К Церковному Дому Донован добрался около одиннадцати вечера и, только упав на кровать, совершенно обессиленный, понял, как он устал за этот тревожный и долгий день. Он прикрыл глаза и задумался.

События в Кэндлвик-хаус, до того представлявшиеся ему разрозненными клочками путанной мозаики, сегодня отнюдь не сложились в целостную картину, напротив, прояснив какие-то отдельные моменты, все в итоге только сильней запуталось.

Он понял, что нелепая эпидемия самоубийств в доме Бреннанов могла вовсе не быть таковой. Смерть мисс Шарлотт вполне можно было бы принять за самоубийство — но оно явно таковым не являлось. Донован был далёк и от обвинений в убийстве — едва ли можно было обвинить в нем Патрика Бреннана или Мэтью Лорримера. Первый с больной ногой просто не смог бы в темноте догнать мисс Ревелл, второй — убегая во мраке, тоже не имел оснований избавляться от Шарлотт, напротив, в его интересах было не оставлять следов.

Стало быть, имел место несчастный случай. Но любой несчастный случай только кажется таковым. Случай — бог дурака. В подвал этих двоих привело желание греха, требовавшее уединения, но… было во всем этом нечто и вовсе непонятное: мисс Шарлотт Ревелл, старшая из кузин Бреннанов, была весьма хороша собой. Красавица. При этом, как понимал сам Чарльз, и это подтвердили миссис Голди и мистер Мэддокс, она — невеста без гроша за душой. Ни у одной из сестёр не было приданого. Три Золушки в доме богатого принца-кузена. В этом же доме — ещё несколько принцев, поскромнее и победнее: Эдвард Хэдфилд и младшие братья Бреннаны — Патрик, Мартин и Уильям.

И, тем не менее, они — не настолько уж плохие партии для бесприданниц.

Доктор Мэддокс сказал, что девицы охотились за Райаном, но не вышло. Это Донован понял и сам: мистер Райан Бреннан не отличался сентиментальной романтичностью и собрался жениться на денежном мешке, хоть и респектабельно уверяет, что пленён самой девицей.

Но, кроме Райана, в доме ещё несколько братьев. Их доход — около тысячи в год, однако для «голодранок» Лотти-Кетти-Летти это было бы совсем неплохо. Захомутать любого их — это значило занять определенное положение в обществе и избавиться от нищеты.

Но Шарлотт отвергала все авансы Патрика Бреннана, Кэтрин Ревелл хоть и пустила Эдварда в свою спальню, но тот быстро понял, что там побывал кто-то до него, а Летиция… тоже предпочитала кататься на Дальнем выгоне с грумом Блэкмором и мистером Джозефом, а не ловить богатого жениха…

Почему?

Судя по поведению Шарлотт, можно сделать вывод, что девицы Ревелл были основательно кем-то развращены. Где? В Уистоне или уже в Кэндлвик-хаус? Не потому ли их мать, тетка Бреннанов, так настаивала на визите девиц в Шеффилд, что надеялась прикрыть чужие грехи? И…

Тут Донован вспомнил предсмертную записку Уильяма Бреннана. «Постоялый двор» — проронил тот перед смертью. В кого из трёх девиц мог влюбиться Уильям? Что если он, подобно Патрику Бреннану, застал свою пассию в объятиях камердинера или грума? Следует ли предположить, что и Летти — же развращена, как Шарлотт с Кэтрин? Допустим, да. Но что могло заставить ее сестрицу Шарлот предпочесть камердинера Мэтью Лорримера — дворянину Бреннану? Патрик некрасив, но как жених выгоден…

Донован ничего не понимал.

Ещё одним томящим его недоумением стала кража ядовитых пигментов. Горничная мисс Элизабет сказала, что в комнате побывали едва ли не все, включая мисс Хэдфилд. Но ведь мисс Хэдфилд уже заходила при нём в комнату и смотрела на портрет. То, что она, по словам Джейн Лидс, приходила туда второй раз, как раз и натолкнуло Донована на мысль, что она могла присмотреть, где лежат пигменты, а потом вернуться за ними. Едва ли краски могли быть украдены Шарлотт, судя по тому, как она проводила время.

Но было ещё одно обстоятельство, которое должно было выясниться завтра. Объявит ли Патрик Бреннан, что застал любовников вместе? Закатит ли скандал камердинеру? Похоже, Мэтью рассказал мистеру Райану Бреннану о происшедшем. Но почему самого Патрика не было при обнаружении тела Шарлотт? Почему он поспешил скрыться, а не попытался помочь ей?

Вопросов было больше, чем ответов.

Но теперь Донован успокоился в отношении скорого приезда Роберта Корнтуэйта. Ему будет, что рассказать, он не зря провёл время в Кэндлвик-хаус и искренне надеялся, что нечто из рассказанного им поможет епископу понять, что происходит в доме. Донован так и не догадался, кто из Бреннанов исповедовался Корнтуэйту и что рассказал.

Не понял Чарльз и то, куда и почему исчез мистер Хэдфилд.

Донован смежил веки. Сон уже навеял на его глаза первую ночную грёзу, но тут Чарльз резко вздрогнул и сел на кровати. Мысль, скользнувшая где-то по кромке сонного разума, вспыхнула в нём огненным фейерверком.

А откуда взялся в подвале Патрик Бреннан?! Что могло заставить человека, живущего на третьем этаже в центральном корпусе, лежащего в постели с растянутой связкой стопы, которому любое движение поврежденной ноги причиняет сильную боль, вдруг встать и спуститься по лестнице в подвал под галереей?

Ответа не было, но теперь распутный скандал в доме Бреннанов показался Чарльзу не очень-то простым.

Было очевидно, что некто сообщил Патрику о том, что Шарлотт в подвале с Лорримером. Кто это мог быть? Исключались Райан и Джозеф Бреннаны и Томас Ревелл — они ушли на болота. С Элизабет они не расставались с самого чая. Слуг в доме почти не было — все тоже были задействованы в поисках Хэдфилда. Оставались старики, вроде Фокса, и горничные. Но какую цель преследовал доносчик? Впрочем, он мог ненавидеть Лорримера, а мог, напротив, иметь зуб против Шарлотт.

Если, допустим мисс Джейн Лидс была влюблена в Мэтью Лорримера, то, узнав о его связи с Шарлотт и об их свиданиях в подвале, она запросто могла донести Патрику Бреннану на счастливых любовников. А мог это быть и конкурент Лорримера — из слуг, метящих на его место, ведь заработок-то у того был, как говорят, немалый, а это всегда порождает зависть челяди…

А ведь Корнтуэйт как раз и говорил о дьяволе в доме. И сам Донован тоже всё время чувствовал там чье-то присутствие — туманное, призрачное, но ощутимое по своим смрадным следам. Но неужели это кто-то из прислуги? Чарльз положил себе завтра выяснить, кто служит самому Патрику, кто его камердинер, и в каких отношениях он с горничными. Это было проще сделать через миссис Голди и доктора Мэддокса, у которых были знакомые среди слуг в доме.

Неожиданно Доновану пришла в голову ещё одна странная мысль.

Как дерзнул Мэтью Лорример, всего-навсего камердинер, завести роман с мисс Шарлотт Ревелл? Она же кузина хозяина. Не исключено, впрочем, что Шарлотт сама влюбилась в него… Чарльз утомленно вздохнул. Любовь… Он не любил размышления на эту тему. Сам он был слишком беден, чтобы позволить себе завести семью и, понимая это, всегда отводил глаза от женщин. Но иногда жизнь сталкивала его с необходимостью писать свадебные портреты молодых девиц и их женихов, и художник не переставал удивляться причудливым предпочтениям девиц.

И всё же… выбрать Мэтью Лорримера? Уродом молодой человек, рослый и широкоплечий, конечно, не был, но лицо было явно плебейским, черты топорны. Однако разве он, Донован, знал, что представляла собой мисс Шарлотт? Возможно, именно такие ей и нравились. Вкусы сестричек могли быть весьма грубыми…

Чарльз махнул рукой на свои размышления: завтра многое должно было проясниться. Ему казалось, он уснёт мгновенно, но не тут-то было: перед его мысленным взором всплыла любовная сцена в подвале. Тогда она не взволновала его, а скорей смутила, но теперь он чувствовал гнетущее возбуждение. Понимая, что ничем хорошим это не кончится, забормотал молитву.

Саднящее напряжение ушло, и он смог уснуть.

…Утром Чарльз проснулся с петухами, как ни странно, в отличном настроении. Всё радовало — солнечная погода, завтрак миссис Голди, продвигающаяся работа по витражам. В Кэндлвик-хаус Донован решил пойти ближе к полудню, закончить портрет мистера Ральфа Бреннана, а заодно разузнать, чем закончился вчерашний скандал.

Однако выйти ему пришлось позже: в половине двенадцатого его снова навестил доктор Тимоти Мэддокс, который, как сразу понял Чарльз, от коллеги из полиции узнал о новом самоубийстве в доме Бреннанов.

Донован сразу разуверил врача, коротко объяснив ситуацию.

— Поверьте, это было вовсе не самоубийство. На дворе были сумерки, свет проникал через окно наверху, но из-за света лампы казалось, что за окном совсем темно. Однако я видел всё сам. — Донован рассказал, что смог разглядеть в подвале, объяснил, почему поднялся наверх, как мисс Элизабет встретила его в холле и как они со слугами спустились вниз. — На полу валялись осколки лампы. Либо Патрик разбил её, гонясь за ними, либо в лампу что-то кинул Лорример, чтобы затруднить мистеру Бреннану погоню. Но мисс Шарлотт, видимо, просто оступилась…

Лицо доктора было каменным, но когда Донован закончил свой рассказ, Мэддокс неожиданно разразился странным каркающим смехом.

— Лорример — каналья. Но это странно. Вы говорите, Патрик видел их обоих?

Донован уверенно кивнул.

— Да, он стоял в десятке шагов.

— И не кинулся к ним?

Донован спохватился.

— Я забыл рассказать вам. Во время поисков Хэдфилда Патрик повредил на болотах ногу, она была вся опухшей. Джозеф велел окунуть её в ледяную воду и потом крепко стянуть жгутами. Как раз Лорример это и сделал. Со мной однажды в Академии было подобное: я тогда мог ходить, но с трудом, каждый шаг давался с болью. А у Патрика нога распухла куда почище моего. — Донован вздохнул и продолжил, — гораздо интереснее другое. Патрик лежал у себя в спальне на третьем этаже — и вдруг встал и спустился в подвал. Почему? Кто сказал ему, что Шарлотт там с Лорримером?

Мэддокс уже не смеялся.

— Это склад всякой рухляди у входа в левое крыло? — Донован молча кивнул. — Да, даже если он собрался прогуляться… Не по пути. И глупо думать, что амурные игры этих двоих были уж шумны. В галерее из-за лестничного пролёта их можно было услышать, но из коридора главного входа — нет. Да, его туда явно направили, но кто?

Донован поделился с Мэддоксом мыслями о челяди, а после — рассказал о пропавших пигментах.

Мэддокс насторожился.

— Реальгар и аурипигмент? Но откуда кто-то в доме, кроме дражайшего дядюшки Джо, конечно, знает, что это соединения мышьяка?

Доновану пришлось рассказать и о беседе за ужином.

— И тянет же кто за язык… — проронил Мэддокс.

— В любом случае, творится что-то непонятное. Но в случае с Шарлотт, повторяю, никакой мистики нет.

— Да, просто похотливая сучка, точнее, сучки, если вспомнить её сестрицу Кэтрин, — кивнул врач, заставив Донована покраснеть. — Не удивлюсь, если окажется, что и мисс Летти ничем от сестричек не отличается. А Хэдфилда так и не нашли?

Донован покачал головой.

— Я так и не смог понять, что ему нужно было на болотах и причём тут Дальний Выгон.

— Нет ничего тайного, что не стало бы явным, — задумчиво процитировал Мэддокс Писание и поднялся, — мне пора к пациентам. Я думаю, что когда приедет Роберт Корнтуэйт, мы во всем разберёмся.

— Он поручил мне попытаться понять, что произошло с Мартином и Уильямом, а я так ничего и не разузнал, — пожаловался Донован. — Но сама фраза из последнего письма Уильяма… Она мне показалась говорящей. Если он, подобно Патрику, был влюблён в одну из сестер Ревелл и увидел что-то подобное…

— Да, возможно. Кстати, за два дня до самоубийства Уильяма мне довелось услышать в доме странный разговор, — проронил доктор, и пояснил, — после приезда Джозефа меня почти перестали приглашать в Кэндлвик-хаус. Это не странно: в доме появился свой врач…

— Он, как я понял, весьма компетентен…

— Да, не спорю. Так вот в тот раз, этой зимой, ошпарила руку Рейчел Джоунс, а мистер Джо Бреннан отлучился в Лондон. Пригласили меня. Когда я уже уходил, то ненароком услышал, как Райан Бреннан требовал от Уильяма возвращения в Кембридж, а тот говорил, что никуда не поедет. Билл сказал, и довольно резко, что Райан ему не отец и не может запретить ему жениться. В ответ Райан… — Мэддокс умолк, пожевал губами, но продолжил, — выразился весьма грубо, чего он обычно не делает даже в мужском обществе. Он сказал, что его братец просто… недалекий человек и склонен делать глупости. Это если перевести на классический английский. Но я не мог услышать ничего больше — они шли по коридору и исчезли в холле.

— Значит, Уильям хотел жениться? А Мартин?

— Не знаю, но он тогда, после похорон отца, уехал, а вернулся после самоубийства Уильяма.

Донован вздохнул. Ничего не прояснялось…

— Я пробовал было рассуждать по здравому принципу: «ищи, кому это выгодно?», — обронил он, — но он себя не оправдал. Кому выгодны были смерти Уильяма и Мартина? Кому была нужно самоубийство Кэтрин Ревелл? Кто выиграл от гибели на болотах Эдварда Хэдфилда? Кому нужна была смерть Шарлотт? Никому. И вместе с тем — за всеми этими смертями я чувствую чей-то злой умысел…

— Не вы один. Людей задувают, как свечи, — хмыкнул Мэддокс. — Умысел, конечно есть…

Они оба встали, и Мэддокс впервые протянул Доновану руку на прощание.