Я вцепился руками в прутья решётки, установленной в узком окошке моей тюремной камеры, выглядывая во внутренний двор. Чтобы быть в состоянии что-нибудь рассмотреть, мне пришлось подтащить к стене и взгромоздиться на него. Позади меня, на соломе, сидел маленький, длинноногий, узкоплечий представитель народа уртов.

* * *

— Я же предупреждал тебя, — простонал Бутс, — но ты не стал меня слушать!

Это произошло пять дней назад. Я как раз возвращался в лагерь Бутса Бит-тарска из соседней деревни, куда ходил, за зерном Са-Тарны, из которого наши рабыни, используя жернова, сита и кастрюли, должны были сделать муку. Это было несколько дешевле, чем покупать муку сразу, ведь в этом случае не нужно было переплачивать за стоимость работы крестьянок и мельника. Я нёс мешок на плечах. Для меня он не был тяжёл. Его вес лишь немного превышал вес средней женщины. И тут я с удивлением увидел, бегущую мне навстречу Леди Телицию. Добежав, рабыня бросилась передо мной на колени и, задыхаясь, закричала:

— Бегите, Господин! Бегите! В лагере мужчины! Они ищут Вас!

— Кто они? — спросил я. — Чего хотят?

Но было уже поздно. Всего через мгновение, женщина закричала от ужаса. Внезапно земля задрожала под лапами приблизительно двух десятков высоких тарларионов окруживших меня.

— Стоять! — рявкнул мужчина, появившийся из облака пыли, поднятого верховыми ящерами. — Ни с места!

Арбалеты его людей мгновенно нацелились на меня. За спиной командовавшего отрядом мужчины, подобно знамени, развевался большой плащ. Я уже видел этот плащ прежде. Впрочем, как и его владельца.

— В кандалы его, — скомандовал Фламиниус, офицер Белнара — Убара Брундизиума.

Несколько его солдат спешились. Мешок Са-Тарны сдёрнули с моих плеч, руки заломили за спину, и я почувствовал, как на моих запястьях сомкнулись стальные браслету наручников. Фламиниус швырнул одному из своих людей сгрудившихся вокруг меня конец длинной цепи с ошейником на конце. Этот ошейник сразу же был заперт на моей шее. Другой конец цепи офицер закрепил на луке своего седла.

— Вот мы и встретились снова, Бринлар, — усмехнулся он, — или всё-таки, Боск из Порт-Кара?

— Я — Боск из Порт-Кара, — представился я.

Я заметил, что некоторые из его мужчин обменялись тревожными взглядами.

— Он закован и на поводке, — успокоил Фламиниус своих людей, и снова посмотрев на меня, добавил: — И мы взяли Тебя также легко как рабыню.

Я подёргал наручники. Пожалуй, из этих вырваться не получится. Настоящие мужские кандалы, предназначенные удерживать мужчин, даже воинов.

— Мы видели, что тот толстяк, антрепренёр труппы шептался с рабыней, — пояснил Фламиниус. — А позже увидели, как она выскользнула из лагеря. Не трудно было предположить, что она намеривалась предупредить Тебя. Нам оставалось только следовать за ней, и как видишь, эта голая соблазнительная маленькая шлюха привела нас прямиком к Тебе.

— Простите меня, Господин, — простонала Леди Телиция.

— Вообще-то, изначально мы намеревались дождаться и встретить Тебя в лагере, — признался Фламиниус. — Но, всё получилось намного лучше. Например, это избавило нас от проблемы скрывать тарларионов, дабы не спугнуть Тебя их присутствием.

— Можешь не сомневаться, я бы их заметил, — сказал я.

— Пожалуйста, простите меня, Господин, — заплакала Леди Телиция.

— Всё в порядке, — бросил я ей. — Выбрось это из головы, рабыня.

— Господин! — всё не могла успокоиться она.

— Тебе дали разрешение говорить? — поинтересовался я.

— Нет, Господин, — прорыдала женщина.

— Вот и помалкивай, — велел я.

— Да, Господин, — сказала она, опуская голову и заливаясь слёзами.

Рабыня по-прежнему стояла на коленях, ведь она находилась в присутствии свободных мужчин. Я видел, как слёзы, капавшие из её глаз, оставляли в пыли между её коленями мокрые следы. А ещё я не мог не заметить, какими глазами на неё смотрели некоторые из всадников. Если бы не присутствие здесь Фламиниуса, то можно не сомневаться, ещё до возвращения в лагерь, кое-кто из них уже основательно попользовался бы её телом. В конце концов, она была всего лишь рабыней.

— Как Вы нашли меня? — осведомился я.

— Ты же находишься на территории Брундизиума, — напомнил Фламиниус.

— И что? — спросил я.

— В мои обязанности входит интересоваться всеми незнакомцами в пределах наших границ, — пояснил он.

Я не забыл, как Бутс предупреждал меня, что служба безопасности, по неким непонятным причинам, в Брундизиуме работает очень грамотно. Похоже, даже гораздо грамотнее, чем я ожидал. Очевидно, сфера её интересов не ограничивалась периметром города, а простиралось далеко за стены.

— Признаться, я думал, — заметил я, — что труппа лицедеев не вызовет особых подозрений.

— Честно говоря, так оно и было, — улыбнулся он, — но, на одно из ваших выступлений заглянул наш агент.

— Он меня опознал? — полюбопытствовал я.

— Нет, — усмехнулся Фламиниус. — Зато он узнал Леди Янину.

— Понятно, — кивнул я.

Конечно, стоило последовать совету Бутса, и держать её поблизости от Брундизиум в маске, а лучше, вообще продать ещё задолго до подхода к границам. Однако, я полагал, что мы всё ещё достаточно далеко от города, чтобы быть в безопасности с этой стороны. Я даже не мог предположить, да подозреваю, что и Бутс тоже, уровня подозрительности и грамотности работы и зоны покрытия службы безопасности Брундизиума. Или же меры безопасности, что тоже вероятно, по неким причинам, в последнее время были усилены, о чём Бутс знать не мог. Интересно, с чего бы это вдруг они так озаботились своей безопасностью?

— Каким же образом её смогли узнать? — раздосадовано спросил я. — Неужели свободные женщины в Брундизиуме ходят с открытыми лицами, что их можно так легко опознать?

— Едва ли, — улыбнулся Фламиниус, — но так получилось, что наш агент, к счастью, был одним из тех, кто первоначально служили Леди Янине, и он оказался весьма любопытным парнем, и имел привычку подсматривать за своей начальницей, когда та, находясь в своём шатре, ходила без вуали.

Тут уже и я заулыбался. Меня развеселило, что некто шпионил за Яниной подобным способом. Представляю, как бы она разозлилась и возмутилась, узнав, что её, бесстыже и оскорбительно, совсем как рабыню, втайне рассматривали, когда она находилась с открытым лицом. Безусловно, после того, как она потеряла благосклонность своих начальников, то, вероятно, к немалому удовольствию тех, кто ей прежде служил, прикрывать лицо вуалью, по крайней мере, до её возвращения в Брундизиум, ей запретили. Таким образом, я полагал, что существовали несколько человек, которые, теоретически, будь у них такой шанс, могли бы, опознать её. Именно по этой причине, не упоминая о других, я собирался держать женщину в маске, подойдя ближе к Брундизиуму.

— Ну, и конечно, именно от Янины, — продолжил Фламиниус, — мы узнали о твоём присутствии в труппе.

— Конечно, — пожал я плечами.

— Наш агент, теперь уже мой человек, поведал мне, как хорошо она смотрелась, будучи полуголой и пристёгнутой к щиту-мишени.

— Этого у неё не отнимешь, — согласился я.

— Я знаю, — засмеялся Фламиниус. — Признаться, после того, как она радостно сообщила нам о том, что Ты где-то поблизости, я, мучимый любопытством, приказал нарядить её в тот костюм и прикрепить к щиту.

— Должно быть, это доставило Вам удовольствие увидеть её распятую таким способом, — заметил я.

— Да, — признал он, — почти такое же удовольствие, как если бы увидеть её в ошейнике рабыни.

— Думаю, что в таком ошейнике она выглядела бы превосходно, — усмехнулся я.

— Это точно, — поддержал меня Фламиниус.

— И где же она теперь? — полюбопытствовал я.

— В лагере ждёт, — весело сообщил он. — Кстати, вынужден признать, что с твоей стороны было гениальным ходом, нарядить гордую Леди Янина в мешок из-под муки.

— Спасибо, — поблагодарил я Фламиниуса.

— Кстати, она снова в нём, — заметил он. — А ещё, ей связали руки за её спиной рабскими верёвками, а другую веревку повязали на шею.

— Зачем это? — поинтересовался я.

— Как мне кажется, Белнара позабавит возможность полюбоваться на неё в одетую таким образом, — засмеялся Фламиниус.

— С чего бы это? — удивился я. — Она что, недостаточно радостно, сообщила вам о моём присутствии в труппе?

— Само собой, она захлёбывалась от восторга, — усмехнулся он. — Но она, похоже, забыла, что уже давно не в фаворе у Белнара.

— И откуда такая немилость к бедной женщине? — спросил я.

— По многим причинам. Например, у неё в руках был Боск из Порт-Кара, а она умудрилась его упустить. Она потеряла важную дипломатическую почту, позволила обвести себя вокруг пальца. Это когда, я нашёл её прикованной подобно рабыне у стола неподалёку территории Сардарской Ярмарки, ну Ты помнишь. А сейчас я нашёл её беспомощной пленницей всё того же Боска из Порт-Кара, да ещё и одетой в мешок из под Са-Тарны!

— Понятно, — кивнул я.

— Она теперь настолько далека от расположения Белнара, — добавил он, — что в Брундизиуме, я уверен, ей разрешат только короткие одежды, больше подходящие для рабынь, откажут в обуви и сокрытии лица.

— Замечательно, — признал я.

— Много раз Белнар, вспоминая о её неудачах, даже рассматривал возможность, просто по-быстрому надеть на неё ошейник и продать её на ближайшем рынке.

— Отличная идея, — согласился я.

Кажется, что путь к своему прежнему положению и расположению Убара Брундизиума для гордой Янины Леди, в лучшем случае будет длинным и трудным, если будет вообще.

— Ну, а теперь нам пора в лагерь, надо там сам знаешь кого, забрать, — сказал Фламиниус, очень довольным голосом. — А потом мы отправимся в Брундизиум. А поскольку мы будем торопиться, ты будешь привязан к спине тарлариона. И о побеге даже не задумывайся, наручники с Тебя снимать никто не будет. Ну а когда мы доберёмся до ворот, то и Ты и Леди Янина дальше пойдёте пешком, закованные и на поводках.

— Конечно, — понимающе кивнул я.

— Между прочим, — как бы невзначай обратился ко мне Фламиниус, — что Ты сделал с бумагами, которые Вы забрал у Леди Янины?

— Они оказались бесполезными, — пожал я плечами. — Они содержали только какие-то задачи по Каиссе. Я их выбросил вместе конвертом.

— Не удивлен, — буркнул Фламиниус. — Именно этого я и ожидал. Более того, гарантировал это Белнару.

— Признаться, я надеялся, что они будут содержать торговые расписки, — сказал я.

— Ну да, будь они таковыми, — рассмеялся Фламиниус, — Ты, несомненно, не стал бы пытать счастья, примкнув к странствующей труппе жалких лицедеев.

— Верно, — признал я.

— Ты, кажется, нёс зерно в свой лагерь, — заметил Фламиниус, посмотрев на мешок с Са-Тарной, лежавший в пыли у мих ног.

— Да, — кивнул я.

— Ну вот, и тащи его дальше, — сказал он, махнув одному из его людей.

Солдат поднял мешок и, когда я наклонился, забросил мне на спину.

— Привяжи его там, чтобы не свалился, — приказал Фламиниус.

Когда мешок был привязан к моей спине, Фламиниус повернул своего тарларион. Цепь, идущая от моей шеи к луке его седла, зазвенела и закачалась передо мной.

— Капитан, — окликнул его один из мужчин.

— Да?

Мужчина взглядом указал на стоящую на коленях Леди Телицию, казавшуюся такой крохотной среди огромных когтистых задних лап окружавших её тарларионов.

— Хорошо, — согласилсно кивнул Фламиниус.

Несколько мужчин с довольными улыбками спешились. Двое из них сразу схватили рабыню за плечи и вздёрнули на ноги.

— После того, как тобой попользуются, Ты проследуешь за нами назад в лагерь, — приказал ей Фламиниус.

— Да, Господин, — пролепетала женщина, и её оттянули на обочину дороги.

Фламиниус понукнул своего тарлариона, посылая его вперёд медленным шагом, и мне, его пленнику, не осталось ничего другого, как двигаться следом, неся на спине мешок с зерном. Большинство его людей последовало за нами, растянувшись цепочкой вдоль дороги. Через некоторое время нас догнали их натешившиеся товарищи. На гребне холма я успел оглянуться и бросить взгляд назад. В нескольких сотнях ярдов позади нас, медленно, неуклюже, покачиваясь, возможно от боли, опустив голову, двигалась рабыня, Леди Телиция.

* * *

Сжимая прутья решётки, я наблюдал за внутренним двором, стоя на столе, который сам же и подтянул к стене, чтобы достать до распложенного под самым потолком окна. Позади меня, на соломе, на корточках сидел маленький, длинноногий и узкоплечий представитель народа людей-уртов.

Посреди двора, имелась неглубокая, перекрытая железной решёткой яма, шириной футов тридцать. Вокруг ямы, наподобие трибуны для болельщиков, были расставлены ряды деревянных скамей. В данный момент, эти скамьи были заполнены красочно разодетыми, орущими зрителями. Из-за режущих глаза солнечных лучей, бьющих прямо в глаза, мне приходилось щуриться, чтобы рассмотреть, что там происходило. Громкие крики толпы, отражаясь от окружавших двор стен, становились ещё громче. Сам я не испытывал особой любви к подобным спектаклям. Но некоторые мужчины наслаждаются ими. В азарте, они даже заключают пари на их результат.

— Смотреть, смотреть? — пропищало существо, сидевшее на соломе ниже меня, и елозившее ногами по полу, глядя на меня.

Обернувшись в его сторону, я протянул ему руку. Тот проворно вскочив, метнулся по каменному полу нашей камеры и запрыгнул на стол рядом со мной. Потом, цепляясь за мою руку, он взобрался по ней и уцепился за прутья подле меня. Чтобы ему было легче держать себя на весу, он пропихнул свои предплечья сквозь решётку, как бы обнимая прутья.

Я снова вернулся к происходящему во внутреннему дворе под нашим окном. Там в яме, рыча, от нетерпения стегая себя по бокам хвостами, припадая чуть ли не до земли, три слина угрожающе кружили вокруг интересовавшего их объекта. Этот объект, прикованный цепью в центре ямы, внимательно следил за врагами. Казалось, каждый его нерв был напряжён в ожидании нападения.

Попытка покушения на мою жизнь предпринятая в Порт-Каре, казалась мне так или иначе связанной с Брундизиумом. Это моё предположение было достаточно ясно подтверждено во время разговора Леди Янины и Фламиниусом, происходившего в моём присутствии. Далее, мне казалось вполне вероятным, что должна существовать некая связь между Брундизиумом и Царствующими Жрецами, либо их противниками кюрами. За прошлые недели, по различным причинам, я пришёл к выводу, что более вероятно, что те, кто имел дела или интересы в Брундизиуме, не могли быть Царствующими Жрецами. Выбор у меня был невелик, оставалось заключить, что это были кюры. Получалось, что именно они развили столь бурную активность в Брундизиуме, столь похожую, на их действительность в Корцирусе, где в данный момент их власть была свергнута. Однако, теперь, мне пришлось отбросить эту до настоящего времени казавшуюся стройной, гипотезу.

Снизу донёсся дикий, пронзительный визг атакующего слина, внезапно перешедший в испуганный вопль, и я увидел, как наполовину перекушенное тело зверя отлетело в сторону. Два других напавших на закованное в цепи существо слина, повисли на нём, как прилипалы на акуле. Толпа ревела от восторга. Даже отсюда была видна кровь, ручьями бежавшая по ногам и рукам атакованного животного. Оно покатилось по перепаханному, пропитанному его и его врагов кровью песку, извиваясь и борясь с висящими на нём слинами. Грохот цепей, крики толпы, завывания животных.

— Красивый! Красивый! Ставка! Ставка! — верещало существо, уцепившееся за прутья рядом со мной.

Кюры, и это теперь стало ясно мне со всей очевидностью, имели влияния или власти в Брундизиуме не больше, чем Царствующие Жрецы.

Подвергшееся нападению животное извернувшись, схватило слина, вцепившегося сзади в его ногу и, резким ударом лапы, сломало тому шею. Не задерживаясь, оно вместе с куском своего мяса отрывало оставшегося слина от своей руки и разодрав тому челюсти, протолкнуло свою огромную когтистую лапу глубоко в пасть зверя, удерживая другой лапой его забившееся в агонии тело, а потом мощным рывком прямо через горло существа, выдернуло часть его легких. Потом оно швырнуло изломанное тело зверя к своим ногам и, запрокинув голову, распахнув пасть, демонстрируя окрашенные свежей кровью клыки и язык, провыло свой вызов окружавшей его толпе, башням Брундизиума, и самому палящему полуденному солнцу.

— Три раза! — кричало существо, цепляющееся за решётку подле меня, — три раза! Это живёт снова!

Очевидно, это означало, что это был третий раз, пережитый существом в яме.

— Ставка! Ставка! Платить меня! Платить меня! — кричал урт.

В яме появились солдаты, осторожно, с взведёнными арбалетами и выставленными перед собой копьями, приближаясь к существу. Они быстро набросили на него веревки, но казалось, оно едва обратило на них внимание. Его голова в этот момент была опущена к земле. Оно насыщалось, разрывая тело одного из слинов, валявшееся перед ним.

Нет, мне больше не казалось вероятным, что кюры были у власти в Брундизиуме.

Мой сокамерник отпустил прутья, и вначале скользнул на стол, а потом спрыгнул на пол. Он вернулся на свою солому в углу, и принялся шарить в ней в поисках объедков.

Я же ещё на какое-то время остался у окна, пока, солдаты, наполовину таща, наполовину подталкивая, не вывели существо из ямы. Недовольно рыча, но послушное воле людей, оно ушло, при этом таща за собой тушу одного из убитых им слинов.

Нет, теперь мне уже было совершенно ясно, что кюры не имели никакой власти в Брундизиуме. Ведь существо, сейчас покидающее яму, волоча тушу слина и оставляя в песке за собой окровавленную, борозду, было именно кюром.

Конечно, я был сбит с толку. Развалилась вся конструкция моих стройных гипотез и разумных предположений. Получалось так, что ни у Царствующих Жрецов, ни кюров не было особых взаимоотношений с Брундизиумом. А в чём тогда смысл попытки покушения на мою жизнь во время карнавала в Порт-Каре? И в чём заключается столь очевидный интерес неких сил Брундизиума ко мне?

В чём могла заключаться моя ценность для них, да и была ли она вообще? Каково значение перехваченных мною сообщений? Очевидно, они были предназначены для неких партий в Аре. Я уже окончательно запутался. Я не знал, что думать. Единственное, что было мне предельно ясно в данной ситуации, это то, что я был в камере, в Брундизиуме, в распоряжении моих тюремщиков.

Оставив прутья решётки в покое, я спрыгнул на пол. Бросив напоследок задумчивый взгляд на зарешеченное окно, я вернул стол на место, в центре камеры, между двумя скамьями. В такой камере, предназначенной для людей, стол и скамьи имели практическое значение. Они сохраняли еду вне досягаемости уртов, а ночью, могли использоваться сна.

— Спиной к стене, на колени! — послышалась резкая команда.

Мы с представителем народа уртов сочли за благо подчиниться. Пришло время приёма пищи. В первый день моего плена я попытался затаиться около решётки, в надежде на шанс достать тюремщика. Добился я только того, что в тот день остался без еды. Уже на следующий день я повиновался гораздо быстрее. Что поделать, голод не тётка. К вечеру моего второго дня заключения в этой камере, и четвертого дня со времени моего пленения, ко мне подселили этого представителя народа людей-уртов. Я не был очень доволен его компанией, однако, этот урт был хорошо знаком с жизнью тюрьмы.

— Стол был передвинут, — бросил надзиратель, осмотрев нашу камеру.

Я понял, что он определил это, по следам на запылённом полу. Признаться, мне не пришло в голову, что это могло вызвать какое-либо возражение со стороны моих тюремщиков. Если бы я догадался об этом, я поставил бы урта около решётки и, предупрежденный им о приближении надзирателя, вернул бы стол на его оригинальное место.

Оставалось надеяться, что новое нарушение, если оно было нарушением, не приведёт к отказу в пище. Что ни говори, а поесть хотелось.

Тюремщик поставил два подноса на пол с внешней стороны решётки, и ногой протолкнул их сквозь плоское прямоугольное отверстие в основании. Но сразу он не ушёл, и мы ещё не имели права приближаться к еде.

— Боск из Порт-Кара, стоя на коленях и ждёт еды! — засмеялся он.

Я воздержался от ответа. Есть всё же хотелось больше, чем спорить с ним. Я был доволен уже тем, что он не имел ничего против перемещения стола. Тут меня заинтересовало то, что стол вообще был в этой камере. Гореанские тюремщики далеко не всегда столь внимательны к своим подопечным. Почему нас не приковали цепью вплотную к стене, и не вынудили бороться с насекомыми и грызунами за нашу еду? Пленников на Горе редко балуют, причём это касается обоих полов, как мужчин, так и женщин. Хм, интересно, а не был ли стол поставлен в этой камере именно с той целью, чтобы позволить мне увидеть то, что произошло снаружи во внутреннем дворе.

Наконец надзиратель покинул нас. Урт-переросток украдкой бросил на меня быстрый злобный взгляд.

Не обращая не это особого внимания, я встал и, принеся свою порцию, поставил поднос на стол, расположившись на одной из скамей.

Выждав ещё некоторое время, представитель народа уртов стремглав бросился к своей еде и, подхватив поднос за один край, со скрежетом металла по камню, быстро утянул его к себе на солому. Он торопливо уничтожал свою пайку, всё время настороженно следя за мной. Полагаю, мой сокамерник боялся, что я мог бы забрать его еду. Что и говорить, захоти я поступить так, труда бы мне это мне составило.

Из коридора донеслось злобное рычание, и скребущие звуки когтей по камню, сопровождаемые голосами нескольких мужчин и лязгом их оружия. А через пару мгновений за прутьями решётки нашей камеры появилась мрачная фигура кюра. Того самого из ямы во внутреннем дворе. За ним больше не волочилась туша слина, возможно он прикончил её по пути, а может просто охранники, сопровождавшие монстра, отобрали его добычу. Зверя провели мимо нашей камеры, и впихнули соседнюю клетку, сняв с него веревки, но оставив цепь на шее. Когда монстр медленно проходил мимо нас, я не мог не заметить с какой натугой и усталостью, как если бы из последних сил борясь с непереносимой болью, он передвигался. Теперь, когда он больше не боролся за свою жизнь, он казался опустошенным и ослабевшим. Практически весь его мех слипся от свернувшейся крови. Сомневаюсь, что ему удастся пережить ещё один такой визит в яму во дворе. И тем не менее, во взгляде брошенным в нашу камеру проходящим мимо существом плескалась мрачная ненависть. Я был человеком.

Я оглянулся назад на урта. Он внезапно метнулся к своей соломе, присел там, и уставился на меня своими большими глазами. Оказывается, он приблизился к столу почти вплотную. Свою порцию он уже прикончил, и казалось разумным предположить, что он намеревался, или, по крайней мере, надеялся, стянуть кое-что из моей пищи, что было вполне достижимо в то время, как всё моё внимание было обращено на проходившего по коридору кюра. Я улыбнулся. Маленький проказник, несомненно, действительно не понаслышке был знаком с порядками, возможностями и обычаями тюремной жизни.

Сокамерник сразу отвёл свои глаза, не желая встречаться со мной взглядом, и сделал вид, что сосредоточенно исследует солому на предмет нахождения там вшей.

Это был один из народа людей-уртов. У него было узкое вытянутое лицо и довольно большие, яйцевидные глаза, покатые плечи и узкая грудь. Голова его часто дёргалась из стороны в сторону. А ещё, у него были длинные тонкие руки, и короткие веретёнообразные ноги. Подобные существа обычно ходят или бегают, согнувшись, и припадая к земле. Такая низкая походка помогает им оставаться неприметными среди больших стай мигрирующих уртов, с которыми они обычно перемещаются. Иногда, если такие группы пересекают цивилизованные области, наблюдатели даже не знают, что люди-урты путешествуют среди них. Стаи уртов предоставляют им прикрытие и защиту. По неким неясным мне причинам, урты редко нападают на них. Кстати, заметить их всё же можно, эти существа имеют привычку, иногда, неожиданно выпрямляться, осматриваясь вокруг, а затем быстро возвращаться к прежнему скрытному положению. Также они способны к просто невероятной неподвижности, с последующим внезапным взрывным движениям.

Я тихонько щёлкнул языком, привлекая его внимание. Тот немедленно, встревожено, повернул ко мне свою голову, и я жестом подозвал его к себе. Урт, внезапно встал вертикально и с недоумением уставился на меня.

— Иди сюда, — подозвал я его.

Его рост, когда он стоял вертикально, составлял приблизительно три с половиной фута.

— Не бойся, — сказал я, и взял кусок твердого ларма со своего подноса.

Имеется в виду твёрдый, похожий на яблоко фрукт с единственным семечком. Он совершенно отличается от разделённого на дольки плода сочный лармы. Его ещё иногда называют, и возможно это более точно, «фрукт с косточкой», из-за его крупного семечка.

Я держал дольку так, чтобы урт мог её видеть. Насколько я знал люди-урты, питали слабость к «фруктам с косточкой». В действительности, именно за то, что воровал такие фрукты из городского сада, он и был посажен в тюрьму. Существо запуталось в сети, а потом сторожа посадили его в мешок и приволокли сюда. С тех пор прошло уже больше шести месяцев. Я выяснил это у тюремщика, когда он забросил существо ко мне в камеру. Человек-урт опасливо приблизился ко мне, а потом поднял свою длинную руку, и указав тонким указательным пальцем на фрукты, пропищал:

— Ставка! Ставка! Платить! Платить!

— Э нет, — заметил я. — Я с Тобой пари не заключал.

Я так понял, его замечание относилось к бою кюра со слинами, который мы с ним наблюдали этим утром. Похоже, он решил, что мы побились об заклад.

— Я Тебе ничего не должен, — предупредил я. — Это моё.

Существо с испуганным видом немного отпрянуло от меня.

— Но я могу Тебе это дать просто так, — предложил я.

Он выжидающе смотрел на меня, и, я отломив кусочек от фрукта с косточкой, вручил ему. Не сводя с меня своих огромных настороженных глаз, человек-урт быстро сгрыз доставшуюся ему добавку.

— Иди сюда, — пригласил я, похлопав по столешнице. — Запрыгивай.

Он подскочил на стол, и присел на корточки.

— Как Тебя зовут? — спросил я, отломив ещё один кусочек твердого фрукта, и передавая ему.

Он произнес нечто напоминавшее шипящий визг. Возможно, это и было имя. Люди-урты, насколько я понял, будучи в стае, обычно общаются между собой посредством таких звуков. Насколько изощрённы и сложны, могли бы быть эти их сигналы, я не знал. Они действительно очень сильно напоминали естественные звуки уртов. Я бы предположил, что таким образом они делали своё присутствие среди стаи уртов менее заметным для сторонних наблюдателей, а возможно и менее очевидным или навязчивым для самих мигрирующих уртов. Однако я и раньше знал, а теперь убедился в этом воочию, что люди-урты могли, и при случае, во время их редких контактов с людьми, общаться на ломаном гореанском, и что интересно, больше напоминающем его архаичную версию, на которой на Горе никто, кроме членов касты Посвященных, не говорит уже сотни лет.

Впрочем, для меня не составило большой трудности понять его речь. Он показался мне весьма умным существом, и его гореанский, несомненно, сильно отличался от обычного уровня знания языка остальными людьми-уртами. Несомненно, это было результатом длительного нахождения в тюрьме среди людей. Люди-урты быстро учатся. Они разумны. Некоторые люди держат их дома в качестве домашних любимцев. Не исключено, что они когда-то были одной из ветвей вида Хомо Сапиенс. А может быть и так, что когда-то, очень давно, некоторые виды уртов стали симбионтами людей, или же наоборот, некие люди стали сотрапезниками, попутчиками, разделившими стол и кров, если можно так выразиться, со стаями мигрирующими уртов.

— А как Тебя называют здесь? — поинтересовался а, понимая, что его истинное имя выговорить не получится.

— Ним, Ним, — ответил он.

— А меня можно назвать — Боск, — представился я.

— Боск, Боск, — повторил человек-урт. — Хороший боск. Красивый боск. Ещё ларма! Ещё ларма!

И я передал существу ещё один кусочек твердой лармы.

— Хороший Боск, хороший Боск, — пропищал Ним-Ним, и получил от меня ещё дольку.

— Боск хотеть побег? — вдруг тихо спросил он.

— Конечно, да, — сказал я.

— Плохие люди хотеть, делать с Боск ужасный вещи, — сообщил он.

— Что? — переспросил я.

— Ним-Ним бояться говорить, — ответил мой сокамерник.

Я не стал давить на него.

— Стол есть в мало клетка, — робко намекнул он. — Боск, не прикована на цепь.

— Кажется, я Тебя понимаю, — кивнул я.

Не будучи прикованным цепью, и благодаря столу, я мог полюбоваться жестоким зрелищем во внутреннем дворе тюрьмы. Я уже предполагал, а теперь учитывая намеки маленького существа, был уверен, что именно возможно, было мне предначертано. Я вздрогнул. Сколько же ненависти должны они испытывать ко мне!

— Ещё ларма! — попросило существо. — Ещё ларма!

Я дал ему ещё кусочек лармы, которой у меня осталось совсем немного.

— Значит, они намереваются затравить меня в яме, — предположил я.

— Нет, — сказал Ним-Ним. — Хуже. Много хуже. Ним-Ним помогать.

— Я не понимаю, — признался я.

— Боск хотеть побег? — спросил Ним-Ним.

— Да, — кивнул я.

— Ещё ларма, — тут же сказал он. — Ещё ларма!

И я отдал ему последнюю дольку лармы.

— Боск хотеть побег? — снова просил человек-урт.

— Да, — повторил я.

— Ним-Ним помогать, — пропищал он.