— Чёрт! Вот чёрт! — всё, что я смогла произнести, увидев на своём балконе свежевыстиранные полотенца.

— Зовёшь родственников, ведьма? — съязвил Войнич. Он загнал машину в гараж. Мы вышли.

— Родственники уже здесь. Бабушка вернулась. Теперь все эксперименты придётся проводить на твоей территории.

Ему эта новость не понравилась.

— Ещё чего! Почему?

— Потому что это для тебя я — исчадье ада, недостойное ходить по земле, а для неё — любимая внучка. Она просто не позволит мне рисковать жизнью.

— Ты же говорила, раньше она сама выводила тебя из транса.

— Раньше меня не душили. Я просто устанавливала причину болезни и убирала её на физическом уровне. Вот и всё — никаких путешествий в прошлые жизни. Однажды в образе пропавшего мужчины меня ударили кирпичом по голове, бабушка едва успела меня разбудить. С тех пор Василиса Аркадьевна относится к моей практике весьма настороженно.

— Василиса Аркадьевна — бабушка по материнской линии, урождённая Екатерина Максимовна, верно?

Да, надо признать он хорошо подготовился. Прямо одержимость какая-то, я вот родословные жертв отца до седьмого колена не изучала. Наверное, мне просто повезло — рядом оказалась Солана, сумевшая объяснить, что даже искупая прошлое, жить нужно непременно в настоящем. Значение имеет только то, что происходит здесь и сейчас, потому что ничего из минувшего уже не вернёшь, а будущее ещё не наступило. А вот чемпион, видимо, считает иначе.

— Верно, пришлось взять чужие имена. Василису Аркадьевну придумала я.

Как всегда, когда речь заходила о моём прошлом, Войнич нацепил маску ледяного отчуждения. Надеюсь, за ней не пряталось нечто похуже.

— А твоё кто придумал?

Я ответила не сразу. Нахлынули воспоминания.

— В детстве мама называла меня златовлаской. Я просто сократила.

— Твою маму звали Полина Нарышкина? Погибла в автокатастрофе за год до ареста мужа. Ей повезло. Умерла до того, как узнала, что жила со зверем.

Я отвернулась. Под лопаткой кольнуло. И чего он добивается? Ждёт, когда сорвусь и разрыдаюсь? Не дождётся!

— Изучил всё моё генеалогическое древо? Молодец, пять по биологии, отлично постарался! Иди домой, я скоро приду.

Он удивленно поднял брови.

— И это всё? А где же твоя хвалёная защита?

Продолжает нарываться? Что ж, постараюсь оправдать ожидания.

— Соскучился по моим шуткам?

Чемпион традиционно закатил глаза.

— Да уж! По твоим пошлым кабацким шуточкам.

Я подошла к нему почти вплотную и заявила:

— Вот именно. По пошлым и кабацким. Тебе нравится, когда я с тобой заигрываю, лицемер!

Как всё просто. Он сразу помрачнел и перестал хорохориться.

— Предупреждаю. Выбери другую линию защиты! Эта — опасна для здоровья.

Я вдруг почувствовала ужасную усталость, ссориться с ним не хотелось, не хотелось вообще ничего.

— А сам-то? К чему этот экскурс в прошлое? Думаешь, причинишь мне боль, и твоя собственная станет меньше? Не станет. Время — оно как анальгетик: боль притупляет, но раны не лечит. Их больше нет — твоей мамы и моих родителей. Делая друг другу гадости, мы ничего не изменим в их прошлом, зато своё настоящее точно превратим в ад. Ты этого хочешь?

Войнич молчал, продолжая сверлить меня непроницаемым взглядом. Ладно, на диалог рассчитывать не приходится, придётся продолжать монолог:

— Мы оба сломаны прошлым и выбор у нас не большой: изводить друг друга, бередя старые раны, или оставить мёртвых в покое и думать о живых. Галю Шолохову ещё можно спасти, поэтому я выбираю второй вариант. А что выберешь ты, чемпион?

И снова целая минута ушла на игру в гляделки, у меня даже шея затекла (учитывая его рост, мне всегда приходилось смотреть снизу вверх). Наконец, Войнич отвернулся, проворчал: «Не задерживайся! У меня ещё дела» и не оборачиваясь, направился к подъезду.

Я пулей ворвалась в квартиру и повисла на руках у бабушки, изо всех сил изображающей строгость и холодность.

— Привет, бабуля! Не ждала тебя так рано.

— Где ты была? Я полтора дня до тебя дозвониться не могла, приехала вчера вечером, а тебя нет! Ты хоть представляешь, как я испугалась? — строго отчитывала непутёвую внучку Василиса Аркадьевна.

— Прости, — я успокаивающе гладила её по волосам и вздрагивающим от волнения хрупким плечам. — Сотовый забыла зарядить, я ведь им редко пользуюсь. А на домашний ты, наверное, звонила, когда я по делам отлучалась.

— Это из-за каких же дел ты дома не ночевала?! — продолжала возмущаться бабушка, правда, уже гораздо добродушнее.

Я уткнулась лицом ей в плечо и с удовольствием вдохнула родной, знакомый с детства запах ванили и обжаренных кофейных зёрен.

— Разыскиваю одну девочку, пришлось съездить в Москву.

Бабушка отстранилась и внимательно посмотрела на меня своими удивительными зелёными глазами. Их яркий изумрудный цвет не изменили ни время, ни пережитые горести, которых на её долю выпало предостаточно.

— А где ночевала? — всё, обида сошла на нет, в родном голосе ни подозрения, ни упрёка — лишь тревога за внучку.

Для неё я всегда буду малышкой, которую нужно защищать от враждебного мира.

— У новых знакомых, заинтересованных в этом деле. Всё в порядке, бабуль. Прости, надо было оставить записку, но я просто не ждала тебя так рано.

— Я соскучилась, — призналась Василиса Аркадьевна, снова притягивая меня к себе. — Не привыкла расставаться с тобой надолго. В гостях хорошо, а сердце не на месте, всё думаю как ты тут. А эти знакомые, они точно не…

Не опасны, видимо, имелось в виду. Эх, знала бы она у кого именно я ночевала!

— Точно. Говорю же, всё в порядке, волноваться не о чем.

— Ладно, иди мой руки. Сейчас что-нибудь на ужин соображу.

Я расцеловала её в щёку и неохотно освободилась из тёплых уютных объятий.

— Извини, я отлучусь ненадолго. Сосед сверху попросил помочь разобраться с одной проблемой.

— Сосед сверху? — удивилась бабушка. — В семнадцатой кто-то живёт?

— Да, я вас потом познакомлю. Приду как раз к ужину.

* * *

Захватив медальон с волосами Ларисы, я выскользнула в коридор, прежде чем родственница успела возразить.

Дверь семнадцатой квартиры была приоткрыта — хороший знак, учитывая то, как мы расстались. Услышав скрип двери, Войнич выглянул в коридор и кивком пригласил меня войти. Мы оказались на кухне. Какой разительный контраст по сравнению с московской! Размер комнаты просто крохотный, мебель — так себе. Никакого шика и дорогих брендов. Интересно, каково ему, с детства привыкшему к роскоши, жить в подобной обстановке?

— Сядь туда! — он указал на застеленное свежей простынёй кресло.

— А простыня зачем? Вместо савана? Завернуть остывшее тело?

Войнич поморщился и проворчал:

— Заметь, ты первая меня провоцируешь, а потом обвиняешь в нападении. Просто не хочу, чтоб ты и здесь мне всё кровью испачкала.

Я чуть не продолжила «моей генетически опасной кровью», но, к счастью, во время прикусила язык. Он прав — лучше не нарываться.

Новая упаковка бумажных носовых платков рядом с небольшим телевизором, видимо тоже предназначалась мне — весьма предусмотрительно.

— Ты прав, на разборки времени нет, а меня теперь ещё и бабушка ждёт. Давай начинать.

— Что именно ты собираешь сделать?

— Хочу пересмотреть пару недель жизни Ларисы до её исчезновения.

— Пару недель?! — испугался Алан. — Сколько же времени на это уйдёт?

— Семи минут вполне хватит. Это в нашей физической реальности время линейно, за её пределами всё иначе. Транс — изменённое состояние сознания, в нём прошлое, будущее и настоящее существуют одновременно.

— А этой, как ты её там назвала, установкой наблюдателя нельзя обойтись?

— Нет. Если бы она умерла два — три месяца назад, это бы сработало, но прошло слишком много времени, душа давно в другом теле — ничего не получится. Всё, погружаюсь, — я начала мысленный отчёт…

Воздуха не хватало. Шея болела от затягивающейся удавки, но темнота медленно отступала. Сначала я услышала голоса, потом увидела яркие цветные пятна, которые постепенно слились в испуганное бабушкино лицо. Она без конца повторяла моё имя и трясла за плечи.

— Бабуль всё в порядке, сейчас… — я попыталась встать, не получилось — комната расплылась перед глазами всё теми же разнокалиберными цветными пятнами. Бабушка подхватила меня и бережно посадила в кресло, не переставая причитать:

— Я так и знала, что ты что-то затеяла! Ну, разве так можно?! А вы, молодой человек, принесите полотенце и холодную воду, немедленно!

Жаль, я не видела лицо Алана в этот момент. Очевидно, он послушался неукоснительно, потому что она тут же принялась вытирать полотенцем неизменное носовое кровотечение, а через минуту оно стало влажным — вода подоспела. Я откашлялась и окончательно пришла в себя.

— Со мной всё в порядке, правда, пойдём домой.

Она молча помогла мне подняться и повела к выходу. Я увидела Алана. Он стоял, прислонившись к стене, со скрещенными на груди руками и смотрел в потолок.

— Как ты меня нашла?

— Ты сама сказала, где будешь, а потом я услышала твой крик. — устало проворчала Василиса Аркадьевна. — Прибежала сюда, дверь была открыта, — я укоризненно посмотрела на Войнича, тот пожал плечами и отвернулся. — Ты была без сознания, а мальчик старался привести тебя в чувство, но не смог.

Я снова посмотрела на Войнича: 28 лет, рост почти два метра, в прошлом чемпион по каким-то там единоборствам. Только моей бабушке могло прийти в голову назвать такого мальчиком!

— Ну и чем вы двое здесь занимались? — тоном директора школы поинтересовалась родственница. Я почувствовала себя нашкодившей двоечницей.

— Прости, я знала, что ты будешь против, вот и попросила его помочь.

Под суровым взглядом бабули Войнич (о, чудо!) смутился и пообещал:

— Не беспокойтесь, больше я её и на порог не пущу!

Можно было не сомневаться, что обещание он сдержит.

* * *

Следующие полчаса я провела за ноутбуком. Искала во всемирной свалке информации ответы на вопросы, появившиеся после транса. На столе лежал лист бумаги, исписанный словами, которые машинально выводила Лариса всё это время. Простые ничего не значащие слова: имена друзей, любимого Валентинова, мультипликационных персонажей и английское LOVE. Последнее повторялось чаще всего. Не густо.

Да, я поминутно просмотрела две недели из жизни девочки, но могла лишь видеть и частично что-то ощущать, а читать мысли и даже просто слышать, то, что слышала она — уже нет. К тому же время, когда Лариса была в состоянии паники, истерики или в бреду, то есть в изменённом состоянии сознания, тоже выпадало. Поэтому полезной информации было мало. И всё же кое-что я нашла.

Перед тем как Ларису заточили в «темницу», она на несколько мгновений пришла в себя и в поле её зрения попало дерево с кроной в форме сердца. Это дерево пару раз мелькало в просмотренном мною кусочке её жизни, значит, девочка бывала в доме убийцы и раньше. А когда позвонил Громов и сообщил полученную от Трубачёва информацию (он его всё-таки нашёл в Химках) моя теория полностью подтвердилась. Теперь я знала, кто это с ней сделал, осталось выяснить — почему?

Через несколько минут «Гугл» ответил и на этот вопрос. Я потянулась к папке с делом Ларисы. Меня интересовал адрес одного из свидетелей, во дворе которого росло дерево в форме сердца.

* * *

В дверь заглянула бабушка. После недавнего инцидента она проверяла меня каждые три минуты: боялась, что снова окажусь в петле удавки.

— Что-то ты притихла! Опять заговор за моей спиной готовишь?

— Не беспокойся, душить меня больше не будут, но дело надо довести до конца. От этого зависит жизнь ребёнка.

— И твоя тоже! — бабушка упёрла руки в бока и загородила собой дверь, словно вратарь ворота.

— Со мной всё будет хорошо! Нужно просто найти тело пропавшей девочки, которая погибла пятнадцать лет назад и, кажется, я знаю, где искать. У нас есть лопата?

Василиса Аркадьевна не сдвинулась с места.

— Конечно, есть. Чем, по-твоему, ты выкапываешь корни лекарственных растений?

— Эта не пойдёт, слишком маленькая.

Услышав шум подъезжающей машины, я выглянула в окно.

— А вот и мой сопровождающий прибыл. Это старший лейтенант Громов — он полицейский, можно сказать, ведёт дело о похищении девочки. Так что не волнуйся, я буду не одна!

Бабушка нахмурилась и проворчала:

— Час назад ты тоже была не одна и чуть богу душу не отдала! И вообще, меня не было всего несколько дней, а у тебя тут куча новых знакомых образовалась. Один чуть не угробил, и не спорь, я сама тебя откачивала, а этого полицейского я вообще ещё не видела. Ты уверена, что он тот за кого себя выдаёт?

— Конечно. — В этом я как раз не сомневалась: Громов — сволочь и ангела из себя не корчит. — Я ведь могу читать мысли, забыла? И, естественно, сначала убедилась, что новые знакомые безобидны. Так что не переживай, я скоро вернусь.

— Ну уж нет, я поеду с вами! — решительно заявила Василиса Аркадьевна, и хотя спорить с ней было бессмысленно, я всё же попыталась.

— Но… — собственно на этом попытка и закончилась.

— Никаких но! — отрезала бабуля, а мне осталось только закатить глаза подобно Войничу и смириться с неизбежным.

В дверь позвонили, я побрела встречать Громова.

— Привет, всё выяснил?

— Да. Уезжая в далёкие дали, Трубачёв побоялся, что машину угонят, и оставил её на хранение соседу — Никольскому с разрешением пользоваться ею по мере необходимости. Тот как раз незадолго до этого продал своё транспортное средство и гараж пустовал.

— В доме Никольского сейчас живёт кто-нибудь? Наведаться бы туда.

— Нет. Бомжи иногда ночуют. Никольский развёлся с женой и пять лет назад уехал в Питер, а она куда-то к родственникам в Саратов махнула. Так что претензий за незаконное проникновение нам никто не предъявит.

— Очень хорошо! Осталось выкопать останки Ларисы. У тебя лопата есть?

Брови Громова приподнялись.

— Нет, я не садовод-любитель. Найдём по дороге. А эту девочку точно убил учитель? Ты уверена?

— С каких это пор тебя интересует, действительно ли виновен подозреваемый?

— Ты плохо на меня влияешь, — хмыкнул Громов. — Того и гляди ударюсь в благотворительность и буду спасать мир, как ты, за десяток куриных яиц и ведро картошки.

— Не дай бог, ты же тут всех до зёрнышка раскулачишь, вымогатель! Ладно, поехали искать тело.

— К Никольскому? Думаешь, он пятнадцать лет хранил труп в доме, где жил с женой? Я бы не стал — давно бы вывез подальше и перепрятал.

— А что уже приходилось? — сурово поинтересовалась неслышно подошедшая бабушка.

Громов вздрогнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки и нацепил дежурную улыбку.

— Добрый вечер. Вы, вероятно, Василиса Аркадьевна.

Осведомлённость «оборотня» не удивила, наверняка навёл справки о моих родственных связях заранее.

— Она самая, — не слишком вежливо буркнула бабушка. — И еду с вами!

— Но… — совсем как я недавно попытался возразить Громов. Увы, его ждала та же участь:

— Никаких «но»! Одну я тебя с ним не отпущу! — заверила она меня.

Надо отдать бабуле должное — в людях она разбиралась, этого вымогателя сразу раскусила.

— Зачем же одну? Мы вот ещё и его прихватим, — Громов махнул рукой в сторону спускавшегося по лестнице Войнича. Тот остановился. — Видите, он согласен.

— Согласен на что? — недовольно уточнил спортсмен. — Куда это вы собрались, на ночь глядя?

— Искать останки Ларисы. Помнится, ты уверял, что возишь в багажнике лопату? Она и сейчас там?

— Нет, в гараже…А где…

— Ты с ними? — бабушка подошла к Войничу и окинула его цепким оценивающим взором, тот заметно напрягся, но ответил утвердительно.

— Ладно. В таком случае я, пожалуй, останусь. Поезжай, но имей в виду: за неё, — она подтолкнула меня в его сторону, — отвечаешь головой!

— Почему я?! — возмутился тот, покраснев от досады.

Громов отвернулся, издав нечленораздельный звук, подозрительно напоминающий сдавленный смешок.

— Действительно, — поддакнул полицейский, — с чего такая несправедливость? Я всё-таки в форме и с пистолетом.

— Не обижайся, но какой-то ты хлипкий на вид, этот покрепче будет, — вынесла свой безапелляционный вердикт Василиса Аркадьевна.

Наблюдать за тем как вытягиваются их лица, было сплошным удовольствием.

Я засмеялась, поцеловала бабушку и, шепнув оторопевшему Алану: «Не отставай, ангел-хранитель!» выбежала из подъезда первой.