Сказки и рассказы Носова Николая
Бобик в гостях у Барбоса
Жил - был пес Барбоска. У него был друг - кот Васька. Оба они жили у дедушки. Дедушка ходил на работу, Барбоска сторожил дом, а кот Васька мышей ловил.
Однажды дедушка ушел на работу, кот Васька убежал куда-то гулять, а Барбос дома остался. От нечего делать он залез на подоконник и стал смотреть в окно. Ему было скучно, вот он и зевал по сторонам.
«Дедушке нашему хорошо! - подумал Барбоска. - Ушел на работу и работает. Ваське тоже неплохо - убежал из дому и гуляет по крышам. А мне вот приходится сидеть, сторожить квартиру».
В это время по улице бежал Барбоскин приятель Бобик. Они часто встречались во дворе и играли вместе. Барбос увидел приятеля и обрадовался:
- Эй, Бобик, куда бежишь?
- Никуда, - говорит Бобик. - Так, бегу себе просто. А ты чего дома сидишь? Пойдем гулять.
- Мне нельзя, - ответил Барбос, - дедушка велел дом стеречь. Ты лучше ко мне в гости иди.
- А никто не прогонит?
- Нет. Дедушка на работу ушел. Никого дома нет. Лезь прямо в окно.
Бобик залез в окно и с любопытством стал осматривать комнату.
- Тебе хорошо! - сказал он Барбосу. - Ты в доме живешь, а вот я живу в конуре. Теснота, понимаешь! И крыша протекает. Неважные условия!
- Да, - ответил Барбос, - у нас квартира хорошая: две комнаты с кухней и еще ванная. Ходи где хочешь.
- А меня даже в коридор хозяева не пускают! - пожаловался Бобик. - Говорят - я дворовый пес, поэтому должен жить в конуре. Один раз зашел в комнату - что было! Закричали, заохали, даже палкой по спине стукнули. Он почесал лапой за ухом, потом увидел на стене часы с маятником и спрашивает:
- А что это у вас за штука на стенке висит? Все тик-так да тик-так, а внизу болтается.
- Это часы, - ответил Барбос. - Разве ты часов никогда не видел?
- Нет. А для чего они?
Барбос и сам не знал толком, для чего часы, но все-таки принялся объяснять:
- Ну, это такая штука, понимаешь… часы… они ходят…
- Как - ходят? - удивился Бобик. - У них ведь ног нету!
- Ну, понимаешь, это только так говорится, что ходят, а на самом деле они просто стучат, а потом начинают бить.
- Ого! Так они еще и дерутся? - испугался Бобик.
- Да нет! Как они могут драться!
- Ты ведь сам сказал - бить!
- Бить - это значит звонить: бом! бом!
- А, ну так бы и говорил!
Бобик увидел на столе гребешок и спросил:
- А что это у вас за пила?
- Какая пила! Это гребешок.
- А для чего он?
- Эх ты! - сказал Барбос. - Сразу видно, что весь век в конуре прожил. Не знаешь, для чего гребешок? Причесываться.
- Как это - причесываться?
Барбос взял гребешок и стал причесывать у себя на голове шерсть:
- Вот смотри, как надо причесываться. Подойди к зеркалу и причешись.
Бобик взял гребешок, подошел к зеркалу и увидел в нем свое отражение.
- Послушай, - закричал он, показывая на зеркало, - там собака какая-то!
- Да это ведь ты сам в зеркале! - засмеялся Барбос.
- Как - я? Я ведь здесь, а там другая собака. Барбос тоже подошел к зеркалу. Бобик увидел его отражение и закричал:
- Ну вот, теперь их уже двое!
- Да нет! - сказал Барбос.- Это не их двое, а нас двое. Они там, в зеркале, неживые.
- Как неживые? - закричал Бобик. - Они же ведь двигаются!
- Вот чудак! - ответил Барбос.- Это мы двигаемся. Видишь, там одна собака на меня похожа!
- Верно, похожа! - обрадовался Бобик. Точь-в-точь как ты! 
- А другая собака похожа на тебя.
- Что ты! - ответил Бобик. - Там какая-то противная собака, и лапы у нее кривые.
- Такие же лапы, как у тебя.
- Нет, это ты меня обманываешь! Посадил туда каких-то двух собак и думаешь, я тебе поверю, - сказал Бобик.
Он принялся причесываться перед зеркалом, потом вдруг как засмеется:
- Глянь-ка, а этот чудак в зеркале тоже причесывается! Вот умора!
Барбос только фыркнул и отошел в сторону. Бобик причесался, положил гребешок на место и говорит:
- Чудно тут у вас! Часы какие-то, зеркала с собаками, разные финтифлюшки и гребешки.
- У нас еще телевизор есть! - похвастался Барбос и показал телевизор.
- Для чего это?- спросил Бобик.
- А это такая штука - она все делает: поет, играет, даже картины показывает.
- Вот этот ящик? 
- Да.
- Ну, уж это враки!
- Честное слово!
- А ну, пусть заиграет!
Барбос включил телевизор. Послышалась музыка. Собаки обрадовались и давай прыгать по комнате. Плясали, плясали, из сил выбились.
- Мне даже есть захотелось, - говорит Бобик.
- Садись за стол, сейчас я тебя угощать буду,- предложил Барбос.
Бобик уселся за стол. Барбоска открыл буфет, видит - там блюдо с киселем стоит, а на верхней полке - большой пирог. Он взял блюдо с киселем, поставил на пол, а сам полез на верхнюю полку за пирогом. Взял его, стал вниз спускаться и попал лапой в кисель. Поскользнувшись, он шлепнулся прямо на блюдо, и весь кисель у него размазался по спине.
Бобик, иди скорей кисель есть! - закричал Барбос.
Бобик прибежал:
- Где кисель?
- Да вот у меня на спине. Облизывай. Бобик давай ему спину облизывать.
- Ох и вкусный кисель! - говорит. 
Потом они перенесли пирог на стол. Сами тоже на стол уселись, чтобы удобнее было. Едят и разговаривают.
- Тебе хорошо живется! - говорит Бобик, - У тебя все есть.
- Да,- говорит Барбос, - я живу хорошо. Что хочу, то и делаю: хочу - гребешком причесываюсь, хочу - на телевизоре играю, ем и пью что хочу или на кровати валяюсь.
- А тебе позволяет дедушка?
- Что мне дедушка! Подумаешь! Это кровать моя.
- А где же дедушка спит?
- Дедушка там, в углу, на коврике.
Барбоска так заврался, что не мог уже остановиться.
- Здесь все мое! - хвастался он. - И стол мой, и буфет мой, и все, что в буфете, тоже мое. 
- А можно мне на кровати поваляться? - спросил Бобик. - Я ни разу в жизни еще на кровати не спал.
- Ну пойдем, поваляемся, - согласился Барбос. Они улеглись на кровать.
Бобик увидел плетку, которая висела на стене, и спрашивает:
- А для чего у вас здесь плетка?
- Плетка? Это для дедушки. Если не слушается, я его плеткой, - ответил Барбос.
- Это хорошо! - одобрил Бобик.
Лежали они на кровати, лежали, пригрелись, да и заснули. Не услышали даже, как дедушка с работы пришел.
Он увидел на своей кровати двух псов, взял со стены плетку и замахнулся на них.
Бобик с перепугу выпрыгнул в окно и побежал в свою конуру, а Барбос забился под кровать, так что его даже половой щеткой нельзя было вытащить. До вечера там просидел.
Вечером вернулся домой кот Васька. Он увидел Барбоса под кроватью и сразу понял, в чем дело.
- Эх, Васька, - сказал Барбос, - опять я наказан! Даже сам не знаю за что. Принеси мне кусочек колбаски, если тебе дедушка даст.
Васька пошел к дедушке, стал мурлыкать и тереться спинкой о его ноги. Дедушка дал ему кусочек колбаски. Васька половину съел сам, а другую половинку отнес под кровать Барбоске
Автомобиль
Когда мы с Мишкой были совсем маленькими, нам очень хотелось покататься на автомобиле, только это никак не удавалось. Сколько мы ни просили шофёров, никто не хотел нас катать. Однажды мы гуляли во дворе. Вдруг смотрим - на улице, возле наших ворот, остановился автомобиль. Шофёр из машины вылез и куда-то ушёл. Мы подбежали. Я говорю:
- Это “Волга”.
А Мишка:
- Нет, это “Москвич”.
- Много ты понимаешь! - говорю я.
- Конечно, “Москвич”, - говорит Мишка. - Посмотри, какой у него капор.
- Какой, - говорю, - капор? Это у девчонок бывает капор, а у машины - капот! Ты посмотри, какой кузов. Мишка посмотрел и говорит:
- Ну, такое пузо, как у “Москвича”.
- Это у тебя, - говорю, - пузо, а у машины никакого пуза нет.
- Ты же сам сказал “пузо”.
- “Кузов” я сказал, а не “пузо”! Эх, ты! Не понимаешь, а лезешь!
Мишка подошёл к автомобилю сзади и говорит:
- А у “Волги” разве есть буфер? Это у “Москвича” - буфер.
Я говорю:
- Ты бы лучше молчал. Выдумал ещё буфер какой-то. Буфер - это у вагона на железной дороге, а у автомобиля бампер. Бампер есть и у “Москвича” и у “Волги”.
Мишка потрогал бампер руками и говорит:
- На этот бампер можно сесть и поехать.
- Не надо, - говорю я ему.
А он:
- Да ты не бойся. Проедем немного и спрыгнем. Тут пришёл шофёр и сел в машину. Мишка подбежал сзади, уселся на бампер и шепчет:
- Садись скорей! Садись скорей! Я говорю:
- Не надо!
А Мишка:
- Иди скорей! Эх ты, трусишка! Я подбежал, прицепился рядом. Машина тронулась и как помчится!
Мишка испугался и говорит:
- Я спрыгну! Я спрыгну!
- Не надо, - говорю, - расшибёшься! А он твердит:
- Я спрыгну! Я спрыгну!
И уже начал опускать одну ногу. Я оглянулся назад, а за нами другая машина мчится. Я кричу:
- Не смей! Смотри, сейчас тебя машина задавит! Люди на тротуаре останавливаются, на нас смотрят. На перекрёстке милиционер засвистел в свисток. Мишка перепугался, спрыгнул на мостовую, а руки не отпускает, за бампер держится, ноги по земле волочатся. Я испугался, схватил его за шиворот и тащу вверх. Автомобиль остановился, а я всё тащу. Мишка наконец снова залез на бампер. Вокруг народ собрался. Я кричу:
- Держись, дурак, крепче!
Тут все засмеялись. Я увидел, что мы остановились, и слез.
- Слезай, - говорю Мишке.
А он с перепугу ничего не понимает. Насилу я оторвал его от этого бампера. Подбежал милиционер, номер записывает. Шофёр из кабины вылез - все на него набросились.
- Не видишь, что у тебя сзади делается? А про нас забыли. Я шепчу Мишке:
- Пойдём!
Отошли мы в сторонку и бегом в переулок. Прибежали домой, запыхались. У Мишки обе коленки до крови ободраны и штаны порваны. Это он когда по мостовой на животе ехал. Досталось ему от мамы!
Потом Мишка говорит:
- Штаны - это ничего, зашить можно, а коленки сами заживут. Мне вот только шофёра жалко: ему, наверно, из-за нас достанется. Видал, милиционер номер машины записывал?
Я говорю:
- Надо было остаться и сказать, что шофёр не виноват.
- А мы милиционеру письмо напишем, - говорит Мишка.
Стали мы письмо писать. Писали, писали, листов двадцать бумаги испортили, наконец написали:
“Дорогой товарищ милиционер! Вы неправильно записали номер. То есть Вы записали номер правильно, только неправильно, что шофёр виноват. Шофёр не виноват: виноваты мы с Мишкой. Мы прицепились, а он не знал. Шофёр хороший и ездит правильно”.
На конверте написали:
“Угол улицы Горького и Большой Грузинской, получить милиционеру”.
Запечатали письмо и бросили в ящик. Наверно, дойдёт.
Бенгальские огни
Сколько хлопот у нас с Мишкой было перед Новым годом! Мы уже давно готовились к празднику: клеили бумажные цепи на ёлку, вырезали флажки, делали разные ёлочные украшения. Всё было бы хорошо, но тут Мишка достал где-то книгу “Занимательная химия” и вычитал в ней, как самому сделать бенгальские огни.
С этого и началась кутерьма! По целым дням он толок в ступе серу и сахар, делал алюминиевые опилки и поджигал смесь на пробу. По всему дому шёл дым и воняло удушливыми газами. Соседи сердились, и никаких бенгальских огней не получалось.
Но Мишка не унывал. Он позвал к себе на ёлку даже многих ребят из нашего класса и хвастал, что у него будут бенгальские огни.
- Они знаете какие! - говорил он. - Они сверкают, как серебро, и рассыпаются во все стороны огненными брызгами. Я говорю Мишке:
- Что же ты наделал? Позвал ребят, а никаких бенгальских огней не будет.
- Почему не будет? Будет! Ещё времени много. Всё успею сделать.
Накануне Нового года он приходит ко мне и говорит:
- Слушай, пора нам за ёлками ехать, а то останемся мы на праздник без ёлок.
- Сегодня уже поздно, - ответил я. - Завтра поедем.
- Так ведь завтра уже украшать ёлку надо.
- Ничего, - говорю я. - Украшать надо вечером, а мы поедем днём, сейчас же после школы.
Мы с Мишкой уже давно решили поехать за ёлками в Горелкино, где мы жили у тёти Наташи на даче. Тёти Наташин муж работал лесничим и ещё летом сказал, чтобы мы приезжали к нему в лес за ёлками. Я даже заранее упросил маму, чтоб она разрешила мне в лес поехать.
На другой день я прихожу к Мишке после обеда, а он сидит и толчёт бенгальские огни в ступе.
- Что ж ты, - говорю, - не мог раньше сделать? Ехать пора, а ты возишься!
- Да я делал и раньше, только, наверно, мало серы клал. Они шипят, дымят, а гореть не горят.
- Ну и брось, всё равно ничего не выйдет.
- Нет, теперь, наверно, выйдет. Надо только побольше серы класть. Дай-ка мне алюминиевую кастрюлю, вон на подоконнике.
- Где же кастрюля? Тут только сковородка, - говорю я.
- Сковородка?.. Эх, ты! Да это и есть бывшая кастрюля. Давай её сюда.
Я передал ему сковородку, и он принялся скоблить её по краям напильником.
- Это у тебя, значит, кастрюля в сковородку превратилась? - спрашиваю я.
- Ну да, - говорит Мишка. - Я её пилил напильником, пилил, вот она и сделалась сковородкой. Ну ничего, сковородка тоже нужна в хозяйстве.
- Что же тебе мама сказала?
- Ничего не сказала. Она ещё не видела.
- А когда увидит?
- Ну что ж... Увидит так увидит. Я, когда вырасту, новую кастрюлю ей куплю.
- Это долго ждать, пока ты вырастешь!
- Ничего.
Мишка наскоблил опилок, высыпал порошок из ступки, налил клею, размешал всё это, так что у него получилось тесто вроде замазки. Из этой замазки он наделал длинных колбасок, навертел их на железные проволочки и разложил на фанерке сушиться.
- Ну вот, - говорит, - высохнут - и будут готовы, только надо от Дружка спрятать.
- Зачем от него прятать?
- Слопает.
- Как - слопает? Разве собаки бенгальские огни едят?
- Не знаю. Другие, может быть, и не едят, а Дружок ест. Один раз я оставил их сохнуть, вхожу - а он их грызёт. Наверно, думал, что это конфеты.
- Ну, спрячь их в печь. Там тепло, и Дружок не достанет.
- В печку тоже нельзя. Один раз я их спрятал в печь, а мама пришла и затопила - они и сгорели. Я их лучше на шкаф положу, - говорит Мишка.
Мишка взобрался на стул и положил фанерку на шкаф.
- Ты ведь знаешь, какой Дружок, - говорит Мишка. - Он всегда мои вещи хватает! Помнишь, он затащил мой левый ботинок, так что мы его нигде найти не могли. Пришлось мне тогда три дня ходить в валенках, пока другие ботинки не купили. На дворе теплынь, а я хожу в валенках, как будто обмороженный! А потом уже, когда купили другие ботинки, мы этот ботинок, который один остался, выбросили, потому что кому он нужен - один ботинок! А когда его выбросили, отыскался тот ботинок, который потерялся. Оказалось - его Дружок затащил на кухню под печь. Ну, мы и этот ботинок выбросили, потому что если б первый не выбросили, то и второй бы не выбросили, а раз первый выбросили, то и второй выбросили. Так оба и выбросили. Я говорю:
- Довольно тебе болтать! Одевайся скорее, ехать надо. Мишка оделся, мы взяли топор и помчались на вокзал. А тут поезд как раз ушёл, так что пришлось нам дожидаться другого. Ну ничего, дождались, поехали. Ехали, ехали, наконец приехали. Слезли в Горелкине и пошли прямо к лесничему. Он дал нам квитанцию на две ёлки, показал делянку, где разрешалось рубить, и мы пошли в лес. Елок кругом много, только Мишке они все не нравились.
- Я такой человек, - хвалился он, - уж если поехал в лес, то срублю самую лучшую ёлку, а то и ездить не стоит. Забрались мы в самую чащу.
- Надо рубить поскорей, - говорю я. - Скоро и темнеть начнёт.
- Что ж рубить, когда нечего рубить!
- Да вот, - говорю, - хорошая ёлка.
Мишка осмотрел ёлку со всех сторон и говорит:
- Она, конечно, хорошая, только не совсем. По правде сказать, совсем нехорошая: куцая.
- Как это - куцая?
- Верхушка у неё короткая. Мне такой ёлки и даром не надо!
Нашли мы другую ёлку.
- А эта хромая, - говорит Мишка.
- Как - хромая?
- Так, хромая. Видишь, у неё нога внизу закривляется.
- Какая нога?
- Ну, ствол.
- Ствол! Так бы и говорил! Нашли мы ещё одну ёлку.
- Лысая, - говорит Мишка.
- Сам ты лысый! Как это ёлка может быть лысая?
- Конечно, лысая! Видишь, какая она реденькая, вся просвечивает. Один ствол виден. Просто не ёлка, а палка!
И так всё время: то лысая, то хромая, то ещё какая-нибудь!
- Ну, - говорю, - тебя слушать - до ночи ёлки не срубишь!
Нашёл себе подходящую ёлочку, срубил и отдал топор Мишке:
- Руби поскорей, нам домой ехать пора.
А он словно весь лес взялся обыскать. Уж я и просил его и бранил - ничего не помогало. Наконец он нашёл ёлку по своему вкусу, срубил, и мы пошли обратно на станцию. Шли, шли, а лес всё не кончается.
- Может, мы не в ту сторону идём? - говорит Мишка. Пошли мы в другую сторону. Шли, шли - всё лес да лес! Тут и темнеть начало. Мы давай сворачивать то в одну сторону, то в другую. Заплутались совсем.
- Вот видишь, - говорю, - что ты наделал!
- Что же я наделал? Я ведь не виноват, что так скоро наступил вечер.
- А сколько ты ёлку выбирал? А дома сколько возился? Вот придётся из-за тебя в лесу ночевать!
- Что ты! - испугался Мишка. - Ведь ребята сегодня придут. Надо искать дорогу.
Скоро стемнело совсем. На небе засверкала луна. Чёрные стволы деревьев стояли, как великаны, вокруг. За каждым деревом нам чудились волки. Мы остановились и боялись идти вперёд.
- Давай кричать! - говорит Мишка. Тут мы как закричим вместе:
- Ау!
“Ау!” - ответило эхо.
- Ау! Ау-у! - закричали мы снова что было силы. “Ау! Ау-у!” - повторило эхо.
- Может быть, нам лучше не кричать? - говорит Мишка.
- Почему?
- Ещё волки услышат и прибегут.
- Тут, наверно, никаких волков нет.
- А вдруг есть! Лучше пойдём скорее. Я говорю:
- Давай прямо идти, а то мы никак на дорогу не выберемся.
Пошли мы снова. Мишка всё оглядывался и спрашивал:
- А что делать, когда нападают волки, если ружья нет?
- Бросать в них горящие головешки, -говорю я.
- А где их брать, эти головешки?
- Развести костёр - вот тебе и головешки.
- А у тебя есть спички?
- Нету.
- А они на дерево могут влезть?
- Кто?
- Да волки.
- Волки? Нет, не могут.
- Тогда, если на нас нападут волки, мы залезем на дерево и будем сидеть до утра.
- Что ты! Разве просидишь на дереве до утра!
- Почему не просидишь?
- Замёрзнешь и свалишься.
- Почему замёрзнешь? Нам ведь не холодно.
- Нам не холодно, потому что мы двигаемся, а попробуй посиди на дереве без движения - сразу замёрзнешь.
- А зачем сидеть без движения? - говорит Мишка. - Можно сидеть и ногами дрыгать.
- Это устанешь - целую ночь на дереве ногами дрыгать! Мы продирались сквозь густые кустарники, спотыкались о пни, тонули по колено в снегу. Идти становилось трудней и трудней.
Мы очень устали.
- Давай бросим ёлки! - говорю я.
- Жалко, - говорит Мишка. - Ко мне ребята сегодня придут. Как же я без ёлки буду?
- Тут нам бы самим, - говорю, - выбраться! Чего ещё о ёлках думать!
- Постой, - говорит Мишка. - Надо одному вперёд идти и протаптывать дорогу, тогда другому будет легче. Будем меняться по очереди.
Мы остановились, передохнули. Потом Мишка впереди пошёл, а я за ним следом. Шли, шли... Я остановился, чтоб переложить ёлку на другое плечо. Хотел идти дальше, смотрю - нет Мишки! Исчез, словно провалился под землю вместе со своей ёлкой.
Я кричу:
- Мишка!
А он не отвечает.
- Мишка! Эй! Куда же ты делся?
Нет ответа.
Я пошёл осторожно вперёд, смотрю - а там обрыв! Я чуть не свалился с обрыва. Вижу - внизу шевелится что-то тёмное.
- Эй! Это ты, Мишка?
- Я! Я, кажется, с горы скатился!
- Почему же ты не отвечаешь? Я тут кричу, кричу...
- Ответишь тут, когда я ногу ушиб! Я спустился к нему, а там дорога. Мишка сидит посреди дороги и коленку руками трёт.
- Что с тобой?
- Коленку ушиб. Нога, понимаешь, подвернулась.
- Больно?
- Больно! Я посижу.
- Ну, давай посидим, - говорю я. Уселись мы с ним на снегу. Сидели, сидели, пока нас не пробрал холод. Я говорю:
- Тут и замёрзнуть можно! Может быть, пойдём по дороге? Она нас куда-нибудь выведет: или на станцию, или к лесничему, или в деревню какую-нибудь. Не замерзать же в лесу!
Мишка хотел встать, но тут же заохал и опять сел.
- Не могу, - говорит.
- Что же теперь делать? Давай я понесу тебя на закорках, - говорю я.
- Да разве ты донесёшь?
- Давай попробую.
Мишка поднялся и начал взбираться ко мне на спину. Кряхтел, кряхтел, насилу залез. Тяжёлый! Я согнулся в три погибели.
- Ну, неси! - говорит Мишка.
Только прошёл я несколько шагов, поскользнулся - и бух в снег.
- Ай! - заорал Мишка. - У меня нога болит, а ты меня в снег кидаешь!
- Я же не нарочно!
- Не брался бы, если не можешь!
- Горе мне с тобой! - говорю я. - То ты с бенгальскими огнями возился, то ёлку до самой темноты выбирал, а теперь вот зашибся... Пропадёшь тут с тобой!
- Можешь не пропадать!..
- Как же не пропадать?
- Иди один. Это всё я виноват. Я уговорил тебя за ёлками ехать.
- Что же, я тебя бросить должен?
- Ну и что ж? Я и один дойду. Посижу, нога пройдёт - я и пойду.
- Да ну тебя! Никуда я без тебя не пойду. Вместе приехали, вместе и вернуться должны. Надо придумать что-нибудь.
- Что же ты придумаешь?
- Может быть, санки сделать? У нас топор есть.
- Как же ты из топора санки сделаешь?
- Да не из топора, голова! Срубить дерево, а из дерева - санки.
- Всё равно гвоздей нет.
- Надо подумать, - говорю я.
И стал думать. А Мишка всё на снегу сидит. Я подтащил к нему ёлку и говорю:
- Ты лучше на ёлку сядь, а то простудишься.
Он уселся на ёлку. Тут мне пришла в голову мысль.
- Мишка, - говорю я, - а что, если тебя повезти на ёлке?
- Как - на ёлке?
- А вот так: ты сиди, а я буду за ствол тащить. Ну-ка, держись!
Я схватил ёлку за ствол и потащил. Вот как ловко придумал! Снег на дороге твёрдый, укатанный, ёлка по нему легко идёт, а Мишка на ней - как на санках!
- Замечательно! - говорю я. - На-ка, держи топор. Отдал ему топор. Мишка уселся поудобнее, и я повёз его по дороге. Скоро мы выбрались на опушку леса и сразу увидели огоньки.
- Мишка! - говорю. - Станция! Издали уже слышался шум поезда.
- Скорей! - говорит Мишка. - Опоздаем на поезд! Я припустился изо всех сил. Мишка кричит:
- Ещё поднажми! Опоздаем!
Поезд уже подъезжал к станции. Тут и мы подоспели. Подбегаем к вагону. Я подсадил Мишку. Поезд тронулся, я вскочил на подножку и ёлку за собой втащил. Пассажиры в вагоне стали бранить нас за то, что ёлка колючая.
Кто-то спросил:
- Где вы взяли такую ободранную ёлку?
Мы стали рассказывать, что с нами в лесу случилось. Тогда все стали жалеть нас. Одна тётенька усадила Мишку на скамейку, сняла с него валенок и осмотрела ногу.
- Ничего страшного нет, - сказала она. - Просто ушиб.
- А я думал, что ногу сломал, так она у меня болела, - говорит Мишка. Кто-то сказал:
- Ничего, до свадьбы заживёт!
Все засмеялись. Одна тётенька дала нам по пирогу, а другая - конфет. Мы обрадовались, потому что очень проголодались.
- Что же мы теперь будем делать? - говорю я. - У нас на двоих одна ёлка.
- Отдай её на сегодня мне, - говорит Мишка, - и дело с концом.
- Как это - с концом? Я её тащил через весь лес да ещё тебя на ней вёз, а теперь сам без ёлки останусь?
- Так ты мне её только на сегодня дай, а завтра я тебе возвращу обратно.
- Хорошенькое, - говорю, - дело! У всех ребят праздник, а у меня даже ёлки не будет!
- Ну ты пойми, - говорит Мишка, - ко мне ребята сегодня придут! Что я буду без ёлки делать?
- Ну, покажешь им свои бенгальские огни. Что, ребята ёлки не видели?
- Так бенгальские огни, наверно, не будут гореть. Я их уже двадцать раз делал - ничего не получается. Один дым, да и только!
- А может быть, получится?
- Нет, я и вспоминать про это не буду. Может, ребята уже забыли.
- Ну нет, не забыли! Не надо было заранее хвастаться.
- Если б у меня ёлка была, - говорит Мишка, - я бы про бенгальские огни что-нибудь сочинил и как-нибудь выкрутился, а теперь просто не знаю, что делать.
- Нет, - говорю, - не могу я тебе ёлку отдать. У меня ещё ни в одном году так не было, чтоб ёлки не было.
- Ну будь другом, выручи! Ты меня уже не раз выручал!
- Что же, я тебя всегда выручать должен?
- "Ну, в последний раз! Я тебе что хочешь за это дам. Возьми мои лыжи, коньки, волшебный фонарь, альбом с марками. Ты ведь сам знаешь, что у меня есть. Выбирай что угодно.
- Хорошо, - сказал я. - Если так, отдай мне своего Дружка.
Мишка задумался. Он отвернулся и долго молчал. Потом посмотрел на меня - глаза у него были печальные - и сказал:
- Нет, Дружка я не могу отдать.
- Ну вот! Говорил “что угодно”, а теперь...
- Я забыл про Дружка... Я, когда говорил, думал про вещи. А Дружок ведь не вещь, он живой.
- Ну и что ж? Простая собака! Если б он хоть породистый был.
- Он же не виноват, что он не породистый! Всё равно он любит меня. Когда меня нет дома, он думает обо мне, а когда я прихожу, радуется и машет хвостом... Нет, пусть будет что будет! Пусть ребята смеются надо мной, а с Дружком я не расстанусь, даже если бы ты мне дал целую гору золота!
- Ну ладно, - говорю я, - бери тогда ёлку даром.
- Зачем даром? Раз я обещал любую вещь, так и бери любую вещь. Хочешь, я тебе дам волшебный фонарь со всеми картинками? Ты ведь очень хотел, чтоб у тебя был волшебный фонарь.
- Нет, не надо мне волшебного фонаря. Бери так.
- Ты ведь столько трудился из-за ёлки - зачем отдавать даром?
- Ну и пусть! Мне ничего не надо.
- Ну, и мне даром не надо, - говорит Мишка.
- Так это ведь не совсем даром, - говорю я. - Просто так, ради дружбы. Дружба ведь дороже волшебного фонаря! Пусть это будет наша общая ёлка.
Пока мы разговаривали, поезд подошёл к станции. Мы и не заметили, как доехали. У Мишки нога совсем перестала болеть. Он только немного прихрамывал, когда мы сошли с поезда.
Я сначала забежал домой, чтоб мама не беспокоилась, а потом помчался к Мишке - украшать нашу общую ёлку.
Ёлка уже стояла посреди комнаты, и Мишка заклеивал ободранные места зелёной бумагой. Мы ещё не кончили украшать ёлку, как стали собираться ребята.
- Что же ты, позвал на ёлку, а сам даже не украсил её! - обиделись они.
Мы стали рассказывать про наши приключения, а Мишка даже приврал, будто на нас напали в лесу волки и мы от них спрятались на дерево. Ребята не поверили и стали смеяться над нами. Мишка сначала уверял их, а потом махнул рукой и сам стал смеяться. Мишкины мама и папа пошли встречать Новый год к соседям, а для нас мама приготовила большой круглый пирог с вареньем и других разных вкусных вещей, чтоб мы тоже могли хорошо встретить Новый год.
Мы остались одни в комнате. Ребята никого не стеснялись и чуть ли не на головах ходили. Никогда я не слыхал такого шума! А Мишка шумел больше всех. Ну, я-то понимал, почему он так разошёлся. Он старался, чтоб кто-нибудь из ребят не вспомнил про бенгальские огни, и выдумывал всё новые и новые фокусы.
Потом мы зажгли на ёлке разноцветные электрические лампочки, и тут вдруг часы начали бить двенадцать часов.
- Ура! - закричал Мишка. - С Новым годом!
- Ура! - подхватили ребята. - С Новым годом! Ур-а-а! Мишка уже считал, что всё кончилось благополучно, и закричал:
- А теперь садитесь за стол, ребята, будет чай с пирогом!
- А бенгальские огни где же? - закричал кто-то.
- Бенгальские огни? - растерялся Мишка. - Они ещё не готовы.
- Что же ты, позвал на ёлку, говорил, что бенгальские огни будут... Это обман!
- Честное слово, ребята, никакого обмана нет! Бенгальские огни есть, только они ещё сырые...
- Ну-ка, покажи. Может быть, они уже высохли. А может, никаких бенгальских огней нету?
Мишка нехотя полез на шкаф и чуть не свалился оттуда вместе с колбасками. Они уже высохли и превратились в твёрдые палочки.
- Ну вот! - закричали ребята. - Совсем сухие! Что ты обманываешь!
- Это только так кажется, - оправдывался Мишка. - Им ещё долго сохнуть надо. Они не будут гореть.
- А вот мы сейчас посмотрим! - закричали ребята. Они расхватали все палочки, загнули проволочки крючочками и развесили их на ёлке.
- Постойте, ребята, - кричал Мишка, - надо проверить сначала!
Но его никто не слушал.
Ребята взяли спички и подожгли все бенгальские огни сразу.
Тут раздалось шипение, будто вся комната наполнилась змеями. Ребята шарахнулись в стороны. Вдруг бенгальские огни вспыхнули, засверкали и рассыпались кругом огненными брызгами. Это был фейерверк! Нет, какой там фейерверк - северное сияние! Извержение вулкана! Вся ёлка сияла и сыпала вокруг серебром. Мы стояли как зачарованные и смотрели во все глаза.
Наконец огни догорели, и вся комната наполнилась каким-то едким, удушливым дымом. Ребята стали чихать, кашлять, тереть руками глаза. Мы все гурьбой бросились в коридор, но дым из комнаты повалил за нами. Тогда ребята стали хватать свои пальто и шапки и начали расходиться.
- Ребята, а чай с пирогом? - надрывался Мишка. Но никто не обращал на него внимания. Ребята кашляли, одевались и расходились. Мишка вцепился в меня, отнял мою шапку и закричал:
- Не уходи хоть ты! Останься хоть ради дружбы! Будем пить чай с пирогом!
Мы с Мишкой остались одни. Дым понемногу рассеялся, но в комнату всё равно нельзя было войти. Тогда Мишка завязал рот мокрым платком, подбежал к пирогу, схватил его и притащил в кухню.
Чайник уже вскипел, и мы стали пить чай с пирогом. Пирог был вкусный, с вареньем, только он всё-таки пропитался дымом от бенгальских огней. Но это ничего. Мы с Мишкой съели полпирога, а другую половину доел Дружок
Дружок
Замечательно нам с Мишкой жилось на даче! Вот где было раздолье! Делай что хочешь, иди куда хочешь. Можешь в лес за грибами ходить или за ягодами или купаться в реке, а не хочешь купаться - так лови рыбу, и никто тебе слова не скажет. Когда у мамы кончился отпуск и нужно было собираться обратно в город, мы даже загрустили с Мишкой. Тётя Наташа заметила, что мы оба ходим как в воду опущенные, и стала уговаривать маму, чтоб мы с Мишкой остались ещё пожить. Мама согласилась и договорилась с тётей Наташей, чтоб она нас кормила и всякое такое, а сама уехала.
Мы с Мишкой остались у тёти Наташи. А у тёти Наташи была собака Дианка. И вот как раз в тот день, когда мама уехала, Дианка вдруг ощенилась: шестерых щенков принесла. Пятеро чёрных с рыжими пятнами и один - совсем рыжий, только одно ухо у него было чёрное. Тётя Наташа увидела щенков и говорит:
- Чистое наказанье с этой Дианкой! Каждое лето она щенков приносит! Что с ними делать, не знаю. Придётся их утопить.
Мы с Мишкой говорим:
- Зачем топить? Они ведь тоже хотят жить. Лучше отдать соседям.
- Да соседи не хотят брать, у них своих собак полно, - сказала тётя Наташа. - А мне ведь тоже не надо столько собак.
Мы с Мишкой стали просить:
- Тётечка, не надо их топить! Пусть они подрастут немножечко, а потом мы сами их кому-нибудь отдадим.
Тётя Наташа согласилась, и щеночки остались. Скоро они подросли, стали бегать по двору и лаять: "Тяф! Тяф!" - совсем как настоящие псы. Мы с Мишкой по целым дням играли с ними. Тётя Наташа несколько раз напоминала нам, чтоб мы раздали щенков, но нам было жалко Дианку. Ведь она станет скучать по своим детям, думали мы.
- Зря я вам поверила, - сказала тётя Наташа. - Теперь я вижу, что все щенки останутся у меня. Что я буду делать с такой оравой собак? На них одного корму сколько надо!
Пришлось нам с Мишкой браться за дело. Ну и помучились же мы! Никто не хотел брать щенков. Несколько дней подряд мы таскали их по всему посёлку и насилу пристроили трёх щенков. Ещё двоих мы отнесли в соседнюю деревню. У нас остался один щенок, тот, который был рыжий с чёрным ухом. Нам он больше всех нравился. У него была такая милая морда и очень красивые глаза, такие большие, будто он всё время чему-нибудь удивлялся. Мишка никак не хотел расставаться с этим щенком и написал своей маме такое письмо;
"Милая мамочка! Разреши мне держать щеночка маленького. Он очень красивый, весь рыжий, а ухо чёрное, и я его очень люблю. За это я тебя всегда буду слушаться, и буду хорошо учиться, и щеночка буду учить, чтоб из него выросла хорошая, большая собака".
Мы назвали щеночка Дружком. Мишка говорил, что купит книжку о том, как дрессировать собак, и будет учить Дружка по книжке.
Прошло несколько дней, а от Мишкиной мамы так и не пришло ответа. То есть пришло письмо, но в нём совсем ничего про Дружка не было. Мишкина мама писала, чтобы мы приезжали домой, потому что она беспокоится, как мы тут живём одни. 
Мы с Мишкой в тот же день решили ехать, и он сказал, что повезёт Дружка без разрешения, потому что он ведь не виноват, раз письмо не дошло.
- Как же вы повезёте своего щенка? - спросила тётя Наташа. - Ведь в поезде не разрешают возить собак. Увидит проводник и оштрафует.
- Ничего, - говорит Мишка, - мы его в чемодан спрячем, никто и не увидит.
Мы переложили из Мишкиного чемодана все вещи ко мне в рюкзак, просверлили в чемодане дырки гвоздём, чтоб Дружок в нём не задохнулся, положили туда краюшку хлеба и кусок жареной курицы на случай, если Дружок проголодается, а Дружка посадили в чемодан и пошли с тётей Наташей на станцию.
Всю дорогу Дружок сидел в чемодане молча, и мы были уверены, что довезём его благополучно. На станции тётя Наташа пошла взять нам билеты, а мы решили посмотреть, что делает Дружок. Мишка открыл чемодан. Дружок спокойно лежал на дне и, задрав голову кверху, жмурил глаза от света.
- Молодец Дружок! - радовался Мишка. - Это такой умный пёс!.. Понимает, что мы его везём тайком.
Мы погладили Дружка и закрыли чемодан. Скоро подошёл поезд. Тётя Наташа посадила нас в вагон, и мы попрощались с ней. В вагоне мы выбрали для себя укромное местечко. Одна лавочка была совсем свободна, а напротив сидела старушка и дремала. Больше никого не было. Мишка сунул чемодан под лавку. Поезд тронулся, и мы поехали.
Сначала всё шло хорошо, но на следующей станции стали садиться новые пассажиры. К нам подбежала какая-то длинноногая девчонка с косичками и затрещала, как сорока:
- Тётя Надя! Дядя Федя! Идите сюда! Скорее, скорее, здесь места есть!
Тётя Надя и дядя Федя пробрались к нашей лавочке.
- Сюда, сюда! - трещала девчонка. - Садитесь! Я вот здесь сяду с тётей Надечкой, а дядечка Федечка пусть сядет рядом с мальчиками.
- Не шуми так, Леночка, - сказала тётя Надя. И они вместе сели напротив нас, рядом со старушкой, а дядя Федя сунул свой чемодан под лавку и сел рядом с нами.
- Ой, как хорошо! - захлопала в ладоши Леночка. - С одной стороны три дяденьки сидят, а с другой - три тётеньки.
Мы с Мишкой отвернулись и стали смотреть в окно. Сначала всё было тихо, только колёса постукивали. Потом под лавкой послышался шорох и начало что-то скрестись, словно мышь.
- Это Дружок! - зашептал Мишка. - А что если проводник придёт?
- Ничего, может быть, он и не услышит.
- А если Дружок лаять начнёт? Дружок потихоньку скрёбся, будто хотел проскрести в чемодане дырку.
- Ай, мамочка, мышь! - завизжала эта егоза Леночка и стала поджимать под себя ноги.
- Что ты выдумываешь! - сказала тётя Надя. - Откуда тут мышь?
- А вот послушай! Послушай!
Тут Мишка изо всех сил стал кашлять и толкать чемодан ногой. Дружок на минуту успокоился, потом потихоньку заскулил. Все удивлённо переглянулись, а Мишка поскорей стал тереть по стеклу пальцем так, чтоб стекло визжало. Дядя Федя посмотрел на Мишку строго и сказал:
- Мальчик, перестань! Это на нервы действует. В это время сзади кто-то заиграл на гармошке, и Дружка не стало слышно. Мы обрадовались. Но гармошка скоро утихла.
- Давай будем песни петь! - шепчет Мишка.
- Неудобно, - говорю я.
- Ну, давай громко стихи читать.
- Ну, давай. Начинай.
Из-под лавки раздался писк. Мишка закашлял и поскорее начал стихи:
Травка зеленеет, солнышко блестит,
Ласточка с весною в сени к нам летит.
В вагоне раздался смех. Кто-то сказал:
- На дворе скоро осень, а у нас тут весна начинается! Леночка стала хихикать и говорить:
- Какие мальчишки смешные! То скребутся, как мыши, то по стеклу пальцами скрипят, то стихи читают.
Но Мишка ни на кого не обращал внимания. Когда это стихотворение кончилось, он начал другое и отбивал такт ногами:
Как мой садик свеж и зелен!
Распустилась в нём сирень.
От черёмухи душистой
И от лип кудрявых тень.
- Ну, вот и лето пришло: сирень, видите ли, распустилась! - шутили пассажиры.
А у Мишки без всякого предупреждения грянула зима:
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетётся рысью как-нибудь...
А потом почему-то всё пошло шиворот-навыворот и после зимы наступила вдруг осень:
Скучная картина!
Тучи без конца.
Дождик так и льётся,
Лужи у крыльца.
Тут Дружок жалобно завыл в чемодане, и Мишка закричал что было силы:
Что ты рано в гости,
Осень, к нам пришла?
Ещё просит сердце
Света и тепла!
Старушка, которая дремала напротив, проснулась, закивала головой и говорит:
- Верно, деточка, верно! Рано осень к нам пришла. Ещё ребятишкам погулять хочется, погреться на солнышке, а тут осень! Ты, миленький, хорошо стишки говоришь, хорошо!
И она принялась гладить Мишку по голове. Мишка незаметно толкнул меня под лавкой ногой, чтоб я продолжал чтение, а у меня, как нарочно, все стихи выскочили из головы, только одна песня вертелась. Недолго раздумывая, я гаркнул что было силы на манер стихов:
Ах вы сени, мои сени!
Сени новые мои!
Сени новые, кленовые, решётчатые!
Дядя Федя поморщился:
- Вот наказание! Ещё один исполнитель нашёлся! А Леночка надула губки и говорит:
- Фи! Нашёл что читать! Какие-то сени! А я отбарабанил эту песню два раза подряд и принялся за другую:
Сижу за решёткой, в темнице сырой,
Вскормлённый в неволе орёл молодой...
- Вот бы тебя засадить куда-нибудь, чтоб ты не портил людям нервы! - проворчал дядя Федя.
- Ты не волнуйся, - говорила ему тётя Надя. - Ребята стишки повторяют, что тут такого!
Но дядя Федя всё-таки волновался и тёр рукой лоб, будто у него голова болела. Я замолчал, но тут Мишка пришёл на помощь и стал читать с выражением:
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо, звёзды блещут...
- О! - засмеялись в вагоне. - На Украину попал! Куда-то ещё залетит?
На остановке вошли новые пассажиры:
- Ого, да тут стихи читают! Весело будет ехать. А Мишка уже путешествовал по Кавказу:
Кавказ подо мною, один в вышине
Стою над снегами у края стремнины...
Так он объехал чуть ли не весь свет и попал даже на Север. Там он охрип и снова стал толкать меня под лавкой ногой. Я никак не мог припомнить, какие ещё бывают стихи, и опять принялся за песню:
Всю-то я вселенную проехал. 
Нигде я милой не нашёл...
Леночка засмеялась:
- А этот всё какие-то песни читает!
- А я виноват, что Мишка все стихи перечитал? - сказал я и принялся за новую песню:
Голова ль ты моя удалая,
Долго ль буду тебя я носить?
- Нет, братец, - проворчал дядя Федя, - если будешь так донимать всех своими стихами, то не сносить тебе головы!
Он опять принялся тереть рукой лоб, потом взял из-под лавки чемодан и вышел на площадку.
...Поезд подходил к городу. Пассажиры зашумели, стали брать свои вещи и толпиться у выхода. Мы тоже схватили чемодан и рюкзак и стали пролезать на площадку. Поезд остановился. Мы вылезли из вагона и пошли домой. В чемодане было тихо.
- Смотри, - сказал Мишка, - когда не надо, так он молчит, а когда надо было молчать, он всю дорогу скулил.
- Надо посмотреть - может, он там задохнулся? - говорю я.
Мишка поставил чемодан на землю, открыл его... и мы остолбенели: Дружка в чемодане не было! Вместо него лежали какие-то книжки, тетради, полотенце, мыло, очки в роговой оправе, вязальные спицы.
- Что это? - говорит Мишка. - Куда же Дружок делся? Тут я понял, в чём дело.
- Стой! - говорю. - Да это ведь не наш чемодан! Мишка посмотрел и говорит:
- Верно! В нашем чемодане были дырки просверлены, и, потом, наш был коричневый, а этот рыжий какой-то. Ах я разиня! Схватил чужой чемодан!
- Бежим скорей обратно, может быть, наш чемодан так и стоит под лавкой, - сказал я.
Прибежали мы на вокзал. Поезд ещё не ушёл. А мы забыли, в каком вагоне ехали. Стали бегать по всем вагонам и заглядывать под лавки. Обыскали весь поезд. Я говорю:
- Наверно, его забрал кто-нибудь.
- Давай ещё раз пройдём по вагонам, - говорит Мишка. Мы ещё раз обыскали все вагоны. Ничего не нашли. Стоим с чужим чемоданом и не знаем, что делать. Тут пришёл проводник и прогнал нас.
- Нечего, - говорит, - по вагонам шнырять! Пошли мы домой. Я зашёл к Мишке, чтобы выгрузить из рюкзака его вещи. Мишкина мама увидела, что он чуть не плачет, и спрашивает:
- Что с тобой?
- Дружок пропал!
- Какой дружок?
- Ну, щенок. Не получала письма разве?
- Нет, не получала.
- Ну вот! А я писал.
Мишка стал рассказывать, какой хороший был Дружок, как мы его везли и как он потерялся. Под конец Мишка расплакался, а я ушёл домой и не знаю, что было дальше.
На другой день Мишка приходит ко мне и говорит:
- Знаешь, теперь выходит - я вор!
- Почему?
- Ну, я ведь чужой чемодан взял.
- Ты ведь по ошибке.
- Вор тоже может сказать, что он по ошибке.
- Тебе ведь никто не говорит, что ты вор.
- Не говорит, а всё-таки совестно. Может быть, тому человеку этот чемодан нужен. Я должен вернуть.
- Да как же ты найдёшь этого человека?
- А я напишу записки, что нашёл чемодан, и расклею по всему городу. Хозяин увидит записку и придёт за своим чемоданом.
- Правильно! - говорю я.
- Давай записки писать. Нарезали мы бумаги и стали писать:
"Мы нашли чемодан в вагоне. Получить у Миши Козлова. Песчаная улица, №8, кв. 3".
Написали штук двадцать таких записок. Я говорю:
- Давай напишем ещё записки, чтоб нам вернули Дружка. Может быть, наш чемодан тоже кто-нибудь по ошибке взял.
- Наверно, его тот гражданин взял, который с нами в поезде ехал, - сказал Мишка.
Нарезали мы ещё бумаги и стали писать:
"Кто нашёл в чемодане щенка, очень просим вернуть Мише Козлову или написать по адресу: Песчаная улица, № 8, кв.3".
Написали и этих записок штук двадцать и пошли их по городу расклеивать. Клеили на всех углах, на фонарных столбах... Только записок оказалось мало. Мы вернулись домой и стали ещё записки писать. Писали, писали - вдруг звонок. Мишка побежал открывать. Вошла незнакомая тётенька.
- Вам кого? - спрашивает Мишка.
- Мишу Козлова.
Мишка удивился: откуда она его знает?
- А зачем?
- Я, - говорит, - чемодан потеряла.
- А! - обрадовался Мишка. - Идите сюда. Вот он, ваш чемодан.
Тётенька посмотрела и говорит:
- Это не мой.
- Как - не ваш? - удивился Мишка.
- Мой был побольше, чёрный, а этот рыжий.
- Ну, тогда вашего у нас нет, - говорит Мишка. - Мы другого не находили. Вот когда найдём, тогда пожалуйста. Тётенька засмеялась и говорит:
- Вы неправильно делаете, ребята. Чемодан надо спрятать и никому не показывать, а если придут за ним, то вы сначала спросите, какой был чемодан и что в нём лежало. Если вам ответят правильно, тогда отдавайте чемодан. А так ведь вам кто-нибудь скажет: "Мой чемодан", и заберёт, а это и не его вовсе. Всякие люди бывают!
- Верно! - говорит Мишка. - А мы и не сообразили! Тётенька ушла.
- Вот видишь, - говорит Мишка, - сразу подействовало! Не успели мы записки наклеить, а люди уже приходят. Ничего, может быть, и Дружок найдётся!
Мы спрятали чемодан под кровать, но в этот день к нам больше никто не пришёл. Зато на другой день у нас перебывало много народу. Мы с Мишкой даже удивлялись, как много людей теряют свои чемоданы и разные другие вещи. Один гражданин забыл чемодан в трамвае и тоже пришёл к нам, другой забыл в автобусе ящик с гвоздями, у третьего в прошлом году пропал сундук - все шли к нам, как будто у нас было бюро находок. С каждым днём приходило всё больше и больше народу.
- Удивляюсь! - говорил Мишка. - Приходят только те, у которых пропал чемодан или хотя бы сундук, а те, которые нашли чемодан, преспокойно сидят дома.
- А чего им беспокоиться? Кто потерял, тот ищет, а кто нашёл, чего ему ещё ходить?
- Могли бы хоть письмо написать, - говорит Мишка. - Мы бы сами пришли.
Один раз мы с Мишкой сидели дома. Вдруг кто-то постучал в дверь. Мишка побежал отворять. Оказалось, почтальон. Мишка радостный вбежал в комнату с письмом в руках.
- Может быть, это про нашего Дружка! - сказал он и стал разбирать на конверте адрес, который был написан неразборчивыми каракулями.
Весь конверт был усеян штемпелями и наклейками с надписями.
- Это не нам письмо, - сказал наконец Мишка. - Это маме. Какой-то шибко грамотный человек писал. В одном слове две ошибки сделал: вместо "Песчаная" улица написал "Печная". Видно, письмо долго по городу ходило, пока куда надо дошло... Мама! - закричал Мишка. - Тебе письмо от какого-то грамотея!
- Что это за грамотей?
- А вот почитай письмо.
Мама разорвала конверт и стала читать вполголоса:
- "Милая мамочка! Разреши мне держать щеночка маленького. Он очень красивый, весь рыжий, а ухо чёрное, и я его очень люблю..." Что это? - говорит мама. - Это ведь ты писал!
Я засмеялся и посмотрел на Мишку. А он покраснел как варёный рак и убежал.
Мы с Мишкой потеряли надежду отыскать Дружка, но Мишка часто вспоминал о нём:
- Где он теперь? Какой у него хозяин? Может быть, он злой человек и обижает Дружка? А может быть. Дружок так и остался в чемодане и погиб там от голода? Пусть бы мне не вернули его, а только хоть бы сказали, что он живой и что ему хорошо!
Скоро каникулы кончились, и пришла пора идти в школу. Мы были рады, потому что очень любили учиться и уже соскучились по школе. В этот день мы встали рано-рано, оделись во всё новое и чистое. Я пошёл к Мишке, чтоб разбудить его, и встретился с ним на лестнице. Он как раз шёл ко мне, чтобы разбудить меня.
Мы думали, что в этом году с нами будет заниматься Вера Александровна, которая учила нас в прошлом году, но оказалось, что у нас теперь будет совсем новая учительница. Надежда Викторовна, так как Вера Александровна перешла в другую школу. Надежда Викторовна дала нам расписание уроков, сказала, какие учебники будут нужны, и стала вызывать нас всех по журналу, чтоб познакомиться с нами. А потом спросила:
- Ребята, вы учили в прошлом году стихотворение Пушкина "Зима"?
- Учили! - загудели все хором.
- Кто помнит это стихотворение? Все ребята молчали. Я шепчу Мишке:
- Ты ведь помнишь?
- Помню.
- Так поднимай руку! Мишка поднял руку.
- Ну, выходи на середину и читай, - сказала учительница.
Мишка подошёл к столу и начал читать с выражением:
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетётся рысью как-нибудь...
Он читал всё дальше и дальше, а учительница сначала смотрела на него пристально, потом наморщила лоб, будто вспоминала что-то, потом вдруг протянула к Мишке руку и говорит:
- Постой, постой! Я вспомнила: ты ведь тот мальчик, который ехал в поезде и всю дорогу читал стихи? Верно?
Мишка сконфузился и говорит:
- Верно.
- Ну, садись, 072; после уроков зайдёшь ко мне в учительскую.
- А стихи не надо кончать? - спросил Мишка.
- Не надо. Я и так вижу, что ты знаешь.
Мишка сел и принялся толкать меня под партой ногой:
- Это она! Та тётенька, которая с нами в поезде ехала. Ещё с нею была девчонка Леночка и дяденька, который сердился. Дядя Федя, помнишь?
- Помню, - говорю. - Я её тоже узнал, как только ты стихи стал читать.
- Ну, что теперь будет? - беспокоился Мишка. - Зачем она меня в учительскую вызвала? Наверно, достанется нам за то, что мы тогда шумели в поезде!
Мы с Мишкой так волновались, что не заметили даже, как занятия кончились. Последними вышли из класса, и Мишка пошёл в учительскую. Я остался ждать его в коридоре. Наконец он оттуда вышел.
- Ну, что тебе учительница сказала? - спрашиваю я.
- Оказывается, мы её чемодан взяли, то есть не её, а того дяденьки. Но это всё равно. Она спросила, не взяли ли мы по ошибке чужой чемодан. Я сказал, что взяли. Она стала расспрашивать, что в этом чемодане было, и узнала, что это их чемодан. Она велела сегодня же принести ей чемодан и дала адрес.
Мишка показал мне бумажку, на которой был записан адрес. Мы поскорей пошли домой, взяли чемодан и отправились по адресу.
Нам открыла дверь Леночка, которую мы видели в поезде.
- Вам кого? - спросила она.
А мы забыли, как звать учительницу.
- Постойте, - говорит Мишка. - Вот тут на бумажке записано... Надежду Викторовну. Леночка говорит:
- Вы, наверно, чемодан принесли?
- Принесли.
- Ну, заходите.
Она привела нас в комнату и закричала:
- Тётя Надя! Дядя Федя! Мальчики чемодан принесли! Надежда Викторовна и дядя Федя вошли в комнату. Дядя
Федя открыл чемодан, увидел свои очки и сразу надел их на нос.
- Вот они, мои любимые старые очки! - обрадовался он. - Как хорошо, что они нашлись! А то я к новым очкам никак не могу привыкнуть.
Мишка говорит:
- Мы ничего не трогали. Всё ждали, когда хозяин отыщется. Мы даже везде объявления наклеили, что нашли чемодан.
- Ну вот! - сказал дядя Федя. - А я никогда не читаю объявлений на стенах. Ну ничего, в следующий раз буду умнее - всегда буду читать.
Леночка куда-то ушла, а потом вернулась в комнату, а за ней бежал щенок. Он был весь рыжий, только одно ухо у него было чёрное.
- Смотри! - прошептал Мишка. Щенок насторожился, приподнял своё ухо и поглядел на нас.
- Дружок! - закричали мы. 
Дружок завизжал от радости, кинулся к нам, принялся прыгать и лаять. Мишка схватил его на руки:
- Дружок! Верный мой пёс! Значит, ты не забыл нас? Дружок лизал ему щёки, а Мишка целовал его прямо в морду. Леночка смеялась, хлопала в ладоши и кричала:
- Мы его в чемодане с поезда принесли! Мы по ошибке ваш чемодан взяли. Это всё дядечка Федечка виноват!
- Да, - сказал дядя Федя, - это моя вина. Я первый взял ваш чемодан, а потом уж вы мой взяли.
Они отдали нам чемодан, в котором Дружок ехал в поезде. Леночка, видно, очень не хотела расставаться с Дружком. На глазах у неё даже слезы были. Мишка сказал, что на следующий год у Дианки снова будут щенки, тогда мы выберем самого красивого и привезём ей.
- Обязательно привезите, - сказала Леночка.
Мы попрощались и вышли на улицу. Дружок сидел на руках у Мишки, вертел во все стороны головой, и глаза у него были такие, будто он всему удивлялся. Наверно, Леночка всё время держала его дома и ничего ему не показывала.
Когда мы подошли к дому, у нас на крыльце сидели две тётки и дядька. Они, оказывается, нас ждали.
- Вы, наверно, за чемоданом пришли? - спросили мы их.
- Да, - сказали они. - Это вы те ребята, которые чемодан нашли?
- Да, это мы, - говорим мы. - Только никакого чемодана у нас теперь нет. Уже нашёлся хозяин, и мы отдали.
- Так вы бы поснимали свои записки, а то только людей смущаете. Приходится из-за вас даром время терять!
Они поворчали и разошлись. А мы с Мишкой в тот же день обошли все места, где наклеили записки, и ободрали их.