Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто правил некогда в стране Динун раджа из рода небожителей-дэвов. Государство его было весьма обширно, и сорок мудрых везирей и тысяча четыреста могучих витязей предстояли перед лицом владыки. Что же до войска раджи, то не найдется слов, дабы описать его многочисленность. Денно и нощно воины с обнаженными мечами несли стражу во дворце. Град же государев возведен был из черного камня.

И одарил Всевышний того раджу дочерью по имени Талела Маду Ратна, не знавшую себе равных по блистательной красоте, Государь поселил ее в дивно изукрашенной четырнадцатиярусной башне, построенной в лугах Белантара Аджаиб, и каждую ночь у той башни вставали на стражу сорок военачальников. Многие царевичи сватались к Талеле Маду Ратне, однако же родители ни за одного из них ее не отдали.

Как-то раз, когда царевна пребывала в своей башне, окруженная служанками и нянюшками, прилетел к ней золотой павлин — похититель Индрапутры — и уселся неподалеку от окошка башни. Увидев, как прекрасен тот павлин, молвила царевна, обратясь к служанкам: «Эй, девушки, поймайте для меня эту птицу!» Служанки бросились ловить павлина, но, сколько ни старались, сколько ни придумывали всевозможные уловки и всяческие хитрости, не смогли его изловить. Сказала тогда одна из прислужниц по имени Данг Лела Секунтум: «О госпожа, не под силу нам поймать золотого павлина, —быть может, госпоже больше повезет». Выслушав служанок, царевна встала с трона и протянула руку к павлину, который тотчас опустился на ее ладонь. Царевна обрадовалась и велела служанкам приготовить для павлина золотую клетку, изукрашенную драгоценными каменьями.

На следующий день, забавляясь со своими нянюшками и прислужницами, царевна выпустила павлина из клетки и посадила на золотой поднос. Павлин с несравненным изяществом принялся танцевать, распустивши многоцветный хвост, и пропел такой пантун:

Возводят алтарь на веранде с утра, Служанки цветы собирают все утро; Давно уже замуж царевне пора За несравненного Индрапутру.

Царевна улыбнулась, услыхав слова птицы, а служанки весело рассмеялись, говоря: «Ну и шутник сей золотой павлин, что это еще за Индрапутра, о котором он толкует нам?» Вновь запел тогда павлин и потешил слух царевны таким пантуном:

Жасмин лепестки осыпает с небес, Склоняется низко цветок пенгайи; От Индрапутры получишь весть — Поймешь, что сердце от страсти сгорает.

Царевна вновь улыбнулась и так молвила, обратясь к птице: «О золотой павлин, поведай нам об Индрапутре, дабы развлеклись мы твоим рассказом». Служанки стали громко смеяться, павлин же молвил: «Внемли мне, о госпожа, в стране Семанта Пура живет юноша по имени Индрапутра. Он доводится сыном махарадже Бикраме Буспе и происходит из рода сынов человеческих. Индрапутра несказанно прекрасен лицом, превосходен в обхождении и во всяком движении ловок. От тела же его исходит сияние, словно от дивной картины».

Спросила Талела Маду Ратна: «О птица, есть ли в нашей стране кто-либо равный по красоте Индрапутре?» Ответствовал павлин: «О госпожа, бывал я во многих странах, но нигде не встречал юноши, равного Индрапутре».

Едва услыхала Талела Маду Ратна рассказ павлина, как в сердце ее загорелось желание увидеть того прекрасного царевича. Павлин между тем молвил: «О госпожа, ежели нашелся бы в твоей стране искусный художник, я мог бы описать ему Индрапутру, дабы он запечатлел его облик».

Послала тогда царевна одну из служанок за художником, и, объятый великим трепетом, предстал он перед Талелой Маду Ратной, вопрошая: «О госпожа, зачем призвала ты меня?» Ответствовала царевна: «О мастер, можешь ли ты нарисовать портрет Индрапутры?» Почтительно склонившись, ответствовал мастер: «О госпожа, как же я нарисую Индрапутру, ежели ни разу в жизни его не видел?» Тогда к художнику приблизился золотой павлин и коснулся крылами его груди так, что, подобно молнии, вспыхнул в сердце художника образ Индрапутры. И художник сумел запечатлеть его, ничего не упустив.

Закончив работу, мастер принес ее царевне, которая спросила, обратясь к павлину: «О птица, таков ли Индрапутра?» Ответствовал павлин: «Воистину таков, о госпожа, в портрете нет изъяна».

Услыхав те слова, возрадовалась царевна и, одарив художника тысячью динаров, молвила: «Смотри же, о мастер, никому не говори о тайном деле, свершившемся здесь, и не называй моего имени, не то не избежать тебе жестокой казни». Художник простился с царевной и воротился домой.

Талела Маду Ратна, с той поры как узрела красоту Индрапутры, денно и нощно думала о нем, взирая на дивный портрет. Как-то раз она повелела служанкам призвать звездочета и молвила: «О Данг Лела Сеганда Чахая и Данг Ратна Байдури, отправляйтесь и приведите ко мне звездочета!» Девушки поспешили в дом звездочета и сказали: «О господин, тебя призывает повелительница наша». Объятый великим трепетом, явился звездочет к царевне, она же молвила, обратясь к нему: «Загляни в свою волшебную книгу и скажи, не прибудет ли Индрапутра в нашу страну?»

Звездочет склонился до земли и, открыв волшебную книгу, изучил таинственные знамения. После же молвил, неприметно улыбнувшись: «О царевна, я повергаю к твоим стопам мольбу  о прощении, но Индрапутра, о котором ты спрашиваешь, уже прибыл в страну небожителей, только неведомо о том никому»: Весьма возрадовалась Талела Маду Ратна той вести и, одарив звездочета тысячью динаров, молвила: «Никому, даже брату родному, не открывай сей тайны!»

Когда, простясь с царевной, звездочет воротился в свой дом, царевна поднялась на крышу башни и села там, держа в руках портрет Индрапутры и глядя,не появится ли среди людей, проходивших мимо, кто-либо, сходный с портретом.

Теперь расскажем об Индрапутре, пребывавшем в пределах страны Зайнон. Проведя некоторое время во граде раджи Пуспы Пандея, он предстал перед государем и молвил: «О господин мой, владыка вселенной, хочу я проститься с тобой и всеми твоими подданными, ибо намерен отправиться в страну небожителей, дабы узреть всевозможные дива». Ответствовал Пуспа Пандей: «О сын мой Индрапутра, по моему разумению, лучше было бы тебе остаться жить в нашей стране, словно бы в своем граде, ибо не натешилось еще мое сердце нашей дружбой и взаимной привязанностью». Ответствовал Индрапутра: «О государь, воистину велико твое дружеское расположение ко мне, однако явился у меня некий счастливый замысел. Ежели удастся его осуществить, я вновь предстану перед тобой, о владыка».

Спросил Пуспа Пандей: «Верно, не будет большой беды, ежели ты поведаешь мне о своем замысле?» Ответствовал Индрапутра: «О государь, хотел бы я выдать сестру мою Чендру Лелу Нор Лелу за Нобата Ром Шаха, сына раджи Тахира Джохан Шаха, ибо того же он рода, что и мой господин».

Весьма возрадовался Пуспа Пандей, услыхав слова Индрапутры, и сказал: «О сын мой Индрапутра, воистину благое дело замыслил ты. Не кто иной, как Тахир Джохан Шах, доводится мне братом». Вверил тогда Индрапутра Чендру Лелу Нор Лелу попечению раджи, обнялся и расцеловался с ним и заплакал, расставаясь. После же явился к Индрапутре Динар Пандей и тоже простился с ним. Индрапутра вслед за тем вошел в покои Чендры Лелы Нор Лелы и молвил: «Будь счастлива, о сестра моя».

Когда без единого сорок царевичей узнали о том, что Индрапутра покидает пределы страны Пуспы Пандея, они предстали перед юношей, говоря: «О господин наш, позволь нам последовать за тобой». Ответствовал Индрапутра: «О братья, не грустите, ибо, ежели велика привязанность ко мне в сердцах ваших, где бы я ни был, вы сумеете меня отыскать». Почтительно склонившись перед Индрапутрой, царевичи не смогли сдержать слез. Индрапутра же обнял и расцеловал каждого из них.

Между тем к Индрапутре прискакал Джангги Гердана, и Пуспа Пандей с восхищением воззрился на коня зеленой масти, который быстрее молнии устремился с небес к своему хозяину, а приблизясь, склонился в почтительном поклоне перед ним. Царевичи же весьма подивились тому коню и несравненному могуществу Индрапутры — его повелителя.

Молвил Индрапутра, обратясь к Пуспе Пандею и царевичам: «Прощайте, о братья мои, ежели я чем обидел вас, простите милостиво». Зарыдали Пуспа Пандей и царевичи, услыхав слова Индрапутры, он же вскочил на Джангги Гердану, с быстротой молнии взвившегося в поднебесье. Проводив Индрапутру и волшебного коня восхищенными взорами, царевичи простились с Пуспой Пандеем и разошлись по своим странам.

Теперь расскажем об Индрапутре, летевшем над высокими кручами. По прошествии некоторого времени он достиг земель раджи Гурджаниса и узрел с высоты нечто, обнесенное стенами и подобное черной туче. Обратился тогда Индрапутра к Джангги Гердане на языке джиннов и спросил его: «Что это там внизу, подобное черной туче?» Ответствовал Джангги Гердана: «О господин мой Индрапутра, это град раджи Гурджаниса». Сказав так, конь опустился в лугах неподалеку от черного града.

В лугах тех за городскими стенами обитал некий небожитель по имени Малик Захаб, владевший неисчислимыми стадами коз и овец. Он вырыл колодец посреди лугов и пригонял к нему на водопой свои стада, а когда уходил, закрывал колодец огромным камнем. Достигнув колодца, Индрапутра отвалил камень и напоил Джангги Гердану.

Между тем наступил вечер, и Малик Захаб собрался вести стада на водопой. Приметив у колодца юношу с конем, он в великой ярости погнал туда овец и коз.

Узрел Индрапутра небожителя, одетого в баджу и кайн из овечьих шкур, который, в гневе потрясая тяжелым посохом, гнал стадо, и так подумал про себя: «Должно быть, сей небожитель гневается на меня за то, что я поил здесь своего коня. Произнесу-ка я заклинание, дабы иссякли воды в колодце». Индрапутра произнес заклинание, и колодец тотчас пересох.

Приблизившись, Малик Захаб увидел, что в его колодце не осталось ни капли воды, и весьма подивился тому, после приметил Индрапутру и, восхищенный красотою юноши, подумал: «Из какого рода происходит сей юноша? Уж не сын ли он небожителя, наделенного великой волшебной силой?» И молвил Малик Захаб, обратясь к Индрапутре: «О юноша, отчего пересох мой колодец, никогда прежде не случалось ничего подобного. Скольких бы коз я ни поил из этого колодца, ни разу не иссякали его воды. Ведь я истратил все свои деньги, дабы выкопать сие водное вместилище».

Услыхав речи небожителя, улыбнулся Индрапутра и спросил: «Скажи, о дядюшка, чем ты меня одаришь, ежели я вновь наполню водой твой колодец?» Ответствовал Малик Захаб: «О юноша, смилуйся над бедным пастухом, вороти воду. А после поступай со мною и моим стадом как знаешь». Тогда произнес Индрапутра другое заклинание, и тотчас вновь наполнился водой колодец Малика Захаба, и ярче прежнего зазеленели травы, произраставшие вокруг него.

Малик Захаб немало подивился и спросил: «О юноша, как твое имя, как имя твоего отца и из какого ты рода?» Ответствовал Индрапутра: «О дядюшка, меня зовут Индрапутра, я сын махараджи Бикрамы Буспы, родом же — сын человеческий». И Индрапутра поведал Малику Захабу обо всем, что с ним произошло, от начала и до конца.

Дивясь тому рассказу, сказал Малик Захаб: «Воистину ты сын махараджи Бикрамы Буспы, ежели сумел достичь столь отдаленных краев, куда долгие века не приходил ни один человек».

Спросил Индрапутра: «О дядюшка, как тебя зовут и что это за страна?» Ответствовал Малик Захаб: «О господин мой Индрапутра, меня зовут Малик Захаб, страна же сия именуется Бикарама Динун, и повелевает ею раджа Гурджанис, чьи весьма обширные владения расположены на самом краю земли небожителей».

Вновь спросил Индрапутра: «О Малик Захаб, что за высокая башня виднеется в лугах?» Ответствовал Малик Захаб: «О господин мой Индрапутра, это башня дочери раджи Гурджаниса — Талелы Маду Ратны. Она несказанно прекрасна, и от ее лица распространяется яркое сияние. Многие царевичи сватались к ней, но ни за одного из них не отдал свою дочь раджа Гурджанис». Молвил Индрапутра: «О дядюшка, не открывай тем царевичам моего имени, ибо чужестранца всегда меньше почитают». Сказал Малик Захаб: «О господин мой Индрапутра, прошу тебя поселиться в моем доме». Ответствовал Индрапутра: «Да будет так, о дядюшка». И они отправились в дом Малика Захаба.

Между тем Талела Маду Ратна узрела с крыши, где она сидела, юношу, стройного станом и прекрасного поступью, который беседовал у колодца с Маликом Захабом. Сравнив его облик с портретом, царевна не нашла меж ними никакого различия и молвила, обратясь к служанкам: «Эй, Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, ступайте к Малику Захабу и разузнайте, что там за юноша стоит у колодца».

Служанки улыбнулись и, почтительно склонившись перед царевной, поспешили в дом Малика Захаба, а Индрапутра в ту пору куда-то отлучился. Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури пришли к Малику Захабу и спросили: «Эй, Малик Захаб, что это за юноша стоял сейчас у твоего колодца?» Улыбнувшись, ответствовал Малик Захаб: «С чего это вздумалось вам спрашивать о моем сыне?» Служанки засмеялись и сказали: «Видно, лжешь ты нам, Малик Захаб, откуда вдруг взялся у тебя сын?» Ответствовал Малик Захаб: «О служанки, неужели вы не видели банановое дерево? Что же оно, по-вашему, женится либо же замуж выходит, дабы принести плоды?» Громко смеясь, ответствовали служанки: «Ну и шутник этот Малик Захаб, мы его серьезно спрашиваем, он же потешается над нами. Ну-ка, расскажи нам всю правду!»

Но Малик Захаб ничего не сказал, только улыбнулся. Служанки же воскликнули в сердцах: «Пусть издохнут твои козы и овцы, ежели не скажешь ты нам правду!» От этого проклятья Малик Захаб так побледнел, что ни кровинки не осталось у него в лице. Служанки же смеялись, глядя на перепуганного пастуха.

И так подумал про себя Малик Захаб: «Делать нечего, придется рассказать все как есть. Ведь, ежели я стану запираться, падут от их проклятья и козы и овцы». Подумав так, пастух ответствовал служанкам: «О девушки, я все вам расскажу. Юношу, который вел со мной беседу у колодца, зовут Индрапутрой, он сын махараджи Бикрамы Буспы, родом же — сын человеческий».

Выслушав Малика Захаба, служанки возвратились в башню. Там они почтительно склонились перед царевной и молвили: «О госпожа, тот юноша прозывается Индрапутрой, он — сын махараджи Бикрамы Буспы». И они передали царевне все, о чем им поведал пастух.

Весьма возрадовалась Талела Маду Ратна, узнав, что Индрапутра прибыл в ее страну. А золотой павлин, едва произнесли служанки имя юноши, принялся танцевать, распустивши хвост, после же молвил: «О госпожа, позволь мне проститься с тобой, ибо я желаю отправиться к моему господину Индрапутре». Улыбнулась царевна и сказала, обратясь к служанкам: «О Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, отнесите золотого павлина к Малику Захабу, будто собираетесь продать его, и так скажите: «О Малик Захаб, купи сего золотого павлина, ибо нашей госпоже понадобились деньги». Сами же отдайте павлина Индрапутре и посмотрите, узнает ли он его».

Служанки почтительно поклонились царевне и отправились с павлином к Малику Захабу, который в ту пору пребывал в своем доме вместе с Индрапутрой. Молвили служанки, обратясь к Малику Захабу: «Не хочешь ли ты, о дядюшка, купить золотого павлина?» Улыбнулись Индрапутра и Малик Захаб, и так ответствовал пастух служанкам: «Должно быть, вы смеетесь надо мной, ведь не к лицу мне покупать сего павлина — царевнину забаву». Ответствовали служанки: «Воистину, о дядюшка, хотим мы продать золотого павлина, ибо вышли у нашей госпожи все деньги». С этими словами они посадили птицу на драгоценный поднос, она же, распустив свой великолепный хвост, принялась танцевать.

Подумал тогда Индрапутра про себя: «Не обманывают ли меня глаза, ведь сей павлин точь-в-точь схож с тем, который некогда унес меня в поднебесье». И Индрапутра заплакал, вспомнив об отце и матери.

Заметив, что Индрапутра плачет, взирая на павлина, Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури улыбнулись и спросили, обратясь к юноше: «Отчего ты проливаешь слезы, глядя на сию птицу?» Ответствовал Индрапутра: «О служанки, не павлин тому причиной. Просто я подумал, что ежели царевне понадобились деньги, что говорить обо мне, нищем скитальце».

Между тем павлин вновь распустил хвост и пропел такой пантун:

Грустит селангат [29] на подносе один, Листья летят к берегам отдаленным; Ужели не помнит мой господин, Как я умчал его по небосклону?

Услыхав слова павлина, Индрапутра улыбнулся. А павлин расправил крылья, поклонился и сказал: «О господин мой Индрапутра, очень тосковал я в разлуке с тобой, ныне же мы наконец встретились. Как ни далеки сии края от земли сынов человеческих, господин достиг их благодаря своей великой мудрости и вежеству».

Выслушав павлина, Индрапутра приблизился к нему и ласково погладил. Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, видя это, сказали, обратясь к павлину: «О золотой павлин, полно тебе шутить шутки. Пора собираться в обратный путь, не то разгневается наша госпожа». Служанки простились с Маликом Захабом и Индрапутрой, и молвил Индрапутра, обратясь к ним: «О девушки, спросите у царевны, не снизойдет ли она до встречи с бедным скитальцем. Я же, пребывая в крайнем ничтожестве, всецело предаюсь на ее волю». После он пропел такой пантун:

Выросло манго невесть откуда, Собрала плоды Ратна Вали под вечер; Молить за царевну Всевышнего буду, Саму же царевну — молить о встрече.

Воротившись к царевне, Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, почтительно склонившись, сказали ей: «О госпожа, воистину, словно павлин, прекрасен Индрапутра. Он превосходен в обхождении и мудр в речах, а от его тела исходит яркое сияние. Он передал тебе такой пантун:

Выросло манго невесть откуда, Собрала плоды Ратна Вали под вечер; Молить за царевну Всевышнего буду, Саму же царевну — молить о встрече.»

Услыхав слова Индрапутры, царевна улыбнулась и молвила: «Сей юноша весьма учтив». После же прибавила: «О Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, ступайте к Индрапутре и передайте ему мой пантун:

Рис уродился у Ратны Вали, Да жаль — имбирь даже всходов не дал; Странник, ты просишь, чтоб мы повидались, Да как поверить, что ты мне предан?»

Служанки почтительно склонились перед госпожой и отправились к Индрапутре. Увидев их, спросил Индрапутра: «О девушки, передали ли вы царевне мои лестные речи и будет ли мне дозволено с ней свидеться?» Ответствовали служанки: «О господин наш Индрапутра, мы поведали царевне, что ты молишь за нее Всевышнего, ибо не видим беды в том, что вы станете друзьями. Царевна же, услыхав наши слова, пропела такой пантун:

Рис уродился у Ратны Вали, Да жаль — имбирь даже всходов не дал; Странник, ты просишь, чтоб мы повидались, Да как поверить, что ты мне предан?»

Индрапутра снял с пальца кольцо и протянул его служанкам, говоря: «О служанки, передайте царевне, что, исполненный великой почтительности, я молюсь за нее Всевышнему и, дабы выразить свою почтительность, посылаю ей будто цветок это кольцо — знак моего благорасположения. К тому же молю ее не гневаться на такой недостойный пантун:

Могучие львы —гроза бытия, Заколка с алмазом в тюрбане дрожит; Не знает пределов верность моя, Иначе я не был бы сыном раджи».

Выслушав Индрапутру, служанки воротились к царевне, почтительно склонились и молвили, протягивая кольцо: «О госпожа, Индрапутра молится за тебя Всевышнему, пребывая в великой почтительности, и посылает будто цветок это кольцо — знак его благорасположения. Еще он просит не гневаться на такой недостойный пантун:

Могучие львы — гроза бытия, Заколка с алмазом в тюрбане дрожит; Не знает пределов верность моя, Иначе я не был бы сыном раджи».

Услыхав пантун Индрапутры, царевна улыбнулась, а когда взглянула на кольцо и увидала, сколь оно прекрасно по виду и превосходно по работе, весьма обрадовалась, говоря: «Воистину небывало учтив сей Индрапутра».

На следующий день Талела Маду Ратна наполнила ароматными благовониями ларец, изукрашенный драгоценными каменьями и жемчугом, и, дав его служанкам, молвила: «О Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, ступайте к Индрапутре, отнесите ему сии благовония и скажите, что и я молюсь за него Всевышнему и посылаю такой пантун:

Могучие львы — сыны государей, Данг Ната перец сажает снова; Коль правду мне служанки сказали, То нет во встрече греха никакого».

Почтительно склонившись перед госпожой, служанки отправились к Индрапутре, а придя, подали ему ларец и молвили: «О господин наш Индрапутра, царевна прислала тебе сии благовония и наказала передать такой пантун:

Могучие львы — сыны государей, Данг Ната перец сажает снова; Коль правду мне служанки сказали, То нет во встрече греха никакого».

Индрапутра принял поднесенные ему благовония и сказал: «Передайте царевне, что я приду к ней в башню». После, вдохнув аромат благовоний и умастившись ими, он пропел такой пантун:

Два рамбутана на ветке зеленой, [30] Скрылся под домом скворчонок несмелый; Запахом присланных благовоний Тешился я, умащая тело.

Услыхав пантун Индрапутры, служанки улыбнулись, он же велел им рассказать царевне о своей почтительности и передать ей такой пантун:

Яванцы танцуют ракит на помосте, [31] Джерами [32] растет на коряге замшелой; Вскоре приду я к царевне в гости, Встретят друг друга душа и тело.

Служанки простились с Индрапутрой и, воротившись к царевне, молвили с почтительным поклоном: «О госпожа, мы поднесли Индрапутре благовония, и он их принял, пропев такой пантун:

Два рамбутана на ветке зеленой, Скрылся под домом скворчонок несмелый; Запахом присланных благовоний Тешился я, умащая тело.

После он велел нам поведать тебе о своей почтительности и спеть такой пантун:

Яванцы танцуют ракит на помосте, Джерами растет на коряге замшелой; Вскоре приду я к царевне в гости, Встретят друг друга душа и тело».

Царевна улыбнулась, услыхав те слова, и молвила: «О служанки, пойдите к Индрапутре и передайте ему такой пантун:

Блестит ожерелье у входа в жилище, Его издалека доставить сумели; [33] Тот, кто труслив, — ничего не отыщет, Только бесстрашный достигнет цели».

Служанки почтительно склонились перед госпожой и отправились к Индрапутре. Придя к нему, они пропели пантун царевны:

Блестит ожерелье у входа в жилище, Его издалека доставить сумели; Тот, кто труслив, — ничего не отыщет, Только бесстрашный достигнет цели.

Индрапутра улыбнулся, услыхав те слова, и молвил: «Весьма искусны дети небожителей в сочинении пантунов!» После сам пропел такой пантун:

Пинанг из Джепары привезен был, В Калькутте плоды кесумбы сбирают; [34] Ужель остановят удары судьбы Юных героев, что страха не знают?

Служанки почтительно склонились перед Индрапутрой и, возвратившись к царевне, молвили: «О госпожа, немеет язык, ибо не в состоянии он выразить того, сколь прекрасны слова Индрапутры, заключенные в его пантуне:

Пинанг из Джепары привезен был, В Калькутте плоды кесумбы сбирают; Ужель остановят удары судьбы Юных героев, что страха не знают?»

Царевна улыбнулась, выслушав служанок, а золотой павлин распустил свой многоцветный хвост и спел такой пантун:

Сушенный рис, что хранился в сосуде, Под ясным небом варили весь вечер; Ужели царевна добрее не будет, Коль Индрапутры услышит речи?

Служанки посмеялись над забавной проделкой золотого павлина, принявшегося распевать песни, он же пропел еще один пантун:

Съеден оленем манговый плод, Тот, что царевне приносят поутру; Сколь ни далеко царевна живет, Башню ее отыскал Индрапутра.

Улыбнулась Талела Маду Ратна, услыхав тот пантун. А служанок ее обуяло веселье, и они принялись громко хохотать, так, что даже воины, несшие стражу у башни, подивились и спросили, обратясь к ним: «Что за переполох у вас поднялся?» Ответствовали служанки: «Всему виною золотой павлин, он насмешил нас своими шутками, из-за него-то и поднялся в башне невообразимый шум». Сказали стражники: «Не следует так громко хохотать, ибо смех ваш не сулит ничего доброго!»

Между тем наступил вечер, и Талела Маду Ратна подумала про себя: «Должно быть, нынешней ночью явится ко мне Индрапутра». Подумав так, царевна убрала приемный зал покровами, вытканными из тончайшей шерсти, повесила парчовые завесы, расшитые золотыми нитями, и озарила зал китайскими фонарями, свечами и масляными светильниками. После она искупалась в воде, смешанной с лимонным соком, умастилась ароматными благовониями и облачилась в драгоценные одежды.

Когда же наступила ночь, Индрапутра подскакал на Джангги Гердане к высокой башне и молвил, обратясь к коню: «О Джангги Гердана, взлети к небесам и перенеси меня в башню Талелы Маду Ратны». Волшебный конь взмыл в воздух и вмиг доставил Индрапутру к покоям царевны. Сказал Индрапутра: «О Джангги Гердана, возвращайся за мной на рассвете!» Индрапутра сошел с коня и вошел в башню, а Джангги Гердана возвратился к Малику Захабу.

По всей башне распространился аромат дивных благовоний, и когда тот аромат донесся до царевны, она спросила: «Чем так прекрасно пахнет?» Отдернув парчовый полог, Индрапутра приблизился к Талеле Маду Ратне и пропел такой пантун:

Душистый алоэ и ветви сандала, Смешаны умащенья в подносе; Зачем вопрошаешь, коль сразу узнала, О госпожа, не встретишь ли гостя?

Царевна улыбнулась, услыхав слова Индрапутры, после отвернулась и, искоса глянув на него, пропела такой пантун:

Прочные ножны из ветки сандала, Сладостный сахар в стеклянном ковше; [36] Меня твоя мудрость очаровала, Пришел ты, и стало легко на душе.

Индрапутра взглянул на Талелу Маду Ратну и, восхищенный ее дивной красотой, пропел такой пантун:

Белый наряд, что иных дороже, Не сшить, коль иглы под рукою нет; Белую точку на девичьей коже Едва лишь увижу — покоя нет.

Царевна улыбнулась, услыхав тот пантун, и приказала служанкам подать для Индрапутры позлащенное кресло, сама же воссела на трон, который был не выше того кресла. И предстали перед ними служанки царевны, и все обитатели дворца собрались в башне Талелы Маду Ратны.

Царевна протянула Индрапутре свой сосуд для бетеля и пропела такой пантун:

Вышитый кайн, что сохнет под ветром, Носит раджа по торжественным дням; Если желаешь — возьми сей бетель, Если же нет — не сердись на меня.

Индрапутра улыбнулся и принял сосуд из рук царевны. После, бросив на нее быстрый взгляд, пропел такой пантун:

Стебли бираха [37]  навалены кучей, Скворчонку под домом неведомы беды; Царевна, бетель — твой дар наилучший — Я прежде понюхал, а после — отведал.

Царевна улыбнулась, услыхав те слова, а Индрапутра принялся жевать бетель. Когда он отведал бетеля, распустил свой хвост золотой павлин и пропел такой пантун:

Смердит геранг, [38]  хоть в шелка одет, Пандана листок и в соломе не тужит; Красе Индрапутры неведом предел, Тебе он будет достойным мужем.

Царевна улыбнулась, а служанки громко рассмеялись, глядя на павлина. Спросила Талела Маду Ратна, обратясь к Индрапутре: «О Индрапутра, уж не лишился ли ты рассудка, что осмелился  прийти в мою башню?» Ответствовал Индрапутра: «Ежели и потерял я рассудок, то лишь от любви к тебе, о госпожа».

Царевна улыбнулась и голосом сладостным, будто медовый океан, пропела такой пантун:

Яванский кайн длиною в локоть, Спешит слуга постирать обнову; Немало юнцов я видала из окон, Да жаль, что все изменяли слову.

Услыхав это, возрадовался Индрапутра и, улыбнувшись, пропел такой пантун:

Светится ствол керанджи [39]  гнилого, Чеканка — свидетельство о ювелире; Тех, кто здесь изменяет слову, Ждут перемены в загробном мире.

Царевна улыбнулась, а служанки громко рассмеялись. Между тем были поданы угощения, и Индрапутра с Талелой Маду Ратной принялись вкушать разные яства и всевозможные сласти, пре-; восходные по своему вкусу, взирая на проделки золотого павлина, распевавшего пантуны и селоки. Служанки, глядя на него, так и покатывались со смеху. Молвила тогда Талела Маду Ратна: «Знали бы мы прежде, что столь щедр на выдумки золотой павлин, — верно, день и ночь не утихало бы в башне шумное веселье». Ответствовали ей служанки: «Воистину справедливы твои слова, о госпожа».

Павлин вновь запел свои селоки, распустивши многоцветный хвост, и все, бывшие в покоях царевны, так громко потешались над его выходками, что одна из служанок молвила: «Не следует нам так шуметь. Что станем мы делать, ежели услышат стражники, ведь на дворе глубокая ночь».

Покуда она говорила, до одного из стражников донесся голос павлина, распевавшего такой пантун:

Плод нангки мой, а рыба — людей, Тайно к дверям Лаксамана крадется; Юнец не достигнет цели своей, Лишь мудрый и смелый удачи добьется.

Пропев такой пантун, павлин перелетел с подноса на колени одной из служанок, та же, смеясь, укорила его: «Ах, что же это за обхождение?» Тогда павлин стал перелетать от одной прислужницы к другой, и, глядя на него; рассмеялись Индрапутра с Талелой Маду Ратной, а вслед за ними — все девушки, так что в башне поднялся еще больший шум и гам.

Услыхав его, сказали друг другу стражники: «Вроде бы мужской голос доносится до нас из башни? С самого утра несем мы стражу, но не видели ни одного мужчины, который проходил бы здесь. Верно, невидимым пробрался в башню сей злодей и хочет похвастать перед нами силою своей и мужеством».

В это время вновь донесся из башни мужской голос, и разом молвили стражи: «Нет более сомнения в том, что неведомый мужчина пробрался в покои царевны». Сказав так, стражники издали громкий клич, приготовили оружие к бою, натянули луки, взяли копья наперевес, выхватили мечи из ножен и облачились в доспехи. От громких кличей и лязга оружия поднялся в ночи великий переполох, и все служанки разбежались из башни,только Индрапутра вдвоем с царевной остались в ней.

Сказал тогда Индрапутра, обратясь к Талеле Маду Ратне: «О сестрица, душа моя, позволь мне усадить тебя на колени». Усадив же, молвил: «О сестрица, не печалься, не надрывай свою душу мыслью, что я один умру, и не тревожься, что я один покину сей мир. Ежели суждено мне погибнуть, то и ты погибнешь со мной. Отринь же грусть и тревогу». И Индрапутра пропел такой пантун:

Столкнулся слон с крылатым конем. Прибило к берегу лодку рыбачью; Смерть приму я с тобою вдвоем, Верный царевне в беде и в удаче.

Услыхав слова Индрапутры, заплакала царевна, и покатились из ее глаз слезы, словно рассыпалось жемчужное ожерелье. Индрапутра же принялся утешать и ласкать ее, говоря: «Не плачь, о возлюбленная, даже смерть не в силах разлучить нас».

Лицо царевны омрачилось, и, проливая слезы, она пропела нежным голосом такой пантун:

Растет рамбутан на рисовом поле, Плоды созревают и падают в воду; [40] Смерть меня не пугает боле, Душу мою не страшат невзгоды.

Когда золотой павлин увидел, что царевна опечалена, он сладостным голосом пропел такой пантун:

На мыс Данг Касехан уйдет до рассвета, За перец отдаст дорогие каменья; Ты, словно светильник, наполненный светом; Горишь у возлюбленного на коленях.

Покуда Талела Маду Ратна внимала пантуну золотого павлина, к ней явились служанки и нянюшки, ударяя себя руками в грудь и говоря: «О царевна, мы ли тебя не предостерегали, что случится великая беда, ведь не счесть воинов, окруживших башню. К тому же, если узнает о случившемся твой отец, он предаст нас всех жестокой казни».

Услыхав те слова, золотой павлин весело рассмеялся, распустил хвост и прошелся по башне дивной поступью, будто плавно скользящий танцор, распевая такой пантун:

Учтивый слуга на подносе несет Черану [41] с бесценной опаловой пудрой; Ужели средь полночи солнце взойдет, Ужели луна воссияет поутру.

Услыхав тот пантун, царевна и Индрапутра улыбнулись, а служанки, приблизясь, окружили их.

Тем временем воины, несшие стражу у башни, отправили своего посланца к государю — владыке вселенной. Посланец не мешкая отправился в путь, дабы предстать перед повелителем, и,явившись в зал для приемов, молвил, обратясь к одному из приближенных слуг раджи: «О слуга, ступай к государю и повергни к его стопам слова везирей и военачальников: «Неведомый муж пробрался в башню царевны, мы хотели бы его изгнать, однако не решаемся приступить к делу, не имея на то соизволения господина. Оттого-то и отправили мы гонца к радже, дабы узнать, как надлежит поступить».

Слуга вошел во внутренние покои дворца и передал доверенным служанкам раджи Гурджаниса все, что рассказал ему посланец. Служанки же, представ перед государем, молвили: «О господин наш, владыка вселенной, везири и витязи, несшие нынешней ночью стражу у башни твоей царственной дочери, наказали передать, что в башню царевны проник некий муж, им неведомый».

Услыхав речи служанок, поспешно вышел раджа Гурджанис в зал для приемов, где его ожидали раджи подвластных стран, везири и военачальники, и молвил, обратясь к ним: «Ступайте к вашим воинам, велите им пленить того мужа и доставьте его сюда».

Между тем служанки царевны немало потешались в башне своей госпожи, внимая пантунам, селокам и нежным словам золотого павлина, которыми он умерял волнение Талелы Маду Ратны. А воинов, взявших башню в осаду, становилось все больше. Приблизились тогда служанки к царевне и, почтительно склонившись, молвили: «О госпожа, весьма преумножилось число воинов, окруживших башню». Услыхав это, Талела Маду Ратна упала без памяти, а павлин, распустив хвост, все распевал пантуны и селоки, составленные из слов, дивно прекрасных. Когда царевна опамятовалась, она улыбнулась золотому павлину, следом за ней улыбнулся и Индрапутра и молвил, обратясь к Данг Кунтум Джае Данг Интан Байдури: «О девушки, отдерните-ка поскорей парчовые завесы и пошире растворите двери башни!»

И воззвал Индрапутра к волшебному талисману, которым его одарила Сери Ратна Гемала Нехран, и тотчас же перед ним предстали четверо джиннов, изошедших из талисмана, склонились до земли и спросили: «О господин наш Индрапутра, зачем ты звал нас?» Ответствовал Индрапутра: «О братья мои, ступайте и сразитесь с витязями раджи Гурджаниса».

Низко поклонились Индрапутре Дикар Алам, Сегентар Алам, Дикар Килат и Дикар Агус и, выхватив мечи из ножен, с воинственными кликами устремились на воинство раджи Гурджаниса. Великий переполох поднялся среди везирей и витязей государя, и в суматохе они принялись рубить друг друга с небывалым шумом и криками. В той битве опустело немало колчанов, изломалось немало копий, погнулось немало мечей. Те небожители, кои не были облачены в стальные доспехи, лишились жизни, сраженные предводителями джиннов, неистово бившимися в ту ночь.

Когда раджа Гурджанис узнал о побоище, послал он на подмогу к стражам четырех витязей с четырехтысячным отрядом, и витязи те поспешили к башне, рассеивая ночной мрак светом свечей и фонарей, мерцавших, словно звезды в небесах.

Увидав, что прибывает вражеское воинство, Индрапутра вновь воззвал к талисману Сери Ратны Гемалы Нехран, и изошли из него сонмы джиннов, небожителей, пери и духов, устремившихся на бой с витязями раджи Гурджаниса. Индрапутра дал своим воинам талисман, добытый из черепа змея Мамдуда, дабы он освещал им путь, и ряды их озарились словно бы лунным светом. Не выдержали витязи, осаждавшие башню, яростного натиска предводителей джиннов и разбежались в разные стороны. Воины же, изошедшие из талисмана, в полном боевом облачении возвратились в башню.

Подивившись небывалой мощи талисмана Индрапутры, царевна подумала про себя: «Откуда бы взяться сему воинству? Поистине несравненно мудрое вежество Индрапутры, ежели сумел он его призвать». В это время золотой павлин вновь распустил хвост и запел пантуны и селоки, и, слушая его, заулыбалась Талела Маду Ратна.

Между тем воины, несшие стражу у башни, отступая, по-встречались в пути с отрядом, который послал им на подмогу раджа Гурджанис, и сказали: «О братья, не надивимся мы мужу, укрывшемуся в покоях царевны. Заслышав его голос, мы взяли башню в осаду, но в тот же миг из башни, явившиеся невесть от куда, изошли военачальники с неисчислимым воинством, и мы вступили с ними в бой. Мы сражались с громкими кликами, но наше  оружие изломалось — и пришлось отступить, дожидаясь рассвета». Ответствовали военачальники, спешившие на подмогу: «О братья, ныне надлежит нам совместно направиться к башне царевны, ибо таково повеление раджи».

Вновь разнеслись над лугами грозные кличи, витязи Гурджаниса, доставши из колчанов стрелы и обнажив мечи, ринулись на воинство Индрапутры, и разгорелась яростная битва. Много воителей раджи Гурджаниса полегло в том бою, который длился чуть ли не час, но еще больше было тех, кто получил смертельные раны, так что пришлось войску небожителей отступить, и, объятое страхом, оно разбежалось.

Узнав об этом, послал Гурджанис против Индрапутры восемь витязей с четырехтысячным войском и еще отправил одного предводителя с четырьмя сильными отрядами. Однако же и это войско отступило, потеряв иных убитыми, иных же ранеными.

Прослышав, что и на сей раз взяло верх воинство Индрапутры, раджа разгневался и приказал выйти против того воинства двенадцати тысячам витязей с неисчислимой ратью. Вновь загремели оглушительные кличи, потонув в небывалом шуме сражения. Посланцы, наблюдавшие за вражеским станом, то и дело доносили государю о том, что число джиннов и пери, бьющихся на стороне Индрапутры, все прибывает. Раджа Гурджанис весьма дивился, слыша те вести, и раз от разу гнев его преумножался.

Молвил государь, обратясь к придворным: «О везири мои, из какого рода происходит муж сей, уж не царевич ли он небожителей либо же лунных обитателей?» Почтительно склонившись, ответствовали те: «О господин наш, владыка вселенной, ведь и мы не надивимся на сего мужа».

Между тем наступало утро, и все воинство джиннов и пери во главе с военачальниками выстроилось рядами в лугах Белантара Аджаиб, сверкая на солнце грозным оружием. И приказал раджа Гурджанис одному из государей подвластных стран: «О Герентар Шах, ступай на поле боя, возьми в плен сего мужа и доставь ко мне».

Герентар Шах надменно рассмеялся и, поклонившись радже, отправился в луга Белантара Аджаиб. Забили тогда в обоих станах барабаны, на поле битвы с громкими кликами вышли витязи обоих войск, равные друг другу мощью и мужеством, и вступили в бой, поражая противников стрелами, копьями, дротиками и рубя их мечами. Клубы пыли непроглядной тьмой окутали луга, чуть ли не час длилась жестокая битва. После раджа Гурджанис приказал Герентару Шаху помериться силами свитязем Индрапутры по имени Дикар Алам, и воители устремились друг на друга. А Дикар Килат с Дикаром Агусом и Сегентаром Аламом поспешили Дикару Аламу на помощь, яростно нанося и отражая удары. И напали предводители джиннов на Герентара Шаха, раджей, подвластных Гурджанису, их витязей и войско, и, не выдержав того натиска, воинство небожителей отступило. Едва же утихла битва, как наступила ночь.

На следующий день раджа Гурджанис воссел на трон в приемном зале, и предстали пред ним раджи подвластных стран, и везири, и военачальники, и воины. Был меж них Герентар Шах — владыка, славившимся небывалой силой и мужеством, чей острый меч весил сто кати, шириною же был в четыре пальца. Приблизился Герентар Шах к радже Гурджанису и, почтительно склонившись, молвил: «О господин мой, владыка вселенной, мольбу о прощении повергаю я к стопам твоим, ежели будет на то твое соизволение, ныне пленю я мужа, укрывшегося в башне». Услыхав слова Герентара Шаха, ответствовал ражда Гурджанис: «Да будет так!»

Вскочил Герентар Шах на коня и, выхватив меч из ножен, поскакал в луга Белантара Аджаиб. За ним последовали все витязи. Когда они прибыли туда, воскликнул один из воинов Герентара Шаха зычным голосом: «Эй, трусливый муж, нечего прятаться в башне, ты, верно, страшишься принять смерть от руки Герентара Шаха, вот и посылаешь на бой с ним джиннов и пери. Ежели ты вправду мужчина, выходи в луга Белантара Аджаиб и изведай мощь его меча, коий весит сто кати, лезвие же имеет шириною в четыре пальца».

Услыхал те слова Дикар Алам и, приблизившись к Индрапутре, молвил с почтительным поклоном: «О господин, дозволь мне выйти на бой». Ответствовал Индрапутра: «О брат мой, смири свое нетерпение, ныне я сам выйду на поле битвы, ибо не кого иного, как меня, вызывает Гереитар Шах. Не знаю, какие превратности сулит мне нынешний день, но с помощью Всевышнего я сумею одолеть Герентара Шаха безо всякого оружия, ибо он мне не враг». Сказавши так, Индрапутра обратился к царевне: «Прощай, о возлюбленная моя, я ухожу на бой с раджей Герентаром Шахом в луга Белантара Аджаиб».

И сел Индрапутра на своего коня Джангги Гердану и устремился на поле сражения; в этот миг радже Герентару Шаху показалось, будто загрохотал гром, сгустилась тьма и из башни царевны вырвалась молния. Индрапутра проворно подскакал к Герентару Шаху и, похитив его из седла, передал Дикару Агусу, повелев тому укрыть раджу неподалеку от башни.

Увидав, что, покуда во тьме, окутавшей луга Белантара Аджаиб, гремели громы и сверкали молнии, раджа Герентар Шах неведомо куда исчез и конь его остался без седока, витязи и воины  небожителей весьма подивились. В страхе побросав оружие, они прибежали к радже Гурджанису и донесли ему о случившемся.

Выслушав витязей, раджа также подивился и молвил, обратясь к подвластным государям: «Достойно великого изумления то, что приключилось с Герентаром Шахом. По моему разумению, сей муж, пробравшийся в покои дочери моей, не иначе как сын небожителя, наделенного небывалой волшебной силой». После же владыка вселенной повелел всем подвластным раджам пленить Индрапутру.

Рассказывают, что, покуда Индрапутра пребывал в башне Талелы Маду Ратны, один за одним сорок раджей вызвались захватить его. И всех их Индрапутра похитил из седел и повелел укрыть в сокровищнице раджи Гурджаниса. Наконец, к радже Гурджанису явился посланник и донес, что неведомо куда исчезли воители, вышедшие против Индрапутры, и раджа вновь подивился.

* * *

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, что, когда, справив нужду, Дэва Лела Менгерна воротился на прежнее место, онне нашел там ни Индрапутры, ни его коня. И понял тогда Дэвэ Лела Менгерна, что Индрапутру похитил джинн Тамар Буга и тотчас же отправил посланца к Нобату Ром Шаху, коий, едва лишь услыхал о случившемся, не мешкая прибыл к Дэве Леле Менгерне, сопровождаемый везирями, и витязями, и всем своим войском. Встретившись, Дэва Лела Менгерна вместе с Нобатом Ром Шахом отправились на поиски Индрапутры.

В то время недобрые вести об Индрапутре дошли и до царевичей, которых он спас, и сказали друг другу царевичи: «По нашему разумению, Индрапутра бьется ныне с воинством раджи Гурджаниса». И собрали они везирей, витязей и войска свои и, приготовив все необходимое для сражения, выступили на подмогу Индрапутре в страну Динун.

Ранним утром, когда не померкли еще звезды, дикие звери не вышли на добычу, птицы не вылетели из гнезд, а солнце не показалось на небосводе, громко зазвучали боевые барабаны в станах Индрапутры и раджи Гурджаниса, зашумели развевающиеся стяги и знамена в лагере государя небожителей, зонтоносцы раскрыли зонты подвластных ему раджей, и те зонты, трепещущие на ветру, заблестели, подобно свежей листве.

Воины раджи Гурджаниса выровняли поле боя, ибо сам владыка вселенной собрался сделать смотр своему неисчислимом войску. И облачились витязи подвластных раджей в боевые доспехи, сами же раджи, взявши оружие, сели на коней.и выступили впереди отрядов, подъемля знаки государевой власти на высоких древках. Воссел тогда государь на свой трон, и выстроились те раджи по правую и левую руку от него. Зонтоносцы раскрыли несказанно прекрасный зонт государя, а слуги подали раджам бетель на позлащенном подносе.

Между тем раджа Гурджанис узрел в северной стороне неба черные тучи пыли, вздымающиеся в воздух, и сверкающие в них яркие молнии, а вскоре различил и двести двадцать разноцветных стягов, чьи жемчужные султаны покачивались на ветру, и рядом со стягами — витязей, подобных свирепым тиграм, облаченных в боевые доспехи и препоясанных грозными мечами. Следом за витязями шествовали зонтоносцы, неся двадцать четыре раскрытых зонта с бахромою из нитей сверкающего желтого жемчуга и наборными навершиями из позвякивающих на ходу алмазов. Под сенью тех зонтов гарцевали на крылатых конях несказанно прекрасные царевичи джиннов и пери в превосходных одеяниях, шитых золотом и изукрашенных драгоценными каменьями. И вступили оба царевича со своими военачальниками и воинами в луга Белантара Аджаиб.

Когда Индрапутра узнал, что к нему прибыли Дэва Лела Менгерна и Нобат Ром Шах, он вышел к ним навстречу, а царевичи, увидав Индрапутру, поспешно сошли с коней, пожали ему руку, обняли и расцеловали. После же Индрапутра ввел Дэву Лелу Менгерну и Нобата Ром Шаха в башню Талелы Маду Ратны.

По прошествии недолгого времени раджа вновь увидал, как в северной стороне вздымается к небесам пыль, окутывая землю мраком, и в тех клубах пыли он различил двести двадцать разноцветных стягов, подобных виденным прежде, которые с великим шумом развевались на ветру, и султаны иных из тех стягов были из чистого золота. Следом за стягами несли десятки раскрытых зонтов небывалой красоты со сверкающей бахромой, звеневшей на ходу. Под сенью тех зонтов гарцевали на конях два царевича духов в драгоценных одеяниях.

Весьма подивился раджа Гурджанис тому, что царевичи духов явились в луга Белантара Аджаиб, Индрапутра же, узнав об их прибытии, вышел навстречу, сопровождаемый Дэвой Лелой Менгерной и Нобатом Ром Шахом. Едва завидев Индрапутру, царевичи духов спешились, почтительно склонились перед ним и пожали руки сыновьям раджей, джиннов и пери. После все вошли в башню Талелы Маду Ратны.

Вскоре раджа Гурджанис приметил, что в стороне гор и джунглей словно бы буря потрясает деревья. А вслед за тем узрел он войско обезьян различных родов, лемуров и гиббонов, вооруженных тяжелыми камнями для метания и целыми древес ными стволами для сокрушения черепов, которое с небывалым шумом высыпало на луга Белантара Аджаиб. И были стяги обезьяньего воинства из дорогой ткани хатифы красного цвета, расшитой золотом. Следом за стягами несли двадцать раскрытых зонтов, изукрашенных зелеными изумрудами и позолотой. Под сенью этих превосходных зонтов гарцевали на крылатых конях двое раджей.

Весьма подивился раджа Гурджанис, увидав обезьянье войско, Индрапутра же, узнав, что к нему прибыл раджа Пуспа Пандей со своим сыном Динаром Пандеем, вышел им навстречу. Едва завидев Индрапутру, Пуспа Пандей и Динар Пандей спешились и, приблизившись, пожали руку царевичу, а потом последовали за ним в башню Талелы Маду Ратны.

Молвил раджа Гурджанис, обратясь к подвластным ему государям: «О братья мои, сколь удивительно все, происходящее здесь!» Только успел он это сказать, как вновь поднялась к небесам пыль и омрачился ясный день. Когда же пыль осела, показались сотни стягов и раскрытых зонтов, которые несли воины, выступавшие отряд за отрядом. У иных из отрядов стяги были из расшитой золотом хатифы, у иных — из ярко-оранжевой раззолоченной ткани. Следом за стягами несли разноцветные зонты, позвякивающие на ходу сверкающей бахромой, под сенью тех зонтов гарцевали без единого сорок царевичей, которых в лугах Анта Берахи с помощью Всевышнего возвратил к жизни Индрапутра благодаря своей волшебной силе.

Едва завидели царевичи Индрапутру, вышедшего им навстречу, как тотчас спешились и почтительно склонились перед своим спасителем. Он же обнял и расцеловал каждого из царевичей и ввел их в башню Талелы Маду Ратны.

Более прежнего изумился раджа Гурджанис и, пребывая в изумлении, увидел, что вновь сокрыла солнце пыль, поднявшаяся к небесам. А когда опять засиялдень, показались из клубов пыли сотни разноцветных стягов и небывало прекрасных зонтов. Под сенью тех зонтов гарцевали сорок царевичей, повстречавшихся Индрапутре у моря Бахр уль-Ашикин, отряд за отрядом выступали их войска, каждый на скакунах особой масти, и столь громко звучали оркестры, что не слышно было никаких иных звуков. Витязи царевичей, вступивших в луга Белантара Аджаиб, являли небывалую мощь и мужество и грозным своим видом напоминали свирепых тигров.

Когда Индрапутра узнал, что к нему прибыли сорок царевичей с моря Бахр уль-Ашикин, он вышел им навстречу, и, увидав Индрапутру, царевичи поспешно сошли с коней и почтительно склонились перед юношей. Он обнял и расцеловал каждого из них, ввел в башню Талелы Маду Ратны, где они встретились с сыновьями раджей, и те, кто явились прежде, пожали руки всем многочисленным царевичам.

Раджа Гурджанис не мог прийти в себя от изумления, взирая на царевичей и их воинство и на луга Белантара Аджаиб, кои заполнили верные Индрапутре царевичи. Молвил тогда раджа Гурджанис, обратясь к подвластным государям: «О братья мои, немало дивлюсь я деяниям сего мужа». Ответствовали те: «О господин наш, владыка вселенной, и мы весьма дивимся. По нашему разумению, тебе, о владыка вселенной, лучше бы сменить гнев на милость и не оказывать небрежения сему мужу. Иначе мы выставим себя на позор перед всем светом, ибо далеко вокруг разнеслась его слава». Выслушав эти речи, раджа воротился к себе во дворец весьма смущенный духом.

Между тем повелел Индрапутра рассадить везирей и витязей, явившихся к нему, и подать угощение прибывшим сыновьям раджей и их людям. Когда повеление было исполнено, молвил он, обратясь к царевичам: «О братья мои, отведайте сих яств и не прогневайтесь, что не так, как должно, я вас принимаю». Царевичи улыбнулись, услыхав слова Индрапутры, и принялись за трапезу. Едва они насытились, как слуги подали пьянящие напитки, и музыканты принялись с небывалым искусством играть на ребабах, лютнях, флейтах, свирелях, трубах, тарелках, барабанах и гонгах, а сладкоголосые певицы запели свои песни.

Когда наступила ночь, Индрапутра взял талисман, добытый из черепа змея Мамдуда, и, совершив обряд поклонения в луга Белантара Аджаиб, озарил им, как светочем, все воинство, пришедшее ему на подмогу. В лугах стало светло, словно бы вновь воссиял день, и везири и витязи царевичей немало дивились тому талисману.

Рассказывают, будто Талела Маду Ратна с нянюшками и прислужницами весьма дивилась тому, сколь великое множество царевичей собралось в ее башне. А везири и воины не уставали восхищаться величием и мужеством Индрапутры, наполняя радостью сердце царевны. Все обитательницы башни неустанно готовили блюда, многоразличные по своему вкусу и виду, ибо таково было повеление Индрапутры и Талелы Маду Ратны. Вот что происходило в то время в покоях царевны.

Между тем раджа Гурджанис, воротившись во дворец, воссел на львиный престол и призвал к себе всех подвластных государей, дабы держать с ними совет. Молвили государи: «О господин наш, владыка вселенной, мольбу о прощении повергаем мы к стопам твоим. По нашему разумению, ничего неподобающего не совершила твоя царственная дочь, ее поступки вполне достойны наследницы рода могущественных раджей».

Покуда они так говорили, наступил день, и молвил Дэва Лела Менгерна, обратясь к Индрапутре: «О брат мой, по моему разумению, надлежит мне посетить раджу Гурджаниса. Как знать, не захочет ли он обсудить со мною твое дело». Ответствовал Индрапутра: «Поистине справедливы твои слова, ступай же к отцу царевны».

Дэва Лела Менгерна отправился к радже с Нобатом Ром Шахом, и вскоре они достигли главных ворот дворца. Слуги донесли об их появлении радже, своему повелителю. Раджа приказал четырем везирям торжественно встретить царевичей, и те приняли их с надлежащей учтивостью, говоря: «Государь просит вас пожаловать к нему без промедления».

Везири проводили Дэву Лелу Менгерну и Нобата Ром Шаха к радже Гурджанису, который, едва лишь вошли царевичи, поднялся с трона и любезно их приветствовал, а сыновья раджей джиннов и пери почтительно склонились перед государем. Воздав тысячу почестей царевичам, раджа Гурджанис усадил их позлащенные кресла и повелел слугам подать бетель в сосуде чистого золота. Когда же царевичи отведали бетеля, они почтительно склонились пред государем и молвили: «О господин наш, владыка вселенной, мольбу о прощении повергаем мы к твоим стопам. По нашему разумению, повелитель поступил бы справедливо, ежели бы явил милость и соединил Индрапутру со своей дочерью брачными узами. Ведь Индрапутра происходит из рода могущественных раджей, и было бы достойно владыки вселенной простить заблуждение, в кое впали сии царственные дети. Нам же всем надлежит вывести их из заблуждения, наставляя мягкими, учтивыми и ласковыми словами».

Услыхав назидательные речи Дэвы Лелы Менгерны и Нобат Ром Шаха, раджа Гурджанис весьма возрадовался, ибо о благом деле говорили царевичи. Он улыбнулся и молвил: «О дети мои, нет беды в соединении дочери моей и Индрапутры». После Дэва Лела Менгерна поведал государю обо всем, что произошло с Индрапутрой, когда он был в его стране, от начала и до конца. Выслушав его, раджа Гурджанис задумался на недолгое время и молвил: «О сын мой, вижу я и свою вину в сием деле, ибо я не вник в него с надлежащим тщанием, так что прощаю я мою дочь».

Сказавши так, государь повелел подать царевичам угощение и в ту же пору перед владыкой предстали раджи подвластных стран, которые вместе с Дэвой Лелой Менгерной и Нобатом Ром Шахом воссели за трапезу. Когда же вкусили они от поданных яств, раджа Гурджанис одарил Дэву Лелу Менгерну и Нобата Ром Шаха почетными одеждами.

Простившись с государем, отправились царевичи в обратный путь и, воротившись к Индрапутре, передали ему слова раджи Гурджаниса и поведали о том, как получили почетные одежды. Индрапутра же весьма возрадовался, услыхав рассказ Дэвы Лелы Менгерны и Нобата Ром Шаха.

На следующий день Индрапутра повелел царевичам духов пойти к радже Гурджанису и так молвил, обратясь к ним: «О, господа, ступайте к государю и скажите, что, ежели будет на то высочайшее соизволение, я предстану пред его лицо». Простясь с Индрапутрой, царевичи поспешили во град раджи Гурджаниса. Когда они явились к главным воротам дворца, слуги донесли повелителю, что от Индрапутры прибыли двое посланцев, и повелел раджа четырем везирям встретить царевичей духов с надлежащими почестями. Везири ввели царевичей в зал для приемов, и, склонившись до земли, молвили царевичи: «О господин наш, владыка вселенной, хотел бы Индрапутра предстать пред лицо государя, ежели было бы на то высочайшее соизволение». Раджа Гурджанис улыбнулся, услыхав те слова, и так подумал про себя: «Весьма учтив и мудр сей Индрапутра». После он молвил, обратясь к царевичам: «Что за беда в том, что сын явится к отцу?»

Царевичи духов восславили раджу Гурджаниса всяческими лестными речами, и сердце государя исполнилось радостью. Он пригласил царевичей садиться, однако те с почтительным поклоном ответствовали: «О государь, мы лишь затем явились, чтобы повергнуть просьбу Индрапутры к твоим стопам». Вновь улыбнулся раджа Гурджанис и так помыслил про себя: «Воистину учтив и мудр Индрапутра, таковы же и его посланцы». И одарил раджа царевичей драгоценными одеждами. Спросили царевичи: «О господин наш, владыка вселенной, нам ли в знак удовлетворения нашей просьбы предназначены эти дары и можем ли мы с ними удалиться?» Ответствовал государь: «Сии дары — свидетельство моего искреннего благорасположения». Царевичи почтительно приняли дары, возблагодарив раджу Гурджаниса, он же молвил: «О дети мои, коль истинно преданы вы мне, передайте Индрапутре, что я молюсь за него Всевышнему, и не мешкая призовите пред лицо мое».

Простившись с раджей, царевичи поспешно воротились к Индрапутре, а он, увидав их лица, сияющие радостью, прекрасные одежды и дивные дары, молвил: «Приблизьтесь ко мне, о братья!» Почтительно склонившись перед Индрапутрой, царевичи воссели рядом с ним и передали ему слова раджи. Весьма возрадовался Индрапутра, узнав, что желание его исполнилось, и восславил царевичей лестными речами.

На следующее утро раджа Гурджанис повелел четырем везирям приготовить город к встрече Индрапутры: починить дороги, убрать улицы, расчистить базарную площадь, украсить зал для  приемов, а после собрать в нем царевичей, везирей, евнухов, гонцов и витязей.

Слуги разостлали в приемном зале дорогие ковры, потолки украсили парчой и драгоценными каменьями, установили прекрасные государевы стяги и знаки власти на высоких древках и раскрыли позлащенные зонты. Когда все было готово к встрече, раджа Гурджанис вышел к своим подданным и воссел на львином престоле.

Загремели тогда большой барабан и многоразличные гонги, которые, каждый на свой лад, издавали сладчайшие звуки, затрубили трубы, зазвучали литавры, и все, бывшие в зале, подняли головы и узрели бесчисленные стяги раджей, приближавшихся ко граду. Индрапутра явился, сопровождаемый дружественными ему царевичами, дабы предстать перед раджей Гурджанисом, и слуги сообщили своему повелителю о его приходе.

Государь тотчас повелел четырем раджам подвластных стран, восьми везирям и всем своим приближенным встретить Индрапутру с надлежащими почестями. Четверо раджей вышли навстречу и почтительно склонились пред Индрапутрой. Он же их приветствовал, кланяясь до земли, и вместе с ними вступил в пределы града.

Жители страны Динун сбегались отовсюду, дабы узреть царевича, женщины выскакивали из домов с распущенными волосами, иные успевали накинуть баджу, иные не успевали и лишь кутались в шарфы. Великое множество небожителей собралось на базарной площади, они заполонили улицы, и от напора толпы покосились все заборы в городе. Люди подняли небывалый шум, дивясь красоте Индрапутры, способной блеском своим затмить шлифованное золото. Иные говорили: «О, как посчастливилось нашему радже, что он взял Индрапутру в зятья! Ведь нет никого равного ему по красоте среди государей!» Другие восклицали: «О, как рад бы я был выдать свою дочь за Индрапутру!» Третьи возглашали: «О, ежели стал бы Индрапутра моим мужем, выпало бы мне тогда великое счастье провести с ним неразлучно сорок дней в шутках и забавах!» Четвертые им вторили: «О, как хотелось бы мне родить от Индрапутры дитя!» Так говорили жители страны Динун.

Между тем Индрапутра вступил в приемный зал, сопровождаемый Дэвой Лелой Менгерной, и, увидав его, поспешно спустился с трона раджа Гурджанис и учтиво приветствовал царевича. Тот склонился перед государем, коий обнял и расцеловал его и с почестями усадил на позлащенное кресло: Вслед за Индрапутрой все царевичи из его свиты поклонились радже Гурджанису, он же пригласил их воссесть на кресла, расставленные в надлежащем порядке.

В это время слуги внесли золотой поднос с бетелем, и гости отведали того бетеля, после были поданы всевозможные угощения, и молвил государь, обратясь к царевичам: «О дети мои, принимайтесь за трапезу и потешьтесь теми из яств, кои по вкусу вам». Когда гости насытились, вкушая из розной посуды, пустили по кругу чаши с пьянящими напитками, и царевичи ели, пили и веселились. Мы же не станем более о том рассказывать.

Сорок дней и сорок ночей провели гости в непрестанных развлечениях, а по прошествии того времени, в некий благоприятный день, раджа Гурджанис начал предсвадебное бдение и выдал дочь свою Талелу Маду Ратну замуж за Индрапутру. Молодые воссели за парчовой завесой, расшитой золотыми нитями, и пребывали там, шутя и тешась друг с другом. А раджа Гурджанис повелел слугам открыть свою сокровищницу, дабы одарить царевичей, прибывших с Индрапутрой, драгоценными одеждами.

Отворив сокровищницу, казначей узрел в ней сорок мужей, распростертых на полу и как бы погруженных в сон, и, приблизясь, узнал в них царевичей, вышедших на бой с Индрапутрой ивнезапно исчезнувших с поля битвы в лугах Белантара Аджаиб. Тогда казначей поспешил к государю и донес обо всем увиденном. Раджа подивился и приказал одному из везирей проверить, правду ли сказал казначей.

Почтительно склонившись перед государем, везирь отправился в сокровищницу и немало поразился при виде недвижимых тел царевичей. После воротился, дабы сообщить государю, что казначей сказал правду. Молвил везирь: «О господин мой, владыка вселенной, как ни старался я пробудить царевичей, они оставались недвижимыми».

Повелел раджа Гурджанис: «Ступай к Индрапутре и расскажи о сием деле». Везирь отправился к Индрапутре и, почтительно склонившись перед ним, поведал обо всем, что касалось до царевичей, распростертых в сокровищнице. Индрапутра улыбнулся и молвил, обратясь к Дикару Агусу: «Поди разбуди царевичей». Почтительно поклонившись, Дикар Агус поспешил в сокровищницу, достал талисман, погрузил его в воду и окропил той водой тела царевичей. Едва он это сделал, как сыновья раджей проснулись, вскочили на ноги и весьма подивились, узрев, что пребывают в сокровищнице раджи Гурджаниса; после же опамятовались и отправились вслед за слугами во дворец.

Спросил раджа Гурджанис, обратясь к царевичам: «О господа, что испытали вы, обретаясь в моей сокровищнице?» Почтительно склонившись, ответствовали царевичи: «О господин наш, владыка вселенной, поистине достойно удивления, что, попав твою сокровищницу, мы впали в глубокое забытье и узрели Индрапутру, восседавшего на львином престоле в окружении  везирей, военачальников, раджей и войска. И почудилось нам, будто и мы предстали перед Индрапутрой, который оказал нам множество милостей, и оттого испытали мы тысячу наслаждений. После влетели в приемный зал две птицы и уселись на подносе, стоявшем перед Индрапутрой, полном мускуса и благоуханного нарда. Птицы брызнули на нас благовониями с подноса, и, вдохнув их аромат, мы лишились памяти, ну, а далее ничего не помним».

Немало подивились этому рассказу государь и раджи, бывшие в зале для приемов, и одарил раджа Гурджанис царевичей драгоценными одеждами, каждого согласно его сану. После воссел вместе с Индрапутрой, везирями, витязями и всеми раджами, явившимися в страну Динун, и они принялись есть и пить под громкие звуки оркестра и так в веселии и развлечениях проводили свои дни.