Ночь святого Кондратия

Мышык Лев Федорович

Если отец твердо вознамерился выдать вас замуж за человека, которого вы, во-первых, не видели никогда в жизни, а, во-вторых, заранее невзлюбили, то что вам остается? Правильно! Призвать Нечистого и заставить его все сделать по-вашему!

 

Глава 1

— А я сказал, что выйдешь!

Латная перчатка оставила вмятину на дубовой столешнице. От удара немного великоватая баронская корона наехала на глаза, и поправлять ее пришлось второй рукой.

Разгладить этой же рукой морщины у барона не получилось. Он вздохнул, покосился на свой недавно штопанный упелянд (Все лучшее — дочке, она хотя бы не коренастая, как я — а стройная, вся в мать… Правда, и капризная. В нее же…)

Барон откинул со лба темные с проседью космы и повторил, выпячивая челюсть:

— Замуж! И нечего тут мордой крутить!

После чего повторно громыхнул в столешницу крепким кулаком — кулак этот прекрасно помнили все соседи барона, и все залетные рыцари, которым не свезло стоять против него на турнирах.

Дочка скуксила красивое личико, сглотнула слезы:

— Но он же старый! Тридцать лет уже!

— Двадцать восемь! — рубанул отец, — Да я в его годы! На коня без стремян запрыгивал! А уж скольких пере… Перецеловал, — покраснел отец.

— Но он же служит дьяволу! — дочка перекинула длинные светлые волосы через руку, поднимая повыше, чтобы не волочились по полу.

— Причешись, — мрачно прогудел барон. — И косу заплети.

— А святой отец тоже говорил, что граф Дебиан служит дьяволу!

— А отцу Теребонию на моей земле лучше бы следить за добронравием поселян. А не лезть в семейные дела… — совсем успокоившись, барон почесал нос латной перчаткой. И перечислил дочери ожидаемые выгоды брака:

— Замужество с графом. Титул. Он принят при дворе — наш род славен доблестью, а Дебианы больше по дипломатической части. И уж им-то король обеднеть не позволит.

Девушка молитвенно сложила розовые ладошки перед высокой грудью:

— А любо-овь?

Отец вздохнул:

— Вот я сгребу все твои романы. И в топку!

И резко переменил тему:

— Утром помолвка. Посидишь запертая в покоях. Нынче ночь святого Кондратия, нечего шастать по двору.

Падать в обморок и заламывать руки Зафира не стала: давно узнала, что на отца не подействует. Разве что можно напроситься на аккуратную порку — через мешок, чтобы перед помолвкой кожу не попортить… Как будто кобылу перед ярмаркой, фу!

Глодаемая сразу возмущением, бешенством, обидой и страхом перед замужеством с дьявольским графом Дебианом, девушка поднялась в свои покои на верхушке главной башни. Перейдя из гулкого, холодного главного зала в уютную комнату, Зафира рухнула в кресло перед пылающим очагом, и, обняв большую полосатую подушку, предалась отчаянию.

Высоко над головой замковые часы принялись отбивать вечернюю стражу. Душный вечер предвещал ночную грозу. В узкое высокое окошко протянулись последние лучи заходящего солнца, высветив давно знакомые лица на гобеленах. Вот предок-основатель замка… Полторы тысячи лет, подумать только! И доспехи на нем странные: кираса округлым бочонком, руки-ноги в железе, но локти с коленями по древней моде не прикрыты щитками. Шлем несуразный, с огромным вырезом перед лицом… Наверное, тогда не сражались копьями. Но ведь и меча у него тоже нет! Может, он волшебник?

Или…

Или вообще чернокнижник… Сохрани и помилуй святая Беос! Пусть мужчины об этом думают! Лучше посмотреть на гобелен правее, где знаменитая баронесса Гизелла проезжает городом, прикрытая одними волосами. А мелкие фигурки подданных стыдливо отворачивают лики от ее непорочной красоты… Город вырос лет через пятьсот, как говорил замковый учитель. А еще через пятьсот лет предки Зафиры впервые прославились, отбивая нашествие Песчаных. И с тех пор главной добродетелью баронов Рыск сделалась непревзойденная воинская доблесть… Зафира вспомнила, что папа мечтал о сыне, но после первых родов мама заметно ослабела, и больше детей не появилось. Ну, не считая бастардов. Фу, воспитанные девушки не заговаривают об этом к ночи…

Кстати, не пора ли ложиться спать?

О нет, она, разумеется, не заснет этой ночью! Зафира будет рыдать, сетовать на судьбу, проклинать жестокосердие отца, перемывать кости жениху…

Девушка стукнула в медную тарелочку, вызывая камеристку:

— Константа!

В самом деле, не в одиночку же перемывать кости дьявольскому графу Дебиану! Чтоб у него отсохло… То самое, что воспитанная девушка едва не произнесла вслух.

Вошедшая камеристка согнулась в положенном поклоне:

— Госпожа изволит одеваться ко сну?

— Что за глупые вопросы! — Зафира раздраженно дернула изящной ручкой, — Я ни за что не засну! Ни сегодня! Ни завтра! Я никогда не засну! Меня выдают замуж.

— Понимаю, — камеристка улыбнулась.

— Да как ты смеешь!

Константа пожала пухлыми плечами:

— Все мы люди… Все в юности сено мяли…

— Твоя юность пятнадцать лет как закончилась, — отрезала Зафира, пересаживаясь к драгоценному зеркалу из самого Запроливья. Овальное зеркало высотой в целый локоть — по слухам, даже король столь огромного зеркала не имел! — удерживали в медной раме два круглощеких златокудрых ангелочка. На их растопыренных крылышках догорал последний луч закатного солнца.

Зафира с удовольствием сравнила себя с Константой. Носик у баронской дочери вздернутый, щеки с ямочками, глаза истинно благородные: ночью глубоко фиалковые, днем же льдисто-синие. У простолюдинок — вот у той же Константы — глаза всегда одного цвета. Да и фигура Константы отличалась от Зафириной, как капуста от розы. Собственно, по фигуре баронская дочь Константу и выбрала. А еще камеристка была в курсе всех замковых и деревенских новостей, которыми охотно делилась с госпожой. Кроме того, Константа превосходно укладывала длиннющие светлые волосы Зафиры. А отец ставил в пример аккуратность, хозяйственность и веселый нрав Константы.

— И вообще, — капризно протянула Зафира. — Этот граф Дебиан — слуга дьявола! Так говорит отец Теребоний, а он человек ученый! Вот скажи, Константа… Неужели отцу не жаль! Меня, — девушка хлюпнула носом, — кровиночку… Сиротку! Отдавать в загребущие волосатые лапы слуге дьявола!

Константа пренебрежительно хмыкнула:

— Подумаешь, слуга! Ваш благородный предок-основатель изгнал самого дьявола из этого вот самого замка! — камеристка притопнула башмачком телячьей кожи по лохматому ковру, тоже добытому бароном в одном из бесчисленных походов.

— Известно ли госпоже, — Константа шумно вздохнула, — что именно сегодня, в ночь святого Кондратия, весь замковый двор превращается в адские врата? Именно в них в незапамятные времена…

— Полторы тысячи лет, — поправила баронесса.

— Ну, вы же ученая… Так вот, ваш предок изгнал самого дьявола в эту самую ночь! И с тех пор никто не выходит во двор в полнолуние святого Кондратия!

Тут до Константы дошло, что сегодня же и в самом деле адское полнолуние! И камеристка живо сменила тему:

— И к слову, госпожа, — подмигнула пампушка, зажигая очередной светильник, — Говорят, что у слуг дьявола с этим самым… Хм… Ну…

Зафира залилась краской.

— В общем, штуковина у них, как у жеребца вашего батюшки, — Константа и сама зарозовела. Баронская дочь возмутилась:

— Фу, что за пошлости! Расскажи лучше про изгнание!

— Батюшка выдерет.

— Сначала я тебя выдеру, — Зафира схватила медную кочергу перед очагом, — Я велю! Исполняй!

Константа бережно перехватила кочергу:

— Ах, это такое дорогое зеркало! — и чуть не ляпнула вернейшую примету: “разбить зеркало — семь лет замужней не бывать”. Как пить дать, баронская дочь расколотила бы драгоценность, и плевать ей, что в том походе батюшка пол-дружины потерял… Убрав кочергу от греха за спину, Константа с важным видом воздела указующий перст к сводчатому потолку:

— Расскажу, так и быть. Во-первых, в тот день грохотала страшная буря…

* * *

Страшная буря ревела в широком кольце замковых стен. Ветер, казалось, даже топорщил черепицу на крышах, молнии сверкали ежеминутно. В ушах отдавались то раскаты грома, то рев ливня в каменных водостоках, то налетающее со всех сторон эхо. Студеная мокредь пробирала до костей, хотелось спрятаться под сухим пушистым одеялом, и чтобы вместо резких ужасных молний тихо и тепло горел камин. А голову еще и подушкой укрыть, чтобы не так страшно, и липко, и противно!

Зафира бы даже прислушалась к уговорам Константы и вернулась обратно, если бы смогла их разобрать в непрестанном грохоте и реве бури. Камеристка подобрала пышные юбки до середины пухлых бедер, но так и не решилась ступить в залитый выше колена двор. Баронская дочь, отважно изготовив иголку (надо же для ритуала добыть каплю крови), встала на предпоследней ступени крыльца, и прокричала в бушующее небо:

— Во имя святой Беос, святого Кондратия, и ангела Рыска! Я, пятьдесят девятая в благородному роду Рыск именем предка-победителя, и этих священных камней!

Зафира вытянула свободную от иголки руку, и та сразу наполнилась водой:

— Призываю поверженного нечистого!

Девушка откашлялась:

— Да придет он служить мне, как подобает побежденному врагу по законам рыцарства!

Сняв пояс, и отрезав таким образом путь к отступлению, Зафира крикнула во всю силу легких:

— И пусть он избавит меня от графа Дебиана!

Перехватив иглу наизготовку, девушка отважно соступила с крыльца — и тотчас шлепнулась в бурлящую темную воду. Игла воткнулась… Куда-то воткнулась, точно. Потому как пятьдесят девятая в роду со звонким хлопком (который мало что прибавил к окружающему шуму) исчезла из глаз ошеломленной Константы.

От изумления Константа выпустила из рук подол, и тот сразу же набрал воды. Камеристка лихорадочно забормотала молитвы всем святым, которых смогла припомнить. Шагнула было звать на помощь — да припомнила, как вытолкнула ключ из скважины замка на просунутый под дверь каминный совок. А теперь придется сказать барону, по чьей вине все пошло псу под хвост? А барон в гневе, пожалуй, пострашнее дьвола будет.

Решив так, Константа бесстрашно шагнула вслед за хозяйкой. Правда, зажмурилась.

* * *

Разжмурившись, верная камеристка вознесла еще одну молитву. Любимая госпожа оказалась рядом и вполне живой. Нисколько не смущаясь местом, где обе они оказались, Зафира топала насквозь промокшим сапожком и облизывала проколотый иглой палец:

— Ой, больно же! И мокро! Ой, я ранена! У меня кровь!

Константа выхватила из рукава платочек, отжала, и кинулась перевязывать пострадавший мизинец хозяйки:

— Госпожа, не гневайтесь. Вот, уже и не болит…

Константа снова задрала юбку, вытирая подолом заплаканное лицо Зафиры, наспех отжала длинные светлые волосы. Подумала, что все это зря, потому что дождь.

И только тут заметила, что дождя и ветра больше нет.

Огляделась.

Женщины находились в огромной пещере. Они стояли в правильном колдовском круге, огороженном заборчиком высотой по колено. Величина круга подозрительно совпадала с величиной замкового двора баронов Рыск.

Вокруг чародейской плеши пещера простиралась сколько хватало взгляда. То ли со стен, то ли со сводов пещеры мерцали белесые могильные огни.

Непроизвольно Зафира и Константа встали спина к спине, широко распахнув рты и глаза.

— А тут что-то жарко… — пролепетала дочь барона, — И пахнет странно…

— Так это что, — сообразила Константа, — Не дьявол к нам, а мы к нему?

Схватившись за щеки, служанка присела и завыла:

— Ой, ма-амочки… И-и-и-и-и…

Вытье Зафира оборвала подзатыльником:

— Да мой предок самого дьявола гонял! Не позорь имя Рыск!

Но тут же и сама побелела, разглядев сквозь мерцающие переливы замогильного света грозные очертания разнообразных адских тварей. На всякий случай, Зафира приготовилась упасть в обморок, но тут поняла, что все твари неподвижны.

— Да это же просто чучела! Как у моего батюшки в охотничьем домике.

— Только длиннее… — пробормотала Константа, видевшая в охотничьем домике у барона не одни чучела.

Между тем, дочь барона храбро переступила оградку, подойдя к ряду обездвиженных колдовством чудовищ. Среди которых на удивление заметила зайца высотой с коня, лягушку шириной с карету, и даже что-то медведеобразное, ростом вообще чуть ли не с замковую башню.

Боясь оставаться одной посреди адского круга, Константа тоже перебралась через оградку и подошла к госпоже. Оглядев зайца, камеристка прикрылась все той же юбкой, из-за которой возмущенно сверкнула глазами:

— Срамота!

— Это же нога, — удивилась Зафира.

— Пятая?

— Ну… А ты что, считать не умеешь?

Константа зафыркала. И тут же уронила подол:

— Ой! А там рыцарь!

Женщины подбежали к очередной застывшей фигуре, все больше удаляясь от портала.

— Ой! — запричитала Константа, — А он заколдованный! А его надо целовать! А он не шелохнется! Ой, госпожа, целуйте его скорее!

Зафира покраснела:

— А чего я?

— Но вы же благородная! А он же рыцарь! Вон, цепь и шпоры! — в доказательство камеристка тронула изваяние рукой. Вместо ожидаемой холодности доспехов, Константа ощутила под рукой как будто мыльную пленку. Дочь барона надула губы:

— Мне что, в забрало его целовать? А вдруг он старый, как батюшка? Или тоже козел, как граф Дебиан? Ничего же не видно!

Зафира подула себе на плечи, отгоняя бесов. То же сделала и камеристка. Наваждение не развеялось.

— Если дьявол не идет к девушке, — дочь барона вздохнула. — Придется выковыривать его из логова… Видимо, даже капля крови благородных баронов Рыск приводит порождение ада в ужас.

Константа не почитала рыцарские романы:

— А может, вернемся? Вы же доказали свою храбрость. Дьявол вас избегает — тем хуже для него.

Зафира топнула ножкой:

— Но кто же избавит меня от графа Дебиана?

Посмотрела на камеристку и задумалась: мягкое упорство Константы всегда одерживало верх. А тут еще служанка выложила козырь:

— Если мы до конца бури не вернемся, батюшка заметит наше отсутствие! Дьявол даже боится показаться вам на глаза. А батюшка ваш не таков!

— Ну… Хорошо… — Зафира сдалась. — Но по рыцарским канонам я хотя бы произнесу вызов! Вот!

Обернувшись к рядам немых жертв адского колдовства, дочь барона снова закричала, будто превозмогая грозу:

— Во имя святой Беос, святого Кондратия, и ангела Рыска! Я, пятьдесят девятая в благородному роду Рыск именем предка-победителя! Призываю поверженного нечистого!

Откашлялась и добавила:

— Враг рода людского, выходи!

И тут появился Дьявол.

 

Глава 2

И ад следовал за ними, гремя по железному полу когтями десятков коленчатых лап. Зафира привычно завизжала. Константа скинула передник, скрутила мокрую ткань в тугой жгут, взвесила на руке. Кроме господина барона, Константа не боялась никого и ничего: ни крыс, ни пауков, ни вот этих скользких противных сколопендр дьявольской рати.

Тем более, что за спиной все еще надрывалась горемычная дочь барона, и бросать ее на съедение адовой рати Константа не собиралась.

Привычно перетянув жгутом пару ближайших сколопендр, она удивилась неправильному звуку. Порождения преисподней рассыпались на куски со звонким сухим клацаньем, как оброненная бронзовая кочерга.

— Ты что творишь! — заорал Дьявол, перепрыгивая застывшее войско, и хватая служанку за оба запястья. В последний миг перед обмороком, Константа успела еще удивиться, какие у Врага пушистые ресницы и красивые глаза.

А потом корпулентная камеристка, в которую вцепился Дьявол, повалилась на визжащую хозяйку, а та на заборчик. Куда девался заборчик, никто не заметил. Зафира оказалась в самом низу, и визжать перестала: вес шестипудовой камеристки напрочь выбил из нее дух. Сверху на кучу-малу улегся Дьявол, так и не выпустивший добычу.

Гром недоуменно проворчал где-то поодаль. Дождь ощутимо стих, но лужа оставалась глубокой и холодной, так что Константа быстро опамятовалась. Стряхнув с себя Дьявола, верная камеристка выудила из воды Зафиру, и шлепком по спине вернула ей способность дышать:

— Госпожа! Вы целы?

Зафира только икнула. Полыхнула очередная молния. Девушки с ужасом осознали, что дьявол им не привиделся. Вот он, трофей: стоит согнувшись, растирая правое колено. Слабеющий дождь стекает с черной блестящей шкуры.

Молния погасла. Девушки подули себе на плечи, отгоняя нечистую силу. При следующей же вспышке они увидели, что это не помогло. Дьявол уже выпрямился и пялился на них, выбирая, должно быть, которую съесть первой.

Константа пихнула баронскую дочь к двери:

— Бегите, зовите стражу!

Но дьявол со стоном шагнул наперерез; девушки ойкнули.

— Сгинь! — замахнулась Константа скрученным передником, который так и не выпустила из рук, — А то стражу позову!

— Стой! — спохватилась Зафира, — Какая стража! А кто меня спасет от графа Дебиана? За что я кровь проливала?

Ответ Константы смазал рокочущий гром.

Дьявол отлепил от лба промокшие волосы:

— А места посуше здесь нет?

— Замерз, вражина? — тут Константа сообразила, что лучше и правда убраться со двора, пока господин барон не обнаружил отсутствия любимой дочери. Подтолкнув Зафиру в сторону конюшен, служанка свободной рукой поманила Дьявола, думая, что в темноте тот видит не хуже кота.

В конюшне, правда, слепиться нужды не было: горел фонарь, потому что породистые кони боятся спать без света. Пахло сеном и лошадьми. Первым делом камеристка завернула Зафиру в толстую сухую попону, закутав с ног до головы, как младенца.

— Госпожа, под попоной снимайте все мокрое!

— Она же жесткая! — возмутилась баронская дочь, — Она мне кожу поцарапает! И вообще, здесь мужчина!

— Да какой он мужчина! — Константа подтащила вторую попону, для себя, и принялась без малейшего стыда скидывать мокрую одежду, — Он же дьявол!

— Не беспокойтесь, — кивнул освоившийся Враг, — Уверяю, что видел не только голых женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей.

Зафира с писком обрушилась в сено, накрывшись попоной с головой, и оставив хлопоты на камеристку. Как обычно.

— Я с тебя самого сейчас кожу сдеру, — не слишком уверенно пригрозила Константа, — Вон какая гладкая, и дождь не берет!

Камеристка яростно выкрутила юбку прямо под ноги Дьяволу. Тот отступил на полшага, и чуть ли даже не потупился. Закончив с развешиванием выжатой одежды, Константа завернулась в свою попону. Тут очнулась Зафира:

— И вообще! Я тебя призвала! По ритуалу! Кровь пролила! И ты обязан меня слушаться!

— С чего бы это? — нахмурился Дьявол, присматриваясь к самоцветному пояску среди мокрых тряпок. В слабом свете фонаря поясок не поражал красотой, но Дьявол и рассматривал его, как будто видел раньше.

— Ага, узнал! — торжествующе выдохнула баронская дочь, — Этим амулетом благородный предок баронов Рыск изгнал тебя, Дьявола…

— Да не дьявол я!

— Ври больше! Вон у тебя хвост!

— И шкура! Черная от адского пламени!

Дьявол снова потер правое колено. Присмотрел себе чурбак, уселся, закинув хвост на руку, и сказал:

— А теперь все сначала мне расскажите. По порядку.

— По порядку долго, — ответила практичная Константа, — Пока все расскажем…

— Петухи проорут! — встряла Зафира.

— И чего?

— Ну ты же нечистая сила! — как ребенку, попыталась втолковать красавица, — Сгинешь.

— Сгинет он или не сгинет, — Константа начала догадываться, что в рассказах о дьяволах не все так просто, — А вот батюшка, пожалуй, увидит, что нас нет.

— Упорхнула птичка из гнезда, — прибавила начитанная Зафира.

— И тогда батюшка возьмет ремень пошире этого, — камеристка кивнула на тускло блестящую штуковину.

— А мне-то чего? — дьявол попытался прикинуться дурачком, но Константа живо это пресекла:

— Так ты же похитил благородную Зафиру из Рысков!

— Я?

— Я тебя вызвала, — решительно вмешалась упомянутая Зафира, — Вот и служи мне! Хотя бы перенеси нас куда-нибудь, где мы сможем должным образом поведать о нашей злосчастной доле!

Вскочив, Зафира умоляюще протянула руки:

— Спаси же меня от мерзкого графа Дебиана!

Попона развернулась и свалилась. Тусклый свет фонаря блеснул на нежной коже. Наготу сейчас же прикрыл каскад волос — точь-в-точь, как на гобелене с несчастной баронессой Гизеллой.

— Да хранит нас пресвятая Беос, — выдохнула камеристка, дуя себе на плечи, — До утра осталось всего ничего! Дьявол ты или нет — сделай что-нибудь.

— Полночь прошла… — призадумался Враг, поигрывая хвостом, — Ко мне мы сейчас не попадем.

Константа снова подула на плечи:

— И не надо! Ой…

Дьявол поглядел на поясок Зафиры:

— А вот этот амулет нам поможет… Ну-ка, красавицы, крепко возьмите меня за руки.

Девушки заколебались. Долетел скрип открывающейся двери.

— Конюх! — аж присела Константа. И решительно ухватила дьявола за руку. Через несколько мгновений тягостной тишины раздался вопль:

— Здесь ведьмы! Ведьмы! К оружию!

Тут и Зафира перестала раздумывать, повиснув на второй руке Врага.

Поскольку руки оказались заняты, Дьявол ухватил самоцветный пояс хвостом. В конюшне раздался громкий хлопок. Сейчас же кони, до той поры смирно дремавшие в денниках, заржали, завизжали, замолотили копытами воздух.

* * *

Воздух в новом помещении оказался теплым и пыльным. В неверном свете колдовского зеленого огонька едва различались кирпичные своды просторного зала. Несколько грубо побеленных колонн поддерживали невысокий потолок. Пожалуй, Зафира могла бы даже допрыгнуть до потолка. Если бы ее удалось отцепить от руки Дьявола. На второй руке так же цепко висела Константа. Увесистая камеристка ощутимо наклонила Врага в свою сторону.

Спустя несколько мгновений, путешественники поняли, что никто на них не бросается. А также поняли, что попоны с ними не перенеслись. И вообще, вся одежда так и осталась сохнуть в конюшне.

Константа представила себе отца Теребония, кропящего развешанные по всей конюшне нижние юбки, засмеялась, и наконец-то отпустила руку Дьявола.

— Точно батюшка на нечистого подумает! Нас-то нету, а одежки-то вот они!

— Ой! — Зафира укуталась в светлые волосы, благо, было во что. — Какие “вот они”? Мы здесь, а наряды на конюшне остались! И конюх кричал про ведьм… Ой, что бу-удет…

Дьявол, не обращая внимания на девичью наготу, разглядывал обычнейшую стену, пробуя камни кладки. Даже бормотал в нос ужасные заклинания. Колдовство удалось: из стены выдвинулся большой камень, за которым Дьявол принялся рыться, удвоив усилия.

Константа, тоже оглядевшись, поняла, что ей не мерещится. И вот эта беленая стенка в двух шагах — теплая. Блаженно зажмурившись, камеристка прильнула к теплым камням:

— А я знаю, где мы!

Зафира тоже сделала робкий шажок к теплу:

— И где же?

— Это печка в подвале нашей церкви! Вот, помню, как мы дрались за право ее белить!

— Дрались? — Дьявол удивился.

— Ну как же, это же работа для святой церкви. Почетно. Да и грехи искупает. Ну, мелкие… Стой! А как же ты в церкви не изошел дымом? — Зафира даже высунула из-под волос обвиняющий перст, уперев его почти в обтянутую чертовой кожей спину.

Дьявол повернулся. В руках он держал наколдованную одежду:

— Вот. Достал. Одевайтесь, красавицы.

Зафира покраснела до корней волос. Константа даже не моргнула.

Одежда оказалась деревенская: штаны да рубаха, что с точки зрения скрытности, практичная камеристка всемерно одобрила. Но вот материал! Гладкий, прочный, соединенный колдовством без единого шва!

Тут Константа спохватилась, что Зафира ждет, пока ей помогут одеться. И принялась за свои прямые обязанности. Между тем Дьявол добыл из стены короткие полосатые чулки — не выше щиколотки, смех и грех. И мягкие шнурованные ботиночки, совершенно не подходящие под деревенский костюм. Да такая обувь графьям впору! У баронов и то не у всех!

Впрочем, чего и ждать от Князя Мира Сего, не он ли повелитель всех сокровищ земных? Что ему из каменной стены исторгнуть дорогие наряды или горшок с золотом…

“Все врут легенды,” — грустно подумала Константа — “И церкви нечисть не боится, и хозяйства длиной в локоть не имеет. Вообще никакого не имеет. Совсем бесполезный получается дьявол.”

— Теперь-то вы мне расскажете, что происходит, и чего мы убегаем? И от кого?

Константа мило улыбнулась:

— Нам бы и отсюда пора поторопиться. Это же церковный подвал, и скоро заявится истопник, вот эту печку топить… Ой, а я-то еще не одета!

Даже в скромном свете зеленого колдовского огонька женщина изогнулась так сооблазнительно, что Дьявол сглотнул, отвернулся — и уперся взглядом прямо в столь же привлекательно потягивающуюся баронскую дочь. Заправив за ушко волосы, Зафира стрельнула в Дьявола глазом. Враг потупился.

— Э-э… Господин Дьявол…

— Кстати, как ваше имя? — перебила Зафира, — Не можем же мы называть вас Дьяволом и Врагом прилюдно.

— Юрий, — буркнул окончательно смутившийся Дьявол и Враг.

— О, как родовое имя его величества! — удивилась Зафира.

— Господин Юрий, — пресекла крамолу Константа, — Нельзя ли мне рубашечку… Поразмернее?

Обернувшись, Юрий едва не подавился слюной. На роскошной груди Константы простенькая рубашка не сходилась. Очевидно задумавшись, Дьявол некоторое время поигрался хвостом… Снова полез в дыру за камень, пошуршал чем-то… Вынул и протянул женщине сверток.

— О! — сказала Константа, затянув боковую шнуровку, — Другое дело. А где такое шьют?

Дьявол пожал плечами и попытался вернуть разговор к главному:

— Так чего мы бежим?

— Ох, нам и правда надо бежать! — Константа схватилась за щеки. — Или вы сможете нас отсюда тоже перенести?

— Перенести куда? — рыкнул Дьявол. — От кого мы бежим?

Зафира хлюпнула носом:

— Батюшка замуж отдае-ет… За графа Дебиа-а-ана. За стари-икашку-у чернокни-ижника! Он проти-ивный и урод! Я его бо-ю-у-усь!

— Нам надо бежать в такое место, — спокойно добавила Константа, — Где мы спокойно поговорим, спокойно отдохнем… И чтобы никто нас там не искал!

Дьявол почесал хвостом блестящие кудрявые волосы:

— А где в окрестностях такое место? Ну, кроме моего… Хм, дома?

Девушки переглянулись. Дьявол договорил:

— Да и попасть в мой дом можно только через двор, куда вы меня втащили.

— Оно и понятно, ночь же святого Кондратия вот-вот кончится! — Константа снова подула на плечи, отгоняя Нечистого. Засунула пальцы в пышные волосы, будто подгоняя мысли в голове:

— На колокольню влезут. Лес… Прочешут. Можно бы одежку нашу сложить на мостках, вроде как утопились…

— Папенька не переживет!

— Какую одежку? — скривился Дьявол, — Что сейчас в конюшне сохнет?

— Ой… Да…

— А местные отшельники, браконьеры там…

— Да там точно искать будут… О! Склеп!

Зафира молча, без вздоха, упала в обморок.

Камеристка сунула было руку к поясу, но кошель с привычными мелочами тоже остался на конюшне. Тогда она без суеты отвесила девице пару сочных оплеух, чем тотчас привела ее в себя.

— Ловко! — Дьявол снова вертел в руке кисточку хвоста. Константа зыркнула на него исподлобья:

— В похвалах нечистой силы не нуждаюсь! — и, повернувшись к Зафире, придала голосу побольше убедительности:

— А после рассвета в склепе ничего страшного нет! А рассвет уже скоро! Надо быстро осликов брать у отца Теребония. А то пешком далеко туда!

— Куда — туда? — не выдержал Враг.

— На Песчаную гору, на кладбище. В родовой склеп баронов Рыск, — Константа помогла баронской дочери встать и под локоток повела ее к выходу. — Господин Юрий, а тут дверь заперта…

Смирившийся с судьбой Дьявол вскрыл замок одним взмахом хвоста.

 

Глава 3

— А ваш хвост не может наколдовать еду, приличествующую баронской дочери?

Юрий старательно рагрызал сухой хлебец, поэтому ничего не ответил. Зафира облизнулась, возведя взгляд на каменный свод склепа. Словно бы увидев там вереницу пажей, несущих блюда к столу.

— Утка, фаршированная яблоками… Кабан с ежевикой… Оленина в крапивном соусе…

Константа шумно сглотнула.

— С золотистой корочкой… Соус на золотом блюде. В него хлеб макают, белый, мягкий. И пышный! Суп с форелью. Зайчатина на палочках, сама во рту тает, жевать даже не надо… Клюква с патокой. И она так за ложкой тя-янется…

Тут уже сглотнул Юрий. И подавился крошками.

— А по праздникам лебеди в скляре…

— В кляре, горе ты мое! — поправила камеристка.

— Да хоть в белом вине! — Зафира отвесила губку, — Все равно же нет! Что ты за дьявол, если девушку даже накормить не можешь! Я тебе что, зря душу продавала? Договор кровью скрепила!

Юрий огляделся. Вздохнул и потребовал:

— Никаких больше чудес, пока не расскажете. От кого бежим. Почему бежим. Зачем я крал осликов у святого… Э-э… Теребония, так?

— Так, так, — умильно улыбнулась Константа. — Госпожа, расскажете?

Зафира опять надулась:

— Да сколько можно повторять! Меня выдают замуж! За не-лю-би-мо-го!!!

Эхо покатилось по склепу, и отозвалось далеко-далеко непонятным шуршанием.

— Стерпится-слюбится, — вздохнула полной (ой, полной!) грудью камеристка, — Но вот чернокнижник он. Слуга Дья… Вашей милости…

Константа подперла щеки:

— И что это господину барону в голову треснуло?

— Не смей так батюшке говорить! — Зафира топнула ножкой в новом шнурованном ботиночке. От звонкого голоска ослики в закоулке склепа беспокойно задвигались.

— Тише, госпожа, они же как начнут реветь!

— Да-да, — с умным видом прибавил Юрий, — Ослы могут, я знаю.

— Да бог с ними, с ослами! — и Константа в ужасе прикрыла рот ладонью, ожидая, что дьявол расточится от упоминания имени божьего, и они с баронской дочкой останутся вдвоем на старом кладбище. После нашествия Песчаных сюда сгребли всех убитых врагов без счета и разбора, похоронив в одной большой могиле. После чего на кладбище и начались непотребства. То ночной сторож застанет страшное чудище за пожиранием покойников. То страшное чудище застанет сторожа — и съест, конечно. Никакие усилия отца Теребония не помогли. Даже призванные из столицы экзорцисты, просидев на баронском коште почти целое лето, не сумели изгнать беспокойную нежить. Так что теперь на кладбище старались не забредать даже днем. И поэтому просторный родовой склеп баронов Рыск оказался идеальным укрытием для беглецов. Даже осликов нашлось куда поставить.

Дьявол не расточился. Константа продолжила:

— Так вот, этот самый граф Дебиан проживает далеко на юге, — камеристка махнула рукой в одну сторону. — Слухи про него неприятные. И урод он, и колдун он, и фолианты его кожей девственниц обтянуты. Даже непонятно, за что король его терпит.

Зафира опять вспыхнула:

— Не смей так говорить про его величество! Выпорю!

— Да-да, — сказала Константа, — Непременно. Только потом. И вообще, подумаешь, кожа девственниц.

— Про него рассказывают, — баронская дочь закусила губу и продолжила непривычно тихим голосом, — Что он построил мост!

Юрий подождал продолжения.

— Вот за это король его и милует! — сообразила Константа, — Мосты в королевстве нужны!

— И что, — удивился Юрий, — Подумаешь, мост.

— Ну точно, — удовлетворенно кивнула Константа, — Ваша милость в самом деле Дьявол. Никто же не умеет строить мосты. Вот уже тысячу лет, как.

— То под тяжестью повозок перекосится и упадет, — вступила Зафира, — То паводком снесет по весне. А графский мост уже десять лет стоит.

— Не шелохнется! — прибавила камеристка. Юрий фыркнул:

— Только уши из земли торчат.

— Ну это вам виднее, вы же то порчу наводите, то мост, — Константа поджала губы, — А вот порядочной девушке за таким точно ловить нечего!

— Вот мы и решили вас вызвать! — Зафира воздела перевязанный палец и значительно им покачала, — Чтобы вы приказали вашему прислужнику оставить нас… Меня! В покое.

— Так что давайте, быстренько переносите нас туда. К графу Дебиану. Отдайте приказ. Прямо в его блудливые глаза! И на этом закончим!

— Если к вечеру вернемся, — полностью серьезно сказала Зафира, — Батюшка, может быть, и накажет не сильно.

Дьявол пожал плечами:

— А куда нам надо перенестись?

Константа беспомощно пожала плечами, обернувшись к госпоже:

— А вас же учили…

— Постойте-ка! — прищурилась Зафира, — Разве вы не являлись к Дебиану в пентаграмму? Он же чернокнижник!

Юрий замялся.

— Как вы могли заметить, не я к вам во двор ломился, а вы ко мне. Точно так и другие… Просители.

— А-а-а! — завизжала Константа, припомнив адские статуи, — Так вы их окаменили?

— О! — Зафира захлопала в ладоши, — Так вызовите графа к себе и окамените его тоже. И никуда прыгать не надо.

— Ко мне можно попасть только через ваш замковый двор. И только в ночь святого Кондратия… И тоже только через год!

Дьявол резко щелкнул хвостом, и принялся вертеть и давить его кисточку.

— Впрочем, у этого вашего графа должен быть такой же двор, если вы считаете его моим подручным. Настроенный, к примеру, на ночь святой Беос…

— До которой всего месяц и остался, — Константа привычно подула на плечи, отметив еще раз, что дьявол даже не поперхнулся, произнося имя святой.

— Ну тогда перенесите нас к Дебиану! — не уступила Зафира.

— А где он вообще располагается?

— Госпожа, объясните вы. Вас же учили.

— Ну… — Зафира принялась чертить на крышке пыльного саркофага, пользуясь рыжими лучиками утреннего солнца, проникшими в узкое зарешеченное окно.

— Вот здесь, на краю королевства, наше баронство, — девушка гордо обвела приличный кусок саркофага.

— Вот отсюда приходят Песчаные. Правда, последнее нашествие было еще до моего рождения.

— И до моего, — вставила Константа.

— А где солнце восходит? — поинтересовался Юрий.

— Ну вот здесь же, откуда песчаные лезут!

— Ага. Значит, мы на восточной границе. А Дебиан где?

— Графство здесь, — девушка указала точку намного южнее. — Сам граф… Может быть в графстве, а может быть и в столице. — Зафира указала еще одну точку, примерно посередине между владениями Рысков и Дебианов. — Но заместитель жениха после венчания в нашей церкви… Ну, там где ты одежду наколдовал… Должен был доставить меня в замок Третеваль. Ну, это родовой Дебианов.

— А когда венчание?

— Так вот сейчас должно было происходить, — хихикнула Константа. Враг посмотрел на беглянок другими глазами:

— А вы, оказывается, храбрые.

— Я же баронесса Рыск! — подбоченилась Зафира.

— Ох, как бы нам эта храбрость не икнулась… — пробормотала Константа.

Дьявол опять принялся мять хвост. Сказал сокрушенно:

— Не получается. Вот это место, — он указал один самоцвет в поясе-обереге Зафиры, — давно разрушено. Вон то… Может оказаться под шестью саженями трясины. Здесь и здесь… Есть риск вывалиться посреди толпы людей.

— Не надо! — поспешно сказала Константа.

— А если ночью? — спросила Зафира.

— А я даже не знаю, эти места сейчас в пределах королевства или нет.

— Но ты же Дьявол!

— И чего? Ваш батюшка что, все кирпичи в замковой стене знает лично?

Живот Константы громко заурчал.

— И еще мы есть хотим, — убитым голосом прибавила она.

Юрий поморщился:

— Лебедей в скляре нет. Вот, хлебцы… Очень питательные. И вот вода. Немного. Двинемся отсюда, наберем в колодце или в ручье.

— А у батюшки сейчас завтрак… — протянула Зафира, — Яблоки наливные… Вино белое…

— А еще ремень кожаный с бронзовой пряжкой в четверть фунта весом, — внушительно закончила Константа, — Пейте, госпожа, что есть.

Юрий душераздирающе зевнул:

— И давайте уже поспим хотя бы до вечера.

Сходив к осликам в закуток, принес две попоны. Одну расстелил между саркофагами, подальше от двери.

— Второй накроемся.

— Нет, — сказала Зафира, — Как это я буду спать в одной постели с мужчиной?

— Но нам же нечем укрываться, — забеспокоилась Константа, — Склеп сырой и холодный. Не открывать же дверь!

Зафира подергала себя за нос.

— А тогда пусть между нами меч положит! Ну, как в романе!

— Так ведь у меня нет меча! И вообще ничего нет. Один хвост.

— А давайте я между вами лягу, — Константа решительно устроилась на середине попоны. Пробормотала в нос:

— Мне с обеих сторон тепло будет.

Пошагав туда-сюда, Зафира улеглась тоже. Дьявол подошел к прочной двери в склеп, подергал засов. Убедился, что доски толщиной два пальца нигде не шатаются, и что кованые петли крепко сидят в кладке. После чего вернулся к импровизированной постели, и нырнул под вторую попону. На этом хлопотная ночь святого Кондратия для беглецов закончилась, и скоро в склепе двигались только солнечные лучи, да шумно вздыхали ослики в закутке.

После полудня солнце перешло на другую сторону склепа, и лучи с саркофага исчезли. В склепе потемнело. Умаявшиеся люди продолжали спать.

Ближе к закату ослики вовсе заскучали. Поскольку один из них был осликом, а вторая осликом не была, то занятие себе они нашли быстро.

Правда, занятие оказалось довольно громким. И, как, выяснилось, разбудило не только людей.

Тяжкий удар в дверь едва не внес ее внутрь склепа. Ослики заорали пуще прежнего. Зафира вскочила сразу, прибавив к дуэту четвероногих звучный визг. Дьявол замешкался, выпутываясь из объятий Константы.

— А я что? — вставила камеристка, пока хозяйка набирала воздуха для следующего вопля, — Я только для тепла!

Тут дверь сотряслась второй раз.

— Стра-а-ажа, — прохныкала Зафира, — Нас на-ашли-и… — и ланью унеслась к дальней стене склепа.

Юрий недоуменно покачал головой. Ослики, наконец, заткнулись. Но в наступившей тишине никто не потребовал отворить дверь. Вместо этого третий удар надломил среднюю доску. Сквозь разлохмаченную древесину показались два кривых когтя длиной с кинжал.

— И что это? — спросил Враг, рефлекторно заслоняя Константу собой.

— Ко-о-опша, — прохрипела камеристка.

Когти убрались с мерзким скрежетом. Сквозь пробитую дыру на миг показался рыжий закатный луч. Потом туша нечисти снова ударилась в дверь, расширяя пролом.

— Она большая?

— С медведя будет, — простучала зубами Константа, — Говорят.

Юрий пожал плечами:

— Ну, хоть в окно не пролезет.

За узеньким окошком стремительно темнело. Копша ритмично колотилась в дверь.

— Прогони ее, — заверещала из своего угла Зафира, — Ты же дьявол! Я приказываю!

Пару мгновений Дьявол стоял столбом. Девушки успели подумать, что и этот обманщик. “Как все порождения тьмы” — подумала Зафира. “Как все мужики” — подумала Константа.

Но тут, мысленно выбрав способ, Дьявол решительно приблизился к пролому в двери, бесстрашно сунув хвост навстречу колотящейся зверюге. Резкая вспышка заставила девушек зажмуриться, и даже ослов зареветь в своем закутке.

Нечисть, как и положено, не вынесла силы света, и сползла по двери вялым вонючим кулем.

— Не открывается… — пробурчал Юрий, налегая на дверь. Константа пришла на помощь, но преуспела не слишком: створка отодвинулась разве что на пару ладоней. Но Враг проскользнул, не зацепившись своей шкурой — как намыленный. Повозился снаружи, открыв дверь настежь:

— Надо убираться отсюда, пока эта тварь не очухалась.

— Так ты ее не убил?

— Оглушил.

Свернув попоны, Константа кинулась выводить ослов. Зафира продолжала трястись:

— Я не пойду! Боюсь!

Столкнувшись в дверях с Константой и ослами, Враг снова просочился в склеп. Схватил блондинку поперек туловища и бесцеремонно закинул на плечо. Попытавшись колотить Дьявола руками и ногами, Зафира только ушибла пятку о саркофаг. Юрий же безжалостно вынес девушку наружу. В багровом свете заката баронская дочь увидела распростертую перед входом тушу. Мерзкое подобие женщины, укутанное сальными космами, грязными лохмотьями, с торчащими желтыми зубами и серпами когтей на всех четырех руках. Отвратительная расплывшаяся грудь колыхалась от дыхания подобно болотной трясине. И воняла так же.

От вони-то Зафира и потеряла сознание.

 

Глава 4

Зафира очнулась на лесной полянке. Черное кружево листьев ярко выделялось на фоне полной луны. Было прохладно, но не холодно.

Константа перестала брызгать на лицо девушки водой из фляжки и шумно допила все, что во фляжке оставалось.

— Теперь и воды нет, — сказала она.

— Ручей найдем, — Враг меланхолично вертел в руке хвост.

— Утром, — согласилась Константа. — Или ты все-таки видишь в темноте?

— Только золото и драгоценности.

— А они здесь есть?

Враг пожал плечами:

— У Зафиры два колечка. Сапфиры. И на шее цепь с во-от таким изумрудом.

Зафира схватилась за воротник рубашки. Заметила, между прочим, что и дьявол уже надел наколдованную им же в подвале церкви одежду. И больше не сверкал черной чертовой кожей.

— Ну и что? — Константа тоже пожала плечами. Плечи ее были намного пышнее, чем у Дьявола, и потому пожатие вышло куда весомее. — Изумруд на хлеб не намажешь.

— Да и нету хлеба, — грустно прибавила Зафира, — Я есть хочу!

И повторила в полный голос:

— Я хочу есть!

Деревья неодобрительно зашелестели.

— Не голосите, госпожа. Медведя накличете.

— А неплохо бы! Дьявол его хвостом! И будет мясо!

— Медвежатинка, — облизнулась камеристка, — Хотя и лягушку я бы сейчас съела. И ежика.

— Бр-р, — поежилась Зафира, — Он же вонючий!

— Это не ежик вонючий, — обиделась Константа, — Это вы не голодная!

Дьявол поудобнее устроился на поваленном стволе, подпер щеку рукой и молвил мечтательно, возведя очи горе:

— А копша побольше ежика… Жи-ирная…

Девушки не сговариваясь прижались друг к дружке.

— Тьфу, страсть какая!

— Спите лучше…

— А у нас два осла есть! — внезапно сообразила баронская дочь, — И они своими воплями только копшу приманили. Давайте одного съедим!

Дьявол перебросил хвост из руки в руку:

— У меня нет ножа. Для начала. И потом. Завтра вместо осла вы на ком из нас поедете?

— А куда ехать? — девушка всхлипнула, попыталась вытереть слезу белыми прядями… Подскочила и принялась озираться:

— Ой! Мне же надо волосы накрыть! Летучие мыши на светлое летят! Как вцепится! Не распутаю!

Со вздохом Дьявол стащил с себя рубашку и накинул Зафире на голову:

— Да спите уже! По свету будем думать!

* * *

Проснулись все на рассвете. От холода, утренней сырости и ночевки на земле. Константа запоздало спохватилась, что можно было бы хоть веток под попоны наломать, но теперь-то чего уж… И пошла умываться обильной росой. Даже губы смочила. Но вот фляжку наполнить… Камеристка припомнила, как шли вчера от склепа, и сообразила, где они сейчас находятся.

— Господин… Э-э… Юрий!

Дьявол, умывавшийся в нескольких шагах поодаль, повернулся:

— Да?

— Тут есть пруд… Ну там, внизу, — палец указал в сторону молодого орешника, — Надо пройти ореховые заросли. Там крапива, но вам-то все равно. Потом большая сосна, раздвоенная на манер вилорога. Потом вы увидите песчаный пригорок, а сразу за ним спуск в ложбину. А там пруд.

— И что? — Дьявол выслушал перечисление примет со стоическим терпением.

— А в пруду утки. Нам хватит двух.

— А хозяин уток не хватится?

— Если половину забирать, конечно, хватится. А если парочку, на ястреба подумает. Они каждый день то цыпленка, то ягненка…

— Ягненка — ястреб? — фыркнула проспавшаяся Зафира.

— Ну не ястреб, делов-то, — Константа отмахнулась, — Я теперь знаю, где мы. Глину накопаю, пока вы вернетесь. Госпожа… Вот вам фляжка… Тут, два шажочка к закату, будет очень чистый ручей. Пойдете — веточки надламывайте, чтобы не заплутать.

— Да что я, маленькая! — Зафира сгребла фляжку и безропотно, (чем немало удивила камеристку) направилась в указанную сторону.

Дьявол подобрал рубашку, и снова надел. Потом снял. И штаны с ботинками тоже.

— Там… Невидимым стану… — ответил он на немой вопрос Константы, — А то мало ли…

— Ой, — всплеснула руками та, — А чем же мы потрошить уток будет? Без ножа-то?

Враг привычно повертел в ладони хвост:

— Ну… Развалить пополам я смогу. А вот выскребать нечем. Надо нам… Много чего надо… Это я сглупил… Привык, что…

“А не так уж он и всесилен”, — отметила Константа, — “Глядишь, и из этого дурацкого договора можно будет госпожу выпутать”

Госпожа с воплем вылетела из кустов:

— А-а-а! Там медведь! — заверещала блондинка. Дьявол даже хвост уронил. Но никто следом не выбежал. Хотя в кустах явно что-то зашуршало. Юрий подкрался к зарослям, осторожно раздвинул ветки. Засмеялся, наклонился и палкой выкатил на полянку ежика.

— Смотри, какой упитанный, — подмигнул Константе, — Отъелись ежи к осени! Может, за утками не ходить?

— А чего! — сказала Константа, — Чай, не барыня, и ежей едала. Можешь за утками не идти, принеси тогда хворосту лучше.

Вздохнула:

— А вы, госпожа… Поищите фляжку оброненную.

Зафира, все еще всхлипывая, неохотно подалась обратно в заросли.

— Я лучше за утками схожу, чем ежей жрать, — Юрий пошел в другую сторону.

“Вот не спросила я насчет огнива”, — подумала Константа, принимаясь собирать хворост, — “И очки никто не носит”.

Тем не менее, уже через час утки запекались в глине, под ровным слоем углей. Вернувшийся с добычей дьявол одним щелчком хвоста разжег огонь, а вторым не хуже всякого ножа располовинил обе утиные тушки. Судя по тому, как сноровисто Константа выпотрошила уток обычной щепкой, как ловко обмазала глиной, и как привычно сдвинула костер, закапывая уток в угли — браконьерствовала она явно не первый раз.

— А вы бы и без меня не пропали, — уважительно заметил Юрий.

— Да-а, — встопорщилась Зафира, — А ежик? То есть, медведь! И вообще! Меня будут спасать от графа Дебиана?

Тут даже до Юрия дошло, что хвалить другую женщину в присутствии самой Зафиры Рыск чревато. Истерикой и нытьем, как минимум.

— Ну давайте, наконец, разберемся. Как именно спасать?

— Ну… — Зафира намотала волосы на палец, — Вызовите его на поединок. Вызовите его к себе в ад. И там окамените. Или прикажите ему отказаться от меня.

— И пусть он барону отступное выплатит, — вступила Константа. — А то у барона один упелянд, и тот штопаный.

— И вообще, я есть хочу-у…

— Так утки же готовятся, госпожа, потерпите.

Константа вдохнула запах дыма. Утками не пахло, что говорило о цельности глиняной скорлупы, и обещало хороший завтрак. Хотя и несколько запоздавший.

Юрий попробовал вернуть беседу к чернокнижнику:

— Но чтобы вызвать к себе этого Дебиана, я сам должен быть у себя. А попасть к себе я могу только через ваш двор. Или такой, как ваш.

— Да, — вспомнила Константа, — Если граф чернокнижник, у него тоже имеется дырка в ад. Мы же говорили… Господин Юрий, — камеристка почесала нос, — А почему это все адские врата открываются в ночи святых? Вот наши — в ночь святого Кондратия. Графа Дебиана — в ночь святой Беос?

— Я не знаю, есть ли вообще у графа эти врата, — нахмурился Юрий. — И уж тем более, в чью там ночь они открываются. Не сильно я разбираюсь в этих ваших святых!

— Если он чернокнижник, то проход в преисподнюю у него просто обязан быть! — топнула ножкой Зафира, — Во всех романах так!

— А, — сказал Дьявол, — Раз уж в романах… Все пути ведут к Дебиану. Давайте уже решать, как пойдем.

— Ну чего, — Константа поскребла щеку. — Сегодня-завтра нас будут искать на дорогах. Семен разошлет гонцов к вассалам.

— Это какой еще Семен? — Зафира изогнула соболью бровь.

— Ах, ну конечно же благородный барон Рыск, девятый этого имени! — скоренько поправилась камеристка. И прибавила:

— Так что в ближней округе мы не спрячемся. Разве что укрыться в монастыре святой Майи.

— Не хочу я в монастырь покровительницы иллюзий и обманов! — Зафира даже подскочила:

— Выпотрошат мое наследство, а меня к прокаженным приставят!

— Нельзя так отзываться о святых служительницах. А уж тем более, о самой святой. Ее полог нам сейчас пригодится. Батюшка ваш наверняка разослал и птиц, и конных по всему феоду. А вот Тракт… Королевский…

Юрий даже залюбовался четкими жестами камеристки.

— … В деревенский трактир нам никак. Придется пройти лесом до Выселок. Там большой постоялый двор.

— А зачем нам трактир, постоялый двор? Зафирины серьги продавать?

Упомянутая схватилась за уши:

— Ослов своих продавайте!

— Это не наши ослы! Это ослы отца Теребония… У них, кстати, даже клейма на ушах, — Константа вопросительно поглядела на Дьявола. — Можете их свести?

— Так ты не только браконьер, а еще и опытный ослокрад? — Юрий усмехнулся. Камеристка привычно полезла рукой скрутить передник в жгут — да не было передника, нечем оказалось перетянуть Врага по наглой улыбке.

— Кто бы говорил! Лучше сообрази, кем тебе на Тракте прикинуться. Дворянин без оружия не бывает. Священник из Дьявола? — Константа подула на плечи.

— А пусть он менестрелем будет! И воспевает мою несравненную красоту! Как в романах!

— Я же петь не умею! Совсем!

— А тебе и не надо!

— Какая красота, такие и песни, — буркнула Константа в нос, и добавила погромче:

— Тебе главное, на лютенке трям-брям, а петь… Вон, отец Теребоний, не к завтраку будь помянут, с амвона теребонил-теребонил, да не вытеребонил. А ничего, все село слушало.

Юрий подергал носом:

— А это не утками запахло?

— Утки! — забыв про все, Константа кинулась спасать завтрак.

Занявшись едой, женщины, наконец-то, замолчали. Юрий смог спокойно подумать. Хотя золотисто-коричневая корочка, красноватое мясо утки, умопомрачительный аромат жаркого… Вот если еще и соль была, был бы рай! Красавицы уже здесь.

Юрий перевел взгляд на блондинку. Зафира деликатно держала крылышко пальчиками, откусывала по крошке, и отсутствии соли совершенно не мешало ей излучать неземное блаженство. А вот цвет глаз у нее почему-то оказался не такой, как в темноте склепа. Наверное, все дело в освещении… В солнечных лучах Зафира была как лебединое перо, упавшее на поляну. Маленькую ножку в изящном ботиночке можно было поставить на ладонь, и еще осталось бы место. Юрию вдруг показалось святотатством прикасаться к этому белому перышку: исчезнет, улетит! И уж тем более, отдавать подобное чудо чернокнижнику Дебиану… На какой-то миг Юрий поверил, что тот и правда мерзкий старикан.

Константа поднялась, убирая вторую утку в седельную сумку, обернув листьями лопуха. Простая одежда не могла скрыть женской стати. Юрий сглотнул: а что, все подумают, на утку слюна. Камеристка полуобернулась, словно почувствовав чужой взгляд, тряхнула стянутыми в узел каштановыми волосами. Над румяной щекой дерзко сверкнул темный глаз.

Юрий попытался подумать о деле. По всему выходило, что путешествия к этому Дебиану не миновать.

— Но зачем тогда трактир? — подумал он вслух. Константа вернулась от седельных сумок и охотно растолковала:

— Так Королевский же тракт!

— И чего?

Женщина вздохнула:

— Вроде дьявол, а таких простых вещей не знаешь… Пристанем к любому попутному каравану. И никакой барон, никакой граф, даже сам герцог! Не смогут нас оттуда выцарапать.

— С чего бы? У них сила!

— У Короля больше. Все королевство держится на дорогах. С юга зерно и мясо, с севера лес и камень, с востока стекло, кони, земляное масло.

— А с запада?

Зафира сморщила носик:

— Ры-ыба! Фу.

— Не будь этой торговли, — Константа покачала головой, — Песчаные полтысячи лет назад стоптали бы нас походя. Как всех до этого. Госпожа, вас же учили!

— Ну, учили… Песни там… О! — Зафира подняла палец, — А где же мы лютню возьмем? Серьги не отдам!

— У нас два осла… — Юрий принялся затаптывать угли.

— Да, — согласилась Константа, — Караванщики возьмут. И на клейма им плевать. И денег будет… На первое время. А там посмотрим.

— Хорошо. Я согласна, — Зафира милостиво кивнула головой, — Уже полдень. Константа! Я обгорю! Мне лицо прикрыть нечем.

Камеристка со вздохом наклонилась к лопухам. Совсем скоро белокурую головку Зафиры украсила шляпа живого зеленого цвета — все те же многострадальные листья лопуха, перевязанные плетями вьюнка.

— Теперь можно и отправляться, — камеристка полезла на серого ослика, оставляя госпоже белого. — Только до самых Выселок пойдем лесом. Путь я знаю. А на дорогах нас наверняка уже ищут.

* * *

К трактиру подошли уже под вечер, по пути доев оставшуюся утку. Остановились шагов за пятьдесят, в орешнике. Раздвинули ветки и увидели трактир, как на ладони.

Помещался он посреди просторного квадратного двора, отвоеванного у леса и вытоптанного до черной земли. Вокруг трактира вместо заборов тянулись длинные бревенчатые постройки: конюшня, каретный сарай, амбар, сеновал. Поодаль виднелись коровник и свинарник. Но дальше всех располагалась громко брякающая кузница. А вот колодец с большой колодой-поилкой размещался прямо за воротами, у самого трактира.

В отличие от деревянных служб, крытых дранкой и тростником, сам трактир возвышался на каменном подклете. Стены трактира, сложенные из толстенных лиственничных бревен, могли выдержать осаду небольшой разбойничьей шайки. Над черепичной крышей в лучах заката залихватски сиял медный флюгер, вырезанный в форме собаки.

Собственно, трактир и назывался “Скромная собака”. Упомянутая собака, помимо флюгера, была нарисована еще и на щите перед входом. Она сидела на хвосте, прикрывая морду лапой.

По двору трактира и вокруг него сновала просто уйма народу. Среди них вполне могли оказаться гонцы Зафириного папы, так что Константа первым делом надвинула шляпу из лопуха поглубже на лицо подопечной.

Всмотревшись, камеристка объяснила:

— Народу полно, значит, каравана два. Знакомых не вижу. Если есть гонцы, то в зале пьют. Мы по двору потолкаемся, ослов сбудем…

— Не годится, — Юрий покрутил головой, — Давайте-ка я сперва зайду, новости поспрашиваю. А то вдруг там погоня уже сидит, ждет. Если все хорошо, то я вас позову. Нам же и еды надо. И одежду, если останется денег. И ту же лютенку, — Враг пожалел, что не вовремя не прикусил язык.

— Да кто тебе новости за так скажет? — хмыкнула Константа.

— А я так и скажу, — Юрий потянул за повод серого осла, — Вот, хочу ослика продать, денежкой поделюсь, если подскажешь покупателя, чтобы ослу на уши не глядел.

— Опасно, — Константа забрала подбородок в горсть, — А выбора нет. Слезайте, госпожа. Подождем тут, на опушке…

Камериста сноровисто примотала поводья ослов к лещине. Дьявол оправил рубашку и штаны, и решительно зашагал к распахнутым настежь воротам. За воротами Юрий заприметил девушку в засаленном переднике: то ли кухонную служанку, то ли посудомойку, тащившую явно неподъемное ведро к хлеву.

— Давай помогу, красавица, — Враг ловко подхватил ведро с помоями, — Показывай дорогу.

Девушка худой рукой вытерла потный лоб:

— Вот сюда, к свинарнику… Дай тебе бог здоровья, любезный.

Вывалив содержимое ведра в кормушку, Юрий широко улыбнулся:

— Мне бы ко здоровью еще совет. Кому бы тут осликов продать?

Девушка поморгала.

— Ну, чтобы на уши покупатель не смотрел, — пояснил Юрий.

— А-а… — служанка одернула передник, — Ну, тогда в зал не ходи, и к хозяину не лезь с этим. С утра баронскую дочку ищут. То ли сбежала, то ли хахаль увез.

— Сейчас в трактире никого из этих… Искателей… Нет?

— Нет. Утром были. Сейчас нет… Смотри, вон возле студни старшина каравана разоряется.

Поглядев, куда сказано, Юрий увидел кряжистого мужика в расшитом жемчугом кафтане, сыплющего распоряжениями направо и налево. Одной рукой начальник указывал своим куда бежать, а кнутовищем во второй руке постукивал по высокому сапогу. На груди кряжистого болталась начищенная до блеска “рыбка” гильдии караванщиков, о которой рассказывала Константа.

— Вот ему и продавай своих ослов, — девушка вздохнула, и, с заметной неохотой оставив учтивого незнакомца, поплелась к боковой двери трактира.

Убедившись, что погоня в трактире не ждет, Юрий вернулся к спутницам. Второй раз они вошли в трактир уже всей компанией.

— Можно и поужинать, как только в кармане зазвенит, — с надеждой сказала Константа.

Мужик в изукрашенном кафтане все так же топтался на колоде, повелевая разгрузкой и размещением немаленького каравана. Выждав, когда в командных воплях наступит перерыв, Юрий окликнул:

— Господин караванщик!

— Чего тебе?

— Ослов не купите?

Мужик посмотрел на троицу. Пренебрежительно махнул рукой:

— Ослы не нужны!

— Смотри какие упитанные, — воззвала Константа.

— Вах! У меня ослов полный караван. Вот племянники, — расшитый рукав махнул налево, — Вот приказчики, — махнул направо. — Красивые, упитанные. Но такие ослы!

Еще приглядевшись к Зафире, старшина каравана сказал так, что слышали только Юрий и девушки:

— А вот за эту серебряную глицинию, тонколицую звезду Восхода… М-м… Я дам за нее горячего жеребца со всей роскошной сбруей, полными переметами. И даже кинжал из Икеи!

Путники в ошеломлении отодвинулись.

— Я его прибью! — зашипела Зафира. — Что он себе позволяет!

— Может, я просто с ним пересплю?

— Душу вы продали мне, а не кому попало. И без моего слова ни с кем спать не будете… — Дьявол огляделся. — Константа! Вон у тех столов играют в кости, верно?

— Верно, — отвечала камеристка, присмотревшись к мужчинам под навесом, — Но у них же кости наверняка подпиленные…

— Ага, — во весь рот улыбнулся Дьявол, теребя кисточку обернутого вокруг талии хвоста. — Мои… Будущие гости.

И обернулся к караванщику:

— Почтенный! Прости, не знаю твоего благородного имени!

Потерев подбородок, старшина даже слез с колоды:

— Филаретом кличут с рождения. Но я не благородный.

— Это не помеха. Скажи, уважаемый, а хотел ты сохранить при себе горячего жеребца со всей роскошной сбруей, полными переметами? И даже кинжал из Икеи? — прибавил Юрий.

Караванщик молча почесал нос.

— Там вон идет игра в кости, — искуситель махнул рукой, — и я готов поставить эту серебряную глицинию против…

Зафира готова была кошкой прыгнуть на подлеца Юрия, но предательница-камеристка сгребла ее в охапку, и даже для верности заткнула рот, не боясь укусов.

Караванщик с Юрием отошли под навес. Там уже метала кости компания из пары лесорубов (их длинные топоры лежали под скамьей), двух деревенских забияк в потрепанной одежке, и поиздержавшегося наемника. Мужчины размахивали руками, едва не задевая друг друга по раскрасневшимся лицам, непристойно и громко орали, били кулаками по столу, расплескивая пиво из больших точеных кружек — словом, игра была в самом разгаре.

— Э… — сказал Филарет, — У них же кости пиленые. Наверняка!

Дьявол безразлично дернул плечом:

— Давай на твоих.

Караванщик посопел, попыхтел. Обратился к игрокам:

— Эй, уважаемые! Будьте свидетелями.

Посмотрел на Юрия:

— Ты же моих в свидетели не примешь?

— Не приму, — мерзко ухмыльнулся Дьявол.

— Так вот, при этих уважаемых людях, — Филарет показал на оставивших игру мужчин, которые с любопытством прислушались.

— Ставлю лучшего жеребца в моем караване, с полными переметами и всей надлежащей походной снастью, и кинжал из Икеи…

Наемник шумно вздохнул. Должно быть, икейские кинжалы тут ценились.

— … Против ставки этого почтенного господина.

Почтенный господин произнес ледяным тоном:

— Ставлю… Серебрянную глицинию.

Игроки непонимающе переглянулись. Филарет уважительно подмигнул. И сказал:

— Ставка принята! Один бросок?

— Один. Кто больше выкинет.

Филарет извлек из поясного кошеля серебрянный стаканчик. Выкатил на широкую жесткую ладонь три желтых кости. Ссыпал кости в стаканчик. Подул на сам стаканчик, подул на плечи, отгоняя нечистую силу. То же самое сделали все свидетели. За исключением, разумеется, Дьявола.

— Кто первый бросает?

— Давай ты, почтенный Филарет.

Удивленные и восхищенные размахом ставок (про глицинию они ничего не поняли, но поняли зато цену коня и кинжала), игроки сдвинули на край стола кружки, пару тарелок, миску с воблой. Пустой кувшин из-под пива упал и разбился, но никто не обратил на него внимания.

Караванщик потряс кости, и решительно опрокинул стаканчик.

Поднял стаканчик. Игроки, не дыша, столкнулись лбами над столом:

— Шесть!

— Еще шесть!

— Пять!

Наемник покрутил головой:

— Везучий ты, дядя. Этакое перебить разве что Дьяволу под силу.

— Э, — поморщился Филарет, — Скоро солнце сядет. Не надо бы к ночи!

Дьявол принял стаканчик и кости. Небрежно встряхнул, впечатал стаканчик в скобленые доски.

— Шесть! — удивленно ахнули дровосеки.

— Опять шесть! — подхватили забияки.

— Шесть, — упавшим голосом сказал Филарет.

— Э! — наемник даже подскочил, — Что-то тут не то! Давай-ка, раз ты такой ловкий, моими костями!

Дьявол поглядел на лицо с приметным шрамом через щеку:

— Твоими берцовыми, что ли?

Все, кроме наемника и Филарета, загоготали.

— Ставка сделана, — Дьявол повернулся к проигравшему.

— Стой! — наемник поднялся, загородил дорогу, — Больно ты шустрый, гость. Мы тут не в лошадки играем. Либо ты кидаешь мои кости, либо мы тебя святым отцам сдаем. Как чернокнижника.

— Потому что не может обычному человеку так дьявольски везти! — ожил Филарет.

— Ну тогда пусть он тоже перекидывает, — сказал Дьявол, — Это уже будет честно.

Мужики переглянулись. Отхлебнули у кого что оставалось в кружках. Захрустели рыбинами.

— Годится, — сказал наемник, протягивая свой стаканчик с костями — Только кидай теперь ты первый.

Юрий принял сосновый стаканчик, убедился, что костей там три. Потряс и перевернул над столом.

Игроки снова стукнулись лбами:

— Один…

— Один…

— Два…

Раздались редкие смешки:

— Не, это дьявольской удачей не назовешь.

Приободрившийся Филарет хозяйским жестом сгреб кости, потряс и перевернул стаканчик.

— А-а-а! — заревел он, как давно недоенная корова.

— Один! — выкрикнули дровосеки.

— Один! — прибавили забияки.

— Один! — забил гвоздь наемник, — Это не он дьявол. Это тебе, дядя, сегодня удачи нет. Ты уж мне поверь.

Филарет выругался и расколол о стол сосновый стаканчик наемника.

Игроки заворчали:

— Не умеешь проигрывать!

— Не понимаешь игры!

— Пойду-ка я пригляжу, — наемник ссыпал в кошель свои кости. Кинул на стол медную монету, поднялся, — чтобы почтенный караванщик все по уговору выдал.

Только тут Юрий поискал глазами своих девушек. Камеристка с наружным спокойствием подпирала столб навеса. Беспамятная Зафира спущенным флагом висела на пухлом плече. Видимо, второго кона ее тонкая натура не вынесла. А, может, и первого.

Под присмотром наемника Филарет ловчить не стал. Вздыхая и чуть не плача, передал уздечку сильного вороного жеребца. Правду сказать, конь был красавец не хуже Зафиры: изящные ноги, гладкая кожа, гибкая шея, роскошные грива и хвост. Пока седлали и вешали сбрую, расшитую золотой канителью, усаженную темными рубинами в масть, застегнутую на драгоценные пряжки, наемник деловито перетряс седельные сумки:

— Плащи дорожные… Фляжки… Вино. — забил пробку обратно, — Свинина… Копченая, дня три протянет, ночи нежаркие… Огниво… Сыр походный, твердый. Сухари… Кружки, сковородка… Тренога для котелка. Котелок… Ложки. Нож, топорик, шило, дратва и кожа сапоги чинить… Нитки, моток целый. Игла. Пожалуй, пойдет.

Тут принесли кинжал в ножнах, украшенных теми же рубинами, что и упряжь. Выдвинув его из ножен, наемник застыл надолго. Тем временем Юрий закинул поперек седла серебристую глицинию — все еще не пришедшую в себя — и велел Константе:

— Бери ослов, поехали.

Наемник все еще разглядывал кинжал. Покончив со сборами, Юрий просто сказал ему:

— Да забирай ты его себе.

Наемник опомнился:

— Не передумаешь?

Юрий махнул рукой:

— Легко пришло, легко ушло.

— Тогда держи, — наемник протянул увесистый серебряный кругляш.

Дьявол сунул его за пазуху и подогнал осла.

 

Глава 5

Ослики резво трусили по Тракту. Как ни торопились путешественники убраться подальше от недовольного караванщика, а на ночлег остановились засветло. По темноте ни дров для костра не нащупать, ни ужин приготовить. Ужина все ждали с нетерпением, но прежде надо было привести в сознание “серебряную глицинию”.

Константа выполнила это с привычным блеском, парой легких шлепков по щекам.

Очнувшись, Зафира вцепилась в камеристку с полузадушенным воплем:

— Предательница!!!

Кинувшись оттаскивать блондинку, дьявол получил свою порцию пинком по голени. Сложившись в колене, Юрий рухнул поверх сцепившихся женщин вишенкой на бисквите. Константа опять оказалась ниже всех и засопела под двойным грузом.

Распутавшись, Зафира первым делом схватила Дьявола за уши, вздернула на ноги, и принялась самозабвенно хлестать его по щекам:

— Скотина! Козел! Мужичье!

— А чего ты от Дьявола хотела? — проворчала в сторонке помятая Константа. — И, в конце-то концов, теперь же у нас есть конь. И деньги!

Но Зафира не слышала камеристку за собственным визгом. Перехватив запястья, Юрий удерживал карающие длани подальше от собственных щек. Зафира трепыхалась, пыталась его укусить, и пинала коленом по бедру, лишь чуть-чуть не попадая по деликатным местам. Отчаявшись угомонить ее, Дьявол схватил девушку в охапку. Но тут случайная подсечка уложила пару на мох. Зафира пискнула от неожиданности, на мгновение замерев.

И тогда Дьявол поцеловал розовые губы. Девушка окаменела. А вот Дьявол — наоборот. Его теплая сухая ладонь неторопливо расстегнула рубашку на груди у Зафиры. Скользнула под ткань и к ключице, сдвигая рубашку с плеча. Губы прильнули к основанию девичьей шеи, и стали медленно спускаться по округлости плеча к локтю.

— Еще… — Зафира подалась вверх, выворачиваясь из рукава. Правая половина ее тела оставалась скромно прикрытой, чего Дьявол никак не мог допустить. Рубашка полетела в кусты, а губы Дьявола нашли розовый сосок, и принялись мять его. Руки медленно двинулись к талии, словно изучая каждую впадинку на теле. Губы перешли ко второму соску — чтобы его не обидеть. Левая рука нежно очертила окружность груди; правая ушла под ягодицу, сравнивая, что нежнее.

Самоцветный поясок щелкнул и распался. Девушка запустила пальцы в перепутанные волосы Дьявола. Спасая уши, он скользнул губами ниже — между грудями к пупку… А потом еще ниже.

Руки Юрия подхватили девушку под обе ягодицы. Зафира застонала, даже не пытаясь вырываться, закрыв глаза от удовольствия. И не увидела, как Дьявол сперва содрал с себя рубаху и штаны, а затем его гладкая чертова кожа лопнула в паху, выпуская упругую плоть.

Константа засунула кулак в рот, разроняв собранные дрова. А она-то думала, что там и нет ничего! Собственными глазами видела, что нет! А тут вон какой дивный цветок выстрелил!

Дивный цветок нашел нужное место, и сплетенные тела закачались в такт на волнах наслаждения. Зафира вскрикнула, потом застонала, закричала хрипло и протяжно, не раскрывая глаз. Константа изо всех сил прикусила кулак. Можно было схватить сук потолще и с размаху приложить дьявола по голове. Чтобы спасти бедняжку. Но, судя по выражению лица, бедняжка в спасении не нуждалась. Да и нечего было называть верную камеристку предательницей! Забыв, что совсем недавно считала Дьявола бесполезным в хозяйстве, Константа вцепилась в собственную гриву: разве она хуже этой бледной немочи, которая даже одеться не умеет без посторонней помощи?

И от удара по голове дьявола спасло только чудо.

Камеристка поплелась к ручью, где долго смывала слезы.

Когда она вернулась к лагерю, все уже закончилось. Красный от стыда Дьявол возился с костром. Всхлипывающая Зафира неумело прикрывалась штанами, вяло отмахиваясь от комаров:

— Предатель! И ты предательница! Я просила спасти меня от графа Дебиана! А ты меня обесчестил! А ты куда смотрела, курица! — схватившись за промежность, блондинка томно простонала:

— Ах, больно! Я умираю! У меня кровь!

Разозлившишь еще сильнее, Константа попыталась оторвать рукав Зафириной рубахи — а нечего по кустам хорошую одежду разбрасывать! Но дьявольская ткань поддалась только ножу. Помогая госпоже одеться, Константа скрипела зубами, думая про себя: “А еще меня курицей называла! Овца!”

Тут еще и Дьявол приперся. С подогретым вином, кавалер чертов! Да он же и есть черт! Чего от него, собаки, ждать!

Нерешительно потоптавшись с кружкой, Дьявол так и не выбрал, кого спасать. Выпил вино сам, сказал, опустив глаза:

— Константа… Посторожи до полуночи, а потом разбуди меня. Пожалуйста, — прибавил он после паузы.

Сгреб плащ и поплелся на противоположный край поляны.

— Сделал дело, и в кусты, — буркнула Константа.

— Ага-а, — захныкала Зафира, — Позор какой… Что мне батю-юшка сделает… Какой позор… Что мне де-елать… Делать мне что-о…

— Думать! — рявкнула Константа, с трудом проглотив “овцу”, — Сразу думать, а не когда уже засунули! Ты же даже не отбивалась!

— А что, надо было? — искренне изумилась баронская дочь, даже не возмутившись неподобающим обращением.

Константа рухнула на колени, сотрясаемая смехом и слезами вперемешку. Сердиться на дурочку сил уже не было. В конце-то концов, надо было не беречь малолетку. А сразу все рассказать… Но барон Рыск не велел. Наукам учил, а вот этаким вещам… Была бы жива старшая госпожа.

Да что теперь-то! Теперь надо, чтобы последствий не было. Утром, по свету, поискать траву-материнку. И заваривать с неделю. И в баню непременно, но это уже как до города дойдем…

Зыркнув на ворочающегося под плащом Дьявола, Константа мстительно прижмурилась: “А тебе, собаке! Стебель оторвать под корень, чтобы на девушек не кидался!”

Даже в мыслях Константа не разрешила себе продолжить: “Когда рядом такая женщина, как я!”

Дальше камеристке пришлось солоно. Госпожа никак не успокаивалась. Хныкала, причитала, что у нее все болит, что она истечет кровью, и они все еще вспомнят, какую добрую и ласковую госпожу потеряли. Пеняла на жесткосердие мужчин вообще и отдельного хвостатого козла… Не удержавшись, Константа фыркнула: “Да где вы бесхвостых козлов-то видели?” “Да на любой ярмарке, — огрызнулась Зафира, — Ты же сама сколько раз мужиков козлами называла. И заставляла меня лицо вуалью прикрывать!” Константа вздохнула: “Сказала бы я, чего тебе надо прикрывать!” Но сил ругаться у нее уже не осталось. Пнув от души под ребра, женщина разбудила “отдельного хвостатого козла”, выдрала у него плащ. И, не слушая больше ни стонов блондинки, ни нечеловеческих зевков Дьявола, укуталась сразу в два плаща — свой и отобранный. И мгновенно заснула.

Проснувшийся Дьявол растер колено. Уселся спиной к огню и стенающей Зафире, уставился в ночь, комкая и вертя в пальцах собственный хвост. Даже хвосту он больше внимания уделял, чем бедной девушке!

Заснула Зафира только к рассвету. И почти сразу ее безжалостно растолкали и сунули в руки котелок:

— Наберите воды, госпожа.

— У меня кровь, — завела было старую песню Зафира, но камеристка без капли сочувствия отрезала:

— Нет воды — нет завтрака. Да и умойтесь…

— Дьявол! — Зафира простерла руку, не думая вставать, — Душу я тебе продала, а тело ты и сам взял.

Она всхлипнула.

— Так что, именем благородных баронов Рыск! Живо обеспечил мне умывание!

Про воду для завтрака она сказать не успела. Дьявол сгреб ее в охапку, прихрамывая, проломился через крушину. Зафира еле успела подхватить волосы, чтобы не остались на ветках. Оказавшись на пологом песчаном берегу речушки, вдоль которой шел Тракт, Дьявол без малейшего почтения окунул Зафиру прямо в одежде. Ему самому, судя по каплям на черной коже, это никаких неудобств не доставило. Когда девушка отошла от неожиданности, она принялась визжать, брыкаться и перечислять все, что ее батюшка сделает с Дьяволом.

На вопли явилась Константа:

— Долго я воду ждать буду? Этот пускай свои каменные хлебы жрет! А вам, госпожа, надо что-нибудь легкое съесть.

— Так нет же больше хлебцов, — Дьявол выпустил девушку из рук и глубоко вздохнул.

— Зато лягушек полно! И ежики в кустах. Как наловите, приходите. Я вам по дружбе левую заднюю лапку сготовлю. Она самая нежная.

Зафира, выкручивая на груди неснятую рубашку, прощелкала зубами:

— А-а-а еще-е… Нечисть ест пауков… И медведок… И ру-ручейников… И во-во-водомерок, — после рубашки девушка принялась отжимать волосы.

— А если бы я в кости не выиграл, — огрызнулся Юрий, — Вы бы сами водомерок ели. И муравьев.

Константа, не отвечая, подхватила драгоценную госпожу под локоть, и увела к стану. Юрий остался на берегу.

Константа, справившись с притухшим за ночь костром, нарезала сыр и хлеб из седельных сумок вчерашнего выигрыша. Подняв голову, она вдруг увидела слева от себя Дьявола. Замерев с большой пятнистой форелью на ореховом пруте, Дьявол как мальчишка таращился на Зафиру, расчесывающую гребешком сверкающие волосы.

— Бу! — не удержалась Константа. Дьявол подпрыгнул, прут переломился, и форель отлетела прямо в костер.

— Твою ж! — выдохнула Константа, пытаясь ухватить рыбину за скользкий хвост. Выпотрошив рыбу, женщина задумалась. Можно было растянуть форель на палочке, натереть солью… Получись бы очень вкусно. Но долго. А живот Константы уже трижды выражал возмущение. Так что рыбину она просто сварила.

Зафира продолжала расчесывать волосы. Дьявол, сбросив наваждение, собирал вещи. Попытался обтереть коня, на что тот укусил его за предплечье. Как и думала Константа — безуспешно, вражина даже не выругался.

После завтрака путешествие продолжилось. Ехали лесной дорогой, которая все дальше забирала в сторону и от речки, и от королевского тракта. Зафира клевала носом, сползая с седла.

— Так мы далеко не уедем, — Дьявол озабоченно почесал затылок. — Грохнется, я с осла ее не поймаю.

Пожервтовав собой, Константа взгромоздилась на безымянного пока иноходца. Хоть с этим повезло: ровный мягкий ход выигранного в кости жеребца не доставлял особых неудобств. Но Зафира все-таки проныла сквозь дрему:

— Это рыцарь должен везти меня на луке седла…

— Вон твой рыцарь! На луке осла! Тьфу. На осле! — огрызнулась Константа. Дьявол, не отвечая, подтянул поводья осликов.

В таком порядке путники двигались до полудня. Превозмогая дремоту, Юрий все-таки спросил:

— А куда мы сейчас едем?

Константа посмотрела на него, как на дурака:

— К графу Дебиану, говорили же!

— Это вообще. А именно сейчас? Мы же хотели пристать к каравану.

— Уже пристали. Видел, чем кончилось?

— А чем плохо? Конь у нас, запасы. Еда там. Даже денег немного.

— Еще бы! — фыркнула Константа. — Мало нам краденых ослов, так еще и конь, дьявольской силой добытый. Ты хоть представляешь, кем нас ославили по Тракту? Чернокнижник, девкопродавец… Обольститель. И просто козел!

— На эту твою серебряную глицинию там весь двор слюни пускал.

— Вот еще раз так меня назовешь! — проснулась блондинка. — И вовсе глаза выцарапаю, не посмотрю, что Враг!

— Пока не выцарапала, расскажи, пожалуйста, куда мы все-таки едем?

Константа прикрыла глаза, представляя в уме окрестности. Браконьерский опыт говорил ей, что облавой их ловили, скорее всего, в первый день. Когда они в склепе спали. Сейчас надо бояться застав и людей барона в постоялых дворах. Примерно через неделю барон убедится, что беглецы уехали далеко, и снимет сторожей. Хотя доверенные люди рода Рыск будут идти по следу всю жизнь. Но с этим пусть Дьявол разбирается, он же отец лжи…

Покачавшись в седле, Константа озвучила выводы:

— Нам нужно в большой город, где легко затеряться. Город подальше от владений Рыск. Там продать коня, краденых ослов. Купить, наверное, повозку со смирной лошадкой. И тогда уже искать караван к югу.

Зафира оживилась:

— Помните, год назад батюшка возил нас в Бомон? Я хотела в столицу…

— Три дня рыдала, — вставила камеристка.

— … А оказалось, ничуть не хуже! Батюшка за кружева на мое приданое двадцать серебряных отдал. За одни кружева! А еще там карусели, менестрели. Турнир!

— Рынки большие, — вставила Константа, — А главное, река Немайн… Ну, утром, помните.

Юрий вспомнил форель и облизнулся. Зафира вспомнила принудительное купание и поморщилась. Константа просто продолжила:

— Можно выйти к реке чуть ниже по течению, и пробираться по берегу. Тракт будет за водой, оттуда нас не достанут. И не заблудимся.

— А сколько туда ходу?

Константа прикинула на пальцах.

— Думаю, дней десять.

— По дороге или тропками твоими? — заподозрил неладное Дьявол.

Камеристка отмахнулась:

— Дело к осени. Сытые все. В лесу только безрукий не прокормится. Да и… Деревни будут. А в них поля с картошкой. Пруды с утками. Опыт у тебя уже имеется. И сам же говорил, упитанные ежики повсюду.

Юрий фыркнул:

— Нет уж. Утки лучше.

Через три дня путешествия августовским лесом, мимо редких селений, мимо небольших полей, отвоеванных у векового леса огнем и железом, мимо неисчислимых лужиц-прудов и кругленьких озер, Юрий смело мог соревноваться с любым лисом или ястребом. Утки, как на грех, подворачивались все жирные, гладкие, привыкшие к людям домашние красавицы. Пожалуй, дикую он бы не поймал ни с хвостом, ни с невидимостью. Перелески пестрели шляпками грибов — Константа узнавала съедобные. На полях как раз поспела редька и картошка.

— Видимо, святая Беос хранит нас в пути, — ворчала опытная браконьерша, — Ни грозы, которым нынче самое время. Ни зверя лютого.

— Ни погони, — прибавила Зафира, — Что, вообще-то удивительно. Ни за что не поверю, что батюшка так просто перестал меня искать.

— А куда ты вообще могла направиться? — спросил Дьявол.

— В смысле, направиться? — баронская дочь приосанилась в седле, сделавшись похожей на Гизеллу с гобелена.

— Ну, если бы ты просто сбежала.

— Ну… Ну в монастырь святой Майи. Или к родственникам. В деревню, в глушь, за Ратомку.

— А это все к югу или к северу от Рыска?

Зафира заметно задумалась. Константа решительно согласилась:

— Точно! Это все либо к закату, либо к морозу. Вот на тех путях, видать, нас и разыскивают. Степану в голову не придет, что мы сами к чернокнижнику правим.

— Да еще и с Дьяволом в компании, — ядовито прибавила Зафира. В самом деле, после такой ночи даже цветочка не подарить. Ни песенки какой завалящей о ее юной красоте и свежести. Ни намека на испытанное неземное наслаждение!

В общем, ничего похожего на рыцарский роман.

Поэтому, обращаясь к Дьяволу, баронская дочь презрительно цедила слова. А смотрела прищурившись, щелочками глаз. Словно целилась в его черное гнусное сердце!

Дьявол огненные взоры вовсе не замечал. Таскал себе уток. Потрошить и ощипывать, правда, не умел. Но жарить на палочке научился вполне приемлемо. Тем более, что выигранная соль еще не закончилась.

— А скажи, Константа, — спросил Юрий, натирая песком свою миску рядом с камеристкой, на берегу очередного ручейка, — Дорога ли у вас соль? И откуда везут ее? И как добывают?

Камеристка почесала затылок локтем, не забыв повернуться к Дьяволу боком — чтобы оценил грудь.

— Ну, как добывают, не скажу. А везут с западного моря, с северного побережья. На востоке-то песчаные. А на юге так и вовсе пустоши, которым никто конца не знает.

— А что за песчаные, которых все поминаете?

— Госпожа, это же ваш предок их первый победил. Расскажите вы.

— Легенду про прапрадеда? — Зафира сорвала стебель тысячелистника, и принялась отщипывать мелкие цветочки по одному. — Из песков с восхода пришли тысячи отвратных тварей. Пришли они под землей, и появлялись из-под нее разом повсюду. С тех пор даже в селянских домах у нас полы каменные… Дыхание их окаменяло… Ой! — Зафира припомнила зачарованного рыцаря в адской пещере. И множество мелких демонов, предшествовавших появлению Дьявола. Но те членистоногие вовсе не походили на зловонных громадных находников из песков. — Нет, господин Дьявол, те, ваши многоножки в пещере похожи. Но и только. И песчаные гораздо выше. И воняют!

Константа с удовольствием вспомнила, как поражала дьявольское войско скрученным в жгут передником, и разулыбалась.

— Так чего прадед? — вернулся к теме Юрий.

— Прадед приказал всем делать каменные полы. Приказал святым отцам и ученым людям пробовать на захваченных воду, огонь, холодное железо… Тогда было построено много плотин. С тех пор все важные дороги обязательно идут вдоль рек. Потому что песчаные воды не терпят. Одиночку можно отпугнуть даже брызгами.

Зафира прыснула:

— В легенде есть куплет, как тогдашний святой отец отстоял часовню кропильницей. После того, как все защитники разбежались по чердакам и деревьям. Но от десятка или сотни так не отбиться… Люди собрали великое войско, но оно было повержено. И тогда род графа Дебиана тайными знаниями собрал воды всех рек королевства… А мой предок героически заманил все войско захватчиков в ущелье архистратига Леонида, и сдерживал там, сколько нужно. А потом ловушка сработала и всех песчаных утопили.

— А предок ваш выжил?

Девушка вытерла лицо скомканными волосами:

— Никто не выжил. Они же приманкой были. Сыром в мышеловке…

Обняв Константу, баронская дочь зарыдала в голос. Юрий, уже не радуясь, что спросил, молча домыл посуду. И больше в тот день ни о чем не спрашивал.

Зато на следующий день Дьявол побеспокоился:

— Константа, вот мы в город идем. Там-то нас наверняка кто-нибудь узнает.

Камеристка задумалась. Не дождавшись ответа, Юрий спросил еще:

— И как тут вообще у вас? Я так понял, есть король, есть дворяне. А горожане чьи? Нас барону не выдадут?

Камеристка очнулась:

— Страна наша велика и обширна, но порядка в ней нет. Король правит в коронных землях. Ну, и на трактах. А во всех других местах дворяне правят, кто как хочет. Свои законы везде, часто и монета своя. Так что мы просто по весу считаем.

— Так, а на воротах пошлину с нас большую возьмут? Сумки обыщут? Клейма ослов проверят?

— Толковые вопросы задаешь. Только что ж ты, дьявольским ухищрением глаза страже не отведешь?

— Константа, а что вообще по вашим поверьям, умеет Дьявол?

— Да уж не только девок портить! — засмеялась камеристка, — Да и какие поверья, когда вот он ты! И хвост при тебе… И не хвост.

Юрий даже покраснел.

— Ну, что вы про меня знаете, то откуда?

— От святого отца Теребония, — робко вставила Зафира. — Ему после второго кувшина всегда черти мерещатся.

— А откуда священнику разбираться в Дьяволах? Может, в ангелах он и понимает чего…

Константа отвернулась к кустам и заржала — затряслись пухлые плечи.

— В ангелах? Да он в девках меньше тебя понимает! Да ты скажи прямо, заморочишь стражу, или просто денег им дадим?

— Увижу вашу стражу, там и решу. А вот потом, из города, не выдадут нас барону?

— Ну, мы там ненадолго. Лошадок с осликами сбыть, тележку с пони купить. В попутный караван — и к Дебиану. И вот еще что хорошо: осень. Ярмарки начинаются. Бомон город торговый, пришлых полно. Там же самый большой мост. И поворот с Тракта на столицу тоже там. Людей всегда полно. А уж на торге и вовсе не протолкаться!

— Константа, — настойчиво повторил Дьявол, — Барон Рыск наверняка послал туда доверенное лицо. А то и десяток верных бойцов с ним. Город не выдаст, так они Зафиру выкрадут, а нас при том порежут.

— Так ты дьявол или чертенок при котлах? — фыркнула женщина, — С десятком дуболомов не справишься?

Дьявол поиграл кисточкой хвоста. Подумал.

— А давайте Зафире волосы острижем! И грудь повязкой утянем. За мальчика сойдет.

Баронская дочь даже задохнулась от гнева и возмущения:

— Да я тебе самому хххх… Хвост отрежу! Под самый корень!

— Госпожа. Но вы же не хотите после нескольких лет покаяния в монастыре святой Майи, на хлебе и воде, бр-р… Все-таки оказаться замужем за мерзким старикашкой двадцати восьми годов! Если, конечно, после всего этого граф от вас не откажется. Тогда и вовсе пойдете за батюшкиного щитоносца, — неожиданно поддержала Константа. И прибавила:

— Волосы не голова. Чай, отрастут!

Видя, что Зафира собирается заплакать по-настоящему, Юрий снова вмешался:

— А давайте подумаем об этом завтра!

И баронская дочь посмотрела на него с искренней благодарностью.

 

Глава 6

Благодаря судьбу за то, что развела их с разбойниками, через несколько дней путешественники вышли на Старый Тракт. По крайней мере, так его назвала Константа.

Старый Тракт выглядел куда лучше королевского. Находясь за рекой, он мог подвергнуться нападению Песчаных в любой момент. Потому-то и караваны, и разбойники перебрались на другой берег. За Старым Трактом никто не ухаживал. Но, даже засыпанный многолетним ковром листьев, там и сям пересеченный гнилыми стволами, Старый Тракт поражал нечеловеческой прямизной и гладкостью покрытия — там, где оно виднелось из-под мусора. На сером камне Юрий не заметил ни щербинки.

— Древние делали, — отмахнулась Константа от вопроса. — Никто не знает, как. Но ведет он туда, куда нам и нужно: в Бомон.

Приближающаяся осень выслала впереди себя скромный дозорный дождик, совершенно не доставляющий неудобств. Ни ливня, ни луж — только приятная после летней жары прохлада, да грибная свежесть.

Грибов Константа набрала немеряно. Часть из них варила всю ночь. Еще часть наколола на прутики и нагрузила ими Дьявола:

— Нечего бесполезно харч переводить. Вези вот.

Но Дьявол высокого доверия не оправдал. Объезжая первый же ствол, он едва не хлопнулся с ослика, а уж грибы разронял все.

— Ежиный король — руки-иголки! — заворчала Константа. — Тебе только по болоту селянок пугать.

— А сложные у тебя отношения с ежиками.

— Ой, у меня с ними все серьезно. Я им даже не улыбаюсь. Вообще, встретил бы ты ежиного короля, не поглядел бы он, что ты дьявол.

— Да ну, — сморщилась Зафира. — Зачем такие страсти рассказывать.

И украдкой, дуя на плечи, оглядела придорожные канавы. Тоже ровные, как по шнурку, выложенные гладким серым камнем совершенно без швов.

На прочном основании — которое, впрочем, далеко не везде было заметно — да еще по прямому, как стрела, тракту! — дорога пошла веселее. И уже к полудню третьего дня путешественники оказались на мосту через Немайн. Чуть подальше за мостом, за обширным лугом, высились уже стены и башни Бомона. Но чтобы туда попасть, надо было пройти ворота небольшого форта на мосту.

Юрий догадался без вопросов, что укрепление сторожит мост. Но, если Старым Трактом никто не ездит, неужели не проще разрушить мост?

— Пытались, — вмешалась Зафира, пряча лицо в капюшон, — не сумели. Крепко строили предки. С последнего нашествия Песчаных, как королевский тракт по другому берегу пошел, здесь стоит гарнизон. Вот, должно быть, удивятся нам.

— Да, — уныло сказал Юрий. — А я менестрель. Без лютни.

— Мы скажем, что в скит Рассветной Цапли ездили. Бесплодие лечить.

Зафира зафыркала:

— Да я тебя!

— А что? Может, это я ездила, — и Константа не удержалась от шпильки. — А ты моя камеристка.

Но тут обеим женщинам пришлось прикусить язычки, потому как ослики с конем подошли уже к самой рогатке. И пара стражников с профессиональным интересом стали прикидывать, сколько можно содрать с проезжающих.

Видимо, скит был известен. Потому как под капюшоны стражники не заглядывали. Мало ли, и благородные ездят. Бесплодие болезнь худая. А для рода без наследников и вовсе чреватая вооруженным дележом наследства. Вот потому-то даже ее величество могла бы тайком посетить скит.

Сообразив это, стражники взяли немного: по медной монете с человека, с коня — а ослов будто бы и не заметили. Чему Юрий, хорошо помнящий про клейма на ослиных ушах, особенно порадовался.

Проезжая просторным выгоном, от моста к городским воротам, Зафира зажала носик. Константа с жадным интересом вертелась на седле, бормоча вполголоса:

— Ох, какие коровы! Это мерсийская порода, рыжие. У нас таких нету. Ведро за дойку, не меньше. А вон овечки, так уже и стричь бы можно. Чего хозяин тупит?

Подбежавшая собачонка звонко облаяла белого ослика, и Константе пришлось усесться покрепче. Юрий на животных почти не смотрел. Его взгляд был прикован к надвигающейся городской стене. Правду сказать, посмотреть было на что. За непременным рвом, заполненным неожиданно чистой водой Немайн, на широком основании, возвышалась исполинская кладка: блоки в рост человека, к третьему-пятому ряду мельчающие до размеров всего только ведра.

— Константа?

— А?

— Почему камни стены грубые, как будто их выгрызали. А швы, напротив, гладенькие, как стекло. Неужели тем же инструментом, что швы, нельзя было нарезать сами камни?

— Ой. Откуда мне знать. Я что, каменщик? Госпожа, вы не знаете?

Зафира, которая в прошлое посещение Бомона интересовалась совершенно иными вещами, только фыркнула, не желая открывать рот на вонючем лугу.

Юрий повторил вопрос воротной страже.

— Ну ты и серость. Деревня! — хохотнул квадратный мужик в шлеме-горшке и чешуйчатой броне, застегнутой поясом из массивных, квадратных же, пластин. — Вон, марионетки на углу. Спроси легенду о бомонских стенах и огненной плети. Просветись.

Стражник потрогал сумки древком короткого копья. Цокая языком, чуть не водя носом по ремням, рассмотрел рубины на сбруе жеребца.

И уж взял с “деревенщины”, как положено: по серебрянному с головы, да с каждой ноги по медяку. И тут уже посчитали с осликами.

— Хотя по такой сбруе, можно с вас и побольше взять. Но, именем города Бомон, вам льгота.

— За что? — подозрительно спросила Константа.

— За глупость, — снизошел громила. — Уж нашу-то легенду всякий знает.

Отъехав от ворот, Юрий почесал затылок:

— Знать бы еще, где эти марионетки. А то важная легенда. По незнанию…

— Ой, да ерунда это все! — скривилась Зафира. — Простонародные побрехушки, фу!

— Зачем вообще ты про эти камни заговорил? Не мог до гильдии потерпеть, дурень? — проворчала Константа.

— Откуда я знал, что тут вообще есть эта гильдия. Вы же не сказали!

— А ты не спрашивал!

Пререкаясь, путешественники влились в густую толпу, вместе с которой двинулись по улице. Дома слева и справа высились каменные, на взгляд Константы и Зафиры, весьма красивые. Хотя и не такие красивые, как в Парадизе, где обитали сливки Бомонского общества. Юрий смотрел на дома с непонятным выражением лица. Константа ехидно спросила:

— Что, вражина, не нравится?

Юрий фыркнул:

— Что б вы понимали в архитектуре! Колонны кривенькие, балконы на живую нитку приляпаны. Расцветки такой у нас в аду нет… И плесень везде. И штукатурку сто лет не чинили.

— Кто бы говорил, — обиделась баронская дочь. — У самого ни приличной вешалки, ни пуфика в прихожей. Одни гомункулы дохлые и ржавые сколопендры! Тьфу!

— Вы чего, дурни, на костер захотели? — зашипела Константа. — Мы же в городе! Языки подберите! И едем себе на угол, представление глядеть… А вы, госпожа, посматривайте: не мелькнет ли кто знакомый. Батюшкины люди наверняка тут есть.

Обменявшись яростными взглядами, Дьявол и Зафира замолчали. К этой минуте толпа уже вылилась на неширокую площадь. Возле похожего на утюг дома стеснилось полукольцо зрителей, внимавшее неестественно-громким голосам и хриплому завыванию рогов.

Вытянувшись на лошади, Зафира легко рассмотрела артистов, каждый из которых водил перед собой куклу в половину человеческого роста. С ослов тоже видно было получше, чем просто с земли. Но все же недостаточно хорошо, потому как людей собралось прилично. Как раз в это время директор труппы — невысокий колобок с окладистой бородой стального цвета и пивными щеками в сизых прожилках — обходил публику. Тряс вместительным шерстяным колпаком:

— Жители славного города Бомона! — вскричал он, распугав птиц. — И добрые гости! Мы поведали вам, как в незапамятные времена орды чудовищных песчаных тварей из жаркой пустыни осаждали стены нашего любимого города! Поскольку наши щедрые и благоразумные предки замесили раствор, не пожалев лучших яиц…

Константа захохотала:

— Яйца от себя отрывали?

Толпа засвистела, захохотала, захлопала ладонями по ляжкам. Директор труппы с достоинством поклонился:

— Воистину, раствор получился отменным. Увы, песчаные оценили его тоже! Денно и нощно, с ужасающим скрежетом, пугающим даже самых отважных воинов на стенах, песчаные твари скребли, царапали, и лизали швы между блоками кладки! Стена делалась все ниже и ниже! Отчаявшиеся жители города уже не чаяли избавления!

Толстяк яростно потряс колпаком, жадно раздвинув его края:

— Бросайте, бросайте монеты, славные горожане и добрые гости! Чем больше будет ваша щедрость, тем длиннее и краше станет наша повесть!

Зафира перегнулась с седла, запустив руку в сумку на плече Юрия. Нашарила там кругляш и двумя пальчиками уронила его в колпак.

— Ого! — зашуршало по толпе. — Прынцесса! Целый серебряк!

Заметили это не только актеры. Юрий дернулся было, но что поделаешь!

Директор, дважды обойдя зрителей, удовлетворился весом колпака, и махнул красномордым парням слева и справа от пятачка с куклами. Парни поднесли к губам рога, набрали воздуха… Над площадью покатился хриплый рев, более уместный в речном тумане или на поле битвы.

— Выходит наш славный градоначальник, а с ним знатнейшие и мудрейшие книжники славного Бомона!

Юрий не видел куклы градоначальника, но услышал бархатно-медовый голос:

— Господа книгочеи! Подайте же мудрый совет, как избавиться нам от Песчаных?

Парняги, изображавшие теперь славных горожан, затянули унылыми голосами:

— Нам хана! Нам хана! Нам хана!

Выступил первый книжник. Зафира увидела широкомордую куклу с откровенно лежащими на плечах щеками, снежно-белой короткой бородкой, причесанной волосок к волоску, с оловянными пуговицами-глазами. Хихикнула, потому что брови были намалеваны углем, как у деревенской красотки. Еще раз хихикнула: кукловод выглядел почти так же. Ну, чуть-чуть поменьше щеки.

— Господин Авериан! — книгочей поклонился небрежно, и кукла градоначальника неодобрительно крутанула головой по-совиному, сделав полный оборот. Зрители засмеялись. Кукла-книжник похлопала приставной нижней челюстью, как рыба на противне, и прошамкала:

— На войну должно идтить, познав глубины психологизма!

Непонятное слово заставило зрителей крутить головами не хуже куклы-градоначальника. Книгочей же продолжил:

— Воистину, я один ведаю верное средство к спасению! Должно изловить неприятеля и насыпать оному на хвост крупной рассыпчатой соли. Причем соль брать только морскую. И каждая крупинка, — кукла поводила пришитыми лапками, — да не будет весить менее трех золотников с полукаратом!

Выдвинулась кукла второго мудреца. Тощая, вытянутая мордаха венчалась натуральной метелкой — видно, из метлы и сварганили. Многочисленные блестяшки на кожаной фуфайке придавали мудрецу вид озерного ерша в заклепках.

Ерш-заклепочник прогнусавил:

— Устав не велит советовать, не видя розового осла! Приведите мне розового осла! Есть ли у вас розовый осел?

Толпа заозиралась:

— Ой, а тут два осла!

— А конь годится?

— Один серый.

— Один белый.

— Сам ты осел белый! Это же ослица.

Юрий, в ужасе навалившись на шею ослика, попытался прикрыть ладонями клейма на ушах обоих животных.

Ерш-заклепочник манерно топнул ножкой в дырявом сапожке:

— Не по уставу! Кони не по уставу! А осел — розовый!

Кукла-градоначальник изобразила плевок в его сторону, смачно озвученный кукловодом и вызвавший очередную волну смеха. Один из дудочников, картинно сгибаясь и кряхтя под несуществующей тяжестью, вынес туго набитый кошелечек.

— Вот тебе соль! — обратился градоначальник к первому книжнику. — Точно такая, как ты просил. А теперь…

Дудочники одним движением протянули поперек пятачка нарисованную на холсте каменную стену. По другую сторону стены третий актер, до сих пор молчавший, издал жуткий скрип. Кукла-градоначальник пинком перебросила через стену куклу-книжника, в лапках которой уже был “мешок соли”. Кукловод протиснулся под холщовой “каменной стеной” города и улегся рядом с упавшей куклой. Та вполне достоверно изобразила упавшего со стены человека, кряхтя, стеная и потирая бока.

Третий актер издал еще более жуткий скрип, высвобождая свою куклу из мешковины. Зрители ахнули. Страшное чудовище выглядело вставшей на дыбы медведкой: здоровенный жук с острыми жвалами, жуткими членистыми лапами, и огромными глазищами — почему-то человеческими, что пугало едва ли не больше всего.

Константа подергала госпожу за ногу:

— Что там?

Юрий чуть подогнал своего ослика вперед и приподнялся на седле.

Чудовище с жутким скрипом зашагало вдоль холщовой “каменной городской стены”, делая угрожающие движения за стену.

— Нам хана! — загундосили дудочники. — Нам хана! Нам хана!

— Это неправильное чудовище, — возмутился ерш-заклепочник. — У него надкрылья не по уставу! А хвоста вообще нет. На что тут сыпать соль?

Чудовище повернулось к людям и угрожающе двинулось в их сторону, щелкнув здоровенными клешнями. Не думая об уставе, толпа ахнула в голос и отшатнулась: Юрий и Константа едва удержали ослов. Конь под Зафирой зафыркал, и та машинально погладила его по шее, успокаивая.

Довольное произведенным эффектом чудовище (про его кукловода тоже все забыли) прошагало к скинутому со стены книжнику. Двумя размашистыми движениями растерзало мешочек с солью (разлетелись крупные сухие горошины). А потом резким ударом насадило книжника на локтевой шип. Кукла задергалась, хлопая нижней челюстью, и крича голосом актера:

— Это вульгарно! Это непсихологично! Это нечестно! Я же всегда давал хорошие советы!

— Вот я к тебе и прислушался, — сказал за стеной градоначальник.

С тем же ужасным скрипом чудовище принялось лизать стену. Дудочники подвернули верхний край, изображая уменьшение стены. Затем чудовище удалилось и толпа выдохнула.

Вышел директор труппы с изрядно похудевшим колпаком:

— Почтенная публика! Совет мудрого книжника не возымел действия! Скоро чудовище явится вновь! Что же делать славным горожанам и добрым гостям Бомона? Бросайте! Бросайте монеты!

На этот раз Юрий успел схватить Зафиру за руку, но и прочие зрители накидали не меньше серебряка. Всем не терпелось увидеть продолжение.

После знака директора кукла-градоначальник посмотрела на ерша-заклепочника.

— Господин книгочей! Посмотрите, как уменьшилась стена! Подайте же мудрый совет!

Дудочники, потрясая холщовой “каменной городской стеной”, вновь затянули унылыми голосами:

— Нам хана! Нам хана! Нам хана!

Ерш-заклепочник начал загибать пальцы свободной руки кукловода:

— Надо принести в жертву девушку! Девушки глупы! Неспособны к наукам! И в писаниях своих воруют у мужчин! Ибо они дуры!

Константа решительно закатала левый рукав.

— Ты чего, — прошипел Юрий. — Это же пьеса! Это же не взаправду!

Камеристка скрежетнула зубами не хуже медведки.

На площадке появился красивенький мальчик с не знавшими бритвы щечками. Кумушки в толпе издали восторженное “Ах!” и качнулись вперед. Мальчик заправил за ухо золотой локон, выбив из толпы еще один вздох, и выставил куклу девушки. Девушка состояла из снежно-белого платья, золотых волос ниже подола, и громадных синих глаз — больше, чем у той медведки! Все остальное терялось.

Градоначальник медленно, всеми движениями показывая, как ему не хочется это делать, обвязал девушку веревкой под мышками. Мальчик-кукловод томно вздохнул, исторгнув из кумушек очередное “Ах!” Актер-градоначальник натурально зарыдал.

Веревка с девушкой поползла вниз по холщовой "каменной городской стене". На противоположной стороне пятачка заскрипело чудовище.

На этот раз толпа не отшатнулась. Юрий заметил несколько сжатых кулаков. К сожалению, действия он не видел. А Зафира едва сдержала слезы, пискнув:

— Чего она молчит? Я бы уже кричала!

— Так у нее же рот не нарисован, — Константа изловчилась посмотреть над чьим-то плечом. — Для девушки странно. А ресницы! Бр-р, соломины в две пяди!

— Завидуешь?

На пятачок с неба опустился новый персонаж, поданый на удочке из-за спин товарищей. От пояса героя вниз был направлен длинный красный… Хвост?

Юрий хмыкнул.

— Родича увидел? — прошипела Константа.

Нисходящего с небес героя хорошо рассмотрела вся площадь. По приземлении кукла-герой ухватила красный хвост как меч. Ее кукловод провогласил зычным, хорошо поставленным, очень красивым баритоном:

— Во имя святого Кондратия! Вот огненный меч, дарованный мне во избавление города Бомона от напасти! Он плавит камень, рассекает доспехи, не устоит перед ним панцирь чудовища! Не бойся, о добрая дева! Я уже иду!

Зрители облегченно заорали, затопали, засвистели.

Ерш-заклепочник отпихнул градоначальника и подался к герою, чуть не упав со стены:

— Ты меч держишь не по Уставу! Вот как надо!

Бесцеремонно схватив меч, ерш-заклепочник сунул его к себе за пояс. И со страшным воплем кукловода упал, хватаясь за причинное место.

— Ну я ж говорила, от себя отрывали, — удовлетворенно кивнула Константа. Площадь громогласно заржала.

Герой выдернул меч из тушки ерша-заклепочника и спрыгнул со стены навстречу Песчаному.

— Стой, храбрый витязь, — пропищал мальчик-кукловод. — Сила волшебного меча иссякнет в ночь святого Кондратия… Сегодня!

Сделав длинную паузу, кукловод всхлипнул (а кукла девушки утерлась волосами).

— Нам хана! Нам хана! Нам хана! — провыли дудочники, еще раз поднеся ко рту рога. Над площадью покатился настоящий плач, сделавший настоящими и холщовую стену, и огненный меч и приближающееся чудовище.

Герой замахнулся мечом. Чудовище ловко отпрянуло, сделав неприличный жест клешнями. Герой повторил жест… Из соответствующего места куклы ударила тоненькая струйка воды.

Зрители опять заржали:

— Знай наших!

— А нехрен стены лизать!

— Ты что! — сказал градоначальник. — На войну надо идти, познав глубины психологии!

— Снимите же меня, — захныкала девушка. — И я подскажу вам, как спастись!

— Я спасу тебя даром!

Герой обнял девушку, ударив по веревке огненным мечом. Веревка упала, девушка и герой слились в поцелуе. По толпе покатилось оглушающее “А-ах”, превосходящее все ахи, звучавшие на представлении до сих пор.

Чудовище робко поскрипело, обращая на себя внимание. Герой снова презрительно брызнул водой из штанов в его сторону. Песчаный отшатнулся, зрители засмеялись. Директор труппы провозгласил:

— Вот так люди узнали, что Песчаные пуще всего боятся воды!

Отлепившись друг от друга (куклы запутались, что вызвало еще несколько смешков), герой и дева вернулись к чудовищу, жадно смотревшему на стену.

— Сколько бы ты сегодня ни убил чудовищ, завтра придут еще! — всхлипнула девушка. — Ибо пески неизмеримы! А сила твоего меча иссякнет.

— Ночь святого Кондратия, — заорала толпа, уже участвуя в действе.

— Увы, ночь святого Кондратия, — повторил и градоначальник.

— Нам хана! — прорыдали дудочники.

— Э! — крикнула Константа, — у тебя же меч плавит камень!

— Точно, — раздалось рядом. — Пусть заплавит швы!

— И лизать будет нечего!

— Благодарю вас, славные жители Бомона, — вскричал герой. — Подобно храбрым предкам, вы нашли выход, отринув замшелую брехню злоумных заносчивых чернокнижников!

Герой решительно воздел меч:

— Я последую доброму совету!

Еще раз сорвал поцелуй у девушки и решительно ткнул мечом в стену.

Ничем не закрепленная ткань прогнулась — кукла провалилась в город.

На чудовище никто и не взглянул: все зрители катались от хохота. Увидев, как директор, ласково улыбаясь, растягивает знакомый шерстяной колпак, Юрий решительно направил осла назад, потянув за поводья белого Константы и вороного Зафиры:

— Поехали, а то все деньги на них спустим.

Услышав про деньги, Константа опамятовалась:

— И правда. Поехали!

— Нам еще ослами торговать, — прибавил Юрий. — И тележку покупать.

— Да подожди ты с тележкой, — заворчала Константа. — Нам бы отдохнуть, поесть… Стену бы съела, как тот песчаный. Особенно, если раствор на яичных белках, как полагается.

Живот Константы громко согласился с высказыванием. Зафира прибавила:

— И вымыться надо теплой водой! С мылом! А то от речных купаний у меня в волосах скоро камыш вырастет!

— С картошкой, — облизнулась Константа, тряхнув узлом волос не хуже, чем у баронской дочери. Только каштановых.

— Ладно, все понял, — сказал Дьявол. — Ищем постоялый двор. А где вы в тот раз останавливались?

— В “Высоком замке”, — Зафира показала рукой вдоль улицы, на возвышающуюся громаду. — Там, возле городской цитадели, на главной площади, где живые картины…

— Стой! — Константа придержала повод вороного. — Вот как раз к благородным нам сейчас никак нельзя! Там-то наверняка от батюшки вашего люди есть.

Константа задумалась. Юрий обвел глазами окрестности. Путешественники ехали по улице — не узкой, но и не широкой. Пара всадников разъехалась бы легко, а вот пара повозок уже скребла бы по штукатурке. Под ногами лежал булыжник, за долгую историю города выглаженный как стекло. По обе стороны улицы тянулись неглубокие канавы, выложенные камнем — без решеток, но чистые. К домам вели горбатые мостики. Юрий обратил внимание, что на улицу выходили не двери домов, а только калитки в глухих толстых каменных же оградах. И сами калитки выглядели основательно: из толстых досок, с мощными ухватистыми ручками. А в замочную скважину, пожалуй, влезла бы ручка лопаты. Первые этажи домов продолжали собой ограды: ни окошка, ни щелочки, глухие стены, оштукатуренные кто во что горазд. Зато вторые этажи выглядели празднично: темное дерево каркаса, белые клетки стен, кованые решеточки под окнами, искусной лепки цветочные горшки, из которых во все стороны лезла зелень. Над окнами в пастях диковинных кованых чудовищ раскачивались фонарики из прорезной жести — до вечера было еще далеко, и фонари не зажигали. Зато над улицей реяли разнообразные флаги, вымпелы — даже чьи-то штаны сперва показались двухвостым бунчуком, потому как были из яркого шелка в красно-синюю полоску.

— Я придумала! — сообщила, наконец, Константа. — Нам надо вот так объехать цитадель… Вообще, все гору с цитаделью. Затем в сторону реки, где большой мост.

— Купеческий квартал!

— Да, госпожа. Там есть очень, очень достойная таверна “Лиса и цапля”. Шаромыжников туда не пускают. Да среди меховщиков их и нет.

Юрий припомнил необозримые окрестные леса, и согласился: меховой промысел здесь, наверняка, выгоден.

— И еще, госпожа, — Константа посмотрела выразительно:

— Там есть баня!

Зафира просияла, и кавалькада решительно двинулась в путь.

Улица скоро привела к огромной площади перед холмом с цитаделью. На другом конце площади маячили громадные здания. Строгие фасады с колоннами, лепниной. Большие окна, блестящие дорогим стеклом, которое даже в ярмарочном городе в таких количествах показалось впервые. И множество вооруженных людей — кто верхом, кто пеший — все в мехах, из-под которых редко выглядывало вороненое железо.

— Не, — сказала Константа, решительно забирая вправо, по краю площади, — на господскую половину мы точно не сунемся. Неровен час, узнает какой услужливый приказчик или там десятник стражи.

Так что широкую площадь, заполненную разноцветно одетым людом, путники обошли краем, и саму цитадель толком не разглядели. Сказать по правде, они и глядеть в ее сторону боялись.

Зато башни знаменитого Бомонского моста увидели издалека. Даже раньше, чем саму реку Немайн: здесь ее уже и камнем было не перебросить. На серой воде в мелких волнах яблоку некуда было упасть от всевозможных лодочек, лодок, ладей, суденышек, судов побольше, попузатее, и совсем огромных паромов, плавучих домов, даже плавучих дворцов.

Казалось бы, зачем тут мост?

Широкая серая лента на массивных опорах — не то что две, четыре телеги разъехались бы, еще и место останется. Над каждой опорой моста — башня с аркой и опускной решеткой. А между башнями еще и галереи — как бы второй мост — с отсюда видными товарами, лавками, столь же нарядной толпой. Пожалуй, не будь женщины так вымотаны недельным походом по лесу, они бы уже сбежали наверх, в царство тканей, притираний и угощений.

Но сейчас путешественники просто перешли мост, увлекаемые потоком людей и тележек, оставив за спиной тревожащую хмурую цитадель. Свернули налево — в улицу, хоть и не узкую, но после моста показавшуюся тесной. Да еще и пришлось подниматься в гору. Сама гостиница выглядела кремовым тортом в три этажа: ну столько завитушечек, резьбы каменной, лепнины. Казалось, здание составлено из устремленных в небо пик, между которыми робко щурились узенькие высоченные окна.

В широком дворе путников встретил управляющий. Посмотрел с явным недоумением: конь великолепный. Сбруя богатейшая. Но одеты путники как попало, а всех вещей — тощие переметы.

Тут уже сам Юрий поторопился достать из кошелька серебрянную монету:

— Уважаемый, нам просторную комнату. На троих.

Константа возмутилась было:

— Нам с госпожой!

— Лучше быть под приглядом, — невозмутимо закончил Дьявол. Управляющий, видимо, сделал те же выводы, что и стража на самом первом мосту: знатные паломники инкогнито. Лицо его разгладилось, улыбка стала настоящей, а руки и язык зажили привычной жизнью:

— Мишка, Гришка, жеребца в стойло, ослов туда же. Госпоже комнату

— И ванну! — потребовала Зафира громко. — Немедленно!

И это тоже услышали не только слуги.

Дьявол подхватил было седельные сумки, но подбежавший мальчишка сам взялся нести небогатую кладь. Второй мальчишка на вытянутых руках принес от конюшни снятую уздечку с рубинами. Управляющий вручил ему большой ключ:

— Проводи в Лазурные палаты.

Войдя в здание, Зафира остолбенела:

— Даже в “Высоком замке” такого нет!

Управяющий с напускной скромностью разулыбался:

— Да что там “Замок”, два этажа! На что им подъемник!

— Я только в книжках про такое читала!

Константа захлопала глазами:

— А оно меня выдержит? Может, я лучше ножками?

Юрий подхватил женщину за талию, шепнул в ухо:

— Ты чего, лифта не видала? Ты же знаешь эту гостиницу?

— Так я ж не с господского входа заходила! — прошипела в ответ камеристка.

Зафира вошла в подъемник больше с удивлением, чем с испугом. Константу пришлось заводить, как лошадь на корабль: подталкивая в пышную корму. Убедившись, что дверцы закрываются без помех, мальчишка с уздечкой и ключом решительно прозвонил три раза, дернув за шнурок колокольчика.

Подъемник чуть качнулся и поехал: на удивление Юрия, без скрипа, рывков и лязга. Константа так боялась, что не удивилась рукам Дьявола на собственной талии. Не будь она так ошеломлена, возможно, даже попыталась бы закрепить успех. Но пока что было не до того. Зафира и вовсе ничего не заметила: подъемник ей был интереснее.

Колокольчик звякнул, мальчишка открыл дверцы:

— Прибыли, госпожа. Вот ваши комнаты.

Большой ключ беззвучно провернулся в отменно смазанном замке, отворилась толстенная дверь: не хуже тех калиток в Нижнем Городе.

— Вот спальня, вот гостиная, вот ванная комната и… Удобства. Желаете что-нибудь сейчас?

— Мы отдохнем с дороги, — сказал Юрий, выгребая медяки на чай.

— А поесть? — как только Дьявол убрал руки с ее талии, Константа пришла в себя.

— Потом поедим, я мыться хочу! — Зафира уже разобралась со здешней ванной, открыв горячую воду. Позолоченная чаша для мытья была точно как в баронском замке. — Принесите мне чистое белье! И полотенца!

— Полотенца вот, — мальчик показал на бронзовое кольцо, — я сейчас пришлю вам горничную.

— А нам принеси обед, — распорядился Юрий, — на троих.

За обедом — чистые, сытые, в свежем белье — нашли силы обсудить представление. Зафира все видела с высокого седла. Юрий с Константой все слышали, но видели кусочки. Первое, что Юрия заинтересовало:

— А почему тут девушку мальчик играл?

— Обычай такой, — фыркнула Константа. — Ну что, получил ответ про стенки свои?

— Больше вопросов, чем ответов, — задумался Юрий. — Почему меч всего день работал? Почему он такой… Огненный? И что за хвост, на котором спускался герой?

— А ты на своем хвосте так не можешь, значит?

— Нет.

— Вот отличие дьявола от великого героя. Угодного богу! — наставительно подняла палец Зафира. — И к девушке он относится получше… Некоторых! Наверное, герой потом женился на спасенной…

Поправив косу, пахнущую лавандой от недавнего купания, девушка возвела глаза к разрисованному потолку, отчего пушистые ресницы показались особенно красивыми.

Дьявол на уловки не повелся, что Константа отметила с некоторым неожиданным для себя уважением. И сказала:

— Ну, представление, конечно, хорошее было. Но нам же дальше ехать. А у нас два ворованых осла. И такой конь — честно выигранный, но нам настолько не подходящий… Не по чину менестрелю с подружками такой жеребец! А уж сбруя!

— Так что, все продаем?

— Ага. Сбруя с каменьями, дорогая.

— Каменья лучше из сбруи вынуть. И разным ювелирам в разные лавки продать поштучно. Больше получим, — с очевидным знанием дела высказалась баронская дочь.

Юрий без разговоров взял со столика драгоценную уздечку и принялся аккуратно извлекать из нее рубины, помогая себе хвостом.

— А почем тут нынче кони?

Зафира подошла к окну:

— Кони… По золотому с чем-то… Далеко, не разбираю.

Юрий и Константа с одинаковым удивлением стали по обе стороны от девушки:

— Где же ты цену увидела?

— Вон же, торговые новости. На больших вывесках. Вон, у замка, через речку.

Присмотревшись, Юрий разглядел огромные прямоугольные щиты с крупными, даже отсюда различимыми, знаками. Всего их было около десятка, но хорошо читались только три, повернутые прямиком к гостиничным окнам. То ли гостиницу так построили, то ли щиты так поставили — но как раз по этим трем можно было узнать цены на основные товары: зерно, мясо, хлеб, меха, лес, кожи, мед, коней, кирпич, соль, пиво, пенька, вино, рыба, пряности… Список уходил ниже, Юрий не стал читать его полностью. Его внимание привлекло движение на одном из щитов. Цена на соль сменилась: несколько человек, вертя механизм, выставили новые цифры из набора.

— А… Там цены меняются?

— Ну ты же видишь! — сказала Константа. — Это еще что! Вот на тех щитах справа — они лицом к площади, отсюда не видно — каждый день живые картины показывают.

Дьявол с отчетливым скрипом почесал затылок:

— Давно это у вас?

Константа по привычке посмотрела на Зафиру:

— Госпожа, вас же учили.

Зафира помялась.

— Ну, я не очень хорошо помню… Но есть легенда, что давным-давно картины менялись сами. Потом секрет был утерян, и городские механики сделали большие листы, которые можно показывать по очереди. Уж больно удобно. И цены узнавать. И моды!

— И каждый шкет теперь знает, для чего грамота, — прибавила Константа, — а то ведь иначе их учиться не загонишь!

Юрий зевнул:

— Что-то спать охота.

— Золотые слова, — кивнула Константа. — Это сколько же дней я на постели не спала?

Зафира только вздохнула.

— Господин… Юрий. Вы располагайтесь тут, в гостиной. Кресла мягкие, широкие, спать вам будет хорошо. А мы в спальне на кровати.

Даже если баронская дочь и была недовольна выбором камеристки, то ничем этого не проявила. Константа же не постеснялась обежать и гостиную, и спальню, составляющие вдвоем Лазурные апартаменты. Проверила засовы на окнах, дверях. Подергала рамы. И только потом успокоилась.

Лазурные апартаменты заполнились сонным сопением.

 

Глава 7

Путешественники благополучно проспали до утра следующего дня. После умывания и завтрака Юрий сказал:

— Ну что, пошел я ослов продавать.

— Постой, — спохватилась Константа, — нам же деньги сейчас нужны. Мы по лавкам пойдем. Нужна одежда, припасы.

На слово “одежда” Юрий понимающе ухмыльнулся.

— А что? — сразу ощетинилась камеристка. — Так и ходить в одном плаще? И черте-чем под ним?

Дьявол поднял руки:

— Успокойся. Вот… Двадцать серебряных. Тебе десять и Зафире десять. Как-нибудь уложитесь.

Лицо Зафиры вытянулось. Лицо Константы расплылось в улыбке. Надо же, поровну! А все-таки не такой уж бесполезный этот дьявол!

— Так, — задумался и Юрий. — А не ограбят вас с этакими деньжищами? Наверно, надо вместе идти. Опять же, покупки отнести.

— Да ты не беспокойся, — Константа ловко прибрала свои монеты. Зафира сгребла стопку с очевидным недовольством.

— Мы тут в гостинице сопровождающего возьмем. Он бесплатный. Ну, в цену ночлега входит. И он ливрейный.

— И чего?

— Ну, если кто обидит постояльца под защитой гостиничного слуги, то это как всю гостиницу обидеть. И хозяин ее найдет способ даже неуловимому вору на хвост наступить.

— Так, может и мне такого взять?

— Ага, — фыркнула Константа, — только с крадеными ослами и брать.

А про себя подумала: “И зачем же дьяволу охрана? Что он, адское воинство не вызовет?”

Решив так, путешественники разошлись в разные стороны. Юрий на конский рынок. Женщины — на улицы портных и галантерейщиков.

Юрий управился быстро. Хотя и подозревал, что по неопытности продешевил — но ломить цену за краденых ослов поопасался. А вот конь был вовсе не краденый. И сдавать его барышникам за медяки сильно не хотелось. Поразмыслив, Юрий решил обратиться к хозяину “Лисы и цапли”: тот наверняка имеет нужные знакомства. А то и сам купит. Конь-то роскошный!

Хозяин гостиницы посмотреть коня согласился. И восторга не сдержал, как ни старался. Дал за коня не только спрошенную цену, которую Юрий видел утром на живых картинах, на конском рынке — но еще и добавил почти треть сверху. Тут Юрий подумал, что рыночная цена показана на обычных лошадок, и тут он продешевил опять. Но по рукам уже ударили.

Впрочем, за коня покупатель дал целых два золотых! Здешнего золота Юрий пока в руках не держал. На одной стороне увесистой монеты Дьявол с удивлением различил того самого героя с огненным хвостом. Перевернув диск, увидел красивое женское лицо — похоже, та самая спасенная из пьесы. “А уважают здесь традицию,” — подумал Юрий, убирая солнышки в кошелек.

Покупку тележки и пони Дьявол решил пока отложить: выезд из города явно не завтра. Все это время пони придется кормить. Да и выбирать лучше с Константой. Ее-то местные не обдурят!

Кстати, где Константа? И Зафира?

Константа и Зафира в этот самый миг помирали от счастья. Навертев на себя сразу несколько кусков парчи, они смотрелись в бронзовое зеркало на стене лавки, сожалея о его малой величине.

— Да уж, — понурилась Зафира. — Не дома!

Но вид роскошной ткани с золотым шитьем ее утешил. И она неожиданно подумала, что батюшка, пожалуй, не отпустил бы ее по лавкам. И такую дорогую ткань не позволил бы даже в руки брать. Потому что и правда дорого.

Но зато как к глазам подходит! А как волосы по ней рассыпаются! Глубокая синева с золотой росшивью! И сшить платье обещают всего за трое суток. Ну, конечно, еще день-два на примерки… Но, в целом… Не такой бесполезный этот Дьявол.

И вообще! Душа-то продана уже. Да и тело… Как бы сказать… Короче, пусть добывает деньги, где хочет!

Константа парчу все-таки отложила. Взяла бархат — да не простой, рытый. Цвета “полыхающей лисы” — лишь капельку светлее каштановых волос камеристки. Константа с удовлетворением отметила, что за время путешествия волосы ее сравнялись длиной с гривой госпожи.

Так что после портнихи и башмачника — оттуда Зафиру пришлось вытаскивать за руку — добрались все-таки до галантереи. И до поясков. И до шпилек. И до тисненой сумочки на пояс. И до гребней: массивные, черепаховые, четырехзубые, с фигурным верхом. Константа взяла с фигуркой девушки — желтоватая слоновая кость, тонкая резьба, каждая кудряшка видна. Зафира взяла гребень, усыпанный “глазками” из множества мелких синих сапфиров. Расчесывать, впрочем, обе выбрали простые гребешки: с частыми зубцами, крепкими шлифованными оголовками, удобно ложащимися в руку. Константа и тут осталась верна черепаховому, Зафира же, после долгого обнюхивания, взяла сандаловый, с оголовьем в форме изогнувшейся кошки.

Деньги еще оставались. Так что следующими под удар попали духи. Перенюхав половину лавки, Константа остановилась на розовом масле: и держится долго, и уходит по чуть-чуть. Зафира о низменных материях не беспокоилась, выбрав пузатенький флакончик с прелесть какой миленькой хрустальной розой-пробкой, чуть ли не большей самого флакончика.

Наполнив корзину сопровождающего (Константа по хозяйски одернула на нем ливрею), женщины решили отведать знаменитого бомонского мороженного. Все-таки бегали по лавкам почти день… Да и деньги пока что были.

За мороженным они зашли на увитую плющом и виноградом веранду. Зафира улыбнулась: еще здесь была дикая роза, точь-точь как у нее на духах.

Подскочила девочка с вопросом, что подать. Так что мороженным не ограничились: начали с пирожков с зайчатиной, заказав пяток и для парня с корзиной. Перешли к луковому супу с маленькими сухарикам в ногок Зафиры величиной. Затем ели жареный картофель в сметанном соусе с укропом и петрушкой. Потом еще попробовали “бусинки” с вишней — маленькие вареники. И еще икры — совсем чуть-чуть. Не от жадности, а просто уже некуда было.

Запивали же все это холодным березовым квасом из легендарного “потеющего” кувшина. И когда, наконец, подали мороженное — в виде той самой городской стены — девушки смогли только лизать стену. Как те Песчаные.

Носильщик с удовольствием прибрал все, чем с ним поделились женщины, чтобы не лопнуть. Всю обратную дорогу Зафира вздыхала, что теперь она толстая, как те ослики. И в новое платье не влезет.

— Чего? — удивился Юрий, встретивший их на нижней ступеньке винтовой лестницы, отчего показавшийся еще выше, стройнее и красивее.

Девушки согласно вздохнули:

— Ну… Растолстеем.

— Лучшее лекарство от ожирения — хорошая прогулка в приятной компании, — хмыкнул наскучавшийся взаперти Дьявол.

— Но нам же надо переодеться!

— Умыться!

— Волосы уложить!

— Ага, и расчесать.

— Сначала расчесать, потом уложить!

Юрий замахал руками:

— Ладно, ладно, я уже все понял.

Посмотрел на стрелки напольных часов украшающих холл:

— Вот если вы через полчаса…

— Час! — твердо сказала Зафира.

Юрий пожал плечами:

— Танец огней начнется через три четверти часа. И ждать нас не будет.

Константа томно потянулась:

— А может, его из окна видно? Сверху даже лучше, чем из толпы шеи тянуть.

— Э! Тут кто-то похудеть хотел!

— Госпожа хотела.

— Вот мы с ней вдвоем и пойдем.

Константа аж ноздри раздула:

— Госпоже без камеристки на людях появляться не по чину! Она же порядочная девушка, а не какая-нибудь там!

Зафира собралась возразить — но не осмелилась. Действительно, если их увидят знакомые? Нет, можно бы накидкой голову прикрыть. Но тогда ее красоту никто не оценит!

— Так! — решительно сказала баронская дочь. — Бегом собираться!

Юрий понимающе вздохнул и отвернулся разглядывать часы.

А там ой как было на что поглядеть! Механизм заключался в шкафу, величиной в добрую четверть холла. Полированое дерево в несколько ярусов украшали резные фигурки, изображавшие некие сцены — Дьявол не понимал, какие, но старался неведения своего не показать и рассматривал искусную резьбу с видом знатока.

Тут часы издали громкий щелчок, и некоторые из фигурок даже плавно задвигались, в такт полившейся музыке. Зафира сразу узнала бы менуэт, но Юрий в местных танцах не разбирался. Несколько выше полочек с фигурками сиял круглый кованый циферблат, начищенный до блеска. Стрелок на циферблате было целых шесть. Как и кругов с цифрами, картинками, прорезными окошечками, в которых мелькали все те же фигурки. Насколько Юрию удалось разобрать по нарисованным солнцу и луне, самая толстая стрелка отсчитывала годы. Стрелка чуть потоньше — сезоны. Зиму, осень, весну, лето — каждый сезон изображала аллегория, тут Юрий не ошибся. Зиму представлял бородатый дед с дубиной, весну — его, судя по росту и тонкости фигуры, внучка. Зато лето — дочерна загорелый здоровяк в набедренной повязке, с косой в одной руке и лейкой в другой — четко давал понять, в каких занятиях сей сезон проходит. Осень же — внушительная, словно Константа, с такими же каштановыми волосами — считала цыплят, а из ее корзины торчал ананас, арбуз, пятачок поросенка, рябиновая гроздь величиной с хороший веник.

Третья стрелка — вытянутый ромбик с окошком посередине — показывала месяцы. В окошке Юрий увидел полную луну, что точно соответствовало увиденному вчерашней ночью. Четвертая и пятая стрелки показывали часы с минутами, и тут Юрий уже ничего непривычного не заметил.

От циферблата вниз, до самого пола, за стеклом, важно ходил здоровенный маятник. А вот зачем дверца выше циферблата, среди резных дубовых листьев, опять же раскрашенных гроздей — на этот раз виноградных — голубеньких колокольчиков, Юрий пока не понял.

Его неведение продлилось недолго: минутная стрелка подошла к очередной четверти часа, дверца отхлопнулась, и оттуда выскочила кукушка. Только не куковала, а смешно прыгала туда-сюда, пока часы гулко и важно отбивали время.

Словом, заскучать Юрий не успел. Казалось бы, только начал часы разглядывать — а на винтовой лестнице уже стоят девушки. Облегающее платье плотного голубого шелка делало Зафиру выше и здорово подходило как к Лазурным апартаментам, так и к ясным глазам девушки. Рукава расширялись у локтя, ниспадая к ногам парой стягов. Узенькие, снежно белые нижние рукава доходили до середины ладони, на запястье перехватываясь массивными браслетами. По бедрам до подола шли два разреза, из которых волной выплескивалась молочное кружево. Внушительная грудь была прикрыта вставкой из белого же табина. На платье не было ни единого украшения — зато у обеих ушах Зафиры красовались витые ажурные золотые ромбы, проросшие искорками опалов, хрусталя, сапфиров (в цвет глаз же), даже альмандинов — насколько мог различить ошеломленный Юрий. При каждом шаге, при каждом движении девушки от серег летели искры. В просто зачесанных волосах гордо сиял новый черепаховый гребень в синих камушках.

Выдохнув, Юрий перевел взгляд на камеристку. Видимо, та надела туфли на высоком каблуке, потому что смотрелась лишь чуточку ниже Зафиры. И на Константе все было разных оттенков красного. А еще никаких вставок на груди Константа не признавала, так что отравление слюной было обеспечено любому мужчине, просто посмотревшему в ее сторону. Пышные открытые плечи, высокую шею подчеркивала треугольная гривна, вся в зеленых каменьях.

Половина волос, закрученная в узел, была сколота гребнем на темени; шпильки наверняка были, но Юрий их не видел. Вторая половина волос спускалась двумя прядями вдоль висков, а третьей волной — по спине, ниже талии.

Походка, гордая посадка головы, глаза и губы делали из Константы богиню осени — только не служанку!

Только тут Юрий спохватился, что, продав ослов с конем, себе он ничего пристойного из одежды так и не купил. Не говоря уж об этой долбаной лютне!

С другой стороны, на нем-то мужская одежда сидела как положено. Да и при таких спутницах никому дела не будет, во что он сам одет — только успевай ухажеров отваживать… Дьявол привычно потеребил кисточку хвоста.

— Так мы идем? — ангельским голоском осведомилась Зафира.

Обалдевший Юрий только кивнул. Красавицы подхватили его под локти и почти понесли наружу.

— Так, — Юрий уверенно свернул налево. — Нам к мосту, а от него вдоль по набережной. Огни над водой пускать будут.

Шли без особой спешки, так что к мигу выхода на реку танец огней уже вовсю полыхал. Над водой взлетали огненные змеи, завиваясь спиралями, с шипением уходили в собственные отражения; толчея мелких волн дробила и рассыпала разноцветные огоньки. Толпа на мосту и на набережной восторженным аханием приветствовала каждую вспышку или фигуру.

От моста в общем потоке людей двинулись по набережной — вполне основательной, с каменным бортиком, на котором вольготно чувствовали себя мальчишки и продавцы всякой всячины. Завидев цветочника, Юрий тоже блеснул вкусом, купив Зафире веник белых роз — продавец заверил, что без шипов, но баронская дочь мигом нашла, о что занозить пальцы. Константе достались громадные рыжие герберы, величиной с хороший подсолнух, на стеблях-дубинках. И она почти сразу же обломала один о карманника. Несмотря на это, прогулкой все остались довольны: чисто выметенная к празднику булыжная мостовая не пачкала длинные подолы, а каблучки не проваливались в хорошо заделанные швы. Публика вокруг текла чистая, нарядная, благожелательная — все-таки Бомон был сытым и богатым городом.

В Лазурные апартаменты все возвратились в полном восторге. Константа даже запоры на окнах проверять не стала.

— Ой, — огорчилась Зафира, — а кто сидел на моем платье?

На взгляд Юрия, ни единой складочки на платье не появилось. Но Зафира решительно потрясла обновкой перед носом камеристки:

— Сделай внушение здешним горничным! Привыкли купцов обслуживать, что они понимают в благородных!

Юрий скоренько переворошил собственный небогатый скарб: ничего не пропало. Да и кошелек на поясе, предусмотрительно перетянутый хвостом, остался в целости.

— Ай, не переживайте. Чудесный вечер, правда!

Константа живо разлила по серебряным стаканчикам виноградное вино из прихваченной внизу оплетенной бутыли:

— Да, вечер и впрямь хорош.

Даже Зафира улыбнулась по-настоящему.

После чего путешественники сдвинули стаканчики, выпили ароматное легкое вино, заели виноградом же и отправились почивать.

Юрий проснулся на шорох. Или на звяк. Сначала он обрадовался: решил, что пришла Зафира. Впрочем, а чем Константа хуже? Ее-то за что игнорировать?

Все еще пребывая в полудреме, Дьявол выстраивал мысленно столбики достоинств и недостатков каждой претендентки. Пока, наконец, не уверился окончательно, что ночные визитеры не мерещатся. К сожалению, они занимались вполне обычным воровством. Такого разрыва между мечтой и натурой Дьявол не вынес и восстал в гневе. Без криков — не хотел пугать девушек.

Девушки тоже проснулись от шума совершенно недвусмысленной драки. Зафира, округлив глаза, прикрылась подушкой. Константа схватила узкогорлую вазу. Так что на поле боя ворвались девы-воительницы — одна с мечом, вторая со щитом. Константа сразу же опустила медную посудину на голову ближайшего — вроде бы не Юрий, разберешь тут в полумраке! Противник повалился мешком, даже не вскрикнув. Зато баронская дочь огласила покои боевым воплем, сделавшем бы честь мамонту в капкане.

Еще пара воров, пытающихся зажать Юрия в угол, отвлеклась на новую угрозу. Что и стоило им здоровья: в сером заоконном свете особенно ярко сверкнул синий кончик дьявольского хвоста — напрочь смахнув ближнему противнику кисть с оружием. Лязг упавшего кинжала заглушил вопль раненого. Единственный уцелевший из тройки прямо с места кинулся в окно. Судя по азартным воплям, его уже ждала гостиничная стража, поднятая тем же шумом. Но грабитель взлетел на крышу по оставленной веревке и был таков.

Зато двух оставшихся сдали ворвавшимся в апартаменты молодцам. Хозяин прибежал тоже, несмотря на поздний час, одетый безукоризнено. Рассыпался в извинениях, и прямо на месте выплатил виру за беспокойство, положив на столик увесистый золотой.

— А ковер мои девочки ототрут, вы не беспокойтесь, — заверил он напоследок, и вся орава, наконец-то убралась. Убедившись, что опасность миновала, Зафира посмотрела на залитый кровью ковер и артистично осела в обморок.

— Ну вот, — вздохнула Константа, — придется все же, господин Юрий, вам рядом с нами спать. На кровати как раз трое поместятся. Да и деньги целее будут.

И вылила на Зафиру остатки воды из медной узкогорлой вазы, которой только что столь доблестно сражалась.

 

Глава 8

Интерлюдия

Пафнутий из рода Сур прислонился обширной спиной к холодной кладке каменного простенка. Через кольчугу и стеганку холод не ощущался, но серые стены нагоняли озноб одним своим видом. Казалось бы, королевский дворец — можно сделать и покрасивее! Пафнутий покосился в “женский угол” и еще раз фыркнул: да там женщину от мужика не отличишь! Все тоненькие, завитые, напудренные, позолоченные — точно как пуфики под ними. Пожалуй, Пафнутий просто сломал бы любое из изящных сидений, если бы сдуру взгромоздил на шитую подушечку четырнадцать стоунов собственного веса и полтора стоуна боевого железа. Всего полтора потому, что на прием к королю полный доспех Пафнутий решил не брать. Но все равно придворные из “позолоченного угла” таращились на него, как на степняка, притащившего за собой еще и верхового эпиорниса. А уж как носы поджимали, вынужденные проходить рядом! Хорошо хоть, слуги не огибали Пафнутия десятой дорогой, так что довольно скоро он разжился здоровенным кувшином королевского вина. Пажа развернул со словами “У короля еще много!” — и мальчишка, не зная, то ли восхищаться баронской лихостью, то ли жаловаться, побрел в погреба обратно.

Отворотив лицо — и особенно нос — от сладкой вони духов и напудренных локонов, Пафнутий основательно приложился к кувшину. Утер усы рукавом, и подумал, что жизнь, пожалуй, не так уж плоха, как казалось в последнюю неделю.

Началось все тоже с вина. Граф Дебиан пил его неохотно и неумело. Напрасно Пафнутий взывал к рыцарской доблести, и к тому, что приличные люди воду вовсе не пьют. Известно же, что от нее все болезни! Особенно в походах. Вот батюшка Дебиана — старый граф — был мужчина правильный, и до походов гораздый. И до воинских, и до питейных, а уж по женщинам равных ему во всем графстве не было.

Пафнутий вздохнул. Правду сказать, и младший Дебиан был вовсе не так уж плох. И на коня в доспехе он запрыгивал. И даже в турнире один раз победил, за что был обласкан женским обществом графства. И не избегал балов с танцами. Причем (тут Пафнутий горестно глянул на собственные сапожищи с коваными бутурлыками поверх) на ноги дамам граф наступал редко.

Но все эти подвиги, достойные рыцарского звания, Деметрий Дебиан проделывал без души. Без размаха, и даже, кажется, без удовольствия. Вот этого Пафнутий вовсе понять не мог!

Зато при виде старинной книги — либо древней кладки — либо вовсе ни к чему ни годной безделушки — глаза Дебиана-младшего разгорались, как у кота. Деметрий очевидно понимал в этом толк; не зря же король пожаловал его званием коронного зодчего! Мосты в королевстве требовались настоятельно, и потому многие, соблазнившись наградою, брались за их строительство. Но только Дебиановы мосты не рушились при паводке либо землетрясении. По какому поводу мудаки-завистники прозвали Дебиана чернокнижником. Правду сказать, граф даже обиделся. И даже вызвал одного такого на поединок. Но нет бы как надо, в брызги! Повалял по песку, и выпустил живым. За выкуп, конечно. Но разве так должен поступать мститель? А за прочими даже гоняться не стал. Сказал: “некогда, да и скушно…”

Пафнутия аж затрясло! И то сказать — Деметрию уже к тридцати подкатывает, а наследника все нет. У других по десятку на дворе скачет, а граф Дебиан все в чертежах своих, пыль фолиантов нюхает.

Пафнутий понял, что дело надо брать в свои руки. А то у самого скоро правнуки будут, давно не мальчик. Да и воинское дело такое… Помереть в любой миг можно. И кто тогда за Деметрием присмотрит? Чужому не доверишь, ведь старый граф самого Пафнутия лично просил.

Тут кувшин закончился и Пафнутий залязгал кольчугой по камню, оборачиваясь в поисках нового. Попутно придал шибкости пробегавшей служанке, шлепнув ладонью пониже спины. Служанка, которой показалось, что получила хлебной лопатой, только пискнула.

Пафнутий посмотрел ей вслед и усмехнулся в усы. Пожалуй, невесту Деметрию он подобрал правильную: с хорошими такими полушариями, что сверху, что снизу. Есть за что подержаться. Да и род хороший. Рыски хоть и не богатые, зато чистая кровь. Мало таких в королевстве… О, еще паренек с кувшином!

Ухватив новый кувшин, Пафнутий припомнил и застолье. Ведь в трезвом виде от разговоров о женитьбе граф отмахивался. Но старый хитрый сенешаль Дебианов не зря водил войско тридцать лет. И подстроить как бы случайную пьянку (да что там пить!) для него труда не составило. Но какие муки пришлось вынести Пафнутию, чтобы напоить графа до той неуловимой кондиции, когда рескрипт на брак под доверенности он еще подписал, но что подписал — уже не понял. Это вам не мост рассчитать, тут умение и опыт нужны, про такое в книжках не прочитаешь!

А потом все снова пошло напепекосяк! Пафнутий еще раз глотнул из кувшина. Он благополучно заключил брачный договор с бароном Рыск — тот тоже не чаял сбыть с рук ненаглядное чадо. Кабы не прискорбная малость приданого, была бы первая невеста в королевстве. Король женат; а то бы и ему не зазорно. Но денег все меньше, доблесть все дешевле… Так что даже молва о чернокнижии молодого жениха не отвратила барона Рыск.

Или все же одумался старый хрыч? Вот кто был зверь матерый; Пафнутий уважительно покачал головой и выпил за здоровье достойного соперника. Все шло своим чередом, уже и церковь к свадьбе украшали — как вдруг пропала молодая невеста. И сразу про ведьм заговорили в округе. И в трактире придорожном тотчас же кто-то самого Дьявола увидал… И страшное чудище подземное нашли поутру перед родовым склепом Рысков — ведь неспроста же именно там!

Ну, а что у священника ослы пропали, Пафнутия как раз не удивило. Он и не такие штуки проворачивал в молодости. И потому, невзирая на всю сверхъестественную суматоху, и на отряженные по всем трактам поисковые отряды, Пафнутий догадался, что дочку Рыск попросту спрятал. То ли побоялся выдавать за чернокнижника… То ли жених показался невыгодной партией. Поискав девушку силами собственного небольшого отряда — на свадьбу ехали, не в набег и не на войну, много людей не брали — Пафнутий отослал почтовых птиц графу Дебиану. Посмеялся, представив как тот радуется: жениться не надо, можно снова к своим бумажкам да безделушкам вернуться. Но жаловаться к королю все-таки поехал: нельзя спускать обиду, нанесенную роду Дебианов. Впрочем, и барон Рыск поехал тоже… Пафнутий допил кувшин.

И вот сейчас он здесь — а барон Рыск в соседней приемной, нарочно развели, чтобы не подрались — ожидает высочайшей аудиенции.

Наконец, появился дворцовый сенешаль и сдержанным поклоном пригласил Пафнутия войти. За роскошными резными дверями открылся малый кабинет, посреди коего воздвигался стол, а за столом просто и скромно, как какой-нибудь письмоводитель, восседал Его Величество Кыштым, третий этого имени.

Пафнутий поклонился и внушительно грохнул латным кулаком в грудь; кольчуга отозвалась мелким звоном. Король почти незаметно поморщился.

Тут Пафнутий заметил справа от себя вражину Рыска. Барон тоже был в легком доспехе, отличавшимся от доспеха Пафнутия только гербовой накидкой поверх кольчуги. На накидке изображалась, конечно же, атакующая рысь — снежно-белая на льдисто-голубом. Пафнутий подумал, что зря, пожалуй, графскую накидку не надел. Все-таки он же представитель!

Но тут король заговорил, и все посторонние мысли вылетели у Пафнутия из головы.

— Ознакомившись с обстоятельствами дела, исследовав относящиеся до сего установления пращуров, — король подвигал по столу перед собой толстенный фолиант, живо напомнив Пафнутию Дебиана-младшего. — Мы постановляем…

Король замолчал и внимательно посмотрел на спорщиков. Оставшись довольным их спокойствием, сдвинул корону набекрень и хлопнул по фолианту:

— Решить дело судебным поединком! Проигравшая сторона уплачивает виру и отказывается от претензий.

— А мою дочь вернуть? — густым басом возмутился Рыск.

— Вашу дочь уже ищет вся тайная стража королевства, — Кыштым посмотрел на низенькую дверцу справа от себя. Дверца тотчас открылась, из нее вышел приличный молодой человек, подал королю записку и молча убрался. Поглядев в записку, король вздохнул:

— Ежели ваша дочь похищена не колдовством, как болтают в вашей округе, то она будет найдена. Вскорости, — прибавил Кыштым.

Рыск посмотрел на Пафнутия и скрежетнул зубами.

Пафнутий нахально подмигнул в ответ.

Рыск отвернулся.

— Поединок сегодня. На вечерней страже, как спадет жара. Идите готовьтесь, бароны.

С этого момента этикет и традиция запрещали поединщикам переговариваться. Поэтому бароны вышли молча, глядя в пол. Король смотрел вслед с непонятным выражением лица.

К вечерней страже жара в самом деле уменьшилась. Большое королевское ристалище, помнившее еще состязания пращуров-основателей, понемногу заполнялось народом. Песок боевого поля тщательно разглаживали граблями. Со стороны поля каменная ограда была высотой в рост человека; со стороны скамей — чуть выше пояса. На скамьях занимали места горожане: кто побогаче — поближе к зрелищу. Кто попроще, утешали себя тем, что с высоты дальше видно.

Под вышитым навесом, на креслицах из тонкой, теплой цветной кости неведомого древнего зверя, разместились дворяне. Лучшие места занимала свита ее высочества наследной принцессы. Милые прилизанные дворяне обоих полов — что мужчины, что женщины — расфуфыренные, похожие на цветы, как попало торчащие из корзины. Но все одинаково яркие, вонючие и громогласные. Хотя как будто бы цветы не разговаривают?

Ее высочество Гонория Флавес выделялась среди малого двора — и почти саженным ростом и решительным взглядом. Выходя на поле, Пафнутий поглядел в ту сторону, выполнил положенный салют королевскому гербу, и подумал: “Бедная девочка! Торчит среди этих придурков, как огурец в жопе!”

И сразу же покосился — не слышит ли кто? Ведь оскорбление величества. Пафнутий от греха посмотрел вперед, на входящего через противолежащие воротца барона Степана Рыска.

Да, он выбрал пеший бой! Пафнутий тоже удивился. То ли Рыск больше полагался на личное искусство, чем на удачу — копейная схватка все же больше от коня зависит — то ли, по бедности, решил поберечь дестриера. “А то вдруг война… А у него конь уставший!” — ухмыльнулся про себя Пафнутий. И пожалел, что не впустили бы его на королевское ристалище, в высший свет — с теми двумя молодушками, с которыми Пафнутий готовился к бою. Можно сказать, тренировался.

Но вот пришло время поединка. И король, занявший, наконец-то, розовый трон из кости единорога, соизволил повелеть дать знак.

— Слушайте, слушайте! — закричали герольды, и сразу же над полем хрипло заревели боевые рога.

— Судебный поединок…

Пафнутий рассматривал противника и прикидывал, как и что. Сам он взял проверенный широколезвийный двуручник, кованый из витой стали по древним рецетам, с круглым навершием, с кожаной обмоткой рукояти, с незаточенным участком клинка от перекрестия до лунницы, чтобы громадный двуручник можно было перехватить поближе для боя вплотную. Заточку Пафнутий проверял еще утром, как и каждый день все сорок два года на службе, и в остроте ее был уверен.

Сапоги сидели на ногах плотно. Поножи-бутурлыки, выкованные зацело с наколенниками, не болтались. Выше колен ноги уже прикрывал подол кольчуги — тройного плетения, неразрывной “синей стали”. Поверх кольчуги Пафнутий только боевой пояс из медных пластин затянул — чтобы легче двигаться. Кольчуга доходила и до локтей; ниже локтей блестела в вечернем солнце сталь наручей. Вместо кованых рукавиц Пафнутий снарядился перчатками бычьей кожи с заклепками — опять же, ради ловкости перехватов.

Его противник почти зеркально повторял доспех Пафнутия. А вот оружие выбрал иное. Тут был судебный поединок — не суд божий, не дело чести. Поэтому разное оружие допускалось, при условии согласия сюзерена. Так что барон Рыск вышел на ристалище со стальным треугольным щитом — Пафнутий подумал, что надо беречься угла щита, Рыск наверняка умеет бить “крылом” — да и сам меч Рыска, хоть и одноручный, но длинный, с отчетливо треугольным лезвием, широкий у рукояти, острый на конце, был весьма опасен для кольчуги.

Но и самому Рыску не стоило попадать под Пафнутиев эспадон: куда ни прилети, все навылет.

Герольды докричали положенное. Рога проревели еще раз. Поединщики повернули головы к трону, ожидая приказа короля. Тут Пафнутий заметил выложенные прямо на каменный борт груди. И замер, позабыв про все остальное.

Даже про то, что к грудям прилагалась девушка, Пафнутий заметил не сразу. Он ел глазами пышные белые полушария, распирающие едва заметный под ними корсаж; и только спустя время посмотрел выше, на гордую шею и надменное лицо под высоко зачесанной вороной гривой. Заметив интерес, девушка небрежно улыбнулась барону краем рта.

Рога умолкли.

Пафнутий с трудом оторвался от восхитительного зрелища, краем глаза увидел, что даже разносчики сладкой воды на трибунах прекратили суету и смотрят на песок. Махнул оруженосцу — тот поднес литой островерхий шишак, помог с подшлемником и ремнями.

— Бойцы готовы? — громогласно вопросил маршал.

Как следовало по традиции, Пафнутий поднял меч; то же сделал и Рыск.

— Бой, — изволил распорядиться король.

Поединщики медленно двинулись вперед. Пафнутий на пробу перевел меч с левой стороны на правую. Трибуны вздохнули, противник не купился, приближаясь несколько враскачку. Меч и щит Рыска с обманчивой неосторожностью висели по обе стороны тела. Подпускать его еще ближе не стоило. Пафнутий без перехода ударил косым слева — одними руками, не вкладывая вес тела. Рыск провернулся, сбивая удар щитом в сторону. Пафнутий этого и ждал: довернув эспадон, он включился в удар уже всем телом, даже подшагнул. Рыск едва успел отпрыгнуть: широкое лезвие эспадона прозвенело по его кольчуге снизу вверх, лишь самую малость не достав бедро. Не давая Пафнутию вернуть эспадон в удобную для замаха позицию, Рыск отбил потерявший разбег меч коленом, подскочил к противнику почти вплотную…

И отлетел от мощного удара ногой в щит, да так, что едва устоял. И почти тотчас на него обрушился очередной удар эспадона.

Что творилось на трибунах, поединщики не видели. Зато вопли оглушали даже сквозь шлемы.

Пафнутий нанес подсекающий удар вдоль песка, вынуждая барона подпрыгнуть. Даже в легком доспехе это вовсе не удовольствие; Рыск аж зазвенел всеми колечками — и с приземления атаковал низким длинным выпадом, закинув щит противовесом за голову.

Тут на этот щит обрушился наконец-то прямой удар эспадона. В кирасе Пафнутий бы не извернулся, пожалуй. А вот в кольчуге уйти от колющего удалось. И тут же ударить в ответ!

Щит Рыск держал правильно: крышей домика, чтобы удары соскальзывали. Но удар Пафнутия был уж очень силен. Кусок щита упал на песок; второй кусок повис на ремешках на левой руке Рыска.

Между бойцами внезапно просунулась полосатая оглобля.

“Куда прешь, мужлан!” — возмутился Пафнутий мысленно, чтобы беречь дыхание. Рыск без раздумий перерубил оглоблю своим клинком — на вздох раньше, чем Пафнутий обрушил на нее эспадон.

— Остановитесь! — заорал в самое ухо маршал. — Король повелевает вам остановиться!

И только тут оба воина вспомнили о дисциплине. Неповиновение перед лицом короля! За это герцогам головы снимают без раздумий!

Тяжело отступив на шаг назад от кусков маршальского жезла, поединщики засопели, переводя дыхание. Потом все же повернули шлемы к трону.

Король что-то сказал герольдам. Снова проревели рога. И герольды огласили приговор:

— Поелику утрата доблестных бойцов не доброе дело для королевства; наипаче же в ожидании набега Песчаных! Король повелевает! Считать тяжбу разрешенной! Обе стороны откажутся от претензий! А вира пойдет в казну!

Поглядев на Пафнутия, Рыск совершил словесное оскорбление его величества. Оную зловредную инвективу Пафнутий не услышал: он высматривал черногривую обладательницу безупречной груди. Но той, к прискорбию старого сенешаля, уже не было на трибунах. Оставалось пойти и напиться с бывшим противником, костеря начальство на все заставки. Потому что обе цыпочки, с которыми Пафнутий был прежде, не стоили выреза брюнетки.

* * *

В постели, кроме Дьявола и двух перепуганных красавиц, оказались кочерга и каминные щипцы. Ну в самом деле, надо же девушкам чем-то защищаться. А то поклонники вон, прямо в окна лезут. Отрубленная рука злодея так и стояла у Зафиры перед глазами; так что баронская дочь с каждой минутой прижималась к Юрию все сильнее. Константа, не желая уступать, делала то же самое со своей стороны. Кроме того, в силу опыта и преприимчивости, правая рука Константы — тут уж отнюдь не воображаемая — прокралась под одеяло и приступила к изучению. Сначала — хвоста. Поскольку хвост только что проявил свою опасную сущность, ладонь от него поползла ниже, изучать то, в наличии чего у Дьявола Константа сомневалась с самого начала. Оказалось, что сомнения были беспочвенны. Но хотелось все-таки убедиться лично. Пальцы двигались по знакомым округлостям, поглаживали их, теребили, пытаясь добраться до сути сквозь чертову кожу. И суть отозвалась — не только парой вполне увесистых шаров, но и стремительно выросшим нефритовым стеблем.

Мужчина обнял за плечи прижавшуюся с другой стороны Зафиру. Его крепкая ладонь совершенно случайно скользнула под рубашку и накрыла высокое, нежное полушарие с твердым камушком соска.

Нефритовый жезл заставил чертову кожу лопнуть, и Константа получила истинное наслаждение от ощущения в пальцах плоти, крепостью подобной истинному нефриту, но при этом живой и горячей. Константа мягко перекатилась на грудь и живот мужчины, так что тому пришлось гладить ее по спине свободной рукой — в конце-то концов, на что господь даровал две руки?

Руки же Константы направили нефритовый стержень по верной дороге, о чем она мечтала с того самого момента, как Зафире досталось это удовольствие, а ей — ничего. А ведь у нее волосы не хуже, грудь упругая и мягкая. И уж по части опыта не девчонке с ней равняться!

А дьявол тоже понимал кое-что: нависшие над лицом соски Константы прихватил губами. Зафира издала томный полустон. Константа двигалась как волна на берег и обратно, не издавая ни звука, в надежде, что дьявол распознает подмену позже, и она успеет насладиться.

Рассыпавшиеся волосы Константы накрыли мужчину с головой и защекотали шею и грудь Зафиры. Девушка изогнулась и хихикнула от щекотки. Рука Юрия перешла на ее вторую грудь, в которую вцепилась куда решительней прежнего — как будто в поисках опоры на качающейся палубе. Зафира запищала от восторга, и, повернувшись к мужчине лицом, стала тереться о него сбоку, как кошка. Найдя пространство между нависающей Константой, девушка стала целовать Юрия в шею. Константа вцепилась в ягодицы мужчины, несколько приподняв его навстречу.

Закричали все трое одновременно. Только Константа еще успела подумать: хорошо, что на этаже кроме Лазурных, никаких покоев нет. Она бы не удивилась, если бы от звука тройного наслаждения поднялась крыша гостиницы или с небес сошел еще кто-нибудь на огненном хвосте. Рухнув на грудь Юрия, женщина почти сразу провалилась в сон.

Поутру все смотрели друг на друга как будто ничего не случилось. Выйдя в гостиную, Юрий обнаружил, что ковер с кровавым пятном успели заменить. И вся история — от суматошной резни в полумраке до тройного оргазма — казалась сном.

После завтрака и умывания Дьявол все-таки направился на поиски хозяина гостиницы, наказав девушкам без него наружу ни ногой. Впрочем, те и сами не рвались.

Хозяин принял Юрия весьма любезно. Рассыпался в извинениях, поднес хорошего вина и свежих бисквитов. На вопрос постояльца, что случилось ночью, хозяин, понурившись, рассказал. В славном городе Бомон, оказывается, воруют! Не то, чтобы Дьявола могло удивить подобное известие; но в солидной купеческой гостинице? Хозяин согласно вздыхал, сожалея об уроне чести заезжего дома. Выразил робкую надежду, что Юрий не станет рассказывать о произошедшем направо и налево. Упоминать о том, что промолчат девушки, даже не стал: как о несбыточном. Осторожно поинтересовался, как скоро Юрий собирается ехать дальше?

Дьявол задумался. На покупку пони с тележкой хотя бы день: пока найдешь, пока проедешься на пробу. Пока припасы соберешь. Они ведь даже не решили, какой дорогой дальше к Дебиану ехать: королевским трактом, в составе большого каравана, для безопасности — но тогда караван еще выбрать надо. А вдруг сегодня нет попутного? Или — окольными тропками. Но, если их проследили до гостиницы, то и в лесах напасть могут.

Юрий поинтересовался, с чего вдруг такое внимание со стороны воров к его скромной персоне? Хозяин снова повздыхал, помялся, и намекнул на яркую красоту (Юрий подумал о девушках) жеребца, слава о драгоценной упряжи которого разнеслась уже по всему Бомону.

Тут Юрий спохватился, что у них же еще рубины не проданы! И твердо сказал, что раньше, чем через три дня, уезжать им никак не возможно. Хозяин покивал и пообещал со своей стороны, что примет всяческие возможные и невозможные меры для пущего бережения дорогих гостей. Дьявол подумал, что хозяин, скорее всего, нажмет на своих знакомых среди городского дна — но докапываться благоразумно не стал и поднялся к своим.

За весьма поздним завтраков, плавно перешедшим в обед (ночные тревоги и другие события требовали восполнения утраченного) задержку до послезавтра девушки всемерно одобрили.

— И вообще! — грозно свела брови Константа, — пока не выкупим платья, я отсюда не уеду!

— Да-да! — поддержала ее и баронская дочь. И провозгласила, глядя сквозь золотистое вино в бокале:

— С той, чей стан — кипарис, а уста — словно лал,

в сад любви удались и наполни бокал,

пока рок неминуемый, волк ненасытный,

эту плоть, как рубашку, с тебя не сорвал!

Не поняв аллюзии, Юрий быстро осмотрел собственную одежду: вроде бы все цело.

— Девушки, подождите меня, пока я схожу за пони. И к ювелиру. И…

— Но мне же будет скушно, — томно огорчилась Зафира.

— А мне страшно! — Константа выразительно посмотрела на кочергу перед камином.

Юрий попробовал возражать:

— Но в толпе меня легко могут пырнуть ножом, а вас украсть.

— Что это за дьявол, которого так легко можно пырнуть ножом!

— Но я… — начал было Юрий. Обе девушки согласованно закрыли ему рот ладошками: каждая со своей стороны. И гневно посмотрели друг на дружку.

— Ну, пойдем за понями, — поторопился Дьявол.

— Какие пони! — фырнула Константа, — У нас рубины не проданы. На что покупать?

Юрий только собрался сказать, что есть целых три золотых от продажи жеребца и ослов, но Константа успела раньше:

— Не говоря уж о том, что самый выбор на рынке — с восхода.

— Рано вставать, — поморщились баронская дочь.

— А вам-то чего? Спите себе, мы вдвоем сходим.

Зафира выпрямилась и метнула в соперницу синие молнии взглядов:

— Ходить по ювелирам придется полный день. Все в одни руки мы же не продадим, цену собьем. А по камушку каждому — сегодня начинать надо. Прямо сейчас. И то, хорошо, если к завтрашнему вечеру управимся.

Вспомнив вес монет, Дьявол тоже предложил:

— Не все камни продадим, в запас оставим. Они легче золотых, и спрятать их проще. Не говоря уж, что рубины ценнее.

Девушки согласно кивнули и принялись одеваться, изгнав Дьявола из спальни. Через некоторое время Юрий, недоспавший ночью и сытно пообедавший, задремал перед камином: в здании с толстенными стенами было прохладно, несмотря на конец лета.

Очнулся от толчков с обеих сторон и подскочил.

Помотал головой: девушки оделись, конечно, приятнее, чем в наколдованные рубахи со штанами — но и в половину не так роскошно, как на вчерашнюю прогулку. Туфли без каблука с квадратными носами, едва заметными под суконными юбками — зеленой у Зафиры и коричневой у Константы. Черные шнурованные корсажи различались только объемами содержимого. У Зафиры блузка из тонкого беленого льна, с рукавами-фонариками, открывающими нежные руки. У Константы рукава блузки доходили до локтей. Ни браслетов, ни украшений, ни духов — поход к ювелирам для любой женщины равен битве. Для кого — с мужниным кошельком, для кого, по причине собственной ответственности за кошелек — с куда более вредным земноводным.

Волосы Зафира заплела в четыре косы, завернув над ушам “баранчики”. Константа навертела свой любимый узел на темени, живо напоминающий Юрию язык пламени. Но выходя из гостиницы, обе скромно набросили на волосы простенькие полупрозрачные покрывала — без следа вышивки.

Первым делом Зафира повела компанию к знакомому златокузнецу; к счастью, Константа это поняла:

— Госпожа! Не к семейному же! Он же вас узнает!

— Ой, — блондинка схватилась за щеки, — я не подумала… А больше я тут никого не знаю…

— Ничего, — пришел на выручку Юрий, — сейчас по вывескам пройдемся. По всем. Ты нас просто в квартал приведи.

— А! — воспряла духом баронская дочь, — тут недалеко совсем. Прямо за углом!

— Ну да, — согласилась Константа, — там же и охрана хорошая.

Подошли к воротам в кирпичной стене, перегородившей узкую улицу. Постучали в неприметную калиточку слева от ворот висячим молотком, натертым до блеска множеством рук.

На стук вышел здоровенный детина в стеганой куртке, широких синих штанах, боевых сапогах с поножами, опоясанный мечом. На петле, на левом запястье детинушки висела внушительная булава.

— О! — сказала Константа, — А булава-то магическая. Видела я, как легким касанием такая с ног роняет. Аж искры летят.

Юрий промолчал, но подумал, что искры могут полететь от удара обычной палкой в руках этакого амбала.

— Что господин и дамы желают? — нейтрально-вежливо спросил привратник.

— Продать рубины, — просто сказал Юрий.

— Вход в квартал — половина серебрянного, — столь же спокойно сообщил детина.

— Пятьдесят медных, — быстро подсчитала Константа. Читать-писать — это господское баловство. А вот считать деньги браконьерская внучка умела не хуже любого.

Юрий вытащил из кармана горсть мелочи, думая не о расходах, а о том, как бы не привлечь к себе лишнего внимания. Страж ворот довольно скоро пересчитал мелочь и отступил с приглашающим жестом.

— Прошу.

Компания проследовала в квартал ювелиров. Улочки за калиткой ничем не отличались от улочек перед калиткой. Такое же мощение, каменные подклети первых ярусов с узенькими окнами-бойницами… Учитывая, что за большинством стен этого квартала находились нешуточные богатства — как в драгоценных изделиях, так и в плате за них — некоторая мрачность застройки никого не удивила. Не мудрствуя лукаво, Юрий постучал в первую же дверь. Дверь открылась.

— Ой, — удивился Дьявол, — А я-то думал, тут все на замках да под стражей.

— И на замках и под стражей, — отозвался хозяин, благообразный старичок-боровичок. — Да только день торговый. А как же я кому продам что, если ко мне не войти?

Гости осмотрелись. Небольшое помещение было обтянуто черным бархатом. Маленькие светильники в сводах создавали полную иллюзию зведного неба. По стенам, на полочках и консолях, лежали гривны, ожерелья, браслеты, вот тяжелая пряжка с синими камнями… Можно было рассматривать бесконечно, и Юрий сам не заметил, как пошел на третий круг. Зафира восищенно ахала. И даже практичная Константа шумно вздохнула несколько раз. Дьявол увидел диадему, украшенную цветами из жемчуга и розовой эмали, которая на огненно-каштановых кудрях Константы смотрелась бы лучше некуда.

И вспомнил, зачем пришли.

— Сударь… — Дьявол замялся, не зная, как начать разговор. Достал из кошеля приготовленный одинокий рубин. Глаза старичка вспыхнули не хуже светильников под сводом:

— Как! Западные копи! С них уже лет тридцать ничего не приходило! — дед прикусил язык, спохватившись, что теперь-то сбить цену не получится. Юрий постарался удержать облегченный вздох: камни могли оказаться и фальшивыми.

На волне радости от удачной сделки Дьявол решил порадовать и спутниц. Константе без размышлений купил ту самую диадему с цветами; но надо было что-то и Зафире… Тут вспомнил про тяжелую пряжку для пояса, ценой побольше — но диадема все-таки была красивее.

Закончив торг, Юрий живо выдернул девушек из жаркого покойчика, чтобы те не соблазнились чем-нибудь еще.

— Жадина, — простонала Зафира.

— Девочка, — Юрий вытер лоб, — это же только первая лавка…

Константа посмотрела на него с неподдельным уважением.

И компания пошла по кварталу. Двадцать лавок они, разумеется, не одолели. Но камней пять-шесть уже пристроили с немалой выгодой. И в очередной лавке удивила их не работа и не украшение самого покоя — удивила хозяйка.

— Погиб муж, — ответила она на незаданный вопрос. — Песчаные. Три года как. Отец давно умер. Вот и… Управляюсь.

Здесь было больше изящной посуды, чем украшений. Не сговариваясь, путники купили походный набор из серебра с альмандинами: небольшой чайничек и три совсем уж маленькие чашечки.

— Миленько! — сказала Зафира. А Константа фыркнула:

— Это вам не ежиков таскать. Уроните… — многозначительно качнула пышными плечами. — Мало не покажется!

Впрочем, Юрий и сам бы пожалел терять в траве такую красоту. Все как-то сразу поняли, что день удался, и можно с чувством выполненного долга идти спать.

* * *

Ночью путешественников никто не потревожил. За завтраком было решено выступить на поиск пони. Желательно двух. И тележки.

— С навесом, — прибавила Константа.

На этот раз идти пришлось далеко — конские ряды располагались за рекой. Снова спустились к мосту, подивившись его многосложности, вычурности каменных деталей, богатству товаров, густоте толпы… Несмотря на ранний час, приходилось проталкиваться.

— Кошельки держите, — прошипела Константа. Зафира отмахнулась:

— Я уже все потратила.

— Полсотни монет! — Константа округлила глаза в священном ужасе. Зафира ее просто не поняла. Юрий тихонько вздохнул. Рубины, конечно, стоили изрядно. Но если тратить по полсотни в день — никаких алмазов не хватит, не то, что рубинов.

К рынку подошли уже, когда уже поднялось солнце, но самая жара еще не началась. Зафира запищала, что за эту дурацкую длинную дорогу она успела загореть! А она же не селянка какая-нибудь, чтобы смуглой кожей пугать людей!

Константа даже поморщилась. Но тут, наконец, открылся ряд с маленькими кониками — и все беды были позабыты в момент. Зафира кинулась к фыркающим и топочущим коняшкам, готовая обнять и затискать их всех — даже без оптовой скидки, которую тотчас предложил ошеломленный продавец.

Константа решительно отодвинула баронскую дочь и приступила к осмотру. Прогладив буквально каждую шерстинку на приглянувшемся белом, проверила: не перемотан ли корень хвоста, чтобы стоять гордо задранным. И нет ли в известном отверстии под хвостом — соломинки, через каковую ушлые барышники коня надувают. Чтобы выглядел сытым, гладким и торчащими ребрами не отпугивал. Пощупала бабки, поставила копыто на ладонь: достаточной ли оно ширины, чтобы пони уставал не слишком быстро? Вытерла руки соломенным жгутом и проверила зубы: у старых коней зубы стерты, и это сразу видно.

Лошадка переносила все с умилительными вздохами, косила ясным и чистым глазом.

— Вроде бы не надувают, — хмыкнула Константа в конце осмотра, — А сколько просишь, почтенный?

Почтенный подумал — и сказал.

Константа ответила. Посмотрела на Зафиру, которая своими куриными восторгами не позволяла сбить цену. Торговец тоже посмотрел на блондинку и ухмыльнулся — по той же самой причине. Видно было, что от пони красавицу не оттащишь. Ну, разве что, к другим пони.

Тогда Константа взяла другой тон. Надменно задрав нос, она соизволила согласиться с ценой, запрошенной наследником грабителей и потомком разбойников с большой дороги. Но в таком случае она желала иметь тележку. Сейчас! Немедленно! И бесплатно, потому как цена на пони перекрывала стоимость повозки раз в двадцать.

Торговец пожал плечами и сказал, что не только его предки знали толк в разбое: если посмотреть вокруг, то можно найти прямо вот рядом знатоков не хуже. И если уж говорить о тележке, то цена ее, конечно, отличается раз в десять. Но — в меньшую сторону! Потому как за превосходный кленовый возок с коваными только вчера ободьями, покрытый наилучшей парусиной из Памирского льна, не жалко и золота. Золото в дождь на плечи не накинешь!

Юрий вертел в руке кисточку хвоста, изо всех сил пытаясь не заржать. А представление шло своим чередом; не хватало, разве что, тех мужиков с охотничьими рогами, что изображали хор в пьесе про Песчаных. Константа и продавец говорили все быстрее, и узнавали о собственных предках и характере друг друга все больше. Зафира, ничего вокруг не видя, чесала конику гриву — от чего пони чуть ли не мурлыкал.

Наконец, продавец и Константа троекратно расцеловались, и камеристка повернулась к Дьяволу:

— Тридцать серебром. Плати. Сейчас тележку прикатят.

Юрий послушно отсчитал монеты. Пока он этим занимался, пока хозяин осматривал деньги — столь же тщательно, как Константа перед этим его товар, пробуя сомнительные на зуб — приказчики уже запрягли выбранных пони в повозку, крытую ярко-желтым тентом на высоких дугах.

— Ну вот, — Константа удовлетворенно уперлась руками в бока, — Теперь видно, что не голодранцы… Ну, проедемся вдоль рядов, купим на дорогу крупы… Соли… Котелок…

— У нас есть котелок.

Константа фыркнула:

— Из него мышей кормить. Да! Тебе же оружие надо. И бредень не повредит. Только уже бредень — маленький. Большой мы втроем не протащим. И одежда под него, сапоги там, чтобы не мокнуть. И одеяла..

— Стой, — сказал Юрий, — Нам же денег не хватит.

Константа только фыркнула, не опускаясь до глупого спора. Не на себе же тащить!

— И сколько можно мне, — Зафира подняла палец с явным намеком. — Таскаться пешком, как нищенке какой-нибудь! И дрова собирать! И ежиков ло…

— О! — сказала Константа. — Хорошо, что напомнила. Топор же! А то ветки об колено ломать надоело!

Так что Юрий покорно перенес почти полдня хождения взад и вперед по громадному Бомонскому рынку, удивляясь, как же они без всего этого и до сих пор живы! Сторожа покупки, Юрий перекинулся словом с соседями, у которых, между прочим, узнал не только то, что все бабы стервы — но и то, что попутных караванов ни в какую сторону до конца ярмарки (до послезавтра, то есть) можно не искать. Пока не расторгуются, с места не тронутся. А закрывается ярмарка, между прочим, большим балом в личинах. И там даже с дворянкой потанцевать можно. Хотя, конечно, все бабы — стервы. Однозначно!

Но все имеет свой конец. Груженая тележка поворотила к дому — ну, к гостинице — все той же дорогой через мост. Перед мостом Юрий натянул вожжи:

— Чего это они?

— И правда, — задумалась Константа, — кого же это? Наших, что ли, ночных гостей?

— Да ну, — Зафира высунула голову из-под полога. — Тех грабителей просто повесили бы. А тут позорный столб…

— Эй, куда принес, — закричал старший работник. — Господин коннетабль велят сухие дрова! А ты сырые припер, дурило. Он же не прочувствует ничего толком! И горожан зрелища лишаешь. Тут тебе не село твое! И не кого попало казнить будем! — махал он поленом, наступая на нерадивого помощника.

— А кого, уважаемый, жечь будете? — спросил тогда Юрий.

— Ваша милость, — отбросив сырое полено, старший работник коротко поклонился.

— Неужто на живых картинах не видели? Пойман, гад ползучий! Сколько он всех бомонцев изводил! Колдун он, чароплет проклятый!

— Да, — живо заинтересовалась Константа, — а на чем гадал?

Перед красавицей горожанин подобрался, расправил плечи — отчего выкатилось приличное пузо. Но герой не смутился и сказал с гордостью, как будто сам изловил супостата:

— Он старостой был в Дроздах. Ну — слобода к полночи недалече. И такой был днем тихонький весь, услужливый да вежливый — ну никак не заподозришь худого! А ночью-то как пойдет на яйцах ворожить!

Зафира ойкнула.

— Не на тех, госпожа, — ухмыльнулся рассказчик, — на куриных.

Баронская дочь прикрылась накидкой. Горожанин продолжил:

— И ворожил он в сон, в чох, в птичий грай и свинячий насморк. Да нашла коса на камень: захотел извести благородного рыцаря… Да не здешнего, с юга откуда-то. Не подобрал, стало быть, к рыцарю ключик. То ли рыцарь свежим взглядом заметил — то ли ума не имел, не к чему было ключик подбирать — а сразу в драку. Ну, рыцари — они ж такие!

Зафира слушала повесть, как натуральный роман из папиной библиотеки: возведя очи горе, сложив руки на высокой груди, и покрываясь волнами румянца. Константа даже незаметно толкнула ее в бок.

— Спасибо, добрый человек, за рассказ. Поехали! Вечером посмотрим, — опамятовалась Зафира.

— В точку, госпожа! Вечером посмотрите, как блудодея казнят лютой смертью.

Только отъехав за мост, Юрий перестал хлопать глазами, выровнял дыхание и хрипло спросил:

— Так вы пойдете смотреть на это?

Девушки с искренним недоумением переглянулись:

— Ты же Дьявол! Ты же его душу забрать должен!

Юрий схватился за эту ниточку:

— Но никто не должен видеть, как я забираю душу.

— А мы не будем смотреть, как ты душу заберешь — мы будем смотреть, как он жарится. Ишь чего удумал, сученыш! На куриных яйцах ворожить!

В гостинице Юрий прямо кожей ощутил, как зауважали его слуги и сам хозяин. С тележкой, с пони — не нищеброды какие-то. А что пони маленькие, так это от бережливости. Не зря же сказано: “жрет, как конь”.

Коней — только маленьких — отдали распрягать слугам. Зафиру от белого едва отцепили. Припасы грузчики перетаскали в погреба под замок; ключ выдали Юрию. Пока мужчина занимался серьезным делом, девушки сосредоточенно готовились к вечернему зрелищу. Снова надели все самое лучшее — только на этот раз все же прикрылись накидками. Баронская дочь нацепила ту самую тяжелую пряжку с сапфирами. Глядя на это, и Константа украсилась диадемой.

— Неприлично камеристке одеваться краше госпожи, — надула губы Зафира.

Константа повернулась от зеркала. Оглядела комнату и спокойно, веско сказала:

— А где же тут госпожа? Вы же беглянка теперь. И не платите мне уже третью неделю.

Зафира дернулась было возмутиться — но тут же и увяла. Уйдет Константа — и что тогда баронской дочери останется? Дьявол этот, который цветочка не подарил? И слов правильных не говорил. А замуж и вовсе не звал. Так что на Врага рода людского никакой надежды нет. И вредная Константа — единственное родное лицо. Не говоря уж о том, что камеристка от обиде может и батюшке донести. Так что лучше держать ее в союзниках, а на диадему глаза закрыть. Все равно пряжка дороже стоит!

Перестав дуться, баронская дочь первая поплыла к выходу.

На предмостной площади не то что яблоку — изюминке упасть было негде. Юрий немного поработал языком и локтями. Локти он без смущения втыкал под ребра кому придется, а языком огрызался на глупцов, которые смели быть этим недовольны. По наглому поведению его приняли за обедневшего дворянина, злого от нищеты и общей униженности. С таким связаться себе дороже. Так что до ограды перед столбом троица путешественников все-таки добралась.

— Лучшие места, — протянула Зафира. — Выражаю благоволение…

Осужденного пока не привели. Зато можно было в подробностях рассмотреть место казни. Каменный столб — судя по копоти, явно не простаивающий. Высотой два человеческих роста, обхватом же с хороший дуб. Сразу несколько комплектов цепей — как упавшие паучьи лапы. А уж поленница выглядела прямо-таки образцово. Дерево к дереву; по площади плыл запах хорошо вылежавшихся дров. Помощник палача выхаживал вокруг крады громадным красным кочетом; верхушка алого колпака свисала петушиным гребнем. И даже ноги он подымал высоко — точь-в-точь птица. Громадными кулаками помощник постукивал поленницу, добиваясь абсолютной гладкости укладки.

— Птица-колотун, — пробучал Дьявол, не понимая, зачем он сам-то сюда приперся.

Из толпы доносились вздохи и ахи женщин, восхищающихся красотой наряда и самим здоровяком.

Слева от путешественников закричали:

— Дрова! Дрова! Лучшие буковые дрова!

Повернув голову, Юрий увидел бойко торгующего развозчика. Встретившись с Дьяволом глазами, парень подмигнул:

— Купи поленце, добрый гость города! Внеси свой вклад!

— И мне, и мне! — закричала Зафира.

Константа же молча бросила парню монету. Взяв по полену, девушки передали их здоровяку-кату. Тот немедленно положил дрова в верхний ряд — тут-то до Юрия и дошло, зачем такой высокий столб. То ли отличаюсь бомонцы щедростью — то ли сильно досадил им этот самый чароплет. Так или иначе, а поленница уже переросла макушку птицы-колотуна.

Выше и дальше разносчика с дровами, под высоким балдахином, украшенным фестонами и бантиками, восседали судьи. Ну, а кому там еще восседать? Вон, какие благообразные лица, исполненные государственной мудрости… Юрий вспомнил представление о песчаных, и поразился сходству сидящего на самом высоком кресле с куклой мэра города. Заодно поразился терпимости государственного мужа, позволяющего изображать себя в уличной марионетке.

По обе руки от мера на креслах чуть пониже, сидели священник и начальник стражи. В отличие от фиолетового с золотом камзола градоначальника, священник носил строгую снежно-белую мантию с деревянной буквой “т” на груди, на скромной цепочке.

С начальником стражи — по-здешнему, коннетаблем — все было ясно без подсказок, ибо носил он точно такую же кирасу и латные набедренники, налокотники — как стража с алебардами между толпой и помостом. Но, в отличие от рядовых, украшен был вождь наплечниками в красно-желтую клетку — судя по шевелению на ветру, наплечники были тканые. И таких же цветов — Юрий догадался, что это гербовые цвета Бомона, да и как тут не догадаешься, когда вокруг кто с флагом, кто с накидкой, кто с букетом патриотичных расцветок.

Тележка с дровами отъехала. Народ не спешил занимать освободившееся место, потому что на него въехала упряжка с деревянной клеткой в телеге. Из клетки стражники выдернули за локти совсем не плюгавого и не затюканного осужденного. Когда блудодея поставили перед судьями — вполоборота к толпе — Юрий смог хорошо его рассмотреть. Девушки тоже висли на руках, дышали почти в уши — и таращились на чароплета во все глаза. Не всем так повезло: блудодея поставили перед помостом, из дальних рядов могли разглядеть только голову.

— Совсем как человек, — разочарованно протянула Константа. И покосилась на Дьявола.

Юрий же смотрел на осужденного. Высокий, усатый, с заметной плешью, отражающей свет факелов… Разволновавшись, Дьявол и не заметил, как спустились сумерки.

— Нос напильником, как в замковой кузнице, — сказала Зафира. — А так ничего особенного.

Осужденный переминался, позвякивая цепями на скованных руках. Юрий отчаянно пытался выжать из себя хоть каплю жалости. Но толпа вокруг молчала. Пожалуй, истеричную злость еще можно было бы понять. А тут никто гнилого яблока не бросил!

“Его не хотят унизить,” — вдруг сообразил Юрий. — “Его именно убить хотят. И хотят этого все.” Если заезжие поначалу могли бы и не понять происходящего, то по напряженному угрюмому молчанию бомонцев любой бы уже догадался, что дело тут нешуточное.

На край помоста шагнул глашатай в клетчатой накидке гербовых цветов Бомона, с вышитой женской фигурой на груди.

— Святая Беос, — зашелестело по толпе. — Защити нас от потрясений!

Глашатай подул в гнусавый могучий рог и раскатил перед собой свиток.

— Гости славного Бомона и добрые горожане! Злокозненный сей Лисан Жабовар, бывший старостой поселения Дрозды, оного звания за преступления лишен! Преступления же суть: ворожил он на яйцах куриных!

— Нехрен яйца хватать! — заорали в толпе. — Маслобойки встали!

Глашатай снова подул в рог и подождал тишины. Продолжил:

— Чародейством непознаваемым совращал с божьего мира невинных отроковиц, при живой жене.

— Козлина! — громче звучали женские голоса.

— Деревню свои податями умучил, ободрал, как охотник белку! Но деньги оные не в казну Бомона, но на свои потребы пустил. Чем сделал жителей деревни своей неисправными в платежах налогов. Многие из той деревни побежали, а иные до сумы умучены бысть!

Толпа взревела:

— Что-то не так!

— Деньги взад!

— И черенком протолкнуть! — крикнул пацаненок с невидимой в темноте крыши.

Толпа засмеялась. Но нехорошо, не по-доброму.

— И главное, задумал колдовством извести благородного рыцаря!

Услышав о рыцаре, Зафира потянулась вперед. Глашатай же продолжил:

— Продав странствующему рыцарю изюм, злокозненно выковырянный из булки…

— Из одной? — звонко крикнул давешний пацан.

— Деревня бедная, — басом ответили из толпы, — двух не набралось.

— А зачем рыцарю-то изюм? — вполголоса удивилась над ухом Константа.

Глашатай выдохнул:

— Наконец, храбростью и умом рыцаря чароплет изловлен бысть. Поглядите все на храброго защитника!

Из темноты навеса к краю помоста вышел рыцарь. Зафира чуть не на плечи Юрию влезла; судя по ахам, не она одна это пыталась проделать.

— Какой высокий!

Юрий, внезапно ощутив укол ревности, буркнул:

— На помост поставь — и пони выйдут в кони!

Но Зафира пропустила шпильку мимо ушей. Юрий посмотрел на храбреца.

Храбрец был не то, чтобы очень силен или широк в плечах — многие стражники перед помостом превосходили его и в том, и в другом. Ни сверкающих доспехов, ни яркого плюмажа, ни даже длинного меча Юрий не увидел. Разочарован был не он один: Зафира с обиженной миной перестала тянуться к помосту. Константа фыркнула, не снизойдя до ругани. Дьявол подумал, что это, скорее к Зафире, чем к рыцарю. Потому что, несмотря на скромную стеганую одежду, приличную скорее каменотесу, подвиг был неоспорим.

— Из скромности, приличествующей благородному, храбрый защитник пожелал сохранить тайну имени! — прокричал глашатай и снова подул в рог. Рыцарь отступил в тень; на край помоста вышел поднявшийся из кресла священник. Простер над бликующей плешью деревянный знак в форме буквы “т” и возгласил:

— Бог да простит тебя, несчастного.

— Ибо мы не простим! — заорали в толпе.

Священник согласно кивнул на это и вернулся в кресло. Юрию даже понравилась краткость обряда. Тут осужденного повернули лицом к толпе. Встретившись с чароплетом глазами, Юрий как-то внезапно совершенно перестал жалеть Жабовара.

— Кланяйся! — велел коннетабль. Лисан бросил ненавидящий взгляд и не шелохнулся.

— Ненаклоняемый… Гордый… — зашелестело по толпе. Коннетабль ухмыльнулся и щелкнул металлическими пальцами. Дюжие молодцы с обеих сторон живо согнули злодея почти что лысиной в землю.

— За блуд!

Коннетабль загнул палец.

— За брехню!

Загнул второй.

— За изюм! — крикнул пацан с крыши, наслаждаясь полной безнаказанностью. Толпа отозвалась ревом почище рога, полетели вверх шапки.

Коннетабль честно загнул третий палец. Стражники потянули казнимого на дрова — полусогнутым после излишне резкого третьего поклона. Из тени — как все действующие лица жутковатой пьесы — возник кузнец с переносной наковаленкой и живо приковал Лисана к столбу. Птица-колотун торжественно шарахнул о дрова бутыль с маслом.

— Нехрен за яйца хвататься, — злорадно сказали за спиной у Юрия. — Это масло никуда не денется!

— Господин рыцарь, благоволите завершить столь удачно начатое дело! — коннетабль подал защитнику факел. Юрий с удивлением понял, что сам храбрец вовсе не испытывает свирепой радости, одушевляющей всю площадь. Ну, не местный — видать, не потерпел от Лисана. Рыцарь твердым шагом подступил к поленнице и уверенным движением сунул факел в дрова. Масло вспыхнуло — только тут блудодей закричал. Ничего человеческого в этом крике не было.

 

Глава 9

Выкупать платья отправились поутру. Тележку не запрягали: не такие уж тяжелые эти платья. Хотя — роскошные. Девушки щебетали, обсуждая каждую рюшечку и шемизетку. Юрий плелся следом, едва переставляя ноги, углубившись в мысли так, что даже не замечал, по какой улице идут.

Но вот пришли к портнихам. Все было готово к примерке: платья развешены на болванах, нижние юбки выглажены, кружева накрахмалены. Несколько десятков цветных ниток выложены на столик возле примерочного табурета. Табурет — чтобы, возведя на него заказчицу, мастерицы могли подгонять по фигуре платье, не слишком утруждая спину.

Первая на табурет вскочила Зафира. Гордо задрав нос, крутя головой по сторонам: батюшка, по благородной скромности (из экономии — буркнула в нос Константа) не водил ее по примеркам. А здесь было на что посмотреть: и суетящиеся девушки в строгом синем, и темно-вишневые портьеры, пахнущие духами, стянутые надраенныем бронзовыми кольцами; и целое стадо зеркал на ножках, сбежавшихся к табурету, как овцы к шелковице… Константа вспомнила, что барон Рыск подарил дочери зеркало побольше любых двух в комнате — но единственное и редчайшее. А тут оказывается, что не обязательно быть бароном, чтобы отражаться в десятке зеркал. Вон, Зафира чуть с табурета не упала, извертевшись. Даже мастерица на нее прикрикнула — дескать, стойте смирно, а как нарядим вас, то все покажем и расскажем.

Оглядевшись, не подглядывает ли выставленный в переднюю мужчина, девушки приступили к примерке. Поначалу на Зафиру надели тонкую льняную сорочку до пола, с кружевной оторочкой понизу. Ползая на коленях, одна из девушек подшивала подол, присборивая кружева. Другие тем временем подшивали рукава, заставив Зафиру поднять руки. Потом хозяйка мастерской надела на баронскую дочь три плоеные нижние юбки… Посмотрела… Осталась недовольна узостью бедер — и прибавила еще пару юбок. Распушив их до наивозможного предела, мастерица соизволила повелеть дать знак с чисто королевской важностью. Стайка хихикающих девчонок потащила платье: одна несла подол, распялив на вытянутых руках, вторая — плечики, и еще двое поддерживали каждая по рукаву. Платье было ярко-синее, шелковое с золотой шнуровкой на корсаже, но такое узкое в бедрах, что Константа не выдержала:

— Так зачем пять юбок распушили, если с трудом налазит?

Хозяйка, собираясь с силами, часто задышала. Потом резким движением (натуральный шелк запросто не порвать), одернула подол так, что понизу выступило всего на ладонь белых кружев.

Выдохнув, мастерица важно сказала:

— Вот. Сама королева носит!

— И что, у вас королева была?

— У нас принцесса одевалась. Ее высочество Гонория Флавес, вот! И, по секрету… — женщина зарделась, — у ее высочества тоже не слишком широкие бедра. Но теперь все носят так!

Константа повертела головой, разрываясь между практичностью и желанием уподобиться самой принцессе. Маленький шаг вверх для баронской дочери — и гигантский скачок для ее камеристки.

Сама же баронская дочь светилась от счастья, поворачиваясь перед отарой зеркал, виляя бедрами и осматривая себя со всех сторон. На лице блондинки отражалось неземное блаженство, так что Константа опять не выдержала, пробурчав под нос:

— И зачем ей мужик?

Но тут Зафире принесли еще и пелерину, отороченную белой выхухолью — редким легендарным зверем со снеговых вершин Агратлама. Хвостики болтались колокольчиками при каждом движении, только что не звеня. Пелерина застегивалась на громадную сапфировую пуговицу — не сильно меньше подаренной Дьяволом пряжки.

Сумочку в мелких стекляшках, завязываемую на шнурок, Зафира привычно повесила на запястье. Все женщины прекрасно умели при случае этой сумочкой врезать, как хорошим кистенем.

— Чуть-чуть в талии ушить, — озабоченно поджала губы мастерица.

И снова девицы засновали с иголками, приметывая и прихватывая в нужных местах. В рот Зафире сунули леденец — по примете, чтобы не зашить память. Правда, у блондинки и так память девичья, но неохота терять даже такую… Кстати, о памяти: где там Дьявол?

Константа выглянула за занавески. Всмотрелась. Вернулась в примерочную и спросила у Зафиры:

— Чего-то он зеленый какой-то. Совсем.

Баронская дочь фыркнула:

— А нечего ночью по кабакам шляться! Или не помнишь, как батюшка такой же приходил?

Швеи тихонько, чтобы благородные не услыхали, зашептались:

— Да это он понял, во что ему платья встанут!

— Панихида по кошельку, хи-хи-хи!

— Смерть мужьям и жабам!

— Не хочешь умирать — не будь жабой! Хи-хи-хи!

Сведя с табурета Зафиру, хозяйка присмотрелась к мебели, раздумывая, выдержит ли та пышную каштанововолосую клиентку. Решила, что выдержит — если той не взбредет в голову танцевать.

Но Константа стояла памятником самой себе. Для нее сам визит в эту дорогущую мастерскую, само дыхание всех этих тканей, притираний, кружев — и даже пыли! — были совершенно очевидной сказкой, полностью затмевающей неудобства примерки.

Нижних юбок на Константу надели в полтора раза меньше. А в платье она осталась верна вишневому бархату, расшитому ромбиками, тонкой-тонкой золотой нитью. Вырез прямоугольный, а рукава от локтей спадали вниз. Юбку обтягивать по фигуре не пришлось: бархат лег мягкими естественными складкам, скрадывающими немодную в этом сезоне пышность.

В очень похожих по фасону — но пошитых куда проще и дешевле — платьях девушки ходили смотреть на танец огней самым первым бомонским вечером. Мастерица сразу угадала правильный фасон для каждой, и теперь восхищенно цокала языком:

— И ведь ни камушка, ни цепочки. А как лежит! Как роскошно, по-королевски, смотрится!

Константа покраснела. С королевой ее еще не сравнивали.

Тут ни ушивать, ни распускать ничего не потребовалось: только на полпальца поднять подол. Зафира вдруг загрустила:

— Мы завтра уезжаем… Где же нам их показать?

— Так Юрий же говорил про бал. Когда с рынка ехали, не помнишь?

— А, — сказала Зафира, — когда Лисана жгли.

— А я и думала, что вы к балу их заказываете, — приподняла брови мастерица, — Когда вы сказали, что надо именно к сегодня. Я сразу и подумала про вечерний бал. Вот и маски вам пошила.

По щелчку пальцами хохотушки принесли две полумаски в тон платьев, с перьями и блестками. Зафира вцепилась в свою, пища от восторга, и закрутилась между зеркалами:

— Я птица! Птица!

Константа неумело приложила свою маску; девушки тут же помогли и заахали, выражая неземной восторг. Константе почему-то сделалось грустно.

— К обеду все будет окончательно готово. — Мастерица ловко извлекла Константу из вишневого счастья и отослала своих девчонок работать. Еще прежде раздели Зафиру — и спутницы с огорчением вернулись в скромные оболочки.

— Милые дамы, с вас три четверти золотого. — Убедившись, что сумма не свалила клиенток с ног, хозяйка повеселела и предложила вина с вафлями и сыром. От которого, впрочем, плотно позавтракавшие путешественницы не сговариваясь отказались.

Юрий расплатился без единого звука, с все тем же отсутствующим выражением на лице. Мастерица посмотрела на клиенток с уважением: заездить мужика до того, чтобы он молча выложил такую сумму! Хотя, может быть, он принц инкогнито? Болтают в городе, что знатные паломники на конях с богатейшей сбруей, ехали со стороны скита Рассветной Цапли… Женщины туда просто так не ездят. Но язык распускать она не стала, ограничившись скромным предложением чашечки рассола. Юрий чашку выпил с тем же деревянным лицом, даже не икнув — чем окончательно покорил сердце владычицы иголок.

— Пойдем погуляем по набережной! — предложила Зафира, в глазах которой еще не погасло собственное божественное отражение в зеркалах. Константа сочла набережную достаточно безопасным местом и согласилась:

— Как раз пройдемся и платья готовы будут.

Покинув мастерскую, женщины повисли на локтях Юрия и повлекли его на набережную. Но уже у первого поворота Константа заметила неладное:

— Господин Юрий, а вы апельсин не жевали?

— При чем тут апельсины? — удивилась Зафира. Константа еще раз принюхалась к кавалеру:

— Как будто не пахнет.

— Апельсинами?

— И апельсинами тоже… Господин Юрий, а вы ночью… Гулять…

— По кабакам не шатались? — вмешалась баронская дочь, наконец-то поняв, к чему клонит Константа.

Юрий стряхнул руки девушек и обиженно заворчал:

— Мне вчера комок пепла на лицо упал — до сих пор тошнит.

— Но вы же утром курицу глодали — треск стоял. А моего пудинга ровно половина осталась! И вообще! Вы же… — камеристка понизила голос и выкатила глаза, — враг!

— Рода человеческого, — пискнула Зафира.

— Или вы душой Лисана траванулись? — догадалась Константа. — Ну, тогда вовсе худой был человечишко, если от него дьяволу тошно!

Зафира повертела головой:

— А вон там мы мороженое ели. Давайте его молоком напоим. Молоко от отравы помогает! Я как-то в детстве горохом объелась и…

— Горох не яд, — выручила ее Константа, — и уж после него точно не молоко пить надо. А не то!

— Да что мы разговариваем! Он упадет сейчас!

Константа пожала плечами:

— Странный какой-то э-э… Враг. Как будто и не враг вовсе…

Компания взошла на террасу, где запомнившая их первый визит девочка сразу предложила мороженое. Зафире с Константой это помогло. И даже Юрий чуть повеселел:

— В конце концов — с костра долой, из сердца вон. Чего жалеть о прошлом!

Подавальщица согласилась:

— Нечего этого чаропута жалеть! Ладно бы там, приворот какой. А то мудак мудаком. Каждый месяц на него кто-нибудь жаловался.

Юрий кинул на девчонку благодарный взгляд. Спутницы, не сговариваясь, посмотрели ревниво и после мороженного ничего заказывать не стали.

С легким сердцем компания отправилась на знакомую набережную. Разве что Юрий старался удерживать девушек подальше от моста с лавками и товарами — не каждый день даже и Дьяволу случается коня с богатой сбруей в кости выиграть. А первого коня вот-вот уже проедят…

На реке, по случаю светлого времени, хватало и лодок и паромов, и мелких суетливых волн. И мусора, но на него никто не обращал внимания.

Вдоль воды тянул приятный легкий ветерок, относящий запахи и мошкару. Прогулявшись почти до стены, где река уходила в большую зарешеченную арку, компания повернула назад, за платьями.

— А где будет этот вечерний бал?

— Ну, в городскую управу все не поместятся, — задумалась Зафира. — Так что, скорее всего, на той большой площади. На ступеньки главного входа посадят музыкантов. Ну и на малых площадях, для народу попроще. В большие фонтаны наверняка пустят вино…

Константа прибавила:

— А я слышала, быков жарить целиком будут и раздавать бесплатно.

— Ну, что прилавки и столики на каждом углу будут, можно не говорить, и так ясно.

Юрий покрутил головой. Как уж там танцы-маски-вино в фонтанах, а вот мяса поесть забесплатно… То есть, даром… Он точно не откажется.

С все повышающимся настроением Юрий уверенно потащил девушек за платьями.

Но, конечно, сразу на площадь они не отправились. Вернулись в гостиницу — и уж тут-то Юрий рассмотрел главные часы во всех подробностях. И даже успел понять, что ему самому рядом с такими женщинами не худо бы приодеться попристойнее. И пошел он за советом к тому же хозяину “Лисы и цапли”.

Хозяин потер подбородок:

— Ну, господин, рост у вас чуть повыше среднего. Руки… Обычные.

Юрий немного обиделся: он-то думал, что плечи широкие.

— Пожалуй, господин, за пару серебряных я достану вам наряд… Графский точно. Ненадеваный. С маской. Граф Дебиан заказал его, но не выкупил. Уже сегодня он отбыл в столицу, презрев праздник.

Юрий чуть было не откусил язык, едва не закричав: “Так Дебиан был здесь!?” — но опытный хозяин разгадал его прекрасно:

— Ну да, граф ехал мимо на поиски сбежавшей невесты… И тут этот придурок Лисан без капли совести на всю компанию…

— Так это он тот рыцарь, поймавший Жабовара?

— Ну да, — простецки пожал плечами хозяин. — Вы тоже на казнь ходили, неужто не видели?

Юрий припомнил выходившего на помост рыцаря. Ничего сверхъестественного. Даже его костюм будет Юрию впору…

А с другой стороны, что ему Дебиан и все здешние хитросплетения? Вот доедут они до замка… И что?

Не найдя ответа, Юрий полез в кошелек:

— Два серебряных, хозяин. А пожалуй, и три, только чтобы быстрее.

— Ждите тут, никуда не отходите. Сейчас мой человек мухой обернется и притащит. А сапоги мы вам обмотками подгоним.

Не прошло и получаса — девушки не успели спуститься — как Юрий уже смотрелся в небольшое бронзовое зеркало.

Слуга вертелся вокруг, расправляя дублет, передвигая на должное место кошель (побольше) и кинжал (поменьше, но вполне настоящий). Дублет был черного бархата с черными опалами по воротнику и рукавам. Как видно, граф особым щеголем не был. И хозяин не предупредил Юрия, что черный опал вообще-то камень чернокнижников, и обычный человек его бы побоялся вот так запросто на себя возложить. Это Дебиану все равно: он и чернокнижник, признанный молвой, и рыцарь с полностью отбитой в боях осторожностью.

Потому-то костюм и достался Юрию так дешево: и облегающие бриджи, и высокие сапоги с ремешками к поясу, чтобы не сползали мягкие голенища. И безукоризненно белая рубашка с тонкими-тонкими кружевами по воротнику — как паутина. Ну и маска, разумеется, изображала вороний клюв.

Так что даже на фоне Зафиры и Константы, выглядел Юрий более, чем достойно. Спустившие девушки ахнули: не ожидали они от спутника такого вкуса в одежде. Зафира даже в щеку его поцеловала. Константа зашипела, но сама целовать не сунулась: Юрий уже напялил “вороний клюв”.

— Все готовы. Идем!

С поворота на главную улицу путешественники окунулись в цветной неистовый водоворот карнавала. Все со всеми здоровались, раскланивались, совали цветочки куда попало, не забывая погладить это самое “куда попало”; Константа уже пару раз отбила кому-то ладони. Юрий схватился было за кинжал и грозно завращал глазами — но руки его почти сразу опутали лиловыми лентами хихикающие девчонки в веночках, и с крылышками за плечами.

Зафира никому рук не отбивала: она прямо таки светилась от удовольствия не меньше, чем зажигающиеся по стенам фонарики. Спускался вечер. Переходя мост, уже увидели первых огненных змеев, запущенных вдоль реки нетерпеливыми горожанами. Баронская дочь уверенно влекла всех на главную площадь:

— Там самое лучшее… Самое-самое!

— Э, — сказал только Юрий, но Зафира не дала продолжить:

— Да не узнают нас! Мы же в масках!

— Да и не до нас. Вон, быка раздают.

— О! Пошли! — Юрий в образе графа живо расчистил малюсенький столик, за который и усадил девушек. Сам же подошел к раздаче мяса, выбрав кусок побольше. И догадался на соседнем лотке прикупить кувшинчик вина и корзинку с пирожными. Вернувшись с добычей, он был вознагражден благодарным взглядом Константы и восторженным писком Зафиры:

— Ну вот! А ты боялся, что нас узнают!

— Ах, позвольте пригласить вас на танец! — из толпы к столику приблизилась брюнетка в маске черной же кошки:

— Ваш костюм идеально гармонирует с моим!

Юрий посмотрел на незнакомку. Стройная. С большой грудью, впрочем, слегка прикрытой меховой оторочкой по вырезу. Широкие рукава в черно-бежевую полоску. Из рукавов снежно-белые руки. Или перчатки с коготками? Большая грудь. Юбка длинная, с чуть ли не шлейфом — надо же кошке хвост — спереди кокетливо расходится и почти до колен видны ножки в сетчатых чулках и мягких замшевых туфельках на высоком каблуке… Оторвав глаза от ножек, Юрий уперся взглядом в идеальную высокую грудь.

Зафира и Константа зашипели не хуже этой самой кошки. Которая не стала терять времени:

— Ах, неужели вы меня забыли, граф? Я-то вас узнала!

Уже замахнувшаяся Константа так и осела. Зафира тоже шарахнулась от наглой разлучницы, подавившись пирожным. Пока камеристка ее хлопала по спине, пока помогала запить — кошка утащила Дьявола как мышку.

— Она нас узнала? — непривычно-робко поинтересовалась Константа, — и что теперь? Донесет?

— Да нет! Она костюм узнала. Э, — спохватилась Зафира, — Так это он ночью с графов костюмы снимал?

— Ага, — вздохнула Константа, заедая печаль пирожным-корзиночкой, — только я подумала, что это и не дьявол никакой вовсе… А он раз — и графский костюм из рукава.

Девушки печально посмотрели на круг танца, в котором Дьявола уже и видно не было. И тут пригласили их. Девушки злорадно переглянулись: пойдем, потанцуем. А граф Дьявол пусть мучается — куда мы делись? Он же все равно вернется!

Вернулся Дьявол только под утро.

 

Глава 10

Утро выдалось туманное, серое, сонное, хмурое и сырое. Или даже мокрое. Оседающий туман украшал мелким бисером кожаные попоны, оставлял полосы на желтом пологе повозки. Пони, несмотря на небольшой рост, вполне уверенно тянули груженую повозку: одной только еды Константа закупила на неделю.

А список утвари Юрий даже не вспоминал — чтобы лишний раз не ужасаться расходам. Караван собирался долго — пока вытянулись перед городскими воротами, пока дождались неизбежных опоздавших, пока растянули сцепившихся жеребцов, пока распутали скрестившиеся оглобли…

Словом, в путь двинулись едва к полудню. Громадный караван держал путь именно туда, куда и требовалось. То бишь, в графство Дебиана. За южным товаром: коврами, шелком, вином, оливковым маслом и маслами для притираний всех сортов и цветов. А еще графство славилось механическими игрушками и часами — впрочем, там же граф чернокнижник. Чему тут удивляться.

Купцы и не удивлялись. Повозка Юрия оказалась самой маленькой в ряду тяжеленных фургонов с окованными железом высокими колесами, запряженных тяжеловозами, даже иногда попадались воловьи упряжки. Юрий присвистнул: это означало, что пойдут очень уж неспешно. Зато безопасно: всех повозок собралось до полусотни. А охраны и вовсе сотни три. Причем, насколько уже мог разобраться Юрий, охрана была не городская, потому что накидки у всех не желто-красные, а сине-серые. В разрезы накидок тускло блестели добротные доспехи: у кого пластинчатые, у кого чешуйчатый. Даже несколько кирас попалось. Вооружены охранники были сходно, что также выдавало их принадлежность к некой группе.

— Да чего гадать, — отмахнулась Зафира, — Синее с серым — гильдия дорожников. Раньше… Ну, совсем раньше… Тысячу лет назад. Или больше. Тогда, в общем. Они дороги строили. А поскольку построили хорошо, сам же видишь…

Юрий припомнил, как шли по Старой Дороге, целехонькой, несмотря на многолетнюю заброшенность.

— … То теперь они дороги больше охраняют.

— А новые пути что, не строят?

Зафира пожала плечами:

— Ну, теперь королевству хватает. Да и секрет утерян, если честно.

Баронская дочь зевнула и спряталась обратно под полого от капель оседающего тумана. Из глубины повозки донеслось уверенное сопение Константы — та так и заснула за пересчетом приобретенных сокровищ. Юрий поправил дождевик, стряхнул капли с носа и причмокнул для пони: шел караван медленно. И на ходу засыпали не только люди.

Поскольку девушки больше не шпыняли Юрия за ночную отлучку, а ехать просто так было и скучно, и усыпляло, Юрий принялся вспоминать причину сонливости. Причина была и помимо серой погоды. Причина столь веская, что ладони, казалось, до сих пор ощущали ее тепло и округлость. Две округлости.

Сперва Юрий просто танцевал с девушкой-кошкой. Выслушивал комплименты его вкусу, мастерству портного. Сам что-то лепетал в ответ про сияющие глаза и легкость движений. Девушка все сильнее углублялась в прошлое, едва не дойдя до того, как молодой граф Дебиан ходил под стол пешком, носил детскую рубашонку и отобрал у нее леденец… Юрий поспешил компенсировать потерю, подведя незнакомку к остаткам быка. Потом пошли по пирожным. А вином все это запивали в процессе, так что к полуночи уже ноги шли не по земле, а по воздуху. Головы же обоих витали в самых облаках.

Звезды меж облаков были прекрасно видны в маленькое окошко чердака — незнакомого, но весьма уютного. Как он там оказался, Юрий не помнил, но и догадаться труда не составляло. Как-то ловко и незаметно избавив Дьявола от маски и от черных опалов — вместе с камзолом — незнакомка добралась до черной чертовой кожи. Но не смутилась нимало, а весьма решительно полезла в бархатные штаны растопыренной ладонью…

Проснувшись от таких воспоминаний, Юрий чуть не закашлялся. Пони вздрогнули и пришлось натянуть вожжи, чтобы они не налезли на переднюю повозку. Юрию показалось, что капли сырости шипят на горячих его щеках. Тем не менее, вспоминать женщину-кошку оказалось приятно. И снежно-белую руку с тонкими изящными пальцами, показавшуюся из снятой перчатки. И высокую грудь, сияющую в ночном полусвете из окошка. За грудь Юрий схватился, как пьяный за столб — чтобы совсем не потеряться в ощущениях. Глаза уже ничего не видели: женщина ловко повернулась так, что лицом Юрий уткнулся туда, где шея переходила в плечо — и тут же принялся покрывать изгиб поцелуями. Незнакомка решительно уронила его на постель навзничь и пощекотала собственным хвостом — только мягким, из меха же. Юрий достал собственный хвост — и огорченно его отложил, как чересчур жесткий.

Жесткость другой детали организма привела женщину в восторг. Попытавшись высвободить полушария из крепких ладоней Дьявола, любовница языком познакомилась с его стеблем — Юрию не шутя показалось, что у нее и язык кошачий. Шершавый, жесткий, и сейчас обдерет его главную ценность до основания. А потом это оказалось так приятно, что все мысли кончились. И все, что потом было, сейчас мужчина вспомнить не мог, как ни пытался. Пытался же потому, что общее ощущение было неимоверно приятным.

Поутру Дьявол уже не обнаружил незакомки. Зато на постели осталось кое-что от нее. Юрий не сразу догадался, что вот эта полосочка шелка и вторая полосочка меха — на самом деле трусики. То ли позабытые, то оставленные на память. Дескать, вспоминай и облизывайся… Граф Дебилиан… Она же наверняка по чертовой коже догадалась, что граф ненастоящий!

Юрий рванул с чердака прямо через окно по крышам — очень уж не хотелось вводить добрых жителей города Бомона в лишние расходы на поленья. Странно, но теперь воспоминания о сожженном жабоваре Лисане мужчину ничуть не волновали — точно кошка хвостом вымела из головы.

И только сообразив, что за ним никто не гонится, Юрий вспомнил о покинутых на балу спутницах! Которых обещал ублажать… А вдруг их обидел кто? Или та же Константа по простоте деревенской кому-нибудь не так поклонилась? В “Лису и цаплю” Юрий вбежал, покрытый холодным потом — и был так рад увидеть обеих женщин живыми и здоровыми, что на неизбежные упреки ответил только идиотски-счастливой улыбкой.

Поняв, что упреки никакого действия почему-то не оказывают, Зафира прибегла к последнему средству:

— Я! Кровь за тебя пролила! — она гордо подняла уколотый в ночь Святого Кондратия палец. — Ты должен мне служить! А не таскаться по шлюхам!

Но Юрий даже на это не ответил, уйдя грузить повозку. Караван ждать не будет! Хозяин “Лисы и Цапли” подмигнул ему понимающе — и тут Юрий вспомнил, что маску-”Ворона” он позабыл рядом с меховыми трусиками.

Тут Юрия двинули кулаком промеж лопаток — да с такой силой, что Дьявол чуть было с передка на спины поням не упал. Согнулся вдвое.

Руку он сразу узнал, и все воспоминания о приятно проведенной ночи и трофеях растворились, как наконец-то исчезнувший туман. С утра Константа пересчитывала припасы, потом за этим занятием и уснула — ничто не предвещало беды. А вот встала совершенно не с той ноги. Что, кстати, в тесноте повозки могло на самом деле получиться. Затекла рука или нога — вот и настроение боевое… Как бы на спине, даже сквозь чертову кожу, шишка не выросла.

За спиной разгибающегося Юрия камеристка перечисляла всю его чертову родню. Дослушав до “чертовой золовки” и “дьяволова деверя”, мужчина уже сердиться не мог. Но бурчание Константы не становилось тише.

— Я его сама исцарапаю! — разобрал Юрий возглас разбуженной шумом Зафиры. Судя по грохоту и треску, баронская дочь, тоже вставшая не с той ноги, ломилась к спине Дьявола подобно медведице в малине.

— Девушки! Милые! — сдавлено прохрипел Юрий, — Я, конечно, это самое… Враг… Но бога-то побойтесь!

За спиной резко стало тихо, и Юрий, наконец-то, отважился обернуться. На него смотрели два совершенно белых лица с глазами в хорошее блюдечко.

Первой опамятовалась Константа:

— Ты побожился — и не сгорел? — указательный палец уперся едва не в переносицу. Юрий снова чудом удержался на передке.

— А ты мне говорила, что он не Дьявол! А я еще и не верила! Обманщик!

— И хвост у тебя козлиный!

Хорошо, что характер у пони был смирный, и продолжали они топать по тракту, отгоняя мух роскошными хвостами. Юрий повертел головой, пытаясь сообразить, услышал ли ссору кто-нибудь еще. Но, похоже, что редкая цепочка дозорных не обратила на бабскую склоку ни малейшего внимания.

Константа выдернула из рук мужчины поводья, уселась рядом и рыкнула:

— Сгинь! Немытый!

Зафира сосредоточенно любовалась пейзажем. Указывала на каждую синичку, восхищалась каждой любопытной белочкой, скачущей по соснам вдоль Тракта. На Юрия женщины очень уж случайно не смотрели совсем.

Тогда Юрий забрался в глубину повозки — по звякающему чем-то мешку — и, устроившись на тюфяке, заснул, вспоминая при том полушария, хозяйка которых и не думала с ним скандалить.

Проснулся Юрий, сладко зевая, от непривычной тишины и покоя. Караван останавливался уже на ночлег. Прогуляв предыдущую ночь, Юрий благополучно проспал день. Пожалуй, девушки разбудили бы его пораньше — но ведь они же с ним не разговаривают!

Впрочем, дуться стало некогда. Юрий выпряг пони, повесил им на морды сумки с овсом — ничего иного сделать не позволила Зафира, которая кинулась обтирать лошадок и даже полезла смотреть камушки в подковах. Этого от баронской дочери Юрий совершенно не ожидал. Константа сунула ему в руки смятые кожаные ведра — судя по виду, с трудом удерживаясь, чтобы не расправить ведра на его голове. И без единого слова указала на поблескивающий в закатном солнце ручей. Караван вытянулся по тракту вдоль воды, и Юрий поежился, вспомнив, что вода защищает от Песчаных. Он принес пару ведер напоить пони. Потом еще пару сварить ужин. Потом еще пару умыться перед едой. И как-то не сразу заметил, когда солнце успело зайти. Мир вокруг из розового сделался жемчужно-серым с оттенком сапфирового. А от воды белой стеной поднялся туман.

На ярко-оранжевый костер тучами полетели комары, ничуть не боясь умереть в пламени. Константа шлепнула в огонь охапку зелени, от чего поднялся настолько едкий дым, что задохнуться испугался и сам Дьявол.

Ужин зато оказался королевский. Ничего похожего на кое-как запеченных краденых уток. Нет, сами-то утки оказались вполне хороши. Да только ни крошки соли к ним тогда не было.

Зато сейчас, вооружившись всеми достижениями походной кулинарии, Константа показала, чего лишается Дьявол, легкомысленно бегая за посторонними кошками. Даже Зафира позабыла про боязнь растолстеть и уплетала за обе щеки.

Отвалившись от еды, Юрий разлегся возле колеса на попоне и протянул:

— Благодать…

Константа попытку примирения отвергла:

— Ты менестрель? Вот и менестрель. Давай, развлекай нас.

Юрий пожал плечами:

— Так мы же лютню забыли купить.

Константа загремела плошками, составляя их стопкой и намереваясь вручить тому же Юрию чтобы помыл. И тут из тумана раздались крики дозорных — слова заглушили визг и ржание. Волна катилась все ближе. Константа так и замерла с плошками в руках. Юрий, подскочив, ухватился вместо нового кинжала за привычный хвост. Зафира, совершенно забыв, что вообще-то она еще дуется, спряталась за плечом Дьявола. Над волной невнятного громкого гула, ругани и лязга вознеслось:

— Ежиный король!

— Ой, мамочки! — Зафира упала в обморок. Хвост Дьявола с неслышным щелчком засветился голубовато-зеленым. Константа решительно подхватила дровяной топор. Юрий столь же решительно забросил баронскую дочь в тележку, чтобы не затоптали. Оглядевшись, Юрий так и не увидел легендарную тварь, хотя орали уже совсем рядом.

Константа выхватила из костра ветку потолще и сунула Юрию в руки. Сама же потянулась за второй. Но тут из тумана проявилась темная масса, размерено движущаяся вдоль реки. По мере выхода на свет становилось видно, что тварь здорово похожа на Песчаного из пьесы. Только ростом на две головы выше Юрия, а зато обхватом в три-четыре Константы — насколько Юрий мог разобрать в пляшущем свете факела. Только обхватывать чудовище не стал бы даже медведь: иголки торчали из ежиного короля, полностью оправдывая его имя. А титул оправдывался витой короной из непонятно чего, по которой весело перебегали сине-зеленые огоньки. Константа изумленно уставилась на хвост Юрия, мерцающий точно так же.

Тварь перла вдоль воды, не сворачивая, сталкивая с дороги даже тяжеленные фургоны, давя костры и корзины, не обращая ни малейшего внимания на тыкающих в нее железом стражников.

Юрий, не подумав, бросил свой факел в голову твари. Факел повис на короне и застрял. И тут же чудовище отреагировало. Всей тушей обернувшись к обидчику, оно разинуло пасть — почему-то посреди живота — и заревело так, что пони мигом порвали привязь и унеслись в ночь. А за ними разбежались и те смельчаки, которые не сделали этого раньше. Увидев, что тварь направляется к тележке с Зафирой, камеристка бесстрашно швырнула в разинутую пасть свой факел — но его отбросило ревом. Не обращая внимания на новую помеху, король шагал к тележке. Тогда Константа, придав себе смелости отчаянным воплем, налетела на шипастый бок с топором и рубанула, как будто рубила голову курице. Раздался треск, полетели сине-белые искры; Константа выпустила топор и с визгом отскочила. Только тут опомнившийся Дьявол возжег на конце хвоста огненный шип длиной в локоть и героически шагнул навстречу опасности.

Но подвиг совершить не успел.

Слева, из клубов сырого тумана, вылетел быстрый, легкий силуэт — ничего подробней Юрий не успел разглядеть. Силуэт крутанулся между ним и ежиным королем, махнул руками и швырнул нечто прямиком в раззявленную пасть. Пасть захлопнулась, рев как отрезало. Во внезапно наступившей тишине (крики и лязг после рева короля вообще не воспринимались) чудовище икнуло — мешком осело на землю. Юрий по инерции даже несколько раз стегнул его хвостом — пока не сообразил, что тварь мертвее мертвого.

Константа, всхлипывая, выдернула из ежиного короля топор и с механической тщательностью вытерла его о землю. А потом просто забыла на траве и кинулась Юрию на шею — тот едва успел погасить огненный шип. Забыв обо всем, они целовались до тех пор, пока из тележки не запищала Зафира:

— Ой, а чего так тихо? Оно уже ушло? Уже все?

— Все, — сказал Юрий. — Вылезай.

И Зафира счастливо повисла на нем, только уже на многострадальной спине, громко шепча в ухо:

— Ты герой! Ты нас всех спас! Я тебя обожаю!

Константа ревниво зашипела, и Юрий тогда честно признался:

— Да я пальцем его не тронул! Это вон Константа топором. А еще вон тот ловкий парень.

Юрий указал на спасителя, который деловито отпиливал с головы чудовища корону. Зафира тоже посмотрела на победителя:

— А он рыцарь?

Победитель подозрительно знакомо фыркнул и обернулся к скульптурной группе, помахивая оттяпаной короной, и лицо его все рассмотрели в свете костра.

— Опять эта потаскуха! — заорала Константа. И, отпустив Юрия, потянулась к топору.

Юрий посмотрел в глаза спасительницы и перевел взгляд пониже, на хорошо знакомые округлости — теперь, впрочем, скрытые плотной одеждой.

И едва не ляпнул вслух, что нашел утром ее меховые трусики.

 

Глава 11

— Корону-то отдай! — Константа деловито засучила рукава. — Корона в нем самое вкусное.

— Я вам вообще-то жизнь спасла! — надулась незнакомка. — А вы мне ржавых иголок жалеете.

— А мой топор и… — Константа чуть не ляпнула “хвост”, вовремя удержавшись, — помощь господина Юрия?

Незнакомка захихикала:

— Ну… Господину Юрию эта корона вовсе без надобности. Он и так справляется.

— А вы про что? — спохватилась и Зафира. Константа же молча подняла топор. Незнакомка, снова хихикнув, исчезла в тумане — даже быстрее, чем вывалилось из него чудовище.

Зафира забегала между Юрием и камеристкой, теребя за руки обоих:

— Нет, ну вы о чем? Что это такое? Зачем у него корона? И зачем она Юрию?

— Юрию как раз низачем, — Константа вбила топор в поваленный чудовищем ствол.

Тут из тумана выступили охранники, принявшись громко восхищаться подвигом Юрия. Тот, неожиданно для себя, указал на Константу:

— Вот. Это она. Топором.

— Мужик, ты с ней в одной повозке спать не боишься?

— Такую тварь уходить!

— И корона не спасла!

Тут стражники весело, с облегчением, заржали в голос. Камеристка, сплюнув, полезла в телегу. Охранники принялись наводить порядок, а Юрий — поправлять растоптанный костер. Зафира кинулась чесать и обнимать вернувшихся перепуганных пони: не всем так повезло, у многих кони и волы сбежали напрочь или вовсе попались под ноги чудовища. Поэтому караван долго шумел, и немного притих только перед самым рассветом, когда сон сильнее всего.

С восходом солнца путешественники обозрели поле ночной битвы. По кровавому следу, усеянному обломками телег, тушами коней, волов — к счастью, люди успели разбежаться, — можно было видеть, что чудовище появилось из воды. В ямках от его тяжеленных стоп до сих пор плескалась эта самая то ли вода, то ли непонятная слизь голубоватого свечения. И сам поверженный враг тоже к утру превратился в горку блестящей слизи — если бы не вонь от растерзанных животных, запах слизи не дал бы подойти близко.

Увидев, рядом с чем провели ночь, все трое бросились в кусты. Впрочем, весь караван сделал то же самое. На постах остались лишь прожженные рубаки-охранники. Их командир, видя, что от торговцев толку мало, приказал своим убирать трупы. Ругаясь в намотанные платки, щедро политые вином для отдушки, латники вырыли ров, куда и стащили от мух останки животных. А сверху лопатами нагребли той самой противной слизи — чтобы волки и прочие хищники не разрыли могилу.

Так что дышать без рвотных позывов сделалось возможно только к полудню. К этому времени воротились гонцы, посланные на рассвете в город за запасными тяжеловозами. Купцам побогаче привезли даже новые телеги взамен растоптанных. Кто победнее, искал ровные лесины на оси либо просился в компаньоны к менее пострадавшим. Командир охраны каравана сразу понял, что сегодня они никуда не двинутся. Но и ночевать на месте побоища не следует. Поэтому новый караван стали выстраивать дальше по тракту, примерно в получасе пешего хода от могилы Ежиного Короля. На том самом месте гораздо позже появилось сперва село Королевская могила, а потом из села вырос даже городок, дополнивший собой Цапельный Скит. С той лишь разницей, что Цапельный Скит излечивал от бесплодия женщин — а Королевская Могила исцеляла мужчин.

Сегодня о блестящем будущем здешнего сурового, но живописного края никто не подозревал. Хотя убитых в караване не случилось — но раненых, проколовших щеку или даже глаз веткой в ночном бегстве, вывихнувших ногу или руку, распоровших бок о сломанные оглобли — было без счета. Оказав помощь людям (на удивление Константы, Дьявол оказался вполне в этом сведущ. Ну да — он же у себя в аду и жарит и режет, и кости ломает. Знает, вражина, как человек изнутри выглядит!), пришлось забивать охромевших лошадей. С них сняли шкуры, срезали мясо — и похоронили остатки уже в другом рву. Конечно, мало нашлось в этом приятного — но деваться некуда. Даже Зафира, хоть и всплакнув, согласилась.

Как одному из спасителей каравана, Юрию выдали много мяса. От шкур Константа отказалась: куда их на переходе вымачивать да мять? Даже мездру снять толком не присядешь. Конская шкура — особенно свежая — мокрая, тяжеленная, грязная. И на колени не постелишь. После ночных подвигов камеристка чувствовала себя до того вяло, что даже Юрия не выругала.

А незнакомка, кроме похищения короны, прославилась еще и лекарским умением. Это она перевязала почти всех пострадавших, вправила вывихи тем, с кем не совладал лекарь стражников, да еще и напоила раненых болеутоляющим. Командир каравана с общего согласия наградил и ее мясом и деньгами.

К вечеру караван погрузился в тяжелый тревожный сон. Беспокойно перекликались часовые. Сквозь туман мутно и недалеко виднелись огни факелов. Тянулась ночь. Стонали раненые. Константу всю ночь тошнило, и Юрий сторожил ее вылазки в кусты.

Утром ночные страхи рассеялись вместе с туманом. Смолкли стоны побитых: кому полегчало — а кто, наконец, уснул. Охранники подобрали по кустам несколько волков, привлеченных запахами сырой конины и подстреленных ночью от большого испуга. Так-то стража стальными арбалетными болтами не раскидывалась. Запрягли животных, загасили костры. Снялись со стоянки и двинулись, наконец, дальше.

Тут Зафира и заметила, что незнакомка — оказавшаяся разлучницей, драной кошкой, убийцей Ежиного Короля, похитительницей короны — идет пешком.

— Эй… — осторожно сказала Зафира, — а у тебя даже тележки нет?

Лекарка вздохнула:

— Была.

Зафира помялась. С одной стороны, спавшая в фургоне Константа по такому случаю живо бросила бы любую слабость и сделала бы “кошку” еще более драной. С другой стороны — интересно же!

— Садись, — вздохнула уже Зафира.

— Спасибо, — незнакомка без ложной скромности влезла на лавку. — Тебе притирания не нужны? Или там духи?

— Нужны, конечно!

— Тише ты, кони пугаются.

— Так с этими лесными дорогами совсем человеческий облик потеряешь! — баронская дочь сердито тряхнула поводьями, поправляя ход упряжки.

— Да не злись ты, — лекарка примирительно улыбнулась. — Я же не знала, что это твой парень. Ну, там, на балу. Я по костюму думала, что это граф Дебиан. А ведь мы с графом росли вместе…

Зафира распахнула глаза еще шире:

— А… Ты дворянка?

Лекарка помялась.

— А, — сообразила Зафира, — неполнорожденная. Ну, и что дальше?

Тут в тележке проснулась Константа. Прислушалась к беседе и нашла ее интересной. И поэтому не стала ни выскакивать с воплями, ни будить отсыпающегося после ночного караула Юрия.

— Дальше… — разлучница грустно улыбнулась, — как же граф и женится на такой, как я? Ему писаную красавицу нашли. Где-то на севере. Говорят, — “кошка” прижмурилась, — девица невероятной прелести!

Зафира тоже прижмурилась. От удовольствия. Константа чуть не зашипела — но это раскрыло бы ее подслушивание.

— А зачем тебе корона?

Ошеломленная резким переходом беседы, лекарка даже укусила ноготь.

— Ну… Из нее состав делают. Для мужской силы. Ну, ты понимаешь?

— Так что, граф Дебиан…

— Не знаю, — разлучница вздохнула, — мы с ним как брат и сестра росли. Даже не поцеловались ни разу.

— Брешешь! — не выдержала Константа. — Ну брешешь же!

Зафира подпрыгнула на скамье. Попутчица слетела на обочину, чудом не переломав ноги. Махнула Зафире:

— Ну, я пошла. Травки собирать.

И была такова!

Константа выпуталась из фургона и уселась на нагретое место.

— Больше уши развешивай. Не целовались они, как же! И с Юрием они всю ночь стихи читали!

— Что, правда?

— Господи, ну вы и… госпожа!

— Госпожа как госпожа, — буркнул разбуженный Юрий. — С кем вы там уже кости моете? И кому?

— Графу Дебиану, — как ни странно, Зафира опомнилась первой.

— И чего, граф и тут нас догнал?

— Ну, — покраснела Зафира. — Эта девушка…

Константа громко фыркнула.

— … Говорит, что она сестра графу. Незаконнорожденная.

— Да у нас таких незаконнорожденных полный Север, — камеристка сложила руки на груди. — Бордели лопаются!

Юрий попытался сменить тему:

— А зачем она с чудовища корону отпилила?

Зафира опять покраснела. А Константе стало плохо: уткнувшись в шейный платок, она стала задыхаться и всхлипывать.

— Что, опять? — Юрий завозился в телеге. — Помочь тебе?

Не выдержав этого, Константа разразилась оглушительным хохотом.

— Да уж. Пара Жабовару!

Юрий завертел головой:

— С тобой точно все хорошо? Голова не кружится? Не тошнит?

— Не тошнит. А вот у тебя на лбу большая шишка будет. Если поднесут тебе зелья из иголок Ежиного Короля.

— А шишка-то с чего?

— Да хер тебя в лоб ударит! — не выдержала Константа. Зафира ойкнула и закрылась рукавом.

— Тьфу, — сказал Юрий. — Я тут за тебя переживаю… Но ход твоих мыслей мне нравится.

Тут уже баронская дочь решила сменить предмет беседы:

— И вообще, нас даже при казни Жабовара не тошнило, вот.

Юрий вздохнул грустно:

— Вот казнили сволочь: насильника, разбойника. Ну он тварь, спору нет. А мы после этого люди? Отрезали бы ему голову без мучений.

— Ну ты же — точно не человек, чего переживаешь? Душой его подавился?

Дьявол икнул:

— А вы?

Константа подбоченилась:

— А мы что, терпеть должны? Мы потому и люди, что только скотина терпит!

На это Юрий не нашел что ответить. Откинул полог повыше, спасась от полуденной духоты: парило не по-осеннему. Слева все так же тянулась река, блестя через ветки лещины золотыми огоньками, точь-в-точь рыбья чешуя. Колеса ровненько катились по старому, но все еще идеально гладкому, тракту, проложенному великими мастерами в незапамятные времена. Приятно для слуха цокали копыта. Повозка чуть покачивалась на рессорах, и от этого клонило в сон. Чтобы отвлечься, Юрий посмотрел на возню белочек в ветвях справа от дороги. Белки взлетали к небу по спирали вокруг ствола, гонялись друг за другом, вытянув пышные хвосты и совершенно не обращая внимания на тяжеленные фургоны каравана. Но вот зверушек накрыла тень коршуна — не то ястреба, кто их разребет! — белки мгновенно испарились, как и не было.

Юрий продолжал смотреть на лес. Выше покрасневших низких осинок сыпали листья-монетки березы; поодаль, на фоне темно-зеленой чащи, Юрий заметил красно-фиолетовое облако высотой в рост человека. По мере приближения каравана, Юрий разобрал, что красными в том облаке были обычные рябиновые грозди. А вот фиолетовыми, лиловыми, сиреневыми — здоровенные колокольчики, размером почти в кулак, а толщиной ствола в доброе запястья.

— Ой! Дианины цветочки! — Зафира даже захлопала в ладоши.

— Все бы вам цветочки, — проворчала Константа. Но видно было, что и ей колокольчиковое дерево пришлось по нраву.

Юрий спрыгнул с лавки и решительно двинулся к букету величиной с дуб, рассудив что от него не убудет. Зато спутницы, может быть, сменят гнев на милость. И опять не угадал:

— Стой! — завопила Константа. Зафира пискнула:

— Не трогай! Оно жжется!

— И ночью голову дурманит, — прибавила камеристка со знанием дела. — Олени как нажрутся его цветов, то как пьяные шатаются, руками брать можно.

Юрий фыркнул и вернулся. Караван продолжал медленно катиться по дороге на юг и за час до заката принялся устраиваться на ночлег. Константа стала варить ужин. Юрий пошел за водой. А Зафира, под предлогом размять ноги, отправилась вдоль цепочки фургонов искать “разлучницу”. Та нашлась быстро:

— Что, духи нужны?

— Ну, — сказала Зафира, — и духи тоже. А вообще мне про графа интересно. И про его невесту.

Травница вытащила несколько флакончиков:

— Ну вот… Попробуй. Ежевикой пахнет.

Зафира едва не фыркнула: простонародный аромат, фу! Но вовремя вспомнила, кем прикидывается. Принюхалась, капнула из флакончика на запястье, растерла. Подождала, опять принюхалась.

— Сколько? Беру!

— Ну… Пять медяков.

Зафира ожидала услышать “полсотни серебряных”, лицо у нее вытянулось — травница несколько испугано спросила:

— Дорого? Ну ладно, один скину. Но не больше!

— Да… Нет… — пискнула Зафира, — заберу за пять. Только про графа расскажи!

— Что граф, — протянула “разлучница”, — Меня, кстати, Шарлотта звать. А тебя?

— Кон… — начала Зафира первое, что в голову пришло. Но спохватилась, что одна Константа у них уже есть, и выкрутилась:

— Констанция.

Шарлотта понимающе улыбнулась:

— Ты тоже Дебиана на казни видела? И он тебе понравился?

Зафира-Констанция помялась:

— Ну… Мне на графов заглядываться вроде как невместно. Но…

— Но если очень хочется, то можно, — лукаво продолжила новая знакомая. — А он симпатичный. Сейчас даже лучше, чем в детстве. Тогда такой тонкий был, весь прозрачный… За косички меня дергал…

— А потом?

— Да что потом. Я ведь ему тоже не ровня. Нашли ему невесту, сама понимаешь.

— Так он что, — Зафира затаила дыхание, — на свадьбу ехал?

Шарлотта одновременно махнула руками и пожала плечами:

— Да эта овца своего счастья не разумеет! Сбежала из-под венца, а все почему? Дьявол рыщет повсюду, искушает нас.

Зафира вцепилась в собственный поясок и едва не порвала его от возмущения.

— А красивые камни у тебя в пояске, — начала было Шарлотта.

— Почему сразу овца? — перебила Зафира, — Она же графа никогда не видела, откуда знать, что художник не соврал.

— Так ты при замке жила? В сватовстве благородных разбираешься.

— С нами менестрель едет. Он все знает. — Открестилась Зафира-Констанция.

— Уговор! — согласилась “разлучница”, — Я тебе про графа, ты мне — про менестреля. И кстати, присядем уже.

— А куда? У тебя же своей тележки нет?

— У меня голова есть. Я вон с солеварами договорилась. Места у них полно.

— А ты не боишься одна, без мужчины ехать?

— Что, мужчина с Ежиным Королем справился? — хихикнула Шарлотта. — Кстати. Что за огненный меч у твоего менестреля? Ведь бомонская легенда, один в один. Да и едете вы из Бомона.

— Не знаю, — Зафира старательно пожала плечами, — я в фургоне от страха пряталась и ничего не видела. Может, он ветку из костра вытащил?

— Может, — кивнула Шарлотта. — А меня вот как раз Дебиан в детстве и учил. Когда его Пафнутий палкой гонял, он потом ко мне приходил.

— Пафнутий?

— Да при чем тут Пафнутий! Граф приходил. Ну, тогда еще виконт. Надо же было ему хоть кого-нибудь победить!

Зафира прижала конец пояска к губам:

— А ты его сильно любишь? — спросила грудным голосом, с замиранием сердца.

Шарлотта понурилась:

— Он сильно привык во мне сестру видеть. Товарища. Соучастника в походах за яблоками.

— А ты? — не отступила Зафира. — Ты что же?

— Ну… — Шарлотта надолго замолчала, — А что твой менестрель?

— Он не мой! — тут Зафира покраснела.

— И у вас ничего-ничего не было? — Шарлотта прищурилась. Зафира гордо оттопырила губу:

— Два раза!

— И… Замуж не звал?

— Нет, — понурилась уже Констанция.

— Все мужики — козлы, — отчеканила Шарлотта. — Но можно помочь горю. Вот, свеженькая настойка из Ежиного Короля.

— Из целого короля?

— Из целого у тебя денег не хватит. А вот из иголки — всего один золотой.

Зафира не стала рыться в кошельке: все золотые были у Юрия. Да и серебро она почти все спустила.

— А так не договоримся?

Шарлотта призадумалась.

— Ну вот мне бы место в тележке.

— Так ты же с солеварами едешь.

— Именно что с солеварами. О чем с ними говорить? С тобой интересно! Да и менестреля послушать… Заманчиво.

— Придется уговорить Константу.

— А она тебе кто?

Зафира пожала плечами.

— Подруга.

Шарлотта хмыкнула:

— Да уж вижу. С менестрелями все дружат.

— Ну ладно, — вздохнула Зафира, — я пошла. А то ужин готов, наверное.

Шарлотта посмотрела на чистые белые ручки собеседницы, ничего не сказала, и вернулась к своим притираниям.

 

Глава 12

Юрий проснулся от раскатистого смеха за пологом. В тележке вкусно пахло приправами, немного сыростью и сильно — мехом. Оно и неудивительно — Юрий спал на меховом плаще.

За пологом мерцал огонь — по всей видимости, караван уже встал на ночь. Удивительно, кстати, как это Константа и не послала его по воду? Хотя, судя по ржанию, есть кому воду принести паре симпатичных девушек. А о чем говорят, кстати?

Прежде, чем вылезать наружу, Юрий счел за благо прислушаться.

— А еще граф Дебиан победил странствующего упыря! — это был звонкий голос владелицы меховых трусиков, напомнивший Юрию куда более приятное пробуждение. Закончившееся, правда, прыжком в окно и бегом по крышам… Эх, знал бы он, чем это пробуждение закончится — спал бы себе дальше.

Да как тут заснешь, когда у костра то мужской гулкий бас хохочет филином, то женский высокий голос пищит и повизгивает от восторга.

— Странствующие бывают рыцари, а не упыри, — важно пояснил незнакомый мужчина.

— Велика ли разница! — кошка продолжила повествование. — Случилось так, что граф Дебиан, будучи в обучении рыцарским искусствам принял обет доехать до Третевальской ярмарки.

— Так она же в самом Третевале и проходит, разве это подвиг?

— Ну, Дебиану в тот год девять лет исполнилось. Он приказал оседлать лошадку и поехал. Сам. А на пути встретился ему тот самый странствующий упырь. Ну, который рабами торгует.

— И-и-и?… — судя по слитному вздоху, слушатели затаили дыхание. Юрий тоже пока передумал вылезать.

— Ну, а Дебиан его с ходу мечом по голове. Меч, правда, незаточенный был. Но хватило.

— Да ну… Как-то не верится. Мал еще.

— А стражники упыря куда смотрели?

— Ну, куда обычно — на сиськи. По сторонам, на девок. Там же ярмарка.

— А что потом?

— А что торгаш благородному сделает? Особенно, когда Пафнутий уже сообразил, куда делся воспитанник и примчался.

— Пафнутий… Пафнутий… А, знаю! Это кабан такой, на прошлом турнире у герцогов Виденских золотые черевички оторвал. И тут же подарил какой-то бабе.

— Не какой-то бабе, а законной жене!

— Заоконной, — гыгыкнул пьяный бас. — То есть, пока Пафнутий дома, он женатый. А как куда поехал, сразу холостой.

— Ты это… Давай лучше про Дебиана.

Кошка послушалась:

— А еще рассказывают, что граф заклятие знает, чтобы исправить все, что только ни поломано. И мечи, и часы, и даже зеркала разбитые умеет склеивать!

— На то и чернокнижник. А правду говорят, что он мосты по всему королевству строил?

— И огненную связь придумал, через воду переговариваться?

Константа фыркнула так громко и отчетливо, что Юрий узнал голос еще до самой отповеди:

— Как же! Изобрел! Зеркальцем перемигиваться меня дедушка учил еще когда этого вашего Дебиана… Маму танцевать не звали!

— Но мосты…

— Что мосты, — Константа очевидно завелась, — вот я расскажу, слушайте. Случилось так, что король послал графа Дебиана с письмом к бургомистру Сиченя на самом соленом море…

— Западный берег, что ли?

— Точно. Вот уехал граф и не возвращается. И думает уже король, что взбунтовался Сичень — там короля не любят…

— Знаем!

— И что посланник королевский уже не вернется.

Юрий узнал артистичный всхлип Зафиры.

— Но в должное время Дебиан возвращается — живой, здоровый. Только сильно пьяный. Еле с коня слез.

— Ты чего? Он же ни капли в рот не брал!

— А когда невеста сбежала — запил! — уверенно сказал бас.

— От тебя бы сбежала, и ты бы запил.

— Ой, да ладно! Он бы свечку поставил! На радостях.

— Константа, ну продолжай уже!

У костра зазвякали посудой. Даже в фургоне Юрий ощутил запах кулеша и собрался уже вылезать. Но тут подумал, что, пожалуй, внесет разлад в компанию, и та уже ничего не расскажет. А слушать почему-то оказалось интересно.

Так что Юрий укротил заурчавший живот и прислушался. Правда, пока что он слышал одно только бряканье мисок и невнятные благодарности повару. Константа, наверняка, светилась от гордости. Юрий припомнил мясо в бульоне. Утку, запеченную в глине… Вспомнил, как сам ловил уток — и решение его задачи выскочило само. Надо просто тихонько подойти за спинами — подумают, что до ветру вылез. И чего-нибудь утянуть поесть. А то в желудке уже буря и натиск.

Юрий плавными движениями, чтобы не отвлекать компанию, выбрался через заднюю стенку фургона и огляделся. Спиной к фургону и к нему сидели на траве шесть то ли семь человек — Юрий видел только бритые затылки мужчин и прикрытые платочками макушки женщин, не узнавая никого конкретно. А перед сидящими на колоде стоял котелок, откуда они черпали по очереди ложками. Юрий подумал, что можно сейчас ухватить котелок и рвануть в темноту — а что ж вы, заразы, не позвали на ужин?

Но бегать по темноте чревато. Или поломанными ногами, или выколотым веткой глазом. Так что Дьявол окинул взором пейзаж подальше, высматривая, чего бы сожрать. И скоро заметил — как по заказу — мешок, откуда Константа доставала хлеб и лук. Поверх мешка лежали обрезки окорока — весь окорок, судя по запаху, сварили в каше. Ну ничего, обрезки тоже подойдут… Юрий осторожно переместился на два шага правее и ближе к мешку.

Между тем Константа доела и решила закончить повесть.

— Ну так вот, ворочается наш герой из мятежного краю. Пьяней пива! Король тоже удивился, и так спрашивает: “Что случилось в пути, мой верный рыцарь?” На что граф отвечает с подобающим этикету поклоном…

— А он спьяну у ног его величества не заснул?

— Нет, Дебианы на выпивку крепкие. Этот, может, и непьющий. А вот папаша его… Ну, вот и докладывает посланник: “Ехал я по дороге, и в селе некоем лежит в луже худая пятнистая свинья. И что же это, королевский рыцарь свинью объезжать будет? Я ее секирой пополам, копьем насквозь, чеканом промежду ушей… А потом спохватился: а вдруг я какого-нибудь бедняка обездолил? Вон, свинья худая какая!”

Юрий сделал еще два шага. Вожделенный мешок немного приблизился. Константа то и дело вынимала из него что-нибудь. Но женщина сидела лицом к слушателям, а Дьявол двигался у нее за спиной, к тому же за границей освещенного костром пятачка, и потому рассчитывал остаться незамеченным.

– “И вот стал я спрашивать,” — Константа увлеклась, продолжила повесть, дирижируя ложкой, — “Чья была свинья худая? И не признался никто. Ну, думаю, надо ехать дальше. Для очистки совести я только напоследок объявил: вот я, рыцарь его величества. Я только что убил эту свинью! И тут, мой король! Вы не поверите! Мне как начали наливать!”

У костра замолчали. Юрий сделал еще пару шагов к окороку. И тут до всех дошло! Мужчины заухали, захохотали басом, хлопая ладонями по бедрам. Женщины — Юрий насчитал троих — тихо, воспитанно завизжали, прикрываясь рукавами.

— А его после такого не казнили?

— Ну так чернокнижник же! Девять жизней, все как положено.

— И что такого мужчину эта краля…

— Цаца!

— Нет, краля! Не захотела? И что, у Дебиана не нашлось зелья приворотного?

— Да он без приворотного… Как позвали его чинить стены скита Рассветной Цапли, — здоровенный мужик огладил широкую бороду, внимательно посмотрел, слушают ли его и довольно ли внимательно? Убедившись, что слушают прилежно, продолжил:

— Так скит Рассветной Цапли и прославился лечением от бесплодия!

Юрий не заржал вместе со всеми только потому, что до мешка с едой осталось всего шага три. Уже пахло именно окороком — а не просто мясом из кулеша, как по всей поляне.

— Ну так почему же невеста сбежала от Дебиана?

— Так чернокнижник же, — пискнула Зафира, — он же… Это… В девичью кожу книжки свои поганые переплетает.

— А ты откуда знаешь?

— Я был у него в Третевале, — вмешался мужчина с дальнего края, Юрий видел его уже через костер, и не мог разобрать ни роста, ни черт лица. Только голос — четкий, молодой, уверенный. — Нету там книжек в человеческой коже.

— Так он и станет всем девичью кожу показывать. Небось, в подвалах прячет. Чтобы не сожгли, как того Лисана.

— А может, он Жабовара извел, как соперника. Девок-то на всех не хватает.

— Девок — хватает, — ответила кошка, поправляя платок, — а вот невест… Чтобы благородная, и чтобы не бесплодная…

— Так ему что? Он скит вылечил. Вылечит и эту одну!

— И тебя вылечат, — Константа повернулась к огню. Юрий застыл в неудобной позе. Но, кажется, никто не обратил внимания на мельтешение теней по ту сторону костра. Оставалось дождаться, пока кто-то расскажет что-нибудь еще — и под шумок можно будет схватить окорок. Ну, и что там попадет в руки из мешка.

— А вообще вот Ежиный Король — он же неспроста вылез. Если мужчину сильно обидеть…

— Это чего, пива недолить, что ли?

— Ну ты, борода, старый уже. А не все ж пни такие. У некоторых еще чувства есть!

— Да иди ты! Чувства у мужиков, — Константа брякнула ложкой в котелок, и под этот звук Юрий схватил окорок.

— Не скажи, Константа. Вот обидели Дебиана — и появился Ежиный Король. Неспроста!

Константа отмахнулась:

— Ну, это вы уж совсем. Лучше про свинью. Веры больше.

Оглядевшись, Константа протянула карающую длань и схватила Дьявола за руку с окороком:

— Вот они их чувства. Весь вечер крался за обрезками. Нет бы как человек, ужинать со всеми.

Юрий фыкрнул и попытался освободиться. Не вышло.

— Вот спасибо за помощь, господин Юрий. Вот вы нам посуду и помоете. А то мы девушки слабые. Опять же, у воды страшно. А вдруг еще какой король вылезет.

— Ага, — сказал бородач, — щучий.

Пользуясь тем, что добычу у Юрия никто не отбирал, он спокойно доел окорок, а потом собрал миски, кинул в котелок, присыпал ложками и отправился на пологий берег все той же реки — мыть. В этот раз ни одной ложки не утопил.

Вернувшись, Юрий застал общество в благодушном после хорошего ужина расположении духа. Да и у него самого расположение брюха тоже поправилось. Константа выдала всем по полстаканчика вина, и кто-то вполне предсказуемо крикнул:

— Песню!

— А чего песню, когда у нас аж цельный менестрель есть! — сообразил молодой. — И он человек образованный, повидавший свет. Пусть балладу споет.

— О рыцарских достоинствах Дебиана, — молитвенно сложив руки, пролепетала Зафира.

— А про какие именно достоинства? — прикидываться валенком Юрию нужды не было. Он про необходимые каждому рыцарю добродетели только ничего не знал.

— Про доблесть!

— Про щедрость! — хмыкнула Константа.

— Про куртуазность! — вздохнула Зафира.

— Про владение мечом! — перекрыл всех бас бородача.

— Про искуство в шахматной игре, — тоненько, но твердо добавила кошка.

— И про умение плавать, — поставил точку молодой.

— Ага, и умение сочинять баллады!

Юрий ухватился за это последнее:

— Вот пусть бы сам Дебиан и сочинял про себя баллады. А у меня даже лютни нет, как же мне петь!

— Графского наряда на карнавал у тебя тоже вроде как не было, — не поверила Константа. А Зафира нервно потеребила поясок:

— Ну постарайся, придумай что-нибудь…

Тут камни в пояске засветились алым светом, Зафиру окутала сетка малиново-розовых нитей — и с легким хлопком девушка исчезла.

Зафира оказалась посреди небольшого каменного пенька. Над головой сияла огромная луна. В ее свете девушка увидела, что находится на плоском островке, края которого пропадали в темноте. Присев на корточки, Зафира осторожно заглянула за один такой край, и пискнула. Стена останца — не то, чтобы сильно гладкая, но вполне себе отвесная — терялась в темноте внизу. Зафире даже почудилось там смутное движение, но она быстро убедила себя, что это просто кажется.

В свете луны край каменного пенька выглядел растрескавшимся. Черные клинья трещин тянулись от края на добрых два шага внутрь. Осторожно подобравшись к одной из таких щелей, Зафира с замиранием сердца опустила руку в черноту. Нашарила холодные ровные каменные стены — вполне прочные, на ее взгляд. Зафира вздохнула: пожалуй, герои романов могли бы спуститься по такой расселине, упираясь спиной и ногами. Но даже они, скорее всего, подождали бы рассвета. И потом — вдруг там в самом деле кто-то есть?

Зафира отползла как можно дальше от края и наконец-то посмотрела вокруг. Ее пенек был не единственным. Насколько можно было различить в ночи, под лунным светом, каменные столбы тянулись во все стороны, а тени от них добавляли безумия в картину.

Тут Зафира вспомнила, как она здесь оказалась. И потеребила дьявольский поясок еще раз: а вдруг все станет, как было? Пожалуй, он бы даже Дьвола сейчас была рада видеть. А уж Константу и вовсе бы расцеловала!

Вотще. Поясок послушно потеребился, но не засветился и переносить Зафиру куда бы то ни было еще даже не попытался. Зато внизу кто-то отчетливо зашуршал камнями. Зафира пискнула было:

— Помоги… — но тут же и закрыла ладонями рот. Внизу мог таиться враг, зверь… Или вообще что-нибудь запредельно страшное, чего лучше не будить.

Особенно ночью.

Тем временем шорох сделался отчетливей. Посыпались мелкие камушки. С одной стороны, это значит, что скала не сильно высокая. С другой — кто же там шуршит? Зафира снова встала на четвереньки и осторожно-осторожно попыталась выглянуть за край обрыва. Выглянула — и тут же отдернулась обратно, в ужасе закрыв глаза. Под обрывом двигалось нечто светящееся, скрежещущее, пахнущее раскаленным железом… Зафира приходила в себя долго — луна успела заметно передвинуться по небу. Шорох не смолкал. Хотя и сильнее не становился. Шум оставался равномерным, ритмичным, деловитым. Набравшись духу, Зафира поползла на третий высмотр. В этот раз ее самые страшные ожидания полностью оправдались. Под стеной — то ли на хвосте, то ли на зданих лапах — стоял Песчаный. Точно такой, как показывали в пьесе. Ухватившись клешнями за выступы стен, светящаяся тварь усердно лизала камень пламенным языком. Ноги-руки разъехались, Зафира шлепнулась грудью на край столбика, исключительно чудом господним и святой Беос не перевесившись при том вниз. Девушка кое-как отползла к середине останца, села и заплакала. Ни воды, ни еды — она только сейчас об этом подумала. И где она находится, непонятно. И вниз вообще не слезть. Или только ждать, пока Песчаные слижут камень до основания? Так они потом и ее слизать не побрезгуют. Не говоря уж о том, что кормить ее на этом каменном столбе тоже никто не станет.

Но как же выкручивались все эти герои в рыцарских романах? Воззвать к Дьяволу? Уже пробовала. Воззвать к святой Беос? После того, как продала душу врагу рода человеческого? Станет ли святая к ней прислушиваться? Просто покричать? Оно бы можно — да страшно. Пока он тут внизу один. А если их на крик сбежится стадо? И начнут лизать горку втрое усерднее?

Не найдя никакого выхода, Зафира все же попробовала покричать — но сразу же и бросила это занятие, до того глупо оно выглядело под бело-желтой луной, среди черно-синей равнины, утыканной каменными бочонками — между которыми, как теперь с ужасом разглядела Зафира, двигались прямо-таки сомны Песчаных, облизывающих каждый свой столбик. Твари светились разными оттенками красного, клубились, скрежетали, шуршали… Как Зафира провалилась в мутный, тяжелый полусон-полуобморок, она и не заметила.

Разбудил Зафиру звук. Новый, необычный. Сперва она не поняла, что происходит — и как она вообще тут оказалась. Потом снова потеребила поясок — снова безрезультатно! Далеко-далеко вставало солнце — еще толком не показалось над горизонтом, только небо успело порозоветь. Но даже в таком освещении девушка разобрала, что горка камней на краю пенька на самом деле остаток каменной стены. А на других пеньках то там, то сям тоже виднеются сильно сглаженные временем, но несомненно, рукотворные, руины.

Однако, что же это гремит под скалой, где ночью лизался Песчаный? Снова стиснув зубы от страха, Зафира привычно встала на четвереньки и пустилась к обрыву знакомой дорожкой.

 

Глава 13

— Вот сейчас мне точно нужно наверх, — сказал Юрий и Константа даже не стала ругаться.

— Но как? — спросила камеристка, — это же только в ночь святого Кондратия можно!

Тут со всех сторон послышались удивленные и даже испуганные возгласы караванщиков, ужинавших сегодня в компании пропавшей Зафиры.

— Ведьма!

— Брешешь!

— Тут же рядом сидела!

— Может, убежала?

— Ты дурак слепой! На глазах растворилась!

— Не к добру! Сначала игложоп, а теперь вот и ведьма!

— Это же она его призвала!

— Неспроста!

— Хрен с моста! — рявкнула кошка. — Никого она призвать не могла. Она же не девица!

— Ты откуда знаешь?

— Я же травница, у меня еще и не такое лечили! И вообще, может, ее колдун похитил. Или вон Дьявол, слухи же ходят, что видели Дьявола к северу по тракту. Он там кого-то в кости выиграл!

Народ загудел вразнобой, но хотя бы жечь Юрия с Константой вроде бы пока никто не собирался. Но Юрий горел желанием броситься в замок Дебиана прямо тотчас, невзирая на ночное время. Иного способа вернуться в свой железный ад он не видел. А не вернувшись, искать пропавшую Зафиру дьявол не мог.

— Константа! — шепнул Дьявол, — живо меняй тележку на пару верховых. Я сумку соберу и поскачем. До рассвета, может статься, уже в графстве Дебиана будем.

— Ты сдурел — сейчас убегать? Они же сочтут нас сообщниками! Да и кто тебе верховых даст? После ежиного короля тележек больше, чем тягла. Разве что на одном коне вдвоем ехать.

— Так это медленно, — Юрий уже понимал, что с двойным весом, да еще и с немаленькой Константой, конь галопом не пойдет. И даже рысью долго не выдержит. А тогда проще уже в тележке ехать. Скорость та же, но приедешь выспавшимся. Что всегда полезнее. И сказал:

— Может, я один метнусь?

— И кто тебя придурка в замок пустит? И как ты там двор будешь искать?

— Я покажу, — сказала кошка, — я там всю жизнь прожила.

— А ты еще куда лезешь!

— Вообще, весомо. — Юрий задумался. — И пустят ее в замок, как свою. И все ходы-выходы ей известны…

Тут из темноты, размахивая факелами, набежала стража каравана. Принялись задавать вопросы и записывать ответы. Пробовали спустить собак — те покрутились, не отходя от возов в темный лес, закинули морды к звездам и тоскливо завыли все четверо. Что не прибавило доверия к свидетелям волшебного исчезновения. Гости от костра постарались как можно незаметнее расползтись по собственным возам. Вежливый допрос кончился только под утро, и даже Константа согласилась, что надо поспать хоть чуть-чуть. В сонном состоянии никакие поиски добром не кончатся.

Проснувшись, Константа обрела мешок с рубинами (мелкими) и записку. Буквами. Крупными. С которыми даже она могла справиться.

Записка содержала мало хорошего. Кое-как продравшись сквозь палочки с кружочками, Константа уяснила, что ее самым наглым образом бросили. А мелкие рубины вовсе не ей. А тем, у кого драная кошка (наглая шлюха!) увела пару лошадей под утренний туман.

Кстати, стражники уже стояли вокруг тележки. Глядя на Константу, как на последнюю воровку. Ее даже затошнило.

— Сбежал, сволочь. С травницей. — Константа обвела мутным взглядом тройку охранников. — Травница-отравница. Вот, за коней выкуп у кого там коней взяли. Хоть в этом менестрель как человек.

Один из стражников взвесил мешок на ладони:

— Что-то легкое. Да и не звенит…

Командир тройки снял перчатку, развязал шнурок, высыпал рубины на ладонь:

— Мелкие… Но много. Пожалуй, тут за пятерых коней.

Третий стражник почесал затылок:

— Видать, сильно припекло его, раз такими деньгами раскидывается. Богачом не выглядел…

Посмотрел на Константу сочувственно:

— А справишься с повозкой сама? А то, может, помочь?

— До сих пор справлялась, — Константа сплюнула. Хватит с нее мужиков! Разве только драную эту кошатину догнать да излупить. Прирезать — чересчур быстро, ничего и почувствовать не успеет… Про дьявола стоило только подумать — ругань посыпалась, как жабы изо рта. А вот привязать его к дубу, скотину водоплавающую, пусть смотрит, как на кошкиной белой спинке красные полоски появятся!

Ну, а госпожу можно и потом поискать. А можно и не искать. Это разве что дьяволу под силу — или тому же Дебиану-чернокнижнику. Он-то может в волшебной книге прочесть или там на облаках разглядеть, жива ли Зафира вообще.

Вот пускай дьявол и старается. А она уже довольно потрудилась на дом Рысков. Кстати, Степану можно письмо написать. Хоть она и не сильно грамотна, а суть передать несложно. Куда Зафира сбежала, да как потом пропала. Ну, и самой сразу после этого уходить в чащу. Барон Рыск в гневе страшен.

А чащу можно и среди города найти. Хотя бы и в столице. Имущества полная тележка, пони… Даже деньги кое-какие приберегла. Да и с привязанного к дубу дьявола — хоть шерсти клок стряхнет.

Решив так, Константа кивнула стражникам сквозь слезы. И, несмотря на тошноту, уверенно двинулась к речке умываться.

В то же самое время на Тракте, уже в половине дневного перехода от злющей Константы к югу, двое всадников на украденных жеребцах — ну, на честно купленных — очередной раз перешли с рыси на шаг. Дьявол украдкой потер задницу.

А вот Шарлотта сочла момент удобным, чтобы побеседовать. Благо, сама она в седле чувствовала себя превосходно. Достала из седельных сумок хлеб и твердый дорожный сыр, с аппетитом ела и донимала Юрия вопросами.

— Господин Юрий, вы так уверенно мчитесь в Третеваль. Вы что же, знаете, куда могла пропасть несчастная Констанция?

С недосыпу Юрий ничего не понял:

— Константа же в лагере осталась… Я уже вижу, как она сковородки на руке взвешивает.

К переживаниям соперницы Шарлотта осталась равнодушна:

— Ах, женские слезы — вода… И вообще, я не о толстухе. А разве эту светловолосую красавицу звать не Констанцией?

Юрий покрутил головой:

— Ах, извините, я что-то задумался.

— Да что мы жеманимся, мы же ночь вместе провели? — Шарлотта протянула мужчине спелое яблоко.

Юрий вспомнил, как убегал утром по крышам. Но яблоко взял.

— А вы хорошо знаете Дебиана?

Девушка фыркнула:

— Но я же говорила! Сколько раз! Мы с ним как брат и сестра. Почти.

— И замок его хорошо знаете, или вы это предложили, чтобы меня увлечь?

Шарлотта надулась:

— Не очень-то вы мне и нужны! Не верите — гоните коня обратно. Там вас уже пивная бочка не дождется.

Юрий почесал затылок:

— Прошу прощения, все-таки у меня мысли кувырком, и потому я оговариваюсь.

— Да как же!

— Да как есть, — рявкнул Юрий. — Мне нужно найти пропавшую. И быстро.

— А зачем вам тогда Третеваль? Вы хотите обратится к магистрату, чтобы те объявили розыск? Или вы ждете помощи от чернокнижия графа? И потому меня расспрашиваете про него?

— Я больше надеюсь на святую Беос. Ее ночь, если я не сбился со счета, уже через семь дней. Конечно, караван задержался, но мы должны были успеть в замок до ночи святой Беос.

— А что меняет именно эта ночь? И потом, это девушке семь дней оставаться не найденой?

Юрий поднял руки к небу, не выпуская поводья. Лошадь его прямо с рыси поднялась в красивую свечку — Шарлотта сразу вспомнила большое полотно, где святой Йоргель топтал песчаных копытами коня своего. А потом конь рванул галопом, и тут уже Юрий едва усидел, вцепившись в поводья как последний селюк. Чем сильнее он сжимал колени, тем сильнее рвался вперед мышастый.

Отсмеявшись, Шарлотта легонько ткнула коленями своего коня, догнала мышастого и крикнула:

— На кусты! — имея в виду развернуть коня к кустам, чтобы тот остановился. А мужчина, как последний дурень, изящно толкнулся, выпрыгнул из седла и через миг качался на гостеприимно протянутой дубовой ветви. Мышастый пробежал еще немного и встал в глубине зарослей.

Наступила тишина, перемежаемая всхлипами и хихиканьем сползшей с седла Шарлотты.

— Но прыжок у тебя вышел красивый! Слезай уже, наездник!

Юрий легко спрыгнул с ветки обочину — Шарлотта опять удивилась. Если он так ловок, что же он в седле тюфяк тюфяком?

Немного смутившись, мужчина пошел в кусты за конем, который, не теряя времени, уже хрустел сочными листьями.

Наконец, лошади оказались на Тракте. А люди, для разнообразия, решили пройтись пешком. И тогда Юрий пояснил:

— Мне необходимы мои инструменты. А добраться до них можно только в ночь святой Беос. И то, я пока не уверен.

— Но зачем тогда мы так спешили, зачем я в конокрады пошла?

Мужчина почесал затылок:

— Я не думаю, что нас обвинят в колдовском исчезновении девушки. Но вот задержать расспросами могут. А тогда мы к ночи святой Беос не успеем. А это очень, очень плохо.

— А вы не боитесь, что вашу пухлую подружку потянут к ответу?

— Константа свалит все на меня и отоврется, — Юрий махнул рукой с деланной уверенностью, — Да и денег я ей оставил, рассчитаться за лошадок. И перестаньте уже называть ее толстой. Я понимаю, ревность.

— Никакой ревности! Что вам в голову ударило?

— Солнце! — Юрий отвернулся к лошади и очень внимательно осмотрел ее от холки до копыт. Шарлотта спросила:

— Так ваши инструменты спрятаны в Третевале? Но вы же расспрашиваете меня о замке, это как понять? Их прятал для вас кто-то другой?

Мужчина пожал плечами:

— Я, наверное, смогу объяснить, если вы мне поможете. Там, в замке, никаких странностей в ночь святой Беос… Или других святых… Не происходит?

Шарлотта сообразила сразу:

— А правда, ведь баронет Патрикей так и пропал два года назад! Именно в ночь святой Беос! Похвастался, что пойдет ночью в проклятый двор — и не вернулся…

Шарлотта с ужасом посмотрела на спутника: тот радостно улыбался во весь рот.

— Значит, работает.

— Что работает?

— Шарлотта, хотите увидеть сами?

— Проклятый двор? И дьявола не боитесь?

Юрий фыркнул:

— Клянусь, там вам не причинят никакого вреда.

— Я не из пугливых! Я, если хотите знать, трех варанов добыла?

— А это как?

— Ну вот, смотрите. Скоро леса вокруг тракта кончатся. К вечеру мы увидим границу графства. Там уже рощицы редкие и просвеченные насквозь. В них удобно устраивать пикники: нет комаров и тень… А к востоку отсюда начнутся пески.

— Пески?

— Да, песчаные приходят именно оттуда, — Шарлотта вскочила на свою лошадь. Юрий взгромоздился на мышастого. Двинули коней шагом.

— Там дикая страна, логово зла, — девушка передернула плечиками. — Все желтое, сухое, скрипит на зубах, фу! И каменные столбы торчат, как пальцы утонувших великанов. Целый каменный лес! Только без веток.

Теперь уже поежился Юрий.

— А Песчаные ночами грызут эти столбы. Но днем там можно находиться. Главное, унести ноги до заката. Так наши молодые воины часто туда ездят. Помериться доблестью, поймать какую-нибудь тварь. У нас это более почетно, чем глупые столичные поединки. На мелких зверей там охотятся с беркутами. На крупных — с копьями, как на кабанов. А вот на настоящих зверей — с пиками и десятком оруженосцев.

— Настолько опасно?

Шарлотта посмотрела на спутника чуть свысока:

— Ну да, вы же, наверное, астролог… Откуда вам знать.

— И долго нам еще ехать?

— Уже к закату мы пересечем границу.

— Вы говорили об этом.

— Да, а уже послезавтра мы увидим шпили и стены Третеваля.

 

Глава 14

Сначала Зафира не разобрала ровным счетом ничего. Несколько раз чихнула, при всяком чихе обмирая от ужаса перед падением. Столб пыли сравнялся по высоте с каменным столбом. Судя по лязгу железа, вою и визгу злящихся лошадей, внизу шла нешуточная сеча, то и дело прерываемая воплями неизвестного Зафире существа. Животного — или даже демона, сохрани нас святая Беос!

Легкий утренний ветерок оказался бессилен перед плотными желтыми клубами растолченной глины. Но с подъемом солнца жара нарастала, воздух делался все суше — а пыль все легче. Тут Зафире пришлось отползти от края, потому что расчихалась она не на шутку. Да и глаза промыть нечем. А уж пыль в волосах, фу!

Но там, кажется, стихло?

Наконец-то пришел сильный порыв с юга. Столб пыли протянулся ниже — почти как подрубленное дерево — и снова подползшая к обрыву девушка различила под скалой всадников, которые упорно тыкали копьями темную массу на рыжем глиняном склоне. От радости, что ее сейчас спасут, Зафира чуть не потеряла сознание. Она вспомнила, что батюшка в шлеме не сильно хорошо слышал, и потому заорала как можно громче.

Увы! Сперва ее никто не заметил. Воины были слишком увлечены добиванием твари. Правый башмачок Зафиры, к сожалению, в цель не попал: если латники и заметили нечто мелькнувшее, то внимания не обратили. Зафира озлилась и влепила второй башмачок точно в самый большой шлем. Подковка зазвенела — следом к небу поднялись… Скажем так, выражения. Батюшка изъяснялся ими в особых случаях. Впрочем, чем случай не особый? Не каждый день с неба сыплются черевички.

Взорвавшийся руганью толстяк поднял голову и тщетно пытался рассмотреть сквозь щелку забрала источник дармовых башмаков. Вояка помоложе и порезвее соскочил с седла (Зафира восхитилась: в доспехах!), подобрал оба снаряда и рассмотрел поближе, с явным интересом. Что-то произнес, передав башмачки соседям по строю — те тоже принялись их рассматривать. А молодой принялся рассматривать обрыв — ощутив симпатию к ловкому бойцу, Зафира помахала ему рукой и покричала снова.

И вот сейчас ее уже заметили!

Явственно пожав плечами — качнулись громадные наплечники — рыцари принялись обсуждать чудо господне. Да Зафира и сама не отказалась бы узнать, каким чертом…

Стоп! Ее же Дьявол сюда и перенес. Тем же колдовством, что тогда из конюшни в церковь. В самом начале путешествия.

Вспомнив дом, Зафира заплакала. Теперь было можно: под скалой возились люди. Песчаного они затыкали копьями. И теперь храбрый герой-спаситель найдет способ…

Ой, а если это разбойники?

Зафира оцепенела. Ну, разбойники. Но тогда что? Помирать тут в одиночестве с голоду и холоду? И вообще, пить охота — сил нет…

Зафира выглянула еще раз. Тот самый ловкий парень уже скидывал железо и примеривался к расселине, по которой ночью побоялась спускаться девушка. Прочие латники, по командам толстого, рассыпались полукругом, наставив копья во все стороны. Скрипнул арбалет — над Зафирой высоко, перемахнув столб, пролетел болт-кошка с привязанной веревкой.

— Эй, девушка! Закрепи его за что-нибудь!

— Тут не за что! — крикнула Зафира. — Столб плоский, как… Как стол!

Мужчины снова принялись изъясняться. Наконец, молодой — оставшийся уже только в штанах и белой рубахе, мгновенно собравшей на себя всю пыль — решительно направился к расселине. Сапоги он сбросил тоже, стащил и тяжелые рукавицы. Нащупывая мельчайшие выступы ладонями и ступнями, с очевидным знанием дела, парень принялся передвигаться враспорку. Руками по одной стенке — ногами по другой. Расщелина не расширялась, и потому скалолаз довольно скоро достиг плоской верхушки. Поднялся, отряхнулся, безуспешно попытался сбросить глиняную крошку с потной рубахи. Почесал пятерней черные, коротко стриженые под шлем, и тоже уже покрытые желтой пылью, волосы. Лицо спасителя показалось Зафире смутно знакомым. Храбрец был не то, чтобы очень силен или широк в плечах — воины его отряда, особенно получивший туфелькой в шлем — превосходили его и в том, и в другом. Босой, вооруженный всего лишь кинжалом — тем не менее, подвиг его был неоспорим.

И тут Зафира вспомнила!

— Вы… Вы… — она в ужасе попыталась отползти. Хорошо, что сидела — шагнув назад, всенепременно бы свалилась. Потому что перед ней собственной персоной стоял проклятый чернокнижник…

— Граф Дебиан Третеваль, к услугам прекрасной дамы.

Ну как вот он распознал в ней прямо сразу и даму? А если она горожанка?

Но не мужчина же, в самом деле!

Тут Зафира поняла, что Дебиан, скорее всего, таким же мягким, проникновенным голосом обратился бы и к девочке-побирушке и к древней старушке. А ресницы у него длинные, мягкие, загнутые. Глаза серые… И чего она его боялась? Да он же сущий мальчишка по виду, особенно если с Дьяволом сравнить.

Дебиан осторожно протянул ей руку — точно как кошке, чтобы не сбежала.

— Мы не причиним вам вреда. Мы же рыцари!

— Ага. И чернокнижники! — больше по привычке выдохнула блондинка.

— Слухи о моем чернокнижии несколько преувеличены, — граф очень приятно улыбнулся, и Зафира совсем перестала его бояться. — Но приятно, когда меня узнают красивые девушки.

Красивые, скажет тоже! Она не причесана. Босая! Вспотевшая!

— А еще я пить хочу!

— Ах, что я за глупец, мог бы фляжку прихватить, — граф даже шлепнул себя по лбу ладонью. — Но не беда, сейчас мы вас спустим вниз.

Бесстрашно подойдя к обрыву, Дебиан помахал рукой и спросил:

— Пафнутий, веревку закрепили?

Снизу что-то ответили. По рывкам веревки девушка догадалась, что второй конец ее закрепили на обратной стороне каменного столба. Зафира поднялась, ощутив жар катящегося к полудню солнца. Спаситель вернулся к ней — когда он успел веревкой обвязаться, Зафира не углядела. Граф ловко подхватил ее левой рукой — а не скажешь, что богатырь. Сел на край обрыва — Зафира в ужасе зажмурилась, плотно уткнувшись носом в шею Дебиана. Граф сказал:

— Поехали!

И открыла глаза девушка только внизу.

Первое, что Зафира увидела — была фляжка. Большая, восхитительно округлая, умилительно полная — судя по плеску. А судя, по запаху, во фляжке было сухое вино с легендарных Западных Склонов. Такую редкость Зафира только раз пробовала: на собственное совершеннолетие, как четырнадцать исполнилось. Отец наливал по стаканчику, а сам бочонок стоил, наверное, как конь.

Вино оправдало свою славу, нисколько не испортившись ни от жары, ни от тряски. Зато испортилась Зафира: после голодной ночи и перенесенных лишений несколько глотков приятно-кисловатого вина сотворили с ней действие поистине волшебное. Она не только полностью пришла в себя и восстановила упавшие было силы — она повисла на шее спасителя, подобно лиане, обвивающей сосну:

— О, мой спаситель! Доблестный рыцарь, благородный граф! Вы избавили меня от смертельной опасности и ужасной участи.

Покосившись налево, Зафира увидела изрубленную в лоскуты тушу песчаного. Икнула и поспешно посмотрела направо, где увидела здоровенную железную бочку. По бочке свисали усы. Следуя взглядом за усами, Зафира подняла очи и узрела над бочкой краснокирпичную морду, утираемую беленьким чепчиком подшлемника. Рожа, пожалуй, была пострашнее песчаного — тот уже сдох.

Перепуганная девушка вцепилась в спасителя еще сильнее. Тот, не отличавшийся ни ростом, ни весом, покривился — но все-таки устоял. Припомнив рыцарские романы, Зафира на краткий миг призадумалась. Опасность слева — опасность справа. Спаситель посередине — и молчит, как дерево. Если уж продолжать ряд, то она и висит на нем, как кошка на дереве. Кстати, поэтому, наверное, он и молчит — вздохнуть не может. Ну что эти мужчины, все приходится самой делать!

Мазнув губами по небритой графской щеке, Зафира проворковала — точно как в романах:

— А поскольку единственное, что я могу отдать вам за спасение — моя девичья честь… — тут Зафира выдержала достойную романа паузу. Насчет чести она все-таки засомневалась. Но живо подавила сомнения:

— И моя рука.

Рука в стальной перчатке ухватила Зафиру за воротник и без видимого усилия отодрала от Дебиана. Тот облегченно вздохнул, принявшись растирать ребра, после чего сделал и сам изрядный глоток из той же фляжки.

Бочонок с усами нежно покачал Зафирой в воздухе:

— Да ты кто такая будешь… Девочка? Чтобы вешаться на шею благородному графу, принятому при дворе его величества?

Не будь вина, Зафира бы тут и пропала. Но два изрядных глотка на голодный желудок делали свое дело. Девушка гордо выпрямилась — в воздухе это было сложно, и рыцари необидно засмеялись.

— Да как вы смеете! Я баронесса Рыск!

Бочонок с усами, не ставя Зафиру наземь, щелкнул стальными пальцами свободной руки.

— Умойте ее!

Подбежавший оруженосец нацелился было плеснуть из бурдюка прямо на девушку, но уже оттаявший от объятий Дебиан отстранил парня и собственным платочком бережно протер пыльное личико.

Тут Пафнутий, наконец-то, поставил девушку на желтую сухую глину и выдохнул:

— Да, а вживую она получше чем на парсуне. Даже мурзатая.

Из недр бочонка появился громадный костяной гребень — конский, что ли?

— Причешитесь, госпожа баронесса!

— Сначала пусть он скажет! Выйдет ли он за меня замуж!

Тут уже заржали даже кони! Дебиан мило покраснел — по-видимому, так ему еще в любви не признавались.

— А тут художника нет! Чтобы обручальную парсуну рисовал! — крикнул тот самый оруженосец с бурдюком.

— Зато песчаных полно, а вы уши развесили! — первым опомнился Пафнутий. — Хватит поцелуя при свидетелях! Деметрий, целуй ее, быстро! И поехали. До заката надо быть за стенами!

— Он вам не Деметрий! — Зафира топнула босой ножкой. — Он мой нареченный!

— Раз нареченный, так и целуй!

— Пока не сбежал! — крикнули зрители.

Уклониться Дебиан не успел.

Пафнутий выдохнул. Ну, хотя бы воспитанника женил. Так, теперь вернуть этой путешественнице черевички:

— Эй, Бижо, Томас, Клайд! Обувь девушке! Я ее сам повезу.

— А… Но меня же должен везти рыцарь.

— У него седло… Хм…

— Да расколото седло, — буркнул Дебиан, все еще переживающий поцелуй. — Ты… Вы там не удержитесь.

— Да я и за ваш самовар не удержусь! — фыркнула Зафира.

— Что, такой большой? — и отряд снова заржал. Чтобы положить этому конец, Зафира решительно подошла к жениху и помогла затянуть ремни кирасы, поданной оруженосцем:

— Я поеду за вашей спиной. В путешествии мне пришлось выстрадать и не такие неудобства.

— Только не души его так!

— Ага, кирасу помнешь!

Дебиан только краснел, бледнел и пару раз тихонько икнул — когда Зафира затянула подколенные ремни чересчур сильно. Зато все сомнения в благородстве происхождения девушки у него отпали: крестьянок подобным тонкостям не учат.

Закончив облачение, граф все так же легко вскочил в седло. Пафнутий, ухмыляясь, подставил Зафире лапу в латной рукавице — пожалуй, сковородки у Константы были поменьше. Толкнувшись, блондинка устроилась на задней луке седла, крепко взялась за кованый оружейный пояс графа — и, наконец-то, почувствовала себя дома.

 

Глава 15

Доспех был без наплечника. Поэтому Зафира могла удобно поместить голову на плечо спасителя. Граф Дебиан, правда, немного повертел головой — но примирился с нежными объятиями. Зафира была так рада спасению, что, не будь на Дебиане кирасы из толстой проклепанной кожи, пожалуй, он бы и дышать не смог.

Девушка вспоминала прочитанные рыцарские романы. Сейчас она не вспоминала ни пыльной вершины столба, откуда ее не так давно спасли, ни длинного скучного пути, в котором не было где показать красивое платье или проявить милосердие к поверженному в поединке рыцарю… Ну, казнь Жабовара видели… Это же не то!

И даже то, что Дебиан служитель Дьявола, девушку нисколько не беспокоило. Зато настоящий рыцарь! Пусть не такой могучий, как отец — но благородный без сомнения. А отец, кстати, рыцарские романы терпеть не мог. И почему не пожег все, Зафира сама не понимала. Впрочем, сейчас с ней происходило то самое романтическое путешествие, о котором она грезила с первого прочитанного романа. Тут Зафира подумала: если отец ее часто испытывал в походах такой же восторг, то что ему книжки? Может, потому и не любит печатное слово…

О книжках северная красавица думала краем. Главное: вот у нее в охапке настоящий рыцарь! И зачем она, дура, от него столько бегала? Даже сам Дьявол ничего не сделал ее бессмертной душе. А уж чернокнижник ей и подавно не страшен. Зато в остальном граф Дебиан не имеет ни единого изъяна! И батюшка тоже рад будет — ведь он же этого хотел с самого начала.

Так что Зафира безмятежно покачивалась в седле позади своего спасителя и даже замурлыкала песенку. Граф не отклонился, слушал — девушка сочла это добрым предзнаменованием.

Тем временем каменные столбы вокруг делались все ниже, реже, пока не сошли на нет. Появилась трава — сперва чахлая, а потом все гуще и гуще. Хотя цвет ее оставался выгоревшим, рыжим, ржавым — но заросли по обе стороны дороги поднимались все выше. Когда около полудня остановились на привал, Зафира даже разыскала в траве несколько блеклых голубых цветов — до того хилых, что даже срывать пожалела.

Тут Зафира внимательно разглядела спасителей. Было их десятка полтора — все на гнедых лошадях, хорошо откормленных и ухоженных, с мощными ногами, широкими копытами — порода под закованного в броню всадника. Вились гривы — длинные, ни разу не стриженные, зато тщательно вычесанные. Широко раздувались ноздри; и даже выражение конских морд казалось девушке уверенным. И сами кони выглядели воплощением надежности.

Всадники коням не уступали нисколько: маленький отряд двигался как единое целое, каждый понимал свое место и в походе и на привале. Без команды кто-то пошел за хворостом, кто-то составил копья в пирамиды, несколько человек встали на страже, оглядывая округу.

Тут Зафира поняла, откуда ощущение надежности. Все воины были одеты аккуратно и добротно — хотя и неброско. Насколько баронская дочь могла понимать в оружии, оно также было новым и хорошего качества. Батюшка, помнится, рассказывал, как отличить. Каждый всадник вез при седле большой арбалет для охоты на Песчаных — против человека, даже в броне, такая мощь не требовалась. И такие болты — почти дротики — не требовались тоже. Кроме колчана дротиков к арбалетам, всадники везли при седлах прямые мечи под двуручный хват, литые остроконечные шлемы. На себе все имели только кованые толстые кирасы с прилагающимися деталями: наплечниками, налокотниками. Чтобы доспехи не нагревались солнцем, воины набрасывали одинаковые светлые накидки с вышитым графским гербом.

Зафира ходила по биваку, разглядывая коней и людей, отчего те смущенно глотали привычные ругательства. Усатый стерег каждый ее шаг и ворчал — опасно, негоже далеко отходить. Но хотя бы уже не называл простолюдинкой. В конце концов, ворчание Пафнутия графу наскучило, и Дебиан сказал:

— После обеда поедем в ближайшую часовню с сохранившимся алтарем. Сам увидишь, что моя нареченая говорит правду!

И добавил голосом ниже:

— Разве ты ее портрета не видел? Описания тебе мало?

Морж намотал усы на локоть, крякнул, и согласился.

Так что, снявшись с бивака, отряд свернул к югу, на неторную тропинку, ведущую к темной подушке леса на горизонте. Тут Зафира увидела уже настоящие деревья, свежую зеленую траву. И, на опушке — искомую часовенку, судя по выросшему на пороге грибу, давно заброшенную.

Тем не менее, часовня была строением древних, как и та дорога, на которой Константа объясняла Юрию про ежиного короля. Так что дверь открылась. Внутри часовни замерцал огонек: не будь место свято, сказали бы, что колдовской. В его неровном золотистом свете показался гладкий, белый, чистый алтарь — как будто духи тщательно вытерли с него пыль к приходу гостей.

Гости чинно выстроились на две стороны. Зафира, хорошо помня ритуал, поклонилась алтарю от порога, прошествовала между рыцарями и торжественно возложила левую ладонь на алтарь. Под невысоким сводом часовни гулко прозвенело и раздался чистый голос, ни мужской, ни женский — понятно, что ангельский, часовня же:

— Зафира из семьи Ансат, ветви северных Рысков, отец — барон Симеон Рыск, известий о смерти не имеется. Мать — Клавдия Рыск, урожденная Монморанси, умерла родами в год черной россомахи. Полных лет семнадцать!

Зафира фыркнула и убрала руку с алтаря: возраст можно было и не называть! Но таков ритуал.

Все мужчины опустились на колено, приветствуя и заодно извиняясь этим жестом за выказанное недоверие. Пафнутий гулко выдохнул, полез рукой под кирасу. Спустся некоторое время, под удивленными взглядами остальных, извлек мешочек. Развязал и протянул два колечка с синими камнями:

— Госпожа баронесса, примите мои глубочайшие извинения. А заодно и подарок к обручению.

И выстрелил глазами в Дебиана: чего время теряешь? Вот тебе и девушка и алтарь!

Граф непонятно и слабо улыбнулся, однако же сбежать не попробовал. Зафира предпочла отнести это на счет своей привлекательности (хотя, конечно, в походных условиях…) — чем на счет того, что единственную дорогу к бегству морж загородил собственным телом. Ну, а что до привлекательности, так на свадьбе она развернется! Зафира вспомнила оставшееся в тележке синее платье и вздохнула: а как там без нее Константа?

Но тут же и позабыла о камеристке. Потому как Дебиан — уже стоя на колене, как положено — протягивал ей этот самый обручальный перстень.

Руки с надетыми кольцами соединились над алтарем; ангельский глас провозгласил:

— Сим зафиксировано обручение Дебиана графа Третеваля, седьмого этого имени, с Зафирой, баронессой Рыск, в год сиреневой капибары, в предпоследний день лета!

— Горько! — во всю силу легких тонко намекнул Пафнутий. Воины попроще закричали:

— Давайте уже целуйтесь!

— Да поедем, а то скоро солнце сядет, — озабоченно произнес коновод, заглянувший в дверь из любопытства.

Ну что, поцеловались. И до вечера Зафира плыла, как в тумане. Грех вспоминать, но от Дьявола, оказывается, и толк был: целоваться научил.

Затем все взгромоздились на чуточку отдохнувших коней, вернулись на проезжий тракт, по которому и поскакали к Третевалю. Лес остался правее и далеко, на самом краю окоема. Спустился густой южный мрак; над головами повисли громадные звезды — это было даже лучше, чем в романах!

Дорога бежала пыльным сухим плоскогорьем; вокруг шуршали ласточки, падая в норки на глиняных откосах и тотчас же взлетая из них к звездам. Или это были летучие мыши? Для ласточек самое время закат, после для них уже поздновато. А вот у мышей самая охота… Но Зафира даже не стала прикрывать волосы ладонью: ее защитник был рядом и она ничего не боялась. Конь двигался шагом, седло раскачивалось в четком ритме — видимо, дорога была прочнее и тверже глины. Девушка поймала себя на том, что слышит копыта только одного коня — и тут же поняла, что на самом деле все кони ступают согласованно, одновременно. Как будто их специально учили! С другой стороны, если это личная дружина графа, его копье — не в смысле пика, а в смысле отряд — то ничего удивительного. Лучшие воины везде чем-то да выделяются. Эти вот — коней выучили ходить в ногу. А у батюшки зато стрелки — белку в глаз снимут со ста шагов, по ночному лесу пройдут, как по ровному. Внезапно девушка поняла, что скучает по отцу, и что будет рада его снова увидеть. Небось, при муже ее ремнем драть не посмеет!

Плывущая в мечтах Зафира не сообразила, отчего кавалькада вдруг остановилась.

Между тем воины встревожились — а Дебиан, с подобающим почетом пересадив Зафиру на седло лошади оруженосца, сейчас сосредоточенно облачался к бою. Пафнутий, выехав холм слева от дороги, всматривался вперед — туда, где уже мерцали огни Третеваля. Забеспокоившись тоже, Зафира подогнала смирную лошадку ближе к моржу и, привстав на стременах (хорошо, что путешествуя в караване, научилась носить штаны под платье), увидела впереди на стенах крепости до боли знакомое мельтешение огоньков. Крепость Рысков в осаде Песчаных со стороны выглядела точно так же!

— Песчаные, — кивнул Пафнутий. И кто-то из воинов, подавив ругательство, выплюнул:

— Вот без кого мы точно не скучали.

Подъехал и граф, долго смотрел вперед. Дорога там спускалась в обширную плодоносную долину, над которой властвовал Третеваль, и которая кормила весь город.

— И принесло же их сволочей, к урожаю…

— А много их, много. Вся долина в панцирях.

Зафира посмотрела тоже. Почти как с того столба: песчаный слабо-слабо светились в темноте, переползая с места на место. Испугаться она пока что не успела: и далеко было до врага, и волна счастья, накрывшаяя ее с утренним спасением, не спадала.

— Хрен мы теперь дожынки отпразднуем, — буркнул Пафнутий. — Как бы зерно зимой покупать не пришлось.

— Это если только у нас так. А если везде?

— Надо в крепость. Там почтовые голуби, там новости.

— Сквозь этих? Мало нас!

— А вызвать подмогу из крепости?

— Да стопчут их и вся недолга.

— По панцирям проскакать, — хмыкнул невидимый в темноте воин.

— Не выйдет, мы в броне, кони в броне…

И тут подъехал уже снаряженный Дебиан. Звезды отражались в полированных наплечниках. Рыцарь поднял забрало, щелкнул фиксатором и снова всех спас:

— Дождемся грозы, они от ливня попрячутся. И спокойно проедем.

— Точно! — Пафнутий от радости гулко стукнул кулаком по закованной груди:

— Гроза обязательно будет! Сегодня же ночь святой Беос!

 

Глава 16

Юрий с Шарлоттой, выбравшись из убежища (Шарлотта, как местная, нашла им удачное логово в одной из многочисленных кладовых недалеко от кухни), стояли теперь в просторном, круглом замковом дворе, вымощенном знакомой шестиугольной плиткой — как площадь перед воротами.

Близилась ночь святой Беос: заметно смеркалось. Шумел ветер, и — совершенно неожиданно для жаркого, пыльного Третеваля — пахло влагой.

— Точно будет гроза… — пробормотал Юрий. И уточнил в сотый раз:

— А тут точно стражников нет?

Шарлотта вздохнула:

— Да чем ты меня слушал! И не положено в ночь святой Беос стоять в проклятом кругу, и, сказать по совести, опасаются. Ведь были случаи, пропадали люди. То стражник от большой лихости приказ нарушит. То мальчишка-паж или оруженосец от юной дури на подвиг кинется… Так никто и не вернулся.

Упали первые капли.

— Вот, — сказала Шарлотта, — так дураки и закончились. Тут уже Юрий фыркнул:

— Дураки вечны.

— Ой…

Шестиугольные плиты мощения засветились — сперва слабо, по швам, легким туманом цвета разлитого молока. Потом туман затянул весь двор, не поднимаясь, однако, выше щиколотки. Над головой торжественно и страшно ударил гром — а потом зашумело, забили струи ливня по крышам, смешались с колдовским туманом.

Девушка вцепилась Юрию в пояс и еще раз ойкнула. Посреди закрытого колодца замкового двора гул воды в каменных водостоках казался ревом неизвестных чудовищ. Потоки хлынули из разверстых пастей в окончаниях труб, и вода живо превзошла уровень белого тумана, подбираясь к тому возвышению, где стояли Дьявол и «кошка».

Юрий вздохнул, не особо стремясь выйти из-под навеса в ливень.

— Ну, и зачем нам туда?! — перекрикивая грозу, Шарлотта потянула Дьявола подальше от края.

— Долго объяснять! — заорал в ответ Юрий, выждав мгновение относительной тишины. — Да тут и не слышно ничего! Пошли со мной, сама все увидишь!

Тут в двух шагах направо распахнулась дверь под лестницей — скрип и удар створки сожрал гром. В полыхнувшей молнии, отразившейся в озере под ногами и в затканных каплями стенах двора, Юрий не разглядел ничего. Пока появившийся из двери человек не подступил вплотную.

И не замахнулся такой знакомой сковородой:

— Я тоже кое-что сейчас увижу! Своими глазами!

Шарлотта в ужасе спряталась за спину Юрия — а тот от резкого толчка в пояс поскользнулся и поехал, ерзая по ступеням, исчезая в колдовском тумане ногами вперед. «Кошка» ахнула, отступая от страшной сковородки — и тоже уселась в самый туман. Ну, а Константа один раз уже там была — так что, аккуратно подобрав юбки и взяв наперевес верную сковородку, шагнула в белую пену вполне решительно.

Первым в дьявольской пещере оказался ее хозяин. Костюм спас его от ушиба копчика, так что мужчина резво вскочил на ноги, встряхнулся. Прекрасно зная дорогу, Юрий добежал до лифта и скрылся за бронедверью почти в тот же миг, как в ангар вывалилась «кошка». Та поднялась, ощупывая побитые ягодицы, осматриваясь и ругаясь сквозь зубы. Пока Шарлотта изумлялась застывшим в стазисе гостям чертовой пещеры, почти за ее спиной материализовалась Константа — «кошка» едва успела увернуться от сковородки.

— А тут статуи другие! — Константа взвесила оружие на руке. — Но тебе все равно хана!

И, напевая: «Вам хана! Вам хана!» — погнала Шарлотту вокруг ведьмовской плеши, с хеканьем делая махи и выпады сковородой. Шарлотта, в полном ошеломлении, визжала и отступала по кругу, не зная, кого больше бояться: Константы или все же замороженных колдовством чудовищ.

— А чего это вы в церкви делали?

Шарлотта даже остановилась:

— Да я служу инквизиции! Расследую козни Дьявола и пропажу дочери барона Рыск. Только дура сельская вроде тебя…

Не надо было останавливаться! Константа пнула соперницу под колено тупым башмаком — Шарлотта шлепнулась на многострадальный копчик и зашипела:

— А тебе тут не в новинку, я гляжу? Ты, значит, настоящая ведьма!

* * *

Наблюдая все это на мониторах, Юрий только вздохнул: хоть отдохну от них. Дьявол уже находился в диспетчерской, воткнул хвост в разъем. И, заодно с подзарядкой костюма, перекачивал на поисковую систему изображения Зафиры. А руками в это время забивал номер модели и параметры личного телепорта баронской дочери — того самого пояска с камушками, который блондинка так феерически потеребила в ненужное время в неподходящем месте. Указав системе искать последнее срабатывание пояска в пределах прошедших двух недель, определить точку выхода и направить туда облако поисковых дронов, Дьявол наконец-то позволил себе расслабиться.

Тут зазвенел сигнал охранной системы, и механический голос известил:

— Вторжение пресечено. Две единицы хранения добавлены в стазис.

Юрий так и подскочил, едва не забыв освободить хвост из разъема. И тут придется возиться с этими чертовыми бабами!

Но делать нечего. Записав на обеспечение базы еще двух человек, Дьявол спустился в ангар, где с удовольствием обозрел получившуюся скульптурную группу: Константа ласково опускала карающую сковородку на соперницу. Видимо, на это движение, которое наверняка убило бы Шарлотту, система и сработала. Шарлотта, бестрепетно встречая судьбу вывалившейся из корсажа пышной грудью, нацелилась нависающей камеристке стилетом аккурат в бедренную артерию. Нет, все-таки стазис — полезная вещь. Как настроили тогда на агрессию, на угрозу жизни — так и до сих пор работает.

Что же с ними делать-то? Подумав, Юрий вызвал киберов и распорядился оттащить обеих в медицинский отсек, где и запереть каждую в своем боксе. Ну, и заодно пусть сканирование сделают и подлечат — если Константа успела уже чего-нибудь отшибить сопернице, а та, в свою очередь, наделала в Константе лишних дырок.

Потом дьявол поднялся в диспетчерскую и занялся чернокнижием. То есть — поиском Зафиры, ради которого, собственно, так сильно торопился. Даже с Константой вот поссорился.

Дроны уже вертелись над столбиком в жаркой стране Песчаных. Когда-то там тоже стояла церковь или часовня, в подвале которой работал приемник телепорта. Но со временем здание рассыпалось, подвал раздавило грунтом — а координаты в памяти пояска остались. Самой девушки камеры не видели, но множество следов от большого конного отряда и трупы Песчаных свидетельствовали, что кто-то из людей там был. Скорее всего, эти люди Зафиру и спасли: не было следов ее крови, ни тела, ни свежей могилы. Еще раз прочесав сканером местность, Юрий не обнаружил там ни пещер, ни тайников — и тогда направил поиск по следу конников, установив для дронов режим наибольшей скрытности: близко к отряду не подлетать, на глаза не попадаться.

Тут еще раз прозвенел сигнал. Компьютер орбитальной базы закончил анализ данных, привезенных с поверхности аппаратурой костюма, и выдал предварительную оценку:

— Фиксирую признаки разумной деятельности.

От напряжения Юрий заржал в пору тому самому коню. Ну еще бы, там же человеческая колония. Пусть развивается не по плану, но все-таки не погибла! Целое королевство вон разрослось. И даже с Песчаными вполне успешно воюет.

Глянув на монитор, Юрий с удивлением увидел, что замечание о разумной деятельности относилось как раз к Песчаным. Но ведь при разведке планеты — и позже, в годы высадки, никаких признаков этого не имелось. А тогда собрали куда больше информации, чем сегодня один костюм принес! Может, ошибка?

Задав условия проверок, Юрий направился в столовую. Примерно посредине ужина, с тоской вспоминая уток Константы, Юрий подумал, что теперь-то придется будить весь экипаж. Разумность Песчаных придется доказать — или опровергнуть. А это компьютеру доверять не хочется. Да и, наверное, просто хватит уже прятаться от сложности мира в заоблачной мертвой тишине. Ведь из-за чего станцию законсервировали и все в стазис попрятались? Один из колонистов против остальных взбунтовался. Грузовые телепорты разрушил, остались только вот аварийные, работающие раз в году… Представив себе, что на ночь святой Беос не успел, Юрий содрогнулся всем телом. А воевать против своих… Не все хотели. Кто-то и поддержал самозваного князя мира земного. Кто-то просто не пошел стрелять в людей. Ну, там дроны на них наводить, ядами травить да генофагом — не суть. Просто большинство оставшихся на орбите выбрало стазис. Авось как-нибудь само рассосется.

С тех пор прошло больше тысячи лет. Внизу жили — наверху спали. Только двое вахтенных диспетчеров, человек и искусственный интеллект, смотрели на войны сквозь прорехи в равнодушных облаках. Вверху менялись вахты — внизу династии.

Пока блондинка из дома Рыск не активировала аварийный протокол. Собственной кровью — ведь аварийный перенос работает при пролитии человеческой крови. Предполагается, что спасаемый может быть без сознания, и потому перенос происходит автоматически. Это в замке Третеваля костюм Юрия шифроключ на оговоренной частоте выдал — потому и не пришлось никого иголками в палец тыкать.

Понемногу добив тарелку, Юрий вернулся к мониторам. Зафира уже нашлась. Вместе с теми самыми рыцарями она ехала по пыльной дороге к Третевалю… А сам Третеваль находился в огромном кольце Песчаных. Точно, как поняла Шарлотта утром в гостинице, увидев беженцев, набившихся в город.

И кстати, компьютер почему-то решил, что действия Песчаных разумны… Юрий запросил основания для таких выводов. Искусственный интеллект сообщил: первое нападение Песчаных состоялось почти пятьсот лет назад и было куда слабее и подготовлено намного хуже, чем нынешнее. Юрий не понял, откуда тут вообще подготовка: ну набежали лемминги, и чего? Пока компьютер думал, Дьявол разглядывал спутников Зафиры, выведя изображения крупно.

Самым громким и заметным был усатый богатырь в кирасе-бочке, с моржовыми усами до седла. Насколько удалось записать речь, называли его Пафнутием. А вот рыцарь, за спиной которого на седле разместилась знакомая блондинка, оказался тем самым победителем чернокнижника Жабовара в славном городе Бомоне… Который, помнится, спасся от Песчаных неким героем на ракетном хвосте… Юрий запросил историю событий и кто тогда дежурил. И если тот его коллега забрал в небеса девушку — так ведь эта девушка должна теперь быть на довольствии в базе… Ну и в стазисе, наверняка, вместе с героем… Или тут у каждого девушка в стазисе? И не одна? Одна вахта — одна девушка, вторая вахта — вторая девушка… А он один дурак на всю орбиту?

Хотя на приемке вахты лишних едоков как будто не отмечено. А в стазисе чертова прорва народу, провалившегося в колдовские круги — за тысячу-то лет! И чего было их назад не отправлять? Чтобы там, внизу не рассказали, что ад переполнен?

Вопросы, вопросы. Надо сейчас общий сбор прозвенеть, и пусть объясняются — кто кого припер с поверхности и почему не вернул, где брал.

Одним глазом Юрий смотрел ролик про нисхождение вахтенного на город Бомон — а вторым глазом наблюдал, как Зафира обнимается со своим рыцарем. От которого она сперва пыталась бежать. Ну и вот зачем было столько народу срывать с мест — а его с орбиты? Кто поймет женщин?

Видать, его сменщик в этом плане оказался умнее — он возносился на спасательном ранце к поджидавшему его за пределами видимости катеру — но никакой девушки с собой не брал. Получается, девушку уже потом в легенду вписали, ради красочности. Нравится народу, когда про любовь. А вот, кстати, и отчет регистратора о помолвке… Шустрая Зафира оказалась, поревновать, что ли? Все-таки любовники.

Впрочем, тут в медотсеке еще две таких, которые насчет поревновать фору дьяволу дадут. Сковородой и стилетом. Юрий представил себе герб из сковороды и стилета, выругался и переключился на Песчаных.

С чего компьютер все же решил, что те разумны?

Оказывается, машина предположила, что разум у песчаных роевой. Ну, по виду так и неудивительно. Дыхание там, конечно, не трахеями ни разу — вот биолог пусть порадуется, ему задачка: как насекомые могут большой величины достигнуть. Но как объяснить внезапное развитие мозга? Тут не в величине совсем дело. Если компьютер полагает, что в нынешнем нападении Песчаные действуют, как организованная армия — а пятьсот лет назад вели себя орда ордой… И откуда такой рывок, по меркам эволюции молниеносный? Человеческой еды обожрались?

Разбирая гипотезы, Юрий потерял счет времени и опомнился только от очередного сигнала — уже из медицинского отсека.

— Бокс номер шесть… Легкие ушибы, общая усталость, рекомендация — оздоровительный сон и усиленное питание.

Ну, значит, не дошла до Шарлотты сковородка. Не то пришлось бы воскреситель распаковывать, а это на неделю возни… А что с Константой, ну-ка отчет по боксу девять?

— Легкие ушибы, общая усталость, беременность, срок три биологических недели.

Что? Какие еще три недели?

Какая к черту беременность!!!

Юрий уставился на расшифровку геномаркера зародыша. Челюсть отвисла. Уж свой-то геномаркер он прекрасно помнил!

 

Глава 17

Поутру мужчины славного Третеваля проснулись, где упали в полночь — то есть, на городской стене. С навесов уже не капало, но лужи после ночной грозы высохнуть пока не успели: солнце поднялось невысоко.

Песчаным это ничуть не помешало. Сколько со стены было видно, долина заполнялась морем панцирей, клешней, торчащих на стебельках глаз. Правда, стебельки были толщиной в ногу взрослого мужика, а глаза шириной с тарелку. Клешни одним движением перекусывали лошадь — или, как убедились на предыдущих штурмах, воина в броне. Первые ряды Песчаных уже лизали стену — с нудным скрежетом; казалось даже, что двадцатишаговой толщины стена вздрагивает под ногами. Хотя, конечно, лизать им было не перелизать — с последнего нашествия прошло пятьсот лет, а напугались горожане тогда изрядно, не пожалели денег на толстенное каменное кольцо вокруг Третеваля.

К верху стена несколько сужалась, но уж основание было… основательное.

Вокруг острова, последней опоры людей, бурлило море чудовищ. Не хотелось думать ни о брошенных в долине домах и пожитках, ни о не успевших под защиту городских укреплений людях и скотине.

Оставалось надеяться на крепость стен, честность предков-строителей, собственную отвагу — и покровительство святой Беос. Вон, статуя на башне над воротами, рубины пояса сверкают в лучах низкого пока еще солнца… А возле статуи на стене командующий: граф Дебиан. Тут вот и понимаешь, что чернокнижие на самом деле весьма полезная вещь. Ибо, по хитрому графскому устроению, протянули на стены кишки из толстой кожи, и по ним граф как-то пустил воду. Драгоценную воду, из цистерн, наполненных вчерашней грозой. И даже из подземных запасов! Столько воды сразу горожане видели только несколько раз в год, когда случались такие вот ливни, как этой ночью.

Песчаные с визгом и хрипом отпрянули от стен — но струи драгоценной влаги находили их и на большом удалении. То ли отступить помешали задние, то ли невидимый и неизвестный вождь чудовищ не разрешил отход — ряды стеснились, уплотнились… Песчаные схватили трупы разъеденных водой сотоварищей, подняли их над головами на манер щитов — и внезапно, быстро, яростно полезли на стены со всех сторон. Уже не пытаясь лизать стены, чудовища выстроили несколько живых пирамид, мигом оказавшись вровень с зубцами. В дело вступила сталь: двуручные секиры, молоты, загнутые когти чеканов поднялись в розовеющее утреннее небо и почти единым взмахом обрушили верхний ряд захватчиков к подножию. Но не успели защитники перевести дух, как перед ними вырос еще ряд, а потом еще, еще и еще. В конце концов, живые пирамиды поднимались быстрее, чем оружие — и драка перекинулась на широкую стену. Тут песчаные, как ни странно, преимущества не имели: с одной стороны, больше места для прыжка, с другой — по стене, пока еще спокойно и методично, били арбалетчики из города, прямо с крыш и с башен. И вода, которую щедро тратили сегодня, защитникам города ничуть не вредила — а захватчики с шипением корчились даже от выплеснутой в упор кружки. Тем более, чернокнижная придумка графа растворяла врага десятками. Случайно наступившие в лужицы Песчаные таяли, словно сахар в кипятке. Не будь их столько, пожалуй что и отбились бы!

Но в некий ужасный миг подача воды прекратилась и защитников вытеснили со стены в трех местах. Башни еще оставались в руках людей, а вот на восточной стене песчаные уже строили живую пирамиду вниз, в город, по которой и кинулись лавиной в ближние кварталы.

Где и попали под сокрушительный удар латной конницы, приберегаемой графом как раз на такой случай. На этот самый случай вдоль всей стены изнутри города и было оставлено пустое пространство, где дома строить не разрешалось, а ларьки-палатки убрали еще перед грозой. Посмотрев, как Пафнутий во главе рыцарей давит пролезших за стену тварей, граф приказал оруженосцу:

— Беги к цистернам. Что там с водой? Насосы встали или шланги порвало?

Воин прыгнул в седло и через малое время был возле главного подземного водохранилища. Где и обнаружил отцов города почти в полном составе. Почтенные старцы, с ужасом взирая на упавший уровень воды, приказали рабочим не качать. С чем же переживать осаду, если вся цистерна опустеет сегодня?

Оруженосца они попросту не послушали: ну что этому щенку кажется, будто там на стенах все так уж плохо? Молодой еще, это он сгоряча…

Посланник графа, у которого еще в глазах стояла мясорубка под башнями и резня с песчаными уже в городских улицах, без единого слова срубил голову градоначальнику:

— Качать! Качать всем, убью!

Тут весь городской совет кинулся к насосам — невзирая на прострел, подагру и прочие болячки. В некоторых случаях меч и лечить может!

Тем временем под статуей святой Беос на въездной башне отчаянно оборонялись последние на стене люди. Сам граф, еще пока не запыхавшись, умело отбивался полуторным седельным мечом. Его охрана — все здоровяки — орудовала боевыми молотами и тоже пока не выдохлась. Поэтому, когда из уцелевшей кожаной кишки пошла все-таки вода, на башне нашлось кому направить поток. Стены очистили от тварей так же быстро, как и уступили. А прорвавшихся в Третеваль резал и топтал Пафнутий во главе конного резерва.

Отправив людей отбивать стены, граф с телохранителями остался на башне. Отвлекшись на донесения с других стен, граф не заметил, откуда в башню набилось несколько тварей — и почему телохранители с ними не справились. Дебиан даже меч поднять не успел, как песчаные сбили его с ног. Вознеся последнюю молитву, рыцарь с удивлением и ужасом увидел, что сам он тварям не нужен: те упорно и уверенно подгрызли основание статуи. Тут в башню вернулись оттесненные, было, телохранители, помогли Дебиану встать и вместе с ним накинулись на врага. Но было уже поздно: громадная фигура святой Беос рухнула за городские стены, прямо на осаждающих. Те из них, кого не убило на месте, тут же принялись грызть скульптуру.

Над стенами поднялся жуткий вой ненависти, огорчения и страха: пророчество о падении святой Беос воплотилось — и каждый подумал, что не за горами теперь и падение самого Третеваля. Весы качнулись третий раз — Песчаные уверенно поперли вверх. Воротную башню от них отбили, но что толку: Дебиан видел, что людей повсюду одолевают. Медленно, но неотвратимо.

Уже собравшись подать сигнал к отходу в цитадель, чернокнижник последний раз взглянул на затопленную Песчаными долину.

И увидел примерно в часе ходьбы от города лилово-серебристое зеркало. Точь-в-точь проклятый двор, только стоящий на ребре, как исполинская тарелка. Из тарелки с воем, слышным даже сквозь шум боя, потоком ломились разнообразные твари.

— Ну вот… — пробормотал граф, — мало нам Песчаных.

— И ад следовал за ним, — сказал телохранитель, подув на плечи от нечистой силы.

В толпе адских созданий наметанный взгляд чернокнижника выделил знакомых по гримуарам тварей: синезубый слонотигр, многолап, упокойник, василиск Реброва… А вот, внезапно! — рыцарь. Верхом на обыкновенной лошади. Только доспех такой уже лет двести как не используют. И вот еще люди — кнехты с алебардами, точно как в древних сказаниях. Святая Беос, а это что за тетка с глефой? Да она ростом чуть не со всадника! И всей одежки — меховой плащ. Дебиан даже хмыкнул, позабыв про бой в городе.

Все это адово воинство с хриплым, неразборчивым рыком и лязгом, врубилось Песчаным в спину. Благо, с горки им удобно было. Но главное чудо оказалось впереди. Полностью уже позабыв о битве на стенах, чернокнижник вытаращился на сияющий граненый огурец, вылетевший из адских врат на огненном хвосте.

На огненном хвосте, точно как в легенде того города… где еще Жабовара сожгли… И пьеса эта идиотская, давно пора было запретить…

А это, оказывается, чистая правда!

Огурец между тем завис над ордой тварей. Прекратилась даже схватка не стенах: люди и нелюди изумленно пялились на адскую тварь, сияющую под полуденным уже солнцем… Граф и не заметил, как наступил полдень.

В брюхе огурца распахнулись дверцы — как от сильного удара изнутри — и белое полотнище накрыло приличный кусок долины. По визгу, шипению и дребезгу все поняли, что с Песчаными происходит что-то не то. Забыв про штурм и порядок, твари кинулись прочь из города — прыгая с высоты стен, не взирая на раны, переломы и даже смерть самых неловких. Орда ринулась прочь от города, на ходу зарываясь под землю.

Тут только до графа и других защитников дошло, что из адского огурца вылилась, наверное, вода. И вылилась на вождей или там начальников Орды. После потери которых Орда и перестала быть воинским объединением, а превратилась в толпу тупых зверей, ведомых только желанием спастись.

Воспрянув духом, горожане кинулись добивать уходящего противника. Граф же задумался: а не нападет ли на Третеваль этот адский огурец? Ему с неба это удобно сделать. И не подъехать к нему, и даже копьем не достать. Еще раз посмотрев, граф приказал на всякий случай нацелить в огурец баллисты.

Но тут посреди поля уже встретились горожане с волной адских тварей. Впрочем, тварей там уже не было: звери бросились к виднеющемуся на горизонте лесу, на северо-восток. А люди оказались некогда пропавшими в колдовском дворе. Нет, их никто не узнал — но сами они прекрасно разбирались в ситуации. Помнили Третеваль, радовались солнечному свету, говорили на одном языке… Граф распорядился направить их всех пока что на площадь перед собором, в лагерь ополченцев. Там их покормят и разместят — а поговорить можно и позже.

Тут из повисшего над полем огурца выскочил огурец поменьше. Тоже на огненном хвосте. Повертелся над полем, словно осматриваясь. И, по-видимому, заметив графский значок над башней, подлетел к площадке — почти там же, где стояла статуя святой. И тогда стало понятно, что это не огурец, а человек в доспехах. Только в особенных, Дебиан такие видел на старых-старых гравюрах. Человек знакомым жестом поднял забрало.

— Тонкое какое, — проворчал телохранитель, но дисциплинированно остался на месте.

— Господин граф?

— Дебиан Третеваль, пятый этого имени. С кем имею честь?

— Юрий Бухвоствов, вахтенный диспетчер орбитальной базы «Корона». Господин граф, известна ли вам судьба вот этой девушки? — движением закованной кисти «диспетчер» прямо перед собой проявил прекрасного качества портрет. Дебиан всмотрелся, удивленно вскинул брови:

— Зафира?

 

Глава 18

Зафира плавно двигалась по синему пушистому ковру от самых дверей собора до сверкающего кристалла высотой по грудь — здешний алтарь выглядел именно так. Справа шпалерой выстроились красавцы-рыцари. Уже хорошо отмытые, в надраенных доспехах, со сверкающими золотыми цепями. Легкий ветерок не мог пошевелить тяжелый бархат плащей — алый цвет северян, синий здешних воинов, зеленый цвет бойцов из далекого западного края.

Напротив рыцарей выстроились дамы и девицы благородного сословия — в модных узких платьях, с рукавами до ковра, с полупрозрачными высокими эненами, заслоняющими даже витражи.

На витражах яркими стеклами сияла в заполуденных лучах вся история рода Третеваль и города этого же имени. Вот первооснователи в таких же бочонках-кирасах, как вчерашний спаситель. С глупыми непонятными большими забралами… Зафира вспомнила, что видела такие картинки еще дома, на гобеленах. Первый из Третевалей и первый из Рысков, оказывается, были того же чародейского племени, что и Юрий, за хвост именуемый Дьяволом. Ну… не только за хвост. Но воспитанной девушке не подобает вспоминать об этом перед алтарем… Сколько тут до хрустальной глыбы, пара дюжин шагов осталась.

А роскошный собор! Жаль, что батюшка не видит. У них на севере церковь тоже каменная. Но вся она с верхушкой в этом соборе поместится. Сколько же лет его строили! И сколько же людей род Третевалей поставил на эти работы…

Тут Зафира покосилась налево и покраснела. Правильно говорил морж в самоваре: хватай, мол, графа пока не сбежал. Граф на то фыркнул: «Пафнутий, ну это же не куртуазно!» «Зато надежно! — отрубил Пафнутий, от волнения намотав правый ус на левый локоть. — А то знаю я тебя. Книжки, реторты… А дети когда?»

Дети, кстати, роились в соборе, как пчелы над цветущей грушей. Бегали повсюду, осыпая и новобрачных, и всех остальных лепестками из корзинок и священными зернами из храма. Дети смеялись звонко, радостно, безудержно — как будто павших на стенах горожан не отпевали вчера в этом же соборе, перед этой же скульптурой святой Беос.

Святая из шлифованного жемчужно-серого агата возвышалась по ту сторону алтаря. Человек, вставая перед алтарем, оказывался будто бы за одним столом со святой.

Надо всем этим замыкались белоснежные ребра свода, разукрашенные теперь цветными пятнами от витражей, просвеченных неистовым южным солнцем.

Невеста не могла даже надеяться перещеголять эту пышность собственным нарядом — а потому облачилась в светло-серебристое простое платье, падающее мягкими складками до лодыжек, с широким квадратным вырезом. Она не подбирала платье в цвет статуи — само так получилось. Но получилось неплохо!

А распущенные белые волосы облегали Зафиру переливающимся плащом — казалось, длиннее даже подола! И женщины по левую руку от синего ковра исходили ощутимой горячей завистью. Зафира, впрочем, была уверена в собственной красоте и украшениями ее не портила. Единственным украшением пары была рыцарская цепь Третевалей на плечах графа. Тот наконец-то изменил своему черному колеру и оделся как подобало жениху: во все белое. Даже сапоги из дорогущей белой замши. Ну что ж, род богатый… Шарф цвета родовой лазури — точь-в-точь в цвет глазам Зафиры, — сама же Зафира суженому поутру и повязала.

Ну, и меч граф прихватил «для одежды» — короче и легче седельного, но далеко не игрушку, несмотря на украшенный сапфиром эфес. Утром Зафира видела цвет клинка: как грозовое небо! И зря, пожалуй, вспомнила это сейчас…

Небо над городом в ночь Святой Беос буквально скребло плоские крыши. Молнии не успевали погаснуть, и маленький отряд прекрасно видел дорогу. А еще хорошо было то, что выученные кони не боялись раскатов грома — тот, как и молнии, почти не прерывался. Пафнутий объяснял что-то жестами. По всей вероятности, отряд с ним согласился — Зафира ничего не расслышала. Осаждающие город твари закопались от безжалостного ливня, и потому кавалькада имела возможность достичь ворот. Но для этого, наверное, придется ехать быстро… Зафира в ужасе подумала, что мокрые волосы весят, как она сама. Рванул ветер — дождь полетел в щеку и ухо. Второй щекой Зафира прижималась к спине графа, но толстое шерстяное сюрко Дебиана успело промокнуть и на ощупь оказалось противнее дождя.

Сам рыцарь не показывал беспокойства — если даже оно и было. Еще один порыв ливня — и кони тронулись. На скользкой дороге шли сперва шагом — потом у кого-то конь все же поднялся в рысь; всадник натянул поводья. Зафира задрожала от страха. Да, умом-то она понимала, что на галопе конь только одной ногой касается дороги, и потому в скользкую погоду может не удержать равновесия. Особенно с бронированным всадником в высоком рыцарском седле. Но сердце колотилось так, что, казалось, могло пробить кирасу Дебиана, потом и самого графа со спины и улететь к городским воротам, как арбалетный болт.

Тем не менее, городская стена все же приближалась. Молнии высвечивали святую Беос над воротами, дождь потоками отражался от крыш башен и навесов над бойницами… Зафире даже показалось, что в некоторых местах навесы над стенами повреждены — значит, уже был приступ? Но при рваном свете грозы ничего толком разобрать не удалось. Конники словно бы плыли в потоках ливня и в ворота вошли, как корабли в гавань.

Им повезло не только с грозой, а еще и с тем, что нападение оказалось внезапным, и завалить тоннель и заклепать решетки не успели. Правда, пришлось еще подождать, цепенея уже от настоящего холода, пока их узнают и впустят. Но, по сравнению с торжественным путешествием через вымершее поле перед городом, когда каждый миг ждешь, что коня ухватят из-под земли за ноги, но и ускорить ход на скользком опасно… Решетки поднялись, их ужасающий скрип прозвучал райской музыкой…

В соборе загремел орган — и Зафира вернулась в себя. Архиепископ Третеваля уже стоял на кафедре и даже начал проповедь. Священник говорил о мужестве защитников, даровавших всем возможность придти на этот праздник, о красоте и милосердии вдохновлявших защитников дам, о любви… Зафира пожалела, что батюшка этого всего не слышит: свадьба точь-в-точь, как в романах!

И тут Зафира натолкнулась взглядом на Дьявола. Спаситель-искуситель нагло улыбался по правую руку. Как великого героя, его поставили на почетное место в рыцарской шеренге, у самого алтаря! Зафира не видела его, пока не подошла вплотную. А нахал еще и подмигнул! Хорошо хоть, что сегодня он тоже был одет не в свое дьявольское — а в третевальское синее. Правда, вместо меча крутил все же в пальцах хвост.

Зафира гордо вздернула подбородок и смело положила левую руку на алтарь.

Ради этого мгновения стоило и трястись в повозке, и цапаться с Константой, и сидеть на пыльном столбе, и прорываться в город под ливнем! Такая награда стоила, пожалуй, всего.

Жених накрыл ладонь девушки своей — жесткой, теплой, надежной. И дальше им уже ни до чего дела не стало.

Не желая портить блондинке торжество (и слегка посочувствовав Дебиану, лишившемуся холостой волюшки), Юрий отступил в тень колонн, а потом через придел и вовсе протолкался из собора наружу. Да, без его катера, скорее всего, люди бы стены не удержали. С другой стороны, Песчаные оказались разумными. Значит, если с ними не договориться, то попытку они повторят. И вообще, музыку пробуждения он для базы уже запустил. Через несколько дней на орбите все окончательно придут в себя после анабиоза — тогда пусть соберется собрание и коллегиально…

На площади чего-то не хватало. Как будто и старый тополь высотой почти до шпиля собора на месте, и народ в ярком, праздничном… И водоносы суетятся. И мальчишки вездесущие виснут на окнах, и на крышах, и на ветках… И жара, и небо уже побелело. Синее небо в Третевале только на рассвете и перед закатом, днем оно цвета водородной горелки, да и такое же почти жаркое…

Константа выступила навстречу из ниши, и все попытки Юрия не думать о главном стерлись, как Песчаные под водой. У него же теперь сын! И знает ли Константа об этом? Наверняка ей «кошка» сказала и наверняка из вредности. Вот просил же не лезть в драку — если одна здесь, то и вторая точно тоже где-то рядом… И все же что-то не так в окружающем пейзаже. Но что?

— Ты так и ходишь с этой сковородой везде? — брякнул он.

Константа выпрямилась, и Юрий заметил синяки на ключицах в широком вырезе платья. Самое платье выглядело заметно потертым и было заштопано кое-где наскоро. Получается, она тоже была в бою? Ну, кроме того, где «кошку» гоняла.

— Ну надо же мне за что-то держаться, если на мужчин опереться не получается.

— Я же вас просил в портал не лезть за всей этой толпой замороженных!

На это Константа только презрительно фыркнула.

Юрий шагнул к ней, даже позабыв про сковороду. Вот как ей высказать все чувства? Он же и на карнавале с Шарлоттой был. И потом уехал так… внезапно. И тут вот бегал от Константы, как…

— Меня там как героя славят. А вообще-то тебя надо славить. Если бы не ты, Зафиру бы заморозили еще тогда, когда вы из Рыска к нам попали. В самом начале…

Пампушка фыркнула.

Дьявол, смутившись, снова обвел взглядом площадь перед собором, и глаза его расширились. Он ухватил Константу за рукав, притянул к себе и задышал прямо в ухо:

— А где?..

— Кто где? — спросила сбитая с толку Константа.

— Мой катер где?

Константа взорвалась хохотом:

— А ты и не знаешь? Кто у нас хватает все, что гвоздями не приколочено?

Наклонив голову налево, направо, женщина обожгла Юрия взглядом и припечатала:

— С этой стороны ничуть не лучше! А все же, как прижало, так на человека стал похож.

— Шарлотта… — прошипел Юрий. — Так ты видела? Знаешь? Говори, ну!

На яркий, самозабвенный смех Константы уже начали оборачиваться.

— О! — сказал кто-то из толпы. — Нашла своего менестреля!

И Юрий узнал одного из возчиков каравана. А тот, похоже, не рассмотрел в нем спасителя. Ну еще бы: тот, из «огурца», сейчас у алтаря с рыцарями стоит.

— Хочешь, чтобы она сказала, кто в железной бочке улетел? Вот и попроси как надо. Как благородные просят!

Дьявол ухмыльнулся дьявольской улыбкой и упал перед Константой на колени:

— Выходи за меня!

— Громче! — крикнули сзади. Справа прибавили:

— Руки целуй, олень!

Не глядя, что руки Константы красные и в царапинах, Юрий последовал совету.

— У нас сын будет. Я, как честный человек…

Дьявол отчаянно покраснел, едва не оторвав собственный хвост. Висел же себе на орбите, горя не зная… Хорошо Дебиану: снял себе девушку со столба да и женится… А тут что говорить? Константа сама любого со столба снимет и в горящую избу засунет…

— Я не могу без тебя… найти катер.

— Катер? — ее ореховые глаза расширились, хотя куда уж больше. — Катер! Ах ты! Гад!

И вырвала руки. Но от сковороды Дьявол все-таки увернулся.

— Вот блин, — вздохнул возчик и полез в растерянности чесать затылок. — А лютню менестрелю так и не купили… А было бы хоть отбиваться чем. Когда женится.