Дождь начался на рассвете и не прекращался до самого вечера. Узкая дорога, петлявшая между холмами, превратилась в болото. Под копытами лошадей сочно чавкала липкая грязь, и нам с каждым шагом становилось все тяжелее идти вперед. Оберегая ноги, а может, и свои шеи, мы давно спе́шились и вели лошадей за поводья, выбирая места посуше, чтобы не оставить в глине подметки насквозь промокших сапог.

Позади меня медленно шел Пьер – высокий и плечистый парень с копной черных волос, толстыми губами и маленькими поросячьими глазками. Сильные руки, крепкие кулаки и мощная шея. Он работал в нашем замке, помогая восстанавливать пострадавшую от пожара конюшню, но нынешний год выдался неурожайным, и никто не хотел оставлять на зиму лишние рты. Отцовский управляющий, посоветовавшись с мастерами, расплатился с парнем за работу и отказал от места. Так уж случилось, что это событие самым чудесным образом совпало с моим отъездом в монастырь. Пьер подкараулил меня во дворе и, комкая в руках дырявый колпак, попросил дозволения сопровождать в город, где он надеялся найти занятие, чтобы пережить зиму.

Казалось, что лучшего спутника нельзя и представить, но увы, несмотря на свою силу, он был добрым и богобоязненным человеком. Даже шутки, на которые так щедры мастеровые, не вызывали в нем злобы. Попавшись на очередную уловку, этот увалень разводил руками, смущенно топтался на месте и виновато улыбался, словно не мастера, а сам Пьер был виноват в их глупой проделке. За время нашего путешествия мы неплохо поладили, и я откровенно жалел, что вскоре расстанусь с этим парнем. Увы, но послушнику слуга не положен.

– Святые угодники… – вздохнул парень и покосился на небо.

– Не слишком ли часто их поминаешь, Пьер? Если они так добры, то почему бы им не разогнать тучи?

– Грешно так говорить…

– Это еще почему?

– Все же в святую обитель направляетесь.

– Когда прибудем, тогда и помолимся, – отозвался я и потянул за собой лошадь. – Пошла!

– Ох, грехи наши тяжкие…

Вскоре мы вышли на равнину, и редкие перелески сменились дубравами. Иногда, словно издеваясь над уставшими путниками, проглядывало солнце. Редкие лучи пронзали мрачные, будто за́литые свинцом тучи и тут же прятались, не оставляя надежды даже на малую толику тепла. Стояла поздняя осень, и пышное золотое убранство сменилось скользким ковром из потемневших листьев. Было жутко холодно, а промозглый северный ветер лишь дополнял эту безрадостную картину, проникал под одежду и заставлял поплотнее запахнуть тяжелые от влаги плащи.

Мы перебрались через ручей, но не успели сделать и ста шагов, как показались несколько бродяг, которые вышли из леса и преградили нам путь. В горле вдруг пересохло, и я вспомнил все рассказы о тех ужасах, которые подстерегают путников на этих дорогах.

Что касается скудного имущества, то несколько тощих мешков, притороченных к седлам, составляли все мои богатства. Не считая котомки Пьера, которую он нес за плечами. Среди вещей было чистое белье, мешочки с крупами и сухарями, кусок солонины и баклажка с вином, которую мы заполнили сегодня утром, когда проходили мимо деревенского трактира. Оружия, кроме охотничьего кинжала, висевшего на поясе, и топора, который нес Пьер, не было. Отец, отправляя меня в дорогу, сказал, что будущему монаху не пристало носить меч…

Подробности происшествия, которое последовало за появлением этих людей, стерлись из моей памяти. Это свойственно человеку – забывать все неприятное, что происходило в его жизни. Увы, это не касается тех пережитых ужасов, которые навсегда врезаются в память и возвращаются ужасными ночными кошмарами.

Все, что запомнил, так это начало короткой и бесславной стычки. Первый разбойник, который легко поигрывал тяжелой дубинкой, походил на горного тролля – уж слишком был крепок. Казалось, что его тело высекли из куска гранита, но позабыли сгладить углы и сколы. Он окинул меня взглядом и довольно ощерился, показывая остатки гнилых зубов, почерневших от дурной пищи. Косматые волосы слиплись от грязи и походили на овечью шкуру. Жаль… Жаль, что он не овца. Было бы гораздо легче выпустить ему кишки! Он что-то крикнул, но я уже не слышал. Кровь! Она стучала в моих ушах, словно кузнечный молот. Кто-то из его подручных бросился вперед и попытался меня схватить, но уроки, данные мастером Бартом, не прошли даром! Я, даже не задумываясь, скользнул в сторону и, резко развернувшись, ударил его кинжалом в спину!

Послышался крик, затем стон и предсмертный хрип! Кто-то сквернословил и даже рычал, как дикий, загнанный охотниками зверь. Меня ударили, а затем свалили на землю, вдавливая в дорожную грязь. Еще удар, и я задохнулся от нестерпимой боли! Противник был слишком тяжел и крепок для пятнадцатилетнего юнца. Единственное, что запомнил, – его безумный взгляд, горевший злобой и ненавистью. В глазах темнело, и я уже прощался с жизнью, но послышался лошадиный топот, и голова моего врага треснула! Клянусь – она треснула, как перезрелая дыня! Хватка ослабла, а его горячая кровь брызнула мне в лицо, но это было не важно! Проклятый разбойник вздрогнул и завалился на бок. Я лежал в луже и хватал ртом холодный живительный воздух. Жив! Жив… Признаюсь – был так испуган, что даже не слышал, что происходило вокруг, пока не заметил мужскую фигуру, которая нависла надо мной.

– Вы ранены? – спросил он.

– Нет. – Я сбросил оцепенение и покачал головой. – Это… это чужая кровь.

– Как вас зовут, сударь?

– Жак. – Я попытался стереть с лица грязь, но только размазал и окончательно стал похож на безродного бродягу, который подрался из-за куска хлеба. – Жак де Тресс.

– Гийом де Тресс ваш родственник?

– Родной отец.

– Вот как? – Он удивленно дернул бровью и посмотрел на меня.

– Не знаю, как вас и благодарить… – прохрипел я.

– Пустое, мой друг! Вы храбрый юноша, Жак де Тресс! – сказал незнакомец и улыбнулся. Потом протянул руку и помог подняться. – Будь на дороге светлее, вы бы и сами прекрасно справились с этими негодяями.

Кровь ударила в голову, и я почувствовал, как краска заливает лицо. Мне стало безумно стыдно перед этим благородным человеком, который не только спас мою никчемную жизнь, но и помог сохранить достоинство в жалкой и позорной схватке. С большим трудом взял себя в руки и посмотрел на своего спасителя. Он перехватил взгляд и представился:

– Меня зовут Орландо де Брег. К вашим услугам!

Это был мужчина лет двадцати пяти. Если и позволительно сказать о мужчине, что он красив, то шевалье был достоин этих слов. Высок, статен, широкоплеч. Тонкие черты лица, красиво очерченная линия губ и слегка прищуренные глаза, отливающие темно-зеленым изумрудным блеском. Изящно подкрученные усы, небольшая бородка. Такие мужчины бывают счастливы и в любви, и в бою. Густые, длинные волосы, но что меня поразило, так это обильные седые пряди, которые серебрились в его черных волосах. Рядом с ним я себя чувствовал неотесанным деревенским парнем, что, если честно, было недалеко от истины. Его манеры и дорогой наряд лишь подтверждали мои мысли. Дублет, изготовленный из кожи тончайшей выделки, был украшен серебряной вышивкой. Штаны из шерсти и высокие сапоги, изрядно забрызганные глиной. В руке он держал обнаженный меч, который, вы уж поверьте мне на слово, стоит отдельного рассказа…

Шевалье огляделся по сторонам, недовольно поморщился, а затем предложил не мешкать и продолжить наш путь. Пока мы разговаривали, мой Пьер успел обыскать трупы, но ничего достойного внимания не нашлось. Мешочек сухарей, четыре серебряных монетки и дрянной охотничий нож, который сразу перекочевал ему за пазуху.

– Ловкий малый, – усмехнулся де Брег. – Это ваш слуга?

– Только до Баксвэра. Там он будет предоставлен своей судьбе.

– Не пропадет. Из таких тихонь получаются отличные слуги.

По словам Орландо, до Баксвэра оставалось около часа пути, но дело шло к ночи, и нам следовало поторопиться. Трупы убитых разбойников были оставлены на дороге. Зверья в этих местах предостаточно, так что тела недолго будут валяться. Не пройдет и нескольких дней, как их растащат хищники.

Мой новый знакомый не задавал вопросов, а лишь поинтересовался целью путешествия. Узнав, что направляюсь в монастырь Святой Женевьевы, он понимающе кивнул и вернулся к прерванной беседе о придорожных грабителях.

– Эти бродяги давно здесь промышляют, – вздохнул де Брег. – Если не ошибаюсь, они из шайки Ван Аркона. Будь у нас чуть больше времени, я бы заглянул к ним в гости и пожурил вожака этих мерзавцев. Шериф Баксвэра обещал их вздернуть, но, как видите, дело не пошло дальше обещаний. В городской казне нет денег, чтобы гоняться за преступниками.

– Сударь, вы… – удивленно протянул я. – Вы знакомы с предводителем разбойников?!

– Да, знаком. – Он пожал плечами. – Почему бы и не познакомиться? Аркон не настолько плохой, каким его видят городские власти. Он никогда не забирает последнее, а бедняки, путешествующие по этой дороге, ни разу не пострадали. Мне доводилось слышать, что один бедолага даже получил мешок муки и жирный окорок, которые перед этим отняли у купца-южанина.

– Но это…

– Оставьте, Жак! Qui sine peccato est vestrum, primus in illam lapidem mittat! Скоро поймете, что мир не так прост, каким вы привыкли его видеть на землях вашего батюшки!

Закончив эту довольно странно прозвучавшую фразу, Орландо де Брег вдруг замолчал и пришпорил гнедого жеребца. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру, чтобы не оказаться перед закрытыми городскими воротами…

Баксвэр – самый старый портовый город на южном побережье нашего королевства. Он раскинулся на скалистых берегах большой бухты, которая своими очертаниями напоминала лошадиную подкову. Сюда можно было попасть либо морем, либо по единственной дороге, которая проходила по широкому распадку. Этот распадок, обильно украшенный огромными валунами и скальными обломками, был весьма удобен при обороне города и позволял горожанам защищаться малыми силами. На севере Баксвэр был надежно прикрыт высокой стеной с тремя сторожевыми башнями, а со стороны моря его покой хранили старая крепость и западный бастион, расположенный на прибрежном утесе.

Позволю заметить, что удачное расположение не сделало жителей счастливее и богаче. Город столько раз подвергался осадам, что от былого процветания не осталось и малейшего следа. Казалось, минувшие битвы нанесли такие раны, что в душах горожан поселилась глухая безысходность и смирение перед неизбежным.

Ремесла и торговля находились в упадке, налоги собирались крайне неаккуратно, что, по некоторым слухам, раздражало короля и добавляло уныния в жизнь города. В прошлом здесь проводилось две ярмарки в год, а сейчас лишь одна, которая не радовала ни количеством покупателей, ни выбором товара. Эти скорбные обстоятельства коснулись и монастыря Святой Женевьевы, который размещался на высоком холме, в западной части Баксвэра. Его стены и здания нуждались в серьезном ремонте, а некоторые помещения пребывали в столь плачевном состоянии, что грозили обрушиться прямо на головы монахов.

Мы добрались до города перед самым закрытием городских ворот. Надеюсь, вы не будете держать зла за то, что не опишу все увиденное. Признаться, день выдался очень тяжелым, и я мечтал лишь об одном – добраться до монастыря или найти какой-нибудь постоялый двор, чтобы согреться и получить миску горячей похлебки.

Как только прошли сквозь сумрак надвратной башни, наш благородный спутник указал дорогу к монастырю, а затем извинился и попрощался. Он так быстро скрылся в одном из переулков, что я даже не успел поблагодарить за помощь.

Несмотря на поздний час, улицы были заполнены народом. Мне, выросшему в глуши северных провинций, кучка людей показалась настоящей толпой. Праздные гуляки, нищие, несколько крикливых старух и оборванный бродяга, который тащил на веревке худую козу. Чуть поодаль, подпирая плетеную изгородь, стояла группа мальчишек, которые проводили нас хищными взглядами, но натолкнулись на мой взгляд и сразу потеряли интерес к нашим уставшим и озябшим персонам.

Увы, нынешний день был не самым удачным! Как сказал брат-привратник, стоявший у монастырских врат, настоятель отбыл в отдаленную обитель, расположенную в полутора неделях пути от Баксвэра. Монастырский приют для путников был переполнен, и нам не оставалось ничего другого, как развернуть лошадей и поискать ночлег в городе.