огромное тело звуковым оружием.

Направленные, остро вибрирующие ультразвуковые волны, проникая сквозь шкуру змеи, делали свое страшное разрушительное дело, убивая нервные клетки, разрывая все сложные связи этого огромного злобного тела.

Змея металась, скручивалась в кольца и распрямлялась, пропадая в темной дали, но хоть какая-то часть ее тела все равно находилась перед ребятами, и они жгли его своим страшным, беззвучным, невидимым, звуковым оружием.

Змея изнемогала в борьбе, и, пожалуй, ее можно было бы и оставить умирать своей смертью, но припадок разрушения, что овладел ребятами, не позволял им отступиться.

Змея поняла, что сопротивление бесполезно, и стала медленно, конвульсивно дергаясь, уплывать от страшного для нее места. Ребята преследовали ее, но в это время в шлемах раздался приказ:

– Спокойней! Перед смертью мравиш может выделить страшный яд. Возвращайтесь к юрте.

Это говорил проводник. Голос его звучал устало и прерывался.

Ребята бросились к нему, но отыскали его с трудом. Он уже всплыл и медленно двигался к юрте, где их ждали грши и люди. Перед входом все трое остановились.

– Ребята, – устало сказал проводник, – вы молодцы. Но это только начало. В океане творится непонятное. Связи нет. Мы не знаем, предупреждены ли другие грши, знают ли о происходящем люди. Надо немедленно сообщить им. А для этого нужно доплыть до берега. На причале есть связь. Понятно?

– Да, – сказал Виктор.

Крайс промолчал, потому что был уверен – плыть придется ему. Но проводник решил по-своему:

– Крайс останется со мной. По-моему, в глубинах начинается извержение вулкана. Обитатели глубин бегут оттуда к берегу, чтобы укрыться в устьях рек. Разве можно быть уверенными, что не появятся новые мравиши? Понимаете?

Понимали ребята не все и потому промолчали.

– А это значит, что нужно приготовиться к отражению новой атаки и, главное, подумать о спасении женщин. Крайс знает океан лучше, чем ты, Виктор. Он будет полезней здесь. Значит, именно тебе нужно плыть к причалу и сообщать о тревоге в океане. Понятно?

– Да. Но… что говорить? Кому говорить?

– Снимешь трубку и будешь говорить в нее только одно: «Тревога! В океане тревога». Тебя соединят с дежурной службой, и ты сообщишь ей все, что видел и что пережил. Понятно?

– Да.

– Плыви!

И Виктор поплыл. Аккумулятор движителя стал ослабевать, и потому пришлось славно поработать.

На берегу сгустились сумерки, и на небе выступили яркие, мохнатые звезды. Виктор прошлепал по доскам настила и сделал все, как ему велели. В ответ он получил приказ:

– Немедленно возвращайся назад и скажи людям, чтобы они как можно скорее выплывали на берег! Мы уже получили не только твое предупреждение. Извержение ожидается очень мощное. Организуем спасательные работы.

– А как же грши? – спросил Виктор.

– Они знают, как поступать в подобных случаях. А спасательные работы мы уж организуем. Плыви! Быстрее!

Виктор с разгону нырнул в темную и потому жутковатую воду и почти сейчас же столкнулся с мравишем. Его тело передергивали судороги. Иногда они были очень мощными, такими, что вода на этом прибрежном и потому более мелком месте бурлила. Виктор немедленно включил звуковое оружие. Снова раздался визг, но уже не такой пронзительный, змею оставляли силы. Она еще дергалась, еще с клекотом возмущала воду. И в какую бы сторону ни бросался Виктор, повсюду он натыкался на огромное умирающее тело мравиша.

Тогда он решительно всплыл на поверхность и несколько десятков метров проплыл самым обыкновенным земным способом – нараспашку, или, как еще говорят, саженками. А уж только после этого опять нырнул и поплыл прямо на уже ярко лучащийся свет подводных юрт.

 

Глава шестая

Извержение

В подводной юрте все были страшно возбуждены и потому все говорили разом. Крайс, как часовой, стоял у входа. Он молча пропустил Виктора и опять уставился в темноту океана.

Виктор передал приказания Совета. Оэта переглянулась с проводником, который, видимо, был еще слаб. Тот попытался кивнуть, но сейчас же сморщился – шея у него болела здорово. Оэта выпрямилась и крикнула:

– Тише!

Постепенно шум улегся, и Оэта сообщила распоряжение Совета и добавила:

– Я не советую гршам покидать подводных убежищ. Если извержение будет слишком сильным, первый удар подводных волн примут на себя стены убежищ и смягчат их. А уж потом, если волны унесут убежища, можно будет вырваться из-под него к поверхности.

Возвращаясь в подводное поселение, Виктор не слишком задумывался, почему люди так беспокоятся о гршах, если главный их враг – мра-виш был повержен. А воды им бояться не приходится – ведь они живут в ней. Но он честно выполнял приказание. Но суть предупреждения Оэты он понял не сразу.

Ну и что, если по океану пройдут подводные волны? Грши привыкли качаться на волнах. Однако он вспомнил, что ведь грши – не рыбы. Они – животные, и так же, как человеку, им нужно дышать кислородом воздуха. А для этого они должны всплывать… Стоп! Но ведь им же вшиты искусственные жабры. Они же превратились в рыб и могут дышать под водой, как дышит Виктор и все остальные люди. И тем не менее они собираются под куполами подводных юрт, чтобы подышать воздухом…

Нет, тут имелась загадка, разрешить которую Виктор не мог. И он обратился к Оэте. Та с долей удивления посмотрела на землянина и сказала:

– Видишь ли, даже в самой чистой воде растворены и взвешены всякие минеральные и другие частицы и вещества. Они постепенно оседают на искусственных жабрах и мешают дышать. Значит, гршам все-таки нужно время от времени дышать чистым воздухом, который очищает искусственные жабры. А мы ждем мёмботрясения. Подводные волны поднимут со дна океана массы всяческого ила. Представляешь, как будет трудно дышать гршам?

Виктор кивнул. Ведь нечто подобное уже говорил Крнт возле острова. Как часто мы забываем то, что нам говорят. Но тут пришла новая идея, и Виктор спросил:

– А почему бы им не надеть костюмы?

– Их костюмы нужны для суши, а там они дышат обычным, или, так сказать, старым способом. – Тут Оэта задумалась, с интересом посмотрела на Виктора и обратилась к гршам: – Вам не кажется, что стоит заранее надеть костюмы-самокаты?

– Зачем? – удивился Крнт.

– Затем, что, если волна будет слишком сильна, она может выбросить на берег.

Грши стали переглядываться. И в это время в помещение вплыл запыхавшийся Поуэн. Он бросился к жене и дочери, но как-то сразу успокоился и словно бы стушевался. Секунды раздумья окончились, и грши бросились за костюмами. В дверях образовалась давка. Виктор сразу сообразил, что грши выплывают безоружными, и бросился им вдогонку.

– Куда ты? – испуганно спросила Оэта, но проводник остановил ее:

– Он прав. Пойду и я.

– Но ведь вы…

– Надо.

Они прошли сквозь расступившиеся ряды гршей, выплыли в океан и рассредоточились так, чтобы видеть входы в каждую из юрт поселка. В океане творилось непонятное, и можно было ожидать и мравишей и других врагов гршей.

Как часто такое бывает в жизни… Совсем недавно земляне были гостями, осваивающими океан так же, как когда-то это делали серебряные люди. А грши опекали их, охраняли и незаметно учили. А теперь все изменилось. Теперь земляне вместе с мёмбянами охраняли своих подводных друзей.

Шло время, а грши всё еще возились со своими костюмами, и Виктор думал: «Чего они? Ведь только и дел что натянуть костюм». Но тут он вспомнил, что у них ведь нет рук, а с помощью ласт сделать самое простое и почти незаметное для людей дело, одеться, вероятно, очень и очень трудно.

– Может быть, им помочь? – осторожно спросил Виктор. – Ведь время-то идет?

Проводник кивнул и сказал:

– Сплавай и скажи об этом Оэте. Выполняя поручение, он заметил испытующий и, главное, очень доброжелательный взгляд Оэты, как будто она узнала о нем нечто очень для нее приятное.

– Вы правы. Нам надо немедленно расплыться по юртам и помочь гршам.

– Оэта, – нерешительно произнес Поуэн, – уходит время…

– Я понимаю, милый. Но что же делать?

Поуэн подумал и решил:

– Делать действительно нечего – надо помогать.

Люди расплылись по юртам, и из них все чаще стали выскакивать одетые в костюмы-самокаты обеспокоенные грши… Они опять собирались в самом большом помещении, но не как раньше, разрозненно, а семьями, родственными группками.

Все, кажется, обходилось достаточно хорошо, и люди собрались отбывать на сушу. Мрн подплыл к Поуэну:

– Мне кажется, что звуковое оружие должны взять мы.

Молчаливый проводник задумался, а Поуэн спросил:

– А вам не трудно будет им управлять?

– Нет, – ответил Мрн. – Мы с сестрой тренировались… Да и другие молодые грши.

– А старшие?

– Ведь им не приходилось попадать в трудные положения… рядом всегда были люди.

– А почему же тренировались вы?

– Н-ну… просто было интересно… Насмотрелись по телевизору… Вот и решили попробовать.

– Разумно… – задумчиво сказал Поуэн. – Разумно и естественно. Мальчишкам и девчонкам во все времена и на всех планетах всегда хочется поиграть с оружием. Что ж… Я считаю, что вы можете взять оружие в свои ласты и охранять старших.

Поуэн посмотрел на проводника и Оэту, и те кивнули. Так оружие, впервые за всю историю Мёмбы, перешло в ласты гршей. Кажется, они сделали еще один новый шаг – они учились не только знать, не только уметь, но еще и защищаться от врагов.

Земляне и серебряные люди попрощались с гршами и поплыли к суше. Плыли они довольно медленно – и движители ослабели, и сами они устали от волнений и забот.

Такое заселенное океанское дно теперь казалось почти пустынным. Все, что могло ползать, прыгать или плавать, – все забилось в норы и расселины. Только раковины и неподвижные животные сидели на своих местах и казались уже не такими яркими и бодрыми, как несколько часов назад.

Возле берега же творилось что-то невообразимое – тысячи и тысячи рыб толпились, терлись друг о друга, сталкивались и миролюбиво расплывались. Общая опасность, которую они не могли понимать, но прекрасно чувствовали, соединила воедино и хищников, и тех, кем они питались. Пробиваться сквозь эту живую массу было очень трудно, тем более что вся она медленно, но упрямо двигалась к устью реки.

На берегу их уже ждали машины, и все, не снимая костюмов, поскорее забрались в салоны – водители торопили: их предупредили, что извержение подводного вулкана могло начаться с минуты на минуту.

Машины бодро взбежали по дороге вверх и сделали поворот. И вот как раз в это время светлое от крупных звезд небо озарилось страшным багровым заревом. Водители невольно затормозили, поглядывая на горизонт.

Там вспучилось и высветлилось уже не багровое, а алое пламя, а над ним взметнулся дымный черный гриб. Он все рос и все ширился, загибая края шляпки вниз. Они подсвечивались пламенем извержения и казались зловещими.

Только позднее пришли глухие звуки взрывов и шипение. Такое шипение, какое бывает у закипающего чайника, только усиленное в тысячи раз. Оно стало заглушаться клокотанием, а гриб начал задергиваться белесой пеленой пара. Постепенно в этом пару стало исчезать и пламя. Осталось только багровое, тлеющее зарево.

– Пошла лава… – почему-то прошептал Поуэн и вдруг закричал: – Вперед! Скорее вперед!

Водители рванули машины, люди повалились на спинки сидений и потому не заметили того, что заметил Поуэн. От места извержения к берегу шла первая волна, вызванная моретрясением. Она была безмолвная, крутая, и на ее блестящих склонах играли отражения и ярких звезд, и центра Галактики, и отсветы извержения. Беззвучная и могучая, она неслась прямо на берег.

Машины поднялись повыше, и, когда волна накатилась на берег, им уже ничто не угрожало. Словно погустевшая, безмолвная волна обрушилась на берег, помчалась было вверх, но сил у» нее не хватило, и она стала сползать назад, в море.

И сейчас же на высотках вдоль берега вспыхнули тысячи автомобильных фар и прожекторов, а вверху зажглись осветительные сооружения. Они лили голубоватый рассеянный свет. Земляне сразу вспомнили, что о подобном они читали в книгах. На войне самолеты сбрасывали такие осветительные бомбы на расположение противника. Бомбы медленно опускались на парашютах и щедро освещали всю местность.

Стало жутковато и в то же время как-то весело. Ведь все время и земляне, и серебряные люди действовали только своей, маленькой группочкой, а тут, по всему было видно, собралось очень много людей, чтобы помочь своим морским товарищам и самим защититься от нашествия общих врагов.

 

Глава седьмая

Снова в океане

Потоки воды откатывались в океан, оставляя после себя обрывки прибрежных водорослей и россыпь придонной мелочи. Рыбы и те морские обитатели, которые жили поглубже или крепко держались за дно, устояли перед ударом волны. Могло показаться, что самое страшное уже позади. Андрей обернулся и шепнул Виктору:

– Даже обидно, что все так скоро кончилось.

– Что кончилось? – не понял Виктор.

– А вот это – моретрясение. Столько волнений…

Виктор промолчал. Он думал о гршах. Очевидно, подземные юрты были сделаны из достаточно прочного материала, если их не смогло раздавить даже такое могучее создание, как мравиш. Скорее всего, все действительно обойдется. И все-таки… Все-таки тревога не уходила.

– Внимание, внимание! – громко и властно прозвучал чей-то голос. – Начинается второй этап извержения. Будьте осторожны! Будьте осторожны!

Машины прибавили скорость и въехали на высоты. Далеко в открытом море полыхнуло багровое зарево. Оно росло, ширилось и, наконец, разразилось тяжким, перекатывающимся громом, гулом, а потом и сердитым шипом. Таким, словно на раскаленный металл вдруг опрокинулась бочка с водой.

– Быстрее вверх! – скомандовал Поуэн. – Новая волна будет покрепче.

Эта, вторая, волна от моретрясения, называемая на Земле цунами, действительно оказалась мощнее. Она выросла в багровой темноте – безмолвная, лаково-поблескивающая грозными бликами – и помчалась на берег.

Машины выскочили на гряду высот, туда, где сверкали фары автомашин и прожектора. Здесь собрался, пожалуй, весь поселок.

Цунами стремительно приближалось, и в шлемах раздалась новая команда-предупреждение:

– Внимание! Внимание! Машин не покидать! Машин не покидать! Задраить двери! Задраить двери!

Послышались хлопки дверей, слитный шумок, который на несколько мгновений перекрыл сердитый шип, что еще катился впереди волны. Высотки опустели. Все вошли в машины.

– А вдруг нас перевернет? – спросил Андрей.

– Ничего! Вода в машины не попадет. Они ведь приспособлены и для плавания, – ответила Оэта, не отрывая взгляда от ветрового стекла.

Цунами обрушилось на берег всей своей тысячной, а скорее, миллионнотонной махиной.

Первые мгновения казалось, что волна гораздо выше горной гряды, на которой стояли машины, и что она неминуемо захлестнет их – таких крохотных и слабеньких. Здесь, под светом фар, прожекторов и осветительных бомб, цунами казалось особенно могучим и непреодолимым. Может быть, оттого, что оно было уже не столько мрачно-багровым, а металлически-блестящим, вздрагивающим. Цунами мчалось и вырастало, а потом как-то незаметно на гребне закурчавилась пена, засверкала и стала опрокидываться. Могучая волна ударила о горную гряду, и она, кажется, вздрогнула. Брызги, потоки воды, пена – все сверкающее и переливающееся.

В момент этого громоподобного удара стало очень страшно, и только спустя несколько мгновений, когда стало ясным, что волна так и не достала до машин, ребята поняли, как все это было не только жутко, но и красиво.

Так же стремительно вода стала откатываться. И тут на берегу обнаружилось нечто такое, что встревожило всех людей. Прежде всего, на полпути от горной гряды до кромки океана осталось лежать огромное тело мравиша. Оно уже почти не фосфоресцировало и казалось вялым и поэтому очень неприятным. За этим огромным телом, которое обтекали последние струйки воды, барахтались рыбы, отарии и, самое главное, грши.

Десятки машин ринулись вниз. Люди выскакивали на мокрую мёмбу и, конечно, бросались прежде всего к гршам. Их подхватывали и выносили к машинам. Если требовалось, оказывали медицинскую помощь, а потом отправляли вверх, на высоты. Где-то там располагались обыкновенные бассейны для плавания. Туда и ехали в своих костюмах-самокатах грши.

Потом люди стали спасать рыбу и моллюсков, а после этого взялись за отариев. Их подхватывали огромными сачками и волочили к воде. Смотреть на все это было странновато. Совсем недавно люди и отарии вели смертный бой, а вот сейчас… сейчас люди спасали своих морских врагов, и враги эти, словно все понимая, не рвались, не нападали, а позволяли переносить их, как маленьких.

– Неужели они сами доползти не могут? – спросила Валя. – Возись с ними.

Андрей молчал. Но видно было, как трепетали его ноздри – он и сейчас ненавидел отариев.

Пепа, та самая Пепа, которая натерпелась страха, вступилась за своих смертельных врагов:

– Здоровые отарии и сами справятся. А этих, видно, помяла волна. Значит, им нужно помочь.

– А зачем, интересно? – мрачно спросил Андрей.

– А мы знаем, сколько их погибло из-за моретрясения? Может, их и осталось всего ничего. А не будет отариев – кто будет бороться с электрическими и ядовитыми рыбами и моллюсками?

Да, все в мире связано, все зависит одно от другого. Уничтожь одно – может погибнуть другое, а за ним и третье… Серебряные люди делали правильно, спасая живность – океан никогда не должен оскудевать.

Все это было понятно, все справедливо, а все-таки… все-таки неприятно. Но на чужой планете своих законов устанавливать нельзя.

Разобраться в своих чувствах ребята не успели, потому что они дошли до самой кромки океана, помогая взрослым спасать живность. Там, где недавно красовался причал, в его оставшихся невредимыми сваях люди увидели блестящий купол подводной юрты: его сорвало и притащило сюда цунами. На этот раз подводное поселение не выдержало.

– Ребята, все ко мне! – крикнула Оэта. Когда они собрались, грустная Оэта сказала:

– Спасены почти все грши. Почти все… Но нет Дбн. – Потом она назвала еще несколько труднопроизносимых и неизвестных землянам имен. – Что будем делать?

В группе стояло еще несколько незнакомых землянам взрослых серебряных людей. Один из них сделал первое предложение:

– Прежде всего нужно связаться с Советом. Возможно, ученые уже рассчитали и силу, и периодичность извержения…

– Правильно, – покивал Поуэн. Он сейчас же отошел к машине, и вскоре в шлемах раздался голос представителя Совета:

– Внимание! Внимание! По нашим данным, ожидается пауза в моретрясении примерно около часа. Повторяю – пауза около часа. Ее можно использовать для спасения застрявших гршей. И хотя, как мы полагаем, такого мощного толчка, как предыдущий, не ожидается, разрешаем идти в океан только наиболее подготовленным. И только со звуковым оружием.

Вернулся Поуэн. Они обменялись взглядами с Оэтой, и та, увидев в глазах мужа нечто одной только ей понятное, отвернулась и закусила губу. Поуэн ткнул пальцем в нескольких человек:

– Пойдете со мной. Взять оружие. Приготовить спасательные средства и движители.

Один из тех, на кого указал Поуэн, вскочил в машину и помчался вверх. К Поуэну подошел Виктор:

– Я понимаю, что нам, младшим, вы не разрешите участвовать в спасении. Но… но, понимаете, я плавал вместе с Дбн. Что она подумает, если я, ее товарищ по этому плаванию, оставлю ее в трудную минуту?

Взрослые серебряные люди посмотрели на Виктора с удивлением и, пожалуй, с уважением, но один из них решительно сказал:

– Это совершенно невозможно. При таком повороте дела мы бы могли рискнуть мёмбяни-ном, но ведь вы…

– Вот именно поэтому я и прошу взять меня с собой, – решительно сказал Виктор. – Ведь я – землянин. И по тому, как поступлю я, грши будут судить о всех землянах. А я не хочу, чтобы они судили о нас плохо.

– Он прав, – сказал уже знакомый Виктору проводник. – И я, пожалуй, за него поручусь. И прикрою. – Он усмехнулся. – Долг ведь платежом красен.

Серебряные люди заговорили разом, но проводник перебил их, заставив выслушать рассказ о том, как они боролись с мравишем.

– Виктор поступил как настоящий мужчина. И я в нем уверен.

– Да, но он все-таки… маленький, – возмутился один из участников экспедиции. – Наконец, он может просто растеряться…

– Брось! – отрезал проводник. – Ни один из вас не дрался с мравишем. А он сражался со змеем дважды: один раз в паре со мной, а второй раз самостоятельно. Ни один из вас еще ни разу не пользовался звуковым оружием в настоящем деле. А Виктор пользовался. Ни одному из вас не приходилось спасать на дне океана своего, сбитого в бою – не в шутке, не в баловстве, а в настоящем бою – товарища. А Виктор спасал меня. Вот почему я не только прошу, я настаиваю, чтобы Виктор шел с нами. Сегодня он оказался самым опытным бойцом из всех нас. А что будет с остальными, мы еще посмотрим.

И все, как по команде, стали смотреть на Виктора, который не знал, как себя вести, куда девать глаза – когда тебя хвалят, всегда приятно. Но когда хвалят вот так, откровенно, и хоть и заслуженно, но все-таки уж слишком… В такие моменты хоть кто может растеряться.

И он наверняка бы растерялся, если бы не уловил взгляд Вали. Она смотрела на него, что называется, во все глаза. И какие глаза! Огромные, широко открытые, в которых светилось и восхищение, и в то же время сомнение, и даже, пожалуй, недоверие. Словно она впервые увидела Виктора.

Что ж… Ее можно было понять. Каждый из нас, привыкая к человеку, к его хорошим качествам, перестает замечать их. Но зато отлично видит малейшие недостатки и промашки, которые как-то незаметно перекрывают достоинства. А когда проявляются настоящие, лучшие качества человека, они кажутся неожиданными, и мы этого человека узнаем словно заново.

Поуэн выслушал всех и принял решение. Он скомандовал тому, кто уехал за оружием и движителями:

– Уон! Возьмите еще один комплект. У нас прибавился еще один боец.

– Поуэн, – вмешалась Оэта, – ты представляешь, кем ты рискуешь?

И тишайший, молчаливый Пепин папа, тот самый, который так любит «сочинять» различные пирожные и обеды, тот, который выполнял не только каждое желание Оэты, а даже, кажется, каждую ее мысль, вдруг резко сказал:

– Не вмешивайся! Решения принимаю я. Оэта молча отошла в сторону и обняла Валю и Пепу. Девочки присмирели, а Крайс тяжело вздохнул – конечно, ему тоже хотелось сходить на поиски Дбн, но он знал обычаи своей планеты и понимал, что его-то уж наверняка никто не возьмет, хотя ведь и он участвовал в бою с мравишем. И этот вздох, по-видимому, заметил проводник.

– Послушайте, Поуэн, в том бою прекрасно показал себя и Крайс.

– Я знаю. Но Крайс не землянин. И по его поступкам грши не будут судить об обитателях всей планеты.

И все молча согласились с ним. Вообще землянам очень понравилось все, что происходило. При полном равенстве всех серебряных людей они как-то удивительно быстро и просто умели подчиняться тому, кто брал на себя командование.

Приехал Уон, и все стали надевать движители и проверять оружие. Поуэн подошел к Виктору, помог ему приладить спасательное снаряжение – баллоны с жидкой дыхательной смесью и надувные спасательные плотики.

– Это на тот случай, если кто-либо из гршей окажется погребенным под илом. Может также случиться, что их искусственные жабры забились и они потеряли сознание. Ты представляешь, как пользоваться всем этим?

Конечно, Виктор не знал, и Поуэн показал ему и шланг, и как им пользоваться, и как подавать дыхательную смесь либо в рот гршам, либо в отверстие на голове, через которое они тоже дышат. Показал, как нужно уложить потерпевшего на плотик и закрепить ремнями и как продуть искусственные жабры. Потом все бросились в море.

Вода была мутной, и потому видимость ограничивалась тремя – пятью метрами.

– Включить освещение, – скомандовал Поуэн, и сейчас же вспыхнули ярчайшие пучки света.

Только Виктор был без света и не знал, что ему делать. К нему сейчас же подплыл проводник и разъяснил:

– Рядом с кнопкой привода движителя есть вторая кнопка. Нажимай на нее.

Виктор нащупал эту кнопку, и над его головой тоже вспыхнул пучок света.

– Теперь, – продолжал проводник, – движением головы ты можешь направлять свет, куда хочешь. И еще. Если ты будешь двигать кнопку включения, сноп света расширится и превратится в пятно. Мы делаем это тогда, когда требуется рассмотреть большую площадь. А вообще-то держись рядом. Постепенно научишься – дело это нехитрое.

Они плыли рядом, все время поглядывая по сторонам и вниз, время от времени приостанавливаясь, и, двигая кнопку, освещали морское дно.

Теперь оно оказалось совсем незнакомым – голым и безжизненным. Никто не ползал по этому серому, словно зализанному дну, ничто не росло на нем. Все занесло песком и илом. В лучах света иногда метались рыбы. Повинуясь каким-то своим сигналам, а возможно, инстинктам, они стремились подальше от берега, в открытый океан.

– Похоже, моретрясение подходит к концу, – сказал проводник.

Все чаще и чаще стали попадаться колючие обломки кораллов. Видимо, цунами разрушило не только подводное поселение, но и разметало искусственный остров. Люди плыли все медленней, все чаще включая освещение на рассеивание и освещая морское дно пятнами света.

Первым отличился Уон. Он ринулся в сторону и крикнул:

– Ко мне двое!

Ближние к нему люди резко развернулись и пошарили светом. На дне лежал полузанесенный песком и илом, придавленный обломками подводного острова взрослый грш. Он еле дышал.

Люди немедленно включили воздушную смесь и отмыли его от песка, а потом уж сдвинули обломок, освобождая тяжело раненного грша. Когда ему дали подышать, он слабо пошевелил хвостом. Костюм на нем был изодран, и Поуэн распорядился:

– Костюм снять! Уон! Немедленно эвакуируй. Остальным продолжать поиск. Всем ясно, что произошло?

– Пожалуй, – ответил кто-то. – Цунами разбило остров и обломками снесло поселение и поранило гршей.

– Возможно… – неуверенно возразил кто-то. – Но странно, что никто из гршей не сказал нам об этом.

– А ты бы заметил в такой сумятице и темноте, что с тобой происходит? – спросил Поуэн. – Обследуйте каждый обломок.

Спасатели медленно, зигзагами, стараясь не отрываться друг от друга, плыли над самым дном и даже ощупывали обломки острова. Через некоторое время они наткнулись еще на одного грша. Этот пострадал меньше других. Просто огромный обломок придавил ему хвост и держал, как в капкане. Люди освободили грша, дали подышать свежей дыхательной смесью, перевязали хвост и, главное, продули от ила искусственные жабры. Его тоже хотели эвакуировать на сушу, но грш наотрез отказался:

– Я в порядке. Плавать могу. И хвост почти не болит.

Он занял место Уона. В шлемах раздался его голос:

– Примем левее. Мне помнится, что там кто-то из наших просил о помощи.

Спасатели приняли левее, и вскоре грш крикнул:

– Двое ко мне! Есть!

Поскольку крайними к гршу были незнакомый Виктору спасатель и проводник, получалось, что Виктор оставался не у дел. Может быть, поэтому проводник приказал:

– Виктор! За мной!

Виктор послушался и поплыл вслед за старшими. Он подплыл к попавшему в беду гршу самым последним, в тот момент, когда взрослые уже обдули вокруг раненого ил и песок и стали снимать целый куст ветвистых кораллов, которые прижали грша ко дну.

Еще приближаясь, Виктор почувствовал, как ёкнуло у него сердце. Этот, третий, грш был явно меньших размеров, чем остальные два. Значит, это могла быть Дбн.

Раненый грш без рук, конечно, не мог слишком уж напористо помогать людям. Но он недаром родился и вырос в море. Он знал приемы, которые для людей были внове. Грш пристроился к коралловому кусту боком и сильным движением хвоста и ластов подался вбок. Коралловый куст приподнялся. Люди поднажали плечами. Тут на помощь подоспел и Виктор. Вчетвером они подняли куст, а грш, нажимая на него боком, помог отбросить его в сторону.

На иле лежала израненная острыми коралловыми вершинками Дбн. Она едва дышала. Ей немедленно сделали укол, продули искусственные жабры и дали подышать смесью. Виктор прилег на дно, заглядывая ей в глаза. Ему было страшно жаль ее, но он не знал, чем ей помочь, и потому стал с мольбой смотреть на взрослых. Вот тут только грш заметил Виктора – ведь грш все время плавал, он не мог лежать на дне. Увидел и воскликнул:

– Землянин?! Вот это здорово!

– Восторги потом! – прикрикнул проводник. – Виктор! Надувай плотик!

Надуть спасательный плотик было делом секунд. Взрослые уложили на него беспамятную Дбн, закрепили ее ремнями, и проводник доложил Поуэну о находке и состоянии Дбн, добавив:

– Принимаю решение: грша и Виктора направить на буксирование.

– Правильно! – ответил Поуэн. – Виктору и… – тут он сказал такое имя, что Виктор никогда не сумел бы его выговорить, – отбуксировать раненую на сушу. Быстро. Промедление крайне опасно. Она, вероятно, потеряла много крови. Остальным продолжать поиск. Нет еще трех гршей.

Грш с одной стороны, а Виктор с другой взялись за лямки плотика. Виктор включил движитель на полную мощность и сузил луч света. Втроем они помчались к суше.

Там их уже ждали. По-видимому, Поуэн передал сообщение, и, едва плотик показался над поверхностью воды, Дбн подхватили люди, осторожно перенесли в машину, и машина рванула вверх, на горную гряду, к больнице.

Виктор смотрел вслед. К нему подошла Оэта, положила руку на плечо и, наклонясь, сказала:

– Все правильно, Виктор. Будем надеяться, что все обойдется. У нашей медицины много надежных средств. Дбн выживет. Виктор вздохнул я ответил:

– Хорошо бы… – и тут же решил: – Я пошел обратно.

– Нет, – ответила Оэта. – В воду ушел Уон. Это во-первых. А во-вторых, найдены еще два грша. Остается еще один. В океане – пятеро людей. Кроме того, прибывает партия спасателей с соседнего участка. У себя они спасли. всех и теперь помогут нашим. Так что тебе там делать нечего.

Виктор кивнул. Он вдруг почувствовал страшную усталость – болела каждая жилка, каждый нервик. Хотелось плюхнуться на песок и уснуть.

К нему подошли девочки, и Валя спросила:

– Хочешь есть?

Виктор, взглянув в ее удивительно мягкое, внимательное и покорное лицо, искренне удивился ее перемене: ведь обычно она бывала довольно строптивой девочкой. И тут, к собственному удивлению, он обнаружил, что больше, чем спать, ему хочется есть. Поэтому он благодарно улыбнулся Вале и кивнул:

– Очень!

Конечно, настоящий герой в подобной ситуации мог бы ответить гордо или презрительно:

«Нет, не хочу», или: «С чего это ты взяла?» Такой ответ только подчеркнул бы мужественную сущность героя, его презрение к девчоночьим заботам и бытовым мелочам, поставил бы его как бы выше этого. Но у Виктора был довольно серьезный недостаток… Точнее, не недостаток, а скорее странность: он не умел врать. Хотя, если говорить честно, врать-то, как и всякий иной, при случае сумел бы. Но вся беда в том, что он никак не умел определить, когда происходит этот самый случай и когда ему нужно соврать. Поэтому-то он и не врал.

И он сказал еще раз:

– Очень хочу есть. И – пить.

 

Глава восьмая

Первые росстани

Совет дал отбой большой тревоге, и на высотах остались только дежурные спасательные отряды да те, кому предстояло убрать выброшенных морских обитателей, спасти которых уже не представлялось возможным… На берегу огромным, уже расплывающимся валом лежала длинная, огромная туша мравиша. Одного его хватит на питание всем домашним животным на многие дни.

По берегу сновали машины, над горизонтом лучился центр Галактики, и близкие звезды лили свой разноцветный свет на уставшую после передряг моретрясения мирную Мёмбу.

Ребята возвратились в свою восьмиугольную комнату, поели и едва доковыляли до кроватей. Каждому казалось, что едва он коснется подушки, как немедленно уснет – так все устали и изнервничались. И все-таки всем не спалось. Виктор поднялся и позвонил по телефону в справочную, а потом в больницу и спросил у дежурного, как себя чувствует Дбн.

– Сделали переливание крови, мелкие операции, и сейчас она спит. Все будет в порядке. А кто спрашивает?

Виктор замялся. На Земле он знал, как назвать себя, но на Мёмбе…

– Да вы меня не знаете… – промямлил он. – Так… один знакомый.

– То есть как это я вас не знаю? – удивился дежурный. – Если вы назовете себя, так я обязательно узнаю. И вы это прекрасно понимаете.

Голос дежурного звучал так, что Виктор вынужден был назваться и добавил:

– Ну, может, слышали, мы с другой планеты… с Земли.

– А-а! – Голос дежурного зазвучал очень радостно, словно он сделал очень приятное для себя открытие. Он закричал кому-то из сослуживцев: – Послушайте, говорит землянин! – И сейчас же попросил Виктора: – Слушай, парень, включи-ка телевид. Набери номер 17–10.

Виктор послушно набрал 17–10, экран на стене высветлился, и он увидел на нем с десяток оживленных и любопытных, молодых и довольно зрелых лиц серебряных людей. Несколько секунд они смотрели на Виктора во все глаза, потом стали переглядываться и перешептываться. Донеслись обрывки этого шепота.

– А чего? Настоящий парень.

– Вообще земляне молодцы! Столько передряг, и они со всем справились.

– Главное в том, что они сразу приспособились к нашей жизни.

– По-видимому, их цивилизация догоняет нашу.

– Ну, раз прилетели…

– Это же случайно.

– Нет, парень – настоящий.

Тут к десятку лиц прибавилось еще несколько. Один из подошедших – небольшого роста, с глубокими морщинами на лице – строго посмотрел на Виктора и властно спросил:

– А ты почему не снимешь костюма? Очень нравится?

– Нет… Но… Нас предупредили…

– Ерунда! Анализы показали – ни вам, ни нам ничто не угрожает: сопротивляемость и нашего, и вашего организмов примерно одинакова. Можете снять костюмы.

Оказывается, на экран телевида смотрел не один Виктор. В разговор вмешалась Валя. Голос ее прозвучал не менее строго и властно:

– А мы не знаем, с кем мы говорим. Поэтому костюмы не снимем.

Люди на экране переглянулись, и тот, что отдал приказание, улыбнулся:

– Ну что ж… Решение правильное… Сейчас мы это уладим.

Он отошел, и через несколько секунд раздался голос Оэты:

– Ребята, если хотите, можете снять костюмы и отдохнуть как следует. А вас, уважаемые зрители, попрошу отключиться. Ребятам нужно отдохнуть.

Погас экран телевида, замолкли голоса. За все время пребывания на Мёмбе можно было освободиться от костюмов. Но ребята почему-то медлили. Нет, это был не страх перед новым неизбежным шагом. Скорее всего, это была жалость. Они привыкли к костюмам, как бы срослись с ними, и расставаться с этой защитой, как бы второй кожей, оказалось нелегким делом.

Самым смелым оказался Андрей. Он посмотрел на товарищей, усмехнулся и решительно стал расстегивать защелки, «молнии» и кнопки. Потом он откинул шлем, и костюм мягко, без шороха, соскользнул с его тела. Андрей стоял в трусах и майке. На лице у него быстро менялись выражения отчаянной решимости, недоумения, облегчения и тревоги.

– Ну как? – спросила Валя.

– Не пойму… Вроде легко и вроде… чего-то не хватает. – Андрей сделал несколько шагов и растерянно улыбнулся. – Вроде ходить свободней, а… не так…

Сняли костюмы и двое других. Они тоже прислушивались к самим себе и изучали самих себя. И все почувствовали разное.

– А в костюме… прохладней, – сказала Валя.

– А мне кажется, наоборот, жарче, – сообщил Виктор.

– Не знаю… А мне так просто… странно.

Как будто перед первым купанием в реке, – сказал Андрей. – И воздух вроде бы теплый, и песок… приятный, и вода такая привычная. А нырнуть боязно. И от этого по телу бегут мурашки.

– Может быть, – милостиво согласилась Валя и мягко спросила у Виктора: – Ты выключил телевид?

– Он же выключается сам.

Ребята походили без костюмов и хотели уже ложиться спать, как в стенах открылись дверцы и показались бокалы с напитками.

– Очень кстати, – решила Валя. – Пить хочется. – Она подумала и добавила: – Это, наверное, от волнения.

Ребята выпили приятный, освежающий напиток, поставили бокалы за дверцы и улеглись спать.

Лучились все восемь углов комнаты, стены и потолок. Пахло хвоей, морем и почему-то апельсинами. Было тихо. Когда все уснули, на стене неожиданно вспыхнул экран телевида. Виктор ошибся: телевидная связь не была автоматической. Раз он включил, он должен был ее и выключить. А Виктор не сделал этого, и телевид заговорил.

 

Глава девятая

Решение совета

На экране телевида все время мелькали лица – старые и молодые, мужские и женские. Но голос поначалу звучал один и тот же.

– Уважаемые мёмбяне! Как вам известно, у нас в гостях три ребенка с далекой планеты Земля. Вы, конечно, можете себе представить, как волнуются их родители, близкие и товарищи, обнаружив их внезапное исчезновение. Вот почему и наш Совет, и Совет Большой Планеты приняли все меры, чтобы возвратить их на родную Землю. Для этого мы связались со Старшей Цивилизацией. Совместными усилиями был разработан единственно возможный в этих условиях план и созданы, пока что еще экспериментальные, но достаточно надежные технические средства, которые позволят землянам вернуться домой. Весь вопрос в моральном обосновании этого плана… Имеем ли мы право рисковать – хотя оговоримся заранее, риск сведен до самой малой степени, но он все-таки есть – жизнями наших маленьких гостей? Вот почему окончательное решение Совет будет принимать в вашем присутствии, уважаемые мёмбяне. И если у кого-либо родятся новые идеи, проекты или появятся возражения – немедленно сообщайте нам, в оперативную группу. А сейчас слово предоставляется Председателю Совета.

Сразу же на экране высветилось лицо пожилого человека, но не серебряного, а просто чуть смуглого, по-видимому загорелого. Он сказал:

– Пока земляне пребывали на Мёмбе, их подвергали непрерывному физико-биологическому и химическому исследованию, как вы сами понимаете, с помощью приборов, вмонтированных в их костюмы. Эти исследования показали, что земляне чрезвычайно похожи на нас, особенно жителей Большой Планеты, так как жители Мёмбы приобрели уже кое-какие иные качества и отличия. Вместе с тем эти исследования показали, что планета Земля жила и развивалась почти в тех же условиях, что и Большая Планета. Вот почему мы смело моделировали поведение землян, основываясь на собственном опыте, и ни в чем не ошиблись. Они оказались великолепными представителями человека разумного, или, как говорят у нас, человека вселенского. Вот почему мы считаем, что предстоящее испытание, неминуемое при их возвращении, они выдержат. О самой сущности проекта их возвращения сообщит Главный специалист по связи со Старшей Цивилизацией.

Теперь на телевиде возникло лицо молодой и очень красивой женщины с золотистыми щеками и блестящей серебряной кожей – явно мёмбянкой.

– Проект прост. Вы знаете, что Старшая Цивилизация давно работает над проектом автоаннигиляционного космического корабля. Что это такое? Старшая Цивилизация создала искусственный полуаннигиляционный строительный материал. Его атомы состоят из микрочастиц как материи, так и антиматерии. Он достаточно прочен и подвижен, но до известного предела. Стоит изменить напряжение магнитного поля до определенных величин, как связи микрочастиц нарушаются. Это, как вы сами понимаете, неминуемо приведет к внутриатомному аннигиляционному взрыву. Материя и антиматерия, как вы знаете, в обычных условиях несовместимы и стремятся оттолкнуться друг от друга. Если направить этот анниги-ляционный взрыв в одну точку, то создается реактивная тяга грандиозных энергий, которая будет двигать космический аппарат с быстротой, предельно близкой к скорости света. Над овладением такого материала Старшая Цивилизация работала много лет и недавно провела первые сверхкосмические испытания этих аппаратов с помощью «черных дыр» и подпространства. Они дали положительные результаты. Но вот беда. Однажды начавшаяся внутриатомная аннигиляция иногда вырывается из-под контроля человека и приборов. Сейчас один из экипажей космического корабля Старшей Цивилизации сидит на планете соседней галактики, которую избрали для последующей цивилизации. Дело в том, что корабль просто растворился.

– То есть как это растворился? Он же не из сахара! – спросил кто-то из членов Совета.

– Поясню. Корабли недаром названы авто-аннигиляционными. В случае нужды материалы, из которых они построены, могут стать и аннигиляционным топливом. Он постепенно сам себя взрывает и распадается на материю и антиматерию. Вот и у того космического корабля случилась беда – экипаж не сумел пресечь цепной внутриатомной реакции, и в результате корабль распался. Старшая Цивилизация сейчас работает над улучшением конструкции, но для нашего случая этот недостаток оборачивается неоспоримым достоинством.

– Не совсем понятно, – вмешался опять тот же невидимый член Совета.

– Точный анализ мыслей и впечатлений землян показал, что уровень их цивилизации еще недостаточно высок для восприятия всех новинок и нашей, и особенно Старшей Цивилизации. Если допустить, что мы отправим ребят кораблями иного типа, то, я уж не говорю о массе времени, которое необходимо затратить при этом на полет, – ребята за это время вырастут и почти состарятся, – мы вынуждены будем вступать в контакт с той цивилизацией: ведь они увидят и корабль, и многое другое. Мы считаем это преждевременным. Автоаннигиля-ционный корабль спокойно долетит до Земли, высадит ребят и… распадется на материю и антиматерию, то есть обратится в ничто. Это явится и отличной проверкой научной теории, и поможет ребятам перенести психологические стрессы, перенапряжения, и передаст с ними первую весточку о нашем существовании. Не сомневаюсь, что со временем мы установим контакты. Словом, в данном случае мы будем проходить тот же путь, что проходила в свое время Планета, устанавливая контакты со Старшей Цивилизацией. Все всем понятно?

– Техническая сторона дела понятна. Но мы не видим моральной проблемы.

– Передаю слово руководителю полета. Руководитель полета – средних лет мужчина, с обыкновенной белой кожей и широченными плечами. Под его легкой одеждой при каждом движении ощутимо перекатывались отлично натренированные мышцы. Его взгляд казался строгим и даже жестким. Но он улыбнулся, и каждый мог бы решить, что руководитель полета, как и многие другие крупные мужчины, очень добрый и покладистый человек.

– Тут такая история… Галактика, как известно, вращается. На вращение нашей Солнечной системы все большее влияние оказывает соседняя галактика. Вроде как бы космическое трение. А в той части Галактики, где находится Земля, этого «трения» нет. Поэтому тамошние солнечные системы и тамошняя часть галактики движутся с несколько большим опережением «графика». Как раз в эти дни наши солнечные системы находятся почти на прямой линии. А это значит, что расстояние между ними наикратчайшее. Но этого мало. Совпадение в расположении других солнечных систем и планет сегодня тоже наиболее благоприятное. Космический корабль пройдет между ними как по коридору и, значит, испытает наименьшее влияние их притяжения. А то, сами знаете, ребята чуть не угодили за границу нашей Галактики, когда летели сюда. Вот почему и нам, и им дорога каждая минута. Планеты и солнечные системы меняют свои места, и ребятам предстоит покрыть добавочные миллионы километров. Значит, решать нужно быстро. И вот тут-то и возникает моральная проблема. Мы считаем, что нужно погрузить сонных ребят в корабль и дать ему старт, не ожидая, пока пассажиры проснутся…

Сразу же обрушился шквал вопросов.

– А если они проснутся в космосе?! Возможно непоправимое!

– Любой случай может привести их к гибели!

– Где ж это видано – пускать в космос неуправляемый корабль!

– Хороши будущие контакты: отправлять детей без их согласия, да еще во сне!

Руководитель полета был невозмутим. Он переждал этот шквал и опять улыбнулся:

– Вот поэтому мы и собрали Совет. Но прошу учесть главное. Мощное следящее и программное оборудование, то есть автопилоты по-старому, позволят кораблю избежать неприятностей. Но риск, конечно, есть. Вправе ли мы рисковать?!

Некоторое время Совет молчал. На экране проходила вереница озабоченных лиц. Задачку земляне задали сложную. Но постепенно все члены Совета приходили к единому мнению – иного выхода нет. Земляне должны возвратиться на Землю, и возвратиться как можно скорее, иначе они рискуют прибыть на свою планету в неизвестно каком веке.

– А все-таки как им предстоит поступать, если корабль встретится с какими-либо непредвиденными трудностями?

– Да-да! Не забывайте, что это все-таки дети.

– Не забываем. Но эти дети показали себя на Мёмбе довольно-таки смелыми и умными. А раз это так, то мы собираемся снабдить их программами полета. Как только они проснутся, они, в случае нужды, сами смогут взять управление кораблем" в свои руки. Но при этом, пожалуйста, учтите, что даже космонавты Старшей Цивилизации не смогли остановить цепной аннигиляционной реакции. Космический полет всегда риск, и далеко не все можно предусмотреть. Вот в этом и заключается моральная сторона вопроса. И еще я прошу вас учесть – сюда они прилетели в плазменной бутылке, которая образовалась тоже, в сущности, из-за непредвиденного аннигиля-ционного взрыва. И – ничего. Долетели. Так что… справятся.

Совет длился долго, спорили очень серьезно, но каждый раз, когда разгорались страсти, руководитель полета улыбался и напоминал:

– Галактика вращается. Потеряно еще тридцать миллионов километров!

После такого напоминания наступала пауза и новый спор был уже не таким долгим. В конце концов выхода из создавшегося положения так никто и не предложил.

– Значит, утверждаем? – спросил Председатель Совета.

Все молчали. Председатель вынес решение:

– Приступить к осуществлению совместного проекта!

Экран погас. Но почти сейчас же открылись двери в восьмиугольную комнату, и в нее вошли люди, стали одевать ребят в ту одежду, в которой они прилетели. Ни один из них не пошевелился, не запротестовал, только Андрей сладко чмокал во сне и норовил освободить руки. Должно быть, ему казалось, что его опять атакуют отарии. Один из серебряных людей удовлетворенно заметил:

– Снотворное на них действует, пожалуй, сильнее, чем на наших людей.

– Вполне понятно, – сказал второй, – наши кое к чему привыкли, а им впервой.

– Им все впервой, – ответил первый и, вздохнув, добавил: – А все-таки я им завидую. Испытать такое!

– Ты завидуешь! Да им завидуют сейчас вся наша система и вся Старшая Цивилизация. А когда они вернутся домой и расскажут, что они видели и что пережили, им будет завидовать вся Земля.

Землян осторожно, на руках, как маленьких, вынесли из комнаты, погрузили в машины, которые помчались к космическому причалу. Возле него уже стоял автоаннигиляционный космический корабль.

Пожалуй, он не поражал и даже не восхищал. Не слишком большой: раза в два – два с половиной больше той самой ракеты, которая выводила на орбиты первые космические корабли, раза в полтора потолще, с тупым, обтекаемым носом и выступающими по бокам рулями. В его темно-серой могучей туше были приоткрыты люки, через которые внесли землян и уложили в спальные мешки.

Руководитель полета приказал всем покинуть корабль. Когда люди ушли, он проверил приборы и включил реле времени, робота и систему вычислительных машин.

Выходил он из корабля уже в то время, когда робот приступил к своим обязанностям. Двери стали медленно закрываться, а люки задраиваться.

Люди поспешно отошли в подземное укрытие и тоже тщательно задраили за собой двери, нацелив на корабль только наблюдательные перископы.

Некоторое время корабль как бы устало стоял на месте, потом, словно проснувшись, вздрогнул, приподнялся, выплюнул сгусток бело-алого пламени и сразу же исчез. Исчез стремительно и бесследно. Настоящий корабль-призрак, корабль-фантом.

– Вхождение в «черную дыру» и подпространство прошло нормально, – сообщил руководитель полета.

 

Глава десятая

Возвращение

Первым проснулся Андрей. Он сладко зевнул, потянулся и только после этого открыл глаза. Осмотрелся и опять закрыл глаза. Несколько секунд он лежал с зажмуренными глазами, потом осторожно приоткрыл левый глаз, оглядел помещение и опять смежил веки.

– Что за ерунда?! – возмутился Андрей. – Ведь я же явно не сплю, а… вот такое…

Он решительно открыл оба глаза и убедился, что не спит. Рядом в спальных мешках посапывали Виктор и Валя. Голые стены тесной каютки были суровы и неприступны. Где-то рядом что-то тихонько и надсадно жужжало.

Андрей приподнялся на локтях, обернулся и посмотрел назад. Впору было заново зажмуриться и убедиться, что он не спит: сзади, за столом-пультом сидел некто… или нечто, составленное из квадратов, точнее, кубов и цилиндров. Перед ним лучился огромный экран, на котором пробегали и расходились разноцветные линии. Иногда в их переплетении мелькали какие-то смутные, далекие тела и пропадали за кромкой экрана.

– Ничего не понимаю! – вслух сказал Андрей, и то, что сидело за пультом, обернулось и звонким, размеренно-металлическим голосом сообщило:

– Все полном порядке. Вы возвращаетесь на Землю. Курс точен. Скорость максимальная. Происшествий не было. Питание – шкаф с тюбиками. Жду приказаний.

– Да-а… – почесал затылок Андрей. – Дела…

– Дел нет, – отрапортовал робот. – Есть спать.

– Я уже выспался. И давно мы летим?

– Пятнадцать часов сорок три минуты… Нет… Сорок четыре минут.

В роботе, видно, что-то заедало, потому что говорил он не совсем верно. И это не понравилось Андрею.

«Не могли уж подобрать как следует, исправного… – подумал он. – Нашли какого-то косноязычного и сунули. Ну да ладно, не это главное. Главное, что мы летим. И летим, конечно, в космосе».

– Слушай, а долго нам еще лететь? – спросил он у робота.

– Слушаю хорошо. Лететь долго. Если не будет препятствий – пять часов пятьдесят пять минут. Секунды не считаем. Прошу ознакомиться с программой полета и подумать заранее о посадке. Нужно выбрать пункт.

«О-о! – подумал Андрей. – Чего я один в этой программе пойму? Да еще пункт выбирать. Выберу не тот, что нужно, а наши будут меня обвинять. Лучше подожду, пока все проснутся».

Вслух он спросил:

– А что это на экране… мелькает?

– Мы все время летим на грани светового барьера. Значит, мелькают линии светового спектра…

– Ага! Понятно! – бодро ответил Андрей, хотя, честно говоря, он не понял, что такое «световой барьер». Но, подумав немного, вспомнил, что самолеты преодолевают звуковой барьер. А раз свет, как и звук, является одной из форм материй, значит, вполне возможно, что существует и световой барьер.

– А что это такое? – Он показал на фиолетовый шар, который медленно проплывал по экрану.

– Планета. Сейчас буду справляться, какая именно, – ответил робот и стал крутить ручки приборов.

Стрелки на них запрыгали. Андрей испугался: «Накрутит там чего не нужно… Космос же…» И он закричал:

– Ладно, не крути! Шут с ней, с этой планетой.

Робот неуклюже повернулся и растерянно сообщил:

– Мне неизвестно, имеется ли рядом с этой планетой шут.

Что можно поделать с таким помощником?

Обыкновенного русского языка понимать не хочет. Андрей махнул рукой и отвернулся от робота и тут же встретился с широко открытыми Валиными глазами. В них светился не то что испуг, а прямо-таки ужас. Андрей, конечно, не мог не пожалеть ее и потому бодро сообщил:

– Ничего особенного! Просто мы летим домой. На Землю. И ты не нервничай.

Оказывается, проснулся от Андреева вскрика и Виктор. Он спокойно спросил:

– А ты ничего не путаешь?

– Зачем мне путать? Вон сидит робот, и он мне все объяснил. Да и на экране видно: летим. И кажется, здорово летим. Прямо возле светового барьера.

– И куда же мы прилетим? – спросила Валя.

– Как это куда? – искренне удивился Андрей. – Тебе же ясно сказали – на Землю.

– Слушай, Андрей, ведь это же… Нам же ничего не известно!

– Ерунда, Виктор. Ерунда! У робота есть программа полета, только я не стал слушать, пока вы не проснетесь. А раз вы проснулись, давайте слушать. Эй! – крикнул он роботу! – Докладывай программу.

Робот послушно встал из-за пульта, и в тесной каюте зазвучал знакомый голос Оэты:

«Дорогие ребята! Не обижайтесь на нас за то, что мы отправили вас домой не попрощавшись. Просто условия полета складывались так, что нельзя было терять ни минуты. – Здесь она начала рассказывать все то, что говорилось на Совете, и добавила: – Вообще-то вы можете гордиться. Вы первые, кто летит на таком корабле так далеко. Знайте, что мы вас будем всегда помнить и всегда любить, потому что вы настоящие ребята. Надеюсь, что у вас хватит мужества и находчивости преодолеть все трудности и неожиданности этого сложного полета. Прежде всего сообщите роботу то место, куда нужно сесть кораблю, чтобы вы как можно скорее попали домой. Нарисуйте материк, на котором вы живете, и укажите нужную точку посадки. Она должна быть возле какого-нибудь заметного ориентира – реки, озера, большой дороги и так далее. Подобное вы, наверное, изучали в своей школе. А уж потом действуйте в соответствии с обстановкой. Обо всем справляйтесь у робота».

Пришлось срочно чертить карту мира и свой евразийский материк с горами и озерами на нем, потом нарисовали Волгу, уж потом – свою реку и большую дорогу, что шла мимо родного городка. Робот долго рассматривал сообща составленную карту, и Виктор спросил:

– Вы разбираетесь?

Робот выпрямился, а Андрей шепнул Виктору:

– Чего это ты его на «вы» величаешь?

– Н-ну, неудобно как-то… Все-таки он не ребенок.

– А ты откуда знаешь? Может, он младше нас?

Вопрос оказался не праздным хотя бы потому, что никто из ребят нигде и никогда не читал, как нужно обращаться с роботами – на «ты» или на «вы». С одной стороны, роботы создания умные, и поэтому, если обращаться к ним по уму, так нужно было бы говорить «вы». Но поскольку робот – это всего лишь машина, то…

Словом, открылись определенные неясности, которые еще предстояло решить. Но тут вмешался сам робот и сообщил:

– Я не разбираюсь. Я самоуничтожаюсь.

– Чего-чего? – не понял Андрей.

– Отвечаю на вопрос. Я не разбираюсь. Я самоуничтожаюсь. В последнюю минуту.

Самостоятельно.

– Какой же мы ему вопрос задали? – удивился Андрей.

– Так это я у него спросил, разбирается ли он в нашей карте? Найдет ли он точку посадки? – ответил Виктор. – А он понял все по-своему.

– Да уж… С ним нужно держать ухо востро, – заметил Андрей.

Робот, по-видимому, опять задумался и сообщил:

– Острые уши бывают у лятуев. Как можно их держать?

Ребята только переглянулись. Виктор обратился к Вале:

– Знаешь, возьмись-ка ты за хозяйство. Опять хочется есть. И – пить.

У девочек, настоящих конечно, есть особое чутье на хозяйственные дела. Валя мгновенно разыскала шкафчик и очень быстро определила, что в каком тюбике заключено: долгие разговоры с Пепой принесли свои результаты. Она раздала ребятам тюбики с супом, вторым и напитками. Андрей выпил последний тюбик, потом съел второе и отложил первое.

– Надо съесть и первое, – строго сказала Валя.

Андрей даже не взглянул на нее. Он небрежно сунул тюбик с супом в карман и тяжело вздохнул.

– Вы так ничего и не поняли, – грустно произнес он. – Ведь мы навсегда расстались с Мёмбой. Понимаете, навсегда! И мы уже никогда не увидим милых лятуев и не попьем их вкусного молока, мы не будем плавать с гршами и даже не встретимся с отариями, будь они неладны.

– И ты, конечно, не встретишься с Пепой, – съязвила Валя.

– Конечно! И это очень грустно. Хорошая девчонка, хоть и серебряная.

Виктор ничего не ответил. Должно быть, поэтому все примолкли, вспоминая Мёмбу и пережитое. Что ж… Жизнь есть жизнь. Она сталкивает людей и разводит их, принося грусть и разлуку. Но в жизни есть и хорошее – постоянная надежда, что могут быть и новые встречи.

Еще древние мудрецы заметили, что молчать слишком долго не только неприлично, но даже невозможно. Но если это необходимо, нужно хотя бы смотреть на что-нибудь или слушать. Слушать было нечего – корабль летел тихо и сосредоточенно. Смотреть друг на друга не слишком интересно. Поэтому все уставились на экран.

 

Глава одиннадцатая

Нырок в неизвестность

На экране не происходило ничего интересного: набегали и расходились разноцветные световые полосы. В их линиях и спектрах, как рыба в неводе, иной раз показывались некие далекие планеты. Иной раз появлялись ослепительные неизвестные солнца неизвестных солнечных систем. Они излучали столько света, что корабль некоторое время слегка гудел от натуги, пробиваясь сквозь световые потоки.

Но в целом полет проходил как-то уж слишком спокойно и буднично. А это всегда вызывает тревогу – не может же быть, чтобы все в жизни шло как по маслу. Тем более в космосе, и особенно при такой невероятной, околосветовой, скорости. И тем не менее полет продолжался без приключений.

Ребята решительно не знали, чем себя занять. Первым не выдержал робот. Его построили для запрограммированных действий. Он был построен для того, чтобы действовать. А он бездействовал, и, вполне возможно, от этого у него перегревались какие-нибудь электронные внутренности.

Видимо, именно поэтому робот спросил:

– Какие будут указания?

Ребята переглянулись, и Валя обратилась к Виктору:

– Скажи ему что-нибудь… А то как пристанет.

– Так я же не знаю… что говорить.

– Но ведь ты же командир! Ты и должен придумать.

– Кто командир? – удивился Виктор.

– Ты.

– Почему я?

– Потому что, когда мы сюда летели, ты был командиром, значит, когда мы летим отсюда, ты тоже должен быть командиром. – И, перехватив недоуменный взгляд Виктора, пояснила: – Но у тебя же опыт. Ты же знаешь, как это делается. Вот я, например, совершенно не представляю, как это – командовать…

– Ладно. Спрошу, – кивнул Виктор и обратился к роботу: – Скажите, а как вы определили, что нам лететь еще пять часов?

– Так составлена программа.

– А если случится что-либо непредвиденное?

– Непредвиденное тоже запрограммировано. В программе нет только катастрофы. Но для катастроф программ и не требуется.

В роботе, видно, что-то прогрелось и поэтому стало на свои места, он говорил совершенно правильно и убийственно точно.

– А кто же нам сообщит эту программу? – допытывался Виктор, постепенно понимая, что серебряные люди, кажется, дали им неплохого спутника.

– Она вложена в приборы и в автопилот. Кое-что знаю я. – Робот подумал и сообщил: – Я советую передвинуться поближе к пульту. По расчету времени, хвостовая часть корабля должна уже проаннигилировать.

Валя тревожно взглянула на Виктора:

– Что он говорит?

– Он говорит, что часть нашего корабля в полете сократится, проаннигилирует, и поэтому нужно приблизиться к пульту: наверное, помещение уменьшится.

– Этак мы окажемся прямо в космосе, – опасливо протянула Валя и первая пересела в кресло за пультом.

– Ну и что? – усмехнулся Андрей. – Летели же мы в сплошной невесомости? И тут справимся.

Уверенность всегда хороша, и потому неприятное предупреждение робота несколько померкло.

– Словом, получается так, что нам, всем троим, и делать нечего? Да? Все запрограммировано, все продумано?

– Не знаю, как получается, – словом, программа правильно составлена, – сухо ответил робот.

– Ну вот. – Виктор обратился к Вале: – Сама видишь – командиру делать нечего, и я перейду на положение рядового путешественника. Кстати, а есть ли на корабле какие-нибудь обзорные люки? Скучно же лететь вот так… почти вслепую.

– Люки задраены. Экран дает полную информацию. Следите. – Робот сказал это явно недовольно. Ему, кажется, начинали надоедать эти несмышленые пассажиры, для которых созданы все условия безопасного путешествия, а им и того мало.

И как раз в это время экран стал стремительно светлеть, как бы наливаться опасным ослепительным светом, а по кораблю пронесся первый приступ еще мелкой, словно примеривающейся дрожи. Похоже, корабль наткнулся на какое-то препятствие и старательно преодолевал его.

Валя тревожно посмотрела на Виктора. Тот взглянул на робота. А робот, как и положено хорошо запрограммированной машине, молча ждал приказаний. Мыслить он мог. А вот чувствовать – ему не дано…

Между тем с кораблем творилось нечто непонятное. Впрочем, как и с его пассажирами: их непреодолимо тянуло к пульту и тела стали наливаться тяжестью. Виктор подозрительно спросил у робота:

– Появились космические перегрузки. Гравитационные перегрузки. Почему? Что делать, чтобы их избежать?

– Космических перегрузок быть не может. Корабль гравитационно отцентрован. Не может быть и состояния невесомости. Все продумано.

Но у ребят стали отвисать челюсти и вытягиваться лица. Говорить становилось все трудней. Впрочем, как и дышать. А роботу – хоть бы что! Он стоял непоколебимой грудой умного металла, спокойно опустив свои руки-клещи, руки-манипуляторы. Хоть бы глаза у него были, чтобы можно было заглянуть в них… Но робот был хорошо продуман и скомпонован: ничего лишнего.

А корабль стал гудеть и дрожать все сильней, и свет на экране все усиливался. Несмотря на перегрузки, Андрей понял, что происходит нечто не совсем понятное, и побледнел, точнее, посерел. Валя умоляюще смотрела на Виктора, и он, перехватив этот взгляд, понял, что нужно что-то придумывать. Но придумать ничего не мог. Ведь он, в сущности, очень мало знал корабль, слабо разбирался в том, что с ними происходит. Ясно было только одно: корабль теряет скорость, он словно увязает в чем-то непонятном.

Виктор с надеждой посмотрел на ослепительный экран, мгновенно прикинул все, что он знал о программе полета и технических данных корабля, и кое-что понял: корабль наткнулся на мощный световой поток. Причем не просто поток, а встречный поток.

До сих пор световые потоки были боковые, попутные, скользящие, всякие-всякие. А этот шел прямо в лоб корабля. И корабль, двигающийся со скоростью, близкой скорости света, очутился как бы перед барьером: он не мог переступить, пробить этот лучащийся поток. Хуже того. Раз свет летел точно в лоб, значит, чтобы удержаться и не развалиться, корабль должен был сбавить скорость по крайней мере вдвое.

В конце концов, это был тот действительно счастливый случай, когда Виктору помогло не присутствие, а отсутствие знаний. Он, как и большинство землян, просто не знал, как должен повести себя космический корабль, да еще двигающийся со скоростью, близкой к скорости света, если он встретится со встречным потоком света. Ведь, с одной стороны, корабль – материален, а свет как бы не материален. Но с другой стороны, свет – это тоже особый вид материи. Пусть волновой, но все-таки…

Одним словом, этого никто еще не проходил как следует, и, как себя вести в подобных условиях, как-то никто не задумывался.

Главным сейчас для Виктора являлось одно: выяснить, откуда идет этот лобовой поток света? Экран помочь не может: он залит этим светом – все густеющим и все более ослепляющим. Виктор понял, что, если такое стремительное увеличение силы света продлится еще несколько минут, экран лопнет, и тогда…

И он предположил самое простое: корабль идет прямо на какое-то огромное солнце. Или звезду. Она выбрасывает мощнейшие потоки лучистой энергии.

Но тут ему стало страшновато. Ведь звезда выбрасывает не только потоки света. Она обладает страшной гравитацией – силой притяжения, силой тяжести. Значит, корабль сейчас тянет к звезде не только, как говорят космонавты, тяговая сила корабля, но и сила гравитации, идущая от звезды. Но корабль не может лететь быстрее, чем летит свет. Вот и получился световой барьер. Значит, с одной стороны, звезда притягивает корабль, а с другой – не подпускает его. Пока что корабль находится как бы в точке равновесия нескольких сил или поблизости от нее. Но не исключено, что силы гравитации победят – их пределы не установлены. Возможно, что они беспредельны, и тогда корабль полетит прямо в пылающее пекло звезды.

Все это ясно Виктор представил себе и сразу же решил, что ему следует делать. Он закричал на робота:

– Где управление рулями корабля?!

– Рули связаны с автопилотом, – бесстрастно ответил робот.

– А где ручное управление?

– Для включения ручного управления требуется изменение программы!

Чертов робот и его бесстрастие! Как ему объяснить, что положение критическое, что дорога каждая секунда. А ведь его не испугаешь – он же не разбирается, а самоуничтожается! Он запрограммирован на самоуничтожение! Автоуничтожение!!!

Виктор с трудом подвинулся к пульту. Приборные стрелки дрожали и медленно откатывались к нулевым отметкам – корабль боролся из последних сил.

– Робот, – как можно спокойнее сказал Виктор. – Изменение программы необходимо. Мы попали в зону притяжения неизвестного солнца. Идем ему в лоб. Что делать?

– Это запрограммировано. Необходимо отметить курс, затем переключить тумблер номер три в крайнее правое положение и взять управление в свои руки. Управление осуществляется ручками «один» и «два». «Один» отклоняет корабль вверх или вниз, ручка «два» – вправо или влево. Повторяю…

Ожидать повторения Виктор не стал. Он бросился к центральному прибору. На его нимбе было нанесено триста шестьдесят делений – градусов окружности. Стрелка стояла на делении «232».

– Запомните! – крикнул Виктор товарищам. – Двести тридцать два!

Он разыскал тумблер «три» и щелкнул им. Корабль сразу же швырнуло, и в левом верхнем углу экрана вспыхнул жуткий, почти фиолетовый свет – там находилось чужое солнце. И сразу же ослабели перегрузки. Корабль явно прибавлял скорость. Теперь потоки солнечной энергии били ему не в лоб, а как бы скользили по его стенкам.

Виктор осторожно повернул ручку «один», и корабль словно поднырнул под солнце. Его фиолетовый свет на экране несколько переместился к середине верхней кромки и стал понемногу исчезать.

– Робот! – крикнул Виктор. – Есть ли здесь приборы бокового и заднего обзора? Робот немного погудел и сообщил:

– Такие приборы есть, но если в них попадет свет близкого солнца, он может повредить глаза.

– А… – Виктор запнулся: ну, как называть это сооружение: на «ты» или на «вы»? Поэтому он окончательно рассердился и закричал: – Робот! Наблюдать за солнцем и следить, чтобы оно проходило как раз над центром корабля. Докладывать мне.

– Понял! Начинаю наблюдение. Робот послушно передвинулся к пульту, бесцеремонно растолкал Валю и Андрея и своими руками-манипуляторами вытащил откуда-то самые обыкновенные вилки со шнурами и сунул их в розетку под пультом.

– Солнце как раз над носом корабля, – доложил робот.

– Так держать! – скомандовал сам себе Виктор и отпустил ручку управления полетом. Корабль сразу же тряхнуло.

– Солнце ушло влево, – прогудел робот. Теперь, работая уже обеими руками, Виктор выровнял корабль, и он продолжал свой нырок под неизвестное огромное солнце. Дрожь по его укорачивающемуся телу пробегала все реже, исчезло натужное гудение, пропали перегрузки.

– Солнце над центром корабля! – доложил робот.

Виктор чуть отпустил ручку номер один, и корабль стал подниматься вверх. Стрелка прибора, указывающая курс корабля, дрогнула и поползла к отметке «232». Когда она стала на свое место – курса на Землю, – робот доложил:

– Солнце скрылось за кормой.

– Вот и хорошо, – сразу повеселел Андрей. – Пусть себе там и светит. Я очень не люблю, когда солнце светит прямо в глаза.

Валя и Виктор расхохотались. Они смеялись долго и радостно – их оставляло страшное нервное напряжение. Нырок под солнце прошел как по писаному.

– Давай-ка попьем чего-нибудь вкусненького, – предложил Андрей. – А то у меня от этого солнца в горле пересохло.

И все трое пили мёмбянские напитки из тюбиков и беспричинно смеялись, изредка посматривая на экран… На нем опять пробегали, извивались и исчезали разноцветные линии, мелькали далекие планеты и солнца.

Корабль ровно несся к теперь уже недалекой Земле.

 

Глава двенадцатая

Электросон

Робот все еще стоял подключенным к приборам наблюдения.

Страшное ушло, скрылось в неведомых глубинах космоса, но, не получая команды, робот, по-видимому, не знал, что ему делать. Андрей сказал Виктору:

– Скомандуй ему что-нибудь. Чего он прохлаждается без дела?

– Робот! Включитесь в программу полета и докладывайте обо всем замеченном. А также обо всех отклонениях.

– Будет исполнено! – с готовностью доложил робот, выдернул вилку из розетки и устроился у пульта. – Курс выдерживается, опоздание по сравнению с программой семнадцать минут. Опоздание не превышает запасов аннигиляционного топлива. Все в порядке.

Подумать только – вся борьба со встречным солнцем продолжалась всего семнадцать минут. Они пролетели… Впрочем, как раз наоборот. Они длились столько, что казалось, прошли часы. Андрей примолк и задумался, потом улыбнулся, словно озарился:

– Семнадцать минут! Что такое семнадцать минут для нашего корабля? А вот что такое. Мы летим со скоростью триста тысяч километров в секунду. Значит, за минуту пролетаем восемнадцать миллионов километров. А за семнадцать минут больше трехсот миллионов километров. С ума сойти можно! Щелкаем, как семечки, эти самые миллионы…

Он опять задумался:

– А знаете что, ребята, мне кажется, что люди из Старшей Цивилизации проделали с нами какую-то странную шутку.

– Не понимаю, – пожала плечами Валя.

– Я читал, что поперечник нашей Галактики равен нескольким тысячам световых лет! Понимаете?

– Я – не совсем, – призналась Валя.

– А это значит, что свет – мы ведь тоже летим со скоростью света – проходит через Галактику несколько тысяч лет. Значит, и мы должны лететь несколько тысяч лет. А мы летим только сутки.

– Подожди… Но ведь когда мы летели туда…

– Вот об этом я тоже задумался. Либо мы были не на другой стороне Галактики, либо… либо что-то произошло такое, чего мы не знаем и не понимаем. Может, спросить у робота? Робот! Наш корабль сразу же набрал световую скорость и ни разу ее не менял?

– Да. Как только он вышел из подпространства, скорость не менялась.

– Из подпространства? – переспросил Андрей.

– Обыкновенное понятие. Вначале корабль ввели в черную дыру, она вывела его в подпространство, а когда программа действий в подпространстве сработала и поглотила время, корабль вышел из подпространства в пространство, и вот мы летим.

Если бы робот хотя бы повысил голос, споткнулся на каком-нибудь слове, можно было хоть за что-то зацепиться, обдумать сказанное. А он говорил механически точно и бесстрастно, как о само собой разумеющемся. Словно ребята обязаны были знать, что такое черная дыра, что такое подпространство, и как оно ведет себя, и как ведет себя в нем корабль, и где и как поглощается время.

Андрей попробовал «зайти» с другой стороны.

– Робот! Что делалось с кораблем в подпространстве и в черной дыре?

– Он летел.

– Куда он летел? И как он летел?

– Он летел к цели согласно заданной программе.

– А кто же и где поглощал время?

– Оно поглощалось согласно программе. Сколько ни пытались ребята выяснить, что с ними было и каким образом они преодолели невообразимые пространства, робот твердил одно: согласно программе. И ничего с ним поделать уже нельзя – он сам был запрограммирован именно на такие ответы. Может быть, это был и очень ученый, но явно недостаточно образованный робот.

Когда ребята поняли, что разгадать космические загадки они не смогут – у них не хватает знаний, – робот неожиданно заговорил почти по-человечески.

– Прилетите и узнаете. Подучитесь. Решите уравнение. Окунетесь в машину. Пройдете смазку. – Тут он забормотал что-то и вовсе несуразное. По-видимому, его электронные мозги попытались решить незапрограммированную задачу.

– Слушай, – забеспокоился Андрей, – он же может чокнуться? А у него все программы.

– Робот! – закричал Виктор. – Доложить о курсе!

Робот некоторое время молчал, потом словно встрепенулся и бодро доложил:

– Курс по программе. – Подумал и попросил: – Придвиньте поближе схему посадки. Еще раз уточните курс. Советую прилечь и сберечь силы. Посадки всегда трудны. Я включу электросон.

– Это еще зачем? – удивилась Валя. – Я хочу посмотреть на нашу Землю.

– Так гласит программа. Посадка должна производиться во сне. Меньше опасных перегрузок. Ложитесь спать. Застегните спальные мешки. Спокойно. Я веду корабль. В случае отклонения от программы бужу вас. Повторяю…

Но что он повторял, никто уже не услышал.

Заснули они очень быстро.

 

Глава тринадцатая

На милой, но недоверчивой земле

Чем все-таки хорош робот? А тем, что человек что-то может забыть, что-то понять не так или сделать по-своему. У роботов этого не бывает. Раз они уж запрограммированы на что-то, так это что-то они выполнят аккуратно, точно и в срок. Так получилось и с самоуничтожающимся роботом.

Как только автоаннигиляционный космический корабль приблизился к Земле, робот отключил электросон, так быстро и так сладко убаюкавший ребят, и заговорил:

– Внимание! Впереди цель полета! Надо вставать! Надо вставать! Расстегните спальные мешки!

Спалось ребятам хорошо, но они явно переспали – и под влиянием снотворного, которое они приняли с последним напитком, поданным в восьмиугольной комнате, и под влиянием электросна. Спать мало – плохо. Но переспать – тоже никуда не годится. Поэтому поднимались нехотя, в теле чувствовалась вялость и разбитость. Но когда на экране показалась голубовато-зеленая с серебристым отливом милая Земля, ребята пришли в себя и бросились к пульту. Зловредина робот, конечно, и не подумал уступить место. Он заворчал:

– Ваша карта не слишком точна. Пожалуйста, корректируйте посадку на глаз. Визуально.

Земля быстро приближалась. Сквозь росчерки и завитки облаков уже угадывались очертания континентов, залитых ясным солнечным светом.

– Кажется, под нами Америка, – первой определила положение Валя.

Все помолчали, потому что корабль быстро приближался к радужной, многоцветной полосе на горизонте. Андрей задумчиво спросил у робота:

– А нас не засекут наземные радарные станции? Они же все время следят за небом. А тут, под нами, как-никак Америка…

– Что значит «засекут»? – недовольно переспросил робот.

– Ну… запеленгуют, обнаружат…

– Нас никто не может обнаружить. Земля, согласно программе, еще не умеет определять аннигиляционные явления. Ведь мы не только материя, но еще и антиматерия. Как же можно одновременно обнаружить и то и другое?

Все это звучало не слишком понятно, но настолько логично, что пришлось поверить.

Корабль неторопливо приближался к кромке, которая отделяла полосу солнечного света ясного дня от сумерек ночной темноты. Явственно проступили очертания Японских островов и Сахалина, потом показались первые огоньки городов.

– Вот это река Амур, – вздохнула Валя. – Она течет как раз нам навстречу.

– Правильно, – вмешался Андрей. – А там, вернее, северней – БАМ.

– Значит, скоро Байкал? – спросил Виктор. – А потом – Енисей.

Под ними проносилась как бы огромная карта Родины – с ее могучими реками, огневыми россыпями больших городов и крапинками маленьких. Там, где-то под ними, шла обычная жизнь, и никто из живущих не предполагал, что над ними летит необыкновенный, автоан-нигиляционный корабль, которому вскоре предстоит самоуничтожиться, превратиться в ничто. Все это было так величественно и так странно, что ребята примолкли. Сумерки перешли в ночь, металлическими проволочками и пуговицами поблескивали озера и реки. Робот стал волноваться.

– Уточняйте пункт посадки. Уточняйте.

Расчетный запас аннигиляционного материала иссякает. Корабль скоро начнет распадаться. Все это, конечно, было страшновато, но ведь корабль летел уже над родной Землей. Так что, где бы он ни сел, все равно они будут дома. Виктор осведомился:

– На сколько времени хватит этого самого материала?

– Точно не скажу, но… не надолго.

Робот впервые засомневался, и это было и в самом деле опасно.

Внизу показалась сплошная лента огней – пролетали над Уралом. И вправо и влево, сливаясь в сплошной Млечный Путь, лучились огни городов и заводов.

Виктор приказал:

– Убавить скорость. Скоро должна быть Волга. – Он ткнул пальцем в самодельную карту. – А уж за Волгой нам совсем недалеко.

Корабль немедленно сбавил скорость, и огни под ними поплыли медленней.

– Следите за пунктом посадки. Следите за пунктом посадки. У меня иссякает сопротивление. Скоро я начну самоуничтожаться.

– А ну как плюхнемся? – почему-то весело спросил Андрей.

– Ты всегда со своими шуточками! – рассердилась Валя. И потому, что все промолчали, она обрушилась на Виктора: – А ты чегр молчишь? Ты же командир. Если он начнет самоуничтожаться, то…

– Подожди, – успокоил ее Виктор. – Не нервничай. Нам же осталось совсем немного. Вот перелетим Волгу и пойдем на снижение. Хватит его на несколько минут.

– А вдруг не хватит? Мы же потеряли семнадцать минут, а нагнать их не могли. Корабль же не может лететь быстрее скорости света. Может, он запрограммирован так, что вот эти самые семнадцать минут и окажутся главными.

– Да нет… – вмешался Андрей. – Должен же быть у него запас прочности? И потом, мне кажется…

Андрей умолк, и Валя рассердилась:

– Чего не договариваешь? Что тебе кажется?

– Ведь Оэта через робота нам говорила, что распад материала начнется после ослабления магнитных связей. А Земля – это огромный магнит. Магнитные пучки сходятся на полюсах. А мы летим довольно далеко от них. Вот мне и кажется, что робот просто уловил изменение магнитного поля, его ослабление. Наверное, на Земле оно иное, чем на Мёмбе, и в нем что-то происходит… внутри… Так что семнадцать минут опоздания, скорее всего, для него не важны.

– Ну да! Не важны. Скажешь тоже!

– Конечно! Ведь сказали же, что программа предусматривает изменение полета и даже ручное управление в случае особых обстоятельств. А что ж та программа. Господь Бог, что ли? Ведь серебряные люди да и люди из Старшей Цивилизации сюда не летали…

– Ну и что?

– Как это – что? Значит, программа предусмотрела, что таких неожиданных встреч, как у нас, может произойти не одна. А раз это так, то именно программа и рассчитана на запас прочности. Ведь не могли же серебряные люди отправлять нас на верную гибель. Они же наверняка обо всем подумали.

Вот эта ссылка на авторитет серебряных людей и успокоила Валю. Конечно, серебряные люди не такие бездумные, чтобы не предусмотреть возможные встречи и трудности и не обеспечить корабль запасом прочности и горючего для их преодоления.

– Робот! Как дела? Самоуничтожаетесь? – спросил Виктор.

– Нет… пока… держусь. Где Волга? Волга показалась сразу, словно вынырнув из прибрежных лесов, – огромная, слабо поблескивающая в сумерках уходящей ночи. Уже было видно, как по ее металлически-светлой глади плывут пароходы и караваны барж, рас-свеченные огнями. Где-то вправо река разлилась в целое море, и это море упиралось в темную, залитую светом громаду плотины. Там работала одна из волжских ГЭС. Слева показалась тоненькая бурая линейка-дорога. По ней не спеша, словно нехотя, ползли огоньки: по автодороге шли машины.

– Ну вот, – вздохнул облегченно Виктор. – Кажется, мы прилетели.

– Имейте в виду, – с придыханием сообщил робот, – программа предписывает произвести посадку в лесу, вдалеке от крупных населенных пунктов. Выбирайте площадку. Как следует выбирайте площадку.

– Интересно! – возмутилась Валя. – Почему же это подальше от населенных пунктов? А нам, значит, блуждать по лесам? В космосе не пострадали, на Мёмбе, все на свете прошли, а на своей собственной Земле рисковать в незнакомых лесах? Я против!

– Валя права… – согласился Виктор. – Так что, робот, площадку выбирать мы будем такую, которая подходит нам.

– Послушайте, программа все предусмотрела. Как только вы выйдете, корабль начнет испаряться, аннигилировать. Программа не знает, как пройдет аннигиляция на вашей планете. Вдруг из-за каких-то невыясненных Старшей Цивилизацией причин аннигиляция будет проходить бурно. Тогда неминуем взрыв. Значит, могут пострадать люди.

Ребята переглянулись. Мёмбяне предусмотрели, кажется, все. Во всяком случае, рисковать людьми из-за личных удобств было бы неправильно.

– Ладно. Тогда мы будем садиться неподалеку от дороги. Хорошо?

Робот подумал, разыскивая в своей памяти нужное решение.

– Поскольку программа рассчитана на предутреннее приземление, а дороги в это время пустынны, такое приземление можно допустить. Ищите точку приземления. Идет время. Мне уже совсем плохо. Я разлаживаюсь. У вас тут что-то не так с земным магнетизмом.

После недолгих споров ребята выбрали небольшой луг между широкими полями и нешироким придорожным лесом. Робот щелкнул тумблером номер три, потом пощелкал еще несколькими тумблерочками, и корабль остановился в воздухе, а потом стал медленно спускаться. Он приземлился мягко и осторожно. Экран сразу же погас. Наступила полная тишина. Поскрипывая, робот сделал несколько шагов и сильно ударил в стену своей рукой-захватом. В стене что-то сработало, она затрещала, посыпались обломки металла, и перед ребятами открылся люк. Сразу пахнуло росным воздухом, запахом свежих трав и хвои. То были запахи Земли. Только теперь, вдохнув их, ребята поняли, как они близки и дороги. Хотелось дышать и дышать.

Андрей с криком «0-оп!» ринулся в люк, перекувырнулся на траве, сел и крикнул:

– До чего здорово, ребята!

Робот обратился к Виктору и Вале:

– Поздравляю с прибытием. Мёмба рада за вас. Старшая Цивилизация желает больших успехов. Программа предусматривает ваш предварительный завтрак – никто не знает, сколько времени вам предстоит добираться до дома.

– Он правильно говорит, Виктор. Надо забрать тюбики с питанием.

– Валяй, – добродушно махнул рукой Виктор.

Пока Валя опорожняла шкафчик, робот опять заговорил:

– Я убедительно прошу вас открыть дверцу на моей спине.

Виктор поддел ногтем металлическую пластинку и открыл дверцу. За ней, в нише, виднелась рукоятка с красной чертой и кнопкой.

– Все сделано, – доложил он роботу.

– Теперь поставьте, совместите, соедините, срастите, слейте красную черту на рукоятке, лимбе, диске, регуляторе с красной чертой на моем теле, на металле, и на оболочке. Как вы меня поняли? Как вы меня поняли? Повторите.

– Совмещаю красную черту на лимбе с красной чертой на оболочке.

– Вы поняли правильно. Совмещайте.

– Совместил! – доложил Виктор, передвинув рукоятку в нужное положение.

Робот помолчал, словно прислушиваясь к тому, что в нем происходит, и неожиданно запел. Ребята вздрогнули – так это было неожиданно, а робот пропел:

– Ну, на-ажми-и-те мне-е кно-опку. Ну, на-жми-те мне кно-опку! Виктор нажал.

– А те-пе-ерь о-тхо-ди-те-е к до-ро-ге-е… Отходи-те-ее… к до-о-о-оро-о-ге бы-ыстре-е-й. Побыстре-е-е-й!..

Голос у робота оказался приятным. Он походил на звуки электрической гитары, но в нем звучали жалобные нотки, от которых у ребят защипало глаза. Подумать только, робот явно самоуничтожался. Это было что-то вроде самоубийства. И каким бы робот ни был созданием, все-таки он был мыслящим существом, и жалость все больше охватывала ребят.

– Зачем ты это сделал? – с упреком спросила Валя.

– Но он же просил, – растерянно пролепетал Виктор. – И я же не представлял, что… – Но он тут же рассердился. – А почему ты думаешь, что он самоуничтожается? Может, он еще на что-нибудь запрограммирован. И если ему не сделать то, что сделали мы, вернее, я, ему будет еще хуже. Ты знаешь, что там у него внутри?

Валя смутилась и пробормотала:

– Я, конечно, не знаю… Но все равно жалко… Хоть он и вредный, и чудак… а все равно…

– Хватит болтать. Пошли к дороге. Робот словно специально ожидал окончания этого разговора и опять запел:

– По-обыстре-ей! По-обыстре-ей! Теперь его голос звучал резко и властно. Ребята невольно прибавили шаг, часто оглядываясь. Корабль, укороченный и какой-то жалкий, стоял на дымном от росы лугу, освещенный занимающимся рассветом. Из люка донесся почти человеческий голос:

– Прощайте! Прощайте! Лес подхватил этот голос и влажно ответил: «…щай… щай…»

Выходной люк захлопнулся. Над кораблем заструился воздух. Темно-серое тело корабля стало быстро и неуловимо светлеть. Воздух струился все гуще и быстрее, смазывая контуры корабля, и он словно исчезал в этом струящемся мареве, которое столбом тянулось к начинающему зеленеть небу и пропадало в нем.

Через несколько минут все было кончено. Там, где стоял корабль, пронесший ребят из одного конца Галактики в другой, не было ничего. Совершенно ничего. Только на примятой траве темнело пятно от испарившейся росы. И никто не знал и никогда не узнает, был ли там корабль или не был: он действительно испарился.

Ребята стояли грустные и какие-то ошарашенные. Валя молча ткнула каждому в руки по тюбику, и они механически, не думая, стали пить последние мёмбянские напитки. Они освежили и укрепили ребят.

– Ну что ж… Надо добираться домой. Пошли к дороге.

– Ох и достанется же нам! – покрутил головой Андрей. – Поди докажи, что с нами произошло на самом деле.

– Ну и что, что достанется? – храбро сказала Валя. – Зато пусть они посмотрят то, что мы видели.

Ребята переглянулись. А что, в самом деле? За то, что они видели, можно выдержать любые наказания. Все они не так страшны, как то, через что они прошли и вернулись на свою Землю.

И они бодро пошагали к дороге. В этот ранний час по ней проносились только огромные фургоны междугородных перевозок. Их водители всегда спешили, и, главное, им не разрешалось брать попутчиков. Они шли как курьерские поезда, без промежуточных остановок. Так мимо ребят промчалось две машины. А третья резко затормозила. Из нее выскочил шофер и заорал на всю дорогу:

– Это вы пропадали целую неделю? Ребята переглянулись. Они считали, что их не было двое суток. Ну трое, в крайнем случае. Шофер понял это переглядывание по-своему.

Он рявкнул:

– А ну, садись в машину, беглецы этакие!

В конце концов, главное было сделано – Машина их брала, а уж в ней можно было разобраться в том, что произошло. Они уселись в просторной кабине, и за спинами у них тихонько похрапывал второй шофер, удобно разлегшийся в почти таком же спальном мешке, в каком спали ребята в космосе.

– Это что за машина? – сейчас же поинтересовался Андрей.

– Новый «КамАЗ». Что, не видел таких?

– Видел почти такие же, но в кабине не бывал.

– Ну ладно, рассказывайте, где же вы пропадали. Тут даже вертолеты вас искали. Ведь вас зовут Витя, Валя и Андрей? Так?

– Так.

– Так где же вы пропадали? Только не врать!

– А зачем нам врать? – скромно ответил Андрей. – Были мы на обыкновенной Мёмбе. Вот только что прилетели и пошли домой.

– Это что за Мёмба? – подозрительно спросил шофер.

– Мёмба? Это планета такая. На той стороне Галактики. Как раз там, где наша Галактика врезается в соседнюю. Но там уже действует Старшая Цивилизация.

Шофер подозрительно посмотрел на Андрея, потом на безмятежно сидящих ребят и рассердился:

– Ну, хватит! Я вас серьезно спрашиваю. Тут в округе на триста километров из-за вас вся милиция на ноги поднята, и радио и телевидение талдычит – пропали трое ребят. А вы мне – Мёмба. Не можете говорить правду – молчите. Но не врите.

– Знаете что, дядечка, – вдруг пропела Валя на мотив, которым пользовался робот, – мы не врем, мы действительно были на обыкновенной Мёмбе. И мы действительно только что прилетели. И мы знаем, что нам никто не поверит. Но мы все-таки говорим правду. И чтобы вы нам поверили, вот, попробуйте. – Она протянула опешившему шоферу тюбик с первым блюдом мёмбянской кухни. – Если вы ели что-нибудь подобное, тогда считайте, что мы врем.

Шофер несколько обалдело посмотрел на Валю, на тюбик и нерешительно взял его:

– И что с ним делать?

– Откусите кончик и – пробуйте. Шофер так и сделал. Он осторожно почмокал и вдруг засмеялся:

– Хитренькие! Разыгрываете! Это вам подарил кто-нибудь из тех, кто вас искал, а вы все выдумали.

На этот раз в разговор вступил Виктор. Ему не нравилось недоверие шофера.

– Ну, если бы нас нашли те, кто нас искал, они бы, конечно, нас не отпустили, да еще ночью, да еще посреди дороги. Верно?

– Верно… – нерешительно подтвердил шофер.

– Но главное – другое. Валя вас попросила попробовать и решить – ели вы такое или не ели. И вот если вы такое ели, значит, мы врем. Ведь так она вас просила?

Шофер кивнул и задумался. Потом опять попробовал содержимое тюбика, посмаковал и решительно отложил тюбик:

– Ладно. Допустим. Ну и что же вы там видели, на этой самой Мёмбе?

Андрей стал рассказывать о полете, о приключениях, быте и нравах серебряных людей. Шофер слушал, рулил и время от времени переспрашивал: «Шесть ног, говоришь? А что? Самый лучший вездеход». «Грши, говоришь? А что? Я наших дельфинов видел – умнющие звери». «Черная дыра, говоришь? А что? Сам читал! Имеются такие – сплошная загадка природы».

На повороте в наш город он не затормозил, а лихо повернул и спросил:

– Где живете-то?..

Андрей назвал адрес, и шофер сказал:

– Вообще-то вас следовало бы доставить прямо в милицию – она же вас ищет. Но мне кажется, что после таких приключений да попадать в милицию, хоть и с добром, все равно не стоит. Я вас отвезу прямо домой. Очень хорошо сказал шофер, по-доброму сказал, а сердечки заныли. Предстояла и радостная, и в то же время не слишком радостная встреча с родными и близкими. Не унывал лишь Андрей.

– Чего носы повесили? Самое главное – вернулись. А там поживем – разберемся.

Они распрощались с хорошим человеком – шофером, который поехал в дальний-дальний рейс и на остановках и ночевках стал рассказывать своим товарищам, таким же шоферам, как и он, о приключениях ребят. Ему, конечно, вначале никто не верил, но он показывал тюбик и кое-кому давал попробовать мёмбян-ского варева. И тогда ему начинали верить. И те, кому шофер рассказал историю полета на Мёмбу, пересказывали рассказ другим, и кто им верил, а кто и не верил. Хотя большинство стало верить, даже без предъявления тюбика.

В наши дни может случиться всякое. Так что лучше поверить, чем не поверить…

 

Глава четырнадцатая

Дома

Ребятам пришлось труднее. Когда они с опаской подошли к нашему дому, в нем еще не светилось ни одно окно – все жители спали. Свежело, и по телу побежали мурашки. Посовещались, куда вначале податься, и Андрей решительно сказал:

– Пошли ко мне. У меня родители добрые. Если даже и рассердятся, то быстро отойдут.

И они пошли к Андрею. Насвистывая, как будто он только что возвратился с обыкновенной прогулки, Андрей нажал на кнопку электрического звонка, несколько секунд подождал, опять нажал несколько раз, приговаривая:

– Ну, разоспались. Сони этакие. Глухие тетери.

Но в коридоре послышалось шарканье, и сонный голос как положено осведомился:

– Кто там?

– Открывай, мама. Это я. И еще Валя и Виктор. – И, услышав легкий вскрик, сразу же заговорил быстро-быстро: – Да ты не вол-. нуйся. Все в полном порядке. Я тебе тюбик привез. Попробуешь. Ты не нервничай. Тебе же вредно.

Наверное, из-за этой скороговорки мать сразу признала сына и распахнула дверь. Позади нее уже стоял и отец Андрея – в трусах и майке. Глаза у обоих были широко открыты, и в них светились и испуг, и радость.

– Ну чего, чего? – заворчал Андрей. – Ничего же не случилось. Просто слетали на Мёмбу и вот вернулись. Все в порядке. Холодно же на улице, мама. Пропусти и дай погреться.

И Андреевы родители посторонились, а ребята, смущаясь (конечно, кроме Андрея), прошли в комнату. Там, на диване, спала Андреева сестренка. Когда отец включил свет, она невероятно скривилась, приоткрыла один глаз и, увидев Андрея, буркнула сварливым, противным голосом:

– Явился наконец, чадушко пропащее. Она хотела было отвернуться к стене, но, видно, в ней, как в роботе, что-то разогрелось, и она вскочила, схватила Андрея в охапку и запричитала:

– Живой! Здоровый! Я же говорила… Говорила, что он не пропадет! Он не может пропасть. Он весь в отца! Он нигде не пропадет!

На шум вышел тот брат Андрея, из-за которого все и произошло. Он был очень смущен и в то же время обрадован. Андрей бросился к нему и повис на шее.

– Если бы ты только знал, как все толково получилось! Если бы ты только знал!

Но тут появились старшие брат и сестра Андрея, приехавшие на его поиски, и все стали рассаживаться. Андреева мать то всхлипывала, то подходила по очереди к каждому из троих путешественников, гладила их по головам и опять садилась. Потом она взмахнула руками и убежала на кухню. Первым от всей этой суматохи пришел в себя отец Андрея. Он крепко потер лицо и довольно равнодушно спросил:

– Ну так где же вы пропадали? Тут же все с ног сбились.

– Знаешь, папа, мы все по порядку. Да? И Андрей стал рассказывать все как было. Старшие переглядывались, из кухни все время выглядывала мать Андрея и в трогательных местах вытирала слезы и покачивала головой. Андрей показывал тюбики и тараторил, как умел только он. А когда рассказ подошел к концу, он горестно заметил:

– Кроме этих тюбиков, мы привезли с собой еще и семь загадок. Семь иксов, которые нужно разрешить, решить задачи.

– Какие семь иксов? – хмуро спросил старший брат, тот, что помладше и у которого на подбородке уже росло три волосинки в шесть рядов.

– Иксы такие: что такое черная дыра, что такое подпространство, каким образом из четырехногих животных сделали шестино-гого лятуя, почему делятся надвое отарии, что же происходит с нашей Галактикой, которая врезается в соседнюю; что это за материал выдумали в Старшей Цивилизации и почему мы помним три с половиной дня, а, оказывается, прошла целая неделя. Все это мне нужно выяснить. И как можно скорее.

– Хм… Тысячи ученых над этим бьются целую жизнь, а он хочет выяснить с ходу. Какой умник нашелся.

– Ну, не глупее тебя! – отрезал Андрей. – Ты вот даже приставки к телевизору толком сделать не мог, а я зато на Мёмбе побывал. И кое-что увидел. Так что еще справлюсь! Узнаю.

– Ну ладно, – сказал отец. – Я не против. Решим так: тут не виноват никто. Случай. А случай кто же винить будет? А меня волнует вот что. Вы, ребятки, дома-то, конечно, не были?

Виктор и Валя отрицательно покачали головами.

– Вот. А дома ж… с ума сходят. Ребята нерешительно поднялись. Они, конечно, понимали, что дома волнуются, но… но было очень страшно возвращаться: как их еще встретят… Из кухни выглянула мать Андрея:

– Что ж ты их, отец, гонишь? Наоборот нужно сделать – родителей к нам позвать: на людях и горе, и радость легче.

– Пожалуй, так… – согласился Андреев отец и взглянул на старших братьев Андрея.

Те с одного взгляда поняли отца, быстренько ушли.

Потом было много слез, вскриков, радостей и восторгов. Родители не знали, как себя вести. Ругать? А за что? Ребята-то были не виноваты. Оставалось только радоваться их возвращению, и все искренне радовались. Но Андреевым рассказам верили не очень. Правда, кое в чем их убедили тюбики с мёмбянской пищей, но справедливо сказал отец Виктора:

– Каждому не дашь попробовать. А объяснить, где они пропадали, нужно всем. Вот это задача так задача…

В школе тоже не все обошлось гладко. Как-никак, а на занятия ребята опоздали. Классной руководительнице и директору кое-что объяснили родители, да и директор с классной руководительницей не стали очень уж придираться – сами были рады, что все обошлось благополучно.

А вот с соучениками все оказалось сложней. Андрей, конечно, честно рассказывал, что и как произошло. Ему верили и не верили, а потом сошлись на одном: видно было, произошло что-то интересное, может быть, даже секретное, но и приврали они здорово.

Но жизнь шла, проходили всякие большие и маленькие события, и постепенно все забыли о Мёмбе – и шоферы, и соученики.

Но ребята нашего дома по-прежнему ходили и в школу, и из школы чаще всего вместе, и уж когда выпал первый снег и все кругом было чисто, светло и вкусно пахло, а звезды на небе горели особенно ярко и безгрешно, Виктор не выдержал и сказал:

– Знаете, ребята, мне иногда очень хочется на Мёмбу.

– Да, – кивнула Валя. – Мне бы просто нужно было бы туда слетать, – и, поймав недоуменный взгляд Виктора, пояснила: – Я, знаешь, там была… не в лучшей форме. Просто не все понимала. А теперь – понимаю…

Андрей не сказал ничего – он пел на робот-ный мотив:

– Из семи иксов ни один не знать, значит, вечно спать, вечно спать.

Валя посмотрела на него и засмеялась:

– Андрей, тебе что-нибудь снится?

– Не-а! Никогда.

– А мне вот снится. строить новые необыкновенные авто-аннигиляционные корабли и что они вот-вот Мне все время снится, что мёмбяне уже научились у Старшей Цивилизации нырнут в черную дыру, выйдут в подпространство и вскоре прилетят к нам. Жаль только, что наша карта исчезла вместе с кораблем. Но мне кажется, что они нас все равно найдут.

Они стояли возле своего дома, смотрели в светлое, тихое небо и думали о дне, когда к ним прилетят их далекие друзья. Теперь они знали точно – в необъятной Вселенной есть друзья. А друзья всегда встречаются вновь.

1978

Содержание