– Прошу простить меня, мисс Пейн, у меня приём. Желаю вам всего доброго, – встаёт, оставляя меня одну в кабинете.

А мне мало! Чёрт, мне так мало сказано, что это выводит меня из себя. Он обвинил меня в том, что у Николаса лунатизм. Конечно, только я виновата во всём.

Зло подскакивая с места, вылетаю из комнаты. Обидно, очень обидно, что Николас представил всё именно так. Ведь выводы сделали с его слов. Хреновый он психолог, раз имеет предвзятое мнение, защищая своего клиента. А я? Кто будет защищать меня? Готова ли я? Да что он знает?! Что мать его он знает?! Ничего! Ничего из того, что я пережила. Ни секунды той боли, что вытерпела я из-за Николаса. И в итоге я виновата. Нечестно!

Подхожу к машине, а руки трясутся от ярости из-за того, что выслушала. И хочется накричать, вернуться и накричать, а потом расплакаться от обиды. Когда я готова была отдать ему всё, да я это сделала… я отказалась от отца… а он умер. Мой папа умер, а я кричала на него из-за Николаса. Потратила время на Николаса, когда могла провести его с отцом! Это всё из-за него, а не из-за меня! Зачем же он это сделал? Зачем заставил меня пойти сюда и возненавидеть его? Возненавидеть за то, что выставил меня законченной сукой. Ни черта не понимаю. Это ведь не поправило положения, не дало мне ничего, кроме злости на Николаса. Именно на него.

Прогуляла занятия ради того, чтобы меня обвинили во всех смертных грехах. Стоило ли оно этого? Нет. Меньше знаешь, лучше спишь. И это факт. Обоснованный мной теперь факт.

Еду на работу, полностью «разбитая», но нужно собраться. Я должна сама управлять своей жизнью, никто другой этого делать не будет. Не позволю больше. Поэтому надо взять себя в руки и, улыбаясь, войти в фотостудию. Настроить на автомате фотоаппарат и приняться за работу. Выжать максимум из орущего младенца, что сейчас претит моему состоянию. А когда-то… кажется, что давно я мечтала о другом. Видела, как Николас играет с нашим сыном. Ничего этого не будет. Никогда не будет. А мечты все рухнули.

Отработав положенное время, не хочу никуда ехать с Марком и сообщаю ему об этом, объясняя полной усталостью и ведь, правда. Сейчас я выжата, слова этого горе-психолога до сих пор крутятся в голове.

Почему порой нам так важно разграничивать прошлое и настоящее? Ника и Николаса, в моём случае. Ник был другим, он завлекал, таил в себе много загадок, которые я жаждала узнать, манил к себе той частью жизни, которую я обманчиво отвергала. Врала же самой себе, что не хочу быть сабмиссивом, а понравилось. Мне нравилось всё, что делал со мной. Я мазохистка, даже сейчас мне этого не хватает. Отчего нельзя просто всё забыть? Отчего надо нести за собой вину и утопать в ней? Отчего так от этого тяжело, словно и, правда, я главная зачинщица всего этого? Но я шла к нему. Шла, закрыв глаза за ним. А сейчас есть Николас, который сказал, что любит меня, готовый теперь двигаться со мной, а не ожидать, когда я дойду до него. Неужели, опасность так важна? Неужели, именно это было для меня на первом месте, а не мои чувства? Я играла в любовь? А сейчас игра закончилась, и наступила жизнь, со своими последствиями, со своими проблемами, которые убили всё. Но ведь вчера, когда он был рядом, чувствовала внутри больше, чем привязанность и привычка. Почему сейчас, после слов этого психолога, так всё изменилось?

Шумно вздыхая, выключаю душ и выхожу, заматываясь в полотенце. Он обещал позвонить, так и не сделал этого. Могу ли я верить самой себе в такие моменты? Когда он близко, кажется, я знаю всё, и нет вопросов. А когда одна, то боюсь.

Готова ли я к новому Николасу? Выдержу ли я эту борьбу за него снова? Почему он? Почему никто другой, а он так влияет на меня?

Гнев и ярость прошли, оставив после себя усталость и разум, готовый снова прокрутить в голове разговор. Но не успеваю это сделать, как раздаётся звонок в дверь. Хмурясь, отбрасываю полотенце с головы, закутываюсь в халат и иду. Приехал? Сердце бьётся быстрее. Не знаю, что скажу… не знаю, как отреагирую.

Распахиваю дверь, вздох разочарования и в то же время облегчения.

– Добрый вечер, мисс Пейн, – с улыбкой говорит Майкл. И его давно не видела, вечность, ни капли не изменился. Такой же, как и раньше. Только ближе, после всего он мне ещё ближе, как родственник.

– Добрый вечер, – отвечаю я.

– Мистер Холд просил вам передать это с наилучшими пожеланиями, – протягивает мне пакет, который беру в свою руку.

– Спасибо, – кивая, уже закрываю дверь. Но тут же, распахивая её, выглядываю в коридор.

– Майкл, – окликаю мужчину, обернувшегося ко мне.

– Да, мисс Пейн?

– Как он? – Спрашиваю я.

– Дома.

– Хорошо, – улыбаюсь ему. – Всего доброго.

– Доброй ночи.

Закрывая дверь, несу пакет в гостиную. Раскрываю и достаю термопакет, в котором уже знаю, что находится. Улыбка появляется на губах, когда моя догадка подтверждается. Ужин. Он всегда заботился об этом. Всегда заставлял меня есть, думал обо мне… Заботится до сих пор. Вот оно одно из ключевых слов. Психолог был прав, каждый мужчина по-своему показывает любовь. Достаю из пакета конверт, раскрывая его. На стол падает карточка от его квартиры и свёрнутый лист.

«Добрый вечер, Мишель. Не успеваю позвонить, очень устал от этого дня. Долгий разговор с Райли и другие дела, что требовали моего присутствия и решения. Надеюсь, у тебя всё хорошо.

Поужинай, а завтра мы это сделаем вместе. И прошу тебя никогда больше не оставляй ключ у меня. Даже если решишь, что не хочешь ничего. Пусть будет у тебя.

Откладываю лист и глубоко вздыхаю. Знает ли он, насколько важны для меня такие послания? Наверное, нет. Ведь я хранила их все, пока отец не разорвал. И сейчас храню. С самой первой встречи. Они частички моей жизни, без которых не могу себе представить существования. Они моя история.

Открываю термопакет и достаю упакованный ужин. Картофельные шарики и бефстроганов. Я скучаю по нему, очень скучаю. Достаточно ли это для любви? Нет. Но достаточно, чтобы решиться, глубже узнать причину его поведения ночью. Обвинить себя в словах и обвинениях, что мысленно бросила в него. Подхватываю ужин с вилкой, бутылку газировки и сажусь за стол, открывая ноутбук.

Лунатизм. Что я знаю о нём? Ничего, только смутное представление о ходящих в ночи зомбиобразных людях. Ем, пока читаю об этом. Ужасаюсь, теперь полностью понимая, насколько может быть опасно его состояние. Но почему он не даёт себе возможности прекратить это? Из-за меня. Неужели, моя роль так ценна в его жизни?

Понемногу понимаю все слова психолога, буквально все. И, правда, это моя вина. Я то и делаю, что требую от него чего-то другого, когда он не знает этого. Кричу, злюсь, обвиняю. А он? Терпит мои заскоки, возвращается, прощает… даже то, что он простил мою мнимую измену. Смогла бы я так сделать? Прийти и узнать всё. Нет. Я предпочту спрятаться, а он нет. Почему я сразу не могла увидеть это? Не могла понять, что ему страшно? Страшно не от снов, а оттого, что ничего не поправить самому. Страшно признаться во всём, что принизит его авторитет в моих глазах. Но разве это важно, когда двое людей любят друг друга? Любят ли так сильно, что это отходит на второй план? Он дал мне возможность узнать, а я отвернулась.

Господи, какая я дура. Он не из тех людей, кто просит помощи. Но он нуждается в ней, ему нужна я. Но он не знает, что нужен мне. Я никогда об этом ему не говорила. Никогда честно не рассказала всё, что чувствую. Только страх был во мне, что уйдёт, а я…я не смогу вернуть Ника. Нужен ли мне Ник, не готовый даже думать о том, что может любить? Так ли я хочу вернуть Ника, который только и делал, что пугал меня невозможным будущим? Нет. Я больше не жажду любить Ника, что не готов был предложить мне большего. А Николас… смогу ли я полюбить его?

Любовь – всего лишь слово, но сколько оттенков оно несёт в себе. От красочных до мрачных. И эти мрачные цвета тоже любовь, тяжёлая и пугающая. Но другого для себя я не представляю. Не верю в то, что, не пройдя тёмную сторону, можно увидеть красоту другого. Сравнение. Оно необходимо, чтобы полностью понять палитру этого чувства. А у меня достаточно материала для сравнения. Его слишком много… но он об этом не знает.

Подскакиваю с кровати, так и не дав себе возможности уснуть. Мысли, их очень много в голове. И сейчас ясно понимаю, что я должна делать. Плевать на время, плевать на то, что глубокая ночь. Он должен знать, что я рядом. Он должен знать, насколько сильны и пока непонятны чувства во мне. Он должен!

Быстро переодеваюсь в спортивные штаны и футболку, натягиваю кроссовки и, подхватывая рюкзак, пихаю туда всё, что может понадобиться мне завтра, туда же летит и карточка от его квартиры.

Выбегая из дома, забираюсь в машину и даю по газам. Ничего не важно, когда внутри бурлит желание двигаться. Желание, наконец-то, простить себя за вину, простить его за всё, простить. Забыть об этом и жить с ним.

Найдя свободное место, паркуюсь, выхожу из машины и перебегаю дорогу. Прохожу пост охраны, быстрым шагом подходя к нужному корпусу. Безлюдный холл и только мои торопливые шаги.

В такие моменты ничего не волнует, кроме понимания самой себя. Это как глоток воздуха, второе дыхание… больше, намного больше и глубже. Это не контролируется ничем. Ты полна желания сказать всё, что в тебе.

Лифт привозит меня на нужный этаж. Темно, вхожу в квартиру, и слышу приветливый лай сбоку. Улыбаюсь Шторму, подбегающему ко мне.

– Привет. А где твоя подружка? – Почёсывая его за ухом, замечаю вторую собаку.

– Привет, Софи. Из вас вышла прекрасная пара, но давайте, вы сегодня займётесь друг другом. Идёт? – Говорю с собаками, хватая Шторма за ошейник, и подталкиваю к их комнате.

Странно, что Николас ещё не появился. Столько шума производят собаки, пока я указываю им на комнату и закрываю там дверь. Замечаю свет, пробивающийся из соседней комнаты. Гостевой.

«Он не спит больше в той спальне», – появляются слова в голове. Направляясь к этой комнате, тихо раскрываю дверь.

Свет ярко озаряет кровать, пустую кровать с отброшенным одеялом. Его вещи лежат на кресле. Значит, ещё не лёг спать.

Разворачиваясь, иду по коридору. Мой слух привлекает шум воды из ванной комнаты в главной спальне. Улыбаясь, бросаю рюкзак на пол. Вот где он. Может быть, войти и присоединиться? Нет, рано. Для начала надо всё решить, а потом я завладею его телом. Познаю вновь. А пока подожду его, чтобы всё сказать. Сажусь на постель, внутри меня всё разрывает от слов, но вот найти бы те самые. Пока не могу…

Громкий удар из кабинета. Вздрагиваю и одновременно сглатываю, подскакивая с места. Вода продолжает литься, и в кабинете кто-то есть. Но кто тогда купается? Хмурюсь, а внутри уже миллион сценариев… вру, один. Один, где присутствует ещё кто-то, скрашивающий ночные кошмары. Резко распахиваю дверь в ванную комнату и запускаю руку в волосы от полного непонимания. Никого. Только душ включён и наполнил паром кабинку. Странно. Открываю дверцу и выключаю кран.

Выхожу из ванной комнаты и перехожу в кабинет. Полумрак. В свете настольной лампы могу разглядеть раскрытый сейф, что спрятан был в стене недалеко от стола, разбросанные бумаги по полу. Перевожу взгляд на фигуру, стоящую и не двигающуюся спиной ко мне у стеллажей с книгами.

– Николас. Прости, я знаю, что ты сказал мне не приходить, но мне необходимо с тобой поговорить, – произношу я, улыбаясь, готовлюсь к своему решению.

Не двигается, стоит ко мне спиной в спортивных штанах и белой футболке.

– Николас? Ты зол? Прошу тебя… Прости, но… – обрывая себя, наблюдаю, как медленно оборачивается ко мне. Глаза открыты, смотрит на меня, и делаю шаг к нему, затем ещё один.

– Ты здесь, – странный голос, незнакомый, от которого мурашки пробегают по спине.

– Да, я здесь. Я была у твоего психолога, он… – что-то не то в нём. Вглядываюсь в его глаза. Стеклянные. Словно мёртвые. Смотрит как будто сквозь меня.

– Ты пришёл… пришёл сюда, ублюдок, – рычит Николас. Взглядом вырываю что-то блестяще в его руке.

– Это я Мишель. Николас? Ты что? – Делаю шаг назад, рассматривая нож, что крепко держит.

«…лунатик во время сна не видит ничего, кроме того, что происходит в его голове», – проносятся слова перед глазами. Сглатываю от этого. Сердце бьётся уже с сумасшедшей скоростью.

– Я убью тебя! Где она? Куда ты спрятал её? – Кричит, надвигаясь на меня.

– Николас! Ник! Это я! – Отвечая так же, отступаю назад.

Он спит. Но глаза открыты. Страшно, до ужаса внутри, до паники, что всё было правдой. Не знаю, что делать. Разбудить его? Но как, если он идёт на меня с ножом?

– Николас! Проснись! Это я! Мишель! – Продолжая кричать, выбегаю в спальню. Не успеваю я двинуться дальше, как, хватая меня за руку, с силой толкает обратно. Падаю на копчик, корчась от боли, и издавая стон. Распахиваю глаза, которые начинают слезиться от страха.

– Николас…

– Где она? – Это не он говорит. Не его голос, полный ненависти, злости и желания убивать.

– Это я…я…Мишель, – отползаю назад. Замахивается ножом. Вскрикиваю и перекатываюсь в сторону. Подскакиваю на ноги, слыша его крик за спиной.

Успевая забежать в ванную комнату, закрываю за собой дверь.

– Ублюдок! Я достану тебя! Я убью тебя! Отдай мне её! Отдай! – Крик полный боли наполняет меня дополна. Ударяет по двери, меня отталкивает, но надавливаю сильнее. Плача, упираюсь ногами в пол. Нет задвижки, тут нет ничего, что сможет спасти меня. Трясёт так сильно, что думать не могу.

– Отдай! Мишель! Отдай её! Где ты? Мишель! – Ударяет по двери снова. Отдаётся во мне его сила. Закрывая глаза, продолжаю упираться ногами, но они скользят из-за влажности.

– Это я! Ник! Это я! Мишель! Это не он! Я! Здесь только я! Проснись! – Кричу, сотрясаясь в рыданиях.

Но моей силы не хватает на следующий удар, меня отбрасывает спиной к душевой кабине. Ударяюсь позвоночником. Взгляд мутнеет, а губы трясутся.

– Это я… Ник… Николас… я… – шепчу. От ужаса при ярком свете ламп вижу, насколько страшен лунатизм. Он контролирует его. Словно зомби, полный силы и злости. Такого я ещё не видела. Такого мандража внутри я не испытывала. И нож, что держит в руке, пугает до паники.

Лицо Николаса искривляет гримаса гнева. Поднимает руку с оружием и кричит, пытаясь вонзить в меня острие. Визжа от страха, забираюсь в душевую кабину. И нет пути к спасению. Поскальзываясь на воде, пячусь назад. Один удар. Кричу. Дверца висит на петлях.

– Николас… пожалуйста… это я… проснись… прошу тебя, – плача, смотрю, как входит ко мне и ничего не видит перед собой. Это страшно, этот взгляд, он пустой. Действительно, пустой в нём нет ничего. А во мне только ужас от происходящего.

Хватая одной рукой меня за горло, сильно сжимает его, до хрипов, до моего крика, до моих попыток оторвать его руку. Но я бессильна. Царапаю его, бью, пытаясь хоть как-то не задохнуться.

– Я убью тебя, ублюдок… убью тебя, тварь… она моя… моя… – шипение и заносит руку с ножом. Ищу хоть какое-то оружие. Баночки с гелем для душа падают на поддон, туда же летит всё, куда добираюсь руками. А дышать с каждым разом всё тяжелее. Только кран. Судорожно открываю его, одновременно жмурюсь от предстоящей боли, что должна быть.

Ледяная вода моментально попадает на него. На меня, практически уже теряющую сознание от нехватки кислорода. Вода скатывается по лицу, и я падаю на колени. Шум в ушах и слишком много воздуха в лёгких. Кашляю, пытаясь отдышаться, перед глазами прыгают яркие огни. Сотрясается всё тело от кашля. Поднимая голову, смотрю на нож, лежащий на дне кабинки.

– Мишель? – Тихий и полный ужаса голос, знакомый, родной, прорывается сквозь шум в голове. Дрожит. Его голос дрожит. Сильно.

– Да… да… – киваю я, продолжая кашлять.

Смотрю на Николаса, как быстро расширяются его зрачки, являя мне животный страх. Как белеет его лицо, иссыхают губы, как судорожно отползая от меня, ударяется спиной о стеклянную стену и хватается за голову.

– Николас, – шепчу я, пытаясь придвинуться.

– Нет! Нет! Я…я ранил? Я… что ты делаешь здесь? – Кричит, хватая быстро ртом воздух. Паника, что овладевает им, мне видится в первый раз. Он боится. Безумный.

– Нет, всё хорошо, – заверяю его, а по щекам текут слёзы. Больно видеть его в таком состоянии, больно, что я виновата в этом. Больно, просто больно, потому что люблю его.

– Уходи… я опасен… сказал… нет… уходи, – мотает головой, а я, подползая к нему, обнимаю за шею.

– Нет, всё будет хорошо, Николас. Всё будет хорошо, – обнимаю его.

– Уходи! Я опасен! – Пытается оттолкнуть.

– Нет… нет… всё хорошо, – плачу, удерживая свои руки на нём. Шепчу ему какие-то слова.

– Я могу убить тебя! Убить! Мишель! – Кричит на меня.

– Нет! Всё хорошо! – Снова отталкивает, а я держу.

– Николас… я люблю тебя… люблю тебя… – беру его мокрое лицо руками. Ресницы, слипшиеся от воды, что поливает нас. А я смотрю в его глаза и понимаю, что любовь уже есть.

– Нет… прошу тебя… ты видела. Я опасен, для всех опасен. Для общества. Для тебя. Уходи, Мишель, уходи… мне надо лечиться… в психиатрической клинике… уходи, – пытается снять мои руки со своего лица.

– Ни за что, понял? Ни за что я не уйду, – хлюпая носом, глажу его лицо.

– Никакое лечение тебе не нужно. Ничего не нужно, ты здоров, – снова обнимая, утыкаюсь носом в горячую шею. Целую её. Лихорадочно покрывая быстрыми поцелуями его кожу, поднимаюсь к подбородку.

– Мишель, – обречённый стон, и мне так больно за него. Его руки обнимают меня до хруста костей. Сжимает в своих объятиях, словно это поможет ему. Хоть бы помогло.

– Всё будет хорошо… всё будет хорошо… – шепчу я, поднимая голову. Не могу не плакать, делаю это, улыбаясь ему, хотя страшно. Да, мне страшно, но ещё страшнее видеть, как ему сложно сейчас, как разрывают эти же чувства его внутри.

– Я люблю тебя, Николас. Люблю. Именно тебя, – продолжаю я, вглядываясь в его глаза, наконец-то, говорю и понимаю то, что сейчас происходит.

– Нет… ты не можешь… я ведь другой… сломанный. Жалок, я больше не тот, кем был раньше, – качая головой, хватает меня за локти. Хочет оттолкнуть, но не даю, цепляясь пальцами за его футболку, забираюсь на него сверху.

– Могу. Могу тебя любить. Иначе, чем раньше, Николас, – плачу, гладя его по волосам, по лицу.

– Это другой уровень любви. Глубже, намного глубже. И я хочу быть рядом. Ты нужен мне, очень нужен. И мы справимся, обещаю тебе, справимся. Только не отвергай меня, – прошу я, приближаясь к его лицу. Губы трясутся, меня уже сотрясает от холода воды, что покрывает наши тела.

– Любишь? Ты же сказала, что нет… любила, но не меня, – недоверчиво, даже опасливо переспрашивает. Слышу, как быстро дышит, под моими руками, опустившимися к его груди, стучит рвано сердце, что люблю до боли.

– Да. Люблю. Очень люблю. Другого мужчину я не вижу в своей жизни. И мне неважно, кто ты сейчас. Ник или Николас. Имя не имеет значения, а только то, что ты мой. Мой любимый…

– Ещё раз… скажи это ещё раз… пожалуйста, – берёт моё лицо в руки.

– Мой любимый, – повторяю я. – Люблю тебя и буду продолжать это делать. Плевать на всё. На прошлое. На будущее. Только ты.

– Мишель, родная моя, я так боюсь за тебя, – утыкаясь лбом в мой лоб, обхватывает руками мою голову.

– Будем бояться вместе. Просто вместе. Ты и я. Переживём, найдём выход, но я ни за что больше не оставлю тебя ночью, – сжимаю пальцами его шею. И готова заверять его постоянно в этом. Свободна. Свободна от мыслей, от непонимания. Свободна и честна сейчас. Легко. Страшно и легко. Рядом с ним.

– Глупая, ты у меня такая глупая. Мне плевать на себя, крошка. Я мог ранить тебя. Это причиняет…

– Ты этого не сделал, Николас, – перебивая его, дотрагиваюсь до его губ своими. – Всё будет хорошо. Просто обними меня.

Целую его. Мучается. Решается. Покрываю поцелуями его губы, как дрожат его руки, проходящие по моей спине, сжимающие меня.

– Останься. Останься со мной, Мишель. Моя Мишель, – шепча, он находит мои губы, впиваясь в них горячительным поцелуем, что перекрывает кислород. И в то же время даёт возможность дышать.

– Конечно, – сквозь поцелуй говорю.

– Прости меня…

– Не за что тебя прощать…

– За любовь, – отрываясь от моих губ, с болью смотрит в мои глаза.

– Она так претит тебе? – Шепчу я.

– Нет. Я не умею правильно. Мне нравится любить тебя, но сейчас… я ещё не отошёл от того, что было. И мне страшно в этой жизни только за тебя, – гладит моё лицо, обнимает.

– Так люби и всё будет хорошо, – сжимаю его шею и так прекрасно в этих руках.

Я дома. Не место играет роль. Руки. Дыхание. Сердцебиение. Оно всё родное. Моё. И я дома в его руках, в его аромате опасности и любви. И я счастлива. Плевать на страх, на гордость, на всё. Я счастлива даже сейчас, тихо плача на его плече, пока он раскачивается, поглаживая меня и успокаиваясь.

Только так мы сможем идти дальше. Теперь наверняка вместе. Да, я люблю его. Люблю именно его. Люблю его сердце. Люблю его слова. Люблю его мысли. Люблю его тайны. Люблю… полностью.

– Я люблю тебя, Николас. Люблю.