– Коробок спичек? А почему не бомба? Не смерч? Не наводнение? Не землетрясение, наконец?

Почему Римо не воспользовался автомобилем, электрическим тостером или неоновой вывеской?

– Но, папочка, – возразил Римо, – там не было неоновой вывески. – Они стояли на балконе гостиницы «Фонтенбло» в Майами-Бич. Легкий соленый ветерок с Атлантического океана овевал его спину теплом, пока Мистер Синанджу – Чиун – гневно отчитывал своего ученики. Изящно ниспадающее кимоно Чиуна обвивалось вокруг колен и трепетало за спиной как желто-красный флаг. Пряди седых полос касались воротника кимоно. Он стоял спиной к Римо.

Чиун только что произнес: «Нельзя же постоянно напоминать о том, что столько лет потеряно впустую». Под «потерянными годами» он имел в виду время, которое посвятил обучению и тренировке Римо, чтобы подготовить его на роль убийцы-ассасина. Затем Чиун быстро пробормотал что-то по-корейски. Римо удалось уловить смысл его слов. Это было обычное сетование на то, что даже Мастер Синанджу не в состоянии превратить грязь в бриллианты.

– Там не было ничего похожего на неоновую вывеску, – настаивал Римо.

– Знаю, иначе ты бы ею воспользовался, – сказал Чиун.

– Но я торопился.

– Только глупец торопится.

– В ту ночь у меня было сразу несколько заданий.

– Это из-за того, что ты не умеешь обращаться с императором. Ты не понимаешь императора. Ты не хочешь понять его. Тебе бы лишь что-нибудь поджечь. Пусть горит дотла! Маленькие дети любят играть со спичками. Им нравится смотреть на огонь.

– Но разве, папочка, ты не говорил раньше, что секрет Синанджу заключается в использовании любых подручных средств?

– Да, но думать все же надо. Поджог – глупость. Любой дурак может сжечь дворец. Любой дурак может устроить бойню. Любая армия может сделать это. – Голос Чиуна задрожал, как у священника, цитирующего Священное писание. – Можно найти сколько угодно рыбаков, сборщиков налогов, но убийца – о, это что-то особенное, ассасина найти не так просто!

– Я сделал то, что должен был сделать, и рад этому, черт возьми, – сердито сказал Римо.

– Ругань – первый признак потери контроля над собой.

– Я слышал, как ты однажды ругался, – возразил Римо. – И если уж честно, ругаешься ты часто. Что такое, например, «бледный кусок свиного уха»?

– Это ты, – сказал Чиун, которому этот ответ показался настолько остроумным и смешным, что он повторил его вместе с вопросом несколько раз, так как чувство юмора его ученика, как и чувство юмора любого белого человека, не позволяет сразу оценить столь тонкую шутку. – «Что такое бледный кусок свиного уха? Это ты», – твердил Чиун.

– Да слышал я, слышал. – Римо направился к двери.

Они находились здесь четыре дня, и все это время Римо приходилось терпеть придирки и насмешки. Во время утренней тренировки Чиун спросил его, зачем утруждать себя тренировками, когда за какие-то гроши можно купить спички, а за несколько долларов – револьвер. А еще лучше, пусть он, Римо, достанет бомбу и взорвет ее – можно там, а можно и тут. Пусть лучше взрывает тут, тогда при его беспомощности она наверняка взорвется там.

Римо вышел на улицу. В Майами стоял жаркий день. Он уже давно отучил себя от пристрастия к пицце, жирной свинине, креветкам и китайской кухне, перенасыщенной глютаматами натрия. Но иногда в жару бар казался таким уютным, прохладным и заманчивым, что Римо с тоской думал, не зайти ли и не заказать ли кружку пенящегося пива, как это может сделать любой посетитель. Любой другой человек. Но он не был любым другим.

Римо не мог точно сказать, когда он стал не таким, как все. Он не мог назвать ни день, ни месяц, ни даже год. Было время, когда после нескончаемых тренировок под руководством Чиуна, стараясь постигнуть тайны Синанджу, он проникся ненавистью к этой дисциплине. А потом настал момент, когда он понял, что уже не может вернуться назад и стать таким, каким был раньше. Он стал другим человеком. Римо испугался, ощутив себя очень одиноким, даже несмотря на то, что теперь мог победить и уничтожить любого. Кроме, разумеется, Чиуна.

Он чувствовал себя младенцем, но его никто не держал на руках, передавая свое тепло и ласку. Теперь у него было только искусство Синанджу, и еще была необходимость совершенствоваться. Римо начал учиться не по своей воле. Он был завербован КЮРЕ. Из него решено было сделать совершенную машину для уничтожения людей. И Римо все учился и учился, и теперь жизнь его стала совсем другой, и нравилась она ему или нет – это была его жизнь.

Чиун как-то сказал:

– Человек жизни для себя не просит, но это все, что ему дано. Нужно прожить жизнь с честью, а в положенный срок достойно уйти из нее.

И Римо отвечал:

– Но, папочка, я считал, что мое обучение направлено на то, чтобы мне не пришлось расстаться с жизнью.

– Мы все расстанемся с жизнью, только в разное время и по-разному. Только глупец разбрасывается жизнью как конфетти, повинуясь минутному капризу. Когда придет конец твоей жизни, содрогнется земля.

– А твоей? – спрашивал Римо.

– Я пока не думал об этом. Еще не время. Мне ведь нет и восьмидесяти. Но на твоем месте я бы задумался о смерти, особенно учитывая то, как ты тренируешься.

Римо остановился перед ювелирным магазином. Было пять минут двенадцатого. В его распоряжении десять минут. В одиннадцать пятнадцать освободится специальная телефонная линия, по которой он раз в неделю звонил в Фолкрофт. Линия для ежедневной связи до сих пор не отвечала. Поскольку Римо раньше не сталкивался с подобной проблемой, он был уверен, что уж еженедельная-то линия обязательно должна работать. Он полагал, что она более надежна, так как проходит через Канзас-Сити на север до Канады, а затем – обратно в Фолкрофт.

Неряшливая блондинка в клетчатом платье, которое было ей велико, распространяя тошнотворный запах дешевых духов, подошла к Римо и спросила, не желает ли он получить райское наслаждение за двадцать долларов.

– Нет, спасибо, – сказал Римо.

– Ладно, за десять. Сегодня дела идут неважно. Это тебя взбодрит.

– Я и так достаточно бодр.

– Пять долларов. Я не делала это за пять долларов, с тех пор как окончила школу.

Римо отрицательно покачал головой. Было двенадцать минут двенадцатого.

– На два доллара я не согласна. Ты нигде не получишь это меньше чем за пять долларов.

– Что «это»?

– Меня.

– Но почему я должен этого хотеть?

– Ты что, голубой?

– Нет, – ответил Римо и направился к телефонной кабине.

Блондинка последовала за ним.

– Слушай, мне очень нужны деньги. Четыре доллара. Такой цены нигде не найдешь.

– Хорошая цена, – сказал Римо.

– Договорились?

– Конечно, – сказал Римо, входя в телефонную кабину и протягивая ей пять долларов. – Встретимся за углом, только не убегай.

Она взяла деньги, уверяя, что от такого симпатяги не сбежит.

– А за каким углом?

– За тем, – ответил Римо, неопределенно махнув рукой.

– У тебя широкие запястья.

– Наследственность.

– У меня нет сдачи.

– Отдашь, когда мы снова встретимся.

Было четырнадцать минут двенадцатого. За тридцать секунд Римо набрал номер. Послышался щелчок, гул, а затем гудок.

Трубку подняли сразу же. Римо вдруг к собственному удивлению понял, как приятно будет услышать голос Смитти. Но ответил не Харолд Смит. По-видимому, он не туда попал. Он быстро повесил трубку в надежде успеть еще раз позвонить, пока линию не закрыли. Римо набрал номер, услышал щелчок, подождал. Три секунды, пять секунд, семь, затем гудок. И снова трубку подняли сразу же. Но это опять был не Смит.

– С кем я говорю? – спросил Римо.

– С новым человеком в офисе. – Голос звучал с калифорнийской мягкостью.

– В каком офисе?

– Мне кажется, задавать вопросы имеет право тот, кому звонят. Кто вы такой?

– Это санаторий Фолкрофт?

– Да.

– Я, наверное, не туда попал. Я хотел поговорить с доктором Смитом.

– У него отпуск. Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Нет.

– Послушайте, эта работа мне еще непривычна. Вы звоните по специальной телефонной линии. Следовательно, ваш звонок важен. Думаю, мы найдем общий язык, как только я полностью войду в курс дела. Так что вам придется работать со мной. Могу сказать, что я очень тщательно проверяю своих людей.

– О чем вы говорите?

– Я спрашиваю, кто вы такой и какую работу вы выполняете для нас?

– Где доктор Смит?

– Я же сказал, он в отпуске.

– Где?

– Его местонахождение является конфиденциальной информацией.

– Вы человек или автоответчик-робот? – спросил Римо, который понимал каждое слово в этой фразе в отдельности, но все вместе они не имели смысла.

– Я думаю, вам лучше приехать в Фолкрофт и встретиться со мной, если, конечно, вы скажете, кто вы такой.

– У вас есть ручка? – спросил Римо.

– Да.

– У меня длинное имя.

– Хорошо, диктуйте.

Римо взглянул на вывеску магазина ковров напротив.

– Велспар Ромбо Плекостян, – прочел он. Римо еще раз продиктовал имя по буквам, начав с «вивисекции» и закончив «недоноском».

– Я не нахожу вас в списке сотрудников.

– Поищите получше. А вы кто такой?

– Блейк Клам, новый руководитель санатория.

– К вам перешли все обязанности Смита?

– Да.

– Ясно, – сказал Римо и повесил трубку. Здесь что-то не так. Никто, кроме Смита, не должен иметь доступ к этой телефонной линии. Случись что-то со Смитом, Римо услышал бы записанное на пленку сообщение от подключенного к линии компьютера, в котором было бы сказано, что Римо делать и как связаться со Смитом, если это возможно. Значит, в компьютеры уже введены новые программы. Но только Смит настолько хорошо знал эти компьютеры. Хладнокровный, лишенный эмоций Смит был им вроде как родственник. Очень может быть, что один из компьютеров приходился ему родной матерью.

Римо не знал, как поступить: говорить Чиуну или нет, что Дому Синанджу, похоже, придется искать нового хозяина.

Да, возможно, Смит умер. Может быть, с ним случился сердечный приступ или он попал в автомобильную катастрофу. Римо попытался представить себе окровавленное тело доктора Харолда Смита среди груды исковерканного железа. Но для того, чтобы истекать кровью, надо иметь ее в жилах. А для того, чтобы получить инфаркт, надо прежде всего иметь сердце.

Нет, Смит не мог умереть. Для этого в нем недоставало человечности.

В любом случае Римо решил несколько дней подержать все в тайне от Чиуна. Мастеру Синанджу были известны многие тайны, но он так и не мог до конца постичь западный мир. Его представление о Западе ограничивалось телевизионными мыльными операми; он не мог понять разницу между реактивным самолетом и вертолетом. Чиун часто путал столетия и культуры, полагая, что русские хорошие, поскольку их царь Иван был щедр и вовремя платил; явно переоценивал значение какого-нибудь захудалого африканского племени только потому, что Дом Синанджу служил ему еще до нашей эры.

Римо решил вернуться в гостиницу, почитать что-нибудь, спокойно подумать и постараться предугадать дальнейшие шаги Клама.

Неряшливая блондинка помахала ему из-за угла. Это была давешняя проститутка.

– Эй, я здесь!

– Я думал, что тебе нужны были только деньги. Вы все такие.

– Тебя я решила подождать.

– Слушай, здесь неподалеку живет один торговец коврами, ты ему понравишься. Хорошо платит. Его зовут Велспар Ромбо Плекостян. Двадцать долларов гарантировано.

Лицо проститутки просияло, и она поспешила туда, куда указал Римо.

«Каждому свое», – подумал Римо. Торговец коврами вскоре может оказаться под наблюдением секретного агентства, как минимум подвергнется надоедливым приставаниям чрезмерно надушенной проститутки, а вся его вина в том, что на вывеске красуется его фамилия.

Но ведь в жизни нет справедливости, и если бы Римо не был сиротой и не попадись он во Вьетнаме на глаза одному из оперативников Смита… И так далее, и так далее. Жизнь несправедлива к Римо Уильямсу, не будет она справедлива и к Велспару Ромбо Плекостяну. «Хотя, – подумал Римо, – имя у него симпатичное».

Войдя в номер, Римо первым делом услышал душещипательный диалог из очередной мыльной оперы. Он не посмел прервать разговор доктора Ренса Ремроу с мисс Джери Тредмор о дочери последней, которая умирала от лейкемии в то время, как ей пора было произвести на свет ребенка, чьим отцом все считали не ее мужа, а скорее всего – Брюса Уилсона, известного чернокожего ученого-ядерщика, который разрывался между научной работой и Черной революцией.

Римо вспомнил одну мимоходом увиденную сцену из этого сериала, когда доктор Брюс Уилсон, известный чернокожий ученый-ядерщик, назвал нейтроны «нутронами». Но это было все же лучше, чем «нитроны» в интерпретации доктора Ремроу, или «неутры», как их именовала миссис Тредмор.

Чиун с восторгом внимал этому бреду, и Римо впервые почувствовал благодарность к мыльным операм, которые поглощали внимание Чиуна и давали Римо возможность спокойно думать.

Когда пошла реклама, завершающая очередную серию, Римо направился в гостиную их номера-люкс, чтобы по телефону заказать рис и рыбу без всяких соусов, приправ и масла. Только вареный на пару рис и слегка подогретая рыба.

– Поговорим о твоих проблемах, – сказал Чиун.

– Каких? – пожал плечами Римо.

– О тех, что не дают тебе покоя. Как только ты вошел, мне стало ясно: что-то случилось.

– У меня все в порядке, – возразил Римо, в рассеянности набрав номер ресторана на основании настольной лампы и ожидая ответа от абажура.