Перед моими глазами стоит цель – дверь, до которой я иду. Роберт с улыбкой предлагает мне руку, и моя безвольно падает в его. По ночной тишине раздаётся тихий, но глубокий стук, от него я вздрагиваю, он слишком мрачен, слишком проникает в меня, растворяя по телу страх перед неизвестностью.

В двери открывается маленькое окошко, и низкий мужской голос, заставляющий прислушаться к нему, произносит:

– Вы не туда попали.

– Верно, но везде мы лишние, – незамедлительно отвечает Роберт, и окошко закрывается.

– Перед каждым посещением я отправляю пустое сообщение на определённый номер, подтверждая свой приезд сюда, и мне приходит ответ. Это своего рода пароль, чтобы нас впустили, – приглушённым шёпотом поясняет он, пока открываются замки, и две двери распахиваются перед нами, приглашая нас войти в полутёмное помещение, освещаемое свечами на стенах.

До моего слуха доносятся голоса, смех, музыка. Впереди нас располагается огромная и величественная лестница, а по бокам распахнуты двери, откуда и слышно веселье. Клуб? Это больше похоже на загородный дом какого-нибудь миллионера, где сейчас происходит вечеринка по поводу покупки новой яхты.

– Добрый вечер, – перед нами появляется девушка в чёрной маске, облегающем платье из латекса алого цвета, в высоких ботфортах под цвет платья и с ярко накрашенными губами. И мне хочется прыснуть от смеха из-за этой показной вульгарной сексуальности. Но она улыбается нам открыто, поправляя тёмные волосы, собранные в строгий пучок.

– Добрый вечер, Элиза. Прекрасна, как и всегда, – сладко тянет Роберт, не выпуская моей руки, но свободной подхватывает кисть девушки и оставляет на ней галантный поцелуй. Кавалер недоделанный.

– А вы, как всегда, меня смущаете. Вы сегодня не один? – Она с интересом переводит взгляд на меня, быстро оглядывая с ног до головы.

– Ох, нет. Сегодня я с моим сабмиссивом. Привёл познакомиться с этим местом, контракт отослал по факсу. Если моей красавице понравится наш мир, то мы оформим членство, – словно великосветская беседа проходит перед моими глазами, но ведь говорят они обо мне. И Роберт лжёт, но я заставляю себя не возражать, чтобы не поддаться искушению и не врезать ему за такое представление.

– Как здорово! – Радостно отвечает она, подзывая к нам мужчину, как я понимаю, одного из охраны.

– Позвольте вашу одежду, мисс, – учтиво произносит он, указывая на пиджак.

– Я бы предпочла…

– Дорогая, я помогу тебе, – перебивая меня, Роберт подходит сзади ко мне.

– Хочешь идти дальше, раздевайся, – тихо, но настойчиво произносит он. И я расстёгиваю пиджак, который с меня чуть ли не срывают, бросая мужчине.

– Она у меня ещё стеснительная, только учимся, – смеётся Роберт, обнимая меня за талию.

– Тогда ей точно нужно поскорее со всеми познакомиться, и тогда она поймёт, что на ней слишком много одежды, – подхватывает Элиза его смех, а я закипаю от злости.

– Как-нибудь без ваших рекомендаций разберусь, – цежу я, а мужчина сжимает мою талию, говоря мне заткнуться. Но не смеет эта вульгарная девица смеяться над тем, что для меня это всё неприемлемо и отвратительно.

– Как давно у нас не было таких. Возможно, она свитч? Наши гости будут в восторге. Но не будем задерживать вас, хорошего вечера, – она отходит в сторону, пропуская нас и продолжая смеяться, делая отметку в блокноте.

– Ни слова без моего ведома. Не испорть мою репутацию тут, – шипя мне на ухо, Роберт подводит меня к правому залу, где я слышу звуки классической музыки.

– Вряд ли можно иметь репутацию ещё хуже, – фыркаю я.

Роберт крепче сжимает мою талию, а мне хочется снять его руку с себя. Я только поворачиваюсь, чтобы высказать ему всё, как понимаю, что мы находимся в комнате полной людей, с искрящимся настоящим камином, живым оркестром.

Медленно поворачиваюсь, чтобы улыбнуться этому светскому обществу, но мои губы не двигаются. Я сама замерла на месте, очутившись в невероятном мире. Мужчины и женщины, различного телосложения и возраста. Их так много, и они такие… такие странные. Практически каждый из них одет в латекс, и это не платья, это только бельё и маски.

Мой взгляд скользит по полуголым телам, иногда прикрытыми штанами или же платьями из крупной сетки. Но неожиданно меня привлекает скульптура, имитирующая изогнутое женское тело, стоящее на четвереньках, блестящее в свете камина и свечей вокруг. Оно полностью скрыто латексом, нет ни лица, ни волос, а на нём стоит стеклянная столешница, на которую мужчина, смутно напоминающий мне кого-то за маской, поставил бокал с напитком, вернувшись к разговору с другим, вальяжно облокотившегося о диван. Я слежу за рукой его собеседника, и мои глаза опускаются к полу, где рядом с его ногами сидит девушка на поводке абсолютно обнажённая и тихая, опустив голову вниз, что её белые волосы скрывают лицо. Мимо них проходит на четвереньках мужчина в маске на всё лицо, как в фильмах ужасов, и его держит женщина на привязи, кивая мужчинам.

Перевожу взгляд то на смеющуюся толпу странных существ, именуемых людьми, то на эту странность, как людей-животных. Внутри меня напряжение нарастает, и я оступаюсь, отмирая от увиденного.

– Ну, тише, дорогая, это всего лишь друзья, – говорит Роберт, и я поворачиваюсь к нему.

– Но… ты только посмотри, он держит её на поводке. И ещё хуже, и они все практически голые. Это что, клуб эксгибиционистов? – Шепчу я, указывая головой на всех перечисленных.

– Нет, они одеты достаточно, чтобы прикрыть все гениталии. Температура, поддерживаемая здесь, позволяет людям чувствовать себя свободно. И каждый из них выбирает то, что хочет. Тут нет ограничений, но на этом этаже запрещено заниматься сексом или же, чем-то иным. Этот этаж для общения и знакомства, для обсуждения вечера и алкоголь тут не наливают. Для этого места – это табу, – спокойно объясняет Роберт, подводя меня к диванам, где сидит эта странная компания с голой девушкой.

– Нет, Роберт, не туда, – я цепляюсь в его кофту, таща обратно в угол, не желая даже дышать с этими больными людьми одним воздухом.

– Прекрати так себя вести. Это оскорбительно, – он отрывает мою руку от себя, разворачивая к себе.

– Это отвратительно. Я всё понимаю, но я не просила меня вести сюда. Ты меня привёл, и я не понимаю пока зачем, – быстро произношу я, а мой взгляд вновь проходится по лицам и телам людей за спиной Роберта.

Я ищу… ищу глазами Ника, но нет его фигуры среди них. И это приносит странное облегчение, что всё это просто то, о чём я забуду, сейчас же уйдя отсюда.

Пока размышляю, даже улыбаясь своим словам в голове, мой взгляд задерживается на столике, а точнее, скульптуре, держащей столешницу. Она оживает, а мои глаза распахиваются шире, наблюдая, как человек, двигается, а мужчина снимает с него стекло, помогая подняться на ноги.

– О, Господи, – шепчу я, понимая, что это всё значит. Что это совсем не скульптура, а сабмиссив этого мужчины, служащий столиком для всех. Я отворачиваюсь от открытия, и кривлюсь, чувствуя, как покалывает нос от отвращения и непонимания смысла всего этого.

– Пойдём, я покажу тебе другой этаж, – говорит Роберт, хватая меня за руку, ведёт за собой.

– Я не хочу, с меня достаточно уже. Тут нет его! Просто нет! Это…

– Тише! – Шикает он на меня, чуть ли не волоча за собой по лестнице, и прижимает к стене, когда мы достигаем второго этажа.

– Тише, Миша. Я привёл тебя сюда, чтобы ты ознакомилась с миром, о котором не имеешь представления. Тут все могут быть самими собой, и не стоит лицемерить даже перед собой. Тебе интересно больше, чем отвратительно. Поэтому заткнись и наслаждайся, – отчитывает он меня.

– Ты сказал, что он тут будет. А тут сообщество больных извращенцев. И я пришла сюда только из-за твоих обещаний… только потому что…

– Тебе интересно, а пока слушай меня и следуй за мной. Этот клуб скоро станет и твоим местом жизни. Я уверен, – он отпускает мои плечи, отступая от меня на шаг.

– Вряд ли. И куда мы поднялись? – Поворачиваю голову, но вижу только мягкий приглушённый свет вокруг и множество дверей, как будто мы в отеле.

– Это зона отдыха. Тут люди расслабляются после сессий или же обсуждают предстоящие, – говорит он.

– Ясно, – я всматриваюсь в глубину коридора, различая в самом конце центральную комнату.

– А что там? – Указываю пальцем на неё и поворачиваюсь к мужчине.

– Это комната владельца клуба. Там он проводит время с девушками. Говорят, там всё выполнено из зеркал, буквально всё – от стен до потолка. Это закрытая комната для всех, кроме Мастера. Она пустует очень редко. Но сейчас, пока у нас есть время, я бы хотел показать тебе кое-что, – произносит он, указывая на следующий этаж.

– А тут не называют имён, да? – Спрашиваю я, поднимаясь за ним.

– Верно, мы обращаемся друг к другу только, как Топ или Верхний, Саб или же Нижний. Нет имён, нет прошлого, нет реальности, только настоящие люди со своими открытыми желаниями. Это место популярно и элитно для таких как мы. Попасть сюда очень сложно, только по особым приглашениям. Тут всё сделано для того, чтобы каждый из любителей темы нашёл себя и, возможно, будущее. Это большая семья, где нет осуждения, и где все понимают друг друга, помогая пережить какие-то насущные проблемы. Это то место, куда рвётся душа после рабочего дня. Должен признать, что лучшего клуба по интересам я ещё не видел, – рассказывает Роберт, и я слышу в его голосе подобие гордости.

– А много таких клубов?

– Это сеть. Клуб в Торонто был первым из неё. А таких клубов, такого уровня примерно около ста по всему миру. И также есть аналоги, но они не идут ни в какое сравнение с этим местом. Сюда вложена приличная сумма, тут самые дорогие и качественные девайсы. Здесь безопасно для всех. И это место просто любят, поэтому платят баснословные деньги за желание остаться здесь и влиться в общество. А сейчас мы на этаже, где мы проводим сессии. Их два. Этот и верхний. Здесь практикуют бондаж и доминирование. Многие комнаты открыты для наблюдения, а кое-какие, – он останавливается около одной двери и указывает на алую наклейку по центру, – закрыты. Каждый сам выбирает: хочет ли он, чтобы к нему присоединились или же хочет оставить своё время тут только для себя.

– То есть за этой дверью сейчас кого-то бьют? – Шёпотом переспрашиваю я.

– Возможно, мы этого никогда не узнаем. Но я тебе хочу показать другое. Бондаж очень интересное направление в теме. Сейчас сама увидишь, – он распахивает дверь и, предлагая мне руку, в которую я нехотя вкладываю свою, заводит меня в комнату.

– Тут людей много, – шепчу я, смотря на похожую публику, что и внизу.

– Да, потому что мы учимся на опыте друг друга, – отвечает он, обнимая одной рукой меня за талию, мы проходим мимо людей, полностью поглощённых тем, что происходит впереди.

Их даже не волнует то, что мы их обходим, перекрываем обзор. Их не смущает их внешний вид, и это заставляет меня признать, что эти люди здесь действительно получают то, за что их в обычной жизни могут высмеять. Во мне живёт двоякое чувство: хочется уйти отсюда, и никогда не знать о существовании этого клуба. Но вот второе – подсознательный интерес увидеть подтверждение того что Ник находится тут, не даёт мне развернуться и убежать. И я вглядываюсь, продолжая всматриваться в каждого мужчину, уже не в лицо, пытаясь угадать своего Ника, а по татуировкам, телосложению и просто почувствовать его. Но ничего. Ни один мною не узнан.

Вздыхаю, когда мы останавливаемся, и перевожу взгляд вперёд.

Обычный, на первый взгляд, спортзал, где висят канаты, какие-то перекладины на стенах, приспособления для накачивания мускул. Но к сожалению, это не так.

– Что это? – Вглядываясь в то, что привлекло моё внимание, тихо спрашиваю я.

– Это мумификация. Красиво, да? – Восхищённо отвечает Роберт.

Но я не нахожу в извивающемся теле, подвешенным к потолку вниз головой, никакой красоты. Блестящая прозрачная плёнка в свете ламп, направленных на пару, практикующих это занятие, каждый раз отражает блики, когда девушка двигается, пытаясь освободиться.

– Она же задохнётся. Скажи, чтобы прекратили, – панически шепчу я, хватая Роберта за локоть.

– Не задохнётся…

– У неё рот заклеен и всё замотано! Ей дышать нечем! – Уже повышаю я голос, и на меня оборачиваются несколько людей, спокойно наблюдающих это сцену. А мне отвратительно смотреть, что им нравится эта беспомощность, эта кощунственность к человеческому страху. И они лишь смотрят вместо того, чтобы помочь ему.

– Миша, – шикает он на меня, – ладно, пошли, нам и так уже пора.

Он хватает меня за руку, расталкивая людей, которые начинают, словно волной, возбуждаться от сдавленных криков жертвы. А внутри меня всё сжимается от желания помочь, от непонимания таких игр, и как это, вообще, может быть реальным.

Каждая клеточка моего тела напряжена, а нервы просто на пределе. Я вырываю руку из хватки Роберта и толкаю его в грудь.

– Зачем? Я не хочу больше смотреть на такое! Это ужасно! Ужасно! – Кричу я, указывая на дверь, которую он закрывает.

– Тогда предлагаю то, ради чего мы пришли. Думаю, разогрев закончился, – словно не слыша моих слов, говорит Роберт, разворачиваясь, идёт к лестнице.

– Ты глухой?! Я ухожу отсюда! Вы больные! Все тут больные! – Кричу я, сбегая по лестнице за ним.

– Вот как раз сейчас и увидишь, кто из нас самый больной, – бросает он через плечо, и я замедляю свои шаги.

– Он тут, – утвердительно говорю я, и Роберт останавливается внизу лестницы, кивая мне, и протягивает руку, чтобы я спустилась.

– Сейчас я отведу тебя туда, но ты должна пообещать мне, что такой экспрессии, как наверху у тебя не будет. А если же будет, то держи её в себе. Он не должен увидеть тебя, тогда у нас будут проблемы. Это нарушение, за которое охрана может немного помять. А причина в том, что последний этаж, на который мы сейчас спустимся, принадлежит садистам. И это самое опасное и травматичное направление во всём клубе. Там тихо, нельзя мешать им, когда у них проходит сессия. Из-за этого вмешательства может пострадать нижняя. Ты обещаешь мне, что не издашь ни звука, пока мы там? Не выдашь нас и если захочешь уйти, то дай мне знак, и я уведу тебя, – полушёпотом произносит Роберт, беря меня за руки. – Миша, это не игры, это может быть опасно.

– Хорошо, – киваю я.

– Пойдём, – он берёт меня за талию, и к нам присоединяется ещё одна пара, огибая лестницу и спускаясь вместе с нами.

Но уже на лестнице я вижу, как много людей здесь собралось. Все стоят на лестнице, мало кто спустился вниз к открытой площади, куда падает яркий свет. Это больше похоже на спектакль, чем на что-то страшное. Но мой взгляд останавливается на девушке, привязанной к какому-то приспособлению вроде деревянного креста. Её ноги и руки разведены в стороны, а сама она наклонена животом вперёд. На ней средневековые кандалы, сдерживающие полностью тело.

Я сглатываю от увиденного, спускаясь ещё на одну ступень вниз.

Она голая, полностью голая, её ягодицы имеют несвойственный розоватый оттенок, а на спине…

– О, Господи, это иглы? – Ужасаюсь я, закрывая рот рукой и отворачиваясь к Роберту.

– Да, это такой способ навести красоту, чтобы появиться перед Верхним, а точнее, Садистом. Это условие для сессии, это подтверждение того, что она хочет этого и готова к новым ощущениям, – шепчет Роберт, указывая мне взглядом вернуть своё внимание на импровизированную сцену. – Для нас это красиво.

Не могу этого сделать, но через силу издаю шумный вздох и снова смотрю на спину, зашнурованную лентой. А лента эта держится на иглах, которые сочными наконечниками играют в ярком свете над девушкой.

Сложно передать все свои ощущения, когда ты сама видишь, что люди желают уродства сами. Я осматриваю толпу, с жадностью ожидающую дальнейшего продолжения шоу. И приходит понимание, что я никогда не стану частью их. Как бы я ни любила Ника, как бы ни хотела быть с ним, но для меня вот это всё, что я увидела и узнала, стало невозможным препятствием.

На «сцене» начинается какое-то движение, и я моргаю, концентрируя взгляд на чёрных свободных штанах, держащихся на узких мужских бёдрах. Кубики пресса, которые под моими руками когда-то сжимались от возбуждения, играют в свете. Широкая грудь, которую я когда-то покрывала поцелуями. Эти руки, которые я так люблю, и которые умеют дотрагиваться до меня с особой нежностью.

Мне не нужно угадывать этого человека под чёрной маской. Это тот, кого я всегда буду искать во сне. Это тот, кто умеет причинить мне боль, не прикасаясь ко мне. Это Николас Холд.

– Боже, – по щеке скатывается слеза от сжавшегося горла, когда мужчина полностью вышел на свет.

Внутри меня всё перевернулось, словно я очутилась в самом страшном и невероятном кошмаре во всей моей жизни. Это даже не больно, это остро и жгуче отдаётся в груди, как будто меня туда укусила змея, отравив сердце. И теперь оно леденеет с каждым вздохом.

– Это его сессия. Они проходят тут крайне редко для публики, в основном закрытые. Но каждый из нас ждёт таких дней. Ведь садисты самые опытные из нашего мира. И каждый доминант или же домина хочет быть похожим на них. Это праздник для всех, – шёпот Роберта на ухо подтверждает все предчувствия, которые когда-то терзали меня.

Смотрю на единственного человека, которого люблю в этой жизни, который дал мне много и забрал ещё больше. Мне хочется закричать, попросить его прекратить это, не предавать меня вот так легко и просто. Но я молчу, пребывая в какой-то прострации, не дающей мне даже двинуться.

Только сейчас сквозь пелену из слёз я замечаю в его руке какой-то предмет, и прищуриваюсь, чтобы разглядеть его.

– Это кнут, особый кнут, сделанный на заказ именно для него. Это его любимый девайс, самый болезненный, самый запоминающийся и самый красивый. Он может разорвать кожу лучше скальпеля, а может оставить только точку. Сейчас начнётся экшен, сама сессия. А до этого был разогрев падлом, – продолжает нашёптывать Роберт.

Ник раскручивает кнут, разминая его в руке, и резко взмахивает им, разрывая воздух, и оставляя свист позади, на который публика издаёт восхищенный возглас. Публика, но не я. Я жмурюсь от этого, но зачем-то продолжаю стоять и любить его.

– Смотри, никто не умеет вот так работать кнутом, как он. Сейчас он покажет невероятное мастерство, – слышу такое возбуждение в шёпоте Роберта, что кривлюсь от этого.

Как в замедленной съёмке я вижу, как незнакомец, которого я думала знаю, разворачивается, вставая спиной к жертве.

– Не надо, – одними губами молю его. Ник разминает плечи и шею, а затем резкий поворот и тёмно-бордовый тонкий язык, как молния прорезает воздух, опускаясь на ягодицы девушки. Она дёргается, но я не слышу ни звука от неё, только толпу вокруг. Я отворачиваюсь, а из глаз вырываются крупные слёзы.

Ощущения как будто он ударил сейчас меня, но не оставил следа на коже, лишь на сердце.

– Посмотри, больше никого не узнаёшь? – Спрашивает шёпотом Роберт, поднимая моё лицо к себе, и разворачивая его к «сцене». Где мужчина, бывший для меня единственным смыслом, готовится к новому удару.

Теперь он встаёт боком, что я с лёгкостью могу увидеть татуировки на его спине. А я целовала каждую звезду на нём, я надеялась стать одной из этих звёзд. А в итоге я стою среди людей, к которым никогда не буду принадлежать, и смотрю на то, как мужчина изрезает кнутом моё сердце. Предатель.

Ник взмахивает рукой, а бордовая змея в его ладони повторяет движение, делая круг в воздухе, и опускается на левую ягодицу, оставляя после себя алый след, который пересёк первый. Девушка вздрагивает, тряся светлыми волосами, пытаясь, видимо, освободиться, но разве её кто-то слышит? Нет, они все наслаждаются болью на её лице. Её лицо…

– Боже… Господи… Лесли, – я закрываю рот рукой, пока в горле собирается огромный ком, когда я узнаю девушку.

Новый удар проходится ей между ягодиц, и она раскрывает рот, который заткнут кляпом. И я слышу её крик, я вижу её слезы, катящиеся по лицу, как и по моему.

Новый удар не даёт ей прийти в себя, а меня начинает трясти так, что я впиваюсь зубами в пальцы, только бы не закричать. Я не считаю больше ударов, которые оставляют алые следы на белоснежном теле. Они быстрые без возможной передышки, и я удивляюсь, как это ему удаётся. Мой взгляд прикован к сосредоточившемуся, на своей жертве, Нику. Его спина от пота блестит, а грудь вздымается чаще. Но даже с такого расстояния я вижу блеск его глаз. И первый раз за всё наше знакомство я понимаю, что не знала, кто такой Николас Холд. А сейчас я вижу полноценного и настоящего мужчину, которому никто не нужен, кроме наслаждения, болью. Я придумала Ника, но его не существовало, есть только Николас и никак иначе. Мой мужчина был иллюзией, в которую я поверила. И которая сейчас испарилась, оставив во мне кровавый след.

– Посмотри, как они гармоничны. Посмотри на его лицо, ему нравится это. Я ведь говорил, что он давно забыл о тебе. Думаешь, сейчас он думает, каково тебе, когда ты видишь это? Ему плевать, что ты со мной, что Люк забрал тебя. Ему на всё плевать, его ничего не волнует. Ещё думаешь иначе? Нет, он никогда не волновался о твоих чувствах. Потому что вот он. И как давно Лесли хотела его, и у неё получилось. Она так хвалилась всем, что она увольняется лишь потому, что ему надоела его блёклая пташка. И он наконец-то решил вернуть своё настоящее «я» с ней. Это его мир, Миша, он принадлежит ему. Нельзя вырвать сердце, которое впитало в себя всю боль. Нельзя заставить человека полюбить бархат после невероятного адреналина. Нельзя человеку подсунуть чёрно-белый фильм вместо красочного. Нельзя изменить Николаса Холда, он садист до мозга и костей. И когда-нибудь ты была бы на её месте. Когда-нибудь он бы сорвался на тебе, как на ней. Когда-нибудь… – ядовитый шёпот проникает под мою кожу, с большей силой отравляя мою кровь.

«За что ты так со мной?»

Единственный вопрос, крутящийся в голове, и я продолжаю стоять, чувствуя, как моя кожа накаляется от разгорячённого воздуха вокруг. А внутри так холодно, что этот контраст приносит дрожь в теле. На меня словно накатывают чужие волны возбуждения, и я с ужасом кручу головой, видя на каждом лице рядом, полное восхищение и горящий сумасшедший блеск. Это культ, от которого надо бежать. Это ад, в котором горит любовь. Это мой ад и мой мужчина, создавший его для меня. Он моя боль.

Громкий крик Лесли через кляп разрывает тишину, и я поворачиваюсь на него, видя, как девушку сотрясает в слабых конвульсиях, и Ник отбрасывает кнут. Какой-то парень ему подаёт обычную бутылку вина, опускаясь перед ним на колени, он берёт её и подходит к девушке, а моё сердце замирает.

Его рука в чёрной перчатке дотрагивается до ярких и уродливых отпечатков извращённой любви. И их даже не сосчитать. Меня передёргивает от этого.

Он переворачивает бутылку, зажимая горлышко. Резкий аромат алкоголя моментально заполняет тяжёлый воздух вокруг. Алые капли попадают на раны, принесённые Ником. И Лесли извивается под дождём из «бокала вина» после основного блюда. Тело девушки сотрясается в сильнейших конвульсиях, её подкидывает то вверх, то вниз. Она извивается, но освободиться не может из-за цепей на её теле, удерживающих её. А он продолжает лить на неё кровавый напиток. Её крик застревает в моих ушах. Моё дыхание сбивается, и я слышу, как каждый присутствующий замер в ожидании чего-то грандиозного. Последний крик Лесли, и её голова безвольно падает на дерево, а тело расслабляется. Сильнейшая волна от последнего вздоха девушки проходит по залу, и звучат громкие аплодисменты. Резкая тошнота подкатывает к горлу, когда Ник поворачивается к толпе, изгибая губы в победной улыбке. Я не могу больше смотреть на этого человека. Моё сердце не выдерживает боли, которую я сейчас перенесла. Мне противно и так гадко, что я разворачиваюсь и быстро взбегаю по лестнице. Только бы убежать, только бы оставить всё тут. Но я знаю, что с этого момента моя жизнь полностью изменилась, потому что я увидела монстра во всём его обличии.

Айсберг, который скрывался под водой, явился для меня во всей красе. И боюсь, что и в этот раз от столкновения с ним, корабль, под названием любовь, потерпел крах и пошёл ко дну вместе со мной.