Быстрыми шагами, я спустилась в зал аукциона. Там все еще сидели Освальды, Курт Хьюгсон и Лорд Арон. Последний был белее снега и тихо, очень тихо бормотал себе что-то под нос.

Увы, время на жалость и выяснения о его состоянии здоровья я у меня не было.

— Курт, — обратилась я к Хьюгсону, — Вы сможете задержать воду, если она начнет прибывать?

Курт посмотрел на меня в полном недоумении.

— Боюсь, чары, которые держат воду вокруг дома могут пасть раньше, чем начнется отлив, — высказала я свое предположение, — Но Вы ведь владеете стихией воды, не так ли?

Глаза Курта мгновенно загорелись, но тут же потухли, остановившись на отрубленной руке.

— Вы видели, я был бессилен даже в полном составе, — мрачно ответил он, — Не думаю, что помогу сейчас.

О демоны, я же сказала: времени на жалость у меня нет! — выругалась я про себя.

Но тут в разговор вступила Аманда.

— Ты сможешь, — сказала она.

Вот и все. Два простых слова. Произнесенные с такой прямотой и уверенностью, что Курт смог лишь улыбнуться ей и кивнуть мне в знак согласия.

Я выдохнула: уже легче. Теперь настала очередь Сэлвера.

— Сэлвер, пожалуйста, не спрашивайте зачем, но разместите по дому как можно больше своего жидкого хрусталя.

Сэлвер посмотрел на меня с недоверием. Затем фыркнул.

— А спросить, чего это вы здесь командуете, я могу? — едко сказал он.

— Давайте поговорим, если вы все хотите умереть в ближайшие два часа, — пожала я плечами.

Сэлвер посмотрел на меня. Перекинулся взглядами с Куртом и Амандой. И махнул на меня рукой:

— Розалинда, если это окажется глупой шуткой, я замурую тебя в одной из своих хрустальных шахт, — подмигнул он мне.

— Согласна, — слегка улыбнулась я в ответ.

Оставалось последнее:

— Аманда, — обратилась я к подруге, — Мне нужно спросить тебя кое-что…

Я замешкалась. Вопрос был личным, и задавать его я совсем не хотела.

— Спрашивай скорее, — сказала Аманда, — Ты сама говорила: времени мало…

И это была правда. Я прокляла себя, но все же спросила:

— Аманда, что было с тобой в Воображариуме?

Я крутила и крутила в уме варианты того, как человек может попасть в четвертую комнату, не вскрывая ее печати. И единственным здравым решением, на мой взгляд, было проникнуть туда через третью, соседнюю комнату — комнату Воображариума. Почему? Вот моя теория.

Однажды, Александр упомянул о том, что ключами к печатям являются метки на руках участников аукциона. Они оставлены перстнем Магсов и служат вроде магического контракта между участником и держателями аукциона. Метки не дают перемещаться по зеркальным порталам, исключая возможность побега участников, но они же снимают печати с дверей дома. Александр говорил, что участник проходит в комнату своего наказания, называя грех, за который он попал на аукцион. Но в этом случае возникает здравый вопрос: откуда печати на двери знать, являлся ли твой грех лотом аукциона, или это просто грех? Не думаю, что люди пробовали это — здесь собираются отнюдь не самоубийцы — но разве не все равно печати(?) — ей ведь нужна лишь рука и грех, да? Так что мешает попасть в комнату, просто назвав свое прегрешение? Даже если ты — не лот?

Эту теорию я и собиралась проверить.

Пока в четвертой комнате идет ритуал — печать держит ее закрытой. Не откроется она и после — в час восстановления — я уверенна, что магия будет защищать человека внутри комнаты. Но если предположить, что между комнатами есть потайные ходы, то вполне вероятно, что убийца проходил через соседнюю комнату, называя той свой грех. (Сомнений в том, что у убийцы масса достойных печати грехов — я не имею).

С комнатой лишения силы граничат две комнаты — Комната Ночи (по мне так просто Бордель) и Воображариум. Но в комнате Ночи платят честью дамы. Для ее открытия не нужно греха. И здесь нужны двое. Поэтому у меня вряд ли получится проникнуть в четвертую комнату через нее. Увы, остается лишь Воображариум. И, сколько бы я не боялась этой комнаты, другого выхода у меня, похоже, нет. Поэтому я прокляла себя, но задала свой вопрос Аманде. Мне нужно было знать механизм действия комнаты на тот случай, если ее магия захватит меня. И мне необходимо понять, как победить эту магию.

Аманда побледнела. Сэлвер отвел глаза: не думаю, что он мог простить себя за то, что его сестре пришлось платить за своего мужа.

Курт подъехал на коляске к Аманде и положил свою руку на ее.

Между ними не было сказано ни слова. И все же, краска слегка прильнула к лицу Аманды, и она начала:

— Мои родители погибли на обвале, инспектируя одну из наших шахт. С тех пор я не подхожу к рудникам. Поэтому в Воображариуме я оказалась в заваленной шахте. И…

Голос подвел Аманду. Она запнулась. Сэлвер смотрел на нее полными ужаса глазами: не думаю, что она рассказывала ему об этом. Тем временем Аманда продолжила:

— Я слышала крики. Моих родителей. Они звали на помощь… Это было…нет, не страшно. То, через что я прошла — не передать. Снова слышать, как зовут тебя твои родители. Как они молят о помощи. Это…это…

Я молчала. Время текло. Мне надо было узнать, как выбраться из воображариума. Как закончить испытание. Но я не могла. Спрашивать Аманду еще о чем-то казалось бесчеловечно.

— Но как ты вырвалась? — услышала я вдруг голос Сэлвера.

Тот стоял уже совсем рядом с Амандой. Одна его рука была чуть в воздухе — будто он хочет положить ее на плечо сестры, но рука тряслась в нерешимости, а по лицу Сэлвера текли слезы.

— Я сказала себе, что они мертвы, — пробормотала Аманда, — Я повторяла это снова и снова, пока их голоса не стали совсем отдаленными, и не затихли.

— И тогда все кончилось? — с надеждой спросил Сэлвер.

Аманда бешено замотала головой.

— Тогда я услышала голос своего сына, — зарыдала она, — Он звал меня, а я даже не знала, под каким завалом он находится.

Сэлвер стал белее снега. Курт крепко, очень крепко сжал руку Аманды. По моей спине пробежал озноб: что творит это поместье с людьми?!

— А потом мое время закончилось, — смеясь в истерике, продолжила Аманда, — Помнишь, Сэлвер, моим лотом было две минуты? Но я клянусь, что была там вечность…

— Что ж, — пронеслось в моей голове, — Ты ведь сама хотела эту работу, Розалинда?

И впервые я пожалела, что не послушала еще в Греморе Александра, и не уехала домой.