Подушками пальцев Римо нащупал на земле что-то твердое, похожее на осколок черепной кости. Глаза заливала кровь, капавшая со лба, и, вытирая, он ощутил на пальцах знакомое мокрое тепло. Он делал все слишком медленно. Слишком медленно. И вот теперь расплачивается за это.

Винтовка валялась на мостовой. Он хотел помешать парню спустить курок – но опоздал, раззява. Он уже разнес свой черепок вдребезги. А этот тип мог бы стать той самой ниточкой, по которой Римо наверняка проник бы в центр лабиринта. Но теперь он мертв – и все надо начинать сызнова.

– Потрясающе! – раздался у него за спиной восхищенный визг мисс Виолы.

– Быстрота улитки, – мрачно отозвался Чиун. – Почему ты позволил ему застрелиться, я тебя спрашиваю? Ты не должен был этого допустить! Он был нам нужен живым – и мы его упустили!

– Но он же стрелял... буквально во всех! – лицо мисс Пумбс побелело от страха.

– Не во всех, – уточнил Чиун. – А в меня и Римо.

– Но он убил эту бедную, бедную женщину! И этого несчастного ребенка!

– Когда получают новую машину, ее сначала обычно испытывают.

– Вы хотите сказать, что убил их, только чтобы узнать, стреляет ли его ружье? О, Боже! – ужаснулась Виола.

– Нет, – замотал головой Чиун. – Он сам и был той машиной. Когда будешь рассказывать своей Комиссии про ассасинов, непременно скажи, что Мастер Синанджу, славнейший из них, всячески осуждает использование любителей. И как раз этот случай показывает, что я абсолютно прав. Когда оружие попадает к дуракам, страдают невинные. Вообще нельзя было изобретать огнестрельное оружие. Мы это всегда говорили.

– То есть как – он и был машиной?

– Это было видно по его глазам, – заявил Чиун. – Увидеть это мог почти каждый.

– Но как вы могли увидеть его глаза? – мисс Виола отчаянно пыталась понять хоть что-нибудь. – Как, объясните? Ведь все было так ужасно... выстрелы, и погибли люди, а вы... вы смотрели ему в глаза, да?

– Когда ты, о прелестная дева, входишь в комнату, где полно других женщин, ты ведь сразу замечаешь, кто как накрасился – хотя у меня, например, глаза просто бы разбежались! Но ты замечаешь – потому что приучила себя к тому, чтобы первым делом смотреть именно на это! Вот так же я и Римо себя приучили кое к каким вещам. И потому зрелище смерти не слишком пугает нас – мы оба к нему привыкли. А в своем отчете ты обязательно должна сказать, что Мастера Синанджу не только самые искусные, но и самые симпатичные из ассасинов всех времен. Если, конечно, не считать Римо.

И Чиун, спрятав желтые кисти рук с длинными ногтями в рукава кимоно, застыл в умиротворенной позе на теплом весеннем солнышке перед зданием центра Эдгара Гувера, Вашингтон.

Внутри здания агенты федеральной службы названивали своим адвокатам, чтобы узнать, могут ли они произвести арест по подозрению в причастности к только что произошедшим внизу убийствам – поскольку тротуар, где лежали тела, формально считался городской, а не федеральной собственностью, и любой городской судья сам мог привлечь из-за этого федерального агента к ответу. В Америке никогда не привлекают к суду, например, тех, кто позволил уйти преступнику. Их отпускают – ради соблюдения гражданских прав, уважение к которым должно в конце концов превратить наше время в золотой век любви и всеобщего благоденствия.

Когда внизу прозвучал первый выстрел, в расположенном напротив здании ФБР все окна были в секунду закрыты плотными шторами.

Виола Пумбс в недоумении посмотрела на большие дома – оттуда никто не появлялся. Затем обернулась и волосы встали дыбом на ее голове.

Стоя на коленях у трупа, Римо пил кровь.

– Что случилось? – поднял брови Чиун.

– Он... он пьет кровь. – У Виолы стучали зубы.

– Да нет, – снисходительно улыбнулся Чиун. – Он только мажет ее на палец и нюхает. Кровь – кладовая здоровья, и по запаху одной ее капли опытный врач может определить болезнь или причину смерти. Но сейчас, хвала высшей мудрости, в этом нет нужды – ибо любой посвященный Синанджу скажет без труда, что некое зелье подтолкнуло этого безумца на его деяния. И перед тем как покончить с собой, он был уверен, что покончил с нами.

– Вы и мысли можете читать?

– Нет, – признался Чиун. – Все, что есть у меня – мой опыт. Вот если ты бросишь камень и попадешь в гонг, потом снова бросишь камень и снова попадешь в гонг, а потом бросишь еще раз – и промахнешься... Что ты тогда сделаешь?

– Брошу камень еще раз – чтобы попасть, разумеется!

– Верно. А когда этот безумец стрелял в меня и промазал, он не стал снова стрелять в меня, а прицелился в Римо; а когда не сумел попасть и в него, то убил себя – чтобы мы не узнали, кто велел ему сделать все это. Но, заметь, по второму разу он в нас не стрелял – потому что был уверен, что попал с первого. Поэтому расскажешь своим: кто прибегает к услугам Синанджу, экономит в главном, не скупясь на мелочи. Ибо нет ничего разорительное неудавшегося покушения – можешь поверить мне.

– А ассасины – это тайная организация?

– Тайны нужны лишь любителям, прикидывающимся ассасинами – наше доброе имя немало страдает от их самозванства. Взять ваши две западные войны. Первую из них начал некий самозванец в этом самом Сараево, она привела ко второй, а вторая, будь уверена, непременно приведет к третьей.

– Вы говорите о мировых войнах, мистер Чиун?

– Мировых? Корея в них не участвовала.

Чиун отвернулся, всем своим видом давая понять, что поскольку самая главная страна мира не имела к этим войнам никакого отношения, ему решительно все равно, что сделали друг с другом орды обезумевших европейцев, американцев и этих недоумков из Японии. Обыкновенная резня, которую устроили толпы сумасшедших с таким же сумасшедшим оружием – вместо того, чтобы прибегнуть к изящному, хорошо подготовленному и абсолютно незаметному заказному убийству, не оставляющему последствий и дающему возможность решить все спорные вопросы международной политики.

Обернувшись в сторону Римо, Виола вновь увидела лежавшие на тротуаре тела и окровавленный трупик ребенка – и почувствовала, что ноги ее подкашиваются, однако длинные ногти Чиуна молниеносно пробежали по ее позвоночнику – и к мисс Пумбс вновь вернулась способность видеть и ощущать. Короткий массаж Чиуна в мгновение ока прогнал дурноту, не отпускавшую ее с момента первого выстрела.

– По-моему, – вдруг заметил Чиун, – в этом месте что-то не так – или мои старые глаза меня обманывают?

Виола огляделась. На тротуаре постепенно собиралась толпа; то и дело слышались испуганные или гневные вскрики. И среди этого зарождавшегося хаоса на улицу вдруг плавно, словно вся неразбериха ничуть не заботила водителя, выехал автомобиль.

– Эта машина... – Неуверенно начала Виола.

– Верно, – кивнул Чиун. – Водитель не обращает никакого внимания на то, что здесь происходит. Можешь, кстати, отметить в своем отчете, что любители, как правило, не замечают таких вещей. Я знаю, что ты – смышленое дитя, и не мне учить тебя, как писать отчеты; но если позже ты решишь вдруг приняться за книгу, непременно опиши в ней, как Мастер Синанджу окинул взглядом толпу белых, жалких в своей беспомощности, и воскликнул: «Оставьте ваш страх – ибо с вами мудрость Дома Синанджу!» Можешь, конечно, описать это своими словами, – скромно добавил он.

Виола увидела, как следам за автомобилем, который привлек их внимание, двинулся Римо. Он не бежал – было больше похоже, что он плывет по воздуху.

Виола не заметила, как он двинулся с места – лишь по тому, как сокращалось расстояние между ним и машиной она поняла, что Римо движется. Она еще успела подумать, что бежит он вроде бы медленно, но движется поразительно быстро – и вдруг поняла, что Римо вообще не бежал. Его плавные, словно замедленные движения нельзя было назвать бегом.

Римо поравнялся с машиной, словно притянутый к ней резиновым жгутом. Раздался удар, металлический скрежет, от машины отделилась левая дверь, и на тротуар, стукнувшись о пожарный гидрант, вывалилось чье-то тело. Из глубокой раны на груди, там, где тело соприкоснулось с гидрантом, хлестала кровь. Было похоже, что его буквально выжало из машины под сильным давлением. Гидрант, однако остался цел.

– Ох! – выдохнула Виола.

Машина остановилась. Из окна высунулась загорелая рука с широким запястьем и помахала им.

– Что случилось, дитя мое? – участливо вопросил Чиун. – Чем ты так взволнована?

– Его... из этой «электры» им как будто бы выстрелили.

– Какой электрик? – не понял Чиун.

– Этот автомобиль, из которого ваш друг только что кого-то выкинул, называется «Бьюик электра».

– А-а, – протянул Чиун. – Понятно. Ну, пойдем, Римо, кажется, зовет нас.

– Но как?

– Он высунул из окна руку и машет нам. Это условный знак, и мы им всегда пользуемся. Это несложно. Просто махать – и все, – пояснил Чиун.

– Нет... Я спрашиваю, как удалось ему выбросить из машины этого парня?

– Взял и выбросил, – пожал плечами Чиун, не понимая, чему она удивляется.

Если вовремя и с толком применять то, чему несколько лет учился – можно делать вещи и более сложные. А-а, она, наверное, под впечатлением от того, что Римо не захотел портить городское водопроводное оборудование.

– Если цель движется, нужно следовать за ней – так, чтобы поразить ее одним точным ударом, – объяснил он Виоле.

– Нет, но с такой силой... Как у него это получается?

– Следуя великой мудрости Дома Синанджу, – машинально ответил Чиун, так и не уразумев в точности, чем так восхищалась Виола.

Правда, те, кто не умеет управлять своим телом и регулировать дыхание, часто удивляются самым простым вещам, которые могли бы делать и сами, если бы пользовались своим организмом правильно.

Открыв Виоле дверь, Чиун пропустил ее на заднее сиденье. В углу, у окна, молча сидел человек. В руке его был зажат кольт 45-го калибра. На губах мужчины играла слабая улыбка. Очень, очень слабая. Обычно так улыбаются те, кто только что сотворил какую-нибудь ужасную глупость. Так оно и выло – джентльмен с револьвером пытался по глупости выстрелить в другого джентльмена, с жилистыми запястьями, расположившегося на переднем сиденье.

На середине этой попытки жизнь его окончилась. Над левым ухом джентльмена виднелась небольшая вмятина – ее хватило как раз для того, чтобы вдвинуть височную долю мозга в мозжечок и зрительный нерв. Последней информацией, которую получили клетки его серого вещества, был краткий призыв «кончай работу». Информация дошла очень быстро – вмятина еще только-только оформилась; еще пару секунд по инерции сокращалось сердце, но, не получая сигналов от мозговых клеток, вскоре замерло.

Печень и почки, перестав получать от сердца свежую кровь, также прекратили работу; организм джентльмена объявил всеобщую забастовку под названием «смерть».

– Все в порядке, мисс Пумбс, – кивнул Римо. – Он не будет тревожить вас.

– Он... он мертв, – едва слышно прошелестела Виола.

Замечание Виолы покоробило Римо, который уже принялся было налаживать контакты с водителем. Тот, со своей стороны, прилагал все усилия, чтобы вести себя как можно более дружелюбно с неожиданным гостем, освободившим салон от пассажиров с поистине ошеломляющей стремительностью.

– Нет, мисс Пумбс, он вовсе не умер. Он будет вечно жить в сердцах тех, кто постарается больше не делать глупостей.

– А что... за что вы его убили? – спросила Виола прерывающимся голосом. – Ведь он мертвый! Совсем, навсегда – и что он вам сделал, он ведь только ехал...

– Что сделал? – переспросил Римо. – За то, что он сделал, милая, убивают всегда и везде. Прежде всего – он не взял на себя труд хорошенько подумать. А кроме того – не умеет обращаться с этой своей штуковиной. Медвежья реакция и птичьи мозги – вот два порока, которые трудно оставить безнаказанными.

Чиун успокаивающе сжал трясущееся запястье Виолы.

– Этот человек поплатился, мисс Пумбс, за оскорбление нашей чести.

Виола его не слышала. Она дрожала так, будто к мочкам ее ушей подключили электрический ток. Ни за какие деньги на свете она не согласилась бы повернуть голову в ту сторону, где находилось «это». Смотреть в другую сторону ей тоже не хотелось – там сидел азиат, который, судя по всему, не находил ничего особенного в случившемся.

– Он нанес смертельное оскорбление также и вашей чести, мисс Пумбс! И смиренно умер во славу той, чье перо воссоздаст наконец историю Дома Синанджу!

– Выпустите меня отсюда! – взвизгнула мисс Виола, находясь на грани истерики. – Я хочу опять к Пупси! И дьявол побери все книжки про убийц, вместе взятые!

– Нам пришлось лишить его жизни, ибо мысли его об устройстве мира были исполнены зла.

Чиуну показалось, что для белого человека этот довод будет более убедителен.

– Виола, – холодно обронил Римо, – теперь заткнитесь и слушайте, что скажу вам я. Он умер, потому что за секунду до этого пытался убить меня. А машина приехала сюда за тем парнем, что убил ребенка и женщину. Именно те, кто сидел в ней, приказали ему сделать это. Они же приказали ему убить нас. Но просчитались – и поэтому сами умерли. Только по этой причине.

– М... мне больше нравится политика. Раздеваться перед конгрессменами вовсе не так опасно!

– Так или иначе, мисс Виола, – покачал головой Римо, – вы влезли в эту историю. Но как только все кончится – я сам подпишу вам увольнительную, даю слово.

Чиун тоже попытался успокоить мисс Пумбс, но в этот момент труп в углу повалился набок. Мисс Пумбс зарылась лицом в колени и тихо всхлипывала.

А Римо беседовал с водителем, ровным, дружелюбным тоном задавая вопросы. Человечек за рулем отвечал горячо и искренне – но, увы, знал он очень немного. Вернее сказать, ничего. Он был нанят сегодня утром через компанию «Мегаргел», занимающуюся прокатом автомобилей. Когда начали стрелять, он очень испугался. Сиденье под ним было мокрым – в отличие от его репутации.