Там на тополе сидели мастера шитья и кроя как прозрачно их нутро и прялки в них жужжали томно нити пряжи глаукомной c ног свисали женская листва и мужская пыль размеры S и M и L гробоноши птичники печники и плиточники мало-мало говорили быстро-быстро ели

            Нас назначали каждое утро я была             Мастером по приготовлению Фальшивого Зайца а мой противник — Клондик потому что глаз у него косил и он играл на кларнете             Конечно вот если бы голос у меня был повыше но господин Чесальщик Шерсти вынул ребёнка о котором забыли все из зимних одежд в верхнем течении шкафа и распевая ты ты всех мне милее [1] посадил дитя на скамеечку             Но дитя озиралось по сторонам и поэтому Клондик играя на кларнете ловкими пальчиками шевелил

            Солнце прошло под небо сквозь свои длинные как проводá рёбра и тени от тополей встали как будто аллея на том холме где днём не росло ни деревца только этот многолетний клевер алея             Машина остановилась у дома и из неё вышел человек с коробкой отец отказал ему потому что в салоне лежала другая коробка и на двух задних полках три дыни подушка сиденья и одеяло             И отец спросил почему именно мы и чуть не заплакал когда человек ответил в коробке не то что вы думаете вы просто живёте здесь на углу ни много ни мало

в шесть сделали в шахматах ход в семь тронулся пароход в восемь поезд ночной на восход в девять лифт свой замедлил ход и выходит оттуда в костюм выходной облачён приезжий ходок и бельмами глаз говорит где здесь вокзал не найду никак вход там говорю и причёску свою поправляю и впускаю его одного в яблочко в точку в зрачок через дом к белопенным козам да чтоб нам а волосы взяты навечно взаймы и как от сушилки взвиваются в десять на ветроходе беззлобном ноги одиннадцать лет уже как на затылке

Пока парикмахер играет на аккордеоне и нож ещё лежит на столе никакая песенка не упустит своего счастья берёт его отовсюду чувство заимствуется только подозрение как сорняк здесь растёт всё ещё снимаются два фото в саду танцует отец гладко выбрит и мама под деревом всё никак не решится примеряет улыбку взяла её у телёнка взаймы

электрик повис схватившись руками за провод над табачным полем приехала полиция с синей мигалкой из робы бедолаги вылетели три или четыре диких утки в траву слышно было как наряд ржал слушай это несчастный случай или как

вот соседка и сажает несколько белых лилий ковыряя землю ложкой чтоб осенью съесть ведь каждый деревенский танцует с умершим немножко в палисаде на поминках глаза как на крючке приманки ждут вот гроб несут увидят даже если те свернут с дороги а коробочки адамовых свечей сами разнимаются и в грунт подошли те значит к ней

травка для настойки торгует скудным часом на блестящих ножках зелёных отец не был себе господином тянул тонкие пальцы гулёна и напивался совсем не квасом прочь от нас далеко и к смерти ближе год от году золото тогда входило в моду мать покрыла себе один зуб запущенным одиночеством иволга тоже золотая в темноте только не было у иволги ребёнка в животе

есть садимся без конца пахнет светом сквозь лицо между ложкою и ртом клок малины вкровь пятном обмор`к c ночью лебезит по часам червяк ползёт съеден циферблат — окрест только он один и ест

За деревнями солдаты а войны-то нету скушно и тошно у бетономешалок один для другого ноль без палочки бросают в воду вечером растерзанных девочек на отмели галечной где быстрая водица а девчонки как и мы с зелёными руками рвём крапиву для худой скотины и с глазами длинными вечером в кино и смеёмся когда свет погаснет пока кто-то из солдат нас не потрогает и водой тогда пахнёт просто страсть имя пробурчит своё но имя не своё и пока свет снова не зажжётся мы принц Галечник и принцесса Галька

вилка упала на пол бах мама сказала пожалуйста там я полезла под стол а там её ноги в босоножках — была жара — с ремешками тонкими как яблочная кожура и двенадцать пальцев на ногах а у меня не хватало двух мизинцев мам при свете спрашивать не выношу она показала вилку сказала официант принесите другую прошу

отец он также брат его в живых уж нет и всё такое одного взять будет двое с Мировой войною трое но зачем сверчат сверчки зачем растут у девочки глаза чернильный виноград соски — укусы комара купила карты игральные и верчусь на карусели я а мотор жрёт шнапс а начальник жрёт бензин и наверное мне страшно он был точно на войне как солдаты эти оба три

Когда тесто подошло в нём оказался продкомиссар дебил лениво гонявший по плацу лягушку-свистуна             Он гнобил нас мы служили ему бог его знает с какого времени когда достать шмотки и мебель было сродни карточному трюку и крышка люка удачно прыгнула кошкой на спину воспоминания улица аккордеон и был ещё шнурок от занавески             Когда он захотел нас заставить замолчать как часы и камень и больше того сдать нас как танцкласс генералу мы спровадили его в заводь где кувшинки как был он голяк и пальцы его ног             Свистит лягушка летними днями укоротил комиссар языки тем кто хлеб отнять так и не смог

выносим быстренько его бельё постельное асфальтом вертикально крыто небо оно ночной вагон зафрахтовало на станции просроченной давно и слышно кукуруза как поёт людей де убивает их геройство стащили с него робу в полоску словно клавиши рояля а мы платили пулями стояли

механик отвечал за механику мира а мотор в траве постоянно глох а женщин он звал кисками а одну из них целочкой когда она закричала Спасибоже то Ленин ей стал где-то побоку ноги её на спину закинул и из этой дурацкой травы попала она в тот самый дом

первого июля случился каюк папа взял не тот бутылёк и выпил морилку для колорадских жуков был ещё ликёр но за кухонным столом выпил жандарм его выписыв ик свидетельство о смерти бог ты мой ёк нуда нуда жизнь это вам не шлюха ведь маме привратник не платит ничегок он в татуировке синей я свеж-клевером полей за час он даёт мне 400 лей

кто кошку под грушевым деревом предал земле нарядил в воскресные тряпки но прежде убил тихий писк её я это видела и не плакала и волосы пивом смочив причесала стои́т причёска блестит вот у груши как примутся кверху кошачьи лапки мастер лета на пустыре засвистит