Чиун, правящий Мастер Синанджу, последний в череде Мастеров Синанджу, научивший белого американца Римо древнему искусству Синанджу, почувствовал, как на его глазах гибнут и превращаются в бурлящую массу обломков пять тысяч лет его родовой истории, и его до мозга костей пробрал ужас.

Но это продолжалось всего несколько секунд. Чиун ринулся в развалины.

Двери как таковой больше не было. Осталась только треснувшая рама, которая когда-то служила дверным косяком. Чиун шагнул внутрь, закрыв глаза и удерживая дыхание глубоко в легких, пытаясь тем самым поднять температуру собственного тела. Только так можно было войти в пекло.

Было похоже, что обвалившаяся крыша сбила пламя. Дерево продолжало гореть и тлеть, но уже с меньшей силой, чем прежде. Чиун знал, однако, что скоро новый приток кислорода раздует тлеющие руины с прежней силой. И это будет страшный огонь. Наполовину обрушившийся дом запылает снова.

У него было всего несколько минут.

– Римо! – окликнул Чиун.

Ответа не последовало, и тогда Мастер Синанджу изведал страх.

Чиун знал, что где-то рядом находится лестница. Считанные минуты назад он слышал, как Римо осторожно поднимался. И Чиун пошел по этой лестнице, но путь ему преградил завал.

Мастер Синанджу ринулся в груду обломков дерева и штукатурки, расчищая себе дорогу. Если Римо, продвигаясь по второму этажу, был похож на смерч, то Чиуна скорее можно было сравнить с тайфуном – могучим, неистовым, неукротимым.

– Римо! – снова вскричал он полным страдания голосом. – Сын мой! Сын мой!

Римо он нашел зажатым между рухнувшими и продолжающими гореть балками.

Он висел головой вниз, подобно выброшенной на помойку кукле. Глаза на испачканном пеплом лице были закрыты. Разодранную футболку лизал огонь.

Но хуже всего было то, что голова повисла под характерным углом, а горло было в тисках двух почернелых стропил.

– Римо, – еле слышно прошептал Чиун, и холод объял его могучее сердце.

Мастер Синанджу быстро разобрал завал. Длинными ногтями он моментально содрал с Римо остатки футболки и отбросил их подальше, потом освободил от стропил шею, бережно придерживая голову.

Горло у Римо было синее. Почти черное. Чиун никогда не видел более страшного синяка и теперь боялся, что у его ученика сломана шея. Однако, проворно ощупав ее, он убедился, что это не так.

– Римо! Ты меня слышишь?

Римо не слышал Мастера Синанджу. Чиун ухом приник к его груди. Он мог различить сердцебиение, сперва слабое, потом все сильнее и сильнее. Но Чиун не узнавал ритм. Это не был ритм Синанджу. Это не было биение сердца Римо, которое Чиун так хорошо знал. Как часто по ночам он лежал без сна и прислушивался к этому биению, твердо зная, что, пока это сердце бьется, будущее Синанджу в надежных руках.

– Что за ерунда! – прошептал себе под нос Чиун, беря Римо на руки.

Чиун не сделал и трех шагов, как Римо пришел в себя.

– Все в порядке, – ласково проговорил Чиун. – Я Чиун. Я отнесу тебя в безопасное место, сынок.

Но на него смотрели чужие глаза. Это были темные глаза, как у Римо, но они сверкали незнакомым красноватым блеском. Когда зрачки сфокусировались на Чиуне, все лицо ожило. И выражение этого лица было страшным, совсем не похожим на Римо.

И еще более страшным был голос, раздавшийся из синюшной глотки:

– Кто смеет осквернять мое тело своими руками ?!

– Римо!

Римо с такой силой оттолкнул Чиуна, что тот от неожиданности упал.

– Римо! Ты с ума сошел?! – воскликнул Чиун, поднимаясь с пола.

Но по следующим словам, исторгшимся изо рта Римо, Мастер Синанджу понял, что его ученик отнюдь не сошел с ума.

– Где я нахожусь? В аду? Кали! Покажись! Повелитель молний вызывает тебя на бой! Наконец-то я воспрял от своего долгого сна!

– Здесь у тебя нет врагов, – твердо заявил Чиун, и в голосе его слышалось нечто похожее на почтение.

– Исчезни, старик. Я не имею дела со смертными.

– Я Чиун, Мастер Синанджу.

– А я Шива-Разрушитель. Шива-Дестроер. Смерть, ниспровергатель миров.

– И что?

– Тебе этого мало ?

– Там есть продолжение. «Мертвый ночной тигр, возрожденный искусством Мастера Синанджу», – процитировал Чиун. – Забыл?

– Я не помню тебя, старик. Исчезни, а не то я раздавлю тебя как мошку, каковой ты в сущности и являешься!

– Римо! Как ты мог... – Чиун не дал себе договорить. Было ясно, что он разговаривает уже не с Римо Уильямсом. Перед ним была аватара, земное воплощение некоего могущественного мистического существа. И он согнулся в поклоне. – Прости меня, о Всемогущий Господин! Мне понятно твое замешательство. Позволь твоему смиренному рабу проводить тебя из этого разоренного гнезда.

– Я не нуждаюсь в провожатых, – произнесли уста Римо Уильямса, и взгляд его заставил сердце Мастера Синанджу затрепетать.

– Скоро пожар возобновится, о Всемогущий Господин, – твердил Чиун. – Ведь не хочешь же ты оказаться в огне?

Но Римо не обращал на него никакого внимания, окидывая властным взором объятые пламенем руины. Клубы дыма отбрасывали тень на его обнаженную грудь. Все тело Римо словно купалось в алом сиянии. От этого вид у него был сатанинский.

Чиун почувствовал, что дышать становится тяжело. Он дольше не мог находиться в этом месте. Дыхательная техника Синанджу работает только там, где человеку есть чем дышать. Еще немного, и станет совсем невыносимо.

На его лице промелькнула хитроватая улыбка.

Чиун стал оседать.

– О-о-о. Я умираю! – простонал он, опускаясь на пол лицом вниз. – Я старый человек, и дыхание покидает мое жалкое тело.

Не дождавшись реакции, Чиун приподнял голову и украдкой взглянул на Римо. Тот стоял у окна, устремив тревожный взор в ночное небо.

– Ты слышишь, я умираю, – повторил Чиун и опять застонал.

– Тогда умри тихо, – отозвался Римо.

– Римо! – в изумлении вскричал Чиун. Но он знал, что до Римо ему не докричаться.

Пламя снова заиграло, и тогда Чиун пришел в себя. Дым, только что висевший в воздухе тонкой пеленой, подхваченный новой тягой, заклубился во всю силу. Снизу доносился глухой гул, похожий на гудение топки, и Чиун понял, что единственным спасением остается окно.

Пока Чиун страдал и мучился из-за того, что вынужден оставить Римо в пекле, в одной из комнат со звоном лопнуло стекло. Потом в другой. Чиун услышал шум воды. На дом были направлены пожарные брандспойты, под натиском которых одно за другим вылетали окна. Вот и еще одно зазвенело.

Чиун ждал.

Мощная струя воды, подобно штормовой волне, обрушилась на окно, возле которого стоял Римо. Напором тысяч галлонов воды Римо был отброшен назад.

Чиун не стал медлить. Он сгреб Римо, и тот не сопротивлялся. Чиун мысленно благодарил предков.

Чиун отнес Римо в заднюю часть дома, где разрушения от пожара были не столь ужасными. В конце коридора была глухая стенка. Продолжая держать Римо на руках, он несколько раз ногой ударил по стене в наиболее уязвимых, по его мнению, точках.

Стенка выперла наружу. Тогда Чиун со всего маху ударил ногой в середину, и стена рассыпалась, как хрупкое печенье.

Чиун спрыгнул на мягкую траву, кимоно его развевалось подобно парашюту, однако, чтобы смягчить возможный удар от столкновения с землей, старику пришлось еще и спружинить на ноги.

Чиун бережно опустил Римо на ухоженный газон и, почтительно отступив назад, скрестил руки. Он не знал, чего ожидать – гнева или благодарности, но приготовился выслушать любые слова. Ведь он был Мастер Синанджу.

Глаза Римо распахнулись. Сначала он не мог сфокусировать взгляд. Наконец он увидел Чиуна.

– Ты меня спас, – медленно выговорил Римо.

– Так точно, Всемогущий Господин.

– Всемогущий – кто? – переспросил Римо и сел. – Это что, какое-то новое оскорбление? Опять твои корейские штучки? Наподобие «бледного обрывка свиного уха»?

Чиун, пораженный как громом, отшатнулся.

– Римо? Это ты?

– Нет, это лорд Чейни-младший. Я только похож на Римо, потому что собираюсь играть его в кино. Что это с тобой?

– О, Римо. Наши предки смеются над нами. Ты себя хорошо чувствуешь?

– Горло болит.

– Ты надышался дымом, – сказал Чиун и дотронулся до собственного горла. – Это пройдет. Я тоже немного нахватался.

И тут Чиун застонал, схватился за сердце и повалился на траву, как молодое деревце, гнущееся на ветру.

– Папочка? Ты в порядке? – спросил Римо.

Чиун недвижно лежал на траве. Дышал он поверхностно, и Римо стал делать ему искусственное дыхание. За этим занятием его и застали пожарные, появившиеся из-за угла с брандспойтами в руках.

– Как он? – спросил один из них.

– Не знаю, – в смятении отозвался Римо. – Дышит. Но ни на что не реагирует. Принесите кислород. Скорей!

Они побежали за кислородом, и вскоре появились парамедики в оранжевых куртках с переносным баллоном. Римо отпихнул их и прижал к лицу Чиуна маску.

– Не прикасайтесь к нему, я сам! – грубо скомандовал Римо.

– Спокойно, парень. Мы окажем ему помощь.

Подошла спасенная Римо семья.

– Вот наш спаситель, – сказал отец. – Он был в доме, когда обвалилась крыша. С вами все в порядке, мистер?

– Да, – ответил Римо. – Но Чиуну плохо. Не знаю, что с ним такое. Он меня вынес из дома, и все, вроде, было нормально. Мне казалось, он не пострадал. Чиун! Пожалуйста, очнись!

Один из парамедиков высказал предположение:

– Не похоже, чтобы он обгорел или был в шоке. Скорее всего надышался дымом. Мы отвезем его в клинику.

– Клинику? – в изумлении переспросил Римо.

– Да, – сказал парамедик. – Посторонитесь, пожалуйста, мы погрузим его на каталку.

– «Погрузим», черт бы вас побрал! – рявкнул Римо. – Это вам не мешок с картошкой. Пустите, я сам!

– Это наша работа. Вы не имеете необходимой квалификации. – Римо обернулся, и под его взглядом парамедик внезапно переменил свою точку зрения. – Хотя, с другой стороны, какая уж тут нужна квалификация – поднять старика и положить на каталку? Давай-ка я подержу ее, приятель.

Римо осторожно приподнял Чиуна и уложил на каталку, прикрыв тощие ноги подолом кимоно. Чиун всегда отличался большой скромностью во всем, что касалось его тела, подумал Римо, и ему не понравится, если, очнувшись, он обнаружит, что его ноги выставлены на всеобщее обозрение. Тогда уж греха не оберешься.

Чиуна отвезли к машине. Римо сел следом.

Он уже собрался захлопнуть заднюю дверцу фургона, как подошла девочка с косичками. На руках у нее сидел котенок.

– Спасибо, что спасли Дадли, дядя, – сказала она.

– Не за что, детка, – ответил Римо хриплым голосом.

Он словно оцепенел. Всю дорогу в клинику он прижимал к неподвижному лицу Чиуна кислородную маску и силился вспомнить, каким богам и в каких выражениях молятся Мастера Синанджу.

В приемном покое произошла небольшая заминка: Римо попросили заполнить на Чиуна страховой формуляр.

– У него нет страховки, – объявил Римо дежурному приемного отделения. – Он за всю жизнь ни разу не болел.

– Прошу меня извинить. Мы не можем принять этого больного. Но я могу вам порекомендовать клинику Диконесс – там есть бесплатное отделение.

Отсюда всего двадцать минут езды.

– Но ему плохо! – рявкнул Римо. – Он может умереть!

– Попрошу не повышать голос, сэр. И будьте благоразумны. Вы находитесь в очень престижном учреждении. У нас работают только лучшие специалисты, с дипломами лучших медицинских учебных заведений. Они не могут принимать всех и каждого. Особенно если человек не в состоянии расплатиться по счету. Доктора имеют право на гарантированную оплату своего труда!

И тут Римо продемонстрировал дежурному свое представление о правах. О праве на жизнь, на свободу, на счастье.

Для пущей убедительности он проткнул дежурному ладонь его же авторучкой.

– Регистрируйте! – прорычал Римо.

– Не могу!

– Почему еще?

– У меня нет другой ручки!

– Покажите, где писать.

Дежурный ткнул пальцем раненой руки.

Римо взял его за запястье и стал водить рукой, из которой торчала авторучка, по нужной строке, пока там не появилось имя Чиуна вперемешку с пятнами крови.

– Спасибо, – простонал дежурный, и Римо направил каталку к лифту.

Доктор Генриетта Гейл была непреклонна.

– В приемное отделение не допускаются даже близкие родственники. А вы, судя по всему, и вовсе не являетесь родственником этого пожилого джентльмена.

– Я все равно войду.

Для ясности Римо поправил висящий на шее у доктора Гейл стетоскоп так, что он обхватил ее подобно удавке.

– Есть же определенные правила, – прохрипела докторша.

– Могу затянуть и потуже, – предупредил Римо.

– Умоляю, пустите, – задыхалась доктор Гейл. – Можете входить.

Римо слегка разогнул изуродованный прибор. – Благодарю, – вежливо сказала доктор Гейл. – Прошу следовать за мной.

Чиуна уже переложили на больничную койку. К локтевому сгибу руки была подведена капельница. Он был присоединен к целой батарее каких-то аппаратов, большинство из которых Римо видел впервые. Экран электрокардиографа мерцал голубым светом, регистрируя работу сердца. В ноздри были воткнуты трубочки, по которым подавался кислород.

Санитар распорол кимоно на груди Чиуна, освобождая грудь, чем вызвал хмурый взгляд Римо. Хорошо, что Чиун этого не видит.

Доктор Гейл посветила маленьким фонариком больному в глаза.

– Зрачки не сокращаются, – произнесла она задумчиво. – Минутку. А, вот.

– И что это значит? – спросил Римо.

– Прошу вас не мешать, сэр. Мы работаем. Это значит, что его глаза среагировали на свет, но не сразу.

– Но ведь хорошо, что среагировали, не так ли?

– Пока не знаю. Никогда не видела таких замедленных рефлексов.

– А-а.

– Сестра? – Доктор Гейл повернулась к блондинке в белом халате.

– Сердцебиение редкое, давление сто двадцать на сорок. Дыхание неглубокое, но ритмичное.

– Он слишком стар, – произнесла доктор Гейл, словно говоря сама с собой.

– Вы можете ему помочь? – в волнении спросил Римо.

– Он не реагирует на кислород. Это не похоже на простое отравление дымом. Более определенно пока ничего сказать не могу. Необходимо провести обследование.

– Сделайте что-нибудь, – взмолился Римо. – Помогите ему.

– Ну хорошо, что с вами поделаешь, кто бы вы ни были. Но я бы вас попросила сесть и перестать мерить палату шагами, как какой-нибудь нетерпеливый молодой папаша. Следующие несколько часов у нас будет много работы.

– Ладно. Еще мне нужно позвонить.

– Пожалуйста, только из коридора.

– Смитти? – спросил Римо, когда на проводе наконец оказался «Фолкрофт».

– Прошу назвать код, – сухо отозвался Смит.

– К черту код! Я в клинике.

– Вы должны были устранить объект, а не госпитализировать его.

– Забудьте о нем. Дело куда серьезнее. Сюда только что доставили Чиуна. Он болен.

– О нет! – простонал Смит. Он помолчал. – А вы не думаете, что это очередная уловка, чтобы выудить у нас побольше золота для его деревни? Мы как раз обсудили новый контракт. Подлодка с грузом скоро отправится к месту назначения. Но, – уточнил Смит, – Чиуну скажите, что она уже вышла с золотом на борту. У нас нет времени менять условия контракта.

– Может, забудете на время про свои финансы и выслушаете меня? Чиун действительно болен. Это очень серьезно. Врачи пока не могут понять, что с ним.

– Ну, ну, Римо. Чиун – Мастер Синанджу. Иными словами, один из самых могущественных людей, когда-либо появлявшихся на этой земле. Он не может заболеть. Мастера Синанджу никогда не болеют, разве не так?

– Так, Смит, но они умирают. И вам это известно. Они не бессмертны.

– Да, тут вы правы, – сказал Смит голосом, в котором слышались тревога и сомнение. – Надеюсь, вы не хитрите? Мне не хотелось бы думать, что вы начали сачковать, особенно теперь, когда для КЮРЕ, кажется, показался свет в конце тоннеля.

– Смитти, вам повезло, что вы не стоите сейчас передо мной, – тихо ответил Римо.

Смит прокашлялся.

– Может, лучше расскажете поподробнее, что там у вас приключилось?

– Я был на пожаре. И дом обвалился. Что было потом – не помню. Помню только, что очутился на земле, а Чиун стоял надо мной. Наверное, он вынес меня из огня, пока я был без сознания. Потом он вдруг потерял сознание или что-то в этом роде. Вдруг забормотал какую-то чушь, потом весь похолодел. Сейчас его обследуют.

– Когда врач ожидает результатов?

– Понятия не имею. Как будто собираются провозиться полночи. Я не на шутку встревожен!

– Я тоже, Римо. Но ко мне поступают сообщения о многочисленных пожарах, бушующих в Детройте и окрестностях.

– Забудьте об этих поджигателях! Справимся на следующий год. Я останусь с Чиуном.

– Позвольте напомнить вам, Римо, что расследование навело вас на единственного подозреваемого, который стоит за Сатанинской ночью. И именно этот человек, прямо или косвенно, виновен в том пожаре, последствия которого вы сейчас расхлебываете.

– Джоукли никуда не денется.

– Если вы не хотите разделаться с ним для меня, или для КЮРЕ, или для Америки, тогда сделайте это для Чиуна. В том, что случилось с Чиуном, виноват он.

Римо сощурился.

– Да. Чиун бы меня одобрил. Смитти, я перезвоню.

На следующее утро газеты пестрели заголовками: «Вышедший из-под контроля робот убивает бывшего депутата законодательного собрания Детройта».

Короткий отчет сопровождала фотография жертвы – улыбающегося широколицего мужчины. Подпись гласила: «Моу Джоукли». Приводилось также изображение подозреваемого, выполненное со слов полицейских. Восемь футов высотой, шесть рук, одна из которых оканчивалась молотом, другая – гидравлическими тисками, а остальные – прочими орудиями уничтожения, включая огнемет. Тело подозреваемого представляло собой сочлененные вместе стальные секции – наподобие сороконожки. Это было нечто среднее между промышленным роботом и индуистской статуей.

В статье признавалось, что набросок основан на предположениях, но художник полицейского управления настаивал, что повреждения, нанесенные покойному Моу Джоукли, могли стать результатом воздействия только фантома типа того, что он изобразил.

Вряд ли Моу Джоукли согласился бы с таким утверждением. Вчера, ровно в полночь, он стоял у зеркального окна своей берлоги и, держа в руках бинокль, следил за каждым шагом своей банды. В южной стороне бушевало несколько пожаров. На востоке дымился целый ряд жилых домов. Хорошо! Даже слишком хорошо.

Прошло уже больше двух часов с того момента, как к нему постучал последний «ряженый», желая получить «угощение», на которое можно было рассчитывать только в этом доме. Обычно так и было – последний заходил около десяти часов. Пожары же, случалось, полыхали до двух часов. В этом году результат неплохой. Но всего четыре смертных случая. Больше прошлогоднего на один, но до рекорда семьдесят седьмого года далеко: тогда погибли пятьдесят пять человек. Славные были времена!

Моу Джоукли плеснул себе виски. Праздник Хэллоуин! Его любимое время года. Вот уже больше двадцати лет в эту ночь Моу Джоукли правит Детройтом – невидимый властелин на троне в стеклянной башне.

Властелином Моу Джоукли стал не сразу. Когда-то он был обыкновенным подростком, которому просто нравилось устраивать пожары. В шестидесятые годы в Детройте произошло снижение деловой активности и отток населения.

Город, измученный преступностью и нищетой, постепенно превращался в призрак. Всем было на все наплевать. И именно поэтому в одну праздничную ночь паренек по имени Моу Джоукли, в кураже первой попойки, поджег несколько складов.

Ему понравилось. Протрезвев, Моу Джоукли решил, что каждый день на это не пойдешь. В этом было что-то особенное. И тогда он стал считать дни до следующего Хэллоуина. Через год он подпалил еще несколько зданий.

На третий год он сколотил шайку. Вот тогда-то все и началось по-настоящему. Газеты придумали и название – Сатанинская ночь. Моу Джоукли был страшно горд.

Шли годы, и кое-кто из дружков Джоукли завязал с ежегодным ритуалом.

Он очень огорчился. Негоже отворачиваться от старых друзей! Первым это сделал Гарри Чар-лет. Он обзавелся семьей. Тоже мне причина, подумал Моу Джоукли.

И в том же году на Хэллоуин Джоукли поджег дом Гарри. Гарри погиб, его молодая жена тоже. Моу Джоукли впервые изведал вкус крови. И этот вкус ему понравился.

Но он был неглуп и понимал, что взрослому человеку не пристало откалывать те же выходки, что подросткам. И настал год, когда он тоже завязал.

Нет, он не перестал устраивать пожары, он просто не участвовал больше в этом деле лично. Он не мог уронить имя Джоукли. Он пошел в политику и добился избрания в законодательное собрание от своего округа. Главным пунктом его предвыборной программы было обещание положить конец Сатанинской ночи.

И он его сдержал. На следующий год пожаров в его округе не было. Пожары бушевали во всех остальных округах. И устроили их руководимые Джоукли подростки.

Джоукли знал, что старшие ребята передают опыт младшим. Стоило направить в нужное русло одну группу, как к ней с неизбежностью присоединялись младшие братья и товарищи. Так с каждым годом в Сатанинскую ночь вовлекались все новые и новые бойцы. Двадцать лет прошло, и ни один не заложил Джоукли!

Он сидел, любуясь прекрасным алым заревом, и даже не заметил, как старые часы пробили последнюю полночь и его никчемной жизни.

Так поздно он никого не ждал. Но все равно пошел открывать.

– Кто там?

– Вы – Моу Джоукли?

– Это написано на табличке. Уже пробила полночь. Уходите! У меня нет для вас сладостей!

– Мне не нужны сладости.

– А что тогда?

– Сами знаете.

– Нет, скажи, – упорствовал Моу Джоукли.

– Хочу что-нибудь поджечь.

Моу Джоукли задумался. За окном пожары уже начинали затухать. Какого черта? Может быть, новый пожар продержится до утра? И он отпер дверь.

Перед ним стоял человек в довольно странном одеянии. Грудь его была нараспашку, а вокруг шеи шел большой черный синяк. Новая мода, что ли? – подумал Джоукли. Панки, должно быть, стали устаревать.

– Входи. Ты будешь постарше остальных.

– Это вы снабжаете поджигателей всем необходимым? – сухо спросил Римо Уильямс.

– Ш-ш-ш! – ответил Моу Джоукли. – Возьми бутылку.

– Я не хочу пить, – отказался Римо.

– Не пить, чудак-человек! В ней бензин.

– А-а, – протянул Римо.

– Если попадешься фараонам, отдай им бутылку. Они скорее всего отпустят тебя, а бутылку оставят себе – подумают, что там вино.

– А если они сначала попробуют?

– Тогда сам выкручивайся. Если спросят меня, я сделаю две вещи. Первое – признаюсь, что дал тебе бутылку, а ты ее, судя по всему, выпил и наполнил бензином.

– А второе? – вежливо поинтересовался Римо.

– Сожгу твой дом со всем содержимым.

– Чудесно!

– Назвался груздем – полезай в кузов. А теперь двигай!

– Минуточку. Вы не хотите мне сказать, какие именно дома я должен поджечь?

– Это дело творческое. Не трогай только четыре ближних квартала. Эти люди платят за свою безопасность. И не беспокой автомобильные компании они тоже платят.

– Так вы это делаете ради денег?

– Конечно! Ради денег. И кроме того, мне нравится смотреть на огонь.

– Постараюсь вас не разочаровать, – сказал Римо. Он отвернул с бутылки крышку, и по комнате разлился запах бензина. – Бензин. Без обмана, – констатировал Римо.

– Высокооктановый! У нас все самое лучшее.

– А спичек нет?

– Ах да, конечно. – Джоукли порылся в кармане темно-красного халата. – Вот, пожалуйста.

Римо потянулся за спичками и ненароком выплеснул полбутылки на упитанный животик Джоукли.

– Эй, осторожно! Это же чистый шелк!

– Прошу прощения, – пробормотал Римо. – Давайте я помогу стереть пятно.

– Что ты делаешь? Разве такое пятно можно стереть руками?

Моу попытался отступить назад, но Римо держал его мертвой хваткой. Он с силой тер бензиновое пятно. Халат вдруг стал подозрительно теплым. От него пошел дымок.

– Эй! – снова крикнул Джоукли. Его отчаянный вопль потонул в огне. – Аа-а-а! – орал Моу Джоукли. – Горю!

– Что, больно? – участливо спросил Римо.

– А-а-а-а! – продолжал орать Джоукли.

Римо принял это за утвердительный ответ.

– Ну вот, теперь ты знаешь, что это такое, – сказал Римо. – Единственный близкий мне человек сейчас находится в клинике из-за тебя.

– Я горю! Я умру в огне! Ты не смеешь!

– Спорим?

Моу Джоукли волчком носился по комнате, распространяя вокруг себя запах жареного мяса. Римо понимал, что, как бы то ни было, он не может оставить Моу Джоукли в огне. Это было бы слишком просто.

– На пол! – крикнул он. – Катайся по полу!

Моу Джоукли стал кататься по ковру, как измученный блохами пес, только быстрей. Огонь, питаемый бензином, никак не хотел гаснуть. Он полыхал все сильней, поскольку занялся уже и ковер.

Римо бросился в спальню, схватил тяжелое одеяло и швырнул на извивающееся, объятое пламенем тело Джоукли, пытаясь сбить огонь.

Джоукли завопил еще громче.

Римо вдруг припомнил, что где-то читал о том, что затушить огонь можно, с силой колотя по нему. И он стал через одеяло лупить Моу Джоукли.

Крики внезапно прекратились, лишь легкий дымок вился из-под одеяла.

– Погас? – спросил Римо.

– Не знаю. Все еще жжет!

Римо продолжил. Теперь он бил сильнее. Со смаком. Опять раздались вопли.

– Хватит! – завыл Джоукли.

Но Римо так не думал. И продолжал лупить по извивающемуся одеялу. Удары следовали один за другим, кулаки работали, как поршни паровой машины.

Из-под одеяла доносились звуки, напоминающие процесс приготовления отбивных. Они чередовались хрустом костей.

Протестующий голос Джоукли тоже стал неразборчивым и напоминал теперь лепет ребенка.

Наконец под ударами Римо фигура под одеялом потеряла всякую форму.

Когда Римо закончил, одеяло лежало на полу бесформенной кучей. Он выпрямился и молча вышел из дома. Под одеяло он не стал смотреть – и так все было ясно.

Под одеяло заглянули полицейские – на следующий день, когда горничная обнаружила тело. Сперва они подумали, что перед ними неизвестный науке биологический вид.

– На амебу похоже, – предположил медэксперт. – Или эмбрион какой-то.

– Для амебы великоват, – возразил следователь. – Для зародыша тоже.

Когда медэксперт обнаружил на ковре человеческий зуб, до него дошло, что лежащее под одеялом обгорелое нечто было когда-то человеком. Его затошнило.

Два прозектора погрузили обугленные останки Моу Джоукли в мешок для транспортировки трупов. Им пришлось орудовать лопатами, так как Джоукли напоминал жидкий омлет.

И, хотя расследование было проведено самым тщательным образом, никто так и не обнаружил никаких следов вышедшего из повиновения робота-убийцы.