Кэбот, подкравшись сзади, зажал рукой рот женщины, а затем потянул её назад, плотно прижимая к себе. Она задёргалась и негромко беспомощно заскулила. На девушке была красивая туника, ошейник и никакой обуви. Её руки были закованы в наручники спереди. Рабынь часто держат в наручниках или на цепи, без всякой причины, кроме той, что они — рабыни.

— Не дёргайся, фигуристая красотка, — шепнул ей на ухо Кэбот, и она, получив ясную команду, немедленно затихла, не осмеливаясь даже шевелиться.

— Ты можешь использовать её, если пожелаешь! — послышался весёлый голос. — Не стесняйся довести её до писка, криков и рыданий!

— Пейсистрат! — воскликнул Кэбот, освобождая рабыню. — Коринна!

Теперь-то он узнал девушку, которая немедленно, едва была выпущена, опустилась на колени и склонила голову. Её тело тряслось от пережитого ужаса.

— Мы так и думали, что найдём тебя здесь! — сказал Архон.

Пейсистрат, Архон и другие, толпой бросились вперёд. Его хватали за руки, обнимали, хлопали по плечам. Мужчины, не стесняясь, плакали, радуясь долгожданной встрече.

— Мы боялись за тебя, — признался Пейсистрат.

— И я за вас всех, и за других тоже, — ответил Кэбот. — Я вижу кюров за воротами. Вы что, пленники?

— Вооружённые пленники? — засмеялся Архон.

— Это — наши кюры, — объяснил Пейсистрат.

— Точно, — кивнул Кэбот. — Теперь вижу! Некоторых я знаю!

Рамар лежал по ту сторону ворот, внимательно наблюдая за прибывшими, но не препятствуя их входу в лагерь. Рабыни, понимая, что войти они обязаны, проходили через ворота, со страхом поглядывая на огромного шестиногого хищника, и стараясь держаться от него как можно дальше. Те из рабынь, которые были знакомы с гореанской цивилизацией, особенно опасались слина. Они знали, что были теми, на кого могли бы охотиться такие звери, чтобы разорвать в клочья или беспощадно и неуклонно гнать их назад к милосердию страшных, ожидающих рабовладельцев. Впрочем, одно дело для рабыни войти через ворота в присутствии такого стража, если ему приказано нести здесь дежурство, и совсем другое, выйти через эти же ворота. Точно так же слин-охранник мог бы запустить в загон верра, но не позволил бы ему оставить его, кроме как в сопровождении пастуха.

Здесь, в этом лагере, как и на Горе, рабыни хорошо осознавали себя рабынями. Их охраняли и ими управляли со всем возможным совершенством. Это — путь Гора.

— Мы принесли с собой богатые припасы, даже вино и пагу, — сообщил Пейсистрат, а затем резко и радостно хлопнул в ладоши и крикнул: — Эй вы, ничего не стоящие кувшинные девки, шлюхи бит-тарсковые, начинайте действовать, готовьте пир, грандиозный пир!

— Да, Господин! — закричали те и поспешили к ящикам и припасам, принесённым в лагерь.

Кэботу подумалось, что ни одна из этих рабынь не ушла бы меньше чем по серебряному тарску. Он сомневался, что найдётся работорговец, который не был бы рад иметь их на своём ожерелье. Ими не побрезговал бы даже Теналион из Ара.

— Что случилось? — спросил Кэбот, пытаясь перекричать шум, наполнивший лагерь. — Как сюда попали кюры? Как вышло, что их не убили?

В следующий момент ему на глаза попался Цестифон, гладиатор в сопровождении четырёх красавиц, связанных между собой за шеи. Но насколько они теперь отличались от себя прежних! Они больше не были отвратительно неряшливыми, приседавшими как попало самками. Теперь они были отмыты, вычищены и причёсаны, ходили вертикально, держа красивую осанку, правда, при этом опасливо поглядывая на пояс своего хозяина. Они приблизились, встали в ряд и, реагируя на короткую, резко брошенную команду, одновременно встали на колени, все одинаково прижав ладони к бёдрам, и на одинаковый угол подняв головы. Повинуясь другому слову, они, наполовину стоя на коленях, наполовину лёжа, красиво вытянули левые ноги, приняв обычное положение для демонстрации клейма. Правда, Кэбот отметил, что они пока не были заклеймены как рабыни. По другому слову они присели, на полусогнутые колени, руки на коленях, головы подняты. Следующее слово освободило их от этой демонстрации, и они с благодарностью расположились кому как было удобно.

— Они учатся, — прокомментировал Пейсистрат. — Я помогал Цестифону повысить их ценность. Вскоре, как мне кажется, мы сможем снять с их шей веревку. А там недалеко и до соблазнительных клейм и хороших, металлических ошейников.

— Я смотрю, они всё ещё нагие, — заметил Кэбот.

— Да, — кивнул Пейсистрат. — По существу, они всё ещё приматы. Но по мере того, как они будут расти в неволе и изучать, насколько они красивы и желанны, и как мужчины видят их, они начнут рьяно бороться всего лишь за прикрытие рабской полосы.

Скромность, хотя официально и неразрешённая рабыням, считающимся животными, зачастую необыкновенно важна для них. Хотя они особо не комплексуют по поводу того, чтобы быть обнаженными перед их господином, который может держать их не больше чем в одном ошейнике, но, совсем другое дело оказаться нагой публично, на улице, на рынке или ещё где-то. Нетрудно представить позор, стыд и испуг женщины, вышедшей голой, скажем, на улицу, где её могли бы рассматривать незнакомцы. А ведь можно попасть в прицел высокомерно пристального взгляда свободных женщин, чьи глаза буквально вспыхивают от отвращения и ярости. В любом случае, узкая, затёртая до дыр, брошенная ей под ноги туника для рабыни может быть драгоценнее, чем обширный, полный дорогих туалетов платяной шкаф её свободной сестры. Разрешат ли рабыне, одеваться или нет, а если разрешат, то во что и в каких объёмах решать не рабыне, конечно, а её владельцу. Ей не может принадлежать даже рабская полоса. Ей ничто не может принадлежать. Это именно она принадлежит. Желание рабыни получить одежду, её надежда на то, что она будет разрешена ей, пусть это будет всего лишь рабская полоса, дают её хозяину дополнительный стимул для контроля над нею. Некоторые думают, что это столь же эффективно как плеть.

— А где Леди Бина? — поинтересовался Кэбот.

— Во дворце, — ответил Пейсистрат.

— С Агамемноном? — уточнил Кэбот.

— Мы не думаем, что Агамемнон всё ещё находится во дворце, — сказал Пейсистрат.

— А где же он?

— Понятия не имею, — пожал плечами Пейсистрат.

— Что произошло? Как получилось, что вы здесь? — посыпались из Кэбота вопросы. — Я ничего не понимаю.

— Много чего произошло, — неопределённо махнул рукой Архон.

— Лоялисты действовали, — сказал Пейсистрат. — Но в Мир началось вторжение. Те силы, которые нападали на Мир после разгрома флота и, казалось, ушедшие, на самом деле не ушли, а только отступили, чтобы вернуться и, если выяснится, что их не ждали, возобновить атаку с ещё большей энергией. В общем, прежнее нападение было немногим больше чем отвлекающим манёвром.

— Мир пал? — уточнил Кэбот.

— Не мир, а Агамемнон, — поправил его один из кюров.

— Лорд Арцесила теперь Двенадцатый Лик Неназванного, — сообщил Пейсистрат, — Он — Теократ Мира.

— Признаться, я ничего не понимаю из того, что ТЫ рассказываешь, — вздохнул Кэбот. — Я думал, что наши кюры должны были пожертвовать собой ради жизни Арцесилы.

— Они были готовы так поступить, — кивнул Архон. — Всё было именно так, как мы ожидали.

— И что произошло дальше? — поторопил его Кэбот.

— Наши кюры, как Ты помнишь, полностью разоружились. Так что им, оказавшись в присутствии Лорда Арцесилы, стоявшего на ступенях дворца, всё ещё слабого от ран, закованного в цепи, но просившего их пренебречь им и возобновить борьбу, оставалось только просить лоялистов, чтобы те стреляли в них.

— И они отказались сделать это? — спросил Кэбот.

— Нет, — покачал головой Пейсистрат. — Они — кюры. Они попросили, чтобы сторонники Агамемнона расстреляли их прямо там, где они стояли, в честь Лордом Арцесила, несмотря на возражения последнего. Лоялисты видели, что Лорд Арцесила не хотел покупать свою жизнь такой ценой. Он тоже был кюром. Они видели также и то, что наши силы были готовы отдать свои жизни за Лорда Арцесила, и это тоже было по-кюрски.

— Каковы же должны быть мощь и честь дела, которому служили сторонники и приверженцы такого благородства? — сказал Архон.

— Многие всё ещё терзались из-за предательства фальшивой амнистии, — сообщил один из кюров, — что было не по-кюрски.

— К тому же, — добавил другой, — засада на Лорда Гренделя, с превосходством двадцать к одному, многим была неприятна. Одно дело для кюра, бросить вызов другому кюру, кюру против кюру, один на один, как в кольцах, и совсем другое устроить то, что фактически является разбоем, когда вооруженные бандиты, скрываясь, словно паразиты среди животных, внезапно встают и убивают одного единственного, невооруженного противника, даже не собиравшегося сражаться.

— Это не по-кюрски, — проворчал третий кюр.

— Точно, — согласился второй.

— Наши силы, — продолжил первый кюр, — ждали решения лоялистов, стоявших в несколько шеренг вокруг нас.

— Мы были готовы умереть, — заявил третий кюр. — «Боритесь!» кричал нам Арцесила. Но мы не двигались. Тогда он выкрикнул: — «Долой Агамемнона!»

— Тогда прозвучал мощный голос Агамемнона, — продолжил первый кюр. — «Убить их, убить их всех!». «Огонь!» — скомандовал Лукулл, высокий капитан Агамемнона, который стоял рядом с Арцесилой среди многочисленных охранников и тюремщиков. «Огонь!» — повторил его команду Красс, высокий лейтенант Агамемнона.

— Оружие было направлено на нас, — подхватил третий кюр. — Но затем по рядам прокатилось колебание.

— И в этот самый момент колебания, именно в этот момент, — сказал второй кюр, — мы одержали победу.

— «Огонь, огонь, огонь!» — кричал Агамемнон, — продолжил рассказ первый кюр, — но, ни один не выстрелил. И тогда стало ясно, что ни один и не подумает сделать это.

— А потом, из рядов лоялистов раздался голос, — перебил его третий кюр, — не знаю, кто это был, но он выкрикнул: «Слава Лорду Арцесиле, Двенадцатому Лику Неназванного, Теократу Мира!»

— Этот крик, — перехватил инициативу второй, — подхватила тысяча голосов. Охранники, стоявшие около Лорда Арцесилы, подняли своё оружие, намереваясь убить его, но были сожжены заживо на месте. Сотни стволов плевались огнём. Ступени дворца были опалены пламенем, куски камня разлетались в разные стороны, тёмные дымные линий в воздухе отмечали их полёт. Горел и дымил сам воздух на площади. Лукулл, Красс и несколько других, кто успел, сбежали и укрылись во дворце.

— Тогда дворец, — сообщил первый кюр, — заблокировали.

— Цепи с Лорда Арцесила были сбиты, а его самого понесли к жилой зоне, чтобы все могли на него посмотреть, — сказал третий.

— Радости не было предела, — добавил второй.

— Повстанцы и лоялисты обнимались и кричали от радости.

— Но затем всех охватил ужас, — продолжил рассказ первый, — замки шлюзов были снесены и в Мир, под бой барабанов и рёв горнов, через сотню портов, хлынули воины из Мира, которому угрожал Агамемнон, и чей флот, так грамотно управляемый разнёс наш в пух и перья.

— Казалось всё потеряно! — воскликнул третий кюр.

— Конечно, мы были захвачены врасплох, и ожидали, что все будем убиты генералом того флота, — признался второй.

— Конечно, ведь Мир пал!

— Никакой пощады не дают в таком случае, никакого милосердия не оказывают!

— Но на этот раз этого не случилось. Как только выяснилось, что Агамемнон больше не у власти, это поменяло всё. Враг поднял руки, поскольку их противником, были не мы, не весь народ, но только тот, кто был ложным вождём и тираном народа, Лорд Агамемнон. Их война, как выяснилось, была войной не с нами, а с нашим общим врагом, с Лордом Агамемноном.

— Великий генерал, их грозный вождь, один из самых жестоких и самых грозных во всех стальных мирах, приказал свернуть своё знамя, а барабанам и горнам скомандовал замолчать.

— Началось братание и радость, — сказал первый кюр, — но дворец оставался в блокаде, отрезанным от Мира.

— А как имя того генерала чужаком, столь искусного, столь страшного, знаменитого и грозного? — полюбопытствовал у него Кэбот.

— Зарендаргар, — ответил тот.

— Говорят, он спрашивал про тебя, — сообщил второй кюр.

— Ты что, знаком с ним? — спросил третий.

— Да, — кивнул Кэбот.

— Как такое может быть? — удивился кюр.

— Когда-то, — ответил Кэбот, — это было давно, в другом месте, очень далеко отсюда, мы разделили с ним пагу.

— Когда дворец был взят, — вернулся к рассказу первый из кюров, — там никого не нашли.

— Оказалось, что во дворце имелось множество секретных проходов, по которым можно было спокойно его покинуть, — объяснил второй.

— Так что Агамемнон и многие из его сторонников скрылись.

— Однако, — продолжил первый, — миру снова грозит опасность уничтожения, поскольку клевреты Агамемнона были пойманы на установке мощных зарядов, которые, если их взорвать, вскроют внешнюю оболочку Мира.

— Он может уничтожить мир, — согласился Кэбот, — действуя по принципу, если больше не мой, то пусть будет ничей.

— Но даже его собственные кюры, в дюжине других мест, сдались вместе с порученными им зарядами, вместо того, чтобы выполнить столь мерзкий и чудовищный приказ.

— Это было бы не по-кюрски, — заявил первый кюр.

— Я рад, — сказал Кэбот.

— Но сам Агамемнон предпочёл бы уничтожить Мира в случае потери трона.

— Возможно, даже при малейшем уменьшении его власти, — проворчал третий из кюров.

— Такое деяние, уничтожение целого Мира, стало бы его последним великим актом, — добавил первый из них, — подходящее завершение его правления.

— Думаю, даже взрыв такого заряда, — заметил третий, — не обязательно повлёк бы за собой конец Мира.

— Конечно, — согласился второй. — Наши службы всегда готов к устранению удара метеорита.

— Значит, Агамемнон скрылся? — заключил Кэбот.

— Да, — вздохнул кюр.

— И где же он теперь может быть? — поинтересовался Кэбот.

— Откуда нам знать, — развёл руками первый из них.

— А где Флавион? — спросил у него Кэбот.

— Разведчик? — уточнил тот. — Предатель?

— Да, — кивнул Кэбот.

— Этого мы тоже не знаем, — ответил второй.

— Где-то прячется, — предположил третий.

— Попробуй его теперь разыщи, — проворчал первый.

— Знаю я того, кто может его найти, — усмехнулся Кэбот.

— Тебя вызывает Зарендаргар, в данный момент глава военной администрации Мира, — сообщил первый кюр.

— Ты должен проследовать к нему немедленно, — добавил второй.

— Разумеется, он так и поступит, — заверил их Пейсистрат.

— Передайте ему мои наилучшие пожелания, — сказал Кэбот. — Но у меня сейчас есть кое-что, чему надо уделить внимание в первую очередь.

— Но он — генерал, он — Зарендаргар! — не веря своим ушам, воскликнул кюр.

— Он поймет, — пообещал Кэбот. — В конце концов, мы делили пагу.

— И чем Ты планируешь заняться? — полюбопытствовал Архон.

— Думаю, что отправлюсь на охоту, — ответил Кэбот.

— Может, Лорд Грендель захотел бы присоединиться к тебе и составить компанию на охоте? — намекнул Пейсистрат.

— Я предпочёл бы не рисковать им, — покачал головой Кэбот.

— Ага, значит, охота будет опасной, — заключил Пейсистрат.

— Думаю да, — не стал отрицать Кэбот.

— Уверен, что он точно захотел бы сопровождать тебя, — заявил Пейсистрат.

— Возможно, — кивнул Кэбот.

— Лорд Грендель сейчас во дворце, — сообщил кюр, — помогает с реорганизацией и перераспределением власти.

— Не стоит сообщать ему о моём отсутствии, — посоветовал Кэбот.

— Как хочешь, — неодобрительно проворчал Пейсистрат.

— Поставьте столб для наказаний, где-нибудь в сторонке в лагере, — попросил Кэбот, — чтобы к нему можно было привязать рабыню.

— Превосходная мысль, — одобрил Пейсистрат. — Для наших девок будет полезно видеть такой столб.

— Ты имеешь в виду конкретную рабыню? — полюбопытствовал Архон.

— Конечно, — кивнул Кэбот.

— Но это может послужить для любой из них, — заметил Архон.

— Разумеется, — не мог не признать его правоты Кэбот.

— Надеюсь, до утра Ты не собираешься нас покинуть? — уточнил Пейсистрат.

— Нет, — заверил его Кэбот.

— Тогда, сегодня вечером, — объявил Пейсистрат, — мы пируем.

— По-гореански, я надеюсь, — усмехнулся Кэбот.

— Само собой, — улыбнулся Пейсистрат.

— Кстати, я не видел, как танцует Коринна, с тех пор как покинул Цилиндр Удовольствий, — намекнул Кэбот.

— Пусть только попробует не станцевать хорошо, — проворчал Пейсистрат, — не получит ни крошки еды из моих рук.