Кто стреляет последним

Незнанский Фридрих Евсеевич

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

 

 

I

Москва жила обычной своей жизнью, теплые по-летнему дни сменились черемуховыми холодами, по телевизору все чаще мелькали предвыборные ролики и «круглые столы»: Брынцалов лобзался с Жириновским, решительно рубил рукой воздух посвежевший и точно бы очнувшийся от зимней спячки Ельцин, ронял весомые, как пули, слова невозмутимый, словно монгольский идол, генерал Лебедь. И мало кто знал, что параллельно этой жизни идет другая: напряженная, полная опасностей, и смерть в ней так же обычна, как рейсовый автобус или утренняя чашка кофе.

Остаток субботы, воскресенье и понедельник Вадим провел в Генеральной прокуратуре, давая показания следователю из бригады Турецкого, внимательно перечитывал текст, подписывал каждую страницу. В понедельник просидели почти до двух часов ночи, но записать всю информацию все равно не успели. Договорились, что Вадим приедет и во вторник.

Он уже выходил из квартиры, когда раздался телефонный звонок. Три звонка. Пауза. И еще восемь. Это могли быть только Меркулов или Петрович — больше никто этого телефона не знал. После восьмого звонка Вадим взял трубку. Звонил Петрович.

— Что-то случилось? — спросил Вадим, сразу почуяв неладное.

— Даже не знаю, как тебе и сказать. Может, случилось. Может, нет. Только я решил тебе позвонить.

— Ну-ну! — поторопил Вадим.

— Понимаешь, встретил я сегодня почтальоншу. Спросила про тебя. Я сказал: уехал куда-то. А она говорит: ему телеграмма. Тебе то есть. Ладно, говорит, брошу в почтовый ящик. Ну, телеграмма и телеграмма. Я как-то сразу не дотумкал. А потом схватился: что за телеграмма? Вернулся домой, заглянул в твой почтовый ящик — никакой телеграммы там не было.

Вадим похолодел. Он как чувствовал: что-то должно произойти — слишком спокойными были минувшие дни.

Вот и произошло.

— Дальше! — попросил он.

— Ну, я пошел на почту, заставил найти копию, — продолжал Петрович. — От твоей Риты была телеграмма. Дорогой Вадим, здесь, мол, нам очень хорошо, только по вечерам холодно, привези для Аленки свитер и какую-то там кофту. И подпись: твоя Рита.

— И все?

— И все, — подтвердил Петрович. — Оно бы и ничего, но там стояло, откуда телеграмма: Калязин, почтовое отделение Выселки.

— Когда это было? Телеграмму — когда принесли?

— Да с час назад… Думаешь — беда?

— Может быть…

Вадим бросил трубку и выбежал из дома. «Запорожец» завелся с пол-оборота. Вадим выбрался на Алтуфьевское шоссе и устремился к кольцевой.

Он сказал Петровичу: может быть. Но знал это уже наверняка.

Да, это была беда.

«Дорогой Вадим! Твоя Рита! Чертова идиотка! — с отчаянием думал он, лавируя между еле ползущими, как казалось ему, машинами. — Свитер! Кофту! Купить не могла, дура набитая!»

Это было не очень-то справедливо: он же ее ни о чем не предупредил. Но Вадим не мог сдержать резкого раздражения.

На кольцевой он включил турбонаддув. «Запорожец» рванулся так, что Вадима вжало в сиденье. На ста тридцати он придержал машину. Для пробы он выжимал на ней и сто шестьдесят, но ни дорога, ни сама машина, хоть и с усиленной подвеской, не были приспособлены для такой скорости.

На форсированном режиме «Запорожец» пил бензин, как лошадь воду. «Нужно заправиться, — понял Вадим. — Потеряю еще минут пятнадцать». Но он потерял гораздо больше. Уже на подъезде к повороту на Ярославское шоссе он воткнулся в плотную пробку и пришлось ползти, переключаясь с первой передачи на вторую, а то и вовсе останавливаясь. И когда, заправившись, он выскочил на Ярославку, разрыв между ним и людьми Марата был уже не меньше двух с половиной часов.

Вадим прикинул: если они выехали тотчас же, как только взяли телеграмму из его почтового ящика, — а в этом Вадим не сомневался, — значит, уже подъезжают к Калязину. А ему до Калязина было 180 километров. Даже если они потеряют какое-то время, расспрашивая, где эти Выселки, а потом разыскивая деревню, в которой Вадим поселил своих, опередить их наверняка не удастся, как бы он ни гнал свой «запор».

Сколько времени у них на это уйдет? Почтовое отделение Выселки. Скорее всего, это где-то очень недалеко от Жабни, километрах в трех, не больше. В самой деревне не было магазина, а в Выселках наверняка был, Рита пошла за хлебом или чем-то еще, по пути увидела почтовое отделение и решила дать телеграмму.

Не свитер для Аленки ей был, конечно, нужен. И не кофта. Телеграмма была — как протянутая для сближения рука. Видно, пачка баксов в руках Вадима так потрясла ее воображение, что она потеряла всякое представление о реальности. После семи лет развода — о каком, к черту, сближении могла идти речь!

Сколько деревень обслуживало это почтовое отделение Выселки? Пять? Семь? Десять? Если десять — был небольшой шанс успеть. Деревни там, правда, были маленькие — в один порядок, по два-три десятка домов. И не нужно было обходить все дома: каждый новый человек был на виду, и про дачников из Москвы мог рассказать первый встречный.

Но все-таки шанс был. И Вадим прибавил газу.

Калязинскую колокольню, возвышавшуюся над хмурой от ветра водой, он миновал, лишь мельком взглянув на нее. Минут через двадцать уже был у поворота на глинистый проселок, ведущий к Жабне. Здесь заглушил двигатель и вышел из машины.

На перекрестье асфальтовой дороги и проселка над грязью и кучами навоза торчало несколько длинных приземистых строений животноводческой фермы. Возле крайнего из них на бревне сидели два скотника — один пожилой, второй помоложе — в резиновых сапогах и замызганных донельзя ватниках. Они приканчивали бутылку «Столичной», закусывая жмыхом, позаимствованным из коровьей кормушки.

Вадим по грязи пробрался к ним и вежливо поздоровался.

— И тебе не болеть, — отозвался пожилой и на всякий случай убрал бутылку.

— Не подскажете, где почтовое отделение Выселки?

— Отчего не подсказать? Там вон! — кивнул пожилой в сторону Жабни.

— А много там деревень?

— Много ль? Сейчас скажу. Парашино, Жабня, Мамонтовка, Сергеево…

— Родники, Клячкино, — подсказал молодой.

— Верно. И сами Выселки.

«Семь», — подсчитал Вадим. Уточнил:

— Выселки — на реке?

— Нет, они на отшибе. Деревни — те на Жабне, а Выселки — нет.

«Значит, шесть».

— А не видели случайно — не проезжали здесь машины с московскими номерами — двое «Жигулей»?

Молодой покачал головой:

— Не приметилось.

— Почему, проезжали, — возразил пожилой. — Ты как раз в продмаг на Кольке-трактористе угнал, а я стоял, курил. Они и подъехали. Только не две машины, а три. Два «жигуля» и этот, джип. Синий такой. Видная машина. И тоже, как ты, про Выселки выспрашивали.

— Когда это было?

— Тому часа два, не меньше.

— А много людей было в машинах?

— В «Жигулях» — по двое, а в джипе — один.

— Назад не проезжали?

— Назад — нет, — уверенно ответил пожилой. — Мы уж тут с час отдыхаем, приметили бы.

Вадим вернулся к «Запорожцу».

Шесть деревень — три машины. Проскочили в Выселки, в почтовом отделении узнали про деревни. По две деревни на машину. Два часа. Выше крыши. «Успели, — понял Вадим. — И может быть, уже едут назад».

Как быть? Двинуться навстречу? Но что он сможет — один против пятерых, наверняка — с пушками? Даже если бы у него было оружие — бесполезно. День. Ночью он, может, и рискнул бы. Опять же — если бы был хотя бы «ТТ».

Ждать их здесь и увязаться следом? Но дорога до Калязина была пустынна — заметят. Значит, нужно ждать у выезда на Ярославское шоссе и попытаться довести до места.

Вадим развернулся и поехал обратно. За мостом остановился и вылез из «Запорожца». Долго смотрел на неохватный водный простор и белый перст калязинской колокольни. В распахнутом над ним небе проплыл к северу журавлиный клин. Вадим проводил его взглядом, негромко произнес:

— Господи, помоги мне!

И он не знал, к кому взывает: к суровому иудейскому Яхве или к православному Иисусу Христу.

Свернув на Ярославское шоссе, Вадим спрятал «Запорожец» за павильоном автобусной остановки, достал из багажника канистры и доверху, под завязку, залил бензобак. И только он успел захлопнуть крышку багажника, как мимо него просвистели три машины, идущие с дальним светом фар, хотя было только начало пятого и дорога была ярко освещена чуть склоняющимся к закату солнцем. Одна «шестерка» шла впереди, за ней — синий джип «судзуки», сзади его прикрывала вторая «шестерка». Стекла джипа были затемнены, Вадим ничего не смог сквозь них разглядеть, но был уверен, что Аленка, мать и Рита — там, в джипе. Они, наверное, и взяли джип потому, что знали: мать в инвалидной коляске.

Вадим записал номера машин и поспешил следом. Колонна шла агрессивно, под сто двадцать, сгоняя сигналом и светом фар оказавшиеся на пути легковушки. Километров пятнадцать Вадиму удавалось держаться за ними метрах в ста, не приближаясь, но и не упуская из виду. Но шоссе становилось все оживленнее, освободившееся за колонной пространство тут же заполняли согнанные из левого ряда «Волги» и «Жигули», разрыв между колонной и его «Запорожцем» увеличивался с каждой минутой.

Вадим рискнул: включил турбонаддув, вырвался вперед и повис на хвосте у задней «шестерки», рассчитывая, что водитель не обратит на него внимания. Но он обратил. Что-то сказал пассажиру, тот обернулся назад и начал всматриваться в странный «запор», который держался за колонной как приклеенный при скорости больше ста двадцати километров в час. Потом в руках у него появилась черная коробка, блеснула антенна. «Уоки-токи» — видно, между машинами была связь. Пассажир что-то сказал, выслушал ответ и убрал антенну. «Шестерка» начала притормаживать с явным намерением оттереть машину Вадима к обочине. Вадим сбросил скорость и ушел в правый ряд. «Шестерка» повторила его маневр.

Впереди очень кстати показался пост ГАИ. Вадим затормозил и остановился. «Шестерка» некоторое время медленно ехала в правом ряду, потом прибавила скорость и ушла вдогонку джипу. Вадим открыл дверцу.

— Где здесь ближайшее отделение милиции? — спросил он у гаишника.

Тот показал:

— Направо, на первом светофоре еще направо.

Вадим свернул в Ярославки. И, уже свернув, подумал, что связь с Москвой могла быть и на посту ГАИ. Но возвращаться не стал. Плутать, к счастью, не пришлось. Через десять минут он взбежал по ступенькам отделения милиции и сразу оказался в дежурной части. Комната была перегорожена надвое деревянной стойкой и стеклянной рамой с полукруглым окошком в ней. Дверь в дежурку была приоткрыта. Не раздумывая, Вадим вошел.

— Эй, сюда нельзя! — окликнул его дежурный, капитан милиции. — Вон — окошко!

Вадим не обратил внимания на его слова:

— Немедленно свяжите меня с заместителем Генерального прокурора России Меркуловым! — приказал он. — Быстрей, капитан, быстрей!

Дежурный с изумлением на него посмотрел: курточка, кепарик, здоровенный фингал на лбу, заклеенный пластырем.

— А кто ты такой? — спросил он.

— Моя фамилия Костиков.

— Ну и что? А моя — Мелешин.

Вадим взбеленился:

— Я из израильской контрразведки Моссад. И если вы сейчас же не дадите мне связь с генералом Меркуловым, завтра у вас будет не четыре звездочки, а три!

Дежурный слегка офонарел. Он был немолод, немало повидал за годы службы, но с таким сталкивался впервые. И не столько смысл услышанного, сколько убежденность, прозвучавшая в словах Вадима, заставила его подчиниться.

По спецсвязи он вышел на Москву, оператор соединил его с Генеральной прокуратурой.

— Докладывает дежурный райотдела капитан Мелешин, — назвался он. — Товарищ генерал, у меня тут человек. Требует связи с вами. Говорит — из израильской контрразведки Моссад. Его фамилия… Как? Немедленно передать трубку?.. Слушаюсь!.. — Дежурный протянул телефонную трубку Вадиму. — Говорите!

— Что случилось, Вадим Николаевич? — раздался в трубке голос Меркулова. — Что за цирк вы там устраиваете? Мы вас ждали еще утром.

— Потом все расскажу. Срочно прикажите перехватить три машины на Ярославском шоссе. Две «шестерки» цвета светлый беж и синий джип «судзуки». Запишите… — Вадим продиктовал номера машин. — Пять человек. Вооружены. По джипу не стрелять. В нем — заложники. Две женщины и ребенок. Минут через пятьдесят они будут у кольцевой.

— Ваша семья? — сразу понял Меркулов.

— Да.

— Как они нашли?

— Потом, Константин Дмитриевич! Потом! Времени — ни минуты!

— Понял. Сейчас же позвоню начальнику МУРа Федорову. Все сделаем!..

— Спасибо, капитан. — Вадим вернул трубку дежурному.

— Вы и вправду из Моссада? — спросил тот.

Вадим хотел сказать, что он пошутил, но в глазах капитала были такое изумление и живейший, по-детски непосредственный интерес, что Вадим не стал его разочаровывать.

— Правда, — хмуро кивнул он и вышел.

Капитан вышел вслед за ним. Когда он увидел, в какую машину садится этот человек из Моссада, брови у него и вовсе полезли вверх.

Вадим уехал, а капитан еще долго стоял на крыльце и озадаченно качал головой.

«Ну, дела! Моссад. На ушастых «запорах» ездят, командуют Генеральной прокуратурой… Что же это за времена такие настали?!»

За щитом, сообщавшим, что до МКАД осталось 800 метров, Вадим сбавил скорость и стал внимательно осматриваться по сторонам. Никаких следов засады не было. «Значит, уже взяли», — с облегчением подумал он. И взяли чисто, без пальбы. Иначе здесь еще толпилась бы кучка зевак, обсуждающих недавнее — не больше получаса назад — происшествие. Но, миновав кольцевую и поравнявшись с постом ГАИ, насторожился: по обе стороны шоссе, наполовину перекрытого шлагбаумами, стояли омоновцы в бронежилетах и с автоматами и пристально осматривали каждую проезжающую машину. Почему-то Вадиму это очень не понравилось, но он только позже сообразил почему.

У проходной Генеральной прокуратуры Вадим столкнулся с Турецким и Косенковым. Они были в плащах, с дорожными сумками в руках. Увидев Вадима, Турецкий обрадовался:

— Как дела, Вадим Николаевич? Ты к Меркулову? Пойдем. А мы только что из Иркутска. Новостей — вагон. Тебе тоже интересно будет послушать.

Вадима интересовало сейчас совсем другое, но он не стал возражать.

Меркулов поднялся из-за стола и молча пожал руки вошедшим. Лицо у него было тяжелое, хмурое, под глазами — мешки. Сказывались полубессонные ночи и напряжение минувших дней. На тревожный вопрос, сквозивший во взгляде Вадима, Меркулов отрицательно покачал головой:

— Пока не докладывали.

«И не доложат», — понял Вадим.

Из звонка Турецкого Меркулов уже знал о том, что произошло в Иркутске. Сейчас его интересовали подробности.

— Давайте по очереди, — предложил он. — Сначала — ты, Александр Борисович. Потом я. А дополнит картину Вадим Николаевич.

Доклад Турецкого был не слишком кратким, но точным, как протокол. Несмотря на сдержанность, все же чувствовалось, что его еще не оставило возбуждение от удачного и главное — быстро проведенного дела.

— Петракова и Ряжских отправят к нам спецтранспортом. Софронов остался в Иркутске — контролировать ситуацию. Дело Барсукова нужно будет взять из областной прокуратуры. Соединим с делом об убийстве Осмоловского. Вроде бы все, — закончил Турецкий.

Меркулов уточнил:

— Когда производили арест Тугаева, Ряжских и Петракова, сказали, что вы из Генпрокуратуры?

— Нет.

— А мог Гарик узнать, что вы из Москвы?

Турецкий задумался:

— Пожалуй, мог. Олег Софронов допрашивал его как очевидца убийства, совершенного возле «Руси». Когда Марат прикончил своих кадров. Впрочем, вряд ли. Мог узнать, а мог и не узнать. Не знаю.

— Но скорее — узнал. Поэтому Марат и ушел, — подытожил Меркулов.

— Как — ушел? — поразился Турецкий.

— А вот так…

Меркулов рассказал о том, что за эти дни произошло в Москве. Когда он упомянул о контакте Марата с человеком из тунисского посольства — этот контакт зафиксировала «наружка», — Турецкий перебил:

— Но, может, он ушел не от нас, а от людей Аббаса?

— А «наружку» он чью отсек — Аббаса?

— Откуда он знал, кто его пасет? — возразил Турецкий. — Вполне мог решить, что это люди Аббаса.

— Хотелось бы в это верить, — отозвался Меркулов. — Но оснований для этого мало.

Турецкого неприятно задело, что Меркулов, всегда радовавшийся любому успеху своих сотрудников, на этот раз никак не прореагировал на его рассказ об иркутском расследовании. Он спросил:

— Константин Дмитриевич, было что-то еще?

Меркулов кивнул:

— Да.

Произошли действительно еще два события, которые даже на хладнокровного, привыкшего ко всяким неожиданностям Меркулова произвели самое гнетущее впечатление.

В ночь с понедельника на вторник, примерно как раз в то время, когда Гарик добрался до квартиры Марата, возле ресторана «Русь» были застрелены два молодых оперативника, следивших за трансформаторной будкой со складом оружия. Стреляли сзади, метров с семидесяти, из винтовки с оптическим прицелом и прибором ночного видения. В кустах сирени, где прятался снайпер, нашли две гильзы от немецкого «зауэра». Возможно, винтовка была снабжена и каким-то глушителем: ни люди на посту ГАИ, ни сторож «Руси» выстрелов не слышали. Сторож слышал шум проезжающего грузовика, но не обратил на него внимания. Смена, появившаяся у «Руси» в восемь утра, обнаружила убитых. Все оружие, боеприпасы и наркотики из трансформаторной будки исчезли.

Второе событие произошло уже днем, во вторник. Оперативники МУРа, следившие с чердака соседнего дома за квартирой на Комсомольском проспекте, куда Гарик перед отлетом в Иркутск заезжал за деньгами, заметили в необитаемой до тех пор комнате какое-то движение. Они осторожно поднялись на четвертый этаж, потрогали дверную ручку. Квартира оказалась незапертой. В комнате под криво висящим ковром обнаружили сейф, вмурованный в толстую кирпичную стену. Дверца сейфа была приоткрыта, а сам сейф пуст. Под наблюдением были не только окна квартиры, но и подъезд. Никто из посторонних в дом не входил, а жильцов оперативники уже знали. Поднявшись на шестой, последний, этаж, они увидели, что дверь, ведущая на чердак, взломана. Было совершенно ясно, что те, кто забрал все из сейфа, проникли в подъезд через чердак и тем же путем ушли. И ясно было, что они знали или догадывались о слежке.

— Такие-то вот дела… — Меркулов обернулся к Вадиму. — Что у вас, Вадим Николаевич?

Когда Вадим закончил свой рассказ, в кабинете воцарилось молчание.

Меркулов взял трубку, набрал номер дежурного:

— Это Меркулов. От наших с Ярославки есть что-нибудь?.. Понял, спасибо. Ничего нет. Может, свернули в Подлипки или в какую-нибудь Перловку?

И только тут до Вадима дошло.

— Куда вы отправили группу захвата? — спросил он у Меркулова, хотя и не сомневался в ответе.

— Отправил начальник МУРа. По моей просьбе. Как вы и сказали — на Ярославское шоссе, к посту ГАИ на въезде в Москву.

— Вы его не возьмете, — помолчав, убежденно сказал Вадим.

— Кого? — спросил Турецкий.

— Марата.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что вы и все ваши люди — совки. У Марата тоже совки, но все-таки не такие.

Вадим перевел взгляд на Меркулова. Глаза у него были… «Как у больной собаки», — подумал Меркулов. Но голос звучал твердо:

— Константин Дмитриевич, вы напоминаете мне человека, который ищет под фонарем кошелек. Его спрашивают: а где потерял? Там, в кустах. А почему здесь ищешь? А здесь светло. Конечно, они могли свернуть в Подлипки или в Перловку. Но я уверен: они свернули на кольцевую. Кольцевая — это же уже Москва! Вы даже не дали себе труда об этом подумать! Они шли прямо к вам в руки. И вы их упустили!

— Откровенно говоря, со мной очень давно никто так не разговаривал, — заметил Меркулов.

— Но может, как раз и пришло для этого время?

— Послушай, Вадим Николаевич, — вмешался Турецкий. — Тебе не кажется, что ты слегка зарвался?

Вадим повернулся к нему:

— А вы, вероятно, чувствуете себя героем?

— Не героем. Но нашу работу совковой не назовешь. Да, Гарик ушел. Но мы вышли на Крумса и взяли Ряжских и Петракова. Всего за два дня.

— Вы и сейчас рассуждаете, как совок! Гарик ушел, но вышли на Крумса и взяли Ряжских и Петракова. Нет, Александр Борисович, не так. Вы вышли на Крумса, взяли этих двоих, но — вот здесь нужно ставить «но»! — но Гарика выпустили. И он сообщил обо всем Марату. И Марат исчез. И теперь будет в сто раз осторожней! Вы провалили всю операцию! Неужели вы до сих пор этого не понимаете?

От такого чудовищного обвинения Турецкий только развел руками:

— Ну, знаете!..

— Сколько людей задействовано в подготовке операции? — спросил Вадим.

— Много, — уклонился от прямого ответа Меркулов.

— Теперь понятно, почему у вас проколы. И их будет все больше. А потом пойдет и утечка информации. Если уже не пошла.

— К операции привлечены только самые надежные люди, — заметил Меркулов.

— За всех вы ручаться не можете. И дело даже не в том, что кого-то купит Марат. Вы передержали ситуацию. Ваши люди перегорели.

— К операции все готово. Мы можем начать ее в любой момент. И начнем, как только найдем Марата.

— Вы его не найдете, — убежденно сказал Вадим.

— Найдём, — возразил Меркулов. — Он не залег на дно. А значит — найдем. Чуть раньше или чуть позже.

— К тому времени вся ваша подготовка пойдет насмарку. Люди не могут постоянно быть в напряжении.

На это Меркулову нечего было ответить. На него замыкались все звенья тщательно подготовленного дела. И он сам чувствовал: слишком большой размах, общая обстановка уже с трудом поддавалась контролю, и чем дольше все длится, тем больше вероятность провалов. Он ждал лишь сообщения из Иркутска — там было последнее звено, связывавшее Марата с убийством профессора Осмоловского и его лаборантки. Когда же сообщение пришло, было уже поздно: Марат исчез.

— Можно от вас позвонить? — спросил Вадим.

Меркулов подвинул к нему городской телефон. Вадим набрал телефон Петровича. На работе его уже не было. Но домашний номер ответил.

— Это я. Узнали? — спросил Вадим.

— Конечно, узнал. Как у тебя?

— Не очень. Мою квартиру пасут?

— Да. Двое. Может, мне их задержать? — предложил Петрович.

— За что?

— Ни за что! Для установления личностей. А потом передам известному тебе человеку, пусть с ними поработает.

— Ни в коем случае! — предостерег Вадим. — Не лезьте вы в это дело. Ни в коем случае! — повторил он.

— Ну, раз ты так говоришь — не буду, — согласился Петрович.

Вадим положил трубку.

— Я выведу вас на Марата, — помолчав, проговорил он. — Но если вы его снова упустите, больше я с вами дела иметь не буду.

— Каким образом вы это сделаете? — спросил Меркулов.

— Вы знаете, где мой дом?

— Да, знаем.

— Пошлите завтра к нему своих людей. Часам к одиннадцати. И пусть очень внимательно следят за обстановкой. И не дай Бог им засветиться — тогда ничего не выйдет.

— К одиннадцати утра? — уточнил Меркулов.

— Да. А теперь я пойду. Подпишите, пожалуйста, пропуск.

Меркулов поставил время и расписался. Передавая пропуск Вадиму, спросил:

— Надеюсь, мы с вами еще увидимся?

— Может, увидимся. А может, и не увидимся. Все будет зависеть от вас.

Вадим вышел.

— Однако! — только и сказал Турецкий.

— Он прав, — подал голос молчавший до тех пор Косенков. — Сработали, как совки. И вы, Саша. Извините, но и вы, Константин Дмитриевич.

— Ты больше не следователь Мосгорпрокуратуры, — произнес Меркулов.

— Я уволен? — спросил, побледнев, Косенков.

— Нет. С этой минуты ты — следователь Генеральной прокуратуры. И теперь будешь говорить не «вы», а «мы»!.. Конечно, прав! — помолчав, продолжал Меркулов. — Да, как совки! Все мы! Он преподал нам хороший урок. И вовремя. Теперь будем знать, в каком месте ставить слово «но». Нужно сегодня же известить всех, кто задействован в операции, о том, что произошло возле «Руси». Вдолбить: это может случиться с каждым! Чтобы — никаких расслаблений! Эта тварь гораздо опасней, чем мы ожидали. И гораздо сильней.

— Как он сможет вывести нас на Марата? — спросил Косенков. — Может, он в самом деле из Моссада? И работает не в одиночку?

— Чушь! — отозвался Турецкий. — Если бы здесь был Моссад, они бы давно перестреляли, к чертовой матери, и Марата, и всех его кадров! В стране бардак, согласен, но все же не такой, чтобы у всех под носом орудовала израильская контрразведка!

— Орудуют же люди Аббаса, — напомнил Косенков.

— Орудуют, — вынужден был согласиться Турецкий. — И все равно — не верю. Вадим бы к нам не пришел.

— А вот это верно, — кивнул Меркулов.

— Как же он сможет вычислить Марата? — не сдавался Косенков. — У нас сколько людей — не можем. А он — один?

— Завтра узнаем, — ответил Меркулов. Он позвонил начальнику МУРа Федорову и попросил завтра к половине одиннадцатого утра выслать к дому Костикова четырех самых опытных сыщиков на двух машинах. — А тебе, Саша, и следователю Косенкову — другое задание. Нужно найти семью Вадима. И как можно быстрей. Я понимаю, это дело оперативников. Но у нас сейчас нет времени вводить в курс дела новых людей.

— Как? — Турецкий задумался.

— Для начала — проверить все засвеченные квартиры, — подсказал Меркулов.

— Это само собой, — кивнул Турецкий. — А если это ничего не даст?

— Попробуй поговорить с барменшей «Руси» Ириной Ивановной. Может быть, она что-нибудь припомнит?

— Вряд ли. Откуда она может знать?

— Мало ли. Могла услышать что-нибудь краем уха. Действуйте. Начинайте прямо сейчас!..

Оставшись один, Меркулов поднялся из-за стола и долго ходил по своему просторному кабинету.

Вадим Костиков.

«Не больно-то он и наш».

«Свой среди чужих, чужой среди своих».

«Может, увидимся. А может, и не увидимся…»

Меркулов остановился.

У Вадима был только один способ вывести «наружку» на Марата: сдаться его людям.

И Меркулов понял: он на это пойдет.

 

II

Сказал «а», говоришь «б». И так — до конца алфавита.

До «я» было еще далеко, но Вадим чувствовал, как снова, словно после тихой заводи, его подхватило течение диктующих ему свою волю событий и стремительно понесло в неизвестность.

Ночью он почти не спал: не отпускала тревога за мать, Аленку и Риту. Он с трудом дождался рассвета.

За ночь погода испортилась. С севера нагнало туч, время от времени срывался дождь, ветер порывами проходил по пышным уже, промытым от пыли кронам деревьев.

В половине десятого Вадим вышел из дома и завел «Запорожец», а через час свернул с кольцевой и задами, так же, как выезжал прошлый раз, подъехал к своему гаражу и загнал машину.

Еще когда он отпирал висячий амбарный замок, что-то ему не очень понравилось: слишком туго поворачивался ключ. С чего бы? Когда же он вылез из «Запорожца» и осмотрелся, сразу понял: здесь были. Картошка, которую он аккуратно выкладывал в углу гаража, была разбросана по сторонам, частью раздавлена.

Да, были. И не местная малолетняя шпана, время от времени забиравшаяся в гаражи в поисках поживы. Все было на месте: инструменты, дорогое пуско-зарядное устройство, которым — из-за отсутствия электричества в гараже — Вадим почти не пользовался, а когда нужно было подзарядить аккумулятор, таскал домой. Даже две совершенно новые шипованные резины, припасенные на зиму, висели себе на крюках.

Были. Рылись в шкафчике на стене и в ящиках, набитых всяческой бэушной запчастью. Причем старались все сложить, как было.

Искали. Груз? Документы? Вряд ли они могли рассчитывать их найти. Значит — просто на всякий случай: а вдруг?

Противное, пакостное было чувство. Но Вадим подумал: оно и к лучшему. Сунулись раз, больше не сунутся. Поняли: незачем.

Он освободил карманы от всего лишнего, оставил только документы, ключи от медведковской квартиры, стопку рублей и сотен пять баксов. Остальные положил в шкафчик на стене гаража и прикрыл тряпками.

Несмотря на безумные траты — а последняя была не далее как вчера вечером — баксов оставалось довольно много: одна пачка целая и от другой — больше половины. Хватит матери и Рите с Аленкой еще почти на год жизни. Да те сорок штук, у Петровича. Надолго хватит.

Сейчас вроде бы не время было думать о деньгах, но Вадим слишком хорошо знал им цену. Он вспомнил слова таксиста: «Для чего нужны деньги? Чтобы превращать необходимость в удовольствие». Да, для этого они и были нужны. Они превращали необходимость ехать куда-то в удовольствие от удобной, без толкотни в автобусах и метро, езды. А необходимость жить превращали в удовольствие от спокойной, без судорожной погони за каждым рублем и грошовой экономии, жизни.

Почти все. Оставалось одно небольшое, но важное дело.

Вадим вытащил из кармана круглую, серебристого металла коробочку — таблетку размером в четверть хоккейной шайбы. Эту таблетку он купил вчера вечером, возвращаясь из прокуратуры, в магазине с претенциозным названием «Электроника XXI века». Невеселые мысли одолевали его. И среди прочего — сомнения в том, что муровская «наружка» сможет безупречно справиться с делом, которое ей предстояло. Не худо было бы как-то подстраховаться, но Вадим совершенно не представлял себе как. Вот тут и выплыл из полутьмы ярко освещенный фасад «Электроники XXI века». «Зайду», — решил Вадим и остановился.

В дверях посетителя встречала надпись: «Если вы не знаете, что вам нужно, добро пожаловать — у нас это тоже есть». Магазин был поставлен на широкую ногу, глаза разбегались. Телевизоры: от крошечных, встроенных в циферблат наручных часов, до огромных, с экраном не меньше чем три на четыре метра. Видеокамеры. Музыкальные центры. Лазерные проигрыватели. Компьютеры. Ксероксы. Системы охраны офисов и коттеджей с телекамерами и мониторами. Какие-то другие электронные примочки, о назначении которых Вадим даже понятия не имел.

Он подошел к прилавку, уставленному диктофонами, микрофонами и черными коробочками с надписью «Аларм».

— Что бы вы хотели? — предложил свою помощь продавец.

— Я как раз тот человек, который не знает, что ему нужно. Но у вас это есть?

— Есть, — уверенно сказал продавец.

Вадим объяснил: он купил новую машину, «Вольво-940», поставил «Клиффорд» — охранная система вроде надежная, но хотелось бы ее как-нибудь продублировать. Чем-нибудь вроде радиопередатчика, по сигналам которого можно было бы найти машину, если ее, несмотря на хваленый «Клиффорд», все же угонят.

Вадим был мало похож на владельца «Вольво-940», но вышколенный продавец и виду не подал. Он ненадолго задумался, потом кивнул: «Есть» — и выложил перед Вадимом футляр, внутри которого на красном бархате, как драгоценность, лежала серебристая таблетка.

— То, что вам нужно. Радиомаяк. Сделано в Японии. Герметичен. Не боится ударов. Работает на коротких волнах. Дальность — сто километров. Сигнал можно принимать на любой приемник с коротковолновым диапазоном. Начинает работать, как только вставлена батарейка. Срок службы батарейки — год в непрерывном режиме.

— Вставьте, — попросил Вадим.

Продавец развинтил таблетку, уложил в гнездо приплюснутую горошину батарейки и включил первый попавшийся под руку приемник.

— На какой частоте работает? — спросил Вадим.

— А вот! — Продавец показал выдавленные на крышке цифры. — В килогерцах и метрах. — Добавил: — Каждый экземпляр — со своей частотой. Можно ставить на лобовое стекло. Или на заднее. Можно — снаружи машины. Крепеж прилагается.

Он настроил приемник. Раздались сигналы: пи-ип, пи-ип, пип — два длинных и один короткий. Через паузу — снова: пи-ип, пи-ип, пип.

Похоже, это было как раз то, что нужно.

— Беру, — сказал Вадим.

— Пятьсот шестьдесят долларов.

Вадим возмутился:

— Эта вот хренобень — пятьсот шестьдесят баксов?!

— Дешевле — только даром.

— Кто же ее покупает?

— Покупают. И неплохо, — возразил продавец. — На Западе — альпинисты, любители одиночных походов на яхтах. У нас в основном — «новые русские». Носят с собой, вшивают в одежду детям — на случай похищения.

«Ну и жизнь у этих «новых русских»!» — подумал Вадим и пожалел, что не знал о таком радиомаяке раньше: матери бы его или вшить в кармашек Аленки…

Пришлось раскошелиться. Выйдя из магазина, Вадим выбросил в урну футляр и ненужный крепеж и позвонил Меркулову, чтобы сообщить о радиомаяке. Правильнее, конечно, было бы позвонить в МУР, но из муровцев Вадим был знаком только с Яковлевым, входившим в бригаду Турецкого, телефона Яковлева у него не было, и Вадим решил, что Меркулов лучше знает, кому нужно передать частоту радиомаяка. Так и получилось: Меркулов записал метры и килогерцы, продиктованные Вадимом, и, поблагодарив, сказал, что немедленно передаст эти данные начальнику МУРа.

И теперь, в гараже, Вадим повертел в руках эту драгоценную, как золотое кольцо с бриллиантом, таблетку, потом нашел небольшой, но сильный магнит, с помощью которого вылавливал упавшие внутрь двигателя шайбы и гайки, и примотал его к радиомаяку изоляционной лентой. Для пробы приложил к двери «Запорожца» — держалось крепко.

Вадим запер гараж и, таясь, приблизился к дому, из окна которого люди Марата следили за его квартирой. Где-то здесь, позади дома, не на глазах, должна была стоять их машина. И может быть, не одна. Это было бы хуже. Но ему повезло: метрах в пятидесяти от дома стояла бежевая «шестерка» со знакомым Вадиму номером — она шла вчера впереди колонны, никаких других машин поблизости не было. Он пошел к «шестерке», нагнулся, как бы завязывая шнурок кроссовки, и прилепил магнит с радиомаяком на внутреннюю сторону заднего бампера.

Вот теперь все.

Можно было уже не прятаться. Без трех минут одиннадцать.

Все.

Вадим ожидал, что его перехватят тотчас же, как только он вывернет из-за угла. Но ничего не произошло. Двор был пуст, как и всегда в этот предполуденный час. Те, кто работал, были на работе, а хозяйки бегали по магазинам и готовили обед.

Вадим внимательно осмотрелся. «Наружка» не просвечивалась. Не было и людей Марата.

Он подошел к своему подъезду и сел на верхнюю ступеньку крыльца. С беспокойством подумал: «Неужели убрали слежку?» И тут же увидел, как из подъезда дома напротив вывалились два бугая и устремились к нему, на ходу что-то дожевывая. Подбежав к крыльцу, они остановились и уставились на Вадима, словно не веря своим глазам.

— Ну, вы кадры! Те еще! — проговорил он. — Я пятнадцать минут жду. Уже хотел уходить. Я вот скажу Марату, как вы работаете, он вам яйца поотрывает.

Оба, как по команде, выхватили пистолеты и направили на Вадима.

— Ну-ну, полегче! — предостерег он. — Уберите — увидят!

Один из них полой куртки прикрыл пистолет от постороннего взгляда, другой спрятал оружие, приказал:

— Встань! Руки за голову!

Тщательно обыскал Вадима, потом пробежал через двор и скрылся за углом соседнего дома. Минуты через три оттуда появилась бежевая «шестерка» и остановилась у подъезда. Вадима затолкали на заднее сиденье, один — с пистолетом — сел рядом, другой — за руль. Машина резко взяла с места.

«Неужели не завяжут глаза?» — удивился Вадим. Это могло быть плохим знаком. «Нет, — успокоил он себя. — Сначала должны позвонить». И точно: на выезде из поселка «шестерка» остановилась возле одного из огромных новых домов, наступавших на предместье со стороны Москвы, водитель всунулся под прозрачный колпак таксофона и взял трубку. Разговор был коротким, не больше минуты. Вернувшись, водитель бросил напарнику:

— Угни его!

Машина двинулась к кольцевой.

— Пригнись! — приказал напарник Вадиму. — Поднимешь башку, получишь по кумполу. Фонарь спереди уже есть, будет и сзади. Понял?

Получить рукояткой пистолета по затылку Вадиму как-то не улыбалось, поэтому он послушно сполз с сиденья и в таком положении, носом в пол, провел около часа, пока «шестерка» пересекала Москву. Сначала она свернула на кольцевую и шла по ней минут пятнадцать. Это Вадим определил без труда: путь был свободным, без светофоров. Но в какую сторону они ехали — к Варшавке или, наоборот, к Ярославскому шоссе, — он не сумел понять. Потом машина въехала в город, скорость снизилась, пошли остановки — в уличных пробках и на красный свет. А еще чуть позже дорога снова стала свободнее.

Наконец «шестерка» затормозила, водитель посигналил. Вадим услышал лязг отворяемых железных ворот. Машина миновала ворота и снова остановилась.

— Вылезай!

С трудом разогнув затекшую спину, Вадим выбрался из салона. Быстро, внимательно огляделся. Они были внутри просторного, не меньше гектара, двора, обнесенного высоким забором с кирпичной будкой вахты при въезде. То тут, то там стояли разукомплектованные бензовозы и грузовики — с разбитыми лобовыми стеклами, на спущенных шинах, а то и вовсе на дисках. В глубине двора, темнели бетонные боксы и приземистое здание мехмастерских.

Это была какая-то автобаза, не выдержавшая натиска новых времен и брошенная прежними хозяевами на произвол судьбы. К автобазе издали подступали белые блоки двенадцати и шестнадцатиэтажных домов. Но сколько Вадим ни напрягал память, он так и не смог даже приблизительно определить, в каком районе эта автобаза. Это могла быть и Варшавка, и Нагатино, и Бибирево: пейзаж окраинной Москвы не отличался своеобразием.

Под навесом в дальней части двора Вадим увидел несколько легковых машин, в основном «Жигули». Возле новой «девятки» цвета «мокрый асфальт» расхаживал с тряпкой, полируя стекла, какой-то коренастый мужик. В нем Вадим узнал Николая.

«Вот, значит, куда Марат забрался!..»

Вадим отметил: удачно, место глухое, все подъезды просматриваются. Нелегко придется милицейской «наружке». Но это было уже не его проблемой. Все, что мог, он для них сделал. Вадим понимал, что ни на какую помощь со стороны рассчитывать сейчас не может. Он мог рассчитывать только на самого себя.

На вахте Вадима еще раз обыскали, потом повели через двор. Когда были уже на середине двора, сверху послышался гул двигателей и характерное посвистывание вертолетных винтов: чуть в стороне от автобазы прошел легкий «МИ-1», заложил вираж и свернул к югу.

— Не менты? — спросил водитель бежевой «шестерки».

— Нет, — ответил рослый охранник, сопровождавший их. — Часто летают. И вертолеты, и самолеты. К параду готовятся — к Первому маю.

— Первое мая — не праздник, — заметил водитель.

— Ну, к Девятому…

«Какой здесь может быть аэродром?» — подумал Вадим. И понял: Тушино. Вот, значит, где была эта автобаза.

Они пересекли двор, в здании мехмастерских миновали гулкий пустынный цех с токарными и сверлильными станками и оказались в большом зале, отгороженном от цеха стеной из стеклоблоков. В углу зала стоял черный офисный стол полукругом, рядом на таком же черном приставном столе теснились телефонные аппараты с кнопочным набором и что-то вроде селектора. А за столом в черном кожаном кресле с высокой спинкой сидел Марат. Он, как всегда, был в ковбойке, в обычной своей кожаной курточке с подвернутыми рукавами, на покрытой рыжеватыми волосами руке поблескивал «Роллекс».

Выслушав доклад водителя «шестерки», Марат переспросил:

— Вот так прямо и сидел на крыльце?

— Ну да, — подтвердил водитель.

— И вас ждал?

— Выходит, так.

— Хвост не притащили?

— Нет. Смотрели. И две наших машины были, вы же сами послали.

— Ладно, идите.

— Может, мне остаться? — спросил охранник.

— Зачем? Он же не собирается меня убивать. Не собираешься?

— Нет, — сказал Вадим.

— Вот видишь, не собирается. Я ему нужен живым. Ступай!

— Если что — я за дверью.

Охранник вышел. Марат откинулся к спинке кресла, закинул ногу на ногу и с интересом посмотрел на Вадима.

— Ну, здравствуй, Вадим. Давно не виделись.

— И тебе не болеть, — ответил Вадим словами калязинского скотника.

— Мы уже на «ты»? — слегка удивился Марат. — Да ты садись, садись!.. А совсем недавно ты говорил мне «вы».

Вадим усмехнулся:

— Мы же партнеры. Какое может быть «вы»?

— Партнеры не кидают друг друга на пятьдесят штук баксов!

— Партнеры и не крадут друг у друга семьи, — возразил Вадим.

— Так-так-так… А я все думал, как же тебе сообщить. И кое-что придумал. Оказывается, и придумывать ничего не нужно было, ты и так знаешь. Интересно откуда? Из Выселок кто-нибудь позвонил?

— Нет. Твои кадры взяли из почтового ящика телеграмму. Не взяли бы — так бы и не узнал.

— Понятно. Узнал — и приехал. Даже на такси сэкономил. Остроумно. А ты не боишься, что отсюда не выйдешь?

— Нет, — ответил Вадим. — Я тебе нужен живым.

— Груз у тебя?

Вадим кивнул:

— Да.

Марат пристально на него посмотрел. Понял: не врет.

— Где?

— Так я тебе и сказал. В надежном месте.

— Как любил говорить Гарик: надежных мест не бывает.

— Хотелось бы сказать: царство ему небесное. Язык не поворачивается.

— Значит, ты и об этом знаешь? Откуда?

— Обыкновенная телепатия.

«Проговорился? — попытался понять Марат. — Или специально сказал?»

— Значит, груз ты ментам не отдал?

— За кого ты меня принимаешь?

— А меня заложил?

Вадим снова кивнул:

— Заложил.

— Накатал анонимку?

— Зачем? — удивился Вадим. — Просто пришел и рассказал.

— Куда?

— В МУР. Не веришь?

Марат усмехнулся:

— У нас с тобой прямо «Блеф-клуб»! А знаешь — верю. Ты всегда говоришь правду?

— Стараюсь, — ответил Вадим. — Зачем врать, если это не приносит ни пользы, ни удовольствия?

— И что же ты им рассказал?

— Все, что знал.

— А много ты знал?

Вадим пожал плечами:

— Много — не много, а тебе на вышку потянет.

Лицо Марата потемнело от бешенства. Подумал: «А может — взять? Отдать костоломам. Не расколется — вкатить наркоты. Неужели не заговорит? Заговорит! Не такие заговаривали!»

Да, заговаривали. Визжали, как свиньи, от боли и животного ужаса. Захлебываясь собственной блевотиной, выкладывали все: банковские счета, компьютерные коды, все до последнего тайника. Заговорит!

Но на смену этой сладкой, соблазнительной мысли тут же пришла другая, отрезвляющая: «А если нет?» Не такие заговаривали. Верно, не такие. С такими Марату еще не приходилось сталкиваться. Какой-то непонятный и оттого настораживающий опыт жизни был у него за спиной. Или опыт смерти? «Устал убивать», — об этом он сам как-то сказал. Этот опыт и сообщал ему поразившую Марата непривязанность к жизни, какое-то равнодушие и словно даже пренебрежительность к собственной безопасности.

Вот и сейчас: приехал, а вернее — заставил себя привезти, сидит как ни в чем не бывало, удобно устроившись в фирменном кресле, покачивает ногой — как бы в такт одному ему слышной музыке. Танцор — будь ты, змееныш, проклят!

Именно с момента появления в его жизни этого Вадима и началась вся дьявольщина. Марат чувствовал: выбрав его на роль козла отпущения в своей только что начавшейся игре с Аббасом, он словно бы разворошил древний скотомогильник, и оттуда вырвалась безжалостная чума и пошла выкашивать самых близких ему людей. Всего за неделю: Сергуня, Алик, Гарик. А дальше кто? Дальше — он, Марат. Вадим нес смерть. И нужно было немедленно, сию же минуту, раздавить его, как клопа, размазать по стене, залить бензином и выжечь эту заразу. Но Марат уже понимал: нельзя. Рано.

«Заговорит? Или не заговорит?» — снова подумал Марат. Может не заговорить. Вполне может. В их жидовском спецназе его могли научить блокировать память. Марат плохо представлял себе, как это можно сделать, но такой вариант исключать было нельзя. Какой-то курс психологической подготовки они обязательно проходили. На случай, если захватят палестинские террористы. Даже рядовой мог многое рассказать: о численности отряда, дислокации, базе. А если не заговорит — какой будет прок Марату от окровавленного полуживотного, в которое превратится Вадим?

У него был сильный козырь — груз. Но и у Марата сейчас был туз козырной — его семья.

И Марат сдержался.

— Я раздавлю тебя, как клопа, — пообещал он. — И сделаю это с удовольствием.

— Если успеешь, — ответил Вадим.

— Твоим ментам меня не достать!

— Я им сказал то же самое. Вчера вечером. Достанут другие.

— Кто?

— Те, кому не нужно собирать улики и доказательства для суда.

Марат усмехнулся:

— Аббас? С ним я договорюсь. И ты мне в этом поможешь.

Вадим задумался. Вообще-то он имел в виду именно Аббаса. Но ход оказался нулевым. Хочет он того или нет, но груз придется отдать. В обмен на мать, Аленку и Риту. Как это сделать — об этом еще нужно будет думать и думать. Но отдать придется. И проблема Аббаса для Марата будет благополучно разрешена. А больше козырей у Вадима не было.

Над автобазой вновь пролетел вертолет, приглушенный гул его двигателя и посвист винтов проникли сквозь двусветный стеклянный фонарь, перекрывавший цеха и зал. И Вадима вдруг осенило: радиомаяк. Он свое дело уже сделал, а теперь мог сослужить Вадиму хорошую службу. Вадим догадывался, какими чудовищными химерами населен мир, в котором Марат живет. И решил прибавить еще одну.

— Аббас? — переспросил Вадим. — Нет.

— А кто? — заинтересовался Марат.

Вадим помедлил с ответом, словно бы раздумывая, сказать или не сказать. И, будто преодолев сомнения, сказал:

— Те, кому не нужны театральные эффекты. Кому не нужно, чтобы весь мир узнал, как они расправляются с врагами своей родины. Наоборот, им нужно, чтобы мир ничего не узнал.

— Кто же это? — повторил Марат.

— Я как-то проговорился, что готовил документы в двух экземплярах.

— Помню.

— Так вот, один экземпляр — на Петровке, в МУРе. А как ты думаешь, где второй?

— Где?

— В посольстве Израиля. И наверняка уже в Тель-Авиве. А там есть одно учреждение… Никто не знает, где оно. А имя руководителя — государственная тайна.

Марат догадался:

— Моссад?

— Да, Моссад.

Марат громко, заразительно захохотал. От восторга он даже хлопал себя по ляжкам.

— Моссад!.. Ну, дает!.. Это надо же!.. Ну, блефун!.. Я блефун, а ты… Я не могу!.. Моссад!.. Ух! Давно я так не смеялся!..

А Вадим думал: «Почему же я действительно этого не сделал? Надо было немедленно, сразу же, как только взяли Сильвио и Родригеса! Дурак набитый! Понадеялся на ментов! Никогда себе не прошу! Элементарно же — и не додумался!»

Решение действительно было простейшим и самым эффектным. Вадим понятия не имел, есть ли в России и в Москве моссадовская агентура. А собственно, почему ей не быть? Зато другое он знал точно: Израиль не будет безучастно наблюдать, как Россия снабжает режим Каддафи горючим для водородной бомбы. А как умеет работать Моссад, всему миру было известно. Освобождение самолета с заложниками в Энтеббе. Взрыв, уничтоживший ядерный центр в Ираке. И как была обезглавлена арафатовская ООП в Бейруте? Вечером высадились с десантного корабля на берег, разъехались по разным концам города, и через полтора часа от верхушки ООП остались считанные единицы. И что совершенно поразило Вадима, когда он об этом читал (сообщение о диверсии обошло газеты всего мира): они заранее заказали два десятка такси и на них же вернулись к своим лодкам.

«Может, еще не поздно?» — подумал Вадим. Он чувствовал: для него — поздно. А для Марата, если он сумеет увернуться от Меркулова, не поздно. Для этой твари — никогда не поздно.

— А ты не рано смеешься? — хмуро поинтересовался Вадим, когда Марат успокоился.

— Только не начинай снова про Моссад, у меня на губе трещинка! Давай лучше перейдем к делу.

— Вертолет слышал?

— Они здесь часто летают.

— Очень часто?

— Достаточно часто.

— А ты не интересовался, что это за вертолеты?

— Для чего мне этим интересоваться?

«Сейчас ты у меня посмеешься!» — подумал Вадим. Посоветовал:

— Скажи своим кадрам: пусть осмотрят задний бампер бежевой «шестерки». На которой меня привезли. И если что-нибудь найдут, пусть принесут сюда.

Марат внимательно посмотрел на Вадима. Потом взял трубку одного из аппаратов, набрал трехзначный номер. Повторил то, что ему сказал Вадим. Не прошло и десяти минут, как в зал вбежал водитель бежевой «шестерки» и положил перед Маратом таблетку радиомаяка с примотанным к ней магнитом.

— Что это такое? — спросил Марат. От веселья на его лице не осталось и следа.

Водитель пожал плечами.

— Не знаю. Было на бампере.

— А как оно туда попало?

Водитель повторил:

— Не знаю.

— Не знаешь, — повторил Марат. — А что же ты знаешь?.. Ладно, отдыхай. С тобой я потом разберусь. Так что же это? — спросил он у Вадима, когда водитель ушел.

— Не догадываешься? Радиомаяк. Дальность — сто километров. Частота — на верхней крышке. Отдери изоленту. Приемник есть? Включи. Тебе интересно будет послушать.

Марат поднялся из-за стола и подошел к полке, на которой стояли телевизор с видеомагнитофоном, музыкальный центр и цифровой радиоприемник. Нажал кнопку, набрал нужную частоту. В динамике зазвучало: пи-ип, пи-ип, пип. И снова: пи-ип, пи-ип, пип…

— При приближении к объекту звук усиливается, при удалении — слабеет, — объяснил Вадим. — Ну, как тебе эта музыка? Нравится?

Марат выключил приемник.

— А теперь пошли кого-нибудь в Тушино, — сказал Вадим. — Пусть узнают, кто сегодня арендовал вертолет «МИ-1». А может, и другие.

Давая этот совет, Вадим не сомневался в исходе. Среди «новых русских» — а только им по карману было арендовать вертолеты для своего бизнеса или удовольствия — не меньше половины было старых и не очень старых евреев. Хоть один Рабинович или Гринблат в списках арендаторов должен быть.

На этот раз Марат не последовал совету Вадима. Он набрал семизначный номер, бросил в трубку:

— Выйди на компьютер Тушинского аэродрома. Мне нужен список всех, кто сегодня арендовал вертолеты. Срочно. Передашь по факсу.

— Может, перейдем к делу? — предложил Вадим.

Марат не ответил. Он напряженно думал.

«Моссад. Дичь! А если не дичь? Блефун проклятый! Радиомаяк. Вот он. Не дичь. Сто километров. При приближении сигнал усиливается, при удалении слабеет. Чертовы япошки, чего только не придумают! Кто принимал сигнал? Машина? Чья? А может — и вертолет. Чей? Ментовский? У них с опознавательными знаками, не рискнут. А взять другой в аренду — с их-то грошовым финансированием? Моссад — может, у них финансирование не грошовое. Моссад? Дичь! Дичь! Документы в двух экземплярах. Один — на Петровку, в МУР. А второй? Он тогда сказал: на всякий случай, если первый исчезнет. Отнес в израильское посольство? Зачем? Да очень просто: продать. За информацию о литии жиды заплатят любые деньги. Шутка ли — для ливийской бомбы! Неужели отнес? Когда он мог это сделать? После пятницы, ясно. Когда обломилось с Родригесом и Сильвио. В субботу и воскресенье посольство закрыто. Значит, не раньше понедельника. Сегодня среда. Два дня. Что они могут успеть за два дня?..»

Марат вдруг поймал себя на том, что думает о Моссаде, как об угрозе вполне реальной, и резко встряхнул головой.

«Дичь! — повторил он про себя. — Дичь — и точка!»

И запретил себе об этом думать.

— Что ж, к делу так к делу… Ну, и как тебе видится это дело? — спросил Марат.

— Сначала я хочу поговорить с матерью.

— Они в полном порядке.

— Я хочу в этом убедиться.

— Что ж… — Марат набрал номер, прикрыв кнопки ладонью. Приказал: — Дайте трубку старухе!.. Говори.

— Мама, это я…

Марат нажал на пульте кнопку громкой связи, голос матери разнесся по всему гулкому от пустоты залу:

— Вадик? Как хорошо, что ты позвонил! Ты знаешь, нас взяли в плен фашисты. Да! Сначала они облучали меня из космоса, а теперь пришли сами. И что ганц унмёглих — совершенно невероятно! — они в точности как наши поселковые мордовороты! И говорят по-русски, представь себе! Правда, слов знают мало. Один — примерно десять, а второй — двенадцать.

Она словно бы рада была неожиданному и такому необычному приключению.

— С вами хорошо обращаются? — спросил Вадим.

— Да, хорошо! Приносят еду, молоко для Аленки. Людоеды всегда хорошо обращаются с теми, кого пригласили на ужин. Только на прогулку не водят. А в Освенциме нас водили! Эс ист нихт орднунг, совсем безобразие! Аленка на балконе гуляет, с двенадцатого этажа далеко видно, парк, река. Очень хороший вид!

Марат насторожился. Эта сумасшедшая старуха была, кажется, не такой уж и сумасшедшей. Она передавала информацию. И успела: в охране — двое, двенадцатый этаж, парк, река. Рука Марата потянулась к пульту.

Вадим заметил это и перебил мать:

— Как Аленка, Рита?

— Хорошо. Все хорошо, сынок! Аленка вообще молодец. Вся в тебя. Всех перецарапала. Ви мютце — как кошка! Они сказали, что это ты велел перевезти нас в город. А она сразу поняла — фашисты! Ты не думай о нас, сынок. Ты думай о том, как поступить правильно. Я знаю, ты сделаешь все, как надо.

Это еще больше не понравилось Марату.

— Во зинд зи? — перешел Вадим на идиш, почувствовав, что Марат вот-вот прервет связь.

— Им штадтбецирк флюсхафен, — быстро ответила мать, словно ждала этого вопроса.

Марат нажал кнопку. По залу разнеслись короткие гудки отбоя. Нажал другую — все стихло.

— А вот об этом не надо. Это все равно тебе не поможет. Давай сюда трубку!..

«Флюсхафен». Марат не знал немецкого языка, истоками которого питался идиш, но, что такое «флюсхафен», он понял сразу: Речной вокзал. Именно там была квартира, в которую привезли семью Вадима.

«Вот чертова старуха! — подумал Марат. — Теперь понятно, в кого этот ублюдок!»

— Ну, убедился, что с твоими все в порядке? — спросил он.

— Убедился, — кивнул Вадим.

— Значит, ченч? У тебя есть то, что мне нужно, у меня — то, что нужно тебе. Не очень, правда, равноценно: у меня в руках три жизни, у тебя только одна.

«Он прокололся, — понял Вадим. — Значит, Аббаса все же боится. Не просто боится — смертельно. И этот страх так глубоко, что стал привычным. Иначе — не проговорился бы!»

— Одна, — согласился он. — Но эта жизнь — твоя. Неужели для тебя твоя жизнь не дороже трех чужих?

— Конечно, дороже.

— Значит, обмен все-таки равноценный?

Марат не успел ответить. Звякнул аппарат факсимильной связи, из него поползла широкая бумажная лента. Текст был, по-видимому, коротким: не прошло и полминуты, как лента остановилась.

Марат прочитал. Брови его полезли вверх. Перечитал. Нахмурился. Еще раз прочитал. Что-то его крайне озадачило.

«Что же там такое? — удивился Вадим. — Если был бы какой-нибудь Вассерман — на нем бы лица не было».

— Хочешь взглянуть? — спросил Марат.

— Было бы любопытно.

Марат вырвал листок из аппарата и протянул Вадиму. Рука его еле заметно дрожала.

В левой колонке был указан тип вертолета и время аренды, справа — названия организаций и фамилии тех, кто подписал договор. Арендаторов было всего пять. Понятно, будни. По выходным — наверняка больше.

Вадим прочитал:

«ТОО «Кристалл» — Ливанов Иван Сергеевич.

Петренко Николай Михайлович.

Фирма «Восток» — Медведев Александр Александрович.

Агентство «Глория» — Грязнов Вячеслав Иванович». Никаких Вассерманов или Рабиновичей.

Зато в самом конце:

«Торгпредство АРЕ — Салах Абу Сейф».

АРЕ — это был Египет.

Вадим представил, с какой бешеной скоростью сменяются сейчас мысли в голове Марата, и усмехнулся. Потом засмеялся. Потом расхохотался — искренне, до слез: все грозовое напряжение минувших дней точно бы нашло выход в этом хохоте.

Марат мрачно ждал, когда он уймется.

— Ну, я тебе не завидую! — сказал наконец Вадим, утирая слезы. — Тунис, Ливия, Египет! Аль-Аббас, Абу Сейф! У тебя крыша сейчас поедет! А если был бы еще Гельфанд или Рабинович?

Марата вновь охватило бешенство. И он уже не сдерживался.

На звонок появился охранник.

— Взять его! — кивнул Марат на Вадима. — В бокс! Вызвать Ашота и нарколога! Срочно!

Вадим побледнел. Вот и пришла его Голгофа.

— Вставай! — Охранник сгреб Вадима за шиворот и поднял с кресла.

— Убери руки. Сам пойду.

— Будешь еще разговаривать!

Вадим вывернулся и отступил назад.

— Ах ты, сучонок! — возмутился охранник. — Да я тебя сейчас…

Договорить он не успел. Вадим чуть развернулся, выбросил высоко вверх правую ногу и сбоку, со всего размаха, врезал носком по скуле охранника. Он был не слишком искушен в карате, но на этот удар его хватило. Охранник взвыл и схватился за морду. Для верности Вадим врезал ему еще раз — между ног. Охранник скрючился и повалился на бок.

Вадим двинулся к Марату. На охранника он даже не оглянулся. Это только в кино после самых страшных ударов люди вскакивают и снова бросаются на противника. А в жизни: если удар получился, то он получился.

Марат выхватил из ящика стола кольт и направил на Вадима.

— Не подходи!

Другой рукой он судорожно давил на кнопку звонка.

— С предохранителя-то сними! — посоветовал Вадим. — А теперь можешь стрелять.

Ввалилась охрана. Вадима скрутили и поволокли к выходу.

— Ты — труп! — крикнул ему вдогонку Марат. — Понял, сволочь? Труп! И еще смерти будешь просить!

— До скорого! — ответил Вадим. — Встретимся у ворот!

Вадима утащили.

«У каких ворот?» — Марат даже сморщился, пытаясь сообразить, что он имел в виду. А потом понял: у ворот святого Петра.

«Вот сволочь! Ну это же надо, какая сволочь! Танцор проклятый!..»

Вошел Николай.

— Что тут у вас?

Марат кивнул на охранника, который все еще катался по полу и скулил от боли в свернутой на сторону скуле.

— Убери его, к черту!

Николай помог ему подняться и вывел из зала.

— Что случилось? — вернувшись, повторил он.

Марат все еще не мог успокоиться.

— Ашота вызови! И нарколога!

— Вот как?

— Да, так! Хватит с меня! Расколется, сволочь!

— А если нет? — спросил Николай.

— Нет, значит, сдохнет, как свинья!

Марат бросил в ящик стола давно уже ненужный кольт и подошел к приемнику. Включил. Раздалось: пи-ип, пи-ип, пип. И снова: пи-ип, пи-ип, пип…

Марат схватил таблетку, ахнул ее о бетонный пол. Но изделие было действительно противоударным.

Пи-ип, пи-ип, пип…

Марат догнал покатившуюся к стене таблетку и начал с остервенением бить ее каблуком. Но каблук кроссовки был слишком мягким.

Пи-ип, пи-ип, пип. Пи-ип, пи-ип, пип…

Николай отстранил его и поднял таблетку. Повертев в руках, развинтил и выковырнул батарейку. Пиканье прекратилось.

— Радиомаяк?

Марат кивнул:

— Да. Дальность — сто километров. При приближении сигнал усиливается, при удалении — слабеет.

— Так что же все-таки случилось? — снова спросил Николай.

Он слушал не перебивая. Когда Марат закончил, отозвался не сразу. Наконец сказал:

— Плохие дела, Марат. Хуже некуда.

— Моссад? Дичь! — возразил Марат. — Этот Абу Сейф — случайность. Я же сказал: звони Ашоту и наркологу!

Николай словно бы и не услышал приказа.

— Может, и дичь. И случайность. Но это вот, — показал он на таблетку, — не дичь. И не случайность. Аббас, менты или Моссад — это сейчас не важно. Мы засветились. Нужно менять базу.

— Сколько можно ее менять? Только вчера переехали!

— Сколько нужно, столько и будем. Это одно. Другое: не буду я звонить наркологу.

— Сам позвоню!

— И ты не будешь.

— Это еще почему?

— Марат, я от тебя уйду, — предупредил Николай. — Тебе охота подставляться под пули Аббаса — твое дело. А мне это ни к чему. Вспомни, что ты сам говорил Аббасу: ненависть — плохой советчик. Так вот я тебе сейчас то же самое говорю. Потерпи, никуда от тебя твой Вадим не уйдет. Достанем. И сделаешь с ним, что захочешь. Потом. А сейчас нужно получить груз. И сегодня же ночным рейсом отправить в Ригу. Так что не наркологу надо звонить, а Грошеву, пусть приготовится. — Николай помолчал, потом спросил: — Ну? Зову Вадима?

Марат шумно вздохнул и согласился:

— Зови.

Николай позвонил. Охранники привели Вадима. Он был в наручниках, из разбитой губы на подбородок стекала кровь: в свалке ему слегка перепало.

— Снимите браслетки и убирайтесь! — приказал Марат.

Вадим растер натруженные железом запястья и носовым платком промокнул подбородок. Потом сказал — словно бы даже приветливо:

— Здравствуй, Марат. Давно не виделись!

Марат встал.

— Нет, не могу. Не могу я эту сволочь видеть! Разговаривай сам! — бросил он Николаю и вышел.

— Похоже, ты его достал, — заметил Николай.

— Надеюсь.

— Зачем?

— А просто так.

— Ладно. Проветрится — остынет. Давай-ка кончать с этим делом. Ты нам отдаешь груз, мы тебе — семью. И разойдемся с миром. Ты нас не знаешь, и мы тебя не знаем.

«Глаза у него — волчьи», — отметил Вадим.

— Не получится с миром, — сказал он. — Как только груз будет у вас, вы меня прикончите. Или возьмете.

— Ты мне не веришь?

— Конечно, нет.

— Ну, давай подумаем, как подстраховаться, — предложил Николай. — И тебе. И нам. Прежде всего: ты будешь один.

— А вас — двое, — согласился Вадим. — Ты и Марат.

— Трое, — поправил Николай. — Будет еще один человек.

— Кто?

— Наш. Он тебе не опасен.

«Курьер, — понял Вадим. — Тот, кто повезет груз в Ригу».

— Когда? — спросил он.

— Сегодня ночью.

«Все правильно. Спешат. Значит, Аббас дал им срок».

— А кто привезет моих? Значит, будет уже четверо?

— Выходит, так.

— Вот он-то меня и пристрелит.

— Что ты предлагаешь? — спросил Николай.

В зале появился Марат. Махнул рукой: разговаривайте, не буду мешать.

— На какой машине вы привезете моих?

— В джипе. Старуха — в каталке. Не выносить же из дома на руках, — объяснил Николай.

— В синем «судзуки»?

— Откуда ты знаешь про «судзуки»?

— Да какая разница! — отмахнулся Вадим. — Знаю — и все. Не пойдет. У него стекла темные. Возьмите другую машину.

Николай и Марат переглянулись.

— «Тоёта», — подсказал Марат.

— Красная «тоёта». Микроавтобус. Стекла без затемнения. Дальше?

— «Тоёту» не будете глушить. Поставите ее метрах в пятидесяти от «девятки».

Николай и Марат снова переглянулись.

— Да видел я вашу «девятку»! Под навесом стоит! — объяснил Вадим, не дожидаясь вопроса.

— И номер видел? — спросил Марат.

— Нет. Далеко. Можете проверить.

— Дальше? — повторил Николай.

— Я подъеду и помигаю фарами. Потом включу дальний свет. Все четверо будете стоять возле «девятки». Груз поставлю перед моей машиной. Ты, — кивнул Вадим Николаю, — подойдешь и проверишь. Один. После этого забираете груз, а я уезжаю на «тоёте». Согласны?

«Далеко ты уедешь!» — подумал Марат и кивнул:

— Согласны.

— Где? — спросил Вадим. Это был самый важный вопрос.

— Это мы тебе потом скажем, — ответил Николай.

— Нет. Сейчас.

— Приведешь ментов.

— Мои менты против вашей засады. Не годится? Тогда так: место выберем перед самой встречей. Чтобы ни мне, ни вам.

— Как?

— Потом решим. А пока договоримся: на кольцевой. В городе опасно. На кольцевой — в самый раз. На внешней стороне.

— На внутренней, — на всякий случай сказал Марат.

Вадим согласился:

— Пусть на внутренней. Мне все равно.

— Кольцевая большая. Сто четырнадцать километров, — напомнил Николай.

— Это и хорошо. А на каком километре — условимся перед самой встречей. Идет? — спросил Вадим.

Марат не сомневался: как только место будет определено, туда тотчас рванет ментовская группа захвата. Но кто успеет раньше: менты или его люди — это был еще вопрос. Дело будут решать минуты. Марат знал: эти минуты он выиграет. Пока менты будут тащиться на своих раздолбанных «Жигулях», Ашот со своими парнями будет уже на месте. У них будут автоматы, само собой. Пистолеты с глушителями. И пара снайперских «зауэров». И как только менты высадятся, их сразу же перебьют. После этого и можно будет проводить ченч. Только не так, как предполагает Вадим. А так, как решит он, Марат.

И Марат кивнул:

— Идет.

— А теперь я хочу поговорить с женой, — сказал Вадим.

— О чем?

— Услышишь. Не понравится — оборвешь.

Марат набрал номер и передал трубку Вадиму.

— Рита? Это я. Слушай меня очень внимательно. Сегодня ночью вас повезут ко мне. Повезут на «тоёте», это такой микроавтобус…

— Скажи, чтобы не дергались, — посоветовал Николай. — А то придется заткнуть им рты.

— В машину садитесь спокойно, без шума. Когда остановитесь на кольцевой, водитель выйдет. Мотор будет работать. Я помигаю фарами и включу дальний свет. Если в машине никого нет, поднимите руки, все трое, и помашите над головой. Я увижу. Если кто-то остался, рук не поднимайте. Царапайтесь, отбивайтесь, но не поднимайте ни в коем случае. Запомнила?

— Запомнила, — разнесся по залу ответ Риты. — Ты хоть объясни, что происходит!

— Потом объясню, — пообещал Вадим. И добавил, словно бы не в силах сдержать раздражения: — Дура ты все-таки, Ритка! Прямо несусветная!

— Почему это я дура? — искренне возмутилась она.

— Да потому! Сколько раз я тебе говорил: учись водить машину, учись! Послушалась бы — сейчас бы у меня проблем не было: сама села бы за руль и уехала!

— Ну, знаешь! Даже если бы научилась — толку-то?! У тебя вшивый «запор», а тут — сам говоришь — «тоёта»!

Похоже, до нее начало кое-что доходить.

— Машины, как и бабы, все одинаковые!.. Ладно, чего уж теперь говорить! Поцелуй за меня Аленку. И маме скажи: счастливо. Филь глюк!

— Она тоже тебе говорит: удачи. Филь эрфольг!..

Вадим вернул трубку Марату. Предупредил:

— Если хоть что-нибудь будет не так, учти: я взорву машину. Вместе с грузом.

— Чем же ты ее взорвешь? — усомнился Марат.

— Есть чем. Твоих бабок мне хватило и на эту игрушку. Хорошая игрушка. Такая же, какой ты разнес в клочья «Ниву» Алика.

Это был чистый блеф. Но Вадим рассчитывал, что Марат, на которого одновременно свалились МУР, радиомаяк и таинственный египтянин Салах Абу Сейф, не в том сейчас состоянии, чтобы отделить блеф от правды.

И проверить он не сможет никак.

Но Николай все-таки попытался:

— Сколько отдал?

— Два косаря, — не задумываясь, ответил Вадим.

«Угадал?..»

— Переплатил, — заметил Николай.

«Угадал!» — понял Вадим и объяснил:

— У меня не было времени искать дешевле.

А вот это было почти правдой. Только времени у него не было не дешевле искать, а вообще искать. И уже не будет. «А жаль», — подумал Вадим.

Николай сделал еще одну попытку.

— У кого же ты ее купил?

Это был плевый вопрос.

— Через цыган.

— У цыган ты мог купить разве что наркоту.

— Я сказал не «у цыган», а «через цыган».

Больше Николай вопросов не задавал.

«Вот так! — подумал Вадим. — Сожрали? Приятного аппетита!»

— Как я с вами свяжусь? — спросил он.

Николай хотел ответить, но Марат его опередил.

— Газеты читаешь?

— При чем тут газеты?

— Газеты надо читать. Иногда очень полезно! — Марат попытался произнести это с насмешливой назидательностью, но в голосе прозвучала предательская хрипотца. — Сегодняшнюю «Вечерку» обязательно прочитай. И можешь посмотреть новости по Московской программе. Сам все поймешь. Ты же догадливый!

Он вызвал охранника, кивнул на Вадима:

— Скажи на вахте: пусть его увезут.

— Куда?

— Куда скажет.

Охранник вывел Вадима.

Лицо Марата потяжелело. Он был недоволен собой. Отметил: если этот змееныш хотел вывести его из равновесия, это ему вполне удалось.

Марат даже забыл приказать пустить за ним слежку.

Но Николай исправил его ошибку.

— А теперь звони Грошеву, — напомнил он.

Марат набрал номер.

 

III

Начало третьего. Счет пока шел на часы.

— Куда тебе? — спросил водитель белой «пятерки», вызванной охранником к вахте.

— К метро. К любому, — ответил Вадим. Не дожидаясь особого приглашения, он влез на заднее сиденье и угнулся за спинки кресел. Охранник сел рядом.

На этот раз ехали совсем недолго. У метро «Октябрьское поле» Вадима высадили, «пятерка» тотчас снялась с места.

Прежде всего нужно было отделаться от хвоста. Вадим даже не оглядывался, он был совершенно уверен, что его ведут. Двое, как минимум. А может быть, трое или четверо. Марат не мог не понимать, что Вадим поедет за грузом. И если бы удалось перехватить его вместе с баулом, все проблемы Марата решились бы без всякой головной боли.

Можно было попытаться оторваться от хвоста в метро, но никаких гарантий, что это удастся, не было: слишком много народу, трудно будет убедиться, что слежки нет. Можно было зайти в какое-нибудь кафе, дать денег гардеробщику или официанту и с их помощью выйти через служебный ход. Но и тут трудно было рассчитывать на успех. Не новичкам же Марат дал это задание. А любой мало-мальски опытный человек сразу сообразит, для чего объект зашел в кафе.

«Потом придумаю», — решил Вадим.

Была еще одна неясность: «Вечерка». «Сам все поймешь. Ты же догадливый!» Тут ломать голову было ни к чему: нужно просто купить «Вечерку» и прочитать. Но она появится в киосках не раньше шести. Столько времени Вадим ждать не мог. Он доехал на метро до станции «Улица 1905 года», зашел в бюро пропусков издательского комплекса «Московская правда», где печаталась и «Вечерка», и узнал, как пройти в отдел рекламы «Вечерней Москвы».

Заведующий отделом рекламы сидел за письменным столом, заваленным бумагами, и со скукой гонял по экрану компьютера каких-то человечков, преследующих друг друга. Ему было не больше тридцати: белобрыс, сухопар, под низким лбом — голодные глаза ловчилы. Увидев в дверях Вадима, он выключил компьютер.

— Я хотел бы разместить в вашей газете рекламу своего товара, — проговорил Вадим.

Заведующий окинул его быстрым взглядом и понял, что с этим посетителем можно не церемониться.

— И что же у тебя за товар? — поинтересовался он.

— Офисная мебель фирмы «Эллада».

— Вот как?

— Но сначала я хотел бы посмотреть, как вы подаете рекламу.

— Ну, посмотри. Вон подшивка!

Вадим вытащил из кармана стодолларовую бумажку и начал словно бы рассеянно вертеть ее в руках. Взгляд заведующего как магнитом притянуло к купюре.

— Хотелось бы взглянуть на сегодняшний номер, — уточнил Вадим.

— Номера еще нет. Есть полосы.

— Можно и полосы.

Вадим бросил на стол банкноту, заведующий смахнул ее и вышел из кабинета. Через десять минут перед Вадимом лежала стопка оттисков газетных полос. Он внимательно просмотрел их и на последней странице нашел то, что ему было нужно. Заметка в рубрике «Криминальная хроника» называлась: «Еще одно похищение». В ней говорилось: «Как нам стало известно из хорошо информированных источников, вчера из деревни под г. Калязином была похищена семья известного подмосковного бизнесмена г-на Костикова: его мать, жена и двенадцатилетняя дочь. Всех, кому известно о местонахождении похищенных, просят позвонить по телефону… Крупное вознаграждение гарантируется».

«Вот, значит, как он решил меня известить!» — понял Вадим. И отметил: «Неплохо придумано». Особенно если эта информация будет продублирована по Московскому телевидению: сам Вадим не увидит газеты и передачи — ему обязательно кто-нибудь сообщит.

— Можно от тебя позвонить? За те же бабки? — спросил Вадим.

Заведующий показал на городской телефон.

Вадим набрал указанный в газете номер. Ответил женский голос:

— Вас слушают.

— Я по поводу похищения семьи подмосковного бизнесмена…

— Вы — господин Костиков?

— Да.

— Меня предупредили, что вы будете звонить. Вам нужно приехать ко мне. Мне поручили вам кое-что передать. Запишите адрес…

Вадим записал на полях газетной полосы: Нагорная, 19, кв. 35. И телефон, и этот адрес были ему совершенно незнакомы.

— Сейчас приеду, — сказал он и положил трубку.

«Что бы это могло значить?..»

— Кроме центрального — есть тут у вас еще какой-нибудь выход?

Заведующий насторожился:

— Есть. Грузовой. А что?

— Выведи меня туда.

— За те же бабки?

Пришлось отдать еще стольник. В сопровождении заведующего Вадим пересек наборный и печатный цеха, экспедицию, внутренний двор с ожидающими тиража почтовыми фургонами и оказался в пустынном переулке. Внимательно осмотрелся: ничего подозрительного не было.

— Пока! — кивнул он заведующему.

— А как же реклама? Не будете давать?

— Подумаю. Верстка ваша мне не очень нравится…

Выбравшись на Шмидтовский проезд, Вадим тормознут такси и поехал на Нагорную. И едва вышел из машины, как тут же понял, что второй стольник отдал совершенно напрасно: возле тротуара, метрах в пятидесяти от угла дома, стояла еще одна бежевая «шестерка» — не та, на которой его привезли к Марату, а другая — она прикрывала вчера сзади синий «судзуки». В «шестерке» никого не было. Ясно, следят за подъездом. Марат подстраховался — на случай, если ему, Вадиму, удастся уйти от слежки. Все равно он должен будет сюда приехать. Вот он и приехал.

«Обложили…»

Вадим вдруг ощутил безмерную, парализующую усталость. Отяжелели ноги, точно бы свинцом налились руки, под их грузом даже опустились плечи. Сейчас бы сесть на какую-нибудь скамейку и сидеть, ни о чем не думая, глядя, как купаются воробьи в свежих лужах, как бегут по небу, сбиваясь в тучи, низкие дымные облака, как ветер треплет ветки кленов.

Нужно было идти, но сил не было.

Сил не было, но нужно было идти.

И Вадим пошел.

На звонок дверь ему открыла седая, интеллигентного вида старушка в фартуке и с тряпкой в руках.

— Господин Костиков? — с некоторым недоверием спросила она. Фингал на его лбу ее явно смутил.

— Да, это я, — подтвердил Вадим. — Полчаса назад я вам звонил.

— Проходите, пожалуйста. Извините, в комнату не приглашаю, у меня уборка. Постойте здесь, я сейчас принесу… — Она вынесла из комнаты черную плоскую коробочку и протянула Вадиму. — Велели вам передать. Это называется… Ой, забыла! У меня записано…

— Я знаю, что это такое. Пейджер.

— Правильно? Пейджер! Тут есть кнопочка. Если ее нажать…

— Я умею им пользоваться, — сказал Вадим. — Кто вам его принес?

— Какой-то молодой человек. Вчера вечером, часов в восемь. Он не назвал себя.

Она объяснила: свободного времени у нее много, а пенсия учительская, маленькая, вот она и решила подработать диспетчером на домашнем телефоне. Дала объявление в газету «Из рук в руки». Сначала никто не откликался, а вчера вечером позвонили…

Было совершенно ясно, что ни малейшего отношения к делам Марата она не имеет. Он просто использовал ее как почтовый ящик — для бесконтактной связи.

— А знаете, он уже пищал, — сказала старушка. — Чуть больше часа назад. Я включила и прочитала… случайно. Извините, мне так неловко…

Вадим нажал кнопку. На дисплее появилось: «Все время держи при себе. Сообщу номер — немедленно позвони. М.».

— Ничего страшного, — успокоил ее Вадим. — Абонементный номер пейджера не сообщили?

— Нет. Все, что мне сказали, я вам передала…

«Значит, со мной он может связаться в любой момент, а я с ним — нет», — подумал Вадим.

Но это сейчас не имело никакого значения.

На лестничной клетке между этажами Вадим остановился и выглянул в окно. Одного он сразу увидел: он высовывался из-за теснившихся во дворе «ракушек». Второго не было видно: должно быть, следил за подъездом откуда-то сбоку.

Вадим отметил это с неприятно поразившим его самого равнодушием. Усталость отступила, но гнетущая душевная тягость осталась.

Он вышел на улицу и принялся ловить машину. Но, как на грех, все шли с пассажирами. И это обычное, вполне житейское обстоятельство вывело его из себя. Все было против него. Все!

Вадим разозлился. Он подошел к бежевой «шестерке». «Вот вы, суки, меня и отвезете!» Несколько раз сильно нажал на крыло. Он ожидал, что заверещит сигнализация, но она не работала или была отключена. Те двое наверняка наблюдали за ним из-за дома, но подойти не решались.

«Шестерка» была не из новых, от частого употребления замок водительской дверцы вполне мог быть разболтан. Вадим нашарил в кармане ключи от «Запорожца», вставил кончик ключа в замок и мягко повернул влево. Кнопка поднялась. Остальное было секундным делом. Вадим резко крутанул руль на себя, силуминовый штырь, блокирующий рулевую колонку, хрустнул. Вадим выдернул провода из замка зажигания, соединил — «мама» в «маму» — синий с черным, ткнул в них красный стартерный и нажал на педаль газа. Мотор взревел.

Маратовские кадры кинулись к своей «шестерке», но было уже поздно: машина сорвалась с места и ушла к Варшавке. Вадим увидел, как они мечутся по проезжей части, размахивая руками перед объезжавшими их машинами, и засмеялся: «Теперь ловите!..»

Все это было, конечно, чистейшим безрассудством. Но Вадим и на секунду не пожалел о сделанном. И совсем уже непонятно почему, но на смену душевной маете пришла вдруг азартная уверенность: все у него получится так, как надо. Все!

Цирковые артисты называют такое состояние: кураж. К нему вернулся кураж. Он снова был в форме.

Но искушать судьбу все же не стоило: случайно тормознет какой-нибудь гаишник — доказывай потом, что ты не верблюд. За Автозаводским мостом Вадим оставил «шестерку», пересел в такси и поехал в Генеральную прокуратуру.

В кабинете Меркулова, кроме хозяина, был еще какой-то человек: в светлой кожаной куртке, с рыжими, коротко подстриженными волосами. Вместе с Меркуловым он внимательно рассматривал большие черно-белые фотографии, занимавшие полстола.

— Знакомьтесь, — представил его Меркулов. — Наш бывший сотрудник, ныне хозяин сыскного агентства «Глория». Вячеслав Иванович Грязнов. А это — Вадим Николаевич Костиков, я тебе о нем много рассказывал.

— Значит, это вы сунули в маратовскую машину радиомаяк? — спросил Грязнов, пожимая Вадиму руку. — Очень вовремя!

«Грязнов. «Глория». Было в этом что-то очень знакомое. Вадим вспомнил: список, полученный Маратом по факсу.

— Это вы сегодня арендовали в Тушине «МИ-1»? — спросил он.

Грязнов изумился:

— А вы-то откуда знаете?

Меркулов засмеялся:

— Я же тебе говорил: у Вадима Николаевича совершенно потрясающая способность всегда оказываться в нужном месте и в нужное время.

— Я бы предпочел, чтобы этой способности у меня не было, — хмуро ответил Вадим. — О моих ничего не узнали?

Меркулов покачал головой:

— К сожалению, пока нет. Оповестили всех, еще вчера. Специально занимаются Турецкий и Косенков. Нашли синий «судзуки». По номеру, который вы сообщили. Куплен по доверенности, стоит в Бибиреве. Взяли под наблюдение: может, выведет на квартиру, где ваша семья.

— Бесполезно, — сказал Вадим. — Можете снять наблюдение, они не поедут на «судзуки».

— Но на чем-то они должны будут везти ваших.

— Повезут на красной «тоёте» — на микроавтобусе.

— Значит, вы что-то узнали? — спросил Меркулов.

— Не слишком-то много.

— Сейчас любая мелочь может быть очень важной. Но сначала мне хотелось бы, чтобы вы взглянули на эти снимки, — предложил Меркулов.

Вадим склонился над столом. На фотографиях, снятых сверху и сбоку, в разном масштабе — широкоугольником и телевиком, была маратовская автобаза. Отчетливо просматривался периметр завода, будка вахты, длинный ряд боксов и здание мехмастерских, бензовозы и грузовики, крыша навеса, где стояли «девятка» Марата и другие машины.

Позади боксов и здания мехмастерских, скрытое от взгляда со стороны вахты, но хорошо видное сверху, было еще довольно большое пространство. Там стояло что-то громоздкое, темное, укрытое брезентом. Краешек этого темного, под брезентом, Вадим заметил, когда его еще вели через двор. Но что это такое, Вадим не смог понять тогда, не понимал и сейчас.

— Узнаете? — спросил Меркулов.

— Да. — Вадим ткнул пальцем в темное пятно. — Что это такое?

— Да мы и сами об этом думаем.

— Может, мебель, которую Марат вывез со склада «Эллады»? — предположил Грязнов.

— Мебель сложили бы в боксы, — возразил Вадим. — Да и не в том сейчас Марат состоянии, чтобы думать о какой-то мебели.

— По размеру — не меньше, чем большегрузная фура, — заметил Меркулов. — Даже две.

— Похоже, — кивнул Вадим. — Что может быть в этих фурах?

— А если — оружие? — спросил Грязнов.

— Столько оружия? — удивился Меркулов. — Хватит вооружить батальон!

— Может, и столько. Откуда мы знаем, какой у него объем торговли!

— Ладно, выясним. Сейчас меня интересует другое. — Меркулов указал Вадиму на строение возле ворот. — Это вахта?

— Да. Сам Марат — здесь. Вход через цех. А вот тут — их машины.

— Сколько человек на вахте?

— Я видел — шестеро. Но могут быть и еще.

— И двое — у забора сзади. Вот они. — На снимке хорошо различались фигурки охранников. — За забором — овраг, по нему можно будет подойти незаметно.

— Будете штурмовать? — спросил Вадим. — Когда?

— Как только будет дан общий сигнал к началу операции, — объяснил Меркулов. — А когда — это нам сейчас и нужно решить. Что вы узнали?

Из рассказа Вадима, не изобилующего подробностями, он выделял главное и отмечал на листке:

«Девятка» Марата цвета «мокрый асфальт».

Речной вокзал. Двенадцатый этаж. В охране — двое.

Красный микроавтобус «тоёта».

МКАД — кольцевая автодорога, внутренняя сторона.

Курьер.

«Сегодня ночью».

Пейджер…

— Покажите-ка пейджер, — заинтересовался Грязнов. Он внимательно осмотрел прибор. Отметил: — Японский. Фирма «Нэк». — Достал из нагрудного кармана свой пейджер, сравнил. — Нет, у меня «Моторола». «Нэк». Не очень распространенная система. Чаще — «Нокиа», «Моторола». Узнать бы абонементный номер и телефон оператора.

— Чем это нам поможет? — спросил Меркулов.

— Мы имели бы связь с Вадимом Николаевичем. Хоть и одностороннюю.

— Не помешало бы, — согласился Меркулов. — Только как это узнать?

— Попробую… — Грязнов позвонил в свое бюро, распорядился: — У меня на столе — справочник. Называется — «Золотые страницы». Открой на «С» — «Связь». Обзвони фирмы, которые предлагают пейджеры «Нэк», их не должно быть много. Узнай телефон оператора и абонементный номер. Запиши: «Нэк», серийный номер 6344, — прочитал он на задней крышке пейджера. — Скажи: забыли номер, потеряли, что угодно. И сразу мне сообщи.

Грязнов положил трубку.

Меркулов внимательно изучал свои заметки.

— «Сегодня ночью», — повторил он. — Значит, ночью и возьмем базу.

— Там наверняка никого не будет, — предположил Вадим. — Они нашли радиомаяк. Может, и сейчас уже никого нет.

— Есть, — возразил Меркулов. — Мне доложили: Марат с Николаем уехали. Вы правы: на «девятке» цвета «мокрый асфальт». Их ведут. Но подошли еще три машины. Все три — новые «БМВ». Синие. В каждой — по пять человек, включая водителей. Они, похоже, не только не собираются уходить, а наоборот — стягивают туда свои силы.

— Неужели Марат собирается держать осаду? — удивился Грязнов.

— А черт его знает, что у него на уме! — с досадой бросил Меркулов.

— «БМВ»? — переспросил Вадим. — Вот на них они и поедут на место встречи. А группа захвата — на «Жигулях»?

— Да. И к сожалению — на очень не новых. Проклятая нищета! Конечно, они успеют быстрей!

— Это будет зависеть от того, кто окажется ближе к месту встречи, — вмешался Грязнов.

— А где оно будет, это место встречи?! Кольцевая — больше ста километров!

— Сто четырнадцать, — уточнил Вадим.

— Я и говорю — сто четырнадцать. Даже если Федоров выделит две группы и поставит их на разных концах — все равно никаких гарантий. Черт! Знать бы, где будет это место встречи! Хотя бы приблизительно!

У Вадима давно уже появились кое-какие соображения на этот счет — еще когда он договаривался с Маратом о встрече на кольцевой. Но идея была настолько несуразной, что Вадим даже не обдумывал ее серьезно. Но сейчас, похоже, наступил момент, когда нельзя было пренебрегать даже самой ничтожной возможностью.

Он повернулся к Грязнову.

— Вы не могли бы выйти из кабинета? Всего на минуту?

— Зачем? — спросил Меркулов. — У вас какие-то тайны?

— Нет. Я сейчас все объясню.

Грязнов с недоумением пожал плечами и вышел.

— Константин Дмитриевич, мне кажется, что вы человек с сильным характером.

Меркулов усмехнулся:

— Хотелось бы надеяться.

— А Вячеслав Иванович?

— Несомненно. К чему это вы?

— Сейчас поймете, — пообещал Вадим. — Назовите любую цифру из первых десяти. Любую, какая вам придет в голову.

— Ну, допустим… Шесть.

Вадим открыл дверь:

— Вячеслав Иванович, зайдите, пожалуйста.

Когда Грязнов снова оказался в кабинете, Вадим повторил свой вопрос.

— Что за детские игры? — удивился Грязнов.

— А все-таки? — спросил Вадим. — Любую. Можете думать, можете не думать.

— Давай-давай! — кивнул Меркулов.

— Шесть, — сказал Грязнов.

— А теперь спросите то же самое у кого-нибудь из своих следователей, — предложил Вадим Меркулову. — У кого-нибудь из настоящих мужиков, с крепким характером.

— У нас со слабым характером долго не держатся.

— Тем лучше. Тогда — у любого.

Меркулов взял трубку внутреннего телефона. Проговорил:

— Это Меркулов. Что у тебя слышно?.. Вот как?.. А три «БМВ»?.. Понятно…

— Цифру! — напомнил Вадим.

— Назови-ка цифру — какую-нибудь из первого десятка… Да любую!.. Может, шутки. А может, и нет. Ну?.. Все, спасибо. — Меркулов отошел от телефона. — Все машины, кроме трех «БМВ», с автобазы ушли. Похоже, Вадим Николаевич, вы правы: на «бээмвухах» они и поедут.

— Какую цифру он назвал? — нетерпеливо спросил Вадим.

— Шесть.

— А теперь разделите сто четырнадцать на шесть.

Меркулов прикинул на бумажке.

— Сколько получилось?

— Девятнадцать.

— На девятнадцатом километре кольцевой и будет встреча, — уверенно сказал Вадим.

Грязнов засмеялся:

— Это же анекдот!

— Погоди-ка смеяться, — остановил его Меркулов. — Вы что же — хотите предложить эту игру Марату?

— Да.

— И он, по-вашему, согласится?

— Почему бы и нет? Каким-то образом нужно будет определить место встречи. А тут — прямой элемент случайности. И я же не буду задавать ему наводящих вопросов.

— А если он назовет «два»? Или «десять»?

— Может, — согласился Вадим. — Но вряд ли. Я где-то читал: женщины, как правило, называют нечетные цифры, мужчины — четные. Молодежь — из первой пятерки, люди постарше — из второй. Мужчины с сильным характером — «шесть». Реже — «восемь». А Марат — он как раз из таких.

— Да, этого у него не отнять, — подтвердил Меркулов.

Он подошел к подробной карте Москвы, висевшей на стене рядом с картой не разделенного еще Советского Союза, отыскал на МКАД девятнадцатый километр. Отметил:

— Если ехать со стороны Капотни — сразу за мостом через Москву-реку. Интересно, закончили там реконструкцию?

— Вы что — всерьез собираетесь посылать туда группу захвата? — удивился Грязнов.

— Во-первых, как тебе прекрасно известно, никаких групп захвата у меня нет. Руководить операцией будет Федоров. Юрий Александрович Федоров, начальник МУРа, — объяснил Меркулов Вадиму. — Единственное, что я могу: дать ему совет. И надеяться, что он к этому совету прислушается. А во-вторых… Почему бы и нет? Где-то же группы захвата нужно ставить. И резонно, если одну послать на девятнадцатый километр, а вторую — на другой конец кольцевой. Как раз в районе пересечения кольцевой и Ленинградского шоссе, — показал он на карте. — Что мы теряем? А если Вадим Николаевич окажется прав, тогда мы вообще в полном порядке, никакие «БМВ» Марату не помогут.

Подал сигнал пейджер Грязнова. На экране появилось: «Фирма «Информ-Экском». Оператор 239-12-12. Абонементный номер 10-132».

— Сейчас проверим, — сказал Грязнов. Он набрал номер оператора: — Передайте для абонента 10-132: «Сотовый телефон для связи с Константином Дмитриевичем 184-19-20. Желаю удачи». Все.

— Через сколько времени придет сообщение? — спросил Меркулов.

— Минуты через три.

— А если телефон оператора будет занят?

— Телефон многоканальный. Он никогда не бывает занят.

И почти тотчас же пискнул пейджер, на дисплее «Нэка» возник текст, переданный Грязновым.

— Вот это техника! — позавидовал Меркулов. — Нам бы такую!

— Когда-нибудь будет и у вас, — успокоил его Грязнов.

— Когда-нибудь! Нужна сегодня, сейчас!

— Пока попользуетесь моей.

— Даже не знаю, Слава, что бы мы делали без твоей помощи!

Грязнов усмехнулся:

— Вы думаете, я вам помогаю? Нет, Константин Дмитриевич, прежде всего — себе. Чем меньше останется нечисти, тем спокойнее будут жить люди. Тем больше свободного времени у них будет. А для чего людям свободное время? Чтобы заниматься любовью. А где любовь, там и ревность, измены. Алчущая доказательств неверность. И верность, требующая подтверждения. Вот тут и открывается обширное поле деятельности для моей «Глории».

В другое время Вадим, может, и оценил бы парадокс Грязнова, но сейчас ему было не до этого.

— Сколько людей в группах захвата? — спросил он у Меркулова.

— По двенадцать в каждой. Не считая водителей.

— Если кадры Марата приедут раньше, пусть Федоров остановит своих. Пусть даже не приближаются к месту встречи.

— Почему?

— Их перестреляют. Всех до единого.

— Думаете, Марат на это пойдет?

— Он на все пойдет.

— А как же вы?

— Не знаю, — сказал Вадим. — Буду смотреть. По обстановке.

В кабинет всунулся следователь Косенков:

— Можно?

— Заходи, — пригласил Меркулов. — Назови цифру — от единицы до десяти. Какую угодно!

— Четыре.

Меркулов оглянулся на Вадима:

— А он говорит — четыре.

— Но ему же лет двадцать пять, — отозвался Вадим. — А Марату — под пятьдесят.

— Да, пятьдесят два, — подтвердил Меркулов. — Ладно, докладывай! — кивнул он Косенкову.

Докладывать было практически не о чем: проверили все известные квартиры в Москве и в пригородах, семьи Вадима не обнаружили ни в одной.

— Квартиры в районе Речного вокзала были? — спросил Меркулов.

— Вроде нет… — Косенков полистал свою записную книжку, уверенно повторил: — Нет.

— А где Турецкий?

— Поехал в «Русь». Часа три назад.

— Что ж, подождем…

Но у Вадима уже не было времени ждать. Половина шестого. А еще нужно было добраться до поселка, взять «Запорожец», потом заехать на Савеловский вокзал за грузом. И обязательно проскочить на девятнадцатый километр МКАД — осмотреться там. Вероятность того, что удастся назначить встречу именно на девятнадцатом километре, была небольшой, но она все же была. И подготовиться к ней нужно было заранее.

И еще одно беспокоило Вадима. Марату наверняка уже сообщили, что он оторвался от слежки. И Марат обязательно попытается снова выйти на его след. Пошлет своих к МУРу. А возможно — не только к МУРу. Ливия, бомба, убийство Барсукова — это были не муровские дела, Марат не мог этого не понимать. А значит — может отправить своих людей и к воротам Генеральной прокуратуры. Возможность этого была, конечно, очень небольшой. Но и ею пренебрегать не следовало. Не та ситуация. Любая оплошность могла стоить слишком дорого.

— Вы не могли бы дать мне какую-нибудь машину? — спросил Вадим у Меркулова. — Часа на два.

— Разве что мою «Волгу». Остальные в разгоне. Но она приметная — с антеннами и с «мигалкой».

— Это неважно.

— Возьмете груз?

— Да.

— Не рискованно? Ехать к Марату с настоящим грузом…

— Я рискую совсем не грузом, — ответил Вадим.

«Что ж, он имеет на это право, — подумал Меркулов. — Сейчас он имеет право на все». Предупредил:

— Марат свяжется с вами около одиннадцати вечера. А встречу назначит не позже чем на двенадцать.

— Вы в этом уверены?

— Курьер, — напомнил Меркулов. — Последний самолет в Ригу уходит в 1.55. В порту нужно быть за час. И час на дорогу. Откуда вы будете звонить?

Вадим подошел к карте Москвы и показал на пересечение кольцевой с дорогой на Белую Дачу:

— Здесь пост ГАИ и рядом — телефонные будки. Две или три, не помню. Позвоню Марату и сразу — вам.

— А если автоматы не работают? Или трубки обрезаны? Не годится. Сделаем по-другому, — предложил Меркулов. — К половине одиннадцатого вечера я подошлю туда нашу машину. В ней будет следователь Косенков. Созвонитесь с Маратом из автомата или из поста ГАИ, телефон там наверняка в порядке. И как только определите место встречи, сразу же — Косенкову. А он по спецсвязи — мне.

— А если Марат позвонит раньше? — спросил Вадим.

— Свяжетесь со мной по сотовому телефону. Номер — у вас на пейджере. — Меркулов обернулся к Косенкову. — Все ясно? Будете при Вадиме Николаевиче офицером связи.

— Слушаюсь!

— А теперь проводите его к моей «Волге». Скажете водителю: я приказал.

— Серьезный малый! — заметил Грязнов, когда Вадим и Косенков вышли.

— Будешь серьезным, когда так припрет!.. Куда же Турецкий подевался? Пора бы ему и объявиться!..

Спустившись во двор, Вадим открыл заднюю дверцу черной меркуловской «Волги» и привычно втиснулся между сиденьем и передними креслами. И только когда машина отъехала от прокуратуры на несколько кварталов, поднялся.

— Куда едем? — спросил водитель.

— На Савеловский вокзал. А потом — на кольцевую. На девятнадцатый километр…

 

IV

В «Руси» гуляла богатая свадьба. Площадка перед деревянным теремом ресторана была заставлена украшенными разноцветными лентами «вольво», «бээмвухами» и «мерседесами». Возле крыльца «Руси» красовался белоснежный «роллс-ройс» со спаренными золотыми кольцами на крыше и куклой спереди. Среди всего этого сверкающего лака и хрома служебный «жигуленок», на котором приехал Турецкий, выглядел голодранцем, сунувшимся на светский раут. Поэтому Турецкий велел водителю остановиться поодаль и прошел к входу.

На крыльце стояли, покуривая, два молодых человека в черных костюмах и с красными широкими лентами через плечо. Но это были не свадебные шафера. Это была охрана. Турецкий не стал даже и пытаться выдать себя за приглашенного на эту вопиюще роскошную свадьбу.

— Я из фирмы «Микомс», — представился он. — Буженина, карбонат, ветчина. Мне нужна барменша. Ирина Ивановна. Мы поставляем в «Русь» свою продукцию.

— Оружие есть? — спросил один из парней.

Свой «ПМ» Турецкий оставил в сейфе сразу после возвращения из Иркутска, поэтому без опаски поднял руки:

— Можете обыскать.

Его сноровисто охлопали по бокам и груди, потом один из охранников провел его черным ходом, через кухню, в бар.

Барменшу «Руси» Турецкий видел только на фотографии, но узнал сразу.

— Здравствуйте, Ирина Ивановна, — проговорил он. — Вам привет от Константина Дмитриевича Меркулова.

— Минутку! — Она подозвала официантку, кивнула: — Побудь за стойкой! — И провела Турецкого в комнату за баром. — Что случилось? Почему он сам не приехал?

— Он сейчас очень занят. Я его помощник.

Турецкий показал удостоверение.

— Марата, значит, еще не взяли? — догадалась она.

— Пока нет. Скажите, когда к Марату приезжали гости, он принимал их здесь?

— Здесь — очень редко. Чаще не здесь.

— Почему вы так думаете?

— А очень просто, — объяснила барменша. — Закуски им отправляли. Холодное: заливное, форшмак, ростбиф. У нас же очень хорошая кухня. Упаковывали в коробки и увозили.

— Куда?

— Этого не знаю. Мое дело было собрать, а увозили его парни.

— Много было закусок?

— Когда как. На двоих-троих. А несколько раз было и больше — человек на пять или на шесть. По две, а то и по три картонных коробки.

— А почему он не принимал гостей здесь?

— Он же осторожный, как волк. Здесь бывали в основном свои. С чужими встречался где-то на стороне.

— В ресторанах?

— Зачем в ресторан везти от нас закуски? На каких-то квартирах. А на каких… Может, Люська знает? — спросила она себя. — А что, может, и вспомнит.

Турецкий насторожился:

— Кто такая Люська?

— Была тут одна. Мне немного помогала. И к его гостям ездила.

— Как официантка?

— Нет. — Ирина Ивановна усмехнулась. — Увидите ее — сами поймете.

— У вас есть ее адрес?

— Адреса нет. А телефон должен быть. Приходилось иногда вызывать — когда Марат велел… — Она полистала пухлую записную книжку. — Да, есть. Вот он!

Турецкий записал номер:

— Когда она была здесь последний раз?

— Да уж с неделю не появлялась. С пятницы. Убежала — когда Марат устроил пальбу. Должно быть, сидит дома, дрожит от страха.

— Чего ей бояться? — не понял Турецкий.

— Они же пистолет искали. Который Марат бросил. И ее трясли.

— А вас?

— И меня пытались. Да на меня где сядешь, там и слезешь. Послала я их. Сказала, что менты, скорей всего, подобрали.

— И они поверили?

— А что им оставалось?..

Из зала донеслись бравурные звуки туша и дружное многоголосое «горько».

— Кто это у вас там жирует? — поинтересовался Турецкий.

— Хозяева новой жизни. Директор какого-то концерна сына женит. На три дня всю «Русь» откупили. Прямо хоть за Зюганова голосуй!

— А кормиться с кого будете?

— Тоже верно…

Вновь черным ходом, через кухню, барменша вывела его из бара.

— Когда же вы с Маратом-то покончите? — спросила она.

— Сегодня ночью, — ответил Турецкий.

— Точно?

— Точно.

— Ну дай-то вам Бог удачи!..

Из поста ГАИ, стоявшего на повороте к «Руси», Турецкий позвонил в справочную службу УВД и по номеру телефона узнал адрес Люськи.

Она жила в Гольянове.

Людмила Георгиевна Файко.

Минут через сорок, увидев ее на пороге, Турецкий сразу догадался, что имела в виду барменша, когда сказала: «Сами поймете». Длинноволосая крашеная блондинка, вызывающий бюст не меньше пятого размера, стройные ноги. Но сейчас она вряд ли годилась для обслуживания даже самых неприхотливых гостей Марата: неряшливые космы волос, опухшее, с нездоровой кожей, лицо, затрапезный халат, равнодушные пустые глаза.

— Заходи, — кивнула она Турецкому, даже не поинтересовавшись, кто он и для чего заявился.

В квартире был редкостный кавардак: разбросанное по тахте и креслам белье, пустые бутылки по углам, окурки в пепельнице и кофейной чашке. На журнальном столике стоял пузатый фужер и початая бутылка «Метаксы».

— Уютно у тебя, — отметил Турецкий. — Как в солдатской казарме на другой день после дембеля. Оттягиваешься?

— Праздник у меня сегодня. Юбилей, — сказала хозяйка. Она достала из серванта еще один фужер, плеснула из бутылки Турецкому и себе. — Пей!.. — Сделала хороший глоток, закурила «Мальборо» и объяснила: — Ровно пять лет назад я приехала в Москву. Из Тюмени. Покорять столицу! — Она засмеялась. — И покорила! Неделю уже боюсь даже нос на улицу высунуть. Ты от Марата?

— Нет, — сказал Турецкий.

— Врешь, наверно. А может, не врешь. У Марата таких нет.

— Каких?

— Таких. Кожей от тебя пахнет. Как это — портупеей. И кобурой. Мент, что ли? Или военный?

В наблюдательности ей было не отказать. Турецкий распахнул полы своей куртки, показывая, что ни портупеи, ни кобуры на нем нет. Но она даже и не посмотрела.

— А мне уже все равно!.. Ты женат?

— Женат.

— Жена хорошая?

— Хорошая.

— Я тоже была замужем. Математик, кандидат наук. Хороший был парень. Но и сволочь порядочная. Вот объясни мне, как так можно? Он же любил меня. И ревновал. По-черному. А на каждую деловую встречу брал с собой: чтобы я сиськами трясла. Старперы, конечно, слюни распускали и помогали ему. Я ему всю карьеру сделала. А он же после этого сцены мне закатывал, даже бил!..

Турецкий понимал: ей нужно выговориться. Все равно перед кем. И хотя сейчас его меньше всего интересовали подробности ее жизни, он терпеливо слушал, лишь изредка задавая вопросы.

История, в общем, была довольно обычной. Девочка из провинции, из нормальной семьи. После школы посидела секретаршей в какой-то из тюменских контор, потом поехала поступать во ВГИК. Но смазливой внешности и роскошного бюста оказалось достаточно даже для того, чтобы пройти отборочный тур. Чтобы не возвращаться в опостылевшую Тюмень, устроилась по лимиту штукатуром на стройку. Жила в общежитии. Потом подцепила профессорского сынка — кандидата наук. Для этого ее внешних данных оказалось достаточно. Но и тут все пошло наперекосяк.

— Ты ему изменяла? — спросил Турецкий — просто для того, чтобы что-то спросить.

— Сначала нет. А потом… Однажды он познакомил меня с одним человеком. Как всегда — деловая встреча. Он хотел устроиться к нему на работу, в какой-то информационный центр. И человек оказался потрясающе интересным. Сильным. Очень богатым. А главное — настоящим мужиком. Мой муж был перед ним — просто мозгляк. Ну, и я стала его любовницей.

— А муж?

— Он отправил его на полгода в Японию. Стажироваться по компьютерам.

Турецкий переспросил:

— По компьютерам?

— Ну да. А потом взял его на работу. Большая шишка сейчас — начальник информационного центра в каком-то фонде. То ли «Согласие», то ли «Реформа». Что-то в этом роде.

«Вот, значит, кто занимается у Марата компьютерным обеспечением!» — понял Турецкий и похвалил себя за терпение, с которым слушал исповедь этой невезучей красотки.

— Этот человек был — Марат? — спросил он, хотя уже не сомневался в ответе.

Она кивнула:

— Да… Потом у него появилась другая… А в общем, кому это интересно!.. — Она сделала еще пару глотков коньяка и посмотрела на Турецкого так, словно только что его увидела. — А ты-то зачем пришел?

— Тебе случалось ездить к гостям Марата на какие-нибудь квартиры?

Она только рукой махнула:

— Даже вспоминать об этом не хочу!

— Придется вспомнить, Людмила Георгиевна, — жестко сказал Турецкий.

Она даже протрезвела:

— Ты кто такой?

— Пока я для тебя — никто, — успокоил ее Турецкий. — Просто сон. Проснешься — и меня нет. И все забудешь. Но если не ответишь на мои вопросы, это будет твой самый кошмарный сон. И ты никогда его не забудешь.

— Марат меня убьет.

— Можешь вычеркнуть его из своей будущей жизни, — сказал Турецкий. И он сам в это верил. — Итак — ездила?

— Ну, ездила…

— В какие? В однокомнатные, двухкомнатные, трехкомнатные?

— Чаще — в однокомнатные. Но было — и в трехкомнатную. Когда гостей было двое или трое.

— Ездила одна?

— Нет, звонила знакомым. Подругам.

Однокомнатные квартиры сейчас Турецкого не интересовали. Мать Вадима, жена, дочь, человека два или три охраны — в однокомнатную не втиснуть. А в трехкомнатную — в самый раз.

— Трехкомнатная была одна? Или несколько?

— Может, и несколько. Но я ездила только в одну.

— Когда ты там была в последний раз?

— С месяц назад. Приезжали какие-то двое из Приднестровья. Майор и полковник. Нажрались, как свиньи. Мы убежали, я даже плащ забыла. Хороший плащ, французский.

— Адрес помнишь?

— Нет. Как доехать — помню.

— Одевайся. Приведи себя в порядок. Сейчас поедем туда.

— Зачем? — испугалась Люська.

— За твоим плащом… Где у тебя телефон?

Турецкий набрал номер Меркулова:

— Константин Дмитриевич, это я. Похоже, я их нашел. Трехкомнатная квартира. Аккуратно проверю, сразу же сообщу.

— Где квартира?

Турецкий оглянулся на Люську:

— В каком районе квартира?

— В Кузьминках.

— В Кузьминках, — повторил в трубку Турецкий.

— Отставить, — приказал Меркулов. — Сворачивайся и быстро ко мне. Я буду в МУРе у Федорова.

— Но почему?! — поразился Турецкий.

— Потому что семья Вадима — на Речном вокзале!..

Едва Турецкий въехал во двор знаменитой Петровки, 38, как сразу же ощутил необычную, напряженную атмосферу. Возле машин сновали люди в камуфляже, с короткими десантными автоматами. Ворота почти не закрывались: одни машины выезжали, другие въезжали. В глубине двора стоял совершенно неуместный здесь защитного цвета «КАМАЗ» какой-то войсковой части с крытым тентом кузовом. Задний борт «КАМАЗа» был откинут, в кузов грузили штатив, похожий на теодолитный, какие-то ящики. Руководил погрузкой начальник второго отдела МУРа Яковлев.

И хотя Меркулов приказал явиться срочно, Турецкий не удержался, чтобы не поинтересоваться, что здесь происходит.

— Привет, Володя! — Он пожал руку Яковлеву. — Чем это вы тут занимаетесь?

— Готовим ПКП — передвижной командный пункт. Аккуратней, аккуратней! — прикрикнул Яковлев на своих молодых сотрудников. — Это же вам не снаряды!

— А что? — спросил Турецкий.

— Система оперативной связи. Стереотруба с телекамерой и прибором ночного видения.

— ПКП, — повторил Турецкий. — Куда же вы его поставите?

— Умеешь ты задавать вопросы! — констатировал Яковлев. — Вот если бы еще так же хорошо умел на них отвечать! Увидимся позже. Похоже, ночка сегодня будет горячей!..

Шел уже девятый час вечера, но народу в МУРе было, как показалось Турецкому, не меньше, чем в самый разгар рабочего дня. Никто не шлялся по коридорам, не травил анекдотов, перекуривая на лестничных площадках. Все было словно бы пропитано тревожным ожиданием, предшествующим началу опасной и совершенно необычной по своему размаху операции.

В кабинете начальника МУРа генерала Федорова только что закончилась оперативка, на которой были окончательно уточнены задачи каждой из групп, участники совещания озабоченно пересекали приемную и расходились по своим кабинетам. Почти у всех под пиджаками и куртками угадывались кобуры с табельными «ПМ».

В просторном, не меньше меркуловского, кабинете начальника МУРа, кроме самого Федорова, были Меркулов и Генеральный прокурор России.

Федоров пожал руку Турецкому и кивнул на кресло, приглашая садиться. Потом обратился к Меркулову и генеральному прокурору:

— Прошу извинить, что попросил вас приехать сюда, а не сам приехал к вам. Но сами видите, какая сейчас запарка…

— Не извиняйтесь, Юрий Александрович, — перебил его генеральный прокурор. — Как вы знаете, опыта работы в прокуратуре и тем более в уголовном розыске у меня нет, так что я рад любой возможности вникнуть в детали вашей деятельности.

— Я хотел бы, чтобы мы вместе послушали одну запись, — продолжал Федоров. — Она сделана сегодня в 14.20. Константин Дмитриевич уже знаком с ней.

— Тебе, Александр Борисович, тоже нужно ее послушать, — проговорил Меркулов, обращаясь к Турецкому. — Она имеет прямое отношение к делу профессора Осмоловского.

Федоров включил магнитофон:

«— Приветствую, Михаил Александрович! Как самочувствие?

— Кто это?

— Не узнаешь старых друзей? Нехорошо!

— Минутку!.. Никого ко мне не пускать, ни с кем не соединять!.. Алло! Откуда ты звонишь?

— Успокойся, из автомата…»

Федоров остановил пленку. Объяснил:

— Звонит Рогожин. Тот самый Марат. По прямому телефону Грошева, этого номера нет ни в одном справочнике, только в правительственных.

«Пуск»:

«— Слушай внимательно и запоминай. Сегодня ночью ты летишь в Ригу. Свяжись с начальником службы безопасности Латвии, предупреди, что приедешь. Предлог: в Москве захвачены международные террористы. Прибыли из Риги. Есть настоятельная необходимость срочно скоординировать совместные мероприятия. В этом роде.

— В чем — срочность?

— Израиль потребовал экстрадиции террористов. Москва должна согласовать этой с Ригой. И очень срочно.

— А Израиль потребовал?

— Понятия не имею. Но и в Риге об этом ничего не знают. Поверят, что потребовал. Проходит?

— Проходит.

— Постарайся, чтобы шеф безопасности встретил тебя сам. Или пусть пришлет своего заместителя.

— Зачем?

— Чтобы не было проблем на таможне.

— Я должен что-то отвезти?

— Чемодан. Из гостиницы позвонишь, телефон скажу. За чемоданом приедут. Получишь бабки: триста тысяч баксов. Проверишь. Потом отдашь чемодан. Бабки привезешь мне. Твои пять процентов.

— Что в чемодане?

— Меньше знаешь — лучше спишь.

— А все-таки?

— Я сказал: не твои дела. Заткнись и слушай. В Ригу возьмешь с собой пару своих. С пушками. На всякий пожарный. Рейс в 1.55. Закажи билеты. Твои люди пусть ждут тебя в Шереметьеве. А мы с тобой встретимся на кольцевой, на внутренней стороне. В двенадцать ночи.

— Где?

— Потом уточню. Сиди на этом телефоне и жди. Позвоню около одиннадцати. Шофера отпусти, машину поведешь сам. Все запомнил?

— Все.

— И вот что еще. Не худо бы, чтобы тебя в Шереметьеве кто-нибудь провожал. Кто-нибудь из больших людей. Для прикрытия.

— Для чего мне прикрытие?

— Не заносись — больней падать. Ты знаешь мое правило: лучше перебдеть, чем недобдеть. Есть у тебя кто-нибудь на примете?

— Нужно подумать.

— Ну так думай, думай!

— Полковник из президентской охраны — подойдет?

— Президентская охрана? Неплохо. Кто такой?

— Ты его не знаешь. Он мне обязан, я его продвинул туда. Когда еще был в Думе.

— Ладно, годится. До скорого!..»

«Стоп».

— В чемодане — литий? — спросил генеральный прокурор.

— Да, — ответил Федоров. — Есть еще небольшая запись. Сделана с этого же телефона. В 15.10. Уже после того, как Грошев созвонился с Ригой.

— Разговор записан?

— Конечно. Но в нем — ничего нового. Эта запись важней.

Федоров вставил в магнитофон другую кассету:

«— Иннокентий Павлович?

— Слушаю.

— Привет, Кеша! Это Грошев.

— Рад тебя слышать, Михаил Андреевич! Давно не виделись!

— И я о том же. Сегодня ночью я лечу в Ригу. Не проводишь? А по дороге и поболтали бы, выпили коньячку. Как ты на это?

— Не темни, Михаил Андреевич. В чем дело?

— Я везу очень важные документы. Если что-нибудь возникнет, прикроешь меня.

— Что может возникнуть?

— Уверен, ничего. Но лучше перебдеть. Сам знаешь, у нас хватает заклятых друзей. Сделаешь?

— Как я могу тебе отказать?

— Встретимся в Шереметьеве-2. Без четверти час. Я буду на служебной «ауди»…»

Федоров остановил запись.

— Три вопроса, — проговорил он. — Первый. Марат не сомневается, что получит груз…

— А он его получит? — перебил генеральный прокурор.

— Постараемся не допустить. Но — может.

— А если перехватить его по дороге?

— Заложники, — напомнил Меркулов.

— Да-да, понимаю. В чем же вопрос?

— Зачем он тащит Грошева на место встречи? Гораздо проще: доставить груз в Шереметьево и там его передать.

— Не вопрос, — вмешался Турецкий. — Марат хочет его повязать. Как мокрым делом.

— Думаешь, боится провала? — спросил Федоров.

— Вряд ли. Но он же осторожный, как волк, — повторил Турецкий слова барменши «Руси». — Скорей — на будущее. Если когда-нибудь это дело всплывет, Грошеву придется защищать не Марата, а прежде всего — самого себя. И тут он из кожи вылезет.

— Логично, — согласился Федоров. — Вопрос второй. Почему на роль курьера он выбрал Грошева? Обычно, насколько я понял, груз доставляли до рижской таможни. А тут — в саму Ригу. На нашей таможне в последнее время не было крупной чистки? — спросил он у генерального прокурора.

— Нет. Я бы об этом знал.

— Может, в Риге таможню почистили? — предположил Турецкий. — Или Аббас перестраховался. Он же тоже осторожный волчара!

— Возможно и это… И третий вопрос, самый главный. Полковник из президентский охраны. Его фамилия Николаев.

— Как вы это узнали? — изумился генеральный прокурор.

— В президентской охране всего один полковник по имени Иннокентий Павлович, — вместо Федорова ответил Меркулов. — Мне помогли это выяснить.

— Кто?

— Один из помощников Президента. Мы с ним вместе учились на юрфаке.

— Но если вы знаете этого полковника, в чем проблема? — спросил генеральный прокурор.

— Если нам удастся захватить Рогожина и Грошева в момент получения ими груза лития, проблемы не будет, — ответил Федоров. — Обоих мы арестуем, а о подозрительных связях полковника Николаева проинформируем руководителей президентской охраны. Но если Марат все же сумеет получить груз, передать его Грошеву, а тот приедет с ним в Шереметьево-2, ситуация для нас очень осложнится. Особенно если этот полковник попытается помешать задержанию Грошева.

— Неужели никак нельзя предотвратить эту ситуацию?

— Заложники, — снова напомнил Меркулов. — Пока семья Вадима Костикова в руках Марата, он будет диктовать нам свои условия.

— Вы хотите получить мою санкцию на арест полковника Николаева? — предположил генеральный прокурор.

— Нет, — возразил Федоров. — У вас для этого нет никаких оснований.

— Каков же выход?

— Чтобы найти его, я и попросил вас ко мне приехать.

Воцарившееся в кабинете начальника МУРа молчание прервал Меркулов:

— Решение этой проблемы я вижу только одно. Во время проведения операции я буду вместе с Юрием Александровичем на его командном пункте. И если ситуация сложится наихудшим для нас образом — так, как он предположил, я лично дам санкцию на задержание полковника Николаева. За попытку создать препятствия сотрудникам МУРа при выполнении ими оперативного задания. — Меркулов обернулся к Федорову. — Вас устраивает такое решение?

Федоров подумал и кивнул:

— Вполне.

— Вы берете на себя очень большую ответственность, — предупредил Меркулова генеральный прокурор.

Меркулов лишь пожал плечами:

— Не стать привыкать.

— В любом случае можете рассчитывать на мою поддержку.

— Спасибо.

— Во сколько вы планируете начать операцию? — спросил генеральный прокурор у Федорова.

— Ровно в полночь…

— Вот такие, Саша, наши дела, — проговорил Меркулов, когда они вернулись в его кабинет в Генеральной прокуратуре. — Ну, рассказывай, что ты там в «Руси» накопал.

При упоминании майора и полковника, к которым с подругой ездила Люська, Меркулов переспросил:

— Из Приднестровья? Очень любопытно!..

Но больше всего, как и предполагал Турецкий, его заинтересовал бывший муж Люськи.

— Компьютерщик. Учился в Японии. Начальник информационного центра. Чрезвычайно важно!..

— А как тут у вас? — спросил Турецкий. — Меня же весь день не было.

— В общем, нормально. Но в главном звене — никакой ясности…

Меркулов ввел Турецкого в курс дел. И заключил:

— Место встречи — самый больной вопрос. И никакого ответа пока нет.

Турецкий подошел к карте Москвы:

— Где маратовская автобаза?

Меркулов показал.

— Все равно наши успеют раньше, — предположил Турецкий. — Их «бээмвухам» нужно будет из Тушина выбраться на кольцевую — это минут двадцать, не меньше. А наши уже будут там.

— А если и они заранее выйдут на кольцевую?

— Это будет, конечно, хуже…

Вошел водитель меркуловской «Волги». Это был молодой парень, недавно из армии. И то ли он не успел отвыкнуть от армейской дисциплины, то ли нравилось ему чувствовать себя немножко военным, но в обращении с Меркуловым он всегда старался быть по-военному четким. Так и на этот раз — доложил:

— Все сделано. На Савеловском вокзале он забрал чемодан, серый такой, вроде баула. Поехали на кольцевую, у моста через Москву-реку ходил минут двадцать, что-то высматривал. Потом поехали в поселок. У гаража перегрузил чемодан в свой «запор», в багажник. Попросил меня посмотреть, не будет ли за ним хвоста, сам поехал вперед. «Запор» у него, я вам доложу! Никогда таких не видел. Ушастый, а с места взял, как ракета! И пер за сотню, я еле успевал!

— Ты прямо как оперативник! — усмехнулся Меркулов. — Ну и как — был хвост?

— Нет. Точно. Я его довел до Ярославки. Там он свернул на заправку, а я — сюда.

— Зачем он поехал на Ярославку?

— Провериться, видно, решил. Чтобы с гарантией.

— Ясно. Отдыхай. Через час выезжаем.

Водитель вышел.

— Это он о Вадиме? — спросил Турецкий. — Что он высматривал у моста?

— Считает: встреча будет там.

— Почему?

Меркулов не стал вдаваться в подробности, с него хватило насмешек Грязнова. Поэтому лишь пожал плечами:

— Считает, и все.

— А я бы прислушался, — заметил Турецкий. — Интуиция у него — дай Бог каждому!

— А я и прислушался, — кивнул Меркулов. — Решили с Федоровым, что одну группу поставим там. Но шансов очень немного.

— Послушай, Костя, — проговорил Турецкий. — Я насчет этого полковника из президентской охраны. Может, не стоит тебе подставляться? Давай лучше я поеду в Шереметьево и, если что, сам прихвачу этого гада. А что? Имею право. В конце концов, я следователь по особо важным делам.

— Вот давай и будем заниматься особо важными делами. Я — своими, а ты — своими. У меня есть для тебя особо важное дело. По правилам, конечно, им должны заниматься оперативники. Но если все мы будем поступать только по правилам…

— Произойдет всеобщая итальянская забастовка, — закончил Турецкий. — Что за дело?

— Нужно попытаться перехватить красную «тоёту» с заложниками. Сможем — все выиграем.

Меркулов подвел Турецкого к карте Москвы. Показал:

— Квартира с семьей Вадима — где-то здесь, на правой стороне Ленинградского шоссе, если ехать от центра. Слева — парк, там больших домов нет. Они погрузят заложников в «тоёту» и поедут в сторону кольцевой.

— Могут и через центр.

— Все равно сначала поедут вперед. Там разделительный газон, не развернуться. Разворот — только под мостом через канал имени Москвы. Так вот, тут, перед мостом, и устроишь засаду. С тобой будет Володя Яковлев и еще один оперативник. На муровской машине. И гаишные «Жигули», я договорился. Гаишник тормознет «тоёту»: для проверки документов. Тут и действуйте. Как — не мне тебя с Яковлевым учить. В «тоёте» будут двое. А может быть — только один человек, водитель. Вадим поставил Марату такое условие.

— Он его не выполнит.

— Выполнит. Но второй может выйти загодя, перед местом встречи. Если получится, сразу же сообщи Вадиму, пусть немедленно уезжает. Вот номер его пейджера и телефон оператора. — Меркулов передал Турецкому листок — Потом свяжешься со мной — по рации, из гаишной машины.

— А если «тоёта» не остановится?

— Думаю, остановится. Документы у них наверняка в порядке, заложники предупреждены — поднимать шума не будут.

— А вдруг нервы не выдержат и все же не остановятся?

— Тогда пусть уходят. Погони не устраивать. А мне сразу же доложи. Ну, как говорится, с Богом. Действуй!

Но не успел Турецкий выйти из кабинета, как дверь распахнулась и на пороге возник Косенков. Вид у него был совершенно ошеломленный.

— Чертовщина какая-то, Константин Дмитриевич! Только что позвонил Владимир Александрович Яковлев, из МУРа. Ему доложила «наружка»: все три «бээмвухи» выехали с автобазы и идут по Волоколамскому шоссе в сторону кольцевой!

— Я же говорил, что они заранее выйдут на кольцевую, — напомнил Меркулов Турецкому. — Так в чем же чертовщина?

— А в том, что все три машины пустые!

— То есть как — пустые!

— Да так! Только водители. И ни одного пассажира!

— Что за чертовщина?! — поразился Меркулов. — Действительно чертовщина! Значит, двенадцать боевиков остались охранять базу? А кого же он пошлет на место встречи? Ничего не понимаю! Что бы все это могло значить?

Но долго обсуждать это уже не было времени. Только одно Меркулов осознавал совершенно ясно: как бы ни сложилась ситуация, теперь очень многое будет зависеть от Вадима.

Слишком многое.

Почти все…

 

V

Без четверти десять.

Вадим ехал по ярко освещенной кольцевой, и память с непрошеной услужливостью останавливала его взгляд на знакомых местах.

Поворот на Носовихинское шоссе — Сергуня.

Оставшиеся где-то в темноте слева развалины детского санатория — еще трое…

Профессор Осмоловский и его лаборантка.

Алик.

Двое, пристреленные Маратом возле «Руси».

Неведомый Вадиму Барсуков в далеком Иркутске.

Гарик.

Два молодых оперативника, следившие за трансформаторной будкой.

Все, с кем он хотя бы даже отдаленно, косвенно, соприкасался, становились добычей смерти.

Он словно бы нес смерть в себе.

Кто следующий?..

Вадим не спешил. Пока еще спешить ему было некуда. Спереди наплывали и оставались позади дорожные указатели: 6-й километр, 8, 11, 13-й. Щедро освещенные участки МКАД сменялись темными провалами со строительной техникой по обочинам. Обычное дело: навели марафет, отрапортовали, с помпой прокатили мэра и тут же начали доделки. Но Вадиму это было сейчас только на руку.

Развязка кольцевой с дорогой на Белую Дачу была на четырнадцатом километре. Вадим миновал пост ГАИ и свернул на обочину сразу же за телефонными будками. Отметил: машины со следователем Косенковым еще не было. Но едва он заглушил двигатель, как раздался сигнал пейджера. Вадим удивился: для Марата было еще слишком рано. Нажал кнопку, прочитал на дисплее:

«Будьте готовы к любым неожиданностям. Три «БМВ» вышли на МКАД без пассажиров. Курьер будет на месте ровно в полночь. Напоминаю: самолет в 1.55. Попытайтесь задействовать фактор времени. Ждем вашего сообщения. Меркулов».

Вадим сунул пейджер в карман.

«Бээмвухи» без пассажиров. Ясно, подсядут по дороге. А те двенадцать, что приехали на них, остались охранять автобазу. Может, в фурах действительно оружие? Тогда его попытаются вывезти сегодня же ночью. Даже с боем. «Проклятый недоумок!» — обругал себя Вадим за то, что сказал Марату про радиомаяк Это было непростительной, преступной ошибкой. Но откуда он тогда мог знать про фуры?

«Попытайтесь задействовать фактор времени». Только на это у Вадима и была вся надежда.

И хотя в сообщении Меркулова не было ничего, что могло бы реально помочь Вадиму, он ощутил к Меркулову благодарность. Особенно его тронуло слово «ждем». Не «жду», а именно «ждем».

Вадим почувствовал себя не таким одиноким.

Начало одиннадцатого. По крыше «Запорожца» забарабанил дождь. На востоке погромыхивало, оттуда надвигалась гроза. Натянув на голову куртку, Вадим проскочил к телефонным будкам. Как ни странно, все три трубки были на месте и в них гудело. Но эти заразы могли жрать жетоны, а с абонентом не соединять. Для проверки нужно было кому-нибудь позвонить. Вадим набрал телефон Петровича. Тот словно бы ждал его звонка.

— Ты уже слышал? По Московской программе сказали — про твою семью! Украли, сволочи! Я ж говорил: нужно было их посадить! Сразу же, еще до телеграммы!

— Нельзя было, — возразил Вадим.

— Можно! Нужно! Я дурак! И ты дурак! И твой Меркулов дурак! До генерала дослужился, а ума не набрался! Все просрали! Что теперь делать?

— Мы уже знаем, где они, — попытался успокоить его Вадим.

— Точно знаете? — переспросил Петрович.

— Почти.

— Почти! Это как баба: почти беременная! Они хоть живы?

— Живы. И здоровы. Я сегодня разговаривал с Ритой и с матерью.

— И то слава Богу!.. Может, как-нибудь обойдется? Как думаешь?

— Надеемся, — ответил Вадим. — Я вот о чем хотел вас попросить. Ключ от гаража я бросил в свой почтовый ящик. Если со мной что-нибудь случится, пошарьте в шкафчике в гараже. И что найдете — суньте в пакет, который я вам дал. Сделаете?

— Случится, случится! — рассердился Петрович. — С тобой уже сто раз могло все случиться? И сейчас не случится! Только сам в пекло не лезь!

— Постараюсь…

Вадим вернулся в машину. Гроза уже приблизилась к самой Москве, вовсю хлестал дождь, раскаты грома заглушали гул проходящих по кольцевой тяжелых грузовиков.

Вадим откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Нужно было собраться с мыслями. Но мысль была только одна: «Скорей бы все это кончилось!» И вместо того чтобы попытаться подготовиться к разговору с Маратом, Вадим стал думать о том, как хорошо будет, когда все это кончится: взять своих и поехать в Перхушково. Сразу, не заезжая даже домой. Бензобак залит под завязку, две полные канистры в багажнике. Нет, не в Перхушково. На юг, к морю, под Геленджик. Как когда-то ездили — в давние счастливые годы. С матерью, Ритой и совсем еще маленькой Аленкой. Как хорошо будет въезжать из ранней московской весны в щедрое южное лето, покупать по дороге клубнику и черешню, останавливаться на ночлег на придорожных стоянках среди такого же кочевого, как и они, беззаботного люда, кипятить на паяльной лампе чайник, а потом лежать на надувных матрасах, глядя на низкие крупные звезды, пока не снизойдет блаженный счастливый сон.

Как будет радоваться новым местам и новым людям мать.

Как будет болтать Аленка.

Как будет беззаботно, как когда-то, смеяться Рита…

Сзади посигналили. Вадим оглянулся. Почти впритык к телефонным будкам стоял светлый «жигуленок», из открытой дверцы высовывался Косенков и махал рукой. Вадим перебрался в его машину.

— Был сигнал? — спросил Косенков.

— Пока нет. — Вадим взглянул на часы: половина одиннадцатого. — Скоро будет.

Ожила рация:

— «Первый» вызывает «Двадцать седьмого». Прием.

Водитель взял микрофон:

— Я — «Двадцать седьмой».

— Как слышите меня?

— Слышу вас хорошо.

— Проверка связи.

Рация умолкла.

— Гроза, — заметил Косенков.

— Гроза, — согласился Вадим.

— Это хорошо или плохо?

— Что?

— Гроза.

Вадим пожал плечами:

— Понятия не имею. А по-твоему?

— Может, хорошо. — Косенков задумался, будто бы задремал, и добавил: — А может, и плохо.

И тут пропищал пейджер.

«299-12-16. М.»

Вадим и Косенков разом выскочили из машины и втиснулись в телефонную будку. Вадим бросил жетон и набрал номер:

— Алло!

— Это ты? — услышал он голос Марата. И тут же нажал на рычаг. Связь прервалась.

— Ты что?! — возмутился Косенков.

— Не мешай!.. — Вадим бросил еще один жетон и снова набрал номер. — Слушаю!

— Что там у тебя такое? — раздраженно спросил Марат.

— Автомат плохо работает.

— Откуда ты звонишь?

— Тебе адрес назвать? И сказать, где я буду ждать твоих кадров?

— Плевать мне на адрес! Сколько тебе нужно, чтобы доехать до кольцевой?

— Смотря куда.

— В среднем!

— Час. Или полтора.

— Ты что — на велосипеде?

— Но у меня же не «БМВ», всего-навсего «Запорожец».

— Встретимся ровно в двенадцать. Где?

— Называй, — предложил Вадим.

— Шестидесятый километр.

— Тридцатый, — не задумываясь, сказал Вадим и снова тотчас прервал связь.

— Ты что делаешь?! — заорал Косенков. — Совсем спятил?!

— Не лезь! У него нет времени. А у нас есть.

— Понял. Все понял! — закивал Косенков. — Молчу.

На этот раз, прежде чем набрать номер, Вадим выждал минуты три.

— Куда ты все время пропадаешь? — спросил он, услышав «алло» Марата.

— Я пропадаю?! Ты что, твою мать, не мог нормального телефона найти?!

— Не я же эти автоматы делаю. Так что: тридцатый километр?

— Значит, там будут твои менты?

— А на шестидесятом — твои?

— Сто десятый.

— Сорок восьмой.

— Седьмой.

— Девяносто третий. У нас с тобой прямо лото!

— Хорошо, на девяносто третьем, — неожиданно согласился Марат.

— Я передумал, — нахально сказал Вадим. — На тридцать шестом.

Он прервал связь и выждал уже минут пять.

— Послушай, ты, ублюдок! — проговорил Марат, когда Вадим снова набрал номер. — Мне все равно, на каком километре мы встретимся. Мне нужно только, чтобы там не было ментов!

— А мне, ублюдок, нужно, чтобы там не было твоих, — ответил Вадим. — Ну что, будем дальше ругаться? Давай. Только учти, у меня осталось всего два жетона. А до метро ехать минут пятнадцать. Может, поговорим по-деловому?

— Что ты предлагаешь? — спросил Марат.

— Сделаем по-честному. На кольцевой — сто четырнадцать километров, правильно?

— Ну?

— Бросим жребий. Нарежем сто четырнадцать бумажек, напишем на них номера. И какой вытащится, там и встретимся.

— Где же мы этот жребий будем бросать?

— Где скажешь.

— Годится. Подъезжай. На Садовое кольцо, возле…

Вадим быстро нажал на рычаг.

— Ну, ты даешь! — восхитился Косенков. — Прямо кайф!

— Потом будем кайфовать, — хмуро ответил Вадим и посмотрел на часы: без пяти одиннадцать. Он снова набрал номер.

— Ты сказал: на Садовом кольце. Где на Садовом?

— Возле Центрального парка культуры и отдыха. Пока едешь, мы нарежем бумажек.

— Согласен, — сказал Вадим. — Только приеду не я.

— А кто?

— Неужели ты думаешь, что я припрусь с грузом прямо к тебе в лапы? Рядом со мной тут — мой офицер связи. Его фамилия Косенков. Он и приедет. А потом мне сообщит… Ну? Думай быстрей, у меня остался всего один жетон.

— Не годится, — сказал наконец Марат. — Долго. Пока он приедет. Пока заготовим бумажки…

— А ты куда-нибудь спешишь? — невинно поинтересовался Вадим. — У нас с тобой вся ночь впереди… Хорошо, предлагаю последний вариант, — решительно сказал он. — Честный.

— Какой?

— Сначала я хочу, чтобы ты понял: мне не нужны ни погони, ни перестрелки. Мне нужно только одно: отдать тебе груз, получить своих и спокойно уехать. Ты это понял?

— Понял.

— Тогда слушай внимательно. Учти: я не задаю тебе никаких наводящих вопросов, ничего не подсказываю, вообще ничего не говорю. Так?

— Так, — согласился Марат.

— А теперь быстро, не задумываясь, назови любую цифру из первого десятка. Любую: от единицы до десяти! Ну?

Марат чуть помедлил и сказал:

— Шесть.

 

VI

И сразу счет времени пошел на минуты.

23.08.

Рванули с места и ушли вперед милицейские «Жигули» с Косенковым.

23.13.

Вадим пересек мост через Москву-реку и сбавил скорость.

Справа на обочине, сразу за мостом, темнели три бульдозера и экскаватор «Камацу». Напротив, на другой стороне кольцевой, стояли еще два бульдозера и грузовик с компрессором. Вадим все это рассмотрел, когда подъезжал сюда на меркуловской «Волге». Он еще тогда решил, что будет ждать Марата не на внутренней стороне кольцевой, как договаривались, а на внешней — как раз напротив назначенного места встречи. Между бульдозерами, за грузовиком, можно было спрятать «Запорожец», оттуда удобно было наблюдать за происходящим, а как только понадобится — можно будет сразу же пересечь кольцевую, поперек: бетонный разделительный надолб начинался метрах в двадцати за мостом.

Вадим знал, что еще пятнадцать минут назад, когда Марат делил сто четырнадцать на шесть, на правой обочине стояли три муровские машины с группой захвата. Сейчас не было ни одной. И людей не было: они будто растворились в темноте за экскаватором и бульдозерами.

Пока все складывалось удачно. Очень удачно. Даже слишком удачно.

Вадим поехал быстрей. Он уже проскочил разрыв между мостом и разделительным надолбом, теперь — чтобы оказаться у моста на внешней стороне кольцевой — нужно было развернуться на развязке между МКАД и Каширским шоссе. Двадцать четвертый километр. Шесть минут туда, шесть обратно. Нормально.

В полукилометре от моста Вадим заметил приткнувшийся к обочине «КАМАЗ» с крытым брезентовым верхом, но не обратил на него внимания.

23.16.

В кузове «КАМАЗа» Меркулов посмотрел на часы и спросил у Федорова, прильнувшего к окулярам стереотрубы, нацеленной на место засады:

— Как там?

— Пока все тихо. — Федоров тоже взглянул на часы. — Турецкому не пора объявиться?

— Должен. Вот-вот!..

23.18.

Движение на Ленинградском шоссе было довольно оживленным, но красную «тоёту» Турецкий увидел еще издали. Она шла в левом ряду, не пытаясь обгонять попутные «Волги» и «Жигули». Справа тащился желтый огромный молоковоз с цистерной на прицепе.

— Приготовься! — бросил Турецкий молодому лейтенанту милиции, стоявшему возле гаишной машины с жезлом в руках. — Вон они!

— Вижу!

Лейтенант шагнул на проезжую часть.

Но и за рулем «тоёты» был не дурак. Он тоже еще издали заметил «Жигули» ГАИ и решил не рисковать: сбросил скорость, дождался, когда сзади подтянется молоковоз, и, едва тот поравнялся с гаишным «жигуленком», прибавил газу. Лейтенант замахал жезлом, засвистел, но водитель «тоёты» его даже не увидел. Молоковоз затормозил, шофер решил, что останавливают его.

— Езжай, езжай! — крикнул ему лейтенант и растерянно обернулся к Турецкому. — Что делать?

«Тоёта» была уже на мосту через канал, она явно шла к кольцевой.

— За ней! — приказал Турецкий Яковлеву. — Постарайтесь обогнать. Если успеете раньше меня, у поста на Варшавке устройте пробку! А я — через город. Жмите!

Оперативники кинулись к машине.

— Поехали! Быстро! — кивнул Турецкий лейтенанту. — Может, я поведу?

— Извините, но я мастер спорта по ралли, — возразил лейтенант.

— Вперед! Покажи, какой ты мастер!

Взвыла сирена, завертелся маячок на крыше, машина рванулась с места. Турецкий был не робкого десятка и знал толк в быстрой езде. Но и у него душа обмирала и от ужаса закрывались глаза, когда гаишный «жигуль» вылетал на встречную полосу лоб в лоб с идущими по ней машинами или когда, проскакивая на красный свет, чудом уворачивался от автобусов и грузовиков.

Ленинградка.

Беговая.

Садовое…

Через семнадцать минут они уже сворачивали к Варшавке.

«Успеем! — понял Турецкий. — Если, конечно, вообще доедем!..»

23.32.

Вадим загнал «Запорожец» за грузовик с компрессором, заглушил двигатель и выключил габариты. Вышел из машины, осторожно выглянул из-за грузовика. На той стороне было тихо, не заметно было никакого движения. Гроза сместилась куда-то к югу. На фоне зарева от городских огней, стоявшего над Москвой, отчетливо вырисовывались силуэты экскаватора и бульдозеров.

Дождь прервался. По кольцевой в обе стороны время от времени проходили легковушки и грузовики, далеко по обочинам разбрасывая скопившуюся на асфальте воду. Почему-то явственно воняло кошачьей мочой. Вадим принюхался, понял: запах шел от бетона разделительного надолба — такая, видно, была краска, не успевшая высохнуть из-за дождя.

Он напряженно всматривался в освещенные гирляндой фонарей пролеты моста. Именно оттуда, по его расчетам, должны были появиться три синие «БМВ» с командой Марата. И должно было это произойти с минуты на минуту.

Они и появились. Но не на мосту, а со стороны Каширки. Три. Одна за одной. Пролетели в пяти метрах от грузовика, за которым стоял Вадим. Он поразился: все три машины шли без пассажиров. Об этом Меркулов предупреждал, но они уже давно должны были взять команду Марата. Может быть, маратовские кадры ждут «бээмвухи» где-нибудь в районе Капотни или Волгоградки? Или той же Белой Дачи? Тогда минут через двадцать они должны будут появиться со стороны моста, уже с пассажирами.

Все равно непонятно: тогда какого лешего им нужно было ехать по кольцевой, а не через город? Они бы выиграли как минимум пятнадцать или даже двадцать минут. А двадцать минут — и Марат не мог этого не понимать — могли решить все дело.

И не успел он об этом подумать, как уловил какой-то посторонний звук в привычном шуме проезжающих по МКАД машин. Звук усиливался, он уже перекрывал гул двигателей даже тяжелогрузных фур. Вадим высунулся из-за грузовика и обомлел: к мосту приблизился вертолет. Транспортный. «МИ-8». Снизился почти к самой земле, метров на пятнадцать, не больше, завис над бульдозерами и «Камацу». Вспыхнули бортовые прожектора, освещая пространство внизу, и тут же погасли. Полетел вниз канат, по нему стремительно заскользили к земле темные фигуры десантников.

Их было ровно двенадцать.

Вертолет взмыл и ушел в сторону. И тотчас же загремели выстрелы: одиночные, словно захлебывающиеся от поспешности, и короткие автоматные очереди. И уже через минуту все стихло.

Что там произошло, — там, на раскисшей от дождей глине, за бульдозерами и экскаватором? Хоть беги и смотри! Но нельзя было бежать. Нельзя! Что бы там ни произошло.

23.41.

От напряжения у Вадима заломило в висках. Глаза привыкли к темноте, он видел, как на той стороне кольцевой вдоль обочины передвигаются какие-то люди, словно бы таскают тяжелые мешки. Но кто таскает и кого таскают — понять это было невозможно. И еще одно сверлило мозг: знают ли об этом Федоров и Меркулов.

Они знали. И так же, как для Вадима, появление вертолета было для них полнейшей и ошеломляющей неожиданностью.

— Вот, значит, что было под брезентом на маратовской автобазе! — воскликнул Меркулов. — Никакие не фуры! Никакое не оружие из Приднестровья! Вертолет! Все продается! Проклятое время! Проклятая Богом страна! И вот почему «бээмвухи» были пустые! Они должны были забрать их — после дела! Не догадался! Совок проклятый!

— Да как же можно было догадаться! — попытался успокоить его Федоров.

— Обязан был! За это мне деньги платят!..

При первых звуках выстрелов Меркулов схватил Федорова за плечо.

— Что там происходит?

Не отрываясь от стереотрубы, Федоров показал рукой на монитор включенной видеокамеры:

— Сами смотрите!

На экране сновали зеленоватые фигурки, сходились, падали, поднимались, снова сталкивались. Мелькали вспышки выстрелов: короткие — пистолетные, длинные — из автоматов. Но где чьи люди — не различить.

23.43.

Включилась рация:

— «Третий» вызывает «Первого».

«Третий» — это был старший группы захвата, посланной сюда, на девятнадцатый километр.

Федоров выхватил из рук оператора микрофон:

— Я — «Первый». Слушаю!

— Докладываю: десант обезврежен. Обезврежен десант. Пять трупов, трое раненых, четверо взяты.

— Наши потери? Есть?

— Есть. Двое. Насмерть. Трое ранены.

— Нашим «скорая» нужна?

— Нет. Царапины.

— А тем?

— Да пусть хоть сдохнут!

— Главный объект на подходе, — предупредил Федоров. — Движется от Капотни.

— Готовы. Ждем.

— До связи!..

Федоров вернул микрофон оператору:

— Еще двое… Молодые ребята. Будущее нашей несчастной России. Как же смотреть в глаза их женам, детям, их матерям! Не уберег!

— Не уберегли, — поправил Меркулов. — Такая уж у нас работа, Юрий Александрович. Такая вот она, эта проклятая работа!.. Да куда же Турецкий с Яковлевым запропастились?!

23.46.

В последний раз завизжали на повороте шины «жигуленка», машина резко затормозила перед ярко освещенным постом ГАИ. Погас проблесковый маяк, умолкла сирена.

— Останавливай весь транспорт! — приказал Турецкий лейтенанту и подбежал к гаишнику, проверявшему документы у водителя «МАЗа» с двадцатиметровым кузовом.

— Генпрокуратура России, старший советник юстиции Турецкий. Не проходил здесь красный микроавтобус «тоёта»? Минут пять — десять назад?

— Красная «тоёта»? Нет.

— Точно?

— Точно.

— Немедленно перекрыть движение! Заводись! — приказал Турецкий водителю «МАЗа». — И вставай поперек дороги! Быстро, быстро!

Перед лейтенантом, вышедшим на середину проезжей части с поднятым вверх жезлом, уже затормозило несколько машин. Движение было не слишком оживленным, но подходили все новые «Волги», «Жигули» и грузовики.

Турецкий извлек из кобуры свой «ПМ», передернул затвор, сунул руку с пистолетом в карман куртки и побежал по обочине вдоль растущего затора, высматривая красную «тоёту». Он увидел ее под Варшавской эстакадой, она застряла в пробке. Рядом с водителем сидел второй, его напарник. В глубине микроавтобуса виднелись три женские головы, это были мать, жена и дочка Вадима. Слева от «тоёты» стояли «Жигули» с Яковлевым и оперативником. Они явно блокировали «тоёту» — на случай, если та развернется и попытается уйти в обратную сторону.

«Грамотно», — отметил Турецкий.

Он обошел «жигуленок» сзади, жестом приказал Яковлеву и оперу: на выход. Они поняли Турецкого без слов: вылезли из машины — неспешно, словно бы разминаясь после дальней дороги.

Турецкий открыл дверцу «тоёты» с пассажирской стороны.

— Ребята, закурить не найдется? А то сколько еще торчать в этой пробке?

Ни водитель, ни его напарник на Турецкого даже не посмотрели. Они тревожно вглядывались вперед, пытаясь понять причину задержки.

— Пошел отсюда, козел! — раздраженно бросил пассажир «тоёты» и потянулся закрыть дверь.

Турецкий вскинул свой «ПМ»:

— Не двигаться! Шевельнетесь — конец!

Одна из женщин в глубине микроавтобуса испуганно вскрикнула, а другая неожиданно засмеялась и громко сказала:

— Так их, фашистов! Зер гут!

Тем временем Яковлев с опером распахнули вторую дверь и выбросили водителя из машины. Через полминуты он был уже в наручниках. Яковлев обежал «тоёту», ткнул пистолетом в бок пассажира, которого Турецкий держал на прицеле:

— Вылезай! Руки за спину!

Наручники защелкнулись и на этом.

Турецкий кинулся, лавируя между машинами, назад, к посту.

— Открывай движение! — на ходу крикнул он лейтенанту, вбежал в стекляшку ГАИ и связался с Меркуловым.

— Почему раньше не доложил?! — едва выслушав его, гневно бросил Меркулов.

— Пытался на ходу — сплошной треск. И не о чем было докладывать.

— Закончишь — двигай к Каширке. Там все наши машины. Вадиму сообщил?

— Нет еще.

— Какого дьявола ждешь?! Немедленно звони! Передай: десант убран. Конец связи.

— Марат приехал? — успел спросить Турецкий.

— Подъезжает!..

Турецкий схватил трубку городского телефона, вытащил листок с номером пейджера и набрал телефон оператора фирмы «Информ-Экском».

— Передайте для абонента 10-132: «Десант убран. Семья у нас. Немедленно уезжай. Турецкий».

— Принято, — сообщила девушка-оператор.

— Через сколько времени придет текст?

— Минут через шесть-семь.

— Поскорей, миленькая! — взмолился Турецкий. — Как можно скорей!..

23.58.

— Есть перехват! — сообщил оператор Федорову. — Радиотелефон!

В динамиках зазвучало:

— Ашот! Слышишь меня?.. Ашот!..

— Слышу, да. Слышу.

— Что у тебя с голосом?

— Так, охрип немного…

Марат не мог знать, что Ашот, скованный наручниками, сидит в грязи, привалившись спиной к гусенице бульдозера, а рядом с ним — двое в черных вязаных шапках с прорезями для глаз: один держит перед ним трубку радиотелефона, а второй упирает ствол пистолета ему в горло. Но что-то Марата насторожило.

— У вас там все в порядке?

— Все, шеф, все.

— «Тоёта» пришла?

— Нет еще, не пришла.

— «Ауди»?

— Тоже нет.

— Что за черт?.. Снайперы на месте?

— На месте, шеф. Все на месте.

— Сейчас буду…

Связь прервалась.

— Умница! — сказал Ашоту второй и вырубил его ударом рукоятки пистолета в висок. Ашот кулем свалился на бок.

Федоров приказал оператору:

— Передать всем: начать операцию!..

0.03.

На мосту появилась красная «семерка», притормозила и остановилась на обочине рядом с экскаватором. Водитель и пассажир вышли. Вадим не видел их лиц, но узнал сразу: это были Николай и Марат. Да никого другого здесь быть и не могло. Вадим понял: Марат сменил машину, «девятка» была засвечена. И почти тотчас мимо Вадима промелькнула белая «ауди», оснащенная, как машина правительственной охраны. Она круто развернулась на мосту, объехала красную «семерку» и остановилась метрах в десяти впереди нее.

Где-то Вадим уже видел эту «ауди». Очень знакомая была машина. Видел. Точно. Но где и когда — вспомнить не смог.

Водитель вышел из «ауди» и направился к «семерке». Николай сунул руку в салон и на секунду включил дальний свет — убедиться, что к ним идет именно тот человек которого они ждали.

Вадим обмер.

Это был Грошев.

Да, он. И «ауди» была его: возле нее он давал интервью телевизионщикам, когда взяли Сильвио и Родригеса.

Он! Бывший член Государственной думы России! Начальник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью! Генерал милиции!

И он приехал не для того, чтобы арестовать Марата.

Совсем не для этого!

Грошев подошел к «семерке», пожал Марату и Николаю руки. Сыпанул дождь. Все трое влезли в машину.

Вадима захлестнуло отчаяние.

«Они его не возьмут! — понял он. — Не возьмут! Даже если возьмут — отмажется! Отмажут! Тот же Грошев! И наверно — не только он! Вывернется. Снова вывернется!..»

На смену отчаянию вдруг пришла леденящая ярость.

«Нет. Нет! На этот раз — не вывернешься!..»

Вадим завел «Запорожец» и вырулил за грузовик, не зажигая огней.

Внутренняя сторона кольцевой была пустынна, а по внешней необычно плотным для этого времени потоком шли машины: рассасывалась пробка, устроенная Турецким на варшавской развязке возле поста ГАИ.

Вадим терпеливо ждал. Поток стал редеть. Вадим включил турбонаддув. Двигатель поревывал, как у гоночной «Формулы-1» перед стартом.

В потоке машин наметился просвет. Он приближался.

Пискнул пейджер. Но у Вадима не было уже ни секунды, чтобы прочитать текст.

Все! Вадим включил фары, вжал в пол педаль газа.

«Прости меня, Господи».

И швырнул машину в просвет.

Трое в «семерке» успели лишь увидеть, как на них стремительно несется что-то слепящее. И больше они не видели ничего.

Марат получил свой груз.

«Запорожец» Вадима фугасом врезался в боковину «семерки», рванули канистры с бензином, огромное дымное пламя взметнулось над кольцевой.

— Что он делает?! — в ужасе закричал Меркулов. — Господи, что он делает?!

Еще рвануло — бензобак «Запорожца». И тотчас же — бак «семерки». Высоко вверх и на десятки метров в стороны разлетелись искореженные куски металла и человеческих тел.

Вспыхнула «ауди».

— Всех — на девятнадцатый километр! — приказал оператору Федоров. — Вызвать пожарных, «скорую»!

Меркулов спрыгнул с высокого борта «КАМАЗа» на землю и тяжело побежал к мосту. Федоров мельком взглянул, работает ли видеокамера, бросился следом.

Рвануло еще раз — бензобак «ауди».

Когда Федоров и поотставший от него Меркулов подбежали к пожарищу, там уже были оперативные машины, подоспевшие с Каширки, две «скорые» и три пожарных машины.

Но ни врачам «скорых», ни пожарникам уже нечего было делать.

Все было кончено.

Известный подмосковный бизнесмен господин Костиков, гражданин России, Израиля и снова России, поднял и возложил свой крест на свою Голгофу. Господь послал ему это испытание и дал силы выполнить его до конца.

И он его выполнил.

Смерть, которую он нес в себе, встретила его за последним порогом жизни, протянула нежную девичью руку и увела из грохота взрывов и всепожирающего огня…

1.40.

Операция завершилась. Но до самого утра сновали по Москве милицейский фургоны, свозя в Лефортово и Бутырку бандитов, вытащенных из постелей, вырванных из машин и сброшенных с высоких табуретов ночных баров.

Империя Марата перестала существовать.

В одночасье.

Как Советский Союз…

Был уже четвертый час ночи, когда черная «Волга» с Меркуловым, Турецким, Яковлевым и Косенковым въехала во двор Генеральной прокуратуры. По пути, у ярко освещенных палаток возле Курского вокзала, Турецкий попросил водителя остановиться и купил бутылку кристалловской водки.

— Двадцать две тысячи, — сказала продавщица.

— Это еще почему? — возмутился Турецкий. — Она же всегда стоила восемнадцать!

— Ночной тариф, — объяснила продавщица. — Ночью всегда все дороже.

Турецкий не стал спорить. Она была права. Да, ночью всегда все дороже.

Кроме человеческой жизни.

Они молча поднялись в кабинет Меркулова. И первое, что сделал Меркулов: распахнул слипшиеся створки окна и вышвырнул во двор настольную лампу. Потом достал из сейфа четыре стакана и разлил водку, всем поровну.

— Помянем наших.

— И Вадима, — сказал Турецкий.

— Конечно, — согласился Меркулов. — Он тоже был наш.

И они выпили.

Помолчали.

Турецкий собрал стаканы и поставил их в сейф. На глаза ему попалась папка, оставленная Меркулову Вадимом.

«Он за ней уже не приедет…»

Турецкий положил папку на стол перед Меркуловым:

— Отправьте ее в израильское посольство. Это была его просьба.

— Это политическое решение, — заметил Меркулов.

— Так и примите его!

Меркулов придвинул блокнот и написал:

«Уважаемый господин посол!

Направляю Вам документы, собранные бывшим гражданином Вашей страны господином Костиковым, а также информацию, полученную Генеральной прокуратурой России.

Не сомневаюсь, что она является для Израиля в высшей степени актуальной.

С уважением — заместитель Генерального прокурора Российской Федерации государственный советник юстиции 2-го класса К. Д. Меркулов».

На следующее утро нарочный отвез папку в посольство.

Израиль, как всегда в таких случаях, реагировал быстро и остро.

Через четыре дня Информационное агентство Латвии сообщило:

«Вчера вечером неизвестными преступниками был расстрелян из автоматов автомобиль сотрудника тунисского посольства, дипломата господина Саида аль-Аббаса. Г-н аль-Аббас и два его телохранителя убиты. Преступникам удалось скрыться».

Еще через неделю все информационные службы мира обошло известие о мощном взрыве, уничтожившем научно-исследовательский центр неподалеку от Триполи…

А к Москве тем временем подступило лето. Оно было неровным, как жизнь. Последние журавлиные клинья тянулись на север. Внизу под ними была иерусалимская Стена плача и рядом с ней — божественный перст калязинской колокольни, возвышавшийся над осиротевшей землей.

«Отпусти ему грехи вольныя и невольныя…»

Совсем недавно все это было.

В апреле и мае 1996 года.