Бак включил носовые лазеры, развернув их в расширяющийся пучок. Лучи лазеров проложили ему путь среди тучи гироснарядов, и Бак ринулся на помощь Вильме, чей корабль был еще виден сквозь облако пыли. Снаряды разрывались вокруг ее корабля, но она продолжала выдерживать прежний курс, стараясь выйти из облака. Бак зарычал, посылая лазерный залп в тучи пыли позади Вильмы.

— Держите курс, — передал он. — Вашингтон, где ты?

— Здесь, — голос пилота из-за помех было едва возможно узнать. — Курс ноль тридцать пять. Видишь меня?

— Продолжайте выдерживать курс, — передал Бак. — Повторяю, держите курс.

— Понял вас, — ответил Вашингтон. Его голос звучал заметно сильнее.

Бак направил свое внимание на преследующие крейсеры.

— «Орел—два» и «Орел—три», примите координаты цели.

— Координаты приняты, — ответил Дулитл.

— Приняты, — повторила Иерхарт, поворачивая корабль.

— Огонь! — скомандовал Бак, и три потока смертоносных лучей пронзили облако клубящейся пыли, поражая хвостовой отсек меркурианского крейсера, видневшегося сквозь завесу.

Крейсер пытался следовать за истребителями, посылая им вдогонку гроздья гироснарядов. Бак переключился с корпуса крейсера на россыпь стремительных капель, и уже перегревшиеся снаряды начали лопаться под лазерным веером, оставляя безопасные узкие хвосты рассыпанной спекшейся пыли. Убедившись, что непосредственной опасности больше нет, Бак снова направил лазеры туда, где Иерхарт и Дулитл уже почти сломали защиту крейсера. Под действием добавившейся мощности силовой щит дал слабину.

— Есть! — сказала Эми Иерхарт.

Черная обшивка вздулась под лучами лазеров, и они достигли топливных баков. Корабль взорвался. Носовая часть выстрелила в космос, теряя давление. Команда погибла в одно мгновение. Хвостовой отсек продолжал вспыхивать — взрывались запасы гироснарядов и ракет, расположенные в его отсеках. Вильма и ее звено вынырнули из поредевшего облака и, развернувшись, пошли навстречу меркурианцам.

Оказавшись лицом к лицу с освободившимися истребителями, меркурианские пилоты потеряли голову. Их запасы пыли уже были почти исчерпаны, и они отлично понимали, что в открытом бою с «Крайтами» шансов у них нет. Они развернулись, уходя к искалеченному кораблю Далтона Гавилана.

Тем временем Бак и Барни напали на корабли, продолжавшие блокировать Вашингтона. Барни послал в облако основательный заряд булыжников. Пыль не могла остановить работу его примитивного, но надежного оружия. Правда, это был выстрел вслепую, пират лишь по курсу, переданному Вашингтоном, мог судить о положении истребителя, и стрелял так, чтобы не зацепить корабли НЗО.

За первым зарядом последовал второй, и Бак проводил его лазерными лучами. Лучи, рассеченные пылевым облаком, поразили цель на половинной мощности. Еще один залп рельсовой пушки заставил крейсер закувыркаться в пространстве с трещиной в борту, как на перезрелом помидоре.

— Команда «Орла», ответьте. Командир «Орла», слышите меня? — вызывал Бак, стараясь нащупать Вашингтона. Он слышал лишь треск статических разрядов, через который пробивались обрывки слов.

— Командир «Орла», говорит «Повстанец-1», ответьте!

— «Повстанец-1», — наконец услышал он слабый сигнал Вашингтона. — Вас слышу. Продолжаю следовать по курсу.

— Держись, мы вытащим тебя оттуда.

Сквозь просвет, оставшийся после выведенного из строя корабля, Бак различил отблеск еще одного цилиндрического корпуса. Лазеры прорезали туман, и он увидел, как защита крейсера рассыпалась клубящимся облаком. Почти одновременно с лазерным залпом ее достиг заряд из пушки Барни, этой усовершенствованной пращи, сразившей на своем веку еще одного Голиафа. Когда заряд Барни ослабил защиту, Вильма нанесла по кораблю еще один лазерный удар.

Комбинированная атака сломила дух меркурианца. Он изменил курс, уводя за собой остальные корабли. Под прикрытием пылевого облака крейсеры разворачивались вслед за командиром. Барни начал преследование, но Бак остановил его.

— Пусть уходят, — сказал он. — Мы и так как следует разбили им нос.

Барни недовольно заворчал, отпуская жертву. Вашингтон вынырнул из облака.

— Говорит «Орел». Командир, «Повстанец-1», ответьте.

— Слушаю вас.

— Спасибо, Бак, — сказал Вашингтон.

— Не стоит, — ответил Бак. — Кроме того, я сам в долгу. Меня ведь тоже поймали. Если бы не Барни, нам бы никогда не удалось выкарабкаться.

— Спасибо, Барни, — сказал Вашингтон. — Я твой должник.

— Мр-р-р, — смущенно прорычал пират.

Эскадрилья истребителей НЗО выстроилась за Баком, который, как ведомый, занял место у левого крыла Барни. Им удалось выбраться из капкана Далтона Гавилана только благодаря невероятному везению. Бак оглянулся на корабль Вильмы. Его нос виднелся почти у самого бокового иллюминатора. Плотный четкий строй вызвал в нем чувство какой-то особой уверенности. Он прочти потерял ее. Роджерс направил свой корабль на Базу «Спаситель-3», прислушиваясь к решению, рождавшемуся в его душе. Он ни в коем случае не должен был потерять ее снова. А для этого один путь — победить.

Элизабит терпеливо ожидала, когда Черненко ответит на ее тревожный сигнал. Сейчас он был рабом необъяснимой потребности людей, которую они называли сном. Он просыпался с трудом, и по опыту Элизабит знала, что лучше не прерывать этот его «сон» без крайней необходимости. Тревожное мигание красной лампочки на компьютерном пульте — вот все сигналы, которые она могла себе позволить. Она ждала, пока темнота ночи не сменится рассветом, забрезжившим в марсианском небе.

Черненко, который всегда просыпался рано, потянулся. Он просыпался медленно, позволяя знакомым звукам марсианского утра проникать в свое сознание. Он замигал, протер глаза, затем открыл их и сел в постели. Лампочка на пульте обратила на себя его внимание, и он нажал клавишу, расположенную у изголовья. В то же мгновение в его ногах материализовалась Элизабит, свернувшаяся, словно котенок-переросток.

В это утро внешность ее была немного экзотичной — кожа словно сливки и волосы цвета платины, лежащие на плечах тяжелым водопадом. Ее глаза были цвета синей китайской глазури и широко распахнуты, как у ребенка. Черненко нашел их привлекательными, и она понимала это. Элизабит подняла колени, демонстрируя изгиб своего бедра под ночной рубашкой. Под полупрозрачной тканью угадывались тени, подчеркивающие изгибы ее восхитительного голографического тела. Черненко, как она и предполагала, встретил ее улыбкой.

— Ну, мой компьютерный котенок, что там у тебя?

Элизабит оттопырила губки в капризной гримаске:

— Я обнаружила источник сбоев в системе РАМ-Главного.

Черненко выпрямился.

— Ты уверена?

— Я не имею привычки к необоснованным выводам, — возразила соблазнительная компьютерная красотка.

— Не имеешь, — ответил ее хозяин. — Я позаботился о том, чтобы в твою программу был заложен основательный блок проверки данных.

Элизабит кивнула. Движение это вызвало невинное следствие: лямка ночной рубашки соскользнула, открывая взору плечо и часть округлой груди.

— Я столкнулась с ним случайно, и он сразу же попытался скрыть свое происхождение, выдавая себя за программу безопасности. Я застала его практически врасплох, пока защитная оболочка была почти прозрачной.

— Ты проверила свое впечатление?

— Да. Он старался держаться на расстоянии, и я не хотела, . чтобы он заметил мой интерес к нему, но мне удалось выделить небольшую часть его опознавательного кода.

— Часть?

— Я установила, что у него два имени. Одно из них — Мастерлинк.

Элизабит перевернулась на другой бок, складки одеяла остались неподвижными, но голографическая ночная рубашка сползла с коленей вверх, открывая бедра.

— Обычно ты представляешь более полные данные, — сказал Черненко. — Я удивлен, Элизабит.

— Я сделала, что могла, — широко открывая глаза, проворковала она. Сегодня она появилась в одном из своих самых соблазнительных воплощений, которое особенно нравилось Черненко.

Черненко потер щеку, шурша отросшей за ночь щетиной.

— Ты добыла ценные, хотя и отрывочные данные, радость моя. Настолько ценные, что они могут укрепить мое положение, несмотря ни на какие кризисы с Землей. Однако я должен тебя просить выяснить вторую половину опознавательного кода этой программы.

Губы Элизабит сложились в очаровательную улыбку:

— Конечно, сэр, я сделаю это! Но мне придется действовать осторожно. Компьютерные организмы — особенно такие сложные — неохотно подпускают к себе посторонних. Я-то знаю!

— Организм? Это интересно. Ты можешь рассказать о нем?

— Нет. Мне не удалось установить конфигурацию ни одной из текущих программ, — Элизабит покачала головой и волосы рассыпались по ее плечам.

Черненко пристально посмотрел в синие глаза:

— Ты должна выследить его, Элизабит. Я уверен, что ты сможешь выяснить его имя.

— В далеком прошлом, — сладко потягиваясь, проворковала Элизабит, — существовали человеческие культуры, которые верили, что знающий имя человека обретает над ним власть.

Черненко усмехнулся.

— А с компьютерными организмами это несомненный факт, — подытожил он.

— Да, — ответила Элизабит. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы узнать его имя… Для тебя!

— Конечно, сделаешь, — сказал Черненко. — Но ты потревожила мой сон, попытайся теперь его мне вернуть.

— Конечно, как и всегда, — промурлыкала Элизабит.

Она поднялась на ноги и, спуская с плеч ночную рубашку, начала тихо напевать марсианскую колыбельную.

На другой стороне Марса, за пределами его атмосферы, Далтон Гавилан подсчитывал свои потери. Кейн поручил ему непосильную задачу, которую он выполнил, проявив блестящую изобретательность. Несмотря на всю эффективность проведенной операции, Роджерсу удалось ускользнуть, разрушив четыре его крейсера. Далтону пришлось оставить на поле боя свой флагман. Воспоминание обо всем этом заставляло самолюбие принца страдать. Он сидел в своей временной каюте на борту крупнейшего из оставшихся крейсеров, низко опустив голову. Его широкие брови были нахмурены, придавая лицу, с сердито сжатым ртом, жесткое выражение. В глазах светились искры холодной ненависти.

Сливки меркурианского флота были выставлены на посмешище пиратам и бунтовщикам. Он чувствовал, как при мысли об этом в его груди разгорается неукротимое пламя. Он ненавидел их, и особенно Бака Роджерса. Пират был всего лишь орудием Роджерса, и это само по себе было смешно и отвратительно, — профессиональный вор и убийца, прикрывающий свои грязные дела идеями борьбы за свободу.

Далтон знал, что его ожидают насмешки всего марсианского флота, несмотря на то, что ему удалось удерживать «Крайты» дольше, чем регулярной армии РАМ. Он не мог себе представить, как примет саркастическую улыбку Кейна и его ядовитые комментарии. За его унижение должен был ответить Роджерс, и Гавилан поклялся, что уничтожит пилота НЗО, восстановив тем самым свою репутацию и доброе имя. Далтон обрушил тяжелый кулак правой руки на ладонь левой, не замечая острых граней перстней. Он ненавидел горький вкус поражения.

Кейн, по-прежнему находившийся в гуще сражения марсиан с венерианским флотом, при известии о крушении операции Гавилана пожал плечами. Он не рассчитывал, что меркурианскому принцу удастся продержать истребители запертыми даже на тот срок, который тот смог. Передышка, которую меркурианец обеспечил задним рядам флота РАМ, позволила подвести топливные танкеры и пополнить запас горючего. Ему нравилось, как сработал его стратегический замысел, хотя в него и не входило, что Гавилан останется в живых.

У Кейна не было иллюзий относительно того, как Далтон воспримет поражение. Он достаточно хорошо знал меркуриан, чтобы представить, какой гнев оно вызвало у Далтона. Это было эмоциональное состояние, которое Кейн находил полезным для дела. Если удастся еще раз натравить Далтона на НЗО, он сможет спасти от уничтожения немало своих кораблей.

Хотя его сознание было сосредоточено на атаке, предпринимаемой им против венерианского крейсера, где-то в глубине он испытывал облегчение от того, что Вильме Диринг удалось выскользнуть из ловушки Гавилана. Воспоминание о ее негромком смехе, отголоски мимолетных впечатлений дымкой мелькали среди событий настоящего момента. Это была влекущая мысль о том, что могло бы быть, мечта о будущем, которую он старался запрятать подальше в глубину подсознания.

Кейн решительно отогнал воспоминания, возвращая образ Вильмы на подобающее ему место в тайниках сердца. Точно определив момент, он нанес лазерный удар по защите крейсера, пока тот разворачивался, тщетно стараясь поймать истребитель Кейна в прицел.

В центре «Спаситель-3» Беовульф получил известие об освобождении отряда и испытал такое чувство облегчения, что у него подкосились ноги. Обмен пленными и последующий захват меркурианцами истребителей отняли у него десять лет жизни. Ему, конечно, были дороги жизни пилотов, но он волновался и о судьбе НЗО в целом.

Бак Роджерс снова чудом уцелел. Он был некой осью, вокруг которой вращалась НЗО. Без его уверенности в победе поражение было неминуемым. Беовульф уже не пытался уверять себя в обратном.

— Отряд выйдет на периметр станции через двадцать минут, — сообщил Турабиан, хлопнув командующего по плечу.

— Хорошая новость, — пробормотал Беовульф.

— Недостаточно хорошая?

— На этот раз мы чуть было не потеряли все, — сказал Беовульф. — Всю свою жизнь я сражался за НЗО, но я никогда не представлял себе, чего будет стоить поражение. Турабиан, нам не останется ничего.

— Если мы проиграем, — сказал Турабиан.

— А ты думаешь, мы сможем победить? — Беовульф остановившимся взглядом смотрел в глаза коменданта.

Губы Турабиана сжались.

— Я не собираюсь над этим думать. Я знаю одно: Роджерс уверен, что мы победим.

Беовульф невесело рассмеялся, покачав своей львиной головой.

— Иногда мне кажется, что это потому, что у него полностью отморожены мозги.

— Возможно, и так, — улыбнулся Турабиан.