– М-м-м, как вкусно пахнет, – тяну я, входя в квартиру, пока Ник вводит пароль для сигнализации.

– Согласен, я пока разложу всё, – кивает он, снимая на ходу джемпер и бросая его на диван.

Быстро стягивая с себя куртку, бросаю её на рюкзак, лежащий на полу, и иду в гостевую ванную. Сполоснув руки, я возвращаюсь уже к накрытому столу, в тот момент, когда Ник откупоривает бутылку вина.

– Не против? – Изогнув бровь, спрашивает он, уже наливая напиток по бокалам.

– Нет, – я принимаю бокал из рук Ника, и он открывает передо мной стейк с овощами.

– Боже, оказывается, я очень голодна, – говорю, набрасываясь на еду, пока Ник неторопливо раскладывает салфетку. А затем, смотрит, как я с удовольствием ем уже третий кусочек мяса, отбрасывает манеры, смакуя блюдо.

И это прекрасно. Не нужно ни ресторанов, ни обслуживания, а лишь два изголодавшихся на природе человека, чтобы я ощутила семью. Но тяжёлое предчувствие сдавило горло, что я поперхнулась и запила всё вином до дна. Не могу объяснить, почему сегодня мои мысли крутятся вокруг очага, детей, стабильности и будущего. Но я понимаю, что это всё, о чём я могла бы мечтать в жизни. И больше никого. Я бы стала для него всем, что ему нужно, только бы не отпускал.

– Может быть, тебе принести мой ноутбук, и ты их нормально посмотришь? – Предлагает Ник, и я отрываюсь от нашей фотографии, которая, на удивление, стала моей любимой. Ведь я ожидала смазанный, нечёткий и ужасный снимок. А вышло даже более чем.

– Да, это было бы здорово, – улыбаюсь я, и он откладывает планшет с котировкой акций на сегодня, вставая с дивана и уходя.

Весь день у нас выдался семейным. Мы поужинали, сидим на диване, он рядом, спокойный и нормальный. Собака спит у ног, горит камин, и всё прекрасно. Только вот отчего всё это меня напрягает? Не может у меня быть всё так легко и просто. Я бы в это не поверила.

– Держи, – Ник укладывает на моих коленях ноутбук, и в ячейку вставляет флешку, соединяя её с «Макбуком».

– Спасибо, – я удобнее располагаюсь на диване, облокачиваясь спиной о плечо Ника, и открываю наши фотографии.

Он очень фотогеничен, но каждая фотография передала его озабоченность какой-то проблемой. Везде практически его брови сдвинуты, и он думает о чём-то, а когда я его звала, глаза вышли пустыми. Но это не он. У меня была настоящая возможность запечатлеть его таким, каким я вижу, но у меня ничего не вышло.

Ник передвигает меня, говоря, что обновит вино, и я киваю, теперь садясь правильно, лишаясь его тепла. Он ставит передо мной бокал, а сам куда-то уходит, давая мне возможность насладиться нашим фото тайно.

– Мишель, – зовёт меня Ник, и я откладываю ноутбук, поворачиваясь к нему.

– Да? Хочешь посмотреть? – Предлагая, указываю на экран.

– Нет, уж точно нет, – качает он головой, опускаясь на диван.

– Я хотел с тобой поговорить. Это серьёзный разговор, – медленно произносит он, допивая вино из бокала.

Киваю, хмурясь от его слов, и рой мыслей взрывается в голове от возможных тем этого разговора.

– Я должен признаться тебе кое в чём, – Ник отводит глаза, вставая и снова садясь на диван.

– В чём?

– Я… – он делает громкий вздох, а затем поднимает голову на меня. – Я тебе соврал. Я столько раз говорил о честности, но сам соврал тебе. Соврал два раза, и сейчас бы хотел сказать правду. Она необходима мне, чтобы начать жить иначе. Мне многое надо поправить в своей жизни… со многим распрощаться, а кое-что наоборот приблизить. Но это я бы хотел сделать в первую очередь. Я прошу прощения у тебя за ложь. Но у меня были на то причины, ведь я даже не ожидал, что ты будешь сидеть на моём диване с моим ноутбуком и моя собака будет лежать у твоих ног, совершенно игнорируя меня. Я не предполагал такого, и я соврал, только чтобы ты не ушла.

Сглатываю от неприятных ощущений внутри и выпрямляюсь, садясь ровнее. Шторм реагирует на мои действия и тоже встаёт, и теперь мы оба ожидающе смотрим на Ника, готового впустить меня ещё глубже. Только вот выдержу ли я очередной правды моей иллюзии?

– Расскажи, – стараясь предложить это мягко, выходит у меня очень нервно, и Ник чувствует это, кривя нос, и немного отодвигаясь от меня.

– В ту ночь. В ночь, когда ты была… когда всё это случилось, я был на сессии. Я был в городе, не мог видеть никого, мне требовалось… просто требовалось что-то сделать, потому что я был сильно зол. Того парня, что спровоцировал меня, так и не нашли, он исчез, ни единого упоминания ни в одной базе страны. Его не существует, и я…я не мог думать, а мне необходимо это было. И я поехал, был готов, уже полностью готов, когда меня оторвали и доложили, что ты едешь ко мне. Я сначала ещё сильнее разозлился, ведь предупредил тебя, но потом что-то внутри… это сложно объяснить, я почувствовал, что тебе плохо. И уехал, увидел всё это, но злость никуда не делась, она была во мне. Всё время сжигала меня внутри, и в тот вечер, когда мы встретили твоего отца, мне захотелось выплеснуть её. Я захотел ударить твоего отца, избить его до смерти за его слова. Слишком глубоко задел он меня. А потом всё смешалось, я видел тебя, я слышал тебя и ушёл, решив, что так лучше… для тебя. Убедил себя, что правильно всё, ведь я… Да ты только посмотри на меня, – он вскакивает с места, расставляя руки.

– Посмотри, что со мной стало? Кто я теперь, я не знаю, Мишель. Я потерян, настолько сильно, что не могу понять, где моя жизнь настоящая, а где моя выдумка. Сегодня жил как в сказке. Но она пугает меня своей идеальностью, которая лишь пыль. У меня не всё так легко, я слишком анализирую всё, потому что привык так жить. Полагаться на себя, и не иметь никого рядом. Но сегодня, ещё вчера, я решил, что ты должна знать правду. Колебался, когда сказать. И решил сейчас. Должно когда-то прийти время, и оно настало. Я обманул тебя, пообещав, что смогу, но не могу. Это не я, всё это не моё. И в то же время ты моя. Я не могу так, устал от этого, – он замолкает. А я чувствую насколько ему больно, как сильно он переживает из-за этого. Но неприятная горечь внутри, что он даже не попытался, наполняет мои глаза слезами, я смахиваю их, не разрешая себе плакать. Не сейчас. Не сегодня.

– Скажи хоть что-то, – тихо произносит он, садясь рядом со мной.

– Я не знаю, что сказать тебе, Ник. Я верила в тебя. Думала… надеялась, что сможем вместе, но ты сам этого не захотел. Я понимаю, что ты не можешь поменять себя за сутки, но и скрывать от меня такое… – я вздыхаю, отворачиваясь от него и смотря в тёмный экран телевизора. – Ты не успел ничего?

– Нет, я поехал сюда. Поехал к тебе, и пожалел, что, вообще, был там, когда держал тебя в своих руках. Если бы я был рядом, то ничего бы не произошло. В этом я хотел признаться, хотел сказать, что ты зря так нежна и так добра ко мне. Не заслужил. Ты всегда попадаешь под мою руку. Всегда оказываешься рядом, а я… никогда не чувствовал себя настолько гадко, как тогда. И всю ночь, пока слушал твои кошмары, пока успокаивал. Сам не мог спать, как будто я вернулся в прошлое, только теперь смотрю на всё со стороны. И это самое страшное, что я не задумывался о тебе, когда всё это начал. Просто не думал, какими последствиями это обернётся для тебя. И за это я прошу прощения, я обещал заботиться о тебе, но сам же нарушил слово.

– Нет, Ник, ты неправ, – качая головой, поворачиваюсь к нему и принимаю эту проповедь, как честность по отношению ко мне, как доверие и как первые шаги в нашей жизни.

Он удивлённо приподнимает брови, и я, слабо улыбаясь, беру его тёплую руку.

– Все твои проблемы, унижение, которое тебе пришлось испытать, из-за меня. И я тоже виновата, что вот такая моя жизнь. Ты всё же рядом. Сейчас ты рядом со мной. Ответь честно, хочешь ли ты сейчас туда? Хочешь ли ты поехать на сессию и избить кого-то сейчас? Я отпущу, если тебе это настолько важно. Ничего не скажу, ты волен это сделать, если сам того хочешь. Если тебе будет легче от этого, то поезжай, – тихо спрашиваю я, пока моё сердце замирает в ожидании.

Он хмурится, словно прислушиваясь к ощущениям, и его губы изгибаются в странной улыбке. Подняв голову, я вижу блеск в его глазах и улыбаюсь ему, зная, что моё сердце бьётся сейчас ровно, потому что уже слышит ответ в этом переливе золотого огня в его взгляде.

– Нет, не хочу. Мне нравится наша жизнь – вот такая. Мне очень понравился паром, и ты на нём. И я не могу уловить ничего похожего на свою агрессию, хотя умирал от неё каждый день раньше. У меня получается?

– Да, у нас получается. И если будут трудности, тоже переживём их. Я обещаю, Ник, переживём, только говори мне правду об этом. Я должна знать о твоём состоянии, чтобы понимать тебя. Если хочешь, кричи, позволь себе кричать. Так легче выплеснуть из себя всё. Хотя, я начала кричать на людей, только с твоим появлением, – усмехаюсь я своим словам.

– Иногда лучше смолчать, чем кого-то расстроить. Тем более тебя, – его взгляд меняется, становясь непроницаемым, и он забирает свою руку из моей.

– Ты сказал, что два раза солгал мне. Один мы обсудили, а второй? – Мой голос немного дрожит, и я готовлюсь в новой порции, чтобы помочь нам двигаться дальше.

– Второй сложнее, – медленно произносит он, смотря сквозь меня. – Намного сложнее.

– Я слушаю.

– Помнишь, рассказывал тебе про девушек, моих первых пробных саб?

– Да, помню, – киваю я.

– Я сказал тебе, что они… что я целовал их, и потому что увлёкся своими прекрасными ощущениями во время поцелуя, не заметил, что пережал горло. Но это ложь, это грязная ложь. Я не целовал их, я никогда и никого сам не целовал и не собирался, – говорит он, а я сглатываю, пытаясь хотя бы немного припомнить тот разговор, но он, как назло, словно стёрся из памяти.

– Но ты их душил, это было частью вашей сессии, – уточняю я.

– Нет, – резко отвечает он и поднимается. Ник обходит диван и останавливается ко мне спиной, смотря на ночной город.

– Объясни мне, я не понимаю, – тихо прошу, так же вставая с места и подходя к нему.

– Столько лет, так долго… каждую ночь видел кошмары. Чувствовал, как горят мои губы во сне, и просыпался с криком. Мама пыталась помочь мне, психологи были, а путешествия за божьей благодатью ты знаешь. Но это не помогало, только заговорить. Кошмары никуда не ушли, что мне приходилось иногда ночевать не дома, чтобы она не знала, что я всё помню. Не хотел расстраивать маму. То у каких-то знакомых, то на лавочках в парке, где придётся, лишь бы одному и никто не видел меня ночью. Я был худеньким и незаметным. А потом стало хуже, каждую ночь по мере моего взросления во сне я давал отпор отцу, который издевался над нами. И мог не заметить кого-то рядом, я просыпался в поту и больше не спал. Они закончились в шестнадцать, просто ушли от меня очень резко. Я не придал этому значения, почувствовав радость. Глупец. Я встречался с девушками, занимался с ними сексом, но я понимал, что мне этого мало. Я не мог кончить, только при долгом половом акте, принося уже боль партнёрше. Встретил первую девушку из нового мира, она работала на ресепшен одного из мотелей, где я после очередной неудавшейся ночи оплачивал номер. Она мне показала, как правильно причинять ей боль, и мне понравилось это. Мы встречались около полугода, пока она не спросила меня о поцелуях. А я даже не задумался над этим, я инстинктивно отказывал всем в этом. Сказал ей, что она не имеет права дотрагиваться до них, а тем более целовать их, – он, на секунду замолкая, переводит дыхание, чтобы продолжить.

– Итак, в одну из сессий, когда я трахал её, она прижалась ко мне губами, не отпускала, продолжала целовать меня, а я замер. Это было похоже на… не могу объяснить, но меня пронзило током так резко, остро и глубоко. Миллион воспоминаний пролетело перед глазами, и я ощутил невероятную злость, она покалывала каждую часть моего тела. Это было мощно, сжал её горло, продолжая её трахать, а она задыхалась. Я был сильно зол, я не контролировал себя, наказывая её за то, что она нарушила приказ. И я чуть её не убил. Понял это, когда кончил и ослабил хватку. Она потеряла сознание, и я убежал. Я испугался себя и того, что натворил. Я скрылся, переехал в Торонто, и попытался забыть об этом. Не получилось, кошмары вернулись с удвоенной силой. Одну девушку, которая спала со мной после секса, я сильно избил. И решил, что пора самому брать себя в руки и бороться с этим. Понемногу я начал привыкать к новому себе, к сабмиссивам, к боли, которую они любят. Но как только я входил на сессию, меня меняли. Внутри что-то менялось, я становился другим. Я не знал этого человека. Он ничего не чувствовал, только сильное желание ударить и услышать крик, крик наслаждения. Я познакомился с другой девушкой, которая мне понравилась и полностью соответствовала моим требованиям. В то время мне требовалось ещё мало. И с ней повторилось то же самое. Они хотели от меня большего. Они желали целовать меня, когда я желал их убить за это. Я больше никому и никогда не позволял этого. В основном я связывал девушек, перед тем как трахнуть, чтобы контролировать их желания. Потом перешёл к одной позе, где можно целовать только стену впереди них. А дальше… дальше я отказался и от этого.

Ник замолкает, а по моей щеке всё же скатывается слеза, я смахиваю её, представляя себе его слова так ярко и красочно. Грудь сдавливает от боли, его прошлой боли и я даже не могу представить, что чувствует он.

– И меня ты хотел придушить тогда? – Шёпотом спрашиваю я.

– Да. Очень. Я готов был наброситься на тебя, сотворить с тобой чудовищные вещи, о которых сейчас думать не могу, – с отвращением отвечает он.

– Но ты уехал… уехал и бросил меня там, а потом вернулся. Почему? – Недоуменно хмурюсь я.

– Знаешь, в чём твоё отличие от всех девушек, с которыми это случалось? – Ник поворачивается ко мне, а я отрицательно мотаю головой.

– Ты сделала это не нарочно. Ты не хотела этого, ты была под влиянием новых эмоций, сильных эмоций и адреналина. Такого же, какой испытываю я после окончания сессии. Ты не требовала у меня поцелуев, ты приняла это. И я уехал, потому что… я не знаю, что помогло мне уехать. Но не бил грушу тогда, как сказал. Бил себя. Я пытался понять, что происходит. Зачем ты так поступила. И меня озарило. Сравнил тебя с ними. Никакой мольбы, никаких условий, никакого соблазнения. Я приехал. Я хотел тебя. С той минуты захотел так сильно поблагодарить тебя за понимание, что расписал весь вечер и ночь. Я первый раз встретил такую как ты. Чужую и глубокую. Всё пошло с тобой снова наперекосяк, но ты вернулась. Ты удивила меня снова, крошка. Ты пришла ко мне, требуя продолжения. Не умоляя меня, а именно требуя. Не знаю, как можно объяснить облегчение, потому что я испытал его. Ты другая, в тот момент я понял, что ты не похожа ни на кого. И я могу… могу первый раз в жизни попробовать довериться.

– Но я просила тебя о поцелуях, я даже… даже целовала тебя.

– Ты предлагала, и я мог отказаться. Но я не мог, меня заинтересовало это, – он качает головой и тяжело вздыхает.

– Это было больно?

– Это было странно, но боль… они не вернулись, понимаешь? Я думал, что вернутся, я ждал их, но не было. И это похоже на головоломку, которую ты должен решить, потому что приз тебя не привлекал никогда так, как в тот момент. Я сам решился попробовать снова, чтобы проверить. И ничего. Просто ничего, кроме тепла. Но дальше мне идти было сложно, ведь становилось всё запутанней. Ты стала мне ближе, и я больше не решился рисковать. Я боюсь навредить тебе, Мишель. Знаю, что в сессии… когда ты стояла там и ожидала удара, осознавал, что это иное, нежели если я ударю тебя во сне и, не дай бог, убью. А я сильный, крошка, я очень сильный. А ты физически слабая, и я не хочу… если и причиню тебе когда-то то, что станет с моей жизнью? Значит, сдался и больше не стою тебя, Мишель.

– И всё же я не понимаю, – шепчу я.

– Чего?

– Ты признаешься сейчас в том, что был на сессии, потом говоришь об облегчении и нежелании туда идти. Далее, рассказываешь, что твоя фобия с поцелуями это непросто так, а намного глубже. Ты доверяешь мне, но недостаточно. Всё хорошо и прекрасно, на первый взгляд. Но ты вновь предостерегаешь о том, что уйдёшь. Зачем? Вот этого я не понимаю? Зачем ты постоянно пугаешь меня этим? – Поднимая голову, вглядываюсь в его глаза, в которых полыхает необъяснимое чувство страха, что я обнимаю себя руками, ожидая услышать ужасную правду про наши отношения. Вот чего я боялась весь день. Правды, которая должна была открыться сегодня. Вот к чему готовилась моя душа, к противостоянию против него и за любовь.

– Я не пугаю тебя, я привык расставлять рамки. И мы договорились что…

– Нет, ты не об этом подумал. Ты хотел ответить не так. Бережёшь мои чувства, Ник? Уже не стоит, потому что между нами или всё, или ничего. Такой смысл жизни, и я хочу услышать то, что ты на самом деле чувствуешь. Причины, – перебиваю его, а внутри вскипает злость, что так и не понял, насколько я готова отдать ему всю себя. Или же просто не захотел увидеть и понять. Обида, очень сильная обида на него за это нежелание наполняет всю меня, и я опускаю руки, впиваясь ногтями в подушечки ладоней.

Он отворачивается, сдвигая брови. Его дыхание сбивается, а грудь поднимается чаще. Но я уверенно поднимаю подбородок, ожидая честности, раз он заговорил о ней.

– И, если уж на то пошло, Николас, то твою фобию можно победить. Нужен только подходящий человек, который будет для тебя намного важнее, чем прошлое. Ты живёшь им. Живёшь той болью и питаешься этой ненавистью. Она съест тебя заживо, но я не хочу на это смотреть. Пока ты сам не отпустишь это. Пока ты сам не простишь отца за то, что он был вот таким моральным и эмоциональным ублюдком, ничего у тебя не выйдет. Да, всё, что ты пережил один большой кошмар. Но когда придёт время для будущего, Николас? Когда ты сможешь перестать останавливать себя и окунуться в омут, не опасаясь ничего? Но ты сам… ты не хочешь, вот в чём причина. Ты не меня предостерегаешь, а самого себя, уже готовясь к уходу в тот момент, когда почувствуешь, что я стала частью тебя намного больше, чем ты думал. Тебе хорошо со мной, и мне прекрасно, даже не могу подобрать слов для описания той, кем я чувствую себя рядом с тобой. Я не встречала в жизни такого сильного и удивительного человека, как ты. Но ты это потеряешь, если не простишь своё прошлое. Оно осталось там, как ты этого не можешь понять? Но ты как безумец цепляешься за него, вытаскиваешь его, лелеешь его и живёшь им. Никогда ты не забудешь, я это понимаю, но отпустить и не держаться за него ты можешь. И поэтому ты постоянно говоришь мне о своём уходе. Ты почувствуешь скуку рядом со мной, потому что больше не будет тех эмоций, не будет злости и агрессии. Тебе нравится она, признай это. Она твоя единственная любовь, твоё сердце полностью в её власти. И никто, ничто не изменит этого, кроме тебя, – продолжаю я, чувствуя, как поток слов, а параллельно слёз из-за того, что я попадаю в яблочко по виду напряжённого Ника, приносит опустошённость внутри и отчаяние.

– Ты не понимаешь, что несёшь, Мишель! Тебе не стоило пить грёбаное вино! – Повышает он голос, медленно поворачиваясь ко мне. – Простить? С ума сошла?! Никогда в жизни не прощу этого ублюдка! Если бы он не сдох, то я бы молился о его смерти! Я бы всё сделал, чтобы он отправился в землю! Всё, что в моей власти! И ты не имеешь права вот так раскладывать мои чувства, которые даже себе вообразить не можешь! Хочу этого? Уверена? Тогда я с радостью поменяюсь с тобой местами, чтобы ты поняла, каково это так жить. Думаешь, я не хочу прийти домой и увидеть семью? Думаешь…

– Нет, ты не хочешь, – перебиваю я его, отступая, пока он идёт на меня, сжимая кулаки. – Если бы ты хотел, то ты бы это сделал. И у меня есть пример. Ты хотел быть богатым, так обернись и посмотри. Ты добился этого, у тебя получилось. Ты миллиардер, даже больше. Ты мультимиллиардер. А вот контролировать своё прошлое ты не хочешь, как и отношение к нему, тебе так удобно. Просто удобно! Ты играешь во всё это! Играешь в плохого парня, да и только! Я не верю в то, что ты не можешь прекратить свои мучения, если это правда. Только вот и это ложь, Николас! Эта самая отвратительная ложь, и ты сам себе врёшь. Тебе никто не нужен, даже я. Тебе пока скучно, а тут я, с новыми проблемами, которые подпитывают твою злость. Но я не могу так больше, я тоже устала от этого. И я хочу тебя. Хочу настоящего тебя, в руках которого я могу заснуть. Руки которого снимают с меня прошлое, и выбрасывают его за пределы моей жизни. Я хочу быть рядом с тобой, вот таким, Николас. И я согласна, секс прекрасен у нас, как и твои замашки доминанта. Мне нравится, но я не буду довольствоваться малым. Я хочу всё. Всего тебя, Николас. Всего! Моего! Родного и моего! Неужели, не видишь? Неужели, совсем не чувствуешь, насколько я готова быть с тобой? Я готова отдать тебе всё, что во мне, лишь бы сейчас ты прекратил противиться правде.

Упираюсь спиной в стул, до которого мы дошли и останавливаюсь, быстро дыша, смотрю в глаза прижавшего меня Ника. Я собрала всю волю, всю силу, что была во мне, чтобы открыть ему свои чувства, и не смогла. Ненависть, читающаяся в глубине его взгляда, остановила меня, охладила меня и лишила спокойствия. Но я не собираюсь отступать, не собираюсь отдавать его кому-то, потому что он мой. Это мои плоды, и я стану той, кто завоюет право целовать его. Только я и никак иначе.

Мы стоим так, словно два врага, напротив друг друга. Наше дыхание шумное, вырывается, как у драконов. Ни один из нас не готов признать поражения, и этот адреналин подхлёстывает продолжать давить, выгнать из его души мрак любым способом.

– Уходи. Лучше уходи сейчас, Мишель. Скройся с моих глаз, – цедит он.

– Ни черта. Я никуда не уйду. Хочешь ударить? Давай, ударь меня. Ты же разозлился не на мои слова, а на то, что я права. И я не сделаю ни шага отсюда, пока ты не признаешь это, – категорично заявляю я, и он делает последний шаг, уже плотно прижимая меня к столу, издавшему скрипучий звук.

Уже верю, что он меня ударит. Схватит сейчас за горло и просто разорвёт. Безумство его взгляда остужает меня, подбрасывая резко куда-то вверх и с силой швыряя об землю. И я моргаю, теперь страх, который я познала с ним, просыпается во мне, моля о спасении. Ник расставляет руки, хватаясь за спинку стула, отрезая мне пути для бегства. Я сглатываю от напряжения и потрескивающей атмосферы между нами. В его тёмных зрачках полыхает свечение огня камина позади нас, и с моих губ срывается судорожный вздох, я закусываю внутреннюю часть щеки, только бы не расплакаться, а держаться.

– Я никогда не прощаю людей, если они предали меня. Я никогда не прощаю людей, причинивших мне боль и принёсших моей семье страдания, – от звука его голоса, пропитанного тихой, но такой сильной злостью, я вздрагиваю, но не отвожу глаз от его лица. – Если человек сделал это единожды, то это повторится. Это наркотик. Это болезнь. Неизлечимая болезнь, которой заражено больше половины человечества. За ударом всегда следует удар, и он будет ещё глубже, чем раньше. За предательством, ещё отвратительнее предательство. Наркотики вызывают привыкание, и наслаждение ими угасает. И чтобы этого не произошло, наказания и удары усиливаются, извращаются и становятся бесчеловечными. Это не прощается. И ты не имеешь права обвинять меня в том, что я не желаю прощать его за то, что он сделал с моей матерью и сестрой.

– Но с ними всё хорошо, я видела это. Только ты страдаешь. Только один ты мучаешься, – тихо произношу я. Ник на секунду закрывает глаза, сжимая руками спинку стула, а я слышу ответ дерева на его силу.

– Нет, я мучаюсь только с тобой. Ты стала для меня мучением. С тобой я начал вспоминать это. Ты вытягиваешь из меня прошлое, и ещё смеешь обвинять меня в том, что я это не отпускаю. Ты хочешь знать всё, ты лезешь в мою душу, а я предостерегал тебя этого не делать. Поэтому здесь ни один я виноват, что я купаюсь в этой боли. Ты стала для меня символом. Ты стала той, кто намеренно вдавливает меня туда, зарывает с головой. Но я сам позволил, и я не получил поддержки от тебя, какую ожидал. Я получил помои, которые ты бросила в меня.

– Что ты говоришь? – Ужасаюсь я его словам.

– Правду, которую ты начала. Я весь состою из ненависти и агрессии. Ты считаешь, что я не пытался? Ты хоть понимаешь, в чём меня обвиняешь? Если бы мне было по хрен на это всё, я бы не приехал вчера. Но я был, я был рядом с тобой. Я был в ту ночь рядом с тобой. Я всегда рядом с тобой, а тебя нет. Ты только умеешь, что заставлять меня отдавать тебе свои эмоции. Но они закончились. У меня их больше нет.

– В том-то и дело, что ты был. А где ты сейчас? Почему специально ранишь меня? Сам наносишь порезы изнутри и наслаждаешься ими. Ты решил признаться, и я приняла это всё. Но ты имеешь право высказывать своё мнение, а я нет. Так не пойдёт, Николас. Я тоже буду говорить, нравится тебе или нет. Но за что ты сейчас сознательно вынуждаешь меня испытывать страх? За то, что я сказала, как думаю и вижу всё это. Ты прав, мне никогда не понять того, что ты пережил. Но ты вырос, а твоя боль и ненависть осталась там. Так почему бы тебе не отпустить её? Не простить самого себя? Ты был маленьким, а сейчас ты волен делать то, что хочешь. Но сейчас ты, видимо, хочешь, чтобы я исчезла из твоей жизни, потому что позволила себе честность, которую ты так возносишь. И знаешь, я бы предпочла ничего не знать о том, что ты рассказал. Лучше находиться в неведении и видеть тебя, – я так сильно жмурюсь от боли внутри, от понимания происходящего, что горькие слёзы скатываются по щекам.

Раскрывая глаза, опускаю голову, и моя рука дотрагивается до его пальцев, раскрывая их, и отрывая от стула. Как только отпускаю это тепло из своих рук, так и душу покидает всё, что могло бы появиться, если бы он хотел.

– Я сдаюсь, больше не за что бороться, – тихо говоря, протискиваюсь между Ником и стулом.

– Ты уходишь? – Слышу в его голосе удивление, и слабо улыбаюсь этому. Ведь я желала услышать страх, что он потеряет меня. А в итоге всего лишь удивление моему пониманию и нежеланию больше продолжать это всё.

– Прости, что не понимаю, каково это – быть таким, как ты. Прости меня, что я переживаю за тебя больше чем за себя. Прости меня, что в твою жизнь со мной пришёл такой ураган. Прости меня, что я не смогла быть той, какую ты пытался сделать. Прости меня, что у меня больше нет сил бороться с тобой. Ни с кем-то иным, а с тобой. Демон – это ты сам. Сейчас я поняла это. Прости, – я оборачиваюсь к Нику, так и не двинувшимся с места, держась за стул одной рукой.

– Прости меня, что я не стала для тебя важным человеком, ради которого ты смог бы отпустить всё. Прости меня, что я недостаточно красочно показала тебе, какова жизнь без этого зла на самом деле. Прости меня, за всё прости. И спасибо за то, что ты появился ненадолго и пробыл рядом со мной. Но пришло время, уйти, чтобы понять, что ты хочешь сам от жизни. Пришло твоё время решать, куда ты будешь двигаться. Ведь я всё для себя решила, я выбрала тебя. Я осталась одна и выбрала тебя. Но тебе этого не надо. Поэтому я ухожу, чтобы дать тебе возможность разобраться в себе, если ты этого захочешь. Тебе требуется время, как и мне. Потому что всё стало критичным. Я думала, снова придумала, что у нас всё хорошо. Утро для нас всегда полно надежды, а как только наступают сумерки, а затем ночь, мы раним друг друга, потому что ты не решил, что тебе на самом деле важно. Для меня ты останешься самым лучшим, всем миром, который я с радостью бы узнавала. Но я устала навязываться тебе. Я чувствую, что тебе тяжело тянуть меня, как обузу тут. Я могу смириться со многим, но не с тем, что ты будешь отвергать любую мою помощь. Я хочу быть смыслом, а не болью. Я хочу быть ценностью, а не обменной валютой. Прости меня, что мне стало, мало того, что ты готов мне дать. Я хочу большего. Я хочу твоё сердце. Я хочу твою душу. Хочу твои улыбки, твою грусть, твою ярость, твои страхи, твою любовь.

Последнее слово я уже шепчу, словно уродую его, произнося сейчас и здесь.

Ник делает шаг ко мне, но я лишь мотаю головой, глубоко вздыхаю. Наши взгляды встречаются, но и опять ни капли страха, а всё та же злость.

– Наверное, ты права. Тебе лучше уйти. Я могу дать тебе ключ от квартиры…

– Нет! – Яростно вскрикивая, запускаю пальцы в волосы, сжимая голову руками от боли внутри. Так просто, такое простое согласие.

– А сейчас ты не смей мне предлагать этого, – я обвиняюще выставляю палец вперёд. – Нет. Всего хорошего, Николас Холд.

– До встречи, Мишель, – его слова тонут в шуме моей головы. И я, разворачиваясь, иду уверенно, и даже не предпринимая попытки бежать. Хотя я этого так хочу, убежать и спрятаться. Залечить рану, в которой сейчас поворачивается нож.

Чувствую спиной его прожигающий взгляд, лай раздаётся позади, и его голос, предостерегающий Шторма от просьб остаться, ведь его хозяин решил иначе.

Мои руки дрожат, пока глаза застилают слёзы. Подхватываю с пола куртку и рюкзак. Нажимаю на кнопку и, вытирая рукавом нос и лицо, не смею повернуться и броситься обратно. Как же больно. Боже, я не думала, что он так легко отпустит меня. Я думала… и вновь вот так мечты мои разбились, оставив в сердце осколки, которые будут продолжать впиваться в плоть.

Лифт пикает и двери раскрываются. Мой палец замирает, когда я слышу тихий голос за спиной.

– Я не создан для любви, Мишель. Прости меня за этот обман.

– Создан, для всего ты создан. Твоё желание всегда будет выше страхов, которые в тебе. Прости, что я не стала этим желанием.

Мой палец сильно нажимает на кнопку, моментально белея. Я не смею обернуться, даже тогда, когда еду вниз. Я чувствую Ника рядом, и закрываю рот от желания кричать, от давления в груди.

Но я сама это решила. Должна была это сделать, должна была дать право выбора и ему, как и он давал его мне. Он прав, я слишком давила на него и ему нужен воздух. Только в сравнении мы можем познать то, что ценно для нас. И я уверена в своей любви. Только вот, видимо, его любовь я всё же выдумала и приложила не всю свою силу, чтобы забрать его, вырвать из прошлого. У меня не получилось, вся моя бравада улетучилась, оставив в душе пустоту и усталость.

– Марк, привет, – стерев слёзы с глаз, говорю в трубку, когда после второго гудка мне ответил парень.

– Мишель, – радостно приветствует он меня. – У тебя что-то случилось?

– Я могу приехать к тебе? Я не хочу сейчас говорить с Сарой, объясняться с кем-то, мне просто нужна тишина и возможность остаться одной. Но и домой я не могу…

– Конечно, Мишель. Конечно, я сейчас пришлю тебе свой адрес. Встречу тебя внизу. Не волнуйся, я никому не скажу, что ты у меня. Ты сможешь здесь отдохнуть и остаться хоть на год.

– Спасибо, Марк, – шепча, отключаю звонок.

Вот и пришло то время, когда пойму, насколько любовь бывает безответной и безучастной с одной стороны. Чувствую, как остро реагирует сердце, и это ещё ужаснее. Я знаю, что это не конец. Знаю, что скоро увижу его, но вот что будет с нами, не могу предугадать. Но пока мне необходима передышка, необходимо собрать воедино все мысли и возможно, проклинать себя за такую эмоциональность.

Тучи сгущаются над городом, а я смотрю на них их окна машины, выехав с парковки комплекса. Погода всегда понимает меня лучше других. И сейчас она насыщается дождём, чтобы смыть с земли все последние шаги, которые я на ней оставила.