Мастер Синанджу чувствовал себя несчастным. Он сидел среди великолепных сокровищ своих предков, низко повесив голову. Он страдал бессонницей, у него не было аппетита, но жителей деревни это абсолютно не волновало.

Чиун не вышел к вечерней трапезе, устраиваемой обычно всей деревней, но никто не пришел справиться о его здоровье. Никто не предложил ему даже чашку холодного риса. Ни Пул Янг, прежде так преданный ему, ни Ма Ли, которой он обещал приданое, чтобы она могла выйти замуж за Римо, – всю партию золота, которую в последний раз прислал Безумный Харолд Смит, который не был императором.

Мастер Синанджу взял гусиное перо и приготовился описать свой позор в летописи, благодаря которой он войдет в историю как Чиун Великий.

Обмакнув перо в тушь, он собрался в который уж раз рассказать, как подобрал белого, бездомного и никому не нужного, и одарил его величайшим искусством Синанджу. Но прежде чем приступить к работе, задумался, какое прозвище больше всего подойдет Римо.

В прошлые годы он старался избегать очевидного: Римо по прозвищу Белый. Слишком бестактно. Отсюда пошло Римо Светлый, что было неплохим компромиссом. Но отныне Чиун решил называть ученика Римо Неблагодарный.

Записав это имя таинственными иероглифами отцов, Чиун, довольный, продолжал.

Он описал, как деревня, ослепленная появлением Неблагодарного, обратилась против Чиуна. Конечно, не открыто, поспешил добавить Мастер, поскольку не хотел, чтобы потомки прозвали его “Чиун, Мастер, утративший уважение деревни”, а тайно. Коварно! Они уделяли Римо много внимания, забывая выказывать уважение тому, кто действительно этого заслуживал. Чиун решил не указывать, кто был этот единственно заслуживающий внимания человек: пусть будущие Мастера учатся читать между строк, где обычно и скрыта истина.

Чиун написал и о том чувстве гордости, ныне омраченном неблагодарностью, которое он испытал, привезя этого белого в Синанджу. Ибо этот светлокожий кореец пришелся здесь ко двору, как ни один ученик до него. Он постиг все уровни Синанджу – от “ночи соли” до того знаменательного дня, когда ему явился дух Вана, величайшего Мастера Синанджу. И хотя это случилось всего год назад, чувство гордости до сих пор наполняло стареющее сердце Чиуна. Римо видел Великого Вана и теперь был полноправным Мастером Синанджу. Как и подобает, жители деревни оказали ему должное уважение, несмотря на бледность кожи. Но даже Великий Ван первым бы сказал, что в случае с Римо лучше меньше да лучше.

– Лучше меньше да лучше, – проскрипел Чиун вслух.

Когда-то он слышал эту фразу в рекламном ролике, и она ему понравилась. Через несколько веков, когда Америку постигнет судьба Римской империи, никто не будет знать, что афоризм придумал не сам Чиун.

Благодаря Римо, писал Чиун, должна была исполниться одна из величайших легенд в истории Синанджу. Белый ночной тигр, он, явившись в Синанджу, становился воплощением Шивы-Разрушителя. Чиун всегда знал, что Римо – воплощение Шивы, но у него не было доказательств этого, кроме намеков, которые давала легенда.

Однако в американском городе Детройте, продолжал свою летопись Чиун, городе настолько невезучем, что в дни некоторых религиозных праздников жители едва не сжигали его до тла, Чиун столкнулся не с Шивой-Разрушителем, а с Шивой-Римо.

Римо пострадал при Пожаре, и Чиун вытащил его из-под обломков. Придя в чувство, Римо заговорил не своим голосом. Он произнес слова, которые Чиун не ожидал услышать от своего ученика. Это были жестокие слова, ибо Римо не узнал Чиуна. Совсем не узнал. Несмотря на все годы, прожитые вместе.

Даже сейчас, много месяцев спустя, Чиуну было трудно справиться с волнением, которое он испытал, увидев Римо во власти индийского бога разрушения. В одно мгновение все то, ради чего он трудился, готовя нового Мастера Синанджу, который должен был со временем вернуться в Синанджу, жениться и воспитать нового Мастера, лопнуло как мыльный пузырь.

Перевоплощение Римо было недолгим, но Чиун не знал, когда Шива вновь завладеет рассудком Римо. И тогда Мастер во имя сохранения сил, вложенных в неблагодарного ученика, и продолжения рода решил разорвать узы, связывающие Римо с родной страной. Это решение, писал Чиун, возможно, и не стоило бы упоминать, разве только для того, чтобы отметить его гениальность. Подумав немного, Чиун добавил перед словом “гениальность” слово “непревзойденную”. Иногда истину трудно разглядеть между строк.

И это помогло, нацарапал Чиун. Они с Римо вернулись в Синанджу, поскольку не обязаны были больше работать на клиента в лице США. Римо согласился стать преемником Чиуна и полюбил корейскую девушку. И вот теперь они должны были пожениться. Со временем появятся внуки, и дело жизни Чиуна будет завершено. Чиун вступил в брак необдуманно, и у него не было сына, которого он мог бы назвать своим наследником. Его вынудили взять белого ученика, чтобы традиция Синанджу не умерла. Недооценка Римо могла бы иметь катастрофические последствия, ибо в результате из него получился величайший Мастер Синанджу, Римо Светлый.

Чиун остановился и вычеркнул слово “Светлый”, заменив его словом “Неблагодарный”. Затем вымарал и это слово и попытался подобрать такое, которое включало бы оба понятия, но не смог ничего придумать.

К нему вернулась прежняя тоска. Казалось бы, сбылось все, о чем он мечтал для Римо и для Синанджу, и все же он был несчастлив. Сокровищница Синанджу просто лопалась от нового золота и старых драгоценностей, а он все равно чувствовал себя потерянным. Ему уже никогда больше не придется служить иностранным государствам, а он тем не менее грустил. Римо обещал поселиться вместе с ним в Синанджу и не соглашаться ни на какую работу, не посоветовавшись с учителем, но и это не радовало старика.

Но он не решался признаться в этом даже самому себе. Римо вечно обвинял его в том, что он брюзжит. Чиун считал, что сказано неудачно и слишком резко, но понимал, что в словах Римо есть доля правды. На протяжении многих лет Чиун уговаривал Римо оставить Америку и перейти на службу более достойным империям. Например, Персии, ныне утратившей былое величие и получившей название Иран. Он рассчитывал, что работа на другую страну станет первым шагом на пути превращения Римо в истинного корейца.

Но Римо поступил еще лучше: он приехал в Синанджу и сразу же покорил всех обитателей деревни. Чиун даже не предполагал, что такое может произойти, тем более так быстро.

И все же он испытывал грусть.

Ему хотелось кому-нибудь пожаловаться, но он не решался. Если бы Римо узнал, что Чиун несчастлив, то мог бы принять какое-нибудь поспешное, необдуманное решение. Например, потребовать, чтобы они немедленно вернулись в Америку, где Чиун был счастлив. Относительно счастлив.

При этой мысли на изборожденном морщинами лице Чиуна появилось странное выражение.

Пока сохла тушь на свитке, Чиун взял с низенького столика кусок пергамента. Этот пергамент изготовили во времена Тутмоса II, и по западным меркам он считался бесценным, но для Мастера Синанджу это был всего лишь листок для записей, достойный величайшего Дома наемных убийц за всю человеческую историю.

Записка предназначалась Римо. Едва начав писать, Чиун сразу же вспомнил слово, обозначающее одновременно и “светлый”, и “неблагодарный”, и продолжил письмо.

* * *

На дисплее справа расположился зеленый контур Соединенных Штатов Америки.

Доктор Харолд В. Смит нажал на клавишу, и внутри контура появились границы штатов. На левой стороне экрана, отгороженный пунктиром, светился список Харолдов Смитов с датой и местом смерти. Смит вызвал этот список вновь, когда в Массачусетсе, у себя в кабинете был обнаружен новый труп – врача Харолда К. Смита. Его имя было последним в списке, построенном по датам гибели.

Пальцы доктора Смита летали по клавиатуре, последовательно нажимая на клавиши.

Один за другим все имена в списке получили порядковый номер, и один за другим каждый номер появился на карте. Между нанесенными на карту номерами выстраивалась толстая зеленая линия, словно в какой-нибудь детской игре.

Наконец все цифры заняли свое место, образовав зигзагообразную линию, идущую из Алабамы в Массачусетс. Линия была извилистой, но четкой. Это означало, что убийца – если он был один – ехал по шоссе.

Еще одна клавиша – и на карте появились все главные дороги США.

Зигзагообразная линия совпала с крупнейшими магистралями штатов, где были совершены убийства. Это было доказательством того, что у убийцы существовал четкий план и его путь, прошедший от Алабамы на север, в Новую Англию через район Великих озер, лежал теперь на юг. Следующая жертва, по оценкам Смита, будет обнаружена в Массачусетсе, Род-Айленде или Коннектикуте. А потом?

Не мог же убийца-путешественник двигаться на восток – там он уперся бы в Атлантический океан. Поэтому ему оставалось ехать на юг, в город Нью-Йорк, либо на запад, в северную часть одноименного штата. Но любой путь (от этой мысли у Смита возникло болезненное чувство тошноты) в конце концов неизбежно приведет его в местечко Рай, штат Нью-Йорк.

К доктору Харолду В. Смиту.

Ему оставалось ехать на юг, в город Нью-Йорк, либо на запад, в северную часть одноименного штата. Но любой путь (от этой мысли у Смита возникло болезненное чувство тошноты) в конце концов неизбежно приведет его в местечко Рай, штат Нью-Йорк. К доктору Харолду В. Смиту.