К своему немалому удивлению, Чарльз спал в эту ночь, как убитый, без сновидений. Однако на рассвете, ещё до первых петухов проснулся и в полумраке и тишине спальни задумался о том, чему стал свидетелем.

Голова его была ясна, размышлял он спокойно и холодно.

Он вовсе не предвидел смерти мисс Кэтрин Ревелл. При этом за ужином в кругу семьи он не заметил особого внимания и интереса мистера Эдварда Хэдфилда к Кетти Ревелл, хоть ему и показалось, что обстановка в доме достаточно нервна и накалена. Стало быть — он был слеп, как крот.

Теперь — намёки миссис Голди.

Донован верил ей. Сплетни — это злословие, сиречь слова, уроненные в злобе, но злоба не всегда лжива. Скорее, наоборот, иная правда только и проступит в злости и гневной истерике. Итак, миссис Голди, опираясь на суждение кухарки Бреннанов Марты Бейли, уверяет, что поведение девушек с момента приезда — изменилось. Они стали многое себе позволять, чего не могли позволить раньше, кроме того — возгордились. У них появились вещи, которых раньше у них не было. Глупо думать, что деньгами их снабдила тетка.

Стало быть, это могло быть следствием именно того, что девицы нашли состоятельных воздыхателей.

Однако подлинно богат в семье только Райан Бреннан. Его доход — свыше двенадцать тысяч годовых. Но и Нэд Хэдфилд прекрасно может позволить себе подарить девице золотую цепочку или серьги. Могли ли делать девицам подобные подарки Мартин с Уильямом и Патриком?

Почему нет? — невелика трата при доходе в тысячу фунтов в год.

Но Райан Бреннан явно не увлечён ни одной из девиц, а та резкая фраза, что он в раздражении проронил в спальне несчастной Кэтрин, и вовсе свидетельствовала, что приезд кузин был ему не по сердцу и он даже пытался отослать их домой.

Почему не отослал? Вмешался Патрик, успевший влюбиться в Шарлотт Ревелл, и Уильям с Мартином? Возможно.

Однако сам Донован не заметил никакой наглости девиц Ревелл, скорее, напротив, они вели себя тише воды, ниже травы. Ни Шарлотт, Ни Кэтрин, ни Летиция не дерзили мисс Элизабет или миссис Бреннан, хотя одеты они были весьма модно и этими яркими платьями словно пренебрегали царящим в доме трауром. Конечно, траур по дяде и кузенам ни к чему их не обязывал, и всё же…

Что ещё ему удалось заметить? При известии о гибели мисс Кэтрин Ревелл Эдвард Хэдфилд вскочил. Это что угодно, только не равнодушие. И хотя потом он не пошёл в комнаты погибшей, можно ли предположить, что он был всё же чуть-чуть влюблён в Кетти? Да, вполне. Но раз так, не потому ли он странно вёл себя, потому что понимал, что в какой-то мере сам спровоцировал смерть девушки? Между ними могла быть ссора, и Кетти в порыве обиды или горя могла выбрать страшный и непоправимый исход. Тогда поведение Хэдфилда в какой-то мере проясняется. Он ведь первым догадался, что произошло. Вскочил, хотел броситься к Кетти, но споткнулся и упал. Падение было ненарочитым, Донован видел, что Эдвард наскочил на низкий столик случайно. Но вот он встал, ладонь и лоб окровавлены. И он уже никуда не спешит, сидит в летаргической прострации. Почему?

Ох, странно всё это.

Не менее странно ведёт себя и Томас Ревелл. Он изумлён и ошарашен, проливает на скатерть вино, потом бросается к упавшему Хэдфилду. Но сам он тоже никуда не бежит, пытается успокоить Эдварда. Для брата, только что узнавшего о гибели сестры, — это тоже довольно чудно.

Есть и другие вопросы. Где всё это время была мисс Летиция Ревелл? Она вернулась с ярмарки, но на ланч не пришла. Почему? Почему равнодушен к случившемуся дядя Джозеф? Он куда больше был обеспокоен намерением племянника Райана увеличить годовое содержание Патрика, чем смертью племянницы. А уж охота… Что ему в бекасах, тем более, и охота-то ещё не разрешена? Кощунственно и жестоко.

Миссис Бреннан тоже не проронила о случившемся ни слова.

Но и красавец Райан тоже, что скрывать, не выразил никакой скорби, разве что досаду. Да, он был раздосадован. А вот Бесс Бреннан, сестрица Элизабет, была холодна и спокойна. Она сразу предложила вызвать коронёра — должно быть, сказался опыт смертей братьев.

Так или иначе, епископ Корнтуэйт прав. Он ведь недаром сказал — «в семействе поселился дьявол». Дьявол не дьявол, но то, что в этом доме — слишком много странного, верно. Без повода и причины никто счёты с жизнью не сводит…

Теперь — что мы имеем, если встроить гибель Кетти в ту череду смертей, что уже была в доме? Уильям покончил с собой. Записка — обвинения в измене и признание в разочаровании. Смерть Мартина. Необъяснимая и загадочная. Записки нет. Слабое сердце. Кэтрин Ревелл. Самоубийство. Записки тоже нет.

Донован вздохнул, с сожалением вылез из-под теплого одеяла и начал одеваться. Сегодня Чарльз надеялся найти ответы на некоторые из этих вопросов. Ему предстояло закончить портрет Патрика — и он хотел осторожно расспросить младшего Бреннана об Эдварде Хэдфилде: о его происхождении, доходе, привычках и пристрастиях. И возможно сегодня, в преддверии похорон, он что-нибудь услышит в доме о мисс Кэтрин.

…Что же, надежды Донована отчасти сбылись, причём, раньше, чем он предполагал. Он появился в поместье около часа дня и вошёл через главные ворота. По обе стороны от центральной аллеи шли кусты, образовывавшие живую изгородь, аккуратно и заботливо подстригаемую садовником. В нескольких десятках ярдов от дома, у каменной беседки, Чарльз заметил девицу в тёмно-синем платье и молодого человека. Оба зашли под козырек беседки, но продолжали разговор. Чарльзу показалось, что они ссорились.

Осторожно приблизившись, Донован услышал голос мужчины и узнал Эдварда Хэдфилда.

— Я не могу здесь оставаться, Энн. Почему ты не хочешь понять меня?

— А почему ты не хочешь понять меня, Нэд? Я не могу уехать!

— Ты уверена, что у тебя есть надежды? — теперь Донован узнал голос Эдварда Хэдфилда, — извини, но он ведёт себя так двусмысленно…

— Не говори о нём дурно. Я не могу без него… — в голосе Энн проступила тоска, — поверь, скоро все прояснится.

Хэдфилд вздохнул.

— Но ты не против, если я уеду на пару дней? Если похороны будут здесь, я не хочу оставаться на них.

— Это будет странно воспринято, Эдвард. Все знали о ваших отношениях…

— Какое мне до того дело? Ты очень мало во всем этом понимаешь и, кроме своего красавца, не видишь вообще ничего. Что до Кетти… Да, я был с ней резок. Меня преследует мысль, что я не должен был говорить ей того, что сказал, — он потряс головой, точно пытаясь прогнать навязчивое видение, — но что толку теперь об этом вспоминать? И всё же — понять не могу: неужели это так повлияло на неё?

— Ты нравился ей…

— Ей, видимо, нравился не только я…

— Это что, грехи Тесс из рода д'Эрбервиллей? Строишь из себя Энджела Клэра?

— Нет, но она же не вправе была ожидать… — Хэдфилд умолк.

— Ты обидел и Кэтрин, и Элизабет. Ты поступил дурно.

— Элизабет мне совершенно безразлична. Ты можешь сколько угодно мечтать о Райане, но я не женюсь на его сестрице. Никогда. Это исключено.

— Мистер Ральф…

— Мистер Ральф — в могиле, а на планы его сынка мне наплевать. Я не женюсь на Элизабет. Если ты нравишься Райану — ты свободна поступать как угодно, но я не собираюсь воплощать в жизнь планы мистера Райана Бреннана. Я никогда не полюблю его сестру. Если хочешь знать… — Хэдфилд замялся, — я потому и завёл роман с Кетти, чтобы Бетти все поняла и на меня не рассчитывала.

— Боже мой, Нэд, как это ужасно…

Донован увидел, что они повернули к аллее, понял, что брат и сестра сейчас заметят его, и поспешил зайти за массивный ствол старого дуба. Хэдфилды прошли мимо и вышли на аллею. Чарльз же обошёл беседку и сел на скамью у входа.

Что он понял из краткого разговора брата и сестры? Что Хэдфилд считает себя виновным в смерти Кэтрин Ревелл. «Я не должен был говорить ей того, что думал». Чего именно?

Ясно было также, что сердечную тайну имеет и Энн. Она влюблена в кого-то в доме и потому не хочет уезжать. Судя по всему, это мог быть только Райан Бреннан, ибо вряд ли, по мнению Донована, её мог покорить Томас Ревелл: тех нескольких наблюдений, что Чарльз сделал в доме Бреннанов, хватило, чтобы понять, что это недалекий и, похоже, не очень приличный человек, недаром же покойный Мартин заподозрил его в жульничестве в покер. В этом юноше и в правду было что-то от шулера и жиголо.

А впрочем, разве любовь предсказуема? Разве осмысленно выбирает? Но Донован не заметил ни в Райане Бреннане, ни в Томасе Ревелле склонности к Энн Хэдфилд.

Впрочем, он не замечал и любви Эдварда к Кэтрин Ревелл… Плохой с него наблюдатель.

Но последнее признание Хэдфилда было подлинно страшным. Сестра была права: глубоко безнравственно заводить роман с одной женщиной только за тем, чтобы досадить другой! Да еще и после высказывать какие бы то ни было претензии девице! Стало быть, подлинно влюблён Хэдфилд вовсе не бал? Что за подлец…

Донован поднялся и медленно пошёл в дом, отметив, что усадьба, обычно полупустая, сегодня оживленней обычного. По коридору сновали горничные, во дворе мелькнули грум и конюхи. Донован поднялся в комнату с мольбертом. К его удивлению там уже был Патрик Бреннан. Насупленный и мрачный.

— Я просто подумал, что здесь тихо, — обронил он вместо приветствия.

— А когда похороны?

Бреннан поморщился, но нехотя рассказал, что вчера послали нарочного к тете Лавинии в Уистон, а в храме возник скандал: отец Ричард О'Брайен отказался отпевать самоубийцу. Тетя Винни приехала утром, Райан сказал ей, что не сумел уговорить священника отслужить панихиду, да и все, кто знает отца О'Брайена, понимали, что это пустой номер. Хорошо ещё не сказал, что труп надо выкинуть посреди трёх дорог — с него бы сталось. Ведь Уильяма он так и не отпевал. Тетя Лавиния кричала, рыдала в голос, потом — упала в обморок. В итоге Райан обратился к доктору Мэддоксу, чтобы тот исправил медицинское заключение, указав, что причина смерти — несчастный случай. Девица ведь могла просто потянуться за гроздью винограда и выпасть в окно. Напиши медик так — Кэтрин можно будет похоронить в Уистоне. Но Тимоти Мэддокс тоже упёрся и не пожелал. Тут тетя Винни в обморок снова упала. В общем, снарядили подводу — тело отвезут в Уистон. У Лавинии там знакомый священник. Может, и удастся похоронить по-человечески…

— Мисс Шарлот и мисс Летиция едут с ней? — Донован подумал, что именно в отъезде Лотти и заключена причина дурного настроения Патрика.

Но тут Чарльз, к своему удивлению услышал, что сестры Ревелл уговорили мать позволить им остаться.

— Поедет Томас, поможет матери с похоронами, он сказал миссис Ревелл, что сестрам нечего делать в Уистоне.

— Но, мне кажется, матери поддержка дочерей была бы не лишней, — осторожно заметил Донован, но Патрик, погруженный в размышления, казалось, не расслышал его. — А как вы думаете, мистер Бреннан, что случилось с мисс Кэтрин? Мисс Шарлотт не знает, что могло произойти?

Этот вопрос живописца Патрик услышал.

— Нет. Она сама недоумевает. И Летти — тоже. Утром накануне она веселая была, смеялась. Я с ней говорил в парке — тоже ничего особенного не было. Может и вправду-то — несчастный случай?

Донован торопливыми мазками завершал портрет.

— А что, мистер Хэдфилд… был влюблён в мисс Кэтрин? — из разговора брата и сестры он знал ответ на этот вопрос, но хотел услышать и мнение Патрика.

— Да Бог его знает, — мрачно бросил Патрик, — но она его не жаловала, куда он не пригласи — отказывала, хоть, впрочем… — Он задумался. — Чёрт этих девиц разберёт. Может, просто кокетничала да цену себе набивала?

Донован промолчал, не зная, что сказать. Интересно, спросил он себя, а как мистер Патрик Бреннан оценивает поведение мисс Шарлотт Ревелл? По его мнению, она тоже набивает себе цену? Но Чарльз понимал, что на подобную тему с Патриком говорить глупо.

Наконец, заговорил снова, теперь — совсем о другом.

— А мисс Хэдфилд… Она дружила с сестрами Ревелл?

— Энн? — мрачно спросил Бреннан. — нет, эта гордячка никого, кроме себя, не видит. Хотя по началу, они вроде подружились, но скоро всё кончилось. Месяц или два вообще сквозь зубы с ними разговаривала. Особенно с Летицией.

Донован понял, что глупо спрашивать мистера Патрика Бреннана о причинах размолвки девиц: обвиняя мисс Хэдфилд в эгоизме, сам он ничем, кроме себя и своих дел, видимо, не интересовался.

— Мистер Джозеф тоже мало общался с племянницей?

— Джо? Он редкий прохвост. Все лебезит перед Райаном, подлизывается к племянничку да деньги клянчит. И перед Бесс выслуживается. Он знает, кто в доме хозяева. А до остальных ему дела нет.

Донована стал раздражать этот несносный человек, осуждавший всех вокруг за те пороки, коим в немалой степени был подвержен и сам. Чарльз торопился закончить портрет, тем более что надеялся после писать Райана, с лица которого намеревался сделать не менее десятка эскизов. Портрет Патрика не нравился ему самому: хоть сходство было уловлено точно, полотно несло печать отторжения живописца от модели, и бороться с этим Донован не мог.

По счастью, Патрик понимал в живописи не более чем в охоте. Он удовольствовался явным сходством и ничего больше не требовал.

Между тем на ланч семья не собиралась, миссис Ревелл, которую Донован увидел только из окна своей комнаты, уезжала. Томас должен был забрать тело сестры из полицейского морга, и потому он с подводой уехал раньше. Проводить миссис Лавинию Ревелл вышли ее племянник Райан и его мать, мисс Бесс, обе дочери миссис Ревелл и Патрик Бреннан. Донован заметил, что у окна на втором этаже появился Эдвард Хэдфилд, но вниз он не спускался. Мисс Энн нигде не было видно. Джозеф Бреннан тоже не удосужился попрощаться с сестрой.

После отъезда миссис Ревелл и её сына, в доме воцарилась тишина, все разбрелись по своим этажам, и только мисс Бесс зашла в комнату, где работал Донован. Несколько минут Элизабет рассматривала портрет младшего брата, потом проницательно улыбнулась.

— Патрик вам не очень понравился, не так ли?

Донован, уже имевший случай убедиться в уме леди, не стал лукавить.

— Он мало располагает к себе. Но кто следующий? Мистер Бреннан?

— Наверное. Завтра утром он должен съездить по делам с Лидсом, но во второй половине дня будет свободен.

Чарльз поднял глаза на Бесс Бреннан.

— Мисс Бреннан, а… почему, по-вашему, погибла эта девушка?

Элизабет его вопрос не обескуражил. На её лице не дрогнул ни один мускул, однако, когда её глаза встретились с глазами Донована, Чарльз почувствовал, что бледнеет. В глазах Бесс мелькнуло что-то змеиное: умное, ледяное, гипнотическое.

— Причиной безвременной гибели, мистер Донован, чаще всего бывает непростительная глупость. Реже — нелепая случайность. Порой — Божий промысел или даже рок. Но я полагаю, что в этой смерти ничего рокового нет.

Как и многие фразы Элизабет, эта звучала весьма двусмысленно, однако, в ней было и нечто пугающее.

— А это правда… — Чарльз опустил глаза, — что ваш брат хотел, чтобы девушки уехали? Мистер Бреннан сказал «будь проклят тот день, когда тетя Винни посадила нам на шею свой выводок. Хотел ведь отослать их, так нет же…» Он точно хотел их отослать?

Элизабет улыбнулась и мягко пояснила:

— Срок визита кузин оговаривался отцом с тетей Лавинией. Предполагалось, что они проживут у нас полтора-два месяца. Но когда отец умер, и мы полагали, что сестры Ревелл должны вернуться к себе. В доме был траур, нам было не до них. Но они… — лицо Элизабет стало непроницаемым, — выказали желание остаться. И братья… тогда на похороны приехали все, и Патрик, Мартин и Уильям не поддержали Райана. Мистер Бреннан не любит склок и ссор, и предпочёл уступить братьям.

— А вы тоже хотели, чтобы они уехали?

Элизабет кивнула.

— Да, мне тоже было не до гостей. Но, должно быть, кузинам несладко в Уистоне. Это ведь совсем захолустье.

— Поэтому они и сейчас не захотели возвращаться?

— Надо полагать.

Мисс Элизабет простилась с ним и вышла.

У Донована осталось странное впечатление от этой встречи, и когда он возвращался в Церковный дом, то долго вспоминал глаза Элизабет — умные и ледяные, несмотря на их тёплый цвет жженого сахара. Ему не показалось, что она лгала — скорее, Донована удивила её прямолинейная и жестокая искренность, которая, однако, импонировала ему куда больше себялюбивого равнодушия мистера Патрика Бреннана.