Оба тюремщика – и лейтенант, и сержант – решили поразвлечься с Руби Гонзалес. Руби была политической заключенной и, следовательно, врагом, к тому же она нанесла оскорбление священной особе президента – одно это позволяло делать с ней все что угодно. А поскольку девушка была хорошенькой, игра стоила свеч.

Однако ни одни из них не преуспел, потому что Руби по доброте душевной предупредила каждого о коварных планах сослуживца: сержант мечтал убрать с дороги лейтенанта, чтобы поскорей занять его место, а лейтенанту сержант тоже мешал: будь место свободно, шурин лейтенанта купил бы его себе.

Руби сидела прямо на полу. В камере стояло что-то вроде матраса на ножках, но Руби знала, что женщины, которые валяются днем на постели, напрашиваются на неприятности.

Она ждала, что рано или поздно сержант или лейтенант обязательно принесут ей оружие: ведь она пообещала каждому, что в обмен на освобождение уберет его врага и конкурента. По плану после этого Руби дадут убежать, но чтобы больше никто о ней не слышал и чтобы на имя помогавшего ей охранника американское правительство перевело семьдесят три миллиона долларов в швейцарский банк.

Труднее всего было установить сумму, которую Соединенные Штаты должны будут уплатить за ее побег. Руби прикинула, что тысяч пять она могла бы вытянуть из ЦРУ. Но тысячи, она знала, не производили особого впечатления на жителей Бакьи. Они слишком мало отличались от сотен. Миллион – это уже было то, что надо, но столь круглая цифра отдавала фальшивкой. Поэтому Руби остановилась на семидесяти трех миллионах – такая цифра выглядела и солидно и правдоподобно, особенно если учесть, что большинство жителей Бакьи не умело считать до семидесяти трех.

Выгорит, подумала Руби. Внутренне она успокоилась, как только попала в тюрьму и увидела первого тюремщика. Ясно – за трехфунтовую банку кофе без кофеина здесь можно купить всех чиновников, находящихся на государственной службе.

Теперь ей оставалось только ждать, кто из двоих окажется большим дураком и принесет оружие.

Руби претило вынужденное безделье. Сидя на полу, она предавалась размышлениям, как расширить свое дело. Достать деньги не представляло труда. С этой проблемой она справилась еще два года назад.

Тогда, решив открыть собственное дело, она отправилась в банк за ссудой, но там ее подняли на смех. Сама мысль о том, что женщина, всего двадцати одного года от роду, черная и не имеющая солидных родственников, рассчитывает получить ссуду, была, по меньшей мере, абсурдной – директор банка не бросал деньги на ветер.

Но его веселое настроение продержалось не более четырех часов. Затем перед банком замаячили первые пикетчики с плакатами, призывавшими чернокожих вкладчиков забрать свои деньги и поместить во вновь созданный банк, где учредитель – негр и где с ними будут обращаться, как с людьми, и окажут поддержку их бизнесу. На щитах, укрепленных у пикетчиков на груди и спине, был указан телефонный номер, по которому можно получить всю необходимую информацию. Директор банка позвонил по этому номеру.

Трубку сняла Руби.

На следующий день она получила ссуду.

Руби погасила долг за два года вместо оговоренных пяти и приобрела репутацию солидного клиента. На пыльном бетонном полу камеры она чертила цифры. На расширение системы закупок ей потребуется двадцать тысяч долларов – и тогда она не будет зависеть от моряков, привозивших ей волосы контрабандой. Особых трудностей она не предвидела.

* * *

На вид они были неказисты. У тощего американца только широкие запястья заставляли подозревать кое-какую силу. Что касается азиата, то Корасон и раньше знал, что тот стар, но теперь увидел, что азиат старше, чем раньше ему представлялось. Перед ним стоял дряхлый старик, которого могли запросто свалить с ног и поколотить даже некоторые женщины из горных деревень.

Однако за последние два дня многое произошло. Погибли англичане, погибли русские. Следовало быть настороже.

– Жители Бакьи рады приветствовать вас на нашем прекрасном острове, – начал он. – Американцы – наши давние и любимые друзья.

Костлявой рукой, торчащей из рукава оранжевого кимоно, Чиун отмахнулся от традиционных любезностей.

Но Корасона это не смутило.

– Если вам что-нибудь нужно...

– Полотенца, – сказал Чиун. – Чистые полотенца. Чистые простыни. Что еще, Римо?

– Консервный нож неплохо бы, – прибавил Римо.

– Считайте, что все это у вас уже есть, – заверил Корасон, не понимая, почему надо делать проблему из таких мелочей. – Думаю, вам доставит удовольствие узнать, что мы возобновили дипломатические отношения с вашей страной.

Чиун повернулся к Римо:

– Это он о чем?

– Кто его знает, – меланхолично отозвался Римо.

– Он думает, что я американец? – спросил Чиун.

– Вероятно. Все вы, патриоты, на одно лицо, – сказал Римо.

– Генералиссимус Корасон говорит об узах, которые сильнее, чем узы крови, узах нерушимой дружбы и любви, традиционно связывающие народы Бакьи и Америки.

– Да хватит, – поморщился Чиун. – Это нас не волнует. Нам нужны чистые полотенца и простыни.

Какие странные пожелания, опять подумал Корасон, но вслух произнес:

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Пока все, – ответил Чиун.

Римо дернул его за рукав кимоно.

– Чиун, ты забыл о женщине. Той, которую вроде бы зовут Руби.

– А, вот еще что, – добавил Чиун, обращаясь к Корасону. – У вас в тюрьме томится женщина.

– Бывает и так. Томятся иногда, – подтвердил Корасон.

– Американская женщина по имени Руби. Ее нужно освободить.

– Будет сделано. Еще что-нибудь?

– Римо, что еще?

– Аппарат, Чиун, – напомнил Римо.

– Да, – сказал Чиун. – Еще нам нужен ваш аппарат. Президент сказал, что это очень важно.

– Чудесно.

Корасон так и сиял. Волшебное оружие, по его словам, хранилось в тюрьме под надежной охраной. Он хочет продемонстрировать Америке добрую волю, честность и лояльность и потому сам лично встретится с Чиуном и Римо в тюрьме, освободит женщину и отдаст аппарат. Тот ему порядком надоел. Корасон, обращаясь к своему помощнику, отдал приказ:

– Автомобиль для наших замечательных американских гостей, и побыстрее, а то тебя мигом посадят голым задом на раскаленную сковородку, слышишь, парень?.. Автомобиль скоро будет стоять перед дворцом, – пообещал Корасон, когда за помощником закрылась дверь, и хитро посмотрел на американцев. – Вы мне пришлись по душе.

– Это не возбраняется, – сказал Чиун, а Римо только фыркнул.

– Вы – ребята что надо, – продолжая Корасон. – Русских разделали под орех, да и вообще. Ничего подобного я раньше не видел.

Чиун важно кивнул.

– Теперь, когда у нас с Соединенными Штатами снова дружба, я хочу попросить вашего президента, чтобы он оставил вас здесь. Вы будете учить моих людей и воспитаете из них самых лучших борцов с коммунистической заразой во всем Карибском бассейне, так что ни один из этих врагов человеческого разума никогда не посмеет ступить на свободную землю Бакья.

– Мы работаем только на президента Соединенных Штатов, – твердо заявил Чиун. – Разве что... – Чиун указал на Римо. – Он выполняет приказания людей рангом пониже, но я работаю только на президента, а всем известно, что мы, представители Дома Синанджу, верность слову ценим выше богатства. Поэтому мы вынуждены отказаться от вашего предложения.

Корасон кивнул с кислым видом. Он уже когда-то слышал о верности, честности и нравственности.

Римо склонился к Чиуну.

– С каких это пор, папочка? С каких это пор ты заделался верным слугой Соединенных Штатов? И стал отказываться от побочных заработков?

– Тсс, – прошептал Чиун. – Это я для красного словца. На него нет смысла работать. Он все равно не заплатит. Ручаюсь тебе. Ты только взгляни на его мебель!

В комнату вошел помощник со словами:

– Автомобиль подан, Генералиссимус.

Корасон поднялся со своего позолоченного кресла-трона.

– Поезжайте вперед. Шофер знает дорогу. Я тоже приеду туда, чтобы убедиться, что Руби свободна, а аппарат – у вас, раз уж он вам так нужен. Ведь моя единственная цель – дружеские отношения между нашими странами.

Чиун молча повернулся и пошел к двери, шепнув Римо:

– Не верю я ему.

– Я тоже, – сказал Римо. – Я много раз слышал такие признания в любви к Америке.

– Думаю, чистых полотенец нам не видать как своих ушей, – посетовал Чиун.

Корасон остался стоять у окна, глядя в щелку между рамой и шторой. Увидев, что автомобиль с Римо и Чиуном отъехал, он крикнул помощнику, чтобы срочно подготовили и поставили во внутреннем дворике его вертолет. Затем выкатил из-за занавески аппарат и поволок его к лифту, чтобы доставить к вертолету.

Спустя полчаса автомобиль с Римо и Чиуном затормозил у открытых ворот тюрьмы. Корасон уже ждал их, стоя у вертолета.

– Аппарат сейчас доставят, – сказал президент, – А заключенная там. – Он указал на дверь в центральном дворике в форме латинской буквы "U". – Вот ключ от камеры.

Римо взял ключ.

– Пойду выпущу ее, – бросил он Чиуну.

– Я с тобой. По неведомой причине судьба этой Руби небезразлична моему хозяину, поэтому нужно проследить, чтобы все прошло гладко. Пусть знают: если даешь поручение человеку компетентному, который разбирается в своем деле, то тратишь деньги не зря. С Синанджу дело обстоит именно так.

– И с «Дженерал Моторс» тоже, – раздраженно проговорил Римо. – Пошли, если хочешь.

Пройдя через деревянную дверь, они оказались в темном сыром коридоре. Ступеньки вели вниз. В конце лестничного пролета они увидели нужную камеру с решетчатым окошечком на уровне глаз.

– Я подожду тебя здесь, – заявил Чиун.

– Неужели ты доверяешь мне настолько, что даешь одному пройти несколько ступеней? – иронически поинтересовался Римо.

– Рискну, – ответил Чиун.

А в камере Руби Джексон Гонзалес сунула за пояс пистолет, который ей дал сержант. Услышав шаги на лестнице, она решила, что это лейтенант идет к ней позабавиться.

Она сама научила сержанта, что тому делать.

– Пожалуйся лейтенанту, что не можешь ничего от меня добиться, – посоветовала Руби. – Скажи, что я схожу по нему с ума.

– Да не поверит он, – засмеялся сержант. – Уродливее лейтенанта нет никого в округе. Такого просто не может быть, чтобы из нас двоих ты выбрала его.

– Поверит, – сказала Руби и быстро царапнула своим острым ноготком по щеке сержанта.

Царапина тут же налилась кровью, и алая капля покатилась вниз.

Сержант ухватился рукой за щеку. Увидев, что щека окровавлена, он бросил на Руби гневный взгляд.

– Сучка!

Он уже шагнул вперед, но его остановила широкая белозубая улыбка, которая сказала ему, что девушка знает, что делает.

– Не горячись, дружок, – успокоила сержанта Руби. – Теперь-то уж он непременно поверит: доказательство вот оно – на твоей физиономии. А после того, как с ним будет покончено, ты станешь лейтенантом. Новые погоны, новое жалованье, ты будешь неотразим. Женщины будут виснуть на тебе, да еще не забудь про семьдесят три миллиона. Все красотки будут твои.

Ее улыбка не оставила сержанта равнодушным.

– И ты? – спросил он.

– Я в первую очередь. Но знай: увижу, что путаешься с другой, – голову оторву.

Улыбка смягчала угрозу Руби, и стражник заулыбался в ответ.

– Верю, чтоб мне провалиться, верю, что так и сделаешь.

– И правильно. Тебя надо держать в руках – каждая рада получить такого красавца. – Приблизившись, она провела своим носовым платком по его липу. Размазанная кровь быстро высохла. – Ну вот. Иди, он ничего не заподозрит.

Сержант кивнул и вышел. И вот теперь Руби слышала шаги: кто-то спускался по стертым каменным ступеням. По времени это мог быть лейтенант, но шаги были не те. Лейтенант носил тяжелые ботинки и громыхал ими, пугая всех вокруг. Этот же человек ступал мягко, как кошка.

Наверно, лейтенант уже снял ботинки, чтобы побыстрей забраться в постель, с отвращением подумала Руби.

– Вот сукин сын!

Ключ повернулся в замке, тяжелая дверь медленно распахнулась. Руби, стоя за дверью, держала руку на рукоятке револьвера, спрятанного под длинной белой рубашкой мужского покроя.

Скрипнув, дверь открылась окончательно. Руби услышала голос – говорил явно американец.

– Руби!

Нет, это не лейтенант.

Руби, отпустив рукоятку револьвера, вышла из-за двери и встретилась глазами с Римо.

– Кто ты такой?

– Я пришел освободить тебя.

– Ты из ЦРУ?

– Можно и так сказать.

– Тогда лучше вали отсюда. С тобой хлопот не оберешься, – заявила Руби.

– Что-то не пойму, куда я попал? Я-то по простоте душевной полагал, что нахожусь в тюрьме, где томится узница, которую нужно освободить.

– Если ты из ЦРУ, то обязательно заваришь такую кашу, что нас обоих прикончат. В себе я уверена – выкручусь обязательно. А если свяжусь с тобой, то не сомневаюсь – нас пристрелят уже через несколько метров.

Римо шагнул к девушке и ласково потрепал ее по подбородку.

– А ты не дурочка.

– А ты, по всему видать, простофиля. Как можно носить белые носки с черными туфлями?

– Не верю своим ушам, – сказал Римо. – Может, я ослышался? Я пришел, чтобы вызволить женщину из тюрьмы, а она устраивает мне скандал из-за цвета носков.

– Да тебе из ванны с теплой водой никого не вызволить, – презрительно фыркнула Руби. – Мужчина, который не умеет одеваться, ни на что не годен.

– Да пропади ты пропадом. Оставайся здесь. Уедем в джипе одни.

Руби покачала головой.

– Я, конечно, могу поехать с вами, надо только быть уверенной, что все будет хорошо. Ты давно не был в Ньюарке?

– В Ньюарке? – удивленно переспросил Римо.

– Да. Ты что, глуховат или туго соображаешь? Ньюарк. Города Нью-Джерси. Давно ты оттуда уехал?

– А откуда ты знаешь, что я там жил?

– Все знают тамошний выговор – каждый имеет там родственников.

– Самые дорогие учителя помогали мне избавиться от этого выговора, – сказав Римо.

– Тебя надули, дружок. Требуй деньги обратно.

– За меня платило правительство.

– Тогда нет ничего удивительного, – заметила Руби. – Правительство всегда накалывают.

Она шла за Римо след в след по каменным ступеням. Сверху, стоя у закрытой двери, ведущей во двор, на них смотрел Чиун.

– Если тебя так потрясла моя одежда, – сказал Римо, – то что ты скажешь об этой? Чиун, ты, кажется, нашел себе пару. Это и есть Руби.

Чиун бросил пренебрежительный взгляд на молодую женщину.

Руби низко поклонилась ему.

– Она хоть знает, как надо приветствовать порядочных людей, – сказал Чиун.

– Ваш наряд великолепен! – восхищенно произнесла Руби. – Сколько вы заплатили за него?

– Это точная копия, сделанная для меня взамен древнего костюма, который, к несчастью, был попорчен прачкой-неумехой, – ответил Чиун.

– Вижу, шили в Америке. Так сколько он вам стоил?

– Римо, – попросил Чиун, – назови сумму.

– Думаю, двести долларов.

– Вас обманули, – сказала Руби. – Такую одежду делают в местечке Валдоста, штат Джорджия. Владелец ателье мне знаком. У него она стоит сорок долларов. Учитывая все накрутки, больше чем сто шестьдесят долларов этот костюм не стоит.

– Куда ты только смотришь, Римо? Нас, оказывается, снова провели, – возмутился Чиун.

– Да какое тебе дело? Платил-то не ты.

Руби знаком привлекла внимание Чиуна.

– Послушайте, – сказала она. – Когда вам понадобится новая одежда, обратитесь ко мне. Я достану вам отличные шмотки и по приемлемой цене. А этого недотепу больше не слушайте. Он носит белые носки. – И, склонившись к Чиуну, шепнула: – Думаю, он крепко нагрел на вас руки. Поосторожнее с ним.

Чиун согласно кивнул.

– Совершенно справедливо. Любовь и забота часто приносят нам обман и разочарование.

– Давайте-ка лучше выбираться отсюда, – пробурчал Римо, не скрывая отвращения к их диалогу, и двинулся к двери за Чиуном.

– Подождите, подождите, подождите, подождите! – затрещала Руби так быстро, что все слова слились у нее в одно. – Кто-нибудь знает, что вы здесь?

– Все знают. Часовой. Охрана. И сам президент, – перечислил Римо. – Он тоже приехал, чтобы освободить тебя.

– Эта обезьяна в орденах?

– Да. Генералиссимус Корасон.

– И вы думаете, что за этой дверью нас не встретят пулями? – спросила Руби.

– Зачем это ему?

– Он негодяи и способен на любую подлость. Давайте лучше поднимемся наверх и выберемся через крышу.

– Мы выйдем через дверь, – упрямо заявил Римо.

Чиун положил руку ему на плечо.

– Послушай, Римо, – сказал он. – То, что она предлагает, весьма разумно.

– Она купила тебя тем, что пообещала одежду по сходной цене, – обиженно произнес Римо.

– Сматываемся, – поторопила Руби. – Ты выходи, если хочешь, через дверь. А мы со старым джентльменом полезем наверх. Твой труп вышлем по почте куда надо – только оставь адрес.

Она взяла Чиуна за локоть.

– Пошли.

Чиун покорно зашагал по каменным ступеням. Римо посмотрел им вслед, глянул на дверь, возмущенно покачал головой и тоже пошел наверх. Он обогнал их и встал поперек дороги.

– Рада, что ты передумал, – сказала Руби.

– Тебе стоит передвинуть на середину пояса пистолет 38-го, – посоветовал девушке Римо.

У Руби похолодела спина. Оружие действительно было у нее слева за поясом, под длинной рубахой.

– Как ты узнал про пистолет? – спросила она у Римо. – Как? Скажи, как он узнал? – пристала Руби к Чиуну. Она почти визжала.

Ответа не было.

– Он, наверное, приоткрылся на секунду, а ты увидел, – предположила Руби. Слова ее звучали осуждением, словно Римо совершил страшное злодеяние.

– Ничего я не видел, – отрезал Римо.

– Он, действительно, ничего не видел, – подтвердил и Чиун. – Он и глаз-то толком не раскрывает, как ему увидеть!

– Но как же тогда? – настаивала Руби все тем же визгливым голосом. – Как он догадался, какого калибра пистолет?

Ей нужно было выяснить это во что бы то ни стало. Она прекрасно понимала, как важно знать, вооружен ли человек. Выяснив, она овладеет этим методом, запатентует его, если тут требуется какой-нибудь прибор, и начнет продавать владельцам магазинов по всей Америке. Они дорого заплатят за то, чтобы знать, есть ли у входящего в магазин покупателя оружие.

– Как ты узнал, скажешь ты, наконец? – надрывалась Руби.

Она хорошо знала, что далеко не каждый может перенести этот ее пронзительный визг. Так юные болельщики реагируют на счет 48:0 не в пользу своей школьной команды после первого тайма.

– Все скажу, только не ори, – остановил ее Римо. Он по-прежнему шел впереди. – Ты держишь оружие у левого бедра. Это несколько нарушает равновесие при ходьбе. Я заметил, что на левую ногу ты ступаешь тяжелее, а степень искажения походки говорит о весе оружия. Твое тянуло на 38-й калибр.

– Он действительно умеет вот так определить тип оружия? – спросила Руби у Чиуна. – Глядя на него, никогда не скажешь.

– Да, умеет, – признался Чиун. – Но работает он грязно, ох, грязно!..

– Что? – не поняла Руби.

– Не сказать, что в пистолете только три патрона! Позор! Если бы голова у него работала лучше, он не мог бы не заметить этого.

– Значит, это правда? Неужели? – не унималась Руби.

– Да, – ответил Чиун.

– Замолчишь ты наконец? – не выдержал Римо. – В ушах звенит.

– Как ты этому научился? – продолжала Руби.

– Он научил меня, – кивнул Римо в сторону Чиуна.

– Да, я, – признался Чиун. – Учился он из рук вон плохо. Но лучше треснувший кувшин, чем вообще никакого.

– Я тоже должна научиться, – заявила Руби.

В голове у нее заработал калькулятор. Полмиллиона торговцев по тысяче долларов с каждого. Нет, лучше сбавить цену. Пятьсот долларов. Значит, двести пятьдесят миллионов долларов. Продажа прав за рубеж. Во все страны мира. А армия!

– Предлагаю двадцать процентов от любой сделки, – тихо, чтобы не услышал Римо, шепнула Руби Чиуну.

– Сорок, – моментально отреагировал Чиун, не имея представления, о чем идет речь.

– Тридцать, – увеличила процент Руби. – И ни цента больше. Только позаботьтесь об этом лопухе. – И она указала на Римо.

– Идет, – согласился Чиун, который, если бы знал, что имеет в виду Руби, не возражал бы и против двадцати. Старик остался при убеждении, что заключил отличную сделку: ведь он и без того заботился о Римо.

– Порядок, – сказала довольная Руби. Она в случае чего согласилась бы и на сорок процентов. – Но, учтите, назад пути нет – у нас железный договор.

Римо толкнул дверь, которая вела на крышу. С плоского двухэтажного здания открывался вид на внутренний двор. Перегнувшись через парапет, они увидели внизу у вертолета Генералиссимуса Корасона и металлический ящик на колесах перед ним. Присев на корточки, Корасон заглянул в глазок, служивший прицелом, явно направляя оружие на дверь.

– Ну где же они? – недовольно буркнул Корасон, обращаясь к майору Эстраде, который стоял рядом и курил, привалившись к вертолету.

– Придут – никуда не денутся, – небрежно ответил тот, продолжая курить.

– Теперь убедился? – шепнула Руби. – Как ты мог поверить этому клоуну? Он обвел тебя вокруг пальца.

– Хорошо, хорошо, – сказал Римо.

Он выпрямился и зорко огляделся по сторонам. В двадцати ярдах, прямо на крыше, возвышалась сторожевая вышка; находившийся в ней охранник, стоя к ним спиной, обозревал окрестности.

– Подождите меня здесь, – бросил спутникам Римо. – Надо позаботиться о часовом.

Пригнувшись, он осторожно крался по крыше к вышке. Но тут охранник повернулся, разом увидев Руби, Чиуна и бросившегося к нему Римо. Вскинув винтовку, он прицелился в Римо и...

Ба-бах! Пуля 38-го калибра вошла часовому точно между глаз.

– Не надо бы этого делать, – пожурил девушку Чиун. – Он не повредил бы Римо.

– При чем здесь Римо? – удивилась Руби. – Он мог бы повредить мне. Если бы у него мозгов было побольше. Главная добыча для них – я. – Она улыбнулась неожиданно пришедшей мысли. – А случись что со мной, плакали бы твои двадцать процентов.

– Сорок, – поправил ее Чиун.

– Тридцать, – подытожила Руби. – Только следи за этим простофилей.

Римо повернулся к ним с недовольным лицом. Часовой, перевалившись через низкие поручни, полетел вниз, тяжело рухнув на крышу. Выпавшая из его рук винтовка, громыхнув по железу, подпрыгнула.

Римо побежал назад.

– Надо поскорее сматываться!

Корасон видел их снизу – темные силуэты на фоне почти белого неба Бакьи.

Вцепившись в аппарат, он подкатил его ближе и, уже не таясь, нажал нужную кнопку. Аппарат глухо заурчал и издал громкий треск.

Корасон промахнулся. Пучок зеленых лучей проплыл над крышей, никого не задев. Ударившись в дверь, ведущую на лестницу, он дернулся и слегка зацепил троих американцев призрачным сиянием.

Римо еле вымолвил:

– Нам бы лучше...

Он хотел прибавить «поторопиться», но язык не повиновался ему. С удивлением, безмолвно молящим о помощи выражением глянул он на Чиуна, но глаза старого учителя закатились, ноги задрожали и согнулись в коленях, и он медленно опустился на крышу. Римо замертво свалился на него.

У Руби не было времени предаваться размышлениям, почему она уцелела, а Римо и Чиун пострадали. Будет время – подумаем позже. Сначала – вещи поважнее. Самые главные. Добравшись до края крыши, она приготовилась совершить головокружительный прыжок со второго этажа и бежать сломя голову. Но в последнюю минуту обернулась. Римо и Чиун лежали, напоминая кипу подготовленного для стирки неразобранного белья – Римо представлял здесь хлопок, а Чиун – шитую шелком парчу.

Она снова приготовилась к прыжку и снова обернулась.

С тяжелым вздохом отошла от края и, прихватив винтовку охранника, подбежала к Римо и Чиуну.

– Вот, черт! Так я и знала, что этот лопух все испортит.