В больничном корпусе при Ростовском филиале Научно-исследовательского института морфологии мозга висела ночная тишина. Сумрак и тайны в палатах, приглушенный свет в коридорах, ни души, только звук собственных шагов — декорации мистического триллера, но не для медсестры, привыкшей к дежурным ежечасовым обходам. В здании четыре этажа, пятьдесят одноместных палат, дешевая отделка и почтисовременное оборудование. Первые два этажа заняты «легкими» больными, отданными на растерзание практикантам, чей жизненный удел и профессиональный потолок — год за годом раздуваться от самомнения. А здесь, на третьем и четвертом: электронные замки, инвестиции заинтересованных лиц, бумажки о конфиденциальности, соблюдение правил, риски, высокие зарплаты и даже отдельная столовая.
Медсестра Юля отодвигает шторки на окошках дверей, заглядывает в палаты. Признаки неадекватного поведения, исправно работающее оборудование, само наличие пациента на койке — все записывается ею в журналы. Любое отклонение это повод к тревожному звонку в кабинет дежурного врача, а то и вышестоящим профессорским лицам.
Иногда девушке приходится нарушать акустику медхрама — с щелчком и писком отворяется нужная дверь, тень медсестры пробегает по спящему лицу пациента, слышится тихий звон металлического подноса, шуршание пакетиков, ее ровное дыхание, голубоватое свечение дисплеев, щелчки тумблеров и кнопок клавиатуры. Заменив капельницу или введя необходимую программу, девушка удаляется. Вновь становится темно и тихо.
В палате N47 Александра Стрельбина горел свет — пластиковая шторка на двери светилась ярким белым ореолом, настойчивые лучи пробивались в коридорный сумрак и проигрывали, растворяясь. В палате Александра находилась женщина.
Юля приложила электронный ключ к замку и тихо вошла.
— …А Георгий (помнишь его? вы так хорошо дружили раньше) недавно ездил в Красноярск на олимпиаду по — как его там — ну, вот этот вот его кружок… инженерный. Вертолетики свои возил… квадрат-ко-птеры. А с Машей они больше не гуляют. Вот вертихвостка, она же и вас рассорила, и от него ушла потом. Она же тебе так нравилась. Помнишь, как ты ей цветы носил, все клумбы оборвал и дома и у соседей? Да… Ну что же ты все молчишь и молчишь, а? Скажи маме хоть словечко, посмотри на меня… эх… горе мое… Дай бог, чтобы все обошлось.
— Анастасия, — позвала медсестра, стоя в дверях.
Женщина не сразу заметила гостью. Она сидела на низком табурете возле койки, близко наклонившись к пустым глазам парня лет двадцати в синем больничном халате и в кислородной маске, по грудь спрятанным под одеяло. Анастасия Петровна держала в горячих ладонях скорченную руку сына, ее локти упирались на матрас кушетки.
Позади Александра, слева и справа от него расползались лианы проводов и трубок, соединяющих капельницу, кардиомонитор, кислородный насос и целый ансамбль других приспособлений, в том числе фиксирующих работу мозга, с пациентом. В этой комнате приборов стояло больше, чем в остальных палатах. Гордость института и его же головная боль.
— Анастасия, уже поздно. Вы обещали уйти еще час назад, — настойчиво, но деликатно сказала медсестра.
— Извините, — женщина повернула голову к медсестре и мимоходом смахнула вдруг набухшую слезу. — Вы же знаете, я нечасто вижусь с сыном. Я полгода коплю деньги на билет к вам и на проживание…
— Я понимаю, но не могу устроить здесь гостиницу для вас. К тому же профессор скоро придет — время начинать сеанс.
— Я ухожу сразу по его приходу…
— Ваше присутствие сбивает его. Федор Константинович этого не любит, — настаивала медсестра. — И он просил передать, чтобы вы пореже… стенали возле койки. Александр просто долго и крепко спит, но он все слышит. Его нужно чаще подбадривать, вливать силы, чтобы жить.
— Хорошо, извините, — Анастасия покорно отстранилась от сына.
Юля считала, что вправе общаться с женщиной старше себя с превосходством. Так же думала и мать Александра, той же точки зрения придержемся и мы. Это большая честь и огромная удача, что Александр попал именно сюда. Причем совершенно случайно из городской больницы Красноярска, куда его доставили из села, через всю Россию в руки именитого ученого. Там, на родине, Сашу скорее всего отключили бы уже через месяц, подсчитав шансы на выживание и экономические затраты…
— Я очень ценю все то, что он делает ради моего сына. Что вы делаете, — поправилась женщина.
Медсестра распахнула дверь шире и выжидающе уставилась в белую стену.
— А это правда, что это из-за компьютерной игры он стал… стал таким? — спросила мать.
— С чего вы взяли?
— В интернете написано. Это уже не первый случай.
— Мы пока не видим взаимосвязи. А вы реже читайте всякие глупости. Вашему сыну поможет хорошая медицина, а не мистика. В интернете много чего написано.
— А что говорит Федор Константинович?
— Он говорит, что вам нечего тревожиться зря. Прогресс налицо, сами видите.
— Я ухожу, — шепнула мать Александру, нагнувшись с поцелуем к его виску. — Скоро увидимся. Доброй ночи, Саша. Приходи в себя, мы тебя ждем…
Анастасия вышла в коридор с опущенным взглядом.
— Здравствуйте, — раздалось из полумрака прямо перед ней.
Женщина подняла опухшие глаза на стремительно проплывший мимо ученый профиль Федора Николаевича Сорокина.
— Здрась…
Она едва успела раскрыть рот, изобразивший моментальную улыбку, чтобы поприветствовать, но профессор, уже заняв весь дверной проем, одной рукой держась за дверь, другой — за косяк, лицом к Анастасии, холодно бросил:
— И до свидания, — и хлопнула дверь палаты.
Светодиод на электронном замке в двери, за которой беспомощно лежал ее мальчик, ее добрый и милый Саша, из зеленого превратился в красный. Цвет запрета. Проход закрыт. Теперь даже для нее, любящей матери, нет возможности быть рядом с ним в этот момент.
Что они делают с ним по ночам? Почему не допускают?..
Две недели назад торжественно-взволнованный голос медсестры сообщил Анастасии, что Сашу посетило сознание. Нет, он не просил воды, не интересовался сегодняшней датой, не говорил, что хочет увидеться с мамой. Его не интересовало место, в котором он находился и как сюда попал. Анастасия Петровна, все не так просто. Он даже не открывал глаза. Анастасия Петровна, из комы нельзя выйти вот так сразу и тут же начать обзванивать родственников с радостным восклицанием: «Я вернулся!». Саша только произнес несколько звуков, а затем снова ушел. Но это очень большой прогресс! Вам повезло, что профессор Сорокин выбрал для эксперимента именно Александра…
Дальше Анастасия Петровна уже не слушала. Вся неделя — сборы, заявление на отпуск, звонки друзьям и родственникам, покупка билета, вокзал — сгустилась быстрым туманом, из которого она выскочила на всех парах мчащего Анастасию поезда в Ростов-на-Дону. Неужто он снова будет ходить и разговаривать? Неужели он наконец-то услышит и поймет ее?..
Она вылетела из вагона и моментально очутилась в парадной НИИ. Федора Николаевича она прождала лишь пару часов на скамейке у кабинета. Что такое два часа рядом с двумя годами ожиданий хоть какого-то признака жизни?!
Но за шесть дней, проведенных в палате, Анастасия Петровна так и не была вознаграждена. Саша оставался нем и бездвижен; Федор Николаевич становился все мрачней и недоброжелательнее по отношению к несчастной матери. Женщина падала духом, но отрывать ее от сына приходилось силком. Кто у нее есть кроме него? Тем более, здесь, за пять тысяч километров от родного села, в чужом и огромном городе. Любимое, известное до мелочей, хоть и притворившееся безжизненной куклой в паутине проводов и трубок, тело ее мальчика намного предпочтительней соседей дешевого хостела.
Анастасия Петровна еще на несколько минут застыла около двери, вслушиваясь в голоса профессора и медсестры. Ничего не разобрала, вздохнула и поплелась к выходу.
— Юлия, я же просил, — Федор Николаевич с порога устроился на мягком стуле перед столом с тремя мониторами. Цепкий, умный взгляд его пробежал по пикам графиков, вскользь задел цифры и аббревиатуры. Ничего существенного.
— Федор Николаевич, — сладким тоном извинилась медсестра, — мне так жалко на нее смотреть…
— Вот и не смотрите, — отрезал профессор. — Что мне толку от вашей жалости. Она здесь совершенно ни к чему.
— Понимаю, вы хотите помочь…
— Сведения, которые я получаю здесь, — снова перебил Федор Николаевич, — невероятно ценны. Еще никто, понимаете, никто не занимался подобным исследованием. Я двадцать лет писал все эти бредовые и ненужные диссертации, статьи, читал лекции, втирал дурачкам из РАН о нанотехнологиях, генетике, о современном оборудовании, о будущем науки лишь для того, чтобы сейчас заняться по-настоящему важным делом! Добиться финансирования, милочка, не так-то просто в нашей стране. Я здесь не занимаюсь меценатством. Если Александр выживет, это будет моя победа… Вы уже закончили обход? Тогда давайте начнем.
Профессор ввел пароль в специальную программу. На мониторе возникла 3D модель человеческого мозга. Мыслительный орган был разбит на множество секций: от классических полушарий и лимбической системы до самых крохотных, известных пока еще ограниченному кругу лиц. Мощность компьютера позволяла отображать всю структуру мозга вплоть до клеточного уровня.
В свое время Федор Николаевич озадачился созданием русской версии Blue Brain Project и с командой аспирантов собрал дотошный атлас серого вещества. По принципу создания навигационных карт сантиметр к сантиметру изображения высокой точности, полученные из цифрового микроскопа, склеивались на протяжении многих лет. «Макет» принадлежал нескольким совершенно обычным бродягам, даже не подозревавшим, что после смерти шаблоны их мозга попадут в суперпрограмму. Завершив работу, аспиранты презентовали мешок с кашей человеческих мозгов мусорному баку для органов.
Впоследствии атлас обрастал подробностями, гиперссылками, статьями; появилась функция изменять определенные участки виртуального мозга в зависимости от магнитно-резонансной томографии наблюдаемого объекта. Готовая программа, написанная инженерами IT-компании, заняла отдельный жесткий диск. И сейчас в руках профессора находился почти реальный орган Александра, который он мог рассматривать из монитора, будто в микроскоп. 3D модель мозга с эффектом «полного погружения».
— Происходили какие-либо изменения? — осведомился Федор Николаевич.
— Нет, — сухо ответила Юля.
— Хорошо. Приступайте, — велел профессор.
Медсестра достала из металлического шкафа шлем из тонкого мерцающего материала. В нескольких местах у этого почти магического головного убора свисали щупальца проводов на присосках, питающих микроприборы, нацеленные в точно определенные участки мозга пациента. Этот шлем изготовлялся специально для Саши Стрельбина.
Юля не без труда надела высокотехнологичную шапку на упрямую голову Александра. Подключила проводки. Монитор задумался и постепенно выводил картинку обновленных данных.
— Пожалуйста, — сказал профессор, — постарайтесь удалять родственников заблаговременно. Они мне тут всю аппаратуру соплями скоро зальют. И передайте это вашим коллегам.
— Хорошо, — кивнула Юля.
— И совсем необязательно трезвонить мамам, папам, дедушкам и тетушкам пациентов, особенно в таком положении как Александр, при каждом случае. Прежде всего, посоветуйтесь со мной.
— Хорошо.
— Я вас вызову, если потребуется. Выключите свет.
— Хорошо, — медсестра щелкнула выключателем и повернулась к выходу. Палата погрузилась в мягкое фиолетовое сияние специальных светильников, направленных на пациента.
— Секундочку, Юлия, — остановил профессор. — Пока вы не ушли. Принесите мне кружечку крепкого кофе.
— Хорошо, — уже в дверях повторила девушка.
Федор Николаевич надел на правую ладонь перчатку-«мышь» и отправился вглубь Александровых «морей», «материков» и «архипелагов». Остальное уже не могло его волновать.
— Я тебе что, секретарша, чтобы кофе таскать, — шипела по пути в ординаторскую медсестра. — Мудило зазнавшийся…
Профессор тем временем уже падал в темноту чужого сознания по знакомым тропам. Его волновали наиболее яркие участки затухающего мозга Александра. Федор Николаевич заглядывал в каждую «комнату», собирал сведения активности и заносил их в сводную таблицу. Пересчет данных специальным калькулятором выдавал нужные координаты. Но таких координат могло насчитаться несколько миллионов, поэтому в помощь Сорокину был придуман хитрый бот-Проводник, который затем отправлялся по нейронным адресам.
— Должно быть, это непередаваемое ощущение, когда в твою голову проникает кто-то чужой, — размышлял профессор вслух. — Смотрю, ты опять насторожился. Не бойся, Стрельбин. Ты завис между смертью и жизнью, а это значит, что одна половина твоего бытия стремится умереть, другая — выжить. И когда я хочу убить твои мысли о смерти, ты думаешь, что я хочу убить тебя всего. Минус на минус дает плюс, Стрельбин. Позволь вырезать у тебя эту мысленную опухоль… Вот, успокойся. Откуда этот хаос в твоей голове, неужели и правда из-за игровой программы? Разумеется, мы проверили ее, но без исходного кода однозначных результатов не получить… Ха-ха, а эта фазовая синхронизация была очень впечатляющей! Молодец, Стрельбин! Наверно, многие воспоминания сейчас перемешались, да? Интересно было бы на это взглянуть… Нет, извини, в покое я тебя не оставлю. Слышал о дефибрилляции? Я тебе потом расскажу, ты поймешь…
Еще три недели назад все шло как по маслу. Количество активных элементов мозга Саши возрастало, он даже пошевелился, произнес несколько звуков.
А затем приехала его maman. И тут все пошло наперекосяк. Прогресс многих месяцев напряженного труда бросили коту под хвост. Александр снова сорвался. Теперь нужна была новая приманка при новых условиях.
Чертова колхозница! Знать бы еще, чем ты спугнула его…
— Ну, где же ты, — бубнил профессор. — Где же ты… Куда ты спрятался от меня, Стрельбин?.. Хватит дрыхнуть, лентяй! А ну давай просыпайся! — вдруг рявкнул профессор так громко, что соседние пациенты повыскакивали с постелей. В каком-то смысле проснулся даже Александр — некоторые участки его сознания вдруг возбудились.
— Так-то, — довольно улыбнулся профессор. — Теперь продолжим.