В это время раздался телефонный звонок. Примроуз выбежала в холл прежде, чем кто-либо успел встать. Через несколько секунд она вернулась, возбужденная и довольная.

— Это — Эдуард. Он сейчас — на станции. Чак, может, ты за ним съездишь?

— Эдуард? — с преувеличенным удивлением воскликнула Даффи. — У него же — конференция!

— Он приехал, потому что я его просила, — объяснила Примроуз. — Я звонила ему вчера.

— Поеду, заберу его со станции, — покорно согласился Чак.

Даффи даже взвизгнула.

— Нет! С какой стати! Ты будешь работать теперь у них шофером? И только потому, что этот осел так влюблен в свою жену...

— А ну-ка, заткнитесь вы все, — перебила ее Долли. — Пока еще я тут хозяйка, и не орите у меня за столом. Мистер Тиббет, у вас есть машина?

— Да, — сказал Генри.

— Может, вы будете так добры и привезете доктора Дюваля со станции? Я бы съездила сама, но «бентли» сломан.

— Я рад помочь. — Генри встал.

— Кстати, — продолжала Долли, — ваша жена тоже может поехать, если не возражает. У нас тут намечается один маленький семейный разговор.

— Не возражаю, — сказала Эмми.

Долли тепло им улыбнулась.

— Спасибо, мои дорогие.

В машине Эмми заметила:

— Эти сестры ненавидят друг друга.

— Конечно, ненавидят. — Ты это только сейчас поняла?

— Они сдерживались. Но смерть матери сломала все барьеры.

— Нет-нет! Все как раз наоборот.

— Что ты имеешь в виду?

— Вчера они все были очень довольны и милы. «Естественная смерть» — вот что их разозлило.

— Интересно, как выглядит этот доктор Дюваль?

Перед станцией стоял только один мужчина — стройный, черноволосый, уверенный в себе. Когда машина остановилась, он подошел и наклонился к окну.

— Вы, наверное, приехали за мной? Я — Эдуард Дюваль.

Его английский был великолепный, может, слишком правильный, а карие глаза блестели за стеклами золотых очков.

— Вы совершенно правы, — ответил Генри. — Меня зовут Тиббет, а это — моя жена.

— Восхищен, мадам! — Дюваль поклонился.

— Долли хотела приехать сама, но «бентли» сломался. Садитесь.

Дюваль сел на заднее сиденье.

— Вы очень добры, — сказал он, когда машина тронулась с места. И добавил: — Грустная история... Вы были в доме, когда умерла леди Балаклава?

— Да, — ответил Генри.

— Смерть сама по себе не столь ужасна. Но говорят, что это было отравление?

— Подозревали.

— А сейчас уже нет?

— Никаких следов яда.

— И в торте?

— Великолепный торт. Просто объедение.

— Ага... — протянул Дюваль. — Значит, Примроуз напрасно волновалась. И не обязательно было мне приезжать. У меня — важная конференция.

— Я уверен, что ваша жена будет рада вас видеть. Она очень расстроена.

Дюваль проигнорировал эти слова.

— Что делает полиция? — спросил он.

— Ничего. Следствие закончено.

— А что говорят врачи?

— Естественная смерть. Какой-то очень редкий вид аллергии.

— Ха! Редкий вид? Ну, и дурачье!

— Все равно вывод один — естественная смерть.

— И мы можем сегодня уехать?

— Полиции вы не нужны. Но завтра — чтение завещания.

— Завещание, — задумался доктор Дюваль. — Да, конечно. Примроуз вряд ли это пропустит.

Когда они приехали, в доме уже был восстановлен порядок. Даффи, Примроуз, Чак и Долли пили кофе в гостиной. Вайолет отдыхала в своей комнате, а Пит ушел на прогулку.

Примроуз приветствовала своего мужа с безукоризненным равнодушием. Она даже не поставила чашку, когда он чмокнул ее в щеку.

Как только доктор Дюваль поднялся к себе в комнату, Даффи заявила, что хочет поспать, и встала из-за стола. Чак вызвался ее проводить, но она пригвоздила его к месту, сказав, что он будет ей только мешать.

Все-таки они вышли вдвоем, потому что Чак хотел сделать несколько звонков из библиотеки.

После этого Долли повернулась к Генри.

— Итак? Теперь, когда следствие закончено, что вы и ваша жена делаете в этом доме?

— Мы бы хотели остаться, чтобы послушать завещание, — сказал Генри.

— Понятно. А я бы хотела уехать отсюда сегодня вечером.

— Но, Долли! Если все разъедутся, дом останется пустым.

— Подождите до завтра, и вы увидите. Они ждали этого момента долгие годы. Только подождите, и вы увидите, — Долли резко встала и вышла из комнаты.

Затем в гостиной появился расстроенный Чак. Он звонил в свой офис. Сын еще не вернулся из Милана, и Чак вынужден сам вести важное совещание. Он сообщил Эмми, что билет на самолет уже заказан, а также номер в отеле «Грильон», и с мрачным видом вышел из комнаты.

Эмми отправилась на поиски Генри и нашла его в библиотеке. Он сидел за столом и просматривал содержимое ящиков.

— Этично ли, Генри?

— Долли разрешила мне. Пока она тут распоряжается.

— Что-нибудь интересное?

— Пока ничего.

Альбом с газетными вырезками, пачки счетов. Генри отметил, что в ящиках нигде нет игральных карт с буквами. Долли решительно положила этому конец.

Мистер Планкет приехал на следующий день, как и обещал, к обеду. Когда последние кусочки бисквита были съедены, мистер Планкет вытер рот салфеткой и сказал:

— Спасибо огромное. Обед — просто великолепный.

— Плохие новости всегда лучше слушать на сытый желудок, — ответила Долли.

— Плохие новости? Но, моя дорогая леди...

— Ладно, Пигги, еще по чашечке кофе, и давай к делу.

— Я думаю, это будет самое лучшее, — согласился мистер Планкет, которого Долли называла по-своему.

Наконец, он открыл портфель и откашлялся.

— Итак, хоть это и прискорбно, но леди Балаклава умерла. Могу сразу сказать, что каждая из дочерей вправе рассчитывать, по крайней мере, на полмиллиона фунтов стерлингов.

Все вздохнули. А Вайолет спросила дрожащим голосом:

— Полмиллиона каждой?

— Совершенно верно, миссис ван дер Ховен.

— А налоги? — деловито и спокойно поинтересовалась Даффи.

— Все учтено. И мы переходим конкретно к завещанию леди Балаклавы. Это — простой и короткий документ. Я прочту его вам. «Я, Кристал Маргарет Балаклава, находясь в трезвом рассудке и доброй памяти, завещаю все деньги, собственность и состояние, которыми я буду располагать в момент моей смерти, моей дорогой подруге Дороти Трип». Подпись и все такое.

Мистер Планкет снял очки и уставился на Долли, которая громко рассмеялась.

— Ну, спасибо, Пигги!

— Простите, мисс Трип, я думаю, вы не поняли.

— Конечно, я поняла. Мне достались тряпки Крис, которые мне малы, да кухонная утварь, купленная после смерти Чарли. И, конечно, азалии.

— Нет-нет-нет! — застрочил Планкет, как из пулемета. — Вы, очевидно, не знакомы с состоянием дел. Во-первых, вам достается этот дом, со всей его обстановкой. — В комнате стало тихо. Все смотрели на Долли. — Затем — ее бриллианты. Они теперь — тоже ваши.

— Но... — смогла лишь произнести Долли.

— Вы, может, не знаете, мисс Трип, но в лондонском банке леди Балаклавы хранятся бриллианты стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов и даже больше. Кроме того, есть еще ценные бумаги. Примерно по двадцать тысяч за акцию, фактически, в сумме это составит...

Раздался грохот. Долли упала в обморок.