Мне кажется, что время останавливается. Я не могу поймать ни единого жизненного процесса внутри, только смотрю на высокого мужчину, который спокоен и уверен в себе. Он тут, приехал и назвал своей, только вот это не укладывается в голове. Я сбита с толка, пока мир оживает, а Ник садится на стул между мной и Марком. Моя рука до сих накрыта его, и парень, держащий меня, в таком же шоке, как и я. Только вот мой шок сейчас превратится в обморок, потому что я не могу дышать, прикрывая глаза от страха, проносившихся мыслей в голове Ника.

Могу только освободить свою руку и зажмурить глаза, начав поглощать холодный кислород. А на лбу выступает испарина от слабости организма. Мне кажется, что меня даже бьёт озноб, да такой сильный, что зубы начинают стучать.

– Тише, крошка, успокойся. Не испорчу я личико твоего Марка, – насмешливо произносит Ник, и я открываю глаза, умоляя его не думать так, не выдумывать эти глупости.

– Он не мой.

– Ты считаешь, я боюсь тебя?

Одновременно говорим мы с Марком, но мои едва слышимые слова тонут в злом тембре парня. Смотрю на Ника, смотрю и не могу понять ни единой эмоции… снова не могу прочесть его. Он закрыт для меня, теперь закрыт. Ни нежности, ни беспокойства, один горячительный блеск шоколадной крови в его глазах.

– Вот сейчас и узнаем, – отвечает Ник. – Итак, ты забрал Мишель из университета, даже могу сказать похитил и притащил сюда, когда она едва может стоять на ногах.

– Да, забрал, потому что в отличие от тебя, как оказалось, совсем не гея, а того самого урода, из-за которого она и едва может стоять на ногах, я волнуюсь за неё. И видел её отца во вчерашнем отвратительном обличии. А что сделал ты? Исчез? Бросил её на все четыре стороны? Отправил в университет, лишь бы избавиться от такой обузы, как последствия? – Его обвинения отзываются во мне злостью за Ника, в ту же секунду болью от правды, которая настолько поверхностна, что я испытываю панический страх за будущее.

– Гея? Я никогда не был геем, и раз ты так хорошо знаешь о наших отношениях, то и это должен знать. Урод я или нет, это решать только мне, но никак не мальцу, не понимающему ничего в этой ситуации. Ты ждёшь оправданий, но нет. Ни единого я не подарю тебе, для меня ты никто, и останешься им. Я не разрешал тебе забирать её из университета, в который она поехала по собственному желанию. Потому что я никогда не держу её и всегда даю выбор действий в отличие от тебя, – Ник издаёт смешок, словно он играет во что-то ведомое только ему. Он издевается над Марком, выводя его на эмоции, наблюдая за каждой. Когда самому, такое ощущение, просто наплевать на то, как сильно и громко бьётся моё сердце. Как больно понимать это и смотреть на него.

– Разрешал? Мне не требуется твоё разрешение, чтобы забрать свою девушку из университета, после этой ужасной ночи! Ты ведь читал мои сообщения, ты бесстыдно копался в её личных вещах, и сейчас прилетел на своих крыльях. Только для чего? Испугался, что она увидит, какой ты на самом деле ублюдок, использующий её, не сумевший защитить от всего? Где ты был вчера, когда всё это произошло? Где ты был ранее, когда это только началось? Ты… таких как ты я знаю, и тоже не разрешаю тебе даже на шаг подходить к ней, – зло шипит Марк.

– Хватит, пожалуйста, ты не так… не говори ему это, – сипло подаю я голос, смотря на потемневшие глаза парня, но он ещё пуще распыляется.

– Неужели, так запугал тебя, что ты сама не можешь сказать ему, какой он урод? Ты из-за него получила это всё. Или тебе нравится это? Нравится истекать кровью, нравится…

– Закрой. Рот, – властно перебивает его Ник, пока в моих глазах скапливаются слёзы. – Не смей так говорить с ней. Не смей даже обвинять её в произошедшем. Ты не знаешь ни черта, поэтому проглоти свой ядовитый язык. И если ты мужчина, то веди себя хотя бы сейчас достойно, и нападай на меня, а не на беззащитную девушку, которая готова уже лишиться чувств.

– Ник, – я поворачиваюсь к нему, качая головой. – Ничего нет, правда. Не надо этого.

– Что не надо? Не надо мне знать, что вместо того, чтобы быть той, которую я себе выдумал, ты сидишь здесь и любезно общаешься с другим? Или же не надо было приходить сюда, чтобы самому увидеть тебя и его? Или не надо мне верить тебе, потому что я продолжаю это делать? Только вот с каждой секундой не понимаю, зачем мне всё это. Есть ли смысл, Мишель, если ты после каждого такого случая, будешь бежать к нему? Есть ли хоть немного вероятности, что ты начнёшь думать не только о себе? Зачем тебе эти столкновения, чтобы знать, насколько ты популярна у мужчин? Так я могу тебя уверить, что популярна. Только твоё поведение не вселяет никакой уверенности в тебе, – произносит он, придвигаясь корпусом ближе к столику, словно накрывая его своей мощью, и я чувствую её, проникающую в моё сознание и тело. И мне хочется крикнуть, что люблю я его, да и никто мне не нужен. Но только молчу, потому что иссушена, а слов не нахожу. Не могу… не знаю, что он чувствует, а воздух становится тяжелее с каждым вздохом, сгущая надо мной тучи.

– Но нет, я пришёл сюда не за этим, – продолжает Ник и поворачивается к Марку. – Мне захотелось лично познакомиться с ним, понять, насколько он силен и готов попытаться отобрать у меня то, что я не собираюсь отдавать.

– Она не принадлежит тебе. И ты сам с ней общаешься, как с недостойной. Так чем ты лучше? – Язвительно произносит Марк.

– А кто сказал, что я лучше? Нет, я самое худшее, что есть в этой жизни. И она это знает, очень хорошо должна знать. Я общаюсь с ней так, как считаю нужным, чтобы в её голове, наконец-то, началась жизнедеятельность.

– Ты что, назвал её тупой? – Повышает голос Марк, а Ник на это отклоняет голову назад и, начиная смеяться, мотает головой.

– И где ты учился, раз не знаешь, что означает понятие жизнедеятельность? Поясняю, если ты не заметил, то она бледная. И я даю время ей, чтобы кислород начал поступать в мозг, и она дышала. Ты ведь ничего не видишь, а я вижу… знаю, как она сейчас боится продолжения, – с улыбкой говорит он, а это меня ещё больше сбивает с мыслей. Что происходит? Почему он так ведёт себя? Что хочет получить? Какие выводы или же подтверждения?

– Я не собираюсь с тобой драться. Я выше этого, – гордо заявляет Марк.

– Вот с этим разобрались. Но ещё не услышал, что за причина побудила тебя затолкать её в свою машину? – Напоминает Ник.

– Потому что ей нужна защита. Раз ты такой умный, что же сам этого не подметил, а где-то шляешься? Ты должен был запретить ей, вообще, куда-то ходить, а не качаться как привидению, – обвинительно отвечает Марк.

– Господи, Марк, хватит, я сама пошла, – тихо произношу я.

– Достаточно, меня это задолбало. Зачем припёрся сюда? Уходи, ты лишний. Ты уже достаточно помог, теперь моя очередь, – цокает Марк, даже не обращая внимания на мои слова.

– Очередь? Я никогда не стоял в очереди. Я был единственным у неё, так было, есть и всегда будет, что бы между нами ни произошло. Лишний? Возможно, не отрицаю. Но я ехал как раз к университету, когда мне доложили, что ты забрал её. Пришло время прекратить этот спектакль, который ты и устроил. Я даю ей вариант свободной жизни, право выбора, которого ты её лишаешь. Пришло время решить всё, что она хочет от этой жизни, – он поворачивается ко мне, и я вновь вижу тепло его глаз, это вселяет в моё сердце яркую и горячую пульсацию любви. Только хочу ответить ему, что уже давно всё решила, но не успеваю. Для меня всё воспринимается как-то заторможено, медленно и лениво. И я не могу ускорить эти процессы, потому что организм отвергает их.

– А что ты дать ей можешь? – Усмехается Марк.

– А что ты готов дать, чем жертвовать ради неё? У тебя ничего нет, кроме денег твоего отца. Ты не знаешь ничего об этой жизни. Сказочный принц, ты не из нашей сказки, потому что принцесса выбрала чудовище, – отвечает спокойно Ник.

– Стабильность. Защиту. Любовь. Что ты можешь поставить против этого? – Незамедлительно произносит Марк.

– Хватит делить меня, словно я неживое существо. Хватит уже этого, потому что я не в силах смотреть на вас обоих. Я не вещь, которую можно тягать. Никакой любви, Марк, о чём ты говоришь? Что вы, вообще, тут устроили? Ещё ставки сделайте, – не могу сдержать слёз обиды, а они уже катятся по щекам, когда осматриваю то одного, то напротив его второго.

– Это ты прекрати ломать свою жизнь. Да посмотри на него, то он гей, то оказывается тот, из-за которого тебя бьют. Куда ты катишься? Прекрати врать самой себе. Открой глаза, Мишель, – зло говорит Марк.

– Открой глаза, крошка. Вот наша жизнь. У меня нет пустых слов, которые брошу тебе под ноги. Ведь я не знаю, как сложится судьба завтра. Но сегодня могу точно сказать, что не собираюсь отпускать тебя, потому что ты со мной. Часть меня. Не обещаю, никогда не обещал того, что не смогу исполнить. Только вот хочу, чтобы ты выбрала своё завтра. Я даю тебе такую возможность, всегда буду давать. А ты, Марк, недостаточно силён, чтобы защищать её. Ничего не знаешь о ней, а я навсегда запомнил, что ради одной, ты готов разрушать самого себя, ломать и строить заново. И это тот фундамент, которого у тебя никогда не будет. Поэтому я не заставляю Мишель выбирать.

– Но ты ушёл… сказал про ту квартиру, – сдавленно шепчу я, поворачивая голову, смотрю в его тёплые глаза. Он улыбается, словно ничего не было с утра, словно это не он бросал в меня обвинениями.

– Да, но я всегда возвращаюсь, и не могу позволить тебе подвергнуть себя тому, что видел вчера. Лучше там, если не со мной. Там ты будешь в безопасности и вольна делать всё что угодно. Не зависеть ни от кого, потому что это я обещал тебе. Даже если всё закончится, всегда буду помогать тебе.

– Прекрасная лживая речь, – хмыкает Марк, и Ник возвращает на него свой взгляд. – Думаешь, сказал это всё и снова сказка распахнёт свои двери?

– О, нет, вчера не было ничего сказочного. Но это и есть жизнь, которую ты не знаешь. Каждая рана, каждый порез на её теле, каждая слеза и каждый звук – мой. А ты чувствуешь это, Марк? Чувствуешь, как ей сейчас больно? Как пульсирует её висок, как тянут швы, насколько она боится этого? Нет, ты ни черта не знаешь об этом, а я многое. И я переживал это вместе с ней, но не в силах забрать эту боль. А это самое желанное для меня. Готов ли ты пережить это, ощутить своей кожей каждое прикосновение лезвия или же твои слова напрочь лживы? Готов ли ты видеть её глаза, напуганные и с сумасшедшим блеском? Готов ли ты каждую ночь успокаивать её, слышать крик страха и знать, что она живёт даже во сне в кошмаре? Готов ли ты получить за неё миллион ударов от самого себя? Готов ли ты знать, что она уйдёт от тебя, когда узнает лучше, но ты продолжаешь идти к ней, потому что она твоё солнце? Готов ли ты к этому?

Я замираю с удивлением и появившейся в груди теплотой смотрю на Ника во все глаза, но он опускает голову, кривясь от своих же слов.

– Нет. Я отвечу за тебя, Марк. Ты не готов к этому, потому что не знаешь, как противостоять всей боли, скопившейся в ней. Я не из тех людей, которые кричат о своей значимости, и таких презираю. Не заставляй и тебя презирать, Марк, потому что ты мне нравишься, – Ник поднимается со стула и глубоко вздыхает, переводя взгляд на меня, совсем уже не понимающую, как, вообще, такое может происходить со мной, как я ещё дышу и наблюдаю за этой сценой.

– Ты уходишь? – Сдавленно спрашиваю я, а губы снова дрожат от новой порции слёз.

– Да, Мишель, ухожу. Ведь приехал я сюда не для того, чтобы забрать тебя. Нет, я не имею на это права больше, – он наклоняется ко мне, проводя внешней частью пальцев по дорожке от слёз. Так нежно. Так сладко. Так страшно. Словно прощается со мной.

– Имеешь, – шепчу я, но он качает головой, мягко улыбаясь мне и наклоняясь ниже, оставляя поцелуй на макушке.

– Нет, больше не имею, потому что ты взрослый человек. Только и я взрослый, не собираюсь делить песочницу. Ты вольна поступать так, как пожелаешь. Майкл будет ждать тебя снаружи, если ты решишь начать самостоятельную жизнь. Без любого внедрения в неё. Моя ошибка в том, что я слишком сильно привязался к тебе, и слишком боюсь потерять. Но и для меня это неприемлемо больше. Ревность… я не хочу дружить с ней, потому что демон становится сильнее меня. Я начал бояться боли, которую возносил до небес. И я не могу больше знать, что ты плачешь из-за меня. Но, пожалуйста, защити хотя бы сама себя и не для меня, а только для себя. Не смей идти к нему в лапы. Я дарю тебе независимость, которую ты жаждала получить, крошка. Прости меня за то, что мне всегда будет требоваться время для раздумий, а ты не умеешь ждать, – шепча, прижимается к моему виску своим, а я закрываю глаза, из которых продолжают катиться слёзы. Мне страшно от осознания его слов. Мне больно от его нежного голоса. Мне прекрасно от его извращённой любви, о которой он даже не подозревает. Но я знаю, что это она. Это моё чувство, мой демон и его. Он стал нашим общим, потому что моё сердце не желает биться без него. Без этого аромата силы и солнца.

– Будь осторожна, – его последние слова перед тем, как он выпрямляется и кивает Марку, с большими глазами наблюдающим эту сцену. – У тебя всегда есть моя поддержка, если ты будешь нуждаться. Забудь о гордости, я помогу.

Ник разворачивается, и я смотрю на его спину, удаляющуюся от меня, уже беззвучно плача и закрывая лицо руками. Не знаю, что мне делать. Не могу отпустить его, но ведь и он не держит меня. Отпустил руку, отпустил, я упала на грешную землю и осталась одна.

– Иди, – раздаётся голос Марка, и я, продолжая реветь, открываю лицо, удивлённо смотрю на него. – Иди к нему, Мишель. Он прав, полностью прав во всём. Я не знаю ничего о будущем, я не люблю тебя. А он… он чувствует. Поэтому иди за ним, и заставь его увидеть, что ты рядом с ним. Давай.

– Но он же сказал, что не хочет… не может, – горестно шепчу я.

– Если сейчас ты не поддашься своим чувствам, своей любви, то ты потеряешь его и себя. Ты не выплывешь, поэтому иди за ним. Всегда иди за ним в любой ситуации, чтобы он был уверен, когда обернётся, ты будешь рядом. Подари ему уверенность в тебе. Ему она необходима. Давай же, – он вскакивает с места и, поднимая меня со стула, толкает к выходу.

Не понимаю, даже не знаю, как ноги мои двигаются, и я выхожу на холодный воздух, поднимающий мои волосы порывом ветра. Я словно в замедленной съёмке вижу, как знакомый «Астон Мартин» отъезжает с парковки. Меня толкают в спину неведомые силы, срываюсь на бег по тротуару, параллельно движению его машины, даже не заботясь о боли в ногах, как сильно они дрожат, не слыша испуганный оклик Майкла, оставшийся позади меня. Я выбегаю на дорогу, слыша, как визжат шины, и поворачиваюсь в тот момент, когда в паре сантиметров от меня тормозит серебристая машина. Я перевожу взгляд на мужчину, выпрыгнувшего из неё и замершего от страха, написанного на лице.

Больше не слышу звуков мира, их нет, только он. Я отталкиваюсь от земли и делаю шаг, затем ещё один шаг и последний, падая в его руки, которые он успел раскрыть, чтобы поймать меня, обессиленную и застонавшую от боли.

– Мишель! Глупая! Совсем с ума сошла?! – Кричит Ник, обхватывая моё лицо руками. – Я же мог сбить тебя, дура! Дура! Боже, какая ты дура, крошка!

– Сошла… из-за тебя сошла с ума. Дура, да, полная идиотка, знаю. Только забери меня, прошу, – шепчу я пересохшими губами.

Смотрю в его глаза, которые с каждым моим вздохом становятся светлее, насыщаясь молочным шоколадом, любимым мной. Моё сердце делает кульбиты, один за другим, пока я жду, когда время снова начнёт своё движение. А пока я только смотрю в его лицо, меняющее миллион эмоций.

Никто не может знать будущего, потому что оно не предсказуемо, потому что мы всегда ждём знака… некоего знамения, подтолкнувшего нас к кому-то близкому и родному. К твоему сердцу. К твоей иллюзии, изменившей тебя до неузнаваемости. Но это ты. Настоящая и любящая всем своим маленьким сердцем.

– Мишель, – на выдохе произносит он.

– Забери меня, забери, потому что я не могу без тебя. Не хочу так жить больше, я устала, как и ты. Хочу вернуть всё и исправить, сделать ещё потаённей, ещё тише, ещё глубже. Только забери меня из ада, в котором сейчас очнулась. Я не могу жить в той квартире. Она для твоих сабмиссивов, а я другая… иная в твоём мире. Это обидно, что ты не видишь этого. Если я не нужна тебе, если…

– Нет, нужна. Нужна как еда и вода, как кислород, как другая. Я не могу заставлять тебя, не должен, хотя это в моей власти. Но нет, больше так не поступлю. В самом начале я не дал тебе выбора, а сейчас даю, потому что ты стала моей слабостью, моим ангелом, моей. Ты не знаешь, что тебя ждёт со мной. Ты даже не предполагаешь, какое я на самом деле чудовище. И я приехал, чтобы увидеть свои страхи. А они были гармоничны. Я не подхожу тебе, а Марк подходит. Я садист, а он романтик. Я неправильный, а он идеальный, – шепчет он, стирая мои слёзы и лаская руками лицо, пока вокруг нас двигаются машины и сигналят нам, но это всё происходит за пределами нашего мира.

– Он не ты. Нет ничего с ним, я даже не знаю… не просила и не хотела. А тебя прошу и хочу, если я нужна, так забери меня, потому что мне плохо… что-то так давит в груди, и я не умею бороться с этим. А ты моя сила, помогающая мне стоять на ногах. Ник… Николас, могу называть и так…

– Ник, для тебя я только Ник. Благодаря тебе я больше не ненавижу своё имя, потому что его говоришь ты. Называй меня Ник, крошка. Только Ник. Какая ты глупая у меня. Совсем глупая, раз не видишь, насколько я счастлив рядом с тобой, как боюсь тебя. Я живу, вижу все краски и это твоё… твоя сила во мне. Не могу тебя забрать, потому что не имею права. Но ты можешь пойти со мной, только я не обещаю ничего, просто не в силах это сделать и обмануть тебя. Ты пойдёшь со мной?

– Да, пойду. Только не отпускай меня, не отдавай никому и не сели туда.

– Я поселю тебя в другом месте. Там, где будем мы, – улыбается он, и я всхлипываю, кивая ему не переставая.

– Пошли, я помогу тебе, и я ещё зол на этот твой импульсивный поступок. Никогда так не делай, – он обхватывает меня за талию и помогает подойти к пассажирскому сиденью.

– Я не думала, просто шла к тебе, – шепчу я, опускаясь в кресло.

– Твои шаги всегда опасны, ты опасна для меня, но я люблю это. Только никогда больше не заставляй меня так бояться за тебя, потому что я не могу терпеть этот страх, который с каждым днём становится сильнее. Не позволяй ему забрать тебя, – он замолкает, когда снова раздаётся яростный гудок машины.

– Потом, – бросает он, быстро закрывая дверь машины, и обегает её, забираясь на сиденье, заводит мотор и резко стартует.

В груди поселяется облегчение, оно такое яркое, что слепит глаза, и я закрываю их, отдаваясь полностью усталости и боли, которые очнулись в теле. С моих губ срывается тихий стон, словно через пелену и я чувствую, как машина замедляет свой ход, а затем останавливается.

– Мишель, надо выпить обезболивающее. Тебе плохо, открой глаза, крошка, – ласковый голос помогает мне выполнить просьбу. Ник открывает бардачок и роется в нём, доставая две пачки таблеток и воду. Он берёт мою руку и вкладывает туда три из них и подносит ко рту.

– Давай, сейчас станет легче. Глупая, боже, когда же в этой красивой головке появится хоть какое-то чувство самосохранения? – И ведь он должен это сказать со злостью, но её нет, одна нежность. Я глотаю таблетки, запивая их водой.

– Ты решила, но предстоит ещё много решений, крошка. Только продолжай быть такой же сильной и упёртой. Не сдавайся, – шепчет он, гладя меня по волосам.

– Я слабая, Ник, без тебя слабая, – также отвечаю, а он несильно качает головой.

– Нет, ты маленькая и сильная, терпеливая и устойчивая. Странная немного, непонятная и нелогичная. Слишком импульсивная, а я это раньше ненавидел. Потому что это не поддаётся контролю, но теперь я не знаю, как без этого жить. Глубоко привык к тебе и не знаю, что будет дальше. А теперь закрой глаза, я отвезу тебя к себе, – заверяет он меня, отнимая руку от моей головы и заводя мотор.

– Только не уходи, – прошу я, позволяя таблеткам действовать на мой организм и снимать с меня эту стонущую боль, ломающую каждую мышцу тела.

– И не собирался, – отвечает он, и я слышу уже его через пелену сладкого забытья. Счастье наполняет меня изнутри, и я могу себе позволить расслабиться, ведь за ним как за нерушимой стеной. И это самое сильное чувство в мире, как и моя любовь. А теперь она наша. Только поверит ли он в неё когда-нибудь?