Альберт Тунг обвел пристальным взглядом затихшую аудиторию. Тунг был немолод, если не сказать стар. Среди инструкторов он был редким исключением — демобилизованным миротворцем, оставшемся в Алькурд Пардес в качестве преподавателя. Отойдя от дел, он ударился в науку и теперь, кажется, имел несколько наград и ученых степеней в области международного права. Точно о его заслугах Никро не знал, однако, все в Академии непременно называли Альберта Тунга “Профессор”.

Это был невысокий мужчина преклонных лет с обычно непомерно суровым взглядом, мигом теплеющем стоило профессору заговорить о любимой им дисциплине.

Сейчас же, стоя перед группой № 36, у которой сегодня было первое занятие по дисциплине с размытым названием “основы международных отношений”, профессор Тунг в левой руке держал купюру в сто гадаринийских фунтов, а в правой — зажигалку. Демонстративно подняв купюру на уровень собственных глаз, преподаватель давал возможность всем сидящим перед ним студентам в деталях рассмотреть происходящее. Альберт Тунг, чиркнув зажигалкой, высек язычок пламени, который, не медля, жадно накинулся на бумагу. Когда купюра догорела практически до середины и огонь начал обжигать пальцы, профессор отпустил её и затоптал ногой упавшие на пол остатки.

— Кто скажет мне, что я только что сделал? — спросил преподаватель, обращаясь к студентам.

Никро, сидящий на последней парте, откровенно скучал, откинувшись на спинку стула. Курс основ международных отношений ещё не успел выветриться из его головы, а этот фокус со сжиганием денег, который и в прошлом году-то не особо впечатлил снайпера, Альберт Тунг, видимо, проводил на каждом первом занятии с новой группой. Ценность сотни гадаринийских фунтов была отнюдь не символической. Дома Локк мог бы на эти деньги неплохо перекусить в каком-нибудь кафе, например. С точки зрения Никро такая расточительность профессора граничила с идиотизмом.

— Так кто скажет, что я только что сделал? — повторил Тунг.

— Глупость! — весело раздалось с первой парты.

Никро метнул укоризненный взгляд на затылок автора этой реплики. За прошедшую неделю снайпер успел составить первые впечатления о каждом из немногочисленных одногруппников. И этого парня, которого звали Рен Траст, Локк охарактеризовал бы только тремя словами: рыжий, шумный, раздражающий. Плоские шуточки к месту и не к месту и вспыльчивый характер были одними из ярчайших его отличительных черт.

— Вы не первый кто так считает, молодой человек — улыбнулся Тунг в ответ на выкрик Рена. — И, думаю, не последний…

Профессор вновь обвел внимательным взглядом студентов и продолжил.

— Что ж если никто не знает, подскажу. Я только что публично надругался над государственной символикой Гадаринии, изображенной на купюре. По ее законам сжигание денежных знаков — административное правонарушение, выраженное в проявлении неуважения к народу и стране. Наказывается оно крупным штрафом, — Профессор Тунг улыбнулся. — Кто скажет мне, почему я не буду наказан?

Ответом ему вновь была тишина. Группа № 36 не была настроена на диалог с незнакомым преподавателем. Но Альберт Тунг не обращал на это внимание. Он подошел к одной из первых парт и сказал:

— Вот вы, молодой человек. Как вы думаете?

Перед профессором сидел смущенный альбинос, с которым Никро столкнулся в первый же день учебного года. Для Локка стала неожиданностью новость о том, что тот самый незнакомец, так ловко отметеливший двух задиристых наглецов в коридоре общежития, теперь его одногруппник. Очень скоро Никро узнал его имя. Зиг Заннинс. Он оказался очень слабо подготовлен в плане теориетических предметов — всегда молчал, а если кто-то из преподавателей задавал ему вопрос — смущался, краснел и бубнил под нос что-то невнятное или попросту замыкался. Зато на практических занятиях — особенно по рукопашному бою — он становился совершенно другим человеком. Он был активнее всех, громко хохотал, радуясь собственным успехам, и каждую минуту выкрикивал что-то тщеславное и до боли банальное вроде: “Сейчас ты получишь!” или “Да за кого ты меня принимаешь!”.

— П-потому что… никто о вас не расскажет, — промямлил Зиг, уткнувшись в парту.

— Хмм… Спорное утверждение, — Альберт Тунг сложил руки за спиной. — Здесь присутствуют мистер Локк и мистер О’Хейл, чьи патриотические чувства должны быть оскорблены моим поступком. Они вполне могли бы написать на меня жалобу или какое-нибудь заявление.

Никро нахмурился. Лишнее упоминание его фамилии напрягло снайпера, а обращение “мистер” в данном контексте прозвучало хлестким и язвительным оскорблением.

О’Хейла, о котором шла речь, звали Тагирон. Он, также как и Никро, был одним из студентов, фотография которого висела на доске почёта. До сего момента снайпер и не подозревал, что его родина была Гадаринией — страной, откуда в Алькурд Пардес приехал и сам Никро. При общении этот человек оказывал приятное впечатление — вежлив, умен, сдержан, но, подобно Локку, Тагирон всегда держал дистанцию с кем бы то ни было.

О’Хейл мог поддержать любой разговор, и ещё не было ни единого случая, когда бы он не ответил на вопрос преподавателя или не выполнил задания инструктора, каким бы сложным оно не казалось. Однако Тагирон не рисовался, не умничал, не тянул руку и не проявлял инициативу, стараясь отличиться. Давал ответы на вопросы во время теоретических занятий лишь тогда, когда непосредственно ему задавали вопрос.

Этот человек вызывал уважение Никро больше остальных новых одногруппников. От О’Хейла просто веяло уверенностью. В его всегда беспристрастно-вежливых голубых глазах читался металлический холод, а короткие волосы стального цвета, которые обычно были зачесаны назад, ещё больше дополняли образ беспристрастного гения. Тагирон был одним из тех людей, которые никогда не сомневаются в собственных взглядах и решениях. Или, по крайней мере, так казалось со стороны.

На замечание профессора О’Хейл вежливо кивнул и легко улыбнулся, показывая, что оценил шутку.

Зиг тем временем, похоже, совсем растерялся и попытался добавить:

— Но ведь они не станут подавать на вас жалоб…

Профессор Тунг рассмеялся.

— Конечно, не станут, молодой человек. А если бы и стали, то это было бы просто бесполезной тратой бумаги и времени. Ну, хотя бы вы девушка скажите, почему это было бы именно так?

Теперь Альберт Тунг обращался к Полли Смит — невысокой, миловидной девочке. Уроженка Союза Литеранс удивляла звучащей по-западному фамилией. Её лицо, а так же манера разговора казалось снайперу смутно знакомыми, но он никак не мог понять причину. Ранее с Полли Никро не общался точно. Возможно, ее лицо успело примелькаться ему за годы обучения?

За прошедшую неделю трудно было не заметить, что на теоретических занятиях она показывала неплохие знания. Хотя Локк подозревал, что это стоило ей довольно больших усилий и долгих вечеров зубрежки. В отличии от О’Хейла она не производила впечатления уникума, которому успехи в учебе давались без особого труда. На практике же Полли демонстрировала слишком слабые результаты. Никро удивлялся, как вообще она с такой физической подготовкой сумела добраться до пятого курса обучения, и как ей прежде удавалось сдавать зачеты по рукопашному бою и стрельбе.

Полли на секунду задумалась, как будто проговаривая про себя ответ на вопрос, прежде чем его озвучить, после чего выпалила:

— Потому что в Алькурд Пардес не действуют законы Гадаринии.

Никро, подняв одну бровь, скривил губы. Ответ был неполон и слишком банален. Он считал, что так можно отвечать на первых годах обучения, но никак не на последнем. У Альберта Тунга на этот счет, видимо, имелось другое мнение:

— Верно, — преподаватель прищелкнул пальцами. — На острове Алькурд не действуют законы ни Гадаринии, ни какой-либо иной страны. Академия Пардес подчиняется правилам внутреннего Устава. Ну и международным соглашениям, которые не противоречат ему. Это важно. Потому что оперативно и надлежащим образом оценивать опасности конфликтов и своевременно реагировать можно только имея полную автономию и свободу действий. Объединённый Общемировой Совет Безопасности может давать Алькурд Пардес рекомендации, но не имеет никаких рычагов воздействия на миротворцев.

Альберт Тунг широко улыбнулся. Каждая, даже самая мелкая, деталь его мимики выдавала неимоверное удовольствие, которое у него вызывал разговор о любимом предмете.

— Почему же Алькурд Пардес предоставлена такая свобода действий? — спросил Профессор Тунг, обращая взор к очередному студенту. — Вот вы… Извините, ещё не успел запомнить имен каждого из вас…

— Шики. Шики Дильс, сэр, — студент, к которому обращался Альберт Тунг, вскочил со своего места, с грохотом отодвигая стул, и вытянулся “по струнке”.

Никро поморщился. Пошлое средневековое обращение “сэр” было до сих пор в ходу в Седемонии — небольшом королевстве, граничащем с Гадаринией. Шики Дильса можно было смело назвать типичным представителем своей страны, шутки о бюрократизме и лукавстве которых известны всему цивилизованному миру. Дильс строго соблюдал правила распорядка, и сама мысль отступить от них даже немного никогда не пришла бы ему в голову. Он прилежно учился и никогда не выходил вечером из комнаты пока не заканчивал домашнее задание, часто просиживал выходные в библиотеке. Кроме того, он старался произвести хорошее впечатление на всех и каждого — на одногрупников и инструкторов, на библиотекарей и даже поваров в столовой. Дильс подобно хамелеону подстраивался под собеседника, всегда соглашаясь с его взглядами и мнением, умело скрывая свои собственные мысли и приправляя это небольшими дозами лести. Юлил и уходил от ответа, когда кто-либо из сокурсников напрямую спрашивал его мнения, но всегда давал четкий и твердый ответ, стоило задать вопрос преподавателю во время занятий.

— Алькурд Пардес предоставлена подобная свобода действия, чтобы была возможность самостоятельно определять опасности, угрожающие мировому сообществу и в наиболее краткие сроки реагировать на них, — как по учебнику отчеканил Шики. — Впрочем, вы это уже сказали, сэр…

— Верно. Я это уже говорил. Я хотел бы, чтобы вы сказали, почему же мировое сообщество доверило такую важнейшую вещь как собственную безопасность совершенно сторонней организации. А вдруг Алькурд Пардес использует свои полномочия во вред?

— Но, сэр… — Дильс немного растерялся, однако быстро взял себя в руки и снова продолжил ритмично и уверенно говорить. — Алькурд Пардес и был создан специально для обеспечения безопасности. Все вопросы в ООСБ решаются посредством голосования. На это требуется время, а промедление может стоить иногда очень дорого. Ответственность же за свои действия Алькурд Пардес несет перед мировым сообществом, и если миротворческие силы первыми начнут какие-либо агрессивные действия, то объединенные вооруженные силы всех государств, входящих в Совет, примут ответные меры.

— Именно, — Альберт Тунг, в который раз, улыбнулся. — И при всём моём уважении к нашим миротворцам и оборонительной системе, в подобном случае от Алькурд Пардес не останется камня на камне. Да вы садитесь.

Шики Дильс опустился на место, только после этих слов.

Преподаватель тем временем продолжал:

— Алькурд Пардес бесспорно является весомой силой, но всё же не непобедим, и это отчасти успокаивает мировое сообщество. Хотя часто представителей то одной, то другой страны накрывает паранойя. Странные — мы храним их покой, а они нас боятся. Ведь каждый год кто-нибудь старается “протолкнуть” законопроект, ограничивающий наши возможности или и вовсе упраздняющей институт миротворчества. И это не смотря на конвенцию пятидесятилетней давности! Кстати о чем в ней говорится?

Аудитория вновь ответила безразличным молчанием.

Альберт Тунг посмотрел прямо в глаза Локка и тот, занервничав, думая, что сейчас профессор спросит именно его, начал сумбурно прокручивать в голове ответ на вопрос. В последний момент преподаватель перевел взгляд на сидящего по соседству.

— Трайбл, вы не попытаетесь ответить?

Студент, к которому обращался Альберт Тунг сидел за крайней к окну партой. Подперев голову рукой, он смотрел задумчивым взглядом куда-то на улицу, и, казалось, совершенно не слышал слов профессора.

— Сторл Трайбл! — повысил голос Тунг.

Сторл вздрогнул и непонимающим, удивленным взглядом уставился на преподавателя. Это был второй студент группы № 36, помимо Никро, который остался на второй год. Правда в отличие от Локка, завалившего практический экзамен, Трайбл не был допущен к таковому и вовсе, поленившись написать в конце прошлого года курсовые отчеты.

— Вы можете, что либо сказать по поводу содержания Конвенции “О структуре многополярного мироустройства и равенства политических прав субъектов международных правоотношений.” — терпеливо проговорил Альберт Тунг.

— Ну… видимо в ней говорится о структуре многополярного мироустройства и равенства чего-то там… — с ленцой, растягивая слова ответил Трайбл.

Рен Траст на первой парте громко фыркнул и обернулся в сторону Сторла, скалясь во все тридцать два зуба.

Никро нахмурился. Он помнил ещё с прошлого года, что профессор ненавидел, когда на его вопросы отвечали подобным образом.

— Да поймите же вы! — повышая голос, воскликнул Тунг. — Миротворец не может быть просто тупоголовой боевой машиной. Он должен быть юристом, дипломатом и политологом. Ему необходимо быть в курсе не только современных мировых событий, но и истории, чтобы не допустить повторения ошибок прошлого! Его главным оружием должны быть не меч и не пуля! И даже не протекторы! Его главным “оружием” является слово. Алькурд Пардес существует только потому, что люди не захотели повторения Великой Всемирной Войны. Наша задача избавить грядущие поколения от подобных трагедий.

Как и подозревал Никро, Альберт Тунг разозлился не на шутку.

— Во что превратился Алькурд Пардес! — не унимался тем временем преподаватель. — Чем сейчас занимаются миротворцы? Охраняют грузоперевозки? Следят, чтобы предприниматели заключали честные сделки и разрешают споры, когда кто-то из них поссорится? Тьфу! С этим легко справятся наёмники из независимых организаций. “Оводы” или там “Сереброкровые”! Поймите, миротворец это не просто счет в банке и дипломатические привилегии! От ваших решений будет зависеть облик мира завтрашнего дня!

Никро криво улыбнулся. Он не сомневался, что вся эта тирада была обычным старческим брюзжанием. По его мнению, статус миротворца ничуть не потерял веса значимости за последние годы, а рядовые миротворцы ну никак не могли повлиять на судьбы мира. Они лишь выполняли приказы — доставлялись в нужную точку Адамы, выполняли задание и возвращались обратно. Чтобы действительно быть способным влиять хоть на что-то, необходимо попасть в “высшую лигу” — дослужиться до А-класса. На это Никро не рассчитывал даже в самых смелых своих мечтах.

— Миротворцы превратились в обычных наёмников, что предлагают свои услуги тому, кто даст больше денег, совсем как продажные… — Альберт Тунг запнулся и закашлялся, будто подавившись неозвученным словом.

Преподаватель сморщился от резкой боли, и вскинул руку к левой половине груди — туда, где у человека находится сердце. Другой рукой он торопливым движением достал из кармана белый пластиковый пузырек и, бросив себе в рот сразу две пастилки таблеток, глубоко вздохнул, успокаиваясь.

— Общий смысл Конвенции в том, что международные права любого государства должны быть соблюдены в равном объеме вне зависимости от формы правления, площади территории и иных характеристик, — не выдержала и воспользовалась заминкой Найа Эспринтенсо — красноволосая фатосинка.

Эта яркая, привлекающей множества вожделенных взглядов девушка, как будто не осознавала своей красоты. Никро разговаривал с ней всего однажды, и этот разговор оставил о себе приятные впечатления. Найа была прямой и честной, не в её характере было пытаться хитрить. Она не совала нос в чужие дела, но и не могла оставаться в стороне, когда на ее глазах творилась несправедливость. Как-то раз Никро наблюдал, как Эспринтенсо заступилась в столовой за первокурсника, припугнув приставших к нему. С ней не стали связываться. На всей Адаме не было места, где бы больше чем в Алькурд Пардес принимали равноправие слабого и сильного пола. Наткнуться на девушку, которая не только может за себя постоять, но и гораздо лучше тебя освоила технику рукопашного боя, здесь можно так же часто, как на снег на Тантаровых островах.

— Да, юная мистресс, примерно так, в общих чертах, — меняя гнев на милость тихо проговорил Профессор Тунг, и как будто полностью овладев собой, снова хитро прищурился и продолжил. — Как говорил незабвенный Конрад Ройль: “Не возможно, чтобы со слабой и маленькой страной творили то, чего бы не позволило делать с собой большое и сильное государство”.

— Но и “большое сильное государство” не может спокойно сносить выпады в его сторону делая скидку лишь на то, что оппонент небольшая страна, — проговорила Лусинэ Оуян глубоким и бархатным, но твёрдым голосом, прожигая профессора взглядом глубоких темно-серых глаз. Она была уроженкой далекой восточной Империи Кинти. По всей информации, которую Никро знал о родине этой девушки, выходило, что это тоталитарная страна, чьи идеологические догматы нелегко было перекроить обучением в Алькурд Пардес. Так и у Лусинэ периодически проскакивали подобные высказывания.

За прошедшую неделю у Локка сложилось четкое ощущение того, что Оуян немного не правильно воспринимает действительность. Она была холодна и неразговорчива, заносчива и горделива. Но это было бы ещё полбеды — временами, казалось, она могла спокойно убить человека за невинную шутку, отпущенную в ее сторону и лишь строгие правила Академии сдерживали её. Она училась в заведении, которое было оплотом демократических идей, но никак не могла отказаться от политического курса родины. Локк вообще слабо понимал, почему такую упрямицу до сих пор не отчислили.

“Может из-за внешности?” — усмехнулся снайпер.

Девушка была не просто привлекательна. Её, не кривя душой, можно было бы назвать красавицей. Восточные черты лица, изящный разрез глаз, обрамляющий сильный взгляд и шелк длинных черных волос, делали её заметной и выделяющейся из толпы. Если красота юной фатосинки Эспритенсо была солнечно-яркой и бросающейся в глаза, то красота Лусинэ больше походила на восхищение дикой и опасной пантерой, что летит в смертельном прыжке и вот-вот сомкнет свои клыки на твоей шее.

Один раз поздно вечером Никро видел, как Оуян тренировалась во дворе, между корпусами общежития с двумя мечами, лезвия которых имели естественный красивый изгиб и расширялись к концу. Движения девушки были точны и стремительны, грация — обворожительной. Длинные черные волосы, рассыпающиеся по плечам от резких движений, завораживали. Тогда Никро долго наблюдал за кинтиянкой, стоя перед окном и мусоля в руке потухшую сигарету…

— Хмм… — Альберт Тунг немного замялся. Реплика Лусинэ была отнюдь не вопросом, а утверждением, причем сказанным с уверенностью и даже вызовом. Профессор Тунг понимал, что девушка имела ввиду конфликты своей родины и соседних стран, расположенных на островах к югу от Империи Кинти, бывшие до принятия Конвенции всего лишь провинциями. Теперь, с момента получения независимости и по сей день, эти страны вытягивали из бюджета Кинти денежные компенсации.

— Хмм… — снова повторил Альберт Тунг. — Конечно, сложно поспорить с вашим тезисом. Однако, несмотря ни на что, всё должно происходить в соответствии с правилами и законами, обязательными для участников международных отношений. Соблюдение принятых соглашений — якорь, не позволяющий современному мироустройству измениться до неузнаваемости.

Лусинэ Оуян в ответ на слова преподавателя молча прищурилась, превращая и без того узкие глаза в щелочки, сквозь которые пробивался тяжелый укоризненный взгляд.

— Кроме того, — продолжил профессор. — Правила юридического равенства касается не только государств, так как не только они являются участниками международных отношений. Участниками считаются и международные организации, например Алькурд Пардес, — Альберт Тунг растянулся в лукавой улыбке. — Или народности, не имеющее собственной страны, и борющиеся за свое самоопределение. Их нельзя сбрасывать со счетов, не правда ли…Майкл, если не ошибаюсь?

Альберт Тунг обращался к чернокожему зульфакарцу, который растерянно потупился. Преподаватель намекал на революцию произошедшую лет семь назад в результате борьбы этого народа за свою самостоятельность на мировой арене. В результате образовалось новое государство — Зульфакар.

— Можете назвать какие-то ещё народы, в данный момент борющиеся за собственное самоопределение? — продолжил спрашивать Альберт Тунг.

Для зульфакарца этот человек имел совершенно несвойственные имя и фамилию — Майкл Фурье. Услышав это имя, Никро предположил бы, что речь идет о каком-нибудь выходце из Женуарии, но никак не о представителе этого сурового чернокожего народа.

Выглядел Майкл Фурье внушительно — выше Никро на полторы головы и значительно шире в плечах, он казался великаном. За семь дней, что Локк успел провести в группе № 36, он не услышал ни одного слова из уст Майкла. На всех теоретических предметах он отмалчивался, после занятий запирался в своей комнате, в столовой всегда сидел за отдельным столом. Если его кто-то пытался разговорить, он отводил взгляд и притворялся, будто не слышит. Потому, когда Майкл Фурье внезапно ответил на вопрос Альберта Тунга, Никро сильно удивился.

— Я не знаю, — честно признался зульфакарец.

По лицу Профессора Тунга проскользнула тень разочарования.

— Ну, ничего, мы ещё успеем пройти это в течение полугодия.

Альберт Тунг сложил руки за спиной и вновь обвел аудиторию цепким, внимательным взглядом.

— Так почему же в мире, который населяют такие похожие друг на друга люди необходимо постоянно поддерживать хрупкое равновесие. Почему, имея общий язык и ценности, многие просто не в состоянии прийти к достойному компромиссу, который бы устроил каждого? — Альберт Тунг развел руками и обратился в сторону Никро. — Мистер Локк вы можете ответить?

Никро пристально уперся взглядом в глаза преподавателя.

На ум приходила детская притча, которую знал каждый. В ней говорилось о том, как в древние времена люди разных народов и земель задумали создать сооружение столь огромное и величественное, что обеспечило бы им славу в веках. Но так, как все и каждый говорили на своем наречии, чуждом для остальных, то строительство совершенно не ладилось. Часто возникали недопонимания и ссоры. И тогда бог Хайн — прародитель человечества — смилостивился перед своими детьми и усилием своей воли наделил человечество единым языком, понятным каждому. Несмотря на это, конфликты между строителями не прекратились, а лишь наоборот участились многократно. В этом и заключалась мораль данной истории. Ссоры и конфликты заложены в самой природе человека, а различия в языке, внешности, вере — это лишь предлог для них.

В Хайна Никро никогда не верил, да и наличие всеобщего языка объяснялось легко — некогда народ эсперо завоевал территорию практически всей Адамы. Верховенство его власти продержалось несколько веков. Захваченные государства не лишались индивидуальности, но насаждение языка и уплата дани были основными чертами подчиненности страны. Народ эсперо давным-давно исчез, затерялся в глубине веков, растаял в череде поколений потомков, но язык остался.

Практически восемьдесят процентов населения планеты говорило на эсперанто — всеобщем языке. Это был официальный язык множества стран и язык, на котором велись все обсуждения в ООСБ. Более того, эсперанто был обязательным предметом в курсе школьной программы в тех странах, где государственным признавался отличный от всеобщего язык.

— Я думаю это риторический вопрос, — сказал Никро. — И ответ на него следует искать в курсе философии, а не основ международного права.

Альберт Тунг вяло усмехнулся.

— Дерзко, но по существу верно. Чтобы адекватно воспринимать окружающий мир и в дальнейшем строить честные, основанные на справедливости отношения, необходимо знать историю.

Локк мог бы поспорить с этим утверждением, но понимал, что в нем играл дух противоречия. Снайпер терпеть не мог изучение истории.

Никро осмотрелся по сторонам. Итак, группа № 36 состояла из десяти человек, считая самого снайпера. Среднее количество для Алькурд Пардес. Большинство групп насчитывало несколько больше учащихся, но были группы и меньше. Никро вдруг подумал, что возможно с кем-либо из одногруппников ему придется в будущем сдавать практический экзамен — выполнять реальное боевое задание, а возможно с кем-то он будет работать уже в должности миротворца

— Записывайте — продолжил преподаватель. — Объединенный Общемировой Совет Безопасности был создан пятьдесят два года назад, после окончания Великой Всемирной Войны…

Никро с тоской принялся фиксировать нудную информацию, которую Альберт Тунг, наверное, мог изливать бесконечно.

Если бы снайпер знал, какие события вскоре ожидали его и всю тридцать шестую группу он бы немногим больше ценил спокойные деньки теоретических занятий.