Вероятно, так уж должно было случиться, что Юсефа Гамаля стали называть Абу Гамалином – «Отцом верблюдов».

Уже мальчиком он проявлял силу своего «тезки» – верблюда. Весь его облик напоминал верблюда, курчавые же волосы наводили на мысль о толстой верблюжьей шкуре. Ну и, наконец, нос. По форме – идеальная копия верблюжьей морды.

Огромный такой нос. Именно его замечали в первую очередь, когда сталкивались с Юсефом Гамалей впоследствии Абу Гамалином.

Поэтому неудивительно, что в детстве ребятишки-палестинцы прозвали его «Аль-Махур» – Нос.

– Не такое уж плохое nom de guerre, – успокоил как-то Юсефа отец.

– Воину совсем не подходит, – возразил тот.

– Бывает, дают имена и похуже, – как-то странно отозвался отец. Причем, произнося эту пророческую фразу, он смотрел на Юсефа. «Раз он смотрит на меня, – думал сын, – значит, он видит и мой нос. И никуда не денешься – все равно что смотреть на небо и видеть солнце».

К тому времени Юсефу уже исполнилось тринадцать. И хотя голос у него еще не ломался, на счету мальчика было уже несколько убитых.

Ибо на оккупированных территориях полным ходом шла интифада. Сионистскому образованию наносился один из чувствительнейших ударов.

Сноровка Юсефа в уничтожении израильтян привлекла к нему внимание организации «Хезболлах», по приказу которой он отправился в Ливан. Там, на берегах Нахр-аль-Мавт – реки Смерти – он на протяжении некоторого времени овладевал боевым искусством.

Замечательные были дни, полные кровавой борьбы! В любую секунду Юсеф готов был умереть. Он не страшился смерти. Наоборот, молил Всемилостивейшего Аллаха, чтобы тот ниспослал ему гибель в бою, ибо только тогда перед правоверным открываются врата рая.

Внезапно удача отвернулась от палестинцев. Организация освобождения Палестины продала «Хезболлах» и принялась обниматься с сионистским врагом. Оказалось, что Юсеф по-прежнему жив. Парень, похоже, был разочарован. Теперь он не просто хотел умереть – он страстно желал смерти.

– Смерть за веру автоматически обеспечивает пропуск в рай, – учили Юсефа. – В раю не нужно трудиться, там нет холода, нет боли. Все разгуливают в зеленых шелках и наслаждаются сочными фруктами, плодовые деревья в райских кущах – на каждом шагу, надо только руку протянуть.

– А как насчет женщин? – интересовался парень.

– В раю каждому счастливцу предоставляются семьдесят две девственницы, к которым не прикасался ни один мужчина или джинн. Они называются гурии и полностью принадлежат мученикам.

– Семьдесят две? – переспросил Юсеф, обрадовавшись такой перспективе.

С тех пор прошли годы. Нецелованные гурии по-прежнему ждали Юсефа в раю, а сам он, по-прежнему живой и здоровый, находился в лагере для интернированных ООП. И был здесь не внушающим страх Носом, а всего лишь Юсефом Гамалем, потерявшим надежду.

– Я никогда не смогу станцевать со своими гуриями, – пожаловался он как-то товарищу – борцу за свободу из «Хезболлах». – Потому что сгнию заживо в этом отвратительном месте.

– Я слышал, что в Афганистане открываются блестящие возможности, – откликнулся его приятель-палестинец.

– В Афганистане?

– Да. Безбожники русские наконец убрались оттуда. Сейчас там идет джихад.

Юсеф заметно повеселел.

– Священная война! Будем убивать проклятых евреев!

– В Афганистане нет евреев.

– Тогда что же там хорошего? – удивился Гамаль. – Черепами афганцев врата рая не открыть.

– Муллы и имамы говорят по-другому.

Юсеф энергично замотал головой:

– Нет, чтобы открыть врата рая, мне понадобится слишком много афганских черепов. Я не намерен всю жизнь приносить себя в жертву. Гурии вряд ли обрадуются, что я такой старый и дряхлый. Они ведь надеются на исполнение определенных мужских обязанностей с моей стороны.

– Если передумаешь, поговори с Муззамилем. Он без труда переправит тебя в Афганистан.

В конце концов Гамаля одолела скука, и он решил познакомиться с таинственным Муззамилем.

– Я интересуюсь Афганистаном, – объяснил Юсеф. – Как я понимаю, там есть неплохие перспективы стать мучеником.

Муззамили привлекал к себе внимание очень густой бородой и сверкающими глазами, которые немедленно сосредоточились на лице добровольца.

– Надо же, какой у тебя интересный нос!

– Спасибо, но как насчет Афганистана?

– Точь-в-точь как у еврея.

Услышав такое оскорбление, Юсеф Гамаль схватил обидчика за горло и попытался открутить ему голову.

Присутствующим едва удалось оттащить его от Муззамиля.

– Юсеф слишком горяч, прости его, о Муззамиль!

– Он палестинец, и этим все сказано, – отозвался тот, когда его темное, бородатое лицо восстановило прежний цвет. Голос Муззамиля звучал немного сдавленно, но в нем не чувствовалось ни гнева, ни страха.

– Иногда очень кстати, когда нос у тебя как у еврея, – бросил бородач просителю, который тут же разметал в стороны товарищей и вновь бросился на своего обидчика.

На сей раз Муззамиль оказался во всеоружии. Юсеф, который привык воевать с «Калашниковым» или РПГ в руках, никак не ожидал, что его выведет из строя обычный кулак. По правде говоря, Гамаль и не увидел того кулака, которым ему въехали в челюсть.

Когда Юсеф очухался, он увидел склонившегося над ним Муззамиля.

– Нос твой, к счастью, цел.

– Зато челюсть, кажется, разбита, – ошеломленно пробормотал Гамаль.

– Ничего, заживет. В будущем важен только твой сионистский нос.

– В Афганистане-то?

– Нет. Пусть туда едут дураки. А на тебя у меня другие виды.

В ту же ночь Юсеф покинул лагерь. Путешествуя на «лендровере», на лодке и на верблюде, он в конце концов прибыл в незнакомый город со множеством минаретов.

– Что за город такой, а?

– Тегеран.

– Я в Иране!

– Да.

– Ты перс?

– Да. Мое настоящее имя Абуф.

Юсеф Гамаль нахмурился. Конечно, персы поклоняются Аллаху, а их лидер, аятолла, – благочестивый мусульманин. Но все-таки они персы, а не арабы. А это совсем другое дело.

– В будущем тебе понадобится новое имя...

– Абу Гамалин, – быстро отозвался Юсеф.

– Неплохое имя для того, чтобы проводить теракты и подписывать коммюнике. А я говорю о кличке.

– Меня не будут звать так каждый день?

– Нет, кличка существует только для внутреннего пользования.

– Тогда мне все равно, – хмыкнул Гамаль.

– Ладно, – кивнул Абуф-перс и сообщил парню кличку: – Юсеф-еврей.

Единственное, что остановило Гамаля от того, чтобы тут же не перерезать горло презренному персу, было присутствие вооруженных «стражей исламской революции».

– Ты поедешь в Америку, – сообщил Абуф, когда Юсеф успокоился.

– Ни за что! В Америке не место для мусульманина.

– Примешь там американское гражданство...

– Никогда! Лучше уж сгореть в аду!

– Поступишь на работу и «заснешь», – невозмутимо продолжал перс.

– Это что, приказ для бойца?

– Работа позволит тебе обеспечить существование до тех самых пор, пока тебя не позовут. Под «сном» я имею в виду твое бездействие как агента.

– И сколько же я буду «спать»?

– Пока тебе не прикажут пробудиться.

– А тогда что?

– Скажут. Ты можешь «проспать» очень долго.

* * *

В действительности он «проспал» целых шесть лет. Прошло так много времени, что Юсеф-еврей забеспокоился, не забыли ли о нем надменные персы. Кончилась интифада, во время которой многие превратились в мучеников. Прошла также война в Персидском заливе. И все это без всякого участия Юсефа. Вернее, того хуже – он тем временем слыл всего-навсего ничтожным американским гражданином, водителем такси в Нью-Йорке.

Ужасная судьба! Все друзья Юсефа погибли и уже находились в раю, в объятиях Аллаха. А он был обречен бороться с ужасным уличным движением и, подобно погонщику верблюдов древности, перевозить евреев туда, куда им захочется.

И вдруг через шесть месяцев после неудачной попытки взорвать Центр международной торговли среди ночи раздался звонок.

– Мы собираем армию, – сообщили ему приятным голосом.

– Кто это? – спросонья не понял Юсеф.

– Абуф просил меня связаться с тобой.

– Абуф?! И где он?

– В раю.

– Какое счастье! А я вот прозябаю в Хобокене. Здесь хуже, чем в аду.

– Приходи в мечеть Абу аль-Кальбина, в Джерси-Сити, Юсеф Избранный.

– Зачем?

– Затем, что мы создаем тайную армию, чтобы сокрушить Великого Сатану.

Теперь Гамалю стало ясно, что с ним говорит какой-то перс, ибо только персы упоминают Великого Сатану. Тем не менее Юсеф согласился. Работа таксистом в Нью-Йорке постепенно сводила его с ума.

Мечеть Абу аль-Кальбина стояла в самом центре грязного местечка, называемого Джерси-Сити. Гамаль на поезде доехал до остановки «Джорнэл-сквер», а потом, следуя инструкциям, двинулся пешком вдоль бульвара Кеннеди.

Окружающее не радовало глаз, но такова уж участь всех мусульман, поселившихся в Америке. Никакой справедливости! К примеру, компания, на которую работал Юсеф, ни разу не освобождала его по пятницам от работы и не позволяла останавливаться на время молитвы, чтобы обратиться лицом к Мекке.

В дверях мечети Гамаль нос к носу столкнулся с незнакомым египтянином. Тот, однако, посмотрел на него так, будто сразу же узнал, причем египтянин явно не радовался встрече.

– Убирайся прочь, еврей! Такие, как ты, нам не нужны.

– Я не...

Дверь тотчас захлопнулась.

Разозленный Юсеф постучал снова.

– Убирайся прочь, сионистское отродье! – сказали ему.

– Я не еврей, я Абу Гамалин, Внушающий Страх.

– Ты лжешь!

– Это правда – клянусь бородой пророка!

– В таком случае назови свою подпольную кличку.

– Повторяю еще раз: я – Абу Гамалин.

– В моем списке нет такого имени, еврей.

– Я не еврей. Иногда меня называют Аль-Махур.

– Нет здесь никакого Аль-Махура. Может быть, ты пытаешься проникнуть в какую-то другую мечеть, еврейская собака?

– В последний раз тебе говорю – я пришел сюда по вызову.

– А я тебе в последний раз повторяю – назови свою кличку, если таковая существует.

Оскорбленный до глубины души, Юсеф Гамаль уже собрался повернуться и уйти, но он слишком долго «спал». И больше «спать» не желал. Ему хотелось вновь почувствовать себя молодым, ощутить в руках тяжесть автомата Калашникова и вдохнуть запах крови неверных.

Поэтому Юсеф топтался на крыльце мечети Абу аль-Кальбина и мучительно вспоминал свою кличку. Впервые ее услышав, он так и зашелся от гнева. Причем был настолько оскорблен, что прозвище напрочь вылетело из памяти. Теперь же Юсеф молил Аллаха, чтобы Всемилостивейший помог ему вспомнить те отвратительные слова.

И Аллах откликнулся на его мольбу.

– Я вспомнил! – перед закрытой дверью выкрикнул Гамаль. – Вспомнил! Меня зовут Юсеф-еврей! Ты слышишь? Юсеф-еврей! Открывай!

– Ты признаешь, что ты еврей?

– Нет, просто так меня зовут. Кличка такая.

– В священный храм Аллаха евреям входа нет. Убирайся, или мы все зубы тебе пересчитаем!

И вдруг раздался еще один голос. Низкий, смутно знакомый. Услышав его, Юсеф сообразил, что он принадлежит мужчине, говорившему с ним по телефону.

– Мы ждем его. Пусть войдет.

Дверь открылась. Юсеф осторожно заглянул внутрь. Повсюду лежали густые тени.

– Пусть войдет тот, кто слишком долго «спал», – прозвучал откуда-то голос мужчины, звонившего по телефону.

И Юсеф Гамаль шагнул в темное помещение.

Здесь не горела ни одна свеча.

– Ты последний из избранных, кого мы ждем, – вновь прозвучал голос. – Входи, Тянущийся к свету, и следуй за мной.

– Следую.

Тени сгущались. Теперь Юсеф чувствовал на себе недобрые взгляды. Точнее, чувствовал их на своем носу.

– Разве еврею дозволено встречаться с муллой? – с подозрением спросил кто-то.

– Он не еврей, у него просто такая кличка, – произнес мужчина, говоривший с ним по телефону.

– У него еврейский нос!

– Его нос – это пропуск в рай. Завидуй ему – ты, с кнопкой вместо носа!

– Лучше зовите меня Абу Гамалином, – расправив плечи, попросил Юсеф.

В ответ кто-то оглушительно засмеялся, а потом еще кто-то назвал Юсефа Гамалем Махуром.

Знай Гамаль этих людей, он бы обиделся. Но по крайней мере называться «Носом верблюда» лучше, чем Юсефом-евреем.

Они прошли в комнату, из светового люка которой сверху с потолка, сквозь тонкий муслин падал слабый свет. На полу уже лежали молитвенные коврики, и все вошедшие преклонили колени, включая и того высокого человека, чей голос Юсеф слышал по телефону.

Когда все стихло, кто-то зажег свечу. Ее тусклый свет отбросил тень на человека, сидящего за экраном. Угадывалась его густая, окладистая борода.

– Правоверные, мы будем говорить по-английски, ибо одни здесь владеют фарси, другие – арабским, но мало кто знает оба языка.

Какой странный голос! Юсеф, встретивший за свою жизнь всего нескольких персов, решил, что именно иранский акцент придает столь приятное звучание английской речи. Или такой разительный контраст из-за того, что ньюйоркцы говорят в нос?

– Я не открою своего лица даже вам, правоверные, – начал мужчина. – Смотреть на меня харам – запрещено. И имя мое вы никогда не узнаете. Одни называют меня муфтием, другие – имамом. Кое-кто из вас знает меня под именем, которое дали мне разведывательные органы Египта, Ирака и Великого Сатаны. Имя это – Глухой Мулла.

Среди молящихся пронесся вздох восхищения.

Юсеф был потрясен. Все правоверные знали о Глухом Мулле, персидском служителе Аллаха, которого неверные поносили за яростные выступления против всего западного. Говорили, что он сам сконструировал дьявольскую машину, которая призвана была уничтожить египетскую марионетку американцев – Мубарака, но бомба взорвалась прямо у него в руках. Спасение Глухого Муллы считалось даром Аллаха и подтверждением святости восставшего из мертвых, поскольку Мулла всего лишь полностью оглох на одно ухо и частично на другое.

Еще большее впечатление производило то, что именно Глухой Мулла подготовил взрыв Центра международной торговли, а также двух автомобильных туннелей. Правда, обстоятельства сложились неблагоприятно и заговорщиков схватили, а сам Глухой Мулла оказался в федеральной тюрьме.

Юсеф заметил, что человек за экраном держит в руке слуховую трубку. Да, это действительно Глухой Мулла!

– Вы, что спали в этой стране неверных, скорее пробуждайтесь ото сна. Ибо создается армия правоверных, и вы станете ее солдатами.

– Слава Аллаху! – горячо воскликнул какой-то мужчина. Гамалю показалось, что это тот, кто звонил ему по телефону.

– Слава Аллаху! – раздалось со всех сторон.

– Да, слава Аллаху, что вы дожили до этого дня, – заявил Глухой Мулла. – Все вы были отобраны благодаря вашей преданности, жестокости, мужеству, а также благодаря вашей способности жить на вражеской земле. Вы все стали американскими гражданами. И очень хорошо. Разрабатывая наш план несколько лет тому назад, мы и представить себе не могли, насколько это важно. Оказалось, стать гражданами Соединенных Штатов необходимо для того, чтобы вступить в ряды армии, которая во многих местах переломит хребет Америке.

Чтобы все вы поняли свою задачу, необходимо, чтобы все вы понимали состояние дел, имеющих отношение к победному шествию ислама.

Слушатели затаили дыхание.

– Все вы знаете, что первая попытка перенести джихад на территорию Америки окончилась позорной неудачей. Те, кто служил мне прежде, потерпели провал, своей бездарностью нанеся непоправимый урон делу ислама. Допустив серьезные ошибки, они не смогли разрушить башни Центра международной торговли. Более того, собственная глупость загнала их в тупик, в результате чего они и были пойманы. Другие наши ячейки также не справились с поставленными перед ними важными задачами, такими, как разрушение мостов и тоннелей, нанесение ударов по другим важным целям. В результате над нашим делом смеялись и называли нас дураками. Такое больше не повторится!

– Слава Аллаху! – произнес кто-то.

– Никто больше не будет смеяться над нами, ибо мы нашли другой, правильный путь, и он приведет нас к победе над неверными. Вы не одиноки, о правоверные! Наши ряды растут. Даже американская пресса отмечает, что мусульман стало больше, чем приверженцев англиканской церкви и пресвитерианцев. Через несколько лет нас будет больше, чем евреев. Но нельзя же сидеть сложа руки! Надо прямо сейчас нанести удар в их мягкое подбрюшье.

– Как, о святейший?

– Мы с тобой, имам!

Глухой Мулла сделал жест рукой.

– Терпение! Я еще не закончил.

Собравшиеся вновь обратились в слух и в страстном нетерпении даже подались вперед. Слышалось шумное дыхание взволнованной аудитории.

– Недавно в городе Оклахома было взорвано одно здание. В акции обвинили нас, хотя мы здесь ни при чем.

– Значит, Америку поразил антиисламский вирус! – воскликнул Юсеф.

– Нет, хорошо, что нас обвинили. Ибо несмотря на то что это оскорбление Аллаха, детьми которого все мы являемся, гораздо важнее страх неверных. Они нас боятся. Впрочем, со временем выяснилось, что в этом кошмаре виновны сами неверные.

– Если страдают неверные, то какой же тут кошмар? – спросил кто-то.

– Сами неверные успешнее наносят удары но своим собратьям, чем мы, кого благословил на сей подвиг сам Аллах, – вот в чем весь ужас происходящего.

По комнате прошелестел одобрительный шепот, подтверждающий мнение Глухого Муллы.

– Долго я бился над данной головоломкой. Как, спрашивается, смогу я вселить страх в их трусливые сердца? И что еще важнее – как сможем мы поразить Великого Сатану в самое сердце, если неверные ожесточились против нас?

– Они никогда не войдут в лоно ислама! – выпалил Юсеф. – Пытаться обратить американцев – пустая трата времени. Их надо просто предать мечу.

– Я говорю не о лживых сердцах, бьющихся в груди отдельных мелких людишек, а о сердцах всей их страны. О зданиях федеральных служб, о судах – в общем, обо всех тех местах, где против нас свершаются безнравственные поступки.

– О! – воскликнул Юсеф, до которого теперь дошло, о чем речь.

– Я думал о том, как туда проникнуть и разрушить их изнутри. Долго я молился Аллаху и просил меня просветить. И понял, что даже вы, чьи лица не выделяются среди лиц неверных, развращенных их низкой, отвратительной цивилизацией, не способны справиться с этой задачей.

– Мы способны, святейший!

– Мы более чем способны! Ведь мы мусульмане.

– Мы готовы умереть.

– Да, умереть вы готовы, – согласился Глухой Мулла. – А вот готовы ли вы победить?

– Да, да!

– Прекрасно. Ибо тогда вам предстоит сделать следующий шаг.

– Какой же? – поинтересовался Гамаль.

Резким взмахом слуховой трубки Глухой Мулла погасил свечу, и силуэт его скрылся за занавесом.

Зажегся свет. После кромешной тьмы он казался нестерпимо ярким. Юсеф опустил взгляд и с удивлением обнаружил у своих скрещенных ног ручку и стопку бумаги.

– А это зачем? – удивился он.

– Для того чтобы сделать следующий шаг, ты должен сдать экзамен.

Юсеф взял в руки листок бумаги и, прочитав страницу, нахмурился.

– Я понимаю, что здесь написано, но вопросы очень трудные.

– Да, – отозвался кто-то. – Это потруднее, чем сдать экзамен на получение гражданства. Нужно запомнить наизусть массу безбожных понятий.

– Тем не менее, – произнес из-за занавеса мелодичный голос Глухого Муллы, – надо сделать все, что в ваших силах.

Юсеф поднял руку, однако, сообразив, что Глухой Мулла его не видит, произнес:

– У меня вопрос, святейший.

– Спрашивай.

– Можем ли мы жульничать?

– Да. Это разрешено Аллахом, который благословил наше предприятие.

Собравшиеся мусульмане довольно усмехнулись. Раз можно жульничать, то нечего и беспокоиться.

Только сейчас Гамаль впервые внимательно разглядел своих товарищей. В душе его шевельнулся страх: эти люди не походили ни на арабов, ни на персов. Кожа их была слишком белой. Даже египтянин при нормальном освещении производил странное впечатление, поскольку волосы у него отсвечивали рыжим, как у крестоносца. Двое присутствующих вообще отличались совершенно черной кожей – не кофейного оттенка, как у ливийцев, а иссиня-черной, как у жителей экваториальной Африки.

Заметив, что на него тоже смотрят с подозрением, Юсеф выпалил:

– Я не еврей! Просто у меня такой нос. Я семит, как и многие из вас. Нос у меня семитский, а не еврейский. Это большая разница.

Итак, сейчас все пытались сдать экзамен. Хотя правоверные жульничали как только могли, ни один из них испытания не выдержал.

– Мы провалились? – спросил египтянин с огненно-красными волосами.

– Нет, – ответил Глухой Мулла. – Поскольку настоящий экзамен вы станете сдавать только генералам армии неверных, куда должны будете проникнуть.

– Что за армия такая?

– Самая страшная из всех в этой гнусной стране.

– Видимо, морская пехота, – протянул Юсеф. – Морских пехотинцев боятся больше всего.

– Их в пух и прах разгромили в Ливане, – напомнил Глухой Мулла.

– Значит, флот, – раздался чей-то голос. – В составе флота есть бригада «морских котиков»; они, как рыбы, плавают под водой и могут внезапно появиться из морской пучины, чтобы творить дьявольские, противные исламу дела.

– Вы не будете служить в морском спецназе, – нараспев произнес Глухой Мулла.

– Тогда где же? – громко спросил кто-то.

– Мы не можем служить в армии, ибо все знают, что в армии служат одни свиньи, – сказал другой.

– В какой армии, о имам? – взмолился третий.

И тогда им принесли форму.

Серую с голубым – серые брюки с голубым кантом вполне армейского вида по пошиву, и серый китель с эмблемой в виде головы орла на груди и плечах.

– Мы будем служить в авиации! – воскликнул Юсеф.

– Заткнись, еврей! – угрюмо бросил ему кто-то из соратников. – У Военно-Воздушных Сил другая форма.

– Да нет, форма голубого цвета с орлом. По всей видимости, нам предстоит проникнуть в Военно-Воздушные Силы.

– Еще раз говорю – у Военно-Воздушных Сил США не такая форма. Посмотри на эмблему. Какие там буквы?

– ПССШ, – медленно прочитал тот.

– Мы парашютисты! – воскликнул Гамаль. – Будем прыгать с самолетов и наносить удар по врагу в любой заданной точке! Слава Аллаху!

– У тебя все мозги в нос ушли, – со злостью выпалил Юсефу египтянин с огненно-красными волосами.

– Пусть Аллах изменит твое лицо! – с жаром отозвался Гамаль и бросился на обидчика.

Глухой Мулла резко хлопнул в ладоши.

– В святом месте не дерутся. Помните, что «ислам» означает «мир». Мы должны нести мир друг другу.

– А неверным смерть, – продолжил египтянин, едва удержавшись, чтобы не ударить Юсефа по верблюжьему носу.

– О парашютных войсках не может быть и речи, – изрек Глухой Мулла. – Ибо буквы ПССШ означают Почтовая служба Соединенных Штатов.

По комнате пробежал ропот. Правоверные переглянулись, на лицах отразилось недоумение.

– Мы будем почтальонами?

– Вы будете «Посланниками Мохаммеда», – встав, объявил Глухой Мулла. – Никого так не боятся и так не уважают. Надев эту форму, вы получите свободный доступ в святая святых страны неверных. Никто вас ни о чем не спросит, никто не остановит. Ибо для неверных почта священна. Вы поклянетесь в верности могущественному генеральному почтмейстеру, но на самом деле будете отвечать только перед имамом и Аллахом Всемилостивейшим и Милосердным, от которого исходит вся благодать.

– Я палестинец и не могу быть почтальоном, – возразил Юсеф. – В глазах Аллаха это бесчестье.

– Раз ты палестинец, то, должно быть, отважный боец?

– Да. Я убил много врагов.

– Скажи мне, о брат, кого ты боишься?

– Никого.

– Ты боишься израильтян?

– Нет! Я убивал их как собак.

– Если я помешу тебя в комнату с двумя дверьми, дам любое оружие, какое ты пожелаешь, и скажу, что ты можешь бежать только через один выход, то какую дверь ты выберешь? Ту, за которой стоит израильский солдат, или ту, за которой скрывается американский почтальон?

– А оба вооружены? – уточнил Гамаль.

– У обоих «узи».

Юсеф задумался.

– Если у обоих «узи», то лучше я убью израильтянина. Или обману, сделав вид, что сдаюсь, и убью потом, застигнув его врасплох. А вот почтальон... Раз он вооружен, значит, сошел с ума. Кто может победить сумасшедшего?

– Именно!

– Сумасшедший и есть сумасшедший. Он не станет слушать никаких доводов, а будет только палить без разбору. Даже в своих.

– Правильно, – согласился Глухой Мулла. – Почтового служащего боятся, потому что он сошел с ума от жестоких условий жизни, противоречащей канонам ислама. Он без малейшего сожаления будет убивать всех и вся.

– Вот и я так считаю, – кивнул Юсеф.

Глухой Мулла повысил голос, обращаясь уже ко всем.

– Так вот, если американец, идя по темной улице, встречает вас с каффьей на лице и почтового служащего с пистолетом в руке – кого он бросится молить о пощаде? Вас, поскольку по дикому взгляду почтальона поймет, что в сердце его не встретит никакой жалости. Вот почему вам надлежит носить эту внушающую страх форму. Так вы проникнете в здания, куда нам никогда не попасть из-за усилившихся мер безопасности. Так вы уничтожите башни неверных, чтобы минареты нашей чистой и трижды благословенной культуры вознеслись наконец к самым звездам.

Юсеф Гамаль странным взглядом посмотрел на форму и сказал:

– А где же большие кожаные сумки?

– Не беспокойтесь, вам выдадут кожаные сумки, достаточно большие, чтобы спрятать в них самое смертоносное оружие. Мы рассредоточим вас по ключевым точкам страны. Потом вы вступите в профсоюз. Одни в Американский профсоюз почтовых служащих, другие – в Национальную ассоциацию почтальонов. А остальные, совсем немногие – в Национальную ассоциацию сельских почтальонов.

– Да, за то, чтобы втереться в доверие к неверным, плата невелика, – согласился Юсеф.

– Кроме того, вам надо будет сменить имена – так, чтобы еще больше раствориться среди тех, кого следует уничтожить.

– Мы должны принять американские имена?

– Да, конечно.

Один из присутствующих, стукнув себя кулаком в грудь, заявил:

– Тогда я буду Ал Ладин.

– А я – Джихад Джонс, – подхватил огненноволосый египтянин.

– Я настаиваю на том, чтобы быть Абу Гамалином, – произнес Юсеф.

– Никакого Абу Гамалина, – возразил Глухой Мулла.

– Интересно, тот тип может быть Джихадом Джонсом, а я почему не могу быть Абу Гамалином?

– Если ты будешь осторожен, я позволю тебе сохранить свое настоящее имя. Для нас ты будешь Абу Гамалин, но американцы пусть зовут тебя Джозеф Кэмел.

И неизвестно почему, все присутствующие тихо засмеялись.

– Ладно, пусть лучше это, чем какое-то другое имя, – успокоился наконец он.

* * *

Юсеф Гамаль сумел сдать экзамен на почтового служащего только благодаря тому, что надел зеленую рубашку, на которой арабской вязью, непонятной для глупых американцев, были выписаны ответы на основные вопросы.

А случилось все в штате Оклахома, в городе Оклахома-Сити, куда с благословения Аллаха его и направил Глухой Мулла. Сначала работа Юсефа заключалась в том, чтобы вынимать почту из холщовых мешков и раскладывать по ячейкам. Очень утомительная работа! Начальство же оказалось весьма требовательным. И теперь Гамаль понял, почему время от времени некоторые почтальоны сходят с ума.

«Так происходит не только потому, что они отвернули свое лицо от Аллаха, – писал он Глухому Мулле, общаясь с ним с помощью электронной почты. Таким вот безопасным методом связи пользовались все правоверные без исключения. – Их выводит из равновесия бессмысленная работа, которой приходится заниматься».

«Но, надеюсь, ты не отличаешься от безбожников?» – написал в ответ Глухой Мулла.

«Некоторые принимают меня за еврея. Евреев здесь немного, поэтому я выделяюсь на общем фоне».

«Это хорошо, ибо когда час пробьет, они вспомнят, что ты еврей, а не араб».

«Но когда же он пробьет, о имам? Я волнуюсь и нервничаю среди этих неверных».

«Уже скоро. Потерпи. Сначала добейся перевода на маршрут».

«Я очень стараюсь, потому что эти ячейки сводят меня с ума. А тут еще стены недавно окрасили в отвратительный розовый цвет».

«Думай о зеленом цвете ислама».

«Я и думаю о зеленом, но вижу розовое. Куда бы я ни взглянул – везде розовое!»

«Сдерживай свой гнев. Копи его. Придет время, и ты его выплеснешь».

«В том-то и беда, – писал Гамаль. – Чем больше я смотрю на розовый цвет, тем спокойнее становлюсь».

«Думай о зеленом. Выкрась стены у себя дома в зеленый цвет, чтобы по вечерам можно было нейтрализовать розовое влияние христианства».

Назначенный час наконец пробил, и Юсеф получил необходимые инструкции.

«Но здание федеральных служб в стороне от моего маршрута», – запротестовал он.

«Не имеет значения. Форма послужит тебе пропуском. Смело иди вперед и убивай всех присутствующих в зале суда».

«Слушаю и повинуюсь».

«Когда всех перебьешь, лети в Толедо, который находится в Огайостане. Там тебя встретят твои собратья».

«И на этом все? Только одно убийство?»

"Нет, не все. Твоя акция послужит сигналом для неверных, что их хорошо защищенное здание федеральных служб уязвимо, и что «Посланники Мохаммеда» так же могущественны, как их собственное ополчение. Завершив начальный этап, мы начнем готовиться к выполнению нашей подлинной миссии.

– Интересно, что за миссия? – взволнованно – спросил Юсеф.

– Узнаешь в Толедо. А теперь иди, Абу Гамалин. И не забывай выкрикивать лозунги, которым тебя научили.

– Господь велик!

– Да. По-английски «Алла акбар!» значит «Господь велик!».

– Да, да, я помню.

– И не забудь объявить умирающим американцам, что им вынесен смертный приговор.

Все шло как по маслу. С «узи» в кожаной сумке и затычками в ушах Юсеф вошел в здание федеральных служб, доехал на лифте до зала заседаний судьи Рэтберна и убил всех, кто там находился.

Никто не спросил его, зачем он туда идет, а на обратном пути никто не остановил. Он никогда раньше здесь не появлялся, и все, кто его видел, обращали внимание только на форму, а не на человека. Когда Гамаля начали искать, он уже был далеко от города.

Акция Юсефа стала свидетельством прекрасно выполненной работы, а также доказательством того, что сам Всемогущий Аллах покровительствует данному мероприятию.