Техника безопасности для родителей детей нового времени

Морозов Дмитрий Владимирович

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

 

ПРОГРАММА

Весной 1999 года мы с супругой привезли из московского роддома в Китеж своего первенца — Святослава. Я стоял у колыбели новорожденного и впервые думал, зачем я привел его сюда — нет, не в Китеж, а в этот МИР. Чтобы порадовать дедушку и бабушку, а заодно выпол­нить долг перед обществом? Чтобы все было как у людей? А что ему-то до всего до этого? Я вообще не думал об этом раньше, ведь его не было. А те­перь вот он есть. И с его появлением на свет вопрос «Зачем!» перестал быть моим личным делом. Я смотрю в глаза ребенка, который еще не осознает окру­жающего мира, и говорю ему: «Я сделаю тебя счастливым». От­куда эти слова? По-моему, так говорили мне родители. Или я видел это в кино. Да, скорее всего, в кино, потому что мои ро­дители, прошедшие войну и сталинскую эпоху, были больше сосредоточены на том, чтобы передать мне науку выживания. Были ли они счастливы? Сейчас я думаю, что да. Но в нашей семье было не при­нято обсуждать тему СЧАСТЬЯ. Подумайте, может ли назвать себя счастливым человек, у которого, даже если и есть все мыслимые материальные бла­га и власть, несчастливы дети? А я хочу, чтобы мой ребенок научился быть, хоть иногда, счастливым. Я от многих слышал именно такую формулировку. (Но и счастье каждый из нас понимает по-своему. Счастье достижения мечты или счастье спокойной, сытой жизни без напряжения и риска.) Я хочу, чтобы он был самостоятельным, сильным, спо­собным к самореализации. Я готов помочь ему в этом. Но чтобы управлять процессом, надо, по крайней мере пони­мать, что там происходит! Я смотрел на младенца и с ужасом думал, что во многом выбор его будущего предстоит сделать мне. И он пока не мо­жет ничем мне помочь. Вот только имел ли я право решать? *** Святослав не хотел ждать моих решений. Он осваивал пространство жизни, то есть свободно ползал по всему вто­рому этажу нашего бревенчатого дома или прогуливался в коляске под сенью вековых лип, по аллеям парка, где птицы и белки не боялись людей. В его распоряжении была вся на­ша семья, состоящая из папы, мамы, четырех приемных сес­тер и братьев, всегда ласковых, заботливых, открытых для общения. На втором этаже было тесно от игрушек. Почти весь первый год Святослав был защищен от телевизора, он не слышал грубых слов, не видел никаких проявлений чело­веческого эгоизма, агрессии, жадности. (Я понимаю, что в это трудно поверить, но такова разви­вающая среда нашего Китежа.) И вот в райскую атмосферу второго этажа принесли Нас­тю, родившуюся в другой китежской семье на пару месяцев позже. Две пары умиленных родителей готовились созерцать процесс знакомства своих пупсиков. А дальше случилось вот что. Святослав занервничал. Быстро передвигаясь на четве­реньках, он начал стаскивать все игрушки в одну кучу в цент­ре комнаты. Пока Настя, выпучив от удивления глаза, рас­сматривала незнакомую обстановку, наш мальчик прибрал все свое добро, взял в руки пластмассовую саблю и сел свер­ху, отмахиваясь от гостьи; в его криках угадывались слова «мое» и «не дам». Так я окончательно убедился, что ребенок, приходящий в мир, совсем не похож на «чистый лист». Поведение Святослава было в этом случае предопределе­но внутренней программой. Откуда она взялась в нем? Этого ребенка мы с женой ни на секунду не выпускали из-под кон­троля; в атмосфере нашей семьи, да и всего Китежа, пробле­мы частной собственности и тем более ее защиты не стави­лись и не обсуждались. Святославу просто негде было подце­пить мысль о том, что ему что-то принадлежит и это «что-то» надо защищать. Ему не с кого было брать пример. Но передо мной был факт: мой собственный сын реализовывал совершенно конкретную программу при помощи способов и методов, тысячекратно опробованных в челове­ческой истории. Значит, эта программа уже была в нем. Она активировалась при первом же удобном случае. Основатель школы личностно-гуманной педагогики, ака­демик Шалва Амонашвили считает, что каждый ребенок при­ходит в мир со своей миссией. «Это значит, что каждый ре­бенок есть неповторимость и наделен от Природы особым, то­же неповторимым, сочетанием возможностей, способностей». Академик Н. М. Амосов писал: «Задача воспитания со­стоит в том, чтобы как можно раньше разгадать наклоннос­ти и попытаться регулировать их развитие так, чтобы при­способить ребенка к будущим условиям жизни в обществе». Околонаучное обобщение Здоровый, гармонично развивающийся в нормальных условиях ребенок несет в себе всю необходимую мотивацию к развитию так же, как гусеница, переживающая метаморфо­зу через куколку в бабочку, уже имеет внутри себя достаточ­но знаний и сил, чтобы научиться летать. Значит, я не могу по собственной воле поменять программу ребенка, не рис­куя нанести ему вред. Но мои родители все-таки влияли на меня. Они готовили меня к жизненным испытаниям, разви­вали мой интеллект, постоянно подсовывая новые интерес­ные книжки и обсуждая со мной прочитанное. В моем детстве все было достаточно просто. Сначала учи­ли законы октябрят, потом законы пионеров, потом нас всех принимали в комсомол. Лестница вверх была ясной, креп­кой и, что более важно, имела надежные перила. Общество, как говорится, было безальтернативным. Но сейчас иное — новое время. К какой жизни готовить нам наших детей? Сейчас перед растущей личностью, дейс­твительно, сотни жизненных дорог. Как выбирать? С каким трудом дается мне сейчас осознание: многое из моей личной программы, полученной в 60—70-х годах, не имеет никакого смысла в наше время. Я не в праве предла­гать сыну мой жизненный опыт как образец для подражания. Ему предстоит жить в новое время, которое будет «затачи­вать» его под другие жизненные задачи.

 

ЗАМЕДЛЕННЫЙ ВЗРЫВ, или ИНСТИНКТ «РАСШИРЕНИЯ ГРАНИЦ»

Представьте себе трехлетнего ребенка, который хочет до­тянуться до красивой вазы на верхней полке. Перед ним сто­ит стул и большая круглая тыква. Что выберет ребенок для достижения цели? Мой сын всего два раза воспользовался стулом. На тре­тий раз он подкатил тыкву и пытался, балансируя на ней, до­тянуться до вазы. «Нелогично? Зачем он сам усложняет способ достижения цели?» — подумал я. А потом задал следующий вопрос: «А какая у тебя цель?» Он просто постигает мир и свои возможности. Ваза — просто повод убедиться в своей силе и ловкости. Разумеется, существует риск, что он свалится или разобьет вазу. Наверное, стоит сделать ему внушение. Но при этом стоит и порадовать­ся, что развитие ребенка идет в правильном направлении. Для взрослого сознания, отформатированного логикой вы­живания и сохранения энергии, хаотичное поведение мла­денца кажется лишенным смысла, но, судя по всему, это есть самый быстрый способ набрать информацию для на­чала операций в сознании. Я за самим собой заметил, что многие всплески познава­тельной активности своих детей я воспринимаю как баловс­тво или каприз. Лишь понемногу я начал понимать, что в этом «броуновском движении» тела и мыслей моих детей есть своя закономерность. Они, как вода, пытались разлить свою энергию во все стороны, затекая в каждое отверстие, исследуя, проверяя и перепроверяя окружающий мир. Это для нас с вами есть важные и неважные дела. Ну, а ребенок находится во власти стихийных внутренних сил, заставляю­щих познавать все, на что обращается его внимание. Дети — «порождение хаоса». А нам хочется отдыхать пос­ле работы. И мы пытаемся остановить хаотичное движение маленького существа по нашей квартире, отбиться от его вопросов и требований поиграть. И если я поддамся собственному эгоистическому стремле­нию сделать ребенка тихим и послушным, то закупорю в нем животворный ключ внутренней силы, ведущей к познанию ми­ра.

 

РОДИТЕЛЬСКАЯ ЗАБОТА И КАК ОТ НЕЕ ЗАЩИТИТЬСЯ

«В третьем классе, я помню, у нас было задание нарисовать что-то в древнерусском стиле. Я нарисовал лик святого, пом­ню, как я вложился в это, был полон излияния. А, показав учи­тельнице, нарвался на критику, и было обидно. Она сказала, что шея длинная, а нос кривой». И ореол, она решила, что я нарисовал циркулем. А я сам рисовал! Поэтому мне было дико обидно. Меня не оценили по достоинству. И я сделал вывод: са­мовыражаться — плохо». «Помню, как я хотел на барабанах играть, а меня отдали на баян. Я ходил к преподавателю, и он меня мучил баяном. Ме­ня опять же родители ругали… кошмар. С тех пор я не перено­шу критику, чувствую угрозу, как будто я душу раскрыл, а мне туда наплевали». Родители и учителя, соседи и товарищи по играм – все фактически заняты одним: «вбиванием» растущей личности в привычные рамки. Они стремятся отучить ее совершать ошибки и делать самостоятельные выводы, торопят с за­учиванием набора всеми разделяемых истин и стереоти­пов. Это называется групповая идентичность. По тому, как к нему относятся окружающие, ребенок начинает судить о себе сам. И вот, вместо обретения личного опыта – попыт­ка подделаться под эталон. С кем себя отождествляешь, тем и становишься — вот лозунг этого периода. Вся система обучения человеческого существа (начиная с каменного века) построена именно на принуждении к пови­новению: удар дубиной, что в руке вождя, эдикты и уставы, законы, суды и т. д. Наша цивилизация в разных формах за­ставляет человека подчиняться, чтобы выжить, став «своим в доску». И только этот глубоко запрятанный инстинкт непод­чинения мешает в глобальном масштабе восторжествовать лени, безразличию, готовности превратиться в послушного барана. Шут нарушает суровую мрачность короля, еретики — монолитность религии, Колумб — уверенность в том, что за морем ничего нет. Без внутреннего стремления нарушать границы не было бы ни науки, ни искусства, ни вообще какого-либо стремле­ния к совершенству. Вот почему Создателем человеческого существа (атеисты могут подставить вместо этого слова тер­мин «природа», который объясняет Мир ничуть не больше) самой важной эмоцией, заложенной на уровне безусловного рефлекса, выбрана «эмоция протеста», стремление к непод­чинению, некая изначальная неудовлетворенность тем, что есть. Так неужели мы, педагоги, можем позволить себе проигнорировать это важнейшее качество развития, сокры­тый в недрах человеческого существа механизм эволюции и, что не менее важно, неистощимый источник энергии. Тот факт, что эта энергия может быть направлена на разрушение и даже на саморазрушение, еще не означает необходимость отказа от ее использования. Только там, где усилия педагога идут по линии воздействия эволюции, можно рассчитывать на гармоничное развитие личности. Неприятие границ и запретов рождает ученых, первоот­крывателей, удачливых бизнесменов и нарушителей обще­ственного порядка. Вот тут-то и открывается возможность для творческого воздействия учителя, ибо качество «непод­чинения» не имеет нравственной характеристики так же, как химическая реакция сама по себе не может быть ни доброй, ни злой. Ее не надо оценивать — ее нужно понять. Если про­должать аналогию с химией, то можно сказать, что надо по­мочь химической реакции понять саму себя. Ребенок должен увидеть себя со стороны, разобраться в своих чувствах и эмо­циях и захотеть их контролировать. Тогда инстинкт расши­рения границ личности найдет позитивный выход в установ­ке на самореализацию. *** Родители считают себя вправе творить ОБРАЗ БУДУ­ЩЕГО своего ребенка, словно перед ними не личность, а чистый лист бумаги. Этот ОБРАЗ БУДУЩЕГО извлекается из прошлого, то есть собственной памяти родителей, туда же добавляется жизненный опыт друзей, и все это сдабривается приправой из нереализованных мечтаний. Но дети НЕ ХО­ТЯТ ЭТО ЕСТЬ! Они не хотят реализовывать чужой план. Мы в Китеже называем этот феномен «эффектом манной каши». Я помню, как сильно не любил манную кашу, но моя бабушка кормила меня ей, считая, что это очень полезно. Почему она так считала? Думаю, что в детстве ее тоже кор­мили манной кашей. Теперь у меня свои дети, и что-то в мо­ем сознании настоятельно советует кормить их этой когда-то ненавистной мне манной кашей. Заботливые родители неосознанно пытаются воплотить в детях свои собственные программы: «Пусть получит то, че­го я не получил». Пусть это делается мягко, пусть это дела­ется во имя ребенка, но, учитывая авторитет, размеры и внутреннюю силу двух взаимодействующих сторон, все равно такая забота больше смахивает на тоталитарный контроль. 74 Святослав в гостях у бабушки в московской квартире. Он перевозбужден из-за новой обстановки, поэтому выбегает из комнаты в носках (куда-то «запсотил» домашние тапочки), торопясь надеть ботинки, чтобы выйти погулять на улицу. Бабушка тоже спешит его одеть. Быстрее надевай ботинки! Вдруг замечает нарушение и немедленно реагирует, из­меняя модуляции голоса: Не ходи в носках по полу! Светик обиженно сопит носом, но упорно пытается ре­шить проблему шнуровки ботинок. Втянулся в процесс, успо­коился, справился с задачей. Теперь сообщает с гордостью: Смотри, я зашнуровал ботинки! А бабушка, мысли и эмоции которой раскручиваются своим чередом, продолжает наставительно-обвиняющим то­ном:

— Никто не ходит в носках по полу! Сколько раз я тебе должна повторять?

Святослав сбит с толку. Какие носки? Он же только что одержал победу. Он ждал похвалы… Впрочем, мелкие ошибки такого рода не страшны, если есть базовое доверие, уверенность ребенка в том, что родные и близкие его любят. Поселите в ребенке уверенность в вашей любви и не за­нимайтесь мелочной опекой! Тем более что это беспо­лезно. Ни один нормальный родитель не в состоянии проконтролировать точность и добросовестность испол­нения заданного им плана. Поэтому война заданного по приказу плана с внутренним, неосознанным планом раз­вития ребенка будет все равно проиграна родителями. Последствия этой войны также очевидны – неврозы, равнодушие, затаенная злоба, инфантилизм и черт его знает, что еще. Самые серьезные психологические травмы родители на­носят, пытаясь сломать сопротивление ребенка, и делается это «ради его же блага». Это не значит, что нам лучше не вмешиваться и только взывать к высшим силам о милости. Просто не надо ничего упрощать. Конечно, соблазнительно для увеличения тиража книги, свести все к паре простейших формул, понятных для широкого читателя и легко усваиваемых. Мы вообще склон­ны считать верным то, что доступно нашему пониманию. Увы, просто и ясно объяснить законы, существующие в че­ловеческом микрокосмосе, еще никому не удавалось. Пом­ните, как у Омара Хайяма: Человек, словно в зеркале мир — многолик. Он ничтожен и все же безмерно велик.

 

ПРАВО НА СВОБОДУ ПОИСКА

Святослав впервые дополз до стены и ударил в нее голо­вой. Не больно. В той комнате стена была обшита фанерой. Он отполз на полшага и боднул стену еще раз. После первого удара, который явился для него неожиданностью, он не за­плакал, не впал в ступор, а провел эксперимент. Итоги про­анализировал и головой в стену больше не бился. А если бы мы не подпустили его к стене? Ничего хорошего не вышло бы и из нашей попытки ускорить развитие ребенка, напри­мер, ударяя его головой в стену по собственному желанию. Главный вывод после такого насильственного эксперимента будет отнюдь не о плотности стены, а об опасности, исходя­щей со стороны родителей. Родители, ждите, когда ребенок сам налетит на стену, и тогда воспользуйтесь возможностью помочь ему с осозна­нием происшедшего! Постепенно можно сделать этот процесс в значительной степени управляемым. Важно только иметь достаточно сво­бодного времени для наблюдения за ребенком в разных си­туациях и уважительный интерес к его личным открытиям. Природа заложила тактику проб и ошибок как основу познавательного поведения, чтобы позволить маленькой личности самостоятельно выбрать наиболее подходящий ва­риант для данного места и времени. Не совершая ошибок, она не будет учиться. Жизненный опыт нельзя заменить наставлениями и лек­циями просто потому, что это будет чужой жизненный опыт. Но реакции и оценки родителей должны быть по возмож­ности понятными и однозначными, чтобы не вносить допол­нительную путаницу в создаваемый на их глазах очередной Образ Мира. В возрасте четырех с половиной лет наш сын узнал власть денег. В Китеже шла экономическая игра. Была выпущена своя валюта — КИЯНИ. («Ки» в китежской мифологии — еди­ница исчисления силы.) Кияни можно было зарабатывать, а потом на них приобретать разнообразные товары — от шоко­ладок и колы, до предметов личного туалета. Святослав долго расспрашивал нас с Ириной о значении слов «купить», «слиш­ком дорого», «не по карману», а потом насобирал по дому ме­лочь и спрятал денежки под подушку. Наша старшая прием­ная дочь укладывала его спать и случайно обнаружила клад из монет. Святослав не растерялся, а взял одну и протянул ей со словами: «Вот тебе денежка. Ты ее возьми и не выдавай меня. Не рассказывай никому о том, что я храню под подушкой». Этот способ решения проблемы он придумал самостоя­тельно, не опираясь на аналогии! Ну да, он пытался ввести в заблуждение родителей. Но какой же бизнес в наше время обходится без манипулирования? Пытаясь найти способ ута­ить правду, он сделал открытие: лучше поделиться частью, чтобы сохранить основной капитал. А я до сих пор так и не научился разбираться в особеннос­тях товарно-рыночных отношений, хоть и слушал лекции по этому предмету в МГУ им. М. Ломоносова. Но в конце 70-х годов эти лекции не имели никакого отношения к жизни. Каждая система воспитания, если она исходит из интере­сов ребенка, должна быть основана на реальной оценке общества, в котором ребенку предстоит жить. *** Среди моих знакомых был один мальчик, которого роди­тели (горячие сторонники пацифизма) воспитывали в духе предельного миролюбия. Так вот, когда он попытался всту­питься за девочку на танцах, то был избит. Избит очень серь­езно. И в душе его поселились страх и жестокая обида. Но обида была направлена не на парней, которые били, а на добрых родителей, не предупредивших о такой возможности развития событий. Я вовремя успел вмешаться и отвел маль­чишку, который теперь боялся ходить по улицам в одиночку, в секцию каратэ. Через год к нему вернулась уверенность в себе. Еще через несколько лет он закончил институт, устро­ился на высокооплачиваемую работу. Он ни разу больше не дрался. Я не видел парня настолько полного миролюбия и внутренней гармонии. Но и через 10 лет он не бросил заня­тий рукопашным боем. Это стало его психологической опо­рой, без которой он, возможно, и не выжил бы. Святослав лет с пяти полюбил смотреть фильмы про ви­кингов и древних греков. Он спал с деревянным кинжалом под подушкой, отважно рубил крапиву деревянным мечом и хвастался, что победит любого, кто посмеет на нас напасть. Я понимал всю опасность подобных иллюзий, но ничего по­делать не мог, хоть и знал, что подобная наивная храбрость при первом опыте реального столкновения с болью и нена­вистью очень часто обращается в трусость, причем пожиз­ненную. В безопасных условиях Китежа многие наши дети вообще забывают об опасностях мира, то есть подвергаются, куда большему риску при выходе в реальность. Я понимал, что чем раньше Святослав узнает, зачем нужны мужчине мускулы и кулаки, тем больше шансов, что ему не придется их применять. Но искусственно смоделировать такую ситуа­цию невозможно. Оставалось надеяться, что все произойдет само собой, а я или супруга окажемся рядом, чтобы помочь с правильной интерпретацией. Святослав впервые подрался, когда ему исполнилось шесть лет и два месяца. Его противнику было девять лет, и силы были явно неравными. Но я наблюдал за происходя­щим из-за угла, тихо радуясь, что первый физический конф­ликт Святослава проходит в сравнительно безопасной фор­ме. Соседский мальчишка был хоть и эмоциональным, но не злым и размахивал руками достаточно аккуратно, чтобы не поставить синяков. Святослав узнал границу своих возможностей, понял, что драка — это больно. Но не впал в истерику, а отступил с до­стоинством. Счастливый отец подсматривал из-за угла за тем, как его чадо трансформирует страх в «справедливый гнев» и с серьезным лицом пытается ткнуть маленьким кулачком в грудь более крупному противнику. Получил сдачи, отступил и с обидой на лице поднял большой камень. Вот тут пришло время вмешаться. Я вышел из-за угла и громко скомандовал: «А этого не надо, положи камень!» Оба драчуна застыли, пыта­ясь предугадать мою реакцию. В глазах Святослава я видел явное облегчение, все-таки он не хотел развития конфликта с более сильным соперником. Мое появление в этой ситуации было воспринято с радостью. Он еще раз убедился, что папа ему нужен. Разумеется, если бы я начал наказывать ребят, я бы сбил и ощущение победы, и радость от собственного по­явления. Да и соседский мальчишка был не виноват — не сомневаюсь, что Святослав сам его спровоцировал на конф­ликт, отказываясь подчиняться во время игры. Поэтому я сказал просто: «Хватит мужики — померились силами, теперь помиритесь». Испытываемое обоими облегчение оттого, что я не ругаюсь и не наказываю, было столь велико, что стерло недавнее ощущение взаимной обиды и злости. Они обменя­лись улыбками и пожали друг другу руки совсем по-взрослому. Теперь Святослав гораздо чаще по собственной инициа­тиве занимается физическими упражнениями и реже демонс­трирует старшим мальчикам свой плохой характер. Родитель не может защитить ребенка от влияния окружаю­щего мира, не рискуя затормозить его развитие, а это опаснее любых вредных привычек и представлений, которыми замусо­рен «большой мир». В одиночку не создать развивающей среды. Воспитывает окружающий мир, а мы можем лишь успевать с интерпретацией и объяснением… или не успевать.

 

МОЕ РОДИТЕЛЬСКОЕ КРЕДО

Я решил, что помочь моим детям, как родным, так и при­емным, вырасти «в свою меру» — самореализоваться, можно только через окружающий их мир, сверстников и друзей, их таланты и устремления. Я делаю все, чтобы мои дети были окружены честными и трудолюбивыми людьми, мужествен­ными и духовными. Пусть окружающий мир научит их сопе­реживать и творить, напрягаться и бороться, а главное, само­стоятельно строить программу собственной жизни. Я буду сильным, требовательным и любящим. Но в своей заботе, постараюсь не стереть индивидуальную программу развития ребенка, лишая его надежды на счастье собствен­ного поиска пути. Я готов к тому, что между мной и детьми будут возникать проблемы, но я не буду ОБИЖАТЬСЯ на них. Не бывает де­тей, которые всегда слушаются своих родителей, так как лю­бое развивающееся существо проверяет границы дозволен­ного, нарушая установленный порядок. Не бывает детей, которым нравится, когда им делают за­мечания. Не бывает взрослых, которым нравится, когда их не слу­шаются дети. Я буду чутким и терпеливым. Мне придется учиться улав­ливать растущие потребности ребенка, удовлетворять его любопытство и даже ставить на его пути препятствия, чтобы не угасала страсть к поиску и преодолению. И я буду доверять ему! «Вера в человека именно тем характеризуется, что мы уве­рены: за пределом того, что мы уже узнали о человеке, за преде­лом того, что нам видно, что нам постижимо, есть в человеке такие глубины, которые нам непостижимы, тот глубокий, глубинный хаос, о котором когда-то писал немецкий философ Ницше, говоря: кто в себе не носит хаоса тот никогда не поро­дит звезды. Только сердце по-настоящему зряче и раскрывает уму те глубины, которые тот постичь не может; настоящая вера в человека учитывает возможность этих глубин, потаен­ных возможностей в них, и ожидает, что неожиданное, непос­тижимое может случиться. Оно случается почти всегда. Мы человеку даем свободу и одновременно дарим ему наше доверие». Антоний, митрополит Сурожский

 

ВОСПИТАНИЕ В ТРЕТЬЕМ ИЗМЕРЕНИИ, или КАК СОЗДАЕТСЯ ОБРАЗ МИРА

Воспитывать — значит взаимодействовать. Для того что­бы ваше воздействие «доходило», нужно как минимум знать, где находится адресат. А находится он не в комнате перед нашим и строгими оча­ми и не в вашем сердце, а в собственном мире, который, по нашему предположению, тождественен его сознанию. Образ (или модель) Мира любой из нас начинает строить в своем сознании с первых дней после рождения. Фундамент этой модели — опыт столкновения с физически­ми плотностями. Опыт не осознается нами, но остается с на­ми навсегда. Именно поэтому мы точно знаем, что руку в огонь или лицом об асфальт — больно. Осознаваемые самим ребенком границы этого мира в пер­вые годы жизни умещаются в пределах комнаты. Для вас эти границы — просто стены с обоями, которые вы по привычке не замечаете, а для малютки пятно на обоях — это вход в виртуальную реальность фантазий и страхов. В су­мерках отражения ветвей на окнах превращаются в шарящие лапы леших, а по утру хрустальные грани вазы становятся домом фей. И для ребенка именно эти, невидимые для вас сущности, порожденные его сознанием, в тысячу раз реальнее мира за окном. Вы давно не замечаете острых углов мебели, а в том мире они просто несносны — они умеют сидеть в засаде, а потом выдвинуться, неожиданно атаковать, расчетливо по­ставить синяк и снова затаиться. *** Святославу понравился мультик, где игрушки оживали по ночам. Вадим «обломал» Святослава: «Игрушки не ожи­вают». А вечером открыл тайну студенту, приехавшему к нам на педагогическую практику: «Знаешь, почему они не живые? Я их убил!» Сергей дал Насте цифровой фотоаппарат и предложил ей снимать все, что хочет. Так он получил представление о том мире, который существует ниже уровня взрослого чело­века (в прямом смысле!) — паук, скрывающийся в зарослях веника, таинственные пещеры под плинтусами, загадочные узоры на ковре. Ребенок видит не тот мир, в котором живете вы! Увы, ваше внимание сосредоточено на борьбе за сущест­вование и, даже вопреки благому побуждению вернуться к детскому восприятию, просто не может настроиться всерьез на тот, иной мир, имеющий другую плотность, яркость, мас­штаб предметов и событий. Почему это так важно осознать родителям? Да потому, что жизненный опыт ребенок получает именно в том, закры­том от вас мире, который вам еще предстоит научиться раз­личать. *** «Наш мальчик все время ищет, где мы дадим слабину… То норовит лечь позже, то на час дольше мультфильмы посмот­реть… Короче, все время раздвигает границы разрешенного, иногда просто дожимает нас», — так сказали мне одни знако­мые, наделенные даром замечать окружающие закономер­ности. А я ответил им, что ребенок виноват в таком поведе­нии не больше, чем вода, подчиняющаяся универсальным законам физики. Интересно, что давление это осуществляет­ся во все стороны и, как нам кажется, хаотично. Ребенок словно бросается на препятствия всем телом, всей своей ду­шой, иногда желая чего-то уж совсем нелепого или закатывая истерику по совсем незначительному поводу. Ребенок поис­тине заполняет весь объем окружающего мира. А как еще ма­ленькая личность может убедиться в своих силах и познать мир ДОСТОВЕРНО, если не задействуя все органы чувств? Сознание ребенка текуче. Каждый день оставляет в нем новые отпечатки. Новые, но поверх старых! И нам не дано понять, что окажется неважным, что всплывет через 10 лет, а что перевернет представление о мире уже сегодня. И даже лежа в колыбели, «неразумное существо» скани­рует окружающую реальность своим сознанием, отслеживая, например, температуру и влажность. В этом сознании еще нет осознания своего «Я», нет оценок, нет границ между те­лом и миром. Новорожденный самой природой помещен в поле созна­ния родителей, которые призваны кормить и оберегать. Если мама спокойна, то и дитя развивается без стрессов, если маму мучают страхи, то эти страхи поселятся и в душе ребенка. Похоже, поскольку он сам еще не может выносить суждения о мире, он неосознанно полагается на материнс­кую интерпретацию. Вот здесь я уже сам себя ловлю на противоречии! Выше говорил о том, что ребенок воспринимает мир-природу те­лом, а вышел на то, что суждения об окружающем мире он выносит, черпая оценки в сфере сознания матери. Получает­ся, что он с самого начала развивается не только во времен­ных координатах и в мире физических взаимодействий, но и в третьем измерении — мире, который создан для него со­знанием родителей. Именно там и происходят самые разительные изменения. По крупицам растущая личность набирает опыт: поорал — накормили, улыбнулся — получил в ответ волну любви и ра­дости от мамы. Большинство связей между нейронами (нервными клет­ками) образуется уже после рождения ребенка, и рост зависит от внешних раздражителей и собственных ответных дейс­твий, включая «осмысления». Ученые сошлись во мнении, что в младенчестве развитие ребенка зависит от его взаимо­действия со средой — насколько она богата объектами, спо­собными тренировать его нервные центры. Если среда бедна или попытки взаимодействия по каким-то причинам не при­носили удовлетворения, то потребность ослабнет, и развитие личности замедлится. Чрезмерная тренировка может, в свою очередь, привести к развитию только одной стороны личнос­ти и торможению в реализации других потребностей. Любознательность подталкивает растущего ребенка уд­линить свои путешествия в окружающий мир, а там — новые люди и вообще новая среда обитания. Фактически, выходя из кокона сознания матери, ребенок попадает в мир человеческих взаимоотношений, простите за образность, в среду, сотканную полями сознаний окружаю­щих людей. Теперь благополучие растущей личности зависит от ее умения различать качества этих невидимых полей. Ра­зумеется, на первых порах ребенок не различает ни острых углов, ни плотных препятствий, которые создаются людьми в сфере их повседневного общения. Но удар пластмассовым совочком в песочнице достаточно четко определяет границы индивидуального пространства. Так ребенок, вышедший в мир, социализируется, то есть через боль осознает границы своего нового тела. Только это тело уже ограничено полем договоров, ожиданий и обид, которые приносит ему обще­ние с окружающими. Боль — это тоже свидетельство достоверности восприни­маемого мира! Я когда-то слышал о мамах, которые избегали читать де­тям страшные сказки. Дети росли, не зная о волке, съевшем бабушку, не пугались кощея и не сочувствовали семерым козлятам. То, что должно было быть проработано в нежном возрасте, было спрятано, не пережито. А значит, дети не на­учились преодолевать своего страха. Один из авторитетов отечественной педагогики В. Ники­тин, говорил, что вредно жить в стерильных условиях, ребе­нок должен время от времени соприкасаться с грязью, полу­чать порезы и царапины, чтобы его иммунная система на­училась бороться с микробами. То же касается и умения ребенка противостоять страхам. Это тоже вызов окружаю­щей среды. Помните, волк должен съесть бабушку! Но если бабушку съест реальный волк прямо на глазах ребенка, то мы получим еще один случай, требующий терапевтического вмешательства. Новые слои добавляются пластами, словно нарастают го­дичные кольца у дерева. Святослав в три года съездил с мамой в Москву. Провел там неделю. Вернувшись в Китеж, вошел в дом с теплой улыб­кой: «Здравствуй, папа!» Приятно, но чего-то в этой реакции мне не хватало. Не так возвращаемся мы из дальнего путешес­твия к родным пенатам. Следующее утро Святослав начал с ревизии всех членов своей семьи: «Мама — Ира, папа — Дима, Саша, Вася, Кирилл…», — донеслось из кроватки вместо: «Доб­рое утро!» Потом пошел в детский сад, встретился со сверс­тницей Настей. Жизнь вошла в привычную колею. И вот уже вечером, перед отходом ко сну, отложил он игрушки, задум­чиво уставился в пространство и сказал: «Мам, это стены? Это мой дом? Это Китеж?» — и закричал: «Ура!!!» Больше дня понадобилось Святославу на обобщение полученного опыта, поиск отличий между домом и «не домом» и выдачу эмоцио­нальной реакции, соответствующей нашим ожиданиям.

 

БОЛЬНО? ИДЕТ ЗАПИСЬ ПРОГРАММЫ!

Вот маленькая личность научилась говорить, и это зна­менует качественно новую стадию в ее развитии — выход в Общество людей. К столкновениям с физическими телами добавляются столкновения сознаний. Часто познание Мира-общества идет через боль столк­новений с невидимыми границами окружающих созна­ний. Как-то вижу, Святослав рыдает во весь голос. Я подбегаю:

– Упал? Кто-то ударил? Где болит?

– Меня Вадим дураком назвал.

Глаза позволяют не столкнуться только телами. Первый случай столкновения с плотностью чужого сознания оказал­ся болезненнее, чем столкновение с плотностью физическо­го мира. Впрочем, скоро ребенок научился отражать эти уда­ры и наносить их. Так мир учит защищаться и «держать боль». Ударяясь об углы и стены, ударяясь о плотности челове­ческих отношений, о наши замечания и наказания, расту­щий человек обучается видеть то, что может принести физи­ческую и душевную боль. Так он начинает видеть мир таким, каким требуют те, кто ласкает и наказывает. И отчасти изме­няется в соответствии с нашими ожиданиями. Можно ска­зать, мир обтачивает мягкое существо, придавая ему форму более подходящую для выживания в окружающей реальнос­ти. Родители — главные защитники ребенка, они же — ос­новное препятствие на пути его развития. «Пожалуй, первое яркое воспоминание — мне три года. Отец в госпитале служил, он меня взял с собой, и по дороге мы зашли в магазин. Вот я и помню, как стою у магазина: отец купил жвачку, мне хорошо. Потом у того же магазина с мамой, рядом велосипед, я его оставил у входа, можно сказать, бросил без присмотра, а на него машина наехала. Я очень жалел свой велосипед, и при этом во мне была смесь вины, обиды на мир и страха, что мама будет меня ругать за мою ошибку. Вот вспо­минаю страх, жутко. Почему? Ожидание, что отругают. Мое следующее воспоминание об отце: отец напился, скан­дал, сижу, забившись в кресло. Страх и беспомощность». «Меня угнетает воспоминание о собственной вине! Мне где-то лет семь. Мы сидим с бабушкой, занимаемся французским. Мне не хочется. Я подбиваю розетку ногой, чтоб свет не рабо­тал. Бабушка волнуется, не может найти поломку в лампе. Потом мама заметила. Отлупила. Для меня это была игра. Но потом я осознал, что поступил плохо. А вскоре бабушка умер­ла — чувство вины. За день до этого она учила меня французс­кому, и я ее расстроил плохими знаниями, потом ее увезли в больницу, и я связал эти два явления. Решил: это из-за меня». В Махабхарате, древнейшем эпосе Индии, написано о золотом веке: «Стоило лишь помыслить и результат — вот он. Люди свободно ходили на небо и видели лики богов». А потом следует великая битва на Курукшетре или, если хотите, из­гнание из рая, начинается познание добра и зла. Так наши дети уходят из блаженного состояния детской безответственности и защищенности в реальность, где при­дется в поте лица добывать хлеб свой. Важно сделать это рас­ставание с раем наименее болезненным, чтобы ребенок не испугался дальнейшего жизненного пути, не обвинил в «из­гнании» вас, своих родителей. В общем-то, мы очень мало знаем. Мы предполагаем, что некая программа заложена в ребенка от природы и отвечает она за то, что вообще ребенку удается увидеть и осознать в окружающем мире. Даже повседневный опыт, похоже, на­капливается в соответствии с этой программой или, к сожа­лению, под воздействием занесенного вируса страха, нена­висти или обиды. Развивая таланты вашего ребенка, старай­тесь не навредить и не занести новых вирусов грубым вмешательством. Лечить от вирусов трудно и долго (об этом ниже), поэтому лучше не совершать ошибок. Схематично объясняю: Ваш сын уронил чашку. Это событие произошло в физи­ческом мире, включило запрограммированные реакции в ва­шем сознании. Как результат, вы его отругали или отшлепа­ли (если у вас и без того было плохое настроение). Вы вступили во взаимодействие с ребенком, не задумы­ваясь, что в этот момент происходит в его сознании. Чего вы хотели достичь? Аккуратности, покоя? Может быть, в эти мгновения он делал великое открытие, постигая закон все­мирного тяготения. Теперь, получив «эмоциональный удар», бросит развиваться и перескочит в плоскость эмоциональ­ных реакций, которая закроет вопросы «Как?» и «Почему?», оставив память о боли и страхе. Не думайте, что я преувеличиваю опасность. Постарай­тесь взглянуть на дело глазам взрослеющего младенца. Вот он рос, радовал родителей одним своим появлением. Вы учили его ходить, потом говорить — и опять, каждый шаг вперед сопровождался горячим вашим одобрением. Он на­учился даже бегать, а ему все чаще говорят: сиди смирно, на­учился говорить, а его просят «помолчать хоть минуту». Где былая радость от его успехов? Раньше бежали кормить по первому крику, а теперь опутывают его жизнь договорами: «Следи за своим поведением», «Иди в школу», «Учись хорошо». Вы заставляете его отвечать за свои поступки и одаривае­те ответственностью. Это не та награда, которую ожидал ре­бенок. Он переживает сильное разочарование или, скажем, сомнение в справедливости устройства нашего мира. «Я, пожалуй, не буду взрослеть. У старших больше про­блем», — абсолютно серьезно сказала второклассница Ксю­ша своей учительнице. Как обычно воспринимает личность процесс уничтоже­ния старой программы и внесение новой? Как КАТАСТРО­ФУ! А как еще можно назвать разрыв привычных связей между явлениями, разочарование в привычных ценностях, пересмотр смысла жизни? Малыш умыт, одет, улыбается, даже помогает мыть посу­ду, пытается учить уроки. Личные проблемы спрятаны глу­боко, они составляют его основную тайну, которую — он знает — нельзя открывать никому. «Я плохой. Во мне скрыты страшные воспоминания, и по­этому лучше не пытаться глядеть в самого себя. Меня никто не может полюбить, поэтому лучше не заводить друзей и не доверять никому». И очень плохо, если рядом нет родителей, которые его все равно любят и могут объяснить ошибочность этих выводов. Неизвестность порождает страх. Страх держит ребенка в напряжении, отвлекает внимание, лишает инициативы, за­ставляет наращивать панцирь. Это может быть и повышенная агрессивность маленькой личности, а может быть и излиш­няя предупредительность, готовность быть послушным и вежливым. Если бы вы знали, как часто посетители Китежа умиляются, глядя на самых сложных детей. Те, сложные, куда тщательнее продумывают свое поведение, чтобы понравиться чужакам. В соответствии с заветами Карнеги они предостав­ляют для общения не самих себя, а некий муляж, в котором собрано все, что хочет увидеть взрослый в «деточке-сироте». Но панцирь все равно останется панцирем, охраняющим слабое внутреннее существо от реальности окружающего ми­ра. Этот же панцирь ограничивает рост своего хозяина, тор­мозит развитие. Проявятся эти недостатки со всей очевид­ностью в школе, когда от маленькой личности потребуются решимость и готовность строить отношения с окружающи­ми, сидеть за уроками, приобщаться к ценностям культуры. Самое удивительное, что многим взрослым и детям при­ходится выращивать и второй панцирь, призванный огра­дить хозяев от внутренних страхов и запретов. Получается эдакая зажатая с двух сторон личность, похожая на котлету в «Макдоналдсе». И судьба ее, увы, ничуть не лучше. Для уст­роения своей судьбы нужны силы. Где их взять, как не в собственном внутреннем мире? А он оставался все предыду­щие годы заповедной территорией, табу, миром демонов прошлого. Поэтому родители должны, прежде всего, помочь ребенку примириться с самим собой, особенно с его про­шлым, что сделает ненужным выращивание хотя бы внут­реннего панциря. Уже одно это позволит личности двигаться дальше по пути развитии. Что помогает проникнуть сквозь панцирь?

 

НЕПОДЧИНЕНИЕ

Чтобы вырасти, птенцу приходится долбить скорлупу, ра­нее защищавшую его от внешнего мира. Так постепенно рождается конфликт «отцов и детей». Для взрослых этот конфликт – источник разочарования, мол, для того ль мы тебя растили. Но для ребенка (а тем более, подростка) эта борьба с внешними границами – единственный способ на­учиться взаимодействовать с чужими «полями» — ощутить границы своих возможностей в самой безопасной обста­новке, то есть в борьбе с родителями. Понаблюдайте за детьми с двухлетнего возраста. Непод­чинение проявляется в самых разнообразных границах: от готовности сказать «нет» в ответ на любое предложение ро­дителей до ослиного упрямства, с которым ребенок пытается перелезть через перила кроватки и рухнуть на пол, потрогать огонь, перепрыгнуть лужу. Родители реагируют на эти по­пытки вполне традиционно — запретами, пытаясь оградить любимое чадо от риска, уберечь любимую вазочку или ска­терть от неминуемой гибели. Кто может реально определить, чего требует природа, ка­кие из действий ребенка необходимы ему для получения но­вой информации о мире и развития в себе новых качеств? По большому счету свидетельством нормальности ребенка мо­жет служить только сам факт изменений, то есть НЕПРЕ­КРАЩАЮЩЕЕСЯ РАЗВИТИЕ. Я однажды записал все слова, обращенные к ребенку од­ной молодой мамой в течение часа. Замечу, что дело проис­ходило дома, в комфортной и привычной для обоих обста­новке. Так вот, на 90 процентов это были команды запреща­ющего порядка: «Не лезь, не ковыряй, не ори!» Если бы ребенок каким-то чудом усвоил эти команды и принял к исполнению, то он бы превратился в аккуратный, чистенький кусок полена, уложенный где-нибудь в углу ком­наты так, чтобы не мешать взрослым. Конечно, если быть достаточно настойчивым и суровым, то из ребенка можно выбить всякую инициативу, поселить страх перед любой по­пыткой преодолеть табу и запреты, которыми опутана жизнь каждого из нас. Но не надо тогда и ожидать от него неожи­данных решений жизненных задач, творческого подхода, озарений и стремления к чему-либо. Что же делать? Наиболее логичным представляется со­вет самому насытить жизнь ребенка интересными вызова­ми. И с уважением относиться к его борьбе за свои права.

 

ПРАВИЛА ТЕХНИКИ БЕЗОПАСНОСТИ ВОСПИТАНИЯ

Очень опасно стараться быть идеальным родителем. По­пытка научить ребенка «всему и быстро» лишь пробудит за­щитную реакцию его личности. Ребенок приходит в мир со своей собственной жизнен­ной программой, и ваши воспитательные усилия могут либо помочь ему проявить все, что заложено «свыше», либо пус­тить блуждать по окольным тропам без ярких впечатлений и радости победы. Д. Н. Узнадзе писал: «Природа… создает уже потенциаль­но определенные лица, в сущности которых изначально посеяны семена их будущей личности». Ребенок, выросший в благоприятных условиях, сосредо­точен на себе и не пытается контролировать поступки роди­телей: он уверен, что они рядом и в случае необходимости подстрахуют его. Уверенность в собственной безопасности позволяет ре­бенку сотрудничать, беседовать, учиться, устанавливать ста­бильные отношения любви и привязанности с окружающи­ми. Он легко взаимодействует, набирая информацию, то есть, легко и быстро развиваясь. Он идет на препятствие, потому что пребывает в блаженстве неведения опасностей окружаю­щего мира и поэтому легко идет вперед, обучается, дерзает и наслаждается жизнью. Дайте ребенку возможность самому выбирать направле­ние приложения усилий. Не позволяйте ему лентяйничать! И позвольте совершать ошибки. Именно вы — главная часть развивающей среды, которая форматирует развивающуюся личность. Если вам не удастся преодолеть себя, то он останется не­умехой или вырастет в человека с подавленной инициати­вой — конформиста.

 

КТО СОЗДАЕТ ПРОГРАММУ?

Так что ж, получается, что именно родители создают жизненный сценарий, по которому идет последующее раз­витие детей? Нет, это слишком простое объяснение, чтобы быть истинным. В Китеже все тридцать детей, взятые из разных слоев об­щества и разных регионов страны, последовательно демонс­трируют возможность развития вне сценариев, которые для них написали общество и родители. — …Если научиться вовремя глядеть внутрь себя, то ты не сопьешься. Я это понял на собственном опыте, — сказал мне Федор, наш выпускник, чьи родители погибли от алкого­лизма. Лиза на третий год пребывания в Китеже стала доверять мне настолько, что в ходе разговора по душам, как само со­бой разумеющуюся истину, сообщила: — Я знаю, что бываю грубой с подругами и даже сестрами. Но ведь это — правильно. Если буду мягкой, то меня просто раздавят. Мир так устроен! Этой девочке всего 12 лет. В детском доме она оказалась в девять лет. Очевидно, именно тогда окружающая среда за­ставила ее принять, как должное, задачу стать жесткой. Впро­чем, ее папа, склонный к алкоголизму и припадкам ярости, был всегда жестким с миром (добавим, что мир оказался сильней и отец умер). Три года Лиза жила с нами, пробуя на прочность (достоверность) мягкий мир Китежа. Она упорно отказывалась пересматривать свое представление о реаль­ности. Она знала, что у нас «все не по-настоящему». ПОТОМУ ЧТО СМОТРЕЛА НЕ В РЕАЛЬНОСТЬ, А В ВИРТУАЛЬНУЮ МОДЕЛЬ (ОБРАЗ) МИРА, УЖЕ СУ­ЩЕСТВУЮЩУЮ В ЕЕ СОЗНАНИИ. К счастью для нее и для нас, нам все-таки удалось изменить эту модель. Стоит только решить заранее, что мы все-таки решили воспитать. Интеллект? Чувства? Душу? Чаще всего выбор зависит от родителей, которые принимают решения за своих детей на том основании, что последние еще не способны мыслить. Некоторые пытаются развивать интеллект, считая, что так делают ребенка более разумным, облегчают ему задачу выживания в нашем мире. Но по большому счету даже это спорно. Одностороннее развитие интеллекта может помочь вашему сыну обыгрывать компьютер, но никак не повлияет на способность быть по-человечески счастливым. И далеко не всегда большой набор знаний является синонимом разум­ности. И интеллектуальная, и чувственная стороны личности развиваются в полную силу в движении вовне, в стремлении установить все более разнообразные многоуровневые связи внутреннего «Я» с окружающим миром. Это стремление оп­ределяется на человеческом языке как интерес к нуждам ок­ружающих, сочувствие, эмпатия 49, любовь. В итоге лич­ность соединяет себя с окружающим миром миллионами ни­тей, становясь частицей этого мира, тем самым, увеличивая количество каналов получения позитивных впечатлений, ук­репляясь в ощущении своей неслучайности, внутренней полноты и связи со всем миром. Ребенок, смотрящий на ок­ружающий мир лишь с позиции собственной выгоды, лиша­ется тем самым и возможности развития собственной лич­ности. Он воспринимает окружающую среду как нечто ино­родное и враждебное, а отнюдь не как питательную почву, способствующую его росту.

 

ПРОГРАММА ПОБЕДЫ

Вы уже поняли формулу успешного воспитания? Не читать нотации, а создавать ситуации «вызова», на­талкивающие на правильные ответы. Долгая, кропотливая работа, но зато обретенный таким образом опыт, станет по­бедой вашего ребенка! Опыт, доставшийся путем больших усилий, хранится с особой заботой. Когда собственного опыта ребенку не хватает (а его, как правило, и не может хватать), то выводы делаются с исполь­зованием информации, почерпнутой из сказок, фильмов, за­мечаний товарищей-пупсиков, и если вам, родителям, везет, то с учетом и ваших объяснений. Вот тут-то вы и можете вмешаться. Опыт собственной интроспекции Мне четыре с половиной года. Я впервые выехал из Мос­квы на природу. Мы с мамой в профсоюзном санатории под Москвой на Клязьминском водохранилище. Помню непри­вычный запах сардельки за завтраком, лыжных мазей и сне­га. Почему все-таки запахи особенно запомнились? Там ма­ма впервые поставила меня на лыжи, да еще и без палок, чтоб я лучше научился скользить по лыжне. Сказала, махнув ва­режкой в сторону огромных заснеженных елей: «Я буду там». И уехала попеременным двухшажным ходом. Я помню про­секу в лесу среди снежных деревьев, помню, как бежал, то есть скользил, за мамой. Плакал, но старался. Видимо, тогда невозможны были привычные эмоцио­нальные реакции, потому что само место, в котором я ока­зался, было абсолютно непривычно. Совершенно не помню, как она вернулась, что я там себе думал, обижался или радо­вался. Все стерто. Но помню, как мы стояли среди елей, по­хожих на великанов в доспехах из снега, и мама, показывая на маленькую елочку в сияющей снежной вате, говорила: «Смотри, чудо, как в сказке!» И я понимал без капли удивле­ния, что, да, это и есть чудо, как в сказке. Теперь я могу обозначить испытанные мною тогда чувс­тва как «благоговейный восторг перед красотой и величием природы». Но тогда я не знал таких слов. Я запомнил, что живая природа — это чудо. С тех пор она тем и осталась для меня. А когда мы идем со Святославом в лес, я ловлю себя на том, что моими первыми словами обычно бывают слова: «Смотри, чудо, как в сказке!» Я видел много удивительных мест в разных уголках зем­ного шара. Но место «первого очарования» уже занято елями в снежных шапках. И когда я слышу словосочетание «как в сказке», я все равно сначала вижу именно этот образ… Но почему так? Ведь и до и после мама показывала мне много дивно красивых уголков России, возила на выставки, в музеи, рассказывала, привлекала внимание, дарила все, чем обладала сама. Значит, в тот момент в лесу во мне была открыта какая-то волшебная дверь души, позволившая обра­зу беспрепятственно войти и закрепиться. Мне четыре года, я снова без палок бегу по лыжне, но ря­дом со мной мама. И я, похоже, слышу ее голос, или мне ка­жется, что слышу: «Скользи. Тебе не нужны папки. Просто чувствуй лыжню и скользи». Наверное, тогда мне было не очень удобно, все-таки это была первая неделя, как я встал на лыжи. Но я уже чувствовал, что умею, и радость растущей уверенности побуждала меня рваться вперед. Вслед за этим воспоминанием проступает следующее: мы с мамой в волнах Черного моря. (Мне 6—7 лет.) И снова стро­гий, но заботливый голос говорит: «Скользи, дай воде тебя не­сти, не надо усилий». Голос звучит как команда, но для меня он знак силы и заботы. Все мое тело при этом воспоминании испытывает радость, наслаждение, легкость, словно во вре­мя полета во сне. Я и потом много плавал в разных теплых морях, но новые впечатления просто вложились, как мат­решки, в первое, самое мощное, которое ничуть не стало бледнее и слабее от такого наложения. Очевидно, эти позд­нейшие впечатления его только усиливали. С тех пор зимняя лыжня под елями и соленая гладь Черного моря — это места моей силы. О Клязьме я осознанно вспоминаю, наверное, впервые за 40 лет, но именно команда «Скользи!», полученная в то время, легла в основу какой-то более широкой жизненной программы. Хорошо приучать ребенка к твердым родительским фор­мулировкам, которые хоть и выглядят немного примитивно для взрослого ума, но очень помогают ребенку контролиро­вать себя в условиях ОПИСАННОГО и ПОНЯТОГО РЕБЕНКОМ ОБРАЗА МИРА. Со своим пятилетним сыном я интуитивно остановился на следующих формулах: «Не теряй контроль!», «Соберись!», «Мужчины не хнычут!», «Я буду бога­тырем, а богатыри не боятся!», «Будь справедливым!». Он ус­лышал эти фразы от меня, они понравились ему, отложились в основе его картины мира, и теперь он сам повторяет их. Во многих случаях действуют не хуже молитвы. Святослав бе­жал по улице навстречу ко мне и резко остановился перед со­бакой, которая преграждала ему путь через мостик. Он се­кунду подумал, потом крикнул: «Я богатырь! Богатыри не боятся!» И пошел на собаку. Образ древнерусского богатыря помог ему собрать внутренние силы для борьбы с собствен­ным страхом. Но потребовалось время, чтобы достать пра­вильный образ и произнести «слова силы». Естественный вопрос: «А что было бы, если бы собака уку­сила?» Поэтому такие эксперименты родители должны по­ощрять только с абсолютно безопасными собаками. В про­тивном случае ребенок может разочароваться в своих силах или испугаться на всю жизнь. Конечно, от всех трагических случайностей не застраху­ешься. Дозированное столкновение с болью даже полезно. Все равно умение терпеть — одна из добродетелей взрослого человека. В этом случае, я объясняю Святославу: «Богатыри тоже иногда получали раны в бою. И они не плакали, они му­жественно терпели боль». Заметьте, как часто дети, готовясь к решительному шагу, вслух подбадривают себя. Часто они проговаривают вслух и свои особо острые обиды, то есть, с нашей точки зрения, бурчат, а, по сути, меняют свою внутреннюю реальность. Базовое представление о радостном многообразии мира и моих возможностей было заложено именно тогда, в четыре с половиной года на Клязьме. И была эта информация столь плотной, полной и живой, что просто не впускала ничего иного в Образ Мира. Там же, в пансионате на Клязьме, я свалился со второго этажа кафе лбом на каменный бордюр, можно сказать, на глазах у мамы-врача. Помню запах земли, которая осыпалась со лба, когда я встал, не понимая, что случилось, но, уже чувс­твуя себя виноватым перед мамой и раздумывая плакать или нет. Потом — я лежу на руке моей мамы, и рука эта красная от крови. Я все-таки плачу… Шрам до сих пор у меня на лбу. Но эти воспоминания не окрашены ни страхом, ни бо­лью. Кровь и боль одного момента не смогли стереть продол­жительного, всесильного в своей убедительности чувства ра­дости при виде блистающих под солнцем снегов и обретен­ной уверенности в себе при звуках маминого голоса: «Скользи! Молодец!»

 

ВИРУСЫ В ПРОГРАММЕ

Мы уже говорили о том, что в каждом ребенке от рожде­ния существуют энергия и программа ее использования для постоянного развития. Но неблагоприятные воздействия из­вне мешают объемной волне познания равномерно распро­страняться и наслаивать опыт. Удар о препятствие приносит боль, а она как бы вырезает один маленький сегмент в окружности, и он перекрывается следующим слоем. Но в том направлении рост прекращает­ся. По сути это и есть вирус, который в последствии будет «изнутри» мешать ребенку свободно развивать свои способ­ности. К вирусам относятся страх, обида, ощущение одино­чества. Первые пару миллионов лет эволюции человеческий ра­зум «затачивался» в основном в общении с природой. Когда людям удалось стать «окончательно разумными», они сами для себя стали реальной угрозой. Все тигры мира не загрызли столько людей, сколько вожди народов. Для выживания ста­ло куда важнее… Не так. Начну еще раз. Для нашей части человечества дикие звери и катаклизмы как бы потеряли свою вещественность, они остались в Мире природы, которая уместилась в экран телевизора. Зато при­двинулись другие опасности. Для цивилизованного человека теперь жизненно важно вовремя познать безопасные тропы, места кормежки и хищников, которые существуют в Мире-обществе. Еще неизвестно, что было страшнее для первобытного охотника — встреча с тигром или гнев вождя. «Я попал в Китеж, когда мне было девять лет. Моего отца посадили в тюрьму, с горя моя мать запила и, в конце концов, забыла про меня. Помню, что после этого, жил у чужих деда с бабкой. Кормили раз в день тухлой рыбой, сами пили. Однажды, когда они были совсем пьяными, дед пырнул бабку ножом, и она начала умирать прямо у меня на глазах. Кровь стекала на пол, и пьяный дед заставил меня мыть пол. Вскоре приехала милиция, и меня забрали в детский дом. И до сих пор я иногда просыпаюсь от кошмара, связанного с той жизнью. Я вижу эту сцену с кро­вью и чувствую, что не в силах что-либо изменить. В Китеже я попытался забыть обо всем происшедшем. Этот мир совер­шенно другой. Он гораздо теплей и удобней. Я знаю, что смогу справиться, но прошлое всегда будет со мной. И я буду делать все возможное на свете, чтоб это больше не повторилось». «Родители дарили мне мешки игрушек, а времени пообщать­ся со мной у них не было. Я и начал им назло все делать». «Когда мне было четыре года, я видел, как мой родной папа угрожает ножом маме. Это бывало часто, и он даже мне од­нажды угрожал… Однажды мы переходили дорогу, и маму сбила машина. Она едва успела меня откинуть в кювет. Проснулся я в больнице. Я не понял сначала, что произошло. Только потом мне сказали, что мама умерла…» «Я убежала из дома на Новый год. Я не хотела идти домой, так как знала, что у меня там пьяная мама, которая дома ме­ня обязательно поколотит. Не было дня, чтобы меня не били. В детском доме было еще хуже, но, к счастью, я попала в Ки­теж». Дети, переживающие кризис отношений с родителями, вынуждены постоянно думать о собственной безопасности, контролировать окружающий мир, не давая себе рассла­биться. Большая часть их усилий направлена на охрану собствен­ной безопасности и прочности окружающего мира. В этот момент родители должны быть очень осторожны. Тяжело, но надо научиться перестать считать себя всегда правыми, свое мнение — единственно верным, отвыкайте держаться за фор­му реакции (гнев, возмущение, обида), все достоинство кото­рой в том, что она привычна. Только при таком внутреннем настрое (вообще-то такой настрой называется «любовью») у вас откроется способность понимать, что на самом деле про­исходит в детской душе и какая помощь ей требуется. Когда я вижу «ребенка с проблемами» — непослушного, пассивного или агрессивного, то я знаю, что источник болез­ни — потеря образа безопасного и стабильного мира. Дети, теряя доверие к родителям, теряют и интуитивное ощущение пути к собственной самореализации и качества, необходимые для продолжения реализации своей миссии. Инстинкт самосохранения властно диктует: «Обо мне не­кому заботиться, поэтому я сам должен позаботиться о себе». В семьях неблагополучных (попросту много пьющих), ссоры и равнодушие мешают ребенку сосредоточиться на чем-либо, кроме задачи выживания. В его сознании форми­руется образ опасного, непредсказуемого мира. Он боится действовать самостоятельно, ибо не знает, как среагируют родители. А они реагируют то так то сяк. Ребенок запутыва­ется. Он не понимает, за что его ласкают, за что бьют. Ему не к кому прислониться, чтоб погладили. Какое уж тут самосто­ятельное познание мира, когда надо все время следить за ро­дителями, не случилось бы чего. Если рядом нет взрослого, способного подсказать и пре­достеречь, то, как в кривом зеркале, у ребенка складывается неадекватный образ себя, своих возможностей. Если внешний мир бьет по ребенку, то тонкие стенки ко­кона укрепляются, постепенно превращаясь в панцирь. Какое развитие может быть у куколки, когда неблагопри­ятные погодные условия угрожают смертью бабочке. Внутрен­ние сенсоры сообщают существу — нельзя вылупляться, по­этому метаморфоза откладывается. Наступает этап диапаузы. «Долгие месяцы, иногда годы, могут жить насекомые в стадии глубокого покоя, или диапаузы. Наступает она при не­благоприятных условиях: в наших широтах зимой, в пустынях и тропиках — в сухой сезон. Тогда всякий рост прекращается, обмен веществ падает до самого низкого уровня. Насекомые могут впадать в диапаузу на разных стадиях развития: одни покоятся в виде яиц, другие — личинок, куколок и даже взрос­лых, например, колорадские жуки». «Мир животных» То же самое происходит и с ребенком — он закукливается. Иногда прекращается даже физический рост. Сфера со­знания прекращает расширяться, выжидая более благопри­ятных внешних условий. Простой здравый смысл подсказывает нашим детям, что в непонятной ситуации лучше закрыться от внешнего мира, «прикинуться шлангом». Панцирь спасает душу ребенка от боли, но препятствует его развитию и вообще любым кон­тактам с внешним миром. Главная задача воспитателя — изменить этот образ дейс­твия, по сути ставший программой выживания. Но природа так глубоко запрятала «дискеты» с этими «программами», что никаким программистам туда не добраться, без риска сломать саму личность. Когда я использую аналогии с компьютером, я делаю это только для прояснения некоторых моментов работы созна­ния, но (Боже упаси!) не стоит отождествлять человека с компьютером. Научиться программированию компьютера в миллион раз легче, чем понять логику развития младенца. Но для серьезной работы к компьютерам подпускают только ода­ренных и образованных, а к детям… Поэтому все-таки по­пытаемся слепить что-то вроде простейших правил исполь­зования «компьютера» и профилактики «вирусов» для пап и мам. Может быть, более точной была бы аналогия с деревом. Сознание ребенка заполняется новыми образами слой за слоем, нарастая, подобно годичным кольцам у дерева. В этих слоях сохраняется память о любом болезненном соприкос­новении с реальностью. Это необходимо для увеличения шансов носителей сознания на выживание. С раннего де­тства мы помним все случаи, когда мы чувствовали боль, все сопутствующие этому переживанию обстоятельства. Охотник получает заряд адреналина в кровь, лишь услы­шав рык льва или шорох, или просто крик птиц… Лучше лишний раз поволноваться, чем забыть об опасности и по­гибнуть. Думаю, что природа, таким образом, пытается «фор­сировать» наш инстинкт самосохранения. Воспоминание взрывается в нас всем объемом реальнос­ти, когда-то уложенной в нашу память вместе с цветами, за­пахами, звуками, ощущениями. И заставляет нас действо­вать! Например, застывать в неподвижности, претворяться мертвым, бросаться удирать сломя голову. Воспоминание о боли — это незаживающая рана. И так же как у дерева, любое повреждение ствола со временем вы­растает в размерах, превращаясь в дупло, в человеческом со­знании раны прошлого могут с годами оказывать все боль­шее влияние на поведение. Люди называют их душевными ранами. Давно было замечено, что именно их нужно пытать­ся лечить сразу после получения, пока еще открыт тот слой сознания. Но если эту рану не вылечить, то следующий слой сознания закроет ее сверху, оставляя каверну, капсулу боли, внутреннее дупло. Итак, если сознание ребенка заполнено вирусами боли, то надо стереть вирусы и помочь ему собрать новый мир, тот, где он победитель! Но делать это надо как можно быстрее. Всемирно известный индийский подвижник Рамакришна часто повторял притчу: «Горшечник лепит посуду из мягкой глины, если ему что-то не понравилось, он может смять изде­лие и вылепить заново. Но если обжечь готовое изделие, то пе­ределать потом будет невозможно. Можно только разбить…» Дети, которые пережили семейную трагедию, разрыв с родителями, несправедливость, насилие, потерю отца и ма­тери, уже обожжены жизнью, поэтому изменить их Образ Мира очень непросто. Но мне думается, что трудно — не зна­чит невозможно. Они уйдут, спасаясь от пожаров, На дно серебряных озер. М. Волошин «Китеж» Это о детских душах, встретившихся с болью. Как изменить эту часть «ложной программы», то есть сте­реть «неправильный опыт» о Злом Мире? *** Слова бессильны, как и наказания. Вы же не пытаетесь стереть информацию на диске, используя напильник. Природа или Создатель закрыли доступ к программе, тем самым, гарантируя суверенное право каждой личности на свободу выбора. (Это понятно, потому что желающих пере­программировать в человеческой истории было более чем достаточно.) Любые попытки заставить ребенка развиваться посредс­твом угроз, криков или рукоприкладства обречены на про­вал. Вы можете заставить его подчиняться, можете запугать, лишив собственного пути. Но никакие логические доказа­тельства, как и давление, не изменят Образ Мира, созданный его прошлым опытом. «Дети предпочитают не видеть реальности, так как она вызывает страх». А. Маслоу Это не их вина. Это — инстинктивная реакция. Нельзя долго увлекаться ничем, так как, сосредоточившись на од­ном, упускаешь из виду что-то другое, что может оказаться более важным. Убеждает только личный опыт, так как именно он ведет к осознаниям изменяющим программу.

 

ЕЩЕ РАЗ ОБ ОБРАЗЕ МИРА И БОЛИ

Одно и то же явление можно описать в разных терминах и об­разах. Рассуждать об устройстве сознания мне кажется удобнее в категориях, предложенных современным российским этнопси­хологом А. Шевцовым, возродившим целый пласт народной рус­ской культуры под названием ТРОПА. Он говорит о предмете образным, народным языком, который позволяет и нам, диле­тантам, вникать в суть описываемых процессов. Взгляды А. Шевцова подчас идут вразрез с существующими научными представлениями, но они «достаточно безумны», что­бы в какой-то момент в будущем быть признанными за истину. Итак, по мнению исследователя, Образ Мира — вполне определенное психологическое явление, складывающееся из простейших взаимодействий ребенка с телом матери и окружаю­щими его дом предметами. Образ Мира медленно развивается, так как включает все больше знаний об устройстве мира и о том, как в нем жить. Основа Образа Мира пишется в раннем детстве прямо по телу — прикосновение матери, пеленание, игра и т. д. Потом на эти простые ощущения накладываются более сложные, они выстраиваются в цепочки взаимосвязей, включающие предметы и знания о том, что с ними делать. Проголодался, покричал, накормили… Образ Мира значительно шире, чем мировоззрение. В нем на самой глубине уложены, например, неосознаваемые нами аксиомы о том, что при ударе о плотность стола или шкафа будет больно, и о том, что, «прыгнувший в небо кузнечик, обязательно вниз прилетит», и о том, что другим человеком можно управлять посредством крика. Сначала в виде аксиомы в нас впечатывается внешний физический мир. Или точнее — внешний мир впечатывает в нас себя, тем что лупит, давит, скребет по внешним грани­цам тела. Столкнувшись несколько раз с болью (ударился в стену, обжегся, отшлепали, обругали), ребенок запоминает, что из­вне может прийти крайне нежелательное воздействие. Это «извне» и оказывается главным открытием, заставляющим ощущать границу между своим физическим телом и вне­шним миром. Образ Мира — макет реальности в нашем сознании. На нем мы отрабатываем лучшие способы действий. Мы и самих себя создаем, чтобы было, кому действовать в виртуальном макете мира нашего сознания. Но поскольку мы самих себя не видим, то, собирая свой образ, мы вынуж­дены опираться на мнение окружающих и на собственные домыслы. Вдумайтесь: из какого случайного сора люди часто творят образы самих себя — со слабостями, комплексами неполноценности, обидами, страхами и т. д., хотя могли бы и создавать себя равными богам! А потом отрабатывают ли­нии поведения на этих, с позволения сказать, тренажерах, весьма далеких от реальности. Каждый удар по моему обще­ственному телу в реальном мире что-то ломает, сминает, ка­лечит в виртуальной модели «меня-любимого». Одна взрослая женщина рассказала мне на консульта­ции, что она, будучи десятилетней девочкой, случайно услы­шала, как мама сказала подружке: «Моя дочка — посредствен­ность». И весь мир, построенный на любви, доверии и уве­ренности в себе, рухнул. На его месте поселилась обида и комплекс неполноценности. Мама могла и пошутить, но де­вочка еще не научилась отделять шутку от того, что сказано всерьез. Результат — утрата доверия к маме и комплекс не­полноценности у девочки. Впрочем, даже если контакт уже нарушен, можно попы­таться поправить положение. «Дисплей лица» выключен, в программу не заглянуть, но своих реакций на окружающую жизнь ни один ребенок спрятать не может. Освойте искусство Шерлока Холмса. Учитесь анализировать косвенные улики. Мы уже говорили, что взрослые и дети видят как бы раз­ные миры, во всей целостности взаимосвязей истинных и выдуманных явлений, ошибочных представлений, обид, страхов и т. д. И неважно, что объективный мир при этом ос­тается неизменным. Ребенок работает не с ним, а с моделью, созданной в сознании из того, что передали о внешнем мире органы чувств, и того, что с этой информацией сделала его фантазия. Отсюда та уникальная непредсказуемость детей, которая приводила в отчаяние, наверное, каждого из родителей. Дети часто отвергают совершенно очевидные (для нас) истины, которые мы им подсовываем, делают совершенно ложные выводы из наших наставлений, принимают нашу доброту за слабость, любовь за лицемерие. Одна моя собеседница пожаловалась на семилетнего ре­бенка: «Я обновила всю мебель в комнате моего сынишки. Да­же купила кресла с кожаными подлокотниками. На другой день они были изрезаны бритвой в нечто подобное серпантину. Представляете, какая неблагодарность! И это в ответ на мою постоянную заботу и ласку». Я поинтересовался, что происходило в личной жизни заботливой мамы в тот пери­од, и услышал в ответ то, что ожидал: «Мы разводились с му­жем». Фактически, новая мебель, ласковое обращение, за­бота и подарки были восприняты ребенком как ущербная попытка компенсировать потерю отца. Его такая замена не устраивала. Об этом и должна была сообщить телеграфная лента изрезанных подлокотников. Начните внимательно присматриваться к тому, как ведет себя ребенок. Ваша цель — замечать моменты, когда проис­ходит осознание, — вопль удивления, выражение восторга на лице, слезы, просто тяжелый вздох — они сигнализируют о том, что произошло «вырезание» образа из потока окружаю­щей реальности и «запечатление» его в памяти. Разумеется, все эти наборы образов взаимодействий на­ходятся в постоянном обновлении, инвентаризации или, как сказал бы Кастанеда — «пересмотре». Родители в этот момент могут указать ребенку на невиди­мую для него связь между причиной и следствием, объяс­нить, как надо реагировать на тот или иной вызов. Если ребенок боится высказать вам свои претензии слова­ми, то он сообщит о них надписями на стене, порезанной скатертью или сломанными цветами. Вот тут-то вы и должны доказать ребенку и прежде всего самим себе, что вы его любите. Ваша любовь проявится в готовности задуматься о посылаемых вам сигналах. Конечно, хочется накричать и выпороть, но это не при­ведет ни к чему, так как только увеличит дистанцию и отчуж­денность между вами. Избегайте «естественной» реакции. Куда важнее затра­тить дополнительные усилия для поиска причин протеста.

 

СОВЕТЫ ЛЮБЯЩИМ РОДИТЕЛЯМ

Детям нельзя давать полную свободу, потому что они еще не имеют собственных мотивов для преодоления лени, не видят границ между своими желаниями и правами окружаю­щих людей. Детей нельзя наказывать, так как наказания рвут связую­щие нити доверия и любви. Какими бы искренними и сердечными ни были ваши от­ношения с ребенком, ваша любовь всегда будет подвергаться испытаниям. Лучше признать это сразу, чтобы не тратить время и энергию на лишние сомнения, а искать собственные пути решения проблемы.

 

УЧИМСЯ ВИДЕТЬ, ЧТО В НИХ ПРОИСХОДИТ

«Я вспомнил, как играют дети, они строят полки из белых камешков.“Это солдаты,— говорят они,— они спрятались в засаде”. Но прохожий видит только кучку белой гальки, он не видит сокровищ, таящихся в детской душе». А. Сент-Экзюпери «Цитадель» Перед вами растоптанные цветы на клумбе. В крови адре­налин, в голове легкий гул. Но ребенок подсознательно ждет вашего ответа, а не РЕАКЦИИ! Попытайтесь понять: то, что вы видите перед собой в состоянии справедливой обиды, весьма далеко от реальности. Вы видите растоптанную клумбу и думаете о том, сколько труда было вложено в цветы, вы вспо­минаете, как вас самих наказывали в детстве, сетуете на не­благодарность вашего отпрыска. Все это подогревает эмоции и изливается на того, кто заслужил наказание. Думать же надо не о клумбе и собственном земледельческом труде, а о том, что происходит с ребенком: «Откуда его обида на мир, почему он не поговорил со мной, где я потерял с ним контакт?» Часто родители, действуя из самых лучших побуждений, допускают ошибку просто потому, что не придают большого значения каким-то своим словам или поступкам. А в про­странстве сознания ребенка — иные масштабы и пропорции. Их надо научиться замечать. Просто глядя на то, как играют ваши дети, вы можете сделать очень важные выводы. Благополучные дети играют все время, то есть все время стремятся находиться в мире радостно-непредсказуемых из­менений, раздвигая границы познанного. Дети, пережившие кризис, играют мало и с трудом. Они избегают давить на невидимую границу с внешним миром, берегут свой покой и безопасность, производя впечатление самых стабильных систем на свете. Ребенок никогда не бывает один: он всегда часть систе­мы, он растет и начинает расширять границы своего невиди­мого тела в сфере сознания родителей, претендуя на все больший его объем. Родители, чтобы не сойти с ума вынуж­дены оказывать сопротивление, не позволяя ребенку полно­стью заполнить их сознание, вжимая сознание любимого ча­да в определенные границы; сначала это делается бессозна­тельно, потом намеренно («не шали, не ори, иди спать — я работаю» и т. д.). Так волна обтачивает гальку… А ребенок-то с грудного возраста привык, что все его желания выполняются. Пусть он и не осознает, но уж точно ощущает: «Правильный мир — тот, где все творится по моим ожиданиям». И вот ребенок сделал первый шаг во внешний мир. Там все ново. Значит, неузнаваемо. Ударяясь о невидимые гра­ницы, которые существуют между людьми, растущая лич­ность болью познает границы своего общественного тела. Эта новая среда, сотканная, простите за образность, полями сознаний окружающих людей. Границы этих невидимых по­лей определяются договорами, куда включаются и уголов­ный кодекс, и неписаные нормы морали, и традиции. Теперь благополучие растущей личности зависит от ее умения различать качества этих невидимых полей. Наша за­дача как родителей научить наших детей различать эти неви­димые границы. Ожидания, что договоры будут соблюдаться, мы обозна­чаем понятием справедливости. Размер своего физического тела ребенок изучил, ударяясь об углы в доме. Теперь он изу­чает размер своего общественного тела, которое А. Шевцов назвал ТЕЛОМ СПРАВЕДЛИВОСТИ. В этом теле записаны все права человека. Границы этого тела у ребенка определяет ваша похвала или ваши нахмуренные брови. Инстинкт самосохранения или заботливые наставления родителей начинают укладывать в сознании новый слой — образы действий при встрече с другими разумами. Сознание ребенка уминается словами и шлепками, поощрениями и за­мечаниями. Так мы начинаем осознавать размеры еще одно­го тела — невидимого, меняющего форму и размеры, но все-таки вполне точно отвечающего на боль. Все это обтачивает, формирует и проявляет для нас наше общественное тело. Но здесь все не так однозначно. Одну ошибку прощают, а за другую ругают. Над одной шуткой смеются, а другую не замечают. Некоторые просьбы выполняют, а другие нет. Все очень запутанно. Каждый раз приходится решать новую тео­рему. Помните: вы всегда взаимодействуете с ребенком, даже когда абсолютно не взаимодействуете — попытка не заме­чать, равнодушное созерцание — это ведь тоже вполне оче­видная для ребенка демонстрация вашего к нему отноше­ния. Давайте признаемся, что мы очень хорошо представ­ляем, как можно наткнуться на холодный взгляд или удариться о равнодушие близкого вам человека. Боль, кото­рая переживается как обида, в таких случаях бывает острее и ощущается дольше, чем от удара об угол стола или двер­ной косяк. Значит, невидимому телу можно нанести ущерб просто, выказав равнодушие, забыв предложить помощь. Больно бьет по общественному телу растущей личности брань соседа или коллективное осмеяние друзьями. Во вре­мена моей юности бывало, что и кулаки парней с соседнего двора очень четко показывали мне границы моего невиди­мого общественного тела. Длительная оторванность от родителей или слишком сильные «объятия» тотального контроля, насилие и конф­ликты в семье — все это может остановить, замедлить или деформировать развитие. И дальше болезнь может протекать по любому руслу — как ненависть к миру, обида на тех, кто бросил, неверие в свои силы. Нам бывает очень трудно понять, что причинило боль маленькой личности, из-за какой «мелочи» в ее сознание проникло ощущение одиночества, опасности и несправед­ливости мира. Какая-нибудь сущая безделица… Из воспоминаний студентки: «Меня в первом классе ударил мальчишка пеналом в лоб. Потекла кровь. А учительница как-то не придала этому зна­чения. И я поняла, что в мире нет справедливости. Дело было даже не в боли от удара, а в том, что взрослым было все рав­но… А мама тоже не поняла моих страданий. Она переживала только за то, что меня ударили. Но это по моим тогдашним представлениям было не правильной реакцией. Так я перестала верить в доброту и безопасность окружающих меня людей. Я и сейчас не верю». Если б мама смогла понять, что делалось в душе дочки в момент стресса, она могла бы избавить ее от многих ненуж­ных страданий. 28 Беда в том, что «вирус боли» оставляет раны в самой осно­ве детского сознания. Что бы ни происходило дальше, ка­кая бы информация не поступала извне, она преломляется под углом его первичного отрицательного опыта, как бы проходит через фильтр уже сформировавшихся взглядов об изначальной несправедливости и опасности мира.

 

ВЫБИРАЕМ СПОСОБ ВОСПИТАНИЯ

Одна из мам во время беседы со мной сосредоточилась на воспоминаниях десятилетней давности и неожиданно для се­бя точно осознала момент потери контакта с собственным де­сятилетним сыном. Мальчик собирался на день рождения к своему лучшему другу и скопил денег на подарок. Часть денег ему дала мама. Выбор подарка занял полдня. В результате был приобретен великолепный кожаный футбольный мяч. Когда гордый сын показал его маме и назвал цену… «Я не хотела, чтобы он оказался в дурацкой ситуации и попыталась объяснить сыну, что неприлично дарить подарки по цене, сопоставимой с зарплатой родителей. Сын пытался оправдаться, но я не вняла, а сын у меня был послушным… В конце концов, он отправился на день рождения вообще без подарка. Через несколько дней, я нашла этот футбольный мяч в шкафу. Он был истыкан ножом». С этого момента началось отчуждение. Мама не поняла, а десятилетний ребенок не смог связно объяснить. «Мой сын смог разобраться со своими обидами и простить мне историю с мячом только тогда, когда у него появился собс­твенный ребенок, и он смог понять мотивы моих поступков». Как видите, объяснение все-таки произошло, но только через 10 лет. Сколько времени уже было упущено. Кстати, по признанию мамы, ее мальчик вообще перестал делать подар­ки, даже в виде цветов любимой девушке. Одно ничтожное по взрослым понятиям событие наложило значительные внутренние ограничения на растущую личность. Всего этого могло бы не произойти, если бы мама оказалась не такой сильной или менее искушенной в правилах хорошего тона, ну а главное, сумела бы посмотреть на происходящее глаза­ми своего сына. Надо было потратить чуть больше времени для обсуждения проблемы мяча и зарплаты и сначала уви­деть ее в масштабах сознания сына. Уверен, что если бы это произошло, то для мамы не составило бы особого труда ре­шиться на компромисс. А это, в свою очередь, оставило бы открытой дверь для дальнейшего глубокого общения. В интересах родителей потратить чуть больше времени на объяснение ребенку причин своих поступков, предложить свой вариант взрослой «правильной» интерпретации событий. Правило техники безопасности: указывая на допущенные ошибки, вы не должны давать ребенку повода усомниться в том, что вы его любите и цените. Самую главную (тайную) информацию ребенок берет не­прямыми путями от своих родителей, как сказали бы на Вос­токе, путем прямой передачи. Особенно хорошо впечатывается в сознание ребенка именно то, что не было преподано родителями как назида­ние, а было подслушано, подсмотрено, рассказано по секре­ту! Я помню, что даже в самом раннем детстве осознавал, что родители мне не говорят «всю правду». А вот их замечания, короткие фразы, которыми они обменивались, когда дума­ли, что я не слышу или не понимаю, мгновенно оценивались как «сверхважные» и опускались прямиком в Образ Мира. Прямые наставления ставят ребенка в небезопасную по­зицию, заставляя чисто инстинктивно защищаться, то есть не слышать или не верить. Вам бы и самим не понравилось, если бы кто-то все время указывал вам на ваши прегреше­ния. *** Если вы воспитываете ребенка в спартанском стиле, а сердобольные бабушки вокруг причитают и осуждают, то довольно скоро ребенок начнет применять общественное мнение для самозащиты от родительского гнева. В нем про­снется манипулятор, что может быть и неплохо для нашей жизни, но не может не раздражать родителей. В любом слу­чае, получая «микст мессэдж», ребенок окончательно запу­тается, а, следовательно, опять-таки потеряет уверенность в логичности, справедливости и предсказуемости мира. По­этому ни в семье, ни в вашем собственном сознании не должно сосуществовать сразу две педагогические системы, даже если обе они написаны людьми, достойными уваже­ния. Так и у нас в общине Китеж мы стараемся придержи­ваться общих требований и согласованных подходов ко всем без исключения детям. Вы можете воспитывать резко и жестко, можете воспи­тывать мягко, но вы НЕ ДОЛЖНЫ использовать сразу оба способа. Вы не можете колебаться по этому поводу. Любые колебания отразятся на психике ребенка, посеяв сомнения и неуверенность. Если вы будете прибегать к крайним мерам слишком часто, то рискуете сломать личность, посеять в ре­бенке страх и неуверенность. Но такую же неуверенность может посеять и абсолютное отсутствие границ, которое ре­бенок может принять за равнодушие с вашей стороны. Отсутствие рамок само по себе вызывает опасение перед неизвестностью и невроз. Видели, как кошка находит в ком­нате пустую коробку, и ложится спать в закрытом пространс­тве? Любимое развлечение Святослава и его брата Васьки строить из стульев и покрывал маленький домик и прятаться там. Пространство, скроенное по их маленьким размерам, внушает детям больше доверия. Те же законы действуют в Мирах сознания. Ребенку необходимо чувствовать границы дозволенного. Он опирается на одобрение или порицание, как на стены. Бесконечное расширение границ вызовет страх. Внешнее окружение необходимо ребенку, поощрение и установка границ способствуют его развитию. Но при этом у него должна оставаться свобода выбора в достаточно широ­ких пределах. Например, выбор, какой игрушкой играть и какой набор с кубиками использовать. «Возьми эту игрушку и делай, что хочешь» или «Возьми лю­бую игрушку и сделай что хочешь!» Вторая форма предпочти­тельнее. «Но если сделать не получается, скажи, и я помогу тебе». Мой сын с трех лет стремился все делать самостоятельно. Ра­зумеется, ему редко удавалось добиться успеха с первого ра­за. И я приучил себя дожидаться, пока он сам попросит о по­мощи! Теперь, если после ряда попыток ему не удается до­стичь результата, он спокойно просит помощи, и это не ущемляет его самолюбия. Наше общество мало приспособлено для людей, не зна­ющих, чего они хотят, для слабых и инфантильных, наивных и ленивых. Они, конечно, есть, и в избытке, да еще как-то устраиваются. Но я спрашиваю: «Хотите ли вы такого буду­щего для своего ребенка?» Навязанный извне опыт не имеет большой цены в созна­нии ребенка и, похоже, даже не проникает в глубины его лич­ности. По идее, даже в школьных условиях предпочтительнее было бы сунуть план в корзину и преподавать именно то, что в данный момент вызывает наиболее сильный интерес. (Мол­чу, молчу, это подорвет самую совершенную систему средне­го образования…) Короче говоря, правильный родитель — это тот, кто не воспитывает, а проживает с ребенком наиболее важные этапы, позволяющие открыть что-то новое. Другая крайность — выпустить в мир жадного, агрес­сивного хищника, готового на все ради власти и денег. Бла­годаря отечественному кинематографу такой тип человека признан чуть не героем нашего времени. Но с эволюцион­ной точки зрения этот вид не имеет будущего. И «волки по крови своей» в цивилизованном «завтра» обречены на вы­мирание. Иногда к нам обращаются родители из нормальных се­мей с просьбой помочь. Обычные проблемы: девочка грубит и таскает маму за волосы. Мальчик берет из кармана роди­телей деньги, молчит, а когда не молчит, то хамит. Просьба родителей — убрать эти проблемы и сделать ребенка снова послушным и любящим. Начинаешь беседовать с родителя­ми и понимаешь, что просьбу они по стеснительности четко не сформулировали. На самом деле они просили сделать ре­бенка управляемым, а если речь и шла о его способности к любви и сочувствию, то подразумевалось, что эти качества должны быть направлены исключительно на семью. Вне­шний мир остается как бы за скобками. Пытаясь обезопа­сить ребенка на будущее, научить его осторожности, роди­тели учат его не доверять чужим, хитрить, использовать ок­ружающих в своих целях. Что делать, так устроен наш мир. Ребенок осваивает эти способы воздействия на окружающих и в первую очередь пробует их на своих ближних. А они-то хотят от него любви и признательности, но только для себя, так сказать, «любви по вектору». Но это ошибка. Можно воспитать способность любить, то есть одарить ребенка этим драгоценным качеством, но за ним останется решение: как его использовать. Я ничего не имею против разумного эгоизма. Именно исходя из интересов собственного ребенка, я рекомендую родителям стремиться заложить в своих детей интерес к ок­ружающим людям, любовь к природе, умение ощущать ра­дость от соприкосновения с величием мира. Такая личность будет легче переносить и восполнять потери, которые неиз­бежны на жизненном пути, ей всегда будет проще найти по­вод для радости в любой ситуации, так как ее внутренний мир будет неизменно богаче.

 

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

Проба роли Лара попала в Китеж в возрасте 14 лет. 41 Ее папа за­нимал ответственный пост в нефтяной компании. В третьем классе девочка была отличницей, в пятом — прилежной уче­ницей. «Я есть я, и никто другой не заставит меня что-либо де­лать, если я не хочу. Тем более я не обязана пахать ради какого-то там общего блага. Я для себя это время потрачу намно­го полезнее, разве не так??? Да, я эгоистка. Нет, лучше так: ЭГОИСТКА. И скрывать не буду. Буду самой собой. Во всей херне, которая сыпется мне на голову, виновата я сама». Это она написала в письме другу, уже будучи ученицей 10-го класса Китежской средней школы. Со мной она, конечно, не была так точна в выражениях. Но тоже рассказала много интересного во время душевной беседы. Все началось после седьмого класса. Родители отправили меня за границу со старшими детьми. Мы там в гостинице жи­ли, я почувствовала себя взрослой. Потом вернулась домой, а мне: «Хватит гулять, иди спать!» Ну, я родителей и послала, потом в школе «забила» на учебу. А что запомнилось за границей? Взрослость. Никогда раньше не думала, что смогу со старшими девчонками пойти за угол купить сигареты и пиво. Она вступила в возраст, когда ей стало наплевать на мне­ние родителей, а вот откровенное пренебрежение одноклас­сников ее приводило в отчаяние. Чувства ударили по телу. Пальцы рук покраснели и стали шелушиться. Диагноз — нейродермит. Это, естественно, не прибавило ни увереннос­ти в себе, ни легкости в общении с одноклассниками. Девоч­ка почувствовала себя отверженной именно в тот период своей жизни, когда ей было необходимо признание собс­твенной значимости. И она нашла выход. Со старшими хорошо тусоваться. Пойду в десятый класс: «Здорово, народ, как дела?» — «О, — говорят, — Ларка пришла, наша». Я их в столовую тащила, покупала чипсы, шо­колад. Деньги у родителей тырила. Тогда, в восьмом, и стала отжираться. Йогурты, шоколадки, пивко… пойти в школу куда-нибудь забуриться. (У многих людей чувство тревоги от­ступает во время еды.) С историком пиво пила после уроков, по душам говорила. У меня в восьмом классе уже большая компа­ния появилась, мы в метро после уроков собирались, в центр ез­дили пить пиво, гулять и черных бить… Так она нашла свой круг общения, спаслась от одиночес­тва и обрела чувство безопасности. Отношения с родителями ее уже не волновали. А тебе не было страшно в этом участвовать? В чем, в драках? Да мне нравилось. Их били, а я смеялась. Я теперь понимаю, что дико… а тогда. Да и меня ведь папа бил, у него знаешь какая рука тяжелая.

— А что, родители знали, чем ты занимаешься?

— Нет. Батя после работы вытягивался перед телевизо­ром, мама тоже работала… Так спросят: дневник неси. Ну, за плохую оценку отругают. А больше ни о чем не спрашивали. «Как день прошел? — Все хорошо. — Ну и ладно».

— Они не понимали, что с тобой происходит?

Пожимает плечами.

— Однажды мама забрала железный крест, который я ку­пила за большие деньги. Я вся в заклепках ходила, в цепях. Мне нравились эти «фенечки скинов». Забуримся в центр, по мага­зинам, нажремся. Прикольно!

Таким языком в обыденной китежской жизни Лара не пользовалась уже давно. Под воздействием воспоминаний она непроизвольно вернулась к старому жаргону. И вдруг осознала это сама.

— Фу, какая гадость, чего-то прошлое захлестнуло. Надо вылезать.

В этом прошлом толстая бритая деваха с пятнистыми красными руками и нервно бегающими зрачками рассужда­ла о торжестве силы и необходимости уничтожать инород­цев. Ее мировоззрение формировалось на высказываниях бритых пацанов, чье внимание она привлекала деньгами ро­дителей. Когда похищенная сумма превысила десять тысяч, родители заметили пропажу и попытались поговорить с доч­кой. Тут-то и выяснилось, что их дочка настолько измени­лась, что они не находят общего языка. Ее начал лечить невропатолог, но пятна на коже не про­ходили. Ее посадили на диету, но она убегала из дома, чтобы наесться булочек. Она даже спала в черной майке со свасти­кой, упорно не желая вылезать на свободу из своего детского кошмара, который продолжала считать миром защиты и справедливости. Она провела два года в Китеже, где в постоянных столкно­вениях с иной реальностью мира, осознала, что можно при­влекать к себе внимание не свастикой и вызывающим поведе­нием, а эрудицией, умением общаться, душевным теплом. Познакомившись с учителями, почувствовала безопас­ность на уроках и стала хорошо учиться, с помощью новых подруг занялась своим внешним видом. Там же, в Китеже, начала писать картины и статьи в нашу интернет-газету. Объявила себя сторонницей гуманизма, здорового коллекти­визма и семейных ценностей. Над кроватью повесила изре­чение Конфуция: «Добродетель никогда не останется в одино­честве». Через два года Лара вернулась в Москву к родите­лям, учится в колледже, в Китеж в гости не приезжает. Недавно я встретил ее в метро.

— Как дела? Вспоминаешь о Китеже?

— Да! Это было самое счастливое время… Жаль я тогда многого не понимала. Теперь учусь, работаю, читаю книги. Только вот в училище народ какой-то скучный, только пить да тусоваться хотят…

 

СТАДИИ РОСТА

В современном учебнике обществознания для десятых классов уже отдается должное теории стадий социальной адаптации психолога Э. Эриксона. Для тех, кто закончил школу несколько раньше, я остановлюсь на этой теме (на не­которых из стадий роста) подробнее. Эриксон называет возраст до одного года (включая внут­риутробный период развития) возрастом формирования ба­зового доверия к миру. Если все шло хорошо, ребенка не за­бывали кормить и не бросали одного в мокрых пеленках, то он и в 10, и в 20 лет будет подсознательно ощущать, что этот мир — хорошая штука, и в нем можно неплохо порезвиться. Не зная страха, он будет за все браться, легко обучаться, па­дать и подниматься со счастливой уверенностью, что паде­ние — чистая случайность, а впереди его ждут призы и по­дарки. Как вы понимаете, с таким сознанием жить легче и веселее. Правда, иногда такой взгляд на жизнь перерастает в манию величия и ведет к дополнительным проблемам. Абсо­лютное доверие к миру весьма опасно так же, как и абсолют­ное недоверие. Тут необходим баланс, но со сдвигом в сторо­ну позитива и некоторого риска. Вторая стадия — формирование самостоятельности, или автономности. Трехлетний Святослав начал отстаивать право самому есть ножом и вилкой, открывать пакеты, сервировать стол и мыть посуду. Мы не запрещали это, мы даже пытались по­мочь (особенно когда спешили на работу). Вот тогда-то он и освоил мерзкий возмущенный вопль, переходящий в слезли­вую истерику с повторением только двух слов: «Я сам!» Так он не орал и не плакал никогда прежде, даже получая по по­пе или разбивая коленку об асфальт. «Я сам!» — стало вели­ким лозунгом жизни, той самой свободой, за которую люди во взрослом возрасте отдают жизнь. Но это «Я сам!» имеет четкие границы. Когда мы ходили гулять в лес со Святославом, он всегда как бы невзначай ин­тересовался: «Папа, а ты убьешь волка?» И только получив утвердительный ответ, он бросал мою руку и лез изучать за­росли по краям тропинки. Самостоятельность всегда связана с уверенностью, что родители неподалеку и способны ока­зать помощь. Если ребенок напуган, вы не заставите его сделать ни шага вперед в области познания. В случае угрозы ребенок возвраща­ется к маме, обеспечивающей уверенность, защиту и содейс­твие. Успокоившись, ребенок продолжает познание мира. В четыре с половиной года Святослав начал уминать мир вокруг себя не телом, а словами и волей. Отработана новая поза: руки в боки, брови сведены к переносице, губы надуты. Поза защиты своих прав. Мы с Ириной в ответ смеемся: «Смотри, у тебя рога рас­тут». (Он — Овен, со всеми вытекающими отсюда последс­твиями.) Сынок ощупал голову, пригладил волосы — не на­шел рогов, но кому нравится быть объектом насмешек, так что пыжиться перестал. Как часто наше любимое дитя начинает испытывать на прочность наши нервы! То капризничает, то ласкается и про­сит прошения, то изо всех сил старается быть хорошим, а по­том опять без каких-либо внешних, понятных нам причин упирается, идет на конфликт, провоцирует ссору с родителя­ми. Короче говоря, совершенно произвольно пробует разные модели поведения. И не помогают наши попытки пойти на компромисс: за­валить сложными игрушками, подарить машину, свозить за границу. Обмануть законы природы таким образом невоз­можно. Растущая личность за пару дней освоит пространс­тво, отведенное под безобразия, и переключится на освоение всего остального пространства. Юноша или девушка ударят­ся во все тяжкие… Тот самый безусловный инстинкт, требующий преодолевать запреты и испытывать границы, доходя до крайнего преде­ла, будет всегда выводить их из-под вашего контроля. Некоторые родители думают, что, потакая детям в их же­ланиях («я хочу»), воспитывают будущих лидеров. Но не бы­вает лидеров без внутренней стойкости и самодисциплины. Скорее всего, потакание ребенку и попытка действовать только убеждением приведут к пренебрежению границами. А если вы потом решите их все-таки установить, то это будет воспринято как покушение на свободу личности. На третьей стадии (по Эриксону) начинается переоценка ценностей, что, разумеется, приводит к новому кризису. В рамках «инстинкта расширения границ» юноши и де­вушки экспериментируют с мировоззрением, пробуют себя в различных ролях, примеряют на себя совсем уж несуразные облики. Самое болезненное для подростка — быть «ничем». Уж лучше, несмотря на осуждение общества, быть наркома­ном или «скинхедом», потому что в этом случае все-таки по­лучаешь одобрение небольшой группы себе подобных. 63 Несколькими страницами выше я уже использовал образ «текучести» для характеристики сознания ребенка. Теперь я вынужден углубить аналогию. Как вода заполняет весь объем и ищет, «куда бы пролиться», так и сознание ребенка запол­няет все пространство отношений с родителями и близкими, пытаясь найти «лазейку». «…И начал, как дитя, ощупывать и взвешивать приро­ду…» — писал Максимилиан Волошин. Этому процессу постижения можно способствовать, но очень опасно пытаться его ускорить или остановить насиль­но. При таком подходе, как мы говорим в Китеже, труд Учи­теля становится похожим на труд садовника и не имеет ни­чего общего с работой каменотеса. Конечно, из желудя все равно не вырастет яблоня, а рябину не «перевоспитать» в вишню. Любая попытка такого рода, даже предпринятая с самыми лучшими намерениями, приведет к несоответствию внутреннему предназначению и, следовательно, к уродству. Но, продолжая аналогию с садовником, будем утверждать: необходимо защищать неокрепшее растение от вредителей, чужих сапог и засухи. Растением же в этом случае является личность ребенка. Ее главное свойство — непрекращаю­щийся рост. Главное здесь — чувство устойчивости, неслучайности и непрерывности своего «Я». И подтверждения этому расту­щая личность ищет в оценке окружающих. Как следствие — незащищенность и зависимость от чужого мнения. Вспом­ните историю Лары, которая в восьмом классе оказалась в «тусовке бритоголовых». Это исказило внутреннюю про­грамму развития личности девочки, едва не разрушив всю ее жизнь. Но я не рассказал историю Лары до конца. Там был еще один фактор — ее родители.

— В третьем классе я училась отлично, в пятом — еще ни­чего, тихоней была. Сидела, все делала стабильно: доклады, уроки.

Но, как показала жизнь, она тяготилась ролью тихони.

— Тогда же меня засунули в музыкальную школу. А я меч­тала рисовать. Я просила, чтоб меня отдали в изостудию. Это было рядом. Я даже сама съездила и узнала условия при­ема. Но родители заставили заниматься музыкой. Я пианино ненавижу до сих пор. Там было грязно, орала училка по соль­феджо. Семь лет у меня к ней была личная неприязнь. Зачем меня заставляли заниматься музыкой, почему меня вообще ни­когда не слушали?

Родителям просто было некогда. Да и зачем разговари­вать, если взрослые инстинктивно отождествляют свое «Я» с «Я» ребенка. Неизбежный вывод: «Я лучше знаю, что ему нужно в жизни». Спросите почему? Получите невразуми­тельный ответ: «Я так считаю» или «Меня самого так вос­питывали». Перечитайте снова рассказ Лары о том, как, впервые ощутив свободу от родителей за границей, она вообще «сле­тела с нарезки» и перестала подчиняться. Я не могу осудить девочку. Ее всю жизнь вбивали в рамки, которые были тес­ны для ее живой самобытной натуры, она инстинктивно от­стаивала право на реализацию собственной внутренней про­граммы. Она сражалась за свободу. И не ее вина, что в самый уязвимый период перестройки личности рядом оказались бритоголовые, которые смогли предложить иллюзию защи­щенности и значимости. «НЕ УЧИТЕ МЕНЯ ЖИТЬ» Я — Святославу:

— Ложись спать, а не то отшлепаю.

Он, укладываясь спать, себе под нос, но так, чтоб мама услышала:

— Это он так хотел, но я так не хочу.

Вот и славно. Тут и умение пойти на компромисс, и вер­ность себе. Дальше — больше. Из года в год Святослав пытается раз­двинуть границы дозволенного. По мере того как он взрос­леет, растет и сфера, где ему разрешено принимать самосто­ятельные решения. Он привык, что право на самостоятель­ность надо подтверждать, а не завоевывать капризами и скандалами. Вновь и вновь едва появившееся на свет существо отра­батывает урок неподчинения, неприятия чужих установок преодоления границ. Нас это раздражает. Мы бросаем все силы на то, чтобы привести ребенка к повиновению. Естест­венно, для его же пользы. Но (честность и искренность!) не­ужели Создатель просто хотел насолить нам, закладывая в программу поведения малыша страсть к неподчинению? Рано или поздно развивающая личность выходит из-под нашего контроля. Теперь для нее важнее одобрение сверс­тников. Но это не значит, что мы полностью теряем возможность влиять на наших детей. Потеря контакта никогда не бывает полной. Выросшему ребенку все равно нужно ваше одобре­ние и поддержка, просто он может стесняться это показы­вать. Если же он столкнется с трудностями, если не склады­ваются отношения в школе, тогда родители снова станут главным убежищем и источником силы. Не обманите надежд растущей личности, иначе потом вы с удивлением узнаете, что он нашел защиту и моральную подпитку в уличной банде или секте. Вы не можете следить за сыном весь день, но вы можете посвятить ему полчаса вечером для душевной беседы за чаем. Этого хватит, чтобы окинуть взглядом весь прожитый день, выделить главное, оказать поддержку, намекнуть на ошибки и даже выслушать исповедь. Лишь бы это стало необходи­мым элементом культуры вашего общения. И будьте терпеливы! Не давайте прямых оценок, особен­но негативных. Ни один нормальный родитель не в состоя­нии проконтролировать точность и добросовестность испол­нения заданного им плана. Поэтому война заданного по приказу плана с внутренним, неосознанным планом саморе­ализации девушки или юноши будет все равно проиграна ро­дителями. Последствия этой войны также очевидны — не­врозы, равнодушие, затаенная злоба, инфантилизм и черт его знает, что еще. Когда ко мне на беседу приходят родители и начинают нашу встречу с рассказа о проблемах дочери или сына, то оказывается, что они чаще всего рассказывают о своих собс­твенных проблемах. В детях, как в зеркале, отражаются все перипетии семейной жизни родителей. В таком случае ле­чить надо, прежде всего, самих взрослых. Случай из жизни Запись одной из бесед, в которой участвовали отец — ру­ководитель фирмы, сын, в 16 лет пораженный микробом ин­фантилизма, и наш психолог Марина. Отец, с плохо скрытой горечью:

— Он у меня хороший, с компьютером мне помогает, но ни­чего до конца не доделывает.

Сын здесь же возится с его переносным компьютером, пытаясь запустить какую-то нужную отцу программу. Марина:

— А какие еще проблемы вас тревожат?

Сын:

—Пап, давай, пока вы тут говорите, я покатаюсь на тво­ей машине.

Отец:

— Разобьешь.

Марине

— Он все ломает. Ничего ему не интересно. Я его в пять лет на теннис сам отвел, каждый день в семь поднимал на трени­ровки, а он бросил. У него уже тогда воли не было.

Марина:

—А вы пытались ее воспитывать?

Отец, раздраженно:

—Да мне некогда было: я деньги зарабатывал. Его мать из­баловала. Я говорю: «Иди на теннис», а она: «Пусть поспит по­дольше». Выгнали с тенниса. Я его потом в баскетбол записал, он, правда, не хотел, но я настоял… Но он ничего до конца не доводит. Бросил. А потом, когда мы развелись, он с матерью остался, так и вообще учиться перестал. Таблетки там вся­кие глотать начал, у них весь класс наркоманы…

Сыну, с безнадежным сочувствием:

— Что, сынок, совсем избаловала тебя мамка? Слабаком сделала!

Сыну:

— Кстати, почему так по-идиотски причесался?

Сын, весело насвистывая, осваивает папин компьютер. Он не похож на наркомана, он похож на почтительного сы­на. Но если папа одет в строгий костюм, то на сыне драные джинсы. У отца кудрявые, зачесанные назад волосы, — сын зачесывает волосы на лоб, да еще и «прилизывает» их лаком. На отце — ни перстней, ни браслетов. У сына — уши, нос и даже язык украшены серьгами. Отец:

— Я не понимаю, что ему нужно. Я его на свою фирму устро­ил, деньги ему даю, правда, только на дело. Говорить с ним пы­таюсь, нормальным истинам учить, а он ничего знать не хочет.

Сын:

— Все, пап, я наладил твой компьютер, можешь работать.

Отец:

— Спасибо.

Марине:

—Из него уже, конечно, ничего не получится, так пусть у вас в Китеже хоть какое-то время поживет…

А теперь представьте себя на месте сына. Пусть даже со свободным доступом к машине и компьютеру. Почувствуй­те, как отец своими постоянными замечаниями и наставле­ниями практически лишил парня свободного пространства сознания. Юная личность должна или добровольно превра­тить себя в робота, или вести постоянный внутренний спор с отцом. Например: «Я не все бросаю, я бросил теннис, потому что меня туда запихнули насильно. Я хотел заниматься каратэ, а ты меня записал на баскетбол. Я стал пробовать легкие нарко­тики, потому что меня съедала тоска и страх после твоего ухода из семьи». Короче говоря, сын много чего мог бы отве­тить отцу. Но взрослый просто не услышит, так как не до­пускает, что такое возможно. Он и Марину-то, сказать по правде, не очень слушал, когда она ему высказала некоторые из этих соображений. Этот пример, как и многие другие, должен послужить предостережением думающим родителям. Можно ни разу не шлепнуть ребенка, но так погрузить его в свое вязкое, обте­кающее родительское сознание, что личная инициатива и тяга к самостоятельному познанию будут уничтожены. Наше родительское право давать полезные советы, но со временем я понял на своих ошибках, что наивно ожидать еще и немедленного принятия этих советов к исполнению. Нашим подрастающим отпрыскам чаще всего нужны не советы, а поддержка или просто внимание! Иногда эту по­требность они реализуют в совершенно извращенной фор­ме.

 

АРХИТЕКТУРА СОЗНАНИЯ

Нас не перестает удивлять превращение гусеницы в ку­колку, а потом в бабочку. Но ведь не менее серьезные, хоть и более растянутые во времени изменения происходят и внут­ри ребенка, развивающегося в процессе взаимодействия с внешней средой. Если у вас развито образное мышление, то постарайтесь представить не растущее тело человека, а изме­няющееся содержание его сознания на каждой стадии роста личности. Не сомневаюсь, вы увидите, что Образ Мира трех­летнего ребенка и десятилетнего школьника различается ку­да больше, чем куколка и бабочка. Просто эта разница не так очевидна, то есть мы ее не замечаем глазами. Мы можем представить себе, что от внешнего мира со­знание человека отделено некой границей, которую извест­ный психолог, создатель теории психосинтеза Ассаджоли уподоблял мембране. (Я не горячий сторонник его теории, но мне нравятся образы, которыми он пользуется.) За этой границей находится вся непознанная часть мира. Некоторые люди пытаются эту границу постоянно расширять, других вполне устраивает уютная ограниченность собственного со­знания. Так вот, новорожденный еще не имеет плотной мембра­ны, отграничивающей его от мира. Или вернее будет сказать, что он не осознает границ своего сознания или собственного «Я». Поэтому он познает новые явления без каких-либо внутренних ограничений, так же естественно, как дышит. От камня, упавшего в воду, разбегаются круги во все сто­роны; а теперь представьте ту же картину в объеме. Это и есть способ освоения мира младенцем — сферическая волна. В непроявленном сознании маленькой личности появля­ется уверенность: «Мир кружится вокруг меня, он управляем, причем легко управляем; стоит пожелать — и подается еда, меняются пеленки». Ребенок чувствует, что это он как бы сам творит блага мира. Потом в этом мире появляются лица взрослых. Они осознаются как слуги, призванные опять же исполнять малейшие прихоти. Иногда, правда, они бывают непонятливы: тащат не ту игрушку. Лишь потом борьба за существование заставит его с бо­лью принять новую истину о том, что мир — среда обитания, вернее, среда выживания, и конечной целью твоего взаимо­действия с миром, то есть с людьми, оказывается все то же выживание. Некоторые дети обнаруживают, что родителями и бабуш­ками удобно управлять посредством крика и слез. Другие об­наруживают, что вокруг вообще ничего не поддается управ­лению, а наоборот, несет постоянную, непредсказуемую уг­розу. Крики, шлепки, замечания… Те, кому повезло с родителями, привыкают к тому, что с окружающими людьми можно договариваться. Но это далеко не сразу. До этого ро­дителям все равно приходится помогать ребенку, расстаться с иллюзиями о том, что весь мир кружится вокруг него. То есть под давлением обстоятельств, чаще всего случай­ных, или повинуясь усилиям родителей и воспитателей, ре­бенок начинает усваивать определенные образы поведения, которые облегчают ему взаимодействие с миром взрослых. Мне хочется еще раз очень аккуратно подчеркнуть, что этот процесс может быть управляемым, целенаправленным и вполне предсказуемым, если взрослые готовы затратить оп­ределенные усилия. Способы реакции, поведения в ответ на «увиденное» за­кладываются в нас обществом с момента рождения слой за слоем. Чтобы не тратить времени на обдумывание в экстре­мальной ситуации, наш ум соединяет в единую цепочку вос­принимаемый образ и реакцию на него. Увидел тигра — бе­ги, услышал рык — тоже беги, даже если просто шорох в кус­тах от большого тела — беги; те, кто действовал по-иному, не возвращались к общему костру, чтобы поделиться опытом. Мировоззрение — это способ видеть мир. И зрение здесь ни при чем! «Где-то в два с половиной года я в песочнице. Это самое раннее воспоминание. Подруга играла со мной, я пожадничала, не дала ей формочки. Девочка ушла. Мама сказала, что я оби­дела подругу. И помню, как во мне впервые вспыхнула то ли ви­на, то ли жалость. Я и сейчас не могу отказывать людям прос­то потому, что затвердила тот опыт». Каждый выбирает из окружающей реальности только вполне определенные факты, которые потом укладываются в его Образ Мира. Так хаос преобразуется в систему. Так про­ще. Да и поздно искать оригинальное решение проблемы, когда из зарослей на тебя бросился саблезубый тигр. Надо делать так, как учили выжившие — удирать не раздумывая. Очевидно, привычка действовать по готовым образцам передается с тех пор генетически. Но воплощается она у раз­ных людей в разной степени. И на противоположной сторо­не той же шкалы находится творческое стремление найти новое нестандартное решение, отбросить старый образец просто в силу того, что он старый и скучный. Постепенно файлы памяти заполняются достаточно большим количеством образцов, которые приводили к ус­пешному решению проблем. Теперь уже нет необходимости каждый раз выдумывать что-то новое. Экономнее и безопас­нее найти в сознании уже готовые образцы. Теперь ребенок не постигает мир непосредственно, а ищет в сознании образцы и легко подставляет близкие, сход­ные понятия к этим образцам. Так свободное развитие заме­няется программой. Но по-другому, видимо, и нельзя. Если он будет тратить время на то, чтобы совершить все открытия самостоятельно и все проверить на собственном опыте, ему не хватит жизни.

 

БИТВА ЗА ИНТЕРПРЕТАЦИЮ

Святослав полез на высокую горку. Ноги и руки пока не доставали до ступенек. Свалился. Пока он искал в своем со­знании соответствующую реакцию, то есть раздумывал пла­кать или ругаться, я похвалил его за отвагу: «Ты молодец! Дру­гие дети в твоем возрасте сюда бы и не полезли. А тебе не страшно. Ты упал и не плачешь. Значит, завтра я РАЗРЕШУ ТЕБЕ СНОВА ПРИЙТИ И ПОПРОБОВАТЬ СЮДА ЗАЛЕЗТЬ. ТЫ СМОЖЕШЬ». Заметьте, если бы я запретил попытку или дал бы ему расплакаться, в сознании осталась бы память о неудаче. Вместо этого он слышит волшебное слово «разрешу». Он по­бедил, пусть даже и, не понимая в чем, пусть и не планировал добиваться какого-то разрешения. Кто из нас омрачает ощу­щение победы размышлениями о мелочах? На следующий день Святослав не высказал желания пойти на горку. Осто­рожность взяла верх, а я не настаивал. Через неделю или две он накопил достаточно решимости, чтобы предпринять еще одну попытку. Я даже не берусь вспомнить, была ли она ус­пешной. Но в пять лет он уже не боялся лазить по настоящим горам в Крыму. Гипотеза Мы уже говорили, что от рождения ребенок находится в поле сознания матери. Но вот он начинает учиться говорить, и попадает в поле программы общества. Овладевая речью, ребенок создает в своем сознании описание (модель) мира. Теперь даже если он молчит, то все равно ведет с самим со­бой внутренний диалог, поддерживая уже принятый Образ Мира и расширяя его за счет новой информации. Но берет он не все. Человек приучен действовать и даже чувствовать по ана­логии. На каждое явление жизни в нашей памяти хранится образ действия, некая форма, куда должны влиться наши чувства, мысли и реакции. Поэтому и дети в окружающей реальности склонны замечать только то, что уже знакомо по описанию. Вот этим-то описанием мира, то есть ответами на вопросы «Что это?» и «Почему?», должны заниматься роди­тели с самого начала. Через объяснение новых слов и поня­тий у них появляется открытый канал влияния на закладку информации в основу Образа Мира. Мы привыкли легкомысленно бросаться словами, забыв, что в древности им приписывалась огромная мистическая сила. А может не зря? Пока ученые в этом не разобрались, рекомендую родителям предельно бережно относиться к словам — основному мостику между вами и ребенком. Мне пять лет. Я в Третьяковской галере с мамой. Я пом­ню зал с огромной картиной Васнецова. На переднем пла­не юноша в кольчуге с крестом, из груди торчит стрела. Я помню странное чувство, которое затопило мое существо и заставило несколько раз возвратиться к этой картине… Я все смотрел на юношу и… Позднее мама сказала, что я его ЖАЛЕЮ. Но тогда я не знал, как называется это пере­живание. Моя мама несколько раз пересказывала этот слу­чай, говоря о том, что мне было ЖАЛКО юношу. Так мне и запомнилось: то, что я испытывал тогда, называется сло­вом «жалость». Слово (знак) и переживание совместились. Но может быть, я испытывал что-то иное? Большее? Может быть, те­перь это слово-знак сужает мои границы, задает некую про­грамму, снимая необходимость копаться в нюансах своих чувств. «Определить — значит ограничить», — писал В. На­боков. Важно не то, что с тобой происходит, а то, как ты к этому относишься. Способность и необходимость интерпретации появилась, наверное, как приложение к инстинкту самосохранения. Чтобы избежать опасности, нашему волосатому предку надо было вовремя и безошибочно интерпретировать образ, по­явившийся на сетчатке глаза. Позднее, уже в безопасности пещеры, в окружении бра­тьев по разуму, было полезно правильно интерпретировать тот или иной жест вождя, человека крутого, скорого на рас­праву и, увы, немногословного. Вопрос о правильности ин­терпретации превращался в вопрос выживания. Случай из жизни Мальчишки забросили мяч в траву и попросили Светика подать его. Светик был рад оказаться полезным — еще бы, на него обратили внимание. Он зашел в траву и бросил им мяч. Вдруг замешкался, кричит мне: «Я обжегся о крапиву». В го­лосе — изумление, потом слезы. Идет ко мне, в глазах — оби­да. Он же сделал доброе дело, а получил боль. Мир неспра­ведлив? Это, конечно, правда, но ее рано знать пятилетнему ре­бенку. Он будет бояться жить в несправедливом мире. Я по­дошел к сыну и деловым (а не сочувственным) тоном спро­сил:

— Где крапива?

— Вон там.

— Хочешь, я покажу тебе, как она жалит меня, а я терп­лю?

В Святославе борются жалость к себе и любознатель­ность. Я знаю, любознательность победит. Он кивает. Мы зашли в крапиву, и я сунул свою руку в гущу. Действительно было больно. Светик (обращаясь ко мне, но для себя): «Тебе больно? Но ты терпишь. Ты мужчина. Я тоже». Он сам смог правильно интерпретировать опыт. Мне да­же объяснять больше ничего не пришлось. Пока мы гуляли, боль в обожженной руке заставляла его мысленно возвра­щаться к происшедшему; я видел, как он украдкой смотрит на свою ладошку, потом на меня. Осмысливает опыт и тер­пит, терпит… Через два дня в доме, разыгравшись, налетел на кресло и больно ударился. Но первая мысль явно не о боли, а о том, не будут ли его осуждать. Смотрит на меня и морщится, по­тирая место ушиба. Я сочувственно качаю головой и пыта­юсь грустно улыбнуться, мол, ты и так все понимаешь… Так вот, он тоже улыбается мне в ответ, пожимает плеча­ми и говорит: «Если бы я был девочкой, я бы сейчас заплакал, но мы мужчины и мы не плачем». Эта часть Образа Мира у него описана, утверждена и не нуждается в пересмотре, значит, он будет действовать уве­ренно, не отвлекая энергию на преодоление сомнений. В счастливой семье ребенок впитывает способы взаимо­действия с миром и интерпретации его результатов вместе с молоком матери. Обучаясь словам, он обучается мыслить в соответствии с этими словами. Так он выучивает описание мира, принятое в обществе и «образцы правильного поведе­ния». Когда воины Чингис Хана, набранные почти насильно из бедняков-пастухов и сбитые беспощадной дисциплиной в бессловесное стадо, шли на приступ, то чувствовали себя ге­роями, а не жертвами… Опыт собственной интроспекции В двенадцать, находясь у дедушки в Арзамасе, я руково­дил отрядом рыцарей, которые в дерзкой атаке опрокинули стойкое сопротивление отряда, собранного на соседней ули­це. А потом мы играли в футбол с ребятами из деревни, заби­ли гол, и нам банально, по-бытовому, «набили морды». Я с изумлением обнаружил тогда, что не могу сопротивляться. И не то чтобы страх сковал меня. Я просто впервые попал в такую ситуацию. Это была не игра в рыцарей, а реальность, совершенно по-иному окрашенная. И у меня не оказалось образа действий в этой реальности. Сейчас я это хорошо понимаю. А тогда был просто шок. Я помню, что неделю боялся выходить на улицу, еще ме­сяц — уходить дальше своей улицы. Я даже не испытывал стыда, настолько был силен простой человеческий страх. «Скользи», — говорила мне мама в детстве. Я не пошел мстить, так как хорошо осознавал свою слабость, но начал за­ниматься борьбой, чтобы перестать испытывать страх. Я за­хотел стать свободным. На первых порах мне понадобились сила мускулов и уверенность в себе. Теперь я понимаю свободу как способность мыслить вне навязанных стереотипов, чувствовать не по заданной про­грамме. Судя по тому, как развивается человеческое сущест­во, этого от нас, в конечном счете, и добивается эволюция. Но первым шагом к внутренней свободе все-таки была реши­мость побороть простой страх. Конечно, в моей жизни было много и побед, и пораже­ний, как и у любого. Но я сознательно искал в своих пораже­ниях луч надежды, каждый раз убеждая себя, что победа бу­дет. Однажды мне приснилось, что за мной гонится некто. Помню ужас, который толкал меня вперед, вдоль каких-то высоких кустов, словно я пытался в них спрятаться. От это­го ужаса я и проснулся. Но, осознав, что это был лишь ноч­ной кошмар, я мгновенно заставил себя опять погрузиться в сон, вернуться на то же место и сказать самому себе, а мо­жет быть, тому, кто меня преследовал: «Я не убегал, я тебя заманивал» и броситься в атаку. Меня словно вышвырнуло из тоннеля, образованного кустами обратно, навстречу вра­гу. Кстати, образ врага не помню, по-моему, это был просто сгусток страха. Я рванулся в атаку так рьяно, что меня бук­вально выбросило из сна. Но уже с чувством победы и об­легчения. Вы можете использовать магию слов. Например, когда внутренняя стихийная энергия бросает ребенка в бег по ледя­ной дорожке, вы не должны кричать ему: «Стой! А то упа­дешь!» От таких слов он, скорее всего, не остановится, а, мо­жет, и упадет. Куда разумнее крикнуть: «Держись! Не падать!» И так каждый день, только так. Понимаю, что думать о каждом слове, адресованном ре­бенку, трудно, но программа победы в подсознании вашей дочери или сына стоит того, чтобы за нее бороться.

 

ДУБИНКА ЭМОЦИЙ

Эмоциональная жизнь ребенка у открытых, оптимистич­ных, внимательных родителей похожа на уверенную прогул­ку по широкой ровной дороге, плавно поднимающейся вверх. В неблагополучной семье ребенок идет, как по горной тропе, спотыкается на порицаниях, сжимается на окриках, теряется при равнодушном молчании. Взрослые, работаю­щие с проблемным ребенком, должны контролировать про­явление собственных чувств. Эмоциональная реакция, осо­бенно, непонятная ребенку, всегда очень болезненна и в ка­кой-то ситуации может нанести куда более глубокую душевную рану, чем физическое наказание. Этого не случится, если вы будете следовать рекоменда­циям, изложенным в этой книге, и заблаговременно выстро­ите со своими детьми отношения доверия, искренности и любви. Только тогда вы будете в состоянии оказать реальную помощь юношам и девушкам в самые ответственные момен­ты их жизни. Изоткровения молодой приемной мамы Китежа: «Я пришла домой усталая и вижу: дети все разбросали в комнатах, перессорились и на меня втроем орут, чего-то тре­буют. "Успокойтесь, — говорю, — дайте вздохнуть". Но они меня не слышат, теребят, снять пальто не дают! Каждый стя­гивает внимание на себя. У меня чуть сознание не порвалось. Говорю старшей: "Настя, помолчи. Дай мне раздеться и прийти в себя. Потом расскажешь". А она что-то рыкнула в ответ и пошла к себе, да еще и две­рью хлопнула, а младшие на нее смотрят. Я за ней. Чувствую, меня всю гнев просто переполняет. Я помню свои мысли: "Это же так несправедливо, я для них все делаю, а они…" Но в последний момент перед дверью заставила себя оста­новиться. "Стоп, — говорю сама себе. — Что бы ты сейчас ни сказала, дочка тебя не услышит. Она в своих переживаниях. Надо всем успокоиться". А вечером Настя сама пришла, вино­вато обняла, была тише воды…» Вы — взрослый и, конечно, имеете право на роскошь чувствовать и демонстрировать свои чувства. Но какое отно­шение такая стратегия имеет к развитию личности ребенка? Это же просто управление маленькой личностью. Если она не забита и не задавлена, то осознанно или бессознательно будет противиться этому давлению. В прошлом послушному сыну или любящей дочери тут уже станет не до согласия или несогласия, теперь личность будет бороться за главное — за свободу, за то, чтобы вернуть себе рычаги управления, забрав из заботливых рук родителей. Эта борьба может проявиться в прическе или попытке убежать из дома, а может найти выход и в полном равнодушии к собственной судьбе. Проявление эмоций взрослыми – это уже серьезный вызов для ребенка. Еще более серьезным вызовом становится ожидание взрослыми, что ребенок проявит свои чувства. Но этот вызов — необходим. Мы постоянно добиваемся раскрытия эмоций от детей в Китеже, так как работать мож­но только с тем, что проявлено. Я позволю себе передать один из основных постулатов нашей педагогической системы в «графических» образах. У всех родителей есть возможность затрачивать определен­ную часть своих интеллектуальных, эмоциональных и духов­ных усилий на то, чтобы ежедневно отслеживать изменения личности ребенка и, чередуя «вызовы», препятствия и поощ­рения, направлять вектор этих изменений в нужную сторону. Без сомнения, это труд, требующий самоотдачи и дисципли­ны. Но только такой путь гарантирует установление глубин­ного взаимопонимания, доверия и любви. Именно в этом случае развивающиеся отношения между ребенком и роди­телем позволяют взрослому год за годом быть в курсе про­блем и сомнений, терзающих растущую душу. Именно при таком развитии отношений удается влиять на поведение ре­бенка «изнутри», на уровне постановки целей и нравствен­ных оценок. Как ребенок смотрит на мир, так и мы должны время от времени смотреть на ребенка — с изумленным доверием, пе­реходящим в яркое переживание единства и любви ко всему сущему.

 

ТЕРАПИЯ ВОСПОМИHАHИЙ

Мой первый опыт столкновения с человеческой неспра­ведливостью: учительница в первом классе обвинила меня в том, что в беседе с кем-то из друзей я назвал ее «противной». Я был послушным и боязливым мальчиком, мне бы и в голо­ву не пришло так думать об учительнице. Но ей об этом рас­сказали какие-то «послушные» девочки из нашего класса, и она предпочла поверить им. Трудно передать всю гамму чувств, которая оживает во мне, когда сейчас я вхожу в то де­тское состояние: это и простое наивное удивление, и страх от осознания: оказывается здесь, в классе, от этой женщины, которой я доверял, мне грозит опасность. Еще меня, помню, привело в растерянность то, что это обвинение было вынесе­но перед всеми одноклассниками. Сорок пар глаз смотрели на меня с интересом: «Эх, и влетит же тебе», лишь пара — с сочувствием. И так я стоял и потел в своей неудобной колю­чей школьной форме, ощущая кольцо недоброжелательного любопытства детского коллектива и полную невозможность оправдаться. Наверное, тогда я получил опыт «общественно­го страха» и осознания, что мне все равно не поверят. Он за­писан до сих пор в моем теле слабостью в коленках и холо­дом в груди, там, где сердце. Я едва дошел до дома. А родители дали совершенно не­ожиданное для меня истолкование всему происшедшему:

—Учительница — дура. Мы верим тебе, а она поверила де­вчонкам, которые по глупости на тебя наговорили. Но ты не обижайся. Они вырастут, и им будет стыдно. С девочками нужно дружить.

— Они предательницы! — заявил я тогда, чувствуя, как си­ла и уверенность возвращаются ко мне. (Кстати, сформиро­вавшейся тогда точки зрения по поводу девочек я придержи­вался где-то до восьмого класса, пока не влюбился сразу в двух.)

Я уж было, и забыл про эту историю, пока воспоминание о пережитом страхе не всплыло во мне слабостью в коленках и холодом в груди через 30 лет в ситуации, когда я снова ока­зался перед необходимостью опровергать клевету на собра­нии. Тогда я почувствовал, что тону в каком-то водовороте детских переживаний, где и обида на подлость, и растерян­ность от необходимости оправдываться, и безнадежность, корнями уходящая в детское «все равно не поверят и накажут». Я справился, но пережитое заставило меня вниматель­нее отнестись к собственным «заархивированным» воспоми­наниям — что там еще? Ведь эта масса прошлого опыта хотя и не осознается мной, но не лежит мертвым грузом, а участ­вует, подобно компьютерному процессору, в выработке моих реакций и решений. Там же, очевидно, располагаются корни интуиции. Как работать с этими пластами? Это вопрос не праздный. Ведь в глубинной памяти наших детей могут лежать страшные тайны, спрятанные, вытеснен­ные, но не стертые(!), а влияющие прямым или косвенным образом (ну не знаем мы каким образом…) на весь образ мысли личности. Вернемся снова к аналогии с ошибками программы и ви­русами, которые со временем накапливаются в компьютере и приводят к сбоям в его работе. Мы уверены, что человек в отличие от компьютера спо­собен сам вносить изменения в свою программу, вернее, ес­ли говорить языком компьютерщиков, самостоятельно чис­тить себя от вирусов. Работать с этой вытесненной информа­цией можно, очевидно, только тогда, когда мы вновь оказываемся захваченными болью воспоминаний. Поэтому первый шаг терапии — отправиться вместе с вашим ребен­ком в страну его воспоминаний. За душевной беседой в спокойной обстановке даже са­мые неприятные воспоминания уже не внушают ребенку привычного страха. Он может найти в себе силы заглянуть туда, куда до этого заглядывать не решался. Родитель рядом — он не торопит, слушает, защищает. Это как во сне, стоит до­тронуться до предметов — и они теряют жизненность и объ­ем. Посмотри в глаза тигру и скажи: «Ты не существуешь». И вот перед тобой уже не рыкающий тигр со зловонной пас­тью и шелест пальм вокруг, а плоская картинка на стене, ко­торая не внушает страха.

 

ЭФФЕКТ БАБОЧКИ

Процесс развития человеческой личности от эмбриона до взрослой особи строится на взаимодействии огромного количества условных траекторий возможных жизненных вы­боров. Для построения этих траекторий и учета всех факто­ров пришлось бы использовать бесконечно большое коли­чество показателей. Попытаюсь объяснить на самом примитивном примере: для одного ребенка драка во дворе — путь к комплексу не­полноценности, для другого — мотив стать сильным. На пси­хологический исход этой драки влияют ее причины и цель, последующая поддержка или наказание со стороны родите­лей, оценка друзьями, соотнесение произошедшего с опы­том, почерпнутым из любимой книги или фильма; а еще на­до учесть темперамент, настроение, общий эмоциональный фон, вероятность последующего реванша — и так до беско­нечности. Чтобы учесть все факторы, влияющие на выбор жизнен­ного пути, наверное, не хватит мощности никакой ЭВМ. Но не значит ли это, что тогда мы вообще не в состоянии пред­сказать результат наших педагогических воздействий. Можем! Ведь говорят же про некоторых: «У него есть та­лант педагога, скольких в люди вывел». Только вот у других, что работали рядом по тем же методикам, таких результатов не получилось. Неизбежный и вполне научный вывод: ус­пешные педагоги полагаются не на расчет, а на интуитивное схватывание ситуации в целом. Я не знаю, как объяснить этот механизм, но вынужден как практик считаться с его проявлениями и работать с ни­ми… «Цепочка случайностей привела к неожиданному результа­ту», — как часто мы слышим такую фразу. Обыденное чело­веческое сознание и не пытается проникнуть вглубь жизнен­ных потоков и разглядеть действие универсальных законов под пеной случайных событий. На самом деле мы просто не привыкли смотреть и замечать, то есть видеть. Я склонен считать, что в жизни человека, в узоре его личной судьбы все построено на жестких закономерностях и программах, неко­торые из которых мы уже можем почувствовать. Помните, как в рассказе Р. Бредбери нечаянно раздавили бабочку в юрском периоде, а в XX веке рухнули демократи­ческие реформы. Так писатель-фантаст обратил внимание на закон, который позже сформулировал ученый-метеоролог Э. Лоренс: «Движение крыла бабочки в Перу через серию не­предсказуемых и взаимосвязанных событий может усилить движение воздуха и в итоге привести к урагану в Техасе». Эта тема получила образное отражение в фильме «Эф­фект бабочки». Самое ценное в этом фильме — попытка зри­мо, образно объяснить обывателю, что жизнь хоть и состоит из случайностей, но уложенных в цепочки закономерностей. Но нет, не цепочки. Образ цепи подразумевает непрерыв­ность, а в человеческой реальности господствует дискрет­ность, скачки, непредсказуемые изменения траектории. В реальности никакой компьютер не способен учесть все факторы, влияющие на развитие ребенка во взрослого чело­века. Более того, самый ничтожный факт биографии может изменить весь вектор развития. Можно ли предсказать последствия этих ничтожных влия­ний, можно ли рассчитать жизненную траекторию? Описание явлений турбулентности, фрактальности, квантовых полей словно подталкивают нас к новому способу мыслить, в том числе к умению по-новому смотреть на развитие человека. Разумеется, на коротких отрезках взаимодействия взрос­лых с детьми результат предсказуем и вполне соответствует обыденной логике. Пообещаешь ребенку конфетку — он пойдет мыть посуду. Ближайшая цель достигнута. Но уже бо­лее отдаленные последствия такого практического решения проблемы относят нас в мир непредсказуемости. Например, на следующий день ребенок не будет мыть посуду без кон­фетки. А это вредно для зубов. Или через неделю он наестся конфет и вообще перестанет помогать по дому. Что вы буде­те делать тогда? Стирать неудачную программу поркой? А что если в результате вы получите не трудолюбие и послу­шание, а затаенную на всю жизнь обиду и ненависть к труду? В ответ люди, привыкшие видеть мир с позиции логики Аристотеля, начинают приводить примеры удачного прогно­зирования с помощью компьютеров. Так в свое время пыта­лись прогнозировать погоду. Иногда, даже удачно. Если бы не «эффект бабочки». Заметьте, взмах крыла может привести, но может и не привести к урагану в другом конце мира. Тут необходимо совпадение большого количества факторов, многие из кото­рых вообще пока не поддаются учету. В самом общем виде элементы системы «бабочка — ат­мосфера земли» являются взаимосвязанными, соответствен­но, они способны взаимодействовать. Бабочка воздействует на атмосферу — атмосфера на бабочку. Но как бы бабочку не трепало ураганом, она все равно остается бабочкой. У человека же есть удивительная особен­ность творчески воспринимать информацию, поступающую из окружающей среды, то есть менять программу поведения и меняться самому. Чаще всего такие изменения происходят совершено бессознательно. Фактически, это природная осо­бенность, заложенная в человеческое существо как условие его существования и развития. Для одного пережить ураган означает приобрести опыт и уверенность в своих силах, для другого — испугаться навеки. Ребенок — единая самоорганизующаяся система, нахо­дящаяся в постоянном процессе эволюции. Один из законов науки синергетики гласит: «Механика неустойчивых систем показывает, что малейшие отклонения могут привести к непредсказуемым последствиям». Нечаянно услышал резкие замечания в свой адрес, увидел что-то, что напугало, неверно понял реакцию взрослых — и жизнь пош­ла по совершенно новой траектории. Применительно к пе­дагогике это означает: «Как родители ни хлопотали над своим дитем, сколько денег ни вбухивали в его учителей, как ни бало­вали, а вырос тот еще…» У меня нет никакого другого совета, кроме как предло­жить родителям каждый день отслеживать изменения в рас­тущем и обновляющемся мире ребенка. Стоит потерять кон­такт на несколько дней, и в нем произойдут необратимые изменения, о которых вы не будете знать.

 

ЗОЛОТАЯ АКСИОМА ВОСПИТАНИЯ

Здоровый, гармонично развивающийся в нормальных усло­виях ребенок имеет в себе всю необходимую мотивацию к развитию так же, как гусеница, переживающая метамор­фозу через куколку в бабочку, уже имеет внутри себя до­статочно сил, чтобы научиться взлетать. Задача взросло­го – быть достаточно чутким и терпеливым, чтобы улавли­вать постоянно меняющиеся потребности ребенка, удовлетворять его любопытство и ставить достаточно мно­го реальных препятствий, чтобы в развивающейся личности не угасло желание к поиску. Гуманистическая психология утверждает, что нормаль­ный ребенок с интересом и удивлением тянется ко всему, что составляет его внешний мир, а также легко и непринужден­но демонстрирует свои навыки и умения. Привыкая нахо­дить удовольствие в познании, ребенок усиливает давление в этом направлении — так происходит развитие с постоянным чувством наслаждения. Стремление к новому переживанию ведет к новому познанию. Проверьте своего ребенка. Умеет ли он удивляться? Лю­бит ли узнавать новое? Надо ли приманивать его к урокам обещанием конфетки, или для него учеба и есть поощрение само по себе. При условии, что это его свободный выбор, а не принуждение родителей. Если ответы на эти вопросы по­ложительные, значит, вас можно поздравить: ребенок наде­лен душевным здоровьем. Результат этого — непрекращаю­щееся познание мира во всех направлениях и, разумеется, с нарушением ваших же запретов. Некоторые родители пытаются развивать интеллект, счи­тая, что так делают ребенка более разумным, облегчая ему задачу выживания в нашем мире. Но по большому счету да­же тут много неясного. Одностороннее развитие интеллекта может помочь вашему сыну обыгрывать компьютер, но ни­как не повлияет на способность быть по-человечески счаст­ливым. Как ни странно, ребенок часто подсознательно делает более правильный выбор, развиваясь хаотично. Научитесь радоваться даже тогда, когда процесс развития ребенка вроде бы направлен не в вашу пользу. Чашка разлетается вдребезги. Рука непроизвольно тянется шлепнуть. Вот тут-то и необходимо перевести фокус своего со­знания с ничтожных бытовых потерь на психологический ас­пект происходящего. Подумайте о том, что на ваших глазах происходит величайшее таинство обретения жизненного опы­та. Уже существующая внутри программа толкает ребенка рас­ширять границы возможного, а результаты этих попыток тут же обрабатываются и, в свою очередь, обеспечивают коррек­тировку программы. Шлепнете сейчас или закричите, и он на всю жизнь запомнит, что инициатива наказуема. А то и еще ху­же — начнет бояться, тогда вы вообще лишитесь возможности вносить корректировки в программу. Расслабьтесь и любуй­тесь ребенком. Насколько он естественнее, солнечнее любого взрослого. Пространство его сознания просторно, прозрачно, пластично, еще не застыло в железобетонноe убеждений. Это сознание выходит за пределы тела ребенка невидимыми лучами вопросов, оно собирает впечатления, трогает окружаю­щие предметы, потоки энергии. И направлено оно сразу во все стороны, ибо все интересно и все имеет значение. При наличии фантазии можно представить некое подо­бие мыльного пузыря или кокона, внутрь которого заключен маленький хозяин Мира. Стенки этого кокона собирают ин­формацию, но и защищают сознание ребенка от растворения в потоке сознания окружающих. Пузыри бегут по потоку, не растворяясь в нем. Внутри кокона находятся все необходи­мые ребенку представления о мире, обеспечивающие его мыслительный процесс и нормальную деятельность. Понем­ногу свободное, «разреженное» пространство сознания на­чинает обретать постоянную форму и заполняться. Так формируется Образ Мира. Он строится из образцов поведения и представлений, которые формируются из лич­ного опыта, воспоминаний, а также фантазий, надежд, обид и вообще всякого хлама. Итак, мы поощряем в ребенке САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ и признаем за ним право на проверку. В нашем случае «за­щитить» означает «объяснить и подготовить». Профессио­нальное и личное сливаются здесь в одно целое. Здесь не существует общих правил. Для одного ребенка будет обидно слушать ваши шутки, для другого непереноси­мо равнодушие, для третьего даже подбадривающая фраза: «Ты у нас все можешь» станет символом насилия. Все случаи индивидуальны. Главное: важно не то, что вы имеете в виду, а то, как это воспринимает ваше чадо.

 

ИHСТИНКТ ПОБЕДЫ

Даже конфликты родителей с детьми могут оказаться очень плодотворными с точки зрения обретения опыта и развития. Святославу было два с половиной года, когда мама впер­вые решилась уехать на несколько дней и предоставить мне возможность потренироваться укладывать ребенка спать. Святослав планировал продолжать игру и отказался подчи­ниться. После получаса бесплодных попыток уговорить сына я совершенно непедагогично вышел из себя и шлепнул его по попке. Это подействовало, но как-то необычно… Да, гла­за покраснели и набухли слезами, но сын не стал плакать и даже начал укладываться в постель. Я выключил свет и слу­шал с умилением, как рядом сопит обиженный, но не слом­ленный духом сынок. «Я уйду в детский садик, — донеслось из кроватки, — я уйду, а ты будешь скучать и плакать». Я промолчал, скрывая радость. Теперь я знал, что мой сын действительно любит меня. Этот феномен в психологии называется переносом. Святослав пытался напугать меня тем, чего сам боялся больше всего на свете. Меж тем сын, не­правильно поняв мое молчание, нанес еще один удар: «Тебя, папа, мама не любит. Она меня любит. А ты будешь плакать». Я ничего не ответил сыну. Пусть думает, что последнее слово осталось за ним. А мне в утешение досталось осознание совершенно нового факта: оказывается, мой сын уже прекрасно разбирался в тонкостях наших взаимоотношений. Он знал, что в нашей семье дорожат любовью. Поэтому он искал и безошибочно нашел возможное уязвимое место от­ца. Как он его нашел? В собственной душе, куда не побоялся заглянуть! Он не разделяет нас! Он чувствует: что больно для него самого, то больно и для папы. Он подчинился грубой силе, но не сдался на уровне сознания и продолжал бороться собственным способом. Это значит, что он имеет опору внутри себя. К тому же он доказал, что способен отождествить себя с родителями, по-новому взглянуть на проблему и вместо привычной эмоцио­нальной реакции (слезы или крик) найти достойный интел­лектуальный ответ. Не исключаю, что лежа в постели, он строил планы: «Вот когда я стану большим, я тоже отшлепаю папу…» Так оно, скорее всего, и было: ведь здоровые дети живут устремленностью в будущее, спешат вырасти, обрести новые навыки и умения, увидеть и испытать как можно боль­ше, нести ответственность, оправдать доверие. Я часто привожу примеры из моей семейной жизни не для того, чтобы представить себя идеальным родителем. На своем опыте я хочу продемонстрировать вам, что каждое мгновение вашего общения с ребенком — важный урок для осознания. Во многих случаях это явный или скрытый вы­зов вашей изобретательности, терпению и эмпатии. Когда вы установите этот незримый контакт с ребенком, вы уви­дите, что взаимодействие с каждым разом будет плотнее. Ваша интуиция будет подсказывать наилучшую форму ре­акции. Нам приходится держать в голове две, казалось бы, взаи­моисключающие вещи: 1) свобода и независимость ребенка от родителей позво­ляют ему опираться на свои собственные силы, обретая не­обходимый жизненный опыт. Так ребенок делает самостоя­тельный выбор, наиболее соответствующий его внутренней природе; 2) плотность, интенсивность, глубина общения ребенка с родителями напрямую влияют на скорость и разносторон­ность его развития. Значит, чем больше вы с ним общаетесь, тем активнее он будет развиваться. В основу его Образа Мира закладывается уверенность, проверенная на практике, в том, что мир хорошо организо­ван и поддается воздействию. Значит, можно протянуть руку и пощупать неизвестное, можно подать голос и не бояться, что тебя съедят. Пройдут годы, человек станет взрослым, но в основе его мировоззрения будет лежать все та же детская уверенность в том, что мир создан для него. И, значит, он бу­дет дерзать!

 

ЧУВСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ

Святославу исполнилось пять лет. На мою справедливую просьбу: «Убери игрушки», Святос­лав отреагировал кратко: «Не командуй. Где ПОЖАЛУЙС­ТА?» Так в нашей семье началась борьба за справедливость. Мы были готовы к ней, так как вопрос о своих правах и в бо­лее широком плане — о справедливости занимает самое важ­ное место в сознании наших детей. При нормальном разви­тии ребенок решает эту проблему годам к тринадцати, при «ненормальном» — мы получаем вечно недовольного взрос­лого с манией преследования. «Пожалуйста!» — сказал я, борясь с желанием дать по попе за неуважение к родителю. Но меня больше интересо

 

вало, как он поступит дальше. А он взял и пошел убирать иг­рушки! Теперь я всегда говорю «пожалуйста» своему сыну.

Такой опыт общения с родителями вселяет в Святослава общую уверенность в управляемости мира. Разумеется, не­льзя потакать капризам и идти на поводу у своего дитяти. Пусть борется за свои права. Борьба укрепляет силы, малень­кие победы дарят уверенность в себе.

В этом же возрасте впервые осознается обман. Ира со Святославом зашли в магазин и попросили вкусные пельме­ни. Продавщица дала пачку. Но дома, когда сварили и поп­робовали, оказалось, что пельмени «так себе».

— Все-таки нас обманули, — посетовала жена.

— Как, нас обманули? — буквально вскричал Светик. — Пельмени не сладкие? Тетя обманула.

Он возмущался весь вечер, несмотря на попытки объяс­нить, что пельмени и не должны быть сладкими. Он на все лады склонял обман. И на другой день, войдя с мамой в дру­гой магазин, сразу поинтересовался у продавщицы:

—А вы нас не обманете?

Через два месяца в магазин зашел со Светиком я. И он снова поинтересовался, не обманут ли нас.

— А что такое обман? — спросил его я.

— Это… Это, когда неправда, — подумав, ответил он.

— Значит, если ты обещал не капризничать, а сам каприз­ничаешь, значит, ты нас с мамой обманываешь. Ты это понял? — спросил я.

Он мгновение подумал. Потом глаза его загорелись по­ниманием:

— Да, я понял. Хорошо, я не буду капризничать.

Так в его сознании появился якорь, за который мы теперь можем зацеплять свои просьбы и вести переговоры на осно­ве понимания.

 

«Я РЕШИЛ БЫТЬ ХОРОШИМ…»

Сегодня ребенок сообщил вам, что хочет быть сильным, и поэтому готов хорошо кушать. Это очень утешительное осознание, но через какое-то время вам придется добавить к этому осознанию следующее: «Чтобы быть сильным, надо не только кушать, но и заниматься спортом». Потом он услы­шит, что грубая физическая сила сама по себе еще ничего не значит и куда важнее сила духа. А теперь представьте себе ситуацию, когда заботливые, но нетерпеливые родители пытаются закачать в сознание ре­бенка всю эту информацию в течение трех дней. Ребенок не успеет все это «переварить», собьется, испугается и, скорее всего, на всю жизнь останется приверженцем только той ис­тины, которую услышал первой. И вот вместо сильной лич­ности родители имеют закомплексованного толстяка. Вам, родители, необходимо просто поверить, что ваш ребенок не дурак, и, следовательно, у него есть способность делать выводы из ситуаций и самостоятельно обучаться, то есть вносить изменения во внутреннюю программу собс­твенного развития. Если провести аналогию с деревом, то я бы сказал, что садовник не в силах исправить кривизну ство­ла взрослого растения частыми поливами и порциями наво­за. Взрослый обязан действовать на тончайшем уровне со­знания, каждый день подбрасывая новые идеи, подталкивая к новым открытиям (или, говоря языком компьютерщиков, вносить изменения в программу, отвечающую за набор ин­формации). Поэтому вам придется научиться замечать мель­чайшие изменения в настроении и самочувствии ребенка, при этом помня, что перед вами лишь промежуточная сту­пень развития — личность, переживающая процесс транс­формации. Взрослый чем старше, тем больше тяготится неожиданнос­тями, все больше стремится к покою и предсказуемости мира. А ребенок каждый день новый, пластичный. Развер­тывающаяся в нем программа развития заставляет его на­чинать каждый новый день с проверки на прочность старых запретов в поиске новых путей и способов решения старых задач. Его гнетет рутина, которая так часто становится смыслом жизни взрослого. Хуже всего, если взрослый не понимает этого и раздраженно пытается встать на пути развития, которое он трактует как сознательное непови­новение или каприз. Вы сегодня долго беседовали со своим сыном о правилах хорошего поведения, и он пообещал, что завтра начнет но­вую жизнь. Именно завтра он аккуратно застелет свою пос­тель, уберет в комнате, умоется и почистит зубы. И вы засну­ли в благодушном предвкушении новой эры счастья. Увы, чем глубже иллюзия, тем тяжелее мы переживаем расставание с нею. Проснувшись на следующее утро, вы об­наруживаете, что постель убрана кое-как, комната полна хлама, а в ванную он даже не заходил. И в вас поднимается волна справедливого гнева… Но вот тут-то хорошо бы оста­новиться и понять, что все-таки произошло. Ребенок начал меняться. В глубине его сознания уже мелькнула мысль о том, что неплохо было бы выполнить весь договор и стать хо­рошим мальчиком. Более того, он даже попытался чуточку заправить постель. Потом, как говорится, не справился с уп­равлением. Но искра надежды уже затеплилась. Он знает, что виноват перед вами и мысленно обещает завтра все сделать как надо. Если вы заметите эту искру, если вы понимаете своего ребенка на этом тонком уровне сознания, то обяза­тельно похвалите его за первую попытку. Он обрадуется и повторит ее на другой день с большим рвением. Но если вы опять обрушитесь на него с укорами или по­пытаетесь наказать, то искра позитива угаснет. Ничто не ударяет так больно по душе, как несправедливость. Он-то в своих мечтах и планах уже начал меняться. Ну и что, что это пока незаметно по его поступкам. Для ребенка его планы и фантазии более реальны, чем-то, что происходит вокруг. Он подумал, значит, совершил, а вы не заметили! Переживание обиды (незаслуженной, по его мнению) может быть еще более сладким, чем радость победы. И он будет изо всех сил переживать вашу несправедливость, а вы еще поднажмете в надежде, что комната все-таки будет уб­рана. Ребенку уже давно не до комнаты. Ваш конфликт из простого непонимания (как следствия вашей нечуткости) переходит в стадию неприятия родительского авторитета, сомнения в вашей искренности и любви. Если вы подна­жмете еще, то душа вашего ребенка захлопнется, а уборка комнаты станет еще более ненавистным делом, чем раньше.

 

ЧЕСТНОСТЬ И ИСКРЕННОСТЬ

Глядя на нас, наши дети перенимают формы и способы реакции на окружающий мир, учатся ассоциировать эмоции с внутренним состоянием, приучаются обсуждать свои чувс­тва, то есть работать с обратной связью. Вот только в том мире, где рождаются чувства, похоже, нет железных зако­нов, а все изменчиво, текуче, непредсказуемо. Именно гля­дя на своих родителей, ребенок обучается любить, жалеть, сопереживать. Но в какой момент он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО заразится эмоцией и сделает ее своей, сказать почти невоз­можно. Дети все время проверяют нашу ЧЕСТНОСТЬ и ИС­КРЕННОСТЬ! Собственно, у них пока и нет другого способа убедиться в правильности своих выводов. Врать опасно. По­том столкнутся с правдой, разочаруются — обидятся на ро­дителей. Случай из жизни «Мои родители создавали атмосферу сказки: мир добрый, все люди добрые. Но потом разные события начали пошаты­вать мое мнение. Например, в шесть лет нашу квартиру обво­ровали. "Ага, и эти люди добрые? Все не так, как говорили ро­дители. Справедливость, долг, честь, достоинство… А не фи­га". Это я поняла тогда, в шесть лет! Те, кто обворовывал, еще и мои вещи изрезали и перевернули. И я увидела своих доро­гих кукол… И сразу у меня слова родителей всплыли. Но уже как издевка… Были потом ссоры и драки с друзьями, потом я поняла, что мир несправедлив. Еще помню, рано утром позвонили маме из больницы, мы еще спали… мама говорит: "У нас умер дедушка". А я зарыва­юсь в подушку… Почему он? Почему это с нами? Он ведь ничего плохого не сделал. Мне тогда лет восемь было. И думаю, почему нас лишили дедушки. И я все еще гоняю в себе это — все, что тебе в детстве рассказали родители — неправда. Я им говорю, чего же вы мне говорили не так… С детства нарастает во мне страх того, а что же будет дальше. И вопрос, а как же быть: если ты будешь добрым, то тебя все будут пинать; или будешь злой и будешь получать от этого радость». «А это хорошо?» — постоянно спрашивает ребенок (в воз­расте от четырех до восьми) у родителей, оценивая события в жизни или на экране. Он и сам может судить, но ему нужно подтверждение правильности выводов. Он еще не готов к са­мостоятельной интерпретации, поэтому ищет поддержки у родителей. И не вздумайте механически ответить: «Да». Сосредо­точьтесь и вникните в нюансы, иначе вы не будете уверены, какой образ сейчас уходит в глубинные файлы детского Об­раза Мира. Каждый момент общения с ребенком необходи­мо проводить с полной концентрацией, только так можно обеспечить участие в процессе формирования не только мышц языка, но и души. Надо научить детей видеть реальный мир и показывать ок­ружающим реального себя, то есть научить обходиться без программы, маски, готовых решений. Вы не должны сюсюкать, притворяться заботливым и снисходительным. Ребенок поймет, что вы неискренни! И тог­да перестанет доверять вообще всему, что исходит от вас. Очень важно выбрать нужный тон. Строить отношения можно только с теми детьми, кото­рые доверяют вам настолько, что готовы обсуждать пробле­мы ваших отношений, даже возражать вам. Вы же все равно в более выгодной позиции, поскольку обладаете жизненным опытом, значит, в дискуссии, скорее всего, победите. Вы на­чинаете воздействовать на ребенка, когда «шестеренки за­цепляются», когда вместо личины послушного ребенка вам, родителям, предъявляется реальный образ с обидами, болью, ожиданиями. Надо найти способ пробудить в маленьком существе, из­бегающем называть вещи своими именами, честность и ис­кренность. Пусть скажет: «Да, я обиделся на тебя». И это бу­дет правда, которая снимет камень с детской души, освобо­дит энергию. Умение искренне говорить то, что думаешь, подразумевает и готовность так же выслушать и искренне принять замечания в свой адрес. Это не так трудно, как кажется на первый взгляд, так как к контактам с вами ребенка неудержимо тянет одна из сил, заложенных от рождения. Эта стихийная сила — ЛЮБО­ЗНАТЕЛЬНОСТЬ. Стремление к получению сильных впечатлений, потреб­ность в удовлетворении любознательности есть такая же базовая потребность организма, как пища или безопас­ность. Иначе, зачем бы мы вешали в коляски яркие погре­мушки. Удовлетворяя эту потребность, ребенок получает радость, а иногда и ощущение блаженства, то есть радость высшего порядка. Какая удача, если он допустил вас к участию в этом празднике! Это и есть битва за интерпретацию. Но нам всегда некогда. Мы не знаем — то ли помогать ребенку постигать величие мира, то ли просто заставить его быстренько вымыть руки, съесть йогурт, вызубрить задан­ный в школе урок. А еще надо заставить его почистить бо­тинки, а в субботу надо поехать с ним к любящей бабушке… Бесконечный набор традиционных предписаний, дел, кажу­щихся необходимыми в силу их заданности ожиданиям учи­телей и родных. Насущные жизненные заботы отвлекают от более общих задач, сужают горизонт, к которому в идеале должен стремиться родитель. Если вы не помогаете ребенку понять мир, то это означа­ет, что он будет искать собственные объяснения. «Но если ребенку сказать сразу всю правду про взрослых — ему жить расхочется». (правильное наблюдение) Мы в Китеже считаем принцип честности и искренности основой нашей воспитательной системы. Но и это надо по­нимать с оговорками. Здесь важно не перестараться. Совсем не обязательно вываливать на невинное дитя весь набор сво­их проблем и открытий. Дарите ребенку только те «подарки», которые он может унести. У вас всегда должно находиться время для вашего ребен­ка. НО ВАША ЛЮБОВЬ ДОЛЖНА ПРОЯВЛЯТЬСЯ И В ТОМ, ЧЕГО ВЫ НЕ ДЕЛАЕТЕ И НЕ ГОВОРИТЕ РЕБЕНКУ. Ребенок должен постигать мир постепенно. При всей про­тиворечивости человеческой натуры и законов существования на первых порах (лет эдак до 15-ти) картина, создаваемая в со­знании ребенка, его Образ Мира, должен быть непротиворе­чивым. Но опять же на уровне простейших взаимодействий в нем должно быть все! Волк все-таки должен съесть бабушку и Красную шапочку. Но потом желательно, чтобы охотники убили волка, а бабушка с внучкой вышли из его живота живы­ми. Я в этой истории почему-то все больше начинаю жалеть именно волка. Но это сейчас, когда я вырос и стал улавливать нюансы. А в детской сказке пусть все так и остается: и жизнь, и смерть, и торжество добра. Ведь когда ребенок подрастет и узнает, что в сказке его дезинформировали, он приобретет очень полезный для жизни опыт: не доверять сказкам.

 

ВЫСШИЕ ЦЕННОСТИ КАК СПОСОБ ТЕРАПИИ

Святослав в четыре года плакал, когда в кино или сказке Зло побеждало Добро. В науке вообще модно говорить об объективности, то есть невключенности исследователя в происходящий про­цесс. Но воспитание и терапия — это скорее искусство. Вол­шебная, преобразующая сила искусства заключается в глу­бине и подлинности эмоционального переживания. Поэтому глубина и подлинность эмоций родителя и воспитателя по­могают ребенку понять вас, убедиться, что вы настоящий, живой, чувствующий человек. Все мальчишки любят смотреть кинофильмы про войну или поединки. Светик не исключение, но, начиная с четырех лет, его всегда интересовал именно моральный аспект любой войны. Например, на экране идет резня, а он спрашивает меня или маму: «Кто из дядей добрый и кто выигрывает?» Ведь, если режут хорошие плохих, то это — справедливо и тогда надо радоваться, а не огорчаться. Парадоксально зву­чит ответ: «Выигрывают добрые (в его понимании — наши), они уже почти добили злых». А что делать, когда мы смотрим фильм об Александре Македонском, который ломает строй персов? Где здесь Добро и Зло? Так я стал объяснять, что ча­ще всего на экране нет ни добрых, ни злых, а есть просто лю­ди, которые вынуждены убивать друг друга из-за жадности своих царей или из-за неспособности договориться и пойти на компромисс.

— А тебе, пап, кого жалко?

— Мне — всех.

В шесть лет он уже спрашивал меня: «А правда, добро не всегда побеждает зло?» Он из месяца в месяц возвращался к этому вопросу, как бы пытаясь приноровиться к этому не­удобному, неприятному, но очевидному закону человеческо­го мира. Героический конец в фильме «Тринадцатый воин»: вождь пал, но спас народ. Пятилетний Святослав сидит в слезах и хлюпает носом. А Вадим и Ксюша с удивлением заглядывали ему в лицо: «Что с тобой?» Святослав отворачивается, а вдруг то, что с ним происхо­дит — это стыдно? Я объясняю за него: «Святославу ЖАЛКО погибшего воина. Это правильно. Мне тоже жалко». Сын просветлел. Он получил поддержку и одобрение. Я для него — самый авторитетный источник информации о мире. Теперь не надо бояться насмешек и осуждения окру­жающих, и, значит, он может продолжать путешествие внутрь себя. Прислушиваясь к самому себе, он отважился сформулировать: «Мне жалко этого храброго человека, он ра­ди других погиб». Святослав убедился, что его переживания значимы не только для него. В более широком плане он убедился, что пе­реживать эмоции — это правильно. Дальше разговор переходит на абстрактные категории, с попыткой нащупать в себе, понять и назвать, что же такое жалость, обида, также, как к ним приводит жадность, жажда власти или мести. Но самое главное — что такое счастье. Да-да! Святослав и его друзья, которым по 5—6 лет, уже интересовались именно этими понятиями Мира-Общества. Святослав в шесть лет и три месяца:

— Папа, человек должен сам заботиться о своем счастье? Да?

Моя первая мысль, где он это почерпнул? Кто-то ему это сказал, а он теперь повторяет. Значит, это важно для него. Но почему ударение на слове сам? В какой ситуации ему эту истину сообщили? А что для него счастье, если я и сам-то не очень представляют, что это такое. Как видите, при таком количестве вопросов сказать прос­то ДА, означает позволить ему опустить в память некую ис­тину или ситуацию, о которой мне ничего не известно… Попросить его рассказать подробнее, что он имеет в виду рискованно: он или не вспомнит или собьется, застесняется, устанет и не сможет достаточно сосредоточиться на моих последующих разъяснениях. Работать с осознаниями надо быстро, легко и радостно… Значит, надо воспользоваться уже созданной ситуацией, пойти вглубь осознания и попы­таться наполнить его своим содержанием.

— Скажи, сынок, а что такое мое счастье? В чем оно?

— Твое? (Сразу посерьезнел.) В Китеже, в общине.

Вот эти ценности у него от нас. Значит, он вполне пони­мает, о чем я говорю и способен перенести это на себя. Я про­должаю, пытаясь расширить его представление о моих собс­твенных ценностях и закладывая важные понятия.

— Мое счастье не только в Китеже, но и в тебе, в маме, в любви к вам… — делаю паузу, чтобы он услышал и осознал, — Значит, чтобы мне быть по-настоящему счастливым, я дол­жен заботиться…

Тут я замолкаю и смотрю на него выжидающе. Я подвел его к ответу. Но открытие он должен сделать сам. Только тог­да это будет его истина и его радость достижения!

— Обо всех нас, кто вокруг!!! — радостно выкрикивает Святослав.

Открытие сделано. Святослав переживает радость, оттого что сам догадался. Он еще больше поверил в свою способ­ность думать и решать задачи. При этом он явно получил удовольствие от разговора с папой, и это тоже большое до­стижение. Но самое главное — он теперь знает, что его счас­тье зависит от того, как он строит отношения с окружающи­ми его мирами — миром семьи и миром общества. Теперь он будет куда более осмысленно налаживать отношения, и в бу­дущем это ему пригодится. Вот теперь мы подошли к самому главному. Если бы я писал докторскую диссертацию, то постарался бы доказать следующий тезис: «Стремление к и ДОБРУ и ВЗАИМОПОНИМАНИЮ заложено в каждом ребёнке. Бесчисленные события его жизни могут отклонить этот вектор в сторону. Но когда внешние условия предоставляют возможность жить в поле высоких ценностей, он начинает развиваться именно в этом направлении».

 

ПРОБЛЕМЫ ПОДРОСТКОВОГО ПЕРИОДА И КАК ИХ РЕШАТЬ

Если дефицит безопасности или любви не был ликвиди­рован на ранних стадиях развития, то перед вами оказывает­ся «проблемный подросток». На вид он уже может напоми­нать взрослого, но внутри его остается все та же детская не­уверенность в своих силах и детские способы реакции на вызовы окружающего мира. 17 Наш многолетний опыт работы с такими детьми показал, что «поднажать» или «закалить в трудностях» такого подрос­тка, скорее всего, не удастся. НАОБОРОТ! Надо дать ему возможность в ускоренном режиме все-таки дополучить все, чего он был лишен. Тогда у него появляется внутренняя уверенность и желание закреп­лять успех. Итак, общий план терапии: помочь ребенку вернуться к счастливым воспоминаниям и именно оттуда начать новое пу­тешествие; восполнить пробелы, удовлетворить детские по­требности в игре, привязанности, в сказках и мечтах, давая воз­можность прожить непрожитое, насытить свое прошлое, вер­нуться туда, где живет память. Ребенок не станет обсуждать собственные недостатки на том уровне искренности и готовности к осознанию, которая требуется для того, чтобы усвоить жизненный урок. Скажите ребенку: «Ты сегодня плохо выучил урок», и его первым внут­ренним инстинктивным движением будет «закрытие» созна­ния для того, чтобы избежать боли. Он уже знает эту боль по опыту предыдущих воспитательных бесед. Его душа закры­вается практически рефлекторно, все его органы восприятия заняты блокировкой возможной боли. Ну и нужно вам в та­ком случае сотрясать воздух? Даже если вам показалось, что в какой-то момент стоит сделать замечание или назидательный вывод, сдержитесь. На­зидание и вам-то не приносит особой радости, а с точки зрения ребенка может выглядеть просто вмешательством в его личные дела. Потерпите. Дайте привычке обмениваться новостями, стать обычной практикой в вашей семье. Пусть обязательными спутниками этих бесед будут вечерний чай, конфеты или варе­нье, ощущение умиротворенности, «приятности» и взаимо­проникновения. Начав с нейтрального и потому БЕЗОПАС­НОГО обмена новостями, можно постепенно переходить к более абстрактным темам: фантазиям о будущем, обсуждению морально-нравственных вопросов. Однако помните, что ини­циатива в выборе темы должна принадлежать ребенку. И не забывайте о невидимом «теле справедливости» 20, которым ребенок постоянно цепляется за ваши замечания, указания, даже неудачные шутки. Зная о том, что это тело су­ществует, вы понемногу научитесь различать его и не трево­жить без надобности. Иногда вы можете помочь ребенку сделать открытие, в Китеже мы называем такое внутреннее открытие ОСОЗНА­НИЕМ. А иногда общение — это просто общение, необходи­мое, чтобы ребенок твердо знал, что говорить с родителями о самых сокровенных вещах — это один из доступных ему ви­дов получения удовольствия. Во время таких бесед доверие и любовь крепнут. А это лучшая основа для непрекращающегося познания мира и одновременно лучшая профилактика обид, детско-юношеских страхов и болей. Если у вашего сына или дочери вовремя сформировалась привычка делиться своим состоянием и спрашивать совета, то даже пресловутая проблема «отцов и детей» теряет остроту. Нас, родителей, часто приводит в замешательство абсо­лютное нежелание детей разговаривать по душам, в трудных случаях прибегая к родительскому совету. Это обижает взрос­лых, расценивается как проявление недоверия. Впрочем, так оно и есть. Дети не доверяют нам, потому что не уверены в нашей способности хранить тайну. Они боятся, что все ска­занное взрослый передаст другим. Я привык сам справляться со своими проблемами. За все 14 лет моей прошлой жизни не было ни одного взрослого, кото­рый бы поинтересовался моими мыслями или настроением. Что ж ты думаешь, мне легко с тобой откровенничать? — впервые откровенно сказал мне мой приемный сын Кирилл, прожив с нами два года. Если общение не заладилось, спешите. Прямо сегодня, не жалея времени, начинайте приучать маленькую недоверчивую личность делиться с вами своими настроениями и чувствами, а для этого учитесь просто выслушивать, не осуждая и не чи­тая нотаций. Покажите мне взрослых, которые любят крити­ку! А ваша дочь или сын оказывают вам доверие, делясь свои­ми переживаниями. Они страдают от любого вашего неосто­рожного замечания. Вам придется прислушиваться ко всему, что говорит ребенок, вникая в сущность его переживаний. Вообще, вы должны постепенно научить ребенка обле­кать свои мысли и эмоции в слова. Иногда надо начать прос­то со словесного описания действий ребенка, например:

— Ты улыбаешься, глядя на эту куклу. Она красивая и тебе понравилась. Этот игрушечный робот холодный и твердый, по­этому он кажется тебе страшным, и ты хмуришься.

На более взрослой стадии:

— Пап, Витька сказал, что я — дурак, и мы подрались.

Ответ:

— Он сказал тебе это, и тебе стало обидно? Я знаю, как это бывает обидно.

Выслушать реакцию.

— Сам-то ты не думаешь, что он прав? Мы же все знаем, что ты не дурак, да и он знает, просто ему зачем-то понадоби­лось тебя обидеть, как ты думаешь?

Так вы переводите мысли ребенка с круга переживания ситуации на уровень анализа, при этом надо обязательно вы­слушать ответ.

— А когда ты подрался, что ты почувствовал? Может быть, теперь стоит помириться?

Не надо нравоучений и осуждения. Ребенку нужна по­мощь в решении самой главной задачи — попытки разобрать­ся в своих собственных чувствах и выразить их словами.

Из разговора по душам с 16-летней девушкой: «Странные у нас девчонки. Чуть мальчик не любит — так они за лезвие… и себя по щекам…» Откуда такая реакция? Вплоть до самоуничтожения — ре­зать себе щеки или руки бритвой? Об этом подруги девушки рассказывали с восторгом и ужасом, значит, существует та­кой способ поднять свой статус. При этом маме сообщается с улыбкой: «У меня все нормально». Когда острый приступ недовольства собой не находит вы­хода бритва становится самым простым решением. Более прос­тым, чем обращение за помощью. Физическая боль страшит меньше, чем необходимость обнажать душу перед взрослыми. Только подумать, скольких бед удается избегать посредс­твом душевной беседы в теплой семейной обстановке, от ка­ких глупостей могут уберечь родители своего ребенка, если только он не постесняется рассказать! Но много ли вы знаете семей, где сохранили такое доверие и ясность отношений? Нехватка времени, обыденные заботы не позволяют взрос­лым глубоко вникнуть в «детские» проблемы. Беседа — это очень сложно. Это врата в другой мир, это способ заставить человека сменить жизненную программу. Но как часто мы говорим: «Я ему миллион раз повторяла, а он все равно делает…» Значит, те слова, которые вы используе­те, не доходят до ребенка. Наша задача – научиться беседовать по душам, СОПЕРЕ­ЖИВАЯ. Только тогда инстинкт самосохранения маленькой личности «не сработает» и вам откроются тайны его внут­ренних переживаний. Прежде чем говорить, убедитесь, что душа ребенка открыта. Вы не можете напрямую начинать разговор о проблеме ребенка. Представьте себе, что кто-то из ваших знакомых, придя в гости, начинает разговор словами: «Ты в курсе, что у тебя есть проблема в общении со своей женой?» Будете ли вы с ясным сознанием и спокойным настроением продолжать эту беседу? Вряд ли. Вы сосредоточитесь на отражении агрессии, а не осмыс­лении новой информации. «Я что-то нарушил. Засмеют! Осудят!» — это мысли взрослого? Или в вас проснулся ребе­нок, боящийся, что его отругают за проступок? Главное те­перь доказать, что ты не виноват, что не нарушил ни прави­ла, ни законы. Но ведь в глубине души мы и в пять лет знали точно, что правила нельзя не нарушать. Важно просто вовре­мя найти оправдание! Но, в конце концов, и душевной беседы недостаточно! Просто узнать, что там внутри болит, не значит вылечить. Это может только сам ребенок, он должен сам захотеть меняться. Китежский подход — это беседа и содействие в прожива­нии жизненных ситуаций, несущих опыт. Беседа без практи­ческого опыта бесполезна. Опыт без обучения, я бы сказал, без развития способности анализировать происходящее и извлекать полезные выводы — пустая трата времени.

 

А ТЕПЕРЬ ОНИ ПОШЛИ В ШКОЛУ…

«Я никогда до Китежа не смеялся на уроках!» — Валентин (7-й класс) после недели пребывания в Китеже. Знакомство с обществом, выстроенным в систему, на­чинается у детей со школы. Обстановка в классе становит­ся проекцией огромного мира, фундаментом для всех вы­водов и обобщений, которые сделает маленькая личность на будущее. Так формируется отношение к учебе, школе, в широком смысле — к постижению Мира. Для многих детей здесь же начинаются первые серьезные вопросы: «Где мое место в ми­ре детей и мире взрослых?». Возраст с 6 до 11 лет — золотой период. На этой стадии особенно ярко проявляются трудолюбие, чувство долга и стремление к достижению успеха. Ребенок все еще хочет учиться в школе, если, конечно, взрослые не предпринима­ют специальных усилий, чтобы подавить это стремление. На этой стадии ребенка не должна удовлетворять безответствен­ная похвала или снисходительное одобрение. Его личность растет в испытаниях, питается одобрением значимых для не­го людей. Ребенок замечает, что его окружает ОБЩЕСТВО, и начинает строить свои отношения с этой новой для него сущностью. Откуда он получает информацию? Из личного опыта и разговоров родителей. Поэтому в такой момент ро­дители просто не имеют права допускать различия в оценках, двойной стандарт. Это может запутать растущую личность, поселить неуверенность и безверие. За каждым серьезным достижением должно следовать четкое подкрепление одоб­рением. Фраза родителя: «Я не привык хвалить», — является «должностным» преступлением. Для большинства детей, попавших в Китеж из детского дома, главная проблема — неумение заставить себя учиться. В их сознании успехи в учебе связаны с затратами сил, кото­рые не компенсируются радостью или удовлетворением от победы. Мы пытаемся сделать все, чтобы процесс учебы не вызывал страха или отвержения. Школа должна притягивать и успокаивать, учитель — вызывать доверие и любовь. Ох, как много зависит от первого школьного учителя! Для тех, кто верит только в дидактические и раздаточные ма­териалы, приведу цитату из книги Ш. Амонашвили «Школа жизни»: «Школа (скале) есть …ступеньки лестницы восхож­дения души. А носителем скале является учитель, то есть учи­тель и есть школа, школа в нем…» и далее «Образование есть процесс питания души и сердца ребенка всеми лучшими, высши­ми, возвышающими, одухотворяющими плодами человеческой культуры и цивилизации». Мой совет родителям — каждый день интересуйтесь тем, что происходит в школе на уроках. Не поленитесь сходить и познакомиться с учителями, особенно в начальных классах. Задача учителя — производить впечатление. Чем ярче впечатление, тем четче образ, оставшийся в сознании учени­ка. Создать связь между образом и силой, которая этот образ питает — функция учителя (не великого и единственного, а каждого человека, который занят воспитанием детей). Нормальный ребенок требует именно взаимодействия с учителем. Он не хочет быть пассивным слушателем. Вернее так, если ребенок не втянут во взаимодействие с учителем, то он ничего и не берет из урока. Где-то в 5-м классе (плюс минус два года) растущая лич­ность входит в новый этап взросления. Он характеризуется тем, что вырастает значимость оценки коллектива по срав­нению с оценкой, даваемой родителями. Мальчики и девоч­ки начинают самоутверждаться, бороться за место в иерар­хии, и тут очень многое зависит от культурных ценностей, принятых в среде сверстников. В интеллектуальной среде, где авторитет зависит от ус­пехов в школе и широты кругозора, каждый подросток стре­мится добиться признания в рамках общепринятых ценнос­тей. Если же среда смешанная, то неуспешный ученик может попытаться отстоять свое место прямо противопо­ложными способами. Он будет доказывать, прежде всего, са­мому себе, а потом уже и окружающим, что ему плевать на отметки в школе. Соответственно, он будет пытаться под­нимать свой авторитет в иной системе координат, принятой, например, в компании во дворе или в кругу таких же неус­пешных учеников. А те, кто не может поднять авторитет ни одним из воз­можных способов, свыкаются с подчиненным положением и стараются уйти из неприятной реальности. Пятиклассница начинает сосать палец и говорить с детской шепелявостью от страха перед сложной задачей. Она принимает облик грудно­го младенца, которому слабость служит лучшей защитой. А учитель в этот момент говорит с ней языком, рассчитан­ным на понимание взрослыми учениками. Он злится, а де­вочка еще глубже уходит в спасительное непонимание и без­ответственность младенческого периода. Тут-то у многих детей и начинается первое разочарова­ние. Социум берет их в свои объятия и заставляет отвечать не столько на свои внутренние, сколько на внешние стимулы. Эти вызовы (указания учителей, домашние задания, необхо­димость подчиняться распорядку) редко отвечают их внут­ренним потребностям. Представьте себя на их месте. Вам хочется изучить новый рецепт японской кухни, а кто-то свыше заставляет вас в этот момент читать книгу. Вы подчинитесь, но даже если это лю­бимая книга, чтение будет восприниматься как выполнение обязанности. А у принудительного труда КПД невысок. Во­обще, любой взрослый прекрасно понимает, как важно де­лать именно то, что хочется. И уж конечно, только при таких условиях возможно вдохновение, полная концентрация. Ребенка же с первых дней в школе заставляют делать не то, что хочется, а то, что надо, то, что положено по школьной программе. Посопротивлявшись, он привыкает подчинять­ся, а попутно обучается раздваивать свое внимание. Он рас­сеянно наблюдает за учителем, более-менее пытаясь соот­ветствовать образу прилежного ученика, одновременно про­кручивая на запасном экране своего сознания разные интересные истории, мечты и воспоминания. Мы думаем, что в идеале в дошкольный период и в млад­ших классах было бы полезно больше следовать индивиду­альным запросам детей. Вы же понимаете, что ребенок будет внимательно слушать только ответ на тот вопрос, который его волнует в данную минуту. Заставить его набирать инфор­мацию, в которой он не ощущает потребности, очень трудно. Конечно, понемногу создается привычка учиться. Дети ста­новятся, может быть, и менее любознательны, зато более со­знательны и организованы. И, конечно, учитель не может подходить индивидуально к вопросам каждого ребенка, осо­бенно если в классе 30—40 человек. Если же внешним стиму­лированием будут злоупотреблять родители или воспитатели детского учреждения в дошкольный период, то дети приучат­ся к пассивному сопротивлению, лишаясь возможности и потребности свободно самовыражаться. Наши ученики, увы, мотивированы чаще всего только пассивно сидеть на уроке. У одного это происходит из-за не­достатка энергии, особенностей темперамента, у другого из– за недостатка стимулов, из-за пониженных потребностей. Например, одному учиться интересно, то есть весело, а дру­гому скучно. И развеселить не удастся… Знаете, что должны делать заботливые родители в таком случае? ЗАСТАВЛЯТЬ. Но, заставляя, вы навязываете свою программу и даете ребенку право на обиду. Новая информация, вбитая посредством насилия, перева­ривается плохо, как пища, скушанная без аппетита. Работа с детьми открыла мне простую истину: человек тем охотнее учится новому, чем меньше усилий это требует. По крайней мере, усилия должны быть незаметными, как в игре. Дети могут играть днями напролет, генерируя огром­ную энергию без всякого напряжения и внутренних блоков. Но посади их учиться, и через полчаса они потеряют интерес и силы, а вы получите сопротивление и капризы. Мы готовим детей к жизни в большом и таком непонят­ном даже для взрослых мире. А чтобы выжить в нашем обще­стве, надо иметь хорошие мозги. В хорошей школе учеба почти тождественна интеллектуальному развитию. Образо­вание дает ребенку великое право выбора будущего пути, де­лая его хозяином собственной судьбы и сознательным граж­данином. Отсутствие образования превращает личность в беззащитного, закомплексованного обывателя. Развитое во­ображение помогает строить жизненные планы, научное познание — воплощать эти планы в реальность. У тех детей, кто оказался предрасположенным к интеллектуальному раз­витию, обучение становится способом повышения само­оценки и получения удовольствия. Факты надо не просто зазубривать, их надо научиться об­рабатывать и применять на практике в реальной жизни. А научиться этому можно, если только каждое «знание» понято, пережито и усвоено как свое. Для этого ребенок должен ХОТЕТЬ работать с этим «знанием». Путь к «охоте» лежит через радость, через стремление повторить удо­вольствие. Ребенок должен почувствовать вкус к постоянному переживанию открытий. Это, конечно, не модные в психологии «инсайты», а эмо­ционально окрашенные мгновения маленьких прозрений. К ним должен подводить взрослый, подводить и обращать внимание, так чтобы в зависимости от уровня культуры ре­бенок сказал или «У, блин!», или «Эврика!» Некоторые дети обладают этой счастливой способностью с рождения. Но и в этом случае взрослый должен оказывать постоянную моральную поддержку ребенку, показывая, что разделяет радость и удивление. На первых порах нелишне и специально обратить внимание ребенка на сложные задачи в учебнике или жизни. Важно, что ребенок обучается замечать их, искать решения и в конечном счете воспринимать поиск решений как гимнастику для ума, как вызов и радость. Взрослый подбрасывает задачи — ну-ка попробуй, ты же справишься, а вот это тебе еще не встречалось, сможешь? Такой подход помогает установить отношения сотрудничес­тва и не выглядеть в глазах ребенка занудой. Помните сето­вания фрекен Бок в «Малыше и Карлсоне»: «Ух, какая это мука воспитывать!» Взрослый должен тонко и кратко ста­вить акценты: «Молодец… как ты метко подметил!» Еще луч­ше действует непрямая похвала: «Полюбуйся, дорогая жена, какую картину нарисовал наш мальчик, почти профессиональ­но». Замечания такого рода позволяют ребенку сохранить не­зависимость, но при этом сравнить свой взгляд со взглядом родителей.

 

 

ПЕДАГОГИКА БЕЗ БОЛИ

Теперь мы перестали удивляться, что дети, попадающие к нам в кризисных ситуациях, будь то выходцы из благопо­лучных семей или из детских домов, одинаково плохо усваи­вают новый материал на уроках. Часть энергии, которая мог­ла бы помочь концентрации на уроках, увеличению объема памяти, уходит на то, чтобы подавлять страхи, полученные в раннем детстве. Ребенок слушает учителя, но для того, чтобы хоть что-то запомнить, он должен сделать усилие — захотеть запомнить, эмоционально окрасить услышанное, несколько раз повторить его «про себя». А у того, кто еще недавно потерял родителей, кто сражался за свою жизнь, в голове совершенно реальные для него картины из прошлого, фантастические планы как отомстить, разбогатеть, убежать. И эти воспоминания и мечты куда реальнее и красочнее, чем все, что происходит вокруг. Если ребенок на уроке решает собственные психологи­ческие проблемы, то он все равно не впустит в себя новую информацию. Вспомните, каких неимоверных усилий требу­ет от вас самих попытка переключиться после неприятностей на работе на милую воркотню супруги. Что уж говорить про подростка. Тут и новые задачи, которые надо решать со сверс­тниками, и новые ощущения, которые порождает в теле гар­монная перестройка, и переоценка своего места в мире. Растущая личность находится во власти образов, которые непрерывно всплывают откуда-то из глубин тела и сознания. Представьте себе, что вы лежите в окопе под бомбами, а ка­кой-то тип пытается втолковать вам про зиготы или косинусы. Многое из услышанного, имеет шанс осесть в вашей памяти? Учитель объясняет, ребенок слушает, но на промежуточ­ной части экрана перед внутренним взором видится что-то совсем иное — то, что осталось из детства, то, что лежит в области недостигнутых целей. Как отключить внутренний экран сознания, как напра­вить внимание вовне, сделать его нашим союзником, то есть средой, передающей непосредственно информацию от учи­теля? Для этого нужна потребность, то есть должны работать сильные чувства, которые усиливают концентрацию и дают дополнительную энергию. Редкий школьник будет учить уроки просто потому, что ему интересен сам процесс. (Хотя бывают и такие самород­ки.) У каждого свой мотив. Вам повезло, если ребенок учится для того, чтобы доставить радость вам или занять престиж­ное положение среди сверстников. Но бывает и наоборот! История, рассказанная 17-летним студентом МВТУ, про­ходившим практику в Китеже: «Я выучил таблицу умножения, можно сказать, назло ро­дителям. Пришли гости, я хотел быть с ними, а они загнали меня учить таблицу умножения, ну, я ее за час и выучил, хоть и не понимал, зачем. Это, чтоб меня к гостям пустили. Но все равно родители меня игнорировали. Дедушке я благодарен за свое полное детство. Он разнообразил жизнь. Бабушка пеклась и не отпускала на двор. Родителям было не до меня… А дедушка ходил со мной по пригороду, по заброшенным местам. Помню мосты, руины. Я до сих пор люблю картины разрушения, конец цивилизации. Я понял, что мир познаваем, и самое классное в нем — это путешествия. Лето — время свободы. Дедушка брал меня на стадион, он играл в шахматы, а я гулял, но внутри за­бора. Эту свободу мне предоставлял дедушка. Во втором классе одноклассник играл с пушкой из железа, и мне врезал ей по голо­ве. Кровь… Я отлежался, вернулся в школу и получил несколько пятерок — и все в классе сказали: "Ты не такой как мы". Я стал стараться держать марку, не быть как все. В 5-м классе я по­нял, что круто, чтоб быть не таким как все. Я начал любить даже классическую музыку. Так я понял, что мир в большинстве своем ограничен людьми, которые мне не интересны. И только в восьмом классе я встретил друга, который был тоже не похож ни на кого, и стал держаться за него, чтоб не быть как все. Он и не дал мне раствориться… Я понял, что мир изменяем. Насчет родителей, я так решил проблему — они стали для меня друзья­ми. Им всегда было не до меня. Я готов служить им своей неор­динарностью, но быть, как они я не хочу и не буду». На самом деле никого нельзя развивать насильно. Расту­щая личность может только сама ускорить собственное раз­витие, только сама залечить психологическую рану. А меха­ническое воздействие со стороны родителей может просто затормозить развитие или направить его по ложному на­правлению. Это подталкивание может вызвать (подсознатель­но) противодействие или страх. В отношении детей мы с уверенностью можем утверж­дать только одно — дети способны меняться. И в этом уже есть надежда! Метаморфоза заложена изначально в саму суть челове­ческого существа, в его внутреннюю программу. Только как войти в эту программу? Где она находится в человеческом существе? Здесь мы вступаем в пространство, еще не освоен­ное наукой, признающей пока только две фундаментальные составляющие: материю и время. Казалось бы, известная нам реальность этим и исчер­пывается. Но некоторые современные физики рискуют пред­положить, что мир невозможно объяснить без учета сознания или «духовного измерения». Мы уже переросли стадию наивного материализма, пола­гавшего реальным только то, что можно было потрогать. Для каждого из нас наши детские обиды и боль, мечты и фанта­зии — реальность, влияющая на самочувствие, самооценку, выбор жизненного пути. Это пространство менее плотно, легче поддается трансформации, в нем сосуществуют миф и реальность. Русский народ всегда интуитивно осознавал существова­ние этого «третьего» измерения, пытаясь выразить невыра­зимое теми способами, которые были доступны народной культуре. Так родилось сказание о граде Китеже, скрывшем­ся от врагов благодаря вмешательству высшей силы. Легенда гласит, что люди с чистой душой могут и ныне увидеть Ки­теж в глубинах озера Светлояр, потому что наши предки не сомневались: мир духа и мир материи сосуществуют, сопри­касаются, следует только научиться правильно смотреть…

 

КИТЕЖ

 

(терапевтическая реальность сказочного мира)

Терапевтическое сообщество «Китеж» — целостная мо­дель мира, предназначенная для развития детей, потерявших родителей или попавших в кризисную ситуацию. Все население поселка — 50 человек. Большинство из них — дети, потеряв­шие родителей. Внешне созданная нами система выглядит достаточно просто: приемные семьи живут в собственных домах; родите­ли формируют коллектив преподавателей в школе и группу хозяйственного обеспечения поселка. Каждый взрослый сов­мещает несколько профессий, многие работы производятся сообща. Управляется эта организация тоже сообща — Собра­нием всех членов «общины» и Педагогическим советом. Дети оформляются в приемные семьи через муниципальные орга­ны социальной защиты. Помимо этого в Китеже постоянно сменяют друг друга русские и иностранные волонтеры. Когда я пытался найти название для такой организации (творческий коллектив? научная лаборатория? деревня для детей?), то каждый раз убеждался в том, что в нашем языке нет адекватного названия. По какой-то глубинной сути та­кой социум, объединенный и общим взглядом на мир, и еди­ной культурой, и экономическими и юридическими связя­ми, соответствует термину «община». Но я не учел, что в на­шем современном сознании это слово имеет коннотацию суровой неподвижности быта, идейной ограниченности, связанную с историческим употреблением этого слова. В таком случае обобщенное название оказывается явно недостаточным, так как все решают именно нюансы значе­ний. Но выдумывать новый термин мне просто не хочется. Надеюсь, что со временем само слово «китеж» превратится в понятие, которое обозначит новое явление: целостный со­циум, созданный специально для развития детей. Когда я познакомился с аналогичными организациями в Великобритании, то обнаружил, что зарубежные коллеги ак­тивно используют термин «терапевтическое сообщество». Терапией мы называем борьбу с болезнью. Отклонения развития ребенка от нормального пути вследствие потери родителей или душевной травмы тоже бо­лезнь, и ее также должны лечить профессионалы. Да еще в особых условиях. Но не в больницах, разумеется, а в специ­альных оазисах, позволяющих травмированному ребенку снова обрести веру в любовь, собственные силы, разумность и добро окружающего мира. Развивающая среда Китежа состоит из трех базовых ком­понентов. 1. МИР ПРИРОДЫ. Окружающая природа и архитекту­ра развивают душу ребенка, направляют личность на поиск красоты и гармонии, снимают психологическое напряжение, создают благоприятный фон для терапевтической работы. МИР СЕМЬИ. Приемная семья дает обездоленному ребенку самое главное: ощущение любви, защищенности, помогает приобрести навыки, необходимые для нормальной жизни в человеческом обществе. Это основа в формирова­нии полноценной личности. МИР ОБЩИНЫ. Сообщество взрослых и детей поз­воляет в безопасных для ребенка условиях выработать уме­ние жить и трудиться в коллективе и при этом признавать право любого человека на индивидуальность. В реальности, окажись вы сейчас в Китеже, вы сможете увидеть срубы с башенками и резными крылечками цвета со­сновой смолы, резные наличники и ажурные мостики: эта­кое материальное воплощение картин Васнецова. Мы гор­димся этой «сказочной» архитектурой, считая ее необходи­мым условием настроя детского сознания на сказку. Почему на сказку? Потому что только в пространстве сказочного ми­ра возможны чудеса и превращения. Собственно, построен­ный нами поселок есть только материальный инструмент для работы с невидимой материей сознания. Отсюда и назва­ние нашего поселения — Китеж. В народном сознании это невидимый град, превращенный волей Господа в сосуд для хранения духовной энергии. В Китеже ребенок переживает сложный процесс чуть ли не полной смены Образа Мира. В этот момент он очень уяз­вим, многие из его жизненных установок подвергаются пе­ресмотру, чистке. Он может испытывать чувство стыда за свой прошлый образ жизни, может стараться забыть особо тяжелые эпизоды, связанные с воровством, насилием, сексу­альным опытом. В ряде случаев после отказа от старых жиз­ненных установок у ребенка вообще может не остаться фун­дамента для новой пирамиды ценностей. Тогда как фунда­мент, как точку опоры личности можно использовать светлые образы, полученные в раннем детстве, те, что хранят заряд веры в доброту мира, его справедливость и любовь. Создавая картину мира, мы опираемся на самые глубин­ные образы народной культуры, на сказку и миф. Мы не очень любим говорить о юнговском коллективном бессозна­тельном… ну не чаще, чем рыба замечает воду, в которой плавает. Но есть основания думать, что это коллективное бессознательное (архетипы) и создает мощнейший фон раз­вивающей среды, к которому во многих случаях нам стоит обращаться. В этом смысле наше государство даже не пони­мает, какую ошибку совершает, позволив Черепашкам-ниндзя и Спасателям в матросках занять место Садко и Ильи Муромца. Это не вопрос национализма, это вопрос идентич­ности Образа Мира, который закладывается с самого детства, в тот момент, когда ребенок начинает себя отождествлять с окружающими людьми. В чем суть большинства наших любимых сказок? В воз­можности волшебного превращения! Главное, что происхо­дит в Китеже — это волшебные превращения наших детей… Впрочем, это все в идеале. Действительность отнюдь не такая радужная. Мы начинали строить терапевтическую общину «Китеж» и брать детей, руководствуясь идеалистическими представ­лениями о том, что ребенку ничего не нужно, кроме любви новых родителей и нормального окружения, то есть добрых и умных людей вокруг. По русскому обычаю мы ввязались в битву и на ходу начали обучаться практическим приемам воспитания. Потом мы выяснили, что наш житейский опыт и, безу­словно, доброе отношение оказывают плохую помощь в деле воспитания детей, прошедших через кризис и насилие, и не­обходимо искать более надежные инструменты для транс­формации наших детей. Я окончил институт, защитил кандидатскую по истории, и, несмотря на это, Я БЫЛ НАИВНЫМ ДУРАКОМ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ МОЕЙ «РАЗУМНОЙ ЖИЗНИ»! Например, я думал, что стоит собрать хороших людей в одну общину, как они сами сделают свою жизнь разумнее и счастливее. Я ДУ­МАЛ, ЧТО СТОИТ ДАТЬ ДЕТЯМ ЗНАНИЯ И ЛЮБОВЬ – И ОНИ СТАНУТ СЧАСТЛИВЫМИ. Во мне тоже жил сказочный образ. Начинается бал. Взмах волшебной палочки — и Золушка превращается в красавицу. Великий сказочник Шарль Перро очень точно отмечает необходимые психологические условия, сопутствующие этой метаморфозе. Золушка по условиям сказки уже хотела по­ехать на бал, более того, она была готова прилагать определен­ные усилия, чтобы добиться этой возможности, — перебирать горох, сажать розы и т. д. Принцесса уже жила в Золушке как программа превращения куколки в бабочку. Фея лишь подала сигнал о наличии благоприятных внешних условий. Беда реальных детей состоит в том, что они не допускают возможности такого преображения, и поэтому даже появле­ние красивого платья и сказочной кареты не делают бал и принца более достижимыми. Взрослый просто обязан помочь, а это означает — при­нять правила игры, стать добрым волшебником, проводни­ком в этой стране сказок. Бывает немного неудобно играть в сказки, когда сам уже с головой погружен во взрослые дела. (Какие, к черту, эльфы, когда голова забита финансовыми сделками, компьютерными программами или новостями об очередной не сказочной войне.) Но поймите, ребенка вы мо­жете потерять именно в сказочной войне! Там он отрабаты­вает сценарий будущей жизни. Там ему понятней, безопас­ней. Пока он не победит волка в сказке, он не станет храбре­цом в настоящем лесу! Реальные законы проступают сквозь ткань мифа в очевид­ном, удобоваримом для человека виде. Вспомните героев ро­мана «Властелин колец». Полурослики воспринимали мир в простых образах и простых отношениях. Хоббиты — дети. Они наивны и любознательны, завистливы и склонны к лени. Все это свойственно детям. Главное, что они обладают счастливой детской способностью не задумываться о мире за границами своей страны. Толкиен с удивительной точностью объясняет, почему в их сердцах нет страха: «Сотни лет ничего не случа­лось… Их охраняли». Ребенок, не знающий страха, выросший в безопасном окружении маленьких, посильных вызовов, легко пересекает границы своего мира в поисках новых стран. У Толкиена эти страны расположены на земле и населены эльфами да гномами. В сознании ребенка существует множес­тво не менее волшебных стран, более того, с развитием созна­ния ребенка их число растет, а границы расширяются. Если ребенок не хочет выходить за рамки безопасного Хоббитона, чтобы делать открытия, то необходимо пробудить в нем эту способность, НАУЧИТЬ замечать чудеса вокруг се­бя. Не начав внутреннее «путешествие хоббита», детская лич­ность не подготовит себя к подвигам взрослой жизни. Но сначала такое путешествие безопаснее начать в вирту­альной реальности книжного мира.

 

ЛЮБОВЬ К ЧТЕНИЮ

 

КАК СПОСОБ ТЕРАПИИ

Шестиклассница Наташа после чтения «Мцыри»: «Я се­годня впервые как-то по-особому читала книгу и почувствова­ла себя внутри. Там был герой… мальчик. Ну, мне показалось, что он — это я. Те же чувства, проблемы… Прожив немного в нем, я поняла лучше свою жизнь». Семиклассник Андрей: «Я тоже ныряю в книгу. Сначала смотришь — буковки, буковки. А потом ты уже внутри и жи­вешь чужой жизнью». Рассказ детей о проникновении в пространство художес­твенного произведения, в пространство книги надо воспри­нимать буквально. Мы говорим о таком состоянии человека, когда он забывает о своей материальной оболочке, о матери­альной реальности вокруг него и перемещает свое сознание в пространство, созданное для него гениальным писателем. Ну, если и не гениальным, то обязательно талантливым. В бездарных произведениях нет пространства, туда нельзя нырнуть, они, словно выталкивают тебя назад, в реальность. В начале прошлого века те же мысли всерьез высказывал Н. А. Бердяев: «Я вижу смысл искусства в том, что оно пере­водит в иной, преображенный мир. Оно освобождает от гнету­щей власти обыденности и тогда, когда художественно изоб­ражает обыденность. Я называю буржуа по духовному типу всякого, кто наслаждается и развлекается искусством как потребитель, не связывая с этим жажды преображения мира и преображения своей жизни… Моя оценка романа связана со способностью автора заставить меня войти в свой мир, иной, чем окружающая постылая действительность». Человеческому сознанию дана уникальная способность входить в пространство книги, отождествлять себя с героя­ми, сопереживать и т. д. Но, увы, далеко не все дети это уме­ют. Как мы говорим в Китеже: колесики сознания не зацеп­ляются за чужую реальность. Ребенок читает слова и предло­жения, но не погружается в пространство произведения. Мы уже говорили, что любой, даже чужой опыт может быть усвоен нашим сознанием, только если он эмоциональ­но пережит. Не каждому дано делать выводы, просто наблю­дая течение жизни, не каждый может за цепью событий уви­деть закономерность и в таком виде освоить ее, обрести опыт. Талантливая книга — это специально подготовленная к потреблению эссенция чужого опыта. Настоящее произве­дение искусства пробуждает и чувства, и интеллект, то есть заставляет нас и мыслить, и переживать одновременно, а это

 

и создает необходимые условия для правильного усвоения жизненных истин. Книга дает шанс прожить много жизней, примерить на себя чужие, несвойственные роли и судьбы, убедиться в приемлемости или неприемлемости для тебя лично того или иного жизненного сценария.

Но книга подобна пещере Алладина. Надо знать магичес­кое заклинание, чтобы вход к сокровищам открылся. Каж­дый получает право на клад в соответствии со своим душев­ным строем и по мере своих сил. Более того, одна и та же пе­щера для разных людей оказывается то переходом в иную реальность, то экраном со множеством виртуальных миров, то просто складом информации, сродни библиотеке.

У некоторых детей, как и у Алладина, есть право крови на свободный доступ в пещеру. Других надо учить. Причем, для поверхностного взгляда между этими детьми нет никаких различий. Оба прилежно сидят с книжкой в руке. Но один может заплакать, отказаться идти спать, пока не дочитает, сказать про главного героя: «Я бы хотел оказаться на его мес­те». Это значит, ваш малыш начал путешествовать по мирам так же, как и лорд Корвин путешествовал по Теням Амбера. Это очень серьезно! Десятиклассница Маша П. в сочинении после чтения фантастического романа «Дюна»: «Я ухожу туда, к Муаддибу, всегда, когда мне особенно трудно. И вглядываясь в его жизненный путь, я вижу, что все мои проблемы меркнут на фоне испытаний, которые пришлось выдержать ему. Остав­шийся без родных и близких, потерявший свой кров и привыч­ный образ жизни, окруженный людьми, совершенно не понима­ющими его устремлений. Раз он победил в таких условиях, зна­чит, можем победить и мы. Я черпаю силу и надежду из этой фантастической истории, так как в ней есть какая-то доля истины. Герберт уловил что-то очень важное в основных зако­нах развития».

 

ТЕРАПИЯ ОБЩЕНИЯ

Чтобы вам было легче понять и простить детей, посмот­рите на взрослых — какими мощными оказываются у нас корни привычек и стандартных реакций. Человек, пришед­ший с фронта, ищет врагов; однажды обманутый не доверяет никому; почувствовавший власть, угробит всю свою жизнь ради иллюзии господства над другими. Стоит ли удивляться, что, перенеся маленькую личность из одних условий сущест­вования в другие, вам не удается достичь изменений в ее по­ведении и взглядах? Тело может находиться в самом мирном, благополучном окружении, а память, чувства и даже разум все еще существуют в прошлом, которое прочувствовано, пе­режито, осмыслено и потому более реально, чем создаваемое вами настоящее. Привыкший не доверять никому (условие выживания), ребенок не доверяет и создаваемой вами новой реальности. Значит, готовьтесь к проверке. Радуйтесь про­верке. Если она пройдет успешно, то ребенок будет готов принять новые правила игры и новый мир. Заметим, между прочим, что вы крайне редко можете ожидать подобных из­менений от взрослого, который предпочтет придерживаться своих заблуждений, не принимая новой реальности. Мы говорили о том, что взрослый должен воспринимать ребенка в потоке постоянных изменений. Но ВАС-то ребе­нок хочет видеть стабильным и предсказуемым. Маленькая личность еще не научилась диалектике восприятия, любые перемены внушают опасения. Непонятное вызывает страх. Избегайте парадоксальности поведения, будьте нарочито последовательны в своих действиях, оценках, привычках. Позвольте маленькому человеку изучить вас в спокойной об­становке. Когда он освоится в мире, уверится в своих силах, тогда ему будет проще обратить свой взор на нюансы, изме­нения, начать постепенно открывать многообразие интере­сов своих родителей и пытаться сознательно приобщиться к сложности вашей личности. Каждый взрослый должен ясно представлять себе, что именно он является самым важным фактором окружающей среды, именно от его слов, мыслей, поступков зависит на­правление и быстрота развития ребенка. Это значит, что «заведя» детей, вы, взрослые, до определенной степени лишаетесь привычной свободы говорить все, что вздумает­ся, и бесконтрольности своих поступков. Редко кто из родителей задумывается о том впечатлении, которое он производит на ребенка своим внешним видом. Мы попросили наших детей рассказать о первых впечатле­ниях от приемных родителей. «Я боялась жить у приемной мамы Х-ой. Она была неприче­санная и странно смотрела. Иногда она была просто страшная. А вот Лариса большая и теплая. Мне иногда хотелось, чтоб она была моей мамой». «Я не люблю, когда отец небрит, и от него пахнет хуже, чем от мамы». Итак, надо бриться, причесываться, хорошо пахнуть. Быть мягким и гладким в прямом и переносном смысле, то есть воздерживаться от громкого смеха и взрослых шуток. Наука не успела пока еще сделать общепринятым тезис о том, что дети напрямую соединены с сознанием своих роди­телей. Однако многочисленные примеры из жизни (ученый бы сказал, эмпирические данные) свидетельствуют о том, что дети, не понимая наших слов и поступков, воспринима­ют наше состояние в чистом виде, не анализируя, словно по­ток энергии, и замечают любую ложь. «Дети читают лица взрослых, как открытую книгу», — считал Януш Корчак. Может показаться, что если ваш ребенок «не блещет умом» и плохо учится в школе, то он плохо понимает и про­исходящее в семье. Но во многих случаях природа компен­сирует недостатки личности иными путями. У подобных де­тей обычно очень остро развита интуиция. Они мгновенно ощущают фальшь в ваших словах и поступках. Обычное за­блуждение взрослых — игнорировать это сверхчувственное восприятие. А именно оно позволяет детям распознавать лю­бую попытку обмануть их доверие, «играть роль», общаться по какой-то заданной схеме. Какое бы научное или мисти­ческое объяснение ни давалось этому феномену, для нала­живания отношений с детьми вам просто необходимо при­нять эту способность детей как данность. Из рассказа 14-летней девочки:

—Я чуть не попала под машину, вся трясусь, плачу, а рядом мама. Она тоже трясется и плачет и еще кричит на меня, так кричит, что я вдруг понимаю — она меня любит.

Такой «инсайт» во многих случаях является важнейшим источником преображения детской личности. На всякий случай оговорюсь, что ни в коем случае не имею в виду исте­рики, которые некоторые родители закатывают своим детям. Вообще, главная область ваших отношений, где эмоции яв­но вредят — это область «преступления и наказания». Для маленького человека всплеск наших взрослых эмо­ций — слишком тяжелое испытание, да к тому же малопо­нятное. Мы не говорим о том, что приемные родители не должны испытывать эмоции, просто постарайтесь убедить­ся, что ваша эмоция понятна ребенку. Вспомните, что ощу­щали вы сами, когда при вас ругались родители. Разве это не порождало у вас ощущение того, что мир рушится?

 

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

История Даши Это была хорошая московская семья. Папа держал свой магазинчик, мама работала инженером-строителем, и оба они любили своих сына и дочь. Даша:

— Мне тогда было 5 лет, а Сашке — 10. Родители остави­ли нас дома и попросили убрать квартиру. А Сашка свинтил гу­лять с друзьями. Родители пришли и наорали почему-то на ме­ня. А потом, помню, звонок в дверь — Сашка пришел, папа по­шел открывать, и такой грохот по коридору. Это Саша летит, а папа руку ушиб.

Мама:

—Нам врачи посоветовали отдать Дашку в санаторий на комплексное лечение. Ей было 7 лет, и она много болела. Я до сих пор недобрым словом вспоминаю этих врачей. Главное, по­чему они не позволяли мне навещать дочь? За месяц они попра­вили ей здоровье и сломали внутренний стержень.

Даша:

—Я помню санаторий, там было много детей, они дрались, лезли друг к другу. После этого я стала бояться оставаться од­на. Когда я вернулась домой, я уже не могла отпустить роди­телей от себя даже в гости. Много плакала. Они мне даже со­баку купили, чтоб я не чувствовала себя одинокой. Я одевала собаку, тренировала ее. Если ее рядом не было, я хватала плю­шевого мишку или зайчика… Так до 12 лет и боялась.

Всего месяц в санатории, и в душе поселяются страх и боль. Попытаемся проследить, как это происходит. В новой обстановке санатория Даша, привыкшая к тесному контакту с родителями, осознает себя брошенной. Среди воспитатель­ниц она пытается выбрать одну — добрую («Она мне книжки читала».) Но через восемь часов та сменяется. У маленькой личности просто нет ни времени, ни возможности устано­вить отношения безопасной привязанности в этом мелька­нии лиц. Вокруг дети, которые не отягощены такими про­блемами, они агрессивны, требовательны, готовы бороться за игрушки и место около воспитательницы. А наша Даша привыкла к другому Образу Мира и теперь озабочена одним — как защититься. Наконец ей в руки попадается большая и мягкая кукла. («С куклой удобно, ей же можно любой характер придумать, с подругами у меня так не получалось»). С тех пор девочка повсюду таскает мягкие игрушки с собой, как единс­твенное теплое безопасное прибежище. Папа привык быть главой семьи и вообще руководить процессом. Мама защищалась от проблем врожденным чувс­твом юмора. Дети любили родителей, но слишком часто не понимали команд одного и шуток другой. Где-то с седьмого класса старший брат Саша окончатель­но перестал учиться. Он принял облик рэпера, то есть надел широкие штаны, выпустил майку из-под рубахи и перестал реагировать на окружающую реальность, так как в его ушах застряли наушники от плеера. Даша в это время тоже броси­ла попытки делать домашние задания. Магазин отца был отобран за долги, и семья оказалась на грани банкротства. Наверное, в такие моменты жизни у людей и появляется возможность задуматься о смысле своего существования. Отец расплатился с долгами и увез семью в Китеж. Он не пы­тался делать вид, что знает, как помочь детям. Он обратился к нам. Сами дети отнюдь не считали, что им надо помогать. Даша в Китеже еще два года продолжала закрываться от проблем мягкими игрушками. При малейшем намеке на тре­вожную ситуацию она хваталась за игрушки и соскальзывала в детство, начиная говорить тонким писклявым голоском, вставала на четвереньки, утверждая, что она зайчик и с нее «взятки гладки». Девочка отказывалась взрослеть, то есть выходить из теп­лого мира своего прошлого. Надо было помочь ей осознать, что мир вокруг нее совершенно реален и, главное, пригоден для ее жизни. Пришлось начать с попытки убедить маму и папу оставить насмешливый тон в отношениях с дочкой и начать проявлять свою искреннюю любовь более традици­онными и очевидными способами. Теперь мама вынуждена была по три часа сидеть с дочкой за приготовлением уроков, к этому добавилось чтение книг и разговоры по душам. Так постепенно девочку приучали к мысли, что безопасное общение с родителями может проис­ходить не только в сказке, но и в реальности. По нашей про­сьбе старшие школьники начали в общении с Дашей подчер­кивать ее взрослость, требовали от нее достаточно разумных реакций на происходящее, игнорировали ее попытки впасть в детство. Девочка отбивалась как могла, при каждом удоб­ном случае все же впадая в золотое детство, закрываясь иг­рушками, наивностью, притворяясь непонимающей. Но «социум» продолжал давить, мягко, но настойчиво. Потом ее родители взяли в семью приемную дочку, которая была на год младше Даши, и нашей героине пришлось проявлять вы­держку, терпение и заботу, помогая новой младшей сестре постигать китежский мир. Это подняло уровень ее ответс­твенности и повысило статус в детской среде. Постепенно общие усилия дали результат. Девочка стала более ответственной, стала лучше учиться, у нее открылся талант к рисованию. И тут новая беда: умер от инфаркта отец. Вся община, затаив дыхание, ждала, как отреагирует девочка на это проявление глобальной несправедливости жизни. Но, говоря научным языком, регресса не наступило. Для меня это стало важнейшим подтверждением гипотезы, что дети, если мы позволяем им развиваться соответственно их внутренней природе, делают (даже неосознанно) выбор в сто­рону выздоровления, в широком смысле — в сторону ДОБРА. КРИЗИСЫ – ПУТЬ К ОСОЗНАНИЮ Из объяснений отца: «В пятом классе был идеальным по­мощником — рубил со мной дрова, ходил в походы, ни слова про­тив… А теперь врет, в глаза не смотрит, как чужой…» А маль­чик просто вырос. В детском возрасте мотивом для изменения бывает по­хвала или осуждение родителей, в период подросткового кризиса — это обычно страстное желание соответствовать ожиданиям сверстников. Образ Мира, созданный в детстве уже плохо помогает справляться с вызовами, которые встречают взрослеющую личность в окружении тинейджеров. В сознание поступает достаточно много свидетельств, что мир за пленкой знако­мых образов и оценок, возможно, не такой, как кажется. Личность в этот момент испытывает острую неуверенность в себе, сомнения. Привычные ценности находятся в хаосе. Нестабильность системы дает потенциальную возможность ее изменения. КРИЗИСЫ – необходимое условие личностного роста. Именно в состоянии кризиса растущая личность с болью прощается с детским представлением о мире. Просто у од­них это проходит более болезненно, чем у других. Но всем нам когда-то приходилось принимать упрямый факт, что мир не такой, каким его описывали заботливые родители. А это позволяет впервые более-менее реально осознать себя и свое место в мире. Вмешательство в этот момент особенно эффективно просто потому, что все старые связи между явлениями и образами действий уже и без того подвергаются переосмыслению. «Я жил в благополучной семье и, хоть меня особо не балова­ли, как-то привык считать, что мир добр, разумен и относи­тельно управляем. Но вот я пошел в школу и сделал грустное открытие: я не радую окружающих. Меня не любят! Приходится не быть са­мим собой, а затрачивать много усилий, чтобы невидимый мир человеческих отношений хоть иногда становился мягким и по­датливым, то есть, чтоб не ругала учительница, чтоб хорошо относились одноклассники. И ведь никто не объяснит в понят­ных словах, что делать». Личность отбрасывает старую программу и готова слу­шать советы тех, кому доверяет, чтобы выйти из кризиса и вновь ощутить душевный комфорт. Побежал, споткнулся, значит, готов к осознанию необ­ходимости смотреть под ноги. Подрался, получил — готов записаться в секцию борьбы. Но любое изменение самого себя — болезненно. Подрос­тки демонстрируют взрослым свою грубость и нетерпимость. Просто им больно! Ваша любовь должна проявляться как в увеличении плотности и интенсивности общения, так и в го­товности отпустить на свободу. Как часто родители, пытаясь удержать юношу или девушку от неверного шага, провоци­руют конфликт и лишаются возможности в дальнейшем ока­зывать влияние на образ мыслей и поступки своих выросших детей. Теперь нам, взрослым, надо перестроиться, найти новые подходы, доказать детям свою нужность и компетентность. Чаще расспрашивать, что на душе у детей, чаще оказывать моральную поддержку, высказывать одобрение, давать сове­ты, как им решать свои «взрослые» проблемы с одноклас­сниками. Мой совет — не торопите жизнь. Просто внимательно следите за всем, что происходит в жизни подростка. Уверяю вас, каждый день будет приносить уникальную возможность разобрать с ним ту или иную реальную ситуацию, добиться того или иного осознания. Эффективность такой работы рез­ко возрастает, если заказчиком «разбора полетов» выступает сам потерпевший. Поэтому он гарантированно будет слу­шать ваши объяснения и принимать советы. Иногда нетерпеливые родители хотят все сами расска­зать, всему научить, ко всему подготовить. Но тогда именно они выступают в роли провокаторов. И единственное, чему начинают учиться всерьез их сыновья и дочери — это искус­ству глухой защиты от собственных родителей. Проще говоря, если девушка сгорает от первой любви, не тратьте время на объяснение кулинарных рецептов. А если ваш сын только что получил первый «фонарь» под глазом, то легко помочь ему осознать необходимость записаться в спор­тивную секцию. Но вот разговор о компьютерах или теории пацифизма может оказаться простой потерей времени. В худ­шем случае вызовет отчуждение, раздражение, или осозна­ние: «Меня совершенно не понимают…» Еще раз повторю, не создавайте провокаций искусственно. Главная провока­ция — это естественные перипетии жизни. Где-то в 3—4-м классе у меня во дворе завелся враг. Его звали Юрка. Он был сильнее меня и, как теперь принято го­ворить, склонен к насилию. Из-за него я боялся выходить во двор. Но из-за него я впервые задался вопросом, а как на­учиться противостоять грубой силе. И мои родители вос­пользовались этим противостоянием, чтобы объяснить мне пользу зарядки. Еще года три я готовился к борьбе со своим страхом и слабостью в лице Юрки. Именно его образ застав­лял меня бегать кроссы и до седьмого пота молотить кулака­ми подушку. Итоговой драки так и не произошло — я стал сильным, и это внутреннее ощущение уже не требовало вне­шних подтверждений в виде мордобоя. Но стал бы я силь­ным, если бы мою решимость не питали страх и ненависть? Как говорят на Востоке: «Наши враги являются нашими луч­шими учителями». Поэтому, нравится нам рисковать или нет, для ребенка лучше, если он окажется вынужден разрешать конфликты в социуме. Еще лучше, в управляемом социуме. Момент выхода из кризиса, когда ребенок еще находится в нестабильном эмоциональном состоянии, как нельзя луч­ше подходит для вашего вмешательства, вы можете помочь ему сделать новое открытие, внести в память правильный образ действия. Мы не всегда можем выстроить сам вызов, но почти всегда можем повлиять на то, какие выводы после этого кризиса будут сделаны. Очень важно, чтобы дети привыкли обсуждать с вами все важные события своей жизни. Причем важные не с вашей, а с их точки зрения. Именно такие события и отложатся в их память. Помните: душевные раны надо врачевать как можно быст­рее. Иначе шрамы остаются на всю жизнь. Иначе в потаен­ных глубинах сознания накапливается информация о не­справедливостях и болях жизни. Что, пропущенное нами сейчас, вылезет на поверхность через десять лет? И еще: радуйтесь конфликтам. Любой конфликт, пере­житый сегодня, означает новое осознание, которое будет не­обходимо на следующем этапе жизни. Чем больше ситуаций удастся пережить и использовать для осознания сейчас, тем больше времени на реальные достижения и самореализацию останется у личности в будущем. Разумеется, конфликты полезны только в том случае, ес­ли они приносят что-либо новое. В противном случае у ре­бенка просто вырабатывается опасная для жизни привычка наступать на одни и те же грабли. Равнодушие часто бывает хуже конфликтов. Дети проща­ют даже ругань, если уверены, что так родители проявляют свою заботу. Равнодушие же не прощает никто! Если даже вы дарите подарки вашим детям, но забываете каждый день сообщать им простыми, понятными словами о том, что вы их любите, то к 14-17 годам контакт с дорогими чадами будет потерян. Увы, в наше время, когда родителям не до ребенка, объ­ектом безопасной привязанности становится компьютер. Именно он выступает в роли плюшевого мишки, дарящего тепло и уверенность в себе. Разумеется, в этих случаях при­ходится говорить не о гармоничном развитии человеческой личности, а о виртуальном мире, позволяющем вычеркнуть из актуального сознания образ «страшного реального мира». Одна иллюзия заменяется другой, развитие получает только абстрактное мышление, а весь внутренний творческий, эмо­циональный потенциал развития личности остается невос­требованным.

 

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

Мама навещает восьмилетнего сына в летнем лагере. Свидание длится минут пятнадцать. Главное содержание бе­седы: «Почему в грязной рубашке? (не дав шанса рассказать, как было весело лазать где-то в лесу, играть в песке…) Меня позоришь! Майки у тебя в чемодане. Переоденься, а меня не по­зорь». И так далее… Но ребенок не понимает при чем здесь позор, да еще мамин. Какие майки? Если он и хотел поде­литься чем-то важным, пережитым на новой ступени разви­тия, то теперь это стерто из его сознания. А вот раздражение против мамы, да и против чистой майки, будет нарастать. Учитель (раздраженно) ученику 5-го класса, недавно по­павшему к нам из детдома и не желающего сосредоточиться на уроке: «Читай, вот здесь параграф в книге, учи, а не то бу­дешь дураком, в институт не возьмут…» Возможные мысли ученика: «Опять обзывают. Но меня много раз обзывали. Это не важно — тем более от чужого че­ловека. Опять давят. Только бы высидеть и не поддаться это­му давящему миру. После уроков можно будет побегать по ули­це, покурить. Скорее бы уж». И все — нет ни учителя, ни класса. Задавленная страхом и напряжением душа улетает в мир грез. Ей не за что зацепиться в реальности. Слово «бес­толочь» рождает обиду, но не желание действовать. Ученик и так подавлен. Он бессмысленно напрягается, ощущает страх, давление, и, чтобы противостоять этим чувствам, он моби­лизует последние внутренние силы, которые еще можно бы­ло бы направить на познание. Не боюсь повториться, так как это очень важно: в ответ на давление взрослых ребенок превращается в закрытую сис­тему. А поскольку сознание не выносит пустот, то не посту­пающую извне информацию оно компенсирует собственны­ми домыслами и интерпретациями, все больше отдаляясь от реальности. Если, с вашей точки зрения, ваши сын или дочь действу­ют или думают неправильно, то, скорее всего, это происхо­дит оттого, что они видят мир в иных связках образов. Под словами «добро» или «зло», «радость» или «несчастье» они подразумевают не то же, что подразумеваете вы, поэтому в ответ на ваши увещевания или объяснения они еще больше замыкаются в себе, вместо того чтобы принять очевидное. Для них очевидное то, что видят они. А видят они то, что позволяет им увидеть накопленные в сознании изначальные образы. Вот их-то и надо менять. Для того чтобы внести из­менения в Образ Мира, который представляет собой единую, плотно увязанную систему образов, необходимо затратить большое количество энергии. Ну, и нужны новые обра­зы, которые будут более реальны, более притягательны для того, чтобы оправдать затраты энергии на изменение про­граммы. Надо понять, какие образы формируют мечту ваше­го ребенка, и попытаться именно на их основе построить систему координат для достижения цели. Итак, готовы ли вы учиться тому, как стать хорошим ро­дителем? Вам понадобятся совершенно новые черты харак­тера, которые чаще всего не умещаются в рамки привычного эгоизма вбитых в нас привычек и житейских истин, живот­ного инстинкта самосохранения. ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ИЗМЕНИТЬ РЕБЕНКА, ВЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ГОТОВЫ ИЗМЕНЯТЬСЯ САМИ. Я понимаю, насколько спорную, непопулярную мысль я сейчас высказал. Давайте попытаемся разобраться. Взрослый глава семейства, опираясь на традиционный образ идеаль­ной семьи, как правило, пытается выступать в роли непрере­каемого авторитета: «Я дважды не повторяю… сказал, как от­резал… не спорь со старшими». Он придерживается принци­пов, он выступает в роли главного арбитра в спорах. Причем за неимением времени и эта роль сводится до минимума, то есть оценок «хорошо — плохо», коротких и окончательных «да — нет», «накажу — похвалю». На уровне взаимоотноше­ний в семье устанавливается бинарная логика. Иногда родителям кажется, что ребенок так проще усва­ивает, иногда родители всерьез полагают, что мир так и стро­ится — на контрасте между черным и белым (добром и злом). Чем серьезнее убежденность родителей в своих принципах, тем меньше дискуссий можно ожидать со стороны ребенка, тем проще система взаимоотношений в семье. И все бы хо­рошо, если бы не наличие РЕАЛЬНОГО МИРА за окном. Этот мир тоже соприкасается с ребенком. И пусть малыш до 14 лет не в состоянии все проанализировать с помощью разу­ма, но чувствами, интуицией на уровне простейших взаимо­действий он начинает постигать и те, другие законы мира, полного противоречий, оттенков, переходных качеств. («Диалектика!» — сказали бы люди, искушенные в филосо­фии.)

 

АНТИКРИЗИСНАЯ ПРОГРАММА, или СВОБОДА ВЫБОРА…

Мама сетует: «Отец был гуманист и с пяти лет не наказы­вал, пытался только договариваться с сыном. Это я сейчас по­няла — его пороть надо было. А отец говорил, и ведь так умно, по часу вместе сидели, и он ему все разъяснял, как поступают хорошие мальчики, чем надо увлекаться… Ну, сын послушает и идет дальше на диване с наушниками валяться. Ему ничего не надо, ничего не интересно. Спорт не интересен, учеба не инте­ресна. И не верит, что его в армию заберут». Рано или поздно в сознании взрослеющего ребенка стал­киваются две программы, два Образа Мира. Один образ под­креплен авторитетом родителей, другой — мнением сверс­тников, то есть личным опытом общения с «себеподобными». Для взрослеющей личности мнение социума важнее, но родители отказываются это признавать. В результате капри­зы, истерики, попытки неподчинения, короче говоря, не­вроз. И аналогичное состояние у родителей! «Года в четыре я осознал — мне никогда не дадут полностью того, что я хочу. Но это не обида, а понимание. Мы с приятеля­ми на свалке разбивали камнями трубку телевизора, и это было здорово — краш! Разбить. И уже разбил, но на самом интерес­ном месте мама позвала обедать. И я так и не увидел, что внутри. Я понял, что все хорошее не может длиться вечно». «В 5—6 лет от меня стали хотеть чего-то, в частности хотели, чтоб я учился читать. При этом я читал и сам, но ро­дители этого как бы не замечали. Родители меня активно учи­ли. Например: просить стыдно. Мне это как-то дали понять. Типа — посмотри на окружающих, они мелкие сопливые с ле­денцами, ты таким не будешь, ты наш сын, ты будешь иным, просить — значит унижаться. Это, наверное, от отца, имен­но он хотел сделать меня не как все. А вот мама хотела, чтоб я не выделялся. И с тех пор ловлю себя на том, что живу часто в русле родительских надежд и боюсь не оправдать их. Но, с дру­гой стороны, я все делаю как раз вопреки их ожиданиям». «Годам к 15-ти я осознал, что жил со школьной скамьи, опираясь на первообраз, привитый родителями, — прямо по Стругацким: "Счастье для всех даром и пусть никто не уйдет обиженным". Теперь этот принцип опровергается жизнью, да и самими родителями. Папа все чаще говорит: "Надо думать о себе. Другие не стоят твоих усилий". Сами подарили мне мечту о счастье для всех. Теперь говорят, что все это ерунда. Значит, это иллюзия? Но ведь признавать это больно даже сейчас». Попробуйте ежедневно отслеживать, что происходит с вашим ребенком, менять свое поведение в соответствии с потребностями его развития. Если он молчит, значит, вам представилась уникальная возможность проверить свою эмпатию и по внешним признакам угадать, куда пошел поток перемен в сознании ребенка. Какие события оставля­ют глубокий след, какие — проходят незамеченными. По его реакции, вопросам и замечаниям можно судить о возникаю­щих логических цепочках, о том, какие выводы он склонен делать из услышанного и увиденного. Вот тут и необходима ваша интерпретация событий. Но эту победу надо готовить! Дети должны с ранних лет привыкнуть к тому, что имеют право выбора и не каждое их действие влечет за собой крити­ку или наказание. Если они научатся доверять вам и расска­зывать о своих страхах без опасения, что вы посмеетесь и осудите их, они смогут избавиться от страхов. Постепенно сам факт беседы с родителями будет приносить облегчение и чувство защищенности. Так вы получаете право на доверие своих детей и в более взрослом возрасте. Привыкните к мысли, что отношения безопасной привя­занности придется строить, как и любые другие отношения. А способ их создания один — общение. Если перед вами ма­ленький ребенок, то общение может начаться только по ли­нии эмоций, ибо ничего важного ребенок вам пока сказать не может. Ну и не переусердствуйте с наставлениями. Воспитание, как и политика, — это искусство возможно­го. Невозможным занимается война, но разве кто-нибудь из нормальных родителей хочет воевать с детьми? Тогда не ставьте недостижимых целей. Помните, что хоть вы и помог­ли маленькому существу явиться на свет, но это еще не дела­ет вас Творцом или Хозяином. Существуют врожденные черты личности, которые мало меняются с возрастом. Бесполезно переделывать тип психи­ки, присущий ребенку от рождения. Его надо распознать и принять, затем разумными воспитательными действиями сглаживать проявление тех черт, которые могут повредить ему в будущем. А еще в глубинах личности заложены специ­фические, только ей присущие комбинации талантов, целей, слабостей, в конце концов. И не будет покоя взрослому, если что-то не отыграно в детстве, если не опробованы предна­чертанные роли, не совершенны ошибки и не найдена доро­га к собственной судьбе. Это путь к счастью и самореализации вашего ребенка. Вы можете сбить его с пути, можете заставить реализовывать ва­ши собственные мечты, только не ждите потом, что он ска­жет вам спасибо. Такой подход к воспитанию ничего общего не имеет с обычным послушанием, которого требуют доми­нантные родителями. Конечно, при определенном упорстве ребенка можно вогнать в узкие рамки ваших ожиданий и сделать управляемым. Но тогда откуда же в нем возьмется способность находить нестандартный выход из сложных си­туаций. Впрочем, ребенку с большим запасом внутренних сил необходимость «уминать и продавливать» умных и сильных родителей может пойти и на пользу, как дополнительная тренировка. «У Саши завитушки на прическе. Она утонченная. Мне нра­вится. Прям, как ты, когда рассказываешь нам о жизни. Неко­торые взрослые говорят вот так прямо. А ты с завитушками… С тобой я чувствую напряжение. И весь мир иной…» — говорит мне 12-летний Ваня.

 

ПРЕПЯТСТВИЕ ВЫЗОВ

«Большинство людей проходят по жизни, не встречаясь ни с какими вызовами практически до самого конца, когда вызов им бросает сама смерть. У людей так мало врагов, в стычках с которыми, они могли бы испытать себя на прочность». Ф. Герберт «Бог-император Дюны». Д. Д., британский педагог-новатор, основатель одной из первых школ для детей, попавших в кризисную ситуацию, как-то признался, что завидует мне, так как в Китеже есть свобода бросать детей на препятствия. Я сначала не понял и попросил объяснений . «Я не имею права разрешить детям ко­лоть дрова! — признался Д. Д. — Вернее, я смог добиться разре­шения на то, что один ребенок в день может колоть дрова у меня под окном, чтобы я лично, как директор, мог наблюдать за его безопасностью. И еще нам запрещено гладить детей. Это может рассматриваться как сексуальное домогательство. Да­же просто оставшись с ребенком в закрытой комнате (напри­мер, для частной беседы) можно вызвать подозрения коллег». Эх, грешно осуждать чужие обычаи, а то бы я сказал, что общество в своей погоне за безопасностью доходит до пара­нойи! Чиновничье-бюрократический рай от педагогики! Все под контролем. А как же быть с потребностями детей? Где они научатся рубить дрова? Где они подготовятся к реаль­ным вызовам жизни? Это не беспокоит чиновников. Глав­ное — БЕЗОПАСНОСТЬ, которая за пределами виртуально-бумажного мира оборачивается жизнью, лишенной риска и смысла, пустым прозябанием без попытки реализоваться. Наша глубочайшая убежденность состоит в том, что дети должны рубить дрова и вообще приучаться к взрослой жиз­ни, полной риска и вызовов. А как еще юная личность может набраться опыта и развить все, заложенные в нее при­родой качества. Появились бы на свет «Алые паруса», если бы Грин не был задавлен нищетой? Не в прорыве ли от Ар­хангельска до Москвы формировался гений Ломоносова? Помните, как в «Унесенных ветром» в экстремальных обсто­ятельствах избалованная девочка-аристократка выросла в волевую, предприимчивую леди-босс? У нас есть история, заслуживающая не меньшего внимания, потому что она на сто процентов реальна. История Риты — Вообще, детство помнится смутно, обрывками, потому что разные места, перелеты, путешествия. Я родилась в Аш­хабаде, потом родители перевезли меня еще куда-то, папа слу­жил в армии, вот нас и бросало. Я много имела в раннем детстве, но еще больше мне не хва­тало. Я папу не очень любила, могла ударить его по лицу. Од­нажды пришли с мамой, а папа пьяный. Я ужаснулась. Тот че­ловек, который нас должен был защищать, сам стал опасен. Папа, он плохо к маме относился. Но к моим ногам мог поло­жить целый мир. Мои старшие братья этого не получали. Их отец мог бить, когда они плохо учились. Папа мне даже письма в стихах писал: «Дочка-раскрасавица, лапочка, лань быстроно­гая». Я, наверное, чувствовала проблемы, и была на стороне ма­мы, потому что она была мне ближе. Они поссорились в Орле. Мама узнала, что у него любовни­ца. Ему исполнилось 50 лет, и он ушел на пенсию, сказал, что поедет к любовнице в Сибирь. Они поссорились прямо на мосту. Папа взял меня и понес. А я кричала, хочу к маме. Мы переехали в деревню под Тверью, где наш друг обещал дать дом и работу. Но родители ругались и там, хотя от меня они пытались скрыть свои ссоры. Помните: дети чувствуют совсем не так, как мы, им боль­ше открыто. Вот вспомнила, когда у меня было яркое осознание! Уже в деревне. Мама шла с работы. Мне тогда 11 лет было. Я иду по дороге, несу сумку. А мама ругает меня, мол, по дому ничего не делаю, не помогаю, игрушки разбросала. А я иду по дороге, смот­рю на свою тень и думаю, а ведь мама-то у меня осталась одна. Отец ушел, братья не заходят. Теперь она может опираться только на меня. Надо ей помогать. Вот это — момент чистого осознания. Почему оно сни­зошло именно тогда? Почему снизошло на Риту, а тысячи ее сверстниц, попадающих в аналогичные условия, замыкают­ся в себе и вырастают эгоистками?

— А почему ты хорошо училась?

— Я была трусиха. В 1-м классе получила кол. И мне это не понравилось. Я решила больше никогда не переживать такого позора и стала учиться. Я училась, чтобы быть в безопасности. Потом уже пришла и жажда знаний: история, география.

В 7-м, 8-м классе мне уже не приходилось думать о «позо­ре». Я быстро делала уроки, и у меня было много времени на нор­мальную внешкольную жизнь. Я была президентом совета са­моуправления, брала на себя все ответственные поручения. Еще одно ОСОЗНАНИЕ, но уже прямо в реальном вре­мени нашего разговора! Чувства переполняют Риту. Глаза полны слез, но горят, щеки раскраснелись, голос вибрирует, но полон глубокой силы.

— Мама родила Ксюху еще в Твери. Незадолго до этого ее бросил второй муж. Я поняла, что Ксюху придется вытаски­вать мне. Она моя. (Рита начинает всхлипывать, но продол­жает рассказывать.)

— Я и сейчас к ней так отношусь. Это самое дорогое, что у меня есть. Мне тогда 11 лет должно было исполниться. Вот это осознание, что мы одни, меня и заставило поменяться. На­до было таскать воду с колонки, печку топить, мы плохо жили. Приходилось занимать деньги, в магазине что-то просить. Ме­ня захлестнула взрослая жизнь, и я понимала, что надо помо­гать маме, раз мы одни. А Ксюха вообще могла бы погибнуть без моей помощи. (Тут заплакала всерьез.) — Почему ты плачешь? Там, в этом воспоминании, больше радости или горя? — Я не могу говорить… Мне из школы приходилось бежать домой. Я никуда не ходила… Мне даже на дискотеки было неин­тересно ходить. Я спешила домой к Ксюхе. Я была в классе бе­лой вороной. Не курила, не дралась ни с кем. Мальчики уважали, не дрались со мной. Девчонкам, моим подругам, это было все чуждо, но в гости приходили. В деревне все знали про… второго мужа мамы. Папа однажды приехал к маме — драться. Вот тогда пришлось бежать за милицией. А он после этого отка­зался даже и деньги присылать. А брат Володя не пришел, когда Ксюха родилась, и ничего не сделал, (снова плачет) ничего, ког­да папа пытался бить маму. (Всхлипывает.) — …Когда я в 15 лет попала в Китеж, оказалось, что не могу выстроить отношений. Подруг не было. Женька с Надь­кой меня за волосы дергали. Я стала дружить с маленькими детьми. Как в деревне, мы носились по огородам — нас звали Тимур и его команда, так я и здесь стала делать то, что мне было близко.

 

ЭМПАТИЯ

Ребенок от рождения открыт. Он еще не знаком с болью, жестокостью, коварством. Встреча с болью запечатывает ду­шу на всю оставшуюся жизнь. «Я был открыт — и вот что получилось, я с болью усвоил урок и теперь никогда не позволю нанести мне эту душевную боль еще раз». Теперь разговор не о детях, а о вас, родители. Любите ли вы ваших детей? Если да, то поймите очень важную вещь: вы должны быть открытыми. Ребенок читает по вам законы ок­ружающего мира, вы — главный компонент окружающей среды. Чем больше вы открыты, тем больше информации он получит. Но это значит, что вы теряете право на спонтанные реакции: гнев, обиду, усталость. Чтобы научиться менять своих детей, надо изменить себя, то есть, прежде всего, развить в самих себе особые (но не мистические) способности. Я говорю об эмпатии. Это впол­не научный и распространенный на западе термин, означа­ющий умение видеть глубже внешней физической оболоч­ки, интуитивно воспринимая чужое состояние через отож­дествление с ним. Судя по многочисленным свидетельствам, наше созна­ние способно получать информацию из внешнего мира не только по каналам пяти привычных органов чувств, но и как-то по-иному. Большинство ученых стараются не высказы­ваться на этот счет, но каждый из нас на практике знаком с проявлениями этой способности сознания. «Сознание тела ни в малейшей степени не ограничивается самим телом, оно одновременно повсюду… Такое тело внезапно теряет границы. Оно Знает все. Оно Есть везде. Оно Живет повсюду. Это что-то вроде вездесущего сознания… поэтому оно проникает повсюду и чувствует себя „дома" во всем: в лис­точке травы, в ветре, особенно в страдании», — так писал ев­ропеец Сатпрем, посвятивший свою жизнь изучению йогического опыта Шри Ауробиндо и Матери. Я не строю теорий, я просто привожу наблюдения, кото­рые никакая наука пока не объяснила. Уверен, вы тоже може­те вспомнить случаи из жизни, указывающие на некоторые качества сознания, еще не описанные и не понятые наукой. Когда я серьезно заболел, а мама находилась за две тыся­чи километров на курорте в Сочи, она позвонила мне в пять утра и спросила: «Сынок, что с тобой случилось? Я не спала всю ночь?» А еще через несколько лет, уже в студенческие го­ды, я проснулся ночью в своей кровати от дикой охватываю­щей боли и лишь утром узнал, что в больнице, за десять ки­лометров от меня, в тот час умер мой дядя Витя. Как правило, мы не всегда доверяем таким вспышкам интуиции, нас не приучили обращать на них внимание. Но без них, без явных и неявных тончайших связей, каналов ин­формации, полей любви и поддержки маленькое человечес­кое существо оказывается неспособным развиваться как полноценная личность. И никакой формальной заботой о его социальных гарантиях, местом за школьной партой и га­рантированным трехразовым питанием не восполнить ваку­ума положительных эмоций, любви, ощущения своей нуж­ности, то есть связи с внешним миром. Дети очень четко ощущают, с каким состоянием созна­ния ты к ним подходишь: готов ли ты общаться честно, бла­гожелательно, можно ли быть с тобой откровенным. Взрос­лые, как правило, теряют эту способность. Помните анекдот про мужа и жену, когда жена, накормив мужа вкусными обедом сказала: «Теперь ты мой», а он отве­тил ей: «Сама мой!» Вот яркий пример того, как люди не слышат внутреннего смысла того, что говорят друг другу. А не слышат потому, что не настроены на правильное понимание. Причем не настро­енность в данном случае охватывает практически всю сферу сознания, ведь даже из анекдота понятно, что между этими людьми стоит не проблема мытья посуды, а весь комплекс взаимоотношений и взаимодействий. Анекдот показывает, что муж и жена находятся, по сути, в разных состояниях со­знания и просто не чувствуют друг друга. Был у меня случай, который я вспоминаю без удовольс­твия, как свою ошибку. Но он иллюстративен и поучителен во многих отношениях. Одна умная и ответственная старшеклассница отпроси­лась у меня с общих работ под предлогом необходимости го­товиться к экзаменам. Я ее отпустил, но внутренне был раздо­садован. От нее я ждал большей сознательности в работе на общее благо. В этом настроении я зашел к ней в комнату через час. Она лежала на диване и слушала музыку. Я так разозлил­ся, что у меня перехватило горло. Я молча показал ей пальцем на дверь, а когда мы вышли во двор, то так же, не говоря ни слова, указал пальцем на большую кучу мусора. Потом я мах­нул рукой в сторону помойки, мол, перетаскаешь. В тот вечер она жаловалась подругам: «Я на минуту пере­рыв сделала, а тут как назло, пришел Морозов, РАЗОРАЛСЯ». По сути, она была права. Хоть я и не издал ни одного зву­ка, она получила от меня всю гамму ощущений, как если бы я разорался. Скрыть свое раздражение я не смог. Значит, я, как профессионал, просто не имел права испытывать те чувс­тва, которые испытывал. В Китеже хочешь, не хочешь, приходится соприкасаться душами. Пианисту необходимы ноты для исполнения этю­дов, но учителя учат его не нотной грамоте, а тонкости чувств и вдохновению. Это роднит работу педагога с интуитивным прозрением поэта или творчеством художника. Педагог дол­жен развивать в себе способность чувствовать траекторию развития ученика, его силы и место в мироздании и интуи­тивно нащупывать пути для наилучшего развития. Именно интуиция позволяет учителю и воспитателю на­ходить правильные способы выхода из трудных ситуаций. Для этого необходима способность воспринимать личность ученика в движении, постоянном изменении, как целостную систему, включенную в единую систему «Человечество — природа — космос». Для того чтобы мыслить таким образом, требуется просто иной уровень сознания, более тонкая связь воспитателя с «субъектом воспитания», родителя со своим ребенком. Для меня прикосновение к детской душе — это вполне конкретное ощущение. Что-то заставляет сердце биться силь­нее, теплая волна выходит из груди и касается сердца, бью­щегося напротив. Словно единый поток соединяет две души, даря ощущение покоя, доверия и необычайной близости. Умение воплощаться в мысли и чувства близких, то есть эмпатию или отождествление, научное мировоззрение начи­нает понемногу признавать за нормальную способность лю­бого развитого человека. На Востоке феномен отождествле­ния хорошо известен в разных философских традициях и не связан с какой-либо конкретной религией. Интересно, что детям способность глубоко проникать в мысли и чувства дру­гого человека присуща от рождения. Американский поэт Уолт Уитмен был абсолютно незна­ком с восточной философией, но ему был знаком феномен отождествления: Был ребенок, который гулял каждый день, И, увидев какой-нибудь предмет, он становился этим предметом, И этот предмет становился частью его на весь день, или часть дня, Или на многие годы, или на целые века. В России многие православные старцы являли дар про­зорливости, мгновенно постигая душу того, кто обращался к ним за помощью. Возможно, в конечном счете, это единственный надеж­ный способ понять ребенка и помочь ему. Научные исследо­вания, конечно, тоже необходимы, лишь бы они не станови­лись догмой и, открывая путь к диссертациям, не закрывали пути к истине. Мой опыт общения с детьми и родителями показывает, что талантом «воплощения» обладает практически любая ма­ма, способная отвлечься от обыденной суеты и сосредото­читься на более тонких материях мира. ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ не только помогает родителям понять своего ребенка, но и самому ребенку острее и искреннее переживать окружающий мир. Умение «созерцать сердцем», как говорят в Японии, дает ребенку мощный источник радос­ти, которым можно разгонять внутренние страхи и сомнения.

 

ТЕРАПИЯ ЛЮБВИ

Любовь всегда основана на доверии, даже когда это не проговаривается вслух. Тому, кого любим, всегда дарим больше своего внимания. Сомнения и критика обычно со­здают непреодолимую преграду на пути принятия ребенком новых образов, передаваемых родителями. Только золотая нить любви, протянутая от сердца к сердцу, позволяет на­прямую, без искажений передавать жизненно важную ин­формацию. Дети бывают дерзкими, бывают неблагодарными. Но по­чему они должны быть другими? Они могут до определенно­го времени скрывать свою обиду на мир, но, осознав безо­пасность окружающей обстановки, обязательно попробуют и такой вид давления или «использования» взрослых. Может быть, поэтому так любят приемные родители рассказывать истории о том, как выращенные ими дети приехали поблаго­дарить, выказать добрые чувства. Мы особенно радуемся каждому проявлению такой любви, потому что в действи­тельности они крайне редки. «Абсолютное условие любви — это открытость; в идеале — взаимная, но порой — открытость со стороны одного любящего человека. Открыться — значит стать уязвимым, — писал Ан­тоний Сурожский. — У человека есть способность быть ране­ным в сердце и не отвечать ни горечью, ни ненавистью; простить, принять, потому что ты веришь, что жестокость, измена, не­понимание, неправда — вещи приходящие, а человек пребывает вовеки. И умение пронести эту готовность верить до конца и лю­бить ценой своей жизни для того, чтобы не только ты, но и дру­гой выросли в полную меру своих возможностей — это подвиг». Подлинная любовь и признательность детей, даже самых что ни на есть родных, вообще штука редкая. Это надо, как ни грустно, признать. Только тогда мы сможем хотя бы в рамках Терапевтического сообщества сформулировать ре­альные планы и цели, а не растравливать душу необоснован­ными ожиданиями. Но и без любви нельзя. Для заживления ран, нанесенных душе ребенка, необхо­димо средство, проникающее именно в душу, заставляю­щее ощутить новую реальность, свободу, собственную бесконечную важность для кого-то еще, то есть средство, по эффективности воздействия равное чуду. Из воспоминаний 20-летней девушки: «С раннего детства меня не покидало ощущение собствен­ной малости и страха перед окружающим миром. Люди воспри­нимались равнодушно, как часть пейзажа. Даже родители. Я их не чувствовала. Они меня любили, но как-то по-своему, без проникновения. Накормить, одеть — тут они были очень внимательны. Но я, видимо, хотела другого — душевного кон­такта. А тогда я ничего не могла понять — просто ощущала недостачу чего-то важного, теплого. У меня был случай, когда я жалела маму. Я запомнила это ощущение именно потому, что оно было непривычным. Обычно, хватало формального изображения любви — правильных слов, правильных поступков. Люди не знают ничего большего. А боль­ше — "Это уже не прилично ", — как говорят мои родители, — "И вообще, что люди подумают?" Это они не говорят, это они так дышат». В нашей культуре как-то не принято обсуждать с детьми этот самый важный предмет. И тогда дети начинают считать, что с родителями говорить об этом стыдно, а надо только со сверстниками во дворе. Человеческая личность так устроена, что обязательно должна найти некий выход для стихийных страстей, подни­мающихся из недр бессознательного. Но для этого выхода нужен образ, и лучше, если его дадут родители. Из разговора с десятиклассником в Китеже: — Что такое, по-твоему, любовь? — За время жизни в Китеже слышал много версий. Недавно разговаривал с Шуриком и теперь думаю, что любовь — это когда благостно все. Когда ты спокоен, душа удовлетворена. Нет, когда душе есть к чему стремиться. Когда идеал досяга­ем… Или нет… Не знаю. Любовь — это любовь. Душа нашла идеал, и она к нему стремится. Если я даже что-то выдумы­ваю, я выдумываю с собой реальным, не рыцаря в доспехах, а се­бя нынешнего. Случай из жизни Ко мне в дом на очередной «разбор полетов» пришли три наших молодых учительницы: Женя Р., Маша П. и Ма­ша К. Святослава было не с кем оставить, и он просто сидел рядом и слушал, как мы обсуждаем психологические про­блемы наших детей, придумываем способы воздействия, игровые ситуации. На него особого внимания не обращали; он спокойно слушал, иногда перемещался между нами, за­лезал ко мне на колени, листал книжки. А потом, когда со­вещание закончилось, Святослав подошел ко мне и про­шептал на ухо: — Я люблю всех трех . Кого? — не понял я. — Девочек — вот этих — всех трех. В этом сообщении закодирован вопрос: «Я переживаю сильное чувство, оно распирает меня изнутри, требуя выхода. Но, папа, хорошо ли это и что мне с этим делать?» Собствен­но, и слово «люблю» он употребил наобум, так как не мог по­добрать другого. — Ну и скажи им об этом, — предложил я, демонстрируя мужскую солидарность и серьезное отношение к его призна­нию. Светик весь изнутри словно засветился, таким соблазни­тельно простым оказался выход из затруднения, но, подумав, покачал отрицательно головой. — Стесняешься? — спросил я. — Да. — А ты подойди к каждой и скажи ей на ухо. Я до сих пор не уверен, что именно это слово подходит для описания подобных светлых переживаний. Но как еще можно было назвать это чувство — «приятие», «безопасная привязанность»? Сын поколебался немного, но потом неспешно и основа­тельно сделал так, как я советовал. Интересно было смотреть на то, как менялись лица девушек. Они тоже не очень пони­мали, что делать в такой ситуации. В нашем коллективном опыте нет предписаний, как реагировать на искреннее объ­яснение в любви со стороны пятилетнего мальчишки. Впро­чем, оказалось, достаточно просто поблагодарить и чмокнуть в щечку. Святослав, довольный, сел за стол и занялся рисованием. Похоже, на этом этапе познания мира тема оказалась исчер­панной. Он чувствовал себя победителем. Он рискнул и по­лучил приз — радость и благодарность. Первый опыт, самый сильный, самый яркий уже в силу своей первозданной но­визны, удался. Поэтому, именно этот первый опыт и запи­сывается как программа в основу личности. Потом в школе Святослава будут высмеивать за попытку сказать кому-нибудь на ухо про любовь, потом ревнители нравственности объяснят, что любить можно только одну девушку и обязательно нужно сделать ее своей женой. На не­го еще успеют навесить чувство вины, изрезать его свободно текущее эмпатичное сознание ножом запретов на лоскутья обид и негативного опыта. Но главное уже сделано. Внутри него все равно будет жить глубокая подсознательная уверенность, что любить лю­дей — хорошо. И нет ничего стыдного в том, чтобы говорить о своем чувстве. А те, кто смеется над этим, просто чего-то лишены в этой жизни. Так закладывается основа свободного развития и отваги жить не по предписанным образцам, а в поиске. Это риско­ванно, но только такой путь ведет к счастью. Из одной душевной беседы с юношей из хорошей семьи: Почему ты избегаешь слова «любовь»? Потому что я не знаю, что это такое; правда, раньше я не замечал того, чего не знаю. Вспомни родителей, вспомни раннее детство. Ты и тогда не ощущал, что такое любовь? Не помню, что я ощущал. Но с этим словом у меня ничего не связано. Но, очевидно, родители меня любили. Даже в том, как ты это говоришь, видна неуверенность. Как раз для тебя это не очевидно. Твой главный орган чувств — очи — этого не видят. Попытайся вспомнить что-нибудь, свя­занное с родительской любовью. Помню, мне подарили надувного медведя Бонифация. Я был потрясен. Мне до этого не дарили ничего. У меня игрушки как-то сами появлялись. Их было много, два мешка резиновых игрушек… очень много машинок, но я не помню, чтоб мне их да­рили. Когда ты впервые услышал слово «любовь»? Во втором классе ко мне подошла девочка и сказала: «Я тебя люблю». А меня вырубило. Я, во-первых, не знал, как реагировать, а во-вторых, не знал, что значит это слово. Вот тут его и прошибло. Проговорив эти фразы, он внутренне вспыхнул, я физически ощутил, как сгустился воздух вокруг нас. И я явственно понял, что он там разгля­дел в себе. Ну вот, договорились: обида на отца и на мать! Ты дума­ешь, что они тебя не любили… А лицо мамы, склоняющееся над кроваткой для вечернего поцелуя со словами: я люблю тебя? Ты о чем? Мне никогда не говорили таких слов. Мне не объясняли ничего про любовь. Я все-таки думаю, что тот случай с девочкой во втором классе и был первым реальным случаем… Они тебе устраивали дни рождения? Будь они прокляты — эти дни рождения. Меня везли на дачу, где был один и тот же шашлык и родственники, которых я не хотел видеть. И так до 14 лет. А я хотел собрать друзей и так, чтоб без родителей, в городской квартире… Без этих ду­рацких подарков, которые мне были не нужны… Тебя не спрашивали, что подарить? Нет, это им в голову не приходило. И про дни рождения не спрашивали, как я их хочу справлять. Они меня как бы не за­мечали… Когда ты понял, что тебя не замечают? Я этого вообще не понимал. Я же не знал, как должно быть в идеале. Инстинкт родительской любви миллионы лет оставался главным условием выживания новорожденного человека. Без любви матери, без альтруизма и самопожертвования, ге­нетически заложенного в родителях, малыш был бы обречен на гибель. Таким образом, способность любить — это дейс­твительно дар Божий, главное условие выживания каждого человеческого существа и всего человечества как вида. Разумеется, это слово у каждого из нас вызывает свои ас­социации, поэтому я сразу оговорюсь, что не имею в виду физический аспект любви, более того, не всякая родитель­ская любовь достойна уважения. Невротиком ребенка может сделать не только родитель­ское пренебрежение, но и родительская любовь. Кому из вас не знаком тип мамы-наседки, которая трепе­щет над своим чадом с момента рождения? Врачи в роддоме давно заметили, что излишняя нервозность мамы передается еще ничего не понимающему, но уже все чувствующему мла­денцу. Почему-то многие родители считают, что именно любовь дает им право становиться тиранами и контролировать каж­дый шаг вырастающих детей. Это не любовь, а инстинкт собственника, так как основа этого чувства — эгоизм. Спас­ти ребенка, избавить его от страхов и комплексов может только чистая альтруистическая любовь. Она свободна от низменных устремлений, корысти, ревности. Она позволяет родителям гордиться успехами сына или дочери, не припи­сывая эти успехи только своим собственным стараниям. Эта любовь дозволяет ребенку быть самим собой, то есть создает наилучшие условия для его свободного развития. В этом вопросе подход гуманной психологии вполне со­гласуется с духовной, библейской точкой зрения. Проверьте себя. С вашей любовью все в порядке, если вы с удовольствием наблюдаете за ежедневными изменениями в поведение ваших детей, несмотря на то, что очень хочется стабильности и постоянства, и сохраняете хорошее настрое­ние, даже когда любимые отпрыски, с вашей точки зрения, ведут себя «неправильно». Вы радуетесь процессу, а не ждете результата, признаете за ними право на ошибку, не предъяв­ляя претензии, а, стремясь понять и помочь. Такой подход оправдан и с духовной, и с моральной то­чек зрения. А в терапевтическом плане он просто открывает вам новые возможности для понимания своего ребенка. Ведь если любишь человека, то сосредоточиваешься не на своих чувствах, а на его внутреннем мире. Пословица гласит: в душу не заглянешь. Но та же народная мудрость утверждает, что лицо — зеркало души. Для чуткого сознания любящих ро­дителей душа ребенка открыта.

 

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

История О. Девочка О. росла без отца, а мама — представительница одной из самых древних в мире профессий — часто оказы­валась не в состоянии отвечать не только за дочь, но и за саму себя. Однако среди чужих пьяных угрожающих дядей мама оставалась единственным лучиком добра и надежды. Так ребенок осознал необходимость контролировать собс­твенную мать. Даже в детском доме О. не забывала мать. В самом потаенном уголке ее сознания стоял алтарь моло­дой, красивой, доброй богине, которая в воображаемом бу­дущем водила дочку по магазинам и дарила ей косметику. А сама О. в том же измерении волшебно преображалась в некое подобие куклы Барби с длинными белыми волосами и ярко накрашенными губами. Где-то на дне этого волшеб­ного мира находился подпол, куда О. не любила загляды­вать. В его темной глубине хранились воспоминания о страшных дядях и тетях, а также их делах, о которых О. не рассказывала никому… В Китеже девочка по собственной инициативе ушла из двух семей, так как не желала принять ни одну из женщин, пытавшихся занять место приемной матери, и отвергала по­пытки установить отношения доверия и привязанности. Еще бы, ведь опыт выживания гласил, что женщинам нельзя до­верять ни в чем. После трех лет пребывания в Китеже она по собственной инициативе выбрала себе приемную маму, но и с ней отка­зывалась говорить о своих проблемах, держалась насторо­женно. Психологические изыски и разговоры по душам она отвергала, предпочитая прямое давление на маму для выби­вания «вкусностей и красивых обновок». Она настолько не доверяла и новой маме, что отвергала даже драгоценную для остальных детей помощь в деле приготовления домашних за­даний. К тому же она ежедневно выискивала малейший повод устроить скандал: не буду вставать, не буду это есть, не буду причесываться и т. д. Во-первых, эти разборки с приемной мамой помогали девочке получить ощущение контроля за происходящим в доме. Во-вторых, это стало извращенным способом защиты от возможной агрессии со стороны мамы. Во время скандала она не вспомнит, что надо заставить доч­ку делать уроки, а после скандала еще будет время просить прощения, рыдать, мириться, целоваться. В заботе о ближнем главное не перестараться. Ваша по­пытка создать для ребенка безопасные отношения не должна лишать его инициативы и умения рискнуть, иначе ваша за­бота станет тормозом для его развития. Комфортные отно­шения не дают достаточного стимула развития тем, кто все­ми силами стремится задержаться в детстве. У ребенка не должно возникнуть ощущения, что он маленький царь, а вы — его слуга. Иначе он мгновенно найдет способы мани­пулировать вами. Удивительный парадокс: даже абсолютный двоечник, не умеющий, казалось бы, связать двух слов, очень быстро разберется, как выжать из вас батон колбасы, отбить­ся от ваших попыток заинтересовать его чтением или при­влечь к мытью посуды. Чтобы соблазн стать «маленьким царем» не замутил со­знания ребенка и не превратил его в циничного манипулято­ра, вы должны приучить его к мысли, что вы сильный. Силь­ный человек может позволить в отношении себя любые про­верки. Он наделен терпением. Оно вам понадобится, так как ваш сегодняшний успех никогда не гарантирует успех за­втрашний. Теперь снова вернемся к девочке О. Прожив с новой при­емной мамой больше года, она стала «поговаривать» о готов­ности измениться. Дело в том, что старшие школьники (в лучших традициях нашей общины) стали беседовать с ней о ее поведении. У нас это называется «давление окружающей среды». Увещевания мамы можно было по традиции игнори­ровать, а вот замечания старших товарищей вроде «…ты на­всегда останешься пупсом», «…пока не перестанешь кривляться, к тебе ни один мальчик не подойдет» и т. д. оказали на пяти­классницу мощное педагогическое воздействие. Она приня­ла решение меняться. Но маме от этого легче не стало! А у вас такое было? Вы долго беседовали с дочкой о пра­вилах хорошего поведения, и она пообещала, что завтра на­чнет новую жизнь. Именно завтра! А сегодня все происходит по-старому. Но тем не менее… Начало положено! Искра на­дежды уже затеплилась! Если вы продемонстрируете веру в искренность детских намерений и обеспечите одобрение, де­ло пойдет. Доживете вы и до убранной комнаты и до многого другого… Прошло полтора года. И вдруг однажды О. спросила свою маму, что она думает о любви, потом — о будущем. Разгово­ры стали наполняться смыслом для обеих. Мамины подсказ­ки позволили девочке успешнее решать жизненные пробле­мы. Это в свою очередь убедило девочку в том, что опора на маму не только приятна, но и полезна. На этом этапе историю О. можно было бы и закончить. Она повзрослела и научилась наводить порядок в доме. Но, что гораздо важнее, она стала замечать окружающих людей и учиться договариваться с ними. И первым, кто вздохнул с облегчением, была ее приемная мама. Из этой истории видно, как часто в сложных ситуациях бесполезны приказы, наставления и наказания. Поэтому мы говорим: воспитание детей — это искусство, а искусство тре­бует от художника определенного душевного состояния, ведь в любой момент ребенок может задать вопрос, подслушать или подсмотреть, заболеть, впасть в отчаяние и т.д. Вот поче­му надо осознавать себя родителем или воспитателем «без перерывов на обед». Все ваше личное пространство — поле взаимодействия с собственным ребенком. Трудно. Но только так вы закладываете фундамент взаи­мопонимания и любви. Привыкнув к вашей надежной пред­сказуемости и силе, ребенок в трудную минуту совершенно естественно обратится к вам за советом или помощью. Более того, в этом случае передаваемый вами образ поведения ста­нет для него эталоном, отправной точкой оценки явлений Мира-общества. *** Итак, для тех родителей, которые все-таки хотят помочь ребенку вырасти сильной, способной к развитию и решению жизненных задач личностью, я предлагаю кредо: Воспитание ребенка означает помощь в решении еже­дневных жизненных проблем с целью подбора наиболь­шего количества образцов поведения, позволяющих ему выжить в мире природы и общества, а также развитие умения самому создавать и изменять образцы поведения в соответствии с собственными потребностями. Этот про­цесс набора и создания образцов поведения с последую­щим увязыванием их в целостный Образ Мира есть путь для обретения маленькой личностью все большей само­стоятельности и компетентности. Это вопрос профессионализма и терпения — создавать такие образы, которые могут проникнуть в сознание юного самоутверждающегося существа через его естественные филь­тры. Уже существующие в сознании связки образов, подобно молекулам белка, могут зацепить и включить в себя только те образы, которые как-то узнаваемы (что-то вроде принципа комплементарности). Надо, чтобы новая информация вос­принималась как продолжение уже усвоенной, к тому же вы­зывающей именно в этот момент особый интерес. Если ребенок уверен в себе, привык творчески действо­вать, не боится задавать вопросы, то он додумает, «проинтуичит», «решит коан», уловит суть, а что не понятно — спро­сит и поймет. Я — сыну, торопясь, поэтому невнятно: — Не ходи играть на стройку. Там чужие рабочие, гвозди и механизмы. Святослав анализирует про себя: «Чужие дяди могут ук­расть (об этом недавно смотрели фильм). На гвоздь можно наступить (этот болезненный опыт уже получен)». Но последняя часть фразы вообще не ясна. Пап, я чего-то не понял. Причем здесь механизмы? Тут я воздаю хвалу самому себе за то, что научил сына пе­респрашивать все, что не понятно. Иногда от этих вопросов сходишь с ума, но как еще проследить, что на самом деле ин­тересует ребенка. Я раз и навсегда запретил себе грубо отве­чать на вопросы или пресекать их поток. — Видишь ли, сынок, механизмы на стройке — это электро­пилы, бетономешалка (видели, знает); любая из этих штук мо­жет включиться (вру, но не до подробностей) и отрезать те­бе руку или ногу. Знаешь, как это больно! (Уже, резал себе палец, так что образ вполне способен достроить самостоятельно.) — Спасибо, па, я понял. И он не пошел на стройку! Понимаю, что такие вещи получаются крайне редко, но, поверьте, программа «разумного поведения» в сознании ва­шего сына или дочери стоит того, чтобы за нее бороться. А бороться вы можете только одним способом — тщательно подбирая слова и образы, понятные для ребенка. История Филиппа Филиппок — «человек-беда». Он живет в Китеже с семи лет… и он почти не меняется! Он научился читать и считать, но и в пятом классе он все также нарушает запреты родите­лей, ломает игрушки, увиливает от подготовки уроков. В раннем детстве, когда Филипп только познавал мир, то есть собирал образы простейших взаимодействий, его роди­тели запили по-настоящему. Филиппок всем своим сознани­ем выучил и телом затвердил простую истину: мир основан на насилии, боли и главная задача — соврать, извернуться, напасть первым и обвинить другого для того, чтобы выжить. ВЕСЬ ОПЫТ его предыдущей жизни только об этом и сви­детельствует. А кто из вас, взрослых, сам бы пошел против собственного опыта? Да чтоб вам там не говорили хорошие и добрые подвижники, если опыт вбит в голову железной ско­вородкой, то никакими увещеваниями его не отковырять от вашего тела и сознания. Пока Филипп уверен в том, что его Мир и есть истина в последней инстанции, вся психология мира «отдыхает». Он не вдумывается в проблемы, не удерживает в памяти опыт, не замечает границ и законов, по которым живут другие. Но он очень внимательно следит за тем, чтобы не нарушались его собственные права и понятие о справедливости. Поэтому где Филиппок — там свары, разборки и обиды. Непознанные им законы взаимоотношений, разумеется, работают. Филип­пок получает наказания, его ругают товарищи, его сторонят­ся девчонки, но он все еще уверен, что это просто проблемы окружающей реальности. В своем поведении он не видит ошибок как раз потому, что с точки зрения законов выжива­ния в дикой природе (семье алкоголиков, не сдерживаемых никакими законами общества), иная линия поведения прос­то невозможна. И он ПРАВ, но в иной системе координат. Изменить такой Образ Мира можно только поменяв что– то в первообразах. Того, кто упорно не желает познавать за­коны взаимодействий между людьми, будут звать Иваном– дураком. Но, конечно, об этом не надо говорить Филиппу. Его приговор не окончательный и, возможно, подлежит об­жалованию. Дело в том, что Филипп, по сути, и не выбирал, как себя вести. Так сложилось! Воздействовать на ребенка с целью помочь ему начать внутреннюю метаморфозу можно только тогда, когда в нем самом появятся сомнения в истинности привычного Образа Мира. Теперь Филиппу 12 лет. Он не по годам силен и ловок. В мире предметов и природных явлений он стал докой очень быстро. Зато в мире человеческих отношений Филипп глу­боко несчастен. Филиппок просто болен, и я не уверен, что нам удастся его вылечить. Уже пять лет он живет, отстаивая справедливость, сража­ясь за свои права. Вокруг него всегда все виноваты; он нажи­вает врагов в течение пяти минут, кидаясь в драку за место на лавочке или путаясь в собственной лжи в надежде уклонить­ся от обязательного чтения или подготовки уроков. Весь опыт его жизни в Китеже, казалось бы, свидетельствует о том, что нарушение не останется без наказания, а ложь рас­крывается. Но Филипп реагирует только на сиюминутные раздражители, не думая о последствиях своих поступков, не набираясь НОВОГО опыта. Он хорошо выполняет команды типа «Принеси дрова, помоги маме помыть посуду», но не спо­собен на длительные усилия и на самостоятельную работу без контроля со стороны старшего. Оставшись один, он не в состоянии сесть за уроки даже точно зная, что за невыполненным домашним заданием по­следует компенсация. У же более пяти лет он обзывает брата Лешку, который на четыре года его старше и в три раза сильнее. И Леша все эти годы исправно, каждый день «плю­щит» его. Все это очень серьезно! Если в лесу человек видит дере­вья и потому не ушибается о них, то в мире отношений ребе­нок часто набивает шишки, не замечая «плотностей и острых углов», которые выпирают из окружающих его людей. По­знание тонкостей межличностных отношений при этом ста­новится весьма болезненным процессом. Сейчас куда важнее для выживания не Мир-природа, а Мир-общество. И в нем нельзя убегать. Ошибка в распозна­нии настроения начальника, поспешность, неточность по­ведения, нюанс фразы или эмоция могут уничтожить чело­века. Помните, как в сказках? Ошибка в ответе на какой-нибудь невинный вопрос Бабы-яги может привести Ивана-царевича к преждевременной гибели. Не ответил на загадку, не прошел испытание — голову долой. У нас: нагру­бил начальнику — потерял работу, не объяснился с женой — остался без семьи. Это еще ничего: 50 лет назад неправиль­ное выступление на партсобрании или рассказанный анек­дот могли привести человека в концлагерь или камеру смертников. Наверное, подсознательно ребенок отождествляет свой способ видеть мир со своей личностью и, соответственно, несмотря на боль или неудобства, которые этот Образ Мира ему доставляет, продолжает защищать его от любых посяга­тельств. А что же тогда личность? Что такое «Я»? Как показал опыт нашего поколения, сменившего кодекс «строителей коммунизма» на либеральные ценности, мы вполне способны отказываться от значительных частей об­раза мира, не теряя собственного «Я». Многим детям кажется, проще и естественнее затратить энергию на то, чтобы выработать своеобразный защитный механизм. Их сознание приобрело свойства гладкой оболоч­ки, позволяющей безболезненно скользить, не задевая за ос­трые углы окружающих. Условия существования — агрессия окружающих, борьба за выживание — обточили и смазали их, как шарики в подшипниках. Мы пытаемся объяснить ребенку: «Твой Образ Мира не­правильный, ты не видишь ни реальных границ своей личности, ни окружающих. Ты смотришь не в реальность, а в свое пред­ставление о ней. Ты идешь по жизни с закрытыми глазами, по­этому все время ударяешься в других людей, навлекая на себя ответные удары». Но для ребенка реально то, что он привык видеть. И даже испытывая боль от взаимодействия с окружающим миром, он, как правило, не может самостоятельно сделать очевид­ный для нас вывод — начать себя вести по-другому! Помните детскую сказку про Буратино. Там в его камор­ке висела на стене картина, изображавшая очаг с похлебкой. Только личный опыт — прорыв холста носом помог ему осознать, чем иллюзия отличается от реальности. Краткий «конспект» урока «Обществознание» для 6-го класса «Филипп, пожалуйста, разбегись и ударь головой в бре­венчатую стену рядом с доской… Что значит, будет больно? Откуда ты знаешь? Ах, уверен? Да, еще в грудном возрасте вы затвердили простую исти­ну: не бейся в "плотности" этого мира. Вы же не налетаете на деревья в лесу? Вы научились обходить канавы и углы домов? Что ж ты, Филиппок, не обходишь Jlexy? Он тебе сегодня опять по шее надавать обещал. Зачем ты его опять дразнишь? Зачем "права качаешь"? Нет у тебя прав, раз нет сил. Почему вы не замечаете ям и препятствий на полях отно­шений между людьми? Вы думаете, между вами пустота, воз­дух? Нет, мы в едином и очень плотном поле взаимного вни­мания, прав и обязанностей, ожиданий и договоров. Вот сто­ит Сергею попытаться сесть на место Васи, как раздастся вопль протеста. Стоит Васе протянуть руку за яблоком Анд­рея, как последует угроза применения силы. Стены и башни между вами, ходы сообщений и партизанские тропы. Но только вы часто не замечаете их, поэтому нарываетесь на аг­рессию и удары. Сами слепые — так попросите помощи, обратитесь к Ба­бе-яге за волшебным клубочком. Пусть он вас ведет. Не клу­бочек, так хоть карта минных полей, опасных переправ, мос­тов и бродов. Вам нужна карта! Вот вы вышли из дома и на вашей карте написано: "Не опоздайте в школу, иначе будет беда. На улице не стоит зади­рать прохожих, перебегать дорогу перед автомобилем, кидать камнями в витрины магазинов". В школе на каждом человеке написано, как с ним можно или нельзя поступать. Видишь Jlexy? Он большой и сильный. На нем написано: "Не трогай, а то получишь!" А Филипп все равно задевает, нарывается. Ему дали кар­ту, а он ее скомкал, в задний карман засунул и забыл про нее. И вот бежит себе по джунглям: там льва пнул, там на змею наступил, до племени добежал — старейшине нахамил, глав­ного охотника палицей задел и орет, требует честной дележ­ки добычи охотников. Ну, тут племя его и кончает. А кому он такой нужен? Это в Китеже ты можешь безнаказанно ошибки совершать. В джунглях или в племени это невозможно. И если его изо­бьют, то будет он Бога ругать и людей, говоря, что мир пос­троен на зле, а вокруг лишь ведьмы да кощеи! А на самом– то деле, это он зло всем несет, свой индивидуальный ад за собой таскает. Ну слеп, не видит линий силы, не видит тропинок между людьми… Там надо улыбкой мостик проложить, там руку протянуть, а Филиппок пока всем телом не наткнется, пока ногой не наступит — не понимает. Читать знаки, которыми люди отмечают места опасные, он не умеет. И опять же не способен дорогу спросить. А почему? Потому что ему кажет­ся, что он эту дорогу знает! Он действует, не сомневаясь. По­лучив в результате действий по лбу, орет о несправедливости. А вот как только он научится УЧИТЬСЯ, то есть принимать советы от мудрецов и всяких полезных зверей, он сразу най­дет и клад, и Василису Прекрасную. Тогда все назовут его Иваном-царевичем». 2000 год. Из дневника Педсовета Филиппок стал меняться. Сейчас он в 9-м классе. Он ре­же скандалит, отстаивая свои права. Он осознал, что со взрослыми проще договариваться, чем пытаться обманывать. Теперь его сознание способно пытаться строить модели бу­дущего и искать пути, которые ведут к желаемому. «Я теперь понял, что надо учиться. Иначе трудно будет ус­троиться в жизни. Жаль, что я это поздно понял, да и учителя ко мне уже плохо относятся. Они все равно привыкли видеть во мне двоечника, а я же меняюсь…» Вот, говоря языком синергетики, «точка бифуркации», ключевой момент, когда незначительное воздействие может толкнуть ребенка к развитию, обретению уверенности в себе. Если вы начнете внимательно присматриваться к тому, как ведет себя ребенок, вы довольно быстро начнете заме­чать те ключевые моменты, когда происходит «вырезание» образа из окружающей реальности и «запечатление» его в па­мяти. Именно в этот момент вы можете повлиять на то, что будет сохранено в памяти ребенка, по сути, на формирова­ние узлов целостного Образа Мира. Именно в этот момент вы можете показать ребенку невидимую для него связь меж­ду причиной и следствием, объяснить, как надо реагировать на то или иное происшествие. ЕСЛИ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЕТЕ ВЫ, ЗА ВАС ЭТО СДЕ­ЛАЮТ ДРУГИЕ. ИМЕННО ЭТО МЫ НАЗЫВАЕМ «БИТ­ВОЙ ЗА ИНТЕРПРЕТАЦИЮ». У здорового ребенка постоянно продолжается процесс накопления информации. Он сам вносит изменения в на­ивную картину мира. Фактически в нем с развитием интел­лекта и поступлением новых данных происходит тихая внутренняя революция. Появляются новые желания и стремления, приходится искать новые образы действий, которые могли бы проложить путь над неведомым к желан­ной цели. Где взять образы для решения новых задач взросления? Самое надежное — у родителей. Но далеко не все дети склон­ны доверять их суждениям. Именно родителям надо в первую очередь доказать свою значимость, вернее, свое право на свободу действий. Разве не о свободе мечтает каждый ребенок, когда его укладывают спать или запрещают смотреть фильм? Борьба за свободу в той или иной форме вообще неизбеж­ный этап в развитии каждой личности. Но нам, родителям, далеко не безразлично, когда она начнется и какие формы примет. Если на ранних стадиях потеряна нить безопасной привя­занности и любви, то ребенок, едва почувствовав собс­твенные силы во внешнем мире, сразу начнет выходить из-под вашего контроля, с неожиданной легкостью жертвуя отношениями, на которых вы строили мир семьи. А он и не видит того, чем жертвует, поэтому ему не жалко. У многих детей-сирот, которых родители игнорировали уже с первых месяцев после рождения, нет даже первообра­зов, притягивающих ребенка к маме, как к источнику ласки и защиты. Значит, и в картине мира таких детей будет недоставать важных частей.

 

НАУЧИТЕ РАДОВАТЬСЯ ПРЕПЯТСТВИЯМ

Только столкновение с реальностью дает достаточную эмоциональную вспышку, пробуждает поток энергии, кото­рый, записывает полученную информацию в жизненную программу. Такой практический опыт, ведущий к трансфор­мации личности, мы в Китеже называем вызовом. Да­леко не каждый вызов может иметь предсказуемые последс­твия. Многое здесь зависит от соразмерности вызова (разме­ров опасности) силам растущей личности. Для неуверенного в себе ребенка жизненной катастро­фой станет попытка папы научить его плавать, бросая с лод­ки. А для кого-то такой опыт окажется способом повысить самооценку. Важно, чтобы вы чувствовали степень готовнос­ти маленькой личности к тем или иным испытаниям. Случай из жизни Десятилетняя Нина рано осталась без папы, но мама компенсировала эту потерю своей беззаветной любовью и активной передачей жизненного опыта. В результате ребе­нок вырос тонкой артистичной натурой со способностью к эмпатии и умением управлять собственной любящей мамой. В присутствии мамы глаза Нины излучают любовь и предан­ность, речь ее превращается в нежный лепет, сама же она — в совершеннейшего ребенка. С детьми Нина назидательно терпелива, любит делать замечания и давать наставления, подражая даже в интонациях своей маме или кому-нибудь из учителей. Со взрослыми она очень аккуратна, подчеркнуто вежлива. Мама у Нины сильная, быстрая в решениях и движениях женщина. Для Нины такая скорость и сила сами по себе яв­ляются вызовом, которого желательно избежать. Но и про­тивостоять напору мамы представляется самоубийственным бунтом. Поэтому девочка выработала в себе естественную защитную реакцию торможения. Любое предложение мамы встречается с пониманием и готовностью, но выполняется в нарочито замедленном темпе. При этом и словами, и выра­жением лица демонстрируется полная лояльность. Например: — Дочка, пойди вымой посуду. — Конечно, мамочка. Я сейчас, только доиграю, и буду мыть… Я уже почти пошла. Только у меня болит голова, ты помнишь, так же как три дня назад. Мне так же плохо. Уж и не знаю, как я вообще сегодня уроки буду делать… Смотрите, какое тонкое знание психологии. Тут и про­буждение в маме естественного чувства жалости со ссылкой (эмоциональной зацепкой) на прошлый опыт детских стра­даний, и готовность выполнить просьбу, пусть ценой возвра­щения своих страданий. В голосе — нежность и покорность, что неизбежно, как и напоминание о плохом здоровье, пробуждает в маме цепь за­программированных всем предыдущим опытом реакций. Детская магия! Между Ниной и близкими образуется не­кая сладостно-тягучая прослойка, сродни меду или смоле. В нее, как в защитную паутину, она пытается запеленать сильную, доминантную маму и не в меру активных сестер. Паутина делает мамины удары неточными, сбивает прицел. Девочка уже знает от мамы, что завидовать, обижаться и ревновать нехорошо. Она не может этого не чувствовать, но пытается не показывать. Мы спрашиваем Нину:

— Почему ты не дружишь с Н.? Ты ей завидуешь?

— Нет, нет, я никогда никому не завидую. Завидовать очень плохо.

Или в другом случае: — Ты больше не играешь с В. Ты что на него обиделась? — Нет, все нормально, я никогда не обижаюсь. Человек по природе своей обречен на вспышки злобы и обиды. Ребенок не может не быть время от времени эгоистом, желающим притянуть все внимание родителей или убрать конкурентов. Но он знает со слов родителей, что это плохие чувства. Тогда он накладывает на них табу, он приказывает себе их не замечать. Того, что не замечаешь, вроде, как и нет. Так у него в голове появляются мертвые зоны. По-моему, именно это в психологии называется вытеснением. «Если это во мне есть, я плохая, а плохой я быть не могу, значит, этого во мне не может быть. Надо так себя вести, чтобы никто не за­метил, что это во мне все-таки есть». Дальше все определя­ется особенностями характера ребенка: один просто притво­ряется, что не знает темных сторон своей личности, другой и правда приучает себя их не видеть. Но чувства-то все равно остаются и продолжают влиять на поведение. А вот работать с ними становится действительно невозможно.

 

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

История Павлика У Павлика, когда мы взяли его в шесть лет из детского дома, был очень скромный набор состояний. Он демонстрировал нам или улыбку до ушей, или насуп­ленные брови и опущенные плечи. Он мог поддерживать раз­говор, говорить правильные слова о необходимости учиться и дружить. Но на самом деле он таким способом часто просто отвлекал взрослых от тех сомнений и страхов, которые испы­тывал. Так он оставался «мягким, круглым и пушистым» сна­ружи и покрытым панцирем недоверия внутри. Причем я предполагаю, что Павлик и сам не осознавал причин такого поведения, просто он привык считать мир станом врага. Вот хроника первой в его жизни сессии «игровой терапии». 1-й день. Стреляет в солдатиков, потом играет в «пожар в доме». 2-й день. Агрессивная игра сменяется 10-минутной ре­лаксацией. Павлик назвал плейтерапевта доктором и долго собирал аптечку и даже оружие для доктора. 3-й день. В игре Павлика лечит доктор: он колет ему укол, а потом произносит фразу: «Ты здоров». Строит дом и делает запасы продуктов. В конце Павлик включает большого робо­та и тот убивает всех монстров. 4-й день. 15 минут релаксации чередуются с пятью мину­тами агрессии. Павлик начинает исследовать окружающий мир: осматривает коробки в комнате плейтерапии, куда раньше не заглядывал. 5-й день. 50-минутная конструктивная игра, физическая агрессия переходит в вербальную («Дурак, убью» и т. д.). 6-й день (спустя месяц после последней игры). 12 минут всячески убивает робота. Остальное время — конструктив­ная игра. Очищает плохой дом от крокодилов, которые внут­ри него. Просит раскрасить его в человека-паука. Выводы: Агрессивная игра переходит в конструктивную. Главный объект агрессии во всех играх — «робот», то есть сильный мужчина. Отыграл с домом, где ему было плохо. Чувствует безо­пасность в доме, где он живет сейчас. Преодолел свой страх, победил всех врагов, почувс­твовал себя сильным. Обратился за поддержкой к плейтерапевту. Признал ситуацию плейтерапии как ситуацию лече­ния. (Напоминает самому себе, что «настоящий» мир невоз­можен без боли. Укол делает мир настоящим, что-то сродни очистительной жертве.) Стал эмоционально более уравновешен. В игре делал съестные запасы — страх голода. Мы несколько раз беседовали с ним, чтобы помочь пове­рить в себя. — Павлик, ты можешь хорошо учиться. Ты хороший и ум­ный, и это все видят. — Нет. Я плохой, глупый, и все видят именно это. — Ты можешь изменить свою жизнь. — Нет, не могу. Он бы мог еще добавить: «Мне вбили синяками в тело исти­ну о том, что я плохой и мне ничего не светит». Но это его тай­на. Павлик не поделится этой тайной, пока не поверит нам. Он не может хотеть биться за победу, потому что он еще ни разу не испытывал радости победы. Его отучили делать усилия. Он готов проигрывать! Он даже в игре кричит Свя­тославу: «А давай, ты как будто выстрелишь и я так упаду и умру». Или на уроках: «Я не могу решить этот пример, я не могу запомнить таблицу умножения». Точнее было бы сказать: «Я не могу найти внутренних сил для того, чтобы напрячься и начать учить». Первые шаги надо делать вместе с ним, тут необходима энергия учителя, которая воплощается во внешнем стимули­ровании, уговорах и поддержке. Эта энергия пойдет на под­держку (генерирование) нового «образа себя» — сильного, умного, уверенного и счастливого! Но и эти образы не имеют базы в его сознании, значит, нужно, чтобы их внесли учитель или кто-то из старших товарищей. Иными словами, нужна энергия для трансформации и нужна информация о том, куда трансформироваться, то есть пример для подражания. Дело было летом на юге. Мы отдыхали с Павликом, Свя­тославом и Верой. Южное море и солнце дарили ощущение радости и комфорта, что позволяло накопить душевные си­лы. В этих благополучных условиях я рискнул помочь Пав­лику перейти на новый уровень уверенности в своих силах. У нас была уже база — взаимное доверие и умение заключать договоры. И вот, за пару выученных столбиков таблицы ум­ножения я предложил Павлику бонус — катание на электро­карах. Святослав и Вера, разумеется, присоединились к до­говору. Святослав получил пять минут катания в тот же ве­чер. Ему очень хотелось сесть за руль, и он честно вызубрил два столбца. Павлику тоже хотелось, но ему не хватило стрем­ления, упорства, веры в себя. (С точки зрения учителя мате­матики, у Павлика больше способностей к этому предмету, чем у Святослава.) Два раза он пытался сдать мне два столбика, делал ошиб­ки, забывал ответы и, патетически восклицая: «О Боже!», уходил, низко опустив плечи и повесив голову. Ему хотелось на автокары, но это хотение еще не превра­щалось в победное усилие. И все-таки я продолжал его под­держивать и уверять в том, что победа, то есть машинки, очень близка, да и Святослав своим примером доказывал до­стижимость цели. На третий день получилось. Вы, взрослые, понимаете, что, если долго мучиться, что-нибудь получится. Но для Павлика это было первое острое переживание и самого факта победы, и удовольствия от на­грады. Это не значит, что Павлик сразу принял чужую для него программу. Прошло еще три дня, прежде чем он выучил следующие два столбика. И еще много раз мы слышали его патетический вопль: "боже мой, ничего не могу!» Но коли­чество побед постепенно накапливалось, свидетельствуя о нашей правоте. Так в его сознании незаметно начался пересмотр. Потом мы вернулись в Китеж на летнюю ролевую игру «Звездные войны». И тут Павлик оплошал. Он «взял банк», похитил казну. В Китеже воровать не принято. Мы не запи­раем двери своих комнат, кладовок и шкафов. Павлик знал, что воровать нехорошо. Но он узнал также, что высшей добродетелью является преданность команде. А цель у команды — победить в «Звез­дных войнах». Но для этого требовались «кияни» — местная валюта, хранящаяся в межгалактическом банке в «первой обители». Павлик вместе с Лешкой (который старше его на три года) разработал операцию по изъятию необходимых для команды финансовых средств. Лешка стоял «на шухере», а исполнителем был Павлик. Через день пропажа была заме­чена, и после короткого следствия и душевной беседы Пав­лик признался маме Марии. Лешка признаваться отказался. Было решено, что виновные извинятся перед всем сооб­ществом во время ужина. И вот, представьте себе такую кар­тину: зал столовой, стук ложек, китежане — взрослые и дети — гости, иностранные волонтеры, и к ним выходит Павлик, но молчит. Я пытаюсь напомнить ему о цели выхода:

— Павлик, ты совершил неблагородный поступок — украл кияни. Значит, должен принести компенсацию.

Павлик тяжело (с сердцем) вздохнул, и глаза его погасли. Вместо энергичного, подчас гиперактивного мальчугана пе­ред нами стоит выжатый жизнью старичок. Он не возражает против очевидного. Но, даже не пытаясь оправдываться, Пав­лик прибегает к программной реакции на опасность — от­ключает мысли и чувства почти по методу даосских отшель­ников: «Я камень у дороги, и вы со мной ничего не сделаете». Павлик выработал все свои реакции в условиях детдома. В его сознании болью записаны границы возможностей про­явления его воли и энергии во внешний мир. Говоря прос­тым языком, пьющие родители и старшие мальчишки во дворе вбили в него на уровне бессознательной аксиомы «не вылезай, а то пришибут». А мы как раз хотим заставить его вылезти. Для слабых натур всегда проще достать готовое решение, не отягощая голову особыми рассуждениями и сомнениями. Но когда перед ними оказывается неизвестное явление, ана­логов которому в памяти не обнаруживается, то сознание выключается. Внешне это проявляется в застывшем взгляде, скованности движений, но бывает, что и во взрыве неконт­ролируемой ярости. Ребенок «тормозит». Но хочется удержать родителей от попыток подтолкнуть его вперед. Вмешательство он при­мет за агрессию и «затормозит» еще больше. Агрессивная среда детского дома отрабатывает именно такую манеру поведения. Если столкнулся с неведомым, ес­ли не понимаешь причины гнева, что навлек на себя, то луч­ше всего стать незаметным, уйти в себя: с дурака какой спрос? Хотя, возможна и прямо противоположная линия поведения: атаковать самому с максимальной агрессивнос­тью, тогда «в следующий раз не полезут». И все-таки, если ты не вышел силой и статью, то самая лучшая реакция — удариться в лживые слезы или застыть, не подавая призна­ков жизни. Но в Китеже отсутствие реакции не является добродете­лью. То, что раньше обеспечивало безопасность, здесь меша­ет развитию. Впадение «в ступор» делает ребенка неуязвимым, так как никто не может определить его истинных мыслей и чувств. Но в отсутствие диалога мы, педагоги, не знаем, с чем работать. А ребенок стоит на своем. У него нет никаких сомнений в правильности своего Образа Мира. Узнаваемые по аналогии образы действий воспринимаются как истинные, хотя могут таковыми и не являться. Например: «Этот человек вчера смеялся надо мной. Сегодня он опять смеется. Значит, надо мной. Следовательно, он враг». Подобное притягивает подобное, и ребенок начинает находить подтверждение своим догадкам. А перед нами – задача научить ребенка проходить сквозь стены привычных ожиданий, подтолкнуть к иному восприятию себя и мира. Да еще к затратам энергии, необходимым для этого. Поэтому так важно сначала научить детей общаться, то есть делиться мыслями и чувствами, задавать вопросы. — Павлик, ты скажешь всем, что виноват и больше не бу­дешь. — Я не хочу. Плечи опущены, как у старичка, дыхание прерывисто, на лице красные пятна. «Не хочу», — это мягко сказано. Тут мы действительно очень рисковали. В такой ситуации необхо­димо чувствовать малейшие отклонения в состоянии ребен­ка. Чуть больше надавил, перегнул палку — и в результате загнал ребенка в более глубокий стресс. В Павлике в эти мгновения вылезли воспоминания о тех, кто обижал раньше, и о том, как избежать боли и страха. Мы даем ему новый образ Управляемого и Безопасного мира и требуем: верь нам, а он все норовит действовать, ис­ходя из привычного опыта. Но ведь и нормальный взрослый не примет нового мировоззрения без многократной провер­ки. «Если ты спаситель, то преврати мою воду в вино». Так что признаем за Павликом право проверять на истинность и эффективность все наши благие намерения. Мы создали все условия для того, чтобы он получил опыт ПОБЕДЫ. Но только он сам может захотеть сделать нужный шаг. Это должен быть его собственный опыт. Тогда и ра­дость будет его, а освобожденная радостным пережива­нием энергия сможет записать новый образ действий в ба­зовую программу. Фактически мы пытались заставить его пойти против собственного условного рефлекса, против опыта, вбитого в него болью прошлой жизни. Простите, повторюсь, только он сам мог стереть старую программу. Для этого нужны силы и нерушимое намерение (пусть даже вызванное отчаянием). За три года жизни в Китеже он еще ни разу не решился дове­риться окружающим. Но уже появились в его сознании и новые ценности. Для Павлика страшнее наказания стало бы исключение из круга друзей. Он начал доверять ребятам и ощутил на собственном опыте, что иметь друзей — хорошо, а пользоваться у них ав­торитетом — еще лучше. Страх и упрямство удерживали от простого шага в на­правлении доверия и чувства причастности. Добро и Зло ле­жали на чашах весов, и чаши колебались. В общем, мы с приемной мамой Марией уговаривали его полчаса, причем рефреном было «ты можешь, мы в тебя ве­рим». И про храбрость говорили, и про честь мужскую, вспом­нили ему обет ученика, где сказано среди прочего: «Я разру­шил стену недоверия, мое сердце открыто…» Я положил руки ему на плечи, мама растирала спину, и оба шептали: Ну, давай, давай, ты сможешь. Он стоял так минут десять. Те, кто был в столовой, устали ждать и снова занялись едой и разговорами. Я спросил: Ну что, сдаешься, уходишь? Нет,— прошептал Павлик и снова застыл. Он был похож на прыгающего с вышки в воду. По капле собирал силы духа для броска. И стояли мы с Марией еще минут десять, страдая вместе с Павликом. Честное слово, эмпатия — очень тяжелый дар. Если б можно было все сделать за Павлика! Но это был его вызов. И он, по нашему общему убеждению, должен был его встре­тить. И вот, когда я уже совсем потерял надежду, Павлик гром­ко сказал: «Простите меня». На него давно уже перестали обращать внимание. Но вот что такое единый терапевтический коллектив: все или почти все услышали и, не сговариваясь, разразились аплодисмен­тами. Я утер пот со лба. Мария облегченно вздохнула. Павлик постоял несколько мгновений, потом пошел к окошечку раздачи за обедом. Через три минуты он уже уплетал суп. По нашей просьбе его приятели, пятиклассник Анд­рей и одноклассник Святослав, сели рядом с ним и «оказали моральную поддержку». По крайней мере, я расслышал сло­ва «настоящий мужчина». Найдя в себе силы сделать то, что от него все ожидали, Павлик снял груз вины со своей совести и восстановил ощу­щение связи с коллективом. Опасность: неоднозначная реакция взрослых, находя­щихся рядом, но не включенных в ситуацию и не имеющих профессиональных навыков. Они не видят подвига преодо­ления слабости, но только мучения ребенка, поэтому пред­почитают просто жалеть, то есть обесценивать усилия, затра­ченные маленькой личностью. Ребенок будет сомневаться. Ребенок имеет право сомне­ваться и проверять безопасность своих шагов в неведомое, отслеживая реакции взрослых («А то ли со мной делают?»). Пока ребенок не удовлетворит СОБСТВЕННЫЕ основные потребности в безопасности, любви и самоуважении, он просто останется глух и слеп к самым очевидным свиде­тельствам преимущества вашего мира. Ведь чтобы убе­диться в красоте окружающего, надо выбраться из собс­твенного панциря. А именно этого и не допускает инстинкт самосохранения маленькой личности. Чьей интерпретации он может поверить? Видя колебания у некоторых взрослых, начинает трево­житься о том, правильно ли он истолковал происходящее, и нет ли ошибки, то есть опасности. Может быть, его обману­ли с договором? Сомнения болезненны — лучше просто за­крыться. Мы не могли допустить, чтобы Павлик не извинился — это вопрос социализации. Но следующим шагом было по­мочь ему правильно интерпретировать произошедшее преодоление. Распрямленная спина, ясный взгляд, смех, активность — все говорит о притоке энергии, высвободившейся в резуль­тате устранения внутренней боли. Павлик с аппетитом ел и смеялся, болтая с Андреем и Святославом. Значит, новой за­рубки боли на его душе не осталось, а стереотипы воровства и типичной реакции «не признаваться и не отвечать» были преодолены. Так случай, который мог запомниться ему болью и сты­дом, остался в памяти как новая победа и преодоление. Нашим ребятам предстоит жить в реальном обществе, которое не похоже ни на курорт, ни на больницу. Они долж­ны научиться преодолевать трудности и препятствия, кото­рые ждут их впереди. Именно в этом преодолении и возмож­на самореализация, личностный рост, развитие сознания и творческих потенций. Впрочем, Павлику очень повезло. Живя в семье, он про­должал тихо, но упорно мечтать, что помимо приемной ма­мы, небеса пошлют ему и папу. И тут к нам в Китеж на прак­тику приехал студент — психолог по имени Ясин, да так и остался жить и работать. Он занялся Павликом, на что маль­чик, к этому времени уже научившийся доверять, ответил со всем неистраченным пылом сыновней любви. Павлик получил практическое подтверждение нашим за­верениям в том, что он кому-то нужен в этом мире. И в нем открылись новые силы. Павлик стал позволять себе громко смеяться, отпускать легкомысленные замечания, короче, внешне демонстрировал все признаки расхлябанности и лег­комыслия. «Отпустило!» — сказал про Павлика один из наших пре­подавателей. Павлик расслабился, он понял, что нет необходимости все время жестко контролировать свое поведение в ожида­нии подвоха. Перемену в его поведении заметили все окру­жающие, хотя и не все поняли, что она была шагом к свободе и самоуважению. Прошло несколько недель, и Павлик стал лучше учиться. Убрав защитный панцирь, он стал лучше взаимодействовать с миром, а значит, получать несравнимо больше информа­ции. Теперь уже мир не казался ему страшным и непредска­зуемым местом. Теперь он начал пробовать возражать взрослым, объяс­няя причины, по которым он отказывается делать домаш­нее задание или мыть посуду, то есть он начал проверять мир на управляемость. Наши педагоги теперь планируют для него последовательность вызовов так, чтобы следова­ние новым правилам поведения приводило к радости и удовлетворению. Его хвалят за хорошие отметки, ему нра­вится ходить со старшими ребятами на собрания и на рабо­ту. Ощущение включенности в коллектив и первые успехи в учебе придают уверенности в своих силах. Это приводит к росту внутренней энергии и желанию усилить давление в сторону победы. Последовательность этих жизненных событий должна быть на первых порах непрерывной и непротиворечивой, тогда она создает в сознании ребенка некий фокус усилий, делая мир более понятным и управляемым. Дело в том, что как только давление развивающей среды падает, ребенок оказывается как бы в недоумении, не по­нимает, что делать. Если вдруг пропадает защитная сетка направленных на ребенка ожиданий, то в нем активируют­ся старые программы, связанные со старым Образом Мира. А если еще у него кончилась энергия (двойка на уроке, кон­фликт со сверстниками или родителями), то он как бы «сползает» в обыденный комплекс реакций. Стоит пере­стать, говоря словами компьютерщиков, поддерживать но­вую программу, как ребенок автоматически регрессирует. В идеале вызовы, требующие затраты сил и внимания, должны сменяться поощрением и отдыхом, но вся эта по­следовательность должна быть организована в рамках но­вого Образа Мира. Чтобы удерживаться на новом уровне восприятия себя и мира в период трансформации, ребенку нужна энергия. То есть помимо пищи и витаминов растущей личности не­обходимо ежедневно получать порции чистой радости, ко­торая снимает тревожность и неуверенность. Как правило, наиболее доступный и недорогой источник радости находится в спортзале, на катке, летом — на откры­том воздухе (футбол, купание). Но это может быть и разговор с родителями, и посещение цирка. Теннис и горные лыжи доставляют много радости и развивают характер, но слиш­ком дорогостоящи. И, конечно, огромную энергию дает пе­реживание любви. Павлик о любви Трое за столом: Маша К. — учитель, Андрей — недавно приехавший тренер и восьмилетний Павлик. Маша и Андрей оживленно беседуют. Павлик внимательно наблюдает за происходящим и через какое-то время начинает улыбаться, смущенно опускать глаза. Маша интересуется: — В чем дело? Павлик долго молчит: — Нет, я не могу об этом сказать. Взрослые, смеясь, настояли. Ситуация была во всех от­ношениях безопасная. Павлик решил довериться: — Я вижу, Маша, что тебе нравится Андрей! Это великое событие в жизни Павлика. Он научился за­мечать окружающих взрослых, отслеживать и правильно ин­терпретировать их чувства. Еще полгода назад его внимание фиксировало во внешнем круге только возможные проявле­ния агрессии со стороны детей, а уж на наблюдение и истол­кование переживаний взрослых у него просто не оставалось никаких сил. Теперь можно говорить о высокой степени доверия к взрослым, о том, что самые насущные внутренние проблемы решены.

 

МЕЧТА

Энергию рождает СТРАСТНОЕ ЖЕЛАНИЕ, ОХОТА, НЕРУШИМОЕ НАМЕРЕНИЕ, МЕЧТА. Но именно этого и нет у наших детей, переживших наси­лие, одиночество, голод и боль. Из разговора с восьмиклассниками: — Рома, чего тебе хочется? — Чтоб все было хорошо и чтоб ко мне не лезли! — Женя, а ты о чем мечтаешь? — Чтоб вырасти, ну, чтоб не напрягаться слишком… Мечта, способная склонить нас к жертве временем, ком­фортом, материальными благами, позволяет трансформиро­вать личность быстро и безболезненно, опираясь на ее внут­реннюю энергию— энергию желания. Я уверен, что программа создания мечты заложена в каж­дом от рождения, просто жизненные невзгоды заставили потерять к ней дорогу и забыть о ее существовании. Мечта в том или ином варианте обязательно присутству­ет в любой сказке и любом мифе: превратиться в лебедя, выйти замуж за принца, раздобыть молодильные яблоки. Да­же у колобка своя мечта — мечта о свободе. Русская народ­ная культура, можно сказать, с рождения раскрывает перед ребенком бесконечную череду сказочных образов мечты. Ре­бенок скользит по ним до тех пор, пока не находит ту мечту, которая вдруг начинает осознаваться им (узнаваться) как своя. Однако мы не можем утверждать, что мечта появляется именно таким способом. Возможно, мечта привносится из­вне в результате случайных столкновений с жизнью или просто пробуждается в глубине нашего существа (в душе) как попытка осознать свое предназначение. Может быть, сама возможность обрести мечту, сводящую в единый фокус жизненный путь личности, вырастает из чистой детской радости при виде бабочки или первого снега. Мечта всегда обращена в будущее, но связанные с ней ощущения, как правило, переносят нас в некое самое раннее состояние, свя­занное с наслаждением, переживанием первой победы. Потом мы пытаемся реализовать мечту в социально при­емлемых образах, которые ассоциируются у нас с состоянием бесконечного счастья, испытанного в детстве. Но в реальнос­ти мы боремся за социальное положение, деньги, признание, творческие успехи, надеясь, что это позволит нам восстано­вить потерянное состояние абсолютного блаженства.

 

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

История Синди, изложенная Марией Кривенковой, выполняющей работу замещающего родителя-воспитателя Итак, я переехала в дом мамы Марии, когда она уехала на неделю в отпуск. В тот же вечер понурая Синди пришла ко мне пожаловаться на жизнь. Оказывается, прямо перед отъ­ездом мама Мария ругала ее за очередной обман. Я спросила, зачем Синди, которая в свои 11 лет все понимает, продолжа­ет врать и притворяться глупой? Синди ответила, что, да, она действительно умная, понимает, почему ее ругают, но не врать не может. Я спросила: — Так зачем ты это делаешь? — Боюсь, это страх мешает быть открытой. — А чего именно ты боишься ? — Не знаю.

—?

— Ну, если по-честному, я пока не готова сказать. (Это уже знак большого доверия — признаться, что не доверя­ешь.) На каникулах Синди старалась установить со мной лич­ный контакт; очень осторожно и издалека, видимо, сопос­тавляя и ища параллели между нами, поскольку расспраши­вала о моем детстве, очевидно, стремясь в ответ рассказать о своем. Гуляя, мы долго разговаривали о танцах, балете. А по­том она призналась, что нарочно провоцирует своим поведе­нием окружающих на негативную оценку и даже агрессию, пытаясь привлечь к себе внимание. Странно, она получает такое количество однотипных за­мечаний, что правильное поведение могло бы уже перейти в условный рефлекс, однако она продолжает делать одни и те же «ошибки», заранее зная реакцию взрослых. Возможна та­кая цепь умозаключений: я знаю себе цену — окружающие меня недооценивают — я сделаю вид, что я никчемная дура, раз вам так угодно — чувство жалости к себе, которое оттеня­ет сладостное ощущение непризнанности, исключительнос­ти и непонятности. Может, это не такое уж случайное совпа­дение, что в спектакле именно ей так удалась роль Золушки — она и в жизни классическая «золушка» с потребностью в постоянном «гонении» для поддержания внутреннего состо­яния обиды. В отличие от всех остальных приемных девочек в семье Синди почти никогда не старается отстоять себя или доказать свою правоту. Почему? Может быть, она в этот мо­мент получает то, что ей нужно? Однако в творчестве (театр, игра на музыкальных инструментах), когда Синди забывает о своей роли, она полна энтузиазма, открыта, перестает про­воцировать. Вывод: постоянно реализуется одна и та же схема, и воз­можность выхода из нее — в получении подтверждения ее уникальности другими способами и в других ситуациях. Когда Синди исполнилось двенадцать, она вдруг осозна­ла, что имеет право вести себя так, как ей хочется. Для нее это был важный шаг в плане освоения окружающего Мира-общества и себя в этом мире. Но процесс протекал в очень неудобных для окружающих формах. Так, она перестала учить уроки, стала дерзить приемной маме и сестрам, кото­рые к тому же учатся с ней в одном классе. (До этого она скрывала свою неприязнь за маской смирения.) На выборах в Малый совет даже не проголосовала ни за одну из двух подруг. После очередной двойки и конфликта во время дежурс­тва на кухне пришла в истерике: «Все гады! Меня никто не лю­бит!» Наставнику Маше пришлось отвести ее в ванную и буквально отливать водой, чтобы к девочке вернулась спо­собность рассуждать здраво. Зато тут же и произошел разговор по душам, возможно, первый откровенный разговор, на который отважилась Син­ди за время пребывания в Китеже. Очень краткий конспект: — Чего ревешь? — Меня никто не любит!!! — Кого ты любишь? — Никого. Я никого не люблю, оставьте меня в покое. — Почему ты не любишь тех, кто, по сути, стали твоими сестрами? — Настю не люблю за силу. Она меня давит. Галю не люблю за маму. — За то, что ее мама больше любит? Ты думаешь, если Га­ли вообще не будет в вашей семье, то мама будет больше тебя любить? Утвердительный кивок. — А как ты можешь поверить, что тебя любят? Что мы должны делать? — Не заставлять меня мыть посуду, полы, не сажать за уроки! — Но это смешно. Мы потому и сажаем тебя за уроки, что нам не все равно, какое будущее тебя ожидает. А полы и я мою, и твоя мама, и все девчонки. Полы имеют отношение к микро­бам, а не к любви. Тебя полюбят, если полюбишь ты. — Я не понимаю. Зачем мне это нужно? — А нас ты любишь? — Нет. (честность и искренность). — Чего больше всего боятся люди? — Не знаю. — Одиночества. — А вот если бы меня увезла в Москву предыдущая мама, то мне было бы там хорошо. — Ты убегаешь от трудностей. И прошлую маму ты не пы­талась сохранить. Ты же сама пришла в эту семью и попроси­ла, чтоб тебя приняли в нее. Чего теперь будем делать, Синди?

— Меняться (с выражением раскаяния).

Вот тут очень важный момент. Наставник должен опре­делить, продолжает ли девочка манипулировать или у нее появилось «нерушимое намерение», которое может стать мо­тивом для действий. В данном случае Маша не поверила в искренность Синди. И правильно сделала. — Почему ты, получив у меня на уроке двойку, на перемене подошла ко мне обниматься? — Я надеялась, что ты забудешь о нашей размолвке. — Но ведь это тоже ложь. Ты сама себе противна, когда тебе приходится врать нам, и нас ненавидишь. — Угу. — Что делать будем? — Я хочу поменяться (тихо). — И постарайся осознать, что мир, как зеркало, просто отражает тебя, твои поступки. Чтоб жить в душевном ком­форте, надо любить и понимать окружающих. — Я буду стараться… Вот только теперь, по сути, на шестой год ее пребывания в Китеже, Синди начала заключать новые договоры со взрос­лыми, то есть позволила нам влиять на свой Образ Мира. Что подтолкнуло ее к этому? Рост уверенности в своих силах, по­явившаяся привычка обсуждать свои взгляды на жизнь со взрослыми, заслужившими ее доверие. И, в не меньшей сте­пени, растущая уверенность в том, что старая модель взаимо­отношений с окружающими не выполняет своих функций.

 

ТРАНСФОРМАЦИЯ

Чего мы пытаемся добиться, мучая подростка беседами о любви и доверии к ближним? Мы хотим помочь ему стереть старые программы, кото­рые обрекают на прозябание в «злом мире», научить не воз­вращаться в старые, привычные состояния страха, обиды, злости, которые утвердились в файлах памяти. Поневоле хочется провести аналогию с ошибками про­граммы и вирусами, которые со временем накапливаются в компьютере и приводят к сбоям в работе. Человек в отличие от компьютера способен сам вносить изменения в свою про­грамму, вернее, если говорить языком компьютерщиков, са­мостоятельно чистить себя от вирусов, которые накаплива­ются в процессе эксплуатации, то есть накопления жизнен­ного опыта. Здесь от подростка требуется решимость. «Нерушимое намерение» меняться может принять только он сам. Трудно и больно расставаться со своим старым Образом Мира, но еще больнее сохранять его, если он уже перестал помогать хозяину решать жизненные задачи. Но, даже когда решение меняться уже принято, остается проблема, где взять для это­го силы. Юноша 16 лет вспоминает детство: «Я чувствовал, что мне хочется уйти, скрыться от всех, рыдать, но ком стоял в горле… Я чувствовал потерю сил. Люди вокруг — надо общаться, а на общение нет сил». Энергия для трансформации скрыта в человеке. Когда у нас хорошее самочувствие, ничто не гнетет, думается легко — мы готовы решать мировые проблемы; когда нас донимает телесная боль или мучает совесть или обида, пространство нашего сознания вдруг сужается, и мы просто забываем обо всем, что не касается способов избавления от боли. «Я так устал, что просто не могу ни о чем думать». Или: «У меня нет сил заниматься твоими проблемами». Куда уходят силы? Еще основоположники психоанализа предполагали, что внутри пространства сознания находятся секторы, или области, в которых сосредоточены воспомина­ния о боли. Судя по всему, часть наших сил уходит на то, чтобы спря­тать эти воспоминания от нас самих. В таком случае их мож­но отнести к слою бессознательного. Эти области скрыты от внимания самой личности, то есть человек даже не осознает того, что в нем есть нечто, что забирает его силы. Но потом случается нечто, заставляющее бороться за собственное существование, или приходит осознание собс­твенной значимости или просто любовь! И в юном существе появляется желание измениться. Это желание помогает сге­нерировать дополнительную энергию. Вот только тогда и может начаться трансформация. Что мы имеем в виду, когда говорим, что человека меня­ют обстоятельства? Мы, по сути, утверждаем следующее: под влиянием опыта человек осознал необходимость внести из­менения в свою программу поведения. Это осознание и дало силы для трансформации. Значит, весь вопрос в том, как могут помочь родители? Подвести к испытаниям, помочь с выбором пути и интер­претацией и своей верой в победу «подкачать» дополнитель­ную энергию. Опытом, кардинально изменившим всю жизнь, для апос­тола Павла было видение Христа. Для кого-то таким опытом может оказаться первое переживание влюбленности, беседа с мудрым человеком или просто победа в конкурсе художест­венной самодеятельности, позволившая поднять собствен­ную самооценку. Теперь о том, как родители могут помочь в период транс­формации.

 

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

История Киры Весьма нетипичный случай. К нам в Китеж для «перевос­питания» была отдана девочка, которая пыталась заслужить внимание и любовь родителей путем развития собственного интеллекта. К пятому классу она стала отличницей, но как же ее не любили одноклассники и учителя! Она говорила не­впопад, рассматривала человека пристальным анализирую­щим взглядом, не вовремя улыбалась. Короче говоря, совер­шенно не умела строить отношения с людьми. Помните, я уже писал, что по детям можно легко определить главные психологические проблемы их родителей. Так вот, ее роди­тели тоже никогда не считали нужным строить отношения с дочерью. У них у самих был колоссальный дефицит эмоцио­нального общения с собственными родителями. Внутри этих взрослых людей сидел обиженный, одинокий ребенок, не знавший безопасной привязанности. Дневник наставницы, в доме которой жила Кира 2-й день. Встала легко, с улыбкой. Урок математики с Денисом почти сорвала: было скучно, предлагала поделать что-нибудь другое из своего сборника задач и тестов. Была навязчива. Помогла Маше С. с домашним заданием по ма­тематике. Включилась в репетицию танцев, партнер — Вася. На детском собрании была заинтересованным слушателем, ничем не поделилась. После собрания — истерика: «Мама в Москве не обращает на меня внимания, кричит, когда вхожу к ней в комнату, выставляет за дверь, дает подзатыльники. Папа все время занят, на меня у него времени нет. Я никому не нужна. Я плохая». На игру «Пойми меня» не пошла. Пила чай с Леной, болтала, смеялась. В постели снова проговори­ла: «Я плохая девочка, я противная девочка!» Голос ровный, спокойный. 3-й день. Просыпалась дольше, чем обычно. Сказала, что полночи не спала, потому что снился плохой сон: «Меня все время убивали». В течение дня ровное, позитивное настрое­ние. Вечером — дискотека. Настроение бодрое, веселое, тщательный туалет, макияж. Придирчиво осмотрела себя в зеркале, покрутилась — осталась довольна. Домой вернулась ровно через час, расстроенная. О причинах не рассказала, отговорилась усталостью и тем, что закружилась голова. 4-й день. Расплакалась. Сквозь слезы проговорила ос­новную проблему: «Недостаток внимания со стороны роди­телей: у них нет желания общаться со мной, выслушать. Я чувс­твую свое одиночество. Я никак не могу ИЗМЕНИТЬ СИТУА­ЦИЮ». Попросила помощи, совета у игроков. Успокоилась, вы­шла на позитив: нужно самой просить маму уделять ей вни­мание в удобное для мамы время, а не тогда, когда хочется. При невозможности словесного контакта решила написать маме письмо, в котором открыто рассказать о своих чувствах и переживаниях. Решила верить в положительный исход, в первую очередь, надеясь на свою внутреннюю силу для реше­ния проблемы с родителями. После игры весело побежала на репетицию танцев. Сама вызвалась готовить ужин. 5-й день. Встала сразу, настроение хорошее. На уроке ис­тории рассказала одноклассницам, что за «райская» жизнь в Москве в смысле количества домашних заданий и отноше­ний между детьми. После обеда решила заболеть и не ходить на работу. Когда поняла, что придется пропустить и танцы, оказалась здорова, но настроение испортилось. Вину за свою болезнь возложила на Свету. Укладывались спать под пение арий из «Jesus Christ — Superstar». 6-й день. Поссорилась с Леной из-за того, что та коман­дует и говорит, что надо делать и как. Сидит, плачет: «Почему со МНОЙ все время ВСЕ ссорятся? В лагере сначала спросили, как пишется слово, а когда я сказала, меня же и послали. Чем я ВСЕМ не угодила? Почему мама орет на меня, когда я захожу в комнату? Она "чатится по компу" с каким-то придурком це­лый день, а до меня ей дела нет!» Сердится, стучит кулаком по столу. Даю ей возможность выплеснуться. Вечером — темпе­ратура. 7-й день. Полдня проспала. К вечеру была бодра, полна сил, рвалась в бой, жалела, что пропустила репетицию. На­строение ровное, получала очевидное удовольствие от забо­ты и внимания окружающих. 8-й день. Считает, что выздоровела, огорчена, что надо еще день просидеть дома. Читала, скучала, куксилась. Плохо переносит безделье, тонус падает. 9-й день. Активно включилась в подготовку праздника. Настроение прекрасное. 10-й день. Праздник. Кира вся в репетициях и хлопотах. Решила прочитать вечером стихотворение Бунина — будет открывать праздник. Снова и снова пробует движения танца, все время что-то напевает. Постоянно меняющиеся занятия, творческий процесс буквально преображают Киру. Весели­лась от души, но танцевать с мальчиками все еще стесняется. Известие о том, что надо ехать в Москву восприняла стои­чески, сказала только, что очень жалко уезжать так быстро. Рекомендации родителям Проявлять заинтересованность жизнью ребенка, то есть отрываться хоть иногда от компьютера и телевизора для беседы «по душам». ·         Поощрять желание ребенка проговаривать события дня, свои чувства в связи с ними, создавать для этого безопас­ное пространство: не давать обратной связи типа «сама виновата», терпеливо и заинтересованно слушать. Не наводить вопросами на определенные выводы: когда ребенок будет готов принять конкретную реальность, он сделает это сам. Сменить контролирующую функцию родителей на ока­зание поддержки в трудных для ребенка ситуациях. Принять ребенка таким, каков он есть, не отвергать ка­кие-либо его качества, поскольку за этим следует отстра­нение и закрытость ребенка, а далее — отчаяние и де­прессия из-за невозможности самому решить проблемы. У этой истории счастливый конец. Молодые родители прочитали рекомендации и изменили стиль поведения с до­черью. Кира стала больше усилий затрачивать на «строитель­ство» отношений, и это сразу сказалось на улучшении обще­го психологического фона в семье и школе. Главное ее от­крытие состояло в том, что этот процесс вполне управляем и зависит от ее воли и понимания. История Вани Ваня оказался под моим кровом в 12 лет. Он учил уроки, помогал по дому, был вежлив и даже, до определенной сте­пени, честен и открыт. Он часто рассуждал с нами о своем будущем, делился мнением об окружающих, ему нравились многие книги из тех, что нравились и мне. Воспоминания Вани: — У меня все в детстве было плохим (с улыбкой), а особен­ного ничего не было. В детском саду в пять лет мы все были раз­делены на две группы. В нашей группе был парень Рома, он пос­тоянно на меня нарывался. И был еще один, самый здоровый, Андрей Костырев. И он однажды ко мне пришел и сказал: те­перь я буду за тебя. А его группа была круче. Ну, думаю, хорошо, все теперь наладится. А он ко мне на другой день подошел и как даст мне в лобешник. Посмеялся. А потом человек пять, которые меня не любили, притащи­ли меня в беседку — там и Рома был, и Андрей тот — поизде­ваться хотели. Но за меня девчонки заступились. Девчонки бы­ли старше и всех пацанов отлупили. Я на самом деле это все забыл. Только теперь в Китеже вспомнил. Мы там все время дрались, мы били друг друга игрушками, благо пластмассовыми. Другой у меня друг был в семь лет. Тот вместе со мной ук­рал у соседей мяч, а потом прорезал его ножом, чтоб никто другой не смог им пользоваться. Я на него кинулся, а он больше меня был и скинул меня, как блоху с собаки… Так я его и не из­бил. Но сейчас я видел его в Туле. Ему 17 лет, он учится в 7-м классе, в общем, полный дурак. Тогда же я видел, как один мужик другому пропорол живот ножом. Не поладили… Кровь на асфальте. Еще одна тетка-бизнесмен сожгла доллары и выбросилась с балкона. Разбилась, а обгоревшие доллары летали… — Что ты тогда думал про мир? — Я думал, что я самый крутой. (!) Я самого себя так успо­каивал. Я знал, что если не смогу украсть деньги или выпро­сить, то мне хана, умру голодным. С друзьями надо жить в ми­ре, иначе не помогут. Красть хорошо, и вовремя удрать от пья­ного деда тоже хорошо. Взрослея, обретая способность управлять самим собой и отслеживать себя, подросток, тем не менее, часто не волен противостоять накопленному в детстве опыту. Разум, стал­киваясь с болью или опасностью, отбрасывает ребенка, в те состояния сознания, которые легли в нижние слои памяти в раннем возрасте. Например, Ваня в 15 лет избегал близко общаться и с де­тьми, и со взрослыми — опыт научил не доверять и бояться. Высокий, физически крепкий юноша сохранил какую-то глубинную детскость суждений. На педсовете он высказал взрослым свои обиды на учительницу биологии: «Раз она мне поставила "2", значит, не любит», «взрослые нас эксплуатиру­ют и не уважают», «вы сами объяснили нам, что мы свободные личности, так что ж теперь понукаете». Он практически бессознательно пытается расширить границы своего «общественного тела», но поскольку привык полагаться только на личный опыт, ставит эксперименты на окружающих: «Если я вот так поступлю, что ты со мной сде­лаешь, а если я вот это скажу, тебе будет больно?» Таким способом границы общественного тела проверяют обычно пятилетние дети. Они расширяют свои притязания, когда их собственное «Я» упирается в невидимые запреты, границы чужого личного пространства. Взрослые умеют видеть это пространство, а Ваня не на­учился различать его. Поэтому там, где можно просто дотро­нуться, Ваня ударяет, словно вновь пробуя, где горячее, а где холодное. Собственно, у него при сохранившемся недоверии к тем, кто старше и опытнее, и нет другого способа познать мир отношений. Десятилетний ребенок с готовностью вы­полняет любые просьбы учителя, 15-летний Ваня в ответ на просьбу учительницы начинает размышлять, не умаляет ли эта просьба его мужское достоинство. Между детьми и взрослыми существует множество дого­воров. Пусть вы никогда и не давали никаких обещаний друг другу, но эти договоры как бы подразумеваются тем, что вы находитесь в одной культурной среде. Свое представление о том, как должны себя вести взрослые — учителя и родители, нынешняя молодежь может почерпнуть из западных филь­мов, рассказов одноклассников, фантастической или детек­тивной литературы. Самое печальное, что вы сами можете даже не догадываться о тех ожиданиях, которые на вас возла­гаются. Вот почему всегда лучше спросить, выяснить, попы­таться распознать. Вопрос справедливости — центральный вопрос любого детского коллектива. После Ваниного выступления на педсовете я, приемный отец, получил подтверждение тому, о чем давно догадывал­ся: улыбка хорошего мальчика — просто привычная маска, личина. Как только мы начинаем разбираться с его внутрен­ним миром, помогаем ему самому в первых попытках реф­лексии, оказывается, что за улыбкой скрывается и страх пе­ред любыми взрослыми, и рефлекторное стремление защи­титься. Взросление и попытки заглянуть в себя увеличили остроту боли. Пытаясь компенсировать ее, Ваня стал выдви­гать все больше претензий к окружающим. Разумеется, окру­жающие от этого не менялись, но каждое столкновение, пусть даже тайное, происшедшее в мозгу Вани, множило ко­личество обид. Можно сказать, что взросление принесло много новых ожиданий, которым окружающий мир не соот­ветствовал. Ваня страдал, впадал в депрессию или наоборот — начинал рьяно требовать уважения к своей личности. При этом он видел, что другие сверстники уже строят отношения со взрослыми: ходят на чай, ведут душевные беседы о жизни, о будущем, поднимают таким образом свой авторитет. «Я сейчас часто себя в детстве вспоминаю. Когда был ма­леньким, часто пел, концерты в детдоме, взрослые хвалили. Я прямо чувствовал, как моя душа куда-то тянется. Может, это нервы, как провода с током, торчали наружу. А потом мне по ним бить стали, и я петь перестал. И провода убрал. Вот думаю, хорошо бы такую профессию, чтоб одному быть, чтоб ни с кем не общаться». Итак, Ваня, войдя в мою семью и демонстрируя полную лояльность, по сути, закапсулировал себя, превратил в ку­колку до лучших времен. Если бы я не тревожил его, понем­ногу размягчая его защитный панцирь и подводя к осозна­ниям, то он бы так и вышел в мир взрослым дядей с детским Образом Мира. Если вы уже вошли в конфликт со своими детьми, то не надейтесь, что время залечит. Помните: юноша или девушка продолжают из года в год мерить все происходящее на свой аршин, не желая отказываться от прошлых установок и, всег­да находя подтверждение своим негативным взглядам на мир в словах или поступках окружающих. «Ты мне не купила эту помаду, значит, ты меня не любишь». Грустное наблюдение: любой совет мои приемные маль­чики воспринимают недоверчиво, через внутреннее сопро­тивление. Это значит, что прослойка недоверия остается. А выражаться она у моих ребят может даже в преданном вы­ражении лица или готовности убрать всю комнату. Мне пот­ребовалось года два на то, чтобы научить их не бояться об­суждать со мной спорные вопросы. Мне не нужно беспре­кословное подчинение. Трение необходимо, чтобы шестеренки зацеплялись. А трение — это умение сформули­ровать и вежливо выразить претензии и ожидания. Ребенок должен быть способен на это. Родителю стоит терпеть, вы­слушивать и временами соглашаться. Но растущая личность в свою очередь должна понять, что и она должна выслуши­вать вас без обиды. Легко это не давалось никому. Даже на основе этих примеров вы можете сделать общий вывод, что нет универсального алгоритма терапии. Каждый ре­бенок развивается по индивидуальной траектории. Есть только общие закономерности, выяснение которых облегчит понима­ние происходящего. Но выбирать момент и силу воздействия вам предстоит самим. И выбор делается только на основе ва­шей интуиции, эмпатии, знаний и опыта. Но разве не так же находит правильное решение политик и глава фирмы, хирург и художник?

 

НАКАЗАНИЯ И УВЕЩЕВАНИЯ

«Дети — это глина, которая до определенного предела ос­тается податливой…» Д. Апдайк «Иствикские ведьмы» Цель наказания — заставить ребенка отказаться от ста­рых образцов в пользу новых моделей поведения. Если каж­дое неправильное, с точки зрения взрослых, действие будет навлекать НАКАЗАНИЕ, то ребенок откажется от этих дейс­твий. Беда в том, что он затем вообще утратит способность выбирать и анализировать. Его сознание приобретет удруча­ющую линейность, и о самореализации и развитии каких-либо творческих способностей в этом случае говорить не придется. Начнем с того, что порекомендуем вообще отказаться от самого термина «наказание». В Китеже мы используем тер­мин «компенсация». Каждое действие, нарушающее гармо­нию и разрушающее целостность МИРА, требует компенса­ции. Сломал — почини, обидел — залечи душевную рану, проявил слабость — пройди испытание. Когда вашему малышу исполняется три года, он начина­ет выходить из-под контроля и проверять границы возмож­ного. Он лезет туда, куда нельзя, берет то, что запрещено, и всячески демонстрирует свое пренебрежение к опасности и родительской опеке. Не сердитесь на малыша. В нем работа­ет инстинкт познания такой же сильный, как инстинкт ро­дительской любви. Его попытка расширить границы доступ­ного мира естественна. Так же естественна и ваша попытка положить разумный предел этому процессу. Значит, ваша первоочередная задача — постановка границ! Но как это сделать? Большинство современных благонамеренных родителей с готовностью скажут: добрыми уговорами. Но не забывайте, что в три года ребенок еще лишен способности рассуждать логически и воспринимать доводы разума. Поэтому ваши добрые уговоры и долгие объяснения для него просто лише­ны смысла. Кто-то может сказать: «А вот мой сын меня слушается с полуслова». Я рад за вас, но от поздравлений воздержусь. Бы­вает, конечно, что слабому сказали «нельзя», и он послушно застыл. Но не спешите радоваться. Боюсь, что в данном слу­чае послушание есть знак отсутствия силы и воли. Ребенок с нормальной жизненной закваской просто не должен подчиняться всем вашим приказам. Поэтому, когда в ребенке заговорит его истинная при­рода, требующая непослушания, вы должны внутренне ра­доваться. Впрочем, эта радость и понимание необходимос­ти процесса не должны ослаблять вашу решимость поло­жить этому разумный предел. Ребенок не должен ломать мебель, сжигать шторы, мучить кошку и т. д. Более того, он не должен игнорировать требований лечь спать вовремя или почистить зубы. Но так как его природа, естественно, стремится к наибольшему комфорту, то он будет пытаться это делать. Вы готовы разрешить ему это? Но такая свобода нанесет урон его здоровью и вашему имуществу. Если он почувству­ет, что может «отодвигать» вас, то будет радостно пользовать­ся этим знанием, расширяя свою свободу до бесконечности. В результате он сам же окажется в мире без границ. Вы поте­ряете сына или дочь, а он или она — опору в дальнейшем развитии. Академик Н. М. Амосов в книге «Ваш ребенок» так фор­мулирует итог своих многолетних размышлений на эту тему: «Самая простая форма авторитета, доставшаяся нам от жи­вотных, основана на превосходстве силы и страхе перед ней. Отказываться совсем от силы в отношениях с ребенком, види­мо, нельзя — важно строго ограничивать… Главное назначение авторитета — прививать убеждения. Для ребенка — это зна­чимость словесных формул: "как надо". Он еще не в состоянии разобраться и найти доказательства… И даже в пору юности необходимость, а не свобода должна удерживать подростка… от дурных поступков». Когда дети постепенно созревают до самостоятельного поиска путей в этом мире, самое безопасное — это перестать быть их ближайшим окружением, перейти в ранг советни­ков. Пусть воспитывают, обтачивают, уминают растущую личность внешние обстоятельства. Ребенок совершил проступок. Что ж, для вас это велико­лепная возможность на конкретном, актуальном примере преподать урок, помочь юной личности сделать выводы. Во­обще, каждая жизненная ситуация, по сути, и является уро­ком. Чем больше в ней эмоционального наполнения, тем лучше она входит в детское сознание. У некоторых родителей есть удивительное качество — во время «разбора полетов» с детьми самим впадать в детство. Я знал одного папу, который ОБИЖАЛСЯ на своих детей и мог после конфликта несколько дней с ними не разговари­вать. Такие взрослые встречались мне и в общине Китеж, но надолго не задерживались. Осуждая или наставляя свое дитя, вы сами не должны ис­пытывать гнева или вообще какой-либо сильной эмоции. Сын подрался на улице, испачкал новую куртку. Естествен­но, он ожидает выволочки, и не надо обманывать его ожида­ния. Не надо говорить с ним нечеловеческим «терапевтичес­ким» голосом, лишенным эмоций. Вы можете проявить чувства. Но для достижения воспитательного эффекта лучше бы эмоции испытывал ребенок, а не вы. Эмоция затемнит ваше сознание, помешает вашей объективной оценке. Вы же должны анализировать чувства ребенка и на этом основании делать выводы. Ваша главная задача — понять, как вы може­те использовать сложившиеся обстоятельства, чему можете научить. Причем выбор за вами. В одной ситуации вам, мо­жет быть, удастся убедить ребенка заняться физической под­готовкой, в другой — подвести его к выводу о том, что полез­но владеть своими чувствами и не задираться на тех, кто сильнее. Научитесь относиться к попыткам противостоять вашей воле философски. Замахнулся на вас, кинул игрушкой — при­стыдите, поставьте в угол для размышления, внутренне раду­ясь, что ваш ребенок развивается нормально. Ведь ему дейс­твительно скоро придется отстаивать свои права, а может быть, и размахивать кулаками. То, что он смог противостоять вам, показывает, что он сможет, когда вырастет, противосто­ять чужому давлению, искать свой путь, стремиться к саморе­ализации. Вы должны научить его осторожности, выдержке, но не лишить воли и уверенности в своих силах. Выбор за ва­ми, поскольку каждый случай совершенно индивидуален. Однажды Святослав раскапризничался за обеденным столом. Я сделал ему замечание, а он «озлился» и ударил ку­лаком по столу. Где он только перенял такую модель? Вернее, не перенял, а взял для апробирования. И вот сидит напротив меня, бьет кулаком по столу, а в глазах гнев медленно сменяется осо­знанием и ожиданием наказания. И только в момент этого ожидания у меня был шанс добиться полного осознания им порочности такой модели поведения. Святослав получил внушение «от души», но не заплакал, а принялся кушать, словно ничего и не произошло. Навер­ное, подумал, что неудачный результат эксперимента — все же результат. В его сознании образовалась неразрывная це­почка простейших взаимосвязей. И хоть и в дальнейшем он не всегда ел то, что предлагалось, но от ударов кулаком по столу воздерживался. Сразу оговорюсь, что, как правило, вдумчивое объясне­ние более эффективно, так как ведет к более полному и глу­бокому осознанию. Особенно это справедливо для конфлик­тных ситуаций. Будьте добрыми, взращивайте безопасную привязанность и готовьтесь к тому, что ребенок, успокоенный вашей доб­ротой, перестанет слушаться. Вполне вероятно, что он при­мет вашу доброту за слабость и начнет вами манипулиро­вать. Промежуточная ступень между страхом и любовью — ав­торитет. Иногда достаточно и уважения к умным и сильным родителям. Родители могут договориться, кто в семье будет представ­лять собой «непререкаемый авторитет». И уж конечно, доро­гие родители, даже в полемическом запале нельзя подрывать авторитет друг друга. Если мама будет уважительно отно­ситься к силе и уму папы, ребенок научится этому чувству. Если папа будет внимателен и заботлив, если в нем будет го­товность защищать, оберегать, брать ответственность и даже идти на жертвы ради своей семьи, то и ребенок эмоциональ­но «зацепится» за этот образец и со временем попытается ему соответствовать. Из размышлений на эту тему всемирно известного пси­холога Эриха Фромма: «Отцовская любовь руководствуется принципами и ожиданиями; она должна быть скорее спокойной и терпеливой, нежели властной и устрашающей. Она должна обеспечить растущему ребенку все более сильное чувство уве­ренности в своих силах и со временем позволить ему самому распоряжаться собой и обходиться без отцовского руководс­тва».

 

ПРИНЯТИЕ ОБЛИКА

Облик — это защитный панцирь. В обыденной жизни люди предпочитают «играть в игры», соприкасаясь не душами и мыслями, а ролевыми функция­ми. Более того, взрослые любят вылезать из привычных ро­лей не больше, чем улитка из собственного панциря. «Я хозя­ин этой фирмы!», «Я глава семьи!», «Я политик!» Может быть, в современной цивилизации без доспехов и нельзя. Мы сделали природу безопасной для жизни и больше не размахиваем палицей, гуляя под деревьями в ожидании тигра. Однако мы живем еще и в обществе, которое не позво­ляет нам расслабиться. Ни один трезвомыслящий взрослый не откажется от брони социальных функций и ролей. А под броней чешется душа, как у рыцарей тело под панцирем… Если рана нанесена детской душе, то лечить доспехи не имеет никакого смысла. Их надо снять, бережно, терпеливо, а потом в безопасном месте и при полном доверии ребенка заняться врачеванием, то есть построением нового реально­го ОБРАЗА САМОГО СЕБЯ. Мы в Китеже тренируем детей СОЗНАТЕЛЬНО ВЫБИ­РАТЬ ОБЛИКИ, менять их по мере необходимости, понимать, как и зачем делают это взрослые. И при этом не отождествлять себя до конца с эпизодическими личинами до тех пор, пока в душе не будет сделан серьезный выбор в сторону идеала. Термин «принять облик» я позаимствовал у великого пи­сателя-фантаста Роджера Желязны. В романе «Князь света» он очень поэтично выражает мысль о возможности безгра­ничного совершенствования человеческой личности на ос­нове внутренней программы при условии, что эта самая лич­ность может продлить свое земное существование сколь угодно долго. Итак: «…быть самим собой, причем до такой степени, что страсти твои соответствуют уже силам мироздания и видно это любому, кто на тебя ни посмотрит, и нет надобности на­зывать твое имя… Быть способным распознать в самом себе все поистине важное и потом взять тот единственный тон, который обеспечит ему созвучие со всем сущим. И тогда вне морали, логики или эстетики становишься ты ветром или ог­нем, морем, дождем, солнцем или звездами, полетом стрелы, вечерними сумерками, любовным объятием». Не слишком ли для детей? Может быть, вы заметили, как форма или стол с телефо­нами меняют людей? Что это? Магия облика. И, что приме­чательно, даже взрослые склонны время от времени менять облики в зависимости от ситуации. А уж дети просто каждый день воплощают собой афоризм древних греков «все течет, все изменяется». Святослав в возрастном диапазоне от трех до шести не только каждый день менял свой облик, но и считал вполне естественным сообщать о новом облике всем окружающим: «Сегодня я дракон любви!», а на другой день: «Я кот Матроскин!» Ребенок примеряет облики, как костюмы. Попробуйте не заметить, ошибиться в оценке облика. Тогда жалость с ва­шей стороны вдруг породит ответную агрессию, а заботливая опека будет воспринята как давление, смех вызовет тревогу. Облик — это тоже программа самореализации! Растущая личность может не позволить работать со сво­им внутренним миром, но допустит работу со своим образом. Человек «принимает облик» во всех сложных ситуациях. «Я — гражданин Рима», «Я — русский офицер», — говорили герои прошлого, глядя в лицо смертельной опасности. Сравните: «Я — Петя Иванов!» Звучит гордо, но не так убедительно и не способствует притоку душевных сил. Вот что написал наш сын Ваня, когда ему было 12 лет. «Я хочу быть похожим на героя романа о древней Японии "Время драконов" по имени Дзебу. Дзебу был великим бойцом-ниндзя. В нем присутствовал сильный дух. Он умел не только махать мечом, но и любить. Он пытался познать себя и мир вокруг. Но сейчас другое время и вместо меча — компьютер. В этом я хочу быть похожим на Нео из фильма "Матрица". Он был великим компьютерщиком. И он сражался против неспра­ведливости. Я хотел бы совместить в себе двух этих героев». Какие удивительные миры умещаются в пространствах сознания наших детей. Просто окунуться туда означает со­вершить путешествие, куда более увлекательное, чем любая компьютерная игра. Но надо очень постараться, чтоб дети пустили вас в свой волшебный мир. Если же это случится, то вы можете попытаться передать свое знание, опираясь на его систему образов. Мы попросили старшеклассников написать эссе о том, какие облики они обычно принимают в тех или иных обсто­ятельствах. Часто это помогает самим авторам лучше понять себя. Маша П., ученица 10-го класса, член Малого совета. «Мой идеал по жизни быть в облике Таис Афинской, как ее изобразил И. Ефремов, — сильной внутренне, умной, мудрой, гармоничной. Помимо этого образа во мне живут еще три, ко­торые очень гармонично переплетены в повседневной жизни. Самый строгий и официальный — это образ для совета, собра­ний, когда от меня требуется серьезность, ответственность, принятие информации. Мой второй образ — Китти, котенок мягкий, пушистый, готовый подставить мягкую жилетку дру­гу. Это мой неофициальный облик, в нем мне легко добиться до­верия, вывести человека на душевный разговор. Телохранитель — это мой третий облик. В нем соединяется патриотизм, му­жество, смелость, готовность жертвовать собой ради других. Можно сказать, лидер, но лидер неявный, лидер, сплачивающий людей вокруг себя и создающий общий настрой и бегущий впере­ди во время атаки. Хотя порой внутри где-то далеко в этот момент сидит Заяц, который всего этого страшно боится, но выполняет долг до конца». Сколько личностей уживаются в вашей дочке? Умеете ли вы определять, кто перед вами здесь и сейчас? Если ответ на эти вопросы «Да», то ваш следующий шаг — научить растущую личность распознавать облики, или ста­бильные состояния, в которых ей комфортно, и по своей во­ле переходить из одного в другой. Это высший пилотаж, доступный немногим.

 

«СЧАСТЛИВОЕ ВРЕМЯ ЮНОСТИ?»

В 15—16 лет и девочки, и мальчики входят в очень труд­ный для себя период: новые процессы, происходящие в их телах, начинают стягивать на себя фокус внимания. Новые чувства, страсти, неосознанные желания накатываются вол­ной откуда-то изнутри, порождая растерянность, страхи, иногда приступы агрессии. Самое бы время остаться наедине с собой в каком-нибудь безопасном месте и найти общий язык с пробудившимися стихиями. Но наша общественная жизнь как раз в это время начинает испытывать подрастаю­щее поколение на прочность. Усложняется программа в школе, все более требовательными становятся родители, все больше вызовов предлагает компания сверстников: «Ты что, не мужик что ли?» или «Неужели ты еще этого не делала?» И на­до соответствовать. Представляете, что делается в голове? Все это называется (по Эриксону) кризисом иден­тичности. Он либо преодолевается обретением «взрослой идентичности», либо не преодолевается. Тогда юноши и де­вушки соскальзывают на более низкие уровни развития, пы­таясь отсрочить обретение взрослого статуса, уходят в роке­ры, тусовку, наркотики… и как им кажется, на свободу, где можно взять управление в свои руки. Они еще не в силах осознать, что просто передают право доступа к своим программам более широкому социуму. Но этот доступ будет уже не прямым, а опосредованным — через стремление быть как все, через впитывание образов, разде­ляемых всеми сверстниками. У психологов это называется — групповая идентич­ность — отказ от свободы развития в пользу одной групповой программы. Это все-таки не прямой контроль, который осу­ществляли мы, родители. Наиболее естественное состояние тинейджера – состоя­ние борьбы за самоопределение. У наших детей есть глубоко спрятанный в «корневых файлах» простейший способ оценки ситуации: раз все это делают, и всем это нравится, значит, это и есть истина жиз­ни. «Все» означает друзья во дворе. Или один друг. Статисти­ка здесь ни при чем. Важны хоть чье-нибудь одобрение и яр­кость переживания, по сути, рекламная наклейка. Эта фор­мула делает человека управляемым для общества, заставляет его внутренне стремиться быть с «себе подобными», а следо­вательно, перенимать их манеру поведения, способы обще­ния и наиболее общие знания. Так общество или подростковая банда делают подростка управляемым. По сути, на этом этапе происходит потеря рас­тущей личностью свободы управления собственной жизнью. Теперь все делается по выбранному стереотипу. Нам, взрослым, понятно, что хорошая учеба — путь к дальнейшему успеху в жизни. Но в иерархии ценностей ва­шего сына сейчас куда актуальнее любовь голубоглазой девя­тиклассницы. И ничем вы его не переубедите. «Родители ни­когда нас не понимают!» Впрочем, родители обычно действительно не понимают. Случай из жизни Одна вполне достойная женщина реализовывала свою жизненную программу в жесткой, но логичной последова­тельности: развод, защита диссертации, успешная карьера, достижение высокого материального положения. Парал­лельно с этим росла и развивалась ее дочь, которая в началь­ной школе была отличницей, занималась пением, танцами, музыкой. К 15 годам она окончательно поняла, что мама не обратит внимание на ее успехи. Поняла это взрослеющая де­вушка, но реакцию выдала маленькая обиженная девочка, которая страдала все эти годы. Школа «пошла ко всем чертям» вместе с пианино и при­личными манерами. Девочка компенсировала свою обиду «веселой» компанией, сигаретами, спиртным и наркотиками. Примечательно, что окончательный разрыв с прежней жизнью произошел после того, как мама родила еще одного ребенка. «А что было беспокоиться о старшей — она с детства отличница. Я думала, у нее все уже хорошо». Так на старшую дочь вообще перестало хватать времени. Это реальный случай из жизни, хоть и выглядит он не­сколько хрестоматийно. Самое досадное, на той стадии, ког­да мама пришла за советом, что ей делать с дочерью, «бо­лезнь» приобрела необратимый характер. И какой совет мы можем дать на этой стадии? Бросить работу, уехать с дочкой в дальнее путешествие, начать познавать ее душу, искать под­ход. Для возврата к нормальным отношениям маме пришлось бы налаживать отношения сначала с девочкой внутри самой маленькой матрешки, потом со следующей, старшей и т. д. Глядя на маму, я понимал, что в глубине души она не го­това к кардинальным изменениям в своей жизни ради воз­врата дочери. За деньги можно обеспечить лечение от нарко­тической зависимости, даже сменить среду обитания. Но не­льзя купить доверие, которое выражается в желании слушать советы и следовать им. По мере взросления подростка родители могут счесть, что с ним уже нечего церемониться. «Чтобы в 10 был дома, ра­но тебе еще… сам должен понимать, не маленький…» Попытка сохранить контроль такими средствами, скорее всего, спро­воцирует разрыв. Пятнадцатилетний юноша не вспомнит о тех игрушках, которые ему дарили. Обида направит его па­мять к какому-нибудь эпизоду раннего детства, полному бо­ли и непонимания. А дальше приблизительно такой ход мыс­лей: «Они меня всегда обижали, но тогда я вынужден был под­чиняться. А теперь я совсем другой, и я рву внутренние нити, связывающие меня с этой болью и несправедливостью. Я другой, я зачеркиваю свое прошлое». На самом деле он его не зачерки­вает, а, наоборот, подтаскивает к настоящему, питает из него свою решимость бороться с родителями, которые, видя его неадекватность, стремятся, наоборот, усилить контроль.

 

САМОУБИЙСТВЕННАЯ БОРЬБА

 

ЗА СВОБОДУ

Случай из жизни Парень пришел домой из школы, переполненный самы­ми важными в его жизни проблемами. Осознанно или нет, но он ищет сочувствия и поддержки родителей. Мама, попи­вая чай с гостями, говорит с юмором: «Ой, какой же ты мя­тый, нестриженый» (или что-то в этом роде). Она не хочет обидеть ребенка, она хочет пошутить, раз­влечь гостей и заодно весело наставить любимого сына на путь истинный. Но он-то в этот момент находится совсем в ином эмоциональном поле. Для него легкое подшучивание сейчас — свидетельство легкомысленного отношения к его бедам, присутствие же гостей усугубляет ощущение отчуж­денности. И самое главное: в 15 лет никто не любит быть объ­ектом насмешек взрослых. Вот так мы и теряем нити безопас­ной привязанности со своим взрослеющим отпрыском. Подросток, с претензией на неоцененность, бросит ро­дителей, уютную квартиру, любимую девушку, лишь бы остаться в кругу своих сверстников. Самое смешное, что так ИЗВРАЩЕННО проявляется его потребность в безопаснос­ти. Ну, скажите, разве нам всем не очевидно, что куда безо­паснее остаться с родителями? Но дети часто не чувствуют родителей. А как можно опи­раться на то, что не чувствуешь? Обида на невинную шутку родителей толкает к демонс­трации протеста. Так нужно для самоутверждения. Вот они и самоутверждаются, часто по-дурацки, так как внутренние матрешки продолжают подкидывать образцы поведения из раннего детства. Отсюда странные прически, серьги в носу и пупке, секс на мотоцикле. Юноша уходит из родной семьи в секту, тусовку, фа­шистскую организацию, где, ему кажется, его принимают с любовью и уважением. Девушки выходят замуж за первого попавшегося, чтобы развестись через пару лет, увеличив ко­личество душевных ран. Тут уж родители понимают, что ребенка надо спасать — вынимать из плохой компании, снимать с иглы. Но на этой стадии маме или папе уже придется отказаться от работы, лич­ной жизни для того, чтобы контролировать каждый шаг под­растающей личности, причем делать это «извне», то есть, поп­росту говоря, следить. Это само по себе усилит раздражение подростка и подтолкнет его к еще большей конфронтации. Из переписки в Интернете: (с сохранением стилистических и орфографических особен­ностей) «Привет ЭГОИСТ! Вот прикол, наконец-то бог сотворил еще одного эгоиста. Кстати про музыку, у ваших детей странный нрав слушать Бетховена (он в этом имени сделал две ошибки "Битховин") и прочие вещи… Ты вот сама говоришь про себя, что ты эгоистка, а про ме­ня люди говорят. Но я не согласен с ними, я не эгоист. Просто я всех слишком люблю и понимаю, что мое присутствие их (вас) тревожит, поэтому мне легче уйти, чем остаться и тупо радоваться со всеми. Быть веселым тусовщиком, намного легче, чем изгоем. Общительные люди быстро надоедают, учителя выжигают таланты. Зато учат хорошо зарабатывать. Мож­но рискнуть и послать их на 4 буквы то есть на 2, блин, на 3 и положиться на собственный опыт и долго мечтать. Я обожаю мечтать. Я ненавижу правильных людей. Эти люди — нелюди, такое ощущение, что они программы. (Если б только он мог знать, что именно его мироощущение есть программа, опи­санная во всех учебниках психотерапии. Но тут срабатывает эффект отражения: он видит в других только то, что есть в нем самом, поэтому отказывает окружающим и в глубине чувств и искренности.) На 90 процентов я могу предсказать их жизнь, точно знаю, что кто скажет и что сделает. Хоро­шие оценки, хорошие отзывы, хорошая грамматика, хорошие мысли. Все замечательно. Они молодцы, живут так, как 99 людей из 100. Даже если ты попала в приличное общество Китежа, ты проживешь там 10—15 лет, подчинишься всем правилам (а пра­вила направлены в положительный отрезок земли), забудешь о куреве, деньгах — обо всем и превратишься в романтика, жела­ющего всем людям только счастья и добра, будешь радоваца все­му, не понимая хорошо это или плохо, просто попадешь в нирва­ну. Такое состояние бывает у всех, только оно не отличается продолжительностью. Чем больше взрослеешь, тем меньше по­падаешь именно туда. В итоге ты станешь ангелом. Многие по­падают туда с помощью алкоголя. Как я радовался, живя за стеной, смотря в экран телека и видя насилие, я думал — это там где-то далеко, здесь меня защитят, если не получится, то простят, ведь знаешь, что это игра, и никто не обидит. Но, пе­реехав в город, я понял, что здесь каждый сам за себя, это так пугает. И я думал, почему все такие странные, всего боятся. (Если подросток на стадии кризиса не получил "аморти­зационной подушки" любви и заботы, которая позволяет че­ловеку постепенно привыкать к реальности мира, то страх парализует развитие.) Щася уже это просек. Мозг — это иллюзия, главное та­лант! Я точно знаю, что все меня считают, ну, ты поняла. Лично я себя считаю самым ничтожным существом на земле, я привык быть виновным. Наверно, я соглашусь со всеми обвине­ниями против себя. Кстати, даже зная, что я это не делал. Но вся вина на мне». Перед вами не «плохой подросток», а ребенок с «психо­логическими проблемами», то есть… почти больной. Мой жизненный опыт говорит в пользу того, что такими «боль­ными» в той или иной степени являются 90 процентов всех городских детей. В некоторых крайних случаях страх несоответствия по­рождает реакцию враждебности ко всем признанным обще­ственным ролям, вплоть до мужских и женских (унисекс); отрицание ценностей общества, предпочтение всего иност­ранного (по принципу «хорошо там, где нас нет»). Свидетельством деформированного развития может стать «боязнь высоты», то есть сознательная попытка принизить себя. Жаль, что она сопровождается стремлением найти ви­новатых. На родителей, запрещающих 16-летнему «пофигис­ту» пить, курить и зачинать детей, можно обидеться. Именно на родителей и переносят свой бунт наши подростки. Смотреть правде в глаза просто непереносимо. Остается закрыть от себя эту правду. Чем? Религией. Мифом. Картинки с экрана телевизора, смешиваясь с рассказами друзей и крохами жизненного опыта, обращаются в строи­тельный материал для более сложных моделей в сознании подростка. Эти образы, вернее эти миры, никакого отноше­ния к реальности не имеют, но позволяют преодолеть страх перед будущим. Когда придет время их реализовывать, сво­бодный мечтатель получит много боли и разочарования. Закономерный, часто болезненный процесс смены про­граммы осознается молодой личностью как крушение всех ее детских идеалов и надежд. Но именно теперь у нас появ­ляется шанс вмешаться. Если до этого у вас не сложился эмо­циональный контакт со своей дочкой или сыном, то теперь постарайтесь установить контакт интеллектуальный. Теперь с подростками можно начать осторожно разгова­ривать об их проблемах в расчете на то, что они способны понять взрослую логику. Только не сбивайтесь с уважитель­ного тона беседы на менторский или снисходительно-укоризненный тон, который автоматически отбросит подростка на более ранние стадии, где живет ощущение вины и страх наказания. В 9-м классе я увлекся живописью и решил, что мне по­лезно будет все бросить и целиком посвятить себя картинам. По молодости лет судьбы Ван Гога и Гогена представлялись завидной романтичной альтернативой серым школьным будням. Когда я поделился своими планами с родителями, то они если и пришли в ужас, то смогли не показать этого. Наоборот, моя мама уговорила одного профессионального художника взять меня в обучение. Этот милый человек на­учил меня писать масляными красками, а заодно и дал воз­можность поближе рассмотреть на собственном примере перспективы жизненного пути, на пороге которого я стоял. У меня дома до сих пор висят мои ученические работы. Я «похлебал романтики», познакомился с ее ближайшей подругой — безденежьем, научился чувствовать цвет в при­роде и чужих картинах. Но я также смог убедиться в ограни­ченности собственного таланта. Странно, чувство победы и обогащенности новым опытом смешалось с осознанием своего несоответствия выбранному пути. Я отказался от мечты о чердаке с холстами и натурщицами. Спасибо мама, что ты не спровоцировала необдуманных шагов глухими запретами, а дала мне возможность НА СОБСТВЕННОМ ОПЫТЕ убедиться в том, что для меня этот путь закрыт. Прямой запрет, вряд ли приведет к позитивному резуль­тату. Подросток не понимает ваших мотивов и только ощу­щает опасность — вы хотите перехватить управление. Он еще не понимает, что для него лучше. У него в голове МИФ! Берите управление, но не стремитесь заменить один миф другим. Это не придаст вашему ребенку сил. Просто научите его видеть реальность и не бояться. И помните, что перед вами свободные полноправные личности, имеющие право выбирать свой собственный путь и набивать собственные шишки на этом пути. Научитесь ра­доваться их победам. Если что-то сейчас и имеет значение, так это базовая установка на успешное самоутверждение хо­тя бы в некоторых сферах. Причем важна здесь не «объектив­ная реальность», а то, что про самих себя думают юноши и девушки. Вам может казаться, что у ваших детей все в порядке. Но если они сами придерживаются иного мнения, то именно с их точки зрения вам и надо рассматривать проблему.

 

ЗАНИЖЕННАЯ САМООЦЕНКА И

 

КАК С НЕЙ РАБОТАТЬ

Особенно опасно, если в поле сознания поселился синд­ром неудачника. «Я хуже всех!» — синдром опасной болезни, угрожающей очень многим. Наш рецепт — помогите вашим выросшим детям изменить самооценку. Необходимо «про­рваться к победе» на одном-двух направлениях, чтобы за­помнить ощущение успеха и свершения. Если юноша или девушка хорошо рисуют или увлеклись каратэ, а об уроках забыли, не давите, не омрачайте радости самоутверждения. Надавите — станете врагом, а успеха все равно не добьетесь. Нельзя человека научить отваге и радости насилием. Он сам (под давлением обстоятельств, которые мы и можем для него создать) должен нащупать эти качества в своей душе, вырас­тить их. Остальное наверстает потом. Не опрокидывать формирующийся в юном сознании Об­раз Мира, а осваивать его пространство должен заботливый родитель. Только проникнув на чужую территорию, увидев связи явлений и образы, в том числе и ошибочные, можно попытаться там что-то исправить. Больше расспрашивайте, больше поддерживайте, подсказывайте как завоевать любовь и авторитет среди сверстников. Это самая интересная тема разговора для любого, самого закомплексованного и закры­того юноши, это золотой ключик, открывающий дверь в ду­шу вашего ребенка. Воспользуйтесь им, а все остальное пре­доставьте жизни. Я помню, сколько тщетных усилий потратил мой отец, пытаясь заставить меня заниматься спортом. Его предупреж­дения о том, что мужчина должен быть сильным, так как жизнь не всегда безопасна, были мне абсолютно понятны. Но эта информация как бы скользила стороной, не вопло­щаясь в действия. Потом, когда деревенские мальчишки съездили мне по морде после игры в футбол, я уже без всяких уговоров отца записался в секцию самбо. Помню, что лет пять после инцидента, я не мог спокойно ходить по улицам. Прежняя беспечность, порожденная незнанием, растаяла без следа, на ее место пришел постоянный страх. Но мне потре­бовалось еще пару раз «получить по морде», чтоб под давле­нием неопровержимых свидетельств, принять решение стать сильным. В старших классах я начал заниматься восточными единоборствами, вырабатывая в себе силу духа и тела. Часто задаю себе вопрос, а был ли способ у отца раньше убедить меня в необходимости стать сильным? И я до сих пор не нахожу ответа.

 

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

История Антона Антон попал к нам из московской школы в 1999 году не по собственной воле. Этого отрока родители привезли в Ки­теж после 8-го класса и сообщили, что он «не учится и не хочет, но учителя его любят за золотое сердце». До этого его жизнь подходила под понятие «благополучной». Подоб­но Кеше из мультфильма «Возвращение блудного попугая», он рассказывал неискушенным китежским одноклассникам о катаниях на скейте, о неистощимых запасах баночного пи­ва и безграничной свободе столичного жителя. — Да у меня отличная жизнь была до Китежа. И никаких вопросов, пока родители сюда не привезли. До этого у меня бы­ла куча друзей, деньги на пиво и сигареты, свобода. Родители с утра до вечера работали, а я валялся на диване с какой-нибудь девчонкой, курил «ротманс», смотрел телек. — И когда это счастье тебя настигло? — В 7-м классе. — У матери была подруга, а у нее был сын — крутой парень. Он всеми управлял в нашем районе. Я был в его компании, и меня все уважали. — Ты знаешь, у тебя сейчас даже лицо оживилось от воспо­минаний о счастье в 7-м классе. (Лицо и правду обрело какое-то детско-идиотско-радостное выражение, словно он на мгновение впал в детство.) Тошно все это слушать. Ты опи­рался на чужую силу, удовлетворялся самыми примитивными, животными радостями. И сейчас, вспоминая о том времени, ты внутренне мечтаешь его вернуть. Это знаешь ли неожидан­но для взрослого человека. Значит, до этого что-то было явно не так. — Да все было отлично. — Ничего не было отлично. Вспомни, когда ты впервые в своей жизни понял, что предательство между близкими людь­ми допустимо. После некоторого раздумья. — Это было в 5-м классе, тогда нам привезли в школу гума­нитарную помощь — конфетки, жвачку. Учительница остави­ла их на парте, но предварительно пересчитала… Ведьма. Мы с друзьями по одной жвачке украли. У нас же этой фигни никогда в жизни не было. Спровоцировала в общем. Подняла весь класс, пол урока допытывалась, а потом один из моих друзей признал­ся, что это сделали мы. Заложил нас всех. Он же друг был. Он мне всю веру в дружбу поломал. — А сейчас ты как оцениваешь его поступок? Очень неуверенно, как бы нехотя. — Ну, он правильно поступил.

 

— Но ты и сейчас в этом не уверен. — Да, черт возьми, неуверен. А откуда я должен знать, что хорошо, что плохо. Мне это никто не объяснил в детстве. А с позиции моих друзей во дворе, я жил по правильным понятиям. Родители часто забывают объяснить детям, что такое хо­рошо, что такое плохо. Возможно, и сами уже давно не знают. Слишком часто меняются в последние годы ценности и ори­ентиры нашего общества. Как и в упомянутом мультфильме, авторитет Антона, державшийся на фантастических рассказах, угас через не­сколько месяцев из-за большого количества повторов и па­дения общего интереса. Но к этому времени он успел по­чувствовать БЕЗОПАСНОСТЬ среды Китежа. Здесь никто не звал его «Мелким» и не посылал за пивом. Здесь ценилась и взрослыми, и детьми его помощь при рубке дров и погруз­ке картошки. Учителя в нашей школе были подчеркнуто снисходитель­ны и терпеливы, но в этом возрасте мальчишек не удовлетво­ряет пустая, незаслуженная похвала, когда очевидна их несо­стоятельность. Антона жалели, а он хотел, чтобы им восхи­щались. К чести парня надо сказать, что он оказался готов бороть­ся за изменение своего статуса. Бывает, что старые психоло­гические «завязки» с родителями мешают развитию. То, что мы легко сносим от чужих, не прощаем своим. Боязнь ока­заться недостойным уважения любимых, но весьма колких и критичных родителей, заставляла Антона доказывать им и всем окружающим свое равнодушие к их ожиданиям. «Бо­язнь высоты» заставляла всячески проявлять свою низость. Но, оказавшись в безопасной атмосфере Китежа, он понял, что высота достижима. Его наставником в данном случае вы­ступал я. Приходилось буквально каждый день показывать мальчишке, что он значим, что с ним считаются. Антону было сказано, что пора самому становиться силь­ным. Он этого хотел, только боялся показать свое желание уже из страха, что не получится и придется разочаровываться в себе самом. А тут новые совершенно неопасные, но явно сильные взрослые говорили об общем деле, советовались, просили помощи. Он почувствовал, что на него не давят, а возлагают надежды. Да так оно и было — у нас каждый чело­век на счету. Честолюбия в нем было, хоть отбавляй, и поэтому удава­лось, опираясь на его желание, ставить его в обстоятельства, требующие проявления его лучших качеств. Он попробовал играть в школьном театре — получил аплодисменты, захотел славы журналиста — после двух месяцев попыток напечатал­ся в районной газете, в любви ответили взаимностью. Этот новый опыт Антону понравился. Тем более что это был его собственный выбор — принимать вызов. Когда же за­ботливые родители начинают слишком сильно усердствовать с навязыванием «правильного» решения, то наносят вред своему чаду на более глубоком уровне: учат его подчиняться требованиям чужой программы. В одном случае это приводит к развитию инфантилизма и безразличия, в другом — к пос­тоянному внутреннему противоборству с родителями. Вечная дилемма «Поманить или подтолкнуть?» Поманить означает для взрослых, родителей и учителей, самим быть счастливыми, радостными, бодрыми, увлеченными. Так за­кладывается стремление ребенка стать похожим, а за родите­лем остается лишь задача объяснить, как поэтапно решать эту задачу. Если же толкать впереди себя, то лучше сразу же зака­зать для детей фирменные штаны с отпечатком сапога на пя­той точке и слоганом «наш универсальный стимул». Поначалу его каждый день буквально тащили на трени­ровки по рукопашному бою. В Китеже эти тренировки насы­щены психологическими установками на воспитание отваги и самоутверждение. Сдобренные намеком на восточный ри­туал, они получили название кун-фу, приобретя тем самым элемент таинственности и особой привлекательности. Через год после приезда в Китеж Антон неожиданно для самого се­бя действительно преодолел страх в поединке с одним из при­езжих студентов. Нет, он не победил своего соперника. Но практически по законам жанра восточных боевиков, он побе­дил самого себя, преодолел страх и почувствовал живой вос­торг от этого преодоления. Разумеется, мы планировали та­кое развитие событий, но когда оно произошло, мы и сами были потрясены метаморфозой! Глаза Антона горели огнем решимости, получая удары, он смеялся от восторга. Несколь­ко следующих дней он вел себя так, словно к его спине при­вязали крылья Икара. С сентября того же года он, наконец, на­чал всерьез учиться. Нет, он не стал отличником. Слишком много было уже пропущено за предыдущие годы в Москве. Но он поставил цель поступить в институт и буквально вце­пился в изучение необходимых предметов. Учился он так же, как вел поединки кун-фу: резко, эмоционально, взлетая на вершину надежды, а потом падая от усталости. Но падения год за годом становились реже, а решимость отвечать за свою жизнь — крепче. Еще через полгода Антон был всенародно избран в Малый совет, вскоре после этого он стал помогать преподавать историю в 7-м и 8-м классах, а также уроки русс­кого языка в 5-м классе, почти забыв о том, что умудрялся сделать орфографические ошибки на странице. Он успешно окончил школу, поступил в институт. Тут бы и закончить этот рассказ. Но где-то в 19 лет он, как и многие из нас в этом возрасте, столкнулся с кризисом, (по его словам — «обнаружил, что мир полное г — но»). Правда он нашел в себе силы, прийти и спросить меня, что ему с этим делать. Добавлю, что он доверял мне и уважал мое мнение, поэтому наши беседы протекали на том уровне до­верия, которое обычно является мечтой любого психотера­певта (я не психотерапевт). — Расскажи мне о том, как ты пережил СТРАХ, который остался с тобой до сегодняшнего дня. — Мы с отцом попали в автокатастрофу, но отделались легким испугом. Потом была классная неделя на даче, он со мной разговаривал, расспрашивал обо всем, будто впервые за­метил мое существование! Помню, вместе сено косили. Кайф! — И все равно, если страх был, то избавление от него, хоть на какой-то короткий промежуток времени должно было при­нести тебе ощущение радости и силы. Ищи, гляди в свою жизнь. Было такое? — Да, когда я впервые по-настоящему хотел победить на спарринге. — И что ты почувствовал, когда преодолел страх в спар­ринге? — Я тогда ощутил счастье полета и вседозволенности. Я вынырнул из страха только в то лето в Китеже. Тогда было все сразу — и первая любовь, и мое командование отрядом во время ролевой игры, и даже с отцом мы впервые начали гово­рить по душам. — А до этого что, все время был страх? — Ну, не страх, но ощущение, что я маленький и не соот­ветствую. Давление ощущал, пусть не понимал. — Вот потом ты и оторвался. Реакция на сверхконтроль. Тебе впервые удалось сменить программу своей жизни. От этого и радость. Но страх-то в тебе все равно жил. Он не куда не делся. Поэтому, чтобы дальше не напрягаться и не становиться ответственным за свою жизнь, ты сделал вид, что испытываешь радость от самой возможности валяться на диване. Антон, после некоторого молчания с остановившимся взором: — Ну да ладно, я вернулся в Москву на диван. Я снова курю. Вместо того чтобы ходить на лекции и стараться учиться, я ни чего не делаю. Я знаю, что это тупая трата времени, но не могу себя заставить. Я чего-то требую от своей девушки, ною, словно играю в малыша. Скорее всего, во мне снова командует семиклассник. — Маленький мальчик вновь осознал, как он одинок в этом мире. А отрыв от Китежа в Москве усилил ощущение одиночес­тва и неуверенность в будущем. А какой же полководец поведет армию в бой, если уверен в ее слабости? Вот ты и перестал вое­вать. Тройки в институте, диван и Интернет дома. А самому себе ты продолжаешь врать, что просто не видишь цели в жиз­ни и не нашел любимого дела. Конечно, какая цель может быть в жизни развращенного семиклассника? Что его может увлечь, кроме банки пива и пач­ки сигарет. Но ведь этого семиклассника на самом деле не су­ществует. Это фантом, бесовское порождение твоих стра­хов. Антон после долгого и тяжелого молчания: — Ты сейчас между делом сообщил мне, что люди летают, а я ползаю. Я никогда не думал, что так отличаюсь… — Да, именно так. Теперь скажи в чем это отличие? — Я не умею любить! Я не знаю, что это такое. — Ты в людей не веришь, думаешь, что они не поймут, не оценят, не простят тебе твоих слабостей. Поэтому ты им подсовываешь не себя, а карикатуру на крутого парня. — Но меня и уважали только, когда я был этим крутым. — Да, такие же маленькие, сопливые пацаны в 7-м классе. Зачем ты сюда во взрослую жизнь тащишь детские страхи? Почему тебя вообще волнует твое прошлое? Разве тот наглый, расхлябанный, трусливый пацан, что привезли нам из Москвы три года назад — это ты? А 10 лет назад? Да, имя осталось тем же, но внешний вид, размер, сила и, главное, сознание — все стало иным. Ты другое существо. Так как ты намерен рас­порядиться высшей на свете свободой — самому кроить свою жизнь? Антон сидит молча с закрытыми глазами. Потом у нас еще было много всего… Но теперь он учится в институте в Москве, работает в об­ласти компьютерного дизайна, считается душой компании. Бывает, что на праздник пришлет мне «эсэмэску». Хотелось ли мне большего? Да. Но я напоминаю себе, что общение со мной — тяжелое испытание — я все время под­нимаю планку ожиданий, а юношам хочется, чтоб мы чаще признавали их победы.

 

В ПОИСКАХ ЛЮБВИ

Что в этот момент может действительно волновать ваше­го сына или дочь? — Я неинтересна мальчикам. — Я одинок, меня никто не любит. — На меня все смотрят и осуждают. И не надо переубеждать — мол, тебя все очень любят! Будьте честными. Из отчета китежского молодого специалиста Марии К. о проведенном под ее руководством «Дамском салоне». «Для того чтобы узнать ответ на вопрос "Что мальчикам нравится в девочках", необходимо спросить об этом самих мальчиков, а для того чтобы избежать искажений и интер­претаций, это должны сделать сами девочки. Тут необходимо мужество или… игровая условность, к которой мы и решили прибегнуть, в надежде сориентировать юных девушек Ките­жа на деликатное и женственное поведение с представителя­ми противоположного пола. Игра заключалась в следующем: девочки пишут, открыто и не смущаясь, любые волнующие их вопросы о мальчиках, их восприятии и предпочтениях, а затем взрослый мальчик отвечает на безличные анонимные записки. Интервьюером мы попросили быть одиннадцати­классника Виктора, чьи вкус и деликатность, а главное, объ­ективность не вызывали сомнений. Итак, мы пригласили де­вочек Китежа (8—14 лет) на дамский салон…» Передать выражение лиц и особенности ужимок девочек в тот момент, когда я объяснила им суть игры, практически невозможно — ибо они разнообразны и классификации не поддаются. Однако главными были смущение, испуг, расте­рянность и непроизвольные движения тела, выражающие протест и нежелание «связываться». Но затем все же поняли, что «игра стоит свеч», и каждая девочка написала примерно 5—10 записок! Сразу стоит назвать самый популярный во­прос: «Что мальчикам нравится в девочках?» — именно он выдает готовность девочек менять себя в соответствии с предпочтениями «кумиров». Витя был подчеркнуто интеллигентен, открыт и при этом несколько отстранен; это придало ему шарма и взрос­лости, и следующие полтора часа ни одна «дама» не смогла отвести глаз или ослабить внимание. А «дамы» вели себя любопытно… Я скажу о них лишь один раз, поскольку за все время на салоне выражение их лиц не менялось. Катя заняла уверен­ную позицию в кресле, сложила руки на животе, чтобы не выдать дрожи волнения, раскраснелась, а глаза блестели и выражали необыкновенную, но сдержанную живость. Самые юные «девушки» — Ксеня, Вера и Настя — заняли положе­ние «гостей на этом празднике жизни», но тоже были сосре­доточены и, судя по выражению лиц, явно ждали сюрприза. Нелли и Кристина внимали вполоборота, ни словом, ни жес­том не выдавая волнения, лишь знакомый блеск ожидания в глазах. Мне со стороны это напоминало «показ чуда с его последующим разоблачением». Чудом были мальчики, разо­блачал — Виктор. Записка: Что тебе и мальчикам нравится в девушках? Виктор: Мне нравится, когда девочки ходят в юбках, когда они аккуратные. Вот я представляю, как прихожу к девочке, которая мне нравится, и там обязательно должно быть чисто. Нравится, когда она интересуется тем, что мне интересно, проявляет симпатию. Нравятся ум и манеры, умение поддер­жать беседу. Записка: Что не нравится? Виктор: Ну, конечно же, голые животы и открытые спи­ны. Вы не понимаете, но мальчики помимо воли обращают на это внимание! Я понимаю еще, когда фигура красивая, но если тело неухоженное, неспортивное, то это просто отврати­тельно — я тогда перестаю вообще общаться с этой девочкой, даже не смотрю на нее. Еще? Я не переношу, когда девушки ве­шаются мне на шею при каждой встрече! Не скрою, что мне приятно внимание, приятно, когда меня обнимают, но не пос­тоянно. Я вообще не люблю демонстрировать свои чувства на людях: даже когда мы играем, я вас там пинаю, мне всегда не­много неловко, что это видят. Еще бесит, когда девушки ста­раются при всех показывать свою близость с каким-то пар­нем — обнимаются там, целуются. Все это очень интимно для меня… И очень не нравится грубость: когда девочка грубо раз­говаривает со мной, кричит на меня, то я просто перестаю ее замечать! Записка: В кого бы ты мог влюбиться? Виктор: Я влюблялся уже много раз. Сначала это были ге­роини фильмов, ну, знаете «Унесенные ветром», «Леди Гамиль­тон»? Героини в них красивы, воспитаны, за ними просто да­же наблюдать приятно, не говоря о том, как они играют… А сейчас я обычно влюбляюсь, когда понимаю, что я интересен девочке. Например, мы рисуем вместе, общаемся, я чувствую ее внимание, теплоту ко мне, и постепенно я тоже проникаюсь этим чувством и влюбляюсь. Вот даже не обязательно, чтобы она была очень красивая, хотя, конечно, это не помешало бы; главное, чтобы она могла наполнить. Вот Тамара (приемная мама восьмерых детей) — она некрасивая, да? Ей и лет много, но когда с ней общаюсь, она мою душу наполняет до краев, и я влюблен в нее в этот момент, и уходить не хочется. Но я сей­час девочкам не очень доверяю: я встречался с Наташей из Мос­квы, а она разболтала о наших отношениях всем девочкам, и потом ко мне подходили и спрашивали: «А вы, правда, с Ната­шей встречаетесь?» Мне тогда стало противно, и я сказал На­таше: «Давай больше не будем общаться, я не хочу!» Так что я теперь стал осторожнее в своих чувствах. Записка: Как подружиться, если долго не разговаривали? Виктор: Пока люди не видятся, многие отношения и связи теряют остроту, их нужно заново подтверждать. Например, вы встретились с другом, обняли его и спрашиваете: «Как дела, как ты съездил?», это говорит о том, что вы его помните, он вам по-прежнему интересен. Потом, вы можете просто по­наблюдать за тем, чем он занят, и присоединиться, делать что-то вместе. Но не грузить проблемами! Вот Вика, когда приезжает, всегда зовет меня гулять, а я теперь стараюсь от­казаться: каждую новую встречу, она рассказывает мне о своих проблемах, не интересуясь мной ни капли. Я люблю гулять с де­вочками, говорить о чем угодно, молчать, но когда «грузят» — это тяжело… Записка: О чем можно говорить с мальчиками? Виктор: С мальчиками можно говорить абсолютно обо всем. Вообще нужно понаблюдать за тем, что интересно маль­чику, чем он увлечен сейчас. И затем попробовать поговорить об этом — музыка, книги, фильмы, то, что чувствуешь. Если что-то «не пошло», нужно поискать другие темы. Девочки, нужно пробовать, иначе вы никогда ничего не узнаете! Допус­тим, я сижу и играю на пианино, кто-то приходит послушать, даже просто посидеть рядом — уже завязываются отноше­ния. Записка: Как сделать так, чтобы полюбили? Виктор: Быть привлекательной, нежной, интересной. Вот я понял, что девочка должна утром просыпаться и говорить себе: «Я — женщина. Я неотразима и прекрасна», и тогда ее уверен­ность заставит всех в это поверить. Я каждое утро говорю се­бе, например: «Я победитель. Я мужчина, а не тряпка. У меня сегодня все получится», и это действительно помогает! Конечно, для мальчика важна внешность девушки, но я знаю, что муж­чины любят и некрасивых женщин, если в них есть загадка, ка­кой-то свет внутри. Вот почему многие мужчины любят «боль­ших» женщин? Потому что они заботливые, мягкие, нежные. Записка: Когда мальчик любит кого-то, он это показыва­ет? Виктор: Обычно да. Я, например, всегда показываю девочке, что она мне нравится. Стараюсь узнать больше о том, чем она интересуется. Например, когда одной девочке нравились ху­дожники, я пошел в библиотеку и нашел книгу об этом худож­нике, чтобы поговорить с ней. А год назад приезжали студенты из Москвы, и мне понравилась одна девушка. Так я ходил за ней просто по пятам — куда она, туда я. Мне было очень с ней ин­тересно, но, наверное, я ее тогда достал… Девочки (хором): А почему? Виктор: Ну, представляете, я тогда мелкий был и таскал­ся за ней везде. Думаю, что на ее месте это бы меня взбесило. В общем, девочке обычно всегда видно, что она нравится. Записка: Кто тебе больше нравится из нас? Виктор: Хитрый вопрос… Вы мне все нравитесь очень по-разному, я и играю, и общаюсь с каждой по-разному. Но ближе мне сейчас Катерина — с ней интересно поговорить, и она до­полняет во мне то, чего не достает. Нелли дополняет другую часть меня, мы разные, и это хорошо. С Сандрой мы в последнее время здорово и подолгу общаемся, обсуждаем ее проблемы, и я вижу «другую» Сандру. А вообще, не скрою, сейчас мне нравят­ся больше взрослые женщины. Записка: А чего не хватает девочкам Китежа? Виктор: Не хватает заботы, дружеского интереса к ребя­там. Ну, просто иногда спросить: «Как дела, как настрое­ние?», чем-то помочь. А то приедешь, в первый день все с тобой общаются, обнимают, целуют, а потом все — забыли и не по­дойдут больше. Наверное, девочкам Китежа очень не хватает чуткости. Записка: Мальчики реагируют только на лицо и фигуру? Виктор: Конечно, мальчики реагируют на лицо и фигуру. Когда мы с ребятами идем по городу, то замечаем красивых де­вчонок, обсуждаем наши вкусы. Но это не главное. Бывают такие красавицы — и лицо, и фигура, и манеры, а поговорить не о чем, просто красивая кукла. Записка: Что мальчики чувствуют, когда их приглашают на танец? Виктор: Я не скажу за всех, но мне всегда очень приятно. Я раньше стеснялся танцевать, но потом попробовал, и полу­чилось. Понимаете, танец — это тоже язык, язык жестов, прикосновений; с его помощью можно о многом сказать. И я не выношу, когда мне отказывают! Вот Маша отказала мне не­сколько раз на дискотеках, и потом я ей сказал, что никогда больше с ней танцевать не буду, и не танцевал. Так что, де­вочки, вы думайте, когда отказываете! Очень люблю танце­вать с разными людьми и отвечать на их манеру танца, это как разговор. Записка: Мальчикам нравится, когда девочки лопоухие? Виктор: Странный вопрос! Мальчики, по-моему, вообще не смотрят на уши. Первое, что бросается в глаза, это губы и глаза. В этот момент девочки начинают проверять правдивость слов Вити, всматриваются в лица друг друга, будто заново видят. И, пожалуй, это действительно так, поскольку сейчас они смотрят осмысленно и глазами юных девушек, которые учатся замечать и ценить собственные достоинства. На следующий день лишь одна осмелилась прийти в сто­ловую красивой, да еще в юбке. Но все остальные девочки пришли причесанными и аккуратными, что, согласитесь, немало. Идея открытой беседы не нова, но именно благодаря ней, девочки сейчас заинтересовались и впитывают образы геро­инь известных русских и зарубежных фильмов. И так, с по­мощью бесед, фильмов, разговоров по душам по крупицам складываются отношение к себе и своему полу, а также стремление нести себя в мир красиво и достойно. Для нас же сейчас важен вывод о том, что поле сознания окружающих «своих» оказывается во многих случаях са­мым главным стимулом развития. Смените окружение, сме­ните характеристики «своих», сменится и вектор развития юной личности. В Китеже несколько старших детей сами стали сплачи­ваться в некое «душевное сообщество» (этот удачный термин принадлежит А. Шевцову). Только в своей маленькой ком­пании они могли поговорить по душам о тех проблемах, ко­торые их на самом деле волновали, покурить, почувствовать себя независимыми. Как видно, создавать такие сообщества в противовес взрослым — потребность растущего организма. Если собственные дети не хотят говорить с вами по ду­шам, проявите фантазию и начните устраивать веселые праз­дники и вечеринки для их друзей. Ведите себя тихо и скром­но, но с юмором. Пусть вас оценит круг друзей. Через них вы многое узнаете о собственных детях. А там, глядишь, и ваши дети научатся смотреть на вас другими, более ясными глаза­ми. Через круг друзей вы и сами приблизитесь (с безопасной стороны) к своим собственным детям!

 

СМЕНА ОБРАЗА МИРА (или выход куколки из бабочки)

Не все подростки спешат проститься с детской безответс­твенностью и защищенностью. Рискованно выходить во взрослый мир, если в сознании детские (неосознанно почер­пнутые из реальности) часто ошибочные образы так и оста­лись руководящими! Задачи, которые мы пытаемся решить с нашими 15-лет­ними детьми куда сложнее прежних. Например, как убедить молодежь проводить вечера за книгами, закладывая базу бу­дущей успешной карьеры, когда здесь, прямо под рукой не­прекращающийся веселый праздник, рекламируемый теле­видением с девчонками, пивом и отсутствием обременитель­ных обязанностей. Пытаемся воздействовать на 15-летнего ребенка фразами типа: «Подумай, что с тобой будет через пять лет, если не будешь учиться! Ни карьеры, ни денег. Кому ты будешь нужен…» Эти разумные предостережения для большинства 15-летних лишены смысла. Они еще не при­учены мыслить такими временными масштабами. Будущее для них — завтрашняя дискотека.

— О чем ты сейчас мечтаешь?

— Чтоб скорее лето пришло, и началась ролевая игра. Там я могу по полной оторваться! А ведь с каждым годом общественная жизнь подростка становится интенсивнее, и сверху мир наслаивает новый опыт, увеличивая искажения. Уже во взрослом возрасте, вступив в битву за выживание, придется выбрасывать детские образы действий на свалку и латать дыры чем-то очень простым, хоть и жизненным. В лю­бом случае на подъем и развитие уже времени и сил просто не хватит. Еще одна жизнь наперекосяк. К осознанию необходимости вносить коррективы в собс­твенную программу человек приходит, уже прожив изрядную часть жизни и проанализировав плоды своих действий, по­мыслов, взаимоотношений с окружающими людьми. Но тог­да многое уже становится «слишком поздно». Говорят, неко­торые святые аскеты, прозорливые старцы и йоги могут ви­деть или предчувствовать судьбу человека. Но в обычных условиях приходится идти путем проб и ошибок. Лишь бы этот путь не был бы длиною в жизнь и позволял интенсивно опробовать много разных вариантов, «вкусить их плоды» и дальше реализовывать то, что действительно понравилось. Поэтому мы в Китеже пытаемся помочь нашим подопечным в короткий срок, но с наибольшей интенсивностью опробо­вать хотя бы несколько жизненных программ, примерить на себя разные облики. История Коли — Сначала, как я себя помню, родители не пили, они обо мне заботились, какие-то деньги зарабатывали. Потом, после рождения третьего братика, они стали пить. Их бабушка ру­гала, я ругал, а они все равно пили. Но я же помню, что они бы­ли другими. Это как-то вселяло надежду. А потом подумал и сам добавил: — Мои родители были хорошими, но гады, я любил их… Вот так, любил, но они гады… Девятилетний Коля стал и папой, и мамой для своих младших братьев. Он кормил и одевал их, водил гулять. По счастью, в младенчестве он пережил опыт любви к своим родителям. Поэтому смог в свою очередь дарить лю­бовь и заботу младшим братьям. Когда условия в его жизни изменились (диапауза закон­чилась), Коля ожил. Всего через месяц после попадания в Китеж он начал активно учиться, играть в театре, легко схо­диться со взрослыми и детьми. — Я никогда не думал, что могу быть лидером. Как-то при­вык не высовываться. В детском доме все всего боятся. Здесь в Китеже я узнал, что я по натуре лидер. Здорово! Я даже когда слышу эти слова — «по натуре лидер», во мне все возбуждает­ся. Но вывод-то он сделал совсем нелепый. «Раз я лидер, зна­чит, нечего ко мне предъявлять претензии» . Похоже, какой-то выверт ума вернул его в состояние бо­жественности свойственное детям до трех лет. Вот только в приемной семье Натальи Ильиничны требовался помощник, а не маленький бог. Увидеть реальность и сменить програм­му ему помог Геннадий путем грубого физического воздейс­твия. (Вот это — второй случай рукоприкладства за всю ис­торию Китежа.) Впрочем, оставалось не мало других проблем. Ему было мучительно трудно принимать душ, стирать носки, таскать уголь к отопительному котлу зимой. Примечательно, что, хоть многие мальчишки и мечтают стать сильными, Коля отказался ходить на уроки кун-фу, которые мы устроили для нашей молодежи. Он просто не видел связи между тренировками и безопасностью ночных прогулок. — Если ты не будешь сильным, то не сможешь отвечать ни за себя, ни за тех, кто тебе доверился, — сказал я. — Девушка идет с тобой надеясь, что ты, как мужчина, способен обеспе­чить ее безопасность, а ты физически слаб и не тренирован. На вас нападут хулиганы, а ты окажешься не в состоянии ее за­щитить, представляешь, как тебе будет обидно? — Нет, может быть, не нападут. — А если все-таки нападут? — Тогда буду учиться драться. — Но тогда будет совсем поздно. И тут я вспоминаю, как мой собственный отец пытался убедить меня в необходимости стать сильным. Это стало мо­им опытом лишь после болезненного столкновения с реаль­ностью и своевременного объяснения родителей. Сейчас я так же бессилен передать образы уже существующие в моем сознании Коле. Главное затруднение — вы можете только воздействовать на ребенка словами. А убеждает жизнь. Коля неглупый парень, он освоил компьютер и неплохо общается по-английски, он нравится девушкам, а ведь для этого тоже нужен талант. Но он не верит взрослым, не слу­шает наших советов, ловчит и обманывает. В конце 9-го класса он вместе со своим одноклассником Лешей «забил» на учебу, погрязнув в разгильдяйстве и неже­лании сотрудничать ни со взрослыми, ни с наставниками из Малого совета (орган детского самоуправления в Китеже). Внешне и Коля, и Леша демонстрировали нам «ленивую ло­яльность», но, по сути, они просто не позволяли себе втя­нуться в нашу общую жизнь. Они предпочитали брать из нее только то, что им было нужно в конкретный момент, не осо­бенно вникая в происходящее, законы, проблемы и стремле­ния окружающих их людей. Плохими оценками и неприяти­ем нашего Образа Мира они довели весь педагогический со­вет школы до того, что мы вполне сознательно отправили их в Калугу, получать реальную специальность. Всего месяца хватило нашим мальчикам, чтобы понять, что свобода совсем не так приятна, как казалось из защи­щенного мира Китежа. Они взялись за учебу, убедили нас вернуть их обратно в китежскую школу. Нам даже показа­лось, что они не притворились «хорошими мальчиками», а сделали выбор, в пользу принятия нашей иерархии ценнос­тей. Коля начал задавать мне вопросы о том, как устроен взрослый мир. Он словно нагонял то, что не успел получить в раннем детстве, сознательно собирая из разрозненных фрагментов единую картину мира, которая теперь позволила бы ему действовать, полагаясь на интеллект, а не догадки и фантазии. Коля попробовал себя на поприще компьютерной верс­тки нашей китежской газеты, вошел в состав Малого совета, руководящего деятельностью детей. Поработал на стройке, поездил по музеям и выставкам Москвы. Он стал общителен, начал вкладывать куда больше сознательных усилий в подго­товку к институту. И вообще беспокоился не только о собс­твенном комфорте, но и о делах всего Китежа. Впрочем, он все равно не смог заставить себя хорошо учиться. Слишком много внутренних сил забирал у него процесс пересмотра Образа Мира и своего места в нем. Я не хотел становиться врагом собственного сына. Я верил, что он вы­растет и ему захочется большего. Выйдя в большой мир, столкнувшись с его реальностью, соблазнами и вызовами, Коля еще тысячу раз пожалеет, что не добрал в школе зна­ний, а у приемных родителей — жизненного опыта, но всу­нуть этот опыт насильно невозможно. Эх, если бы у него было несколько жизней, он бы смог, накопив опыта в первой, неудачной, вторую прожить счаст­ливо, реализуя весь богатый потенциал, заложенный в него природой. Но, увы, короткий жизненный отрезок, отпущен­ный нам на учебу и самореализацию, обычно не дает второго шанса тем, кто способен учиться только на собственных ошибках. Если бы наше общество и педагогическая система были более мобильны, то идеальным вариантом для Коли стала бы работа хотя бы по месяцу в банке и на лесоповале, общение с представителями разных слоев, возможность примерить на себя как можно больше жизненных сценариев. На лесоповале или в офисе фирмы особенно не размеч­таешься. Там сама реальность заставляет отвечать ударом на удар, уступать дорогу тем, кто сильнее, смирять горды­ню, а тех, кто замечтался, просто бьют или по карману, или по душе. Пока в его сознании образы возможных миров, ожидаю­щих его, строятся лишь на информации, почерпнутой из фильмов и разговоров со сверстниками, он не сможет сде­лать «правильного» выбора. «Правильного», то есть соот­ветствующего реальности взрослой жизни и задачам его собственной реализации в этой самой жизни. Мы можем только дать силы для встречи с испытания­ми, все остальное после окончания школы будет зависеть от него.

 

 

РАЗВИВАЮЩАЯ СРЕДА

Многие дети, уже достигшие подросткового возраста, могут начать болезненную работу по переоценке ценностей под страхом осуждения или осмеяния коллективом сверс­тников. Оно сопоставимо со страхом первобытного человека потерять племя. Именно давление социума, начиная с первых шагов эво­люции человека, было призвано вольно или невольно фор­мировать будущих членов общности. Пример сверстников часто оказывается сильнее любых наставлений. Совершенно незначительный фактор, напри­мер, циничное суждение приятелей по двору, может ней­трализовать многолетнее воздействие собственных родите­лей. Детская субкультура существует помимо воли взрослых, практически не контролируется ими, неистребима и часто очень опасна. Она же является мощнейшим воспитатель­ным фактором. Именно она может за несколько недель по­менять мировоззрение ребенка, изменить его ценности, об­лик, манеру общаться. Каждый ребенок стремится быть «своим», заслужить высокую оценку окружающих его сверс­тников и ради этого принять любые ценности группы, кото­рая сделает его своим. Социум полон вирусов. Но наше общество и есть жизнь, которая обтачивает личность под существование, вернее, выживание в обществе, в котором довелось родиться. А там и хорошее и плохое вперемежку, и неизвестно, что из этого зацепит ребенок. Поэтому даже самый талантливый воспита­тель не может нейтрализовать негативное влияние социума. А значит, или найдите для ребенка такой социум, кото­рый будет усиливать, а не уничтожать ваши воспитательные усилия, или развивайте в себе способность быть всегда в кур­се того, что происходит с вашим чадом, чтобы не пропустить момент получения нового осознания и успеть дать ему нуж­ную интерпретацию. Это — высший пилотаж. Тут вам пона­добятся свободное время, собственное открытое сознание, любовь и доверие того, кому вы хотите передать свой способ видеть мир и оценивать события. Детский Образ Мира отличается особой нестабильностью в момент смены программ развития. Именно эта неустойчи­вость и делает возможным изменения. Но без поддержки родителей или наставника растущая личность не пойдет на риск боли, отказываясь от привычных взглядов в пользу неизвестного. Как помочь ребенку разорвать кокон привычного страха и выйти из «диапаузы»? Где взять энергию для такого реши­тельного шага? Игра — безопасный способ попробовать различные жиз­ненные роли, и она пробуждает эмоциональную энергию, необходимую для трансформации. В Китеже последние семь лет идет Большая Игра. Зако­ны и правила этой игры пронизывают всю жизнь взрослых и детей. Одно из условий игры — детское самоуправление. Де­ти сами выбирают из старшеклассников Малый совет, кото­рый руководит всей внешкольной деятельностью. Все дети разделены на группы по степени взрослости, которая опре­деляется по умению осознавать происходящее и отвечать за свои поступки. Первоклассники находятся на ступени пупсов и учатся отвечать за самих себя. На следующей ступени — ученики. Они познают различные грани человеческих отно­шений и проходят семь ступеней взросления для того, чтобы превратиться в наставников. Наставники — это наши передовые бойцы «в битве за ин­терпретацию». Когда меняются внутренние ориентиры, ре­бенок как бы теряет способность к самостоятельной интер­претации событий. Именно в этот период внутренней неуве­ренности необходима поддержка и любовь, а также строгие рамки «что можно и чего нельзя». Детям дается свод правил и моральных норм, которые они должны соблюдать день, месяц, всю жизнь. Этот список мы назвали Обетом. По сути, это свод правил в виде ритмически организо­ванного текста. Сама форма была мне навеяна стихотворе­нием В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо». «Я оставил прошлое прошлому, я разрушил стену недоверия, мое сердце открыто, а разум сосредоточен. Я познаю законы мира, не поддамся лени, не узнаю обиды. Преданность, любовь и поддержку подарю своим близким…» Каждый ученик выбирает себе наставника из числа стар­шеклассников, с которым он может обсуждать происходящее в своей жизни, используя Обет как систему моральных коор­динат. Наставники отвечают не только за себя, но и за млад­ших. Из наставников выбирается Малый совет. Они присутс­твуют на взрослых собраниях, педсоветах и влияют на их ре­шения. Все более полное соблюдение Обета становится призна­ком взросления, что формально находит выражение в при­своении очередной ступени взрослости. Вот выдержки из китежской газеты «PIN». «Недавно, как вы все помните, была поэтическая викто­рина. Представляем вашему вниманию очень поучительные хокку (японские трехстишия) на тему Обета ученика. Творения команды "Поэты 21 века": Обет "Честность и искренность" Я разрушал стену недоверия. Ударил раз, ударил два. Получилась ступень "честность и искренность". Обет "Непрекращающегося познания" В мире написаны тысячи книг, Но прочитать их очень сложно. Я сажусь и познаю книгу за книгой. Обет "Чистоты и гармонии" Я увидел чистоту в природе, Мне стало хорошо. Я прибрался у себя в душе и дома. А это команда "Романтики": Обет "Честность и искренность" Искренен буду перед Богом, Честен с самим собой. Я победил. Обет "Воли и дозволения, смирения и послушания" Вечер. В окно стучится ветка. Дерево противостоит стихиям. Смирение есть великая добродетель. Обет "Преданности, благородства, благодарности" Родителей я почитаю, Всегда поддержу друга. Благородство — кодекс рыцаря.

 

КРАСОТА СПАСЕТ МИР

Первые годы детской жизни наполнены открытиями, творческими взлетами и озарениями. Как сохранить эту ра­дость восприятия нового в процессе взросления? Этому не учат ни в одной школе, а между тем именно с этого и начина­ется искусство жить. А дальше мы вырастаем, и обыденность сводит свои бес­пощадные челюсти на пространстве нашего сознания. «Нас в набитых трамваях мотает…» Что еще означает «социализация личности», как не спо­собность подстроиться под мнение окружающих. Должны ли мы соотносить психическое здоровье и возможность переживания счастья со способностью приспосабливаться к окружающим людям и их образу жизни? Способность глубоко чувствовать, переживать, мечтать делает личность более ранимой, уязвимой, нестабильной. Но эта нестабильность является гарантией развития личности, постоянного поиска, который в свою очередь рождает энер­гию и заставляет сознание впитывать все больше новой ин­формации. Именно так в соответствии с последними откры­тиями науки и ведут себя саморазвивающиеся системы. «Красота спасет мир», — утверждал Достоевский. Осо­знание, переживание красоты — это терапия. Ничего не сто­ит научить ребенка видеть красоту в окружающем мире: лю­боваться звездным небом и заглядывать вглубь цветка. Слож­нее научить обращать внимание на красоту, скрывающуюся во внутренних пространствах сознания, любоваться своими чувствами, ценить высокие мысли и мотивы поступков. А это инструмент для решения собственных психологических про­блем, ключ к внутреннему миру. Проявление этих способностей мы можем называть по-разному: созерцание, отождествление, вмещение, воплоще­ние. В любом случае все указывает на то, что это иное состо­яние сознания. Во многих случаях эти переживания дают человеку прилив новых сил, ощущение радости, своей не­случайности в мире. Взлет вдохновения или внезапно открывшаяся красота заката, сердечная молитва или какая-то очень сильная эмо­ция — все эти переживания затрагивают самые основы Обра­за Мира, ведут к осознанию своей уникальности. А. Маслоу уподобляет это чувство посещению личного рая, из которого мы потом возвращаемся на землю, но уже с воспоминаниями о рае. Тот, кто переживал мгновения восторга и вдохновения, знает, что в эти мгновения личность оставляет оборонитель­ную позицию, освобождается от сверхконтроля. Сознание человека расширяется, он пребывает в ощущении силы, ра­дости бытия, любви ко всему сущему. Такие мгновения пиковых переживаний во всех культурах отнесены к разряду высших человеческих ценностей. Они обладают огромным терапевтическим эффектом. Именно такими переживаниями и можно стереть негатив­ный Образ Мира в сознании ребенка. Эти переживания должны быть максимально наполнены силой, эмоционально насыщены, то есть иметь неопровер­жимый вкус личного жизненного опыта, а по яркости пре­восходить тяготеющую над сознанием ребенка серую обы­денность. Помните, как у Мандельштама: Когда его художник милый Выводит на хрустальной тверди В сознании минутной силы, В забвении грядущей смерти. Вот именно осознание минутной силы и дает толчок к излечению, к укреплению веры в себя.

 

ПОИСК СМЫСЛА ЖИЗНИ, или «БОГАТЫЕ ТОЖЕ ПЛАЧУТ»

Парадоксально, но факт! Наш многолетний опыт работы с детьми из детских домов и детьми, которых мы берем из вполне благополучных и состоятельных семей, показывает, что их проблемы, увы, весьма схожи. У первых убита воля к успеху в силу недостаточной информированности и чуждос­ти внешнего мира. У вторых эта воля тихо умерла за ненадо­бностью под гнетом материальных благ и отсутствия реаль­ной необходимости напрягаться… В соответствии с нашей национальной традицией не признавать полутонов и бросаться из крайности в крайность вдруг в кругах, располагающих деньгами и властью, стала циркулировать мысль, что хорошо воспитывают не «семья и школа», а дорогие пансионы и частные колледжи, желатель­но заграничные. Некоторые родители, недооценивающие влияние социума, рассуждают приблизительно так: «Пусть на улицах наших городов можно встретить нищих, хулиганов и бандитов, зато своим детям я обеспечу достойное существова­ние». Увы, это заблуждение. Социальное окружение обладает «сверхпроникаемостью», и все пороки улицы перетекут за заборы охраняемых особняков, как воздаяние детям за рав­нодушие родителей. У каждого своя судьба, и я не собираюсь давать советы, как кому тратить деньги. Но замечу, что обилие возможнос­тей, говоря попросту, богатство родителей может оказаться куда более трудным испытанием для детей, чем бедность. Богатый родитель всегда более требователен, чем обычный, а вот времени он уделяет своему ребенку, как правило, мень­ше, вольно или не вольно откупаясь от него дорогими подар­ками или поездками за границу. Дочке же или сыну все-таки нужны не капиталы в банке, а общение и любовь родителей. Сами по себе деньги и слава не дают счастья, но зато возво­дят некую стену между развивающимся индивидом и его сверстниками. От наших же миллионеров все чаще слышим: «У меня ничего в детстве не было, так пусть хоть мой сын ни в чем не нуждается… не надо ему ни бога, ни идеологии… пусть будет свободным». Именно богатые чаще всего пренебрегают формированием нравственного стержня в своих детях. (Мо­жет, они просто бояться, что чрезмерная приверженность моральным ценностям может повредить бизнесу.) Святая простота! Человек не может существовать вне более широкого поля общественного сознания, то есть без идеалов, к которым можно стремиться и которые разделяются значимыми для него личностями. Ребенок, заваленный материальными благами и презира­ющий окружающих, может и не понимать, чего его лишили, но безотчетный страх и одиночество будут все равно тормо­зить его развитие, приводя к инфантилизму, нравственной деградации, стремлению забыться в наркотиках. Не у всех потом хватает сил и удачи, чтоб вылезти из этой ямы, обрес­ти жизненные ценности и найти для себя повод затрачивать усилия. После знакомства с реалиями экономической жизни (ин­фляцией и дефолтом) стало ясно, что даже дети олигархов не могут считать свое будущее гарантированным. Умение ду­мать, принимать независимые решения, деловая хватка, воля и прочее не передаются по наследству, как капитал в банке. Но без этих качеств нельзя не то, что приумножить, даже со­хранить наследство. Можно попробовать предоставить ребенку максимум свободы. Тогда все необходимые бойцовские качества вос­питает в нем улица. В более безопасных обществах так и де­лают. Я помню, как потрясло советскую общественность из­вестие, что один из потомков Форда зарабатывает карманные деньги на бензоколонке. «Чтоб знал цену папиным деньгам и мог за себя постоять». Но в наших условиях уровень риска, пожалуй, превышает допустимый. Вдали от родителей в об­ществе полной свободы проще заработать не деньги, а суди­мость. Можно, конечно, отослать ребенка подальше от влияния улицы в дорогостоящий заграничный пансион. Это удобный способ истратить деньги и отодвинуть от себя проблему вос­питания собственного ребенка за Ла-Манш. Ему там дейс­твительно дадут отличное стандартное образование, позво­ляющее адаптироваться в англосаксонской части мира, но не на Родине! (Кстати, а что, за границей нет наркотиков и под­ростковых банд?) Впрочем, отъезд за границу в любом случае для одних — шаг в развитии, для других — потеря близкого контакта с роди­телями, переживание одиночества, потеря внутренней целост­ности и уверенности в себе. Отрыв от родных, друзей и своего языка запросто может оказаться тем стрессом, который закро­ет для ребенка дорогу к самореализации. Всестороннее давле­ние чужой культуры уж точно не даст нормально развиваться собственной внутренней программе ребенка. Это не значит, что ребенок не перестроится. Давление нового социума со вре­менем заставит принять новые правила игры, а хорошее пре­подавание предметов (дрессура по специальности) позволит потом найти работу и средства к удовлетворению своих базо­вых жизненных потребностей в рамках новой культуры. Вот только не зря же говорят о загадочной русской душе, которая страдает без высшей цели независимо от уровня комфорта, в котором проживает тело. На самом деле так со­общает о своей невостребованности истинная природа чело­века. Ей не дали проявиться, не позволили преодолеть вне­шние границы. Возможный ущерб, который будет нанесен развитию индивидуальности вашего ребенка, не компенси­рует никакое заграничное образование. Поэтому лучше все-таки оставить ребенка на Родине. Дети, воспитанные родителями в свободной манере, не чувствующие страха перед обществом, готовые отстаивать свои взгляды, имели мало шансов выжить в рядовом средне­вековом государстве, если только они не принадлежали по счастливой случайности к королевской семье. То есть, выби­рая систему воспитания, надо как минимум учесть условия, в которых ребенку придется вырастать и строить свою жизнь. Разумеется, окружающая реальность всегда сможет попра­вить его взгляд на вещи и доказать опасность некоторых за­блуждений, полученных от родителей, но все-таки сущест­вование фоновой программы, имеющей серьезные расхож­дения с реальностью, затруднит жизнь в обществе себе подобных и может стать причиной роковой ошибки. Но и в наше время, хоть и появилось такое широкое по­нятие как «общечеловеческие ценности» и принята «Декла­рация ООН о правах ребенка», отбирать «правильные» сис­темы воспитания преждевременно. Хотя бы потому, что для выживания в России и США нужны совершенно разные на­выки! Это самая распространенная ошибка родителей — счи­тать, что их дети, прежде всего, нуждаются в «мобильниках» и билетах на рок-концерты. Дети, как и вообще все люди, нуж­даются в любви, понимании и поддержке. А вот когда роди­тели заняты, то есть закрываются в своем мире, тогда дети пытаются компенсировать дефицит самым примитивным способом — ищут тех, кто их поймет на стороне. Им прихо­дится включаться в другое поле сознания, брать цели и нра­вы у тех тинейджеров, которым уже посчастливилось создать свой отличный от взрослых мир. Причем здесь возможны са­мые широкие варианты — от кружка друзей, собирающихся побренчать на гитаре в подъезде, до наркоманов и тоталитар­ных сект, которые с радостью предлагают и новый Образ Мира, и круг «друзей», готовых принять в объятия. И юные души, выпадая в припадке истерии из родительского гнезда, просто летят по воле случая: кто, где зацепится, тот там и ос­танется. А вот если бы у ребенка был разум, да еще высокая цель, которая требовала бы напряжения воли, тогда и таких случайных колебаний (по научному — флуктуаций) было бы меньше, да и проходили бы они в границах осознанности. Собственная программа самореализации юной личности часто требует совсем не того, что обычно пытаются подсу­нуть родители. Впрочем, и родителей можно понять: они со­образуются с требованиями общества и пытаются заранее подготовить детей к «нормальной жизни». А нормальная жизнь в их сознании ассоциируется с квартирой, машиной, престижем. Слишком много альтернатив и соблазнов предлагается неокрепшей душе. Образ будущего счастья кажется строится не на понимании реальности, а из виртуальных элементов какой-нибудь экранизированной мелодрамы или боевика. Это не такое редкое явление, потому что первообразы закла­дываются в очень раннем возрасте, когда разум ребенка не способен отличить правду от вымысла. Реальность кино­фильма красочнее, поэтому притягательнее, чем обыденная жизнь. Тихие семейные ценности даже при интеллектуальных родителях не в силах противостоять концентрированной промывке мозгов, которую осуществляют средства массовой информации. Телевизор – это тоже «окружающая среда» вашего ре­бенка, совершенно не контролируемая среда! Если еще можно попытаться помешать детям общаться с плохой ком­панией во дворе, то родители практически бессильны по­мешать общению с телевизором. Детям навязывается совершенно искаженный Образ Ми­ра, в котором, как и в сказках, совершаются волшебные пре­вращения. Только эти превращения порождают опасную жажду «обогащения во, что бы то ни стало», презрения к мо­рали, общественным ценностям. Мы, взрослые, располага­ющие жизненным опытом, прекрасно понимаем, что это всего лишь «злые сказки», и смотрим «бандитские» сериалы или выступления наших эстрадных светил отрешенно, не пе­ренося законы иллюзорного мира в нашу реальность. А вот дети не в состоянии отделить сказку от реальности, тем бо­лее, что виртуальный мир нашего телевидения выгодно от­личается от обыденности яркостью и эмоциональной насы­щенностью. Певица Мадонна высказала эту мысль в интервью анг­лийскому журналу «КЬЮ»: — У меня опыт 20-ти лет жизни рука об руку со славой и успехом. Что и дает мне право высказать свое мнение. Все меч­тают стать знаменитыми — это как помешательство. А я говорю: какая чушь! Чтобы твои достижения сработали по– настоящему, нужно жить в определенной системе ценностей. Похоже, что у нас ее больше нет. В результате за внешне за­манчивым блеском — та самая пустота. «Если ты будешь зна­менитым — то будешь счастлив. Если купишь определенную машину — это прибавит тебе популярности. Будешь носить именно эту одежду — все будут тебя хотеть». Это очень мощ­ная иллюзия, и люди на нее покупаются. Включая меня. — В отношении детей вы применяете дисциплину? — Да. Я не разрешаю им смотреть телевизор, который я называю «ядовитым ящиком». Стараюсь, чтобы они научились самостоятельно думать и иметь собственное мнение. Мы чи­таем им много книжек. Меня очень волнует, как дочка себя «выставляет» в школе. Я хочу, чтобы дочка знала — она не бу­дет получать все, что только ни пожелает. Вы уже догадываетесь, какой должна быть окружающая среда для нормального развития ребенка? В ней должно быть достаточное количество тайн и неожиданностей, чтобы удов­летворить его страсть к поиску и открытию. В ней должны быть плотности и препятствия, способные и причинить боль, и подарить радость преодоления. В ней ребенок должен чувс­твовать себя свободной личностью, но при этом ощущать за­щиту родителей. Кстати, защита от контроля отличается в сознании ребенка только одним — контроль это защита, о которой не просили, чаще всего выставленная до того, как произошло столкновение с реальным испытанием. Исходя из вышесказанного, вы и сами можете сделать вывод, как вашему ребенку лучше выстраивать траекторию накопления жизненного опыта, в каких условиях он скорее почувствует радость бытия, научится опираться на свои внутренние силы, станет независимой личностью, способ­ной чувствовать глубоко и жить ярко. Пусть не каждый день, но все-таки достаточно часто иметь желание сказать: «Я счастлив».

 

ОДАРЕННЫЕ ДЕТИ НОВОГО ВРЕМЕНИ

Этюд Горячий кофе поутру,

 

Пушистый кот мурчит и вьется В ногах, глаза — как два колодца; И снег струится на ветру За дверью, там, где тишина, Где все застыло в странном танце, И снежные протуберанцы Не досягнули до окна, Застыл у края грозный ком, Что мчался вниз по скату крыши… Вот так, не видя и не слыша, Зима выходит босиком. Эти строки написала наша выпускница Валентина Канухина. Не Китеж сделал ее одаренной, но наша среда помогла ее душе стать сильной и свободной. Похоже, что бывают дети, просто от природы более слож­но организованные. Иногда мы называем их «дети нового сознания», отмечая их разнообразные таланты, тонкость восприятия и раннюю способность к рефлексии. Но для них– то самих все эти способности чаще всего источник дополни­тельных трудностей. Выписка из характеристики Али, 2000 год: «Ей 12 лет, и она свободно читает книги, которые мы да­ем ученикам 11-го класса. Более того, она понимает их содер­жание, анализируя взрослые проблемы с позиции взрослого че­ловека. Она отлично знает историю и применяет ее для ана­лиза процессов, происходящих вокруг. Она помнит свое прошлое и понимает настоящее. Это понимание рождает в ней СТРАХ». В нашем «гуманном и просвещенном» общественном со­знании существует миф о том, что талантливые дети прихо­дят на свет, как правило, в благополучных московских семь­ях, и, соответственно, из этого слоя и должно поступать по­полнение для наших столичных университетов. — Давай вспомним начало твоей жизни. Какое твое самое раннее воспоминание? — Мне три года. Я помню, как уходит папа. Он прощается. Он поднимает меня на руки, потом опускает и уходит. Распро­щался. — Давай еще раз. Откуда ты взяла, что это было в три го­да? Почему это вообще самое раннее твое воспоминание? А за­пах травы? А первое падение? — Знаешь, не помню… — Ты уверена? — Да, уверена. Уход папы — это действительно самое пер­вое осознанное воспоминание. — Оно в красках и запахах? — Нет, черно-белое, это было так давно, что сейчас как фотография в альбоме. — А боль есть от этого воспоминания? — Сейчас чуть-чуть. Я была, наверное, маленькая и просто не понимала, что это такое. Я многих вещей тогда не понима­ла. Например, я не видела различий между собой и другими де­тьми в детском саду. Вообще не понимала, что мы с мамой бед­ные, что у меня нет отца и что это неправильно. Я с трех лет считала, что так все и должно быть. Даже когда жила в при­юте, я не воспринимала это как трагедию. Это скорее для меня было ЗАБАВНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ. — Вот оно, главное! Ты не знала, что твоя судьба достойна жалости, не тратила время на страхи и сожаления, поэтому даже в детском доме продолжала уверенно развиваться и в эмоциональном, и в интеллектуальном плане! — Да, в начале, да. Потом все-таки заставили закрыться. После приюта нас раскидывали по детдомам, и там уже меня смяли. Там была одна хорошая тетя-психолог. Мы с ней говори­ли по душам. А другая тетенька подошла и подслушала наш разговор. Мне тогда было лет 11. Я объясняла психологу, что мне печально: болит зуб, а никто ничего не делает. А та, кото­рая подслушала, по-своему это поняла, наорала на меня: «Ты ябеда, ты жалуешься!» — А чему это тебя научило? — Тому, что разговаривать надо там, где нет чужих ушей. Вообще, я научилась прятаться. — Вернемся к твоим более ранним воспоминаниям. Расска­жи, что ты помнишь о маме. — Когда я маленькая была, все было очень хорошо. Я очень любила ездить с мамой на дачу. Мы вставали в шесть утра, шли по пустым улицам Калуги, так тихо, прохладно. Мы идем на электричку, потом едем, такое умиротворение, классно бы­ло. Дальше я просила маму развести мне костер. Она отрыва­лась от копания картошки, разводила костер, и я пекла себе и маме картошку. Картошки у нас было много… Даже свой крах­мал делали. — Почему папа ушел? — К другой женщине. Мама говорила, что у него жена и де­ти, а бабушка, что он тоже был пьяница… Так что не знаю, чему верить. — Почему мама начала пить? — Может, потому что умер мой брат. Она и раньше выпи­вала, но чуть-чуть. Она ходила на работу, приходила за мной в детский сад. Брату было двадцать. Я поздний ребенок. Я не помню, где он работал, но он занимался фотографией. Он любил закрываться в ванной и орал: «Не включайте свет, я фотогра­фии печатаю!» А еще он любил ловить рыбу. У нас все время над плитой висели сушеные тараньки. Я всегда стояла горой за маму. Даже когда она напивалась, я ходила за ней, как хвостик. Бабушка и соседка говорили, что мама плохая, но я кричала, что мама хорошая. Я в детстве не любила именно бабушку. А потом, когда мама начала бить ба­бушку я поняла, что мама плохая, а, может быть, я просто стала старше. И мы начали вызывать милицию. Часто. Приходила женщина-милиционер, она была доброй, и она помогла мне понять, что мама с нами неправильно поступает. А еще один раз при­шел другой милиционер, и я его запомнила. Они с мамой сидели и разговаривали на кухне. Там все было слышно, особенно когда стоишь возле двери. И милиционер спрашивал, почему мама пьет, пытался ее урезонить. — Ты попадаешь в Китеж, и мы с удивлением обнаружива­ем, что у тебя никак не выстраиваются гармоничные отноше­ния с подругами. — Конечно, не выстраиваются. Я поступила в 7-й класс. Там учились две девочки, Маша и Катя. Они учились с 1-го класса , и с какой стати они должны были принимать в свой круг не­понятную Алю, которая еще намного лучше их знает все пред­меты. Я же видела, что они не хотят со мной дружить. Я не могу сказать, что я рвалась быть со старшими. Но мне же надо было с кем-то быть, хотя бы со старшими. — Со старшими тебе тоже было трудно. На что обижа­лась? — Я даже не помню. Дома был Егор, он меня все время под­калывал. А я привыкла в детдоме, что там все обзываются, я не могла понять, насколько серьезно Егор меня атакует. Сей­час, например, если я такое слышу, я понимаю, что это шутка, а тогда это было очень серьезно. Я обижалась, чуть ли не до ис­терики. Я была не уверена в себе. Одноклассницам не нравилось, что я отличница. А для меня хорошо учиться было естествен­ным состоянием с 1-го класса. Для того чтобы лучше понять ситуацию, представьте на миг, что, сидя за школьной партой, вы вспомнили свою про­шлую жизнь. Помните у Высоцкого: «Хорошую религию приду­мали индусы…»? А там, в прошлой жизни — разбитые надеж­ды, неотомщенные жертвы, утраченная любовь… хорошо, ес­ли не удар копьем в спину. И все это вернулось к вам, как собственный, очевидный, прочувствованный опыт. А вы, на­помню, за партой в 5-м или 8-м классе. И ваше маленькое те­ло, как и ваша психика, просто не готово к действиям, кото­рых требует инстинкт или разум взрослого человека. Вот тут-то и рождается чувство страха и беспомощности. Из дневника Педсовета: «Подруги Али еще не научились задумываться о таких про­блемах, от которых холодеет сердце нашей юной героини. Они не могут сопереживать ей и поддерживать в трудную минуту. Это усугубляет ее ощущение отверженности и одиночества. Повторяется извечный сюжет "Горя от ума". Может ли чело­век, остро ощущающий свою нестандартность, быть счастливым? Да, ощущение своей нестандартности и есть повод быть счастливым. Но до этого надо еще дорасти, это надо еще на­учиться понимать. А в тех возрастных рамках, в которых на­ходится Аля, самое важное для подростка — осознание своей принадлежности к какому-либо коллективу, защищающему индивидуальность. А она, тонко чувствующая и интеллекту­альная, понимает, что не принадлежит ни к какому коллекти­ву. Так что же делать? Через два-три года, если физическое тело догонит интеллект, а опыт общения со сверстниками принесет радость и уверенность в себе, проблема отпадет сама собой. Скорее всего, Аля обнаружит, что ее все любят. Но болит-то у нее именно сейчас. Душевная рана может породить комплекс неполноценности. Ей необходимо признание окружающих, так как именно этот витамин преображает внутреннюю жизнь…» — Ты осознаешь, что ты сегодняшняя — новая личность, и не несешь ответственность за свое прошлое? — Не совсем так. Я действительно осознаю, что я новая личность, а по поводу ответственности… Все-таки в приюте это была тоже я, но я не чувствую вину за свои прошлые по­ступки. Раньше я казнила себя за ошибки, а теперь это прошло. Теперь уже нельзя исправить и изменить прошлое. Но я могу не допустить тех же ошибок в будущем. — Какое будущее для себя ты представляешь? — Я думаю только о близком будущем. Вот завтра, вот на дискотеке, вот первого сентября. Далеко в будущее я не смотрю. — Ну, все-таки попробуй, хоть приблизительно. Жесткие программы будущего не сбываются. Ты просто наметь контуры. — Институт, учеба, экзамены. Все равно смутно, но начи­наю морально готовиться. Кстати, спасибо за идею про жест­кие программы. Это будет моим осознанием на сегодня. Я хочу поездить по миру, посмотреть на другие страны. Земля — она же большая. Я никогда не жила в Москве, жизнь там отлича­ется и от Калуги, и от Китежа, впрочем, наша община — это вообще особая статья. Время Ни логики, ни боли — ничего. Пустая ночь, нехоженая мною, Оставленная всем до одного, Истекшая минутою одною. Рассыпались песочные часы, Распался в прах песок, и ветер-время Доносит до последней полосы Опавших листьев пламенное племя. Трофеи не мои, и странный звук Пластинки на немецком, на жестоком Напоминает гулкий сердца стук В тот миг, когда бросаются от окон, Когда, скрываясь за стеною штор, Я продаю себе за 10 тактов Украденный у жизни разговор И хаос чувств за картотеку фактов.

 

НОВОЕ ВРЕМЯ – НОВЫЕ ДЕТИ

— Что ж ты мальчик посинел весь? Тебе холодно? — Нет, просто я ребенок индиго. Из анекдота Для тех, кто не знает, кто такие «дети индиго», сообщаю: Термин изобрела в 1982 году американская ясновидящая, которая заметила, что аура рождающихся в наше время детей изменилась и стала темно-синей, цвета индиго (сине-фиоле­тового). Она сделала предположение, что это совершенно иные дети, дети индиго, дети нового времени. Тема «пошла», привлекла энтузиастов, потом деловых людей, увидевших, что на этом можно делать бизнес. Как отделить зерна от плевел, как понять, где реальные свидетельства феномена, а где просто повторение слоганов-заклинаний типа «Дети пришли спасти мир. Примите их, учи­тесь у них, они посланцы Господа». Что это, как не попытка втиснуть детей в узкие рамки собственных представлений о счастливом будущем? В книге Ли Кэрролла и Джен Тоубер «Дети Индиго» не­которые примеры выглядят как анекдоты. Цитируют некую Санни — бабушку семилетнего Мэттью: «Мэттью по всем статьям соответствует описанию ребенка-индиго. Когда он в последний раз приезжал ко мне на Рождество, я отвела его на массаж к моему доктору, интуитивному хилеру, миссис Бобби Хэррис. Он не только сказал, что видел двигающиеся над голо­вой огни в слабо освещенной комнате и, что электричество дважды прошло сквозь его мозг, но и что он хочет назад к Богу и даже хочет быть кремированным». Совет родителям: держите таких бабушек подальше от своих детей, как, впрочем, и интуитивных хилеров. Это не значит, что я не верю в «детей нового сознания». Я не верю в пророчества, которыми подменяют кропотливые научные исследования. Диагностика по цвету ауры представ­ляется спорной. Еще хуже идея расспросить самого ребенка: «А не пришел ли ты, деточка, спасти мир?» Ответ: «Конечно, мамочка!» означает только то, что ваше дитя уже способно мыслить в категориях мира взрослых. Все нормальные дети к трем годам уже понимают, что от них ожидают родители. Научившись говорить, они прини­мают и наш способ описания мира, то есть точно знают, что и как сказать, чтобы порадовать взрослых. А уж школьник вообще без труда поймет, каких слов от него дожидаются родители и журналисты, стоит только один раз намекнуть… Только это относится не к детям с «особым сознанием», а вообще ко всем детям, чье спонтанное развитие взрослые еще не успели «скорректировать». Если ребенок в 10 лет раз­дает интервью журналистам, рассказывая о том, что он ин­диго, это значит, что он очень хорошо адаптировался именно к нынешнему состоянию человечества. В моем представлении ребенок с «новым сознанием» мог бы сказать журналистам, спрашивающим о его миссии, сле­дующее: «Я еще понятия не имею, что такое ваш мир, хоть и вижу, что в нем неуютно. Это потому что я пытаюсь все по­нять и все почувствовать. А вы мне не помогаете. Ведете вы себя часто по-идиотски. Но от кого я должен спасать мир? От вас?» Встречали вы такие интервью? Я — нет. Потому что дети на стадии «нового сознания» еще не мо­гут давать интервью и вообще осознавать свою непохожесть. А потом становится слишком поздно. Их начинают трениро­вать родители, и они просто подчиняются программе взрос­лых, более выгодной для них, теряя неповторимость. Это кистеперая рыба после выхода на сушу уже не могла сменить обратно лапы на плавники. А сознание — очень хрупкая среда, способная к изменениям и регрессу. Я тоже верю, что эволюция не остановилась на достигну­том, то есть на нас с вами. Но человеку разумному не нужен хвост или третья рука. Эволюция, очевидно, переместилась в область «третьего измерения»: теперь меняется не тело чело­века, а его сознание. Но эти изменения мы еще не научились замечать. Нам не хватает эмпирических данных, чтобы сде­лать обобщения. Ищут гениев. Ищут детей, которые могут рассуждать, с точки зрения взрослых, по-взрослому, то есть о Мире, Боге, Любви. Ищут не новую ступень эволюции, а то, какими должны быть совершенные люди по представлению людей несовершенных! Вспомните, какими были промежуточные звенья от зем­новодных к млекопитающим или от животных к человеку. Верхом совершенства? Да и вообще, какое изменение считать отклонением от нормы в сторону болезни, а какое эволюционным скачком? С точки зрения рыбы, ящерица — урод, а не следующая сту­пень эволюции. Логично предположить, что Природа или Провидение действует в человеческом существе на уровне самых про­стейших «животных» сил. (Хотел написать инстинктов. Но инстинкт — это программа, жесткая связь «стимул-реак­ция». А здесь речь идет об энергиях, о самом потоке жизни.) Иногда эти силы называются витальными, стихийными, биологическими. Как они проявляются в человеческой матрице? Эволю­ция идет по пути усложнения систем. Значит, надо искать отличия детей «нового сознания» в способе восприятия ре­альности, передачи и обработки информации. На какой стадии можно выявить отличия? Скорее всего, в чистом виде они проявляются только до трех лет, то есть до начала социализации, когда ребенок еще не способен осо­знать происходящее и просить помощи у родителей. Он мо­жет только ощущать боль или блаженство и инстинктивно стремиться избежать боли. Помните у Стругацких в романе «Гадкие лебеди» пред­ставитель иной цивилизации умер в заточении оттого, что ему не давали читать. Возможно, что для детей с «новым со­знанием» недостаток впечатлений в раннем детстве действи­тельно подобен голоду. Для них набираться впечатлений и переживать так же не­обходимо, как и дышать. Но наш мир мало оборудован под таких детей, и многие впечатления несут боль. Быть слиш­ком впечатлительным — опасно. Те, кто способен острее чувствовать и больше восприни­мать, обречены и боль переживать острее. От природы в них заложена и способность к быстрым изменениям. Значит, сталкиваясь с болью, они неизбежно активизируют эту спо­собность, изменяясь так, чтобы боли не чувствовать. Поэтому дети «нового сознания», болезненно ощущая удары внешней среды, достаточно быстро адаптируются к человеческому обществу. Цена этому — утрата своей неорди­нарности. А те, кому не повезло, закупоривают свое созна­ние, защищаясь от потоков избыточной информации. Воз­можно, «аутисты» — это промежуточная ступень эволюции, которой окружающая среда не позволила развиться. Теперь о полезной стороне возникшей дискуссии. В литературе о детях индиго часто подчеркивается необ­ходимость особо внимательного отношения родителей к этим детям. «Относитесь с уважением, не пренебрегайте ду­шевным общением». Это хорошие советы, подходящие для воспитания любо­го ребенка, если вы действительно хотите вырастить твор­ческую самостоятельную личность. Черепаха не станет чай­кой, если ее все время лупить по панцирю. Но из комфортной среды ей просто не захочется взле­тать. Ребенок, не получающий вызовов и не чувствующий гра­ниц, не станет и генерировать сил, необходимых для того, чтобы преодолевать препятствия в дальнейшем… Не грех иногда и спросить совета по вопросу, понятному ребенку. Это даст ему возможность почувствовать собствен­ную важность в ваших глазах и ответственность за принятые сообща решения. Вот только не надо показывать, что вы все это делаете в расчете на его особую миссию. Ваш малыш может «испугаться высоты». В личных исто­риях вполне благополучных московских студентов почти всегда звучало: «Я боялся не соответствовать ожиданиям ро­дителей». В некоторых случаях это служило стимулом для развития, в других создавало психологическую проблему на всю последующую жизнь. Здесь невозможны универсальные рецепты. Я бы предложил родителям не пытаться воспитывать де­тей в стиле индиго. Если ребенок действительно обладает более подвижным сознанием, то своим вмешательством вы только испортите дело. Вы же не пытаетесь подтолкнуть поток электронов в ком­пьютере, справедливо полагая, что «нужен специалист». А то, что делается с потоками изначальной природной энергии, пронизывающей сознание и тело младенца, (на этой стадии сознание и тело едины) мы можем только догадываться. Мы уже говорили, что сознание ребенка обладает особой пластичностью. Доказано на конкретных фактах, что если младенца воспитывает волчья стая, то он начинает мыслить, как волк. Значит, возможен и обратный вариант: потенциаль­но любой ребенок может шагнуть в программу нового челове­чества. Но для этого помимо биологической «предрасполо­женности» должно быть и соответствующее воздействие окру­жающей среды. Иначе потенциальные силы и возможности «нового сознания» развиться не смогут. Столкнувшись с бо­лью и препятствиями, расширяющаяся сфера сознания неиз­бежно остановится и начнет наращивать защитные оболочки. Поэтому я предлагаю вам, уважаемые родители, считать каждого ребенка «носителем нового сознания» и подхо­дить к его воспитанию с особой ответственностью и осто­рожностью. В таком случае вы, без сомнения, воспитаете интересную и неординарную личность. Это ваш родитель­ский долг и ваша победа. А все остальное предоставьте пока непознанным законам эволюции. По счастью, в книгах о детях индиго помимо пророчеств об их глобальной миссии даются вполне разумные советы по воспитанию. Вот что советует Кэти Мак-Клоски, доктор философии note 2 : Определяя для детей … границы дозволенного поведе­ния, сохраняйте при этом творческий подход к их воспита­нию. Давайте выход их чрезмерной физической энергии. Позвольте ребенку самому устанавливать границы, а не наоборот. Даже попросите ребенка об этом. На самом деле многие дети… будут рады сами устанавливать для себя «пра­вила игры» при поддержке взрослых. Обращайтесь с ними как со взрослыми и равными, но не возлагайте на них взрослые обязанности. Давайте этим детям подробные объяснения, а также пре­доставляйте им право высказывать свое мнение при приня­тии решений по разным вопросам и, более того, предостав­ляйте им несколько возможностей для выбора! Они не поверят, что вы их любите, если вы ведете себя с ними неуважительно. Никакие слова в мире не заменят проявлений искренней любви. Общение с ребенком … — это одновременно тяжелый труд и привилегия. Они заметят любую хитрость. Даже не пытайтесь с ними хитрить! И не забывайте: они знают не только, кто они, они знают также, кто есть вы. Вы не можете ошибиться в том, как вы­глядят дети …., как выглядят их лицо и глаза — в них отража­ется мудрая древняя душа. Они не могут этого скрыть или притвориться, как это делают прочие. Если вы обидите их, они разочаруются в вас и даже могут усомниться в правиль­ности того, что «выбрали» своим родителем именно вас! Но, если вы любите их и признаете в них тех, кем они являются на самом деле, они раскроются перед вами сполна. Все эти правила подходят для воспитания любых нор­мальных детей!

 

КАК НЕ СБИТЬСЯ С ПУТИ ЭВОЛЮЦИИ

Не может быть одной единой системы воспитания по той простой причине, что все родители разные. Метод взаимодействия родителей с ребенком должен от­вечать внутреннему «душевному» строю самих родителей, ЕСЛИ ТОЛЬКО ОН СООТВЕТСТВУЕТ ПРОГРАММЕ, ЗА­ЛОЖЕННОЙ В РЕБЕНКА. Даже лопату или меч люди привыкли выбирать «по руке». Работать надо с тем, что соответствует твоим силам, твоему внутреннему складу, убеждениям, темпераменту. (Наверня­ка, я перечислил не все, но ассоциативный ряд понятен.) Разумеется, в повседневной жизни так и происходит. Ро­дители, не очень задумываясь о тонкостях, просто передают ребенку свои реакции на окружающую действительность. Как правило, эти реакции соответствуют их характеру и ха­рактеру (структуре, жесткости…) тех вызовов, которые пре­доставляет мир. Так форматируется и личность ребенка. Однако в таком нерегулируемом бессознательном процес­се воспитания (при всей его естественности) есть немало опасностей. Во-первых, у ребенка могут быть совершенно иные темперамент, врожденные способности и реакции, во-вторых, у него может быть иное предназначение, судьба, пре­допределение… (Пусть это все не научные, а литературные термины, но они явно отражают то, что очевидно проявляет себя во многих судьбах.) И еще раз повторю: я считаю попытку родителей навязать ребенку реализацию собственных несбывшихся мечтаний нарушением фундаментального права человека. Ребенок пришел в мир со своей программой. И только ее воплоще­ние может сделать его счастливым. Если вам что-то не нравится в вашем ребенке, то менять надо не поведение (замечания и придирки только разрушат доверие и любовь), а его основу — начальные образы. Пом­ните, в начале книги я говорил о едином Образе Мира, кото­рый задает параметры системы (координаты), в которой лич­ность воспринимает окружающий мир. Предметы и явления, узнаваемые системой, притягивают внимание, не­знакомые не вызывают интереса. Поэтому образцы поведе­ния, полученные в самом раннем детстве, обладают особой устойчивостью — они составляют основу для последующего отбора жизненно важной информации. Они не могут быть просто стерты, так как это воспринимается личностью как потеря части своего «Я». Их необходимо заменять, помня, что цепочки социальных рефлексов не вырабатываются за один день. И еще, первообразы не создаются повторением наставлений. Когда мы говорим о многократном повторе­нии, то говорим не о повторении наставлений и наказаний, а личного эмоционально переживаемого опыта. В этом суть воспитательного подхода Китежа. Ребенок – суверенная от природы личность, инстинктивно стремящаяся делать свои собственные выводы и прини­мать собственные решения. Следовательно, если мы хотим изменить уже отпечатавшийся в архиве сознания образец поведения, то мы должны предоставить достаточно боль­шое количество жизненных ситуаций, в которых ребенок сможет самостоятельно убедиться в ложности уже создан­ного образца. Педагогический процесс в этом случае отличается от обычной жизни только тем, что мы стремимся обеспечить повторяемость ситуаций и их концентрацию на коротком отрезке времени с последующим осознанием полученного опыта. И, разумеется, мы защищаем наших детей, находя­щихся в процессе трансформации, от влияния соблазнов, ложных программ и агрессии. Несмотря на широко распространенное заблуждение, новое в эволюционном потоке рождается отнюдь не в про­тивоборстве со старым. С кем могла сражаться кистеперая рыба, вылезающая из воды на голую сушу? Попробуйте сразиться или убежать от хищника, когда у вас полулапы-полуплавники, во рту — полузубы, тело еще только привы­кает к иной силе тяжести, обминается окружающей средой. Мир лепит из живого новую форму. Находясь на стадии трансформации новое существо было совершенно не спо­собно постоять за себя. Все ее преимущества еще сущест­вовали только в потенции, в проекции творческого посыла природы. Для того чтобы внутренняя программа могла сво­бодно развернуться в полном объеме, рыбе требовалась долгая жизнь, то есть безопасность. Уже потом, окрепнув, адаптировавшись к окружающей среде и размножившись, эти особи могут включаться в конкурентную борьбу за вы­живание. Наши дети, переживающие трансформацию, как и все в мире, подвержены ударам внешней среды. Сможем ли мы создать для них безопасную среду, которая при этом стиму­лировала бы личностный рост? Для безопасности в этой сре­де должны быть душевное общение, доверие, единая цель, вернее, единое понимание желаемого будущего. Но сама по себе безопасность снимает потребность в раз­витии. Значит, безопасность нужно дополнить потоком вы­зовов, осознаний, открытий. Цель этого движения — пробу­дить творческое напряжение, разные качества и устрем­ления личности, новый опыт, новые силы. Родители и наставники должны воспринимать этот мир не как свод догм, устоявшихся традиций и абстрактных зако­нов, а как поток событий и эмоционально насыщенной ин­формации, постепенно создающих базу, называемую жиз­ненным опытом и мировоззренческими установками. Мы привыкли полагаться на внешние формы. Если мы видим, что у человека нет ноги или руки, для нас очевидно, что он болен, но мы еще не научились видеть изъяны души. Представьте себе на мгновение, что сознание обрело бы способность принимать внешнюю зримую форму — сколь­ко бы увечных, усеченных существ ходило бы по улицам наших городов. Но, с другой стороны, мы бы получили воз­можность сказать человеку: «Прости, дорогой, по состоянию здоровья твоего сознания, ты не можешь руководить другими людьми» или «Тебе противопоказано воспитание собственной дочери, так же как слепому противопоказано вождение ав­томобиля». Увы, когда дело касается физических увечий, все настолько очевидно, что и говорить не о чем. А что же считать патологией, когда речь идет о человеческом созна­нии, и кто у нас может диагностировать отклонения от нор­мы? Пока однозначных ответов на эти вопросы нет. В чело­веческом существе еще не сформирован какой-то важный орган, позволяющий нам заглядывать во внутренний мир друг друга. Будем надеяться, что это станет следующей сту­пенью эволюции. Но и сейчас можно констатировать, что общественное сознание русского, американца, индуса однозначно оцени­вает оторванность индивида от человеческих ценностей, любви, дружбы как болезнь. Человек, не способный на лю­бовь, презирающий или боящийся людей, воспринимается окружающими враждебно как инородное явление. При всем естественном эгоизме, который демонстриру­ет современный индивид, мы остаемся общественными су­ществами. Все великие религии мира и идеологические до­ктрины современных государств утверждают, что человек может выполнить свое предназначение, только оставаясь в поле любви к себе подобным, отождествляя себя с челове­чеством. Наша стабильность и уверенность в собственных нравс­твенных ценностях могут стать для растущей личности спа­сительным островком в вавилонском столпотворении сов­ременной городской цивилизации. Остается один выход — самому стать самым мощным, ав­торитетным каналом информации для ваших детей, иными сло­вами, активно участвовать в создании у вашего ребенка ПОЛ­НОЦЕННОГО Образа Мира. Например, почаще смотреть фильмы со своими детьми, по возможности ненавязчиво комментируя их. Так вам удас­тся научить «фильтровать базар», привить здоровое отноше­ние к рекламе и научить вытаскивать жемчужные зерна из… Ну, вы сами понимаете, откуда. В таком варианте просмотр фильма становятся некой виртуальной ролевой игрой, поз­воляющей ребенку отыграть разные жизненные сценарии, примерить облики и критически воспринимать сказки. По мере привыкания и безопасного познания окружаю­щего мира, дети убеждаются в наличии новых для них, пос­тоянно действующих законов. Сначала идет практически незаметное для юной личнос­ти накопление байтов новой информации. Этот процесс мо­жет идти интенсивно, но может и тянуться многие годы. На­ступает момент, когда количество новых данных (информа­ции о мире) позволяет личности перейти на качественно новый уровень. Это момент, когда система ценностей (Образ Мира) подвергается сомнению, личность теряет равновесие, становится особенно уязвимой. Но это знак начавшейся ме­таморфозы. Нам только кажется, что дети «плюют на наши советы». В действительности они слушают их, просто делают свои выводы, всячески избегая превращения в послушных ис­полнителей нашей воли. Очевидно, это тоже некий защитный механизм Творца. Мы в Китеже заметили интересную закономерность: все на­ши разговоры о необходимости хорошо учиться дети пропус­кают мимо ушей где-то до выпускных экзаменов в 9-м клас­се. То есть до 15 лет их сознание еще не способно выстроить перспективный план, создать образ желаемой цели и пути ее достижения, но потом ситуация, как правило, меняется. Каждое столкновение с реальностью ведет к новому осозна­нию и перестройке внутренней программы. Многие даже на­чинают осознанно учиться. Жаль, что иногда им не хватает времени наверстать упущенное. Естественное желание взрослых «подтолкнуть» очень опасно, так как может вызвать неадекватную реакцию оби­ды, усугубить отчужденность растущей личности от родите­лей. Опираться можно только на то, что оказывает сопротив­ление. Строить отношения можно только с теми детьми, ко­торые доверяют вам настолько, что готовы обсуждать проблемы ваших отношений, даже возражать вам. Вы же все равно в более выгодной позиции, поскольку обладаете жиз­ненным опытом, значит, в дискуссии, скорее всего, победи­те. А выйти на уровень заинтересованного обсуждения мож­но только тогда, когда вместо личины «послушного ребенка» вам, родителям, предъявляется реальный образ с обидами, болью, ожиданиями, только тогда, как говорим мы в Ките­же, шестеренки зацепятся. Ваш Образ Мира начинает воз­действовать на образ мира вашего ребенка благодаря трению, которое существует между вами. Детей надо ввести в следующие слои сознания, про­буждающие в них функции творчества, любви, но на эту ткань нельзя воздействовать механически, тут шлепки и прямые наставления не помогают. В слои сознания, отве­чающие за творческие возможности, насильно не забьешь. Впрочем, как и ласковым отношением или потаканием слабостям. Безусловная любовь — самая лучшая основа для челове­ческих отношений, но не механизм трансформации. Любовь должна быть в сердце педагога, пока разум подбирает новые вызовы для подопечных. Только через преодоление собственных слабостей, через пот, слезы, через страх и припадки бессилия, поднимается растущая личность из бездны неверия в собственные силы и страха перед миром к самореализации, чувству собственной значимости и компетентности. Вспомните трагическую историю Ромео и Джульетты. Дети делают ошибки. Но это взрослые своим стремлением навязать свой Образ Мира доводят дело до смертельной раз­вязки. Если бы они предоставили молодым влюбленным возможность пожениться… Страсти, подогреваемые новиз­ной ситуации и запретами, обречены на угасание в обыден­ной обстановке семейной жизни. Ромео увлекся бы охотой или начал волочиться за другими красавицами, Джульетта открыла бы пошивочный цех модной одежды. А в наше вре­мя они бы просто развелись через полгода не в силах выдер­жать серых будней. Но возможен и другой вариант — крушение старого Об­раза Мира в результате кризиса и замена его новой системой ценностей.

 

РАСШИРЕНИЕ СОЗНАНИЯ

Расширение сознания — прием, помогающий увидеть все в правильном масштабе. Увы, этот термин отчасти запач­кан усилиями интеллектуальных наркоманов, которые игра­ют с собственным сознанием при помощи психоделических средств. На наш взгляд, использование наркотиков в работе терапевта так же противоестественно, как игра в футбол на костылях. Хрестоматийный пример расширения сознания приве­ден в гениальном произведении JI. Н. Толстого и изучается во всех школах РФ. Это прозрение князя Андрея на поле Аустерлица. Понадобилось французское ядро, чтобы выбить князя из меланхолической мечты о славе. Вот лежит он сре­ди мертвых тел под голубым небом и прощается со старыми жизненными ценностями. Почему этот умный человек не пришел к осознанию в мирное время, когда и свободного времени было побольше, да и для мыслительной работы ус­ловия как-то более подходили? Встретившись с новым явлением или информацией в первый раз, наш разум запечатлевает новый образ, и далее новая информация лишь скользит по поверхности сознания, не производя мощного преобразующего воздействия. Поэто­му так часто мы слышим от своих подрастающих детей: «Я все это уже видел (даже если и не видел)… я сто раз читал подоб­ную фигню, ничего нового…» Сознание, стремящееся к покою и экономии усилий, просто не пускает новую информацию внутрь. Любой инсайт требует усилий. У полноценных личностей понять означает начать действовать, жить по-новому… А это страшно. Вдруг откроется истина, после которой надо будет перестраивать всю свою устоявшуюся жизнь? «Гром не грянет — мужик не перекрестится». Похоже, что на поздней стадии взросления «бетон схва­тывается» и существующий Образ Мира просто отказывается принимать новые образы, противоречащие его внутренним взаимосвязям. Тогда стресс становится условием развития личности. Разумеется, как любой витамин, он полезен в ог­раниченных количествах. Автор популярных книг по практической психологии Н. Козлов со свойственным ему жизнеутверждающим юмором объясняет, что для прорыва сквозь внутреннюю защиту ума шаманы и прочие знатоки человеческих душ использовали фактор «ошеломления». Палкой по голове — и человек от удивления впитывает некий объем необходи­мой информации. «Для многих известных мне людей дорога к личностному росту начиналась с предынфарктного состояния. Я ничего не имею против шоковой терапии — лишь бы действовала». Н. Козлов Правда, можно использовать и более щадящий способ — спектакль. Ритуал, тайна, ожидание и взлет эмоций во время действа, а в результате новая информация просачивается в сознание. Преображение возможно и как результат творческого до­стижения, озарения, инсайта. Все это связано с восхождени­ем на пик эмоций, с острейшими переживаниями. Беспри­страстность и отстраненность — очень хорошие качества для следователя или врача, но родитель не ученый, ставящий опыт. Он обязан быть субъективным. Во многих случаях его чувства (искренние и яркие) оказываются инструментом, позволяющим пробудить в ребенке внутреннее озарение. Вернемся к князю Андрею, лежащему на поле Аустерли­ца. Как вы помните, до этого он мысленно противопостав­лял самого себя Наполеону. Но вот, можно сказать, уже на полдороге к славе, разрыв ядра опрокидывает князя, а заод­но и весь его внутренний мир. Теперь ему предоставлена воз­можность лежать неподвижно вверх лицом… и он замечает небо! Ощущение близости смерти и, соответственно, Бога вы­мывает из его сознания все мысли о таких мелочах, как На­полеон и слава! В нем начинается перестройка программы, переоценка жизненных ценностей. Он выживет и научится замечать вокруг себя все разнообразие явлений жизни, его душа оттает, пробудятся и чувства, и воля. Терапевтическое вмешательство пушечного ядра приведет нашего героя к любви, новым дерзаниям и новым разочарованиям, что, собственно, мы и называем полноценной жизнью! Но одного внешнего толчка мало. Расширение сознания лишь дает возможность по-новому взглянуть на жизненную ситуацию, снимает внутренние блоки. Я лично работал с ре­бятами, которых такое расширение сознания привело от­нюдь не к самореализации, а в секту. Увидев безграничность мира и бесконечность возможностей, они попросту испуга­лись и предпочли запечатать себя в раковину фанатизма, пе­редав рычаги управления своей жизнью тому, кто первым попался им на глаза с более-менее ясной программой и до­статочной для ее внедрения силой убеждения. Первый ска­завший «Я знаю, как тебя защитить от мира» стал повели­телем, подчинив своей воле сознание неуверенной в себе личности. Так что, как и всякое другое лекарство, расширение со­знания может нанести вред. Лучше всего заниматься этой работой со специалистом, избегая самодеятельности, равно как и колдунов с мессиями. Помогая растущей личности увидеть новые горизонты, не забудьте помочь ей найти в себе силы, позволяющие до­стигать эти горизонты. Каждый из нас носит в себе самом счастье самореализа­ции. Но много ли вы встречали на своем жизненном пути взрослых, занятых поиском смысла жизни? «Вдруг найдешь, и тогда прощай спокойное прозябание». Придется что-то менять в устоявшемся быте, да и в себе самом. А менять себя — один из самых трудных жизненных вызовов. Великий русский художник, путешественник и мыслитель Н. К. Рерих утверждал, что масштаб сознания нормального человека надо воспитывать с учетом беспредельности вселенной. Только в том случае, когда человек не разбрасывается, а сосредоточивает свои усилия и способности в едином на­правлении, он создает поток достаточной силы, чтобы транс­формировать себя. ЧЕМ ВЫШЕ ЦЕЛЬ, ТЕМ БОЛЬШЕ ЭНЕРГИИ ОНА ПРОБУЖДАЕТ В ЧЕЛОВЕКЕ. Нарушение информационного и энергообмена с окружа­ющим миром в таком случае представляется болезнью систе­мы. Для того чтобы вновь открыться миру и убедиться в его управляемости, необходима энергия. Да, да, та самая энер­гия жизни, которая наделяет куколку энергией для метамор­фозы в бабочку. Источник силы, необходимой для трансформации нахо­дится где-то рядом в душе ребенка. Как в сказках — два ру­чья с живой и мертвой водой. Память хранит страхи, но там же, в каком-то другом слое хранятся первообразы героичес­ких поступков. Юнг назвал их архетипами, потому что они неявно присутствуют в каждой личности. Мы все знакомы с мифами и знаем, какой мощный заряд энергии в них содер­жится. Герои не отступают. Герои уходят на Олимп к Богам, об­ретают бессмертие, приносят счастье людям, пусть даже це­ной собственной жизни. Мифы, как и многие наши сказки, трагичны. Что поделать — они отражают законы реальной жизни. Но они зовут к действию, к подвигу, к борьбе за счастье. Ощущение счастья рождается у человека только тогда, когда он реализует исключительно свой собственный жиз­ненный план, пусть даже это план умереть за человечество. Счастье – это состояние, а не реакция на раздражители, поэтому оно никогда не лежит на поверхности нашего со­знания. Примерьте это на себя, на свой жизненный опыт. Жить сильно, чувствовать глубоко. Где этому учат, какая социаль­но значимая профессия это обеспечивает? Жить и чувство­вать нас обучает реальная жизнь, борьба за свои ценности или ценности того общества, которое вы считаете своим, по­гоня за идеалом, душевные муки. Все то, что делает жизнь сложнее и заставляет нас развивать свои лучшие человечес­кие качества. Рассказ одного из китежских преподавателей: «У меня была подруга с очень "продвинутыми" родителями. Они прочили ей хорошую карьеру, и поэтому с детства отдали ее в спецшколу и вообще требовали хорошо учиться и занимать­ся дополнительно. Они считали, что все делают так, как надо. А их дочь уже в 11-м классе втайне жаловалась мне, что ее тошнит от необходимости поступать в экономический инс­титут. Но они умели настоять на своем. В институт она все– таки поступила, потому что была неглупа, и образование ей дали хорошее. Вот только это шло вразрез с ее внутренним стремлением! Кончилось дело тем, что она ушла из институ­та. В ответ ее отец заявил, что она неблагодарная и дальше пусть рассчитывает только на себя. Но это ее не смутило! Она нашла работу и поступила в институт иностранных языков. Сейчас она учится на переводчика и вполне счастлива. Спустя некоторое время она помирилась с родителями. Видимо, они по­няли, что она бросила экономику не потому, что обленилась…» Есть некий соблазн противопоставить людей, стремя­щихся к удовлетворению лишь основных потребностей, и людей, ориентированных на реализацию своего творческого потенциала. В каждом из нас намешано и того и другого — «меж ангелом и бесом», то есть потребности высокого поряд­ка вполне уживаются со стремлением удовлетворить и самые примитивные желания. Но в здоровой натуре, окруженной здоровой средой, высшие потребности в творчестве, любви и познании по мере взросления все-таки берут верх. Для наших прикладных целей мы можем сформулировать следующий общий закон человеческой природы – разви­тие и применение творческих способностей приносят индивиду больше счастья и удовлетворения, чем возмож­ность регулярно пить французский коньяк. Коньяк, впрочем, тоже никому не вредит, если он зани­мает определенное место в иерархии потребностей. Важно, чтобы окружающая среда все-таки помогала рас­тущей личности поддерживать позитивный Образ Мира, чтобы был круг «своих», тех, кто разделяет взгляды и идет к тем же целям. Тот, кто имеет в сознании много позитивных образов, кто умеет проигрывать ситуации в уме, прежде чем действо­вать, кто сам ставит себе цели и задачи и получает радость от творчества, обладает повышенной сопротивляемостью к провокации внешних стимулов. Человеческие отношения всегда именно в юношеском возрасте находятся на вершине пирамиды ценностей. Вы скажете, что бывают случаи, когда ребенок не хочет ни с кем общаться, зато сходит с ума по шмоткам и деньгам. Это лишь завуалированный (а иногда и уже извращенный) способ об­рести социальный статус, доказать окружающим свою зна­чимость. Так что деньги и вещи и в этом случае важны не са­ми по себе, а используются как способ привлечь к себе вни­мание, пусть даже выраженное в зависти и ненависти. Высокие человеческие отношения (любовь, уважение, признание) — это универсальная, абсолютная ценность. Ра­ди них ребенок готов на все, даже на то, чтобы начать чис­тить зубы, читать книжки и вообще поменять знак вектора своего развития с минуса на плюс. Весь десятилетний опыт Китежа подтверждает эту простую закономерность. Афоризм Китежа: «За деньги можно построить виллу или приют, но нельзя построить Новый Образ Гуманного и Спра­ведливого мира, ради которого стоит жить». Просто потому, что это вопрос не экономики, а сознания и духа.

 

ЭПИЛОГ

Ваня Был час ночи. На дворе бушевала стихия. Я писал эту книгу, а выросший приемный сын Ваня сидел в своей ком­нате над учебниками, готовясь к экзаменам в институт. До окончания школы у него оставалось полгода, и теперь он, уже не щадя себя, зубрил все предметы, необходимые для поступления. При этом время от времени подчеркивал, что и в армию пойдет без страха, если «Родина прикажет». Как сейчас помню, это была крещенская ночь, что очевидно ска­залось на состоянии каждого из нас. Ваня редко рассказывал о том, что происходило в его душе, но тогда он заговорил сам, что переполняло его все последние месяцы. Мы сидели за чаем и вели душевную беседу. — Ночами не сплю, меня буквально разрывают вопросы. Главный — зачем я живу. Бывает, что тело на кровати, а ты как бы летаешь. И вот я однажды улетел из тела, и мне пока­залось, что я на землю послан в заключение, то есть, поселен в это физическое тело. И я думаю, как бы мне отбыть это нака­зание получше. У меня раньше была иллюзия — если я буду мень­ше напрягаться, то позже умру. А тут словно прошибло — надо из себя, наоборот, больше выкачивать. Тогда я это испытание на земле нормально пройду. И я стал заниматься как бешеный. Теперь я до трех ночи сижу. — Что ж, перестал жалеть себя? — Понял, что надо не бояться лишиться малого, чтобы до­стигнуть большего. Я Женьке летом проиграл гонку на велоси­педах, чтобы он за меня на выборах в президенты альянса про­голосовал. — А не жалко, что столько лет потерял? Мы ж тебя убеж­дали учиться… — Ты, Дим, не обижайся. Я думаю, каждый сам дозревает. Вот вы нам чего-то говорите, а большинство не слушает, пока в мир не выйдут и по рогам им не дадут. — В книге буквы одни и те же, а каждый берет свое, то, что видит и может понять. Ну, теперь мне не хочется больше ждать, пока по мозгам дадут. Я хочу сам додумываться вов­ремя… Это была победа! Я в тот момент даже прослезился. Уже не так важно, поступит ли он с первого раза в инсти­тут, скажет ли он когда-нибудь нам искреннее спасибо за воспитание и учение. Мы достигли основной цели терапии. Мы дали Ване умение самостоятельно создавать жизненную программу и достаточно сил, чтоб не бояться встретить вы­зовы и использовать возможности Большого Мира. Теперь этот мир принадлежит ему. Библиография I. Амонашвили Ш. А. Педагогическая симфония. М.: МЦР, 2002. II. Амонашвили Ш. А. Размышление о гуманной педа­гогике. М.: Издательский Дом Шалвы Амонашвили, 1995. III. Амосов Н. М. Ваш ребенок: здоровье и воспитание. М.: ACT, 2003. IV. Антоний Митрополит Сурожский. Человек перед Богом. М.: Центр по изучению религий, 1995. V. Берн Э. Люди, которые играют в игры. М.: Эксмо, 2002. VI. Выготский Л. С. Переиздание. М.: Издательский Дом Шалвы Амонашвили, 2002. VII. Козлов Н. И. Философские сказки для обдумываю­щих житье. М.: АСТ-ПРЕСС, 1998. VIII. Комаров В. В. Воспитание детей сирот: взгляд прак­тикующего теоретика: Учебное пособие. М.: Педагогическое общество России, 2005. IX. Корчак Я. Как любить ребенка. Пер. с польск. М.: Знание, 1991. X. Максакова В. И. Педагогическая антропология: Учебное пособие для студентов высших педагогических учеб­ных заведений. М.: Академия, 2001. XI. Маслоу А. Психология бытия. М.: Рефл-бук, 1997. XII. Обухова Л. Ф. Детская психология: теории, факты, проблемы. М.: Тривола, 1996. XIII. Осорина М. В. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. 3-е изд. СПб.: Речь, 2004. XIV. Сухомлинский В. А. М.: Издательский Дом Шалвы Амонашвили, 1997. XV. Фромм Э. Анатомия человеческой диструктивности. Минск: Попурри, 1999. XVI. Шевцов А. Очищение: В 3 т. Т. 1: Сознание. СПб.: Тропа Троянова, 2004. XVII. Шевцов А. Очищение: В 3 т. Т. 2: Душа. СПб.: Тро­па Троянова, 2005. XVIII. Юнг К. Г. Божественный ребенок: аналитическая психология и воспитание. М.: Олимп; АСТ-ЛТД, 1997. 1 Здесь и далее — участники исследования согласились на публика­цию их личных историй при условии соблюдения анонимности. note 3 Я буду заменять соответствующий термин тремя точками и вы увидите, что советы в общем-то разумные.

Ссылки

[Note1] 1

[Note2] 2

[Note3] 2

Содержание