Встреча была искренней, но настороженной. Это Турецкий заметил по некоторой нервности движений и реплик гостьи. Он наблюдал и прямо-таки поражался точности оценки Лизаветы. «Очень красивая стервоза». И это было сказано не из ревности, а по причине какого-то подспудного женского чутья – сродни собачьему нюху.

Ирина была высокой, с отличным холеным телом, где всякая значительная деталь, если выражаться грубым языком практика, подчеркивалась особо и несла как бы самостоятельную нагрузку. Смысловую, естественно.

Да, конечно, других в Манхэттен-банке держать бы не стали.

Они были представлены друг другу. Лиза говорила суховато-сдержанно, видно, от ее чересчур внимательных глаз не скрылось то восхищение, которое, независимо от воли, прорывается у мужиков при взгляде на роскошную бабу. Но уж кому, как не Турецкому, было известно, как льстит объекту внимания подобный взгляд. «Ну вот, опять победа!» – а после этого наступает естественный момент расслабления. И в самом деле, зачем держать себя в жестких рамках, когда мужик и так «поплыл»?… Очередной урок самонадеянности.

В результате прошедшего дня, с его тайнами, неожиданными находками и открытиями, Турецкий решил избрать тактику почти доверительного, приятельского разговора, основанного на каких-то общих интересах, может быть даже и воспоминаниях.

– Не скучаете по Лонг-Айленду? – спросил по-английски.

Тонкие, изящные брови Ирины изобразили известный рекламный жест движения «Наш дом – Россия» – поднялись «домиками».

– Вы говорите по-английски?

– Увы! – печально развел руками Турецкий. – Чрезвычайно редко.

– Но у вас больше американский акцент.

– Это естественно, потому что в Англии бывать мне не доводилось. А Лонг-Айленд я очень люблю и всегда хоть на короткое время посещаю во время служебных поездок в Штаты.

Турецкий обратил внимание на отчужденный взгляд Лизы и как бы спохватился:

– Ради бога, Лиза, простите меня за невежливость. Я уже давно не слышал хорошей английской речи. – И продолжил по-русски: – Я просто вспомнил Нью-Йорк.

– У вас там есть знакомые? – поинтересовалась Ирина.

– Мне не очень ловко будет так сказать. Есть одна ну совершенно изумительная женщина. – Он хитро оглядел своих дам. – Она мулатка, начальник отдела убийств нью-йоркской полиции.

Женщины засмеялись.

– Не смейтесь, – словно обиделся Турецкий, – я действительно ее обожаю! Но есть там у меня и другая знакомая. Ее очень трудно обожать, но, по-моему, в нее влюблены все, кто знаком с нею. Джеми Эванс – Генеральный прокурор и министр юстиции США. Вот это я вам скажу!…

– И часто вы с ними?… – продолжая смеяться глазами, спросила Ирина.

– К сожалению, гораздо реже, чем хотелось бы!

– Ишь, какой вы!

– Это все дело прошлое, – печально вздохнул Турецкий. – Правда, мулаточка, как мне однажды сказал мой друг, бывший зам директора ЦРУ, одно время на меня «неровно дышала». Он изучал русский под моим руководством… Ну ладно, вернемся на грешную землю. Где будем стол накрывать, любезнейшая Лизавета Евдокимовна?

– В гостиной, конечно, – ответила Лиза и пригласила следовать за собой.

Ирина кинула на плечо тонкий ремешок маленькой сумочки, в которых обычно носят носовой платок, тюбик помады или сигареты с зажигалкой и, переставляя ноги словно опытная манекенщица, направилась за ней. Следом Турецкий, откровенно пожирая глазами эти волшебные ноги. Женщина не может не чувствовать, когда на нее так смотрят. Ирина не обернулась с укором или, наоборот, поощрением, но всем телом показала, что видит этот взгляд и он не вызывает у нее неудовольствия.

В одну минуту все превратились в хозяев. Застелена новая белая скатерть, расставлены столовые приборы и рюмки. Турецкий лично принес из духовки истекающую жиром и соком баранью ногу, выслушав при этом кучу комплиментов, и водрузил ее на подставке в центре стола. Появились следом горячий лаваш, сулугуни на сковородке, груда зелени, наконец коньяк и открытые бутылки темно-красного, почти черного, молдавского вина.

Широкий жест – прошу! Стали рассаживаться, а Лиза тем временем с возбужденно-сварливой интонацией сплетничала подруге о Турецком, который, требуя от нее чистоты жанра, категорически запретил даже и думать о красной икре и прочих закусках.

– Абсолютно правильно! – поддержала Александра гостья, поглядывая на него глубоким и более чем заинтересованным взглядом. Тайком от хозяйки, которая, как Ирина сразу усекла с первой же минуты встречи, тоже «неровно дышала» на этого любопытного мужика, который… Впрочем, какая разница, что ей говорил на этот счет Юрий Юрьевич. Тот, что сидит сейчас в машине и злится. А он так хотел поприсутствовать – да в любом качестве, даже косвенно.

Баранина получилась просто волшебной.

– Я давно учуяла запах, еще на лестничной площадке, – уверяла Ирина, – но даже и представить не могла, что будет так вкусно! И вина такого замечательного сто лет не пила!

Лизавета сияла глазами от гордости.

– Ну так кто вы и чем занимаетесь, повар наш драгоценный? – перешла к делу Ирина, ничуть не теряя аппетита, и для удобства повесила наконец сумочку на спинку своего стула.

– Ни для кого уже не секрет, – задумчиво глядя на эту сумочку, внятно произнес Турецкий, – что я старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России. Профиль – убийства, в последнее время главным образом заказные. Как наших, так и иностранцев. И это, пожалуй, все. Еще вина?

– С удовольствием.

Лиза поднялась и вышла на кухню, чтобы принести из духовки очередную порцию горячего лаваша. Пока ее не было в комнате, Турецкий спросил негромко, глядя в посверкивающие зрачки Ирины:

– Пишет? – и кивнул на сумочку.

Она без всякого смущения ответила таким же кивком.

– Зачем?

Она пожала плечами и прыснула смехом. Нет, этот «важняк», как его назвал Юрий Юрьевич, ей определенно нравился.

И тут Турецкий сделал ладонью такой жест, а на лице изобразил выражение столь великой гадливости, что все, вместе взятое, нельзя было понять иначе как широко известное выражение: «Да отключи ты его, к такой-то матери!» Она чуть не задохнулась от смеха, сунула пальцы в сумочку и что-то там сделала.

Вошедшая Лиза ничего не поняла из этой пантомимы, но нахмурилась: неужели эти негодяи уже о чем-то успели договориться за ее спиной?!

– Это пустяки, – засмеялся Турецкий, подмигнув ей, – мелочи жизни. А про Лонг-Айленд я не просто так сказал.

– Я поняла, – кивнула Ирина.

– Вот и я сразу понял, что вы поняли. А думал: ох, какой я умный! Какой тонкий намек! И какова же будет реакция! А никакой! – И Турецкий радостно, по-детски расхохотался. Как приятно признаваться в собственной глупости…

– Ну и что? Он был действительно хороший мужик? – спросил Турецкий, снова берясь за вилку с ножом.

– Я еще была не готова к сильным чувствам, – улыбнулась таинственно Ирина.

– Понимаю…

– Ребята, а я ничего не понимаю! – вмешалась Лиза. – О чем речь?

– Извините, Лиза, – не отрывая глаз от тарелки, сказал Турецкий, – это мы об одном нашем общем с Ириной знакомом.

– У вас, оказывается, так далеко зашло? – В ее голосе прозвучали совершенно отчетливые нотки ревности.

– Нет, это старые дела, – улыбнулся Александр. – Речь об отце Вадима.

– А-а, ну так бы сразу и сказали! – успокоилась хозяйка. – А то я вижу ваши таинственные, заговорщицкие физиономии и не знаю, что и подумать. Наверняка какая-нибудь мелкая гадость в мой адрес.

– Ни в коем случае! – с жаром возразил Турецкий и продолжал спокойно, даже с некоторой ленцой: – Я все хотел спросить, отразилось ли ваше… знакомство с Романом Григорьевичем на его отношениях с Игорем Владимировичем? Если вам удобно, конечно. И не по этой ли причине он перешел из проекта в частный институт?

– Вы и это знаете… Возможно. Но если в первом случае было ожидание чего-то, то… во втором – нечто безудержное, через край! Понимаете?

– Нет, я, конечно, готов восхищаться девушкой, сохранившей почти до тридцати лет искреннюю взволнованность чувств! Но… ему, если я не ошибаюсь, было… Словом, не староват ли он был для вас? Вы же, как рассказывала мне Лиза, уехали в Штаты совсем юной девушкой.

Ирина метнула короткий взгляд на Лизу, а та ответила ей открытой и искренней улыбкой.

– Как вам сказать, – вроде бы успокоилась Ирина, – мне совсем не хочется выглядеть циничной в ваших глазах, но я, в общем, смогла убедиться в справедливости нашей известной пословицы, что старый конь борозды не портит.

Последовала почти неуловимая пауза, во время которой каждый из присутствующих как-то выразил свое отношение к Ирининой двусмысленности.

– Да, – с хитрой ухмылкой добавил перчику Турецкий, – но ведь и пашет неглубоко!

– И это верно! – под общий смех закончила Ирина. Верная интонация нашлась как бы сама собой, и дальнейший разговор потек без искусственных сложностей, условностей и замаскированной хитрости.

– Вы знаете, чем меня особенно поразил дневник Красновского? Своей, как вы очень верно заметили – правда, это о другом человеке – перехлестывающей через край взволнованностью и… страстью, что ли.

– Да? Интересно было бы посмотреть. Тем более – о себе.

– Нет вопросов, – пожал плечами Турецкий. – Будете в Москве, позвоните, я вам с удовольствием оставлю свой телефон. Заскочите как-нибудь по пути ко мне в прокуратуру… Вы же понимаете, что такого рода документы с собой в портфеле не носят!… Так вот, читая, я, конечно, не мог представить себе вас, но подумал, что я бы определенно позавидовал такой силе чувств… Такой эмоциональности.

– Как странно… – Ирина задумалась, потом вдруг попросила плеснуть ей в рюмку немного коньяку и тут же выпила. Потянулась к сигаретам Турецкого. Он дал прикурить. – Жаль, что узнаёшь об этом, когда уже везде поздно…

– Да, мне тоже показалось, что в вашем… не знаю, как сказать точнее – уходе? переходе? – не судите строго, была какая-то роковая необходимость. Не так?

Она движением бровей показала ему, что ответа не будет. Но что он прав. И Турецкий изобразил полное понимание. Ну конечно, подставили девочку. Хотя какая там девочка! В тридцать-то! На другой в эти годы уже и клейма, поди, ставить негде…

– А чем кончилась вторая история? У Красновского на этот счет ничего нет.

– Откуда? Он же погиб, если мне не изменяет память, в начале девяностых. Там какая-то неприятность была. Негры, что ли?

– Да, Вадим раскопал кое-что про негритянскую банду. Хотя в этой истории очень много запутанного. Но есть документы, которые, я надеюсь, позволят нам разобраться в этой ловко придуманной легенде. В девяносто первом его убили, если быть точным.

– Верно. А Роман умер в конце того же года. Инсульт.

Турецкий с таким неприкрытым восхищением посмотрел Ирине в глаза, что та покраснела.

– Нет, я вас умоляю, только не думайте…

– Что вы! О чем я должен думать?! – совсем не по делу развеселился он. – Я просто вспомнил очень давнюю историю, еще из советских времен. Как говорится, старшие товарищи передавали. На похоронах одного, в общем, известного художника, умершего в объятиях очаровательной дамы, его лучший друг, бывший в то время официально признанным гением, сказал с горькой, почти злой иронией: «Вот ведь великая несправедливость судьбы! Художник он был говно говном, а помер, как Рафаэль!» Народ, говорят, просто рыдал.

Несколько минут за столом царило неприличное веселье.

– Значит, вы в том же году покинули Штаты?

– А как же! Да и что мне после таких историй оставалось делать?

– Ну да, – понимающе покивал Турецкий. – И дядя Васо покинул зеленый, солнечный Тифлис и уехал в грязный, вонючий Бакы…

– Это что, снова анекдот? – продолжая смеяться, спросила Ирина.

– Ну да, конечно. Довольно известный случай о том, как тамада пукнул на свадьбе сиятельного князя, чем и вошел в историю.

Окончательно уже отсмеявшись и вытерев глаза платочком, Ирина сказала не столько Александру, сколько Лизе:

– Какой счастливый характер надо иметь!

– В смысле? – спросил он.

– А в том смысле, что с вами очень легко, верно, Лиза?

Хозяйка как-то неопределенно пожала плечами, но не сдержалась и тоже рассмеялась.

– Пойду поставлю кофе, если нет возражений, – сказал Турецкий, поднимаясь. – Вы разрешите мне, Лиза?

– Как он? – спросила Ирина, когда Александр удалился на кухню, и нагнулась к Лизе.

Елизавета молча показала ей большой палец.

– Серьезно?

В ответ кивок.

– Ну, твое счастье.

– Почему? – Лиза сделала большие глаза.

– Потому что увела б я его у тебя, подруга. Если б ты соврала… А что, вы до сих пор на «вы»?

– Так мы и знакомы-то со вчерашнего вечера.

– Да быть того не может! – насторожилась Ирина. А как же познакомились? Когда?

Лиза растерялась от обилия вопросов:

– Не знаю, как тебе и объяснить… Ты помнишь, я тебе про Вадьку что-то рассказывала? Ну так вот, он еще до отъезда в Америку заезжал ко мне, говорил, что есть у него возможность поехать следы отца отыскать. Кокорин-то он по матери. Ну и уехал. Когда вернулся, позвонил, обещал снова навестить – родителей, меня… А тут смотрю московскую программу, а там его фотографию милиция показывает, говорят: убит неизвестный, просим сообщить, кто знает. Ну мы же бабы! И все этим сказано. Разревелась я, потом позвонила, назвала его фамилию. Не помню, как и трубку положила… Проходит два или три дня – является. Здрасьте, я из Москвы. Что вы о нем знаете? И так далее.

– Ну а дальше, дальше-то? – заторопила ее Ирина, поглядывая на дверь.

– А что дальше? Сказала, что поговорить можно, приезжайте вечерком, когда освобожусь. Ты же знаешь моих классиков! От них же никакого спасу! Дома достают!… Ну чего ты так смотришь? – улыбнулась вдруг. – Приехал поздно вечером. Сели разговаривать… Ну и…

– Чего? – шепотом спросила Ирина.

– Так поговорили, что я сегодня весь день на работе была сама не своя. Не помню, как провела редколлегию. Вякала им чего-то…

– Ну ты молодец, девка! – одобрила Ирина. – А какие еще документы он ищет?

– Разве? Может, я чего-то не понимаю. По-моему, так он ничего не ищет, кроме одного…

– Но ведь нашел же! – хихикнула Ирина.

– Ой, не говори, – вздохнула Лиза. – Видела б, как он на тебя уставился! Все они одинаковые.

– Не скажи. А тебе пора судьбу устраивать. И вообще менять имидж.

– Куда менять? – тоже шепотом ответила Лиза. – У него жена и дочка. Сам сказал.

– Да что ж это такое делается! – почти воскликнула Ирина. – Как что-нибудь хорошее, приличное – так обязательно чужое!

– Чего расшумелись? – спросил Турецкий, входя в комнату. – Как народ, еще голоден? А то кофе готов.

– Кофе пойдемте пить на кухню, – заявила Ирина. – А то без сигареты не получится, а здесь курить я не хочу, обстановка смущает.

– Саша, а может быть, нам тех ребят, что нас охраняют, пригласить поужинать? Они ж целый день…

– Лиза – вы настоящее золото! Они давно дома.

– Как?

– Элементарно, дорогой Ватсон! Доложили, что Ира прибыла с охранником. Я говорю: ну и отлично, спасибо, хлопцы, свободны. Пусть нас теперь он охраняет. Только, говорю, уходите как у нас положено. А дальше его дело. Ваша машина стоит, Ира. Значит, все в порядке.

Она посмотрела на него такими глазами, что Елизавета, заметь она ее взгляд, точно получила бы все основания для самой черной ревности…

– Да, – произнесла наконец Ирина, – видала я артистов…

Они пили кофе, курили, потягивали коньячок. Незаметно вернулись к американской теме. Ирина вспомнила несколько забавных эпизодов из своей «штатовской» биографии. Причем рассказывала с таким подтекстом, что Турецкий без всяких дополнительных объяснений понимал: это происходило с девушкой не по ее воле. Был тот, кто диктовал те или иные ее поступки. Поэтому вовсе и не из-за ссор с матерью, а совсем по другим причинам пришлось Ирине вернуться на родину, и долго еще ей, видимо, придется расплачиваться за какие-то давнишние девичьи грехи. Эти люди просто так с плеч своих агентов не слезают… Но это был тот случай, когда он при самом искреннем желании не смог бы ей помочь.

Провожать гостью отправились все вместе. На лестнице, как женщины могли убедиться, действительно никого не было. Вышли во двор.

Из машины тотчас же выскочил охранник.

– Все в порядке, Юрий Юрьевич! – весело крикнула Ирина. – Сейчас вот простимся – и поедем.

Подошли к машине, Турецкий дружелюбно протянул ладонь:

– Турецкий.

Охранник помедлил и пожал, но не назвался. Рука у него была крепкой. Он покрутил головой и спросил:

– А где ж ваша охрана? Сыскари-то куда подевались? Все тут были… – Он, похоже, несколько растерялся.

– Они дома спят давно, – смеясь, ответила Ирина.

Охранник помолчал, оценивая ситуацию, и вдруг кинул:

– Ну ты даешь, Турецкий!

– Я ему уже это говорила, – подтвердила Ирина. – Все, прощаемся.

Они стали целоваться с Елизаветой. А Турецкий заметил:

– Возвращаем, Юрий Юрьевич, в лучшем виде. В целости и сохранности. В трезвом уме и твердой памяти. Счастливый человек! Такую женщину охраняете!

– А вам что мешает? – воскликнула Ирина.

– Что? Да будь я помоложе, бросил бы все и пошел в охрану! Ну, рад был знакомству! Если Бог даст да еще хорошо повезет, встретимся, а?…

Машина уехала. Лиза прижалась к Турецкому, плечи ее дрожали, будто от озноба.

– Тебе холодно?

– Нет. Просто трясет отчего-то…

– Устала? Напряжение, я понимаю.

– Да ни черта ты не понимаешь!… Она спрашивала.

– Прекрасно. Надеюсь, ты оказалась на высоте?

– Не уверена.

– Почему?

– Потому что… ты так вызывающе вел себя! Как ты мог оказывать ей такие знаки внимания?! И при мне! На глазах!…

– Сбавь эмоции, – улыбнулся Турецкий и сжал ее плечи. – Так в чем дело?

– Она стала спрашивать. Все, как ты говорил. Я отвечала. Но потом… когда она спросила… про тебя, я не могла сдержать себя и неожиданно призналась ей в нашей близости… Я понимаю… – Она понурила голову.

Турецкий помолчал, потом взял ее лицо в обе ладони, приподнял и сказал в самые губы:

– Клянусь тебе всем святым, я не мог просить тебя о таком одолжении. А теперь я окончательно успокоился.

– Ты не сердишься? – изумилась она.

– Напротив! Ничего лучше сказать ты не могла. Они теперь все про меня знают. И от тебя отстанут. А что можно требовать от людей, которых интересует лишь одно?

– Что ты имеешь в виду? – посерьезнела она.

А Турецкий расхохотался:

– Так, вспомнил одну глупость! Идем домой…

Поднимаясь по лестнице, она вдруг остановилась и с тревогой посмотрела на него:

– А ты не боишься?

– Чего?

– За тетрадки, – шепнула она ему на ухо.

– А где ты их видела?

– Ну как же…

– Может быть, ты имеешь в виду то, что находится в сейфе у одного нашего общего знакомого? – Он тоже сказал это ей на ухо, по-шпионски оглядываясь и делая страшные глаза.

– Ах ты обманщик! – почти взвизгнула она и влепила ему… поцелуй. – Значит, сегодня ты уже полностью свободен?

– Нет.

– Почему?!

– А ты – на что? Какая ж это свобода? Наоборот, самое что ни на есть иго!

– Не знаю, не знаю, но, по-моему, ты просто нахал. Так смотреть на незнакомую женщину…

– В присутствии знакомой?

– Ты все обращаешь в свою пользу! И все-таки она мне позавидовала.

– Тем более умна. И ни черта они от нее не добьются. Ну а в отношении меня у нее наверняка сложилось совершенно определенное мнение. Во всяком случае, если придется, ей будет несложно его отстаивать. Что и требовалось доказать.

Закрыв дверь на все запоры, Лиза заявила, что сегодня ничего убирать не будет, а отложит все на утро, потому что завтра она ни в какой журнал не пойдет – поедет провожать Александра на вокзал. Турецкий заметил, что с удовольствием познакомит ее с Гоголевым, лучшим сыщиком Петербурга.

– А он на вокзале обязательно должен быть?

– Всенепременно.

– Ну и пусть, в конце концов! – храбро заявила она и вдруг перешла на другую тему: – Она посоветовала мне сменить имидж. Как?

– Молодец! Я тебе тоже, помнится, советовал. Я даже догадываюсь, что тебе надо.

– Посмотрим. Значит, так. Ты можешь идти на кухню пить свой коньяк, жевать остывшую ногу или принимать душ. А меня прошу не трогать, пока я сама не позову.

– Договорились, – согласился Турецкий и в самом деле отправился на кухню за коньяком, чтобы затем перейти к не совсем еще остывшей баранине. Ах, как славно бывает выпить и закусить, когда гости уже разошлись и тебе никто не помогает советами!…