Первое, что ощущаю, это как кто-то перетягивает мою руку, и невольно дёргаюсь, тут же слыша тихий и ласковый голос Ника:

– Потерпи немного, ещё чуть-чуть осталось.

Приоткрывая глаза, вижу, как он обматывает мою левую руку свежим белоснежным бинтом, и вздыхаю. Ещё пребывая в полусонном состоянии, могу только насладиться его уверенными движениями и улыбнуться, с какой заботой он завязывает тесёмки, поднимая на меня голову после окончания.

– Насколько там всё ужасно? – Шёпотом спрашиваю я.

– Уже намного лучше. Думаю, через пару дней мы снимем швы, – отвечает он, садясь на край постели рядом со мной.

– Как себя чувствуешь? – Интересуется он.

– Не знаю вроде хорошо, но в то же время не понимаю ничего, как будто всё в тумане, – честно отвечаю я.

– Это от снотворного, скоро пройдёт, – от его слов я удивлённо приподнимаю брови.

– Мне пришлось вместе с обезболивающим дать тебе снотворное, а потом Грегори вколол тебе ещё, чтобы ты поспала, – тут же поясняет он, приводя меня в ещё более удивлённое состояние. – Во время сна лучше всего переживать боль, ты её не помнишь, только отголоски прошлых ощущений. Но они быстро забудутся. Ты выспалась?

– Да, такое чувство, что всё на свете проспала, – слабо улыбаюсь я, желая сказать ему этим, что я принимаю его решения по отношению к моему состоянию, и не собираюсь хоть как-то возражать.

– Практически, – издаёт Ник смешок и, опережая мой следующий вопрос, продолжает. – Ты спала сутки плюс ещё пару часов.

– Сутки? То есть я прогуляла занятия и…в общем, спала, – ошарашенно вздыхаю я, приподнимаясь на постели, а он кивает, помогая мне сесть и подложить под спину подушку.

– Да, ты прогульщица. Но ничего, завтра уже пойдёшь на занятия. Выпей, – он берёт с тумбочки рядом бокал воды и передаёт мне в дрожащие руки. Заметив это, он не отпускает стакан и подносит к моим губам. Я не отрываю от его глаз взгляда, делая глоток, затем ещё один и ещё, пока полностью не допиваю воду. Откуда столько нежности в нём? Как долго он её прятал? Ведь его глаза просто излучают эти чувства, а лицо настолько спокойное, как тогда, когда я наблюдала за ним во сне. Он полностью расслаблен, и эта сила передаётся мне. Это красиво глубоко впитывается моим телом, растекаясь по венам воздушной пенкой. Но что-то не даёт мне полностью насладиться таким Ником. Моим. Любимым. Непонятным. И в следующую секунду понимаю, что это за червяк, разъедающий мой мозг, и сейчас туман рассеивается в голове, Ник это тоже подмечает.

– Что-нибудь произошло, пока я спала? – Спрашиваю я, ощущая, как он напрягся, и молча, отставил бокал на тумбочку, отводя взгляд.

– Ничего такого, о чём бы тебе стоило переживать, – после минуты тяжёлого молчания отвечает он.

– Ник, – тихо прошу его мысленно рассказать мне всё, и он снова вздыхает, поворачиваясь ко мне.

– Это лишнее для тебя, но ведь ты всё равно узнаешь. Что ж твой отец разыграл очень неудачную партию в офисе Райли. Мне пришлось приехать туда и поговорить с ним. Иначе это могло принести последствия намного хуже, чем уже есть. Он набрасывался на каждого из моих подчинённых, требуя тебя или меня. Он кричал ругательства, разбил несколько дверей, да и бросал всё, что попадалось под руку. Не следовало ему оставлять пропуск с последней встречи в нашем офисе. Он им и воспользовался. Райли пришлось его немного успокоить и припугнуть охраной, потому что он готов был драться с ним.

– Что? О, господи, – шепчу я, закрывая глаза, представляя этот ужас, и чувствую насколько мне стыдно за то, что в эту историю посвящено слишком много людей. За отца стыдно. За его поведение. За эту распущенность и погром, который он устроил. За себя. За то, что позволила, вообще, произойти этому.

– Мне пришлось сказать ему, что если ещё раз приблизится к тебе, то мне ничего не останется, как подать на него в органы опеки и заявить в полицию о насилии в семье, – продолжает Ник топтать мою испаряющуюся с каждой минутой любовь к отцу, некое понимание и возможно прощение. Ничего, только неведомый страх рождается в груди. И я, открывая глаза, смотрю на Ника, пока в глазах скапливаются слёзы.

– Почему? – Спрашивает он. – Почему сейчас ты решила плакать? Почему?

– Потому что это ужасно… всё, что происходит, не поддаётся логике, понимаешь? Мне отвратительно понимать, что это мой отец, который пел когда-то мне колыбельные на ночь. Он был другим, совершенно другим человеком, а не тем, который позволяет себе такое. Я в шоке от его поведения, и мне неприятно знать, что вина лежит на мне, – сбивчиво объясняю я.

– В жизни мало логики. Людьми ведут минутные страсти и желания, и они их не умеют контролировать. И он не смог. Нет, не смотри на меня так, я не оправдываю его, потому что тоже едва мог держать себя в руках, когда разговаривал с ним. Но я хочу, чтобы ты понимала это, – говоря, он берёт мою прохладную руку и согревает своими.

– Не могу понять, – мотаю я головой. – И я даже не знаю, что мне дальше делать. Ведь должна вернуться домой, встретиться с ним и я…я…

– Боишься, – заканчивает он за меня, и я киваю, тяжело вздыхая, а одинокая слеза всё же скатывается по щеке.

– Да… очень… очень боюсь. Вчера даже не думала об этом, а сейчас на свежую голову мне страшно. Страшно видеть его таким, страшно за его последующие действия. Страшно приближаться к нему. Я никогда его так не боялась, как сейчас. Он стал ещё одним участником моих кошмаров, а я их так мечтаю прекратить.

– Ты и должна бояться, это нормально. Кошмары исчезнут, это я знаю по себе. Они отпустят тебя, когда пройдёт время и не будет никаких раздражителей, напоминающих об этом. Сейчас первый стресс отступает, и теперь ты можешь анализировать всё яснее, но тебе нет нужды ехать туда. Ты можешь остаться здесь. Со мной, – говорит он, и я поднимаю на него голову.

– Но как долго, Ник? Ведь я и это теперь понимаю, что чужая тут… в твоём мире. Как долго мы будем жить этой иллюзией? Хотя я и не хочу думать об этом, но завтра для меня призрачно. И я просто… просто не знаю, а она была полностью права, – я вынимаю свою руку из его, замечая, как Ник сжимает губы и явно злится. Но это правда, наша грязная правда, в которой мы купаемся и нет вариантов на свежий источник.

– Кто она? – Требовательно спрашивает Ник, а я кривлюсь от его вопроса, уже коря себя за свои слова.

– Неважно.

– Важно. Кто она? – Уже повышает он голос.

– Лесли. Она сказала, что мы разные и была права. Ты ведь не можешь без своего мира, а я не могу шагнуть в него, потому что ещё больше теперь боюсь боли, – тихо отвечаю я.

– Что? Она не имела никакого права открывать свой рот! Сука! Ни черта она не была права. Я сам решаю, что для меня приемлемо, а что нет. И если сказал, что ты будешь здесь, то ты останешься здесь настолько, насколько потребуется. Уволю её, – он резко встаёт, и я вместе с ним подаюсь вперёд, успевая схватить его за руку.

– Нет, не надо. Мы просто болтали, потому что я не знала даже, что думать… ты ушёл, а я… мне не с кем обсудить это, только она. И я многое поняла. Не увольняй её, не хочу, чтобы она из-за моего языка пострадала. Ведь это я спрашивала, а ей пришлось отвечать. Пожалуйста, забудь об этом и не говори ей ничего. Пожалуйста, – прошу я, смотря на него с мольбой.

– Ты не понимаешь, что она не имеет никаких прав лезть в мою жизнь. Ей не разрешено ничего с тобой обсуждать хоть что-то о моей жизни. Ничего. А она нарушила это правило и теперь обязана быть наказанной. Обязана, таков устав нашего мира, если ты хочешь ещё поговорить о нём. Каждая оплошность равняется наказанию. А она в моём подчинении, она подо мной, поэтому это моя обязанность.

– Но разве в обычной жизни, вот такой домашней, это тоже должно быть? Почему нельзя простить, ведь я виновата, только я, Ник.

Он не отвечает, а лишь смотрит на меня, обдумывая мои слова, и опускается на постель, качая отрицательно головой.

– У нас нет понятия обычная жизнь и тематическая. Она одна. И если женщина нижняя, то она нижняя во всём, даже в домашних делах. У неё нет прав, только желания её Мастера. Если я не сделаю этого, то потеряю часть себя, – произносит он.

– Но…

– Ты уже сутки не ела, и сейчас тебе следует позавтракать, хотя время обеда. Поэтому пройди в ванную комнату и приведи себя в порядок, а затем не переодевайся… я буду ждать тебя за столом, – обрывает он меня, вставая и помогая мне подняться на ноги. Но я едва могу их чувствовать, словно они не подчиняются мне, и я хватаюсь за плечи Ника, а он поддерживает меня за талию.

– Привыкни, – говорит он, и я поднимаю на него голову.

Смотрю на его лицо и не могу понять, как так получилось, что я открываю в себе новые и новые краски любви к нему. Безумная нежность его взгляда очаровывает меня, и я не могу оторвать глаз от тёмного шоколада, такого вязкого и жгучего, что мурашки покрывают кожу. А сама словно ощущаю сладкий вкус на губах.

Ник поглаживает меня по спине и, наклоняясь, оставляет поцелуй на лбу, а затем прижимается к моему виску, крепче стискивая меня в объятьях. Слышу его глубокое дыхание, и оно даёт мне ещё больше ярких точек перед глазами, которые я закрываю, чтобы отдаться полностью этой ауре, созданной только нами.

– Мишель, всё будет хорошо, – заверяет он меня.

– Спасибо, – шепчу я, и он поднимает голову, удивлённо распахивая глаза и желая сказать мне что-то, но мотаю головой, прикладывая пальцы к его губам. Он замирает, а я наслаждаюсь их бархатистой мягкостью. Ни у кого нет таких нетронутых райских губ, как у него. Ни у кого они не были такими запретными, даже греховными, но я знаю их, словно это мои губы.

– Нет, Ник, просто помолчи и послушай. Я ни разу за всё время не поблагодарила тебя за то, что ты делаешь, за то, что ты был рядом. Я просила тебя, умоляла, но не думала о том, что ты чувствуешь. Ты был прав, я не думала о тебе. И ни разу не остановилась, чтобы поблагодарить. Просто сказать: «спасибо». Спасибо, что ты есть. Спасибо, что был со мной… спасибо, Ник. Прими мою благодарность и не возражай. Потому что я хочу это сделать. Потому что я не знаю, что было бы со мной, если бы тебя не было рядом, – тихо произношу я, лаская рукой его щёку, проводя подушечками пальцев по мягкой щетине и любя его. Вот так тихо и незаметно.

– С тобой бы ничего этого не произошло, если бы меня не было, – отвечает он, но я снова качаю головой, улыбаясь непониманию моих чувств к нему. – Марк ведь был прав, это моя вина и только моя.

– Нет. В этом нет ничьей вины, это просто случилось. Вот так как восходит солнце и садится. Я умолчала, но ведь это было твоим решением. И я его уважаю, Ник. Принимаю его. И никогда… ни за что на свете бы не пошла против него. Я услышала тебя.

– Мишель, ты не понимаешь…

– Я всё понимаю, Ник. Да, может быть, до каких-то взрослых суждений и опыта мне ещё расти. Мне девятнадцать, и я понимаю всё, буквально всё. А лучше всего понимаю саму себя. Ведь до этого, пока ты не появился, я была в каком-то ограниченном мире. И эти ограничения установила сама. Потому что боялась. Безумно боялась довериться и увидеть предательство. Шла по бесцветной дороге куда-то. И появился ты такой яркий, неординарный… сильный. Всё рухнуло. Всё вокруг меня рухнуло, Ник. И я не жалею, ни капли не жалею ни о чём. И сейчас я понимаю, что боль – это ничто по сравнению с пустотой. Когда внутри пусто, то ты ничего не почувствуешь, даже боли. А пусто во мне, когда нет тебя. Ты заполняешь собой меня. Не чувствовала боли, когда шла к тебе, совсем ни крупицы. Хотя знаю, что я…я могу вытерпеть её, но не могу точно сказать как глубоко, как долго я смогу это выдержать. Я не знаю своих максимумов.

– Мишель, боль бывает разной. Боль может вознести тебя к небесам или же бросить тебя вниз на землю. Боль многогранна. Её палитра поразительна: от чёрного до ярко-алого. То, что испытала ты, это насилие. Это не та боль, которую дарю я. Потому что моя боль… она прекрасна. Она другая, такая же, как и ты. Неповторимая. Иногда спокойная и ласковая, иногда невероятно сильная и жгучая. Иногда мягкая, как прикосновение шёлка. Но это всё боль. Не нужно бояться слова. Нужно бояться своих ощущений и тех людей, которые приносят её неправильно.

– Ты настолько сильно любишь её?

– Я она и есть. Я воплощение этих ощущений. Там, где я всегда присутствует боль. Я несу в себе её. Наверное, это моё клеймо или же дар. Не знаю, но уверен… точно знаю, что до чего я не дотрагиваюсь, это сразу же испытает боль. Даже ты. Я пришёл в твою жизнь и подверг тебя опасности. Хотя мечтал о ней, но не сейчас. Сейчас это стало с тобой рядом лишним, но я не могу ничего с собой поделать. Она мне необходима так же, как и ты.

– Ник, почему?

Он отводит он меня потемневший взгляд и глубоко вздыхает.

– Давай поговорим об этом в другой раз. Сейчас иди, тебе нужно привести себя в порядок. Тебе нужны силы. Тебе нужна энергия.

– Но я хочу знать, Ник.

– Я расскажу тебе, но только сначала наберись немного жизненной энергии, а потом обещаю, что расскажу тебе и отвечу на твой вопрос, – он отступает от меня, оставляя одну в своих страхах, и указывает головой на дверь ванной комнаты.

– Я думаю, пришло время нам поговорить открыто. До этого мы ни разу не сказали всё точно и чётко. И я готов к своим решениям. Только вот хочу увидеть и от тебя… я буду ждать от тебя шага. Потому что у меня больше нет вариантов, как только ждать. Но не сейчас. Встретимся за столом, – с этими словами он разворачивается и выходит из спальни.

Медленно иду в сторону ванной и закрываю за собой дверь. Снова я в его футболке, уже свежей. Но не могу сейчас отдаться этим открытиям. В голове до сих пор стучат его слова, его любовь к этой боли. Словно она живое существо, которое искореняет души и зажигает их. Я никогда не думала… не относилась к ней так, как он. Но его тембр такой страстный и мягкий говорит о многом. Разве он откажется ради меня от неё? Сможет ли пересилить эти желания? Зачем он это делает? Почему именно бьёт и что от этого чувствует?

Эти вопросы жажду ему задать, чтобы понять его. Хочу глубже войти в его жизнь и остаться в ней навсегда. До последнего вздоха не давать его душе снова заполонить себя этим чёрным дымом, который он излучает. Ведь я знаю наверняка, что он был бы прекрасным спутником по всей жизни, если бы не был тем, кого сделал его отец. Неужели, гены и, правда, так сильно передаются детям, только ещё ожесточённее проявляясь в нас? Неужели, я когда-то буду такой же, как отец или же мать? Никем в этом мире, с мыслями только о деньгах и светской жизни. Но я другая, никогда не понимала этого, всегда хотелось играть с другими детьми. Смотрела на них и завидовала, что им всё можно. А мне нельзя испачкать белых туфелек. Возненавидела с детства эту всю роскошь, хотя всё же не могу противостоять желанию выделяться.

Отвратно смотреть на себя в зеркало и понимать эту правду. Отвратно чувствовать себя грязной от своих мыслей, и не суметь очиститься от неё.

Открываю кран и, стараясь не намочить бинты, беру полотенце и обмакиваю его в воде, поднося к бледному лицу.

Почему я? Почему из всех девушек, он выбрал меня и так точно попал в цель. В моё сердце, которое никогда не сможет уже биться ровно рядом с ним.

Не знаю, но попытаюсь всеми силами узнать и жить с этим. Попытаюсь, ведь и мне другого не остаётся. Я выбрала его, и должна теперь доказать ему, что никогда не предам. Это не только слова, но и я сама. Мои шаги к нему, которые навсегда останутся со мной.