Гордости Доминик не было предела. Реми Ренар, руководитель ОВБ, пригласил ее на совещание дирекции, где должны были присутствовать специалисты из отделов планирования и прогнозирования.

– Мы с радостью выслушаем вашу информацию... – директор запнулся и поправил сам себя: – ...ваши соображения, агент Арлекин.

– Благодарю.

Совещание проходило в темной мрачной комнате, высокие окна которой были занавешены тяжелыми портьерами, заглушавшими неумолчный лязг машин на парижских улицах. Приглашенные сидели у длинного дубового стола, где лежал глаз Сэма Бисли. Он по-прежнему был подключен к активатору, наспех собранному специалистами ОВБ и превращавшему глаз в оружие.

– Основной деталью устройства является призма, – сообщил инженер ОВБ. – Как вам известно, при прохождении через призму белый свет разлагается на все цвета радуги. Глаз испускает свет, подчиняясь управляющим импульсам, при помощи которых выбирается необходимый гиперцвет.

– Прекрасное резюме, – кивнул директор ОВБ. – Что это дает для безопасности страны?

– Вооруженные таким прибором, наши агенты будут неуязвимы, – отозвался шеф французского политического сыска Ламе Монгран, любезно приглашенный на совещание.

– Замечательно, но в таком случае возникает опасность захвата прибора врагом.

– Если это, как мы подозреваем, американский прибор, то засекречивать его бессмысленно, – подал голос Фабьен Рокар, руководитель службы внутренней безопасности. – Наше бюро промышленного шпионажа успешно овладевает американскими секретами при помощи таких примитивных приемов, как изучение содержимого неохраняемых свалок аэрокосмических корпораций США.

– И все же если устройство попадет в руки врага, его могут обратить стране во вред, – заметил Ренар. – Какие еще будут предложения?

В комнате воцарилась тишина. На столе появились бутылки изысканного портвейна, сыр и печенье.

– Представьте себе этот же прибор, но увеличенный в сотни раз, – сказал министр внутренних дел, по совместительству – номинальный глава Совета внешней разведки.

Главные шпионы Франции внимательно посмотрели на глаз и представили его разросшимся до внушительных размеров. Чего уж проще! Присутствующие прекрасно понимали, какую угрозу будущему страны таит в себе загадочный шарик.

– А теперь представьте этот orbe на орбите.

– На орбите?

– Да, на орбите, опоясывающей земной шар. Это будет глаз Франции.

– Спутник-шпион?

– Нет. Грозный защитный глаз. Представьте, что германцы вновь покусились на наши границы. Представить тоже совсем нетрудно.

– А теперь представьте, что в тот самый миг, когда их войска вот-вот бросятся в атаку, небеса начинают излучать неодолимое розовое сияние и успокаивают захватчика.

Вообразить такое было гораздо сложнее, и присутствующим пришлось хорошенько сосредоточиться. Лбы их избороздили морщины, на лицах застыли напряженные гримасы.

Наконец все осознали красоту подобной идеи.

– Или, скажем, когда британцы окончательно нам осточертеют, мы сможем затопить Британию зеленым и заставить их желудки взбунтоваться.

– Если учесть, какую ужасную пищу они едят, их желудки уже давно должны были взбунтоваться.

Под высокими потолками комнаты раздался дружный взрыв хохота.

Однако самую лучшую идею предложила очаровательная Доминик Парилло.

– Представьте себе, – вкрадчивым заговорщическим тоном произнесла она, – что мы залили Штаты желтым светом, который вселяет страх и ужас. Уж тогда-то они нипочем не смогут нас побеспокоить.

– Они станут нашими рабами! – радостно воскликнул Ренар.

– Если, разумеется, нам опять не потребуется помощь в борьбе с оккупантами, – заметил министр внутренних дел. – Тогда мы освободим американцев. Ненадолго. Только чтобы они успели восстановить свою индустриальную мощь и послать нам на выручку своих храбрых и безрассудных солдат.

– Надо лишь предусмотреть особые меры предосторожности, чтобы лучи не затронули жилище Джейри.

– Еще бы! Само собой.

– Когда состоится следующий космический запуск?

– На той неделе. Кажется, это будет спутник связи.

– Нельзя ли заменить его нашей аппаратурой?

– Non. Нам нужен корабль большего размера.

– Сколько времени уйдет на его разработку?

Точных сроков никто не знал, но все присутствующие пообещали заняться этим вопросом. Теперь стало ясно, какие перспективы сулят гиперцветовые излучатели – пожалуй, эта штука будет куда эффективнее, нежели ядерное оружие. Применение атомной бомбы непременно повлечет за собой тяжелые последствия – нападки и проклятия со стороны Международного сообщества, а может, даже ответный удар.

Но если враг и заподозрить не сумеет, что его территорию облучает гиперцвет, приходящий из космоса, кому придет в голову порицать Францию?

По окончании заседания Доминик Парилло решила заглянуть к плененному сотруднику Бисли, которого она допрашивала не более часа назад.

Пленник потребовал телевизор, и его просьбу удовлетворили. «Странно, зачем человеку в такой ситуации нужен телевизор? – удивилась Доминик. – Может быть, он надеется увидеть что-нибудь важное?»

* * *

У железнодорожной станции «Евро-Бисли» пассажиров поджидал таксомотор. Его задние дверцы открылись, но шофер не услышал ни звука.

Видимо, он не услышал и щелчка, с которым они захлопнулись, и только легкое покачивание задних рессор заставило таксиста посмотреть в зеркальце. Сзади сидели два человека.

– Mon Dieu!

– Отвезите нас в Париж, – распорядился тот, что повыше, – несомненно, проклятый англо-американец. Об этом можно было судить если не по мерзкой одежде, то хотя бы по тому невыносимому акценту, с которым он произнес изящное название французской столицы.

Пьер Перруч всю свою жизнь возил по Парижу отвратительных американцев с их невыносимым акцентом. Как часто, услышав исковерканную речь, он хотел выбросить пассажира на обочину! И всякий раз его останавливали соображения, которые перевешивали тайные побуждения, – личный доход и опасения повредить иностранному туризму, который, в свою очередь, также влиял на доходы Пьера.

Но теперь, когда Франция выдворила американских туристов и объявила их язык вне закона, Пьер не видел причин сдерживаться.

– Прочь из моей машины! – крикнул он.

– Послушайте, нам некогда спорить и пререкаться. Отвезите нас в Париж.

– Это слово произносится «Па-ри»! А теперь вон отсюда, мерзавцы!

Но тут в разговор вмешался старый азиат. Его безупречный французский вынудил Пьера, коренного парижанина, с чувством стыда признать, что его собственная речь весьма далека от совершенства. Азиат послал Пьера ко всем чертям и надменно добавил:

– Мы спешим. Поезжайте.

У старика было такое замечательное произношение, что Пьер смягчился, а глаза его увлажнились.

– Вы можете оставаться, – сказал он. – А тот, другой, пускай проваливает! Сейчас же!

Пьеру Перручу так и не удалось до конца осознать, что с ним случилось секунду спустя, хотя он и выбрался из этой передряги живым.

Стальная рука схватила его за шею и повелела ехать в Париж.

У Пьера не осталось никаких желаний, кроме тех, которые внушала ему рука проклятого американца. Он рванул в Париж. Его, словно лошадь, дергали за голову, и он послушно поворачивал в указанном направлении, чувствуя себя бессловесной тварью.

Сзади слышались команды, которые старый азиат отдавал отнюдь не Пьеру, а своему попутчику. Тот, в свою очередь, заставлял таксиста поворачивать в ту или иную сторону.

Нельзя сказать, чтобы это был лучший способ управлять машиной, но он действовал, и довольно гладко, особенно когда такси вырулило на кольцевую автодорогу с самым плотным в Париже движением.

Пьер Перруч с удивлением обнаружил, что ведет машину куда ловчее, нежели когда-либо в жизни.

Это странное ощущение лишь усугубилось, когда ему велели свернуть на бульвар Мортье к штаб-квартире ОВБ.

Штаб-квартира представляла собой беспорядочное нагромождение каменных зданий, окруженных красной кирпичной стеной. Ее истинную сущность выявлял только уличный знак, запрещавший видео– и фотосъемку. Установленные на крышах камеры следили за проезжавшими машинами, пешеходами и голубями, попавшими в поле зрения их объективов.

– Оно? – спросил американец.

– Оно, – ответил азиат.

В тот же миг большой палец американца прищемил одну из жевательных мышц Пьера и каким-то непостижимым образом вынудил его ногу нажать на тормоз с точно выверенным усилием, обеспечившим плавную остановку.

– Плата за проезд... – начал было Пьер.

– Какая плата? Я сам вел машину, – отозвался американец, и не успел шофер возразить, как погрузился в бесчувственное состояние.

* * *

Сопровождаемые взглядами телекамер, Римо с Чиуном приблизились к зданию штаб-квартиры ОВБ.

– Все очень просто, – заявил Римо. – Давай залезем на крышу и спустимся с потолка.

Чиун внимательно осмотрел десятифутовую зубчатую стену, увенчанную шипами, оберегавшими штаб-квартиру от охотников перемахнуть через забор.

– Слишком заметно, – возразил он.

– Я не вижу лучшего способа.

– Мы войдем через парадную дверь.

– По-моему, это еще заметнее.

– Нет. Там нас не ждут, – ответил мастер Синанджу и двинулся к стальной коричневой двери.

Римо пошел следом.

На двери не было ручки, только кнопка звонка. Чиун нажал ее, дверь приоткрылась, кореец проскользнул сквозь образовавшуюся щель и угодил прямо в лапы охраны ОВБ.

– Arretez! – скомандовал один из охранников.

– Parlez-vous franglais? – спросил Римо.

Его слова не произвели должного впечатления, и, как только мастер Синанджу проявил недвусмысленное желание протиснуться сквозь ряды головорезов, один из них выхватил автоматический пистолет «MAT» и рявкнул:

– Allez-y! Dites-le!

Римо не было никакой необходимости вспоминать свои трехлетние занятия французским, дабы сообразить, что охранник велел своим коллегам открыть огонь.

Римо наметил цель и двинулся вперед, нимало не сомневаясь в том, что Чиун тоже уже выбрал себе жертву.

Так оно и было. Чиун задрал обутую в сандалию ногу до высоты собственной макушки и резко повернулся. Казалось, он лишь слегка задел охранников по подбородкам, и тем не менее раздался характерный звук клацнувших зубов и челюсти повисли, перекосившись набок. Громилы, выронив пистолеты, схватились за подбородки, пытаясь вернуть их на место.

Римо решил соблюсти профессиональный этикет и не убивать людей, которые всего лишь выполняли свою работу.

Он низко пригнулся, пропуская автоматную очередь над плечом. Пули просвистели так близко, что Римо ощутил их тепло. Потом скользнул к охраннику и выпрямился, едва не столкнувшись с ним нос к носу.

Он тут же ткнул охранника в глаза расставленными вилкой пальцами, и тот отпрянул, испуганно вопя и размазывая по лицу слезы.

Его товарищ навел на Римо свое тупорылое оружие, но нажимать на спуск не спешил. Схватив покалеченного стража за шиворот, Римо поставил его на линию огня.

Второй головорез тотчас принялся водить стволом из стороны в сторону, стремясь поймать Римо на мушку и не попасть при этом в своего ослепшего товарища.

А тот продолжал вопить и пританцовывать – не только по своей воле, – и вскоре стало ясно, что застрелить самозванца, не ранив коллегу, невозможно. Заметив растерянность на лице второго головореза, Римо толкнул к нему ослепшего охранника. Налетев друг на друга, они столкнулись лбами, выронили оружие и повалились на землю.

Римо догнал мастера Синанджу, который уже входил в главное здание штаб-квартиры.

Они очутились в пустом фойе, и Римо спросил:

– Куда теперь?

– Иди на кислый запах, – ответил Чиун.

Римо, в свою очередь, тоже почуял кислятину – легкий запах рвоты. Судя по всему, именно здесь провели человека из зала управления «Евро-Бисли», возможно, забыв вытереть ему лицо.

Спустившись в подвал, они наткнулись на запертую камеру и уже собирались сорвать дверь с петель, когда из-за открывшихся створок лифта показалась Доминик Парилло.

Она посмотрела на Римо и Чиуна, и у нее отвалилась челюсть.

Римо успел подскочить к женщине прежде, чем ей пришло в голову выхватить оружие или закрыть дверь лифта.

Француженка даже пикнуть не успела. К тому мгновению, когда двери лифта закрылись, Римо уже вытянул ее из кабины и отнял пистолет.

– Как? Как вам удалось? – прошипела Доминик.

– Очень просто, – ответил Римо.

– Вы никогда не получит то, за чем пришли!

Мастер Синанджу приблизился к камере. Дверные петли, естественно, располагались снаружи, и Чиун попросту срезал их тремя взмахами ногтей.

Дверь повалилась на пол, словно портрет, выпавший из рамки.

– Вы не сможет забрать его, – продолжала настаивать женщина, впрочем, уже не столь уверенно, как прежде.

– Хотите пари? – спросил Римо и, заглянув в камеру, позвал: – Эй! Выходи!

Из камеры показалась светлая голова. На пришедших взглянул загорелый озабоченный человек.

– Вы американцы? – спросил он.

– Американцы. А ты – тот самый парень из компании Бисли?

– Да, это я.

– Идем с нами, – велел Римо.

– А как насчет этого... Ну, сами знаете.

Римо моргнул:

– Мы ничего не знаем.

– Я говорю о кибернетическом гиперцветовом лазерном глазе.

– Повтори по-английски, – потребовал Римо. – Я во французском ни бум-бум.

– Я и говорил по-английски! Глаз, который меня вставили сделать в компании Бисли. Он предназначался для одного аттракциона с радиоуправляемыми роботами.

– Он предназначался Сэму Бисли.

– Да. На него-то я и работаю.

– Ты не понял. Этот глаз был сделан специально для Сэма Бисли.

На загорелом лице отразилось сомнение.

– Но ведь он умер.

– Хорошо бы, – пробормотал Римо, а Чиун тем временем выволок пленника из камеры, ухватив его за грудь персикового комбинезона.

– Как тебя зовут? – спросил Римо.

– Род Читвуд.

– Давай договоримся – ты выкладываешь нам все, что знаешь, а мы возвращаем тебя в США.

– EUD, – прошипела Доминик. – Находясь в моя страна, вы обязаны говорить EUD! Таков закон!

– Заткнитесь, – бросил Римо и, повернувшись к Роду, спросил: – Ну как?

– Согласен.

– Какой шустрый! Где же твоя верность родной компании?

– Вы с ума сошли! Думаете, я стану рисковать своей шкурой ради этих мерзавцев? Они держат меня за глотку с той самой минуты, как только я переступил порог их заведения.

– Что ж, тогда пойдем, – сказал Римо и вызвал лифт.

– Вы не могли бы часок подождать? – попросил Род.

– Зачем? – осведомился Чиун.

– Сегодня показывают последние серии «Звездного пути».

– Посмотришь в любое другое время, – отозвался Римо.

– До сих пор не получалось.

– Здесь его показывают по-французски, – заметил Римо. – Здесь все показывают по-французски, даже Джерри Льюиса.

– Джейри – святой! – успела выкрикнуть Доминик, прежде чем ее грубо впихнули в лифт.