— Лот пятьдесят пять! — голос лициатора был четким и спокойным, будто он рассказывал нам о картине или брошке, — Кисть правой руки лорда Курта Хьюгсона. Лорд Хьюгсон, по утверждению барона Фон Шталя, украл его свиток «трех магий», позволяющий пользоваться более чем одной магической силой одновременно. Королевский суд признал вину Лорда Хьюгсона. Начальная стоимость руки вора — десять тысяч золотых.

Так началась вторая часть аукциона. Честь.

Я была удивлена и была не удивлена одновременно, узнав, как Курт заполучил столько магических знаний в таком юном возрасте.

Я — как чтец — знаю фамильное древо Хьюгсонов. И барон Фон Шталь — не кто иной, как дядюшка Курта по материнской линии. Учитывая возраст и амбиции Курта, не могу сказать, считал ли он то, что он «взял» свиток — воровством, или одалживанием. Но дядюшка, похоже, был иного мнения. Либо племянник насолил ему сильнее. Так или иначе — рука Курта была на кону. И Фредерик уже поднял свою руку:

— Двадцать!

Похоже, Фредерик представлял дядюшку Фон Шталя. И дядюшка был не намерен шутить.

— Тридцать! — включился в борьбу Сэлвер Освальд.

— Сорок, — спокойно сказал Фредерик.

— Пятьдесят!

Фредерик засмеялся:

— Давайте уже закроем этот детский сад! Играть, так играть! Двести тысяч золотых!

Я чуть не упала со стула. Вот это деньги! Целое состояние! Неужели кто-то готов отдать его, лишь чтобы заполучить кисть племянника?

Сэлвер Освальд позеленел. Но снова поднял руку.

— Я оттаю патент на свое изобретение «Жидкий Хрусталь», — сказал он.

Фредерик оценивающе посмотрел на него.

— Я видел вашу презентацию, — сказал он, — И я оценивал. Думаю, подсчеты делал ни я один. Лициатор — сколько стоит патент на изобретение господина Освальда?

Лициатор вздохнул. Потер лысину.

— Увы, — сказал он, — Не могу принять вашу ставку. Она меньше суммы господина Фредерика. Двести раз. Двести два.

— Я отдаю себя! — прозвучал по всему залу голос Аманды Освальд, — Надеюсь, моя честь и мое тело — стоят больше золота.

— Ставка принимается, — сказал лициатор, — В случае, если никто не перебьет вашу цену — Вы получите кисть лорда Хьюгсона в свое полное распоряжение, но свою цену вам придется заплатить полностью истцу — барону Фон Шталю.

— Аманда, нет! — пробормотал Курт., но как-то слабо, и не очень убедительно.

Аманда подтвердила свою ставку.

Лициатор начал считать. А я поняла смысл аукциона.

Курт Хьюгсон сохранит руку, но все равно потеряет свою честь. Ведь он позволил женщине, которая любит его, женщина, которая спасла его уже однажды, отдать себя как вещь на аукционе.

Я закрыла глаза. Мне было тошно.

— Рубите по самое плечо! — внезапно услышала я голос Курта, — Надеюсь это, и еще моя левая нога — будут стоить чести госпожи Освальд.

Аманда посмотрела на Курта огромными, полными слез глазами и упала в обморок.

— Ставка принята, — сказал лициатор, — Кто предложит больше?

— Триста тысяч, — хрипло сказал Фредерик.

Лициатор отсчитал до трех. Истец — барон Фон Шталь — получил и руку и ногу племянника. Фредерик и Курт поднялись в комнату номер два для получения лота.

День выдался не из легких. После завершения торгов, я предложила Сэлверу помочь с сестрой. Аманда не приходила в себя, и металась в лихорадке, вызванной сильным нервным перенапряжением. Крики Курта Хьюгсона, доносящиеся сверху, ничуть не помогали спокойной обстановке.

— Веселое местечко, — подумала я, поднося влажную тряпку к голове Аманды, — Все комнаты за печатями, но звукоизоляции никакой. Впрочем, в этом весь и смысл…

Аманда пробормотала что-то в своем бреду, и я снова отерла пот с ее лба.

— Надо привести ее в чувство, — сказал Сэлвер, подходя ближе к сестре, — Аманда, А-ман-да, — он слегка побил ее по щекам, — Очнись, ты нужна Курту…

Из закрытых глаз Аманды потекли слезы.

— Оставьте ее, — тихо сказала я Сэлверу.

Я не имела ничего против его попыток «оживить» сестру, но сейчас Аманде нужен был отдых. Особенно перед всем тем, что ждет ее впереди.

— Дайте ей время, — сказала я, — Она сильная, и сможет побороть себя, когда это будет действительно нужно. Сейчас же ей надо побыть просто женщиной.

Сэлвер посмотрел мне в глаза с неким недоверием.

Я вздохнула: как хотите…

И тут вся маска Сэлвера Освальда слетела. Ушла напыщенность. Высокомерие. Показная праздность. Хамство. От Дон Жуана не осталось и следа. Передо мною стоял расстроенный мужчина средних лет. Его глаза были грустными и очень усталыми.

— Вы правы, — сказал он мне, — Нам всем нужно передохнуть. Возможно, если я лучше соберусь, то смогу придумать для Курта что-нибудь, что сможет заменить потерянные конечности.

Так я и знала: под всеми своими напускными пороками Сэлвер Освальд был лишь несчастным зубрилой. Изобретателем, идущим к своему звездному часу, но никогда его не получающему. Мечтателем, разбивающемся о жизнь.

— Хотите рассказать мне все? — спросила я, гладя золотые волосы Аманды, рассыпанные по подушке.

Это был не допрос. И здесь я действовала не как частный детектив. Просто я знаю, как важно иногда все рассказать. Хот кому-нибудь.

Сэлвер кивнул.

Вот что он мне рассказал.

— Аукцион — в большей степени моя вина. Мы должны были остановиться, заплатив свои долги. Но увы, эта вещь затягивает. В самом худшем смысле. Мы с Амандой всегда очень мало интересовались светом. Я люблю семейное дело — хрусталь. Аманда любила свои книги и музыку. Не бальную. Она любила играть, и петь, но лишь для семьи. Публика всегда смущала ее. Но жизнь распорядилась так, что сестре пришлось выйти в свет. Мы потеряли бы все, не выйди она тогда замуж. По крайней мере, тогда я так думал. И лишь когда Аманда давала обед верности своему старику, я понял, что сестра теряет нечто большее, чем семейную честь или бизнес. Она теряет себя. Но было уже поздно. Я трус. Я мог встать у ее алтаря. Мог запретить ей делать это с собой. Но я не стал. Вместо, я затаил злую, черную мечту, что все это ненадолго. Что старик умрет, и Аманда будет свободна. Но до свободы было целых семь лет. Один ребенок. И куча долгов, с которой нас оставил якобы богатый старик. Мы снова оказались ни с чем. Снова на аукционе. Пришлось выживать. На следующий год я сделал несколько небольших открытий в мире хрусталя: радуга в бокалах, и то, как можно оживлять небольшие хрустальные фигурки, чтобы птички летали, а собачки бегали. Я надеялся, эти патенты выведут нас к новой, более богатой жизни. Глупое честолюбие заставил меня похвастаться соседу. И патенты чуть не ушли из моих рук — так быстр он украл идею. Пришлось судиться. И, когда суд вынес приговор в нашу пользу, я вспомнил о злосчастном аукционе. Я хотел справедливости. Если нам пришлось платить здесь аж дважды, то почему бы обидчику не заплатить нам сполна. Это было мелко. Сейчас я знаю это. Но мы вернулись. И тогда Аманда встретилась с бароном Фон Шталем. Он тоже приезжал на аукцион за уплатой неких долгов. Инкогнито. Вы это знали? Однако, не важно. Барон показался мне славным человеком, который может стать отличным спонсором моего дела. Мы стали сотрудничать. Очень скоро барон познакомил нас со своим племянником — Куртом. Фон Шталь, обладатель свитка магий, планировал приблизиться к высшей свите короля через харизматичного и приятного юношу, которого он специально выдрессировал на знание высшего света, и, чтобы тот лучше пускал пыль в глаза, выучил нескольким магическим приемам из разных волшебных стихий. Это работала отлично. Курт стал приближен ко двору. О нем пошли слухи. Он стал популярен. А барон отлично лоббировал через него свои интересы. Конечно, при более близком знакомстве, надобилось очень мало времени, чтобы понять, Курт — не более чем обманщик. Маг-недоучка, знающий лишь поверхность магий стихий. Но кого это интересовало, когда он был так популярен? Все шло хорошо. Хорошо, пока Аманда не встретила Курта… Аманда — моя сестра. Такая взвешенная. Такая спокойная. Тихая. Домашняя. И она влюбилась в этого глупого мальчишку. Как видите, влюбилась без памяти. Она старше его, хоть и ненамного, и Аманда боялась, что среди более молодых и легких дам, вращающихся при дворе, Курт ее не заметит. Для меня же это было единственной надеждой. Увы, как и всегда, моим мечтам не сужден было сбыться. Между моей сестрой и Куртом Хьюгсоном завязался роман. Не знаю, чем и когда все закончилось бы (хотя уверен — точно не свадьбой), но судьба распорядилась иначе. Барон Фон Шталь — дядюшка Курта — тоже положил глаз на Аманду. Он предлагал ей мерзкие вещи, узнав о которых я прервал с ним всякие контакты. И тогда барон решил действовать через племянника. Он обвинил его в краже свитка, и Курту было ничего не доказать. Так он оказался здесь — на аукционе.

Сестра вбила себе в голову, что это все из-за нее. (Однако, я снова уверен: барон давно готовил такой конец племяннику. Дело было лишь за тем, когда Курт надоест ему как его личная дворовая марионетка).

А Аманда была влюблена. И, в день когда стало известно, что Курт лишится здесь руки, сестра пришла ко мне, моля помочь ей. Отказать я не смог. Аманда пожертвовала стольким ради семьи, ради нашего честного имени, ради меня и моих изобретений, что отказать ей было равносильно предать ее. Она заслужили любовь. Заслужила счастье. Пусть даже с таким ничтожным мальчишкой, как Курт Хьюгсон. Но это ведь выбор ее сердца. Первое решение, которое она сделала для себя и только для себя. Однако, тут стоял вопрос денег. Имея дела с бароном, я видел, как богат тот и влиятелен. Уже соглашаясь помочь сестре, я знал: наших денег не хватит для перекупки лота барона. И тогда у меня родилась идея. Я только закончил работу над жидким хрусталем. Я нигде его не выставлял. Возможно, это изобретение и полные права а него смогут оплатить честь Курта. Увы, я посчитался. Знаю, что как брат, я должен был сам поставить себя на кон, а не заставлять сестру падать в руки барона. Но я слишком большой трус. И теперь Аманда в лихорадке, Курт лишится не только руки, но и ноги, а мое изобретение оказалось абсолютно бесценным… Впрочем, шоу сегодня вечером было потрясающим. За это я и люблю аукцион. Он затягивает. В самом худшем смысле этого слова.

Сэлвер вздохнул.

Я снова вытерла пот со лба Аманды.

Крики Курта Хьюгсона уже затихли. Мне было страшно представить, что стало с ним.

Между тем, разговаривая с Сэвером, я поняла одно — они с Амандой не убийцы. Они просто несчастные люди, затянутые в самую грязь из-за того, что миром правят деньги.

— Сэлвер, — сказала я, — Вы не должны так говорить.

— Как? — устало спросил он.

— Все чего-то стоит. Курт сегодня показал, что любит вашу сестру превыше всего. Даже превыше себя. Это стоит дорого. Аманда будет счастлива с ним. А ваше изобретение — оно прекрасно. Я понимаю, почему вы назвали его «честь семьи». Оно стоит всех ваших трудов.

— О, прелестная кузина тюремщика, вы мне льстите, — впервые искренне улыбнулся Сэлвер.

— Я дочь троюродной сестры матушки Магса, — поправила я.

Сэлвер пожал плечами:

— Говорите что хотите…

В этот момент Аманда открыла глаза.

— Где Курт? — слабо спросила она.

Мы с Сэлвером промолчали. И тогда Аманда вскочила с постели, с невероятной силой отпихнула меня и брата, и помчалась вон из комнаты.

Я и Сэлвер бросились за ней.

— Аманда! — крикнул ей брат, но ответа не послышалось. В коридоре было темно: хоть глаз выколи, и мы бежали, ориентируясь на звук шагов Аманды. И тут послышался резкий шум, как от удара, вскрик Аманды, и все затихло.

— Аманда!!! — голос Сэлвера задрожал.

Где-то в темноте раздались женские всхлипывания.

Я вспомнила, что в моем кармане имеется огниво. Нащупала его. Вынула чуть дрожащими руками. Зажгла.

Слабый свет осветил нам с Сэлвером странную картину.

Под лестницей, ведущей на третий этаж, сидели двое: Аманда и Кендр Арон.