– Ну и глухое же место вы выбрали, – произнес Римо.

– Подумайте об этом, когда в следующий раз соберетесь отключать телефон, – заметил Смит.

Было два часа ночи, когда Римо вошел в вагон нью-йоркской подземки на станции между 56-й улицей и Шестой авеню. Доктор Харолд В. Смит, в сером костюме и с «дипломатом», уже сидел там на одном из пластиковых сидений. В вагоне больше никого не было, но он носил явные следы недавнего пребывания Homo New Yorkis: стены были испещрены грязными надписями, непристойные фразы бросались в глаза с металлические панелей, большинство рекламных плакатов было сорвано, а те, что остались, превратились в изображение гигантских фаллосов. Вагон насквозь провонял едким запахом марихуаны.

Римо с отвращением огляделся. Ему вдруг вспомнилась книга, попавшаяся на глаза пару лет назад, – в ней автор пытался оправдать подобный вандализм, называя его новым типом городского народного искусства. Тогда Римо не придал ей значения, поскольку автор был помешанным на насилии чудаком, пытающимся найти правду, красоту и вечные истины в профессиональном боксе, воине, бунтах, надругательстве над женщинами и грабежах.

– Мы бы могли встретиться где-нибудь в ресторане, – сказал Римо, усаживаясь на сиденье возле Смита. – Но только не здесь.

– Конгресс снова вышел на тропу войны. Так что излишняя осторожность нам не повредит, – объяснил Смит.

– Все равно цепочка замыкается на президенте, так что, пока он на месте, нам ничего не грозит.

– Это верно, – ответил Смит уклончиво; говорил он сдавленным, бесстрастным голосом, словно эмоции стоили денег, а он не хотел платить.

Поезд накренился, проходя поворот; скрежет колес больно резанул Римо по ушам.

– Как бы там ни было, – добавил Смит, – но по всему выходит, что Бобби Джека Биллингса похитили.

– Да кому он нужен?

– Не знаю. Пока требований о выкупе не поступало.

– Наверняка пьет где-нибудь, – высказал догадку Римо.

Смит покачал головой и поправил лежащий на коленях «дипломат», словно отсутствие аккуратности могло принести штрафные очки при выведении окончательной оценки за прожитую жизнь.

– Он слишком известная личность, – наконец изрек Смит. – Его бы наверняка где-нибудь обнаружили, но он бесследно исчез. – И Смит в двух словах описал обстоятельства, при которых пропал Бобби Джек Биллингс.

Поезд подъезжал к станции на 51-й улице. Римо покачал головой.

– Значит, на месте преступления найдены звезда Давида и свастика?

– Да. Мы их, конечно же, проверили, но это просто дешевые значки и могли быть куплены где угодно.

– А последними его видели арабы? – задал Римо новый вопрос.

– Ливийцы, – уточнил Смит.

– Не знаю, что вы думаете по этому поводу, но я лично считаю, что все это дело высосано из пальца.

– Вам это кажется немного невероятным?

– Весьма маловероятным.

– Мне тоже.

Поезд резко тронулся, так что Смит откинулся на сиденье.

– Тем не менее вполне возможно, – продолжал он, – что Биллингса похитила какая-то банда, имеющая связи за границей. Президент слишком уж им дорожит, и похищение могут использовать, чтобы шантажировать президента. Хотя такая возможность беспокоит меня меньше всего.

– Что же вас тогда беспокоит?

– Что президент сам отдал приказ о похищении, – ответил Смит.

Римо покачал головой.

– Не думаю. Помните, речь идет о Вашингтоне. Президенту со всей его командой вряд ли удастся даже найти там ресторан, где подают яичницу, не то, что организовать похищение. Но если вы и правы, какой в этом смысл?

– Может, они хотели бы убрать Биллингса до окончания избирательной кампании. Ведь он у них как бельмо на глазу.

– Но если это их рук дело, зачем же президент попросил нас провести расследование?

– А он и не просил, – ответил Смит. – Мы вышли на это дело по другим каналам. – Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не стал раскрывать эти каналы, но в том и не было необходимости.

Римо знал, что через компьютерную сеть, телефон и осведомителей КЮРЕ имеет выход на все агентства, занимающиеся охраной порядка в стране. Движение финансовых средств, расследование преступлений, любое событие в жизни нации, – все проходило по разветвленной информационной сети КЮРЕ и загружалось в банки данных в Рае под Нью-Йорком.

– Сдаюсь, – сказал Римо. – Что я должен делать?

– Проверьте охранников, приставленных к Биллингсу. Вполне возможно, они что-то знают. Если нет, остаются еще ливийцы, с которыми он встречался в тот день. У меня записаны их имена. – Смит достал из «дипломата» листок бумаги – поезд как раз подъезжал к шумной, наполненной визгом станции. Взяв листок, Римо свернул его и положил в карман.

Автоматические двери отворились, и в вагон с шумом ввалились трое молодых парней. У одного в руках был небольшой приемник, на полную мощность изрыгавший диско. Второй держал бумажный пакет, а третий – переносную лестницу.

Из бумажного пакета они достали бутылку вина и пустили ее по кругу. Каждый по очереди прикладывался к ней и, громко чмокая, пил. Транзистор поставили на сиденье, где он продолжал орать. Парень, державший приемник, был одет в джинсовую куртку с вышитым на спине драконом. Двое его приятелей поставили стремянку прямо в проходе. Не свода глаз с парней, Римо произнес:

– Хорошо, я все выясню. А ливийцы знают, что он исчез?

– Думаю, они догадались, потому что на следующий день после происшествия им прислали официальные извинения президента, где сообщалось, что его шурин слишком много выпил, забрел в дом к своему приятелю и там заснул. Может, они приняли это за чистую монету, не знаю. Позже Белый дом обнародовал фотографию, на которой Биллингс играет в волейбол возле собственного дома. Конечно, фотография архивная, снятая прошлым летом, но об этом никто не знает. Возможно, фотография убедила ливийцев в том, что Бобби Джек где-то здесь. – Смит взглянул на парней. – А разве в этих поездах нет охраны? – поинтересовался он.

– Конечно, есть, – ответил Римо. – Но они прячутся в головном вагоне вместе с кондуктором.

И тут в вагоне раздался голос, заглушивший радио:

– Кажется, мне не нравятся эти люди, севшие в наш вагон.

Римо поднял глаза: парень с приемником смотрел на него. Римо показал ему язык.

– Эй, мужик, ты чего? – заорал парень и уменьшил звук.

– Пытаюсь показать, как мне противно на тебя смотреть, – объяснил Римо.

– Вы слыхали? Слыхали? – зашелся парень, обращаясь к своим дружкам, которые как раз доставали из бумажного пакета баллончики с краской. – Ребята, он нас оскорбил. Он сказал: «Противно». Это же оскорбление!

– Твоя жизнь – вот истинное оскорбление, – отозвался Римо. – А ну-ка, заткнись и выключи свой дебильник!

– Чего? – переспросил парень и врубил приемник на полную катушку.

Смит произнес:

– Я вас прошу.

– И не просите, – бросил Римо.

Парень с приемником поднялся с места и угрожающе посмотрел на Римо. Римо тоже встал. Он был ниже парня и меньше его по весу.

– Видали, – обратился парень к дружкам, – ему хочется подраться. Он первый полез.

Один из приятелей стоял на стремянке, поливая белой краской потолок, другой для устойчивости держал лестницу, сжимая в руке еще два баллончика с краской. Они неплохо экипированы, решил Римо. Судя по всему, дружки собирались закрасить надписи на потолке и написать там что-то свое, поэтому не обращали внимания на своего приятеля, который продолжал орать:

– Что – хочим подраться?!

– Ты что, не умеешь правильно говорить? – спросил Римо, направляясь к парням. Он легко проскользнул мимо того, что держал лестницу, схватил с сиденья транзистор, швырнул его об пол и со всей силы опустил на него каблук. Транзистор издал жалобный стон и смолк.

Неожиданно наступившая тишина привлекла внимание парней на лестнице и они посмотрели на Римо, который стоял перед их дружком в джинсовой куртке. Тот, что был на лестнице, бросил баллончик с краской на сиденье и спрыгнул вниз.

Тут Римо понял, что они пьяны. Ему вспомнились те времена, когда он еще не работал на КЮРЕ, а был полицейским в Нью-Джерси, приговоренным к электрическому стулу за преступление, которого не совершал. К счастью, электрический стул не сработал. Позже Римо примкнул к подразделению «КЮРЕ», отвечающему за убийства. Наставником его стал Чиун, наемный убийца корейского происхождения. В те далекие времена в Нью-Джерси Римо напивался почти каждую ночь. Но когда бывал пьян, ему и в голову не приходило затеять драку или обрушить на головы людей грохотание своего транзистора. Он был благовоспитанным пропойцей, никогда не лез в чужие дела, не заговаривал первым и всегда улыбался. И куда подевались мирные пьянчужки, подумал Римо.

Эти воспоминания о прошлом спасли парням жизнь. Когда они набросились на Римо, он попятился и схватил с сиденья баллончик с краской. Парни изо всех сил молотили кулаками, пытаясь его достать, но он, легко уворачиваясь, нажимал время от времени на головку баллончика, брызгая белой краской прямо им в лицо.

Наконец поезд подошел к узловой станции на 24-й улице. Двери открылись, и Римо одного за другим вышвырнул парней на платформу, легко уходя от их бешеных ударов. Не успели двери закрыться, как полетевшая вслед за парнями лестница погребла их под собой.

– И впредь ведите себя прилично! – прорычал Римо им вдогонку.

Двери закрылись, и он с улыбкой повернулся к Смиту.

– Вот видите? Все очень прилично.

– С годами вы становитесь мягче, – заметил Смит.

– Просто старею понемногу, – ответил Римо.