Толкнув вращающуюся дверь, Римо вошел в «Палаццо-отель» и по мраморному полу вестибюля быстро направился к лифту.

Прислонившись к небольшой конторке, коридорный наблюдал за ним. Когда Римо вызвал лифт, коридорный подошел к нему.

– Простите, отец, – сказал он развязно, – милостыни не подаем.

Римо мягко улыбнулся:

– Я пришел сюда, сын мой, для соборования.

– О… – сказал прыщавый коридорный, неожиданно потеряв всю свою самоуверенность. – Кто-то умер?

– Ты умрешь, сукин сын, если не уберешься отсюда, – произнес Римо.

Коридорный взглянул на него, на этот раз внимательней, и обнаружил, что с лица монаха исчезла мягкая улыбка. Теперь оно было суровым и жестким; один взгляд его, казалось, мог раздробить камень. Коридорный предпочел убраться подальше.

Римо доехал на лифте до одиннадцатого этажа, по пути благословив старуху, вошедшую на седьмом этаже и вышедшую на восьмом. Выйдя из лифта, Римо направился к номеру-люксу, расположенному слева по коридору.

У двери он остановился и прислушался. Из номера доносилась обычная разноголосица. С легким вздохом Римо отпер дверь и вошел внутрь.

Миновав небольшую прихожую и заглянув в гостиную, Римо увидел старого азиата, сидящего спиной к нему на полу в позе лотоса. Глаза азиата были прикованы к экрану телевизора. Из-за яркого солнечного света изображение на экране было бледным и размытым.

Когда Римо вошел в комнату, человек на полу не пошевелился и не произнес ни слова.

Подойдя к нему вплотную, Римо наклонился и что есть силы закричал ему прямо в ухо:

– Привет, Чиун!

Никакой реакции. Азиат не пошевелил ни единым мускулом. Затем он медленно приподнял голову и в зеркале, висящем над телевизором, глаза его встретились со взглядом Римо. Осмотрев монашеское одеяние Римо, он сказал:

– Миссия Армии Спасения на соседней улице, – затем азиат вновь устремил взор на экран, где продолжала разыгрываться очередная драма о страданиях любви.

Римо пожал плечами и пошел в свою спальню переодеться. В последнее время Чиун его сильно беспокоил. Римо уже много лет был знаком с этим маленьким корейцем, с тех самых пор, как КЮРЕ поручило Чиуну сотворить из Римо Уильямса образцовое орудие убийства. За эти годы Римо много раз видел, как Чиун делал вещи, в которые невозможно было поверить. Он видел, как Чиун рукой вдребезги разбивал стены, разрушал машины, несущие смерть, уничтожал целые взводы. В этом слабом восьмидесятилетнем теле скрывалась невероятная мощь.

Но теперь Римо боялся, как бы это тело не потеряло силу – а вместе с телом и дух Чиуна. Ибо его теперь, казалось, ничто не заботило. Он уже не с таким пылом руководил тренировками Римо. Он уже не так усердно занимался стряпней – еду он всегда готовил сам, из боязни, как бы их с Римо не отравили торговцы собачьей пищей, называющие себя рестораторами.

Он даже прекратил без конца поучать и распекать Римо. Казалось, теперь Чиуна не интересовало ничего, кроме телевизионных мыльных опер.

Никаких сомнений, подумал Римо, снимая коричневую рясу, под которой обнаружитесь нейлоновые лиловые трусы и маяка. Чиун выдохся. А почему бы и нет? Ему ведь уже восемьдесят лет. Ничего удивительного.

Все это очень логично, но что сложно поделать с природой? Шампанское тоже может выдохнуться.

Как бы то ни было, Чиун выдохся. И все же в лучшие свои годы Чиун не знал себе равных. Никого не было лучше его в прошлом и, возможно, не будет н в будущем. Если бы у ассасинов был свой зал славы, портрет Чиуна должен был бы занимать в нем центральное место. Всем остальным – и в том числе Римо – пришлось бы удовольствоваться местечком поскромней.

Римо скатал монашескую рясу в коричневый ком, крепко связал его собственной белой веревкой и бросил в корзину для бумаг. Затем он достал из стенного шкафа слаксы горчичного цвета и надел их, дополнив свой наряд светло-голубой футболкой. Сбросив сандалии, он всунул ноги в парусиновые туфли без застежек.

Он втер в кожу лица и шеи укрепляющий крем и вернулся в гостиную.

В гостиной звонил телефон. Чиун старательно игнорировал его.

Это, конечно, звонил Смит, единственный – и слава Богу, что единственный – руководитель КЮРЕ.

Римо поднял трубку.

– «Палаццо-монастырь», – сказал он.

Из трубки раздался раздраженный голос:

– Кончайте умничать, Римо. И почему это вы остановились в «Палаццо»?

– В общежитии все места были заняты. Кроме того, мне нравится, что за номер платите вы.

– Я вижу, у вас сегодня веселое настроение, – сказал Смит.

Римо мог себе представить, как тот вертит в руках пластмассовый нож для разрезания бумаг и лупу, сидя за своим столом в санатории «Фолкрофт», штаб-квартире КЮРЕ.

– Вовсе у меня не веселое настроение, – проворчал Римо. – У меня отпуск, как-никак, и я не обязан быть на побегушках у всяких там…

Смит прервал его:

– Прежде чем начнете оскорблять меня, подсоедините к телефону шифратор, пожалуйста.

– Ладно, – сказал Римо.

Он отложил трубку и открыл ящик маленького столика. В ящике лежали два пластмассовых цилиндра, покрытых пенопластом. Цилиндры напоминали наушники из будущего. Римо вынул один из них, посмотрел для ориентации на задник и прикрепил прибор на ту часть телефона, которую полагается прикладывать к уху. К противоположной части он подсоединил другой цилиндр.

– Ну вот, все в порядке, – сказал Римо. – Теперь я могу сказать вам все, что думаю?

– Нет, еще нет, – сказал Смит. – Сперва установите наборный диск сзади каждого из цилиндров на цифру «14». Запомните – оба на цифру «14». И не забудьте потом включить шифратор, без этого тоже не обойтись.

– Как будет угодно, – пробормотал Римо, опять откладывая трубку и устанавливая цифры на шифраторе.

Это было последнее изобретение КЮРЕ: переносной телефонный шифратор, который устранял опасность подслушивания, записи разговоров и подключение любопытных операторов на коммутаторе. Римо включил прибор и опять поднес трубку к уху.

– Готово, – сказал он.

В ответ он услышал невнятный шум, как будто кто-то полоскал горло.

– Я его подключил, – закричал Римо. – Что теперь не так, черт подери?

– Гргл, грбл, дрбл, фргл.

Новая манера Смита говорить, по мнению Римо, была лучше прежней.

– Грргл, фрпп.

– Да, – сказал Римо. – В твоей шляпе.

– Грггл, дрббл.

– Да, и поставь туда ногу. По колено.

– Брггл, грингл.

– И твоей тете Милли того же, – тепло сказал Римо.

Внезапно прорезался голос Смита.

– Римо, вы здесь? – Голос был отчетливо слышен, но временами пропадал.

– Конечно, я здесь. Где же мне еще быть?

– Прошу прощения, в моем шифраторе были какие-то неполадки.

– Увольте изобретателя. А еще лучше, убейте его – вы же так всегда на все реагируете. Так вот, насчет моего отпуска…

– Забудьте об отпуске, – произнес Смит. – Расскажите мне о Девлине. Что он сказал?

– Насчет моего отпуска, – повторил Римо. – Вы велели поговорить с ним, хотя это вовсе не наша обязанность. Это обязанность ЦРУ. Так какого черта вы не оставили эту работу ЦРУ? Опять пожадничали?

– Нет, – недовольно сказал Смит, удивляясь, почему ему приходится все объяснять Римо. Римо, в конце концов, всего лишь наемный работник. – Дело в том, что три разных агента ЦРУ уже три раза допрашивали Девлина. Все трое были убиты. Кстати, я собирался предупредить вас, чтобы вы были осторожны.

– Спасибо за предупреждение, – сказал Римо.

– Полагаю, оно вам ни к чему, – проговорил Смит. – Итак, что же сказал Девлин?

Римо принялся пересказывать все, что услышал в тюрьме: план убийства президента Скамбии и превращение маленькой страны в убежище дня преступников со всего мира, участие в этом замысле вице-президента, Али-Бабы, или как его там…

– Азифара, – поправил Римо Смит – Да, Азифара, Он хоть в этом и замешан, но во главе стоит не он. Кто главный, Девлин не знает.

– Когда все это начнется?

– Через неделю, – сказал Римо. В животе он ощупи то легкое жжение, которое всегда безошибочно предупреждало его о приближении катастрофы например, о необходимости отложить отпуск.

– Ммм, – задумчиво промычал Смит и замолчал Затем мычание повторилось.

– Можете не объяснять мне, что значит это «ммм». Я и сам знаю, – сказал Римо.

– Это серьезно, Римо, очень серьезно.

– Да? А почему?

– Вы когда-нибудь слышали о бароне Исааке Немерове?

– Как же! Я покупаю в его магазине рубашки.

Смит оставил эту реплику без внимания.

– Номеров на сегодняшний день, возможно, самый опасный в мире преступник. Сейчас к Немерову на его алжирскую виллу приехал гость.

– Я должен угадать с трех раз, кто это?

– Гадать не к чему, – сказал Смит. – Это вице-президент Скамбии Азифар.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, что в этом деле замешан Немеров. Возможно, именно он разработал весь этот план. Это очень опасно.

– Ладно, предположим, все, что вы сказали, правда. Все равно это работа для ЦРУ, – поучающе произнес Римо.

– Спасибо, что учите меня политике, – фыркнул Смит. – А теперь послушайте, что я вам скажу. Вы, кажется, забыли, что наша главная задача борьба с преступностью. Если мы позволим Немерову и Азифару превратить Скамбию в рай для преступников, все наши усилия пойдут прахом.

Римо помолчал.

– Значит, выбор пал на меня?

– Выбор пал на вас.

– А как же мой отпуск?

– Ваш отпуск? – произнес Смит, повышая голос. – Хорошо, если вы так настаиваете, давайте поговорим о вашем отпуске. Как по-вашему, на сколько недель отпуска в год вы имеете право?

– По меньшей мере на четыре, учитывая мой стаж, – сказал Римо.

– Пусть будут четыре. Где в прошлом месяце вы провели три недели?

– В Сан-Хуане, но я тренировался, – сказал Римо. – Я должен поддерживать форму.

– Хорошо, – сказал Смит. – А те четыре недели в Буэнос-Айресе, на этом проклятом шахматном турнире? Полагаю, там вы тоже тренировались?

– Конечно, – негодующе ответил Римо. – Я должен оттачивать свои умственные способности.

– Вы думаете, это было очень тонко – приехать на турнир под именем Пола Морфи? – холодно спросил Смит.

– Иначе бы я не смог сыграть партию с Фишером.

– Кстати, об этой партии. Вы, наверное, дали ему вперед пешку.

– Да, и я бы его наверняка победил, если бы из-за собственной неосторожности не потерял на шестом ходу ферзя, – сказал Римо, с неудовольствием вспоминая ту поездку в Буэнос-Айрес. Это был не лучший момент в его биографии. – Послушайте, – произнес он поспешно, – вы сейчас не в том настроении, чтобы говорить о моем отпуске. Может, мы поговорим а нем потом, когда я выполню эту работу? Что вы на это скажете?

Смит на это сказал следующее:

– Я дам вам досье, в нем есть все, что мы знаем об этом деде. Может быть, что-нибудь оттуда вам пригодится. Но что касается всех этих ваших отпусков…

Римо переставил цифры на шифраторе у своего уха с четырнадцати на двенадцать, и тут же голос Смита вновь превратился в неразборчивый рев. – Грбл, брик, глибл.

– Извините, доктор Смит, но у нас опять неполадки в этом шиф… – Римо переставил цифры на шифраторе у своего рта. Он представил, как Смит отчаянно крутит прибор, пытаясь вернуть голос Римо. Римо сказал в трубку:

– Брейгель, Роммель, Штайн и Хиндербек. Автомат для производства сосисок. Холодная грудинка, доллар за фунт, по самое колено. Не делай резких движений, Голландец Шульц. – Он повесил трубку. Пускай Смит поломает себе над этим голову.

Отсоединяя от телефона шифратор, Римо пытался побороть свою досаду.

Ему не нужно было досье, не нужны были никакие компьютерные распечатки.

Все, что ему было необходимо, – это описание цели и ее местоположение.

Номеров, Азифар – он их убьет, и дело с концом. Даже герлскауты с этим справятся. И из-за таких глупостей надо было портить ему отпуск!

Римо положил шифратор обратно в ящик, сбросил свои теннисные туфли и уставился в затылок Чиуну. Он хотел рассказать ему об испуге и беспокойстве, которые он испытал сегодня в тюрьме, о том, как он едва не потерял над собой контроль.

Это было важно. Чиун должен был бы об этом услышать. Римо надеялся, что рекламная пауза скоро наступит. Он прилег на диван, ожидая, когда мыльная опера наконец прервется. Внезапно Римо пришла в голову неожиданная мысль. Ну хорошо, он расскажет все это Чиуну, и что? Чиун прочтет ему наставление? Даст новые упражнения? Скажет, что белые люди не умеют контролировать свои эмоции?

Год назад, возможно, Чиун бы так и сделал. Но теперь? Наверное, это его даже не заинтересует. Он только хмыкнет, не отрывая глаз от телевизора.

Римо не обрадовала такая перспектива. Он решил ничего не говорить Чиуну.