Прошло двадцать четыре часа с того момента, как Римо покинул свой номер в гостинице, но когда он вернулся, Чиун стоял в той же позе перед теми же желтыми шторами, вглядываясь в то же яркое утреннее солнце за окном.

— Все правильно, — сказал Чиун, не повернув головы.

— Что правильно?

— Все правильно: ты отсутствуешь целую ночь, не удосужившись сообщить мне что-нибудь о своем исчезновении, а я не смыкаю глаз до утра и гадаю, то ли жив, то ли лежишь мертвый в каком-нибудь глухом переулке. В этом городе есть темный закоулок, где вечно валяются трупы, — откуда же мне знать, что ты не там? В особенности если учесть, что тот закоулок назван в твою честь — Свинячий тупик?

— Я был не там.

Чиун повернулся и торжествующе помахал указательным пальцем с длинным ногтем.

— Так, но разве я знал об этом? Разве ты удосужился мне об этом сообщить?

— Нет, — честно признался Римо.

— Неблагодарный!

— Что правда, то правда, — сказал Римо. Ничто не должно было испортить ему этот день, первый день отдохновения в его жизни, — даже этот несносный старый зануда Чиун.

Римо улыбнулся.

Чиун улыбнулся.

— А, ты просто шутки шутишь. Ты хотел известить меня о своем местонахождении, но не смог, да? Ведь так?

— Нет, — ответил Римо. — Я не думал о тебе со вчерашнего утра. Мне было все равно, волнуешься ты или нет. Кстати, если ты не мог заснуть, то что же тут делает твой спальный мат?

— Я пытался заснуть, но не смог. Так я волновался! Я уж решил даже отправиться тебя искать. Сам посмотри. Мат едва примят.

— Ты мог бы плясать на нем восемь часов кряду и не смял бы его, — мягко возразил Римо.

— Но я не отплясывал. Я даже не спал.

— Чиун, я влюбился.

— Что ж, хорошо. Тогда я тебя прощаю, — сказал Чиун. — Это важный шаг в жизни, и я теперь могу понять, отчего ты бродил по улицам всю ночь, размышляя о славе Синанджу и решая посвятить свою жизнь нашей деревне, проникнувшись духом любви. Это же...

— Чиун, я проникся любовью не к Синанджу. Я влюбился в женщину.

Чиун оторопел. Он ничего не сказал. Помолчав, он сплюнул на пол.

— Все француженки болеют дурной болезнью, — произнес он.

— Она не француженка.

— А американки глупы и ничтожны.

— Она не американка.

Чиун осторожно улыбнулся.

— Кореянка? Римо, ты увезешь домой ко...

— Русскую, — коротко закончил Римо.

— О-о-о! — воскликнул Чиун. — Женщина с лицом подобным ружейному прикладу и телом подобным гаражу. Отличный выбор, мясоед!

— Она красавица, — сказал Римо. — Не суди, пока не увидишь собственными глазами. Ты же сам меня этому учил.

— Есть вещи, о которых можно вынести суждение не глядя, если у тебя в голове сохранилась хоть толика благоразумия. Тебе незачем созерцать каждый восход солнца, чтобы понять, как будет выглядеть следующий. Тебе незачем следить за луной неотрывно, чтобы понять, что в следующую минуту она не превратится в квадрат. Есть вещи, о которых все знаешь заранее. Я знаю этих русских женщин.

— Но не эту, — настаивал Римо.

— Где ты встретил это создание? — спросил Чиун.

— Женщину, Чиун, а не создание.

— Где ты повстречал это... эту... особу?

— Женщину, Чиун. Я повстречал ее в ту минуту, когда она пыталась убить меня.

— Замечательно, — сказал Чиун. — И посему ты, разумеется, решил, что это любовь с первого взгляда.

— Не совсем. Моя любовь к ней прошла несколько стадий развития.

— Хорошо. Теперь она сама тебя любит и оставила все попытки убить тебя.

— Именно так.

Чиун покачал головой.

— Наступит день, когда этот мир окончит свое существование, и все Мастера Синанджу соберутся вместе со своими предками, дабы обозреть прошлое, — тогда, безусловно, я займу наиболее почетное место среди них. Ибо я страдал больше прочих. Мне пришлось иметь дело с тобой.

— Возможно, скоро твоим страданиям наступит конец, — ответил Римо.

— Я хочу познакомиться с этой феей из барака, чье лицо подобно лопате, а тело трактору.

— Ладно, — сказал Римо. — Я тоже хочу, чтобы ты с ней познакомился. Я ей о тебе рассказывал.

— Она и меня попытается убить?

Римо покачал головой.

— Я не так много рассказал ей о тебе.

Римо и Чиун остановились в дверях ресторана, где им предстояло свидание с Людмилой.

— Вот она, — сказал Римо и указал на молодую русскую. Никто в ресторане не обратил на него никакого внимания, потому что все посетители устремили свои взгляды на Людмилу — мужчины с вожделением, женщины с завистью.

— Она уродлива, — заметил Чиун.

— Ее кожа подобна пене морской, — сказал Римо.

— Да, вот почему она уродлива. У красивых женщин кожа имеет иной оттенок.

— Ты только взгляни на ее глаза.

— Да, бедняга! Они круглые и — фиалковые. Фиалковые глаза — плохая защита от солнечных лучей. Женись на этой женщине и, еще прежде чем вы проживете вместе тридцать весен, ты получишь слепую сову.

— Да видел ли ты когда-нибудь подобные руки? — не унимался Римо. Людмила поднялась, увидев Римо в дверях. — А тело?

— Нет, благодарение силам небесным, избавляющим старцев от сильных потрясений. Что за уродина!

— Я люблю ее, — сказал Римо.

— Я ненавижу ее и ухожу домой. — Чиун развернулся и быстро зашагал к отелю, глубоко задумавшись.