Для человека, возглавлявшего секретную службу контрразведки, полковник Рушенко отличался необыкновенной откровенностью.

– Сам я не люблю, когда мою организацию называют «Щит», – говорил он.

– Нам плевать, как она называется, – сказал Чиун.

Они находились на борту «Як-90», который дер-жал курс на Казахстан.

– Я хотел назвать ее «Rodina». Мазерленд по-вашему.

Римо протяжно зевнул.

– Но, к сожалению, к тому времени на телевидении уже была программа с одноименным названием. Не хотелось, чтобы получилась путаница. Да и передача мне не нравилась. Вообще меня воротит от современного российского телевидения.

– Что, засилье американских фильмов? – спросил Римо.

– Точно. А как вы догадались?

– На это же самое постоянно жалуются канадцы и французы.

– И совершенно обоснованно.

Римо решил сменить тему.

– Каковы истинные цели вашего «Щита»? – спросил он.

– Я уже говорил – сохранить союз.

– Союз? – переспросил Римо. – Какой еще союз?

– Советский Союз. Какой еще союз имеет историческое значение?

– Знаете, у нас в Америке тоже союз.

– Значит, вы симпатизируете нашим идеалам.

– Я бы так не сказал.

– Но мы теперь в одной команде, da?

– Nyet, мы с вами в разных командах.

– К какой организации вы принадлежите? – спросил Рушенко.

– А с чего вы взяли, что мы принадлежим к какой-то организации? – вопросом на вопрос ответил Римо.

– Для меня совершенно очевидно, что вы не из ЦРУ.

– Почему это очевидно?

Полковник Рушенко многозначительно улыбнулся:

– Если бы ЦРУ решило прибегнуть к помощи Дома Синанджу, об этом неизбежно стало бы известно в ФСК. А что известно ФСК, известно нам.

– Кто посадил своих людей в ЦРУ?

– Я ничего не могу утверждать. Скажу только одно – в ФСК точно есть наши люди.

Римо схватил полковника за покрытый черной щетиной загривок и встряхнул.

– Попробуем еще раз ответить на поставленный вопрос.

– Конечно, конечно, – пролепетал Рушенко.

– Имена, – потребовал Римо.

– Мне неизвестны имена.

Римо раздраженно фыркнул:

– Ответ неверный. Приготовьтесь к тому, что вас сейчас выбросят в окошко с высоты тридцать тысяч футов.

С этими словами Римо прижал русского лбом к окошку иллюминатора, чтобы тот прочувствовал весь ужас предстоящего падения.

– Я знаю только клички, – пролепетал Рушенко. – Это были люди КГБ, и мы решили не вдаваться в биографические подробности. Нам достаточно, что они снабжают нас информацией.

– А почему вы уверены, что эти люди не являются двойными агентами и не работают на ЦРУ? Или просто перебежчиками, поставляющими вам дезинформацию?

– Так или иначе вся информация, которая поступает из ЦРУ, все равно заведомо лживая и гроша ломаного не стоит, – ответил Рушенко.

– Это еще почему?

– Потому что они упорно не желают отказываться от услуг медиумов и экстрасенсов.

– Зачем тогда собирать ее?

– Полезно знать то, что, как считают в ЦРУ, известно им. Как полезно знать то, что они действительно знают.

– Да, пожалуй, я даже рад, что сам всего-навсего простой ассасин. От этой шпионской чехарды голова идет кругом.

– Это игры для настоящих мужчин, – самодовольно изрек Рушенко.

– Ерунда, – вмешался в разговор Чиун. – Информация не имеет никакого значения. Главное – это кто стоит у власти, кто выживет, а кто умрет.

Рушенко кивнул:

– Разумеется, это тоже важно. Однако в современном мире власть часто зависит от степени осведомленности.

– Власть в России никогда не была осведомленной, – подчеркнул Чиун, поглядывая за борт на серебристое крыло лайнера, словно опасаясь обнаружить на нем конструктивные изъяны. – Иначе России не пришлось бы снова и снова быть поверженной в хаос и анархию.

– Этот демократический эксперимент скоро закончится, – заявил Рушенко. – Будет установлен новый режим. Такой, как в старые добрые времена.

– России нужен новый царь, – возразил Чиун. – Если только найдется человек с чистой романовской кровью.

– Мы говорим на разных языках, – сказал Рушенко, про себя решив, что у этих двоих невозможно будет выпытать какие-то секретные сведения.

В салон зашел второй пилот, который объявил, что они подлетают к месту.

– До Ленинска не больше двадцати минут лёта, – сказал он по-английски. Римо предупредил, чтобы все разговоры во избежание недоразумений велись на английском.

Так продолжалось с тех самых пор, когда они с Чиуном приволокли полковника Рушенко в Шереметье-во-2, привели его в чувство и приказали задействовать все его связи, чтобы доставить их в Байконур.

Полковник Рушенко был так обрадован, обнаружив, что еще жив, что немедленно согласился и тут же по телефону заказал «Як-90». Они уже трижды садились для дозаправки, и всякий раз у руководителя «Щита» на земле оказывались свои люди, готовые исполнить любой его приказ.

Они пристегнули ремни безопасности, являвшие собой обыкновенную пеньковую веревку.

Полковник Рушенко в очередной раз извинился за неудобства, но таково уж было состояние постсоветской России, которое он называл «достойным сожаления антрактом».

Внизу простирались заснеженные степи Центральной Азии. Полковник Рушенко снова разговорился.

– Вот вам прекрасный образчик дезинформации, – сказал он. – Второй пилот сообщил, что мы приближаемся к Ленинску, верно?

– Ну и что? – спросил Римо.

– Но на самом деле Ленинск находится в трехстах километрах от Байконура.

Гладкий ноготь лег на сонную артерию полковника.

– В следующий раз осторожнее выбирайте слова, – предупредил его Чиун.

Полковник вдруг почувствовал, что обливается холодным потом. Он сглотнул подступивший к горлу комок и сдавленно произнес:

– Вы меня не поняли. Это не ловушка. Я просто привожу пример.

– Валяй, – сказал Римо.

– Когда Гагарин стал первым человеком, полетевшим в космос, ТАСС на весь мир заявил о том, что запуск космической ракеты был произведен с космодрома Байконур. Доверчивая западная пресса подхватила это сообщение, и с тех пор у вас принято считать, что стартовая площадка находится в Байконуре, хотя на самом деле она под Ленинском, то есть совсем в другом месте.

– И что?

– А то, что это заблуждение у вас бытует по сей день. Это значит, что на Западе живут круглые идиоты.

– Вы просто упорно цепляетесь за свои разбитые идеалы, – сказал Римо.

– Советский Союз снова возродится из пепла.

– Только если появится хороший царь, – заметил Чиун.

Натужно взвыли двигатели, и «Як-90» пошел на снижение. Римо еще раз проверил затянутую узлом на поясе веревку. Вдали показались вышки пусковых установок – самая приметная черта Байконура. Вокруг были раскиданы вспомогательные сооружения – ангары и какие-то белые стальные блоки. В степь убегали две взлетно-посадочные полосы, одна, довольно протяженная, и вторая, конца которой не было видно.

От гула моторов дрожал салон.

– Вы знаете, что я по национальности казах? – спросил Рушенко, обращаясь к Чиуну.

– Это написано на твоей физиономии.

– Спасибо. Между прочим, казахи принадлежат к той же этнической группе, что и турки, и монголы, и корейцы. Так что в моих жилах, возможно, течет частица вашей крови.

– Ладно, я поищу, когда выпущу тебе кишки, – сказал Чиун.

Полковник Рушенко счел благоразумным промолчать. Он вцепился обеими руками в ручки кресла, и одна из них тут же отломилась. Тогда он сконфуженно спрятал ее под сиденье.

Самолет лег на одно крыло, круто забирая вниз на подлете к протянувшейся в никуда бетонной полосе.

– Мы приземляемся на ту же полосу, которую используют наши «Бураны», – с гордостью в голосе сообщил Рушенко. – Наши «шаттлы» садятся там же, откуда взлетают. Американцам такое не под силу.

– Зато на наших «шаттлах» летают живые люди, – заметил Римо.

– В этом нет никакой необходимости, потому что управлять «шаттлом» вполне могут и роботы.

Тут что-то над западным горизонтом привлекло его внимание.

– Смотрите. Ложное солнце! – воскликнул он.

Римо и Чиун одновременно повернули головы к окну. Мастер Синанджу при этом не забыл прижать свой смертоносный ноготь к шее полковника – па тот случай, если тот вздумал бы шутить с ними.

В небе зажегся желтый огненный шар.

– Ни разу не видел, – сказал Чиун.

– Это называется паргелий, ложное солнце. Ледяные кристаллики в верхних слоях атмосферы отражают солнечный диск. Но такого мне не доводилось встречать.

Секунду спустя нестерпимо яркий сноп огня промелькнул за бортом самолета. Откуда-то снизу, с земли, до их слуха донесся глухой удар.

Подброшенный потоком горячего воздуха «Як» перевернулся и едва не вошел в штопор. Только веревочные ремни не позволили им вылететь с мест и врезаться в потолок.

Самолет мучительно медленно выровнялся. Моторы несколько раз подозрительно чихнули и снова набрали обороты.

– Что это было? – пробормотал Рушенко, который теперь сидел, держа себя обеими руками за шею.

– Какой-то огненный столб, – сказал Римо.

– Дыхание солнечного дракона, – важно изрек Чиун, вглядываясь в окно.

– Вы хотите сказать, что это ложное солнце, – неуверенно произнес полковник Рушенко.

– Он хочет сказать, солнечный дракон, – отрезал Римо. – И не задавайте глупых вопросов.

– Proklyatye! – вскричал Рушенко. – Смотрите!

Внизу на том самом месте, где еще секунду назад стоял ангар, зиял огромный дымящийся котлован. Только что внушительное сооружение было на месте. И вот от него не осталось и следа.

Над черным кратером курился дымок. Впрочем, дыма было немного. Словно небеса пролились огнем и выжгли на земле все, и дымиться было уже нечему.

– У меня нет слов, – глухо пробормотал Рушенко.

– Что же это было? – промолвил Римо.

– На Россию-матушку напали.

– Это территория Казахстана, – напомнил Чиун.

– Да, да. Я совсем забыл, – удрученно промолвил Рушенко. – Это моя родина, но это уже не Россия. Однако произошло невероятное. Соединенные Штаты нанесли удар по государству – союзнику России. Это может повлечь за собой чудовищные последствия. Мировую войну. Мы снова стали заклятыми врагами. Впрочем, мы и не переставали быть ими.

Казахское лицо полковника приобрело пепельно-серый оттенок. Он был похож на человека, которого уже не интересовала собственная жизнь, потому что ничья жизнь больше не имела цены.