Солнце поднималось над декорированным квадратами щебенки районом, прежде не имевшим названия, а ныне именуемым Колумбия-Парк, над карточными домиками вдоль канала, над кое-как сляпанными новостройками – в большей степени офисными, в меньшей – жилыми, наследием частно-государственного партнерства. Их возвели подрядчики, которые в обмен на свободу строительства привели территорию вокруг канала в приличный вид. Рэй Маккинли успел к кормушке одним из первых. Теперь в этом районе имелись велосипедные и пешеходные дорожки, вычурные фонарные столбы и скамьи, а также смехотворно крошечная «зеленая зона» с не менее дурацкой «тропой туриста». В обеденный перерыв он кишел конторскими клерками, но сейчас, на рассвете, ландшафт выглядел необитаемым, застывшим. Вроблески ждал на пассажирском сиденье внедорожника, Аким сидел за рулем.

Киллер никогда не строил иллюзий насчет собственной свободы и не воображал себя независимым. Он всего лишь выполнял грязную работу за других, действуя четко, без личных пристрастий и мотивов, озлобления, привязанностей. Это означало, что иногда ему, как Билли Муру, приходилось сидеть и ждать звонка. Рэй Маккинли не лучший и не самый осмотрительный заказчик, но сотрудничать они начали давно и плодотворно. Киллер хорошо изучил Маккинли или по крайней мере так считал и потому видел в нем приемлемое зло.

Отвечая на звонок, Рэй сказал:

– Ладно, с главбабой ты связываться не хочешь. А как насчет ее советника?

– Кто он?

– Брандт. Мег обозвала его «недоумком» в прямом эфире, помнишь?

– Помню.

– Похоже, наш мэр хорошо разбирается в людях. У меня с мистером Брандтом состоялась встреча. Я обещал не остаться в долгу, если тот сочтет планы мэра неосуществимыми и решит, что «Телстар» следует снести, все начать с чистого листа.

– Получилось?

– Наш чел оказался с принципами. Сначала пригрозил вызвать полицию. Затем пригрозил спустить на меня собаку.

– Собака большая?

– Далматинец.

Вроблески еще раз посмотрел в боковое зеркальце и наконец увидел на дорожке, идущей вдоль берега канала, человека с собакой. Брандт выглядел старше, чем в телевизоре, выше и стройнее. На носу пара затейливых очков-окуляров, одет в черное с красным, в обтяжку, нечто среднее между трико акробата и скафандром космонавта. Пес даже среди экземпляров своей породы отличался крайней нервозностью и темпераментностью.

Вдоль дорожки висели камеры видеонаблюдения, но вчера сюда нанес визит и учинил тщательный погром Аким. Вроблески подождал, пока человек с собакой пройдет мимо машины, вышел и пристроился сзади. Брандт двигался в приличном темпе – быстрее, чем при спортивной ходьбе, однако медленнее, чем на пробежке. Чтобы не отстать, пришлось прибавить ходу. Они прошли метров пятьдесят, прежде чем Брандт, не останавливаясь, повернул голову и взглянул на преследователя.

– Я чем-то могу вам помочь?

Опять этот акцент – из другой страны, с другого континента, другой планеты?

– Нет, – ответил Вроблески.

– Есть проблема?

Вроблески откинул полу пиджака, показывая кожаные ремни кобуры. Вынул пистолет. Это выражение он видел уже не раз – сплав растерянности, недоумения и зреющей догадки.

– Есть. Я не могу решить, кого прикончить первым – тебя или твоего пса.

Пока Брандт пытался уяснить услышанное, все еще надеясь, что с ним крайне бестактно пошутили, проблема разрешилась сама собой. Пес помчался на обидчика, ведомый скорее неврастенической горячностью, чем злобным намерением. Вроблески обычно собакам не нравился, они ему – тоже. Чертова зверюга цапнула зубами за левую кисть между большим и указательным пальцем. Это определило исход – киллер сделал всего два выстрела, и на этом главные действия закончились. Оставалось, как обычно, навести после себя порядок.

Парк оставался безлюдным и неподвижным, вода в канале застыла, как стекло. Вроблески прикинул, пойдет ли собачий труп ко дну или всплывет, и столкнул мертвого далматинца в воду. Тушка медленно опустилась на дно. Аким на внедорожнике подъехал и остановился рядом. Водитель вышел из машины, открыл заднюю дверь и пристально посмотрел на босса.

– Понимаю, – сказал Вроблески. – Твои таланты используются не по назначению. Учту на будущее.

От Акима не скрылось, что его обиду не просто заметили, но и высмеяли. Напустив на себя невозмутимый вид, он взялся за ноги Брандта, предоставив шефу поднимать труп за плечи. Вместе они закинули тело в машину. Укус на левой руке Вроблески начал адски болеть.

Чарли раскрыл ворота, и Вроблески задом въехал в тесный, захламленный, обделенный вниманием конец двора. Вдвоем с Акимом он открыл заднюю дверцу внедорожника. В твердое покрытие двора был врезан плоский металлический люк из рифленой стали, специально установленный здесь по заказу Вроблески. Аким поднял его, открыв доступ к ведущей вниз узкой бетонной лестнице с высокими ступенями. На стене висели фонарики и защитные шлемы. Надев их, Вроблески и Аким стали похожими на шахтеров. Довольно глупый вид, зато шлемы имели встроенные лампы, что высвобождало обе руки для переноски трупа, который не без помощи недовольного Акима киллер взвалил себе на плечи.

Вроблески ни на минуту не забывал, как он выглядит – зловеще и в то же время комично. Призрак оперы, Квазимодо, дитя подземелья, Морлок в компании надутого, строптивого помощника. По мере спуска становилось холоднее, пахнуло аммиаком и протухшим мясом.

С каждым шагом нарастал плотный рокочущий шум, будто они проникали в глубь гигантской раковины. Неожиданно землю всколыхнул глухой удар – мощный, но далекий. Последнее время такие звуки раздавались периодически. Это строители Платиновой линии взрывали породу. Вроблески даже бровью не повел.

Они спускались все ниже по серым бетонным секциям, отсекам, ржавым камерам, способным служить берлогами для механических медведей, навстречу путаному клубку туннелей, ведущих еще дальше – в отступающую тьму. Вроблески хорошо изучил маршрут, входы и выходы, нужные места, но так и не мог понять, для чего нужны все эти массивы и пустоты, в чем их назначение и как они соотносятся с миром на поверхности. Это незнание не возбуждало в нем любопытства.

Хотя под землей стоял холод, киллер потел от натуги и возбуждения. Туннель круто изменил направление, стал уже, а сводчатый потолок – ниже. Лампа шлема выхватила из темноты широкую низкую арку-полукружье, обозначающую некий вход – незатейливое сооружение с замковым камнем, едва оставляющим под собой место для человека среднего роста.

Они прошли под аркой в прямоугольное помещение, выложенное белым кафелем, с низким потолком, равномерно расставленными опорами, несколькими поломанными скамьями, облезлыми рекламными плакатами и обрывками карты на стене. Платформа давным-давно заброшенной станции подземки. Повсюду валялись мотки проволоки, куски труб, крысиный помет и какие-то бумаги, которые когда-то, наверное, считались очень важными. Когда Вроблески впервые спустился сюда много лет назад, это место показалось ему безбрежным, неохватным. Теперь же он видел в нем лишь точку, где привык заканчивать работу.

Отчасти его удивляло, что городские власти строили новую линию подземки, в то время как старая станция простаивала без дела. В то же время причину, почему от нее отказались, нетрудно было угадать. Рельсы, пропадающие в пасти туннеля, были изогнуты и покорежены, словно здесь вволю позабавились расшалившиеся великаны. В полу туннеля под рельсами зияла огромная воронка, провал, возникший из-за проседания грунта, – черный, широкий, с зазубренными краями. Его размеры вполне подходили для нужд Вроблески. Сюда вместилась бы целая армия мертвецов; Вроблески же сбросил разве что малый взвод. Глубина ямы была такой, что даже трупный смрад редко доходил до поверхности. Аким поежился и замер в ожидании.

Вроблески сбросил с плеча тело Брандта, как куль угля или картошки – чего-то такого, что прежде уже было зарыто в земле. Аким опять взялся за ноги, Вроблески – за плечи, они вдвоем раскачали труп и зашвырнули с платформы в безмолвную пустоту под рельсами.

Вроблески едва заметно вздохнул – мало ли чем можно надышаться в таком месте, помимо гнилостных частиц. Затем кивнул Акиму – не из благодарности, а в знак подтверждения, что его способности все так же востребованы. Теперь работа действительно закончена. Оставалось подняться наверх и побыть в компании карт – бумажных, а не тех, что выколоты на плоти.